Арабские страны Западной Азии и Северной Африки

Сакалиба просят только что взошедшего на престол эмира освободить их. Данное явление можно трактовать по-разному, но наиболее вероятным объяснением кажется следующее. Освобождение раба по завещанию хозяина (тадбир) было обычным явлением в мусульманской жизни. Салих Ибн Са'ид вполне мог написать в завещании, что дает сакалиба вольную. От Ибн 'Изари мы узнаем, что именно дворцовые слуги, фитйан помогли Салиху одержать победу над выступившим против него его братом Идрисом18. Ибн 'Изари, правда, не называет фитйан именем сакалиба, однако сакалиба, вероятно, были среди них. В благодарность за верную службу Салих мог освободить сакалиба по своему завещанию. Если такое предположение верно, то поведение сакалиба легко объясняется: зная, что прежний хозяин дал им вольную, они готовы были идти так далеко, как потребуется, вплоть до свержения эмира, чтобы перестать быть рабами.

Сакалиба действуют как монолитная, организованная сила. Они сконцентрированы в одном месте (деревня сакалиба), Салих Ибн Са'ид, как мы предположили, дал всем им вольную; за свое освобождение они также сражаются вместе. Таким образом, в Накуре сакалиба были не лишены солидарности, объединявшей их между собой.

После данного эпизода мы уже более не видим сакалиба в Накуре. Источники говорят нам, что Са'ид Ибн Салих перебил всех выступивших против него, за исключением ар-Ради19. Сакалиба, таким образом, были истреблены. Каких-либо сведений о сакалиба в Накуре в последующие времена у нас нет, и мы не можем сказать, продолжал Са'ид Ибн Салих закупать их, или нет. Са'ид Ибн Салих был последним салихидским эмиром; впоследствии государство Салихидов было уничтожено Фатимидами20.

Хронология, которую мы находим в источниках, к сожалению, не отличается четкостью. Версия Ибн ал-Хатиба довольно схожа с изложением событий у ал-Бакри и Ибн `Изари, ср. ал-Бакри, Масалик, 765-768 и Ибн `Изари, Байан, 1: 246-249. Согласно ал-Бакри и Ибн ал-Хатибу, Салих Ибн Са`ид, отец эмира, о котором идет речь, правил в Накуре 28 лет (у Ибн `Изари - больше 20), вступив на престол после Са`ида Ибн Идриса. Но такое изложение событий кажется нам довольно сомнительным - почему, например, нападение норманнов на Накур, происшедшее по общему мнению всех трех авторов в 244 г.х. (19 апреля 858 - 7 апреля 859; следует, правда, отметить, что Ибн Хаййан говорит о нападении норманнов под 245 г.х., Ибн Хаййан, Муктабис, 307-309), пришлось на правление не Салиха Ибн Са'ида, а Са'ида Ибн Идриса, хотя Салих, умерший в 262 г.х. после 28-летнего правления, должен был, следовательно, стать эмиром в 234 г.х.? Данные о Са'иде ибн Идрисе вообще фантастичны. У Ибн ал-Хатиба мы читаем, что он построил Накур в 123 г.х., а умер в 234 г.х., причем правил 67 лет, А'мал, 172-174. Сведения, сообщаемые ал-Бакри и Ибн `Изари не только не вносят ясности, но даже еще больше запутывают ситуацию. Согласно им, Са'ид правил не 67, а 37 лет. Если мы считаем, что Салих Ибн Са'ид скончался в 262 г.х. после 28-летнего правления, став эмиром сразу после Са'ида Ибн Идриса, тогда Са'ид Ибн Идрис начал править значительно позже набега норманнов на Накур. У Ибн Халдуна хронология Салихидов выглядит стройнее, однако, эта стройность только кажущаяся. Ибн Халдун неправильно определяет дату нападения норманнов (у него это событие относится к 144 г.х.) и, сообразно с этим, относит правление Са'ида Ибн Идриса на середину II века хиджры. Поступая так, Ибн Халдун вынужден удлинить период правления Салиха Ибн Са'ида, и тот, по его словам, остается у власти 62 года, lbn Khaldoun, Histoire des Berbиres, 1: 283. Обе хронологии, таким образом, далеко не бесспорны. Вообще говоря, в отношении Салихидов современному исследователю остается либо предполагать, что эмиры этой династии правили очень долго (Са'ид Ибн Салих, например, оставался у власти 43 года по Ибн ал-Хатибу и 54 года по Ибн Халдуну), либо считать, что их правление было менее продолжительным; тогда сведения об упомянутых трех эмирах будут относиться к IX веку, а ранняя история Салихидов будет окутана туманом. Ввиду ограниченности материала предпочесть какую-то одну из этих точек зрения не кажется нам возможным. Точно так же весьма сложно и отдать предпочтение какой-либо из датировок - 262 г.х., или 250 г.х.

Мухаммад Аль-Мансур

ФОРМИРОВАНИЕ СИСТЕМЫ ЖЕНСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ В САУДОВСКОЙ АРАВИИ (1960-1970 гг.)

Вплоть до начала 60-х годов женское образование в королевстве носило ограниченный и неорганизованный характер, так как в стране не было соответствующего единого координирующего. И так как традиция не допускала появления девочек вне дома без сопровождения, они могли учиться только частным образом с помощью домашних учителей, либо в небольших группах в куттабах. Таким образом, женские куттабы стали первой формой группового приобщения девочек к знаниям, которые передавались им женщинами, получившими определенные сведения от своих отцов, либо частных репетиторов. Эта ранняя форма женского образования была скорее религиозного, чем прикладного характера - в рамках ее обучали только чтению и заучиванию наизусть отрывков из Корана и арифметике1.

