Русская риторика

Относительно того, в какой форме нужно делать сообщения и, вообще, как писать все письмо, зависит совершенно от наших отношений к получателю письма, ее лет, характера, положения и различных присущих ей черт, которые никогда не могут и не должны ускользать от нашего внимания.

Письма к особам незнакомым требуют большей обдуманности и сосредоточенности, чем к нашим друзьям. Раньше, чем начать изложение собственно настоящей цели нашего письма, следует высказать извинение за то, что позволяешь себе писать к ней. В чем собственно должно заключаться извинение, определить довольно трудно, так как оно имеет самое близкое отношение к цели письма и зависит вполне от обстоятельств. Понятно, в подобных письмах мы должны стараться, чтобы слог наш был не только ясен и правилен, но и, по возможности, изящен. Письмо в этом случае заступает место первого визита, и впечатление, им произведенное, имеет решающее значение. Утонченно вежливый слог тут приличнее всего, в особенности же если дело идет о просьбе, исполнение которой нам было бы желательно. Не много на свете людей, которые были бы с первого же слова готовы к исполнению обращенной к ним просьбы; быть может, она положительно невозможна. Но также очень часто многие, единственно из желания показать, что исполнение просьбы вовсе не было легко и представляло некоторые трудности, медлят ответом. Поэтому, чем в более вежливой форме будет составлено наше письмо, чем яснее и живее будет у них представление о нас, тем мы имеем более данных на успех.

В то же время следует очень остерегаться не переходить границ в употреблении выражений вежливости, особенно если письмо предназначается начальствующему лицу; можно конечно упомянуть об его доброте, выставить на вид его заботы о своих подчиненных, но это должно быть сделано с величайшим тактом и большой деликатностью, иначе оно перейдет в лесть, которая редко в чьих глазах есть хорошая рекомендация и не всегда способствует желаемому успеху.

Содержание письма зависит, главным образом, от цели, которую пишущая имеет в виду при составлении письма. Но цели бывают так разнородны, их такое множество, что нам положительно невозможно дать советы или привести примеры на все могущие встретиться случаи. Тем не менее, мы постараемся, разделив письма на известные группы, определить, что именно должно быть выражено в письме, вызванном тою или другою необходимостью или желанием. (...)

Уведомления и извещения

Обыкновенно предполагается, что все, касающееся нашего семейства, имеет также интерес в глазах наших друзей, родственников и знакомых, и мы чувствуем себя обязанными, в известных случаях, извещать их письменно.

Рождение, обручение, свадьба, юбилей, болезнь, выздоровление, смерть и множество других семейных событий дают повод к более или менее кратким извещениям.

Письменное уведомление должно быть, по возможности, кратко и, избегая всего постороннего, касаться только дела. Конечно, тут все зависит от отношений, существующих между отправителями и получателями, но, во всяком случае, главное достоинство уведомления есть его краткость и ясность. При уведомлении о рождении, посылаемом близким родственникам или друзьям, надо помнить, что их интересует не только рождение ребенка, но и состояние здоровья матери, и как бы коротко ни было извещение, но о последнем упомянуть необходимо.

В таком же роде, смотря по степени родства, знакомства и дружбы, пишутся извещения об обручениях, свадьбах, юбилеях, всех радостных событиях в семье, и в них разъясняют более или менее пространно интересующий их вопрос.

Уведомления, назначенные личностям мало или вовсе не знакомым, например, к родственникам жениха или высокопоставленным особам, должны быть написаны в строго официальном тоне.

Уведомления о болезни, в особенности о смерти, имеющие грустный характер, никогда не должны являться вдруг, неожиданно. Хотя большею частью к смерти уже бывают приготовлены, в каждом получаемом письме идет речь о близкой кончине дорогого лица, и хотя бы смерть даже и явилась избавлением от тяжких страданий, но для остающихся последний час приходит всегда слишком рано.

Предуведомление положительно необходимо, если личность ничего не знала о болезни дорогого ей лица или если смерть произошла скоропостижно. Получение неожиданного, потрясающего известия очень часто имеет дурные последствия, и действительно, что может произвести большее неприятное впечатление, как известие о смерти близкого лица, о котором мы только что думали, что он совершенно здоров!

Открывая письмо, с надеждой прочитать в нем приятные известия, что все обстоит благополучно, нас как громом поражает известие, что мы лишились дорогого нам существа.

Приготовление к подобному неприятному известию требует, конечно, много такта и деликатности. Но эту неприятную и трудную обязанность не следует поручать третьему лицу, если, ввиду большого горя, чувствуешь, что не в состоянии исполнить ее сама; лучше всего в этом случае написать о постигшем несчастии другу или хорошей знакомой личности, которую мы хотим уведомить, и попросить первую, с возможною осторожностью, сообщить горестную весть. Переданная словесно, она всегда легче переносится, чем выраженная в нескольких словах письменно. Оставшимся всегда бывает приятно и доставляет некоторое утешение слышать о последних днях и минутах покойного лица, и поэтому, смотря по степени родства, следует упомянуть более или менее пространно об этом предмете, и можно быть уверенной, что эти подробности доставят больше утешения и нам за них будут больше благодарны, чем за различные, хотя бы и исходящие из доброго сердца, утешения и увещания. Последние редко достигают своей цели и чаще всего еще более растравляют свежую рану.

К уведомлениям другого рода относятся те, в которых, вовсе не касаясь различных семейных происшествий, мы рассказываем о нашей собственной жизни, путешествиях и т. д.

Очень часто подобного рода уведомления принимают довольно почтенные размеры, и в этом случае, сохраняя только наружный вид письма, они представляют более или менее интересные сообщения, рассуждения, описания и т. д. В таких письмах очень важно, для возбуждения интереса в читающей личности, придерживаться как можно больше предмета, о котором рассказываем, свою же собственную особу, свое «я» -- отодвигать на второй план. Главное внимание должно быть сосредоточено на выдающихся приключениях и предметах, о второстепенных же упоминать только вскользь. Путешествие, какое бы оно ни было, будучи рассказано живо и увлекательно, большею частью в состоянии возбудить интерес; излишние же мелочи, хотя и интересующие путешествующую личность, могут читающей их наскучить. Конечно, обращаясь к очень близким родственникам, которым интересна малейшая касающаяся нас мелочь, например, были ли мы тепло одеты и т. п., мы можем позволить себе распространяться о своей особе, но и тут следует знать меру.

