Русская риторика

IV. Внешние виды развитой речи, или формы сочинений.

a) Монологическая, или трактат в тесном смысле (отвечает в этимологии -- изъявительному наклонению глаголов, в логике -- суждению ассерторическому, в синтаксисе -- предложению повествовательному и всего удобнее применяется к предметам отвлеченным) .

b) Диалогическая, или разговор (отвечает в этимологии -- вопросительному наклонению глаголов, в логике -- суждению проблематическому, в синтаксисе -- вопросительному предложению и ближе применяется к предметам, предназначенным для детского возраста и спорным).

c) Эпистолярная, или письмо (отвечает в этимологии -- сослагательному наклонению, в логике -- суждению проблематическому, в синтаксисе -- предложению предположительному и ближе применяется к предметам семейным и частным).

d) Официальная, или деловая бумага (отвечает в этимологии -- наклонению повелительному, в логике -- суждению аподиктическому, в синтаксисе -- предложению повелительному и применяется к предметам общественной организации).

e) Ораторская, или речь в тесном смысле (отвечает в этимологии -- наклонению желательному, в логике -- суждению аподиктическому, в синтаксисе -- предложению желательному и применяется к предметам, общей важности и высшего интереса).

Примечание. При всех внешних видах сочинений общие качества слога сохраняют свою силу; из частных качеств к монологической форме преимущественно идет слог важный, к диалогической и эпистолярной -- простой, игривый, пылкий или грустный, прочие частные виды -- по произволу; официальная форма заботится главнейшим образом о соблюдении общих качеств; ораторская -- предоставляет себе полную свободу в употреблении всех общих и частных видов слога, с особенной однакож разборчивостию.

Дополнение -- декламация

Декламация есть акт, параллельный письму, в применении к требованиям этимологии, синтаксиса и риторики, законам логики и психологии, условиям общественным и духу народа.

Общее замечание. Стройное применение общих и частных качеств слога ко всем отделам развитой речи, строгое соблюдение всех условий, как существенных, так и внешних видов сочинений, наконец, точное исполнение требований декламации -- составляют красноречие. Таким образом, выражения риторика и теория красноречия -- суть выражения однознаменательные.

Печатается по изданию: Журнал Министерства народного просвещения.-- СПб., 1856.-- № 3.-- С. 266-- 267, 272--273, 281--282, 291--297.

23. И.И. ЛУНЬЯК: РИТОРИЧЕСКИЕ ЭТЮДЫ

(1881 г.)

Едва ли какая-нибудь отрасль филологической науки пережила столь странную судьбу, как теория ораторского искусства. Составляя больше чем две тысячи лет один из самых важных предметов изучения, она была в первой половине нашего столетия заброшена, и ученые, посвятившие себя разработке ее, считаются единицами. Причиною столь печального явления послужило, как известно, схоластическое направление, обнаруженное при изложении ее: масса определений, разделений и подразделений, которыми кишат учебники риторики, лишила теорию красноречия всякого интереса и сделала пользу, вытекающую из нее, в высшей степени сомнительною. Однако это полное пренебрежение к теории древних риторов должно считать несправедливым: если мы изучаем произведения ораторского искусства древних, которые или возникли на основании этой теории, или послужили ей образцами и примерами, то мы не можем оставлять без внимания самую теорию. Вопрос только в способе из-ложения ее. Составители риторических сочинений придерживались до недавнего времени своих источников без надлежащей критики, придавая всему материалу одинаковое значение; между тем в сохранившихся риториках рядом с полезными наставлениями находится масса лишнего балласта, возникшего благодаря усердной, но бесплодной деятельности риторических школ. От-делить зерно от плевел и устранить то, что своим возникновением обязано выдумкам риторов и не находит себе оправдания в действительности,-- вот в чем заключается задача возобновителей древней риторики. В таком именно направлении стали в последнее время разрабатывать теорию красноречия, и немецкий ученый Рихард Фолькманн, воспользовавшись работами Шпенгеля, Кайзера, Сидерита и других, издал в 1865 г. капитальный труд под заглавием: «Hermagoras oder Elemente der Rhetorik», переработанный им в 1872 г. в сочинение: «Die Rhetorik der Grie-chen und Romer». Хотя последний труд пролил на теорию красноречия вообще новый свет, все-таки остается в частности еще много работы для того, чтобы поднять риторику на то почетное место, которое ей принадлежит рядом с прочими отраслями филологической науки. Однако эту задачу нельзя решить так скоро и так легко: для этого нужны соединенные усилия многих, и только после тщательной и всесторонней обработки отдельных частей можно будет составить такую риторику, которая отвечала бы всем требованиям науки. (...)

Печатается по изданию: Луньяк И. Риторические этюды.-- СПб., 1881.-- С. 3--4.

ЗАПИСКИ ИНСТИТУТА ЖИВОГО СЛОВА (1919 г.)

К истории возникновения Института Живого Слова

Мысль о создании учреждения, в задачи которого входило бы культивирование науки и искусства Живого Слова, с каждым годом подсказывалась всем, ценящим Слово, все настойчивее и настойчивее.

Наконец, весною 1918 г. В.Н. Всеволодский-Гернгросс выдвинул в среде Театрального отдела Народного комиссариата по просвещению вопрос об организации соответствующих курсов. Предложенный им план встретил большое сочувствие в одном из организаторов «Курсов рассказывания» проф. Н.Е. Румянцеве, и в принципе было решено с осени этого года приступить к работе.

Между тем, при Театральном отделе Народного комиссариата по просвещению сформировалась Педагогическая секция с весьма широкими задачами, и данный вопрос, несомненно, должен был войти в сферу ее компетенций. В виду этого, автор проекта, в качестве одного из членов Бюро секции, сделал последнему доклад о необходимости учреждения при Театральном отделе «Курсов Художественного Слова».

В основание этого доклада были положены следующие мысли.

