Арабские страны Западной Азии и Северной Африки

«Страновое государство» становилось той объективной силой, которая несла прямую ответственность за сохранение недемократического характера реально существующей в нем сферы социально-политических отношений. Его недавнее прошлое - эпоха колониального угнетения - практически ничем не отличалась от постколониального, независимого и суверенного статуса. Это государство активно трансформировало приходившие к власти политические силы, содействуя их превращению в столь же антидемократичные, что и силы, которые правили этими государствами в течение первых лет после обретения ими политической самостоятельности. Речь не шла о внутреннем перерождении этих сил или о трансформации их программных установок и целей борьбы, - они остаются неизменными, хотя их содержание активно выхолащивалось. Могут ли эти силы самостоятельно вернуться на исходные позиции, восстановить то позитивное, что позволило населению арабских стран увидеть в них выразителя собственных интересов и содействовать их приходу к власти? В этом приходится лишь сомневаться потому, что движение в таком направлении не соответствует сущностным параметрам самого странового государства.

Встает, однако, необходимый в данном случае вопрос, - что же определило появление странового государства? Иными словами, что было тем исходным временным рубежом, который положил начало переходу арабского мира из ситуации единого общенационального пространства в ситуацию раздробленности? И если возникавшие в пределах того же региона государственно-политические образования строились на основах исламской цивилизационной матрицы, то что ныне лежит в основе странового государства? При этом, достаточно важно соотнести высказывавшиеся арабскими политологами идеи о коренных различиях между базовыми принципами возникновения и жизнедеятельности арабо- мусульманского государства и государства западного типа, с одной стороны, с их резкой критикой реальности странового государства, с другой.

Арабское страновое государство явилось итогом европейской экспансии, - эта идея представляется ключевой для каждого из исследователей политического процесса на уровне того или иного государственного образования. Этот вывод кажется справедливым, тем более, что он основывается на реальности событий, происходивших в течение длительного периода, конечная граница которого обозначена, по крайней мере, временем окончания первой мировой войны. Внешние по отношению к региону силы становились решающим фактором, определявшим не только становление нынешних арабских стран, демаркацию границ между ними, а также основные направления их социально-экономического и политического развития. Конечно, вопрос о том, смог бы арабский мир даже в отсутствии угрозы вмешательства внешних сил осуществить движение в сторону создания широкого государственного образования, границы которого простирались бы от Атлантического океана до Аравийского мора, не кажется арабским политологам в достаточной мере принципиальным. Он, в целом, ими и не ставится. Впрочем, мифология представлений об изначально предопределенной постановке проблемы как исторически заданном единстве арабского мира уязвима и не только в этом отношении, - игнорируется фактическое существование многих вилайетов Османской империи в качестве, по сути дела, автономий, не принимается во внимание независимый от этой империи статус Марокко или Омана. Более того, эта постановка вопроса абстрагируется от представлений, господствовавших среди лидеров арабского возрожденческого движения (ан-Нахда), планировавших создание государства, которое не включило бы ни Египет, ни юг современного Ирака, ни Северную Африку. Речь не должна идти, однако, о критике определенных представлений. Вопрос связан с другим аспектом той же проблемы. Эти представления являются пусть и мифологизированной данностью, определяющей общую атмосферу умонастроений в сфере общественного сознания, в том числе и политологии.

Занявшая несколько столетий европейская экспансия в пределы Османской империи, привела к разграничению сфер влияния колониальных держав, что, в конечном итоге, и стало ведущей причиной появления современных арабских государств. Естественно, что деятельность европейских администраций на территории Арабского Востока не могла бы быть успешной, если бы там не было сил, заинтересованных в поддержании контактов с представителями этих администраций. Этими силами были сторонники регионалистской, конфессиональной или классовой (феодальной, компрадорской) ориентации9.

Созданные европейцами при поддержке их местных союзников государственные образования странового типа, если следовать логике рассуждений Г. Саляме, «своим несвоевременным возникновением ... нанесли огромный ущерб, сделав невозможным дальнейшее развитие в направлении создания более благоприятных для эволюции демократии условий. Дело заключалось не только в том, что эти государства были созданы, прежде всего, военными, смотревшими на них как на место сосредоточения колониальных армий. Самым опасным последствием случившегося, - отмечал ливанский исследователь, - становилось то, что европейское вторжение и господство остановили процесс, начавшийся еще в ХIХ в. и воплощавшийся в развитии феномена модернизации на территории Османской империи. Феномен модернизации сопровождался возникавшим в силу внутренних причин процессом демократизации, где-то более весомым и быстрым, а где-то более медленным и последовательным. Однако самым принципиальным было то, что процесс демократизация, порождавшийся внутренними причинами, лучше отвечал условиям эпохи и того географического пространства, которое было им затронуто»10.

По мнению арабских политологов, это было наиболее важным итогом европейской миссии в пределах тех территорий, которые в настоящее время составляют арабский мир. Столкновение цивилизаций - мусульманской и европейской - не содействовало их взаимному обогащению и взаимопроникновению. Напротив, одна из них - европейская - разрушила вторую или, по крайней мере, прервала естественное развитие мусульманской цивилизации, оттеснив ее на периферию общественно-политической жизни тех стран, где ранее она выступала в качестве неоспоримо господствовавшей. Более того, столкновение цивилизаций и победа одной из них содействовали тому, что в арабском регионе, - в то время части Османской империи, - не смог появиться автохтонный тип демократии, который, быть может, только в этом случае что-либо позаимствовать у западной модели демократии. Европейская экспансия лишила арабов возможности сделать это, поскольку в ходе этой экспансии эта модель им навязывались силой оружия.