Однако в конце 50-х годов, в связи с общим социально-экономическим подъемом и успехами в мужском образовании в стране стали возникать более устойчивые группы обучения. В описываемое время в кварталах крупных городов возникла и стала распространяться сеть частных женских школ. Девочки, которые учились в этих школах, либо частным образом в своих собственных домах сдавали те же самые экзамены и получали такие же сертификаты, что и мальчики об окончании начальной школы, однако смешанное обучение не было принято в Саудовской Аравии2. В новых условиях определенная часть саудовцев стала выступать с требованием и даже оказывать давление на правительство, с чем чтобы оно взяло на себя заботу о просвещении девочек. Вокруг вопроса о женском образовании в описываемое время развернулась не просто дискуссия, но и борьба, так как консервативная часть улемов решительно выступила против женского образования. Исключительно важную роль в этом вопросе сыграл наследный принц Фейсал, влияние которого на политическую жизнь страны в конце 50-х - начале 60-х гг. заметно выросло. Благодаря исключительно гибкой политике ему удалось достичь компромиссного решения по данному вопросу. В конце концов, принятие принципиального решения о судьбах женского образования было правительством поручено компетентной и влиятельной группе экспертов, в которую вошли специалисты по просвещению и религиозные лидеры, получив согласие религиозных авторитетов, одобрили женское образование, как не противоречащее религии.

После принятия этого решения был издан королевский указ об учреждении Главного управления обучения девочек в 1960 г. Этот факт получил широкий отклик в стране, так как явился поворотным пунктом в истории женского образования, открыв путь для ускоренного его развития. Главное управление получило вполне удовлетворительный бюджет и было наделено министерскими полномочиями, с полным правом голоса в Совете Министров и было абсолютно независимо от Министерства просвещения3.

Основной задачей управления была подготовка учебных программ и годовых курсов обучения, с тем чтобы удовлетворить стремление саудовского народа дать образование своим дочерям в соответствии с учением ислама. На управление, наряду с курированием детских садов, было возложено руководство следующими видами женского образования:

- общее образование (начальное, неполное среднее и среднее);

- подготовка преподавателей различного уровня;

- педагогические колледжи;

- обучение взрослых и неграмотных;

- профессиональное обучение и подготовка4.

Интересный пример развития женского образования на начальной его стадии дает история ныне известной в стране Дар аль-Ханан (Дом милосердия) - первоначально небольшого дома и школы для девочек-сирот, которая была открыта в 1956 г. королевой Иффат - супругой короля Фейсала (в то время наследного принца). В 1959-60 учебном году первая группа девочек получила свидетельство об окончании начальной школы. В 1960 г. был открыт класс неполного среднего обучения, который первая группа учениц окончила в 1963 г. После этого в Дар аль-Ханан был открыт первый класс средней школы. Наконец, в 1964-65 учебном году состоялся выпуск группы учениц, состоящей из 8 человек, окончивших среднюю школу. Это была первая женская группа, окончившая регулярную среднюю школу. Школа продолжала расти и развиваться: в 1966 г. она перешла в новое специализированное помещение, а число учениц выросло до 620; к 1973 г. в этой школе было уже 1050 учениц. Когда в 1969-70 учебном году Генеральное президентство обучения девочек открыло первый женский педагогический колледж в Эр-Рияде, то первый курс этого колледжа был укомплектован выпускницами Дар аль-Ханан и средней школы Эр-Рияда.

Дар аль-Ханан продолжает успешно развиваться и в настоящее время. Он давно уже утвердил себя как передовой учебный центр, своеобразная лаборатория для женского образования. Школа оборудована новейшими техническими средствами обучения, современными лабораториями и специализированными кабинетами, аудио и видео оборудованием и полностью обеспечена учебными пособиями. Ее высокая репутация образцового и экспериментального учебного заведения привлекает наиболее квалифицированных и одаренных женщин-педагогов5.

Главное управление обучения девочек начало с того, что уже в 1960 г. открыло 15 начальных государственных школ, в которые было принято 5180 учениц и 113 учительниц. Женское образование, начатое почти что с нуля, развивалось исключительно быстро, опережая по темпам мужское образование. Через пять лет, в 1965 г. число женских школ выросло до 160, а еще через пять лет в 1970 г. до 357. то есть выросло в 24 раза. Что касается количественного роста учащихся, то оно было не менее впечатляющим: в 1965 г. и 1970 г. соответственно 5 087 и 127 131, то есть увеличилось более чем в 25 раз. Что же касается численности преподавательского корпуса в вышеуказанные годы, то в 1965 г. и 1970 г. он соответственно составлял 1932 и 4303, то есть за десять лет численность преподавателей выросла в 38 раз!6

Первые четыре регулярные неполные средние школы в Саудовской Аравии были основаны в 1963 г., в которых первоначально обучалось 230 учениц. Через десять лет, в 1970 г., в стране было уже 17 неполных средних женских школ, в которых учились 7861 ученица и преподавали 384 учительницы.

Первая средняя школа была открыта управлением в том же 1963 г. Первоначально была принята 21 ученица. Через семь лет в 1970 г. в королевстве было уже две средние женские школы, в которых училось 550 учениц7.

Несмотря на впечатляющие успехи женского образования в 60-е годы, первое десятилетие деятельности Главного управления явилось лишь подготовительной стадией для более ускоренного развития в последующие годы. Разумеется, Главное управление использовало сравнительно богатый опыт, накопленный Министерством просвещения во всех сферах обучения. Однако были и свои специфические, в том числе и социальные, психологические и инерционные факторы, которые предстояло преодолеть. Так или иначе, к рубежу нового этапа развития системы просвещения, т.е. в 1970 г., школьным обучением было охвачено не более 10% саудовских девочек школьного возраста.

Мухаммад Аль-Мансур

ОБРАЗОВАНИЕ МИНИСТЕРСТВА ПРОСВЕЩЕНИЯ И ПЕРВЫЙ ПЕРИОД ПРЕОБРАЗОВАНИЙ В СИСТЕМЕ ПРОСВЕЩЕНИЯ (1954-1970 гг.)

