Функциональные аспекты исторической антропонимики

Третья позиция объединяет именования в основной казусно-просительной части челобитья. Как правило, это повторные именования, а также указания на свидетелей или участников описываемых событий. При повторном упоминании лиц, названных в начальном протоколе документа сохраняется коннотативная окраска именований: «и послh сроку тотъ Иванъ Кокоринъ денегъ по кабалh мнh Ивашку Толстоухову не заплатилъ» (АХУ III, 166); «и тотъ попъ Митрофанъ съ сыномъ своимъ Степаномъ мнh Тренке и женишку моему Устиньице убойцы и на животишко мое грабетчики, и тати, и подметчики и поклепъщики, и ябедники, i всякими недобрыми лихими дhлы дhльщики по своей ихъ похвалh» (АХУ III, 166). Для других именований характерна нейтральность, модели, по которым они образуются, достаточно свободны, и, вероятнее всего, в их основе лежат бытовые, разговорные именования лица: «была кабала на Матюгу Сверчкова…» (Челоб. 1626; АХУ III, 5.); «пили у половника ихъ у Панка Лукошенника брацкое пиво,… былъ въ деревне Хомяковщине у Лахтиона Хомякова з братьею» (Челоб. 1632; АХУ III, 131-132); «и того моего целовалника Стефанка Хохрякова въ тюрму посадилъ» (Челоб. 1632; АХУ III, 107). Всего в третьей позиции отмечено 412 именований.

Четвертая позиция объединяет все случаи именований вне основного формуляра челобитной (служебные отметки, записи на обороте, различные приписки составителя документа): «подалъ явку Якимъ Тимофеевъ сынъ Усовъ» (Челоб. 1631; АХУ III, 103), «подалъ сию явку Устюжанинъ посадцкой человhкъ Богданъ Микифоровъ сынъ Прянишниковъ, записалъ записку сьhзжие избы подъячей Семенъ Протопоповъ» (Челоб. 1666; АХУ III, 336); «къ сему извhту Ивановские волости земской дьячокъ Митка Верещагинъ руку приложылъ» (Челоб. 1677; АХУ III, 344); «…и не ходя на суд я Жданко принял челобитье с Ысаком помирился… Подписал на челобитнои Жданко Тентюков своею рукою» (Челоб. 1613; АВГИАХМЗ, ф. 4, оп. 1, № 19, оборот). Всего в четвертой позиции отмечено 68 именований.

Таким образом, в челобитной употребляются разные типы именований, использование которых обусловлено структурой и назначением документа. Характерная черта именований - яркая субъективная оценочность, выражаемая как словообразовательными, так и лексическими апеллятивными средствами. Субъектная отнесенность оценки в целом подчинена субъектной организации текста. В именованиях лиц в устюжских челобитных отражена предполагаемая точка зрения адресата (царя, митрополита, власти в целом): милостивое отеческое отношение к обиженному, отсюда обилие в именованиях слов с уменьшительными и уничижительными суффиксами, и строгое, взыскательное отношение к обидчику, отсюда пейоративность именования, гиперболизация признаков лица. Составитель текста предлагал адресату принять не только само челобитье, но и выраженные в нем оценки. При этом номинации в формуле «адресата-адресанта» условны, искусственны. Скорее всего, они не употреблялись в повседневной бытовой речи, а их использование целиком определялось особенностями жанра. В противоположность им именования свидетелей стилистически нейтральны, представляют собой обычные повседневные именования, не несущие подобных коннотаций и подчеркивающие объективность описываемых событий.

Следует отметить, что в царских грамотах и судных делах по рассмотрению челобитья точка зрения меняется - и челобитчик, и его обидчик оцениваются одинаково: «Бил нам челом Устюга Великого посадский человек Алешка Босово на устюжанина же на посадского человека на Калинку Пыхова…» (Царская грамота 1625 г.; АПД 1: 307); «в Яхренской волостh земскому судьh Федору Костентинову съ товарыщи билъ челомъ о запискh Троецкого монастыря, что на Гледенh, вклатчикъ Богданъ Афонасьевъ сынъ, а въ челобитьh сказалъ на Михайла Яковлева сына Ногаева…» (Сп. с записки по явке земскому судье… 1641 г.; АХУ I, 218).

Сравнение именований в разных позициях позволяет сделать выводы об особенностях использования различных средств именования. Апеллятивные средства характеристики, распространяющие антропонимическую формулу, особенно активны в первой и второй позициях, цель их - наиболее точно обозначить юридические адреса сторон. Особенно частыми являются сословно-социальные термины (крестьянин, посадский человек и др.), названия лица по профессии или занятию, должностные наименования лица, нередко с указанием учреждения (земский судья, целовальник и др.).

Обязательным компонентом именования лица в челобитных является указание на место жительства. Такой компонент мог быть самостоятельным, выраженным катойконимом: «на устюжанина на Якима Тимофиева сына Усова» (Челоб. 1624; АХУ III, 3), либо описательной конструкцией: «…того же Пречищенского погоста на жилца Семейку Петрова сына Латанева» (Челоб. 1627; АХУ III, 47-48); «с Нимянды Жданко Борисов сынъ Тентюков» (Челоб. 1613; АВГИАХМЗ, ф. 4, оп.1, №19).

В челобитных, адресованных митрополиту, лицо могло идентифицироваться через принадлежность к приходу или монастырю: «Сесвятцкого приходу на Василья Козмина сына Капустиныхъ» (АХУ III, 340); «Устюжанинъ прихожанинъ Прокопья чюдотворца Томилко Федоровъ на Прокопьевского пономаря на Михайла Иванова» (Челоб. 1627; АХУ III, 28); «Ивановского монастыря Ивашко Тарасовъ сынъ Пинегинъ» (Челоб. 1621; АХУ III, 1).

В третьей позиции дополнительные характеристики используются менее активно, главным образом для именования новых лиц, свидетелей: «…и вкладчика монастырьского тое деревни клюшника Прохорка Болтинского били жъ» (Челоб. 1628; АХУ III, 69). Лица, не имеющие прямого отношения к излагаемому делу, или уже названные ранее, именуются кратко, с минимальным использованием дополнительных средств: «…что у меня кабала на Ивана Федорова сына Кочку» (Челоб. 1633; АХУ III, 154), «…а тотъ попъ в братчинh боролся съ Лучкою Медвhдемъ» (Челоб. 1628; АХУ III, 62) и др.

