Функциональные аспекты исторической антропонимики
Рассмотрение двойственного характера антропонимической системы и вопросов ее научного описания. Изучение антропонимии официально-деловой сферы XVI–XVII века в аспекте модальных отношений. Оценка антропонимической номинации в старорусском деловом тексте.
Рубрика | Иностранные языки и языкознание |
Вид | диссертация |
Язык | русский |
Дата добавления | 28.03.2018 |
Размер файла | 508,1 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Целям идентификации лица служили полупредикативные (приложения) и предикативные конструкции, указывавшие на социальный статус, род деятельности, место жительства лица: «двор стрелца Ивашка Иванова <...> Ивашко Иванов да дети иво Куземка, портной мастер, да Фетка мясник <...> Ивашко Иванов, котельник <...> Ивашко Иванов, солодовник <...> Ивашко Иванов, пугвишник <...> Ивашко Иванов, ярыжной» (Кн. писц. УВ 1623-1626: 164, 177, 185, 189, 197, 204); «Ивашко Веретенник, торгует рыбою» (Кн. писц. УВ 1623-1626: 179); «Ивашко Иванов Гогол, кормится меж двор <...> Ивашко Иванов Пеунов, винокур» (Кн. писц. УВ 1623-1626: 192, 202); «Ивановские волости крестьянина Якунки Пермитинова половники в. Ивашко Тетеря да Мокhико Селиванов» (Кн. писц. Уст. у. 1623: л. 189); «Николы Чюдотворца прилуцкого монастыря в. половник Васка Дресва» (Кн. писц. Уст. у. 1623: л. 308об.); «москвитинъ гостиной сотни Григорья Иванова сына Юдина прикатчикъ его Якунка Егувьевъ» (Челоб. УВ 1637; АХУ III, 201).
Именование могло распространяться различного рода несогласованными определениями, чаще топонимного характера: «Дмитр Митроша Иванов сын с Вихтова да Ортем Никитин сын с Пячгоры» (Купч. Кеврол. у. 1548; А. Кеврол., 129); «дв. Васьки Игнатьева сына Шахматова изъ деревни изъ Наугородова для осаду» (Кн. припр. Лал. 1620; Пономарев, 16); «Устюжского уhзду Орловской волости крестьянинъ Ивашко Власовъ сынъ Щербининъ» (Челоб. Уст. у. 1672; АХУ III, 339); реже - указывающего на социальный статус: «Гостиной сотни Стенка Гогунинъ» (Челоб. УВ 1659; АХУ III, 308).
Специфика старорусского официального именования лица особенно ярко выявляется на фоне антропонимов современного русского языка. Современная официальная антропонимия, употребляемая в деловой сфере, закреплена в языке и имеет узуальный характер. Официальный (трехчленный) антропоним современного русского языка обладает всеми признаками слова: имеет единую номинативную функцию, обладает тесной спаянностью структурных элементов, непроницаемостью. Создание новых номинативных единиц осуществляется за счет комбинаторики компонентов, составляющих номинации данного класса. Наречение каждого нового члена социума официальным именованием осуществляется сразу после рождения. Современная официальная номинация лица создается, как правило, один раз, закрепляется в языке и воспроизводится в речи в готовом виде. С точки зрения организации современной системы антропонимов, документальное имя является основным и первичным, в то время как народные, разговорные и просторечные формы оцениваются как вторичные, производные от документального имени (Петровский 2000: 15-16). Речевые номинации в современной антропонимии производятся на базе официального (документального) именования лица и имеют то же денотативное и референтное значение, а потому могут рассматриваться как стилистические модификации именования (например: Черемисина Лидия Ивановна - Лидия - Лидия Ивановна - Черемисиха и др.). Идентификация таких и подобных антропонимов и антропонимных сочетаний в современном языке предполагает их соотнесение с документальным трехкомпонентным именованием. Антропонимы, не связанные с официальным именованием, оцениваются носителями современного языка как прозвища, если они даны окружающими (Черемисина Лидия Ивановна - Шайба), или как псевдонимы, если они выбраны в качестве самоименования, помимо официального антропонима и его модификаций, самим говорящим.
В современном обществе кодификации в масштабах общенародного языка подверглась только ограниченная группа актуальных антропонимов (названия исторических личностей, выдающихся деятелей мировой и национальной культуры и т. д., имеющие общую культурную и идеологическую значимость). Большинство современных актуальных антропонимов кодифицируется только письменным закреплением имени в документе, удостоверяющем личность, и функционирует в языке и речи территориальных, социальных и профессиональных объединений носителей языка.
В XVI-XVII вв., в начальный период формирования русского национального языка, кодифицированной нормы в антропонимии не существовало, поэтому в речи конкурировали разные варианты личных имен, патронимов, фамилий и именований в целом. В отличие от современной антропонимии, старорусское официальное именование лица, используемое в документах, носило вторичный (производный) характер по отношению к именованию, употребляемому в повседневно-обиходной речи. При этом составители деловых актов могли «подравнивать» бытовое именование под ту модель, которая предполагалась документом, либо создавать новую разовую (речевую) номинацию по данной модели. Бытовое именование и официальная антропонимическая модель, предполагаемая нормами составления документов, значительно отличались, поэтому требовали установления соответствия, взаимной идентификации. Об этом свидетельствует анализ номинативных парадигм именований одного и того же лица в одном тексте или в разных документах XVI-XVII вв. Ср.: «Васка Степанов сын Пята <...> у Васки у Пяты <...> у Васюка у Пяты» (Сотн. Каргоп. у. 1561-1562: 457, 459); «Карпунка Михайловъ сынъ Жемчугъ» (Кн. писц. Лал. 1625; Пономарев, 21) - «по купчей Карпуньки Жемчугова» (Кн. писц. Лал. 1645; Пономарев, 33).
В антропонимии деловой сферы XVI-XVII вв. речевой характер имели антропонимические сочетания и именования лиц, помимо собственно антропонимов, включавшие апеллятивную лексику. Их появление в официальных документах и частно-деловых актах обусловлено тем, что существующая актуальная антропонимия не отвечала тем требованиям, которые предъявляют к именованию лица задачи составления актовой записи и необходимость идентификации лица пользователем документального текста. Речевым характером номинации определена вариативность именования, взаимодействие некоторых групп онимов и апеллятивов, их смешение.
Уподобление именования лица в старорусском документе современной официальной трехчленной антропонимической формуле, которое иногда можно встретить в научных работах, нельзя признать корректным. От современных составных личных именований сложную антропонимическую единицу старорусского делового языка отличало отсутствие устойчивой структуры, подвижность и взаимозаменяемость компонентов, их вариативность, относительная открытость именования. Это определило неоднозначность научного толкования данного явления, разные подходы к его описанию, неодинаковые терминологические определения и их понимание. Наиболее традиционные: «составное именование», «антропонимическая формула», используются также «многочленное именование» (Вуйтович 1986), «антропонимическая структура» (Фролов 1972; Палагина 1976), «антропосочетание» (Пахомова 1984), «структурная формула именования», «антропонимная формула» (Королева 1995; 2000) и др.
Разное понимание и определение составного именования лица привело к разным классификациям данных единиц. Наиболее традиционна классификация, учитывающая количество слов, порядок их следования, фиксированное место для каждой категориальной единицы (Чичагов 1959; Бирылло 1969; Зинин 1969; Фролов 1972; Ганжина 1992; Гвоздева 1993, и др.). Сходными формальными принципами руководствуется М. Вуйтович, выделяющий в составе древнерусского «многочленного именования» патронимы 1-4 степеней (Вуйтович 1986).
