Русская риторика

Работа А.Ф. Кони «Приемы и задачи обвинения» особенно привлекательна тем, что в ней автор проникновенно писал о своей любви к русскому языку. «У нас в последнее время происходит какая-то ожесточенная порча языка,-- писал Кони,-- и трогательный завет Тургенева о бережливом отношении к родному языку забывается до очевидности: в язык вносятся новые слова, противоречащие его духу, оскорбляющие слух и вкус и притом по большей части вовсе ненужные, ибо в сокровищнице нашего языка уже есть слова для выражения того, чему дерзостно думают служить эти новшества». Интересны также высказывания Кони о современном ему духовном красноречии. Кони -- классик в своем деле. Естественно, что мимо его наследия не может пройти ни один учитель риторики.

Благодаря усилиям многих замечательных судебных деятелей России была создана особая теория судебного красноречия (на русском материале). Так, в пособии для уголовной защиты Л.Е. Владимирова (1911), отрывки из которого приводятся нами, автор изложил не только основные юридические правила защиты, но и те положения, которыми должен руководствоваться защитник, составляя свои речи.

В 1913 г. вышла в свет книга юриста К.Л. Луцкого «Судебное красноречие», в которой автор особую главу посвятил изложению способов «вызвать убеждение, настроение и расположение судей и присяжных заседателей». При этом Луцкий руководствовался постулатами классической риторики и понимал, что «убеждают -- доказательствами, взволновывают -- возбуждением соответствующего настроения или чувства и пленяют -- своею личностью, т. е. чертами характера». В хрестоматию включена как раз та глава, где говорится об ораторских приемах, с помощью которых создается определенное настроение, формируется эмоциональное отношение к фактам. Без понимания законов эмоционального воздействия словом невозможно говорить о воспитании чувств. Любому учителю важно знать те шесть основных правил в этой области, которые предлагает и которые обосновывает Луцкий.

Военное красноречие. Военное красноречие выделяется в особый вид речевой деятельности с древнейших времен. Наиболее талантливые полководцы всех народов понимали, что для успеха в войне недостаточно лишь вооружения и войск большой численности. Эту мысль особенно хорошо выразил Л.Н. Толстой в «Войне и мире» в рассуждениях о мыслях Кутузова: «Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, (...) что решают участь сражения не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти». Дух этот поддерживается во многих случаях словом, общением, нравственным состоянием войска.

Русское военное красноречие как определенный риторический тип словесности четко оформилось в начале XIX в. Именно в первой четверти XIX в.-- как результат осмысления опыта Отечественной войны 1812 г.-- появились труды по русскому военному красноречию: Толмачев Я.В. Военное красноречие, основанное на общих началах словесности с присовокуплением примеров в разных родах оного (1825.-- 4. 1--3); Фукс Е.Б. О военном красноречии (1825).

Хотя эти руководства и основывались на положениях традиционной риторики, однако отмечали ряд специфических черт военного красноречия. В нем -- и это очень существенно -- содержится прежде всего сильный нравственный заряд. Вспомним хотя бы обращение Петра I к солдатам перед Полтавской битвой:

Воины! Се пришел час, который решит судьбу Отечества...

Основные качеста военного слова: краткость, эмоциональность и впечатляющая сила мысли: «Военный оратор предстоит своему воинству, в виду которого победа или смерть» (Я. Толмачев).

Своеобразие военного красноречия связано с тем, что оно должно наставлять, пленять и побуждать. Е.Б. Фукс свидетельствовал о Суворове: «Дерзну только сказать, как очевидец подвигов его в Италии и Швейцарии, что уста его порождали бурю, которая несла всех воинов на сражение; все летели за знаменами».

Исторически сложилось большое разнообразие жанров, относящихся к языку военных: приказы, прокламации, военные предписания (инструкция и уставы), словесные поучения, наставления солдатам, обращения к войску и населению и др.

В хрестоматии подраздел по военному красноречию открывается фрагментами из книги Я.В. Толмачева «Военное красноречие, основаное на общих началах словесности, с присовокуплением примеров из разных родов оного» (1825).

Книга была написана в форме учебника для школы гвардейских прапорщиков. Помещенный отрывок из риторики посвящен специфике общения в военной среде, рассказу о необходимых качествах речи военных, о наиболее значительных жанрах военного ораторства.

В работе Е.Б. Фукса «О военном красноречии» (1825) приводится немало поучительных примеров из военного красноречия, связанного с отечественной историей, чем книга особенно интересна.

Устойчивость своеобразных норм военного языка сохранилась и в наши дни. Об этом свидетельствуют современные авторы: «Мне хочется обратить внимание читателей на особенность военного командного языка, на его лаконичность и предельную ясность. Перечитайте, пожалуйста, решение Петрова на освобождение Тамани. Всего два десятка слов, а какой огромный смысл! Все сказано: что делать, как и куда наступать, где упредить, где перехватить противника и куда его не допустить после разгрома на тыловом рубеже. Поразительная четкость, предельная ясность, высший пилотаж в командно-штабном искусстве! Это дается не сразу и не каждому, вырабатывается многолетним опытом, подкрепляется талантом. И еще -- чудом самого языка...» (В. Карпов. Полководец) .

Духовное красноречие. Этот род красноречия иногда называют и церковно-богословским, поскольку он всегда связан с изложением и разработкой религиозных тем. Однако первое название представляется более предпочтительным. Эпитет духовное в сочетании со словом красноречие в большей степени отражает содержательную сторону темы. В России этот род красноречия со времени введения христианства был наиболее разработанным по жанру и формам отделки высокого стиля.

Подраздел открывается фрагментами из книги А.С. Шишкова «Рассуждение о красноречии Священного Писания». Сорок пять лет деятельность автора этой книги -- Александра Семеновича Шишкова -- была самым тесным и непосредственным образом связана с Российской академией: в 1796 г. он был избран ее действительным членом, а с 1813 г. стал четвертым ее президентом.