Для жанра челобитных особенно характерны указания на отношения именуемых лиц, что приводило к зависимости одного именования от другого. При этом часто использовался прием «нанизывания» именований, связывавший именование в 1, 2, 3 позициях. Ср.: «Устюжанка Опросиньица Тимофиева дочь, а Романа Овчинникова женишко вмhсто дочери своея Анютки Романовы дочери на свата своего на Ивана Павлова сына да на сватью Марфу Степанову дочерь… да на зятя своего на Терентия Иванова сына, а дочери моея на мужа» (Челоб. 1633; АХУ III, 154). Точная регламентация родственных отношений: «…гостиной же сотни на дядю своего родного» (АХУ III, 239), «на зятя своего» (АХУ III, 163), «на шурина своего» (АХУ III, 48), «Устюга жъ Великаго на племянника своего» (АХУ III, 208) и т.д. часто приводила к факультативности антропонимических средств. Ср.: «устюжанинъ Тренка Ермолаевъ з женою своею съ Матренкою, у вотчима своего у Нестерка кузнеца да у матери своей у Полашки» (Челоб. 1630; АХУ III, 95); «на сосhдь своихъ на Першу Лукоянова сына Малготова да на сына его Левку да на племянниковъ ево на Ивашка да на Кондрашку» (Челоб. 1640; АХУ III, 225) и др.

Основой описательных именований, использующих указание на другое лицо, а также повторных именований лица, использующих ссылку на вышеприведенное именование при помощи указательных местоимений (азъ, тотъ, тh и др.), являются однокомпонентные формулы или номинативно связанные сочетания личных антропонимов: «писали на меня Ивашку и на сына моего Гришку опросъ съ сватомъ своимъ съ Михайломъ Вершиною» (Челоб. 1632; АХУ III, 125-126); «Ерокурского стану на Максима Игнатьева сына Смолникова, да на сына его Ивана, да на брата его Сидора Пелеву, да на его Сидорова сына на Трофима» (Челоб. 1628; АХУ III, 67); двукомпонентные, включающие личное имя и фамилию: «тотъ Прокопей да Кондратей да Григорей Горшковы» (Челоб. 1627; АХУ III, 35); «да другую закладную кабалу на Якова Шыльниковъского» (Челоб. 1649; АХУ III, 255). Особенно регулярны они в третьей позиции.

С другой стороны, объективированно-субъективированный характер текстов требовал не только идентификации лица через описание отношений с другими людьми и взаимной идентификации разных именований, использованных в документе. Указанное свойство челобитных определяло компонентный состав номинаций, их максимальную осложненность, насыщенность антропонимами, которые не только служили целям обстоятельного изложения дела, но и являлись средством для создания достоверного повествования: «бьет челомъ и являетъ Дарьица Микифорова дочь Кузнецова Прянишникова на мужа своего на Шумила иомина сына Мазлыкова да на брата его на Прокопья» (Челоб. 1629; АХУ III, 89); «Стриленской волости Кондрашка Петровъ сынъ Верховинской да съ племянникомъ своимъ съ Костицею Еремhевымъ i вмhсто братьи своие Федота да Павла Петровыхъ детей Верховинского и снохь своихъ Татьяны Еремhевской жены да Акилины Зиновьевской жены Верховинскихъ» (Челоб. 1636; АХУ III, 182).

Именования дворовых людей, наемных работников, половников обязательно включали именования владельцев или работодателей: «Устюга Великого кабалной человhкъ упокойного Тимофея Маркова Демъка Ивановъ, а родомъ Кыркискихъ Тотаръ» (АХУ III, 83), «на сосhда своего на Бажhнова половника Новоселцова на Петра Васильева сына Порядниныхъ» (АХУ III, 190). Для опосредованной номинации использовались указания и на неродственные (деловые и другие) отношения лиц: на сусhда своего (АХУ III, 19), на подворника своего (АХУ III, 115), на товарища своего (АХУ III, 12) и др.

Использование тех или иных средств именования зависело от позиции, занимаемой именованием в челобитной. Сравнение данных челобитных первой и второй половины XVII века позволяет судить о развитии модели мужского именования, характерной для данного жанра.

Сопоставление показывает, что в целом антропонимическая система официального именования, отраженная в данных источниках, на протяжении столетия не претерпела существенных преобразований. Особенно показательно в этом отношении отсутствие изменений в структуре номиинаций в основной части челобитных (см. табл. 9, где жирным шрифтом выделены существенно изменившиеся показатели).

Таблица 9 - Антропонимические формулы в челобитных первой и второй половины XVII в.

Изменения в первую очередь коснулись именований в начальном протоколе документов. Причем, если в первой половине столетия в именовании челобитчика одинаково употребительны двух- и трехкомпонентные формулы, то во второй половине столетия процент двухкомпонентных формул (личное имя + патроним) в названной позиции стремительно сокращается, а трехкомпонентных возрастает. Эти изменения связаны с общими тенденциями развития антропонимии деловой сферы данного периода (переход к трехкомпонентной официальной формуле, закрепление фамилии). В отличие от памятников массовой переписи населения переход к трехкомпонентной формуле в жанре челобитных протекал более медленными темпами. Во второй половине XVII века резко возрастает роль двухкомпонентных формул (личное имя + фамилия), что связано с официальным признанием фамилии в именованиях горожан и крестьян.

Таблица 10 - Использование антропонимических и апеллятивных средств номинации в челобитных первой и второй половины XVII века

Сравнение использования средств характеристики лица в устюжских челобитных первой и второй половины XVII века также позволяет проследить переход от описательных и этикетных именований к устойчивой антропонимической формуле (АФ). Особенно он активен в начале челобитья. Наиболее последовательно переход к антропонимической формуле наблюдается в различных приписках и служебных отметках.

Использование характеризующих апеллятивных средств в именовании челобитчика (АФ+ХС) значительно сокращается. Именование объекта челобитья, напротив, усложняется: роль апеллятивных средств номинации здесь возрастает, в то время как указание наиболее значимых социальных характеристик приводит к необязательности официальной антропонимической формулы - процент трехкомпонентных АФ сокращается в пользу двукомпонентных («личное имя+фамилия»).