Задачи курсов. Недостатками прежней общеобразовательной школы были: с одной стороны, оторванность ее от искусства и, с другой, наряду с заботами о право-и-чистописании -- полное пренебрежение к делу право-и-чистопроизношения. Между тем, излагать свои мысли устно приходится нам гораздо чаще, чем письменно. «Курсы Художественного Слова» должны поставить себе задачей восполнение этого пробела в среде детей дошкольного возраста, учащих и учащихся первоначальной, высшей и средней школы, а также в широких народных кругах. (...)

Доклад этот был рассмотрен в заседаниях 24 и 30 сентября и встретил живейшее сочувствие Бюро, которое после обмена мнениями постановило: «Проект Курсов Художественного Слова одобрить и высказать пожелание, чтобы названные курсы были не частным предприятием, а учреждением, являющимся одним из органов Педагогической секции».

Получив полномочие Театрального отдела приступить к организации курсов, В.Н. Всеволодский пригласил для совместной работы ряд авторитетных в этой области лиц, составивших Организационный совет. Первое заседание Совета состоялось 18 октября 1918 г.

Скромным задачам, которые ставил себе проект Курсов, на первом же заседании было дано новое, значительно более широкое направление, особенно благодаря участию в разработке плана со стороны Народного комиссара по просвещению А.В. Луначарского.

Насколько назрела идея организации подобного учреждения, видно из того, что 14 ноября организационная деятельность в первой стадии была уже закончена, причем задачи нового учреждения расширялись с каждым заседанием и, в конце концов, даже возник вопрос о наименовании учреждения, Совет остановился на ныне присвоенном ему имени: «Институт Живого Слова». Открытие состоялось 15 ноября 1918 г.; 20 ноября в Институте началось чтение лекций.

РЕЧИ, ПРОИЗНЕСЕННЫЕ НА ОТКРЫТИИ ИНСТИТУТА ЖИВОГО СЛОВА 15 НОЯБРЯ 1918 г.

(Стенограмма)

Объявляю заседание открытым. Позвольте мне, по поручению Педагогического совета, довести до сведения присутствующих, что с сегодняшнего числа вступает в жизнь новое ученое и учебное учреждение, имеющее своей целью культуру живого слова. Казалось бы, излишним распространяться на тему о том, какое громадное значение имеет живое слово в частной и культурной жизни всего человечества. Действительно, от момента рождения до момента смерти мы владеем речью, пользуемся ею для всевозможных сношений, пользуемся ею в области педагогики, науки, искусства. Живое слово играет исключительно важную роль, и, несмотря на это, в нашей стране до настоящего времени оно было в полном забытьи. Странно, что наряду с тем, что графике отдавалось большое внимание, что нас с малолетства учили правильно писать и читать,-- никому не приходило в голову учить и учиться правильно и чисто говорить, произносить. А между тем, как элемент воздействия несомненно сильнее, чем то слово, живое слово, которое пропечатано черным по белому и которое недаром называлось словом мертвым.

Живое слово было, повторяю, в полном забытьи, и одна из главных причин заключалась в самом строе государственной жизни. Всем известно, что до 1864 г. громко разговаривать могло только небольшое сословие актеров. С 1864 г., года открытия в России гласного суда, получила возможность громко разговаривать еще небольшая группа лиц -- судебных деятелей, адвокатов. С 1905 г. вступает наша общественная жизнь на новую стезю, и с открытием Государственной Думы и всех соприкасающихся с ней учреждений начинают пользоваться живым словом более широко. Наконец, революция создала тот поворот в этой области, который знаменует собой открытие и открытое признание области деятельности живого слова.

Ясно, конечно, что раз не было потребителя, не было спроса, то не было и предложения на живое слово. Правда, существовала небольшая толика драматических школ, особенно в начале XX в., но преподавание, методы преподавания, положение самой науки искусства речи были в настолько еще эмбриональном состоянии, что, в сущности, ни о каком преподавании этой науки и говорить не приходится. С 1905 г. появились курсы ораторского искусства, но и они имели чисто эпизодическое значение, и только сейчас наступает, наконец, та эра, которая дает возможность культивировать живое слово как с точки зрения науки, так и с точки зрения искусства.

Как я уже сказал, до сих пор были только две среды -- актерская и адвокатская, культивировавшие живое слово. Одна из них, среда актеров, по своему недостаточному развитию, до последних лет не признавала даже необходимости сценического образования, и копья ломались на съездах сценических деятелей в Москве, где передовым актерам приходилось доказывать необходимость такого образования. Что же касается адвокатов, судебных деятелей, то они, занятые делами, текущей работой, не имели возможности культивировать то живое слово, посредством которого они служили человечеству. Да и научные исследователи были совершенно оторваны от правильного эксперимента и, производя свои изыскания в области лабораторной, кабинетной, не имели возможности опираться на живой, яркий разительный пример. Поэтому их выводы не могли иметь непосредственного применения на практике. С другой стороны, и практика существовала, совершенно не допущенная в эти кабинеты и лаборатории, почему практическая деятельность шла своим кустарным, ремесленным путем, в то время как наука шла путем академическим. Институт Живого Слова имеет в виду восполнить этот пробел нашей культуры. Мы полагаем, что наука и искусство речи представляют собой две стороны одной и той же медали, и только во взаимодействии, в соединении того и другого возможно процветание той части культуры, которая называется областью живого слова, словесным общением. (...)

В качестве профессора классической филологии Петроградского университета и одного из привратиков античного мира я с особым удовлетворением приветствую зарождение этого нового учреждения и поэтому ни минуты не колебался, когда получил от Педагогического совета почетное приглашение принять участие в его трудах.

Действительно, история связала между собой эти два понятия -- античный мир и живое слово. Если -- разумея под живым словом то, что охарактеризовал сейчас наш председатель, т. е. слово, основанное на науке и искусстве слова,-- если спросить себя, где мы найдем родину этого, так понимаемого живого слова, то сама правда ответит нашими устами: родиной его был античный мир. Ранее живое слово народиться не могло, ранее мы имели государство не столько монархическое, сколько деспотическое, где свободой пользовался только один, остальные же были его рабами. Правда, исключения были, и таким исключением, как это каждому тотчас же придет в голову, являлась община древнего Израиля. Но я скажу, что и она все-таки не представляла собой исключения, потому что она была теократического характера. Пророки Израиля, действительно, говорили живым словом, но они говорили от имени Всевышнего, и надобности в доказательствах у них не было: достаточно было упоминания того, от имени которого они говорили.

