Базовая идейная структура право-радикальных идеологий в современной России

Подобные операции представляют схватывание многообразия популизма, а, главное, ведут к осознанию необходимости систематизации процесса осмысления популизма, выстраивания его концептуальной структуры. В целом, стоит говорить о наблюдаемой тенденции отхода от перечисления эмпирически регистрируемых особенностей к конструированию идеальных типов.

Дискурсивная стратегия, главным представителем которой является Э. Лакло, оформилась в противовес субстантивной. Согласно данной традиции, популизм есть не идеология, но некоторая логика артикуляции произвольного политического содержания. Популизм связывается с конструированием и превалированием анти-институциональной "логики эквиваленции" и "народного" субъекта (секция, нередко исключенная, внутри сообщества и одновременно агент, презентующий себя как целое общности), противопоставляемых институциональной "логике дифференциации" и свойственному ей "демократическому "субъекту", замещением рациональных однозначных социально-политических запросов расщепленными в себе (партикулярность, одновременно отражающая тотальность) и объединенными требованиями, оказывающимися возможными, благодаря обнаружению "пустого интегрирующего означающего" и реализации в нем своего протестного негативного потенциала. Заметим, что необходимо "пустые" означающие посредством исполнения своей функции приобретают абсолютную ценность, вследствие чего подвергаются оспариванию со стороны различных идеологических систем, обретая "плавающий" статус. Данные операции оказываются возможными только благодаря конструкту "внутреннего фронтира" (неизбежно "плавающего"), невозможного вне "образа Врага", в качестве которого выступает режим и поддерживающие его политические и интеллектуальные элиты. См. E. Laclau Populism: What's in a Name? // Populism and the mirror of democracy. Ed. by F. Panizza. NY: Verso. 2005. pp. 32-50

Проблема подхода кроется в следующем: любое оппозиционное движение оказывается, в некоторой степени, неизбежно "популистским". Этот факт признает сам Лакло. Конфликт между двумя "логиками" свойствен политике, а артикуляция идеологических постулатов согласно логике эквиваленции свойственна, так или иначе, всем политическим силам. Именно так интерпретировать популизм целесообразно в том случае, если изучается функционирование демократической политики, или дискурсивные механизмы "протеста". Однако в контексте исследований идеологии принятие подобной трактовки оказывается контрпродуктивным.

Удаление от этого полюса и свойственного ему радикализма, впрочем, может привести нас к интересным и ценным теоретическим находкам. В частности, к этому подходу тяготеют следующие интерпретации, фундаментом которых оказывается видение популизма как стратегии действования в поле политики.

K. Уэйланд, изучая латиноамериканскую политику, определяет популизм как инструмент властвования индивидуального лидера (в противовес неформальной группе и формальной организации) над институционально неорганизованной массой последователей (в противовес экономическим или военным элитам). K. Weyland Clarifying a Contested Concept: Populism in the Study of Latin American Politics // Comparative Politics. 2001. V.34. P. 13 Установление харизматического стиля лидерства и риторика близости к "народу" становятся лишь необходимыми производными.

Р.С. Джансен предлагает универсализацию популизма, рассматриваемого как способ обретения политической поддержки. Популизм как концепт не исчезает, но оборачивается "популистской мобилизацией", опирающейся на "популистский проект" интеграции маргинализованых социальных слоев, репрезентируемый в формате националистической анти-элитарной, превозносящий "простого человека", "популистской ритирики". См. R.S. Jansen Populist Mobilization: A New Theoretical Approach to Populism // Sociological Theory. 2011. 29:2. pp. 75-96

Далее, К. Диган-Краузе и Т. Хаугхтон пишут о возможности определения градаций популизма посредством анализа определенного дискурса на предмет выявления распространенности "специфических популистских высказываний" (категории обращений). Популизм представляется стратегией максимизации поддержки, осуществляемой путем риторик гомогенности элиты \ народа, прославления народа, наведения клеветы (denigration) на элиту, отрицания политики кооперации и компромисса, пропаганды принципа непосредственного лидерства. K. Deegan-Krause, T. Haughton Toward a More Useful Conceptualization of Populism: Types and Degrees of Populist Appeals in the Case of Slovakia // Politics & Policy. 2009. V.37. P. 823

Формализм логически обозначенного реляционного полюса определения популизма изживает себя согласно своей имманентной тенденции к обрастанию относительно конкретными идеологическими моментами. Приведенные выше примеры демонстрируют движение к конкретизации популизма как стратегии властвования над семантическим полем. Стратегия, будучи сначала абстрактно "протестной", разворачиваясь в идее, конкретизируется, выстраивая необходимую систему моментов, которые, будучи интеллектуально оформленными (осмысленным и объективированным), обернутся элементами единой идеологии. Иными словами, популизм как стратегия неизбежно обретает позитивно идеологическое содержание, которое уже явно прослеживается во всех трактовках, удаляющихся от формализма Лакло. Впрочем, даже у него представлен исток этого тренда, схваченный и проявленный в определении популизма К. Мудде, полагающего популизм идеологией, представляющей общество окончательно (предельно) разделенным на две гомогенные и антагонистичные группы, "чистый народ" и "коррумпированную элиту", а также утверждающего, что истинная политика должна быть выражением воли народа (volontй gйnйrale). C. Mudde The Populist Zeitgeist // Government and Opposition. 2004. P. 543

