Терроризм в условиях глобализации как фактор политической деструкции: политологический анализ

Таким образом, несмотря на расхождения между системами государств и правительств в монархических, тоталитарных и демократических моделях управления, можно сказать, что все эти государства воспринимают существование на территории государства иностранных лиц и неконтролируемых групп как серьезную угрозу. Обычно ожидается, что реакция на такие угрозы в либеральных демократических обществах будет более рациональной и сможет соответствовать демократическим принципам. Однако реакция, направленная на иностранцев и иммигрантов в США и других западных странах, свидетельствует об обратном.

В силу своих трансграничных и транснациональных особенностей терроризм рассматривается как вопрос, тесно связанный с миграцией. Такие вопросы, как пограничный контроль и безопасность, незаконная миграция, убежище, интеграция иностранцев и иммигрантов, межэтнические/культурные отношения и гражданство, считаются общими областями, представляющими интерес как для борьбы с терроризмом, так и для управления миграцией. Однако необходимо подчеркнуть, что меры, касающиеся миграционной политики и пограничного контроля, составляют лишь часть национальных и международных действий по противодействию терроризму. Это обусловлено тем, что восприятие национальной безопасности государства тесно связано с его оценкой внутренних и внешних угроз, а также с его историческим опытом.

Следует учитывать, что лица, намеревающиеся совершить террористические акты, зачастую также проникают в страну под вымышленными именами, с качественно подделанными или похищенными у законных владельцев настоящими паспортами. Это, например, было в случае с парижскими терактами 2015 г., где террористы использовали сирийские паспорта и зарегистрировались в качестве беженцев, хотя являлись гражданами Бельгии и Франции. Предупреждение таких правонарушений входит в обязанности правоохранительных органов и спецслужб. Однако обеспечение безопасности выходит далеко за рамки работы полиции и спецслужб. Главным образом требуется комплексная социальная работа и политическое взаимодействие. Нынешняя неспособность интегрировать беженцев и иммигрантов создает благоприятную почву для будущего терроризма. Это наиболее важный урок, извлеченный из парижских терактов. В конце концов, террористы были бельгийскими и французскими гражданами.

В октябре 2014 г. «Новости RT» сообщили, что «разведслужбы США располагают незашифрованной закрытой перепиской руководства халифата», подтвердив при этом, что «боевики "Исламского государства" планируют внедрить агентов под видом беженцев в Западной Европе». Опасения по поводу того, что «Исламское государство» применит такую стратегию троянского коня, усилились в январе 2015 г., после того как один из контрабандистов организации, действующий на территории Турции, признался, что переправил 4 тыс. боевиков в Европу на грузовых кораблях, заполненных беженцами. По его словам, целью этого была организация терактов в ответ на авиаудары коалиции. Через месяц была опубликована онлайн-статья другого видного деятеля ИГ, базирующегося, по всей видимости, в Ливии, в которой тот выступил за использование судов с мигрантами из Северной Африки для внедрения в Европу.

На практике обеспокоенность по поводу преднамеренного внедрения террористов в потоки беженцев усилилась после парижских терактов в ноябре 2015 г. Считается, что, по крайней мере, два террориста проникли в Европейский Союз через Грецию, выдав себя за лиц, ищущих убежища. Учитывая, до какой степени эти вопросы продолжают будоражить средства массовой информации и умы политиков, специалистов по вопросам безопасности и общественности, представляется важным объективно оценить угрозу терроризма и ее связь с массовой миграцией.

Произошедшие 13 ноября 2015 г. в Париже террористические акты унесли жизни ста тридцати посетителей ресторанов, любителей музыки и футбольных болельщиков и выдвинули на первый план новый страх перед террористами, выдающими себя за беженцев. Рядом с трупом одного из террористов-смертников около стадиона «Стад де Франс», полиция нашла поддельный сирийский паспорт, владелец которого въехал на территорию ЕС через греческий остров Лерос, а потом был еще раз зарегистрирован в Сербии. Личность его владельца еще не была установлена, но он мог быть жителем Ирака. Большинство остальных террористов были гражданами Франции и Бельгии, бывывшими на удерживаемой ИГ части территории Сирии. Обнаружение паспорта повлекло за собой призывы в Соединенных Штатах незамедлительно приостановить действие программ по иммиграции и переселению для беженцев из Сирии и других мусульманских стран.

Достаточно негативным фактором является то, что массовый приток мигрантов приводит к обострению ситуации на национальных рынках труда из-за конкуренции за рабочие места и снижения заработных плат местных работников, так как иностранные граждане соглашаются работать за меньшее вознаграждение, что создает риск демпинга заработной платы и рост социальной напряженности. Практически бесспорные положительные и негативные экономические эффекты от миграции для стран-доноров и государств-реципиентов становятся очевидными через короткий промежуток времени и поддаются формализованным математическим вычислениям.

Может показаться разумным решением использование инструментов миграционного контроля в качестве важного механизма борьбы с терроризмом. Однако та же политика может иметь некоторое, а иногда и значительное негативное воздействие при строгом использовании в других целях. Выделяются два основных последствия: нанесение ущерба национальным интересам и нарушение индивидуальных прав и свобод. В частности, следует отметить, что использование инструментов миграционного контроля под предлогом предотвращения терроризма особенно ущемляет права оседлых граждан третьих стран и ослабляет их правовой статус.

Жесткая политика и практика, принятые в рамках борьбы с терроризмом, могут привести к постепенному сокращению позитивного вклада миграции в сообщество принимающих стран. И это может произойти на фоне единодушного признания позитивного вклада иммигрантов или иностранцев в экономику принимающих государств. Иностранцы или иммигранты вносят значительный вклад в жизнь принимающих стран в целях развития образования, профессиональной подготовки, здравоохранения и так далее. Однако иммигранты обычно находятся в неблагоприятном положении в принимающих странах, и террористические группы могут злоупотреблять этой ситуацией или существующей консервативной политикой стран. Поэтому вполне ожидаемо, что страны, столкнувшиеся с печальными последствиями терроризма, должны принять меры предосторожности против возможности такого развития событий. Но все эти меры предосторожности должны быть законными, пропорциональными и соответствовать требованиям соблюдения прав человека.