Достижения Саудовской Аравии в период деятельности Директората просвещения (1926-1954 гг.) в области образования были немалыми, если принять во внимание крайне низкий, почти нулевой стартовый уровень состояния просвещения в королевстве, которое являлось одной из самых отсталых в экономическом и социальном отношениях арабских стран, с крайне ограниченными ресурсами. Достаточно отметить, что ежегодные доходы королевства в 20-е годы не превышали 100 тыс. золотых гиней, а главным их источником были сборы с паломников, численность которых в связи с мировым кризисом, резко сократилась, что отражалось крайне негативно на экономическом положении страны и замедляло развитие образования в стране.

Поэтому, несмотря на значительные усилия и определенные успехи, тем не менее Саудовская Аравия была в числе аутсайдеров в области просвещения среди арабских стран, за исключением Йемена, достижения которого в интересующей нас области были значительно скромнее саудовских. О состоянии саудовской системы просвещения наиболее красноречиво свидетельствует тот факт, что неграмотность в середине XX в. по различным оценкам охватывала 95-97,5% взрослого населения королевства1.

Ибн Сауд вполне отдавал себе отчет в том, что для модернизации саудовского общества ему во все возраставшей степени будут нужны образованные саудовцы, которые со временем смогут заменить традиционных национальных администраторов и иностранных экспертов в экономической сфере. Поэтому, несмотря на крайнюю ограниченность финансовых ресурсов, король с целью развития просвещения нанимал во все более возраставшей степени египетских и других арабских учителей и увеличивал численность саудовцев, направляемых на учебу в Египет. Этот процесс по мере расширения коммерческой добычи нефти после 1946 г. заметно ускорился, что привело, по мнению ряда авторов, к «прогрессирующей египтизации» всей системы просвещения в 50-60-е годы. Однако новый этап в развитии саудовской системы просвещения наступил уже после смерти короля - основателя государства, который лишь за месяц до своей кончины реорганизовал Совет Министров, функции которого впервые юридически и фактически были распространены на всю страну. В этом реформированном правительстве было восемь министерств, среди которых было впервые созданное в январе 1954 г. (1374 г.х.) Министерство просвещения, сформированное на базе бывшего Директората просвещения. Эта дата считается исторической, ознаменовав важную веху, поворот к более быстрому, а с начала 70-х годов стремительному взлету системы просвещения, ознакомление с которыми не может не поразить воображение всякого непредубежденного наблюдателя.

Следует отметить, что выдающуюся роль в развитии саудовской системы просвещения в описываемое время сыграли принц Фейсал - заместитель главы кабинета, а с 1954 г. - премьер-министр и первый министр просвещения - принц Фахд Ибн Абд Ал-Азиз. Именно под руководством последнего были проведены реформы в области образования и культуры, создана современная административная структура управления и разработана долгосрочная стратегия развития просвещения в королевстве. Получив один из самых ответственнейших постов, молодой министр (ему в то время было 29 лет) с энтузиазмом и искренним желанием взялся за работу по реформированию просвещения, с тем, чтобы ликвидировать тяжелое наследие прошлого и сделать образование доступным для всех граждан страны. Но на первом этапе своей деятельности новый министр столкнулся с огромными трудностями.

В официальном докладе о состоянии министерства в первый год его существования говорилось следующее: «Его высочество приняло обремененное тяжелыми проблемами наследие. Едва ли можно встретить какое-либо представительство или школу без сложнейших проблем. Также как перед его высочеством встали трудные вопросы огромной важности такие, как отсутствие квалифицированных педагогических кадров, рост школ, а также необходимость удовлетворить постоянные и возросшие обращения соотечественников из всех провинций и областей королевства с просьбами об открытии новых начальных и средних школ. Все эти вопросы ставились перед новым министерством с небольшим аппаратом, количество чиновников в котором можно было насчитать на пальцах одной руки»2. Министерство нуждалось в ввозе абсолютно всех необходимых для работы предметов. В королевстве не производились учебные предметы, принадлежности, пособия, не подготавливались и не печатались учебники.

Министерству, по словам одного из историков просвещения, пришлось «преодолеть многие трудности, начиная от приглашения учителей из арабских стран и ввоза учебников и учебных принадлежностей, включая мел и доски»3.

Молодой министр приступил к формированию нового министерства в духе единой команды и с молодым задором. В то время он нередко говорил чиновникам министерства: «Каждый служащий в министерстве просвещения - министр в нем, он несет ответственность министра в рамках своей работы и компетенции, поэтому необходимо, чтобы каждый из нас работал в меру своих сил и был предан нынешнему молодому поколению соотечественников»4. Для решения масштабных задач в области просвещения велась постоянная работа по расширению и совершенствованию организационной структуры самого министерства, которое пополнялось компетентными и квалифицированными кадрами.

В первые годы существования постепенно сформировалась следующая организационная структура министерства:

1. Министр, которому непосредственно подчинялись канцелярия министра и высший совет просвещения.

2. Заместитель министра, в ведении которого было подчинено бюро советников.

3. Генеральное управление министерства, включавшее в свой состав:

а) главное управление министерства по административным вопросам;

б) главное управление просвещения, непосредственно ведающее делами образования;

в) главное управление по финансовым вопросам5.

В связи с новыми импульсами, которые были приданы системе просвещения, увеличением числа школ и учащихся, усложнением и развитием самой системы управления, а главное качественно новыми задачами по модернизации и совершенствованию всех видов, форм и ступеней образования, в 1385 г.х. (1965 г.) был образован Высший совет по политике просвещения во главе с принцем Фахдом, которому была поручена разработка долгосрочной стратегии и идеологии развития просвещения в королевстве. С этого времени этот Совет играет особую роль в развитии системы просвещения в стране6. Главным итогом работы Высшего совета по политике просвещения явилась разработка важнейшего программного документа «Политика просвещения в Королевстве Саудовская Аравия», который был опубликован в 1970 г. (1390 г.х.). В этом документе изложены основополагающие принципы, на которых зиждется система просвещения в королевстве. Главная идея этого документа выражена в следующих словах: «Истоки политики просвещения Королевства Саудовская Аравия вытекают из ислама, который исповедует Умма7. Вера, культ, мораль, шариат8, заповедь и совершенный порядок жизни - все они составляют основную часть общей политики государства». Первый и важнейший принцип этого документа - это принцип веры, так как Саудовская Аравия - исламское государство и поэтому все стороны жизни в стране управляются и регулируются исламом, верой в Аллаха как господа Бога, в ислам, как религию и Мухаммеда, как пророка и посланника Бога. Оно верит в совершенство исламского представления о существовании человека и жизни, что существование всего на свете подчинено порядку, установленному Богом, и что все твари (создания) должны действовать в соответствии с их предназначением. Земная жизнь человека - это время производства и труда: использует в ней мусульманин энергию свою для веры и выбора верного пути для вечной жизни в загробном мире, «сегодня труд и не подведение итогов, а завтра подведение итогов и не труд». Миссия Мухаммеда - это самый верный путь к идеальной жизни, которая приведет к счастью человека и спасет человечество от пороков и мучений. Получение образования, согласно заповеди ислама - это обязанность каждого человека9.

