Словарь по философии

Имя П. обычно упоминается в одном ряду с именами Поппера*, Куна*, Фейерабенда*, Тулмина* и других лидеров постпозитивистской философии науки. Их объединяло критическое отношение к наследию неопозитивизма* 2030х годов,однако во многих других аспектах их позиции весьма различны, порой -- диаметрально противоположны. Напр., Поппер, разрабатывая концепцию критического рационализма*, полемизировал не только с логическим эмпиризмом, но и с концепцией «личностного знания» П., обвиняя ее в иррационализме. Само же название книги П. полемически заострено против «критицизма» Поппера и его теории «объективного знания». Другие постпозитивисты оценивали позицию П. как вполне рациональную, ибо ее основной пафос заключался в преодолении ложного идеала деперсонифицированного представления научного знания, ошибочно отождествляемого с его объективностью. Сторонники П. называют его позицию «посткритическим рационализмом». Это означает, вопервых, признание того очевидного факта, что науку делают люди, причем люди, которые обладают мастерством; что искусству познавательной деятельности и ее тонкостям нельзя научиться по учебнику, что оно предполагает овладение большим запасом неявного знания*, которое осваивается лишь в непосредственном общении с ученыммастером. Отсюда следует, вовторых, что люди, реально делающие науку, не могут быть механически отделены от производимого ими знания и заменены другими людьми, приобщенными к этому знанию только с помощью книг и учебников. И наконец, втретьих, посредством своей эпистемологии «личностного знания» П. пытается ввести в философию науки мотив научного опыта как внутреннего переживания, внутренней веры в науку, в ее ценность, страстную заинтересованность ученого в поиске объективной научной истины, личностную ответственность перед ней.

ПОНИМАНИЕ (нем. -- Verstehen, англ. -- comprehension, understanding, франц. -- comprehension) -- уразумение смысла или значения чеголибо. В феноменологии*, а также в аналитической философии* смысл, или значение есть объективная величина, процесс познания которой следует строго отличать от психических процессов. Сводить идеальнологическое содержание смысла к субъективнопсихическому «переживанию» или «вчувствованию» означало бы совершать ошибку психологизма* -- таков упрек, бросаемый Гуссерлем* Дильтею* и представителями аналитической философии сторонникам герменевтики*.

Категориальный статус термин «П.» приобрел у Ф. Шлейермахера, переориентировавшего герменевтику с разработки правил истолкования конкретных текстов на исследование общих принципов их П. В концепции Шлейермахера П. есть обнаружение смысла текста, осуществляемое в процессе его «грамматической» и «психологической» интерпретации*. П. осуществляется через реконструкцию смысла, который в конечном итоге сводится к замыслу. В исторической методологии И. Дройзена П. есть постижение индивидуального, в отличие от объяснения*, основным содержанием которого является подведение особенного под всеобщее. В герменевтике Дильтея П. представляет собой проникновение в духовный мир автора текста, неразрывно связанное с реконструкцией культурного контекста создания последнего. В философии Хайдеггера* П. из метода познания превращается в специфически человеческое отношение к действительности. Человек, по Хайдеггеру, понимающе относится к своему бытию, представляет собой толкующее себя бытие, «бытие понимающее». Следовательно, П, есть не просто способ познания человеком мира, но прежде всего способ бытия человека в мире, оно, следовательно, имеет онтологический (а не психологический, гносеологический или логический) характер. У Гадамера* хайдеггеровская трактовка П. получает разработку применительно к традиционной проблематике истолкования текстов. П. некоторого текста, по Гадамеру, неотделимо от самопонимания интерпретатора, поэтому предметом П. является не смысл, вложенный в текст автором, а то предметное содержание («суть дела»), с осмыслением которого связан данный текст. «Предметное П.», или «П. по сути», Гадамер противопоставляет историческому и психологическому подходам, методологической предпосылкой которых является разделенность субъекта П. и его объекта. Герменевтический подход к проблеме П. объединяет представление о процессе П. как поиске смысла -- в противовес П. как приписыванию значений.

Различие взглядов на проблему П. внутри герменевтики обусловлено различием в решении вопроса о природе смысла. В зависимости от того, полагается ли смысл как имманентный тексту или как трансцендентный ему, П. выступает либо как воспроизведение (традиционная герменевтика), либо как «произведение» в хайдеггеровском смысле слова (философская герменевтика). У позднего Хайдеггера, в частности,предметом П. выступает не отдельный текст, а аккумулирующий в себе истину бытия язык, моментами самоизображения которого выступают отдельные тексты.

В последние десятилетия монополия герменевтики на разработку проблематики П.текста подорвана:герменевтическая методология либо дополняется психоаналитической и структуралистской, либо исследуется как эпистемологическая и логическая проблема. CQ Загадка человеческого понимания. М., 1991; Малахов B.C. Проблема исторического понимания в философской герменевтике Г.Г. Гадамера // Историкофилософский ежегодник. М., 1987.

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ (реже НЕОСТРУКТУРАЛИЗМ) общее название ряда подходов в философии и социальногуманитарном познании (главным образом во Франции и в США), связанных с критикой и преодолением структурализма, или, как иногда утверждается, с попыткой выполнения нерешенных задач структурализма (П. как «вторая волна» структурализма*). П. нацелен на осмысление всего «неструктурного» в структуре, на выявление апорий и парадоксов, возникающих при попытке объективного познания человека и общества с помощью анализа языковых структур, на преодоление структуралистского аисторизма и лингвистического редукционизма, построение новых моделей смыслообразования, создание новой практики «открытого» чтения, преодолевающей герменевтические и аналитические модели истолкования.

Главные представители П. -- Деррида*, Делёз*, Бодрийар*, Лиотар*, Корнелиус Касториадис, Кристева*, а также такие испытавшие влияние Деррида амер. литературоведы как Миллер*, Блум*, П. де Ман*. К П. иногда относят Р. Барта* периода «политической семиологии» и Фуко* периода «генеалогии власти».