Таким образом, рассмотрев особености именования лица в устюжских челобитных на протяжении XVII в., можно сделать следующие выводы. Использование антропонимов в челобитных целиком обусловлено жанровой спецификой текстов. Однако даже в рамках одного жанра не было единой официальной модели именования лица. Личные именования в челобитных характеризовались специфическими средствами выражения категории оценочности, что несомненно является наиболее значимым жанровым признаком данных текстов. Именование определялось не столько социальными признаками именуемого, сколько субъектной организацией текста, распределением ролей между составителем документа и другими именуемыми в нем лицами.

5.6 Антропонимия следственных дел

Для описания функционирования антропонимов в деловой речи XVI-XVII вв. наиболее интересным материалом оказываются судные дела, включавшие разные документы, их описание, сопоставление, расспросные (допросные) речи по их содержанию, сказки истцов и ответчиков и приговоры по делу. Следственные дела и расспросные речи являются источником, отражающим разговорный язык Московской Руси (Ларин 1961: 31-32). Характерная черта следственных дел - вариативность в употреблении отдельных слов и выражений под пером одного писца, которая обусловлена освещением одних и тех же событий или одних и тех же фактов в ответах нескольких лиц (Котков 1974: 39). Исследователи отмечают отражение в данных документах особого следственного речевого обихода, которому было подчинено использование тех или иных групп лексики, в том числе диалектизмов (Никитин 2000: 17-18).

Антропонимия юридических актов, воспроизводящих другие деловые тексты (расспросных речей, «записок» по челобитьям и других документов), а также документальных комплексов, объединенных общим содержанием («судных» и других дел) имеет свои особенности. Это связано с тем, что единый комплекс документов, называемый судным делом, представлял собой текст со сложной полисубъектной организацией, полифонией точек зрения. Все документы судного дела связаны с рассмотрением общей ситуации, но предлагают различную ее интерпретацию, что обусловливает выражение разных модальностей. Так, например, оценка модальности референции антропонима характерна для судных дел в связи с неверной записью лиц в писцовых и переписных книгах, а также розыском беглых крестьян. В качестве примера может быть приведено судное дело Устюжской четверти 1671-1672 гг. по обвинению помещиками Михаилом Дмитриевичем и Константином Дмитриевичем Кафтыревыми писца Никифора Толочанова и подьячего Лариона Беликова в незаконной записи в черносошные крестьяне их крепостных крестьян (АПД 60-80 гг.; № 5). Причиной подобных судебных разбирательств являлась номинативная вариантность именования одного и того же лица в разных документах, а также трудности идентификации лица, обусловленные неопределенностью именования.

В челобитной помещиков Кафтыревых сообщается о том, что писец Микифор Толочанов незаконно вывел в черносошные крестьяне «крестьянина нашево Ивашку Васильева з женою ево - да с сыном Куземкою, да с сыном Еремкою, да с сыном с Федькою, да с сыном Епифанком, да с сыном Юдкою - да брата ево Ивашкова Сидорка Васильева з женою ево - да с сыном Филькою, да с сыном с Титком, да с сыном Сидорком - да племянников их Марчку Оносова з братею и з детми <...> Отец их - Ивашков и Сидорков, и Аносков - Васька Климов написан в писцовых книгах письма князь Микиты Шеховского да подьячево Максима Козлова во 134-м и во 135-м годех в Белозерском уезде в волости Иткле Глухой в деревне Микляеве, Мосеева гора то ж» (АПД 60-80: 25-26). В челобитной крестьяне и их отец именуются с помощью двухкомпонентной формулы (личное имя + патроним).

Писец Никифор Толочанов в «сказках» по челобитью утверждает, что в писцовых книгах «о том о всем написано подлинно, что из волости Шалги Бодуновы из деревни Якимовы старинные крестьяне Ивашко Васильев сын Загребин вышел в Белозерский уезд и жил в Ыткольской волости в деревне Ново за помещиком за Михайлом Кафтыревым. А дети ево Коземко и Епифанко и ныне живут в той же волости в деревне Миклюевской за ним же, Михаилом. Да с Ывашком же Загребиным живут четыре сына <...> Да тое ж деревни Якимова Богдашко Васильев сын Загребин вышел в Ыткольскую волость <...> И Богдашко умер, а после ево живут дети ево <...> Да ис тое же деревни Якимовы вышел Сидорко Васильев Загребин с тремя сыновьями <...> А отец тех вышлых крестьян Ивашка з братьями Загребиных Васька в чаронских в писцовых книгах написан» (АПД 60-80: 28-29). Обращает на себя внимание выбор писцом других средств именования крестьян, в частности использование фамилии, что отсылает именования в сказке к тексту писцовой книги. В выписи из писцовых книг, включенной в судное дело, указано: «дер. Якимовская - на реке на Ухтоме, а в ней селятся нововышлые крестьяне Епифанко да Филька Ивановы дети Загребины <...> Дер., что была пустошь Окинино Ново на озерке <...> во дворе Ивашко Васильев сын Загребин <...> во дворе: Сидорко Васильев сын Загребин» (АПД 60-80: 33). Фамильный статус антропонима Загребин подтверждается и другими именованиями, содержащимися в поручной записи крестьян: «Се яз, Чаронские округи волости Шалги Бодуновы крестьяне Сидор Петров сын Балдов, Козьма Иванов Загребина, Юрье Амосов, Епифан Иванов, Иван Осипов, Филип Сидоров, Ефим Павлов, Митрофан Иванов Загребин, Мартьян Ермолов, Иван Сидоров поручилися есми <...> Чаронские ж округи волости Шалги Бодуновы по Иване да по Сидоре Васильевых детех Загребина <...> А буде они, Иван и Сидор Загребины, за нашею порукою не станут с приставом вместе на Москве...» (АПД 60-80: 39).