Религиозные предметы являются главными на протяжении всех лет обучения в школе, а исламская культура - основным предметом в высшей школе10.

В документе отмечается также необходимость использования достижений современной педагогической мысли при решении принципиальных задач просвещения, образования и культуры.

Специальный раздел в «Политике просвещения» посвящен «принципу развития», в котором отмечается связь между образованием и просвещением и всеобъемлющим развитием королевства. Специальный параграф посвящен прямой связи всех ступеней и видов обучения с генеральным планом развития государства; в нем подчеркивается зависимость планов развития в экономической, социальной, культурной и политической сферах от успехов просвещения и образования и отмечается, что понятие развития включает в себя прежде всего человеческий фактор.

Одним из главных положений анализируемого документа является «принцип научности», в котором говорится о том, что одной из задач, стоящих перед страной - это ознакомление и использование достижений мировой науки в различных сферах науки, литературы и техники, изучение плодов усилий всего человечества в интересах развития страны11.

В этом же разделе говорится о громадной позитивной роли научных исследований в мировом прогрессе и отмечается необходимость развертывания научных исследований в королевстве и отмечается особая важность знакомства и практическое использование достижений прикладных наук, изобретений, современной техники и технологии12.

Важное практическое значение для развития просвещения в королевстве имело положение документа о том, что одной из задач обучения должно стать развитие у учащихся научного мышления, а также поощрение и поддержки духа исследовательства и экспериментаторства, использование наиболее передовых современных методов обучения, внедряя в учебных заведениях признанные в мире авторитетные учебники и пособия13.

Ознакомление с этим важнейшим документом в области просвещения и идеологии в целом позволяет сделать вывод о том, что целью саудовского правительства было сохранение и глубокое изучение исламского вероучения в качестве основы всей системы просвещения, с тем, чтобы новые поколения не только получали научные и практические знания, но и воспринимали их в контексте осознания их долга перед Богом и людьми14.

Одной из важнейших идей этого документа был тезис о том, что изучение новейших достижений естественных и точных наук, техники и технологии не только не противоречит духу ислама, но, напротив, содействует более глубокому его восприятию.

Уже первые годы деятельности Министерства просвещения свидетельствовали о наступлении нового периода в истории просвещения королевства, значительных количественных и качественных изменениях. Прежде всего следует отметить, что благодаря усилиям принца Фейсала, в то время возглавлявшего саудовское правительство, и министра просвещения принца Фахда, удалось, несмотря на сопротивление некоторых консервативно настроенных лиц, резко увеличить бюджет просвещения. Если в 1953 г. на нужды просвещения было выделено 2,8 млн. долл., то в 1964 г. этот показатель поднялся до около 100 млн. долл.15.

Официальные данные по образованию показывают, что в год основания Министерства просвещения (1954 г.) в королевстве было 338 школ, в которых обучалось 45 431 учащихся, обучением которых занимались 1828 учителей. Всего же в описываемое время было 356 учебных заведений (включая духовные и педагогические институты, курсы по изучению английского языка и обучению машинописи), в которых обучались 46 880 учащихся и обучали 1954 преподавателей. Через семнадцать лет, в 1970 г. (1390 г.х.) число учащихся во всех видах обучения достигло 377 289 учащихся (то есть увеличилось более чем в 9 раз), количество школ в стране выросло до 2.988 (то есть почти в 9 раз), а численность учителей поднялась до 21 220 (то есть более чем в 11 раз)16.

В связи с постоянно растущими потребностями в квалифицированных и подготовленных специалистах и неуклонным расширением и ростом системы образования в соответствии с требованиями времени развивалась и совершенствовалась и деятельность Министерства и его организационная структура. Так, для управления каждой ступенью, либо видом обучения в Министерстве были созданы специализированные административные ведомства - главные управления (например, Главное управление по начальному образованию, или Главное управление по частному образованию и др.). Наряду с этим развивался технический и административный аппарат министерства.

Выше уже говорилось о том, что еще Директорат просвещения приступил к созданию в различных районах страны своих представительств и ко времени создания Министерства просвещения таких представительств по всей стране было открыто девять. После учреждения министерства ставшие уже архаичными представительства были преобразованы в управления просвещения, подчиненные Министерству. Первые управления просвещения были открыты в Эр-Рияде и Джидде в 1954 г. (1373 г.х.), затем в следующем 1955 г. (1374 г.х.) в Даммаме, Касиме, Медине и Бахе. Вслед за ними управления были открыты в остальных областях и к 1973 г. (1393 г.х.) их число достигло 34. Наконец, в 1995 г. система управлений приняла современный вид. В настоящее время в стране 13 генеральных управлений просвещения в каждом из районов или эмиратов17 страны (во главе каждого из них стоит генеральный директор в ранге заместителя министра) и 29 управлений просвещения провинций18 (мухафаза)19. «

Значение деятельности Министерства просвещения в развитии Саудовской Аравии трудно переоценить, ибо никакие преобразования в экономической, социальной и культурной сферах были бы абсолютно не мыслимы без человеческого фактора, то есть формирования человека современного общества, имевшего среднее или высшее образование, специалиста в области религиозных, гуманитарных, технических, физико-математических и естественных наук, одним словом, квалифицированных кадров для работы в различных сферах народного хозяйства.

