Арабские страны Западной Азии и Северной Африки

Важным аспектом практики совместного с иностранным капиталом недропользования в арабских странах является более высокая заинтересованность иностранных компаний в реализации местных национальных проектов ввиду участия в акционерном капитале, зависимости доходов участников от показателей деятельности предприятия как единого целого. Чисто иностранные компании-разработчики обычно болезненно реагируют на любые краткосрочные ухудшения конъюнктуры рынка. В соответствии с условиями соглашений о совместных предприятиях зарубежные участники, как отмечалось, берут на себя свою долю ответственности за обеспечение сбыта продукции на внешних рынках, что способствует стабильному функционированию предприятий. С другой стороны, для иностранных партнеров весьма благоприятны гибкие условия расчетов, увязываемые с реализацией акционером минимально приемлемого дохода на его инвестиции.

Функционирующая в Абу-Даби АДНОК имеет аналогичный механизм в отношении разработки нефти. Во всех странах ССАГПЗ и в других арабских странах-экспортерах нефти и минерального сырья других видов разработка осуществляется подобными организациями. В Саудовской Аравии ПЕТРОМИН, созданная в 1962 г., осуществляет все проекты по добыче и переработке минеральных ресурсов. Этой организации была предоставлена генеральная концессия на все перспективные площади страны. С 1964 г. помимо филиалов, полностью принадлежащих ПЕТРОМИН, учреждено множество дочерних компаний в области добычи, переработки и сбыта, в том числе с различным участием зарубежных партнеров, варьирующимся в пределах от 10 до 49%, среди которых компании по разведке, бурению, нефтеочистке, производству бензина, масел, строительству трубопроводов, терминалов, по танкерным перевозкам, сбытовые (10, т. II, № 8, 1980). Другой подобной корпорацией является САБИК - по развитию нефтехимии и производств, связанных с углеводородным сырьем.

Применяемая в арабских странах-экспортерах нефти система недропользования с ведущим участием государственного капитала в принципе подтвердила ее жизнеспособность и в обозримом будущем, очевидно, будет сохранена с некоторыми возможными модификациями. В условиях большей либерализации экономики перспективным является увеличение доли национального частного капитала в проектах, связанных с добычей и переработкой минерального сырья.

Совместные предприятия, судя по выступлениям и мнениям представителей правящих кругов и правительственных органов арабских стран, в особо высокой степени отвечают задаче приобретения технологического и хозяйственного опыта, так как, в отличие от концессий, национальные организации функционируют в кооперации со специализированными иностранными компаниями на всех стадиях производственно-сбытового процесса. Определенная экстенсивность развития экономики арабских стран-экспортеров нефти, недогрузка ряда производственных мощностей обусловлена, более всего, не высокой долей государственного капитала, а вообще узостью природно-ресурсной базы. Это продолжает выступать серьезным доводом в пользу повышения роли местных перерабатывающих и взаимосвязанных производств.

Сейчас в странах ССАГПЗ изучается вопрос о предоставлении некоторых месторождений в разработку иностранным компаниям на условиях концессий. В Саудовской Аравии, как и в других странах региона Персидского залива, очень осторожно подходят к данной проблеме. В ОАЭ и Омане некоторые месторождения разрабатываются посредством модернизированных концессий. В Кувейте сама постановка вопроса правительством Кувейта встретила неприятие со стороны Национальной ассамблеи (11, т. 39, № 244, 1995, с. 24, № 246, 1995, с. 30; т. 41, № 29, 1997, сс. 9-17, № 35, 1997, с. 29). Имеется в виду привлечение иностранных компаний по крайне ограниченному числу участков и весьма ограниченным площадям без передачи права собственности на нефть и газ, то есть распределение прибыли исключительно в денежном выражении после реализации продукции, при четких механизмах контроля [11, т. 39, № 246, сс. 30-31, т. 41, № 35, с. 29]. Модернизированная концессия ОПЕК предусматривает прогрессивно-возрастающую шкалу налога с доходов - обычно от 55 до 85%, в зависимости от объема реализуемой продукции [12, №10, 1989, сс. 6-8, 15-23; 13, т. 23, № 3, 1995, сс. 235-243].

Поскольку достаточно мощная база собственной добывающей и перерабатывающей индустрии в рассматриваемых странах уже создана и постоянно развивается, параллельное использование ограниченных концессий в их модернизированном виде может дать дополнительный валютный доход и определенное снижение затрат, при том, что обеспечение сбыта организуется концессионерами.

А.Ю. Журавлев

ИСЛАМСКИЙ БЭНКИНГ: ПРОБЛЕМЫ СТАНОВЛЕНИЯ

Бытующая среди широкой публики трактовка исламской экономической доктрины в основном сводится к запрету на ссудный процент. Действительно, это - один из краеугольных камней экономической теории и практики ислама. Запрет на процент закреплен в самых сильных выражениях в Коране, где он приравнен к наиболее злостным грехам и осужден как прямой вызов Аллаху. Однако данный постулат не является изобретением магометанства. Ссужение денег ради прибыли осуждалось Аристотелем, Платоном, раннехристианской церковью. В Ветхом Завете также имеются неодобрительные высказывания по поводу данной практики. Среди самих арабов еще до Мухаммеда практиковались беспроцентные финансовые схемы, частично перешедшие в арсенал современных исламских банков. Вплоть до середины 16 в. в Англии закон запрещал взимание процента и трактовал его как ростовщичество. Однако в 1545 г. ростовщичество было определено как завышенная процентная ставка, а низкие ставки были «легализованы». Чуть позже, с подъемом торговых банков в континентальной Европе, там были приняты аналогичные акты. Иными словами, среди «народов Писания» последователи иудаизма и христианства в конце концов признали взимание процента моральным деянием. Только у третьей ветви, ислама, оно не считается таковым.