Так же, как и структурализм, П. не образует организационного единства и не имеет общей программы, хотя определенная общность проблемного поля и подходов к проблемам между вышеназванными авторами, безусловно, существует. Многие из работ, которые можно. считать программными для П., вышли в свет еще в 60е годы (напр., «О грамматологии» Деррида). В 70е годы П. сосуществовал как со структурализмом, так и с «новыми философами», оказывая большое влияние на леворадикальную интеллигенцию, особенно на студенчество.

Однако только в 80е годы, уже после смерти ведущих представителей структурализма, П. приобретает полную концептуальную самостоятельность и некоторые независимые организационные формы (в 1983 при участии Деррида и Ж.П. Фая в Париже был организован Международный философский коллеж). Рубеж, отделяющий структурализм от П. -- майскоиюньские события 1968. Этот период характеризуется обострением чувствительности интеллектуала -- философа, ученого, художника -- к социальным противоречиям. Падает престиж науки, не сумевшей ни предсказать, ни объяснить социальные катаклизмы, изменяется место гуманитарной культуры в обществе (число людей с университетским дипломом растет, а их роль ослабевает). Индивидуальное Я потрясено столкновением с реальностью массового революционного действия и одновременно с вездесущностью анонимных механизмов власти* и социального принуждения, дискредитирующих саму идею поиска объективности. На место экзистенциалистского индивидуального субъекта и структуралистского субъекта как точки пересечения речевых практик П. ставит коллективное Я (Мы), малую группу единомышленников. Она бессильна против «демонизма власти», не способна и не пытается ее захватить, но ставит целью повсеместное изобличение и описание очагов власти, фиксацию ее стратегий. Такая позиция позволяет группе сохранить человеческое, жертвуя индивидуальным. П. возник первоначально из осмысления известной сентенции периода майских событий: «Структуры не выходят на улицы». Коль скоро нечто важное, тем не менее, свершается (ктото строит баррикады и оспаривает существующий порядок), значит, самое главное в структуре -- не структура, а то, что выводит за ее пределы.

Способов показать «изнанку структуры» в П. -- множество. Так, за рамками структуры как статической упорядоченности находится история, динамика, за рамками структуры как взаимосоотнесенности «бинарных оппозиций» остаются тексты, преодолевающие дихотомический принцип, или же вовсе некая нерасчлененность, слитность («магма» у Касториадиса), за рамки структуры как законосообразности выходят случай, шанс, событие, свобода; за рамки структуры как логического построения -- аффекты, тело*, жест, за рамки структуры как нейтрального, объективного, познавательного -- власть, отношения господства и подчинения и т.д. Все эти грани и аспекты «изнанки структуры» нерядоположны и неравнозначны. Среди ориентации внутри П. особенно важны две -- с акцентом на текстовую реальность и с акцентом на политическую реальность. Девиз одной -- «вне текста нет ничего» (вариант: «нет ничего, кроме текста» -- Деррида), другой -- «в конечном счете всё -- политика» (Делёз). Между этими утверждениями нет противостояния, но есть взаимосцепления. Более того, у этих подходов единая онтологическая («неометафизическая») основа -- желание как самая главная сила, от которой зависят все проявления индивидуальной и социальной жизни. Желание -- это непреложная, предельная, нередуцируемая реальность, именно она в конечном счете и определяет все неструктурное в структуре: «Изнанка структуры есть чистое бытие желания» (С. Леклер).

Этот переход от программы структурализма к программе П. отчетливо прослеживается в смене доминант в концепции Фуко: от «археологии знания» 60х годов к «генеалогии власти» 70х и далее -- к анализу «человека вожделеющего» («желающего») в работах 80х годов. Одной из главных задач П. становится критика западноевропейской метафизики* с ее логоцентризмом, обнаружение за всеми культурными продуктами и мыслительными схемами языка власти и власти языка. Логоцентризму, основанному на идее бытия как присутствия, данности, смысла, единства, полноты и проч., в П. противопоставлены идеи различия и множественности.

Наиболее последовательно и ярко эта разновидность П. представлена у Деррида. Его первая цель -- опровергнуть метафизику. Но сделать это не может лишь мысль, замкнутая на самое себя, сросшаяся со знанием, рациональностью, опирающаяся на науку и философию в их взаимном обосновании. Для того чтобы «перехитрить» метафизику, приходится нарушать междисциплинарные перегородки и политические запреты, выходя на уровень тела, действия, события, языка в его особом повороте, позволяющем увидеть за антитезой речи и письма* (или иначе -- сущности и явления, света и тьмы, наличия и отсутствия и т.п.) то общее, что делает возможной саму антитетичность: в случае речи и письма это «археписьмо» как предусловие всякой речи и письма, всех вообще дискурсивных различений в культуре. Внутри поля возможностей, где нет четко очерченных дисциплин, где соседствуют фрагменты истории и моральной философии, эпистемологии и социологии, политики и художественной практики (в первую очередь -- современной литературы), означивание становится неожиданностью, событием, а не предсказуемым результатом внутрисистемных взаимодействий. Операции «разборки» и «сборки», или -- иначе -- деконструкции*, в работах Деррида придают П. «методологическую» определенность (самого слова «метод» представители П. избегают). Главная задача деконструкции -- «раздразнить и выманить наружу конфликтующие силы означения» (Б. Джонсон), показать в любого рода текстах значимость элементов внесистемных, маргинальных, т.е. деталей, не замеченных или же осознанно замолчанных сначала автором текста, а потом читателями, которые оставили нам свидетельства своих прочтений в виде собственных текстов. Так, всякий текст живет среди откликов, «перекличек», «прививок», «следов» одного текста на другой. След важнее и первичнее любой системы: это отсрочка во времени и промежуток в пространстве; отсюда столь существенный для Деррида глагол «differer», означающий одновременно «различать» и «отсрочивать» и соответствующий неографизм «difference» («различание»). Все эти нарушения структурности и системности -- следы пространственных «кочевий» («номадизм» Делёза/Гваттари) -- наводят на мысль, что структура либо не существует вовсе, либо она существует, но не действует, либо, наконец, действует, но в столь измененном виде, что именно «поломка», а не «правильное» ее функционирование становится «нормой». Система размыкается и «входит в контекст», приобретая тем самым то «внешнее» измерение, которое в структурализме целиком устранялось в пользу внутренней грамматики взаимосвязанных элементов. Поскольку контекст может безгранично расширяться, постольку зависящее от контекста значение оказывается совершенно неопределенным. Под давлением контекста в тексте размываются границы «внешнего» и «внутреннего»:на их место у Деррида и Делёза приходят многообразные мыслительные эксперименты с пространством -- всевозможные «складки», «выпуклостивогнутости», «вывернутые наизнанку полости» и проч.