По основным идеям книга «Рассуждение о красноречии Священного Писания» тесно связана с другой работой Шишкова -- его «Рассуждением о старом и новом слоге российского языка». Сама композиция книги по красноречию напоминала о центральных положениях этой монографии. Первая часть «Рассуждения о красноречии...» называется «О превосходных свойствах русского языка», вторая -- «О красноречии Священных писаний», третья -- «В которой рассматривается, какими средствами словесность наша обогащаться может и какими приходит в упадок».

Даже краткое перечисление разделов книги убеждает в том, что автор в подходе к теме был совершенно нетрадиционен. Его «Рассуждение...» не представляло собой курса по риторике или даже очерка определенного раздела из теории красноречия. К понятию «красноречие» Шишков обращался как к наиболее употребительному ключевому термину русской словесности XVIII в. «Красноречие» автором ставилось в один синонимический ряд со словами «хорошая и правильная речь, благоязычие», как тогда говорили. Разговор о языке Священного писания явился поводом для дальнейшего развития мыслей автора о пользе и значении «славенского» языка. При этом нельзя забывать, что научные познания Шишкова были дилетантскими.

Помещенный в хрестоматии отрывок интересен тем, что автор выразил в нем свою искреннюю любовь к отечественному языку, духовному красноречию и тем несметным стилистическим богатствам, которые привнес церковнославянский язык в общую языковую культуру русского народа.

Второй памятник духовного красноречия, фрагменты из которого нами приведены, называется «Цветник духовный. Назидательные мысли и добрые советы, выбранные из творений мужей мудрых и святых» (1903). Авторами лаконичных поучений-афоризмов были христианские деятели, отцы церкви и духовные просветители. Отобраны те разделы, которые касаются нравственных качеств речи. Это -- рассуждения об употреблении дара слова, об отношении слова к делу, о соблюдении важнейших законов общения.

Искусство взглянуть на себя со стороны и правильно, по всем канонам построить свою исповедь существовало и существует в церковной практике. Представляется полезным познакомить читателей с книгой, которая так и называется -- «Опыт построения исповеди» (1993). Как написано в предисловии, «эта книга не принадлежит перу определенного автора». В ней обобщен опыт предшествующих поколений и тех духовных бесед, которые проводились в Псковско-Печерском монастыре архимандритом Иоанном в семидесятые годы. Исповеди построены по десяти заповедям, но нами приведены лишь те из них, которые наиболее близки образу жизни молодых людей: не идолопоклонствуй; люби и почитай родителей своих; не произноси на ближнего твоего ложного слова и т. д. В этих исповедях соединились те качества, которые характерны для русской риторики, учившей гармонично сочетать слово разума, рассудка и логики со словом сердечным, откровенным и эмоциональным. Внушающие элементы исповеди возмещаются удивительно искренним словом обо всех острых и (увы!) отрицательных моментах нашей повседневной жизни.

В России на протяжении многих столетий в области духовного красноречия работали мастера, развивавшие достижения своих предшественников. В жестких рамках церковных канонов со временем все больше проступали и проступают современные языковые формы и современная лексика. В последнем фрагменте поразительно контрастно и наглядно соседствует и старое, и новое.

Отходя от старой манеры преподавания, учителю предстоит создать новый синтез духовных знаний, основываясь на новых представлениях о принципах человеческого общения.

28. СОЦИАЛЬНО-БЫТОВОЕ КРАСНОРЕЧИЕ. ХОРОШИЙ ТОН. СБОРНИК ПРАВИЛ И СОВЕТОВ НА ВСЕ СЛУЧАИ ЖИЗНИ ОБЩЕСТВЕННОЙ И СЕМЕЙНОЙ

(1881 г.)

Молодые люди

Скоро летит время, слишком скоро кончается детство -- мальчик делается молодым человеком, а девочка -- взрослой девицей. Непосредственное влияние воспитания прошло; на сына и дочь дома смотрят уже как на самостоятельных личностей, и за проступки, которые приходится наблюдать постороннему, отвечают не родители, но они сами!

Развивающаяся мало-помалу самостоятельность в мыслях и действиях показывает, к сожалению, очень скоро, что хороший тон, господствовавший, быть может, до тех пор в доме, нарушается.

Молодой человек приходит очень рано в соприкосновение с действительной жизнью. Один избирает себе карьеру чиновника; другой -- военную; третий посвящает себя науке; четвертый делается купцом и т. д., и часто между средой, в которой он вращается, и домашним бытом может быть такая разница, как между небом и землею. Слишком легко переносятся привычки той среды в домашнюю обстановку и тем дают повод к маленьким домашним недоразумениям. Этим врывающимся элементам надо противоставить крепкий оплот, потому что скоро или медленно проходящие неудовольствия должны быть неизбежным их последствием.

Как бы ни был хорошо выдержан мальчик и нравственная сторона его утонченно развита, при вступлении на поприще жизни молодой человек не может не заразиться теми привычками, обычаями и разговорным языком, которые он постоянно слышит и видит кругом себя.

Незаметно, потихоньку, но тем не менее верно, окружающая среда выкажет свое влияние, и тогда часто необходима известная доля энергии, чтобы избавиться от него. Во всяком случае, хорошо воспитанный молодой человек должен взять себе за правило, выходя из должности, оставлять там же приобретенные привычки и выражения и быть дома по-старому, как до вступления на жизненный путь. При доброй воле это не будет трудно.

Молодой человек не смеет забывать, что внешняя, общественная жизнь не должна идти в разрез с внутренней, домашней, и он должен стараться поддерживать в доме, в разговорах и манере держать себя хороший тон. (...)

(...) Во всех отношениях от молодой девушки гораздо более требуют, чем от молодого человека. Гораздо внимательнее следят за нею, за каждым ее словом, каждым движением,-- каждое действие ее судится и взвешивается. Молодому человеку извинят нечаянно вырвавшееся слово, несовместимое с понятием о хорошем тоне; девушке же -- никогда!

Пускай она старается употреблять выработанный разговорный язык, избегает непринятых оборотов, грубых, простонародных слов и выражений даже в кругу своих близких родственников, чтобы действительно прекрасный язык вошел в ее привычку. Все в молодой девушке должно дышать естественностью: всякая натянутость в обращении, вычурность выражений производят впечатление заученного и вызывают у действительно образованных людей только сожаление, симпатию же -- никогда.