В отличие от именований крестьян, писец в своих сказках называет их отца только по имени, т.е. более неопределенно: «отец тех вышлых крестьян Ивашка з братьями Загребиных Васька» (АПД 60-80: 29). Причина этому раскрывается в последующем тексте, где приводятся «сказки по челобитью» самих крестьян: «А на съезжем дворе в роспросе сказались старинные крестьяне и уроженцы Чаронские округи волости Шалги Бодуновы деревни Якимовы. И отец де их Васька Евдокимов в чаронских в писцовых книгах 132-го году написан в той деревне Якимове, а выбежали де они, Ивашко и Сидорко, с отцом своим после писцовых книг, а в котором году, того они не упомнят» (АПД 60-80: 29). В связи с приведенным свидетельством крестьян судебными делопроизводителями был предпринят досмотр писцовых книг: «И в тех книгах против их крестьянского челобитья и роспросных речей, и скаски волостных людей отец их, Ивашков и Сидорков, Васька Евдокимов в волости Шалге Бодунове в деревне Якимове написан во крестьянех жилым двором <...> Потому тем крестьяном Ивашку да Сидорку Васильевым детем в той волости Шалге Бодунове и жить велено» (АПД 60-80: 29).

Во второй челобитной, написанной помещиками Кафтыревыми против «сказки» Микифора Толочанова, дается оценка приведенному в ней именованию разыскиваемых крестьян как несоответствующему действительности: «И причтены те крестьяня наши, умысля воровски, к иному отцу - Васке Авдокимову. А те крестьяня наши Ивашка и Сидорка - Васькины дети Климова, а не Васькины дети Авдокимова. А до Васьки Авдокимова нам, холопем твоим, и дела нет <...> И по той, государь, памяти, которая прислана ис Помесна приказу, воровской причет к иному отцу стал явен: во дворе Васька Климов написан с сыном Сидорком. А Сидорка он, Микифор Толочанов, вывез по воровским умышленным саставным скаскам, назвав ево, Сидорка, бута он Васькин сын Овдокимова» (АПД 60-80: 37). Для доказания своей правоты челобитчиками называется свидетель - «крстьянин наш Андрюшка Аносов сын Васильева, а тем вывозным крестьяном Ивашке и Сидорку - родной племянник, а Ваське Климову - родной внук. И про все он, Андрюшка, ведает: Васькин ли внук Авдокимова или Васькин внук Климова и Васькины съротцы Овдокимова ему, Андрюшке, племя ли» (АПД 60-80: 37). Ирреальная модальность референции антропонимической формулы, включенной в перепись подчеркивается при помощи специализированных языковых средств: модальных частиц, противительных союзов, отрицательных синтаксических конструкций.

В последующих документах судебного разбирательства - сказках ответчиков и сравнении выписей из писцовых книг, а затем и в приговоре - проводится идентификация именуемых в писцовых книгах лиц с помощью сравнения их именований. На допросе ответчики, крестьяне Иван и Сидор Загребины, оценивая присвоенное им в ходе дознания официальное именование, отмечали его произвольность: «И они де, Ивашко и Сидорко, к нему, Ваське Овдокимову, в дети не причитались и отцом ево себе не называли, и великому государю о том, чтоб их Ивашка и Сидорка, из Белозерского уезда в Чаронскую округу вывесть и написать во крестьянех Васькиными детьми Климова, не бивали челом»; и, кроме того, «в чаронских де старых писцовых книгах отец их Васька Климов не написан» (АПД 60-80: 42). Ответчики - составители чарондских писцовых книг - настаивали на правильности своей точки зрения: «В прежних де писцовых книгах тех Михайловых и Костянтиновых крестьян Кафтырева отец их Васька Овдокимов написан. И потому де они тех крестьян в писцовые свои книги и написали» (АПД 60-80: 42).

Анализируя писцовые книги разных годов, судебные делопроизводители отметили: «А в чаронских старых писцовых книгах <...> 132-го году в волости в Шалге Бодунове в деревне Якимовской на реке на Ухтоме во дворе - крестьянин Васька Овдокимов, а Ивашка и Богдашка, и Сидорка з детьми, которые жили за Михайлом и за Костянтином Кафтыревыми, в тех писцовых книгах в той волости и деревне не написано. А в переписных в чаронских же книгах 154-го году <...> в волости Шалге Бодунове в деревне Якимовской во крестьянех и Васьки Овдокимова не написано. А в чаронских же писцовых книгах письма и меры стольника Никифора Толочанова да подьячего Лариона Беликова 178-го году в волости в Шалге Бодуновы в деревне Якимовской и Окининой крестьяне <...> написаны Васькиными детьми Загребина, а не Васькиными детьми Овдокимова и Климова» (АПД 60-80: 46).

Однако парадоксы идентификации не завершились судебным приговором. Служебные отметки, сопровождающие судное дело, включают запись, составители которой попытались разные именования крестьян, фигурирующие в деле, объединить в одно: «По отводу чаронсково пристава Козьмы Кобыльникова крестьян Сидорка, Ивашка Васильевых детей Климова и Загребина взял з женами и з детми и со внучатами их» (АПД 60-80: 59).

Рассмотренный комплекс документов убедительно демонстрирует, что выбор средств номинации и объективность их отношения к референту в старорусском документе определялись не только тем, кого называют, но и тем, кто и с какой целью именует лицо.

Наблюдения над особенностями модальности старорусских деловых актов позволяют говорить о том, что соотношение разных типов субъектов в субъектной организации характеризовало тип документа, его модальность в целом и отношение антропонима к действительности в частности.

В антропонимии находила непосредственное отражение интертекстуальность следственного дела. В сказках и писцовом приказе по челобитной, включенных в дело, могли повторяться именования начального протокола челобитной. Ср.: «бьют челом сироты твои Уфтюжской волости крестьяне Ивашко Семенов Федосиевых, Кондрашка Сергиев Федосиевых, Анашка Калистратов Волков» - «И писцы Алексей Иванович Лодыженской да подьячей Алексей Ерофеев, слушав челобитья Устюжского уезда Уфтюжской волости крестьян Ивашка Семенова Федосиевых, Кондрашки Сергиева Федосиевых же, Анашки Калистратова Волкова, велели ис писцовой сотной книги выписать» (Дело Уст. у. 1677; АПД 1660-1680: 180-181)

Материалы писцового или судного дела могли включать изложение челобитных с воспроизведением приведенного в них именования лица: «Да в прошлом во 176-м году в Приказе Устюжские чети извещал чарондец Баженко Павлов: учинили де чаранские старосты и крестьяне пустым вытям роспись по умыслу съезжие избы подьячего Федора Брянцова воровски» (Судн. дело Чаронд. 1669; АПД 1660-1680: 12). Но в сказках и приговоре могло быть воспроизведено и любое другое имя лица, представленное в документах по делу: «Да в прошлом во 176-м году декабря в 28 день извещал чаранец Баженко-кузнец на чаранского подьячего на Федьку Брянцова и на посацких и уездных людей» (Выпись в доклад Чаронд. 1669; АПД 1660-1680: 15).