Итог: истинное (как эвристически ценное) определение популизма достигается на пути от "формального" (discourse-theoretical) полюса нашего условного спектра к "эмпирическому" (content-based). Мы преодолеваем опустошенность результатов чисто "реляционного" подхода и хаотичности "субстантивного". Цель пути лежит, скорее, посередине и представлена в виде "тонкой" идеологии, крайне гибкой и не самодостаточной, но имеющей некоторое "ядро", заключающее в себе логику построения дискурса и необходимые объективации этой логики. Как утверждает Б. Стенли, многообразие принимаемых популизмом форм объясняется не концептуальной бессвязностью, но концептуальной тонкостью, то есть, открытость к трансформациям и (глубокая) имманентная оспариваемость (contestability) ядра популизма делает его восприимчивым партнером полных идеологий. B. Stanley The thin ideology of populism // Journal of Political Ideologies. 2008. 13(1). P. 107

Интеллектуальное продвижение по нашему спектру может быть сравнено с предложением перемещаться по "лестнице абстракций", разработанной для популизма С. ван Кесселем. См. S. van Kessel The populist cat-dog: applying the concept of populism to contemporary European party systems // Journal of Political Ideologies. 2014. V.19. pp. 99-118 На вершине имеем концепт популизма, соответствующий минималистскому определению, используемый для обозначения риторической стратегии произвольного политического актора. Опускаясь на одну ступень, обнаруживаем концепт для характеристики действительно популистских политических партий, закрепивших популистский минимум, оформивших специфическую идеологию, санкционирующую закрепление определенного стиля репрезентации лидеров, организации и идей. Последняя ступень заключает в себе возможность типологии популизма, гарантированной обрастанием минималистского определения дополнительными диверсифицирующими чертами. При этом важно обратить внимание, что между первыми уровнями существует качественный разрыв: на высшей ступени мы имеем дело с риторикой, а на промежуточной уже с идеологией.

Имманентная логика популизма может быть реконструирована и воспроизведена посредством обращения к трехполярной модели отношений в политике, центрируемой идеологическим дискурсом активной, нацеленной на максимизацию поддержки, оппозиционной партии. Популисты выстраивают доверительные отношения с популяцией, но антагонистичные с политической элитой, при этом способствуя установлению антипатии населения к настоящим властям. I.N. Rooyackers, M. Verkuyten Mobilizing support for the extreme right: A discursive analysis of minority leadership // British Journal of Social Psychology. 2012. 51. P. 132 Эта модель не вступает в противоречие с подходом Лакло, но упрощает и дисциплинирует изложение.

1). Народ в идеологии популизма является пустым господствующим означающим, отражающим "сфабрикованное согласие". Цель популистов состоит в проведении процедуры "деконтестации" этого концепта. "Народ" всегда символизирует само единство и сам акт коллективного требования, являющегося чем-то невообразимым, потому способным объять многообразие реальных запросов, полагающего в себе выход за пределы официально санкционированных требований. Соответственно, утверждается претензия на радикальный демократический проект, осуществляемый, что парадоксально, посредством гегемонии популистского дискурса. H. Krips New Social Movements, Populism and the Politics of the Lifeworld // Cultural Studies. 2012. V.26. P. 251-256

Лидеры - популисты заявляют о своем умении отличать "волю" народа, как некоего трансцендентного целого, от частных и извращенных сиюминутных "желаний" изолированных индивидов. "Народ" в дискурсе популистов есть демократический суверен, конечная инстанция. Он всегда "един", "прост", "близок" ("наш"). "Народ" есть воображаемая, но единая и совершенная в себе общность, облик которой был преображен эгоистическими действиями элиты и враждебным влиянием чуждых цивилизаций, что привело к разрыву между скрытой "истиной" (в себе) народа и его самосознанием (для себя). При этом, полагание гуманистического конструкта-актора (класс; народ; лидер) на место теологического означает вменение ему качества сакральности и сверхъестественности, что разрушает эмпирический референт или выводит его за пределы эмпирической реальности. A. Arato Political Theology and Populism // Social research. 2013. V.80. P. 167 Иными словами, проект заключает в себе разрыв и противоречие. Гарантия неизменности данного разрыва при сохранении побудительной силы его как мифа обеспечивает сохранность популизма как средоточия секулярной "политической теологии" и обуславливает действительность тоталитарных проектов.

Популизм образуется полаганием народа основным и окончательным источником легитимности, однако, возможны различные интерпретации (варианты конструирования) этой инстанции - социологическая (низший и бессильный класс), культурная (гомогенная этническая общность (volkisch), гражданственная (источник политического представительства и процесса принятия решений; граждане). P. Ignazi Extreme Right Parties in Western Europe. - Oxford: Oxford University Press. 2003. P. 29-30 От интерпретации локуса власти зависит образ "легитимного" политического институционального дизайна. Спектр возможных вариантов представляется весьма растянутым: от признания принципов "царистского" и харизматического выражения извечной "души" и "истины" народа, через разработку наиболее адекватных механизмов либерального представительства, до предложений масштабного внедрения институтов "прямой демократии" (референдумы). Популизм в контексте правых идеологий приобретает черты элитизма: народ признается "сувереном", но пассивным, неграмотным, простодушным, спящим, неспособным самостоятельно высказаться, соответственно, требующим постоянного руководства со стороны истинной (альтернативной) элиты. Таким образом, народ полагается по преимуществу объектом политической активности. M.Caiania, D. Porta The elitist populism of the extreme right: A frame analysis of extreme right-wing discourses in Italy and Germany // Acta Politica. 2011. V.46, №2. pp. 180-202

Важно подчеркнуть дуализм "народа" в идеологии популизма. С одной стороны, народ есть нечто трансцендентное, обозначенное нами выше, но, с другой стороны, чертой популизма является "политика heartland'а" - обращение к "нормальному", "обычному" человеку, монополию на представление интересов которого пытаются закрепить за собой популисты. Таким образом, имеем как логику "политической религии", так и логику "парламентской catch-all партии" (понравиться всем).

2). Политический истеблишмент или элита в широком смысле выступает как необходимый антагонистический "Другой" Народа. Данный сущностный момент был выше имплицитно осмыслен как негативный позитивности "Народа".

