Очерки истории Тюменской области

Благодаря применению машин мукомольное дело быстро вышло в число ведущих в обрабатывающей промышленности губернии, а по объемам производства даже опередило такие традиционно развитые отрасли, как винокурение и кожевенное дело. В 1913 г. в крае насчитывалось 1788 мукомольных предприятий производительностью в 3 млн. рублей.

Высокий уровень технической оснащенности наблюдался и в винокуренной промышленности, которая при наличии хлебных припасов и картофеля получила широкое распространение в губернии. К 1913 г. по объему производства винокурение шло вслед за мукомольным делом. Большинство спирто-водочных предприятий имели специальные двух- или трехэтажные здания с разделением корпуса на рабочие отделения. Кроме паровых двигателей в оборудование входили насосы, брагоперегонные аппараты, механические или ручные мешалки, квасильные чаны. Оборудование было главным образом иностранного производства. Устанавливали его местные мастера. Ими же проводилась доработка полученного оборудования.

Одним из крупнейших являлся казенный винный склад в Тюмени (ныне в зданиях склада размещается завод «Пластмасс»). Здесь использовалось три паровых двигателя. Этикетки на бутылки наклеивали специальной машиной, чистая посуда под розлив подавалась при помощи транспортера. Посуду мыли тоже механически, посредством автоматических шприцев.

Развитие винокуренного производства предъявляло cilpoc на стеклотару. В 1913 г. в Тобольской губернии действовало 5 стеклозаводов (в 1894 г. -- 2). Самую большую выварку стекла в Сибири производил завод торгового дома «Братья Злоказовы». Только в 1905--1906 гг. предприятие поставило на рынок 545,5 тыс. разнообразных бутылок.

Тобольская губерния относилась к числу немногих за Уралом, где имелись сравнительно крупные металлообрабатывающие и машиностроительные предприятия. Непосредственно на рынок работали тюменские судостроительные заводы Гуллета, Жабынский, Э. К. Вардроппера. К 1913 г. из 191 парового судна, плававшего в Обь-Иртышском бассейне, 135 было собрано в Тюмени.

Одним из наиболее крупных металлообрабатывающих предприятий Сибири стал чугунно-литейный завод Н. Д. Машарова, основанный в 1900 г. в Тюмени. В 1908 г. на этом заводе было занято 220 рабочих. В его цехах выпускались чугунное литье, турбины для мельниц, эмалированная посуда, гвозди.

Возросшая активность экономической жизни в конце XIX--начале XX вв. благоприятствовала дальнейшему развитию деревообрабатывающей промышленности, объемы производства которой в 1913 г. достигли 830 тыс. рублей. По этому показателю Тобольская губерния занимала первое место в Западной Сибири. Лес широко использовался на строительстве Сибирской и Тюмень-Омской железных дорог, в качестве сырья для обрабатывающей промышленности, как топливо. В конце XIX в. из района Тюмени начались первые поставки сибирского леса за границу. Они оказались настолько удачными, что уже через несколько лет тюменский лесопромышленный район оказался в числе наиболее крупных поставщиков леса на мировой рынок. Тюменский рынок, отмечала в 1906 г. компетентная «Торгово-промышленная газета», «в последние годы занял выдающееся место по отправке леса за границу через Екатеринбург, Пермь, Котлас и Архангельск».

В 1913 г. в Тобольской губернии насчитывалось 9 лесопильных предприятий фабричного типа. Крупнейшим в Западной Сибири был лесозавод братьев Кыркаловых в Тюмени, на котором работало 120 наемных рабочих, а ежегодный выпуск продукции достигал 380 тыс. рублей. Немногим уступали ему тюменские заводы «Курбатова И. С. наследники» и Э. К. Вардроппера. На них велась распиловка леса, производились доски, шпалы, столярные изделия. Существовали и довольно крупные предприятия мануфактурного типа. Таким было столярное заведение И. А. Носкова в Тюмени, имевшее в 1911 г. около 300 работников.