Несмотря на то что в документах цитируемых в судном деле могли приводиться именования разной структуры, в писцовых приказах обычно представлены двухкомпонентные формулы с фамилией, реже патронимом, на втором месте: «бьет челом сирота твой с Красного Бору бобыль Меркушка Петров сын Протасовых» - «Будет четверть деревни Шестаковские пуста, отдать Меркушке Протасову на роспашь» (Писц. дело и приказ УВ 1677; АПД 1660-1680: 183); «бьют челом сироты твои Устюжского уезда Сидоровы Едомы крестьяне Девятко Максимов сын Попов да Коземка Иванов сын Ожегин» - «отдать на роспашь Девятку Максимову да Куземке Ожехину» (Писц. дело УВ 1677; АПД 1660-1680: 184-186); «бьет челом сирота твой Юрьева наволока Устьевской волости крестьянин Костька Матвеев Борисовых» - «отдать на роспашь Коске Борисову» (Писц. дело и приказ УВ 1680; АПД 1660-1680: 202). Интертекстуальность именования позволяла писцам максимально «разгрузить» номинацию, ограничиться стандартной формулой. Трехкомпонентная формула с описательным патронимом в этом случае являлась избыточной.

В разнообразных судных и писцовых делах, рассматривающих содержание документов, относящихся к следствию по делу, и расспросных речей (устных показаний, записанных в ходе дознания), последовательно отражается смена точек зрения, выражаемая при помощи модификатов личных имен. Например, в челобитной, включенной в судное дело о краже жемчуга, составленное в Спасо-Прилуцком монастыре в 1676 г., наблюдается характерное для данного жанра противопоставление вариантов имен: «бьет челом Спасов i ваш государеи своих крылоскои дьячек Iвашко Семенов на Спасова же i вашего государи бобылка а на николского трапезника на Егора Прокоиьева в том что приходила доч ево Палагhя в домишко наше i в ту пору женишко мое Парасковица жемчюгъ низала на ожерелье» (Судн. дело Сп.-Прил. м. 1676; Щукин 4: 31).

В записи расспросных речей обе стороны именуются одинаково, при помощи немодифицированных имен, за исключением подозреваемой дочери ответчика, называемой при помощи модификата, который, вероятно, не только выражает субъективную оценку, а может рассматриваться и как указание на социально-возрастной статус незамужней девицы: «РПД (184) июня въ ЗI (17) день Всемилостиваго Спаса Прилуцкого монастыря по приказу государеи властей архiмандрита Исаиi и келаря старца Кипреяна з братьею допрашивал приказщикъ Костентин Аврамьевъ монастыръского бобылка николского трапезника Егора Прокоиьева против челобитья крыласкаго дьячка Ивана Семенова: дочь ево Егорова дhвка Палагиiца в дом к Ивану попу к женh ево Iванове Парасковье приходила ли, а у жены ево Парасковhi жемчюгу посмотрhт имала ли, какъ она низала ожерелье. I в допросе николской трапезникъ Егор Прокоиъевъ сказал: дочь ево дhвка Палагиiца в дом к Ивану попу к зят(я) ево Ивана Семенова женh к Парасковье ходила а жемчюгу у нее никаково не имывала» (Судн. дело Сп.-Прил. м. 1676; Щукин 4: 31); «Дhвку Палагиiцу Егорову доч допрашивал, а в допросе своем сказала: ходила де яз к попу Ивану в домъ работат всякие работы i никакова де дурна у них в дому не учинила, а у Ивановы жены Парасковьi посмотрhт жемчугу не имывала» (Судн. дело Сп.-Прил. м. 1676; Щукин 4: 32).

Использование модификатов в следственных делах могло быть обусловлено разными причинами: во-первых, цитацией именований в челобитной и перенесением их в текст сказки по делу: «бьет челом... Глубоковскаго ключа Ильинского приходу деревни Чюглака монастырскои и ваш крестьянинец Ивашко Павлов. Жалоба мнh сиротh на сосhда своего на Яраиия Емельянова» - «РЧС-го (196 г.) ноября В (2) день против исковои челобитной деревни Чюглака Iвашка Павлова перед прикащиком Степаном Давыдовым отвhтчикъ Яраиеи Емельянов отвhчалъ» (Судн. дело Сп.-Прил. м. 1688; Шукин 4: 32); во-вторых, изменением отношения к лицу, обусловленным сменой ролей истца и ответчика. После двух челобитных Ярофея Емельянова, включенных в дело (в первой истец именует себя «Гераией Емельянов», а во второй - «Ярафейко Емельянов»), приводятся приговоры монастырских властей по рассматриваемому делу. В первом из них говорится: «исцу Iвашку Павлову с отвhтчика съ Ярка Емельянова безщестия рубль да убытков две гривны доправлены» (Судн. дело Сп.-Прил. м. 1688; Шукин 4: 35), стандартное официальное Ярофейко в приговоре заменяется на менее стандартное, а потому более экспрессивное Ярко. В приговоре после второй челобитной, в которой Ярофей Емельянов выражал свое несогласие с решением суда, челобитчик именуется третьим модификатом: «приговорили по первому судному дhлу исца Iвашка Павлова оправит, а отвhтчика Ярунку обвинить <...> И впред тhм капустником указали владhт Ярунке Омельянову» (Судн. дело Сп.-прил. м. 1688; Шукин 4: 35-36).

