Русская риторика

§ 15. Главное средство возбуждать страсти есть живое изображение предмета и обстоятельств, к оному принадлежащих. Чем вероятнее рассказано происшествие, чем представлено разительнее, чем более оно имеет отношений к самим слушателям, или по времени, или по месту, или по лицам, о которых говорится, или наконец по следствиям, могущим произойти, тем сильнейшее имеет влияние, тем более возбуждает участие, страсти, исступления. Оратор иногда основывает возбуждение страстей на нравственных понятиях о чести, справедливости, славе, любви к Отечеству.

§ 16. Искусство состоит не в одном только воспламенении страстей, но и в утолении оных,-- разумеется, тех, которые противны цели оратора. В таком случае старается он уничтожить побудительные причины противной страсти или по крайней мере ослабить ее влияние, или заменить одну страсть другою, более благоприятною. Часто довольно одного смешного для опровержения самых важных предложений; часто важный, спокойный вид противника уничтожает все колкие насмешки искусного оратора. Надобно со всею быстротою, со всею ловкостью предупреждать, остановлять или ослаблять всякое нечаянное нападение неприятеля; надобно знать все его выгоды и невыгоды точно так же, как свои собственные, и сообразно тому располагать свои действия.

§ 17. Для успешного управления страстей оратору необходимо нужно глубокое познание сердца человеческого, познание каждой страсти, особливо ее тайных побудительных причин, ее хода, действия в многоразличных порывах и изменениях. Кроме того, он должен быть живо проникнут теми самыми чувствами, которые хочет возбудить в других: он должен быть уверен в той истине, в которой хочет уверять своих слушателей; он не выпускает из виду и собственных своих к ним отношений, измеряя их уважение к себе, их доверенность, их благорасположение. Подозрение или предупреждение слушателей против оратора может сделать недействительными самые величайшие усилия блистательного красноречия.

§ 18. Слог речей изменяется до бесконечности, сообразно их содержанию. Оратор употребляет все три главные роды слога, как простой, или народный, в объяснении своего дела, в пред-ложениях или разбирательствах мнений; -- средний, для того, чтобы некоторыми приличными украшениями заменить сухой и скучной образ доказательств и объяснений, чтоб оживить его картинами, описаниями и рассуждениями,-- и, наконец, высокий, в тех местах, где господствует страсть, где употребляется все, дабы воспламенить воображение и потрясти сердце. Много действует ораторское благозвучие, особливо там, где потребна особенная сила и где, так сказать, истощаются все способы истинного красноречия.

§ 19. Когда речи определены к изустному произнесению, то оратор должен не забыть об искусстве провозглашения. Оно требует громкости и светлости в голосе, приятных изменений при повышении и понижении оного, его скорости или протяженности, и, наконец, возможного согласия тонов с содержанием речи и со страстями, в ней царствующими. Для достижения сего искусства много способствуют природная гибкость и заблаговременное образование органов голоса, частое упражнение, внимательное наблюдение природы и внутреннее живое чувство.

§ 20. Сверх того к искусству оратора принадлежат телодвижения или наружные действия.-- Приличный вид, положение, выразительность и перемены лица, обращение рук и движение всего тела должны соответствовать содержанию речи и оживлять каждое слово. В сем случае изучение природы и изучение собственных чувств гораздо более помогут, нежели теоретические правила. Телодвижение оратора должно некоторым образом не только обрисовывать характер его, но и всякую мысль и чувство. Он избегает всего излишнего и безобразного, всего того, что могло бы сделать его смешным.

§ 21. Теперь уже видно, какие главные качества и дарования требуются от оратора, если он хочет достигнуть своей цели. Между дарами врожденными должны отличать его: гений, наблюдательный взор, быстрое остроумие, вкус, высокость духа, воображение, память, сила чувствований и наконец сила, приятность и гибкость органа. Между способностями приобретаемыми:-- познание человеческой природы, здравая философия, сведения истории и всеобщей литературы, опытность в риторических правилах и частое упражнение в сочинении речей в изустном их произнесении (...)

Печатается по изданию: Мерзляков А.Ф. Краткая риторика, или Правила, относящиеся ко всем родам сочинений прозаических: В пользу благородных воспитанников Университетского пансиона.-- Изд. 4-е.-- М., 1828.-- С. 5--11, 16--21, 97--113.

13. Ф.Л. МАЛИНОВСКИЙ: ПРАВИЛА КРАСНОРЕЧИЯ, В СИСТЕМАТИЧЕСКИЙ ПОРЯДОК НАУКИ ПРИВЕДЕННЫЕ И СОКРАТОВЫМ СПОСОБОМ РАСПОЛОЖЕННЫЕ

(1816 г.)

О НАУКЕ КРАСНОРЕЧИЯ ВООБЩЕ

Как обыкновенно науку красноречия называют?-- Греческим именем: риторика, которое происходит от глагола реw --лью. Почему оную так называют? -- Потому что она учит изливать златую реку слов. На какой конец? -- Дабы с ними о каком-нибудь предмете, так сказать, внести в ум слушателя собственный свой образ мыслей, а в сердце возбудить те чувства, которые сам к нему питаешь. Что из сего следует? -- Из сего следует, что понятие, изображающее риторику, должно быть составлено разумом, который все ее правила устремляет как средства к достижению цели и производит их с тем духом, который ничего не принимает без основания и причины. Как таковую риторику назвать можно? -- Философскою для различия от д е т с к о й, довольствующей учеников рабскими примечаниями о тех путях ума, кои знаменитые писатели оставили о своих творениях.

Что есть детская? -- Детская есть выписок опытных замечаний, не раздробленных с точностью по отношению к уму и сердцу, не приведенных к началу красноречия, не связанных хорошо с целью. Выучиться ей, значит предать множество правил своей памяти и не знать, что с ними делать ни при самом сочинении, ни при оценке готового творения.

Что есть философская?--Между тем философский дух, подобно всесозидающему духу творческому, носится над первобытным хаосом сих замечаний, ищет их происхождения в природе души человеческой, дробит их, находит ближайшее сродство одних с умом, других с сердцем и не заставляет первого покоряться предубеждению, а второго умствовать. Таким образом открывает два способа: один для поражения ума, а другой -- сердца. Находя же общую сторону сих поражений, составляет главное начало, которым, все связывая, образует целое.