Поэтому обратимся к прикладному аспекту, а именно, конкретно-политическому противоречию популизма: лидеры партии, участвуя в политической борьбе (рядом с представителями "элиты"), получая места в парламентах, утрачивают идеологические условия своей возможности, а именно, позиции, с которых можно критиковать "элиту", противопоставляя себя ей. Проблема кроется в том, что популисты, как правило, не становятся "иной" элитой, не производят крушения "старого режима", а интегрируются в существующие структуры, тем самым отрываясь от источника своей силы - "народа".

"Протестный" характер популистов привлекает разочарованный электорат. Дистанцирование от правящих партий позволяет набирать популярность посредством указания на провалы действующей власти, а также вменять им в вину глобальные тренды, выходящие далеко за пределы их непосредственной зоны полномочий и ответственности. Подобная стратегия позволяет популистам быть крайне успешными в оппозиции, хотя уровень электоральной поддержки, как правило, нестабилен. Однако в "правлении" они оказываются слабыми. К. Мудде выделяет следующие причины плачевного положения популистов у власти: они фокусируются на ограниченном круге проблем и игнорируют социально-экономическое измерение, что подрывает их позиции, как ни парадоксально, в периоды кризиса; они сталкиваются с трудностями кооперации с бюрократией и некоммерческими организациями, что вызвано, одной стороны, низким уровнем административного профессионализма, с другой стороны, воинственной риторикой и боязнью разрушить имидж компромиссными решениями; в правительствах выступают, как правило, в качестве младших партнеров, что препятствует разворачиванию последовательной "революционной" политики, но и подрывает шансы сохранения оппозиционного имиджа (в итоге: позиция в правительстве, но вне его). См. C. Mudde Three decades of populist radical right parties in Western Europe: So what? // European Journal of Political Research. 2013. 52. pp. 1-19

3). Партийным популистам свойственен характерный стиль, манера репрезентации. Популисты позиционируют себя как единственных реальных представителей "народа". Зачастую они указывают на свою уникальную способность "слышать" голоса простых людей, "расшифровывать" их истинные нужды и транслировать общественное недовольство.

Излюбленное место обитания популистов - парламентская трибуна и телестудия, как подмечает П. Таггарт, популисты, в противовес нео-фашистам, "предпочитают костюмы на заказ военным мундирам", что отчетливо выражает их стилистико-идеологический профиль. P. Taggart New populist parties in Western Europe // West European Politics. 1995. V.18. pp. 34-51

Deiwiks C. Populism // Living Reviews in Democracy. 2009. P. 36

Фигура харизматического Лидера призвана разрушить машинерию либеральных институтов, отчуждающих народ от элиты. Данная идея восходит еще к М. Веберу, конкретно, к его предложению внедрения и расширения практики плебисцита, а также максимизации прямых контактов всенародного главы государства с населением в обход разветвленных бюрократических структур, имеющих свои эгоистические интересы.

Организационный характер популистских партий можно расшифровывать через концепт "харизматических партий", распадающийся на "мягкий" и "жесткий" подтипы. См. A. Pedahzur, A. Brichta he Institutionalization of Extreme Right-Wing Charismatic Parties: A Paradox? // 2002. 8(1). pp. 31-49 В первом случае, лидер выступает как "предприниматель" и инноватор в области политической повестки и ассоциируется с поднятой и временно монополизированной ими социальной проблемой. Во втором случае, сам лидер является посланием. Несмотря на отмечаемую исследователями, существующую теоретически проблему прохождения "жесткими" ХП, к которым можно причислить популистские партии, всех стадий институционализации (инициация; организация; стабилизация), подобные партии в действительности оказываются на удивление успешными и жизнеспособными. Во многом, благодаря, талантам лидеров, способных перестраиваться и адаптироваться, а также организовывать движения. Ведь, как замечает Р. Хейниш, популистская идеология находит свое адекватное выражение не столько в партии, сколько в массовом, стихийном и эгалитарном "движении", которому свойственны высокий уровень мобилизации и низкий - институционализации, что отражается в минимизации роли партийных органов выработки и принятия решений. R. Heinisch Success in opposition - failure in government: explaining the performance of right-wing populist parties in public office // West European Politics. 2003. V.26. P. 94

Для понимания перспектив популистов, а также выявления эксплуатируемых ими ниш, нужно обращаться к характеристикам партийной системы, в особенности, социальным конфликтам и противоречиям, которые моментально схватываются популистами, а затем отражаются в их программах таким образом, чтобы обеспечить максимизацию электорального успеха. Ареал обитания популистов создается во многом ключевой для политии консервативной партией, которая может, во-первых, вводить некоторые, ранее табуированные, темы в публичный политический дискурс, во-вторых, занимать дружественную или враждебную позицию по отношению к популистским партиям, в-третьих, прекращать отстаивать позиции по некоторым вопросам, освобождая место для новых радикальных партий. Например, взлет популизма в 1980-е связан с обновлением консерватизма, сначала накалившим обстановку (радикализация дискурса), а затем отступившим на более умеренные позиции.