Вообще, молодые дамы должны быть очень осторожны в разговорах. Между братьями и сестрами всякий резкий спор и подстрекательства к нему должны быть избегаемы; в присутствии же посторонних, а тем более с ними подобный спор в высшей степени неприличен. О вышепоставленных личностях не следует отзываться с неуважением или излишним высокопочитанием; при различии мнений не настаивать на своем и добиваться последнего слова -- это все вещи, которые хороший тон положительно строго запрещает молодым девушкам. В особенности молодая дама не смеет до такой степени увлечься, чтобы говорить дурно об отсутствующих. Вильгельм Миллер проводит меткую параллель между комом снега и злым словом -- оба растут по мере того, как катятся. За ворота кинешь горсть, а у дома соседа окажется гора!

Хороший тон в обществе

Подобно тому, как в музыке все приятные и ласкающие слух звуки, сливаясь в одно, образуют гармонию, чарующему влиянию которой мы невольно поддаемся,-- точно так же безотчетно влечет нас симпатия к той личности, у которой во всех движениях, разговоре, манере держать себя господствует полнейшая гармония.

Это-то и есть тот хороший тон, к усвоению и достижению которого должен стремиться всякий образованный человек.

Как в большинстве случаев, так и тут, пословица метко обозначает появление человека в обществе: «По платью встречают, по уму провожают». Почти каждый на себе испытал верность этой мысли и согласится, что часто потерянное счастье, испорченная карьера зависят от первого невыгодного впечатления!

Действительно, первое впечатление зависит, прежде всего, от внешнего, появления, но это еще не значит, чтобы вся ответственность за впечатление, которое мы производим, падала бы на одну сторону: если безупречная внешность не есть оболочка высокой нравственности и развитой души, то она не в состоянии спасти человека от неудач в обществе. Именно это-то и хочет сказать упомянутая пословица: «По платью встречают, по уму провожают», т. е. старайся, чтобы между твоею внешностью и твоими внутренними качествами господствовала полнейшая гармония, и тогда ты можешь быть уверена, что впечатление, которое ты производишь, будет для тебя всегда самое выгодное,-- или другими словами: говори, двигайся и одевайся, как того требует хороший тон от действительно образованного человека, и истинно хорошее общество с удовольствием примет тебя тогда в число своих членов.

Оно нелегко, соглашаемся; однако же, и не настолько трудно, чтобы, обладая известной долей желания и доброй воли, нельзя было его достигнуть.

Хороший тон, как его требует хорошее общество, может быть изучен. Он состоит, правда, из бесчисленного множества внешних приемов, но имеющих в основании приличие, нравственность и вежливость, и высказывается лучше всего в том случае, если к нему присоединяется такт, но это последнее качество прирожденное и изучить его нельзя. Оно есть инстинктивное понимание того, что годится и чего не должно делать,-- чувство, которое присуще каждому мало-мальски развитому человеку, хотя, конечно, в различных степенях; более всего это чувство развито и связывается у женщин.

Бестактность всегда свидетельствует об известном грубом состоянии души и недостаточном образовании, по крайней мере. Хотя, повторяем, усвоить себе такт чрез изучение невозможно, но воспитание и постоянное стремление к нему могут в этом случае иметь благотворное влияние; в какой бы малой степени оно ни было, но под влиянием тщательного воспитания прирожденное чувство такта укрепляется, растет, увеличивается и, мало-помалу, образует основание для хорошего тона, который, утвердившись на прочной почве, составляет неотъемлемую собствен-ность каждого образованного человека.

Доказательством, что такт есть качество прирожденное, может служить то, что часто люди, принадлежащие по своему положению к самому низшему классу и на воспитание которых потрачено очень мало времени и забот, люди эти в очень короткое время усваивают себе правила хорошего тона и своим тактом и приличным поведением оставляют далеко позади себя другую об-разованную личность. Также, наоборот, люди, принадлежащие к самому высшему кругу и пользующиеся репутациею благовоспитанных, образованных, поступают иногда в высшей степени бестактно. Конечно, в последнем случае свет должен был бы судить еще строже.

Особа, обладающая тактом, никогда не коснется предмета, который мог бы причинить неприятности, огорчение или привести в смущение кого-либо из присутствующих. Так, например, она не заговорит о балах и театрах со священником, не станет отзываться с невыгодной стороны об иноверцах или другой национальности в обществе, где могут таковые случиться.

Бестактность и погрешность против хорошего тона суть два совершенно различные понятия. Первая есть естественное следствие известного грубого состояния чувств, и самое строгое сле-дование правилам хорошего тона не может уберечь от бестактности или извинить ее, тогда как ошибка против хорошего тона есть невнимание к себе, и каждый может ее избегнуть, если с должным вниманием будет следить за собою. Она может оскорбить, шокировать,-- но ее можно исправить, и ее извинить. Какое гнетущее, неприятное чувство нуждаться в извинении и снисходительности других людей! (...)

Конечно, усвоить манеру хорошо держать себя при всех случаях жизни будет гораздо легче личностям, у которых сильно развито чувство такта, чем тем, которые лишены этого качества. Но есть люди, которые вовсе и не имеют такого похвального желания и находят, что им и не надо придерживаться различных правил общежития. Но кто не хочет жить отшельником и по своему положению должен вращаться в обществе, тот обязан подчиняться его правилам и требованиям и относиться к ним с уважением.

Многие ученые или очень занятые люди, проводя жизнь в постоянных занятиях, позволяют себе пренебрегать правилами, установленными обществом. Как для практической, так и для общественной жизни они положительно не существуют, и если случайно они попадают в общество, то видно, что они совершенно как потерянные: везде задевают и чувствуют себя неловко; они вызывают у всех сожаление, даже усмешку и только тогда спокойны и довольны, когда снова окружены своими книгами и обычными занятиями. (...)