Происходят и другие деформации принципа структурности: напр., произвольность знака уничтожается парадоксальным утверждением «изначального мимесиса» (Деррида), динамикой взаимообмена «подобий» (Бодрийар), хотя «миметические» отношения устанавливаются не между «текстом» и «жизнью», а между различными текстами и составляющими их элементами. В противовес исключению субъекта в структурализме П. выдвигает тезис о «включенности» («загрузке» или «инвестировании», подобно вложению капиталов) желаний субъекта в процесс означения, на первый план иногда выходит даже внесистемная логика «воображения» (Касториадис).

П. в сравнении со структурализмом полностью меняет ось опорных усилий в процессе чтения. Для П. объективность, метод, научность не имеют значения и не выступают как искомые цели. В силе остается характерный и для структурализма «смертный приговор» референции (Бодрийар) и самый решительный протест против репрезентации, представления как основы всего западного мышления. Но к этим двум отрицаниям добавляется новое. Это отрицание понятия, концептуальности: понятие отныне уже не может претендовать на схватывание объекта, осмысление реальности; нет и не может быть такого «метауровневого» повествования («нарратива»), которое было бы способно охватить общественное состояние и тем более -- его динамику (Лиотар). Сообразно такому аконцептуализму меняется и характеристика человека. Если структуралистский субъект был прежде всего «функционером символического порядка», носителем и защитником знания, то субъект в П. -- «безумец, колдун, дьявол, ребенок, художник, революционер, шизофреник», он -- «слуга беспорядка», рупор стихий, превосходящих систему, его цель -- «свести с ума структурализм, культуру, общество, религию, психоанализ» (Делёз/Гваттари, Ф. Берсю).

П., однако, не ограничивается чистым отрицанием структурализма. П. дает доступ к уровням, полностью исключавшимся из рассмотрения в структурализме. Если в триаде Лакана* «реальное -- воображаемое -- символическое» реальное вовсе «исключено из игры», воображаемое трактуется как сфера субъективных иллюзий, а символическое (бессознательный мир означающих) господствует над всем остальным (именно оно, по Лакану, дает доступ к подлинной объективности того или иного социокультурного предмета), то в П. все обстоит иначе: всеми мыслимыми и немыслимыми средствами субъект прорывается к реальности, к уровню «бытия желаний». Символическое, означающее отрицаются -- они агрессивны и навязывают человеческим желаниям чуждые им расщепления, сковывают их «ошейником». «Невозможное реальное» Лакана становится у Делёза и Гваттари машиной, производящей желания, а символическое -- извращенным, ложно театрализованным (мифы, трагедии, Эдип в рамках семейной «сцены») изображением бессознательного. Для Г. Лардро и К. Жамбе лакановское символическое -- это «речь мэтра», «дискурс власти». Подлинно бессознательное, согласно П., чистая абстракция -- оно нефигуративно и несимволично.

Несмотря на явный противонаучный пафос и введение своеобразной неовиталистской схематики (напоминающей о Ницше*, Бергсоне*, Хайдеггере*), противопоставляемой знанию, проблематизация системы в рамках П. все же не лишена системности и может функционировать как знание, а также истолковываться в эпистемологическом ключе, сколь бы против этого ни возражали сами постструктуралисты. Если занять по отношению к П. внешнюю позицию и поставить под сомнения некоторые его проблематизации, то окажется, что проекты структурализма и П. связаны гораздо теснее, чем это поначалу заметно. В самом деле, ведь и в горизонте структуралистской грамматики могут проявиться отклонения, исключения, маргиналии (будь то «безумие», «тюрьма» или «табу»), а в горизонте П. -- регулярности, хотя обнаруживаются они не на уровне отдельных текстов или действий, а на уровне более широких -- междутекстовых -- пространств. Таким образом, П. выглядит как попытка отказа от структурализма при невозможности его действительного преодоления. В самом деле, фундаментальная критика структурализма предполагает выяснение пределов применимости понятия структуры, однако в П. этого нет.

ПСИХОЛОГИЗМ И АНТИПСИХОЛОГИЗМ. Эти понятия фиксируют вопросы о возможности использования в философии, прежде всего в теории познания, психологических понятий и представлений, о допустимости принятия психологии как науки о сознании (посредством которого человеку даются любые явления) в качестве базисной науки, фундирующей самою философию. Термин «психологизм» впервые использовался в первой половине XIX в. нем. философами Я. Фризом (17731843) и Ф. Бенеке (17981854) для обозначения философского направления, противоположного гегельянству. Кантианец Я. Фриз считал основой философии психологическую антропологию. Он истолковал учение Канта в духе психологизма, полагая, что априорные элементы познания могут быть установлены эмпирически.