Стоило бы, однако, продолжить прерванную цитату. Внедрявшиеся европейцами в создававшиеся ими государства нормы демократии не были, кроме того, адаптированы к условиям арабского мира. В силу этого, происходило «перепрыгивание через последовательно следующие друг за другом этапы эволюции, осуществлялась попытка ускорить естественную эволюцию местного общества, нормы демократии становились орудием деспотического определения нужд и потребностей этого общества». Дальнейшее развитие событий, начавшееся уже в эпоху государственной независимости арабских стран, было во многом предсказуемо. В этой связи Г. Саляме отмечал следующее: «Лаицизм в арабском мире был отброшен теми, кто под лозунгами возвращения к традиции требовали осуждения молоха модернизации. Национализация стала ответом тем, кто пытался использовать собственное благоприятное экономическое положение ради того, чтобы и дальше управлять страной. Национализм стал орудием тех, кто выступил против дальнейшей феодализации государства, против монопольного обладания кучкой людей каналами контактов с внешним миром, против господствовавших в местном обществе сил и заимствованных извне идей»11.

Высказывавшиеся ранее идеи приобретали более четкое оформление. Более того, вывод Г. Саляме был совершенно логичен. Естественно, что то, что было навязано деспотическими методами, должно было быть отброшено, хотя, как показывало дальнейшее развитие событий, арабский мир впоследствии вновь возвращался к усвоению норм западной демократии. Тем не менее, ключевым словом ливанского ученого становилось понятие «феодализации» странового государства. Европейская экспансия в арабский мир не столько модернизировала его, сколько обращала его развитие вспять. Здесь вывод Г. Саляме не был единственным в своем роде. Достаточно сослаться хотя бы на точку зрения М.Дж. Аль-Ансари.

Для бахрейнского политолога «страновое государство воплощало в себе перенесенный в эру существования ООН и государственных суверенитетов этап феодализма, через который арабское отечество ранее не проходило»12. Его выводы в этой связи достаточно красноречивы. Европейская экспансия и установление господства Запада над арабским миром вызвали к жизни «страновое государство, историческая функция которого идентична функции феодального государственного образования». М.Дж. Аль-Ансари последовательно проводит грань равенства между европейским феодализмом, включая также в круг своего анализа и японскую ситуацию средневековья и нового времени и настойчиво транскрибируя арабской графикой термин «феодализм», что исключает возможность иного подхода к высказываемым им соображениям в связи с существующими арабскими государствами.

Как и европейские феодальные образования, так и нынешние арабские государства возникли в результате распада огромных империй. Как и европейские феодальные государства, так и арабские страновые государственные образования должны выполнить свое историческое предназначение. Оно заключается в том, что «нынешнее развитие арабского мира на основе существующих реальностей, воплощаемых в страновых государствах, должно, в конечном итоге, привести к развитию в общенациональном масштабе. Иными словами, нынешние условия развития объективно приближают время общенационального единства, которое положит конец этапу страновой раздробленности».

Ситуация, возникавшая в связи с этим выводом, выглядела как во многом неожиданная. Действительно, страновое государство, представлявшееся ранее как явление далекое от естественного хода вещей, навязанное извне с помощью «деспотических» методов внезапно приобретало новые оттенки. «Наиболее значимой особенностью этого государства, - подчеркивал М.Дж. Аль-Ансари, - как и европейского феодального государства, становилось то, что каждое из них трансформировалось в инструмент, в горнило изменения существующей лояльности. Благодаря каждому из них, лояльность племенного, конфессионального или регионального типа перерастала в лояльность по отношению к реальному политическому образованию, к высшей власти в этом государстве. Европейский феодализм уничтожил племенную лояльность германских племен и превратил ее в лояльность, основанную на уважении к феодальному властителю и его власти. Племенная, конфессиональная и региональная лояльность все еще остается фактором, воздействующим на жизнь арабских социальных объединений, хотя централизованный халифат - Османская империя - и не прошел через этап феодальной раздробленности. Это означает, что страновое государство действует в настоящее время в направлении искоренения традиционных форм лояльности, становясь горнилом, выковывающим идею патриотического единства и приближающим эпоху понимания значимости гражданского общества».

Возникает естественный в этом случае вопрос, - возможно ли совместить две, казалось бы, трудно сочетаемые идеи? Одна из них состоит в том, что достижение демократии в страновом государстве невозможно, поскольку это государство по самой своей природе не может отвечать представлениям о демократических нормах. Вторая же - что страновое государство содействует становлению в арабском мире адекватного понимания значимости гражданского общества. Тем не менее, обе эти идеи не являются абсолютными антиподами.

Страновое государство, возникшее в результате европейской экспансии, создавалось без учета многих обстоятельств, которые могли бы обеспечивать его выживание. Проведение линий демаркации между колониальными владениями ведущих государств Европы времени раздела Османской империи, которые и стали впоследствии государственными границами арабских стран, размечало сферы влияния европейских государств и определялось требованиями геополитики ушедшей в прошлое эпохи. Все те же линии демаркации лишь в малой мере учитывали степень или уровень внутрирегиональных хозяйственных связей в границах того или иного владения Великобритании, Франции или Италии. Их еще следовало создать. Но это отнюдь не всегда входило в задачу державы-метрополии, руководствовавшейся в этой сфере собственными, определявшимися ее интересами задачами.

Страновое государство, выраставшее на основе европейских колоний, не могло быть внутренне гомогенным. Реально существующие в этом государстве характеристики социальной лояльности и, прежде всего, - лояльность племенного, конфессионального или регионального типа - тому решающее доказательство. Поверхностность модернизации времени до обретения страновыми государствами политической самостоятельности определялась не только сохранением гетерогенного характера арабских обществ, но и выдвижением вперед представителей этно-предпринимательских групп, игравших ведущую роль в отношениях между колониальной администрацией и местным населением, оттеснением групп религиозного большинства на периферию социально-экономического развития. Тем не менее, задача преодоления этой гетерогенности также не была основным направлением деятельности иностранных администраций. Стоявшие перед ними задачи все так же определялись более высокими интересами той или иной державы. Более того, проводившаяся этими администрациями, как правило, линия на развитие в пределах территории той или иной колонии экономического либерализма даже и не способствовала тому, чтобы они могли бы уделять какое-то внимание решению этого вопроса.