В 1904 г. уральские предприниматели Ворожцов и Логинов открыли в Тюмени спичечную фабрику. На ней было 12 цехов, в том числе коробочно-клейный, щепальный, фанерный, макальный, слесарный, наборный и другие. Оборудование фабрики было закуплено в Берлине. Это было одно из крупнейших предприятий такого профиля за Уралом. Если в 1908 г. на фабрике выпускалось около 300 тыс. спичек, то в 1913 г. -- почти 600 тысяч. По качеству они не уступали продукции лучших предприятий России, за что владельцы фабрики пять раз награждались специальными медалями. Кроме крупных деревообрабатывающих предприятий в Тобольской губернии имелось множество мелких. На них изготовлялись сани, телеги, бочки, сундуки и другие изделия из лесоматериалов. В 1913 г. в крае было произведено 11 тыс. телег и саней, около 100 тыс. бочек и т. д.

В северных таежных районах губернии развивалось производство дегтя и смолы. Сырьем в смолокурении служили старые сосновые пни, так называемый осмол. Его закапывали в специально приготовленную яму, обкладывали соломой и землей, а затем поджигали через оставленные отверстия. Выделение смолы начиналось на вторые сутки. Из 15 возов осмола за 20 дней выкуривалось 40 ведер смолы. С начала XX в. все большее значение стал приобретать способ курения в «кубах». В кирпичную печь вмазывались чугунная корчага, имевшая сообщающееся с желобом отверстие. У конца желоба вырывалась яма, в которую стекала смола. Производственный процесс смолокурения в «кубах» сокращался до 4 дней, а выход продукции увеличивался в 1,5--2 раза.

Другой важной для северных районов отраслью становится промышленная переработка рыбы. Наиболее крупным рыбопромышленным предприятием считался передвижной рыбоконсервный завод М. Д. Плотникова. Летом он вел производство непосредственно на месте вылова рыбы в районе Обдорска. Для этого туда еще весной пароходами доставлялись материалы для изготовления консервных банок, масло, уксус и другие пряности. С прекращением рыбного сезона производство переносилось в Тобольск, где консервы готовились из мороженой рыбы. В 1901 г. на этом предприятии вырабатывалось 100 тыс. банок консервов, а в 1912 г. производство возросло до 400 тыс. банок. Местные рыбные консервы стоили дешевле привозных и быстро сбывались, а предприниматель, мало плативший наемным работникам, особенно из числа аборигенов, быстро наживался."

На рубеже XIX--XX вв. в крупной промышленности Тобольской губернии появляются признаки зрелого капитализма. Наряду с фабриками и заводами, принадлежавшим отдельным предпринимателям, появляются акционерные объединения -- «Акционерное общество кожевенного производства В. А. Собенникова в Тюмени», «Акционерное общество спичечных фабрик Ворожцова и Логинова», «Товарищество Н. Д. Машарова и К°» и другие. В некоторых городах возникают филиалы акционерных обществ Европейской России. Крупнейшим объединением, монополизировавшим водные перевозки в Обь-Иртышском бассейне, явилось «Западно-Сибирское товарищество пароходства и торговли» (Товарпар). Учредителями и участниками товарищества в 1899 г. были тюменские пароходовладельцы И. И. Игнатов и А. К. Трапезников, тобольский рыбопромышленник А. М. Плотников, московский купец И. И. Казаков и казанская купчиха В. П. Карпова. Однако, один из них, А. М. Плотников, посчитал более выгодным для себя продолжать самостоятельные транспортные и торговые операции и покинул «Товарпар». Вместо него участниками товарищества стали наследники тюменского пароходовладельца и крупного кожевенного фабриканта Ф. С. Колмогорова. Основной капитал «Товарпара» первоначально составлял 3 млн. руб., а его имущество включало в 1900 г. 30 пароходов, большой несамоходный флот, пристани, пакгаузы, верфи. Правление товарищества до 1912 г. находилось в Тюмени, а затем -- в Петербурге.