Также совершенно неправильно мнение тех, которые думают, что все светские приличия обязательны только для высшего круга. Об ошибочности этого понятия и говорить нечего. Часто случается, что, вследствие стечения различных обстоятельств, положение в свете возвышается, и тогда, если раньше не привыкли к хорошим манерам -- сколько сопряжено неприятностей с неумением прилично держать себя. (...)

Личности, имеющие прирожденный такт, конечно, большею частью умеют найтись, но не всегда,-- бывают случаи, что недостаточно одного такта, чтобы не погрешить пред требованиями, которые хороший тон ставит члену образованного общества.

Из этого видно; что такт и хороший тон -- два различные понятия, и если первый есть качество прирожденное, то второй требует изучения и усвоения. Много уже писали о требованиях хорошего тона, и мы в этой книге ничего нового не скажем, но хотим собрать в одно различные советы и указания, которые разрешают самые мелочные недоразумения (...)

Известно, что основание хорошего тона в обществе, главным образом, отличительная черта -- вежливость.

Еще известный французский моралист La Brugere сказал, что «надо обладать очень многими, особенно выдающимися качествами, чтоб они могли заменить собою вежливость». Мысль эта, пережившая более века, до сих пор сохраняет свою полную силу. Недостаточная вежливость не рекомендует, конечно, и выдающуюся личность, но если она никого не оскорбляет, то ее извиняют. Невежливость же, затрагивающая чувства и самолюбие другого, положительно требует строгого порицания, и ни один образованный человек не смеет позволить себе подобного поступ-ка.

Многие люди находятся в большом заблуждении, не делая разницы между истиной и выдержанным прямодушием. Под предлогом, что они не желают лицемерить, они говорят прямо в лицо всевозможные неделикатные и бестактные замечания, называя их правдой, и еще осмеливаются гордиться своею оскорбительною откровенностью.

К несчастию, подобные случаи встречаются очень часто.

Они доказывают, что хороший тон еще не пустил достаточно глубоких корней в обществе, потому что вежливость есть первый наружный знак хорошего тона. Прямо ответить на вопрос: «Что такое вежливость?» -- не только трудно, но почти невозможно. Она не есть добродетель, даже необщечеловеческое прирожденное качество, которое вследствие воспитания и приучения развивается в большей или меньшей степени,-- но вежливость составляет, централизует, так сказать, все те добродетели, которые нам необходимы для общежития, если мы хотим нравиться и быть полезными обществу. Еще скорее можно назвать вежливость талантом, т. е. талантом внешним, так как ее можно усвоить, и она, действительно, есть дело воспитания и приучения. Ни один человек не является на свет с этим качеством, и чем раньше ребенка приучают быть вежливым, тем оно лучше.

Но усвоить ее необходимо, так как только вежливость в состоянии поддерживать хорошие отношения с равными нам. Она успокаивает волнения, даже ненависть, прекращает несогласия, споры в самом начале и вообще придает всякому господствующему обычаю мирную, спокойную форму. Вежливость действует на всякого приятно, делает нас самих любезнее и обезоруживает тех, которые хотели намеренно оскорбить нас.

Как часто называют любезностью то, что есть только выражение вежливости, т. е. ту легкость и деликатность в обращении, которые всегда производят такое хорошее и выгодное впечатление. Естественность и ласковое обращение необходимы, чтобы быть приятным в обществе, но их недостаточно, так как они не могут спасти нас от ошибки против хорошего тона; вежливость же всегда поможет выйти из затруднительного положения и еще больше заставит ценить все хорошие стороны как семейной, так и общественной жизни.

В вежливом обращении лежит глубокая сила, которая всех и даже мало образованных людей заставляет подчиниться себе. Нет средства вернее заставить вышепоставленное лицо быть веж-ливым, как удвоить свою вежливость,-- и наоборот, подчиненный не позволит себе несвоевременного замечания, если со стороны начальника он видит только вежливое обращение.

Вежливость есть также отличный и дозволенный покров для неприятных впечатлений, которые мы хотим скрыть от других людей, и чем больше человек обладает уменьем владеть собою, чем более им усвоены правила хорошего тона, тем скорее ему удается оградить себя от различных неприятностей, не оскорбляя при том никого. Никто в этом случае и не посмеет назвать его лицемером, хотя бы даже вежливо отстраненная особа и увидела бы в нем только расположение, и не невыгодное для нее желание.

Иногда вежливость переходит границы, и тогда ее, конечно, нельзя иначе назвать, как лицемерием. У многих положительно вошло в привычку делать комплименты, не разбирая, своевременны они или нет.

Как это бывает несносно -- всякий знает по собственному опыту. Уметь соединять утонченную вежливость с откровенностью, прямодушием -- качество в высшей степени похвальное; но сколько есть лиц, скрывающих зависть, ревность и злость под маской чистосердечия и откровенности! Как часто самая утонченная злоба, прикрываясь прямодушием, бросает камень в ближнего и разбивает совершенно его счастье!

Есть люди, у которых совет всегда наготове, хотя бы их о том не спрашивали, и если они даже знают, что его не желают, они, все-таки, его дают. Они так проникнуты своей непогрешимостью, что считают непростительным, если не следуют их совету, или вежливо отстраняют их вмешательство; тем не менее, они считают своею обязанностью вмешиваться в чужие дела, не будучи о том прошены, и желают, чтобы они были исполнены так, как им заблагорассудится. (...)

Некоторые, желая казаться откровенными, прямодушными, позволяют себе после 5-ти минутного знакомства высказывать прямо в лицо составленное об особе мнение; подобная черта вовсе не согласна с вежливостью, требуемою в хорошем обществе, и, надо прибавить, не свидетельствует об уме. С одной стороны, в этом увидят только выражение зависти, ненависти, лукавства или, по крайней мере, незнания основных правил вежливости; мы же судим по себе, по собственному взгляду, вкусу и привычкам,-- и еще большой вопрос, верно ли наше суждение и на сколько оно согласно с истиной. Поэтому подобная оценка редко бывает приятна, не всегда впопад и, во избежание опасности быть самой судимой с невыгодной стороны, лучше не высказывать в таком случае своего мнения. Вспомним известное изречение: «В чужом глазу сучок мы видим, в своем не видим и бревна!».