Министерство просвещения является главным и первым по времени образования, универсальным по организационной структуре и уникальным по обеспеченности подготовленными специалистами в области образования ведомством. Ему принадлежит определяющая роль в разработке стратегии и идеологии просвещения, в формировании и развитии общей политики просвещения и определении основных его направлений. Именно благодаря усилиям министерства разрабатываются и совершенствуются программы обучения, налажена работа по подготовке учебников и учебных пособий практически по всем предметам.

Министерство просвещения выполняет и ряд дополнительных функций. Так, например, на министерство возложены функции определения и охраны памятников истории и культуры, музейное и библиотечное дело. Поэтому в его структуре имеются такие ведомства как Главное управление по выявлению и охране памятников, Генеральное управление по школьным библиотекам и др.

Министерство просвещения занимается также вопросами науки и научных исследований и выполняет функции по координации исследований с университетами страны.

Следует отметить также такую специфическую особенность саудовской системы образования как раздельное обучение мальчиков и девочек. Поэтому Министерство, как и его предшественник - Директорат просвещения, несет ответственность за развитие лишь мужского образования.

Завершая раздел, посвященный первому периоду деятельности Министерства просвещения, хочется специально остановиться на деятельности первого министра просвещения принца Фахда (с 1982 г. - король), который внес выдающийся вклад в развитие просвещения и культуры. «Эти семь лет (годы пребывания Фахда в качестве министра - прим М.М.), - пишет известный деятель саудовского просвещения Абд Ал-Азиз бну Абдаллах бну Хасан Аал Аш-Шейх, - были годами всестороннего подъема просвещения по любым критериям и параметрам, включая преподавателей, программы и учебные заведения, как в количественном, так и в качественном отношениях, как по форме, так и содержанию». Он создал благоприятные условия для учителей, поднял их уровень и содействовал повышению их квалификации (специальным) обучением... «за сравнительно короткий промежуток времени он фактически создал современную структуру среднего, высшего и университетского образования, что близко осуществлению самых сокровенных мечтаний»20.

В 1957 г. был основан первый современный университет в Эр-Рияде, так как уже упоминавшиеся шариатские и педагогические колледжи в Мекке и Эр-Рияде, основанные Директоратом просвещения, преимущественное внимание уделяли изучению традиционных предметов - филологическим (арабским) и религиозным. В следующем, 1958 г., была введена современная система среднего образования, разделенная на три ступени: начальная (шесть лет), неполная средняя (три года), средняя (три года)21.

Под руководством Фахда была разработана долгосрочная программа развития просвещения и подготовлен важнейший идеологический документ - «Политика просвещения в королевстве» и тем самым была выработана стратегия развития, по которому Министерство и Высший совет по политике просвещения действуют вплоть до настоящего времени. Основные принципы этого курса заключаются в следующем:

1. Дальнейшее расширение сети начальных, неполных средних и средних школ.

2. Содействие дальнейшему развитию высшего университетского образования. После основания уже упомянутого университета в Эр-Рияде, получившего в последствии имя короля Сауда, были основаны новые университеты, число которых в 1994/95 учебном году достигло восьми. Программа по развитию и совершенствованию университетского образования продолжает осуществляться.

3. Введение и развитие современных методов в обучении, здравоохранении, социальном обеспечении и спорте, что должно содействовать развитию системы образования. Правительство уделяет особое внимание развитию сети медицинских учреждений, обслуживающих учащихся. То же самое касается социального обеспечения (бесплатное обучение и развивающаяся система различных видов пособий, выплат, материальной помощи, стипендий учащимся, обеспечение некоторых категорий учащихся бесплатным питанием и транспортом и др.).

4. Удовлетворение потребности получения различных видов и форм образования и подготовка соответствующих национальных преподавательских кадров.

5. Постоянное расширение сети педагогических колледжей и совершенствование системы повышения квалификации учителей.

6. Организация исследовательских центров по педагогике и воспитанию, с целью применения научных методов в системе просвещения, анализ позитивного и негативного опыта в системе просвещения в королевстве и за рубежом22.

Министерство обеспечивало следующие виды мужского образования:

- общее образование (начальное, неполное среднее и среднее);

- обучение учителей;

- специальное образование;

- обучение взрослых и неграмотных23.

В.В. Орлов

ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ПОЗИЦИИ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ РОЛЬ ВЫСШЕГО МУСУЛЬМАНСКОГО ДУХОВЕНСТВА В ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ МАРОККО (конец XVIII - начало XIX в.)

Духовная ситуация, сложившаяся в интеллектуальных кругах алауитского Марокко на протяжении XVIII в., отличалась пестротой и неоднозначностью. В дальних западных пределах мусульманского мира, как и в других его частях, начало XIX столетия ознаменовалось зарождением весьма динамичного противоборства между сторонниками традиций и обновленческих идей. Примечательно, что в Шерифской империи1 стремление к пересмотру средневековых устоев затронуло преимущественно суфийскую среду, которая выдвинула в этот период целую плеяду видных духовных наставников, заложивших основы суфийского реформизма в Магрибе - Мухаммада ад-Даркауи (1737-1823), Ахмада ат-Тиджани (1737-1815), Ахмада ибн Идриса (1758-1837) и их многочисленных учеников. В то же время в кругах высшего марокканского духовенства2, напротив, наблюдалось неуклонное усиление традиционалистских взглядов. На протяжении всей первой половины XIX в. последовательная антиреформаторская позиция алимов в вопросах веры сыграла существенную роль в политической истории как предколониального Марокко, так и всей Северо-Западной Африки. При рассмотрении факторов, которые обусловили выраженный консерватизм алимского корпуса Марокко нового времени, особый интерес вызывают его идеологические воззрения и место, которое служители «официального ислама» занимали в политической системе страны.