Личность, упоминающая постоянно о себе, не только этим самым показывает, что она о себе очень высокого мнения, но и что все, что она видела и слышала вокруг себя, не произвело на нее никакого впечатления, так как она думала только о себе.

Что, собственно, следует сообщать в таких случаях, зависит совершенно от личности, к которой мы пишем, от ее наклонностей и интереса к тому или другому предмету. Так, например, описания произведений искусств и артистов вовсе не найдут сочувствия у любительницы природы, тогда как малейшие подробности, относящиеся к последней, будут ее в высшей степени интересовать, и мы можем быть уверены, что наше письмо доставит ей большое удовольствие, может быть, даже не меньшее, чем мы имели, видевши все, описываемое нами, своими глазами.

Большое значение в этих письмах имеют порядок и последовательность, так как личность, получившая наше письмо, должна следовать мысленно за нами, жить нашими впечатлениями, и наша обязанность помогать ей в этом случае, а никак не запутывать, перескакивая в изложении с одного предмета на другой. Маленький план следующих одной за другой мыслей тут как нельзя более у места и придаст письму вполне законченный вид и смысл.

Просьбы и прошения

Писем, содержащих в себе просьбу, такое множество, предметы и причины их так разнообразны, что перечислять их всех невозможно.

Мы просим и о совете, и об уведомлении, и об услуге, и о месте, и о вспомоществовании и т. д.; мы просим у знакомых, у друзей, у чужих, у ниже и выше нас поставленных, у начальников, у правительственных мест,-- но каждый раз, смотря по предмету и личности, просьба должна быть выражена в другой форме.

Просьба всегда дает известную надежду на успех, и потому совершенно понятно, что на представление дела в выгодном свете должно быть обращено особенное внимание. Чем кратче, яснее, толковее написана просьба, тем более обеспечивается успех.

Знание человеческой природы играет в этом случае большую роль, но и предлог просьбы и отношения просительницы к тому лицу, которое просят, имеет не менее важное значение и влия-ние. В каждом прошении, вслед за разъяснением повода к просьбе, следует изложить причины, которые вынуждают нас обратиться с нею; затем, коснувшись наших, зависящих от успеха, выгод, упомянуть в некоторых случаях об обязательствах, которые мы принимаем на себя относительно других лиц. Которому из этих пунктов придать больше значения, зависит более или менее от личности, к которой обращаются с просьбою.

Между друзьями, конечно, письма пишутся проще, тут дружба самый лучший защитник, и, упуская из виду мелочи, внимание останавливается прямо на главном предмете. Но и относи-тельно самых искренних друзей не следует забывать, что проситель должен и тут представить свое дело как имеющее для него большую важность.

Но, обращаясь с просьбою к личности нам чужой и выше нас поставленной, следует быть очень осторожной в выражениях и, как мы уже говорили выше, избегать явной лести. Если про-сящая уже раньше пользовалась услугами, благосклонностью или милостями особы, к которой она обращается с просьбою, то ей следует об этом упомянуть и объяснить, что, именно основываясь на прежнем внимании, она позволяет себе снова обратиться к ней, а не к кому другому.

Составляя просьбу, конечно, невозможно знать, будем ли мы иметь успех, который очень часто зависит от совершенно постороннего, иногда совсем мелочного обстоятельства. Хотя не всегда лицо, которое мы просим, имеет решающий голос в нашем деле, но иногда неловкий поворот речи или не совсем ясный смысл портит его хорошее расположение духа и делается, хотя косвенно, причиною проигрыша нашего дела.

В особенности внимательно надо обсудить все то, что мы имеем сказать в нашу пользу, чтобы оно не имело вида хвастовства или излишней уверенности в наших преимуществах, о которых мы думаем, что они нам дают положительное право обращаться с просьбою. Просто и скромно, но не униженно или высокомерно должны мы просить.

Составляя просьбу, мы не должны забывать, что то, что мы пишем, отражает до мелочей наши мысли и наши чувства, поэтому следует стараться изъясняться так, чтобы читающий нашу просьбу не только прочел то, что мы написали, но и то, что проглядывает между строками; чтобы его расположили в нашу пользу не наши выражения, но искренность, с которою мы к нему об-ращаемся, и уверенность в его содействии или помощи.

Но истина должна всегда занимать первое место, и личность, позволяющая себе в просьбах прибегать к неверному объяснению своего положения, хотя иногда и успевает, но ненадолго: рано или поздно обман открывается.

Относительно ответа на поданную просьбу замечаем, что каждая благовоспитанная личность должна дать его в возможно скором времени. Не следует забывать, что просительница или проситель ждут ответа с большим нетерпением и, может быть, еще составляя просьбу, они уже высчитали часы и дни, когда может воспоследовать ответ.

Ответ есть внимание, которое мы обязаны оказывать каждому, не исключая и бедняка, просящего нас о маленьком вспомоществовании.

Но каков бы ответ ни был, утвердительный или отрицательный, он должен быть дан в крайне вежливой форме. Если исполнить просьбу мы не в состоянии, то следует извиниться, приводя причину, мешающую ее осуществлению; этим мы отклоняем подозрение в недостатке у нас доброй воли. Если же исполнение просьбы удается, тем лучше, но и эту приятную весть следует сообщить в возможно вежливой форме и выразить притом искреннюю радость, что нам удалось помочь или содействовать желаемому успеху.

Благодарственные письма

Личность, которой оказывали услугу, благодеяние или приняли участие в ее судьбе, обязана выразить за то свою благодарность, хотя бы ее и не ожидали.

Содержание подобного письма, понятно, составляет выражение сердечной, искренней благодарности, и личности, чувствующей себя обязанной, не трудно будет найти подходящие выражения. Тем не менее, следует строго взвесить со всех сторон все написанное, так как выражения благодарности должны находиться в прямом отношении к тому, за что благодарят. Большое значение имеет также при этом, как нам оказали эту услугу: с полною ли готовностью помочь нам или согласились только после некоторого колебания, предупредили ли наше желание или ожидали нашей просьбы и т. д.