Надо сказать, что канонические тексты не приводят обоснований этого запрета, не считая общего указания на «несправедливость» процента. Поскольку последователи любой религии в принципе признают, что промысел божий не может быть постигнут скудным человеческим умом, данный догмат формально не нуждается в толковании. Прагматические соображения (да, вероятно, и обыкновенная пытливость) породили, однако, многочисленные попытки аргументировать эту кораническую максиму. Самое показательное при этом - основа предлагаемых доводов, лежащая в области этики. Именно в гармоничном сочетании морали и бизнеса следует видеть сущность экономики по-исламски, в которой запрет ссудного процента, называемого риба, - лишь одна из внешних форм регулирования отношений по поводу производства, распределения и потребления общественного продукта.

Заповеди, определяющие коммерческую и этическую стороны делового предприятия, разбросаны по множеству сур Корана, формулируются в других сакральных текстах, создавая отдельный большой раздел шариата, то есть мусульманского права.

Исламская экономика, плоть от плоти общего вероучения, имеет четкую социальную ориентацию. Иными словами, ислам ставит во главу угла не голую экономическую целесообразность, а обеспечение социальной справедливости результатов хозяйственной деятельности, с одной стороны, и нравственность методов этой деятельности, с другой. То, что макроэкономические агрегаты несовершенны как инструмент определения не «среднестатистического» уровня развития, а его реального измерения, неохотно признает и традиционная экономическая наука. Акцент, который делает исламская экономика на качественных параметрах, заставляет ее оппонентов признать, что исламский подход к процессу экономического развития - это подход гуманистический, фокусирующий внимание на человеческом измерении данного процесса.

В то же время, нет ничего общего между исламской социально-экономической доктриной и воззрениями в духе марксова социализма. Также, в отличие от древнейших ветвей христианства, ислам не трактует бедность как патентованное средство для попадания в райские кущи, хотя эта религия в равной степени отрицательно относится как к уравнительному распределению доходов и богатства, так и к резкой поляризации этого распределения.

Ислам - религия коммерческая до мозга костей. Если Христос изгонял торгующих из храма, то, с точки зрения мусульманина, совершенно нормально воспринимается, когда одно здание делят мечеть и бакалейный магазин. Отдача всех сил достижению собственного материального благополучия, благополучия семьи, а затем и общества благочестива так же, как и молитва, при условии, что материальные усилия направляются высокодуховными помыслами. Поэтому, по шариату, нет толку в человеке, не желающем зарабатывать деньги, занимаясь производительной деятельностью. Отсюда - уважение к частной собственности и к праву на ее защиту.

В этом плане просто напрашивается аналогия с тем, что говорит в своей книге «Протестантская этика и дух капитализма» Макс Вебер: трудолюбие, бережливость и честность есть единственно допустимые методы зарабатывания денег «при избегании жизненных соблазнов»; при соблюдении данной этической установки желание заработать как можно больше денег нормально и поощряемо. (Показательно, что русское православие за тысячу лет своего существования не сформулировало позитивного «кодекса поведения», освящающего хозяйственную сферу. Может быть, отсюда берет свое начало, в частности, российский хрестоматийный трудовой нигилизм, стремление отнять и поделить и желание пустить «красного петуха» зажиточному соседу.)

Точно также, ислам пропагандирует умеренность и бережливость. Траты, намного превосходящие реальные потребности, тем более траты на дела бесчестные или незаконные, считаются нарушением божественного завета. Одновременно запрещаются монополия, тезаврация и всячески поощряется деловая предприимчивость, честная конкуренция, фритредерство, транспарентность бизнеса.

Впрочем, «суха теория». Известно, что, в отличие от христианства, ислам через шариат в большей степени делает упор не на ортодоксии, или, в данном контексте, истовой религиозности, а на ортопраксисе, то есть внешнем соблюдении нормативной манеры поведения. Поэтому, «по жизни», пользуясь популярной ныне формулировкой, было бы наивным утверждать, что в мусульманских странах досконально исполняются не то чтобы коммерческие, но даже и сами культовые предписания. Конечно, в пропорциональном отношении мусульман, воспринимающих наставления своей религии значительно серьезней, нежели мы - Нагорную проповедь, существенно больше. Это подтвердит практически всякий, кто, находясь, к примеру, на Ближнем Востоке, забывал в магазине бумажник, терял в гостинице фамильные драгоценности или оставлял незапертую машину с ключами в замке зажигания посреди городского рынка.

Однако трансляция постулатов шариата в сферу реальной экономики имеет весьма ограниченные практические последствия. С одной стороны, массовая институционализация доктринальных положений, можно сказать, не имеет места. С другой, экономическая активность, построенная на исламских принципах, и не может в полной мере проявить свой потенциал вне адекватной среды, то есть исламского государства, причем исламского не по признаку религиозной принадлежности правителей и большей части подданных, а по укладу всех областей жизни. Сегодня государств, в той или иной мере отвечающих этому определению, в мире три: Иран, Пакистан, Судан. Во всех остальных странах мусульманского мира, будь то в Азии, Африке или Европе, функционируют экономические модели, так или иначе ассоциирующиеся с капитализмом или социализмом (при всей сегодняшней абстрактности этих терминов).

Как и у Адама Смита, основные инструменты построения и регулирования исламской экономики вытекают из ее общей теории процента и денег. В исламе деньги представляют собой средство платежа, что и считается их единственной допустимой функцией. Мусульманскими учеными они рассматриваются лишь как «капитал в себе», или как некая «оболочка», заключающая в себе потенциал превращения в «деньги-штрих». Он раскрывается только в итоге прохождения денег через цикл производительного вложения. Для этого, однако, деньги не должны быть авансированы на условиях платности, поскольку тогда они квалифицируются как обременяющий предприятие долг, а не капитал, и посему не могут претендовать на возврат с приростом. Иными словами, деньги не могут использоваться для создания средства платежа с большей покупательной способностью, не пройдя промежуточную фазу превращения в приобретаемые товары и услуги. Циркуляция по известной схеме Д - Т - ДI одобряется и поощряется, в то время как эволюция по формуле Д - ДI осуждается и табуируется.