При этом «домашние» сообщества, которые отличаются приоритетом собственной этнической принадлежности и культуры и возведением этих понятий в основную мотивацию жизнедеятельности, создают негативное представление относительно других сообществ, что приводит к их отчуждению и маргинализации. В данном случае многообразие не может быть отражено как позитивная ценность в принимающем иммигрантов обществе, так как национальная идентичность создается на основе особых ценностей. Эти проблемы предполагают формирование враждебных взглядов по отношению к другим сообществам. Однородность, единообразие и особый упор на самобытность приводят к отчуждению мигрантов, а их интеграция в социальную систему оказывается практически безуспешной. И сингулярная классификация является еще одним негативным фактором, влияющим на общественные отношения, которые переживают кризис из-за терактов, и создают достаточно четкие границы между социальными группами.

Следует учитывать и то, что политические эффекты от миграции, ввиду своей специфики, проявляются через длительное время и сложнее поддаются прогнозированию и моделированию. Стоит отметить, что, например, такое явление, как терроризм, все же бывает связано с выходцами из мигрантской среды. В связи с этим возникает необходимость в рассмотрении миграции в контексте политической сферы жизни социума. В частности, некоторые джихадисты используют нынешний кризис массовой миграции для проникновения или перемещения в пределах Европы, и не вызывает сомнения, что последствия могут оказаться плачевными. Тем не менее среди более миллиона мигрантов, многие из которых являются выходцами из Сирии и других проблемных регионов, количество выявленных террористов-беженцев остается минимальным. Для дальнейшего определения уровня угрозы полезно изучить последнюю волну терактов джихадистов на Западе и в других заинтересованных странах.

В последнее время резко возросло восприятие иностранцев и этнических меньшинств как внутренней, так и внешней угрозы. В рамках нового восприятия угрозы, как «иностранное» так и «иммигрантское» население, проживающее внутри страны, а также лица, прибывающие извне, стали оцениваться как факторы риска для национальной безопасности. Вместе с тем попытки создания искусственной взаимосвязи между иммигрантами и терроризмом вызывают в иммигрантских обществах тревогу и агрессию, усиливают враждебные чувства по отношению к принимающему государству. В этих ситуациях враждебность по отношению к иностранцам (ксенофобия) возрастает наряду с возможностью столкновений между социальными группами, что создает новый виток террористических предпосылок. В итоге контрреакция провоцирует сама себя. Поэтому создание баланса между правами человека и безопасностью выступает как актуальная задача для стран, которые стремятся к большей внутренней безопасности.

В действительности количественно большая угроза исходит от радикализированных групп и отдельных лиц, которые не прошли обучение и не участвовали в боевых действиях за рубежом. Угроза терроризма, связанная с возвращением иностранных боевиков под видом беженцев или на иных основаниях, несомненно, возрастает с точки зрения потенциального воздействия; однако ее вероятность относительно низкая, по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Поскольку местные джихадисты несут ответственность за большинство последних террористических заговоров на Западе, то по более вероятному сценарию западные экстремисты попытаются завербовать беженцев из Сирии и других стран уже после их приезда, вместо того чтобы сделать это заранее и отправить их с уже обдуманным намерением совершить акты терроризма.

Согласно данным исследования Т. Хеггхаммера и П. Нессера, опубликованного в журнале «Perspectives on Terrorism», с 2011 г. по июнь 2015 г. существовало 69 подобных агрессивных групп, в том числе 30 были вдохновлены или в незначительном количестве случаев имели отношение к ИГ, из них 19 (28%) были исполнены. Показательно, что иностранные боевики участвовали только в 16 заговорах (23%), из них всего 11 человек побывали до этого в Сирии, «возвратный эффект» составляет 0,3% (1 из 360) для примерно 4 тыс. европейцев, посетивших регион. В то время как нападения в Париже в ноябре 2015 г. продемонстрировали потенциальный эффект, который могут иметь такие события, но это кардинально не изменило количественную оценку.

Достаточно значимым фактором является и то, что в качестве субъектов, непосредственно заинтересованных в росте миграционных процессов, выступают и организованные преступные группировки. Данные группировки извлекают огромные прибыли от транспортировки и последующего трудоустройства мигрантов. При этом они используют их в качестве курьеров при перевозке оружия, наркотиков и иных нелегальных товаров, расширяя территории и сферы преступной деятельности. Благодаря преступным формированиям нелегальных мигрантов, создается неконтролируемый рынок товаров и услуг. Помимо этого, нелегальные мигранты могут выступать и как распространители экстремистских религиозно-националистических взглядов, а отдельных мигрантов могут использовать в своих целях и иностранные спецслужбы. В этой связи «Исламское государство» серьезно обеспокоено возможностью успешной интеграции беженцев в жизнь на Западе. Это стало очевидно в сентябре 2015 г., когда группа в течение трех дней выпустила 14 видео, в которых предупреждала мусульманское население не эмигрировать в дар аль-харб («территория войны» или «территория неверия») и призывала остаться и присоединиться к «халифату». Как отметил Аарон Зелин, «поток мигрантов [в Европу] - это проклятие для ИГИЛ, которое подрывает идею группы о самопровозглашенном халифате как убежище».

Кроме того, ИГ обеспокоено в первую очередь событиями, происходящими на его территории. Учитывая, насколько важна численность войск для захвата и удержания территории, возникает вопрос, зачем ИГ отправлять большое количество опытных боевиков для проведения атак, если эту задачу можно возложить на сочувствующих, которые уже находятся на Западе, без каких-либо затрат для организации. Действительно, вследствие возрастающих трудностей ИГ создавало специальные подразделения для пресечения и предотвращения потенциальных случаев дезертирства, по данным статьи, опубликованной «The Telegraph» в октябре 2015 г. По сообщениям многочисленных новостных источников, террористическая группа в большей степени полагалась на вербовку детей-солдат и использование женщин для выполнения боевых задач.