Комплимент, сказанный вовремя, облеченный в вежливую форму, всегда доставляет удовольствие, потому что другие наверное имеют столько же самолюбия, сколько мы сами. Но он должен быть легкий, игривый и не имеет и тени лжи, потому что грубая лесть и низкопоклонство могут произвести приятное впечатление только на человека необразованного, грубого. Добрые, снисходительные, любезные особы всегда найдут причину для похвалы, и вежливая форма, в которой они ее скажут, сделают ее вдвое приятнее. Комплимент, собственно говоря, есть не что иное, как особенная форма похвалы, знак склонности и привязанности, поэтому следовало бы личностям, которых мы мало знаем, избегать говорить комплименты или же быть в этом отношении очень осторожными, не будучи уверены, как их примут. Но личности, которые постоянно следуют правилам хорошего тона и вследствие этого совершенно усваивают его себе, никогда не скажут неуместного комплимента, и они могут быть уверены, что, следуя правилам вежливости, они всегда сумеют найтись в каждом положении и в их действиях, словах и наружности будет всегда господствовать полнейшая гармония.

О разговоре и молчании

Искусство молчать

Справедливость мысли: речь -- серебро, молчание -- золото, подтверждается часто. Личность, желающая жить в обществе и быть с людьми в хороших отношениях, должна, прежде всего, стараться усвоить себе искусство уметь вовремя молчать. Это в одинаковой степени относится как к той, которая ищет составить себе положение, так и к той, которая в будущем своем обязана будет вращаться в обществе. Конечно, под этим не подразумевается безусловное молчание, потому что всякая личность, принадлежащая к хорошему обществу, не должна быть молчалива или односложна в своих ответах. Напротив того, чтобы быть хорошей собеседницей, надо уметь приятно и хорошо говорить; иначе можно прослыть за особу ограниченную. Искусство говорить приятно, давать разумные и удовлетворительные ответы выказывает гибкий ум и приятные качества собеседницы; в разговоре скорее всего высказывается образованный человек;-- вот эти-то качества сравнивают с серебром.

В одной из предыдущих глав мы указали на уменье слушать, но в тесной связи с ним и имеющее не меньшую важность составляет искусство молчать. Как часто можно отметить в жизни факты, где какое-нибудь неосторожное слово или необдуманное суждение портило карьеру и даже жизнь человека. Уже в Библии сказано:

«Пусть будет всякий скор на слушанье и медлен на речи».

Эта мысль настолько верна, что каждый, вступающий в свет и желающий быть принятым в хорошем обществе, должен взять за правило вышеприведенное библейское изречение. О многом говорят в свете,-- кто же слышит и вовремя умеет молчать, тот делается господином своего положения и имеет перевес над другими.

Редко говорят о предметах, большею частью разговор касается личностей и их обстоятельств.

К сожалению, в характере человека имеется странная черта: мести перед дверью соседа и не замечать того, что делается у себя. Это качество имеет, в большем или меньшем размере, каждый человек; но требование хорошего общества состоит в том, чтобы подавить это влечение; поэтому требуется от каждого, посещающего и причисляющего себя к образованному кругу, оставлять это похвальное качество при себе. (...)

Чаще всего черта эта замечается у женщин; между ними по крайней мере она распространена больше, нежели между мужчинами. Они рассказывают и расспрашивают не из участия к делу, а просто из любопытства, а между этими двумя понятиями громадная разница. Кто интересуется делом, сам принимает участие в нем и на этом основании расспрашивает, тот хочет узнать, поучиться, объяснить себе непонятные ей вещи и через это успокоить самого себя, удовлетворить свою любознательность и, в то же время, помочь, по возможности, словом или делом. Любопыт-ная, напротив того, совершенно равнодушно относится к предмету; ее заботит личность, которой касается это дело.; она хочет ее критиковать и, если возможно, осудить, чтобы потом, как фарисей, бить себя в грудь и говорить:

«Благодарю Тебя, Боже, что я не таков, как сей мытарь».

К любопытству обыкновенно присоединяется злорадство или зависть к счастью других. (...)

Действительно, образованный человек, настоящий друг будет всегда избегать подобных вопросов и обходит их, но так деликатно, чтобы мы не могли упрекнуть его в равнодушии к на-шей личности и обстоятельствам. Его сочувствие искренно, глубоко, и только боязнь обидеть нас или неприятно затронуть наше самолюбие не дозволяют ему нас спрашивать. Истинно образованный человек, следующий правилам хорошего тона, ставит себя прежде на место той личности, которой хочет сделать интересующий его вопрос, и, если он находит, что такой вопрос был бы ему стеснителен, он его и не предлагает.

Это одна сторона искусства вовремя молчать. Но есть еще и Другая.

Есть еще другого рода любопытство, не ставящее своею целью пользоваться затруднительным положением другого для возвышения своей собственной личности. Во многих случаях любопыт-ная хочет только слышать, чтобы рассказать дальше, распространить и через это сделаться интересной. И в светских кружках есть личности, известные под именем «ходячей газеты», «жи-вой хроники» и т. д. Они могут говорить о каждом знакомом, об его жизни и обо всем, его касающемся; они знают все, что делается в кругу родственников и знакомых, и посещения их надо только дождаться, чтобы иметь богатый материал для подобных толков. (...)

К сожалению, есть личности, которым положительно тяжело знать какую-нибудь новость. Они успокаиваются лишь тогда, когда стряхивают с себя ее, сообщив ее дальше. Но менее всего могут они воздержаться от передачи ее третьему лицу, если новость сообщена им под секретом. Известно, что нет лучшего способа к распространению известия между людьми, как если оно облечено в такую форму. Сообщенное под видом секрета делается в скором времени всеобщей тайной.