Много уверять, с своей стороны, в готовности услужить следует избегать,-- это может подать повод, что мы не имеем доверия к бескорыстию других; но если узнаем о возможности отплатить за услугу услугой же или чем другим, то следует воспользоваться этим случаем и, по возможности, исполнить желание личности, помогавшей в нашем деле.

Медлить выражением благодарности не годится; если же, вследствие тех или других обстоятельств, скорый ответ невозможен, следует при первом же случае извиниться и начать этим письмо.

Приглашения

(...) Приглашения на свадьбы и др. семейные празднества рассылаются обыкновенно на карточках большого формата, в которых уже напечатано по нашему указанию все необходимое, и нам остается только обозначить день и час.

Но если приходится приглашать по какому-нибудь особенному случаю одну или несколько личностей, следует поступать иначе. Тут является необходимым написать отдельное письмо, кото-рое должно заключать в себе, кроме приглашения, еще причину, по какому случаю мы желаем видеть ее у себя, прибавить коротко о том, что ее у нас ожидает. Приглашение должно быть выра-жено в возможно искренней форме, чтобы приглашаемая никак не могла подумать, что наше приглашение есть обыкновенная форма вежливости, но видела бы в нем действительное желание видеть ее у себя.

Прибавляем, что вежливость требует, чтобы на такие приглашения отвечали письменно, все равно принимают ли его или нет.

Отказ должен быть сообщен, конечно, в возможно вежливой и искренней форме, и причина, мешающая воспользоваться приглашением, должна быть приведена в извинение.

Рекомендательные письма

Рекомендация есть услуга, оказываемая нами другой личности. Большею частью поводом к ней является дружба или родство, но иногда случается давать и письменные рекомендации людям нам чужим, заслуги и достоинства которых дают нам право смело ручаться за них.

В общественной жизни рекомендация играет важную роль и для человека, до тех пор незнакомого, она очень часто имеет большее значение, чем все его знания и способности. Удиви-тельного в этом нет ничего. Как бы личность ни была способна или образована и как бы она вообще ни знала хорошо своего предмета, но ей следует показать свои знания на деле; подвергать же испытанию личностей незнакомых, о способностях которых не имеешь и понятия, не всегда удобно да и не всегда возможно. В этом случае рекомендация, дающая нам более или менее ясную и верную оценку способностей особы к той или другой деятельности, очень важна и с первого же разу устраняет некоторые сомнения.

Пишущая рекомендательное письмо должна быть убеждена, что лицо, о котором она просит, сделает честь ей своим доверием, и необходимо, чтоб рекомендующая особа имела некоторые доказательства способностей и качеств рекомендуемой. (...)

Если нас просят о рекомендации, и мы убеждены, что просящая личность достойна этого и действительно оправдает наше доверие, нам следует составить письмо в самом искренном, убе-дительном духе, чтобы вернее достигнуть желаемого результата. (...)

Извинения посылаются в том случае, если обидели или думают, что оскорбили чем-либо, но, во всяком случае, надо быть откровенным и придерживаться истины. Различные увертки, оговорки и прикрасы тут не у места; искреннее признание вернее всего располагает к прощению и позволяет сделанной ошибке представиться в лучшем свете. В случае неверного обвинения, настоящее, неприкрашенное разъяснение дела более всего поможет восстановить истину, и если, оправдывая себя, приходится выставить другую личность в неприглядном свете, то это должно делать осторожно, и позволять себе только в том случае, если на счет действительной виновности последней нет никаких сомнений. Вообще же обвинять, не имея на то достаточных доказательств,-- есть подливание масла в огонь.

Если желаешь извиниться за необдуманно сказанное слово или за оскорбительного содержания письма, то следует раньше совершенно успокоиться, дать пройти минутной вспышке,-- потому что, кто действует под влиянием гнева, тот никогда не действует правильно. Только тогда письмо наше с извинениями может достигнуть желаемой цели, если оно написано нами совершенно спокойно и предварительно серьезно обдумано.

Напоминания и увещания

Как одни, так и другие должны быть написаны в возможно вежливом тоне. Даже и тогда, когда мы не только просить, но имеем право прямо требовать, вежливостью больше успеешь, чем угрозами или оскорблениями. В подобных случаях всегда надо, хотя отчасти, вникнуть в обстоятельства лица, которое нам должно, и если причина действительно уважительна, то лучше повременить, чем подвергать как себя, так и другого неприятностям.

Различные напоминания о долге и т. п. никогда не должно делать на открытых письмах; не говоря уже о более серьезных последствиях, которые могут быть следствием подобного извеще-ния, подобное отношение носит на себе характер неделикатности, которую не следует упускать из виду даже в сношениях с людьми неблагонамеренными.

Хотя каждый человек должен помнить о своих долгах, но иногда совершенно невольно забываешь о незначительном, небольшом долге; имея дело с личностью порядочною, достаточно намека, чтобы она возвратила его нам немедленно, или же, если у нее в ту минуту нет необходимой суммы, то, извинившись за проволочку, она не замедлит в скором времени отдать ее нам. Напоминать же письменно можно позволить себе только тогда, когда видишь явное нежелание отдать долг или полное о нем забвение.

Поздравления пишутся, понятно, только по случаю какого-либо радостного события. Следует стараться, чтоб они были, по возможности, кратки. Между родственниками или близкими друзьями можно еще позволить себе упомянуть в них о постороннем предмете, но относительно мало знакомой личности упоминание всего, не относящегося прямо к делу, неуместно.

Именины и рождение. Отец, мать, близкие родственники и вообще личности, которым мы обязаны и которые имеют право рассчитывать на нашу благодарность или на наше к ним расположение, совершенно справедливо видят с нашей стороны невнимание к ним, если в эти, празднуемые ими дни мы, находясь не в одном с ними городе, не посылаем им нашего письмен-ного поздравления. Письмо в таком случае не должно быть длинно, нескольких искренних задушевных слов, выражающих наше к ним уважение и преданность, совершенно достаточно. Сестры, братья, тетки, дяди, друзья имеют тоже полное право рассчитывать на подобное с нашей стороны к ним внимание. Бумажки с хорошенькой виньеткой или изображением цветов совершенно подходящи для поздравления себе равных, хотя выводятся из употребления.