Другая классификация определяется числом антропонимических компонентов, их формой, производностью от календарных или от прозвищных личных имен, включением или невключением терминов родства («сын», «дочь» и др.) и слова «прозвище» (Палагина 1968; Королева 1995).
Границы личного именования в старорусском деловом тексте современной ономастикой также определяются по-разному. Причина этого в том, что «в орбиту индивидуальных именований» вовлекается «значительный пласт нарицательных имен, сопутствующих именам собственным и ориентированных на именуемый объект» (ТМОИ, 14). К ним относятся термины родства, названия лиц по социальному статусу, катойконимы, профессиональные и должностные наименования и ряд других апеллятивов-обозначений лица. Одни исследователи включают их в сложную антропонимическую единицу, другие - нет. А. А. Белецкий, например, определяет катойконимы и комонимы («коллективные антропонимы») переходной единицей между апеллятивами и антропонимами (Белецкий 1972). Другие ученые отрицают существование переходной зоны между собственными и нарицательными именами, считая границу между ними строгой и однозначной (Бондалетов 1983: 28). Поэтому одни исследователи считают, что это не антропонимы, и они не должны включаться в антропонимическую формулу (Вуйтович 1986). Другие, например Н. К. Фролов и И. М. Ганжина, предлагают рассматривать апеллятивы, включаемые в официальное именование с целью идентификации лица, вновь создаваемыми антропонимами, которые впоследствии могли закрепиться как прозвища (Фролов 1972; Ганжина 1992), но при данном подходе логически следует, что создание этих прозвищ зависело от воли составителя документа.
При подходе, допускающем рассмотрение в составе антропонимической номинации и апеллятивных и антропонимических средств, например, выделяются собственно антропонимические, апеллятивные и смешанные (антропонимо-апеллятивные) именования (Худаш 1980). Однако к смешанным (комбинированным) именованиям часто относят только именования, включающие апеллятивы «сын», «дочь», «дети» и др. (Пахомова 1984: 9).
Иное толкование терминов «антропонимическая формула» и «антропонимическая модель» предложено Л. В. Карловой, которая, разграничивая их, под «антропонимической моделью» понимает только сочетание антропонимов. «Антропонимическая формула», по ее мнению, объединяет «антропонимическую модель» с характеризующими средствами (термины родства, титулы-номены, катойконимы, названия лица по роду деятельности, слово «прозвище» и т. д.). В таком понимании антропонимическая формула - это «особое словесное выражение, состоящее из разнообразных модификаций чередования гетерогенных лексических единиц - антропонимов и номенов в системе полного именования лиц с целью их дифференциации, идентификации одновременно по линии “родства - не родства” и по социальной принадлежности, роду и способу деятельности, ряду других дополнительных признаков». «Антропонимическая формула - это естественное, исторически обусловленное, лексическое и структурное завершение антропонимической модели» (Карлова 1991: 15-17, 23). Аналогичный подход к описанию именования лица в документах прошлого предлагает И. А. Королева, различающая собственно «антропонимные формулы» и «развернутые антропонимные формулы», помимо антропонимов включающие и апеллятивные (характеризующие) средства (Королева 2000).
В данной работе под антропонимической формулой понимается структурная схема (модель) антропосочетания, характеризуемая определенным компонентным составом и порядком расположения элементов.
Описание личных именований, отмеченных в памятниках деловой письменности XVI-XVII вв., не может исчерпываться только описанием антропонимических формул. Можно привести огромное количество примеров, когда типология антропонимических формул, созданная исследователями, не «работает» при анализе фактического материала. Одни именования по логике формальной типологии должны рассматриваться как соответствующие однокомпонентной антропонимической формуле: «в кел. старица Акилина да два внука еh иедкины дhти Сенка пяти годов да Серешка трех годов» (Кн. пер. Каргоп. 1648: л. 14об.), другие - двухкомпонентной: «Кирила Босово брат Иван Еремеев пришел из Города» (Кн. там. УВ 1633-1634; ТКМГ I, 54), третьи - трехкомпонентной: «Се яз, Иев Титов сын Рычкова, порядился есмь» (Порядн. Ант.-Сийск. м. 1649; Образцов, 124), хотя ни первые, ни вторые не определяются только данной формулой, а третьи, несмотря на трехчленную структуру, по существу являются двухкомпонентными (имя + прозвание по отцу). В севернорусских документах XVII в. встречаются номинации, не имеющие соответствий ни в одной из существующих классификаций антропонимических формул: «Платил Осипа Палицына племянникъ его съ ег<о> повытья» (Кн. прих. Тот. у. 1673-1674: л. 104).
Для выявления особенностей функционирования антропонимических единиц в официально-деловой речи необходимо рассматривать их в контексте других средств используемых для идентификации лица в документе. Поэтому при анализе следует выделять не просто сочетание антропонимов, а единицу, включающую более широкий круг средств идентификации и характеристики лица в деловых текстах, представляющую их сочетание и равную единому структурному отрезку текста (высказывания). Именование лица может быть определено как речевая номинативная единица, использующая совокупность антропонимических и неантропонимических средств, связанных между собой, расположенных в определенной последовательности и относящихся к одному референту.
Содержание и структура официального именования в первую очередь были обусловлены требованиями к объему и характеру информации о лице в документе.
3.2 Вариативность официального именования лица и номинативные парадигмы актуальных антропонимов в старорусских деловых текстах
Рассматриваемая в данной работе типология именований лица учитывает следующие признаки антропонимических формул и именований в целом: а) компонентный состав, определяемый функцией элементов, составляющих антропосочетание и именование в целом; б) гомогенность / гетерогенность компонентов, составляющих номинацию; в) степень номинативной связанности компонентов; г) характер отношений между компонентами внутри именования. Выявление этих признаков базируется на наблюдении над составом номинативных парадигм актуальных антропонимов в старорусских деловых текстах и степенью определенности / неопределенности именования лица.
Все отмеченные в источниках именования можно разделить на две группы: устойчивые антропосочетания, получившие закрепление в языке (социолекте) и индивидные дескрипции (многокомпонентные номинации, использующие антропонимы и антропосочетания), которые имели речевой характер, возникали и функционировали в рамках делового текста.
Необходимость взаимной идентификации официального и бытового именований определяла следующие принципы создания номинации лица в документе:
а) требуемые официальной нормой компоненты именования (чаще всего прозвание по отцу) прибавляются к бытовому именованию и записываются после него: «Иванко Овчинник Прошин <...> Волокитка Левин <...> Гридя Кузнец Иванов сын <...> Сенка Выдра Гришин сын» (Сотн. Каргоп. у. 1561-1562: 340, 421, 438);
б) требуемые официальной нормой компоненты разрывают устойчивое именование: «Нефедко Василев сын Уской»; ср.: «Нефедка Усково Василева пожни» (Сотн. Каргоп. у. 1561-1562: 443-444);
в) неофициальный антропоним записывается после официального: «Иванко Федоров сын Кончаков Горбун» (Сотн. Каргоп. у. 1561-1562: 442); «Маркелко Еремеев прозвище Невежка»; ср.: «двор Невежки Еремеева» (Кн. пер. Устьян. 1634-1636: л. 11об.);
г) каждый компонент неофициального именования записывается после соответствующего ему компонента официального имени: «Ефимко Деряга да Спиридонко Неклюд да Якушко Ефремовы» (Сотн. Каргоп. у. 1561-1562: 447); «Новик Веселой» <...> «Емельян Новик Оксентьев сын Веселой» (Кн. вкладн. Мих.-Арх. м. 1585-1616: 155-156).