В течение десяти лет «Товарпар» поглотил ряд более мелких пароходных фирм и существенно расширил сферу своей деятельности. К 1912 г. основной капитал объединения возрос до 6 млн. рублей. В его составе имелось уже 59 пароходов, которые составляли 30% количества и 48% мощности всего коммерческого флота Обь-Иртышского бассейна. Это позволяло пароходовладельцам значительно увеличивать собственные прибыли. В рамках «Товарпара» они устанавливали общее расписание движения судов, сроки перевозок, число работающих пароходов, расценки на перевозимые грузы. Фрахты в Обь-Иртышском бассейне были в 5--6 раз выше, чем на Волге, а норма прибыли приближалась к рекордным и в отдельные годы превышала 50 процентов.

Сооружение новых железных дорог и дальнейшее развитие водного транспорта сделали региональный рынок более доступным для сбыта фабричных изделий российских и заграничных фирм. Стремительно рос ввоз в Тобольскую губернию металла, машин, земледельческих орудий, тканей, сахара и т. д. Многие фабриканты осваивали сибирский рынок как раз в годы экономического кризиса 1900--1903 гг., когда был затруднен сбыт продукции в центре страны. Это позволило не только смягчить кризисные явления в экономике губернии, но даже расширить местное производство. Одновременно нарастал и обратный поток товаров прежде всего продуктов сельского хозяйства и сырья. Лишь за один 1902 г. из-за Урала было ввезено в Европейскую Россию 2,5 млн. пудов сливочного и топленого масла, 1,5 млн. пудов мяса, 20 млн. яиц и т. д.

Все это вело к увеличению числа торговцев и торговых предприятий. В новых условиях стало возможным открывать свою торговлю при наличии одной тысячи рублей и даже менее. В городах и других населенных пунктах появились новые магазины и лавки, создается обширная торговая сеть. В Тюмени, например, она насчитывала около 450 крупных и мелких торговых заведений. Ежегодно летом проводилась ярмарка. В 1908 г. ее оборот составил 2,5 млн. руб. Больше всего было продано кожевенного сырья (на 1921 тыс. руб.), затем шли посуда (на 46 тыс. руб.), шерсть (на 38 тыс. руб.), волос (на 33 тыс. руб.), кошма (на 21,5 тыс. руб.), бакалейные товары (15 тыс. руб.) и т. д.

Новой формой торговли стала биржевая торговля. Первая товарная биржа была учреждена в Тюмени в 1910 году. В отличие от магазинов и ярмарок, на бирже торговали не наличными товарами, а по образцам и стандартам. Объектами биржевой торговли являлись зерно, масло, сахар и другие товары, не имевшие индивидуальных особенностей. Вскоре тюменская товарная биржа стала одним из крупнейших центров оптовой торговли в регионе.

В связи с оживлением торгово-промышленной деятельности начинает складываться банковская система. В Ишиме, Кургане, Тобольске и Тюмени открываются отделения и филиалы Государственного, Сибирского торгового, Русского для внешней торговли и Волжско-Камского банков. Составной частью кредитной системы были городские и сельские общественные банки, сберегательные кассы. Представление о состоянии банковского дела в губернии дают финансовые операции отделений Государственного банка в Тобольске и Тюмени. Основное место в их деятельности занимало вексельное кредитование, общие размеры которого выросли с 2,3 млн. руб. в 1900 г. до 4,5 млн. руб. в 1913 году. Вексельными кредитами пользовались в основном крупные предприниматели. Сам кредит, как правило, был краткосрочным и выдавался на срок не более года.

Другой формой операций отделений Государственного банка являлась выдача ссуд под товары, которые находились на ответственном хранении у самого заемщика. В этом случае последний давал банку обязательство, что в случае убытка от продажи товаров взыскание будет производиться с остального его имущества. Кроме того, филиалы банка принимали вклады от населения, открывали текущие счета различных предприятий.

Развитие банковского дела вело к усилению влияния банков на местную хозяйственную жизнь. Этот процесс ускорялся по мере расширения акционерных форм организации капитала. Банки скупали акции старых и учреждали новые предприятия. Диапазон банковского контроля и влияния на дела предпринимателей был подчас очень широк. Так, фактической собственностью банков стало «Товарищество Н. Д. Машарова и К°» в Тюмени, владельцы которого были отстранены от управления предприятием, а в состав администрации были введены представители банков.