Напротив, Эллада являет вам такие образцы живого слова, которые, впоследствии, признаны были непревзойденными. В Элладе уже в древнейшую героическую эпоху царская власть была настолько ограниченной, что без живого слова царю ничего провести было нельзя. И вот «Илиада» представляет вам живые прения в народном собрании, речи царя, который,-- даром, что он был царем,-- должен был убеждать свой народ, чтобы он согласился пойти на такое-то дело, речи лиц, возражающих ему, речи лиц, выступающих со словом заступничества, со словом убеждения. Если эта ограниченная царская власть давала столь благодарную арену для живого слова, то как же оно должно было развиться тогда, когда царская власть уступила место сначала власти аристократии, потом власти демократии, а последнее произошло в Афинах в V в. V век, это был век настоящего торжества, с одной стороны, демократии, а с другой стороны, живого слова, потому, что и тот, и другая имели один общий источник. В то время, со всех концов Греции, собрались в Афины учителя живого слова и там познали они его красоту, познали научность той науки, которая учила им пользоваться. Познали и, в ту же минуту, ужаснулись: «Да, это красота, но ведь эта красота, эта научность, она может доставить торжество неправды над правдой! Как же тут быть?» И вот с этим недоуменным вопросом лучшие умы Греции обратились к учителям живого слова, чтобы узнать, что они им на это могут ответить. И учителя живого слова ответили, что, действительно, в этом живом слове был яд, но яд этот был сопровождаем также и противоядием. Совершенно правильно говорил один из этих учителей: «Ведь вы признаете правильность и допустимость физических упражнений? Вы считаете правильным упражнять ваших детей в борьбе, бросании диска и т. п.? Скажите же, если ученик нашей палестры, полу-чивший, по вашему мнению, правильное воспитание, воспользуется своими физическими преимуществами для того, чтобы бить своего отца, то будете ли вы в этом случае винить учителей палестры в том, что они развили в этом ученике ловкость и силу? Нет, конечно, а потому и искусство вы признаете также невиновным в том употреблении, "которое человек из него сделал». И вот, с тех пор установился взгляд, что ораторское искусство -- вещь хорошая, но что оно вполне совершенным может быть только тогда, когда им пользуется хороший человек. Этика не входит в задачи науки и искусства живого слова, но она ими предполагается, и только на почве этической добросовестности, честности живое слово достигает своих наилучших результатов. Древний Рим согласился с правильностью такой задачи и устами своих лучших мужей, в том числе устами Катона Старшего, провозгласил то слово, о котором я мог бы сказать, что я желал бы, чтобы оно стало лозунгом нашего нового учреждения: «orator est vir homus dicendi pertius», т. е. оратор, во-первых, должен быть хорошим, честным человеком, а потом уже тем, что его делает оратором; это то, что он, сверх того, владеет навыками, опытом в живом слове. Логически -- придирались к этому определению, но этически -- оно не подлежит упреку, не вызывает сомнений.

Это одна сторона дела, а другая заключается в том, с чего я начал. Афинская демократия была той ячейкой, которой было вскормлено живое слово. Дальнейшая история античного мира типична также и потому, что она доказывает нам неразрывность этих двух понятий -- демократии и живого слова. Стоило республиканской свободе уступить свое место хотя бы даже ограни-ченной монархии, в лице Августа, как тотчас же мы видим убыль живого слова. Живое слово исчезает с народных собраний просто потому, что таковых уже не было. Не было народных витий, и искусство потеряло добрую часть своего права на существование. Правда, оставался Сенат как политическая корпорация, и в Сенате живое слово продолжает доживать свой век, но жизнь его, из года в год, из столетия в столетие, делается все /более и более жалкой и безотрадной, по мере того, как восточный деспотизм занимает место первоначального римского, европейского понятия о пределах монархической власти. Когда же деспотизм совершенно воцаряется на римском престоле, что случилось к концу III в. по Р.Х., тогда и живое слово простилось с городом Римом, простилось с ним надолго. Один из деятелей французской революции указывал, что мир был пуст после Рима, что между последним римским республиканцем и французской революцией была только одна пустая страница. Он был не совсем прав, он увлекался, но, все же, в его словах была и истина и к этому выводу нельзя не прийти, если отвлечься от всего прочего и сосредоточиться на одном только искусстве и родственной ему науке живого слова.

Первый оратор, выступавший на нашем сегодняшнем собрании, между прочим, указал на возрождение живого слова у нас в России, и то, что он сказал, было подтверждением того, что явилось содержанием и моего краткого слова, а именно, что живое слово и демократия неразрывно связаны между собой. Вот те две вехи, на которые я хотел указать и которыми следует руководствоваться, вот те познания, которые мы черпаем из истории развития античного мира.

Итак, с одной стороны, предпосылка живому слову -- то условие, при котором оно может правильно развиваться,-- абсолютная честность того, кто пользуется живым словом, а с другой стороны,-- демократия -- источник, дающий этому живому слову жизнь. Конечно, живое слово, в силу своей всеобъемлемости, в то же время и аполитично. Можно пользоваться живым словом и в защиту демократии, и против нее, но тот, кто при посредстве живого слова действует против демократии, тот должен знать, что он как бы рубит тот сук, на котором он, в качестве оратора, вырос. Это второе условие, эта вторая веха так же нерушима, как и первое, и я буду верить, что оба эти условия станут вехами в деятельности нашего нового учреждения, которому следует пожелать всяческого успеха.