Какой предмет философской риторики?--Из сего следует, что философская риторика рассматривает, какие душевные способности и как действуют, достигая риторической цели. Вот непосредственный предмет ее!

Какие способности преимущественно участвуют в красноречии? -- Сообщать слушателям свой собственный образ мыслей о каком ни есть предмете -- значит заставлять их смотреть на него с тех сторон, с коих сам смотришь, или, все равно, представлять им убедительные причины. Чтобы изобресть сии стороны, надобно возобновлять в себе прежние понятия и представлять раздельно приобретенные в совокупности, а совокупно понятые -- раздельно. Сие действие производится силою воображения, следовательно, оно первоначально участвует в красноречии. Чтобы усмотреть, выгодны ли сии понятия для подкрепления нашего мнения или, говоря общим языком, служат ли они средством к достижению цели, это есть дело разума; следовательно, разум везде сопутствует воображению в происхождении красноречия. Развивая другой конец риторической цели, т. е. внести свой дух и страсти в сердце слушателя, находим, что чувствительность необходима к совершенному успеху в красноречии. Она состоит в том, что писатель принимает самые легкие и другим неприметные впечатления предметов и их удерживает долго в своем сердце. Из сего явствует, что чем будет он чувствительнее, тем удобнее может изобразить предметы со всеми оттенками и, представя в самых поразительных видах, заставить любить их или отвращаться и тем чувствовать удовольствие или досаду.

Как убеждается разум и трогается сердце?-- Что производит в нас удовольствие, того мы желаем, ищем и домогаемся; что оскорбляет нас, от того отвращаемся. Таким образом, доставляя удовольствие разуму и сердцу описываемым предметом, мы заставляем их стремиться к оному и, склоня тем на свою сторону, побеждаем их самовластие без всякого блестящего меча.

Какое начало красноречия? -- Из сего видно, что начало красноречия есть удовольствие, ибо та речь прекрасна, которая доставляет его уму и сердцу.

В чем же оно состоит? -- В приятном ощущении души. Следовательно, оно составляет особенное ее состояние, которое произвести есть дело сочинителя.

Как удовольствие происходит? -- При всяком удовольствии нельзя не ощущать потрясения души, и удовольствие есть явление сопровождающее особенное движение нерв и душевных способностей.

Каких нерв и какое движение производит удовольствие и какое боль? -- Природа по всему телу распространила чувствительные нервы, наподобие волосяных трубочек, наполнила их упругими жидкостями и концы их снаружи прикрыла кожею. Стройное потрясение сих нервов производит чувственное удовольствие, а насильственное -- боль. Чтобы в сем увериться, стоит только перенестись воображением в те обстоятельства, коими человек, желающий быть довольным, себя окружает. Лоно неги его привлекательно теплотою, ибо она, проницая внутрь чувствующего тела, разливается в оном, пробирается по разным скважинам и, наполняя его собою, так сказать, раздвигает во все стороны пределы его объятности. Таким образом приводя нервы его в стройное потрясение, рождает удовольствие. Та же теплота причиняет боль, как скоро действие ее усиливаясь более и более, производит насильственное движение; в таком случае прохлада, отвращая противным действием излишнее напряжение нервов, способствует к удовольствию. Все потребности устремляют к чему-нибудь наши силы и стесняют наши органы; удовлетворяя им, ослабляем напряжение их орудий. В сем движении заключается сладостное потрясение, при котором мы чувствуем удовольствие. Страсти, заключаясь в сильном желании, устремляют все силы наши к любезному предмету, разливают по всем жилам какую-то животворящую теплоту, разгорячают кровь, открывают пламень особенно на лице и всю махину тела человеческого в быстрейшее приводят движение; другие поражают сердце мертвенностью, и все производят или удовольствие, или досаду по мере движения, совершаемого в чувствительных нервах с насильственным напряжением или приятным ослаблением оных, а не иначе. Из сего следует, что стройное потрясение чувствительных нерв производит чувственное удовольствие, а насильственное -- боль. Что пособствует к произведению такового движения со стороны человека? -- Как сердце, так и нервы у одного грубы, а у другого нежны; сия разность составляет различную способность приходить в стройное движение, посредством коего производится приятное или неприятное ощущение. От сего происходит, что один действием того же предмета поражается скорее, нежели другой. Между тем нет ни одного человека, которого бы нервы не способны были принять двух крайних движений, из коих одно сопровождается удовольствием, а другое досадою. Между сими двумя движениями может быть бесчисленное множество постепенностей, равно как и между физическими неудовольствием и приятностью находится длинная цепь различных ощущений.

Что пособствует к произведению такового со стороны предметов? -- То, чтобы предметы могли возбудить в нас оную. Так различные тоны звука сообщают различные потрясения воздуху, приводя его на одном и том же месте в волнение, а воздух препровождает оные слышательные нервам. Насильственное потрясение оных, конечно, неприятно для души, ибо оно и самый орган слуха повреждает. Низкий голос (бас) менее производит потрясений, а самый высокий (дискант) -- более всех, по сему первый менее нравится, а последний тотчас раздражает ухо своею напряженностью. В соединении их между собою, первый смягчает острые впечатления второго, а второй излишеством своих потрясений заменяет недостаток первого. Средние голоса (тенор и альт) суть голоса нежнейшие. Весь хор или музыка производит в нас различные движения сильные и слабые с их постепенностями, и удовольствие сие есть сумма различных приятных ощущений, кои возбуждаются семью различными тонами. Мы не более семи цветов примечаем в свете. Они производят в нас ощущение также посредством потрясения зрительных нерв, которые нежнее всякой клавикордной струны. Имея различные густоты и силу, конечно, имеют к ней и различные прикосновения. Черный цвет можно сравнить с низким го-лосом для того, что он мало отражает лучей и, следовательно, мало делает потрясений; недостаток их повергает душу в печаль и потому весьма кстати принят для означения оной. Белый цвет или свет можно сравнить с высоким голосом, потому что отражает все цветы совокупно и производит сильное потрясение. Он возбуждает веселость в душе, и потому веселое место в природе или на картине есть место освещаемое солнечными лучами непосредственно. Из сего видно, что цветы сами собою возбуждают страсти. Величайшее удовольствие музыки также состоит более в непосредственном отношении к оным, ибо тоны ее возбуждают в нас нравственные чувствования'. Созвучие переменяет их значительность, и совокупность тонов может выразить всякую страсть.