Развитие промышленности и торговли сопровождалось ростом городов и городского населения. Особенно быстро меняет свой провинциальный и купечески-чиновничий облик Тюмень. Если в 1895 г. в городе было зарегистрировано 37 промышленных предприятий, то в 1913 г. -- уже 82. За это же время в три раза выросли объемы промышленного производства. По числу жителей Тюмень превзошла губернский Тобольск и заняла пятое место среди городов Сибири. В 1914 г. в Тюмени проживало 42550 человек (в 1901 г. -- 29651). Около трети взрослого населения города было занято в различных отраслях обрабатывающей промышленности, 10% -- на водном и железнодорожном транспорте, столько же -- в торговле. Среди других профессиональных групп выделялись своей численностью работники швейных мастерских и строительные рабочие. Росло число врачей, учителей, адвокатов. В городе было около ста священников.

Становление капитализма отразилось на внешнем облике Тюмени: главные улицы города были вымощены булыжником, в ночное время освещавшиеся керосиновыми фонарями. В это время появились первые телефонные и электрические станции, деревянный водопровод был заменен на металлический. Центральная часть города была застроена добротными каменными зданиями, принадлежащими фабрикантам и купцам, а также крупными магазинами, банками, учебными заведениями. Были построены телеграф и театр. На окраинах города, где находились промышленные предприятия, сложились районы, заселенные рабочим людом. По правому берегу Туры размещались пристани и лесопильные заводы, на восточной окраине -- здания машаровского завода. Левый берег был занят судостроительными и кожевенными предприятиями, спичечной фабрикой Ворожцова и Логинова.

В начале XX в. быстро растет значение городов и населенных пунктов, расположенных вдоль Транссибирской и Тюменско-Омской железных дорог. Так, в 1901--1913 гг. население Кургана выросло с 10,8 тыс. человек до 33 тыс., Ишима -- с 7,9 тыс. до 16 тыс. человек. За это же время объемы промышленного производства увеличились в Ялуторовске с 640 руб. до 208 тыс. руб., Ишиме -- с 91 тыс. руб. до 315 тыс. рублей.

В то же время старинные зауральские города Тобольск, Березов, Обдорск, Сургут, оказавшиеся в стороне от экономической жизни, как бы застыли в своем развитии. Население Тобольска в 1901--1913 гг. возросло всего на 2,3 тыс. чел., Сургута -- на 300 человек, а число жителей в Березове даже уменьшилось.

Общий хозяйственный подъем в начале XX в. благоприятствовал дальнейшему укреплению социального и экономического статуса торгово-промышленного сословия. Именно с его деятельностью были связаны важнейшие изменения в промышленности и на транспорте, в кредитно-финансовой системе и торговле. Ядро предпринимателей составляла крупная городская буржуазия, насчитывавшая около двухсот семей. Сюда относились руководители торговых домов и фирм, владельцы фабрик и пароходств. Их капиталы исчислялись сотнями тысяч и миллионами рублей. На весь край были известны имена пароходовладельцев И. И. Игнатова и М. Д. Плотникова, владельцев крупных мукомольных предприятий Колмаковых, Д. И. Смолина, А. И. Текутьева, кожевенников Колмогоровых и В. А. Собенникова и других. Одни из них создали свой капитал за одно-два десятилетия торгово-промышленной деятельности. Другие принадлежали к старым купеческим родам и были сильны не только своим капиталом, но и семейным опытом, традициями, связями. Второе и третье поколение купцов нередко имело высокий общеобразовательный и культурный уровень. Поэтому среди них чаще появлялись меценаты и благотворители. Конечно, определенную роль при этом играли престижные соображения, но более отчетливо они проявлялись у «новой» буржуазии, надеявшейся за счет многочисленных актов благотворительности упрочить свое положение, что, кстати, помогало и в коммерческих делах.

Вторая, более многочисленная группа состояла из предпринимателей, капиталы каждого из которых колебались в пределах от 10 до 100 тыс. рублей. Это -- кожевенные заводчики, владельцы крупных магазинов, пивоваренных, кирпичных, лесопильных заведений, агенты крупных промышленных и торговых фирм. Третий, самый многочисленный, слой предпринимателей составляли лавочники, владельцы небольших мастерских, постоялых дворов, трактиров и т. п. В их руках находилась сфера мелкой торговли и услуг.