Претензия популистов на выражение "воли народа" не должна принуждать нас к отказу от учета про-активной, а не реактивной, деятельности этих партий по формированию предпочтений электората. Данная задача осуществляется посредством манипуляций броским и социально одобряемым пустым означающим "здравого смысла", а также артикуляции идеологических позиций на близком и доступном "простому человеку" языке. Популисты способны эффективно совмещать техники маркетинга и PR с сильным лидерством и "манипулированием" простыми и ясными позициями. T. Akkerman Populism and Democracy: Challenge or Pathology? // Acta Politica. 2003. 38. P. 153

Они способствуют общей тенденции к "таблоидизации" политического дискурса, что делает их крайне успешными в ситуации постиндустриальных демократий, для которых характерно превращение политики в шоу, обусловленное "продолжающейся гегемонией ценностей свободного рынка и коммерциализацией национальных медиа", ведущее к замещению политических дискуссий публичной декламацией "кухонных истин". J. Comroff Populism and Late Liberalism: A Special Affinity? // The ANNALS of the American Academy of Political and Social Science. 2011. 637:99. P. 108 Стиль популистов противоречив и демагогичен, основан на одновременном удалении от обсуждения конкретных, насущных проблем и отрицании абстрактного, комплексного и долгосрочного, утверждении "здравого" и "близкого" "каждому" человеку ("day-to-day concerns"). T. Todorov, J. Anzalone The New Wave of Populism // Salmagundi. 2003. V.139-140. P. 9

Предложим варианты типологии популизма, развивающие намеченную выше глубинную логику популизма в специфические системы смысла.

1). Степень догматизма. Выделим две крайности, являющиеся идеальными типами, возвращающие нас к проблеме дуализма "народа" в дискурсе популизма. С одной стороны, популисты действуют как практически идеальные акторы теории рационального выбора и экономических моделей демократии: они ориентированы исключительно на максимизацию электоральной поддержки в условиях оккупации стороны политического предложения крупными и успешными игроками - mainstream партиями. Они опираются преимущественно на протестный электорат, который непрестанно меняется, поэтому всегда находятся в состоянии рискованного поиска временных "выигрышных формул" и размывания идеологических позиций. В этом кроется их конфликт с "догматичными" правыми. R. Heinisch Success in opposition - failure in government: explaining the performance of right-wing populist parties in public office // West European Politics. 2003. V.26. P. 96

Возникает проблема определения границ, за которые популизм выходить не может, оставаясь соответствующим своему понятию. Выдвинем двухступенчатое решение. Первое, популизм стоит рассматривать как правое крыло "Новой Политики", вынесенной на повестку западных демократий Новыми Левыми, ориентированной на противостояние элитам и бюрократизированным профессиональным и одновременно catch-all партиям, привлечение внимания граждан к проблемам постиндустриального общества (трудовая миграция, мультикультурализм, "скука") и отличающейся специфическим (не ортодоксальным) стилем участия в политической жизни. Таким образом, если популизм есть правый эквивалент "Новой Политики", то он ограничен, во-первых, своим основанием, то есть должен воздерживаться от перехода в mainstream, а, во-вторых, левым крылом, то есть должен придерживаться исконно "правой" тематики, формируемой вокруг "культурализма" и\или капитализма. Второе: данная разновидность популизма всецело подчинена логике максимизации голосов, оправдывающей идеологический оппортунизм. Имеет смысл говорить о принципе "парламентаризма", представляющимся краеугольным камнем этого популизма.

С другой стороны, популисты могут быть последовательными догматиками. Спасаемый Народ и коррумпированные элиты так же лежат в основании их построения, но в данном случае первостепенны и субстанциональны романтические моменты о "духе" общности, а также болезненное раздвоение истинных чаяний народа и преходящих обманчивых единичных высказываний. Популисты от новой "политической религии" должны опираться в себе на подобные идеи-высказывания: "Ибо идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности". В.С. Соловьев Русская Идея. - URL: http://www.magister.msk.ru/library/philos/solovyov/solovv13.htm (Дата обращения: 10.06.2014). В итоге, имеем претендентов на неискаженное выражение "объективного народного сознания," противопоставляемое "ложному сознанию".

2). Спектр популизма и характер "фронтира". Допустимо ли введение разграничения на "правый" и "левый" популизм?

Взлет популярности семьи "(нового) ПР", вероятно, опосредованно повлиял на тенденции к слиянию популизма и национализма. Мы можем наблюдать фактически приравнивание популизма к ПР. В статье The war of words defining the extreme right party family, на основе выделения теоретических школ, ориентированных на изучение "правого радикализма", выработано следующее понимание "популизма": популизм как именование "ПР", принятое в определенной исследовательской традиции "New Politics approach", суть которой заключается в синхронной интерпретации партийных "новые левых" (феминизм, новый марксизм, энвайроментализм и т.д) и "новых правых" (популизм, этноцентризм, коммунитаризм и т.д.) как выразителей новых пост-индустриальных расколов, проходящих в плоскости культуры, не-материалистических ценностей. C. Mudde The war of words defining the extreme right party family // West European Politics. 1996. V.19. P. 243

Дж. Ридгрена можно отнести к этому направлению, ведь именно в рамках New Politics approach модернизация приводит к возникновению новых партий: опирающихся на интересы победителей процессов социальной и экономической трансформации (нео-либертарианцы) и воспринимающих себя проигравшими ("ПР" как популизм). Следуя Ридгрену, можно рассматривать популизм как элемент формы, принимаемой правым радикализмом в атмосфере второй половины двадцатого века. Радикалы, чтобы выжить в преображенных условиях, были вынуждены изобретать иной "master frame", заменять биологический расизм, антисемитизм и антидемократическую радикальную критику политической системы на нечто комплексное, гибкое, резонирующее с опытом "повседневности" современных европейцев и свободное от стигматизации фреймом, комбинирующим этнонационализм (культурный расизм) и anti-political establishment populism. J. Rydgren Is extreme right-wing populism contagious? Explaining the emergence of a new party family // European Journal of Political Research. 2005. 44. P. 426 Популизм оказывается моментом современного "ПР", поэтому стоит говорить об идеологии "радикального правого популизма", ибо, как пишет Дж. Ридгрен, только синтез этнического национализма и ксенофобии, характерный для фашизма, с популизмом, свойственным протестным партиям, позволяет избегать маргинализации и репрессий и привлекать избирателей определенным и относительно стабильным позитивным содержанием. J. Rydgren Radical Right Populism in Sweden: Still a Failure, But for How Long? // Scandinavian Political Studies,. 2002. V.25. P. 29