Важный типологический признак - номинативная связанность компонентов именования: одни из них могли употребляться в качестве самостоятельной номинации, а другие функционировали только в составе устойчивого сочетания.
Составные номинативно связанные антропонимы XVI-XVII вв. обладали свойствами единой номинации, чаще всего имели двухчленную структуру. Это могло быть сочетание личного имени с прозвищем, личного имени с патронимом (полуотчеством), личного имени с фамилией или другим элементом, не имевшим самостоятельной функции в номинации конкретного, единичного человека: «Максимко Романовъ, Карпунка Микитин, Семеика Марининскои, Гришка Микитинскои, Пашко Родионов, Макарко Плотникъ, Якунка Часовщикъ, Онашка Полстовалъ, Тимошка Швал, Ивашко Вострои, Ондрюшка Беспалои, Терешка Уфтюжанинъ» (Кн. крестопр. УВ 1645: л. 26-26об.); «Шемогодской волости… Степанко Слобоцкои, Сергушка да Ивашка Слобоцких, Пронка да Якушка Крутецких, Степанко Островскихъ» (Кн. крестопр. УВ 1645: лл. 78об.-79об.). Один из компонентов подобных именований (календарное имя или патроним, от него образованный) выражал значение лица и идею «имманентной самости» объекта (Иван Масло, Ондрюшка Беспалой, Брага Мосеив, Сухой Оншутин), второй компонент при этом называл дифференцирующий признак и сам по себе в языке и речи не имел уникальной референции (Плотник, Часовщик, Беспалой, Крутецких и др.).
Составными антропонимами, употребляемыми в быту для преодоления внутрисемейной одноименности, были антропосочетания личного имени с номинативно связанными компонентами Большой, Меньшой (Малой), Середний, выполнявшие единую номинативную функцию. Они воспроизводились в составе официального именования лица в документе: «Тимошка Большой да Тимошка Меньшой, а прозвище Казак, Дмитриевы дети, кузнецы» (Кн. писц. УВ 1623-1626: 193); «в. Васка Болшой в. Васка Меньшой Чебыкины» (Кн. писц. Уст. у. 1623: л. 256); «в. Еитииhико Iванов снъ прозвища Квасинин з братьями с родными с Ывашкомъ болшим да с Ывашком меншимъ, а у Ивашка болшого три сына Iвашка болшой да Ивашка середнеи да Ивашка меншои да сын Савка» (Кн. пер. Белоз. 1646: л. 214); «Васко Яковлев сын Рулев у него два сына Фетка Болшой да Фетка Меншой» (Кн. писц. Рост. 1664: л. 4об.). В деловой письменности XVII в. отмечено употребление подобных сочетаний с прозвищем: «Дача вкладчику Андрюше Середнеи Пуге <…> Дача вкладчику Ларку Малои Пуге <…> Дача вкладчику Петру иилатеву Пуге Болшему» (Кн. раздат. Тр.-Глед. м. 1675; ДПВК, 76-77). «Маия въ •Д• де<нь> дано вкладчику Ивану иилипову Малому Лебедю на рубаху и на портки денгами три алтна» (Кн. прих. Тр.-Глед. м. 1684; ДПВК, 84).
Опорный компонент, определяемый словом Большой, Меньшой, Середний, номинативно свободный (именно поэтому и возникала потребность в его индивидуализации при помощи названных средств). Если данные слова относились целиком ко всему именованию, то значит в основе данной номинации лежало устойчивое антропосочетание: «Сенка Романов Мутовин Болшои» (Кн. писц. Уст. у. 1623: л. 19); «Ивашко Малахов Меншей» (Кн. крестопр. УВ 1645: л. 12об.). В таких случаях компоненты Большой, Меньшой сохранялись и при образовании патронимов; ср.: «Гаврилко Григорьевъ сын Горничной Болшой <...> Пятко да Бориско Гавриловы дhти Горничново Меншово» (Кн. писц. Уст. у. 1623: л. 12об., 16).
Номинативно несвободными компонентами именования являлись патронимы. Этот признак существенно отличал их от других компонентов антропонимических номинаций (личных имен и фамилий) (Ратникова 1992: 72). Оформлению данных элементов составного именования в самостоятельную антропонимическую категорию препятствовал опосредованный характер референции, лишавший данные слова свойства индивидности. Вместе с тем, многие патронимы были принадлежностью речевых номинаций лица в документе, построенных по стандартной писцовой модели, в ряде случаев искусственно разрывавших устойчивое антропосочетание и исчезающих при повторной номинации лица: «во дв. Труфанко Ортемьев сын Кривои» (Сотн. Варз. 1575; МИКП, 33) - «Труфанко Кривои да жена его Федорка Косая» (Сотн. Варз. 1575; МИКП, 35); «Гришка Семенов Швец четыре лука» (Сотн. Варз. 1575; МИКП, 35) - «дв. Левинскои дан Грише Швецу» (Сотн. Варз. 1575; МИКП, 31).
Устойчивыми были сочетания имени с фамилией, что фиксируется уже в самых ранних источниках, а именование «по отцу», требуемое писцовым стандартом, являлось речевой номинацией, создаваемой по модели писцом; ср.: «А в межах, господине, тому лугу доброй человек волостной Семен Иванов сын Шастина <...> и Семен Иванов сын так рек» - «Пожня Семена Шастина <...> И Семен Шастин так рек» (Гр. Белоз. у. 1504; АФЗХ, 260). Близость патронимов к речевым дескрипциям наиболее отчетливо проявлялась и в переписных книгах XVII в. Ср.: «в. Вторко да Митка Михаиловы дhти Мишатины да Вторковъ снъ Васка да Миткины дhти Максимко осми годов да Ивашко пяти годов» (Кн. пер. Каргоп. 1648: л. 14).
Отличие устойчивого антропосочетания (составного антропонима) от описательной антропонимической конструкции заключалось в том, что степень слитности их компонентов была различной. Составные антропонимы воспроизводили устойчивый порядок компонентов, не допускали их свободной перестановки относительно друг друга (Василий Баса, Ивашко Волк, Филька Незнаемых), в то время как антропонимические сочетания дескриптивного типа, включавшие в свой состав посессивные компоненты, обладали свободой расположения компонентов именования. В отличие от собственно полуотчеств описательные конструкции легко меняли место относительно личного имени, что свидетельствует о том, что они выполняли роль приложения в составе свободной синтаксической модели: «тоя жъ волости на Ортемьевыхъ дhтей Пыстовскихъ на Фторово з братьями» (Челоб Уст. у. 1628; АХУ III, 60). Описательный патроним в качестве самостоятельной номинации лица в документах XVI-XVII вв. не использовался, за исключением редких случаев, когда составителю актового текста важно было подчеркнуть родственные связи именуемых с другим лицом. Ср., например: «Труба Дhдиха пуста тритцать лhт: половина тое трубы без другонатцатой доли Петрунки Брагина да племянниковъ ево Кирилка да Харки Артемьевыхъ дhтей Брагина, а другонатцатая доля тое трубы Осипка да Самылка Фоминыхъ; труба Дhдиха: половина въ ней Петра Брагина да племянниковъ его Артемьевых дhтей Брагина жъ» (Кн. писц. Тот. 1676; А. Сп.-Кам. м., 30).