Как и во всей России, главной опорой местной буржуазии были ее собственные предприимчивость и деловая хватка. Торгово-промышленному сословию не было места ни в социальных грезах революционного народничества, ни в теоретических построениях отечественной социал-демократии. Даже составляющая «опору трона» высшая местная администрация видела в свободном предпринимательстве реальную угрозу своим привилегиям. Пытаясь вырваться из моральной изоляции, наиболее дальновидные представители буржуазии начинают понимать, что без учета интересов рабочего класса не обойтись. Некоторые из них открыто высказываются за улучшение условий труда и быта рабочих, разрешение рабочих профсоюзов, а с их возникновением оказывают им материальную и иную помощь. Так, владелец тюменской типографии В. П. Бурков выделил цокольный этаж собственного особняка для размещения первого в Сибири легального рабочего клуба, а миллионер И. И. Игнатов передал в распоряжение этого клуба большую библиотеку.

К поискам соглашения с рабочими буржуазию толкала и складывающаяся экономическая конъюнктура, подсказывающая фабрикантам, что договориться и уступить требованиям рабочего класса часто бывает разумнее и выгоднее, нежели занимать твердокаменные позиции и терпеть убытки от возможных конфликтов. Особого альтруизма в этом, конечно, не было, но это был тот нередкий случай, когда желание сохранить прибыль приводило не к худшим, чем чистое человеколюбие, результатам. Показателен в этом отношении пример лесопильного заведения Карпова в Тюмени, владелец которого в течение нескольких лет ежегодно по собственной инициативе повышал заработную плату своим рабочим, что принесло ему более, чем в 5 тыс. рублей дополнительных расходов. Однако Карпов считал, что после каждого «такого повышения» работа идет только лучше, а прибыль предприятия «растет и растет».

Однако эта тенденция не стала ведущей среди местной буржуазии. В условиях самодержавия и полицейских порядков основная масса предпринимателей так и не сумела подняться до цивилизованного уровня создания капитала и разрешения общественных противоречий. Поэтому ее отношения с рабочими чаще строились не на основе социального партнерства и обоюдной выгоды, а на почве узкоклассовых подходов и антагонистических противоречий.

В стремлении к наибольшей прибыли большинство предпринимателей даже не задумывалось об условиях труда и быта пролетариата. Повсеместно попирались личные права и достоинство рабочего, высоким был уровень производственного травматизма, широко практиковались штрафы. Особенно тяжелым было положение неквалифицированных и малоквалифицированных рабочих, спрос на которых намного отставал от предложения. В начале XX в. их рабочий день обычно доходил до 13--14 час. в сутки, а заработная плата, как правило, не превышала 10--15 руб. в месяц. На эти деньги трудно было прожить даже одинокому человеку, не говоря уже о семейном. Только расходы на самое скромное питание одного члена семьи составляли ежедневно не менее 35 копеек. А ведь кроме питания нужно было купить одежду, обувь, керосин, заплатить за жилье или за дрова для отопления собственного дома и т. д. Беспросветная нужда была обычным состоянием многих рабочих и их семей. «Этому классу людей, -- признавал тюменский городской голова и миллионер А. И. Текутьев, -- приходится существовать иногда при непосильном физическом труде и с голодным желудком».

Неудивительно, что среди неквалифицированных и малоквалифицированных рабочих, составлявших основную массу рабочего класса, враждебное отношение к работодателям получило наиболее широкое распространение. Именно здесь зрели очаги повышенной социальной напряженности, готовые в любой момент выплеснуться наружу.

В лучшем экономическом положении находились квалифицированные рабочие, особенно те, кто был занят на железнодорожном и водном транспорте. Так, в 1900--1904 гг. средняя заработная плата железнодорожников в зависимости от специальности выросла с 21--47 руб. до 30--59 руб., а к 1905 г. -- до 63 руб. в месяц. В отличие от низших слоев рабочего класса квалифицированные рабочие в меньшей мере проявляли классовую нетерпимость, предпочитая решать спорные вопросы путем переговоров. Среди них раньше обнаружилось стремление к организованности, созданию собственных профессиональных союзов и объединений. Эти слои рабочего класса острее ощущали свое политическое бесправие и отсутствие демократических свобод в России, быстрее включались в политическую борьбу с самодержавной властью.