Безусловно, "правые" не имеют монополии на популизм, Проблематичность "правизны" популистов их принадлежности как идеологической семьи группе правых радикальных идеологий, подчеркивается P. Lucardie: "Populists would do away with elites and establish a more direct (and more homogeneous) democracy, so they would reduce rather than increase inequality, one might argue. Obviously, their egalitarianism is restricted to the ethnic `heartland', while they try to increase the inequality between their own people and the immigrants and other outsiders (Eigen volk eerst! [Our own people first!]). In this sense, the nativist populists may be right when they claim to be neither right nor left - or better still: they are both" (P. Lucardie Populism: Some Conceptual Problems // POLITICAL STUDIES REVIEW. 2009. P. 320). более того, противостояние элите было извечной характерной чертой "левых". Однако возникает вопрос: можно ли говорить об особенностях именно "правого" популизма? Х-Г. Бетц пишет об идеологии "exclusionary populism", ставшей наиболее успешным и доминирующем в настоящее время ответвлением правого радикализма. Ядром этой идеологии выступает ограничительное понятие гражданства, предполагающее, что настоящая демократия может опираться только на гомогенную общность, что лишь укорененные (долго проживающие в политии) граждане являются полноценными членами гражданского общества, а все общественные выгоды (льготы; society's benefits) должны принадлежать им. H-G. Betz The Growing Threat of the Radical Right P. 74 Исследователь указывает на "радикальный правый популизм", который, подразделяется на нео-либеральную и национально-авторитарную ветви. См. H-G. Betz The Two Faces of Radical Right Wing Populism In Western Europe // Review of Politics. 1993. V.55. pp. 663-685 Но нас здесь интересует популизм, который интегрируется в структуру новой идеологической семьи только путем приобретения уточняющей черты, а именно, "исключения" иммигрантов, разрушающих гомогенную культурную общность. Следовательно, популизм может обрести иные, "левые", уточнения.

Основанием спектрального разделения популизма, по С. Дейуикс, является принцип конструирования "народа" как фракции населения: "правые" обращаются к культурному аспекту (верность традициям), а "левые" - к социально-экономическому (угнетенное положение). C. Deiwiks Populism // Living Reviews in Democracy. 2009. P. 2 Популизм конструируется антагонистичным Другим: если "народ" противопоставляется "иммигрантам", то мы имеем "правую" версию популизма, а если - "империалистическому" классу, то, соответственно, "левую".

Важно подчеркнуть, что иногда фигуры Другого бывает недостаточно. Например, А. Заслове предлагает, обращаясь к анализу идеологии и социальной структуры поддержки, выделять не только правый радикальный и левый, но право-центристский популизм. A. Zaslove Here to Stay? Populism as a New Party Type // European Review. 2008. V.16. P. 326-331 Последний отличается низкой степенью радикализма, акцентом на проблемах "закона и порядка", риторикой защиты нации, представленной гражданским обществом. Подобные партии не имеют четкого электорального профиля. Далее, не ясно к какому крылу популизма отнести тот, который противопоставляет себе " (либеральное) государство"? В данном случае, простого указания "имени" антагонистичного Другого явно недостаточно. Требуются дальнейшие разъяснения: что противопоставляется "государству"? (традиционная или коммунистическая община); какая конкретно "элита" подвергается критике? (международная экономическая элита (ТНК; банки) или политическая элита США); что призвано заместить отрицаемую элиту? (новая героическая (творческая) элита или ничего?). Появление ответов на данные вопросы позволит определить, к какому типу популизма относится изучаемая система.

Спектральное измерение может выступать лишь с появлением второго уровня, надстраиваемого над популизмом как "тонкой" идеологией, характеризуемой исключительно постоянством апелляций к "народу", задающей специфический стиль политической коммуникации. Дополнение этой системы до "полной" предполагает идеи "исключения" и\или "противодействия элитам", что, соответственно, приводит к возникают двух типов популизма: горизонтального (против мигрантов) и вертикального (против истеблишмента) позиционирования. См. J. Jagers, S. Walgrave Populism as political communication style: An empirical study of political parties' discourse in Belgium // European Journal of Political Research. 2007. 46. pp. 319-345

Смешение на концептуальном уровне популизма и национализма, достигаемое путем интеграции изобретенной серой зоны их пересечения - "правого (exclusionary) популизма" - в пределы непосредственно популизма не кажется эвристически оправданным. Правый популизм или популизм горизонтального "фронтира" стоит заменить просто синтезом популизма и национализма. Горизонтальное исключение - сущностная черта национализма. Мы согласимся с У. Ставрикакисом, отмечающем недопустимость смешения дискурсов популизма и национализма, разделяющих логику эквиваленции, но построенных вокруг различных сосредотачивающих (интегральных) инстанций (имен; подписей) (народ \ нация), конструирующих различных антагонистичных "других" (внутренний враг (властный блок; привилегированный сектор; идеологически чуждая часть интеллигенции) \ внешний враг (иная нация). Y. Stavrakakis Religion and Populism in Contemporary Greece // // Populism and the mirror of democracy. Ed. by F. Panizza. NY: Verso. 2005. P. 245-246

3). Демократизм популизма. Рассматривая латиноамериканский опыт, Р.Х. Дикс, выдвинув четыре критерия, предложил разделять популизм на авторитарный и демократический виды. R.H. Populism: Authoritarian and Democratic // Latin American Research Review. 1985. V.20. P. 47 Первый опирается на неустойчивые и неорганизованные массы и расплывчатую, мягко анти-империалистическую, идеологию. Второй - на организованный труд и крестьянство, располагает конкретной экономически националистической идеологией. Далее, для авторитарного популизма свойственна слабая партийная организованность и зависимость от мифа о лидере. Демократический популизм стремится пережить своего лидера, тем самым рассчитывает на построение сильных институтов своего господства. Наконец, если в руководстве первого ключевую роль играют военные, клерикалы и крупные собственники, то второй организуется профессионалами и интеллектуалами.