Недостатки существующих классификаций антропонимических формул в старорусских деловых текстах во многом обусловлены тем, что они не учитывают характер отношений между компонентами и способы связи компонентов между собой. Наблюдения над структурой именования лица позволяют вести речь о трех типах отношений в речевых антропонимических номинациях.
Первый тип номинаций - именования, которые строились по модели словосочетаний с подчинительной связью компонентов и с атрибутивными отношениями: «Юшко (чей?) Данилов шесть луков, сестра его Овдотьица (чья?) Усовская два лука» (Сотн. Варз. 1575; МИКП, 36); «дв. пуст Иванка (какого?) Митруковского» (Кн. доз. Волог. у. 1589-1590: 88). Зависимый компонент в таких именованиях выполнял функции опосредованной номинации. Номинация лица через именование его родителя или главы семьи выражала относительную референцию «через несимметричные отношения партитивности, посессивности, координированности и локальности» (Арутюнова 1999: 35) и отличалась от абсолютной референции, выражаемой прямым отнесением имени к предмету.
Во второй тип номинаций вошли модели именований, компоненты которых связаны аппозитивными отношениями. В качестве приложений к личному имени или именованию в целом могли использоваться антропонимы и антропосочетания, антропонимические дескрипции с опорным именем существительным, апеллятивы и апеллятивные сочетания: «на подворника на Нечаева на Ивашка прозвищемъ на Волка» (Челоб. УВ 1632; АХУ III, 121); «Агафонко Семенов прозвище Первушка» (Кн. пер. Устьян. 1634-1636: л. 29-29об.); «Иванко Мартемьяновъ сынъ по прозвищу Гладышъ» (Челоб. УВ 1627; АХУ III, 43).
Полупредикативные отношения представлены и в конструкциях уточнения: «Кондрашка Петров Сысоева Басманов то ж» (Кн. крестопр. Устьян. 1682: л. 131).
Использование конструкций с приложениями и уточнениями, включающими второе имя собственное, было нормой именования конкретных объектов в официально-деловой речи рассматриваемого периода. Ср. в топонимии писцовых книг: «Дер. Онфимовщина а Рошкино то ж на рhчке на Онфимовщине» (Кн. писц. Уст. у. 1623: л. 322об.).
Третий тип номинаций характеризуется наличием в них предикативных отношений. Подобные именования представляли собой фразовые номинации: «в. Никонко Матвеев Пятухов, Нечаико он же» (Кн. пер. Устьян. 1634-1636: л. 13); «куз. Андрюшки Коня, и Кобылка он же» (Кн. писц. СВ 1645: л. 56); «Сенка Ивановъ снъ прозвище Удинъ, Истомин онъ же» (Кн. пер. Белоз. 1646: л. 216).
Специфика официального именования лица в деловой речи XVI-XVII вв. заключалась в наличии широких номинативных рядов именований. Номинативные парадигмы актуальных антропонимов в старорусской деловой письменности объединялись на основе общего референтного значения разных именований одного и того же человека. Они обусловлены воплощением в официальной номинации лица разных антропонимических средств. Номинативные парадигмы актуальных антропонимов, выявляемые при изучении севернорусской деловой письменности XVI-XVII вв., представлены двумя разновидностями - внутритекстовые и межтекстовые.
Внутритекстовые парадигмы («номинативные цепочки») объединяют именования, употребленные в пределах одного текста: «Десятко Семенов <...> за Десятком Семеновым Городецкого» (Кн. писц. Уст. у. 1623: л. 405об., л. 444об.). Внутритекстовые парадигмы возникают вследствие использования различного рода заместителей именования при повторной номинации предмета (Гак 1972; Арутюнова 1977, и др.). Они характеризуются преемственностью именований, их тесной связанностью, кореферентностью. Наличие внутритекстовой парадигмы, сохраняющей на протяжении текста общую референтную отнесенность, позволяет воплощать в тексте именования различного компонентного состава: «Пожня Козьмы Васильева сына Ковригина <...> Пожня Куземки Васюкова Ковригина <...> да другая пожня того ж Куземки на другой стороне в верх Онеги <...> Того ж Куземки Ковригина ниже реки Волги пожня» (Сотн. Каргоп. 1561-1564: 297); «в. Мишка Егупьив, серебряник <...> да в споре у Мишки с Микиткою Семеновым <...> по старожилцеве скаске владет Мишке серебрянику <...> лав. Мишки Егупьива» (Кн. писц. УВ 1623-1626: 196, 220) и др. Анализ внутритекстовых парадигм позволяет делать выводы о функционировании антропонимов в речи, их зависимости от формуляра документа, контекста, коммуникативных характеристик текста.
Межтекстовые парадигмы могут отличаться более свободным варьированием компонентов именования: «Деряга да Спир(ш)а, да Якуш Рябина Игумновы дети Ефремовы» (Сотн. Турч. 1556: 130), «Ефимко Деряга да Спиридонко Неклюд да Якушко Ефремовы» (Сотн. Каргоп. у. 1561-1562: 447); «на Дмитрея Федорова сына Момотова <...> и тотъ... Дмитрей Шар» (Челоб. УВ 1629; АХУ III, 88), «бьетъ челомъ и являетъ холопъ твой гостиной сотни Митка Момотовъ на кабалныхъ заимщиковъ» (Челоб. УВ 1638; АХУ III, 206); «Да Первой Кисельников поехал к Ваге» (Кн. там. УВ 1633; ТКМГ I, 95); «что он купил у посацкого человека у Первушки кисельника» (Кн. писц. УВ 1623-1626: 179); «Микитка Решето Калинин Пыхов, кожевник» (Кн. писц. УВ 1623-1626: 208); «устюженин Никита Калинин» (Кн. там. УВ 1633; ТКМГ I, 87); «устюжанинъ посадцкой человhкъ Микитка Калининъ сынъ Пыхова» (Челоб. УВ 1632; АХУ III, 108); «подал сеh явку Никита Калининъ сынъ Пыховъ» (Челоб. УВ 1645; АХУ III, 238) и др.
Номинативные парадигмы актуальных антропонимов были обусловлены воплощением в официальной номинации лица в документе разных антропонимических средств. Рассмотрение внутритекстовых и межтекстовых парадигм именований одного и того же лица позволяет назвать причины парадигмообразования.