Новый год. Мы уже говорили, что личностям, живущим в одном с нами городе, следует в Новый год посылать визитные карточки или же делать визит. Письма же в таких случаях пишутся обыкновенно только между родственниками или очень близкими друзьями.

Многие пользуются первым или последним в году письмом, чтобы в начале или в конце его выразить свои поздравления и пожелания к Новому году. Если же является необходимость написать письмо единственно по поводу Нового года, то в содержание его должны входить воспоминания о прошедшем годе, о здоровье, о случившихся приятных получателю событиях и разных происшествиях и высказать уверение в нашем искреннем желании провести хорошо и наступающий год.

Свадьба. Поздравления по случаю свадьбы посылаются всегда в форме письма. В них следует высказать участие в семейной радости и свою собственную -- по случаю счастливого события; если знаем жениха или невесту, то, выставляя на вид их хорошие качества, упомянуть, что последние составляют залог их будущего счастья, и окончить письмо пожеланиями счастливой будущности и всегда безоблачного неба в брачной жизни молодых.

Рождение ребенка есть событие, тоже требующее письменного поздравления.

Если нас о нем уведомили письменно или чрез посланного, то хороший тон требует, чтоб мы поздравили, но письмо должно быть, по возможности, кратко. Содержание его состоит в выра-жении нашей радости по поводу счастливого события, несколько слов о маленьком и, наконец, желания счастья как ребенку, так и его матери; высказать свое участие к последней необходимо.

Соболезнования. Письма, выражающие соболезнования, самые трудные, так как вообще помочь горю словами почти невозможно. Поэтому цель этих писем и не есть желание утешить, а только выразить свое участие или соболезнование.

Личность, которой приходится писать подобное письмо по случаю смерти, большею частию получает раньше от близкого ей человека письменное уведомление о кончине дорогого им обоим человека, и их общее горе дает ей пищу к выражению своего участия. Главное впечатление зависит прежде всего от того, как участие это выражается. Если пишущая говорит только о своем горе, то растравляет еще больше рану. Если же, напротив того, она старается совершенно скрыть его и рассуждает над несчастьем, она невольно навлекает на себя подозрение в холодности и безучастии. Но следует заметить, что скорбь, которую чувствуют личности, стоящие ближе нас к потере, мы должны выставлять всегда на первый план, нежели нашу собственную печаль. Несколько воспоминаний о прекрасных качествах покойного лица, о счастливых, приятных часах и днях, проведенных нами в его обществе, тут уместны и всегда произведут приятное впечатление.

Конечно, главным предметом письма должна быть личность, которую мы утратили, и ее следует представить так, чтобы наша скорбь и печаль по ней были бы совершенно понятными.

Об утешениях можно упомянуть только вскользь; в подобных случаях его можно найти только в религии. Вера в бессмертие души, вера в загробную жизнь не может быть заменена никаким, присущим свету, утешением. Одно, что отчасти помогает перенести утрату,-- это добрые, хорошие воспоминания, которые дорогое нам лицо оставило по себе в памяти всех, его знавших.

Но не одна смерть требует нашего соболезнования, встречаются и другие обстоятельства и случаи в жизни, когда наше, хотя бы только письменное, участие положительно необходимо и даже может принести некоторое облегчение.

Размолвка или окончательный развод двух до сих пор искренно любивших друг друга сердец, расстройство партии, значительная потеря состояния или крупной суммы денег и т. д. заставляют очень часто близко стоящих лиц выразить свое соболезнование. В какой форме выражено будет участие,-- зависит совершенно от обстоятельств; но деликатность, такт, всегда благотворно влияющие на больное сердце, должны быть и в этом случае главными руководителями при составлении письма. (...)

Печатается по изданию: Хороший тон. Сборник правил и советов на все случаи жизни общественной и семейной.--СПб., 1881.--С. 21--24, 26--28, 152--157, 179-- 192, 210--226, 489--521.

29. А.П. ЧЕХОВ: ХОРОШАЯ НОВОСТЬ

(1893 г.)

В Московском университете с конца прошлого года преподается студентам декламация, т. е. искусство говорить красиво и выразительно. Нельзя не порадоваться этому прекрасному ново-введению. Мы, русские люди, любим поговорить и послушать, но ораторское искусство у нас в совершенном загоне. В земских и дворянских собраниях, ученых заседаниях, на парадных обедах и ужинах мы застенчиво молчим или же говорим вяло, беззвучно, тускло, «уткнув брады», не зная, куда девать руки; нам говорят слово, а мы в ответ -- десять, потому что не умеем говорить коротко и не знакомы с той грацией речи, когда при наименьшей затрате сил достигается известный эффект -- nоn multum, sed multa1. У нас много присяжных поверенных, прокуроров,

Немного (по количеству), но многое (по содержанию) (профессоров, проповедников, в которых по существу их профессий должно бы предполагать ораторскую жилку, у нас много уч-реждений, которые называются «говорильнями», потому что в них по обязанностям службы много и долго говорят, но у нас совсем нет людей, умеющих выражать свои мысли ясно, коротко и прос-то. В обеих столицах насчитывают всего-навсего настоящих ораторов пять-шесть, а о провинциальных златоустах что-то не слыхать. На кафедрах у нас сидят заики и шептуны, которых можно слушать и понимать, только приспособившись к ним, на литературных вечерах дозволяется читать даже очень плохо, так как публика давно уже привыкла к этому, и, когда читает свои стихи какой-нибудь поэт, то она не слушает, а только смотрит. Ходит анекдот про некоего капитана, который будто бы, когда его товарища опускали в могилу, собирался прочесть длинную речь, но выговорил: «Будь здоров!», крякнул и больше ничего не сказал. Нечто подобное рассказывают про почтенного В. В. Стасова, который несколько лет назад в клубе художников, желая прочесть лекцию, минут пять изображал из себя молчаливую, смущенную статую; постоял на эстраде, помялся, да с тем и ушел, не сказав ни одного слова. А сколько анекдотов можно было бы рассказать про адвокатов, вызывавших своим косноязычием смех даже у подсудимого, про жрецов науки, которые «изводили» своих слушателей и в конце концов возбуждали к науке пол-нейшее отвращение.