Достойным обобщением данного блока станет типология, опирающаяся на феноменологический подход к определению популизма, предложенная М. Канован. Автор выделяет аграрный и политический популизм. См. M. Canovan Two Strategies for the Study of Populism 550-551 Единое для всех: риторика "народа" и "обычного человека". Первая группа разделяется в себе на фермерский популизм, революционный интеллектуальный популизм и крестьянский популизм. Последняя, представляющая для нас интерес, заключает в себе популистскую диктатуру, популистскую демократию, реакционный популизм и популизм политиков. Первые две разновидности повторяют различение по степени демократичности, а последняя - отсылает к нашему "парламентарному" популизму, но применяется в данном случае лишь для характеристики электоральной стратегии mainstream catch-all партий. Реакционный популизм, в свою очередь, близок к национально-авторитарным радикальным правым популистским партиям, однако, в данной типологии не отмечается их нередко или, как правило, "оппортунистический" характер. Несмотря на значимость данной типологии для исследований популизма, заметим, что наши предложения (касающиеся, однако, лишь "политического популизма") имеют большую эвристическую ценность, так как проявляются новые аспекты популизма и уточняются основания классификаций.

Популизм является непременным "попутчиком" репрезентативной демократии. Как замечает К. Мудде: "Популистский дискурс вошел в политический мейнстрим современных западных демократий. Я называю этот феномен популистским Zeitgeist". C. Mudde The Populist Zeitgeist // Government and Opposition. 2004. P. 562 Традиционные партии склонны обращаться к популизму как к инструменту упрочнения своего пошатнувшегося господства. Возможно, бурное развитие популизма в современной Европе свидетельствует о кризисе демократии, как минимум, кризисе институтов.

Исследователи не пришли к консенсусу по вопросу, чем является популизм: патологией демократии или контрагентом, обеспечивающим нормальное функционирование современных демократий.

По мнению "разоблачителей", популизм является угрозой демократии, так как логика его функционирования противоречит фундаментальным принципам демократии, предполагающим сохранение "пустоты" как центральной инстанцией власти политии ("empty locus of power"), а также недопустимость редуцирования многообразия современного общества к единству и гомогенности; в популизме в центр политического и власти помещается народ, образованный единой идентичностью и волей. K. Abts, S. Rummens Populism versus Democracy // POLITICAL STUDIES. 2007. V.55. P. 420 Как добавляет Р. Кнопфф, популизм оказывается современным выражением фундаментального "теократического соблазна преодоления фракционности". См. R. Knopff Populism and the Politics of Rights: The Dual Attack on Representative Democracy // Canadian Journal of Political Science. 1998. V. 31. pp. 683-705

В противовес критикам, выдвигается аргумент о функциональной необходимости популизма, оправданности его самой демократией. М. Канован утверждает: популизм есть симптом имманентного противоречия демократии - конфликта между политикой веры и политикой скептицизма. См. M. Conovan Trust the People! Populism and the Two Faces of Democracy // Political Studies. 1999. V. 47. pp. 2-16 Три аспекта этого конфликта: демократия священна и обещает Спасение - демократия есть набор правил и предписаний для рационального решения конфликтов; демократическая власть как "комиссар" тотальной власти народа - демократическая власть как нечто завязшее в сложной системе сдержек и противовесов, неспособное решать глобальные проблемы, выходящие за пределы ее компетенции; истина демократии в романтизме позитивной массовой спонтанности - истина демократии в гарантии прав и свобод индивида. Искоренение этого противоречия обернется искоренением самой демократии. Жизнеспособность демократии зависит от напряженности этих противоречий и способности находить им разумное решение в рамках политии.

Как полагает Ш. Муфф, популизм стоит за единственным на данный момент решением проблемы исчезновения политики, становящейся, благодаря укреплению идеологической рамки свободного рынка и прав человека, чрезмерно формализованной и неантагонистической. По мнению мыслителя, либералы упускают неизбежность неснимаемого противоречия между "логикой либерализма" и "логикой демократии", затушевывание которого приводит к установлению гегемонии либерального порядка и блокирования возможностей воображения альтерантив. C. Mouffe The 'End of Politics' and the Challenge of Right-wing Populism // Populism and the mirror of democracy. Ed. by F. Panizza. NY: Verso. 2005. P. 53 В ситуации отсутствия глубокой теоретико-философской "радикальной" критики настоящих институтов и элит, а также адекватных проектных альтернатив переустройства, возникает "демократический дефицит", замещаемый популистами, эксплуатирующими столь досадное положение, но не способными его исправить или преодолеть либеральную демократию. Только популисты оказываются способными воспроизвести конфликт "Друга-Врага" и задать особые сильные формы социальной идентификации. В результате, перевернув вывод Э. Лакло, Ш. Муфф заключает о рождении (нового постиндустриального) популизма как реакции на кризис "конца политики".