Кроме различных ощущений, что еще требуется со стороны предметов для возбуждения удо-вольствия?-- Из сего видно, что, как приятные звуки имеют между собою стройное отношение, в котором более или менее производят удовольствия, так точно и цветы. Снежную белизну фарфоровой посуды золотая живопись возвышает более, нежели какая-нибудь другая, и нередко модные люди для украшения лица своего заимствуют цвет от той материи, которую употребляют под видом защищения своего от воздушных перемен. Итак, со стороны предметов, пособствующих к возбуждению удовольствия, требуется еще стройное соотношение между раз-личными ощущениями, кои они производят и которое называется гармониею.

Как называется гармония цветов? -- Колоритом. Самый прекраснейший колорит в природе есть радуга, состоящая из семи цветов, следующих таким порядком: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый,-- и кои все, ударяя в струны зрительной нервы, по причине различной своей густоты и силы возбуждают нежные и сильные впечатления и производят великое удовольствие.

Какое свойство гармонии? -- В радуге нельзя приметить, как один цвет переливается в другой. Из того можно заключить, что не только в колорите необходимо должно скрывать переход от одного цвета Б другой, но и во всякой гармонии подобным образом различные части должны соединяться между собою самым легким и непринужденным образом.

Как сие свойство пособствует к возбуждению удовольствия? -- По моему мнению, здесь удовольствие рождается так: где начинается легкий, нимало не напряженный переход от одного предмета в другой, там начинает переменяться одно ощущение на другое; сие и производит то стройное движение в нервах, от которого рождается удовольствие. Это не догадка, а опытная истина, потому что не только радуга особенно нравится на месте слияния цветов, но и всякая гармония в оных случаях более поражает. Рассмотрите изгибающуюся линию, где она бывает прекрасна? Не на том ли самом месте, где, переставая быть прямою, начинает переменяться постепенным волнением в другую? Это можно видеть в природе на бесчисленных предметах. Взглянешь ли на извивающиеся по бархатным лугам ручейки -- сии живые серебряные нити сообщают удовольствие

1 Например, а и d -- чувство сожаления, g-- бодрость, с -- веселье, -- печаль. Посему-то в начале драматических концертов главными тонами по большей части бывают d, а, е, а в конце g и с.

постепенностью своего уклонения в берега или падением с выпуклой плоскости, едва, едва приметной, но разливающей воду с такою постепенностью, от которой она вся развивается в змеи и ими клубится. Посмотришь ли на стройный стан какого-нибудь нарцисса -- он нравится, уклоняясь от прямой линии и не доходя до кривой; да и вся красота человеческого образа (формы), превосходящая виды всех прочих животных, состоит из выпуклых округлений, которые не иначе можно принять, как за множество изгибающихся линий. Все сии явления и еще большие убеждают, что удовольствие происходит от стройного потрясения чувствительных нерв, подъемлющего цепь различных ощущений, тайно одно за другим пробуждающихся.

Что есть чувственное и что душевное удовольствие? -- Ежели душа только чувствует стройное потрясение телесных нервов, то сим ограничивается чувственное удовольствие; но она входит в храм собственного наслаждения, как скоро силы ее приходят в стройное движение при их действии. В сем случае они стремятся переходить от одного понятия к другому, не следуя первоначально никаким правилам, не подлежа никакой логической форме. Как же скоро направляются к творческому произведению, то разум при изыскании прекрасных соотношений имеет в виду своем владычество над вселенною и старается превзойти ее соотношения, наклоняемые к многоразличным целям своим, кои он вымышляет как воображение по тому понятию совершенства, которые сам в себе находит и устремляет их к одной цели. Ощущение таковой деятельности выспреннего парения и есть высочайшее умственное или собственное души удовольствие.

Как речь производит удовольствие?-- 1) Речь истинно красноречивая может поражать как волнующаяся линия при постепенном переходе от одной мысли к другой, возбуждая тем цепь различных ощущений. 2) Речь, произведенная духом, совершенно образованным и чувствующим, царствующего в ней стройностью и хитрым сопряжением, может возбуждать в нас способности к самопроизвольной творческой деятельности и тем заставить чувствовать сладость собственного их парения. 3) Наконец, она прольет удовольствие в душу нашу, когда проложит путь, ведущий от описываемого предмета к потребностям ума и сердца и удовлетворит их.

Какие потребности разума? -- Разум открывает связь вещей, действительно между ими существующую, рассыпает мрак предрассудков, дающих убежище заблуждению, отсекает обоюдность от слов, дабы установить везде точный смысл, сражается с противомыслящими, дабы не оставалось сомнения. Сравнивая или уподобляя свое мнение вещам яснейшим или обыкновеннейшим, он облегчает трудность понимать связь его, а приводя примеры, убеждается в возможности оной. Это значит, что он ищет истины и желает представить ее в полуденном сиянии. Тогда невидимое делается видимым, невозможное -- возможным, предполагаемое -- действительным, непостижимое -- постижимым. Приобретенная истина составляет торжество его, и он ничем столько не пленяется как ею. Вымыслы для него ничто, если они не занимают его, как явственнейшее и разительнейшее изображение истины.

С белыми Борей власами Налагая цепи льдисты

И с седою бородой, Быстры воды оковал.

Потрясая небесами Вся природа содрогала

Облака сжимал рукой. От лихого старика,

Сыпал иней пушисты В камень землю претворяла

И метели воздымал, Хладная его рука.