Мы люди бесстрастные, скучные; в наших жилах давно уже запеклась кровь от скуки. Мы не гоняемся за наслаждениями и не ищем их, и нас поэтому нисколько не тревожит, что мы, равно-душные к ораторскому искусству, лишаем себя одного из высших и благороднейших наслаждений, доступных человеку. Но если не хочется наслаждаться, то по крайней мере не мешало бы вспомнить, что во все времена богатство языка и ораторское искусство шли рядом. В обществе, где презирается истинное красноречие, царят риторика, ханжество слова или пошлое краснобайство.

И в древности и в новейшее время ораторство было одним из сильнейших рычагов культуры. Немыслимо, чтобы проповедник новой религии не был в то же время и увлекательным оратором. Все лучшие государственные люди в эпоху процветания государств, лучшие философы, поэты, реформаторы были в то же время и лучшими ораторами. «Цветами» красноречия был усыпан путь ко всякой карьере, и искусство говорить считалось обязательным. Быть может, и мы когда-нибудь дождемся, что наши юристы, профессора и вообще должностные лица, обязанные по службе говорить не только учено, но и вразумительно и красиво, не станут оправдываться тем, что они «не умеют» говорить. В сущности ведь для интеллигентного человека дурно говорить должно бы считаться таким же неприличием, как не уметь читать и писать, и в деле образования и воспитания -- обучение красноречию следовало бы считать неизбежным. В этом отношении почин Московского университета является серьезным шагом вперед.

Печатается по изданию: Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем в тридцати томах.--М., 1979.--Т. 16: Сочинения,-- С. 266--267.

30. Н. АБРАМОВ ДАР СЛОВА. ВЫП. 2. ИСКУССТВО РАЗГОВАРИВАТЬ И СПОРИТЬ (ДИАЛЕКТИКА И ЭРИСТИКА)

(1901 г.)

Г л а в а I О разговоре

(...) Всему люди учатся, всякие науки и искусства проходят, как полезные в жизни, так и совершенно бесполезные, только на одно искусство решительно никто не обращает внимания: на искусство разговаривать. Точно разговор, беседа, возможность общения с другими -- не есть самое дорогое наше достояние, самое значительное отличие человека от животного, точно умение разговаривать не есть один из важнейших элементов человеческого усовершенствования!

И вспомнил я записанный Гоголем разговор двух мужиков: -- Сват, здорово! -- Здорово, сват! -- А что табак-то есть? -- Есть.

-- Ну, еще здорово (нюхает).

-- Да что ж ты, сват, к нам того?

-- Я было того, жена-то таё, так уж и ну.

Да, именно так и должны при встрече люди неразвитые говорить. Им разговаривать не о чем. Как корова в известном парадоксе, они не говорят не потому, что не умеют, а потому, что им говорить не о чем. (...)

Г л а в а II Что значит разговаривать?

Разговор, как удачно выразился один английский писатель, есть род меновой торговли: мы даем одно и получаем за это другое, по возможности равноценное.

Если из двух собеседников только один дает, а другой все получает или отделывается незначительными ценностями, вроде да и нет, то беседа гаснет, не будучи поддерживаема, а если не гаснет, то получается не беседа, а преподавание или допрос.

Правда, есть разные характеры. Иной по преимуществу -- получатель: он любит послушать молча, охоч подумать чужими мозгами, лениво повторяя в своей голове чужой умственный про-цесс, флегматик по темпераменту, он старается замолчать при первой к тому возможности. Другой, наоборот -- словоохотлив, говорок, он не может долго следить за чужой мыслью; сангвиник по темпераменту, он при первой возможности врывается в вашу речь и уже не даст вам больше говорить, боясь, как бы его опять не заставили слушать; этот любит давать, а не получать.

И тот и другой плохие собеседники. Для того, чтобы беседа носила ровный, приятный характер, каждый из собеседников должен и давать и получать, говорящий и слушающий должны постоянно меняться ролями, чередоваться.

Впрочем, было бы жестокой ошибкой думать, что разговор есть только обмен мыслей. Скорей можно было бы сказать, разговор есть обмен симпатий. Часто самый процесс разговора, близость к известному лицу, его взоры, мины, жесты, поза нас интересуют несравненно более, нежели смысл произносимых им слов, может быть, пустых и банальных, но из его уст имеющих лично для нас особенный, глубокий интерес. Молчание иногда красноречивее слов. Мало того, слова могут иногда мешать обмену симпатий, могут вносить известную ложь в глубокую истину молчания, ибо самые сильные, самые интенсивные чувства нейдут в слова (...)

Как поддерживается разговор? Разговор поддерживается критикой. Можно даже сказать, что разговор -- это взаимная критика, взаимное опровержение или подтверждение, взаимное ис-правление мнений. При критическом направлении разговора мысли обоих собеседников исправляются, углубляются, принимают надлежащее направление. «Из столкновения мнений вытекает истина» -- говорит французская поговорка. И не только истина вытекает, еще появляются совершенно новые, не думанные ранее мысли, как из столкновения двух тел появляются искры. Только такой разговор плодотворен, только такой разговор достоин мыслящих людей.

(...) Можно ли и должно ли подготовляться к разговору? Нет. Отправляясь в общество, я знаю, что я могу сообщить другим, могу, пожалуй, догадаться, что мне сообщит то или другое лицо, с которым встречусь, но решительно не знаю, какой оборот примет наш разговор, о чем мы будем разговаривать. Ведь разговор -- это громкое мышление в присутствии собеседника, от которого мы ждем и суда и поддержки. Разговор хорош, когда он является экспромтом для обоих собеседников, когда оба в одинаковой степени к нему не подготовлены и совместно ищут истины. Только в этом случае беседа не рискует перейти в спор.

Разговор питается мимолетными впечатлениями, случайными мыслями, пришедшими нам в голову во время самого разговора. Разумеется, чем больше мы вообще думали о разных вещах до данной беседы, чем больше мы имеем опыта и знаний, иначе говоря, чем более мы развиты и образованы, тем более мы приготовлены ко всякому разговору.

Г л а в a 111

О чем разговаривать?

Одного отличного собеседника спросили:

-- Почему это с вами разговаривать интересно?

-- Я говорю только о том, что знаю; если же чего не знаю, то об этом молчу и стараюсь навести разговор на то, что хорошо мне известно.