Мог ли, в этой связи, процесс ускоренной модернизации быть успешным в обществе, где все еще в силу превалирования внешних причин становления государственности сохранялись унаследованные от прошлого характеристики лояльности? Традиционные западные нормы демократии в случае, если бы они последовательно претворялись в страновых государствах арабского региона, не смогли бы содействовать провозглашавшейся их режимами ориентации на преобразование общественных и хозяйственных структур. Причиной тому была бы их полная неэффективность в контексте гетерогенности местного социума. Они, тем самым не смогли бы обеспечить необходимую для решения задач модернизации степень мобилизации населения этих государств. С другой стороны, все те же нормы западной демократии в обществе, все еще лишенном национального единства, вызвали бы к жизни, в случае их реализации, необратимые центробежные силы регионалистского, этнического или конфессионального характера.

Страновое государство выступало в качестве существующей реальности. Его параметры были во многом противоречивы. Их противоречивость не могла не признаваться представителями арабской политологии, порой резко критиковавшими деятельность находившихся у власти в этих странах режимов. Вопрос, тем не менее, не сводился только к их критике в сфере соблюдения гражданских прав и свобод граждан. Главным для арабских политологов становилось то, что эти государства обращали унаследованные от прошлых эпох методы авторитарного руководства на решение более существенной задачи - достижения внутренней консолидации ради будущего национально-государственного единства и, конечном итоге, создания гражданского общества. Иными словами, используя выражение Г. Саляме, страновое государство «своей деятельностью отрицает себя»13.

Говоря о сегодняшней ситуации в сфере демократизации в странах Северной Африки М.А. Аль-Хармаси, в частности, подчеркивал: «Ни одно из правительств Магриба от Рабата до Триполи не смогло добиться решения постоянно бросавших им вызовы задач: большей экономической эффективности, с одной стороны, и политического обновления, с другой. ...Ситуация стала еще более сложной, когда магрибинские государства перешли к реализации стратегии экономической открытости, направленной на поиск выхода из тупика последствий прежнего экономического курса. С помощью этой же стратегии там стремились также удовлетворить запросы тех сил, которые все более сплоченно выступали под лозунгами политического протеста, требуя действительного расширения ограниченных возможностей собственной инициативы, о чем им велеречиво говорили местные правительства»14. В равной мере слова тунисского исследователя могли бы быть отнесены и к широкому кругу арабских азиатских стран от Ирака и Сирии до государств зоны Персидского залива и Аравийского полуострова.

Арабское региональное сообщество действительно стояло перед проблемой достижения более высокой производительности труда, повышения эффективности национального производства, что в огромной степени зависело от уровня подготовки местной рабочей силы, включая и освоение передовой технологии Запада. Государство должно было изменить, - и оно, вне сомнения, стремилось это сделать, - собственный сложившийся ранее образ.

Точка зрения, высказываемая в этой связи М.А. Аль-Хармаси, вновь обращала на себя внимание15. Он считал, анализируя положение, прежде всего, в североафриканском регионе, что в глазах своих граждан магрибинские государства в постколониальную эпоху играли двойственную роль. Они были «силой, направлявшей развитие в сторону обретения странами региона внутринационального единства и солидарности», и, одновременно, «единственным центром экономического патернализма в отношении собственных граждан». Однако, чем больше отдалялась эпоха борьбы за обретение национальной независимости, тем менее значимым становился соответствовавший ей образ странового государства. Субъективная сторона этой проблемы становилась тем более значимой, что нерешенность задач быстрого хозяйственного возрождения порождала серьезные трудности в реальной жизни этих государств. Речь шла об экономической стагнации и, как ее следствии, все большем отходе граждан арабских государств от традиции ориентации на государство как инструмент поддержки их экономической деятельности.

Трансформация образа государства и изменение его функций, связанных, прежде всего, с той ролью, которую оно традиционно играло в экономической жизни общества, были связаны, в конечном итоге, с новой стратегией экономической открытости. Речь более не шла о том, что решение экономических задач продолжало оставаться исключительной прерогативой государственного аппарата. Во многом, они перекладывались на плечи самих граждан. Преодоление экономической стагнации требовало вложения в народное хозяйство как национального, так и иностранного капитала. Ради осуществления этой задачи требовалось всеобъемлющее поощрение частной инициативы. В силу этого, страновое государство превращалось в орудие «национального примирения»16, идея которого, в зависимости, начиная со второй половины 70-х-начала 80-х гг. во все большей мере начинала реализовываться в различных странах арабского мира.

Станет ли реальностью арабского мира тот путь его модернизации, который сегодня ассоциируется с экономическим либерализмом и политикой «открытых дверей»? Вне зависимости от общей оценки этого пути, диктуемой теми или иными политическими и идейными пристрастиями, он выглядит сегодня как потенциально наиболее рациональный и способный действительно переломить негативные последствия хозяйственного застоя и социальной деградации. Конечно, и в этом случае не приходится сомневаться, в том, что реальные итоги осуществления курса экономической либерализации на Арабском Востоке будут продемонстрированы только по истечении определенного времени. Трудности реализации этого курса в стране, которая никогда не отказывалась от следования в русле политики экономического либерализма, - речь идет о Ливане, - четко осознаются арабскими политологами17. Но, вместе с тем, суть проблемы заключается не только в этом.