Первая причина возникновения номинативной парадигмы - варьирование компонентного состава именования за счет включения в него различных антропонимических средств номинации данного конкретного лица: «Спирко Семенов сын» (Кн. писц. Пуст. 1574: 465), «Оникейко Юрьев сын» (там же) - «Дано на оброк Спирку Семенову сыну Тонкие Портки да Пашку Сурначееву да Онтонку Копылу сенные покосы Пянтин-наволок и с присадою на Середнем шару» (Кн. писц. Пуст. 1574: 478), «Дана на оброк Спирке Семенову сыну Дуракова да Оникейку Юрьев(у) сыну Тонким Порткам Лосинец-песок» (Кн. писц. Пуст. 1574: 479). Именование лица могло варьироваться за счет любого антропонимического компонента: «Памет зборщыку данному и оброчному Анане Калистратову Короткому <...> Ананя заплатил с четверти деревни Березиньские рубль денег и 4 гривны и полшесты денги» (Сбор. пам. Важ. у. 1593; Васильев, 357); «Да Ананя Калистратов заплатил дань и оброк с пошлиною порублевою и задане денги с четверти Березинские деревни рубль з денгою» (Сбор. пам. Важ. у. 1603; Васильев, 361); «Да Кирило Вахрамеев да Федор Васильев Лыжин заплатили...» (Сбор. пам. Важ. у. 1603; Васильев, 362), «Памят соцкому Федору Василеву зборщику данному и оброчному» (Сбор. пам. Важ. у. 1611; Васильев, 363), «По сеи зборнои соцкои Федор брал половину всеи же дани и оброку за 19 год <...> По сеи зборнои соцкои Федор Лыжин брал половину дани и оброку <...> Да Федор соцкои заплатил с мирские деревни половину дани и оброку» (Сбор. пам. Важ. у. 1611; Васильев, 365); «Да в послусех Григорей Павлов сын Кемляк поморец <...> Послусех Гриша Павлов руку приложил» (Порядн. Троиц. вол. 1637; Мильчик, 416); «Стенка Петровъ Поповъ Лагуновъ» (Кн. пер. УВ 1677: 144), «на беломъ мhсте Стенька Петровъ Лагуновъ» (Кн. писц. УВ 1676-1683: 86); «успенской церковной дьячокъ Сенка Семеновъ сын Забhлин Клюшин <...> по купчей Сенки Забhлина» (Кн. писц. СВ 1645: лл. 30об., 11об.).
Обычно во внутритекстовой номинативной парадигме актуальные антропонимы одного лица сохраняют формальную преемственность, которая позволяет идентифицировать эти именования друг с другом. Случаи, когда именование полностью изменяется, в документах XVII в. крайне редки: «Двинские земские старосты Иван Бусинов с товарыщи да кевролские и мезенские посылщики Кирилко Доставалов да Второй Вихорев наняли колмогорцов посадцких людей Алексhя Рюмина Елисhя Четошникова Петра Дороиhева» - «У подлинного договору писано Алешка Рюмин руку приложилъ К сей записной статье вмhсто Елисhя Четошникова по ево велhню лисеостровец Iвашко Стахhев руку приложилъ Вмhсто Калмыка по ево велhню таможенной подьячей Iлюшка Рогуевъ руку приложилъ» (Наемн. Двин. 1692; Щукин 1, 16-17).
Вторая важная причина возникновения парадигмы - это варьирование порядка следования компонентов именования. Для официальной антропонимии XVII в. характерно активное включение в именование нескольких личных антропонимов, вводимых с целью более точной идентификации лица. Они могли распространять один из компонентов: «Фофонко Первушка Кузмин» (Кн. пер. Устьян. 1634-1636: л. 30) и др., либо все именование в целом, ср.: «Микитка Решето Калинин Пыхов, кожевник» (Кн. писц. УВ 1623-1626: 208); «лав. Микитки Калинина Пыхова Решота» (Кн. писц. УВ 1623-1626: 216).
Среди факторов, влиявших на структуру именования, можно назвать существовавшие на Русском Севере локальные традиции деловой письменности. Например, в разных документах, составленных в Каргопольском уезде XVI в., отмечены случаи, когда календарное имя фиксируется на втором месте после некалендарного имени или фамилии, это свидетельствует о местных особенностях составления документов, предпочтениях в выборе средств идентификации лица, оценке степени их официальности и менее строгом следовании нормам писцового дела, определяемым московскими приказами: «С мелницы на Онеге ж у порогу у Харюса у Васюка у Исакова оброку 6 денег» (Кн. плат. Каргоп. 1560: 289); «Ушак Сысой Андреев сын <...> Рубец Васко» (Сотн. Турч. 1556: 131-132); «Гуляико Филипко Паньфилов» (Сотн. Каргоп. у. 1561-1562: 416), а также об общих принципах создания номинации лица, когда компоненты, требуемые нормами делового языка, приводились после именования (или имени), употребляемого в быту.
Номинативный ряд актуальных антропонимов регулярно возникал в результате варьирования личного имени. Это проявлялось в замене актуального антропонима его потенциальным фонематическим вариантом: «Да Тимофеи Петров Сорока заплатил дань и оброк <...> Да Тимофии же заплатил» (Сбор. пам. Важ. у. 1603; Васильев, 362); «во дв. Герасимко Лукинъ Пролубниковъ, извощикъ <...> м. Ярасимка пролубника» (Кн. писц. УВ 1676-1683: 89, 143). Мена номинативных вариантов наблюдается и при записи некалендарных имен и прозвищ: «Дер. Максимовская, а в неи крестьян: во дв. Серко Микифоров да брат его Безсонко <...> Пустошь, что была дер. Трохинская, на лготе за Серым за Никифоровым» (Кн. доз. Волог. у. 1589-1590: 42, 47); «Платил Пятои Парфенов 25 алтын <...> Платил Пятко Парфенов 18 алтын 2 де» (Сбор. пам. Важ. у. 1638-1639; Васильев, 368); Мишка Семеновъ Медвhдь - Мишка Семеновъ Медвhдко (Кн. пер. УВ 1677: 146; Кн. писц. УВ 1676-1683: 95); «стрhлцу Якунh Телепню» - «стрhлцу Якунh Телепу» (Кн. издерж. Шемог. вол. Уст. у. 1667-1668; АЮБ 3, 213-214).
Анализ антропонимии деловой письменности Северной Руси XVI-XVII вв. показывает, что в именовании могли воплощаться: а) реальный (актуальный) антропоним, которым именуют человека в повседневном обиходе как единица языка жителей определенной местности или небольшого коллектива («Овсяник Олешков <...> Дороня Лабунин <...> Вахрюта Якимов <...> Харюта Ведунов <...> Софряк Васильев» (Сотн. Белоз. у. 1544: 185); ср.: «На то послух Онтон Матфеев сийской церковной дьячек <...> послух дьячек Онтонийко Матфеев руку приложил (Порядн. А.-Сийск. м. 1691; Образцов, 181)); б) потенциальный языковой антропоним как номинативный вариант актуального имени; ср.: «в. Ивашка Матфеев сын Фуников; прежнеи оклад отцу его Матвею был денга, а после вологоцкого разореня оклад ему был то ж денга; и Матюшка во 123-м году умер» (Кн. доз. Вол. 1617-1618: 340); в) неузуальный антропоним, образованный писцом по модели, продуктивной для деловых текстов (Торокан - Тороканко, Аншук - Аншучко: «Тороканко мясник <...> и Торокан стал на Вологде в стрелцы» (Кн. доз. Вол. 1617-1618: 338); «м. дворовое Аншука Маркова <...> и Аншучко во 121-м году от литовского разореня сшел безвестно» (Кн. доз. Вол. 1617-1618: 356)).