Несмотря на допустимость выражения субъективной оценки при помощи модификатов личных имен, в расспросных речах судебные делопроизводители отдавали предпочтение немодифицированным именам, используемым с целью объективации изложения: «и истец Яраиеи слалсе тое ж деревни Чюглака на сосhдеи своих на старожелцов на Елесия Григорьева на Юда иедотова да на ильинского священника на Дмитрея Iларионова да на Cидора Iванова деревни Верхново. И Яраией Iвана назвал чмутником и ересником: толко де ты в мирh сочмутит и ересничат» (Судн. дело Сп.-Прил. м. 1688; Щукин 4: 330).

Таким образом, единообразие записи именования одного и того же лица в разных документах могло быть обусловлено не только соответствием антропонима писцовому стандарту, но и цитацией, перенесением именования из одного документа в другой без изменений или с незначительными изменениями. С другой стороны, варьирование средств антропонимической номинации определялось различными субъективными факторами, среди которых большое значение имели установка писца на объективированное изложение фактов либо оценку именуемых в документе лиц.

Рассмотрение особенностей именования лица в различных текстах деловой сферы показывает, что наблюдаемые различия обусловлены рядом причин, среди которых можно назвать следующие.

а) Структура антропонимической формулы зависела от назначения документа. Главным образом, это нашло отражение в использовании патронимов («прозваний по отцу»), значимость использования которых для обозначения прямых потомственно-наследственных отношений между лицами для именования тех или иных категорий населения в разных текстах была различной. Назначением документа определялось использование различного рода посессивных конструкций как в именовании лица, так и характеристике объектов, имеющих отношение к лицу. Во-вторых, в зависимости от назначения текста по-разному использовались откатойконимические, отпрофессиональные, оттопонимические антропонимы (индивидуальные и фамильные прозвища).

б) Непосредственное влияние на структуру именования и компонентный состав антропонимической формулы оказывало место документа в документообороте, круг потенциальных пользователей, сфера применения. Акты на землю и имущество являлись юридическим документом, сопровождавшим объект купли, передачи, аренды и расчитанным на долговременное использование, что требовало максимально полного указания сведений о владельце или покупателе. Структура именования лица в приходо-расходных книгах определялась прежде всего их использованием в узком кругу лиц. Учетно-финансовые документы в первую очередь фиксировали движение денежных средств, именование лица ограничивалось минимальными средствами, достаточными для его идентификации. Крестоприводные книги, хотя и отражали задачи общегосударственных политических акций, не обладали статусом юридического документа, от которого зависело правовое и имущественное положение именуемых, а потому использование в них предельно лаконичных двухкомпонентных формул вполне закономерно.

в) Номинация лица и ее функции находились в непосредственной зависимости от речевой структуры текста, объективированного или субъективированного характера изложения, обязательности соблюдения ролевых и этикетных правил именования и самоименования лиц. В связи с этим деловые тексты XVII в. можно разделить на три группы: а) тексты с подчеркнуто субъективированным изложением (например, челобитные), б) тексты с подчеркнуто объективированным изложением (например, документы массовой переписи), в) тексты комплексного характера, цитирующие разные источники, сопоставляющие разные точки зрения на рассматриваемую ситуацию (следственные дела, расспросные речи и др.). Из общего массива деловых текстов значительно выделяются челобитные, служебные отметки, сопровождавшие текст (подписи писцов, тексты-скрепы, тексты-рукоприкладства).

г) На использование определенных групп антропонимических средств (в первую очередь модификатов личных имен) огромное влияние оказывала значимость признака равенства / неравенства правовых и социальных статусов именуемых для отношений, описываемых или регламентируемых в тексте.

д) Использование апеллятивных средств номинации лица, распространявших антропонимическую формулу, было обусловлено формуляром документа и его возможностями для указания признаков, значимых для идентификации человека при помощи контекста. Фиксированное положение антропонимических формул в структуре документа определяло характер повторных номинаций лица в тексте.

е) Принципы именования и состав антропонимических формул в некоторых типах документов, например писцовых и переписных книгах, регламентировались специальными инструкциями («наказами», «памятями») по их составлению. Изменение писцовых стандартов протекало не стихийно, оно предписывалось текстами, регулирующими делопроизводство в той или иной сфере.

Значимым фактором, определявшим функционирование антропонимов в деловых текстах, являлись разнообразные интертекстуальные связи, следование текстовым образцам, взаимодействие и взаимовлияние формуляров разных документов. Особенно ощутимо влияние моделей именования, используемых в общегосударственных переписях, на акты местной деловой письменности, что было связано с социально-экономическими преобразованиями XVII в., изменением системы налогообложения и, соответственно, принципов учета податного населения в переписях.

В XVII в. в писцовых материалах, относящихся к Русскому Северу, прослеживается взаимодействие разных типов текстов, непосредственно отразившееся на использовании антропонимии, ориентация новых переписей на предыдущие, взаимодействие формуляров писцовых и переписных книг. Разнообразие источников, для которых были характерны свои типичные номинации лиц, используемых писцами при создании писцовых и переписных книг, также лишало официальное именование формального единообразия. Для некоторых типов текстов характерно цитирование разных источников в пределах одного документа или документального комплекса (например, следственного дела).

Антропонимическая система на протяжении двух рассматриваемых столетий является достаточно стабильной, не претерпевает существенных изменений. Обстоятельно описанный в научной литературе переход от двухкомпонентной к трехкомпонентной официальной формуле в документах писцового делопроизводства (писцовых и переписных книгах) второй половины XVII века не был единым общим процессом для деловой речи рассматриваемого периода. Общей тенденцией являлось изменение характера двухкомпонентной формулы, активизация модели «личное имя + фамилия», которая для более ранних источников являлась нерегулярной. Изменения, наблюдаемые в официальном именовании и особо ощутимые во второй половине XVII века, не являются следствием развития системы антропонимов, а отражают процессы, происходящие в приказном языке и связанные с принципами именования человека в документе.

Заключение

Особый статус имен собственных в лексической системе проявляется в том, что в сознании носителей языка они в большей мере, чем нарицательные слова, связаны с процессами имятворчества и имянаречения. Антропонимы несут в себе отражение не только образа именуемого лица, но и образа имядателя и самого акта присвоения имени объекту.