Государство не может не учитывать действительно встающие на пути осуществления курса экономической открытости трудности, источником которых выступают факторы реального развития арабского мира. Существующие в его пределах государственные образования все еще далеки от того, чтобы рассматриваться в качестве действительных «государств-наций». Впрочем, арабские политологи и не считают своей обязанностью содействовать их становлению в таком качестве. Неразвитость социальной структуры в рамках этих образований не может игнорироваться. Более того, естественные хозяйственные отношения, пробивавшие себе дорогу даже во времена если не абсолютного, то достаточно широкого огосударствления экономической жизни, должны в сегодняшней ситуации, открывающей путь к реализации частной инициативы, стать источником достатка, обогащения и, в силу этого, повышения социального престижа определенных социальных групп и слоев общества.

Такого рода процессы не могут оказаться безболезненными. Они уже сегодня угрожают потрясениями политического характера, возможностью реализации регионалистских форм сепаратизма, взрывами межконфессиональных и этнических конфликтов и антагонизмов. Это прекрасно понимают арабские политологи. Для них естественно говорить сегодня о том, что «группы исламского действия призывают к проведению в жизнь стратегии революционной борьбы против правящих режимов и против общества в целом, рассматриваемых с позиций этих групп как нелегитимные и безбожные»18, используя, в этой связи, кажущиеся исламистам «полностью совпадающими понятия «народ» и «наследие». Иными словами, отталкиваясь от слов другого автора, речь идет о «негативизме политической практики масс»19.

Идет ли речь, тем не менее, о том, что «арабо-мусульманский мир представляет собой очевидное исключение из общемирового правила движения к демократии»20? Отвечая на этот вопрос сирийца, А. Аль-Азме считает такую постановку проблемы в принципе неправомочной. Арабский мир, как и, в целом, мировое сообщество, движется по пути все большего практического претворения демократических норм в сфере экономических отношений, а также в области общественных отношений и политической жизни, включая и взаимоотношения между государством и личностью. Тем не менее, это движение не может не обладать многими, ярко выраженными чертами региональной и, в определенной мере, страновой специфики. На этом положении следовало бы остановиться подробнее.

Конечно21, демократические процессы представляют собой сегодня реальность во многих странах Арабского Востока. Мусульманская цивилизационная матрица смогла обнаружить в себе достаточное число граней, находящих определенное соответствие их аналогам среди норм западной демократии. Их использование позволяет решить те проблемы, которые в относительно отдаленном прошлом казались неразрешимыми. Речь, в частности, идет об институте аш-шура (консультаций), становящимся основой для возникновения систем представительной власти на всем протяжении ареала проживания как арабских, так и мусульманских народов. Разумеется, эволюция этих систем, как и иных современных демократических институтов, становится, в этой связи, тесно связанной с необходимостью постоянного обращения к религиозной догматике ради легитимизации этого процесса. Или, пользуясь словами одного из цитировавшихся исследователей, «ислам должен постоянно выступать в качестве символического источника оправдания или подтверждения значимости того или иного института государства, а также той или иной нормы общественного поведения»22.

Тем не менее, развитие процесса демократизации в странах арабского региона проходит в формах, которые далеки от того, чтобы рассматриваться в качестве либеральных. Это обстоятельство давно стало предметом дискуссий в арабском мире, в том числе и в кругах арабских политологов. Высказываемые в ходе этой дискуссии точки зрения в связи с тем, почему этот процесс привел к возникновению феномена «нелиберальной демократии», при всем их разнообразии отталкиваются, тем не менее, от характеристик «неопатриархальности», сформулированных американским историком и политологом арабского происхождения Х. Шараби.23, считающим, что арабский мир социально гетерогенен. Основой социальных отношений, как и институтом социальной организации в этом регионе выступают семья, род, племя, религия или конфессия. Эти социальные отношения - авторитарны. Иными словами, господство, насилие и методы управления, характерные для поведения патриархального отца в его отношениях с детьми, - все это вступает в качестве принципов межчеловеческих взаимоотношений, как на уровне семьи, так и на уровне государства. Иные варианты общественных связей и контактов, базирующиеся на принципах взаимодействия, взаимного признания и равноправия, или не существуют, или находятся в зачаточной состоянии. Общественная жизнь в значительной степени определяется распространением живучих стереотипов, порождающих чувство социальной замкнутости и веру в потусторонние силы. Осознание многообразия окружающего мира едва лишь начинает реализовывать себя. Наконец, это резко ощутимый традиционализм социального поведения, в основе которого лежит следование устоявшимся обычаям, а не спонтанность, созидание и творчество.

Для Х. Шараби и абсолютного большинства арабских ученых, исследователей и, в целом, представителей университетской и научной элиты все сказанное выше представляет собой достаточно существенные причины, определяющие возникновение феномена «нелиберальной демократии». Тем не менее, действительное существование этих причин вовсе не становится поводом для пессимизма. «Нелиберальная демократия», реализуемая авторитарным страновым государством представляет собой «историческую случайность общемировой закономерности движения по пути демократической эволюции»24.

Е.С. Мелкумян

СОВЕТ СОТРУДНИЧЕСТВА АРАБСКИХ ГОСУДАРСТВ ПЕРСИДСКОГО ЗАЛИВА И ЕВРОПЕЙСКИЙ СОЮЗ: ОСНОВНЫЕ СФЕРЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ

Для Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) развитие отношений с Европейским союзом (ЕС) имеет особое значение. Они призваны содействовать укреплению многополярности в современной системе международных отношений. Упрочение связей с такой мощной региональной группировкой как ЕС должно создать, по мнению государств ССАГПЗ, противовес стремлению США быть единственным гарантом безопасности и стабильности в регионе Персидского залива. ССАГПЗ заинтересован в том, чтобы иметь широкие возможности для маневрирования, поэтому он стремится к развитию сбалансированных отношений со всеми ведущими мировыми державами. Это отвечает его коренным интересам по поддержанию внутриполитической стабильности и достижению экономического процветания. ЕС, со своей стороны, готов к развитию отношений с ССАГПЗ как одной из региональных организаций. Как отмечалось в документах ЕС, «поддержка региональной интеграции и региональных группировок в развивающемся мире содействует поддержанию стабильности»1. Это особенно важно в отношении региона Персидского залива, располагающего богатейшими мировыми запасами нефти и газа, от бесперебойных поставок которых на европейские рынки зависит экономическое благополучие государств ЕС.