(РЕЧЬ А.В. ЛУНАЧАРСКОГО)

Товарищи. (...) Я думаю, что та задача, которую мы здесь начинаем в малом и которую мы должны будем расширять, чем дальше, тем больше, действительно, является одною из главнейших и одною из прекраснейших среди того леса задач, которые новое правительство и проснувшийся освобожденный народ со всех сторон окружают. Вообще говоря, прежде всего, раз мы социалисты и раз мы идем к осуществлению великого социалистического идеала, мы не должны забывать, что основой этого идеала и тем, что дает ему сущность одухотворенную, является забота об индивидууме. Только постольку социалистический строй является высоким, желанным, связанным, поскольку он выпрямляет индивидуальности, которые в малых укладах калечатся взаимной борьбой. Мы в настоящий момент переживаем период острейшей борьбы, в которой личности калечатся и даже гибнут, но мы знаем, что эта борьба, ведущаяся за определенный план, за определенный уклад, что при ней, по мере того, как почва утучняется, по мере этого воцаряется социалистический мир, социалистический порядок. (...)

(...) Нам нужно приучить человека понимать внимающих ему и окружающих его, приучить прослеживать судьбу слова не только в воздухе, но и в душах тех, к кому слово обращено. Я настаиваю на том, что с этой точки искусство речи глубоко психологично и глубоко социально, что, не изучивши той общественной и психологической среды, в которой слово раздается как ду-ховный символ, а не как простое физическое явление, нельзя, в сущности говоря, сказать, что ты умеешь говорить. Мы все хорошо знаем, я, наконец, хорошо знаю, свой родной русский язык. Могу не знать или плохо выражаться на каком-либо чужом языке, это уже препона, но препона является двойственная. Кроме того, что она мешает мне, если бы я пожелал выразить свои мысли и идеалы на этом иностранном языке, она является полным разрывом отношений с теми лицами, которые только на этом иностранном языке говорят. По существу то, что называется «родным языком», есть язык, на котором говорят присутствующие, язык, который нам с детства понятен. Но бывает и так, что люди говорят на одном наречии, между тем про них говорят, что «они говорят на разных языках», хотя бы, повторяю, на самом деле они говорили на одном и том же. Устранить это разноязычие, дать возможность в споре, в доказательствах, в стремлении эмоционально потрясти другого человека, размерить вес, силу, остроту того слова, которое ты бросаешь,-- это есть настоящее владенье речью. То, что я знаю много слов, что у меня есть богатая вокабула или богатый голос, что я говорю без запинки,-- это еще не значит, что я умею говорить. Умеет говорить человек тот, кто может высказать свои мысли с полной ясностью, выбрать те аргументы, которые особенно подходящи в данном месте или для данного лица, придать им тот эмоциональный характер, который был бы в данном случае убедителен и уместен. Конечно, очень много дается стихийно, человек рождается художником речи, но как все, так и это примитивное стихийное искусство нуждается в обработке. Человек, который умеет говорить, т. е. который умеет в максимальной степени передать свои переживания ближнему, убедить его, если нужно выдвинуть аргумент или рассеять его предрассудки и заблуждения, нако-нец, повлиять непосредственно на весь его организм путем возбуждения в нем соответственных чувств, этот человек обладает в полной мере речью. Если мы таким путем будем исходить из представления, что законченная индивидуальность обыкновенно должна иметь свои ноги, глаза, уши на месте, в самых развитых формах приближаясь к идеалу человеческого организма в его полном расцвете, то в этот идеал должна быть включена и такая способность речи в том глубоком и расширенном понимании, которое я хотел подчеркнуть.

Когда я говорил, что социализм не может не позаботиться о том, чтобы рядом с физическим, умственным, этическим и эстетическим воспитанием человека не была забыта такая важная и касающаяся всех четырех граней жизни задача, как задача развития речи, то я должен еще подчеркнуть, что для социализма это вдвойне важно. Это вдвойне важно потому, что социализм предполагает максимум общения между людьми, он разрушает индивидуальные перегородки. (...) В сущности говоря, в понятие речь мы не должны вносить абсолютно все способы выражения своих чувств и это стремление, пока еще, может быть, зачаточное, повернуться к человеку психологической стороной. Правда, говорят, речь дана дипломатам для того, чтобы скрывать свои мысли, а не открывать их. При социализме несравненно с большей силой, больше чем когда-либо возникло стремление открыть свою душу и открыть для себя душу других. Когда сотрудничество сменит собою борьбу, то именно тогда возможно более тонкое и плотное слияние отдельных индивидуумов в один общий поток мысли и чувства. Сначала это сделается глубокой тоскливой потребностью и потом, по мере удовлетворения, все больше и больше будет делаться источником радости. Если вы обратите внимание на дифференциализм, который происходит теперь повсюду, на то, что каждый человек обязан быть специалистом в какой-либо области, иначе движение культуры остановится, а чтобы быть специалистом -- невольно надо суживать все человеческое,-- это более всего бросается в глаза,-- так вот, для того чтобы человек остался человеком, необходимо, чтобы он воспользовался психологическим складом, навыком, познанием внутренним людей, специалистов в другой области, для того, чтобы ничто человеческое не осталось ему чуждым. Каким путем это можно сделать, как не путем речи? Если мы изображаем музыкальное произведение и ту сторону, которая преследует не простое ласкание наших органов чувств, а выражение определенных эмоций и идей, и по праву называем эмоциональным своеобразным строением речи, с этой стороны опять-таки бросается в глаза, что социализм, как это видно из самого его названия, общество ставит выше индивидуальности, и он обязан в особенности культивировать ту единую форму реального общения между человеческими душами, которую представляет собою речь. Поэтому я бы думал, что, при правильной постановке, эта задача является самой социалистической задачей, которую можно себе представить; что именно на фундаменте речи, а фундамент должен быть заложен в изучении самых законов речи, зиждется человеческое единение, и это единение должно быть доминирующей нашей задачей. Исходя отсюда, я сказал бы, что у нас имеется в результате индивидуалистической эпохи, которую мы пережили, некоторое отмирание иных сторон такого рода взаимообщения человеческого. Толстой определял искусство, как способ заражения художником публики своими чувствами и настроением; это, стало быть, есть одна из зародышевых форм речи. Всякая речь, которая является настоящей, подлинной речью, которая вас потрясает, есть речь художественная; она переходит невольно в эту художественную форму. Речь художественна, если она ярка, если она заражена вашим чувством; и даже, когда вы не заботитесь о том, чтобы возбудить в ваших слушателях определенное чувство, даже тогда, когда приводите только аргументы,-- и тогда про вашу речь говорят, что это искусная аргументация, что он художественно четко доказал; и даже при решении геометрических задач мы говорим о художественном, изящном решении этих задач. (...)