Тем не менее данные о беженцах или ищущих убежища лицах, совершивших террористические акты в промышленно развитых странах, не так значительны. Меньшинство ищущих убежища лиц - а чаще их дети - подверглось радикализации уже после переезда в свои принимающие страны. Один из нападавших на торговый центр в Найроби (Кения) в 2013 г. прибыл в Норвегию в 9-летнем возрасте в качестве беженца из Сомали. Чеченцы братья Царнаевы, совершившие взрывы на Бостонском марафоне, прибыли в США в детском возрасте, когда их родители попросили там убежища. Но такие случаи не имеют массового тиражирования, и еще меньше данных имеется о совершивших теракты переселенных беженцах, скорее всего, потому, что программы переселения включают строгие механизмы проверок.

Также очевидно, что подавляющее большинство джихадистов, действующих в западных странах, прибыли в страну не как беженцы. Например, данные исследователей указывают, что 15% террористов, которые активировались в Великобритании до 2013 г., прибыли в качестве лиц, ищущих убежища, или беженцев. В США эта цифра составляет только 5%. В этих случаях «террористы-беженцы» явно являются меньшинством. Более того, в течение того же времени 48% британских и 61% американских джихадистов прибыли из-за рубежа, в отличие от рожденных в этих странах. Эти различия наглядно демонстрируют, что подача ходатайства на статус беженца не является особенно распространенным методом проникновения джихадистов на Запад. В этой связи среди политических последствий миграции, в особенности нелегальной, оказывающих влияние на национальную и общественную безопасность, выделяются рост террористических и криминогенных угроз, а также распространение расизма, национализма, ксенофобии, экстремизма и правого радикализма.

На самом деле эти страны рассматривают этот вопрос не только в контексте непосредственной угрозы терроризма, но и в более широких рамках национальной безопасности. Как представляется, эта политика направлена на создание эффективного механизма контроля во всем мире на основе визовой политики, пограничного контроля и контроля над законной миграцией. Можно предположить, что явление оказалось очень хорошим оправданием, в частности для США, для регулирования и контроля миграции и борьбы с нелегальной миграцией. С другой стороны, усиление подобных мер, которые, как считается, направлены на предотвращение терроризма в ЕС, на самом деле имеют меньшее значение для борьбы с терроризмом. Они, можно предположить, в значительной степени направлены на борьбу с преступностью в целом, беженцами и лицами, ищущими убежища, оседлыми мигрантами, протестующими и пограничным контролем, экстрадицией и другими вопросами сотрудничества.

Многие государства разработали правовые документы и политику в отношении миграции и особенно незаконной миграции и, таким образом, рассматривают этот вопрос в рамках концепции безопасности границ и пограничного контроля. Однако секьюритизация явления миграции не обязательно может сделать общество более безопасным. Напротив, состояние «незащищенности» может все чаще создаваться как парадокс, так как решение проблемы миграции в контексте соблюдения мер безопасности способно привести к негативной совокупности потребностей в повышении внутренней безопасности, вызванных возросшим восприятием отсутствия самой безопасности.

В таком случае развитые страны должны найти компромисс между моделями «неприступной крепости» и «открытых ворот», что позволит избежать крайностей ограничительной и либеральной политики. Первая модель ведет к нарастанию нелегальной миграции, нарушениям прав человека, возрастанию давления на бюджет, в то время как вторая модель сопряжена с рисками и угрозами для национальной и общественной безопасности, а также экономической и социальной стабильности развитых государств. Эти модели получили название либеральной и рестриктивной (рестрикционной) миграционной политики. В связи с усиливающейся угрозой терроризма, возрастанием рисков для национальной безопасности значительная часть развитых государств переходят к рестриктивной политике. Тем не менее углубляющиеся и противоречивые процессы глобализации неизбежно сопровождаются фрагмеграцией, что приводит к регионализации и интеграции субъектов международных отношений для формирования и поддержания региональных систем безопасности, совместного решения глобальных проблем человечества и т.д., развития взаимовыгодного экономического, научно- технического, гуманитарного и культурного сотрудничества между интегрирующимися странами.

Действительно, в последнее время в ведущих странах все шире разрабатываются и внедряются адекватные угрозам терроризма стратегии и инструменты миграционного контроля. Вместе с тем теракты последнего времени свидетельствуют о том, что их исполнителями во многих случаях являются лица, имеющие постоянное место жительства и даже гражданство страны, в которой они совершают террористический акт. Это говорит о том, что в некоторых случаях они действуют вне досягаемости классического миграционного контроля. Поэтому проверки, проводимые в рамках нынешней миграционной политики, следует рассматривать лишь как альтернативную стратегию борьбы с терроризмом. Терроризм, в крайнем случае, выступает тем фактором, благодаря которому национальная иммиграционная политика по-прежнему является актуальной во все более глобализирующемся мире. Однако миграционная политика, в частности, затрагивает вопросы государственного управления в этой сфере в части, кто въезжает или выезжает из страны или кто проживает в ней, то есть является той сферой, где может происходить сопряжение усилий национальных и международных правоохранительных органов в борьбе с терроризмом.

Даже несмотря на то, что невозможно подтвердить естественную связь между терроризмом и миграцией, тем не менее справедливо отметить, что проверки и контроль, осуществляемые на границе, или предварительный контроль над перемещением людей через границы могут способствовать мониторингу и предотвращению возможной террористической активности. Поэтому использование инструментов миграционного контроля в качестве конкретного инструмента борьбы с терроризмом может привести к выработке политики, которая может каким-то образом включать в себя предвзятые и расистские подходы.