Как нельзя распространять слухов о третьем лице, точно так же не имеем права проговориться, если кто-нибудь доверил нам свои предположения или свои планы. Кто составляет план, тот не хочет делать его всеобщим достоянием; если же он его доверил нам, то сделал это из дружбы, говорил, как другу друг, чтобы слышать наше мнение или разделить с нами свои надежды и расчеты,-- «У кого что болит, тот о том и говорит». (...)

Не менее серьезна, чем болтливость,-- страсть навязывать свои советы. Есть множество людей, очень легко дающие свои советы, хотя бы никто их о том не спрашивал. Им кажется, что они знают все лучше других, и думают, что имеют везде право голоса. Человек, считающий себя непогрешимым,-- несноснейший собеседник, и эти непрошеные советы та же неделикатность и любопытство, только в другом виде.

Если совета не спрашивали, то лучше молчать; в противном случае, давая совет, надо быть очень осторожным. (...)

Не следует ли быть и тогда осторожным, когда приходят с искренним намерением слышать наш совет, чтобы тем облегчить, уничтожить свои сомнения?-- Может быть. Большею частью личность, просящая совет, умалчивает что-нибудь, иногда даже самое главное,-- возможно ли тогда дать совет? Можно спорить тысяча против одного, что она желает получить совет, соответствующий ее, уже определенному решению, и если наше мнение не совпадает с ее решением, то она не придает ему веры. Имея даже самое искреннее намерение быть действительно полезной, мы можем ее легко оскорбить. (...)

Кто создает план, тот должен сам уметь рассчитать могущие произойти последствия; посторонние не могут дать ему совета, которому он мог бы следовать, и потому лучше вовсе не обращаться за советом. Давать совет требует много деликатности, и потому лучше предполагать, что качество это не развито в других так сильно. Друзья, неэгоистично дающие советы, действи-тельно встречаются редко! Советовать может только тот, кто сам хорошо знаком с делом,-- но кто же поручится, что доверием не будет злоупотреблено и план наш не будет разбит? Просить и давать советы требует одинакового труда и осторожности. Тот, которого просят дать совет, должен быть очень осторожен, чтобы из-за его откровенности не вышло каких-либо недоразуме-ний; точно так же желающий получить совет должен хорошенько обдумать, к кому обращается, чтобы, с своей стороны, быть гарантированным от неверного истолкования его слов и, вследствие этого,-- дурного исхода дела.

Но оставим все случайности в стороне и предположим, что совету нашему, данному с полным знанием дела и полнейшей добросовестностью, последовали. Тогда возможны 2 случая: дело будет кончено, удачно или неудачно. В последнем случае -- советчик делается козлом отпущения; на него взваливается вся ответственность неудачи, и говорят, что если не последовали бы данному нами совету, то все пошло бы иначе, и т. д. Кто от этого в потере?-- Разумеется, мы, хотя бы только нравственно! (...)

Если же совет был удачен и мы сами видели бы хороший результат его, то наверное нам скажут, что совет наш здесь непричем. Самый удачный исход тот, если признают наш совет как причину удачи, но ждать благодарности нечего -- она слишком редкое явление! Но и в случае, если личность, которой мы так явственно оказали услугу своим советом, сознала бы ее и захотела бы нас отблагодарить, то хороший тон требует, чтобы мы вежливо отклонили благодарность и не приписали бы удачу себе. Такой манерой держать себя мы приобретаем друга, а это самый большой выигрыш!

Два слова о разговоре

Хорошо говорить и уметь поддержать разговор есть большое искусство. Многие, обладающие целыми сокровищами знания и достигшие высоты в некоторых отраслях науки, не в состоянии поболтать в продолжение 1/4 часа. А между тем в обществе искусство это высоко ценится, так как доставляет приятное препровождение времени.

Особы, бывающие в обществе, должны уметь говорить о пустяках. Человек, не имеющий, по выражению одного английского писателя, «разговорной мелочи», похож на богатого человека, не имеющего мелкой монеты и поэтому затрудняющегося платить мелкие расходы.

Женщин очень часто обвиняют в излишней болтливости, и, хотя мы вовсе не согласны с мнением многих мужчин, что молчаливая женщина есть феномен, тем не менее должны сознаться, что они имеют более склонность к болтовне, чем мужчины.

Но болтовня не должна сделаться синонимом сплетен, со всеми ее неприятными последствиями. Она отлично может обойтись без порицаний и не должна отыскивать слабостей и ошибок в ближних или в преувеличенном рвении делать вид, что прикрывает грешки их плащом христианской любви; болтовня должна иметь целью -- доставить удовольствие, сократить приятно время и заставить всех присутствующих сожалеть, что больше нельзя ее слышать или принимать в ней участие. Представительница дома, умеющая завести оживленный, приятный разговор и поддерживать его, может быть уверена в благодарности гостей.

Когда идут в гости, то, по большей части, рассчитывают найти там развлечение или, по крайней мере, слышать что-нибудь другое, чем разговор о вседневной, обыденной жизни, которую ведешь у себя дома. В гостях хотят рассеяться, а не только поучаться. Потому самые ученые люди бывают часто несносны в обществе; они очень легко забывают, что они не на кафедре перед учениками, а в обществе личностей, желающих отдохнуть и рассеяться от дел и неприятностей дня. Специальные вопросы науки могут интересовать круг близких друзей и не всегда встречают всеобщий интерес в незнакомом обществе.

Одна не понимает возбужденного вопроса в полном его объеме и скучает при его решении, тогда как для другой, может быть, он сделался задачей жизни; все политические и религиозные вопросы легче всего приводят к спору и могут разрознить самых лучших друзей. В больших обществах, в гостях, где сходятся личности с различными взглядами и убеждениями, следует таких разговоров избегать, а придерживаться предметов, доступных общему пониманию и имеющих интерес для присутствующих. Поэтому общие вопросы науки и искусства составляют благодарный предмет для разговоров в обществе.

Не следует говорить только об одной погоде или, как это случается в дамском кругу, о хозяйстве и сопряженных с ним неприятностях; болтовня легко должна переходить от одного предмета к другому, затрагивая таким образом самые разнородные вещи, оправдывая старую немецкую поговорку: «Кто много приносит, тот каждому что-нибудь уделит».