В согласии с этим взглядом, банки (поскольку они, в частности, не предоставляют овердрафта по текущим счетам, и все займы выдаются ими из наличествующих средств вкладчиков) перестают быть генератором «кредитных денег». Соответственно, не происходит увеличения предложения денег сверх стоимости совокупного объема произведенных товаров и услуг, известное также как инфляция. Однако, если нулевая инфляция пагубна для экономики западного образца, то исламская хозяйственная модель, напротив, отвергая инфляцию как способ стимулирования хозяйственной системы, способна эффективней функционировать именно в ее отсутствие.

Если роль денег, насколько ее возможно проиллюстрировать в нескольких строках, находится в связи не только с этическими требованиями доктрины, но и логично и действенно вписывается в исламский хозяйственный механизм, то в отношении процента позиция «исламской школы» не столь безупречна. При том, что обоснования запрещения процента довольно многочисленны и не лишены внутренней стройности, открытым остается вопрос, что может сыграть его регулирующую роль в рамках экономики ислама. Наиболее распространенное сегодня предложение - участие центрального банка в капитале всех банковских институтов страны и регулирование количество денег в хозяйственном обороте с помощью изменения пропорции, в которой делятся прибыли и убытки партнеров в капитале (некий аналог учетной ставки). Разновидностью этой идеи является предположение, что рыночный механизм приведет к установлению пороговых значений такого деления по всем основным секторам экономики, побуждая капитал перетекать туда, где для его владельца пропорция оказывается более выгодной.

Между тем, практический опыт, например, Ирана, подводит к заключению, что исламские заменители процента неработоспособны. В том числе, это выявляется при попытке найти пути финансирования бюджетного дефицита. Правда, по мнению ряда исламских экономистов, это не представляет собой непреодолимой трудности для исламского государства даже в отсутствие ссудного процента. Однако предлагаемые ими рецепты, как беспроцентное заимствование у коммерческих и центрального банка с соблюдением безопасных параметров увеличения денежной массы и заимствование у населения возможны, по собственному признанию авторов, только на основе внеэкономической мотивации. Очевидно, что апелляция к гражданской совести может быть действенной только на ограниченном временном отрезке, и не ясно, как следует вести себя государству, если оно оказывается не в состоянии следовать верной, но далеко не всегда выполнимой рекомендации - сдерживать свои расходы. Последнего тем более сложно достигнуть, коль скоро на него (государство) исламские экономисты возлагают обязанность поддержания всего социального комплекса. И весьма характерно, что в самых крайних обстоятельствах признается допустимым прибегать к внешним процентным кредитам, хоть и с оговоркой о желательности строить отношениях с иностранным капиталом на основе прямых инвестиций.

Таким образом, запрет риба жестко ограничивает арсенал средств управления бюджетным дефицитом, имеющийся в распоряжении исламского государства. И если считать, что технология этого процесса, опирающаяся на исламский финансовый инструментарий, разработана, она есть скорее часть теории, нежели практики.

А вот на практике существуют два варианта выхода из ситуации: или иметь бездефицитный бюджет, или найти богословское обоснование применению заимствования и разработать схему, внешне не нарушающую заданных этических нормативов экономического поведения. Примеры из практики существующей тройки исламских государств свидетельствуют о большем распространении второго варианта.

Поскольку, как известно, критерием истинности теории является практика, приходится согласиться, что исламская экономическая модель, обладая внутренней стройностью и логикой, работоспособна скорее в кабинетных, нежели «полевых» условиях. В то же время признается, что, не будучи в состоянии раскрыть свой макроэкономический потенциал в рамках современной глобальной экономики, она вполне применима на микроуровне. Данное положение подтверждается бурным развитием исламского сегмента международного банковского бизнеса. Тогда как государств с полностью перестроенной на исламский лад экономикой меньше, чем пальцев на одной руке, число исламских банков, работающих в более чем 30 странах, уже перевалило за 150. Они располагают капиталом в 7 млрд. долл. и активами в 140 млрд. долл. (в 1975 г. активы составляли лишь 5,8 долл.). По оценке Ситибэнк, совокупный объем денежных средств, управление которыми осуществляется на исламский лад, ежегодно увеличивается на 15-20 процентов. Общий географический ареал - все континенты, за исключением Южной Америки и Антарктиды.

Следует подчеркнуть, что сам факт умножения и распространения этих банков - результат не только и не столько идеологических, но финансово-экономических свойств предлагаемых ими продуктов. Недаром такие известные организации, как Ситибэнк, АБН-Амро, «Флемингз», «Кляйнворт Бенсон» в последние два-три года вышли на рынок с предложением исламских банковско-финансовых услуг (первый исламский банк, «Исламик Бэнкинг Систем», ныне именуемый «Исламик Файнэнс Хаус», появился на Западе в 1978 г.). Очевидно, в текущем году этот список пополнит и Россия. И авторство замысла, и, согласно последним данным, состав учредителей - чисто отечественные.

Да, мусульманские теоретики отводят банковским институтам роль «передового отряда», или, если угодно, «коллективного агитатора» в деле создания жизнеспособной исламской экономики. Однако не стоит забывать о мусульманском ортопраксисе. В свете этого более важно то, что для исламских финансистов-практиков в широком плане реальную роль играют прежде всего соображения не идеологические, а коммерческие. Поэтому, при соблюдении нормативных доктринальных требований, в массе своей они видят задачу в том, чтобы, не поступаясь принципами, создавать прибыль прежде всего за счет разработки конкурентоспособных продуктов и услуг, которые были бы привлекательны для клиентов как таковые, а не из-за своей теологической «упаковки».