Планируемое или непреднамеренное формирование такой политики в многокультурных обществах, состоящих из представителей различных религий, этнических групп, рас и т.д., или даже формирование такого образа или восприятия может нанести ущерб социальному миру и национальной целостности. Это может привести к политизации культурных факторов путем отнесения всех иммигрантов или этнических групп из определенных регионов и верований к категории потенциальных террористов. Такое развитие событий в равной степени опасно для некоторых аргументов, используемых террористами.

Важным является и то, что этнополитика и практика, направленные на иностранцев и иммигрантов в контексте борьбы с терроризмом, особенно ущемляют основные права и свободы во многих странах. Ущерб, нанесенный свободе, еще более усилился в результате «цветных» революций, военных действий на Ближнем Востоке, Афганистане, а также реальных террористических нападений и угроз во всем мире. Целенаправленные действия против определенных категорий иммигрантов и иностранцев в целях предотвращения терроризма не могут быть увязаны ни с теориями либеральной демократии, которые Запад отстаивает на протяжении многих лет, ни с проповедуемым подходом к борьбе с терроризмом в рамках уважения прав человека. Однако, с другой стороны, безопасность и принимаемые для ее обеспечения меры всегда должны быть обоснованы и соразмерны уровню угрозы, с которой сталкиваются государства, особенно если повышение безопасности означает повышение уровня ограничений и возможность вторжений в частную жизнь и гражданские права. Кроме того, следует признать, что управление миграцией не является основным инструментом в борьбе с терроризмом.

Как видно, более широкая миграционная политика может также содействовать решению вопросов социальной стабильности в различных слоях общества для уменьшения потенциала этнических или других конфликтов. Улучшения в этих областях могут способствовать повышению безопасности, улучшению функционирования режимов трансграничной миграции, облегчающих перемещение людей через границы. Некоторые из мер, реализуемые с этой целью, могут быть технологически сложными и высоко инновационными, но зачастую речь идет о развитии традиционных направлений управления миграционными потоками.

В настоящее время в мире уже существует общее понимание и убежденность в том, что, хотя эффективная политика контроля над миграцией не приведет к искоренению всех актов терроризма, она тем не менее способна играть ключевую роль в борьбе с этим явлением. Поэтому нахождение надлежащего баланса между обеспечением, защитой прав человека и миграционным контролем является ключевым вызовом для всех стран в попытке сделать международные границы более безопасными, а политические процессы -устойчивыми.

4.2 Современный государственный терроризм (на примере Украины)

В современном мире особую, обусловленную специальным монопольным статусом государств, тяжестью последствий, имеет государственный терроризм. Примером широкомасштабного государственного терроризма являются события на Украине в связи с государственным переворотом 2014 года. Им предшествовала заявка России на формирование нового геополитического центра через механизмы Евразийского Союза и Единого таможенного пространства. Ключевая операционная роль в данной конструкции отводилась Украине. На протяжении определённого времени российское руководство вело сложные переговоры с Правительством Виктора Януковича, который, одновременно, пытался эти контакты использовать как фактор максимизации преимуществ во взаимоотношениях с Западом, где он договаривался об интеграции в Европейский Союз через Договор об ассоциации. Такая двойственность привела к обострению внутриполитической украинской обстановки, что прямо инспирировалось прозападными силами. Изначально Правительство Виктора Януковича само поддерживало «Новый Майдан», как аргумент переговоров с Россией, обосновывающий внутриполитическую поддержку европейского курса. Россия так же пыталась оказать давление на Януковича, в том числе, через санкционные меры.

В итоге, убедившись в том, что российские условия более привлекательны, чем западные, Янукович сделал свой выбор, что привело к организации давления на украинскую власть с целью смены этого выбора. И если сначала оно носило скорее информационно-психологический характер, то в дальнейшем приобрело все признаки терророгенного проявления, так как сопровождалось захватами государственных учреждений, вооружения, устрашением чиновников, актами насилия. Например, в январе-феврале 2014 представители «Майдана» осаждали областные администрации в Ровенской, Тернопольской, Хмельницкой, Волынской, Винницкой, Черниговской областях, прошли штурмы ОГА в Полтаве, Львове, Житомире, Черкассах, Сумах. Были захвачены здания ряда управлений СБУ и милиции, противники Януковича массово завладевали оружейными арсеналами.

Процесс завершился государственным переворотом, сопутствующим совершением мятежниками убийств с обвинением в этом власти, что подтверждает факт использования терроризма для решения крупной геостратегической задачи антироссийского характера. Этот вывод подтверждён решением Дорогомиловского суда г. Москвы, который 27 декабря 2016 года пришел к выводу о том, что в 2014 году на Украине произошел государственный переворот, направленный против интересов Российской Федерации. Решение вступило в законную силу Вступило в силу решение суда о признании “Майдана» госпереворотом // Российская газета. 30.012017. URL: https://rg.ru/2017/01/30/vstupilo-v-silu-reshenie-suda-o-priznanii-majdana-gosperevorotom.html (date of access: 12.02.2019)..

Более того, террористические методы были взяты на вооружение уже новым украинским руководством в отношении собственного населения. Новая неконституционная киевская власть развернула широкомасштабную систему насилия и запугивания путем организации массовых устрашающих митингов, избиений, пыток и убийств оппонентов. Одним из наиболее знаковых событий стало сожжение в Доме Профсоюзов города Одессы не менее 48 противников власти и публичный разгон протестного городка. Общее руководство и координацию данными процессами осуществлял спикер украинского парламента Андрей Парубий и структуры власти, бизнеса и радикальных организаций, подконтрольные входящему на тот момент в украинское руководство олигарху И.Коломойскому.

Автор стал непосредственным участником и свидетелем событий на Украине, где с июля 2014 года по март 2015 года работая в должности министра государственной безопасности Донецкой Народной Республики, организовывал антитеррористическую защиту местного населения.