Взаимоотношения между ССАГПЗ и ЕС основываются, прежде всего, на совпадении их экономических интересов: ЕС нуждается в поставках нефти и газа из стран ССАГПЗ, а те в свою очередь хотели бы получить доступ к европейским технологиям, помощь в подготовке местных высококвалифицированных специалистов и расширить перечень поставляемых на европейские рынки товаров. В марте 1983 г. официальная делегация ЕС посетила Саудовскую Аравию, где впервые были проведены переговоры с руководящими деятелями ССАГПЗ, в результате которых была достигнута договоренность об обмене информацией между этими региональными объединениями об их деятельности.

В ноябре 1984 г. были начаты предварительные переговоры между комиссией ЕС и Генеральным секретариатом ССАГПЗ о заключении экономического сотрудничества, которое охватывало бы торговлю, энергетику, инвестиции, промышленность, передачу технологий и подготовку кадров.

Некоторые арабские исследователи, в частности, представитель Саудовской Аравии Мухаммед Маамун Курди отмечал, что «переговоры не случайно начались в тот период, когда проходили выборы в США». Он подчеркивал, что выбор времени начала контактов с ЕС был верным не только с тактической точки зрения. Этот выбор был принципиален и по существу, так как государства ССАГПЗ могли обсуждать с ЕС проблему поставок их промышленной продукции на европейские рынки, отталкиваясь от значимости собственных экономических интересов и не принимая во внимание политическую реальность, которая определяла отношения между этой группой стран и США2.

Переговоры не дали положительных результатов, потому что ССАГПЗ стремился к заключению такого соглашения, которое содержало бы пункт о введении льготного таможенного тарифа в отношении его промышленных товаров. Однако страны-члены ЕС отказывались от включения этого пункта в текст соглашения.

Второй раунд переговоров по заключению всеобъемлющего соглашения о сотрудничестве между ССАГПЗ и ЕС состоялся в марте 1985 г. на Бахрейне. Обе стороны так и не смогли достичь договоренности по условиям торгового обмена между ними. В то же время, учитывая важность торговых связей между ними, и ССАГПЗ, и ЕС были готовы к поиску приемлемых для обеих сторон решений по выходу из тупикового положения. Стремясь добиться продвижения переговоров, торговая делегация ЕС в апреле 1985 г. посетила государства, входящие в ССАГПЗ. В октябре 1985 г. было созвано совещание руководителей государств ЕС и ССАГПЗ в Люксембурге для проведения официальных переговоров по всем спорным вопросам, препятствовавшим заключению соглашения о сотрудничестве между двумя региональными организациями. Основным из этих спорных вопросов было решение ЕС о введении таможенных пошлин в размере 13,5% на импорт в страны ЕС метанола и полиэтилена, производимых на предприятиях государств ССАГПЗ3.

Нефтеперерабатывающая и нефтехимическая промышленность представляют собой основу промышленного развития государств-членов ССАГПЗ. Расходы по выпуску продукции в этих отраслях экономики арабских государств региона Персидского залива значительно ниже, чем в других странах, что связано с имеющейся у них дешевой энергией и сырьём. Эти государства стремятся к тому, чтобы экспорт нефтеперерабатывающей и нефтехимической продукции стал, наряду с экспортом сырой нефти, одним из основных источников их государственных доходов. Торговая политика ЕС расценивалась руководителями ССАГПЗ как главное препятствие для достижения этой цели.

Представители ЕС на совещании в Люксембурге не согласились отменить повышенные тарифы на метанол. Они утверждали, что эти тарифы были введены по настоянию Голландии, выступившей с протестом против двенадцатикратного увеличения Саудовской Аравией, по сравнению с размером ее квоты, поставок метанола на европейские рынки. Большая часть предприятий, производящих этот продукт в странах ССАГПЗ, была сосредоточена в Саудовской Аравии.

Руководители ССАГПЗ охарактеризовали действия ЕС как политику «промышленного протекционизма»4. Они настаивали на свободном доступе производимых в их странах товаров на рынки ЕС. В свою очередь, представители ЕС требовали заключения такого соглашения, которое ограничивало бы экспорт из стран-членов ССАГПЗ продукции нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности, поскольку аналогичные предприятия Западной Европы не будут способны выдержать конкуренцию с новыми производителями этих товаров. Руководящие деятели ССАГПЗ опровергали эти утверждения. Они подчеркивали, что европейские рынки смогут легко поглотить повышение экспорта нефтепродуктов из стран ССАГПЗ, в силу того, что даже при самом максимальном его росте, он к 1988 г. не превысит 6% от общеевропейского потребления5.

Противоречия между ЕС и ССАГПЗ были, в определенном смысле, продолжением старой системы взаимоотношений между развитыми и развивающимися странами. Они отражали нежелание индустриальных государств идти на изменение традиционной структуры международного разделения труда, при котором развивающиеся страны выступали только в роли поставщиков сырья для этих государств.