Еще последнее, на чем я думаю остановить ваше внимание. Я говорил, что придется вернуться к политическим бурям. Я не знаю относительно социалистического строя, когда он придет окон-чательно. Не займут ли там первое место вопросы экономические и вопросы культуры? Я более чем убежден, что это так и будет. Но вопросы экономические пойдут в сухих знаках, это будет бухгалтерско-инженерная задача, которую должны выполнить на своеобразном алгебраическом языке, абсолютно точном, и не обращая при этом внимания на художественную сторону.

Что касается культурной, чисто художественной стороны, то это совпадает с тем, о чем я говорил; здесь произойдет, разумеется, гигантский расцвет речи. То, что называется политикой, отомрет совершенно. И есть люди, которые относятся к этой политике свысока. Действительно, политика занимается часто политиканством, и здесь искусство речи играет громадную и в высшей степени вредную роль. Людьми, на плечи которых возлагается ответственность за целое государство или за целые области культурно-экономической жизни, часто являются хорошие ораторы. Политическая площадь, на которой демократия привыкла разрешать свои судьбы, требует политического ораторского искусства. И как только какая-нибудь страна вступает на путь более или менее интенсивного демократического развития, так все начинают понимать, какое хорошее, хлебное ремесло -- решесло владения словом. Сейчас же возникают школы софистики, и сейчас же учителя красноречия продают за звонкое золото искусство очаровывать слушателя, водить его, что называется, за нос. Демагог становится параллельно педагогу и точно так же, как педагог, воспитывает народ. Как будто на это может претендовать педагог. Но почему мы слово педагог произносим с симпатией и уважением, тогда как демагог скорее есть слово ругательное? Потому, что таким водительством народа пользовались часто для того, чтобы создать из этого, из этой волшебной власти слова над массой, создать пьедестал для себя, создать корыстное орудие для себя. Тем не менее, главным образом, аристократические слои, культура которых разрушила демократию до максимума, вообще претендовали, что всякий водитель народа есть демагог и в значительной степени потому, что мастера этой культуры, которые почти всегда были аристократы, оставили для нас свидетельства о пережитых революционных волнениях. От этого у нас, может быть, пока мы не переживем чего-нибудь подобного, есть чувство известного отвращения к политическим борцам, которые идут впереди народа, и таково стремление -- в слове демагог прочитывать политический карьеризм. Но сколько бы таких шлаков ни прибавляли к чистому золоту политической работы,-- политической работы, ведущей народ вперед к свету,-- во всяком случае эти шлаки не могут компенсировать не только окончательно, но даже в значительной мере самой политической задачи. Пока существуют классы, пока существует борьба между ними, которая находит всегромовое эхо и кровавое отражение в борьбе между нациями, до тех пор политика будет доминировать над жизнью. И здесь говорили о том, что есть формы политической борьбы, при которых власть настолько сильна и прочна и, вместе с тем, настолько боится эту силу и прочность умалить, что накладывает печать на уста всех. Есть эпохи, в которых свобода речи признается окончательно или становится обязательной, хотя бы ей пришлось прокладывать путь через определенные препоны, когда слово оказывается острым орудием борьбы, самым совершенным, каким человек располагает, именно потому, что искусство заражать есть искусство убеждать, и тогда каждый стремится к тому, чтобы быть этим словом вооруженным не только для того, чтобы провести свои идеи, защитить свои интересы и отразить чужое нападение, но чтобы участвовать в том многоголосом хоре, в который складывается, в конце концов, этот хаос политической борьбы, в данном народе в данное время; участвовать, как равноправному, имеющему свою определенную партию. Человек, который молчит в эпоху политических кризисов, это получеловек. Он обязан говорить. Он обязан говорить даже тогда, когда сказать полностью свое слово означает рисковать. Он не обязан быть Дон Кихотом, он может выбирать время, но гражданская обязанность человека, обязанность человека всяких убеждений, от черносотенца до анархиста включительно, заключается в том, чтобы не молчать в такое время, чтобы не молчать, когда обладаешь способностью высказывать адекватно свои чувства, обладаешь способностью волновать и увлекать. И отсюда, в такую эпоху, как наша, это значение речи приобретает еще одну черту, весьма властно требующую от всякого человека позаботиться о развитии в себе этого дара речи. Сейчас мы переживаем именно такой момент и еще долго будем переживать его. Могут быть различные перемены в этом отношении, но несомненно, что есть необходимость сговориться со своими сторонниками, которых вы собираете вокруг себя, раскритиковать ваших противников и, может быть, сговориться с вашими противниками, когда нужно идти на известный компромисс. Все эти формы политического творчества идут через речь. Россия заговорила и заголосила даже, и нам необходимо, чтобы этот разговор приобрел, как можно скорее, четкость, чтобы возможно было больше таких людей, которые говорили бы то, что они думают, которые умели бы влиять на своего ближнего и которые умели бы парализовать вред влияния, если это влияние демагогическое, если это злые чары, благодаря которым тот или другой ритор побивает словом. Вот что я могу сказать как социалист и политик по отношению к возникающему институту. (...)

ПРОГРАММА КУРСА ЛЕКЦИЙ ПО ЭТИКЕ ОБЩЕЖИТИЯ

(Лектор А.Ф. Кони)

I. Понятие об этике. Место в истории философии. Отличие от сопредельных областей знания. Системы этики. Аристотель. Спиноза. Кант. Шопенгауэр. Роль этики в различных об-ластях знания. Особые этические учения. Бентам. Милль. Гюйо. Русские представители учения об этике: Кавелин, Соловьев. Этические взгляды Толстого. Этика как общественное явление. Ее роль и пределы.