В этом весь секрет приятного разговора: говори о том, что знаешь.

Детям с малых лет внушают мысль, что-де неприлично в обществе говорить о самом себе. Мотивируется это тем, что человек, говорящий о себе,-- или хвалит себя, что есть тщеславие, или себя порицает, что есть самооплевание. Так как то и другое обнаруживает в говорящем умственную ограниченность, то они одинаково неприятны для слушателя. По-моему, это правило не выдерживает критики. О чем же говорить, коли не о себе? Что я лучше знаю, нежели себя, и о ком я могу рассказать больше интересных подробностей, нежели о самом себе, о своих впечат-лениях и опытах, о своем туалете и своей кухне?

«Человек любит касаться тончайших волокон чужого сердца и прислушиваться к его биению ... он сравнивает, он сверяет, он ищет подтверждений, сочувствия, оправдания». И этого удовольствия хотят лишить его сухие педанты только потому, что среди говорящих о себе имеются бахвалы и плаксы. Как будто деньги теряют свои ценности от того, что имеются и фальшивые монеты!

Правда, люди, вечно недовольные собой или самодовольно хвастающие своей особой, не суть самые приятные собеседники. Благородный характер редко плачется на свою судьбу, особенно при постороннем. Делает это обыкновенно черствый эгоист, ставящий свою персону центром мира и смотрящий на окружающих людей (может быть, более, чем он, несчастных), как на нечувствующих манекенов, до которых ему нет никакого дела; он все свое внимание обращает на свою драгоценную особу. Отсюда у него и повышенная чувствительность ко всякого рода

неудачам, и постоянное хныканье на свою судьбу, иногда даже желание хвастнуть безмерностью своего несчастья.

Бахвал -- тот же эгоист, но в другом роде. Он хочет возбудить в слушателях зависть или высокое мнение о себе, о своих достоинствах, о своем постоянном счастье. Бахвал оскорбляет своих слушателей. Хвастать счастьем, положением, богатством оскорбительнее, нежели хвастать достоинствами. Чем более человек старается вызвать в слушателях уважение к себе, тем менее он его получает; он только показывает, что уважением еще не пользуется. Самодовольство вообще -- признак глупости. Оно чаще всего возникает из незнания. Человек, который не в состоянии видеть чужих совершенств, весьма доволен собственной посредственностью. Это -- «счастье дураков».

Хныкания, как и бахвальства, должно, конечно, избегать, но в промежутке между этими крайностями лежит широкая область всяких тем для разговора о самом себе, которые не только не подлежат порицанию, но прямо должны рекомендоваться. Говоря о самом себе, раскрывая перед собеседником то, что иначе оставалось бы для него скрытым, вы этим самым вызываете и его на разговор о самом себе, требуете от него равноценности. Беседа приобретает задушевный, назидательный характер, каждый из собеседников чувствует себя ею более или менее удовлет-воренным.

Другое заблуждение, также внушаемое в детстве, состоит в наставлении не разговаривать о лицах. Конечно, разговаривать о присутствующих неумно и неприлично, но говорить о чьих-нибудь друзьях еще не значит говорить о них дурное с целью поссорить их с собеседником или вообще посплетничать, еще не значит неискренно хвалить в уверенности, что ваша похвала будет им передана. Почему же не сказать: говори о ком хочешь, но говори разумно и благожелательно. Мнение, выраженное словами: N, конечно, хороший человек, но как оратор едва ли достигнет известности,-- не станет шокировать и лучших его друзей.

Из всего сказанного отнюдь не следует, что беседы о самом себе и о лицах должны быть единственными родами разговора. Мы даже сделаем уступку педантам, сказав, что в виду соб-лазна, представляемого этими темами в смысле уклонения в отрицательную сторону, при наличности нескольких тем предпочтение должно быть отдаваемо не им. Впрочем, выбор тем, как уже выше замечено, не есть дело свободной воли разговаривающих.

Для хорошего собеседника не должно существовать хороших или дурных тем. Все темы должны быть для него хороши, всякую он обязан привести в живое отношение к тому лицу, с которым он разговаривает. Ибо тема не столь важна, как ее обработка.

Хороший собеседник не терпит скучного или незначительного, избегает отступлений, общеизвестных или из газет вычитанных истин, он чувствует в каждом вопросе, какая сторона его представляет для собеседника наибольший интерес в данное время и при данных обстоятельствах, он всегда стоит на почве действительности и не уклоняется в сторону беспочвенных фантазий, он соразмеряет размах своей мысли с настроением собеседника. Он никогда не позволит себе высказывать собственные дилетантские мысли о каком-либо предмете, знатоком которого является его собеседник. Он не позволит себе пуститься в такие подробности, которые не представляют никакого интереса для слушателя. Он не односторонен. Он отзывчив на всякую мысль собеседника. (...)

Вопрос, о чем разговаривать, тесно связан с вопросом о такте. Такт -- латинское слово и значит: «прикосновение». «Прикосновение» должно быть безболезненное, деликатное: в этом вся задача такта. «Коснуться» грубо, жестко -- нехорошо, «коснуться» слабо -- останется без действия. Тактичный человек умеет быстро, почти инстинктивно угадать золотую середину, оценить положение и поступить сообразно обстоятельствам. Истинный такт заключается не во внешних манерах, а во внутреннем чувстве. Такту выучиться трудно. Эта способность должна быть природной; она развивается путем долговременного, в нескольких поколениях, упражнения, долговременного наблюдения за собою и другими.

Если разобрать, что такое такт в разговоре, то увидим, что он, главным образом, заключается в том, что человек умеет ставить себя на место собеседника, умеет забывать о том, что тот старается скрыть, и наоборот помнить и говорить лишь о том, что тот желал бы знать. Тактичный человек никогда не скажет чего-либо такого, что его собеседник может принять на свой счет, он никогда не поставит такого вопроса, на который ответить собеседнику неприятно. Наоборот, он еще с большей или меньшей непринужденностью выведет собеседника из затруднительного положения, в которое тот случайно попал благодаря своему же неудачному обороту речи.

Тактичный человек не Станет фамильярничать с собеседником, когда это может быть неприятно последнему. Вообще «тактичный» это синоним благовоспитанного, вежливого, внимательного, обходительного, светского человека.