При том, что выбор продуктов и услуг в исламских финансовых учреждениях становится все шире и технологичней, два столпа исламского банковского дела - мудараба и мушарака - остаются неизменными.

Мудараба есть форма отношений между владельцем денег и пользователем денег. Согласно шариату, при любых обстоятельствах они есть отношения не кредитора и должника (стороны, диктующей условия, и стороны подчиненной), а отношения инвестора и управляющего инвестиционным ресурсом. Для банка это, с одной стороны, порядок взаимосвязей с его вкладчиками, а с другой стороны, - с клиентами-заемщиками. То есть, в отношении первых, будь то физические или юридические лица, кредитные институты или предприятия нефинансового профиля, банк действует как мудариб, или трастовый управляющий, стремящийся к получению прибыли на вверенную ему сумму. Для заемщика же он - рабб-уль-маль (буквально - «хозяин финансов»), а уже ссудополучатель наделяется функцией мудариба.

Одновременно отношения в микросистеме «вкладчик/банк/заемщик» есть контракт об участии в капитале, прибылях и убытках, обозначаемый как мушарака (дословно - партнерство, участие). Мушарака определяет структуру капитала банка и схожа со знакомыми нам организационно-правовыми формами товарищества и акционерного общества. Отличие в том, что, поскольку от прибыльности банка зависит величина не только дохода акционеров, но и держателей вкладов, интересы первых и вторых не конфликтуют - что, кстати, идет вразрез со стандартной ситуацией в кредитном институте западного типа. Точно такая же схема предписана шариатом при удовлетворении заявки ссудополучателя, только банк и клиент как бы меняются местами.

Слов нет, исламская система более обременительна для банка в сравнении с традиционной, но создает ряд преимуществ для клиента. Поскольку исламский бэнкинг стоит на перекрестии морали и бизнеса, отношения между банком и клиентом носят более близкий, как бы «семейный» характер. Как коммерческое учреждение, банк имеет своей целью прибыль, но прибыль не любой ценой, в том числе ценой разорения клиента, который не сумел выполнить свои обязательства по возврату полученной ссуды. Руководствуясь моралью, банк обязан дать должнику отсрочку и возможность восстановить свою платежеспособность и лишь потом претендовать на возврат авансированной суммы. При этом ему, возможно, придется разделить с клиентом не прибыль, а убыток, без права на возмещение потерь. Большинство теоретиков считает, что требовать в качестве компенсации за просрочку увеличения доли банка в прибыли, если она все же получена при реализации профинансированной сделки, будет не по-исламски.

Поскольку расточительное обращение с ресурсами, их непроизводительное использование или иммобилизация осуждаются шариатом, исламская экономика через этический императив оказывает побудительное воздействие на сбережения и инвестиции, в чем решающую техническую роль, естественно, играют банки. При этом исламская финансовая модель благоприятствует развитию малого бизнеса. В обычной банковской системе критериями надежности кредитной операции являются прежде всего количественные показатели - сиюминутная кредитоспособность ссудополучателя и качество обеспечения займа. В результате, аккумулированные в банках совокупные денежные средства общества перераспределяются в пользу тех, кто уже находится на верхних ступенях имущественной лестницы. Это противоречит задаче справедливого распределения ресурсов и создания равных возможностей для проявления предпринимательских талантов членами общества, постулируемой шариатом. Исламскому банку вменяется при принятии кредитного решения производить не только технико-экономическую оценку клиентского запроса, но и исследовать сопряженные социальные обстоятельства и вероятные последствия, что, разумеется, не означает «зеленую улицу» для коммерчески бесперспективных проектов.

Суммируя, можно сказать, что в широком смысле исламский бэнкинг означает финансирование не с помощью ссудного, а с помощью рискового капитала. Для своего приращения последний должен принять на себя часть риска потери, «наградой» же за инвестирование должен быть не процент, а доля в прибыли. Таким образом шариат фиксирует свою позицию по поводу социальной значимости труда и справедливого вознаграждения активному (неспекулянту и нерантье) капиталу. При этом «человеческий капитал», представленный предпринимательским и управленческим талантом и усилиями, затраченными в ходе реализации проекта или сделки, приравнивается по значению к финансовому капиталу как монетизированному прошлому труду.

Несмотря на впечатляющие результаты, достигнутые исламским бэнкингом в своем деловом развитии, нерешенным остается целый ряд общих оперативных проблем внутреннего и внешнего порядка. К первым прежде всего относится то, что исламские финансовые институты не смогли до сих пор, и, по-видимому, не смогут в ближайшей перспективе «удлинить» свои активы. Данное обстоятельство идет вразрез с имевшимися ожиданиями, а именно, с тем, что короткое торговое финансирование по типу мурабаха (приобретение товара за свой счет и от своего имени с последующим удержанием с клиента издержек плюс заранее оговоренной суммы прибыли) будет потеснено «длинным» проектным финансированием в форме мушарака.

Поскольку до 90% сделок приходится на операции мурабаха (которые в целом ряде аспектов напоминают услуги обычных банков), снижается как пропагандистский эффект в пользу исламской экономической модели, так и коммерческая эффективность. Конечно, исламский банк несет неизмеримо большие риски, занимаясь непосредственной закупкой товара, приобретение которого клиентом он финансирует. Однако, если банковское руководство в состоянии нужным образом настроить свой религиозный совет (орган, существующий в каждом исламском финансовом учреждении для контроля соответствия сделок требованиям шариата), то элемент прибыли в конечной цене может быть установлен достаточно произвольно. Недаром сами банкиры признают, что в своих калькуляциях, по мере возможности, ориентируются на превалирующую рыночную ставку процента.

На низком уровне сохраняются и размеры исламских финансовых институтов с точки зрения их капитала. Крупнейшим сегодня является созданный в 1997 г. «Абу-Даби Исламик Бэнк» с уставным фондом в 272 млн. долл. Это позволяет ему претендовать разве что на место в конце восьмой сотни по списку Top-1000 журнала «Бэнкер».