Борей -- северный ветер представляется с белыми волосами, потому что он снежную пудру сеет на деревья, людей и проч. Представляется лихим, потому что угнетает всю природу; пред-ставляется стариком, потому что сед и неприятен. Что реки замерзают от его дыхания, что земля каменеет, в этом нет никакого сомнения. Он облака сжимает рукою и сыплет пушистые иней, это физическая истина, ибо как скоро холодный ветер касается паров, то он их сгущает так, что они, сделавшись его тяжелее, не могут держаться на воздухе, а по сему и падают на землю. Следовательно, вымышленное изображение сие представляет истинные свойства и действия Борея, а потому и занимает ум. Итак, первая его потребность -- ясная истина. Надобно ее удовлетворить непременно, чтоб иметь разум на своей стороне.

Какого качества должна быть речь, удовлетворяющая сей потребности? -- Из сего следует, что речь должна быть ясна и истинна. Сей договор заключает сочинитель с своим читателем в ту самую минуту, когда принимается за перо, ибо он для того и пишет, чтобы читатель понимал его. Он хочет убедить -- пусть представит истину.

Но какая истина в романе, какая истина во всех творениях вымышленных? -- Там преобладает вероятность, там главное требование разума состоит в том, соответствует ли сие сочинение предполагаемой цели. Там разум спрашивает, каждое ли слово употреблено с намерением, каждая ли мысль с другою поставлена в таком учреждении, чтобы взаимную сообщать себе силу и отливать взаимный свет, царствует ли между ими стройность, стремятся ли они посредственно или непосредственно к одной главной мысли и образуют ли целое сочинение (individuum). Словом, он требует, чтобы все в нем имело довольную причину. Смотрите на картину, пред-ставляющую Граций, богинь приятства, благотворения и благодарности. Представляются они держащимися за руки и составляют почти круг, потому что благодеяние прежде долго обращается, нежели возвращается к благодетелю. Представляются смеющимися, потому что тот, кто делает и кто принимает благодеяние, исполнены бывают радости. Представляются молодыми, потому что память о благодеяниях не должна состариваться, представляются девицами, для того что благодеяния должны быть непорочны и искренни. Представляются непрепоясанными, потому что благодеяния не должны быть подвержены никакому обязательству или условию; представляются в прозрачной одежде, для того что благодеяния должны быть видны. Две обращают лицо к нам, а одна от нас отвращает, потому что благодеяния или удовольствие, причиняемое нами другому, обыкновенно, сугубо возвращается. Они прекрасны, потому что щедрые бывают приятны. Итак, каждая мина их есть принадлежность, относящаяся к составлению понятия о благодеянии, представленная с намерением.

Какого качества должна быть речь, удовлетворяющая единству разума? -- В речи твоей все должно быть соединено так, чтобы она представляла одно сочинение, а не сбор многих. Вот, что значит единство, вот, что значит речь разумная!

Какая четвертая потребность разума? -- Разум более не терпит пустоты в сочинении, нежели природа, ибо она прерывает нить творения, как скоро находится между его частями. Он не терпит бедности в мыслях, служащих к объяснению или убеждению его, затем, что не вполне удовлетворяется. Посему четвертое требование его есть полнота. Древние писатели преимущественно отличаются от новых наблюдений оной. Слушайте Ломоносова, как он увеличивает трудность своего предприятия следующими обстоятельствами: великое дело и меру моего разума превосходящее предприемлю, когда при толь знатном собрании, именем сего ученого общества, за несказанное благодеяние, величайшей на свете государыне благодарение и похвалу приносить начинаю. Здесь каждое обстоятельство убеждает в трудности благодарить и хвалить государыню, и во-первых, где больше потребно искусства хвалить ее, в обществе ли знатном, в котором всякий может судить с точностью о справедливости похвалы и беспристрастии, или пред глазами неразборчивых простолюдинов? Где более нужно показать бла-горазумия, в похвале ли и благодарности, воздаваемой от имени ученого сословия, или от какого-нибудь собрания необразованных? Где преимущественнее надобно действовать сердцу, при изъявлении ли благодарности и похвале за несказанное благодеяние или при оказании своего расположения за какую-нибудь малость? Словом, чтобы благодарить и хвалить государыню, величайшую в свете, к тому необходимо величайшее познание человека и света; притом сколько обстоятельств, увеличивающих трудность сего предприятия, т. е. соответствующих намерению речи, столько раз удовлетворяет разум своей потребности. В сем-то разнообразии заключается одинаковое удовольствие. С другой стороны, полнота касается посторонних мыслей, но связанных с главною так, что не можно отделить их от оной без уничтожения ее достоинства. Объясняю сие следующим образом: каждая мысль у нас связана с другими так, что составляется из них цепь, образующая какое-нибудь целое. Ежели вы оторвете главную мысль от ее побочных, то оставите ее слабою, ибо не будет окружающих понятий, кои, отражая в ней и силу свою и свет, раскрывали бы ее и делали блистательною и полновесною. Оттого-то происходит, что одна и та же мысль в одном сочинении нравится, а в другом даже и оскорбляет.

Какая потребность сердца? -- Оно желает с готовою истиною войти в храм собственного своего удовольствия, почувствовав к ней какую-нибудь страсть. Ибо единственная его потребность чувствовать, без сего оно терзается скукою.

Какое качество должна иметь речь, удовлетворяющая сей потребности? -- Из сего следует, что прекрасная речь имеет связь с нашим сердцем и может в нем произвести или удовольствие или досаду; дело оратора открыть путь, которым описываемый предмет входят во внутренность оного. Тогда он, говоря с ним и приводя его в движение, побеждает самовластие и преклоняет волю его без сопротивления на свою сторону.