ССАГПЗ добивался благоприятных условий продажи своей продукции на рынках ЕС. Моделью желаемого сотрудничества между обеими региональными организациями были провозглашены отношения, существующие между ЕС, а также странами Африки, Карибского моря и Тихого океана (АКТ). Первая Ломейская конвенция (февраль 1975 г.) и вторая Ломейская конвенция (февраль 1980 г.), заключенные между ЕС и государствами АКТ обеспечили свободный доступ всей промышленной продукции и 94% сельскохозяйственных товаров, ввозимых из стран АКТ, в страны ЕС. Для оставшихся 6% сельскохозяйственных товаров ЕС согласился предоставить преференции в виде снижения пошлин или уменьшения размеров импортных компенсационных сборов6.

Помимо обсуждения условий товарообмена между странами-членами обеих региональных организаций, в ходе переговоров с ЕС представители ССАГПЗ подняли вопрос о необходимости принятия закона, гарантирующего взаимную защиту капиталовложений, а также налаживание обмена информацией о возможностях сотрудничества в области промышленности и создания совместных предприятий. ССАГПЗ проявил заинтересованность в развитии сотрудничества с ЕС в области научных исследований, включая обмен информацией об их результатах и осуществление совместных научных проектов. Руководители этой организации предложили включить в соглашение пункт об обязательствах ЕС участвовать в подготовке квалифицированных кадров для стран Совета сотрудничества. Взаимодействие в сфере научных исследований и подготовки кадров должны были содействовать передаче технологии государствам-членам ССАГПЗ.

Переговоры 1985 г. между руководителями ССАГПЗ и ЕС не дали положительных результатов. Потребовалась длительная и кропотливая совместная работа ЕС и ССАГПЗ, прежде чем обе стороны были готовы к подписанию соглашения о взаимном сотрудничестве. Оно было подписано в июне 1988 г.

Это было первое соглашение, заключенное ССАГПЗ с другой региональной организацией. Оно дало толчок развитию отношений между ними. Были созданы постоянные дипломатические представительства ССАГПЗ и ЕС, которыми обменялись эти региональные объединения. Хотя договор о свободной торговле и не вошел в текст соглашения, его пункт 11 предусматривал необходимость заключения подобного договора в будущем. Однако согласно условиям соглашения ЕС предоставил государствам ССАГПЗ режим наибольшего благоприятствования в торговле, в соответствии с которым часть их товаров поступает в страны сообщества беспошлинно. Главным образом, это сырая нефть и продукция нефтепереработки. На нефтехимическую продукцию пошлины были снижены, и был установлен их максимальный предел. В сентябре 1991 г. после тщательной проработки всех препятствующих этому проблем ЕС принял решение заключить договор о свободной торговле с ССАГПЗ. Предшествующий началу реализации его положений переходный период не должен превышать 12 лет. Европейские партнеры ССАГПЗ считают, что введению режима свободной торговли между ЕС и ССАГПЗ будет способствовать достижение согласия между государствами-членами ССАГПЗ о создании единой системы внешней торговли и об унификации их таможенной политики7.

Несмотря на определенные противоречия между ССАГПЗ и ЕС по вопросам взаимной торговли, торговый оборот между обеими организациями постоянно растет. Для государств ССАГПЗ страны ЕС являются главными торговыми партнерами. Руководители ССАГПЗ стремятся к расширению торговых связей с ЕС и ставят вопрос о необходимости добиться снижения отрицательного сальдо в товарообороте государств, входящих в эти организации8.

Одной из форм взаимодействия между ССАГПЗ и ЕС является так называемое трехстороннее сотрудничество, т.е. совместное использование западноевропейской технологии, с одной стороны, капиталов и сырья государств ССАГПЗ, с другой, и трудовых ресурсов развивающихся стран, с третьей. Идея «трёхстороннего сотрудничества была выдвинута еще в 1974 г. тогдашним президентом Франции Ж.Помпиду. Предполагалось наладить связи между странами ЕС, арабскими нефтедобывающими государствами и странами Африки, где европейцы начали терять свои позиции. Хотя в то время эта идея и не встретила поддержки, Франция, тем не менее, продолжала попытки ее претворения в жизнь. В 1980 г. Италия и Германия выступили в поддержку созыва евро-афро-арабского совещания. Практика «трехстороннего сотрудничества» расширяется, причем в качестве стран-реципиентов начинают выступать не только африканские, но и азиатские, в первую очередь, арабские страны.

Одной из набирающих силу форм сотрудничества между обеими региональными организациями является создание совместных предприятий. Развитию этой формы сотрудничества способствовало проведение совещаний с участием промышленных предпринимателей государств ССАГПЗ и ЕС. Первое подобное совещание было проведено в Испании в 1990 г.

Взаимное стремление ССАГПЗ и ЕС к развитию сотрудничества в области финансов является важным элементом их взаимоотношений. Формы вложения капиталов государств ССАГПЗ в страны Западной Европы достаточно разнообразны: вклады в ценные бумаги, в финансовые и промышленные компании, депозиты. Граждане государств ССАГПЗ активно приобретают в странах Западной Европы недвижимость. Большое распространение получила практика приобретения государствами ССАГПЗ предприятий нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности в странах ЕС. Одним из примеров этого является покупка кувейтской компанией «Kuwait Petroleum Company» нескольких нефтеперерабатывающих комплексов и нефтяного оборудования в странах Бенилюкса и в Италии9.

Валютно-финансовое сотрудничество между государствами ССАГПЗ и ЕС охватывает также и банковский сектор. Крупнейшие банки стран Залива имеют свои отделения в европейских столицах. Особое положение занимает Бахрейн, где была создана разветвленная банковская система, в состав которой вошли представительства десятков ведущих европейских банков.