В ходе артиллерийских ударов по населённым пунктам, украинской армией была выбрана тактика сознательного уничтожения мирной инфраструктуры и гражданского населения. Ее целью являлось формирование такого устрашающего воздействия, которое бы дестабилизировало политические предпочтения жертв и вызвало недовольство властью Л/ДНР, неспособного обеспечить их безопасность.

Например, в ходе изучения деятельности 28 одесской механизированной бригады (численность около трех тысяч военнослужащих), дислоцируемой в Красноармейском районе подконтрольной Украине части ДНР было установлено, что реактивный дивизион из трех батарей РСЗО БМ-21 «Град» наносит систематические удары по городу Донецку, выбирая, преимущественно, цели мирной инфраструктуры. Командовал подразделением подполковник Виталий Биленький. В свою очередь, первой, основной батареей на тот момент руководил капитан Марченко Олег Владимирович. Общее количество военнослужащих - 150 человек, 12 реактивных установок ГРАД- БМ-21 (40 зарядов каждая).

Примером рассматривалась неделя декабря 2014 г. Первая батарея на четырех БМ-21 в тёмное время суток ежедневно выезжала для ведения огня 3-6 декабря. Удары наносились исходя из трёх подходов:

1. по конкретным координатам возможного расположения вооружённых сил ДНР, представляемым разведчиками бригады, к качеству работы которых, как показали допросы пленных и результаты оперативных и технических мероприятий, были серьёзные претензии у самих украинских бойцов. Зачастую, чтобы не рисковать жизнью, координаты просто придумывались или вводились неточно. 22 января 2015-го украинские военные обстреляли район Донецка «Боссе», целясь в завод «Донгормаш», на территории которого ремонтировалась техника ополченцев, в связи с чем завод обстреливался регулярно. Но из-за слабой подготовки артиллеристов, изношенности используемых орудий снаряды часто летели мимо, как случилось и в тот раз. Залп накрыл остановку общественного транспорта рядом с заводом, подъехавший к ней троллейбус и автомобиль. Погибло пятнадцать человек, было много раненных. Люди ехали на работу, поэтому транспорт был переполнен;

2. необходимость отстрела боеприпасов и оформление докладов в этой связи, а так же активность накануне приезда разнообразных проверяющих. В таком случае били просто наугад, в сторону Донецка или других населённых пунктов ДНР. В основном, это происходило в ночное время либо после обильного принятия алкоголя офицерами, либо после значительных потерь своего личного состава. Часто такое бывало после выдачи очередной зарплаты;

3. по командам из центра или местного руководства - по мирной инфраструктуре с прямой установкой - «сепаратистам не должно быть покоя». Данный довольно распространённый подход позволяет характеризовать действия украинских военнослужащих как террористические.

Начиная с 2014 года, поступала конкретная информация о диверсионно-террористической активности со стороны Украины. Например, оперативные подразделения силовых ведомств ДНР в конце 2014-го отрабатывали информацию в отношении некоего Камиля Валетова и его напарника под позывным «Альпинист». Указанные лица характеризовались как особо опасные диверсанты с высоким уровнем подготовки, возглавляющие спецгруппу противника. Набирались они из диверсионно-разведывательной группы номер пять «Донецкой» роты батальона территориальной обороны МВД Украины «Днепр-1». Группа имела такое название, потому что комплектовалась из жителей Донецка, воюющих на украинской стороне. Задачей группа имела организацию широкомасштабного террора в Донецке.

В дальнейшем под эгидой Сил специальных операций Украины были сформированы 3 и 8 полки специального назначения, которые готовятся к террористической деятельности иностранными инструкторами. Именно этими подразделениями совершены убийства начальника народной милиции (народного ополчения) ЛНР Олега Анащенко, командиров ополчения ДНР М. Толстых («Гиви»), А.Павлова (Мотороллы») и др. Другой украинской спецслужбой - Службой безопасности Украины, было организовано убийство Главы ДНР Александра Захарченко и ряд других преступлений. Все они имели политические цели, задачи массового устрашения органов власти Л/ДНР и местного населения.

В отношении подконтрольных Киеву приграничных районов также выбиралась тактика устрашения местного населения с целью недопущения попыток перехода под контроль Л/ДНР. Например, крупный портовой город Мариуполь в период 2014-2016 гг. просто был отдан под контроль украинских радикалов, в первую очередь входящих в батальоны «Азов» и «Святая Мария».

Батальон «Святая Мария» насчитывал всего около 100 боевиков из числа жителей Донецкой области, и был сформирован на основе батальона «Шахтерск», расформированного в июле 2014-го за массовое мародерство. В дальнейшем батальон вновь расформируют, и на его базе создадут не менее известную роту «Торнадо». Командиром этих подразделений являлся донбасский криминальный авторитет (город Торез, ДНР) Руслан Онищенко, известный под кличкой «Абельмаз». Украинское руководство поощряло насилия, убийства со стороны данных лиц, понимая, что таким образом обеспечивается политическая подконтрольность приграничных пунктов. Изменить своё мнение пришлось лишь после того, как вседозволенность украинских военнослужащих-террористов привела к тому, что их внимание было направлено уже на украинскую власть. Так, 2 ноября 2014 года шестеро бойцов «Торнадо» были задержаны в Киеве украинскими спецслужбами с арсеналом оружия. В дальнейшем у «Торнадо» возник конфликт с руководителем Запорожской области А.Сином, по поводу контроля над крупными коммерческими предприятиями, в ходе которого возникла реальная угроза силового нападения на руководство области.

В итоге украинской власти пришлось принять меры против вышедшего из-под контроля военно-террористического подразделения, часть его состава была признана виновными в массовых бесчеловеческих пытках, убийствах, похищениях. Но, согласно отчёту организации Global Rights Compliance LLP, «необъяснимым является факт отсутствия обвинений в военных преступлениях» Батальон «Шахтерск» // Экстремизм в украинской политике, обществе, СМИ и силовых структурах. Экспертный доклад. Выпуск 1 / Кочетков А. В.. -- Москва: CIS-EMO, 2015. -- С. 207. -- 256 с..