Примеры доказательств, заставляющие чувствовать истину мнения. Силла посылает Красса для набора рекрут в такую землю, в которую не можно было пройти без крайней опасности, ибо надобно было пройти землю, неприятелем занятую. Красе требует у него проводников, Силла говорит ему: я даю тебе в провожатых отца твоего, брата твоего, твоих ближних, недостойно умерщвленных, и за которых я намерен мстить. Красе полетел и исполнил данное ему поручение. Так-то подействовало воспоминание о потере толико любимых и толико многих особ! так-то возбужденное мщение истребило все ужасы, предстоящие в воображении! Я представляю другой пример чувственного доказательства. Ты бы хотел убедить человека, чтобы он не был жестокосерд; возбуди в нем сострадание, а для сего изобрази жестокосердие гнусными красками. Бедная женщина, обремененная многими детьми, из коих одного питала она еще своею грудью, имея во всем крайний недостаток и находясь несколько дней уже без пищи, пошла наконец к одному купцу, торгующему хлебом: за его отсутствием со всевозможною чувствительностью объяснила она бедность свою его жене и предлагала ей некоторые домашние вещи, надеясь под залог оных получить несколько круп и хлеба; однако ж жена купцова нимало не тронулась жалким ее положением, не приняла от нее залога и не отпустила требуемых ею круп и хлеба. К вечеру муж ее возвратился Домой и уже предавался покою; между прочим она рассказала ему со всею подробностью о сей бедной женщине, не умалчивая и того, как она с нею поступила безжалостно. Купец, услыша о сем происшествии и будучи добродетельнее своей жены, не мешкав ни мало, встает со своей постели, берет с собой несколько приготовленной пищи и идет для утоления голоду сей женщины, которая по бедности своей была ему известна. С поспешностью входит он в ее жилище, но какое поразительное зрелище! Он видит, что сия несчастная мать лежала, распростершись на полу своей хижины, умершая от голоду и отчаяния. Юные ее дети, окружая охладевшее ее тело, произносили жалостные вопли, из коих тот, коего питала она грудью, находился крепко прижат в ее объятиях; с горестным плачем и испуская младенческие свои крики, тщетно искал он некоторого себе утешения в охладелых и присохших ее сосцах. Представьте таковое изображение читателю и не напоминайте ему, чтобы он не был жестокосерд, он сам это почувствует. Вот что значит доказать истину, заставляя оную чувствовать!

Имеет ли сердце единство? -- Сердце имеет собственное единство -- единство чувства; например, хочешь место представить приятным, выбери такие предметы, из коих бы каждый возбуждал приятное чувство. Изобрази его под чистым лазуревым небом, пусть весна животворящим светом озлатит его, теплота дохнет на все жизнью, зефиры будут разносить прохладу, ручьи своим извивающимся между берегами движением и движением воды обворожат взор, расстилающаяся под ногами зелень представит во всей пленительной разнообразности цветы, музыка и пение птиц усладят ухо, словом все восхитит сердце и привлечет его к себе невольно. Другие же совсем надобно предметы, чтобы представить место печальным или величественным.

Так ли оно рассматривает предметы, как разум? -- Сердце имеет собственный образ рассматривать предметы по их впечатлению; оно уподобляет один предмет другому не с тем, чтобы посредством его объяснять, но чтобы приближаться или к естественному, или к красивому, или к смешному, или к высокому чувствованию.

Какое свойство воображения и какие потребности?-- Свойство воображения -- представлять всякую вещь нераздельно с другими, а потребности его -- приближать отвлеченное к чувственному, темное к ясному, мертвое или бездушное к живому. Оттого происходит, что воображение заменяет одно слово другим и, располагая слова и мысли по своим требованиям, составляет то, что мы называем украшениями.

В пример красивой речи представляю я стихи российского пиндара Ломоносова:

Коль ныне радостна Россия! В полях, исполненных плодами, Она, коснувшись облаков, Где Волга, Днепр, Нева и Дон

Конца не зрит своей державы; Своими чистыми струями, Гремящей насыщенна славы Шумя, стадам наводят сон, Покоится среди лугов. Сидит и ноги простирает

На степь, где Хину отделяет Пространная стена от нас; Веселый взор свой обращает И вкруг довольства исчисляет, Возлегши локтем на Кавказ.

Что приводит к волшебному одушевлению описываемых предметов? -- Великое удобство сближать вещи по тесной их связи укореняет в нас привычку смешивать их свойства и действия. Посему мы не различаем движения от жизни, а жизни от чувствования, чувствование же более относим к человеческой природе. От сего-то происходит, что Россия радуется, что она, желая обозреть свои в целом свете обширнейшие владения, приподнимается, встает, до облак возносится и при всем том не видит конца их; насытясь же славы своей, она под шумом великих рек предается сладостному спокойствию среди лугов, сидя и простирая ноги до самой Китайской стены или облокотясь на Кавказ, с полным удовольствием исчисляет богатство свое. Кто не скажет после сего, что Россия не дородная, не тучная, не богатая женщина, живущая во всем довольстве и спокойствии? Вот потребности ума и потребности сердца, удовлетворяя которым посредственно или еще лучше в одно время, дают им ощущать полное удовольствие.

Какие должности оратора? -- После умозрения исполнение должно следовать, как тень за своим предметом. В самом деле, зная цель речи, рассмотря ее качества по потребностям ума и сердца, легко можно видеть, что должно делать, приступая к сочинению. Прежде всего надобно изобресть мнение, в котором намерен убеждать. Оно будет целью всего рассуждения и, следовательно, главным мнением; потом должен судить, какие к тому избрать средние понятия, какие присовокупить придаточные мысли, смотря по потребностям ума и сердца, коим они удовлетворять должны. Главное мнение темно -- надобно присовокупить такие придаточные, кои бы могли пролить на него свет. Главное мнение невероятно -- надобно показать его возможность и потом утвердить сильными доказательствами. После сего следует обратить внимание на то, как доказать истину своего мнения, заставя оную чувствовать. Посредством сего откроется, какие страсти втекают в составление оного и должно ли их возбуждать или уничтожить. Все сие вместе составляет первую должность оратора, состоящую в том, чтобы изобресть всю материю, нужную для сочинения. Видя, какие страсти и какие предметы входят в сочинение, я могу определить и самый род сочинения, могу судить, какое разнообразие составит единство моей речи; сим образом положа основу моему сочинению, могу разуметь, какой мне должно принять тон, как заставить действовать воображение, сильно или со всею неистощимостью, легко и просто или остроумно; более же всего должно стараться о том, как удобнее протянуть нить между понятиями главного мнения через одно или несколько средних понятий, открывающих связь его. Наконец, пройти мыслью и к самым выражениям, оценить их беспристрастным оком, не делают ли они измены единству в чистоте, ясности, точности и силе и выходит ли слог равным избранной материи. Словом, надобно избрать порядок удобнейший и способнейший к произведению надлежащего впечатления в сердце и должного действия в уме: это составляет вторую должность оратора, состоящую в расположении приготовленной им материи. Не ограничиваясь сим, наконец, пусть он старается навести на сии жилы и кости, составляющие уже весь состав будущего произведения, тело нежное, белое, полное, со всеми выразительными чертами красноречия, и его красавица будет готова. (...)