Представление о языке и культуре на определенном этапе их развития - это знание, преломленное через призму сознания человека определенной эпохи. Исследователь исторической ономастики имеет дело с множественностью «образов» языка - ментальных образований, существовавших в прошлом и существующих в наши дни. Язык, объективно представленный в памятниках деловой письменности в своем разнообразии, и «образ» языка, обусловленный его интепретацией, требуют осмысления в качестве самостоятельных объектов научного анализа.

Изучение русской антропонимии не должно основываться на ретроспективных проекциях современных представлений об официальных и неофициальных, «основных» и «дополнительных» индивидуальных средствах номинации человека на ономастикон других исторических эпох. Это предъявляет строгие требования к выбору научной методики изучения имен собственных.

Новый функциональный подход к изучению русской антропонимии позволяет описать природу официального именования лица в донациональный период; выявить признаки, обусловливающие организацию многомерной функциональной системы антропонимических знаков, определить специализацию ее элементов.

Имя собственное возникает и функционирует в пересечении различных модусов, отражающих сложную систему точек зрения на именуемый объект и его имя. Модусы антропонимии могут проявляться как на уровне языка, так и на уровне речи, продуктом которой является завершенный письменный текст определенного содержания.

Основные подходы к изучению функциональных свойств старорусской антропонимии определяются спецификой исследуемых источников. Официальное именование XVI-XVII вв. носило речевой характер, его функционирование было обусловлено сложным соотношением общерусских, локально-территориальных и индивидуальных черт деловой речи.

Русская антропонимия в XVI-XVII вв. сохраняет не только живые связи с лексическими и синтаксическими единицами, породившими ее, но и отношение к функционально-семантическим категориям старорусского языка, в структуре которых она занимает периферийное положение.

Система номинаций лица в официальных документах XVI-XVII вв. являлась вторичной антропонимической системой, моделирующей отношения в сфере делового общения. Актуальная антропонимия в севернорусских актах деловой письменности того времени не только испытала формальные преобразования, которые нашли отражение в унификации формул, замене антропонимов их гиперкорректными вариантами, превращении антропосочетаний, закрепленных в социолекте той или иной территории, в разовые речевые номинации, удовлетворяющие задачам текста. Особенности антропонимии, употребительной в повседневном обиходе, «обрабатывались» сознанием писца - составителя документа, а сама антропонимия подвергалась оценке с точки зрения нормативности, стандартности, облигаторности. В этих условиях огромное значение приобретал субъективный фактор, определявший выбор модели именования, средств номинации, их оценку с точки зрения соответствия назначению документа и деловому этикету.

В рассматриваемый период развиваются и изменяются принципы функционирования в деловой речи антропонимов различных разрядов. Все наблюдаемые преобразования связаны с изменением системы внешних модусов, характеризующих официальное именование лица как особый вид деятельности субъекта речи - старорусского писца, и находящих отражение в структуре номинации человека.

Использование тех или иных способов антропонимической номинации лица в старорусском документе не было строго регламентировано, что создавало относительную свободу в выборе средств номинации и определяло разнообразие именований, используемых как в одном, так и в разных деловых текстах для называния одного и того же человека. Вместе с тем обращает на себя внимание несомненное однообразие моделей именования, подчиненность их общим принципам номинации лица при помощи антропонимов. Во многом это было обусловлено существованием приказного языка, обеспечивавшего употребление стандартных формул разными писцами, унифицировавшего не только формуляр документов, но и лексические средства, наполнявшие его.

При отсутствии строгих правил именования, принятых официально, широкий контекст различных документов продуцировал сходные по структуре антропонимические формулы, способствовал сохранению единообразия именований, создавал условия для идентификации одного и того же лица и его родственников делопроизводителями, работавшими с разными по назначению документами.

Изучение истории русской антропонимии требует дальнейшего развития методологии и методики функционального анализа. Проведенное исследование антропонимического материала, извлеченного из актовых текстов XVI-XVII веков, показало целесообразность рассмотрения индивидуальных именований лиц в составе различных парадигм, внутри которых антропонимы дифференцируются не только по формальному признаку, но и условиям их употребления в текстах. Антропонимические формулы и построенные на их основе официальные именования разных лиц были связаны разнообразными формальными, типологическими, кореферентными и другими связями, вступали в отношения тождества, включения, пересечения.

Первый тип парадигм актуальных антропонимов, объединенных общей референтной соотнесенностью - номинативные парадигмы. Их анализ позволяет говорить о том, что парадигмы номинативно эквивалентных (кореферентных) актуальных именований, различавшихся степенью стандартности компонентного состава и коммуникативно-стилистической окрашенностью, формировались в результате сложного взаимодействия речевой антропонимии и потенциальных антропонимических ресурсов. Реализация того или иного типа номинативных парадигм в деловом тексте характеризует, во-первых, тип самого документа, а во-вторых, индивидуальные особенности писца и ситуации составления делового акта.

Межтекстовые и внутритекстовые номинативные ряды именований одного и того же лица дают возможность определения состава потенциальных антропонимов, характеризуемых особой «ономастической» функцией в языке - способностью выступать в качестве индивидуального обозначения различных однотипных объектов действительности (в данном случае - конкретных лиц) - и регулярно воспроизводимых в деловой речи рассматриваемого периода. Отношения номинативной вариантности связывали и потенциальные антропонимы. Но потенциальные и актуальные антропонимы входили в разные по составу единиц и характеру отношений парадигмы. Пересечение парадигм актуальных и потенциальных антропонимов носило формальный характер.

Помимо номинативных рядов в числе функциональных объединений антропонимов, большую значимость имели ряды, объединенные формально-отождествительными отношениями. Данные отношения связывали употребления одного и того же антропонимического компонента или формально тождественных единиц в именованиях разных лиц.

Третий тип функциональных рядов в антропонимии может быть определен как функционально-семантические парадигмы, которые объединяли номинативно свободные или номинативно связанные компоненты антропосочетаний на основе совпадения функций, реализуемых ими в именовании лица (патроним на -ов/-ев/-ин - описательная (дескриптивная) конструкция патронимического назначения - прозвище отца, наследуемое именуемым - фамилия как различные способы передачи потомственно-наследственных отношений между людьми; различные средства именования женщины по мужу и т. п.). Функционально-семантические парадигмы включали в себя как специализированные, так и неспециализированные компоненты именования. Рассмотрение средств номинации лица в составе подобных парадигм позволяет выявить взаимовлияние и взаимообусловленность компонентов именования.