Террористические методы устрашения практиковали и другие представители украинской власти. Так, летом 2014-го батальон «Айдар» устроил карательную операцию в посёлке Новосветловка. Сначала была проведена подомовая «зачистка» посёлка. Назначена новая администрация из числа лояльных жителей. Показательно были взорваны советские памятники, перед жителями казнили несколько человек, подозреваемых в связях с ополчением. Под предлогом регистрации местные жители были согнаны в поселковую церковь, которую стали обстреливать и попытались поджечь (не получилось из-за начавшегося дождя). В дальнейшем сами «айдаровцы» эту историю доводили жителям других населённых пунктов ЛНР как угрожающий и «воспитательный» пример. Такие случаи были повсеместны Пинчук А.Ю. Контур безопасности. Генерация ДНР // Москва: Изд-во Алгоритм, 2017. С. 85.. 2014. № 1. С. 40-67..

Аналогичная картина устрашающего воздействия с политическими целями была развёрнута по всей Украине. В повседневную практику вошли политические аресты Список политических заключённых // Комитет спасения Украины. 16.112015. URL: http://comitet.su/item/spisok-politzaklyuchennyh-ukrainy.html (date of access: 02.02.2019); Опубликован самый полный список политических заключённых на Украине // Национальная служба новостей. 23.052016. URL: http://nsn.fm/hots/lantratova-vse-politzaklyuchyennye-ukrainy-byli-arestovany-uzhe-posle-maydana-.php (date of access: 03.02.2019)., убийства и задержания оппозиционных журналистов (О.Бузина и др.). Развёрнутая террористическая угроза направлена как против внутренних оппонентов киевской власти, так и против Российской Федерации, что подтверждено признанием Прокуратуры, Минюста и Верховного Суда России в отношении провластных, общественных организаций и военизированных государственных образований Украины экстремистскими и террористическими, с последующим запретом на территории Российской Федерации (батальон «Азов», «Правый сектор», «Украинская национальная ассамблея - Украинская народная самооборона» (УНА-УНСО), «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Тризуб им. Степана Бандеры», «Братство»).

Более того, украинским руководством организована серия попыток совершения террористических актов уже на территории Российской Федерации. В том числе задействовались контакты с членами Исламского Государства. Так, в 2018 году ФСБ России в Смоленске был задержан член ИГ, уроженец Дагестана 1988 года рождения Меджид Магомедов, который по заданию Украины готовил убийство одного из лидеров самопровозглашенной ДНР В Смоленске задержан международный террорист, работающий на СБУ // Новые известия. 10.09.2018. URL: https://newizv.ru/news/incident/10-09-2018/v-smolenske-zaderzhan-mezhdunarodnyy-terrorist-rabotavshiy-na-sbu (date of access: 06.02.2019). Подобные факты также неоднократно также имели место при попытках организации терактов в Крыму. Например, 7-8 августа 2016 года совершена попытка украинских диверсантов Главного управления разведки минобороны Украины с целью совершения терактов в Крыму, в ходе предотвращения которых погибли российские военнослужащие подполковник Р.Каменев и ефрейтор С.Сычев Диверсантов в Крыму обнаружили когда они уже заминировали дамбу// Комсомольская правда. 17.08.2016. URL: https://www.kp.ru/daily/26570.4/3585447/ (date of access: 06.02.2019). Эти и другие факты подтверждают характер широкомасштабный террористический характер руководства Украины во главе с Петром Порошенко.

Исследуя теоретические аспекты государственного терроризма, следует отметить, что терроризм со стороны государства (или квазигосударственных субъектов) предполагает преднамеренное принуждение и насилие (или угрозу такого принуждения) в отношении какой-либо жертвы с намерением вызвать страх у определенных наблюдателей, которые идентифицируют себя с этой жертвой таким образом, чтобы они воспринимали себя в качестве потенциальных будущих жертв. Таким образом, они вынуждены рассматривать возможность изменения своего поведения в той или иной форме, желаемой актором Mitchell C. State Terrorism: Issues of Concept and Measurement / Government Violence and Repression: An Agenda for Research / Michael Stohl and George Lopez (eds.). New York: Greenwood Press, 1986. Р. 5.. При этом любая монополия на насилие, которой обладает государство, не является ни оправданием для исключения государственного терроризма из исследований терроризма, ни, что еще более важно, для предоставления государствам права использовать насилие по своему усмотрению Stohl M. The State as Terrorist: Insights and Implications // Democracy and Security. 2006. № 2. Р. 4-5.. Действительно, даже в ситуациях, когда в соответствии с международным правом государства имеют законное право прибегать к насилию, не всегда их поведение является законным.

С другой стороны, негосударственным субъектам не предоставлено такое право для достижения своих политических целей, поэтому их действия и называются традиционным терроризмом. В связи с этим существуют две основные проблемы: во-первых, терроризм и насилие со стороны государства дифференцируются в зависимости от того, кто совершает акт, а не от характера самого акта. Во-вторых, будет неприемлемым тот момент, что, поскольку государство обладает монополией на насилие, любое применение насилия со стороны государства допустимо. Полагаем, что понимание терроризма должно основываться на характере акта, а не на субъекте, и при таких основаниях нет причин, по которым действия государства не могут быть квалифицированы как терроризм, если эти акты соответствуют определению нелегитимного политического насилия.