В общем же плане психологизм, как философскометодологическая позиция, полагает, что проблемы философских дисциплин (эпистемологии, логики, философии науки и т.п.) могут быть решены с помощью понятий и методов одной из позитивных наук -- психологии. При этом психология трактуется как некая основополагающая наука о сознании и мышлении и понимается в обобщенном виде. В более конкретном смысле психологизм возник как методологический подход в логике, трактующий ее основные понятия с психологической точки зрения. Необходимость логических законов усматривается его сторонниками в непосредственных ассоциациях сознания, а суждения и умозаключения, таким образом, являются сознательным синтезом представлений, реализуемым в «живом процессе» мысли. Поскольку для психологистов мышление и язык представляют собой весьма отличные способности человека, то логика не должна ограничиваться изучением только языковых форм мысли. Ее основная задача -- исследовать внутренние механизмы познавательного процесса, опираясь на психологические методы. Психологизм был достаточно влиятельной установкой с середины XIX в. Следует отметить, что новаторские работы Дж. Буля, Фреге* и Э. Шредера по логике были восприняты его представителями как возрождение схоластики, что вызвало убедительную ответную критику и привело к ослаблению философского влияния психологизма в начале XX в.

Вместе с тем в это время возник весьма своеобразный вариант психологизма в рамках «неофризовской школы» кантианства, возглавляемой Нельсоном*. Представители этой школы видели ядро кантовской философии в критицизме, и, воспринимая учение Канта под влиянием взглядов Я. Фриза, доказывали невозможность создания нормативной теории познания. С их точки зрения, всякая теория познания, основная цель которой -- установление критериев истинности знания, в свою очередь является знанием и, следовательно, уже предполагает наличие такого критерия, т.е. содержит в себе логический «порочный круг». Значимость априорных форм познания представители неофризовской школы пытались обосновать методом психологической интроспекции.

В противовес этому в неокантианстве* Марбургской и Баденской школ преобладала тенденция к поискам в философии Канта основ для разработки философской концепции познания объективноидеалистического характера. Неокантианцы Марбургской школы (Коген*, Наторп*, Кассирер* и др.) предложили антипсихологическую и, в целом, антинатуралистическую программу обоснования научного знания, в которой акцент делался на логической стороне кантовского учения, а познание рассматривалось как понятийное конструирование. С позиций этой школы, бессмысленно постигать психологию человека, чтобы выявить трансцендентальную логику и установить объективные свойства познания. Необходимо выделить такие свойства и характеристики последнего, которые не зависят не только от познающего субъекта, но и от конкретной области знания.

Сходный по направленности с неокантианским, но иной по форме и способам аргументации антипсихологизм был характерен для неопозитивизма*. Продолжая эмпирицистскую линию Маха*, неопозитивисты искали основу знания в непосредственно воспринимаемом, в sense data, пытаясь, однако, преодолеть психологизм и натурализм, свойственный эмпириокритицизму Маха. Рассматривая структуру научного знания с помощью строгих логических средств, неопозитивизм постепенно пришел к позиции умеренного редукционизма*, приняв требование косвенной сводимости научных положений к констатации чувственных данных.

Важным шагом в преодолении психологизма в логическом позитивизме было также введенное Рейхенбахом* различение «контекста открытия» и «контекста обоснования» знания. Эпистемология и,методология науки должны заниматься только такими проблемами, которые относятся ко второму «контексту», тогда как проблематика первого оставляется «психологии научного творчества». В философии науки постпозитивизма* это жесткое различие стало оспариваться (Полани*, Н.Р. Хэнсон, Фейерабенд* и др.) в пользу создания более «человечески соразмерных» и в этом смысле допускающих психологизм моделей познания.

Начиная с «Логических исследований» и затем с программной статьи «Философия как строгая наука» принципиальным противником психологизма выступил Гуссерль*. Психологизм для него только часть более общего заблуждения -- натурализма*. Для последнего все существующее или отождествляется с физической природой, или допускается существование психического, находящегося от физического в причиннофункциональной зависимости. В переходе к непсихологически понимаемой субъективности Гуссерль видел избавление от «натурализирования» разума не только в гносеологии и теории науки, но и в человеческой культуре в целом, поскольку натурализм, по его мнению, стремится сделать относительными не только смысловые данности сознания, но и абсолютные идеалы и нормы. Объективирующему пониманию психического и натуралистическому релятивизму Гуссерль противопоставил методологию строгой науки о сознании, феноменологическим обоснованием возможности которой является структурное единство интенциональности*.

ПУАНКАРЕ (Poincare) Жюль Анри (1854 1912) -- франц. математик, физик и философ. С 1887 -- член Парижской академии наук. П. внес большой вклад в развитие целого ряда областей чистой математики и математической физики, он предвосхитил многие идеи теории относительности. Известен также своими работами по общеметодологическим проблемам науки. Ядром его концепции, получившей название конвенционализма*, является трактовка общих принципов и универсальных научных законов (напр., закона сохранения энергии) как условно принимаемых положений -- конвенций. П. считал, что такие законы не относятся к реальному миру, а представляют собой принятые учеными соглашения для наиболее удобного описания соответствующих явлений.

Однако произвольность выбора основных законов ограничена как потребностью в максимальной простоте теорий, так и необходимостью успешного их использования. Ценность научной теории для П. измеряется не степенью ее правильности и соответствия действительности, но удобством и целесообразностью ее применения для практических целей.