Трудности внешнего характера - это враждебная экономическая среда, отсутствие кредитора последней инстанции, неадекватная база профессиональной подготовки, дискриминационная налоговая система, облагающая дивиденды, но щадящая процентный доход. Очевидно, что в зонах действия мусульманской традиции шансов выжить у исламских банков больше. Однако даже в местах наибольшего распространения, как то: Бахрейн, Малайзия и ряд других, они представляют собой анклавное явление.

И все же не может не привлечь внимания тот факт, что по росту количественных и качественных показателей деятельности исламские банки в течение достаточного многих лет превосходят обычные банки. С этим согласен и Международный Валютный Фонд, еще в 1987 г. предпринявший исследование феномена исламского бэнкинга. В итоговом докладе отмечалось, что это - вполне жизнеспособная форма бизнеса, способная обеспечить эффективное распределение и потребление ресурсов тех обществ, где она реализуется. Показательно, что, согласно данному исследованию, исламские банки в силу особенностей своего modus operandi имеют пониженные в сравнении с обычными банками риски по разряду платежеспособности и ликвидности.

Так или иначе, исламские банки - свершившийся факт современной экономической жизни. Демонизация этого феномена под лозунгом борьбы с «исламской угрозой» контрпродуктивна, поскольку означала бы выталкивание с рынка добросовестного игрока, предлагающего потребителю альтернативные финансовые инструменты. Видеть же в них непременных финансовых союзников радикальных исламистов столь же вульгарно, как и утверждать, что квалификация бизнеса как «исламского», так и «неисламского» зависит от конечных политических и идеологических целей бизнесмена. В конце концов, следует давать возможность нормально функционировать добросовестным исламским финансовым институтам там, где их создание обусловлено коммерческим, но не политическим спросом. Что следует, очевидно, делать в отношении любой организации, не выходящей за отведенные ей законом рамки.

И.П. Иванова

РЫНОЧНЫЕ РЕФОРМЫ И ЭКОНОМИЧЕСКИЙ РОСТ В АРАБСКИХ СТРАНАХ В 90-Е ГОДЫ

Современные рыночные программы, предложенные Всемирным Банком и Международным Валютным Фондом, стали неотъемлемой частью экономической политики в арабском регионе в 90-е годы. Распространение рыночных преобразований в широком диапазоне от Магриба до Аравии связано прежде всего с общим кризисом этатизированных экономических систем, основанных на приоритете государственной монополии в механизме хозяйственного регулирования. Эти системы исторически формировались в арабских странах с разной хозяйственной специализацией и политической ориентацией, но особенно интенсивно в 60-70-е годы с приходом к власти национальных и революционных демократов в Египте, Алжире, Сирии и в других странах.

Первым проявлением кризиса этих систем стали провалы социалистических экспериментов в Египте, Тунисе, Алжире, оказавшихся на грани экономического банкротства. Резко ухудшилась ситуация во многих странах региона в середине 80-х годов в результате «обвала» цены нефти на мировом рынке, что привело к обострению финансового, в том числе и долгового кризиса.

В поисках путей выхода из кризиса арабские страны были вынуждены обратиться к рыночным реформам, которые в современных условиях после крушения социалистической системы и усилившейся пропаганды идеи капиталистического развития на принципах свободной рыночной экономики стали обязательным условием для получения новых кредитов и иностранной помощи в первую очередь в отношении стран - крупнейших должников, включая Египет, Алжир, Тунис, Марокко, Иорданию.

Схема рыночных преобразований, нацеленных на поэтапную трансформацию экономических структур, включает обширную программу мер, основанных на монетаристских предложениях по регулированию динамики совокупного спроса (его «сжатия») путем жесткой экономии, получившей название «шоковая терапия». Она превратилась в главный способ сокращения государственных расходов, в первую очередь гос. дотаций и субсидий, уменьшения бюджетного дефицита и борьбы с инфляцией. В целях финансовой стабилизации осуществляются также либерализация валютных и внешнеторговых операций, девальвация национальной валюты, введение рыночной системы ценообразования, изменение в кредитно-банковской системе с широким привлечением частного национального и иностранного капиталов.

Последовательное и в полном объеме претворение в жизнь рыночных реформ уже на первом этапе для многих арабских стран оказалось чрезвычайно сложной и практически невозможной задачей не только по причинам обострения их внутриполитического и хозяйственного положения, но также ситуации в самом регионе. Замедление темпов рыночных преобразований и заметное отставание их выполнения в намеченные сроки было вызвано сохранением нестабильной и взрывоопасной ситуации в регионе, требующей от стран, вовлеченных в общий ближневосточный конфликт, региональные и локальные войны, большие затраты на нужды войны и обороны. В то же время с учетом международной значимости событий в арабскому регионе, усиливающей внимание к их ходу со стороны разных заинтересованных сторон, политических коалиций и международных объединений, правительствам в ряде стран (в Египте, Иордании, Тунисе и др.) удалось воспользоваться политической конъюнктурой, заручиться поддержкой США и его союзников, списать таким образом часть своего внешнего долга, пролонгировать оплату оставшейся задолженности и получить в МВФ дополнительные кредиты, в том числе целевые для продолжения рыночных преобразований в этих странах.

Среди наиболее продвинутых в осуществлении финансовой стабилизации оказались разные по уровню экономического развития страны, включая Египет, Тунис, Марокко, Иорданию, Кувейт и Оман, которые объявили о завершении первого этапа рыночных реформ и переходе ко второму. Осуществление рыночных реформ в этих странах по трем основным направлениям (дерегулирование, демонополизация и приватизация) было нацелено на решение общей задачи - слом этатизированной системы и создание новых условий для ускорения капитализации и накопления денежного капитала, необходимого для обслуживания внешнего долга и нормализации хозяйственной жизни в установленный срок.