II. Этика воспитания. Индивидуализирование приемов. Развитие чувства долга. Развитие чувства жалости и уважения к человеческому достоинству. Развитие привычки ставить себя на место другого. Чувство стыда. Отношения родителей и детей в разные возрасты последних. Ложный взгляд на эти отношения. Эгоистическая сторона воспитания. Образование памяти, внимания и привычки к созерцанию. Детские развлечения.

Вопрос физического развития. Отношение к животным. Отношение к природе. Оберегание воображения и впечатлительности у детей. Рутина. Традиции. Преемственная связь. Идеалы.

III. Судебная этика. Положительный закон и нравственные начала поведения при его применении. Дидактика в законе. Дух закона и его толкование: законодательное и судебное. Нравственные начала судебной деятельности. Требования Канта. Развитие доказательств. Значение внутреннего убеждения судьи. Независимость. Несменяемость. Отношение к свидетелям, к потерпевшему, к подсудимому. Задача обвинителя. Этический характер приемов. Защитник. Извращение задачи. Присяжные заседатели. Значение их решений для народной нравственности и законодательства. Этические правила процесса по отношению к подсудимому и свидетелям. Судебные прения. Нарушения этики в речах сторон и в руководящем напутствии председателя.

IV. Врачебная этика. Врачебная тайна. Ее истинное значение. Ее ложное понимание. Соблюдение ее относительно самого больного. Согласие больного на операцию. Случаи операции без согласия больного. Обязанности врача-эксперта на суде и вне суда. Гипноз и внушение. Явка к больному. Психиатрическая деятельность. Психический анализ. Корпоративная этика врачей. Гонорар. Объявления. Консультация. Врач и проституция. Врач и самоубийство. Возвышенная этическая роль врача.

V. Этика экономическая. Нравственные начала финансовой деятельности государства. Налоги. Влияние разного вида налогов на общественный быт. Нравственные условия на-логовых требований государства. Вредные способы обложения. Государственные лотереи. Внутренние займы с выигрышами. Монополии. Откуп. Безнравственные средства добывания.доходов: со стороны государства -- тотализатор, со стороны церкви -- кладбищенские доходы.

VI. Этика общественного порядка. Попустительство пьянству. Кинематограф. Жестокие зрелища. Атлетика. Порнография в действии. Театр, его значение и влияние. Извращение его задач. Шовинизм. Ложный и лживый патриотизм. Неравенство общих прав и обязанностей. Безнаказанность преступлений отдельных лиц. Власть в руках безответственных лиц. Свобода совести и веротерпимость. Их различие и искажение. Отделение церкви от государства. Его настоящие пределы.

VII. Этика литературная. Свобода слова. Законные пределы ее. Злоупотребления ею. Клевета в печати. Способы борьбы с нею. Виды ее. Значение реализма, натурализма. Нравственные пределы того и другого. Порнография в печати. Заветы мыслителей. Анонимы. Псевдонимы. Плагиат. Взгляды Шопенгауэра. Авторское право. Необходимость его ограничения.

VIII. Этика в искусстве. Театр. Живопись. Музыка. Бетховен. Моцарт. Себастьян Бах. Скульптура. Значение античной скульптуры. Приложение искусства к промышленности. Фотография.

IX. Этика личного поведения. Отношение к самому себе. Мнение Тэна. Отношение к другим. Вежливость. Терпимость к чужим убеждениям. Отличие убеждений от мнений. Последовательность к проведению первых к жизни. Компромиссы. Уступки. Бесцельность компромиссов. Отсутствие искренности: ложь другим, ложь себе; двойная ложь. Эгоизм и эготизм. Различие себялюбия и самолюбия. Гордыня смирения. Самолюбование. Такт. Уменье входить в интересы других. Уменье слушать. Уменье рассказывать. Мнение Гонкура. Разумная щедрость. Строгость к себе. Борьба с чувственностью.

ПРОГРАММА КУРСА ЛЕКЦИЙ ПО ТЕОРИИ СПОРА

(Л е к т о р Э.3. Гурлянд-Эльяшева)

1-я лекция. Введение. Понятие спора. Логические и психологические предпосылки спора. Цель спора. Два основных рода споров: 1) спор как средство совместного уяснения вопроса (споры научные) и 2) спор как средство психологического воздействия и прямого или непрямого подчинения одной стороны другой (споры политические, религиозные). Два рода методов при ведении спора. Условия значения спора как средства логического анализа: диалектика спорящих и диалектика логического мышления. Значение споров в истории развития человеческой мысли. Знаменитые споры в Древней Греции (споры софистов и эристиков с представителями философии Сократа и Платона), в средние века (споры богословские, логические), спор в России в 1860 г. между Костомаровым и Погодиным, споры политические. Значение и роль спора при осуществлении правосудия (распределение ролей защитника и обвинителя между двумя сторонами). Влияние процесса усовершенствования техники спора на развитие некоторых частей формальной логики.

2-я лекция. Необходимые предпосылки спора. Наличность предмета спора и общего исходного пункта. Наличность определенных отстаиваемых положений. Стремление каждой из сторон отстоять свою позицию. Молчаливое признание обязательности логических правил мышления при развитии темы и ведении доказательств за и против. Молчаливое согласие подчиняться логическому контролю, осуществляемому публикой или же сознанием самих участников спора.

3-я лекция. Пути отстаивания позиции в споре. 1) Пути логические. Доказательство правильности своих утверждений. Указание оснований, из которых они с необходимостью вытекают. Развитие следствий, подтверждающих правильность обоснованных положений. Доказательство неправомерности положений противника. Оспаривание убедительности оснований противника. Оспаривание выводов, вытекающих из утверждаемых противником положений. Доказательство истинности положений, противоположных тезисам противника. Методы ведения спора у греческих эристиков-мегариков. Вскрывание логических ошибок, обнаруживающихся в процессе определений и умозаключения противника. Примеры из диалогов Платона. 2) Пути психологические. Приемы запутывания противника. Злоупотребление словом: двусмысленности, софизмы. Методы, применяемые софистами. Игра логической работой мысли: намеренное скрывание связи, существующей между различными частями процесса опровержения или доказательства. Применение чисто психологических приемов воздействия: гипнотизирование, вызывание в противнике чувства неуверенности в себе, воздействие на толпу и перетягивание ее на свою сторону с целью подавить сознание противника.