РАЙЛ (Ryle) Гилберт (19001976) -- брит. философаналитик, проф. Оксфордского унта в 194568, главный редактор журнала «Mind» в 194771. На раннем этапе испытал кратковременное увлечение феноменологией*. В дальнейшем свою основную задачу видел в анализе и устранении заблуждений, возникающих в результате «категориальных ошибок», т.е. неоправданного отнесения фактов, соответствующих одной категории, к некоторой другой категории. Понятие «категории» у Р. фиксирует конкретные, допустимые в определенном контексте способы словоупотребления и в этом плане близко понятию «языковая игра»* позднего Витгенштейна*. Р. также полагал, что многие традиционные проблемы могут быть представлены в виде дилемм (напр., фатализм -- индетерминизм), которые разрешаются в результате лингвистического анализа и уточнения значения слов. Так, распространенные в философии и психологии способы описания психических процессов приводят к ошибочному пониманию сознания как особой духовной субстанции, находящейся в теле, подчиняющемся механическим закономерностям. При этом ментальному приписываются те же свойства, что и телесному, только, так сказать, со знаком минус. Субстанциальное различие между ментальным и телесным трактуется дуалистами как различие в рамках общего концептуального каркаса. Р. выступал против такой дуалистической позиции, называя ее «картезианским мифом» и связывая с ней догму «призрака в машине» и ошибочную идею «привилегированного доступа» субъекта к своему внутреннему миру. Он считал, что все, относящееся к психическому, следует описывать в терминах поведения и различных реакций человека. Проявления психики, включая эмоции, объяснял как предрасположенности, диспозиции к тем или иным доступным внешнему наблюдению действиям. Сознание в большей степени характеризуется практическим «знанием как», чем теоретическим «знанием что». В целом концепция сознания у Р. в ряде аспектов близка позиции бихевиоризма* в психологии, однако основное внимание при этом уделяется концептуальному анализу психики («логический бихевиоризм»).

РАЙХ (Reich) Вильгельм (18971957)-- австр.психолог и психиатр. Разработал собственную концепцию невроза на основе ранних идей Фрейда*. Непосредственной причиной невроза, по Р., служит невозможность разрядить сексуальную энергию. Способность к разрядке последней и переживанию наслаждения («оргастическая потенция») является, по Р., главным атрибутом психического здоровья. Заимствованное у Фрейда понятие сексуальной энергии Р. осмыслил натурфилософски -- как некую космическую энергию. Получила развитие у Р. и идея Фрейда о том, что предписания культуры, сдерживающие сексуальный инстинкт, суть коренной источник неврозов. Она нашла отражение в его концепции характера, согласно которой основу личности современного человека составляют потенции любви, работы и самосохранения. Ввиду ограничений и давления, идущих от общества, это глубинное здоровое ядро обрастает вторым слоем, состоящим из деструктивных сексуальноперверсивных импульсов, которые представляют собой реакцию на социокультурные запреты. Третий слой образуется из потребности адаптировать реактивные деструктивные позывы к стандартам общежития. Это своего рода панцирь, состоящий из фальшивых приспособленческих черт. Такое устройство личности Р. определил как «невротический характер». В дальнейшем это понятие, фиксирующее связь определенного общественного порядка с некоторыми типичными психологическими чертами, было развито Фроммом* и Адорно*.

Исследование социальных причин невроза привело Р. к марксизму*. Считая фрейдизм и марксизм взаимодополнимыми, Р. попытался интерпретировать на основе психоанализа взаимоотношения между экономическим базисом и идеологией*. Эту методологию он применил к анализу немецкого фашизма. Р. утверждал, что фашизм как определенный тип общественного порядка продуцируется невротическим характером и коренится в деструктивном слое личности современного человека. Процесс запечатления репрессивной социальной системы в психологии людей осуществляется в патриархальной семье, которую Р. назвал «фабрикой структуры и идеологии общества». Придя к выводу, что ключевым звеном борьбы за переустройство общества должна стать сексуальная революция, Р. создал внутри германского рабочего движения организацию «Секспол». Подобного рода деятельность привела его в середине 30х годов к конфликту как с рабочим, так и с психоаналитическим движением. «Сексуальная революция» и другие понятия концепции Р. вновь приобрели популярность в 60е годы, когда их восприняли активисты движения «новых левых».

PAHEP (Rahner) Карл (1904 1984) -- нем. религиозный философ, теолог, один из крупнейших представителей неотомизма*. Член ордена иезуитов (с 1922). Проф. Инсбрукского (194964), Мюнхенского (1964 67, 197184), Мюнстерского (196771) унтов. Участвовал в подготовке документов Второго Ватиканского собора, был членом папской теологической комиссии. Один из редакторов энциклопедии Lexikon fьr Theologie und Kirche и международного журнала Concilium.

Р. -- сторонник антропологической перестройки томистского учения. Основные положения томизма должны быть обоснованы, на его взгляд, сквозь призму анализа специфики человеческого бытия в мире. Создавая свой вариант трансцендентальной антропологии, Р. пытается соединить доктрину Аквината с воззрениями Августина, Бонавентуры, Игнатия Лойолы и одновременно использовать идеи Канта и Хайдеггера*. Рассмотрение априорного строя сознания приводит Р. к выводу, что человек существует как «вопрос о бытии». Человек есть конечный дух, сопричастный божественному духу, «слушатель Слова божьего». Тотальность божественного бытия постигается человеком благодаря универсальным способностям «предвосхищения» и «предпонятия». Подчеркивая значимость культурноисторического творчества, Р. усматривает его источник в «открытости» человека бытию, в постоянном самопревосхождении -- «трансцендировании» по отношению к Богу. Обращаясь к проблемам философии истории*, Р. утверждает, что пафос человеческих исканий смысла истории становится ясным через «горизонт» исторического существования человека. Отправляясь от представления об эсхатологическом финале индивидуальной жизни и истории, Р. критикует светские «идеологические» интерпретации социального развития и «внутримирские утопии» будущего.