Экономика и торговля являются важными сферами взаимодействия между ССАГПЗ и ЕС. В то же время политические связи между этими региональными объединениями начитают играть всё более существенную роль в общем комплексе их взаимоотношений. Кризис в Персидском заливе, возникший в результате иракской агрессии против Кувейта в августе 1990 г. стал импульсом, содействовавшим их активизации. ЕС выработал совместную позицию поддержки Кувейта и неприятия агрессии. Государства ЕС приняли активное участие в деятельности антииракской коалиции. Они поддерживали все резолюции СБ ООН, направленные на ликвидацию последствий агрессии и наказание агрессора. Большинство государств ЕС участвовало в военных действиях многонациональных сил по освобождению Кувейта.

Поддержка стран ЕС, оказанная государствам ССАГПЗ в период кризиса в Персидском заливе, способствовала активизации отношений между членами обеих организаций в различных областях их взаимодействия. ССАГПЗ получил поддержку со стороны Европейского сообщества в его стремлении добиться от Ирака выполнения всех требований, содержащихся в принятых СБ ООН резолюциях и направленных на ликвидацию последствий агрессии. В ходе совместного совещания министров иностранных дел ССАГПЗ и ЕС, проходившего в мае 1992 г. в Кувейте, была подчеркнута необходимость скорейшего освобождения пленных и насильственного удерживаемых в Ираке кувейтских граждан и граждан других государств10. Участники совещания поддержали также требование о выплате иракским правительством компенсации Кувейту за ущерб, нанесенный в результате агрессии11. Эти два вопроса имеют принципиальное значение для Кувейта и его партнеров по ССАГПЗ, которые считают, что пока не будут ликвидированы все последствия агрессии будет невозможно добиться достижения безопасности и стабильности в регионе.

ССАГПЗ выступает за расширение участия ЕС в процессе обеспечения региональной безопасности. Его члены заинтересованы в том, чтобы содействовать участию в этом процессе как можно большего числа стран. Члены Совета сотрудничества считают необходимым привлечь ЕС к системе международных гарантий сохранения мира и стабильности в регионе Персидского залива. Подобный подход, как они считают, позволит избежать критики со стороны тех политических сил в арабских странах, которые не приемлют сложившееся в настоящее время положение, когда США выступают в качестве главного гаранта обеспечения региональной безопасности.

Тем не менее, среди членов ЕС нет единства в подходе к этой проблеме. Некоторые из них готовы играть более существенную роль в обеспечении безопасности региона Залива и даже стремятся конкурировать с США за влияние там. В то же время европейские страны не имеют структур, необходимых для ведения военных действий вне европейского континента, хотя попытки их создания и предпринимаются. Вместе с тем, для эффективного решения этого вопроса все еще отсутствует его должное согласование на уровне тех европейских институтов, которые могли бы реализовать эту задачу.

После кризиса в Персидском заливе в ходе одного из заседаний совета министров иностранных дел европейских государств, входящих в Западноевропейский союз, было принято решение о создании европейских сил быстрого реагирования (EUROFOR)12. В то же время остается неясной как возможная роль этих сил, а также в целом та роль, которую Европейский Союз смог бы сыграть в деле укрепления безопасности региона Персидского залива. Это определяется тем, что до сих пор не решен вопрос о том, как европейские силы быстрого реагирования будут согласовываться с силами НАТО.

В мае 1992 г. было принято решение о создании европейского корпуса численностью в 35000 чел., основой которого должна стать франко-германская бригада13. В мае 1993 г. в ходе заседания совета министров ЕС было принято решение о том, что европейский корпус будет передан в распоряжение Западноевропейского союза, сохранив одновременно структурные связи, как с Западноевропейским союзом, так и с НАТО.

Вместе с тем, внутри ЕС существуют разногласия по принципиальному вопросу, связанному с тем, могут ли европейские военные формирования принимать участие в действиях на территории тех регионов, которые расположены вне зоны военной ответственности НАТО. Против участия в этих действиях выступает, в частности, Германия. Несмотря на то, что на официальном уровне в конституцию Германии были внесены соответствующие изменения, тем не менее, общественное мнение этой страны выступает против такого рода действий. В то же время Франция, считающая регион Персидского залива зоной ее национальных интересов, выступает за независимый европейский курс по отношению к этому региону. Остается, вместе с тем, открытым и вопрос о том, какие европейские военные структуры могут принимать участие в обеспечении безопасности региона Залива. Как известно, США инициируют создание соответствующих военных формирований в рамках НАТО. Предполагается, что эти формирования должны координировать свои действия с американской стороной.

Несмотря на то, что и США, и европейские страны имеют общие интересы, заключающиеся в необходимости сохранения безопасности в регионе Персидского залива, тем не менее, между ними существуют и разногласия. В целом, эти разногласия связаны с содержанием курса в отношении Ирака. Франция является сторонницей необходимости смягчения нынешнего курса в отношении Ирака и решения всех возникающих в регионе проблем только мирными средствами. В то же время Великобритания неизменно поддерживает жесткий курс Соединенных Штатов и его военные акции против Ирака. Политические разногласия внутри ЕС осложняют задачу выработки единой стратегии европейцев по отношению к вопросам поддержания региональной стабильности в зоне Персидского залива. В целом, члены ЕС склонны рассматривать проблему безопасности Залива через призму своих политических и экономических задач, и они не готовы к тому, чтобы использовать решительные военные акции для защиты общих интересов Запада в этом регионе.

В то же время государства ЕС расширяют военное сотрудничество с государствами-членами ССАГПЗ. Целью этого сотрудничества является повышение обороноспособности государств-членов Совета сотрудничества с тем, чтобы они могли проводить самостоятельные действия, направленные на обеспечение региональной безопасности.