Следует отметить, что проблеме выделения государственного терроризма, как самостоятельной разновидности терроризма, а также сложностям формирования соответствующих определений, посвящено значительное количество исследовательских работ. Так, многие авторы, изучая проблему политических репрессий со стороны государства в отношении своих граждан, используют для обозначения этой деятельности в основном понятие террора. В их понимании «террор» олицетворяет собой акции массового физического, психологического, идеологического насилия, осуществляемого общественно-политическими структурами, обладающими неограниченной властью над подчиненной им социальной средой. При таком подходе отличительной чертой террора выступает именно массовость насилия, т.е. попадание под его воздействие неограниченно большого количества лиц при реальной возможности распространения его воздействия на еще большее количество.

В этой связи часто выделяются следующие категории такого террора:

- внесудебный государственный террор военного характера, который свойствен внутренней политике диктатур, в условиях которых он смыкается еще с полицейским и идеологическим террором. По мнению исследователей данной группы, внутригосударственный политический террор может осуществляться и без террора военного характера при вполне мирных и «благополучных» условиях существования государства. В качестве примеров этому обычно приводится ситуация в советском государстве в период тотального усиления сталинских репрессий;

- идеологический террор, осуществляемый в тоталитарных, в особенности фашистских государствах;

- административный террор, выделяемый как особый вид внесудебного внутригосударственного террора, который может проявляться в чрезмерном усилении бюрократического аппарата, сосредоточении у него функций, связанных с толкованием законов.

Таким образом, по мнению этой группы авторов, террор может быть как государственным, так и негосударственным. Государственный террор связывают с особо репрессивной, жесткой деятельностью государственной власти по отношению к своим политическим противникам как внутри страны, так и за ее пределами, поэтому государственный террор можно подразделять на внешний и внутренний.

Однако авторы, определяющие в виде основного субъекта террора государство, в ряде случаев выделяют в качестве возможных субъектов такого террора и мощное негосударственное образование или сильную оппозицию, вступившую в откровенный военный конфликт с государственной властью. В качестве примера иногда приводится такое негосударственное образование (но имеющее в определенной мере статус надгосударственного), как католическая церковь в связи с ее инквизиционной деятельностью.

Но при таком подходе к террору возникает проблема отграничения от схожих состояний. По мнению одних авторов, понятие «репрессия» в новой интерпретации созвучно террору, по мнению других, репрессии следует отличать от террора. Последними указывается, что понятие «репрессия» определяется как «наказание, карательная мера, применяемая государственными органами»Репрессия // Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1989. С. 589., а «наказание», в свою очередь, как «государственное принуждение, применяемое к виновному в совершении преступления» Наказание // Юридический словарь. М., 1953. С. 342., т.е. репрессия и террор находятся на совершенно различных уровнях в иерархии общественных событий и влекут за собой несравнимые последствия.

Таким образом, репрессии можно понимать, с одной стороны, как назначаемые наказания за конкретные деяния, а с другой стороны, как усиление карательной политики государства на каком-то отрезке жизни общества. В этом качестве - как характерная политика государства - репрессии имеют некоторое внешнее сходство с политикой террора. Однако, по мнению В.П. Емельянова, от террора их отличает, во-первых, масштабность карательных мероприятий, во-вторых, репрессии имеют конкретного адресата и персонифицированы в зависимости от формы и степени вины, подвергшихся репрессиям и, в-третьих, репрессии реально ограничены рамками действующего законодательства или же (как крайне редкий случай) волей монарха Емельянов В.П. Террор и терроризм: вопросы отграничения // Право и политика. 2000. № 4. С. 37..

Д.В. Ольшанского также можно отнести к этой группе авторов, так как он полагает, что террор - это возникающий в результате некоторых действий (прежде всего, насилия) ужас от утраты человеком спокойствия или безопасности. В то же время терроризм -- это обобщенное понятие, обозначающее уже комплексное явление, включающее страх и ужас как цель определенных (террористических) актов и действий, сами акты и действия, их конкретные результаты и весь спектр более широких последствий» Ольшанский Д.В. Психология террора. Екатеринбург, 2002. С. 44..

К группе, считающей террор и терроризм явлениями одного порядка с разницей в субъектах их применения либо степени массовости, можно отнести таких авторов, как М. Дзлиев, Э. Иззатдуст и М. Киреев, которые в своем исследовании «Современный терроризм: социально-политический облик противника» определяют, что «государственный террор, как правило, является систематическим, массовым или тотальным. Терроризм же обычно носит одноразовый характер» Дзлиев И.М., Иззатдуст Э.С., Киреев М.П. Современный терроризм: социально-политический облик противника. М., 2007. С. 49-50.. Однако и эти авторы непоследовательны в своих выводах. В той же книге они акты государственного террора и террористические акты определяют подвидами общей террористической деятельности Дзлиев И.М., Иззатдуст Э.С., Киреев М.П. Современный терроризм: социально-политический облик противника. М., 2007. С. 125.. Но исходя из их же логики, терроризм и террористическая деятельность - одно и то же, так как в разделе 2 «Современная террористическая деятельность» все главы имеют в заглавии различные проявления терроризма Там же. С. 144-407..

По субъектам различает террор и терроризм также Е. Кожушко, считающий, что «террор - это политика репрессий со стороны государства, опирающегося на мощь своих силовых институтов. Терроризм - это насилие, осуществляемое со стороны оппозиционных группировок. Орудие террора-репрессии, орудие терроризма - террористический акт» Цит. по: Бельков О. Терроризм слова и смыслы // Власть. 2002. № 2. С.17-18.. Как мы видим, данный автор не просто различает субъекты террора и терроризма, но и определяет основным орудием террора репрессии, о чем говорилось выше.

Б. Хоффман высказывает довольно популярную точку зрения, согласно которой субъектами террора являются государственные структуры, а терроризма - неправительственные группы. Ее разделяют многие отечественные авторы: В. Витюк, С. Эфиров, М. Требин, К. Жаринов и дрСм. в частности.: Витюк В.В. Социальная сущность и идейно-политическая концепция современного «левого» терроризма: автореф. дис. … докт. филос. наук. М., 1985. С.16.. При этом оружием террора являются репрессии, а оружием терроризма - террористические акты.