РАПОПОРТ (Rapoport) Анатоль (Анатолий Борисович) (р. 1911) -- амер.канадский философ, психолог, специалист в области математической биологии. В 195570 -- проф. Института психиатрии Мичиганского унта, в 197080 -- проф. Торонтского унта, в 198083 -- директор Института высших исследований в Вене, с 1984 -- проф. Торонтского унта. Его философские взгляды сформировались под влиянием идей Бриджмена*, Уайтхеда*, А. Кожибского. Р. -- один из виднейших представителей операционализма*, придавший ему реалистическую интерпретацию и последовательно проводящий мысль о том, что человек, опираясь на принципы эмпирической гносеологии, способен по крайней мере приближаться к истинному описанию реальности. Вслед за А. Кожибским и С. Хаякавой он принял активное участие в разработке проблем общей семантики*. Основные интересы Р. в этой области лежат в сфере анализа взаимоотношений между языком, мышлением и действием и в нахождении способов использования языка для решения конфликтных человеческих ситуаций. Значительным достижением Р. является разработка проблем общей теории систем, которую он трактует не как теорию в узком смысле, а как общий взгляд на мир или методологию. Системная методология, в основе которой лежат понятия целостности и системы, призвана, по Р., интегрировать аналитический и холистский, строгий и интуитивный, объективный и ценностноориентированный методы познания. Ему принадлежит большое число теоретических и экспериментальных исследований в области математической физики, психологии, анализа человеческого поведения в конфликтных ситуациях. Р. одним из первых стал применять теорию игр для психологического анализа и широко использовать математические модели для исследования проблем войны, мира и безопасности. Он критически относится к моральному релятивизму и трактует мораль как нормативную науку, в рамках которой человеческие оценки способны подвергаться конструктивной критике.

Математические аспекты абстрактного анализа систем // Исследования по общей теории систем. М., 1969; Различные подходы к общей теории систем // Системные исследования. М., 1969; Принцип математического изоморфизма в общей теории систем // Системные исследования. М., 1973; Различные подходы к построению общей теории систем // Системные исследования. М., 1983.

РАССЕЛ (Russell) Бертран (18721970) -- англ. философ, ученый и общественный деятель. Лауреат Нобелевской премии по литературе (1950).

Р. учился и в дальнейшем преподавал в Кембриджском унте. Он неоднократно приглашался для преподавания в унты других стран, прежде всего США. В 192021 посетил Советскую Россию и Китай. Свою первую книгу Р. посвятил германской социалдемократии. Во время обучения находился под влиянием абсолютного идеализма* (брит. версии неогегельянства*), но вскоре вместе со своим коллегой Муром* стал противником идеалистического монизма, положив начало традиции аналитической философии*. Защитив диссертацию по основаниям геометрии, он затем написал книгу о философии Лейбница (1900), в которой впервые показал современное значение его логических идей. Первое изложение собственных логицистских взглядов на математику он представил в кн. «Принципы математики» (1903), но подлинную славу ему принесла трехтомная «Principia Mathematica» (РМ) (191013), написанная совместно с кембриджским математиком Уайтхедом* (правда, в 30е годы была доказана неосуществимость проекта создания формализованных систем типа РМ). Свои логикоматематические идеи Р. также развил в кн. «Введение в математическую философию» (1919), написанной им во время, нахождения в тюрьме за пацифистскую деятельность. Его кн. «Проблемы философии» (1912) до сих пор считается в англосаксонских странах лучшим введением в философию. Вопросам языка и познания были посвящены такие его работы, как «Наше познание внешнего мира» (1914), «Исследование значения и истины» (1940) и обобщающая работа «Человеческое познание: его сфера и границы» (1948). Он также автор известной «Истории западной философии» (1945) и трехтомной «Автобиографии» (196769). Всю свою жизнь Р. живо интересовался проблемами брака и семьи, образования, принимал участие в педагогических экспериментах. Он много лет вел активную общественнополитическую деятельность, был первым президентом Компании за ядерное разоружение (1958). В 1955, совместно с Эйнштейном*, выступил инициатором манифеста, призывавшего ученых к борьбе за мир. В 1961 за участие в демонстрации гражданского неповиновения был на короткий срок заключен в тюрьму. Сохранился огромный рукописный архив Р., ряд материалов которого был издан в последние годы (напр., неопубликованная при жизни кн. «Теория познания»).

Хотя в произведениях Р. можно встретить несколько определений предмета философии, наибольший интерес представляет его ранняя трактовка философии учк правильного логического (глубинного) анализа языка («Логика есть сущность философии», -- говорил он). При этом важнейшее качество философии -- способность устранять всевозможные парадоксы. Кроме данной трактовки, Р. также подчеркивал, что философия имеет дело с проблемами, которые еще не освоила наука. В «Истории западной философии» Р. характеризует философию как «ничейную землю между наукой и теологией», т.е. как посредника между точным знанием и религиозной догматикой.

Основные понятия онтологии и эпистемологии. Р. говорил о присущем ему «инстинкте реальности», который допускает наличие в мире «чувственных данных», объектов здравого смысла (напр., столов и стульев), а также универсалий (белизна, равенство, братство и пр.), но исключает «единорогов», «крылатых коней» и «круглых квадратов». Философаналитик, по его мнению, должен найти логические способы отрицания сомнительных сущностей, которых особенно много в метафизике*. Принципиально важным для Р. было различение двух видов знания -- «знаниязнакомства» и «знания по описанию». Первое есть изначальное и непосредственное знание о чувственных данных (позиция эмпиризма) и универсалиях (позиция реализма, или «платонизма»). Те элементы языка, которые подтверждаются «знаниемзнакомством», Р. называл «именами». «Знание по описанию» является вторичным: оно означает выводное знание о физических объектах и психических состояниях других людей с помощью «обозначающих фраз». Главные логические проблемы и недоразумения, по его мнению, порождаются именно обозначающими фразами(например, фраза «Автор «Уэверли» в предложении «Скотт есть автор Уэверли» сама по себе не имеет своего объекта, то есть лишена значения). Р. разработал механизм анализа и элиминации двусмысленных обозначающих фраз, в особенности так называемых определенных дескрипций. Он обнаружил проблемы и с собственными именами, например, с мифологическим именем Пегас, которое является скрытой дескрипцией и порождает «парадокс существования» (тезис о существовании несуществующего объекта). Позднее он признал все грамматические собственные имена двусмысленными и пришел к выводу, что язык «соединяется» с миром только с помощью указательных местоимений, которые суть «логически собственные имена».