Печатается по изданию: Малиновский Феофилакт. Правила красноречия, в систематический порядок науки приведенные и сократовым способом расположенные.-- СПб., 1816.--С. 3--29.

14. Н.Ф. КОШАНСКИЙ: ОБЩАЯ РИТОРИКА

(1829 г.)

Ни что столько не отличает человека от прочих животных, как сила ума и дар слова. Сии две способности неразлучны; они образуются вместе, взаимно и общими силами ведут человека к совершенству, к великой небом указанной ему цели.

Сила ума открывается в понятиях, суждениях и умозаключениях: вот предмет логики. Дар слова заключается в прекраснейшей способности выражать чувствования и мысли: вот предмет словесности.

Словесные науки (Studia literaram) делятся на три главные части: грамматику, риторику, поэзию и граничат с эстетикой. Все они рассматривают дар слова, силы его и действия, но каждая имеет свой предмет, свою цель, свои пределы. Каждая как наука имеет свою теорию и как искусство свою практику. (...)

Риторика (вообще) есть наука изобретать, располагать и выражать мысли и (в особенности) руководство к познанию всех прозаических сочинений. В первом случае называется общею, во втором частною.

Общая риторика содержит начальные, главные, общие правила всех прозаических сочинений. Частная риторика, основываясь на правилах общей, рассматривает каждое прозаическое сочинение порознь, показывая содержание его, цель, удобнейшее расположение, главнейшие достоинства и недостатки. (...)

Общая риторика заключается в трех частях и в шести отделениях. Первая часть говорит о изобретении (de Inven-tione) и в первом отделении показывает источники изобретен и я, во втором -- первое соединение мыслей (периоды, начала прозы). Она дает способы думать и, думая, соединять одну мысль с другою.

Вторая часть рассуждает о расположении (de Dispositio-ne). Она показывает здравый, основательный и правильный ход мыслей, сперва в описаниях, потом в рассуждениях. То есть образует рассудок и нравственное чувство.

Третья часть риторики предлагает о выражении мыслей (de Elocutione) и в первом отделении рассматривает слог и его достоинство, во втором -- все роды украшений. Она учит любить и выражать изящное. (...)

И мне кажется, что цель общей риторики состоит в том, чтобы, раскрывая источники изобретения, раскрыть все способности ума; чтобы, показывая здравое расположение мыслей, дать рассудку и нравственному чувству надлежащее направление; чтобы, уча выражать изящное, возбудить и усилить в душе учащихся живую любовь ко всему благородному, великому и прекрасному. Но для достижения сей цели еще нужны три средства: 1. Чтение. 2. Размышление. 3. Собственные упражнения.

1. Чтение образцов должно быть согласно с каждою частию риторики. Изобретение требует чтения аналитического, т.е. с замечанием лучших слов, идей, выражений, прекрасных мыслей, подобий, примеров, контрастов и пр. Потом с показанием распространения периодов, разных частей и разных родов их. Расположение требует чтения наблюдательного, с рассмотрением плана, хода, расположения и всех частей, сперва описаний, потом рассуждений. Выражение мыслей требует чтения эстетического, т. е. с показанием разных родов слога, разных его достоинств, разных риторических украшений и с изъяснением, почему что хорошо, изящно, прекрасно; почему благородно, велико, высоко; почему ново, необыкновенно, оригинально; почему приятно, пленительно, очаровательно; или сильно, трогательно, разительно и пр., пр. (...)

Собственные упражнения необходимы. Кто не упражнялся постоянно в составлении периодов и учебных сочинений, тот . всегда будет не тверд в слоге. Можно знать лучшим образом правила и не уметь написать десятки строк связно. Правила и образцы нечувствительно влекут к собственным опытам (ргаесер-ta movent exempla trahunt) -- и это так легко... Особенно когда сии опыты не охлаждаются порицанием, но согреваются участием друга-наставника, который всегда говорит прежде, что хорошо и почему? а после показывает то, что должно быть иначе и каким образом. Уныние от неудачи есть малодушие. Должно вооружиться терпением, твердостию, постоянством... Должно любить труд, любить занятия. Где нет любви, там нет успеха.

ГЛАВНЫЙ ИСТОЧНИК МЫСЛЕЙ

Первый и главный источник всякого сочинения есть предмет или предложение. (...)

Предложение заключает в себе краткую, полную мысль, которая говорит что-либо ясно уму и тайно сердцу (т. е. содержит мысль и чувствование) и на которой основывается все сочинение. (...)

Предложение всегда заключается в немногих словах и требует приличного распространения. Распространять предложение -- значит находить другие приличные слова и выражения -- или новые мысли, новые предложения -- или открывать доказательства и опровержение.

Есть три рода источников изобретения: первый дает способы распространять одно только предложение. Другой род их учит из одного предложения выводить другие. Третий род показывает, откуда почерпаются доказательства, согласные с целью писателя.

Открывать в одной мысли другие, искать в данном предложении новых -- значит мыслить. Нельзя тому сочинять, кто не умеет и не хочет учиться думать: хорошо писать -- значит хорошо думать. Для сего-то общая риторика начинается источниками изобретения. (...)

ПЕРВОЕ СОЕДИНЕНИЕ МЫСЛЕЙ

(...) Для первого соединения предложений риторика полагает 12 форм, или сложных периодов. Сложный период есть полное, гармоническое соединение двух, трех и четырех предложений, удовлетворяющих разуму, слуху и вкусу. (...)

Написать сложный период -- значит к данному предложению приписать по требованию других (а может быть, найдется третье и четвертое) и соединить сии мысли между собою не только грамматическим и логическим, но и риторическим образом. (...)