Реформирование экономики на первом этапе повсеместно затронуло в первую очередь перераспределительную сферу хозяйства, начиная с либерализации внешней торговли с целью стимулирования экспорта. Создание свободного валютного рынка и возобновление деятельности товарных и фондовых бирж ускорило процессы капитализации в арабской экономике. Реформы банковской системы обеспечили ограничение гос. монополии, что позволило привлечь частный и иностранный капиталы и увеличить их роль в оживлении инвестиционной деятельности. В новых инвестиционных кодексах, принятых в Египте, Тунисе, Марокко, Иордании, Омане предоставлены льготы иностранным инвесторам, им разрешена продажа акций до 49% общей суммы (в Омане - до 65%) [7; с. 9]. Владельцам предоставлены гарантии от национализации, упрощен перевод вложенных средств за границу, увеличен льготный период начала их деятельности, предоставлены льготные тарифы для пользования электроэнергией и водоснабжением [1; с. 7 36; с. 126 7; с. 9].

Общая тенденция приоритетного развития частного сектора наметилась в ходе рыночных реформ в Марокко, Тунисе, Иордании и Омане. Основной акцент в политике либерализации в Египте был сделан на развитие смешанных форм хозяйства с участием государства. Идея смешанной экономики сохраняется при корректировке экономической политики при Президенте Х.Мубараке. Госсектор продолжал играть ведущую роль в программе «Производственный Инфитах», нацеленной на подъем общественного производства. Только в критический момент для египетской экономики в начале 90-х годов была принята «Программа 1000 дней на период 1991/92-1993/94 гг.», в которой госсектор был уравнен в правах с частным сектором и окончательно открыт путь для ускорения приватизации государственных предприятий.

Выполнение этой программы завершило первый этап рыночных преобразований в Египте. Было объявлено о достижении финансовой стабилизации, отмеченной увеличением резервов инвалюты на счетах Центрального банка до 18 млрд. долл. Политика высоких процентных ставок (в банковских депозитах в нац. валюте они были увеличены с 9 до 17%) создала условия для насыщения рынка капиталом. В середине 90-х годов на счетах египетских банков были сосредоточены 139 млрд. ег. ф., из них 40 млрд. долл. на счетах в инвалюте [2; с. 175]. Египетский рынок, по мнению специалистов, оказался неспособным использовать скопившиеся средства в полном объеме и часть этих средств пришлось размещать за границей.

Египет также достиг заметных успехов в сокращении бюджетного дефицита. Имея большое отрицательное сальдо в 80-е годы, к середине 90-х годов египетский бюджет оказался практически сбалансированным. Во второй половине 90-х годов в Иордании и Кувейте бюджет также был сведен с положительным сальдо. Но этот результат в Кувейте не удалось закрепить. Падение цены на нефть в текущем году обусловило появление в бюджете на 1997/98 гг. отрицательного сальдо в размере 382 млн. долл. Устойчивый дефицит бюджета в Омане в период 90-х годов сохраняет тенденцию к росту, несмотря на то, что в пятилетнем плане экономического развития в этой стране предусмотрена задача сбалансирования доходной и расходной статей бюджета к 2000 г. [6; 27.02.1998].

При разной результативности решения текущих проблем, связанных с достижением финансовой стабилизации, в группе стран, завершивших первый этап рыночных преобразований, наметилась общая тенденция развития процессов капитализации их хозяйства. Импульсы, идущие от рыночных реформ, начиная со сферы распределения общественного продукта, оказали заметное влияние на структуру использования ВВП, включая государственное и частное потребление.

Несмотря на общие установки в программе финансовой стабилизации на сжатие потребительского спроса и сокращение государственных расходов, в арабских странах на первом этапе рыночных реформ преобладала тенденция роста суммарной доли потребления в ВВП.

Таблица 1

Доля потребления в ВВП

Самый заметный рост этого показателя был отмечен в Кувейте (с 42 до 78%) и Омане (с 53 до 72% ВВП). Совокупный прирост потребления в Кувейте обусловлен трехкратным увеличением государственных расходов в большой степени на оборону и вооружение. Расширение частного потребления также способствовало итоговому росту общего показателя. При росте государственных расходов в Омане, отчасти под воздействием увеличения расходов на обслуживание внешнего долга, достигшего 31% ВВП, удельный вес частного потребления оказался меньше доли государственного потребления.

В египетской экономике, напротив, главным фактором роста потребления становится частное потребление при незначительном сокращении доли государственного. Уменьшение показателя последнего в данном случае связано с сокращением субсидий, частично военных расходов, при неизменном росте зарплаты в государственном аппарате, более значительном сокращении валовых государственных капвложений и в результате «списания» части внешнего долга, доля которого сократилась с 75 до 66% к ВВП в 1996 г. [4; 20.05.96]. Рост доли частного потребления в Египте оказался бульшим по сравнению с сокращением государственных расходов и является таким образом многофакторным явлением, обусловленным не только сокращением удельного веса государственного потребления, а скорее производным комплекса факторов демографического, экономического и социального порядка. Расширение общего потребления в египетской экономике до 94% ВВП объясняется особенностями процессов капитализации в специфических условиях рыночных преобразований с появлением дополнительных способов обогащения в сфере торгово-спекулятивной деятельности и черного бизнеса, формированием новых сословий, ростом их доходов и импортных запросов, престижных трат и демонстрационного эффекта.

На первом этапе рыночных реформ в Тунисе удалось стабилизировать долю частного потребления на уровне 62% по сравнению с 81% ВВП в Египте. При небольшом росте удельного веса государственных расходов в тунисской экономике сохранилась тенденция роста показателя общего потребления, а итогового «сжатия спроса» не достигнуть не удалось.