Популизм демократичен в мажоритарном смысле, он пробуждает политически пассивные группы и не позволяет элитам освободиться от давления общественного мнения, удалиться от запросов общества. Кроме этого, популизм является необходимым полюсом поддерживающего "упругость" даже субстанциального противоречия либеральной демократии между антагонистичными популизмом (сдерживающий единое момент консенсуса) и радикальным плюрализмом (диверсифицирующий единое и творческий момент). M.F. Plattner Populism, Pluralism, and Liberal Democracy // Journal of Democracy. 2010. V.21. P. 91 Популизм защищает от глобализации культурное многообразие и отстаивает коммунитаристские идеалы народного единства и индивидуальной укорененности. См. H.C. Boyte Populism-Bringing Culture Back In // The Good Society. 2012. V.21. pp. 300-319 Популистский демократизм подчеркивает необходимость расширения политической сферы для формирования общего мировоззрения (общая система ценностей) в обществе, явно необходимого для адекватного функционирования демократии, требующей сознательного и политизированного (не отчужденного) гражданского общества. P. Corduwener The Populist Conception of Democracy beyond Popular Sovereignty // Journal

of Contemporary European Research. V.10, №4. pp. 423?437 Наконец, (гражданский) популизм может выступать в качестве инструмента построения гражданского общества, мобилизованного на низовом уровне и объединенного вокруг процесса выработки решений социальных проблем на местном уровне. См. H.C. Boyte Civic Populism // Perspectives on Politics. 2003. V.1. pp. 737-742

Представлена и промежуточная позиция, отделяющая оптимистов от пессимистов. Популизм способствует совершенствованию "включительности" демократии, но подрывает "соревновательность", тем самым превращая либеральную демократию в радикальную. См. C.R. Kaltwasser The ambivalence of populism: threat and corrective for democracy // Democratization. 2012. V.19. pp. 184-208 Популизм, обитая на периферии демократии, может быть как ее корректором, так и ее врагом. Популизм как особый модус репрезентации (публичная политика через СМИ) политического дискурса или участия в политике (новые формы протеста), в сущности, совместим с либеральной демократией. Однако приобретая модальность отрицания демократических институтов и процедур, популизм оказывается опасным врагом современной демократической системы. См. B. Arditi Populism as a Spectre of Democracy: A Response to Canovan // POLITICAL STUDIES. 2004. V.52. pp. 135-143 Харизматическое лидерство, важная черта популизма, становится эффективной демократической стратегией в ситуации кризиса институтов, прекративших адекватно исполнять функцию представительства интересов граждан, неспособных сокращать транзакционные издержки. Однако уклон в сторону образования групп "близкого круга" и предпочтение личности формальным процедурам может в долгосрочной перспективе негативно повлиять на эволюцию демократии. См. B. Gurov, E. Zankina Populism and the Construction of Political Charisma Post-Transition Politics in Bulgaria // Problems of Post-Communism. 2013. V.60. pp. 3-17 Наконец, П.С. Шмиттер перечисляет пороки и добродетели популизма, а также двенадцать условий, которым должны соответствовать полития и партии, а также сами популистские движения, чтобы популистский импульс не подрывал демократию, но усиливал ее. Добродетели: разрушение обветшавших связей людей с партиями, открывающее "окно возможностей" для новых политических сил; мобилизация апатичных граждан; поощрение выведения в политическую повестку новых тем, вскрытия расколов; оспаривание "признанных" внешних ограничений и зависимости от внешних сил; замена старомодных формальных программ апелляциями к персональным чертам лидеров; актуализация "деционистского" измерения политики (расширение границ политически возможного; против застоя); обновление партийной системы посредством оживления электоральных процессов. Пороки: неспособность предложить альтернативу традиционным связям партий с людьми; эксплуатация исключительно эмоциональных аспектов; завышение ожиданий; использование иностранцев и внешние силы в качестве "козлов отпущения"; смещение внимания публики от политических курсов к конкретным личностям и усиление оппортунистического момента политики; поощрение принятия решений, благоприятных в краткосрочной перспективе; опасности заигрывания с военными и силовиками и расшатывания "правил игры". Среди параметров, способствующих раскрытию позитивных моментов популизма стоит выделить стабильность демократии, признание всеми сторонами конституционных оснований, олигархический характер мейнстрим партий и упущение ими некоторых социальных расколов, наличие моральных и институциональных сдержек харизматических лидеров, отсутствие склонности политизации исключающего группизма, наличие отлаженных механизмов перевода политических предложений в системы конкретных мер. См. P.C. Schmitter A Balance Sheet of the Vices and Virtues of 'Populisms' // Romanian Journal of Political Science pp. 5-11

Заключение:

Эвристически ценное определение "популизма" достигается на пути от "формального" (E. Laclau) (discourse-theoretical) механизма определения к "эмпирическому" (P. Taggart (условно)) (content-based).

В результате формируем две ступени "лестницы абстракции": популизм (лишь) как стиль и политическая репрезентация; популизм как "тонкая" идеология, становящаяся характерной чертой некоторых партий (в частности право-радикальных). Кроме этого, обозначаются три момента популизма: (1) "народ", (2) "истеблишмент", (3) "репрезентация партии и лидера".

Наконец, намечаются потенциально эвристически значимые разграничения внутри популизма: (1) по степени догматичности, (2) по положению на политическом спектре, (3) по степени демократичности.

"Популизм", определенным образом положенный, расположен к сочетанию, как с правыми радикалами принципа "парламентаризма", так и с более традиционными право-радикальными партиями и идеологиями, например, фашистскими.

ПРИЛОЖЕНИЕ 6

ФАШИЗМ. "НОВЫЙ КОНСЕНСУС"

Фашизм (Ф) зачастую причисляется к группе идеологий "классического правого радикализма". Учитывая многочисленность и, зачастую, несовместимость исследовательских традиций изучения Ф, необходимым представляется совершение обоснованного выбора в пользу определенной традиции или когерентного теоретического блока.

Выдвинем требования, сужающие спектр интерпретаций, которым подход и выданное на его основе определение Ф должны соответствовать: (1) Ф как когерентная в себе система смысла (идеология по М. Фридену), требующая "имманентного" анализа (герменевтический принцип); (2) относительная географическая и историческая "универсальность" Ф (допустимость существования фашизма после 1945 года; возможность обнаружения "истоков" и "прото-фашистских" систем и элементов; отказ от трактовки Ф как исключительно европейского феномена); (3) культуралистские модели интерпретации Ф.