Сложные периоды по различию прибавочных предложений и названия имеют разные, а именно: 1) винословный; 2) сравнительный; 3) уступительный; 4) условный; 5) противоположный; 6) соединительный; 7) разделительный; 8) последовательный; 9) постепенный; 10) относительный; 11) изъяснительный; 12) заключительный. (...)

Переходы от периодов к прозе имеют свои постепенности: 1) период разнообразный; 2) период продолжительный; 3) речь непрерывную и 4) речь продолженную.

Начала изящной прозы

(...) Изящная проза есть счастливое, гармоническое соединение плавности периодов с мерою стихотворного. Она соединяет мысли свободно, в какой-то умственной связи, не стесняясь правилами ни стихов, ни периодов, но заимствуя нечто от обоих, по внушению разума, нежного слуха и вкуса. (...)

Проза -- подобно периодам -- не только есть способ соединять мысли, но и выражать их. Как способ соединять мысли, она имеет некоторые общие правила, необходимые для начинающих.

Первое правило: слова и выражения должны следовать за идеями и представлениями. То есть в каком порядке являются идеи и картины: так идут в прозе слова и предложения. (...)

Второе правило: каждое слово должно быть на своем месте. (...)

Третье правило: одинакие мысли сряду требуют одинаких оборотов, действительных или страдательных. (...)

Четвертое правило: в двух сравниваемых или противополагаемых предметах слова должны быть почти в одинаковом порядке. (...)

Пятое правило: всякое лишнее слово в прозе есть бремя для читателя. В стихах иногда извиняются для меры, для рифмы, в периодах для ораторской полноты и течения речи, а в прозе нет подобных извинений. (...)

Шестое правило: останавливать читателя там, где ему легко остановиться. Располагать слова, выражения и знаки препинания так, чтобы чтение было легко и приятно. (...)

Седьмое правило: всякая страсть говорит своим языком, быстро или медленно. Должно соразмерять краткость или полноту выражений с движением духа, с действием страстей.

Расположение

(...) Общая риторика не касается частных видов прозы; она рассматривает только сии два практические, невинные сочинения: описания и рассуждения и, показывая общее расположение их, учит составлять полное, удовлетворительное сочинение и тем полагает твердое основание всем видам прозы.

Частная риторика, основываясь на сих главных правилах общего расположения, показывает удобнейший и легчайший путь к достижению предложенной цели: следственно, частное располо-жение всех прозаических сочинений относится к частной риторике, где рассматриваются все виды прозы. (...)

Выражение мыслей

(...) Должно знать, что такое слог.

Слог -- стиль -- проза, все сии названия означают способ

157выражать мысли -- искусство писать. (...) Слог (в особенности) -- способ выражать мысли, свойственные каждому писателю порознь. Сколько разных характеров имеют писатели, столько может быть и частных слогов. Сверх того частные слоги изменяются еще от предмета, избранного писателем, от цели, им предложенной, от расположения духа, в котором пишет, и пр. <...>

Слог имеет общие свойства и частные: общие подлежат правилам, имеют свои достоинства и недостатки -- частные зависят от вкусов и бесчисленны. Общие достоинства необходимы для всех частных.

Первое общее разделение слога на простой, средний и возвышенный. Второе общее разделение его на периодический, отрывистый и прозаический.

Простой слог (Stylus humilis) -- способ писать так, как говорят. Иные называют его низким, в противоположность возвышенному; письменным, потому что употребляется в дружественных письмах; разговорным, философическим, поучительным, потому что им пишут разговоры, философские и ученые сочинения.

Слова в простом слоге должны быть простые, обыкновенные; но не все слова, употребляемые в разговорах, могут быть и на бумаге, ибо звук исчезает, а письмо остается. (...) Простота в мыслях, в чувствах, в словах и выражениях составляет отличительную черту сего слова. 2) Простой слог употребляется во многих родах прозаических и стихотворных сочинений: в письмах, разговорах, некоторых повестях, романах, ученых сочинениях и пр.-- баснях, сказках, комедиях, сатирах, в пастушеской поэзии и многих мелких стихотворениях.

Средний слог (Stylus mediocris) -- способ писать с некоторым изяществом, выбором и красотою. Средним называется потому, что занимает средину между простым и возвышенным. Иные называют его умеренным (temperatus), ибо в нем и жар чувств и украшения умеренны. Иные историческим, потому что он особенно приличен истории. (...) Слова в среднем слоге употребляются с разборчивостью: из многих подобно значащих избирается то, которое или живее, или благороднее, или приятнее для слуха. Выражения сему слогу свойственны отличнейшие, благороднейшие, нежели простому, с некоторым легким украшением (Ieviter ornata. Cic!), с некоторым тихим чувством, разливающимся во всем сочинении.

Мысли в среднем слоге избираются полные жизни и чувства и самое расположение их должно быть занимательно: в приятных картинах, в подобиях, в легких контрастах и живых переходах. Средний слог не терпит ни бесполезных рассуждений, всегда холодных, ни ложного блеска, всегда скучного, ни лишних слов, всегда обременяющих сочинение. Средний слог употребляется больше в прозаических сочинениях, нежели стихотворных: в письмах к высшим и во всех деловых бумагах, в описаниях, во многих повестях, романах, особенно в истории; в посланиях, в некоторых мелких стихах и пр.

Возвышенный слог (Stylus sublimis) -- способ писать необыкновенно, языком страстей. Иные называют его высоким, потому что он выше простого и среднего; славяно-российским, ибо в нем употребляются славенские слова и выражения, и ораторским, потому что им часто пишут ораторы. (...) Слова возвышенному слогу приличны важные, благозвучные, необыкновенные, заимствованные из славянского. Однако не всякое славянское слово дает красоту слогу: должно избирать их с осторожностию и умеренностию. Выражения в сем слоге употребляются возвышенные, славяно-российские. Жар чувств и необыкновенная сила выражений, исполненных красоты и жизни, требует всех родов риторических украшений, о которых увидим после.

Предметом возвышенного слога бывают высокие деяния, мысли и чувства: похвала герою, движение страстей, убеждение, преклонение на свою сторону, выражение восторга, удивления, любви к монарху, к Отечеству, ко благу людей и пр.