О чем же можно говорить, если ни личности, ни ученые вопросы не могут служить предметом разговора? В обществе не может быть недостатка в материалах для разговора, предполагая, что всякий приходит в гости для удовольствия и развлечения и потому на веселую тему всегда отзовется с удовольствием,-- так, например, новости дня, празднество, новейшие литературные произведения, художественная выставка, пьеса в театре и т. д. Занимательность болтовни зависит не от предмета, о котором говорят, но от способа, к а к о нем говорят. Самый незначительный предмет разговора дает часто повод к остроумным замечаниям; верный такт умеет переходить незаметным образом от одного предмета к другому, не прерывая внутренней связи между ними, также искусно продолжает прерванную нить разговора и дает возможность другим сделать подходящее замечание, которое, вместе с тем, служит новой завязкой для продолжения разговора. Конечно, не каждой дано приятно болтать и подстрекать к тому других, но кто не обладает этою способностью, должен стараться, хотя в малой степени, приобрести это искусство.

Болтовня требует знания, уверенности в правилах хорошего тона и верного такта. Редко разбирается какой-нибудь предмет всесторонне, но он приобретает всеобщий интерес вследствие какого-нибудь остроумного замечания.

Болтовня не есть речь, которая требует всеобщего внимания, она вкрадывается своею свободою и многосторонностью; ее легкая игривость касается всех предметов и заставляет наше внимание переходить от одной темы к другой. Серьезное и шутка, идя рука об руку, составляют главную основу приятного разговора и игривой болтовни. В сущности, почти невозможно опре-делить значение слова болтовня: наивна и остроумна, но не поверхностна, шаловлива, но не слишком свободна, разумна, но не тяжеловесна, остра, но не злорадна, занимательна, но не состоящая из одних вопросов и ответов -- все это составляет веселую, оживленную болтовню. Состоя из слабо между собою соединенных колец, она образует цепь, к которой умеет приковы-вать внимание всех присутствующих.

Несоединима с болтовней -- претензия вести одной разговор, показывать свой ум, желать им блеснуть, вмешиваться несвоевременно и обрезать рассказ другой личности замечанием, хотя бы и остроумным. Болтовня -- всеобщее достояние, в котором каждый может принять участие, но, тем не менее, она остается в руках тех немногих, которые умеют ловко, приятно ее вести и доставлять другим приятное развлечение; этим легко объясняются радость и удовольствие представительницы дома, если между ее гостями находится личность, которая умеет хорошо болтать.

Несколько слов о письмах вообще

Уменье писать письма дается не одинаково равно всем. Главным условием, чтобы написать хорошее и правильное письмо, есть, конечно, знание языка, на котором будешь писать. Но и этого недостаточно.

Между известными писателями, работающими много для публики и владеющими языком в совершенстве, многие приходят в затруднение, если им является необходимость написать простое письмо. Некоторые из них откровенно сознаются, что в подобном случае им всегда приходится сделать над собою некоторое усилие и гораздо легче и приятнее написать статью, которую будут читать все, чем обыкновенное письмо, предназначенное для одной личности. Причину этого явления объяснить не трудно. В письме пишущая личность выдвигается на первый план; предмет же, которого касаются, отодвигается назад, объективное представление уступает место субъективному,-- и это-то и есть причина, преодолеть которую бывает так трудно даже известным писателям, и, наоборот, почему, вообще, женщинам писать письма несравненно легче, нежели мужчинам.

Всякое письмо имеет известную цель, известную важность, и отправляющее лицо желает, чтоб она была достигнута, а поэтому в письме все должно влиять на желаемый исход.

Особа, получающая письмо, становится мысленно лицом к лицу с его отправительницей, и хотя бы она ее и не знала лично, но по ее письму составляет себе суждение и представление об ее особе, и если первая -- опытный и хороший знаток людей, то мнение ее редко будет ошибочно.

Но и между людьми хорошо знакомыми между собою, отношения которых основаны на дружбе, письмо, написанное слово, имеет гораздо большую важность, большее значение, чем словесный обмен мыслей. В разговоре одно слово может быть заменено другим, неясно выраженная мысль -- дополнена, развита, и цель, вследствие пояснений и разъяснений, может быть достигнута. Но, «что раз написано пером, того не вырубишь топором», каждая неясность, каждый неверный оборот может иметь следствием непонимание, путаницу; замешательство; неверно же расставленные или вовсе не поставленные знаки препинания могут придать совершенно другой смысл, а цель не будет достигнута. Многое, что в разговоре допускается и совершенно согласно с хорошим тоном, не может иметь места в письме.

Из всего вышесказанного выводим заключение, что в виду важного значения в жизни хорошо написанного письма каждый Должен как можно раньше приучаться и упражняться в составлении их, и дело родителей обратить внимание на эту сторону воспитания детей.

Мы не касаемся писем, поражающих нас строгою правильностью выражений и прелестью, изяществом, красотою слога,-- качествами, доступными не всем; но, и не обладая ими, можно написать письмо, могущее быть причисленным к разряду хорошо написанных писем.

Для этого, прежде всего, необходимо искусство ясно и точно выражать то, что желают сообщить, и не упускать из виду отношений, существующих между пишущей и тою личностью, к которой обращаются, так же как и обстоятельств последней.

Личность, желающая написать хорошее письмо, должна обращать большое внимание на возраст, положение и другие условия, в которых стоит особа, которой она пишет. Будь то мужчина или дама, ей необходимо знать некоторые ее отличительные черты и особенности характера. Было бы, например, непростительной ошибкой написать личности серьезной, почтенной игривое, в шутливом духе письмо, так как только очень веселый и живой характер переносит в письмах выражение чрезвычайно веселого настроения духа. Напротив того, посылая веселой личности серьезное письмо, подвергаешь себя гораздо менее опасности быть осужденной.

Также было бы большою оплошностью с нашей стороны личности, которую постигло глубокое горе, рассказывать о наших увеселениях или об улыбающемся нам счастье. Подобное отношение к ее горю, понятно, обидело бы получательницу.