Различные типы функциональных парадигм дополняют друг друга, характеризуют употребление антропонимии в речи с разных сторон. Их анализ необходим для выявления потенциальных свойств и реальных функций старорусских антропонимов в языке и речи.

Речевой характер большинства исследуемых антропонимических формул обусловливает невозможность их анализа вне конкретного контекста, поэтому многие известные выводы, касающиеся истории русского официального именования и сделанные на базе сплошной выборки материала без учета специфики документа и того, в какой части его формуляра использована антропонимическая формула, требуют уточнения, корректировки.

Выявление функциональной типологии антропонимических единиц определяет необходимость дальнейшего изучения различных контекстов и конситуаций их употребления.

Изложенные теоретические положения и практические результаты диссертации способствуют становлению функциональной ономастики как нового направления в изучении истории русских имен собственных.

Библиография

1. Адмони 1956 - Адмони В. Г. Введение в синтаксис современного немецкого языка. - М., 1956.

2. Азарх 1979 - Азарх Ю.С. Слова на -иха в русском языке // Общеславянский лингвистический атлас: Материалы и исследования. 1977. - М., 1979. - С. 175-195.

3. Азарх 1980 - Азарх Ю. С. Апеллятивный и ономастический словообразовательные типы // Лексика и фразеология севернорусских говоров. - Вологда, 1980. - С. 137-144.

4. Азарх 1981а - Азарх Ю.С. Данные ономастики как источник исторической диалектологии (на материале русского именного словообразования) // Общеславянский лингвистический атлас. Материалы и исследования. 1979. - М., 1981. - С. 221-241.

5. Азарх 1981- Азарх Ю. С. О грамматических и лингвогеографических различиях имен нарицательных и собственных с омонимичными суффиксами //Ономастика и грамматика. - М., 1981. - С. 5-29.

6. Азарх 1984 - Азарх Ю. С. Словобразование и формообразование существительных в истории русского языка. - М., 1984.

7. Азарх 1993 - Азарх Ю. С. Лексический и словообразовательный ареалы // Общеславянский лингвистический атлас: Материалы и исследования. 1988-1990. - М., 1993. - С. 65-80.

8. Актуализация предложения. Т. 1. Категории и механизмы / Отв. ред. А. В. Зеленщиков. - СПб., 1997.

9. Алабугина 1989 - Алабугина Ю. В. Календарные имена в топонимии Русского Севера. Дисс. канд. филол. наук. - Свердловск, 1989.

10. Алабугина 1995 - Алабугина Ю. В. Антропонимы-деминутивы на материале антротопонимов Русского Севера // Проблемы региональной русской филологии. - Вологда, 1995. - С. 109-111.

11. Алейникова 1991 - Алейникова Н. В. Закономерности функционирования антропонимов в художественном произведении (На материале английской литературы XX в.). Дисс. канд. филол. наук. - М., 1991.

12. Апресян 1983 - Апресян Ю. Д. Синтаксические средства выражения посессивности // Категория притяжательности в славянских и балканских языках: Тезисы совещания. - М., 1983. - С. 4-9.

13. Апресян 1995 - Апресян Ю. Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира // Избранные труды. Т. 2. Интегральное описание языка и системная лексикография. - М., 1995. - С. 629-650.

14. Апресян 1995а - Апресян Ю. Д. Избранные труды. Т. 1: Лексическая семантика (синонимические средства языка) / 2-е изд. - М., 1995.

15. Арнольд 1999 - Арнольд И. В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. - Изд. СПбГУ, 1999.

16. Арнольд, Шеремет 1985 - Арнольд И. В., Шеремет Л. Г. Типы сем и структура лексического значения личных имен // Лексическое значение в системе языка и в тексте. - Волгоград, 1985. - С. 8-16.

17. Арутюнова 1977 - Арутюнова Н. Д. Номинация и текст // Языковая номинация: Виды наименований. - М., 1977. - С. 304-357.

18. Арутюнова 1999 - Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. М., 1999.

19. Астахина 1974 - Астахина Л.Ю. Сельскохозяйственные книги XVII века // Памятники русского языка: Вопросы исследования и издания. - М., 1974. - С. 224-245.

20. Балли 1955 - Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. - М., 1955.

21. Бакланова 1970 - Бакланова Е.Н. Личные имена вологодских крестьян по переписи 1717 г. // Личные имена в прошлом, настоящем, будущем. Проблемы антропонимики. - М., 1970. - С. 308-314.

22. Баракова 1995 - Баракова О.В. Таможенные книги как жанр деловой письменности русского языка XVII века (на материале книг таможен Северного речного пути). Автореф. канд. дисс. - Вологда, 1995.

23. Баракова 2004 - Баракова О.В. Деловая письменность XVII века: концептосфера, субтекстовый состав (на материале таможенных книг Московского государства). Автореф. докт. дисс. - СПб., 2004.

24. Бахвалова 1972 - Бахвалова Т. В. К изучению развития личных имен в Белозерье. Дисс. канд. филол. наук. - Л., 1972.

25. Бахвалова 1985 - Бахвалова Т. В. Семантические и функциональные особенности некалендарных имен (на материале памятников письменности Белозерья XV-XVII вв.) // Проблемы русской ономастики. - Вологда, 1985. - С. 71-82.

26. Бахвалова 1995 - Бахвалова Т. В. Лексические и фразеологические средства характеристики человека в русском языке (на материале орловских говоров). Автореф. докт. дисс. - Орел, 1995. 40 с.

27. Белецкий 1972 - Белецкий А. А. Лексикология и теория языкознания (ономастика). - Киев, 1972.

28. Беляева 1985 - Беляева Е. И. Функционально-семантические поля модальности в английском и русском языках. - Воронеж, 1985.

29. Березович 2001 - Березович Е. Л. К построению комплексной модели топонимической семантики // Известия УрГУ. Выпуск 20. - Екатеринбург, 2001. - С. 5-13.

30. Берков 1973 - Берков В. П. Вопросы двуязычной лексикографии (Словник). - Л., 1973.

31. Бернштам 1988 - Бернштам Т. А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX-начала XX в. - Л., 1988.