Возвышенный слог употребляется: в ораторских речах, духовных и светских, в похвальных и надгробных словах, величественных описаниях и пр. В лирической поэзии, в поэмах, трагедиях и пр. (...)

Первое достоинство слога -- ясность. Без нее все прочие достоинства для читателя -- как красы природы без света для зрителя -- исчезают. (...) Три правила сохраняют ясность: первое требует твердого знания предмета. Не только должно хорошо знать, но обдумать и живо представить в воображении то, о чем пишем. Если начнем говорить или писать, сами не понимая, то следствием будет темнота или непонятность. Так иной рассуждает о военных и политических делах, не зная ни политики, ни статистики, ни географии. Или другой силится объяснить затмения луны, не имея понятия о движении планет.

Второе правило ясности требует здравой, основательной связи в мыслях, которая происходит от силы ума и степени образования, просвещения. Нарушение здравой связи в мыслях производит особый род темноты, называемой пустословием, бессмыслицей, галиматьею.

Третье правило ясности требует: 1) естественного порядка слов; 2) точности и общей употребительности слов и выражений и 3) умственных знаков препинания. От несоблюдения сего правила происходит сбивчивость, недоразумение. Темнота происходит иногда от излишней краткости в слоге.

Приличие полагается вторым достоинством слога. Иные называют его блапристойностью, другие вкусом: но благопристойность есть долг, а не достоинство, и требует меньше; а вкус, особое чувство, и требует больше, нежели приличие, занимающее средину между благопристойностью и вкусом. Главнейших правил его четыре:

а) Слог должен быть приличен предмету: простой предмет требует простого, важный возвышенного. Но если высокое пишется низким или низкое высоким слогом, то сочинение называется забавным или шуточным. (...)

б) Слог должен быть приличен лицам, месту и времени: кто, где и в какое время пишет. (...) Неприличное лицам называется неестественным; неприличное месту и времени несообразным.

в) Приличие требует, чтобы мысли, картины и все украшения были так близки и свойственны предмету, чтобы заключились в самом существе его и отношениях. Если ж мысль или украшение вовсе нейдет предмету, то это называется просто неприличием, грубее -- нелепостью.

г) Приличие не терпит странного смешения слов и выражений низких с высокими, шуточных с важными, остроумных с простодушными. Сия смесь производит чувство смеха.

Чистоту полагают третьим достоинством слога. Некоторые называют сие качество правильностью, другие отделкою: но правильность служит основанием, а отделка средством к достижению чистоты, состоящей в словах и выражениях.

Чистота слога требует слов лучших, благороднейших, употребительнейших; а нарушается: 1) словами низкими или площадными, 2) обветшалыми (архаизмами) или вышедшими из употреб-ления, 3) чужестранными, 4) провинциальными, 5) техническими, 6) новыми, или неудачно составленными, 7) славянскими не уместа. (...)

Чистота слога требует выражений, приличных свойству языка, общему его употреблению, словосочетанию. (...)

Выражения против свойств языка бывают двух родов: одни дикие, не свойственные никакому языку, другие происходящие от страшного и неправильного способа соединять понятия; другие, составленные по примеру чуждых языков. (...)

Украшение -- живопись слога -- есть искусство пользоваться красотами предмета или красотами выражений. Оно бывает двух родов: по предмету, внутреннее; по слогу, наружное. (...)

Внутреннее украшение состоит в искусстве изобретения и расположения. Оно -- так же как и прекрасное -- неизменно для всех веков и народов и не теряет достоинства своего, утратив наружную прелесть слога. (...)

Внутреннее украшение зависит от изобретения и расположения, а изобретение и расположение от силы ума и степени чувства и вкуса, врожденных человеку и образованных наукою. И так внутреннее, истинное красноречие требует врожденных способностей так же, как и поэзия.

Наружное украшение -- роскошь слога, которая часто скрывает бедность мыслей,-- состоит, большею частию, в тропах и фигурах. Оно пленяет один век, одно поколение; но так блистательно для глаз обыкновенных, что преимущественно присвоивает себе название красноречия. (...)

Тропы -- язык воображения, пленительный и живописный, основанный на подобиях и разных отношениях, а фигуры -- язык страстей, сильный и разительный, свойственный оратору в жару чувств, в стремлении души, в пылком движении сердца Спокойное воображение и чувство не имеют в них нужды.

Фигуры мыслей, убеждающие разум

1) Предупреждение (Occupatio), когда оратор, предупреждая слушателей, сам возражает себе и опровергает возражение. Служит к большему убеждению. (...)

2) Ответствование (Subjectio), когда сами вопрошаем и ответствуем. Сия фигура возбуждает внимание, любопытство и удовлетворяет оному. (...)

3) Уступление (Concessio), когда мы соглашаемся на противное, но для того, чтобы тем более низвергнуть противника и подтвердить нашу истину. Требует тонкости ума, чтобы поразить противника его же оружием. На ней часто основываются эпиграммы. (...)

4) Разделение (Distributio) -- вычисление видов вместо рода, частей вместо целого. Оно делает истину очевиднее, более убеждает разум. (...)

5) Перемещение (Antimetabole), когда, переставив слова в предложении, даем другую, сильнейшую и часто противную мысль. Сия фигура неожиданна, но тем сильнее убеждает разум. (...)

6) Остроумие (Oxymoron) --острая мысль с видимым противоречием. Заставляет соображать умом и догадываться. На ней часто основываются эпиграммы. (...)

7) Отступление (Digressio) -- искусный переход от одного предмета к другому. Служит к соединению частей рассуждения. (...)

8) Возвращение (Revocatio) --переход от постороннего к главному предмету, последствие отступления. Сии две фигуры всегда следуют одна за другою, обращают ум от одной истины к другой и для ораторов необходимы. (...)

9) Наращение (Gradatio. Incrementum) --постепенный ход от слабейшего к сильнейшему; более и более убеждает разум. (...)

10) Поправление (Epanorthosis), когда одна мысль, как будто нечаянно или ненарочно сказанная, заменяется другой и сильнейшею. (...)

Фигуры мыслей, действующие на воображение