Иной характер могло носить варьирование личного имени во второй половине XVII в. после «книжной справы». «Правка» имен и образованных на их базе патронимов носит случайный характер и встречается далеко не во всех документах. Например, последовательная замена имени Панкратий новым вариантом Пагкратий отмечена в таможенных книгах Устюга Великого и прежде всего характеризует составителя этих документов: «Пагкратей Софронов» (Кн. там. УВ 1676-1677; ТКМГ III, 40), «Филат Пагкратьев <...> Петр Пагкратьев» (Кн. там. УВ 1676-1677; ТКМГ III, 29-30). В деловую речь проникают «исправленные» имена с «зиянием» гласных: «Колмогорец Андрей Кирилов Баженини да сын ево Иосип приехали с Колмогор <...> Андрей да сын ево Осип поехали вверх февраля в 18 день» (Кн. там. УВ 1676-1677; ТКМГ III, 16-17).
К расширению номинативной парадигмы могло приводить функциональное сближение различных антропонимических единиц, их мена; конкуренция календарных и некалендарных личных имен, индивидуальных и фамильных прозвищ, фамильных прозвищ и фамилий, оформленных патронимическими суффиксами, полуотчеств и фамилий: «Да Афанасеи Катаи Михаилов заплатил дань и оброк <...> с трети деревни Дмитреевские» (Сбор. пам. Важ. у. 1593; Васильев, 357), «Да Катаи Михаилов заплатил дань и оброк <...> с трети деревни Дмитреевские» (Сбор. пам. Важ. у. 1603; Васильев, 360); «Яковъ Ивановъ сынъ Катышовъ» (Росп. Лал. 1674; Пономарев, 52) - «Якушка Ивановъ сынъ Катышъ» (Кн. пер. Лал. 1678; Пономарев, 55); «...а тотъ Федоръ Мясной» (Челоб. УВ 1629; АХУ III, 82), «Усолского уhзда Петровского селца крестьянинъ Федко Ивановъ сынъ Мясново ...Федка Мясново» (Челоб. УВ 1627; АХУ III, 30); «бьют челом сироты твои Устюжского уезда Сидоровы Едомы крестьяне Девятко Максимов сын Попов да Коземка Иванов сын Ожегин» (Челоб. УВ 1677; АПД 1660-1680: 184) - «Отдать на роспашь Девятку Максимову да Куземке Ожегину» (Писц. приказ по челоб. УВ 1677; АПД 1660-1680: 186); «бьет челом сирота твой Юрьева Наволока Устьевской волости крестьянин Костька Матвеев Борисовых» (Челоб. УВ 1680; АПД 1660-1680: 202) - «Отдать на роспашь Коске Борисову» (Писц. приказ по челоб. УВ 1680; АПД 1660-1680: 202).
Причиной образования номинативной парадигмы могло быть варьирование патронимического компонента, связанное с вариативностью личного имени отца именуемого (Юрьев / Юрьин - Юрье / Юрья): «в. Онтонко Юрьив, торгует мылом <...> лав. Онтонка Юрина» (Кн. писц. УВ 1623-1626: 177, 215) или конкуренцией полуотчеств, образованных от разных антропонимов, называющих отца: «Олешка Жданов Седельников, кузнец <...> куз. Олешки Григорьива Седельникова» (Кн. писц. УВ 1623-1626: 194, 292); «плотные мастеры Иван Якимов да Микифор Парфеньев да Семен Онофреев взяли <...> плотни(к) Иван Якимов, да Микифор Первого, да Семен взяли...» (Порядн. Хаврог. вол. 1670; Мильчик, 421). При составлении именования лица в документе мог воплощаться языковой патроним, соотносимый с определенным личным именем (Иванов, Иванов сын), или могла создаваться речевая номинация, образованная по определенной синтаксической модели с посессивным значением: «Филка да Томилко Пятово дhти Липина» (Кн. писц. Уст. у. 1623: л. 299).
Выбор формы записи патронима нередко определялся идентификацией имени отца именуемого, при этом актуальный патроним заменялся его потенциальным (гиперкорректным, с точки зрения писца) вариантом. Имени одного из крестьян Антониево-Сийского монастыря Галаш в речи местных жителей была сопоставлена «полная форма» Галафей (вероятно, по аналогии Тимоша - Тимофей, Дорох - Дорофей и др.). Но в именовании его сына патроним Галафеев заменяется писцом на Галахтионов. Ср.: «Дер. Фили Галафеева на Семушине наволоке: в. Филя Галахтионов» (Сотн. А.-Сийск. м. 1578: 218); «дер. Филиньская Галашевская» (Сотн. А.-Сийск. м. 1586-1587: 228). О гиперкоррекции могут свидетельствовать и ошибки писца в записи патронима. Составитель книги записи венечных сборов в Вологде в 1654 году записал имя одного из брачущихся как Дмитреи Тихонов, после этого, зачеркнув Тихонов, приписал Тимофhев (Кн. венечн. Вол. 1654: л. 21). Имена Тимофей и Тихон могут пересекаться только в общих модификатах (например, Тиша), и, вероятно, ошибка возникла вследствие неверной идентификации образованного от модификата патронима, которым назвал себя именуемый. Сходные случаи можно обнаружить и в писцовых источниках. Ср.: «в. Семка Павлов снъ Митусов, в. Ивашко Семенов (исправлено на Семого) снъ Митусова, в. Тренка Семого снъ Митусова» (Кн. пер. Каргоп. 1648: л. 518об.).
Номинативная вариативность именования лица возникала вследствие мены вариантов фамилий, образованных по разным продуктивным моделям: «лав. Тренки Жилкинского» - «лав. Тренки Петрова Жилкина» (Кн. писц. УВ 1623-1626: 214, 218, 219). Вариативность фамилий могла быть обусловлена актуальностью разных вариантов антропонима главы рода, от которых были образованы фамильные дублеты, функционировавшие в обиходной речи и воплощавшиеся в официальном именовании лица: «Петрушка да Ларка Курицины, винокуры <...> за посацкими людми за Ларионом да за Петрушкою Курочкиными» (Кн. писц. УВ 1623-1626: 201-204); «Тереховские дрhвни Чернейко Федоров сынъ Скрыпицынъ» - «Чернhико Федоров сынъ Скрыпин» (Кн. писц. Уст. у. 1623: л. 94-95об.).
Следует отметить и возможную модификацию фамилий при помощи продуктивных фамильных суффиксов и замену фамилий их модификатами в именовании: «Ивашко Левонтьивъ Шалахин <...> лав. Ивашка Шелахинова» (Кн. писц. Уст. у. 1623: л. 31, 52); «Ивашко Мосиев Завалин, торгует отъезжая» (Кн. писц. УВ 1623-1626: 177) - «Устюга Великого посадцкой человhкъ Ивашко Завалиновъ» (Челоб. УВ 1636; АХУIII, 172). Возможно, эти варианты существовали в языке жителей определенной местности, но, скорее всего, фамилии на -овъ в данном случае образовывались составителем документа по продуктивной модели.
Вследствие осложнения антропонимической формулы различными полупредикативными и устанавливающими кореферентность разных антропонимов предикативными конструкциями, характерными для официально-деловой речи, часто возникало варьирование именования: «выдалъ я Куземка свою падчерицу Олександру Евсивьеву дочерь, а жены моей Куземкины дочерь» (Челоб. УВ 1632; АХУ III, 123); «бьетъ челом сирота твои белозерского уhзду Шубацкои волости храма Николая Чюдотворца что в Шубачh бывшаго попа Симеона сынишко Бориско» (Челоб. Череп. в. 1688; ДПВК, 15); «бьетъ челомъ и являет твои гдрвъ нищей бгомолец Белозерскаго уhзду Натпорожскаго стану Черhповские волости Турховские кулиги николскои поп Никииорище на можаитина на Ивановыхъ крестьян Акимова сна Поливанова на Матиhя Тимоиhева з братею да на Тимофhя иедорова и на их товарищев <...> и тh Ивановы крстьяна Поливанова тот Матвеи с товарищи убили снишка моего Лhвку <...> щнh кртъяна Ивановы тот Матиhи с товарищи похваляютца на меня нищаго и на детишекъ моихъ смертнымъ убийством» (Челоб. Череп. в. 1661; ДПВК, 8-9).