«В доме повешенного не говорят о веревке» -- вот пословица, кратко формулирующая требования такта. В разговоре нельзя упоминать ничего такого, что может навести собеседника на мысль о своем несчастии. Замечание, совершенно невинное само по себе, может оказаться бестактным по отношению к данному лицу и при данных обстоятельствах.

Г л а в а IV Как и когда разговаривать?

Естественный способ речи, обращающейся не к чувствам, а к мысли, речи, имеющей целью сообщать, убеждать или разубеждать,-- есть простая, ясная проза. Так как к разговору не приготовляются, то и проза, которую разговаривают, должна быть безыскусственна. Разговор, ведущийся книжным стилем, оставляет неприятное впечатление чего-то искусственного, неискреннего. В разговоре должен преобладать стиль разговорный с некоторыми, подсказываемыми тактом, уклонениями, в зависимости от темы и отношения собеседников между собою. Только грубые «несалонные» выражения не должны допускаться ни в каком случае, ибо они предполагают не столько интимную близость к собеседнику, сколько полное к нему неуважение.

Так как люди встречаются чаще для развлечения, нежели для разрешения сложных философских проблем, то в разговоре обыкновенно преобладает легкий, шутливый, веселый тон. Шутки, остроты и смех -- необходимые принадлежности приятного разговора. К сожалению, остроумие -- качество довольно редкое среди людей. Большинство же пробавляется в обществе более или менее смехотворными анекдотами, вычитанными или слышанными. Это не только не может заменить природного остроумия, но иногда и прямо неуместно, ибо читанное и слышанное вами могло быть прочитано или услышано и вашим собеседником. Пушкин еще сказал: «Повторенное острое слово становится глупостью».

Но и с природным остроумием нужно знать, когда и где шутят. Шутка, даже хорошая сама по себе, хороша далеко не всегда, не везде и не у всякого рассказчика.

Хорошую шутку нужно еще рассказать умеючи, чтобы произвести желаемое действие. Самодовольно хохочущий своей шутке рассказчик имеет довольно глупый вид, особенно, когда его смех не поддерживается слушателями или поддерживается в слабой степени как дань вежливости.

Память -- великое дело в искусстве разговаривать. Человек со слабой памятью -- плохой слушатель именно потому, что, боясь забыть свою мысль, спешит возражать. Он часто повторяется и этим производит впечатление человека ограниченного. К концу речи он обыкновенно забывает, с чего начал, и поневоле ударяется в бесцельную болтовню не без задней мысли -- набрести на забытую тему.

Насколько несносен плохой слушатель, настолько неоценим человек, умеющий слушать. Разговор только тогда приятен для обоих собеседников и приводит к тем или другим результатам, когда они выслушивают и понимают друг друга и сообразно с этим отвечают, последовательно и логично. В то время как один говорит, дело другого слушать и только слушать; обдумывать свой ответ он должен лишь после того, как первый кончил; ответ, отделенный от вопроса паузой обдумывания, приобретает особый вес.

Конечно, и говорящий не должен злоупотреблять молчанием собеседника. Он не должен говорить без конца и наговорить с три короба так, чтобы ни одна память человеческая не в состоя-нии была удержать всего им сказанного, не то что разобраться в этом. Пусть каждый из собеседников высказывает зараз не все, что он знает, а лишь одну, много две мысли, пусть он выкладывает не все имеющиеся у него доводы в пользу своего положения, а пару самых главных и ждет ответа от собеседника. Может быть, в его дальнейших доводах нет никакой надобности, так как собеседник с ним вполне согласен, и он ломится в открытую дверь; может быть, собеседник эти доводы сам знает и имеет против них неопровержимые возражения. Только при постепенном развитии разговора, в ответах и репликах беседа приобретает ровный характер и ведет к положительным результатам.

Вежливость -- необходимое условие всякого разговора. Она и признак, и украшение благовоспитанного человека. Ошибка невеж часто заключается в том, что они принимают отрицательное качество невежливости за положительное качество решительности и выдержки характера. Вежливый человек уважает своего собеседника и этим самым требует уважения к себе. На вежливость и отвечают вежливостью.

Однако вежливость, услужливость по отношению к собеседнику никогда не должна переходить в подобострастие. Никогда не теряйте уважения к себе, сознания собственного достоинства.

(...) Нельзя в разговоре употреблять таких оборотов, как: не может быть, правда ли?, ой ли? и проч. Конечно, когда у вас дойдет до дела, вы хорошенько взвесите, кто вам это сказал: серьезный человек, шутник или лжец, и поступите по собственному разумению; но в разговоре вы не должны подавать и виду, что не верите собеседнику, раз он говорит серьезно. На этом же основании уважающий себя человек не допускает и мысли, что его собеседник может ему не верить и поэтому не клянется, не приводит доказательств.

Уважение к собеседнику требуется и в самом поведении во время разговора, во внешних манерах лиц разговаривающих, в позе, минах и жестах. Слишком близкое расстояние к собесед-нику (несоблюдение «приличной дистанции»), орошение его брызгами при кашле, чихании и свистящих согласных, обвевание его дыханием или пускание ему дыма в глаза -- в прямом смысле этого выражения, равно как держание его за пуговицу, чтоб он не убежал, фамильярные жесты и тому подобные проявления неуважения должны быть, разумеется, тщательно избегаемы. Если неприятна речь слишком громкая, угрожающая целости вашей барабанной перепонки, то речь слишком тихая, заставляющая вашего собеседника постоянно переспрашивать,-- истинная пытка, и при том пытка для обеих сторон, так как и переспрашивать говорящего и повторять сказанное -- одинаково неприятно...

Что касается времени, наиболее удобного для разговора, то наилучшее время -- состояние полного физического и нравственного спокойствия. (...)

Г л а в а VI Искусство приказывать, просить и отказывать

Приказания, просьбы и отказы -- специальные виды разговора, требующие более подробного рассмотрения.

Отдавая приказание, мы имеем в виду две цели: чтобы оно было непременно исполнено и чтобы оно было точно исполнено, т. е. в полном объеме и в разумеемом нами смысле. Этими дву-мя целями определяется характер приказания. Все, что способствует послушанию и точности со стороны получившего приказ, должно быть принимаемо к сведению и соблюдению, все, что ведет за собою непослушание и неточность, должно быть тщательно избегаемо.