4-я лекция. Влияние мотивов спорящих на отношение их друг к другу и на методы ведения спора. Три рода мотивов, руководящих спорящими. 1) Стремление к истине, к установлению общеобязательных критериев ценного, правильного, желательного как мотив спора. Безличность или объективность спорящих. Отношение их к своим утверждениям как к спорным. Готовность отказаться от оказывающихся неверными положений. Стремление применять лишь логически приемлемые пути доказательства и оспаривания. Равнодушие к колеблющемуся мнению публики и уважение к противнику. 2) Стремление отстоять свою веру, свое убеждение как другой мотив спора. Предвзятость при ведении спора. Стремление переубедить противника во что бы то ни стало. Склонность влиять на противника не столько логическими доводами, сколько воздействием на его волю и чувство. Интерес у спорящего к пси-хологической игре представлений и волевых импульсов противника. Стремление убедить в своей вере присутствующих при споре слушателей. Возможность демагогических приемов. 3) Спор как средство отстоять свою реальную позицию (в практической жизни, в политике, в юридической практике). Стремление использовать противника исключительно как мишень. Равнодушие к логическому пути ведения спора. Равнодушие к самому предмету спора. Применение психологических приемов запутывания, уничтожения, устранения противника. Ведение борьбы не с его доводами, а с его реальным влиянием как практической силы. Отношение к публике как к настоящей второй стороне в споре, переубеждение которой является центральной задачей. Демагогические приемы как необходимый элемент ведения спора.

5-я лекция. Условия успешности ведения спора. Личная одаренность спорящего. Находчивость при отражении нападок. Ловкость при словесной формулировке спорных пунктов. Уменье комбинировать при отыскивании переходов от обсуждаемых положений к их основаниям и следствиям. Чувствительность к центру спора, к слабым местам противника. Значение остроумия. Широкий кругозор как средство для ловкого оперирования неожиданными доводами партнера. Логическая тренировка. Психологическая интуиция.

6-я лекция. Возможные исходы спора. Переубеждение противника. Невозможность довести спор до решающего результата вследствие одинаковой диалектической виртуозности противников и одинаковой условности защищаемых с обеих сторон положений. Победа в споре по существу дела без возможности склонить противника к отказу от своей точки зрения. Опровержение положений противника без возможности разубедить его и окружающих в лежащих в основе этих положений допущений. Обезвреживание противника или реальная победа в споре. Прекращение спора из-за выяснения наличности у обеих сторон принципиально различных точек зрения, предопределяющих безрезультатность спора.

7-я лекция. Виды споров, встречающихся на практике. 1) Ученые споры. Общеобязательность оснований и общезначимость выводов как необходимые требования, подлежащие удовлетворению. Гипотетичность всех подлежащих защите положений. Принципиальная свобода спорящих по отношению к предмету спора, друг к другу и к аудитории. Подчиненность спорящих лишь контролю объективного человеческого разума. 2) Богословские споры. Предвзятость оснований, закрепленных священным писанием, традицией или авторитетами. Безусловность значения положений, отстаиваемых каждой стороной. Условность одних лишь путей обоснования положений. Нетерпимость спорящих по отношению друг к другу. Отсутствие у спорящих полной свободы в подыскании доказательств и аргументов. Подчиненность спорящих тексту писания или фиксированному устному преданию. 3) Политические споры. Невозможность переубеждения другой стороны. Равнодушие к задаче выяснения предмета спора, вытекающее из стремления на-вязать готовое решение противной стороне или кругу лиц, причастных к спору. Равноценность всех способов, как логических, так и нелогических, поскольку они способствуют ослабленной позиции противника. Устранение противника с поля состязания как высшая цель спора. Враждебность, презрение, уничижение как формы отношения спорящих друг к другу. Подчиненность спорящих при решении спора решению толпы, большинства. 4) Юридические споры. Спор на заданную тему в целях установления спорного факта. Условность всех доказательств в пользу наличности факта и относительная вероятность всех юридических решений. Необходимость для победы в споре убедить не противника, а третий, не участвующий непосредственно в споре орган суда (судей или присяжных заседателей). Подчиненность спорящих системе юридических установлений, предопределяющих, до известных границ, характер обсуждений фактов, их оценку и истолкования, а также порядок обоснования отстаиваемых сторонами заключений. Связанность спорящих теми результатами, к которым может повести то или другое обоснование дела. Характер логической свободы спорящих в указанных установленных рамках юридического процесса.

8-я лекция. Пути систематической подготовки к искусству спора. Формально-логическая подготовка: знакомство с теми главами логики, которые трактуют о всех возможных формах доказательства. Упражнения, связанные с отыскиванием: 1) оснований для доказательств утверждаемых положений и 2) следствий при опровержении. Уяснение различных основных точек зрения, возможных при анализе и развитии применяемых в споре понятий. Попытки Аристотеля, Цицерона и других логиков формулировать такие общие точки зрения в качестве средств при практическом оперировании с понятиями. Польза и вред этого метода применения теории «общих мест».

9-я лекция. Значение споров для развития логики как учения о мышлении. Спор как средство совместного искания истины. Распределение логических функций обоснования и контроля между двумя спорящими сторонами. Невозможность в споре незаметно перескакивать через возникаю-щие логические затруднения. Спор как верный метод для выявления ошибок мысли. Уяснение ошибок как могучее средство для осознания правильного логического процесса мышления и действующих в нем законов и зависимостей. Значение греческой эристики и деятельности софистов для построения логики как основы для всякого предметного знания. Воспитательное значение споров для уяснения роли логики в системе современного образования.

ПРОГРАММА КУРСА ЛЕКЦИИ ПО ТЕОРИИ КРАСНОРЕЧИЯ

(РИТОРИКА)

(Лектор Н.А. Энгельгардт)

Ораторское слово. Могущество слова. Внушение. Заражение идеями. Слово-импровизация. Вещее слово. Искусственное красноречие. Логическое и патетическое убеждение. Отличие ораторской прозы от письменной. Изобретение риторических идей. Система общих мест. Сила соображения или остроумие. Выщупывание состава слушателей. Классификация толпы. Система простых идей. Термины. Рассуждения или система сложных идей. Правила ораторского периода. Риторическое распространение.