Наблюдения над составом номинативных парадигм позволяют делать вывод о том, что наибольшей устойчивостью и последовательностью в использовании в XVI в. и на протяжении всего XVII в. обладали однокомпонентные (Ананя, Тимофий, Кобылка и др.) и двухкомпонентные именования, представлявшие собой устойчивое сочетание двух личных имен (Андрюшка Конь, Ананя Плотник и др.), личного имени и полуотчества (Кирило Вахромеев и др.), личного имени и фамильного прозвания либо прозвища (Филька Незнаемых, Федор Мясной и др.). И, по всей видимости, именно их употребляли в быту, и они были той реальной основой, на которой в большинстве случаев строилось официальное именование XVI-XVII вв. Чаще всего они встречаются в самоименованиях лиц (подписи, «рукоприкладства» под документами) и в актовых записях, не предъявляющих строгих требований к именованию лица; ср.: «Се яз, Иев Титов сын Рычкова, порядился есмь <...> у Соли Моржегорской на монастырьскую деревню на Лехове, что жил на той деревни Ефим Осипов <...> Да мне ж, Иеву, ставити сенные покосы в верховье с Шестаком Востриком пополам <...> На то послуси: Ждан Иванов прозвище Бадана <...> вместо Иева Титова пушкарь Митька Шаханов по ево веленью руку приложил. Послух Жданко Иванов руку приложил» (Порядн. А.-Сийск. м. 1649; Образцов, 124-125). Именно такие двухкомпонентные именования, являющиеся номинативным базисом составного официального антропонима, часто сохраняются при повторных номинациях лица в документе.
3.3 Формально-отождествительные парадигмы актуальных именований как фактор логической определенности / неопределенности номинации лица в старорусском документе
Сложность формальных отношений в ономастической лексике обусловлена наличием двух взаимосвязанных, но противоположных по своей направленности тенденций: формальной дивергенции по отношению к лексической системе языка (собственные имена объединяются в ономастическую систему, стремящуюся обособиться от исходной апеллятивной системы) и формальной конвергенции (сближение разнородных онимов, их взаимное уподобление, унификация) (Скляренко 1990: 78).
Исследователи имен собственных предлагают разные критерии оценки степени стандартности / уникальности онимов. По мнению М. В. Горбаневского, уникальность / стандартность онима в системе топонимии определяется историко-культурной биографией, которая включает в себя этимологию (в триаде «причина номинации-повод номинации-мотив номинации»), историю преобразований внешнего облика топонима, функционально-стилистические и структурно-словообразовательные свойства, а также фоновые знания (информацию об историко-культурной, социальной, политической и экономической биографии именуемого объекта). По этим признакам различаются уникальные, типологизированные и стандартные топонимы (Горбаневский 1999: 66, 73).
Применительно к антропонимии в оценке стандартности онима ведущую роль играет формальный признак. Разграничение стандартных и нестандартных антропонимов на примере русских фамилий было предложено А. В. Суперанской и А. В. Сусловой (Суперанская, Суслова 1976), при этом в качестве стандартных рассматриваются фамилии с финалями -ов/-ев/-ин, т. е. соответствующие типовой структурной модели. Н. В. Подольская, исследуя особенности типовых и нетиповых структур в топонимии и антропонимии, указывает, что «типовые структуры образуются по аналогии, по готовым моделям, в то время как нетиповые структуры создаются деривационным путем» (Подольская 1990: 68).
Некоторые исследователи предлагали считать уникальными антропонимы с уникальной референцией и уникальным восприятием имени носителями языка (Белецкий 1972: 34). Но чаще всего стандартность именования в актуальной антропонимии определяется формально-типологическими отношениями, обусловленными структурными схемами, моделями, формулами именования. С формальной точки зрения «уникальных имен на современном уровне развития человечества не существует» (Щетинин 1999: 22).
Особенно значимыми были данные отношения для функционирования именований лица в старорусских документах. Официальные именования этого периода могут оцениваться как стандартные и как типологизированные (созданные по моделям стандартных). Хотя нельзя исключать и возможности существования уникальных антропонимов. К числу типологизированных антропонимов, близких к уникальным, можно отнести редкие в деловой письменности XVI-XVII вв. двусловные некалендарные личные имена: «в. Тимоха Спиридонов сын Кривая Горница да дети его Гриша да Мартынко» (Кн. писц. Пуст. 1574: 465). Переходя в разряд фамилий, они утрачивали свою индивидность, но сохраняли свойство нестандартности: «Дер. Ионинская Меншая подле Мироновых на Якокурье: в. Васка Чистых Кулебак треть» (Сотн. Двин. у. 1587-1588: 238); «в. Бориско иедоров снъ Олховых Ложекъ» (Кн. пер. Двин. 1646: л. 20).
Степень логической неопределенности именования лица усугублялась тем, что для именования уникальных объектов использовались неуникальные по своей структуре и компонентному составу номинации, связанные различного рода формальными отношениями. Формальные парадигмы антропонимов могли строиться на основании формального тождества именований в целом или одного из компонентов в их структуре. Именования в составе таких парадигм могли быть связаны различными отношениями: а) формального тождества; б) формального подобия, основанными на формальном пересечении именований; в) формального подобия, основанными на формальном включении.
Отношения формального тождества связывали именования, полностью совпадающие по составу включенных в них компонентов: «Дер. Григорьевская на речке на Тихменге: в. Степанко да Ивоило да Сенка Григорьевы дети, в. Гришка Иванов, в. Гришка Иванов, в. Матюшка Иванов без пашни» (Сотн. Каргоп. у. 1561-1562: 361); «Дер. Дорофиевская: в. Кошко Иванов да Пашко Зеняков <...> Дер. Максимовская: в. Пашко Зеняков да Васюк Данилов» (Сотн. Каргоп. у. 1561-1562: 415); «Дер. Климушинская: в. Истомка Гришин, в. Истомка Гришин, в. Тимошка Филиппов» (Сотн. Каргоп. у. 1561-1562: 425). Употребленные в одном текстовом ряду, они были не способны выражать конкретную референтную отнесенность, требовали обязательного различия контекстов, сообщавших признаки, дифференцирующие именуемых ими лиц.
На логическую неопределенность номинации лица большое влияние оказывало формальное пересечение именований разных лиц, особенно в пределах одного текста: «Дер. Белых: в. Иванко Климов Береза, в. Иванко Меншои Климов» (Сотн. Каргоп. у. 1561-1562: 372); «Сенка Семенов сын Шарко» - «Шарко Савин» (Сотн. Турч. 1556: 97, 124); «Дер. Кухтыревская: <...> в. Копос да Федулко Пахомовы» (Сотн. Каргоп. у. 1561-1562: 355) - «Дер. Омосовская: <...> в. Офонаско Амосов сын Копос» (Сотн. Каргоп. у. 1561-1562: 455).