В массовом общественном сознании стран Магриба ученые-богословы всегда расценивались как подлинные носители и выразители божественных истин, недоступных для рядового правоверного. Если для политической элиты Марокко они представляли интерес в своем качестве толкователей священного закона, то в среде горожан3 алимы воспринимались как хранители и передатчики нормативной религиозной традиции, духовные наставники, ответственные за моральный облик молодого поколения. В свою очередь, алимы ощущали себя своеобразным «общественным камертоном» - инструментом духовной настройки общественной жизни, образцом благочестивого мусульманина, своим примером подвигающего собратьев по вере ко благу и добродетели. Качество передачи священного знания новым поколениям, его чистота и целостность составляли главный предмет забот высшего духовенства. Подобные самооценки, культивируемые в ученой среде в течение столетий, формировали в корпусе алимов охранительно-консервативные идеологические ориентации и систему ценностей4. Социокультурное пространство, которое отвело алимам общество, с неизбежностью предопределило замкнутость исканий марокканских интеллектуалов в узкой схоластической проблематике, нередко отвлеченной от повседневных запросов и чаяний общины. Значимый вклад в усиление традиционалистских взглядов марокканского духовенства вносила неизменная со средних веков система подготовки «людей пера», а также духовный потенциал маликитского мазхаба5, осуждавшего умозрительное вмешательство в дела религии и требовавшего буквального понимания священных текстов.

Твердый подход марокканских алимов к вопросам веры издавна находил в Марокко государственную поддержку. Со средних веков марокканские государи стремились привлекать богословов не только к проведению идеологических кампаний, но и собственно к государственному управлению. Уже в XVI-XVII столетиях, в ходе которых в Марокко закрепилось господство шерифских династий Саадидов (1510-1659 гг.) и Алауитов (с 1640-х гг.), высшее мусульманское духовенство занимало стратегическую позицию в государственной системе Шерифской империи. Алимы двух главных столиц Марокко - Феса и Марракеша - как правило, составляли нечто вроде высшего арбитражного суда, который только и мог дать религиозную санкцию тем или иным мерам правительства или принять решение об их соответствии нормам шариата и благу мусульманской общины. Кроме того, именно на духовных авторитетов «официального ислама» традиция возлагала общий юридический надзор за повседневной политикой султана и высших сановников его двора. В рассматриваемый период представители высшего мусульманского духовенства выступали как существенный элемент политической структуры марокканского государства. Несмотря на свою малочисленность по сравнению с «людьми меча» (военными, наместниками, высшими функционерами султанской администрации), марокканские алимы, как и их «коллеги» во всем мусульманском мире, нередко оказывали существенное влияние на процесс принятия решений. Хотя в Марокко ученые не смогли сплотиться в некий род квазисословной группировки (как это сделали алимы османской метрополии, действовавшие в XVIII в. на стамбульской сцене наряду с янычарами6), и не составили самостоятельной политической силы (наподобие египетских богословов, воспользовавшихся этнолингвистической отчужденностью правящей мамлюкской касты от населения7), их вовлеченность в политические интриги внутри правящей элиты не вызывает сомнений.

Важнейшей политической функцией высшего духовенства Марокко являлась легитимация государственной власти. Формально эта практика выражалась в институте бай`а - клятвы населения страны на верность новому султану. Этот квазидемократический элемент общественной жизни в XVIII - XIX вв. имел в первую очередь церемониальное и символическое значение. Наследование власти в Марокко обычно происходило следующим образом: султан заблаговременно назначал наследника престола и в случае кончины суверена именно совет алимов столицы (как правило, той, в которой скончался султан) утверждал его выбор. Решение алимов о престолонаследии вызывало большой резонанс в правящих кругах, поскольку в XVI - XIX вв. восшествие преемника покойного султана на престол почти всегда осложнялось выдвижением нескольких претендентов и гражданской войной. Достаточно заметить, что из двенадцати наследований власти от основания династии Алауитов (1640-е гг.) до восшествия на престол Мулай Слимана (1792 г.) одиннадцать сопровождались кровопролитными конфликтами между претендентами на престол (особенно тяжелой была тридцатилетняя война 1727-1757 гг. за наследство султана Мулай Исмаила, в ходе которой законный наследник Мулай Абдаллах был четыре раза низложен и пять раз призван на правление). Формально подтверждая права на власть того или иного претендента, алимы, по сути, символизировали высшую волю мусульманской общины (уммы) и своими действиями возвышали народное мнение над политическими играми «людей меча». Более того, теоретически они, как хранители божественного закона, могли даже сместить султана, пренебрегающего своими обязанностями, и избрать более достойного8. Часто привлекаемый в историографии факт узаконения алимами власти нового султана как признания военных успехов победившего претендента, ничуть не принижает, как представляется, их ведущей роли в процессе выработки и составления бай`а. С одной стороны, традиция признания алимами «власти сильнейшего» находилась в соответствии с народными верованиями, согласно которым барака9 должна перейти от покойного султана к тому из его потомков, который смог победить всех конкурентов (собственно, в этом и заключался для массового сознания «выбор Божий»). С другой стороны, анализ текстов бай`а XVIII в. позволяет выделить в качестве их «соавторов» ученых (улама), шерифов (шурафа), юристов (фукаха), людей известных фамилий (заву-ль-буйут), воинов священной войны (муджахидун) и, наконец, простой народ (амма)10. Представители этих социальных групп выполняли роль свидетелей, а кади удостоверял подписи присутствующих. Затем текст бай`а направлялся султану в знак подчинения данной провинции его власти. Такая практика усиливала престиж алимов как знатоков божественного закона и выразителей общественного мнения.

Несомненно, пропагандистские возможности высшего духовенства Марокко значительно уступали их потенциалу идеологов властных структур. Усилия алимов, направленные на духовное воспитание и политическую ориентацию рядовых верующих, нередко сводились на нет значительным различием культуры и стиля жизни высшего духовенства и народных масс. Культивируемая «большая традиция» элитарной «ортодоксии» - философа, теолога, литератора, - противостояла самовоспроизводящейся «малой традиции» народной культуры во всех областях общественной жизни - от материального достатка до особенностей языка и религии. Хотя марокканским алимам, как и их османским коллегам, удалось сблизить две традиции путем вступления в более «эрудированные» суфийские ордены и расширения влияния этих орденов в среде господствующего класса11, разделение двух культур сохранялось и препятствовало просветительской и пропагандистской миссии высшего духовенства.