Поэтому отдающий приказание должен прежде всего сообразоваться с силами исполнителя. Нельзя требовать большего, чем этот в состоянии дать. Если, например, педагог потребует от живого ребенка, чтобы он долгое время сидел неподвижно, ничем не выражал своих мыслей, то ему нечего удивляться, если ребенок окажется непослушным: он потребовал от ребенка слишком многого. Также требует слишком многого тот, кто издает приказание за приказанием, не давая исполнителю возможности проявить собственную волю. Такой властолюбивый «приказчик» неизбежно натыкается на систематическую оппозицию со стороны более или менее сильных натур. Людьми должно управлять так, чтобы они не чувствовали вожжей. Вызывать оппозицию, дразнить подчиненных, создавать враждебное с их стороны отношение ко всем приказаниям -- очень плохая политика. Нагромождение приказаний, вызывая в подчиненном сомнение в их целесообразности, заставляет приписывать их капризу, а как бы щедро вы ни оплачивали исполнение капризов, какой бы великой ответственностью вы ни обставляли неисполнение их, исполнитель никогда не отделается от обидной мысли, что вы распоряжаетесь им как вещью, безвольной и неразумной. Едва ли это способствует послушанию, тому охотному, добровольному, радостному, не из-под палки, послушанию, к которому должен стремиться всякий разумный начальник. Когда человек отдает свои приказания под влиянием настроения и каприза,-- а это всегда случается с властолюбивыми натурами,-- то стоит опасность, что одни приказания будут противоречить другим, что запрещенное вчера будет сегодня дозволено и наоборот. Это неизбежно влечет за собой умаление престижа, выражающееся непослушанием. Наконец, лицо, отдающее приказание, должно сообразоваться и с другими условиями, в которые поставлен его подчиненный. Если противоречат друг другу приказания двух воспитателей, отца и матери, школы и семьи, то ребенок чаще всего не исполняет ни тех, ни других приказаний, а идет собственным, наиболее для него удобным и приятным путем.

Точность исполнения зависит больше от приказывателя, чем от исполнителя. Кто хочет приказать, должен точно знать, чего он требует; кому предстоит исполнять, не должен иметь никаких сомнений относительно того, что именно от него требуется. Поэтому, с одной стороны, приказыватель не должен в своих приказах предполагать слишком многого разумеющимся само собою, не должен быть слишком краток, а с другой -- не должен слишком подробным перечислением деталей затемнять сущность своего приказания. Он должен сообразоваться с умственным развитием исполнителя, должен говорить его языком. Если приказание не допускает двусмысленного толкования, то исполнитель будет гораздо меньше поддаваться соблазну что-нибудь урвать в свою пользу, чем если приказание выражено неясно, двусмысленно, общо.

Изложенными рассуждениями определяется уже и форма, в которую приказание должно быть облекаемо. Приказание требует безусловного послушания. Всякая мотивировка, апеллирующая к усмотрению исполнителя, желающая повлиять на его волю указанием на необходимость и целесообразность требуемого, противопоказуется, как умаление престижа. Исполнитель должен верить в необходимость требуемого, он сам должен догадываться о целях приказания по намеку, по взгляду. Мотивировка, присовокупляемая к приказанию, указывает на возможность не необходимых и нецелесообразных приказаний и на допустимость непослушания со стороны исполнителя в случае не необходимых и нецелесообразных приказаний. Язык приказания должен быть -- определенный, категорический, твердый. Он должен быть краток, как военная команда; но не груб, не оскорбителен. Русский язык выработал целый ряд оборотов, смягчающих повелительное наклонение: извольте сделать то-то, не угодно ли, потрудитесь, будьте добры, будьте любезны, пожалуйста, прошу вас, я бы вас просил, вы меня премногим обяжете и проч. Все они, как и просительные жесты, мины, интонации, имеют единственной целью--обратить требование в просьбу: позолотить приказание, всегда заключающее в себе нечто оскорбительное. Эту же цель имеют усиленные благодарности, расточаемые исполнившему приказание -- впоследствии.

Как ни важно в интересах последовательности и авторитета не отменять своих приказаний, однако требовать, только из принципа, безусловного исполнения всех приказаний, даже явно ошибочных, значит заходить слишком далеко. Мудрая умеренность в приказаниях лучше всего предохраняет от необходимости отменять свои приказания. Кроме того, в деле послушания немалую роль играет добрая привычка, и все то, что мешает укорениться этой доброй привычке, как частая отмена приказаний под влиянием сознания их непрактичности или -- что еще хуже -- под влиянием просьб и лести со стороны исполнителей,-- должно быть признано вредным.

Просьба -- это в некотором роде сестра приказания. Цели те же -- послушание и точность, но средства подойти к этим целям более шатки, менее надежны. Мы просим о том, на что не имеем ясных, законных прав. Мы всецело в руках того, к кому обращена наша просьба. Поэтому все зависит от него, а не от нас, и указать какие-нибудь правила для руководства просителю почти невозможно. Изучайте его, выбирайте такое время, когда он наиболее расположен, наиболее милостив, употребляйте такие средства, которые больше на него влияют. Узнать чужую слабость, чужой конек -- в этом секрет управления чужой волей. Нет такой воли, которая не имела бы своих слабостей. Все мы идолопоклонники: одни поклоняются почету, другие -- интересу, третьи -- и их большинство -- удовольствию. Задача в том, чтобы найти и определить его идола. Раз вы это сделали, вы имеете ключ к его воле. Иные натуры -- очень грубые -- любят лесть, любят, чтобы вы унижались перед ними, стушевались в блеске их величия; иные -- не могут выносить слез и тают, яко воск перед лицом огня, при виде плачущей (притворными слезами) женщины; иной, наоборот, преисполняется благородного негодования при виде унижения просителя. Герцен описывает удивительную сцену, разыгравшуюся в приемной одной важной особы. Там стоял какой-то бедный старик с медалями, просивший, по-видимому, чего-то очень важного. Когда особа величественно подошла к нему, с своей грациозно-снисходительной улыбкой, старик стал на колени и вымолвил: «Ваше сиятельство, войдите в мое положение».