Математические и семантические парадоксы. Занимаясь теорией множеств, Р. обнаружил парадокс, который впоследствии получил его имя. Он касается особого «класса всех классов, не являющихся членами самих себя». Спрашивается, является ли такой класс членом самого себя или нет? При ответе на данный вопрос получается противоречие. К этому парадоксу было привлечено широкое внимание, ибо в начале века теория множеств считалась образцовой математической дисциплиной, способной быть непротиворечивой и полностью формализованной. Позитивное решение, предложенное Р., получило название «теории типов». Согласно данной теории, имеется иерархия свойств и предложений разного логического типа. В частности, «парадокс Р.» не возникает, если учесть, что множество (класс) и его элементы относятся к различным типам: тип множества выше типа его элементов. Многие математики, однако, не приняли расселовское решение, считая, что оно накладывает слишком жесткие ограничения на математические утверждения. Теория типов была использована Р. и для решения знаменитого семантического парадокса «Лжец».

Логический атомизм. Р. стремился установить соответствие элементов языка и мира. Элементам реальности в его концепции соответствуют имена, атомарные и молекулярные предложения. В атомарных предложениях («это белое», «это слева от того») фиксируется обладание некоторым свойством или же наличие отношения. Таким предложениям в мире соответствуют атомарные факты. В молекулярных предложениях входящие в них атомарные предложения соединяются с помощью словсвязок «или», «и», «если». Молекулярные предложения суть функции истинности атомарных предложений. При этом не существует молекулярных фактов, ибо, согласно Р., ничто в мире не соответствует связкам. По признанию Р., теория логического атомизма возникла под влиянием идей его ученика -- австрийского философа Витгенштейна*. Философская цель данной теории -- дать максимально полное, экономное и точное описание реальности. Р. предполагал, что в логически совершенном языке науки каждый знак будет соответствовать компонентам определенного факта, что позволит избежать двусмысленностей и возникновения парадоксов. Данная точка зрения была в 30е годы подвергнута критике «поздним» Витгенштейном и «лингвистическими философами».

Философия сознания. В кн. «Анализ сознания» (1920) Р. вслед за Джеймсом* и американскими й неореалистами выдвинул теорию «нейтрального монизма». Данную работу он характеризовал как попытку совместить материалистическую позицию в современной ему психологии (бихевиоризм*) с идеалистической позицией в физике, «дематериализующей материю» (материю Р. трактует как логическую фикцию, представляющую собой удобное обозначение для сферы действия каузальных законов). В этой связи он выступил против традиционного философского разделения на материю и дух. Р. кроме того критиковал субстанциалистские концепции сознания, а также идею интенциональности* сознания. Мир, по его мнению, состоит из единого «вещества», которое онтологически «нейтрально». Однако в психологии и в физике действуют разные каузальные закономерности. И физические данные, и психические суть конструкции. Но поскольку данными психологии являются ощущения, то и данные физических наук тоже являются психическими данными. В целом, по Р., исходное научное объяснение того, что имеется и происходит в мире, ближе к психологическому объяснению, нежели к физическому. В более поздних работах Р. эта тенденция психологизации философского и научного знания усилилась, в чем сказалось влияние на него феноменалистической философии Юма.

РОЗЕНШТОКХЮССИ (Rosen stockHuessy) Ойген Мориц Фридрих (18881973) -- нем.амер. философ и социолог. Род. в либеральной еврейск. семье, в юности пережил религиозный кризис и крестился. Занятия философией совмещал с практическими делами. В 191921 был редактором газеты автозавода «ДаймлерБенц» в Штутгарте, в 192123 возглавлял Рабочую Академию во ФранкфуртенаМайне, в 1925 был вицепрезидентом Всемирной Ассоциации образования взрослых, в 192930 организовывал сельскохозяйственные трудовые лагеря для рабочих и студентов в условиях экономического кризиса. В 1933 эмигрировал в США, в 193436 -- проф. Гарвардского унта, в 193657 -- Дартмутского колледжа. Формирование взглядов Р.Х. происходило под влиянием иудаизма, нем. классической философии, включая Л. Фейербаха, а также тех мыслителей, которых он называл «дизангелистами» (в противоположность «евангелистам» как носителям «благой вести») и которых резко критиковал -- Дарвина, Маркса, Ницше*, Фрейда*.

В центре философии Р.Х. -- проблематика языка. Последний понимался им как надындивидуальная целостность типа гештальта, как эфир, в который погружены все люди. Язык -- носитель всех впечатлений, когдалибо имевших место в пространстве и времени, именно он обеспечивает непрерывность совокупного человеческого опыта. На этой основе Р.Х. пересматривает традиционное понимание соотношения языка и мышления и формулирует новый подход, который называет поразному -- «речевое мышление», «грамматический метод», «метаномика».

Человеческая история, согласно Р.Х. протекает отнюдь не в физическом пространствевремени. Каждая культура создает свое пространство и свое время, которые являются искусственными, но вместе с тем одинаковыми для всех членов данной общности. Культуры возникают из диалогической ситуации (см.: диалогическая философия*) в качестве ответа на вызовы принуждающих сил. Затем эти ответы абсолютизируются и изолируют культуры друг от друга. Христианство отрицает окончательность сформулированных различными культурами ответов, и Иисус Христос умирает для того, чтобы вместе с ним умерли те ценности, которые он собрал в своей душе. Таким образом, это не смерть за неизменные ценности, но смерть для старой жизни ради любви к новой, т.е. исход из старого мира. Вся история в концепции Р.Х. предстает как история спасения, и ее цель раскрывается как творение единого человеческого рода. В контексте этих идей, а также диалогического принципа Р.Х. предложил также критику и программу преодоления традиционной метафизики*. При жизни его взгляды были известны лишь немногим его друзьям и студентам, хотя и оценивались достаточно высоко Тиллихом*, Л. Мэмфордом, X. Коксом. Его концепция языка оказала влияние на амер. поэта У.Г. Одена.