Тем не менее алимы все же могли оказывать некоторое влияние на общественную жизнь городов, в известной степени ориентировать социальное поведение правоверных и их умонастроения. Главным каналом связи духовных авторитетов и масс народа еще со средних веков была культовая деятельность. Обычные и пятничные молитвы, во время которых читалась проповедь (хутба), собирали большую аудиторию, психологически настроенную на восприятие морально-этических и политических установок. В исследованиях отечественных и зарубежных магрибистов наибольшее внимание при рассмотрении общественной роли духовенства уделяется значению соборной (пятничной) мечети - этой, по выражению Фреджа Стамбули и Абд ал-Кадира Згаля, «ратуши» и «форума» магрибинских горожан12. Именно соборная мечеть города расценивается как средоточие общественной жизни, место идеологической и политической (а в кризисных ситуациях - и военной) мобилизации населения. В то же время, как представляется, не следует недооценивать идеологическое значение квартальных пятничных мечетей. По наблюдениям американского антрополога Д.Эйкелмана, сообщество местной мечети (mosque community) и в городе, и в деревне обычно насчитывало не более 200-600 человек, что, по-видимому, является оптимальным размером социальной группы, связанной родственными и соседскими отношениями13. Уступая соборной городской мечети в территории «прихода», квартальные мечети собирали более сплоченную и управляемую аудиторию, чему способствовала незначительная численность жителей и известная обособленность кварталов. Пятничные мечети были широко распространены в крупных городах Марокко. К примеру, в Фесе начала XIX в. из 19 традиционно выделяемых кварталов 17 имели квартальные пятничные мечети14. Духовные авторитеты по мере возможностей использовали сообщества квартальных мечетей для пропаганды своих взглядов или укрепления своего влияния. Многие из них исполняли роль имама или проповедника мечети своего квартала, имели тесные личные связи с его жителями и пользовались почетом и уважением. Часто они входили в число «первых лиц» (куббар) квартала и к их авторитету прибегали в затруднительных ситуациях.

Исследование источников по истории Марокко XVIII - XIX вв. показывает, что местные алимы были достаточно широко представлены в административной системе государства. Из 8 министров (вазиров) и 28 секретарей (катибов), выполнявших свои обязанности в султанском правительстве (махзене) при Сиди Мухаммаде, Мулай Язиде и Мулай Слимане, 9, или 25%, изначально были алимами или же получили этот статус в результате успешной карьеры и дополнительного обучения15. Султаны Марокко неизменно поддерживали средневековую традицию консультаций с алимами, особенно в тех сферах, где их публичное одобрение могло быть использовано в пропагандистских целях. Ученые присутствовали на заседаниях махзена и султанского ученого совета (ал-маджлис ал-илми) принимали участие в обсуждении текущих политических проблем, писали рекомендации, давали советы государственным мужам в частном порядке. Не ограничиваясь функциями советников, духовные лица стремились к совмещению своих религиозных обязанностей с работой в госаппарате. Традиционно махзен комплектовался из числа членов привилегированных племен гиш, однако узкий клановый дух мышления, стремление к интригам и крайняя некомпетентность этих чиновников делала их непригодными к исполнению многих видов государственной службы. В связи с этим на посты в финансовом, внешнеполитическом и некоторых других ведомствах нередко назначались выпускники ал-Карауин. Со временем они попадали в ряды административной элиты, приобретая статус алима. Как показали изыскания Э.Берка, уже в середине XIX в. многие алимы из провинции возводились в ранг кади своего города благодаря службе в правительственной администрации16. Наиболее доступным для алимов был пост секретаря (катиба). Обязанности катиба вполне соответствовали наклонностям и устремлениям богословов-интеллектуалов: они не были строго определены и в основном включали в себя наблюдение за текущими делами в городах и регионах, контроль исполнения султанских указов, ведение переписки правительства с властями на местах. Как писал марокканский летописец XIX в. Мухаммад Акенсус, работавший в 1814-1822 гг. в махзене Мулай Слимана, начинающий катиб должен был иметь юридическое образование и некоторую практику в применении шариата17.

Посты в центральной администрации были не единственной сферой применения сил интеллектуалов на службе махзену. Представители духовенства могли занимать такие должности, как контролер налоговой службы, управитель вакфов (хабусов), чиновник таможен, казначей, инспектор рынков. Более того, ученые нередко меняли сферу деятельности, что позволяет говорить о разнообразии их карьер. Убедительными примерами «профессиональной мобильности» духовенства могут служить биографии авторов основных источников по истории Марокко XVIII - XIX вв.: Абу-ль-Касима бен Ахмада аз-Зайани (1734-1833) - катиб, наместник крупной области, вазир, дипломат, инспектор таможен; Мухаммада Акенсуса ал-Марракуши (1796-1877) - катиб, вазир, дипломат; Ахмада бен Халеда ан-Насири (ум. 1897) - агент таможни, инспектор налоговой службы. Ряд должностей духовные лица исполняли и в султанской армии. Каждая часть гиш в конце XVIII в. наряду с командиром (каидом) имела в командном составе алима, ответственного за поддержание веры и борьбу с «ересями» в армейских рядах18.

Политический статус марокканских алимов и уровень их причастности к властным структурам наиболее рельефно выявляется при сравнении их карьер с принципами государственной службы духовенства в османской метрополии XVIII -XIX вв. Присущая османской политической структуре система «царства и веры» (дин-и девлет) основывалась на восприятии султана как «тени Бога на земле»19, тем самым преодолевая традиционную для исламского мира дихотомию «людей пера» и «людей меча». В силу этого религиозная карьера в османских провинциях и особенно в метрополии постепенно утрачивала свой самостоятельный характер, а многие этапы карьерного продвижения алима - от рекрутирования и обучения до назначения и отставки с различных постов, - переходили под контроль Порты. На протяжении XVI - XVII вв. инкорпорирование османских алимов в госаппарат заметно расширилось и даже регламентировалось специальными нормами, а неформальные звания (шейх-уль-ислам, муфтий и др.) уже расценивались как должности, ранги и почетные титулы, присваиваемые и оплачиваемые государством20. Несмотря на отдельные успешные попытки османских алимов занять самостоятельную позицию в отношениях с Портой, даже их превращение в сословную группировку, произошедшее в XVIII столетии, не избавило их от участи «чиновников от ислама».