Д. Вудли выделяет семь теоретических подходов к исследованию Ф: марксистский, культуралистский, генетический (два поколения), постструктуралистской, опирающийся на теорию тоталитаризма или модернизации. D. Woodley Fascism and Political Theory. Critical perspectives on fascist ideology. - NY: Routledge. 2010. 289 P Считаем целесообразным объединение двух поколений генетического подхода при дополнении данного списка режимным подходом к исследованию Ф. Не будет преувеличением утверждение, что ускользающий и многообразный Ф каждым исследователем (школой, традицией) определяется по-своему, при этом, некоторые определения, как способы полагания объекта исследования, кажутся несовместимыми, отсылающими к различным объектам.

Наложим этот список на концепцию "источников социальной власти" М.Манна. M. Mann The sources of social power Vol. I A history of power from the beginning to A.D. 1760. - Cambridge: Cambridge University Press. 1986. 560 P. Исследователь полагает, что общества конституируются взаимозависимыми и пересекающимися в своей деятельности механизмами идеологической, экономической, военной и политической власти, каждая из которых утверждает и гарантирует свои специфические институты, функциональные цели и средства. Наше исследование центрируется именно идеологической властью, обосновываемой в своем существовании имманентным требованием социума и человека (а) концептов и категорий смысла, обеспечивающего "разумность" восприятий, (б) норм, как правил "морального" поведения и кооперации, (в) системы эстетических и ритуальных практик. "Идеология" понимается расширительно, что позволяет схватывать единый миф-символический культурно-антропологический комплекс "политическое - эстетическое - сакральное" в его цельности и, одновременно, внутренней, относительно произвольной, расчлененности. Идеология утверждается результатом деятельности "практического разума", потому не может быть верифицирована столкновением с некоей, вне ее лежащей реальностью. Идеологическая власть непосредственно не зависит от иных властей, то есть идеология не может оказаться исключительно производной от иной, субстантивной и фундаментальной социальной или несоциальной силы.

Ф есть модальность идеологической власти, которая, будучи неизбежно фрактальной, заключает в себе видение военной, политической, экономической власти, а также самой себя. Данный феномен есть, пользуясь терминологией Манна, "interstitial surprise" именно в пространстве идеологического. Ф как таковой можно изучать лишь как идеологию и исключительно из ее идеологичности (не экономики, институтов и др.).

1. Путь к "Новому Консенсусу".

Целесообразно ориентироваться на (антропологическую) культурологическую традицию - "типовой фашизм". При этом Ф в этой традиции признается именно как эвристический конструкт.

Данная традиция опирается на научные разработки, представленные выдающимися учеными второй половины двадцатого века. Работы исследователей "нового консенсуса" опираются на наследие таких авторов как Е. Вебер, Х. Линц, Г.Л. Моссе и Э. Нолте.

Революционный характер Ф был вскрыт Е. Вебером, критиковавшим монополию марксизма на революцию и отрицавшим интерпретацию столь сложного и противоречивого понятия в терминах "эмансипации" и "прогресса". E. Weber Revolution? Counterrevolution? What Revolution? // Journal of Contemporary History. 1974. V.9. pp. 3-47 Знаменитый исследователь внес существенный раскол в научный дискурс: на сторонников "революционности" и "реакционности" Ф как идеологии и практики властвования. Вебер предложил (спорное) разграничение фашизма и национал-социализма: оба сосредоточены на помещении средоточия современной власти в Государстве, однако для первого власть реализуется прагматично, постепенно и ради самой себя ("simply for it's own sake"), а партия выхолащивается и интегрируется в государство; а для второго власть является инструментом реализации инспирированного доктриной Плана, а партия обращается в Церковь и остается ключевой движущей силой. E. Weber Varieties of Fascism // Fascism: Critical Concepts in Political Science Ed. by R. Griffin and M. Feldman Vol.1. - London: Routledge. 2003. P. 80

Теоретик авторитаризма и модернизации Х. Линц предложил интерпретацию Ф как "позднего претендента" (late-comer) в оккупированном и разделенном "политическом пространстве", обосновывающую многочисленность "негаций" в этой идеологии. J. Linz Political Space and Fascism as a Late-comer. Conditions conductive to the Sucess or Failure of Fascism as a Mass Movement in Inter-war Europe // Fascism: Critical Concepts in Political Science Ed. by R. Griffin and M. Feldman Vol.2. - London: Routledge. 2003. pp. 141-181 При этом "отрицания" не составляли "сущность" Ф, но дедуцировались из его "позитивной" программы, направленной на синтетическое преодоление многочисленных социальных расколов. В частности, автор указывает на, ставшие затем "общим местом" в трудах по фашизму, кризис милитаризации и послевоенного переустройства, классовую борьбу, культурный кризис "конца эпохи", провал молодых либеральных государств в деле институционального строительства.

Г.Л. Моссе - ключевой представитель "культуралистского" подхода к исследованию Ф. Автор призывал "относиться к фашизму серьезно", рассматривать его в тотальности, обращаясь к миф-символическим комплексам, искусству, Например, G.L. Mosse The Political Culture of Italian Futurism: A General Perspective // Journal of Contemporary History. 1990. V.25. pp. 253-268 философско-религиозным национальным традициям. Более того, Моссе полагает необходимым интерпретировать Ф как "гражданскую религию" (этатистская; имманентная), использующую символизм, литургию, эстетическое для "оживления" веры и "красоты святости" для целей революции в правительстве. G.L. Mosse Fascist Aesthetics and Society: Some Considerations // Journal of Contemporary History. 1996. V.31. P. 245-246