Изобретение риторических доводов. Система ораторских доказательств. Патетическое в речи. Возбуждение и утоление страстей в слушателях. Разрешение подъема речи. Равновесие части логической и патетической, доводов и страстей. Система страстей Спинозы и Адама Смита. О возбуждении смеха и слез. Ораторские приемы данных доводов (витиеватая речь). Система ора-торской речи. Расположение речи (общая схема). Особенности различных родов красноречия. Проповедь. Судебное красноречие. Парламентское красноречие. Агитационная речь. Академи-ческое красноречие. Застольная речь или спич.

ПРОГРАММА КУРСА ЛЕКЦИЙ: ЖИВОЕ СЛОВО И ПРИЕМЫ ОБРАЩЕНИЯ С НИМ В РАЗЛИЧНЫХ ОБЛАСТЯХ

(Лектор Л.Ф. Кони)

I. Общественно-политические задачи живого слова в области суда, законодательства, учебного научения и духовного поучения.

II. Искусство речи. Опыт научных основ и правил красноречия. Практическая применимость теории красноречия.

III. Психологические элементы ораторской речи. Память; виды ее: односторонняя, рассеянная, исключительная и т. д. Общие и особенные недостатки памяти. Заблуждения памяти. Память по отношению к пространству, ко времени и к душевным движениям. Особенности памяти под влиянием пола, возраста и профессии. Внимание. Виды памяти: зрительная, слуховая, смешанная. Болезненные виды внимания. Мнимые и ложные представления. Навязчивые идеи и представления. Уменье слушать. Уменье сосредоточивать внимание. Экспериментальное исследование памяти и внимания.

IV. Орудия речи. Живое слово. Логика и образы. Их воздействие на слушателей. Значение языка. Богатство его и бедность, его цельность и смешанность. Эволюция языка. Порча языка и его виды. Язык как отразитель объема понятий. Живое слово как выразитель чувств и как выразитель идей. Впечатления слов. Слуховое значение букв. Порядок расположения слов и букв. Жест. Ритм. Дикция. Паузы. Знаки препинания.

V. Состав речи вообще. Вступление общее и специальное. Обращение к слушателям, к историческим воспоминаниям, к текущей действительности, к общественно-политическим зада-чам. Развитие речи. Подробности. Устранение излишнего. Заключение. Пафос. Ирония. Объективность. Лирический и эпический характер заключения. Отступления в речи. Цитаты. Афоризмы. Перспектива в речи. Светотень в речи.

VI. Отношения оратора и слушателей. Состав и число слушателей. Утомляемость их. Обстановка речи. Темперамент оратора; его голос; его забывчивость и находчивость.

VII. Речи в частности: а) Речь судебная. Общие правила: доказывать и убеждать. Разница приемов обвинителя, защитника и гражданского истца. Пределы речи. Руководящие напутствия председателя.

б) Речь политическая. Особые условия политической речи, ее успешные и безуспешные приемы. Образы. Умение разгадать общие всем чувства. Речь официальная, деловая, дема-гогическая. Осторожность в примерах. Точность в исторических ссылках.

в) Речь педагогического х а р а к те р а. Центр ее тяжести. Роль синтеза и анализа. Различие приемов по наукам и предметам.

г) Речь духовная: а) проповедь. Значение и место текстов. Соответствие цели, кругу слушателей. Связь с действительной жизнью. б) Наставление и научение вне церкви. Отдельные случаи.

VIII. История ораторского искусства. Греция. Рим. Византия. Средние века. Возрождение и реформация. Франция XVII и XVIII вв. Англия XVIII и XIX вв. Россия. Духовное красноречие. Выдающиеся представители живого слова в суде. Их свойства и различия. Политические ораторы.

IX. Источники для ораторского искусства. Образцы живого слова. Литература по ораторскому искусству.

X. Необходимые условия воздействия живого слова. Знание предмета точное и подробное. Свободное распоряжение родным языком. Отсутствие лжи в речи. Ложь другим, ложь себе и двойная ложь. Тенденциозность речи. Лицемерие в речи. Лживость чувства. Софизмы. Злоупотребления словом. Честность и скупость слова. Искренность слова, ее свойства, виды и влияние.

XI. Связь живого слова с литературой. Взаимное влияние. Гармоническая связь. Роль описаний и определений. Границы фантазии в той и другой области. Происхождение и влияние вдохновения. Пределы его в каждом из видов живого слова. Письменная подготовка живого слова. Ее польза и вред.

ПРОГРАММА КУРСА ЛЕКЦИЙ ПО РА СС КАЗЫ ВА Н И Ю

(Лектор Е.Е. Соловьева)

1) Значение живой речи -- рассказыванья.

2) Передача в живой речи -- а) определенного текста; б) личных переживаний или впечатлений.

3) Средства для лучшей передачи данного текста: а) восхождение к замыслу автора; б) постижение и сохранение стиля; в) схематизация произведения по масштабу событий; г) искание тона; д) способы рельефной передачи.

4) Разница между актером и рассказчиком.

5) Типы рассказчиков.

6) Различные виды сказок и способы их передачи: а) стильных, в стихотворной форме, ритмической прозой; б) юмористических, философских, символических, психологических и др.

7) Беседы с аудиторией по поводу рассказанного.

8) Знакомство с народными сказками -- русскими, украинскими, румынскими, датскими, финскими, шотландскими, американскими, дикарскими, грузинскими, армянскими, персидскими, японскими и др.

9) Создание новых сказок.

Печатается по изданию: Записки Института Живого Слова.--Петербург, 1919.--Вып. I.-- С. 1--23, 56--58, 77--85.

24. С.С. ГУРВИЧ, В.Ф. ПОГОРЕЛКО, М.А. ГЕРМАН: ОСНОВЫ РИТОРИКИ