Ответим, прежде всего, на вопрос: каким же способом можно достигнуть того, чтобы написать хорошее письмо?

Вопрос этот встречается нередко, и очень часто делают его личности, получившие хорошее образование и воспитание. Хотя мысль, что личность, умеющая правильно думать и говорить, в состоянии написать хорошее письмо, по теории и верна, но на практике, к сожалению, выходит часто иначе, и образованная личность, как мы заметили выше, иногда приходит в совершенное замешательство, если ей приходится написать небольшое письмо. Причина этому кроется в недостатке упражнений, т. е. не в письменном отношении вообще, а именно в писании писем. Как всякое другое, так и это искусство должно быть изучено и посредством практики доведено до возможного совершенства.

Чтение толковое образцовых писателей есть первое необходимое условие для успеха. Оно не только расширяет круг знаний, мыслей, заставляет рассуждать и думать о прочитанном предмете, но совершенно невольно придает некоторую гибкость, округленность и изящество нашим выражениям, как изустным, так и письменным. Оно также очень важно относительно пра-вописания, так как орфографические правила у нас еще недостаточно установились и есть немало спорных случаев; к тому же личности, мало читающие, мало-помалу теряют привычку правильно писать и выражаться. Хотя, бесспорно, правописание и требует изучения, но большею частью оно есть следствие навыка, а не одного только знания грамматических правил. Вследствие всего этого, чтение наших лучших писателей приводит вернее всего к цели, и язык, которым они выражаются, должен служить нам образцом.

Ошибки как в разговоре, так и в письме всегда свидетельствуют о незнании языка, мы не говорим об орфографии: О букве е, о правильном употреблении падежей, предлогов и т. д. Чтение и упражнение являются тут истинными помощниками.

Для упражнений лучше всего делать выписки из прочитанных статей. Прочитав то или другое произведение, следует уяснить себе последовательное развитие мыслей и изложить их са-мостоятельно на бумаге. Подобные упражнения, повторяемые довольно часто, не только приносят большую пользу, помогая развитию ума и скорейшему запоминанию прочитанного, но очень облегчают и делают совершенно легким писание писем.

Прямым следствием этих изложений является систематическое мышление, которое всегда имеет большое влияние на составление хорошего, правильного письма и также изящного слога.

Хотя многим может показаться странным, что взрослая особа будет заниматься упражнениями, но они необходимы для тех, которые желают усвоить себе искусство правильного и изящного разговора и письма. Как привычка хорошо говорить, так и привычка писать незаметно делаются нашей второй натурой, и мы легко достигаем цели всех говорящих и пишущих со смыслом -- способности убеждать.

Мнение, что каждый говорит, как думает, и что речь его есть отражение его мыслей, существует с давних пор и подтверждается опытом. Правильно построенная, разумная речь заставляет поэтому всегда предполагать верное, правильное умственное развитие, и, наоборот, личность, не останавливающая ни на чем своего внимания, перескакивающая как в своих разговорах, так и письмах с предмета на предмет, доказывает, что у нее в голове какой-то хаос мыслей, отсутствие правильного мышления.

В письменных сношениях в особенности порядок последовательности мыслей очень важен и есть одно из первых условий хорошего письма. Собирающаяся писать должна, прежде всего, уяснить себе: что она желает сообщить и спросить. Даже опытные и искусные писательницы писем и те часто отмечают себе все пункты, о которых следует упомянуть в письме, чтобы ничего не было забыто и каждой мысли было отведено соответствующее место. Для личностей же, неопытных в искусстве писания писем, подобный предварительный план положительно необходим. Написав черновое и распределив все сообщения и вопросы по порядку, как того требует логика, следует раньше, чем переписывать начисто, внимательно прочесть черновое и поправить могущие встретиться в расстановке мыслей и выражений ошибки и различные шероховатости слога. Не лишнее также прочитать составленное таким образом письмо вслух, так как ухо в этом отношении тоже часто может дать заметить некрасивые созвучия.

Черновое письмо имеет, кроме того, еще то достоинство, что оно дает нам возможность видеть и вспомнить, спустя некоторое время, что мы писали при том или другом случае. Для начинающих же, кроме того, оно приносит ту пользу, что, читая, все недостатки и неправильности письма невольно бросаются в глаза, и следующий раз можно быть уверенной, что ошибки эти не возобновятся. (...)

Те, которым не удалось в детстве и даже в ранней молодости усвоить себе это уменье хорошо выражаться письменно, должны непременно стараться с помощью чтения, упражнений и после-довательного мышления достигнуть этого искусства, столь необходимого каждой образованной личности, и они могут быть уверены, что труды их не пропадут напрасно, а вознаградятся ис-кусством правильно и изящно писать письма.

Содержание письма

(...) Содержание письма должно быть выражено ясно, точно, просто, так как ничто не может произвести более невыгодного впечатления, как напыщенный, ходульный слог. Чем проще и естественнее человек показывает себя в письме, тем более он располагает в свою пользу лицо, которому он пишет, и совершенно справедливо дает тому повод предполагать, что он имеет дело с личностью простой, неспособной на лицемерие.

Ясность и точность изложения часто много страдают от вычурных фраз и искусственного набора слов. Конечно, у многих знаменитых писателей встречаются целые периоды, удивляющие нас своеобразностью, вычурностью выражений и, в то же время, необыкновенной красотой слога, и смысл оттого вовсе не теряет своей ясности. Но подражать тому, что доступно избранным личностям, довольно рискованно,-- совершенно достаточно, если ясно и определенно выраженные в письме мысли написаны правильным и возможно изящным языком.

Содержание письма зависит совершенно от той личности, которой оно предназначается. Хорошим знакомым пишут просто, без обиняков, под диктовку своих сердечных, искренних чувств.

Все, что мы имеем сказать письменно, мы сообщаем, как будто бы говорили с этой особой, и чем яснее, при чтении нашего письма, рисуется ей наша собственная личность, чем лучше она понимает наши искренние, задушевные к ней чувства, тем скорее и вернее достигается цель нашего письма. (...)