Использование формально сходных именований способствовало отождествлению или уподоблению именуемых по тому или иному признаку. В пределах одного документа чаще всего находит отражение формальное уподобление именований родственников, которое способствовало их взаимной идентификации в тексте. Однако описание старорусской антропонимии только с точки зрения формального подобия именований, основанного на тождестве компонентов, не дает ответа о функциях компонентов, составляющих отдельно взятое именование.
Антропосочетания, именующие родственников, могли пересекаться за счет употребления фамилий, идентифицировавших лицо путем причисления к одной семье. Но фамилия могла употребляться и на втором и на третьем месте в именовании, а также включаться в состав описательного прозвания по отцу: «Иванко да Гриша Васильевы дети Ушакова» (Кн. писц. Пуст. 1574: 466), «Офонка Васильев сын Ушакова» (Кн. писц. Пуст. 1574: 466), «Якуш Васильев сын Ушакова, в. Поздейко Васильев сын» (Кн. писц. Пуст. 1574: 467) - «На Нижнем Пелысцы с верхнего конца вниз по Печере сарай Офонки да Иванка да Гридки Ушаковых, сарай Поздейки да Якуша Ушаковых» (Кн. писц. Пуст. 1574: 470); «Степанко Иванов сын Суморокова, Шарапко Сумороков, Сенка Сумороков, Федко да Митя Сумароковы» (Кн. писц. Пуст. 1574: 466) - «сарай Степанка да Митки да Федка да Сенки да Иванка Сумороковых» (Кн. писц. Пуст. 1574: 470).
По формальным признакам фамилии на -ов/-ев/-ин ничем не отличались от патронимов: «Федка Кухнов, Хобарко Кухнов да дети его Лучка да Якунка да племянник его Митка Иванов сын, Ефимко Кухнов да сын его Фомка, Васка Кухнов» (Кн. писц. Пуст. 1574: 466), «сарай Хабарка Кухнова з детми» (Кн. писц. Пуст. 1574: 472), «Хабарка да Рычка да Ефимка да Федка Кухновых детей прудишко Тундрятное» (Кн. писц. Пуст. 1574: 473), в приведенных примерах патроним образован от Кухно - модификата календарного имени, оформленного «новгородским» суффиксом -хн-.
Внутритекстовые формальные парадигмы с отношениями пересечения определяли компонентный состав именований, могли использовать ссылки на вышеименованное лицо, позволяющие восстанавливать необходимые для идентификации лица компоненты именования: «Гостиные сотни Леонтья Подошевникова племянник Евдоким Перфирьев да Федор Семенов пришли от города в дощанике» - «Евдоким Подошевников на деньги, что ис товару вышли, купил хмеля кипу» (Кн. там. УВ 1633-1634; ТКМГ I, 53); «м. дв., что было Митки Яковлева Соколовскихъ, владhетъ имъ бр. ево Андрюшка Яковлевъ, а онъ Митка умре во 186 г., а дв. ево сгорhлъ во 187 г.» (Кн. писц. УВ 1676-1683: 187) - «во дв. Андрюшка Яковлев Соколовскихъ» (там же), «дв. Андрюшки Соколовскихъ» (Кн. пер. УВ 1677: 143).
Отношения формального тождества компонентов именования подчеркивались при помощи отождествительной частицы же, что способствовало идентификации компонентов и выражению ими классификационных значений. В результате этого именование становилось в большей степени определенным. Ср.: «Дер. Шагаевская: в. Васка Семенов Пилюга, в. Ондрюшка Семенов же» (Сотн. Каргоп. у. 1561-1562: 315); «В Перлахте чет деревни, а три чети деревни Пахомевы пустыни с Кены реки: в. Петрушка Семенов сын Кожухов, в. Олексеико Семенов да Омеля Семенов жо сын» (Сотн. Каргоп. у. 1561-1562: 331); «на Илью Еремhева сына Москвина, на Василья Еремhева сына Москвина жъ» (Челоб. Уст. у. 1636; АХУ III, 184); «С Шолского приходу Ивашко Федотов Власкиных <...> Аничка Насоновъ Власкиных же» (Пам. дат. Уст. у. 1654: л. 12-12об.); «Сенка Завьялов Кузинских, Микифорко Микитин Кузинских же» (Кн. доз. Уст. у. 1671: л. 72); «з Быкокурского стану Никитка Леонтьевъ Ребцовских <...> Марчко Савинъ Ребцовскихъ <...> Васка Иванов Сакулин Ребцовских же» (Кн. выборн. Уст. у. 1660: л. 10об.).
Подобные документы
Рассмотрение общих вопросов антропонимики. Изучение истории антропонимической терминологии и происхождения фамилий в мире. Анализ особенностей происхождения русских и европейских фамилий. Представление различных способов образования английских фамилий.
курсовая работа [70,1 K], добавлен 13.08.2015Тотемистические и анимистические воззрения в антропонимической картине мира татар. Роль суфизма в распространении религиозных имен в татарском лингвокультурном пространстве. Предпосылки и условия формирования современного татарского антропонимикона.
статья [19,4 K], добавлен 10.09.2013Общественные функции языка. Особенности официально-делового стиля, текстовые нормы. Языковые нормы: составление текста документа. Динамика нормы официально-деловой речи. Виды речевых ошибок в деловом письме. Лексические и синтаксические ошибки.
курсовая работа [52,6 K], добавлен 26.02.2009Достижения лингвистов в области антропонимики. Именование людей в аспекте времени. Происхождение, структура и вариативность русских женских и мужских имен г. Тобольска XVII века. Общие сведения о функционировании русских женских и мужских антропонимов.
дипломная работа [151,2 K], добавлен 12.11.2012Основные группы стилей: книжные (научный, официально–деловой, публицистический) и разговорные. Характеристика научного стиля, который обслуживает сферу науки. Обслуживание политической, экономической, культурной сфер деятельности человеческих отношений.
реферат [33,5 K], добавлен 14.12.2011Лексико-грамматические и синтаксические аспекты перевода, его экстралингвистические проблемы. Специфика номинации аббревиатур и специальной лексики в деловом документе. Анализ наиболее употребляемых стилистических средств в официально-деловых документах.
курсовая работа [87,2 K], добавлен 08.07.2015Теоретические сведения о модальности и переводе модальных конструкций. Модальные глаголы, употребляемые в тексте научно-популярной статьи. Обзор текстов англоязычных научно-популярных статей, выявление в них особенностей употребления модальных глаголов.
курсовая работа [89,2 K], добавлен 09.10.2016Общая характеристика официально-делового стиля. Языковые нормы и особенности норм официально-делового (канцлерского) подстиля. Типовое построение официально-делового текста. Синтаксические особенности деловой речи. Грамматика в официально-деловой сфере.
контрольная работа [44,4 K], добавлен 26.10.2011Характеристика и сфера применения официально-делвого стиля. Стандартизация языка деловых бумаг. Состав реквизитов деловой документации и порядок их расположения. Основные жанры письменной деловой речи. Функции и особенности официально-делового стиля.
контрольная работа [31,4 K], добавлен 01.04.2011Характерные черты официально-делового стиля. Виды официально-деловой документации. Употребление официально-делового стиля в языке дипломатических документов. Закономерности применения грамматических и синтаксических конструкций в организации текстов.
дипломная работа [188,9 K], добавлен 03.07.2015