В рамках парадигмы этой категории некоторые авторы предлагают оригинальные идеи относительно смычек террора и терроризма между его разными субъектами. Например, В.В. Луков считает, что террор - это явление властного характера, в то время как терроризм - это политически мотивированное насилие «снизу», применяемое заведомо более слабым «неправительственным» противником портив государственной машины. Вот в противостоянии этих двух явлений, по его мнению, и образовываются т.н. «серые зоны», в которых все субъекты применяют априори незаконное насилие. Тем самым, по его мнению, происходит «смычка террора «сверху» с терроризмом «снизу»…Обе стороны в противоборстве за власть и влияние на социум и мировое сообщество…используют одни и те же методы - нередко имитируют «злодейства» и «жестокость» противной стороны, подставляя ее под критику общественности» Луков В.В. Терроризм: Новые подходы российских ученых (об актуальных проблемах общественного противодействия терроризму). М., 2007. С. 43..

В свою очередь, Г.В. Овчинникова называет терроризм преступлением, а террор - способом деятельности любого субъекта (государства, организации, физического лица) с использованием силы, угрозы, запугиванияОвчинникова Г.В. Терроризм / Науч. редактор проф. Б.В. Волженкин. СПб., 1998. . Более того, Т.С. Козодой, разрабатывая общее понятие терроризма, считает возможностью такого консенсусного определения как раз разделение понятий «террор» и «терроризм» и создание компромисса в этой связи. Основой такого компромисса она полагает то, что террор, по сути, выводится из-под ответственности как право государства на легитимное насилие Козодой Т.С. Проблема определения понятия терроризма в современных международных отношениях. СПб., 2007. С. 11..

По мнению М. Иорданова, понятия «террор» и «терроризм» различаются по содержанию. Террор - это больше практическое насилие, чем его теоретическое обоснование, а терроризм - больше идейная подоплека и законодательное оформление, чем само насилие Иорданов М. Дело № 666. Террор. Махачкала, 2002. С. 346.. Если же говорить о государственном терроре против собственного населения, то в международном праве такие действия также часто оцениваются не как терроризм, а как геноцид против своего народа, массовые нарушения прав человека и т.п. Государственный же терроризм (т.е. терроризм, при котором субъектом выступает государство) в отношении внешних объектов, по мнению авторов данной группы, делится на два вида: прямая агрессия государства, принимающая форму терроризма, и поддержка государством террористических организаций и лиц. В вопросе о прямой агрессии речь идет о субъективной стороне проблемы, так как такая агрессия может быть внешне выражена и в террористических действиях, которые террористическим государством приписываются другим исполнителям, что имеет уже непосредственно отношение к теме нашей работы. Достаточно большое значение исследователями придается проблематике революционного движения применительно к террору и терроризму. В данном контексте рассматриваются противостояние разных видов террора, наиболее часто приводимое отечественными авторами, например ответ «красным террором» на «белый террор». Другим примером этому считается «народничество», спровоцировавшее активизацию деятельности полицейского аппарата См., например: Троицкий Н.А. «Народная воля» перед царским судом 1880-1891 гг. Саратов, 1971. С. 11; Волк С.С. Народная воля. 1879-1882. М., 1966. С. 55..

Исследования истории свидетельствуют о том, что западные государства уже давно используют стратегии терроризма для продвижения своих внешнеполитических интересов. Независимо от того, используются ли территории для колониальной экспансии, защиты колониальных интересов от национально-освободительных движений или для закрепления неолиберальных форм глобализации, использование государственного террора некоторыми западными государствами уже давно стало центральным элементом усилий по обеспечению господства не только над стратегически важными и богатыми ресурсами регионами мира, но и над территориями современных государств как политически значимыми объектами. Это в настоящее время можно наблюдать на примере современной Украины. Произошедший в Украине вооруженный переворот, незаконный захват государственной власти лицами, поддержанными рядом западных государств исходил из необходимости постановки под контроль политического пространства Украины и, как показала практика, обеспечения практически неконтролируемого использования природных богатств страны.

Тот факт, что подобные цели и модели государственного терроризма часто игнорируются теми, кто пишет о терроризме, не может быть объяснен отсутствием эмпирических данных, документирующих активизации государственного террора. Скорее, это является отражением недостаточного состояния большинства исследований терроризма, которые имеют направленность на трактовку терроризма в определенных интересах.

Предварительное изучение государственного терроризма свидетельствует о том, что он может включать в себя следующие четыре ключевых элемента: 1) должен быть намеренный акт насилия в отношении лиц, которых государство обязано защищать, или угроза совершения такого акта при наличии атмосферы страха, существующей уже благодаря предыдущим актам насилия со стороны государства; 2) это деяние должно быть совершено субъектами от имени или совместно с государством, в том числе военизированными формированиями или частными агентами; 3) акт или угроза применения насилия имеет цель вызвать крайний страх у некоторых целевых наблюдателей, которые идентифицируют себя с жертвой; 4) целевая аудитория вынуждена каким-либо образом изменить свое поведение. При этом общий подход к государственному терроризму определяет, что изменение поведения в отношении целевой аудитории должно иметь политический характер. Опять же уже военно-политическая практика свидетельствует о наличии данных признаков в действиях верховной власти в Украине. Несогласие с установленным в результате переворота курсом в юго-восточных областях Украины спровоцировало вместо политического решения стремление военными методами разрешить это противоречие. О террористической направленности может свидетельствовать даже тот факт, что, помимо регулярных воинских формирований, в военных операциях против жителей Донецкой и Луганской областей принимает участие т.н. добровольческие батальоны, состоящие из боевиков, проявивших явно неконституционную активность во время событий на Майдане. Фактически эти батальоны стали формой легализации организованного террористического движения, действующего на основе весьма экстремистской идеологии и за пределами правового поля украинского законодательства.