Военные связи арабских государств региона Персидского залива и европейских держав носят традиционный характер. У истоков создания армий этих государств стояла Великобритания. Однако, по мере развития процесса модернизации местных вооруженных сил и расширения закупок современного вооружения США в значительной степени вытеснили бывшую метрополию. Вместе с тем, уже после того, как в 1981 г. ССАГПЗ был организационно оформлен, членами этой организации была принята программа обеспечения системы коллективной безопасности, которая, в том числе, предусматривала и диверсификацию военных связей государств региона с зарубежными странами. Это привело к росту закупок вооружения в странах Европы.

Движению в этом направлении способствовало и еще одно обстоятельство. США отказывались поставлять в регион некоторые, существенные для повышения обороноспособности его государств виды современного вооружения в связи с тем, что они считали необходимым поддерживать баланс сил между арабскими государствами и Израилем. В свою очередь, европейские державы не выдвигали каких-либо политических условий в вопросе поставок своего вооружения в страны региона. Достаточно показательной в этом отношении выступает история заключения соглашения о поставках вооружения между Великобританией и Саудовской Аравией. В июле 1985 г. США отказались поставить в Саудовскую Аравию дополнительную партию самолетов F-15. Обращение Саудовской Аравии, в этой связи, к Великобритании привело к заключению между обеими странами контракта о поставках штурмовиков «Торнадо». При этом предполагалось, что самолеты этого типа будут базироваться в северо-западной части Саудовской Аравии, в Табуке, расположенном всего в 120 милях от территории Израиля.

Контракт между Саудовской Аравией и Великобританией, получивший название «Ямама-1», предусматривал поставку 132 боевых самолетов, из них 72 штурмовиков «Торнадо», а также учебных самолетов14. В 1988г. между обеими странами был заключен новый дорогостоящий контракт «Ямама-2» на сумму, превышающую 25 млрд. долларов15. Он предусматривал поставку нескольких видов самолетов, вертолетов, минных тральщиков, тяжелого и легкого вооружения, а также строительство с помощью Великобритании двух авиабаз на саудовской территории.

Великобритания стремится к активизации своих военных связей с государствами ССАГПЗ. Она постоянно расширяет список поставляемого в этот регион вооружения. Так, в частности, ею была продана Саудовской Аравии и Оману партия современных танков Challenger-2. Кувейт заключил с Великобританией контракт на сумму один млрд. долларов, предусматривающий поставку ему боевых кораблей и патрульных катеров16.

Другие государства ЕС также ставят задачу расширения отношений с государствами ССАГПЗ в военной области. К ним относится, в первую очередь, Франция, увеличившая поставки вооружения ОАЭ, став, таким образом, главным партнером Объединенных Эмиратов в области. Франция оказывает содействие всем государствам-членам ССАГПЗ в развитии их военно-морских сил. Она поставляет боевые корабли и катера Кувейту, Оману, Саудовской Аравии. Предполагается, что в Саудовской Аравии французские фирмы примут участие и в реконструкции военно-морских баз.

Между Францией и Великобританией идет острая конкурентная борьба на рынках вооружения государств ССАГПЗ. В 1996 г. кувейтское правительство приняло решение о заключении с Великобританией контракта на поставку ракетного оружия для военно-морских сил Кувейта. Вооружение того же типа предлагала ему и Франция. Показательно, что обе державы боролись за этот контракт в течение целого года. Решающую роль в решении правящих кругов Кувейта в пользу Великобритании сыграло то, что во время операции «Буря в пустыне» с помощью ракет британского производства было потоплено 15 иракских судов17.

В том же 1996 г. Катар заключил с Великобританией крупномасштабный контракт на поставку бронемашин, ракет, боевых кораблей и другой военной техники. Тем самым были подорваны позиции Франции, поставлявшей в эту страну до 80 % всего вооружения и военной техники18.

Среди поставщиков вооружения и военного оборудования в страны ССАГПЗ прочные позиции занимают все главные его производители ЕС - Великобритания, Франция, Германия, Италия. Хотя в Германии был принят ряд законодательных актов, ограничивающих военный экспорт за пределы стран, входящих в НАТО, тем более в «зоны напряженности», к которым относится и регион Персидского залива, немецкие торговцы оружием их успешно обходят. Саудовская Аравия закупает у Германии танки, зенитные установки, бронетранспортеры, Кувейт, Бахрейн и ОАЭ - патрульные катера.

С целью расширения своего военного экспорта в страны-члены ССАГПЗ Германия создает совместные компании по производству вооружения с другими государствами-участниками ЕС. Германская и французская компании создали совместную фирму по производству противотанковых управляемых ракет «Хот» и «Милан», закупаемых Саудовской Аравией, Кувейтом и Катаром. Примером совместной военной продукции государств ЕС, закупаемой некоторыми странами ССАГПЗ, является самолет «Торнадо», в производстве которого участвуют концерны Великобритании, Германии и Италии.

Страны ЕС также принимают активное участие в укреплении инфраструктурной базы вооруженных сил ССАГПЗ, участвуя в сооружении различных военных объектов. Они оказывают существенную помощь этой группе государств в подготовке местных военных кадров и в создании основ собственной военной промышленности. Саудовская Аравия уже обеспечивает свои потребности в легком и стрелковом оружии за счет производства образцов винтовок, приобретенных в западноевропейских странах. ОАЭ и Катар закупили в странах ЕС лицензии на производство некоторых видов автоматических винтовок.

После кризиса 1990-1991 г. государства ССАГПЗ начали заключать оборонные соглашения с входящими в ЕС странами. Наибольшую активность в этом плане проявляет Великобритания, заключившая такого рода соглашения со всеми членами ССАГПЗ. Франция следует тем же курсом. В феврале 1993 г. Италия заключила соглашение о военном сотрудничестве с Саудовской Аравией и Кувейтом. Эти соглашения предусматривают не только расширение поставок вооружения, но и проведение регулярных совместных маневров.