Только в Марокко был приостановлен рост потребления путем стабилизации частного потребления на уровне 68% ВВП и сокращения государственных расходов на потребление до 17%. Сохранение этого показателя на уровне выше, чем в Египте и Тунисе, вероятно, обусловлено необходимостью увеличения государственных расходов на обслуживание быстро растущего внешнего долга с 9,7 до 22,5 млрд. долл. в рассматриваемый период.

Во всех странах данной группы (особенно в Египте, Омане и Кувейте) отмечено сокращение показателя валовых внутренних сбережений. Только в Марокко продолжала расширяться база внутренних накоплений.

Таблица 2

Показатели нормы накопления в % к ВВП

Источник: [8; c. 213-214]

Динамика нормы валовых сбережений и удельного веса валовых капиталовложений в структуре ВВП отражает общую тенденцию сокращения обоих показателей в данной группе стран, а также заметные отличия в процессе накопления в отдельных государствах.

Характерной чертой экономического развития в Кувейте и Омане является превышение показателя доли валовых внутренних сбережений по сравнению с нормой капиталовложений даже в условиях оттока капиталов за границу в 90-е годы в связи с началом военных действий в Персидском Заливе. Норма валовых капиталовложений в Тунисе и Марокко, наоборот, превышает долю внутренних сбережений. При небольших отклонениях в сторону сокращения в Тунисе и небольшом приросте в Марокко в процессе рыночных преобразований была достигнута определенная стабилизация нормы валовых внутренних сбережений на уровне 22% и 16% в ВВП соответственно. Таким образом в этих странах удалось сохранить норму капиталовложений на более высоком уровне по сравнению с другими странами данной группы, хотя они также не смогли избежать общего сокращения доли валовых инвестиций в структуре их общественного продукта.

Наиболее критическая ситуация складывалась в Египте. Норма внутренних сбережений к середине 90-х годов сократилась до 6%. Такой показатель соответствовал уровню накопления в египетской экономике в начале 70-х годов в кризисный период отказа от социалистической ориентации при переходе к политике «Инфитах». Активизация деятельности частного местного предпринимательства и иностранных кредиторов в дальнейшем в условиях либерализации заметно стимулировала существенный рост внутренних сбережений до 18% в ВВП. Начиная с середины 80-х годов, вновь появилась тенденция уменьшения накопления валовых сбережений. При этом удельный вес валовых капиталовложений в структуре ВВП сократился с 28% до 18% (см. табл. 2).

Таблица 3

Динамика среднегодовых темпов прироста ВВП

Источник: [5; 1994, 8; c. 208-209]

Среднегодовые темпы прироста ВВП в Египте, Марокко, Омане резко сократились по сравнению с периодом 80-х и еще заметнее с периодом 70-х годов. В Иордании, Кувейте и Тунисе в середине 90-х годов наметилась тенденция ускорения их развития. Высокие темпы прироста ВВП в Иордании в большей мере обусловлены массовым возвращением эмигрантов из стран Залива в результате начала военных действий в этом районе. Большое влияние на оживление экономической конъюнктуры оказал сопровождающий их приезд строительный бум. Реализация послевоенной восстановительной программы в Кувейте также явилась мощным конъюнктурным импульсом ускорения темпов прироста ВВП при благоприятной ситуации на нефтяном рынке в мире. Ускорение динамики общественного производства в Тунисе, пожалуй, в большей степени, являлось следствием рыночных преобразований и финансовой стабилизации, что отчасти уже на первом этапе в 90-е годы было связано с развитием самого производственного сектора в экономике этой страны. Воздействие рыночных преобразований на экономический рост через финансовую стабилизацию отчетливее проявляется в арабских странах во второй половине 90-х годов. Прирост ВВП В Египте и Тунисе стабилизирован в 1996 г. и 1997 г. на уровне 3,3-4% и 4,1-4,5% соответственно [4; 20.05.96, БИКИ № 149, 16.12.97].

Увеличение темпов прироста ВВП даже в тех странах, которые более успешно справлялись с задачами финансовой стабилизации, не получило необходимых импульсов от развития сектора производства, еще не затронутого структурными преобразованиями со сменой форм собственности, поскольку процессы приватизации практически во многих странах были заблокированы. Подтверждением тому появление новой в масштабах всего региона тенденции замедления темпов промышленного производства не только характерного обычно для стран-экспортеров нефти с выраженной конъюнктурной зависимостью от состояния мирового рынка нефти, но также и в странах с более диверсифицированной промышленной структурой производства, например, в Египте и Марокко. Эта тенденция диссонирует на фоне сохранения устойчивого прироста промышленного производства в современных новых индустриальных странах, которые в течение последнего десятилетия продолжают наращивать устойчиво высокий темп промышленного развития до 9-10% ежегодно.

Замедление в динамике роста промышленного производства оказывало заметное влияние на структуру ВВП в арабских странах. Доля промышленных отраслей в общей структуре производства ВВП в Омане сократилась с 69% до 53%, в Кувейте с 75% до 53%, в Египте с 37% до 21%, в Тунисе с 36% до 32%, в Марокко с 31% до 30%. (см. табл. 4). Диверсифицированная структура промышленного производства должна обеспечивать большую устойчивость экономического роста. Развитие блока отраслей обрабатывающей промышленности характеризует разный уровень диверсификации ВВП в арабских странах.

Таблица 4

Изменения в отраслевой структуре ВВП в 80-90-е годы

Источник: [8; с. 220-222]

Доля обрабатывающей промышленности в структуре современных новых индустриальных стран составляет от 20 до 30% ВВП. Среди арабских стран, представленных в таблице, только Тунис приблизился к ним по этому показателю диверсификации производства, обогнав Марокко, Египет и Иорданию. В Кувейте доля обрабатывающих отраслей достигла 11%., значительно опередив остальные аравийские монархии по уровню диверсификации их промышленного производства. Если весь блок обрабатывающих отраслей в этих странах будет ориентирован на экспорт, то фактор нестабильности их темпов роста не уменьшится и будет сохраняться в дальнейшем.