Речь и действительность. М., 1994; Тебя и меня (Учение или мода?) // Философские науки. 1995, № l; Die Sprache des Menschengeschlechts. Bde. 12. Heidelberg, 196364; The Christian Future, or the Modern Mind Outrun. N.Y., 1966; Out of Revolution: Autobiography of Western Man. Providence, 1993.

РОЛЗ (Rawls) Джон (p. 1923) амер. философ. Его профессиональная карьера прошла в Гарвардском унте, где он получил докторскую степень, а затем до 1993 преподавал политическую философию. Р. -- наиболее известный из современных политических философов. Он обновил политическую философию, которая, как казалось, безнадежно увязла в традиционных и неразрешимых спорах. Проблема, которую он взялся разрешить, является центральной для этой философской дисциплины -- это проблема справедливости (justice). Почти все его работы -- от ранней статьи «Справедливость как честность» до magnum opus «Теория справедливости» (1971) и вышедшей в 1993 кн. «Политический либерализм» -- посвящены одной этой теме.

Влияние работ Р. очень велико. Вряд ли найдется другая современная философская работа, которая могла бы сравниться по известности с его «Теорией справедливости». Ятя книга была переведена на многие языки и проанализирована в бесчисленных статьях и книгах.

Свой подход к политической философии Р. базирует на том убеждении, что справедливость для этой дисциплины суть то же, что истина для логики и эпистемологии, добро -- для этики или красота -- для эстетики. Не может быть политической философии без теории справедливости. Важно также отметить, что Р. не претендовал на разработку некоторой определенной теории справедливости. Хотя его построения не носят метафизического характера и развивают именно политическое понимание справедливости, они могут рассматриваться как общее концептуальное поле для соперничающих теорий справедливости, по крайней мере рационального типа. Поэтому какую бы теорию справедливости ктолибо ни принимал, он должен считаться с концепцией Р.

Теория справедливости Р. является, вопервых, индивидуалистической и, вовторых, дистрибутивной, Она индивидуалистическая в том смысле, что противопоставлена утилитаризму. Р. полагает, что утилитаризм не принимает во внимание факт существенных различий между индивидами. Для утилитаризма любой индивид -- лишь точка локализации, в которой сходятся блага и полезности. Согласно же Р., индивиды отличаются во всем спектре отношений и особенно в том, как они воспринимают то, что может считаться благом. Поэтому его теория может применяться к индивидам, которые верят в различные моральные идеалы, т.е. она применима к плюралистическим обществам. Дистрибутивность его теории заключается в том, что ее цель состоит в анализе и оценке способов распределения справедливости или блага в обществе. В отличие от утилитаристской концепции распределения (которая постулирует, что блага должны быть распределены таким образом, чтобы максимизировать полную или же среднюю общественную полезность), Р. основывает свою теорию на понятии честности (fairness).

Два элемента принципиальны для его концепции. Первый -- это принцип равной свободы: любой человек должен располагать максимальной свободой, совместимой со Столь же максимальной свободой других людей. Второе основание распадается на два аспекта. Первый -- это принцип равной доступности, второй -- принцип различия. Принцип равной доступности устанавливает, что все, что может представлять собой ценность, должно быть равно открыто для любого человека. Принцип же различия вызывает большие дискуссии. Р. утверждает, что социальное неравенство оправдано только тогда, когда оно приносит выгоду наименее благополучным членам общества. Иными словами, когда речь идет о справедливости той или иной формы неравенства, то в наиболее возможной степени следует отдавать предпочтение наименее обеспеченным гражданам. Именно этот принцип придает своеобразие истолкованию Р. идеи честности. По существу, можно сказать, что рассуждение должно направляться принципом равенства до того момента, который отмечает справедливость определенного уровня неравенства, коль скоро оно принесет сейчас или в будущем преимущество самым обделенным членам общества. Напр., менее талантливым людям должно уделяться больше социального внимания, чем более талантливым. Но при этом нельзя переходить грань, за которой такое распределение начинает разрушать ту выгоду, которую все общество, а значит и наименее обеспеченные его члены, получают от деятельности более талантливых индивидов. Аналогично дело обстоит и с помощью бедным, инвалидам, нетрудоспособным в тех ее формах, которые имеют социальное значение.

Из содержания принципов справедливости Р. ясно, что он имеет в виду социальную справедливость. Индивиды обладают равными правами на свободу как члены общества не потому, что это повышает или же наносит ущерб их благосостоянию или чувству справедливости. В самом деле, в таком обществе никто не может продать себя в рабство, даже если это приведет к повышению его благосостояния, имущества или даже счастья. В более общем плане роль принципов справедливости состоит не в том, чтобы сдерживать возможные несправедливые притязания. Они должны прилагаться к базисным структурам общества и потому относятся к инстанции, которая конституирует справедливый социальный порядок, т.е. является основой хорошо упорядоченного общества.

Предлагая такие принципы справедливости, Р., однако, сталкивается с двумя серьезными проблемами. Вопервых, воспримут ли люди общество, которое будет устроено на этих принципах? Вовторых, будут ли они устойчиво придерживаться или терпеть их? Иначе говоря, речь идет о возможности существования, о реальности справедливого общества, а затем -- о его стабильности. Решая эти проблемы, Р. опирается на ряд хорошо известных теорий. В его концепции видны следы трех главных влияний: (1) политической философии, связанной с идеей общественного договора;(2) этики Канта; (3) современных теорий рационального выбора.