В Марокко алимы пользовались значительно большей степенью автономии, что позволяло им более свободно выражать свои политические предпочтения и оказывать воздействие на ход принятия решений в махзене. По традиции, только высшие духовные должности (кади Феса и Марракеша, муфтий) замещались по указу (дахиру) султана. Остальные назначения на духовные и светские посты, особенно в провинции, получали лишь формальное утверждение правительством, а на деле предопределялись своеобразным лоббированием местных духовно-политических элит, которые через сеть неформальных связей при дворе добивались утверждения своих кандидатов21. В столь же малой степени султанская администрация контролировала обучение алимов и процесс их рекрутирования, чему способствовала полицентричность местной ученой традиции.

Несмотря на значительно меньшую зависимость от государства, чем в Османской империи, марокканские алимы были далеки от самостоятельного активного курса. На протяжении XVIII - начала XIX в. они играли двойственную и переменчивую роль на местной политической арене. С одной стороны, целый ряд факторов действовал в пользу конформистских настроений в среде мусульманских авторитетов Марокко. Во-первых, алимы не могли не признавать превосходство вооруженных сил правительства над присущей им силой убеждения. В свете этого попытки мобилизовать население на открытое восстание против властей были для них малоперспективны. В то же время махзен был единственной политической силой в Марокко, стремящейся к единству страны и поддержанию порядка. Это не могло не импонировать алимам как охранителям божественного закона. Наконец, важное значение имел субъективный фактор - султаны-Алауиты, правившие в конце XVIII - начале XIX в., неизменно выказывали уважение к учености и ученым. Сиди Мухаммад бен Абдаллах (1757-1790 гг.) и Мулай Слиман (1792-1822 гг.) любили отдыхать от государственных забот в кругу интеллектуалов, посвящая свое время дискуссиям и изучению богословских трудов22. Почетной обязанностью высшего духовенства было воспитание и образование молодых членов семей султана и сановников двора. Близость алимов к рычагам власти обычно сочеталась с их лояльностью и одобрением начинаний махзена. Некий тип «системы сдержек и противовесов» (check-and-balance system), представленный Г.Гиббом и Х.Бауэном как образец отношений алимов и политической элиты23, был совершенно чужд политическим реалиям Марокко.

Вместе с тем существовало немало аспектов внутренней жизни Марокко, способных привести высшее духовенство к оппозиции махзену и лично султану. Негативное отношение мусульманских авторитетов к мерам и преобразованиям, проводимым правительством, обычно диктовалось им или опасениями за свои привилегии и материальное благополучие, или настороженным отношением к любым новшествам в их излюбленной «вотчине» - идеологии и образовании. Материальные интересы марокканских алимов, как правило, совпадали с устремлениями торгово-ремесленной верхушки городов, поскольку духовные лица сами занима-лись торговлей и обладали немалым имуществом. Попытки махзена вве-сти новые налоги, не предусмотренные шариатом, учредить государствен-ную монополию на некоторые виды товаров или санкционировать прямые конфискации - все эти меры ставили высшее духовенство перед трудным выбором. Как представители власти султана в юридической и религиозной сферах алимы должны были выражать лояльность властям, но религиозный долг и личные интересы вынуждали их противостоять махзену. Примером трений между алимским корпусом и султаном может служить попытка Сиди Мухаммада бен Абдаллаха ввести в Фесе в 1788-1789 гг. некоранические налоги (мукус) на продажу сливочного и растительного масла. Фесские торговцы крайне болезненно восприняли эту меру и начали открытый саботаж султанских распоряжений. Упреки султана по этому по-воду в адрес городских властей и алимов поначалу не достигли цели и да-же вызвали поток замечаний и протестов с их стороны. «Руководители и законоведы Феса, - отмечал в своих реляциях консул Франции в Марокко Л. де Шенье, - твердо ответили султану, что новые налоги, которые му-сульмане считают противоречащими их обычаям и религии, одни уже мо-гут извинить перед столь справедливым и набожным сувереном шепот и общее недовольство»24. В дальнейшем, однако, султан убедил алимский корпус Феса издать фетву, подкрепляющую его распоряжения. При этом он мотивировал необходимость налогов затратами на военные нужды и защиту дела ислама от нападок «неверных».

Пример другого рода представляло собой внедрение в Шерифской империи ваххабитского учения в начале XIX в., при султане Мулай Слимане. В этом случае взаимоотношения алимов и политической элиты подверглись еще более серьезному испытанию. Идеологические инициативы венценосного реформатора поставили лидеров «официального» ислама перед перспективой глубоких перемен в тех сферах, которые они по праву считали заповедными для власти - образовании, судопроизводстве, морально-нравственном климате. Стремление ранних ваххабитов к унификации исламского духовного комплекса на всем пространстве арабской ойкумены и их подчеркнутая враждебность к «местной специфике» в исламе не вызывали симпатии у духовных авторитетов Шерифской империи, так как все они были воспитаны в рамках богатейшей испано-магрибинской культурной традиции. В то же время лозунги ваххабитов об «очищении» ислама путем отказа от народных культов пророка Мухаммада, поклонения местным святым, мистической практики суфиев и т.д. также не поддерживались марокканским духовенством, поскольку многие его представители принадлежали к привилегированной группе потомков Пророка (шерифов), происходили из почитаемых населением кланов местных святых (мурабитов) и нередко занимали видные позиции в суфийской среде25. Наконец, крайний фанатизм ваххабитов в вопросах веры и свойственные им экстремистские методы политической борьбы отпугивали благоразумных и умеренных хранителей божественного закона.