Другим направлением в современном развитии отраслевой структуры ВВП является изменение пропорции «сфера производства - услуги». В экономике арабских стран изменение соотношения в этом направлении обусловлено, с одной стороны, сокращением доли промышленности и быстрым ростом финансового сектора. Таким образом в контрастном взаимодействии оказываются тенденция облагораживания структуры ВВП путем увеличения вклада сектора услуг при крайне нежелательном факторе сокращения доли промышленности. В Иордании, Египте и Тунисе развитие сферы услуг, ускоренное процессами капитализации в ходе рыночных реформ, обогнало развитие отраслей материального производства по их вкладу в создание ВВП. В Марокко, Омане и Кувейте сохранилась преобладающая роль материальных, производственных отраслей. В Марокко данная пропорция оказалась практически сбалансированной. В структуре производства ВВП в промышленно развитых странах при общей тенденции расширения сферы услуг, обгоняющей по темпам блок отраслей материального производства, разница их вклада в ВВП в среднем не превышает 20-25 пунктов [8; с. 222].

В отличие от промышленно развитых стран, замедление темпов развития производственных секторов, особенно в промышленности, в арабских странах с более низким уровнем экономического развития, например, в Египте, с его многочисленным населением и низким показателем душевого производства ВВП, несмотря на облагораживание его структуры ВВП, происходящее под воздействием рыночных преобразований, как известно чревато опасными последствиями экономического и социального характера, возникновением застойных явлений в хозяйственном развитии, нарушением отраслевых и воспроизводственных пропорций, обострением проблемы занятости населения, сокращением его доходов и общим снижением уровня жизни.

Экономический рост, не связанный с приоритетным развитием производственных секторов, инициируемый рыночными реформами с ограниченными импульсами от финансовой стабилизации, превращается в спорадический неустойчивый рост в отдельных странах, дополнительный эффект в которых скорее всего был обусловлен иными факторами, часто краткосрочного конъюнктурного характера. Оживление финансовой деятельности в арабских странах, связанное с ростом общего потребления, стимулируемого к постепенному смещению в сторону увеличения частного потребления и сокращения государственных бюджетных расходов, повсюду в регионе сопровождалось ослаблением базы внутренних валовых сбережений и уменьшением нормы валовых инвестиций, и в итоге оказывалось часто неспособным генерировать соответствующие условия для поддержания устойчивого экономического развития.

Экономический рост остается острейшей проблемой в стратегии рыночных реформ в арабских странах. На новом этапе экономических преобразований предусмотрены структурные изменения в производственных секторах хозяйства и перевод их деятельности на рыночную основу. Таким образом реализуется намерение расширить материальную базу и границы процесса капитализации в этой сфере экономики, не ограничиваясь рыночной манипуляцией с потребительским спросом, а концентрируя все усилия на увеличении объема конечного предложения в производстве общественного продукта.

Э.Н. Панфиленко

СУДАН В ПЕРИОД ДИКТАТУРЫ НИМЕЙРИ (1969-1985 гг.)

Подавление в марте 1970 г. правой оппозиции, возглавляемой лидерами секты Аль-Ансар и партии Аль-Умма, а в 1971 г. оппозиции слева, во главе с группой либеральных офицеров, позволило генералу Нимейри установить режим личной власти, в Судане. Под новую политическую практику была проведена коренная перестройка государственной и общественно-политической структуры страны. Для обеспечения массовой поддержки диктатуры была создана единая общенациональная политическая организация - Суданский Социалистический Союз (ССС) по образцу Арабского Социалистического Союза в Египте. Реорганизованные профсоюзы и федерации крестьян, молодежи и женщин возглавили оппортунисты.

Нимейри выдвинулся во время войны на Юге, где командовал войсками, боровшимися с Анья-Нья. Став президентом ДРС в октябре 1971 г., он распустил коллективный высший законодательный орган - Революционный совет и присвоил его основные функции. Нимейри возглавил сформированный им кабинет министров, а также занял пост министра обороны ДРС. Не довольствуясь этим, он возложил на себя обязанности председателя и генерального секретаря ССС, возглавил Совет национальной обороны, Совет национальной безопасности и Высший Юридический Совет ДРС, т.е. сосредоточил в своих руках всю полноту власти1. Власть Нимейри держалась на насилии, ликвидации демократических прав народа. В дополнение к конституции 1973 г. были приняты законы с целью подавления сопротивления режиму: Закон о государственной безопасности (23 июля 1973 г.), Закон о политических правах (10 марта 1974 г.), Закон о принудительных работах (25 декабря 1975 г.) и другие.

В целях популяризации режима и возвеличивания диктатора был учрежден ежегодный праздник - «день возвращения» Нимейри к власти (22 июля), проводились ежемесячные радио- и телевизионные выступления Нимейри под рубрикой «вождь и народ». Нимейри произвел себя в чин генерал-полковника и издал 1 июля 1973 г. указ, в соответствии с которым его должны были официально именовать титулом «Президент - вождь». Южно-суданские племена в свою очередь на торжественной церемонии присвоили Нимейри титул «короля и великого вождя»2.

Новый режим поддерживала крупная буржуазия, получившая свободу частного предпринимательства и различные льготы, высокооплачиваемое чиновничество государственного аппарата, руководящая верхушка ССС и др. подобных организаций. К новой суданской элите примкнули бывшие лидеры южносуданских сепаратистов, занявшие после февраля 1972 г. важные посты в административных органах и армии на Юге, в руководстве ССС и в хартумском правительстве. Главной опорой режима были высокооплачиваемые органы государственной безопасности (численность полиции удвоилась) и армия. В последней, однако, сохранялись группировки сторонников распущенных Нимейри традиционных политических партий, враждебных режиму.