По мере дальнейшего развития промышленного производства, роста городского населения и спроса на сельскохозяйственное сырье и продукты существенные изменения происходят и в деревне. В 1901--1916 гг. посевные площади в Тобольской губернии увеличились на 46% и превысили 1,7 млн. десятин. К этому времени средний земельный надел составил около 8,5 десятин на одну мужскую душу. Хотя это не соответствовало установленной правительством пятнадцатидесятинной норме, но было намного больше, чем в Европейской России. В структуре посевных площадей главное место заняли посевы наиболее товарных в регионе пшеницы и овса. В 1902 г. под этими культурами было занято 78,4% всех посевных площадей. Вслед за ними шли озимая рожь (8,6%), яровая рожь (6,9%), ячмень (3,6%), горох (1%), гречиха (0,7%), просо (0,5%) и полба (0,3%). Часть сельскохозяйственных угодий была занята под картофель и технические культуры -- лен и коноплю.

Чтобы ускорить процесс восстановления почвенного плодородия, зажиточные хозяева начали вводить на своих полях с 1900 г. травосеяние: в северных уездах клевер, в юго-восточных -- люцерну, донник, эспарцет в чистом виде или в смеси со злаковыми травами, чаще всего с тимофеевкой или костром безостым и житняком.

Еще в 1894 г. в Тобольской губернии была введена государственная агрономическая служба. Первым губернским агрономом назначили Николая Лукича Скалозубова (1861--1915 гг.) -- видного ученого и общественного деятеля, основателя селекционного дела в Сибири. Большой энтузиаст своего дела, он поднял вопрос о борьбе с вредителями растений, занимался улучшением местной породы рогатого скота, выступил одним из организаторов первой в Сибири сельскохозяйственной выставки в Кургане (1895 г.) и первой в губернии начальной сельскохозяйственной школы в деревне Соколовке под Тобольском (1900 г.) и т. д. В 1913 г. Н. Л. Скалозубов открыл в имении своего друга Л. Д. Смолина частную селекционно-семеноводческую станцию и занялся селекцией яровой пшеницы. Отобранные им лучшие образцы дали начало сортам Цезиум-111 и Мильтурум-321, которые в конце двадцатых годов XX в. вышли на поля Сибири и в течение трех десятилетий занимали миллионы гектаров и кормили страну.

На рубеже XIX--XX вв. в сельском хозяйстве Зауралья начинается применение усовершенствованных земледельческих орудий, которые ввозились за Урал русскими и иностранными фирмами. Соха-колесянка вытесняется сабаном, на смену которому приходит железный плуг. Резко возрос спрос на сельскохозяйственные машины. Крестьяне по достоинству оценили их преимущества перед ручным инвентарем. Владелец жнейки завершал жатву намного быстрее, чем крестьянин с серпом. Так же было и с молотьбой. Если цепами молотили хлеб всю зиму, то с помощью молотилки работу заканчивали за два-три дня.

Как иногда происходил переход к использованию сельскохозяйственных машин, рассказывает следующий пример. В 1905 г. ученика Тобольской сельскохозяйственной школы М. Кузнецова послали в Березовский уезд для демонстрации в работе конной сенокосилки и грабель. В деревне Белогорской на реке Оби исправник пытался найти среди крестьян желающих, кому покосить косилкой, но крестьяне дружно отказывались.

Едва удалось уговорить одного. За час накосили травы более чем на стог. Оценив качество и скорость работы, крестьяне организовали очередь и косили девять часов. В селе Троицком произошел спор, кому косить первому. Пришлось тянуть жребий. Новость о невиданной машине опережала баржу, на которой ученик переезжал от села к селу. Появились желающие купить косилку. К 1910 г. обеспеченность зауральских крестьян сенокосилками была в 13 раз, жатками на 70%, молотилками на 60% выше, чем в Европейской России.

Под влиянием изменившихся экономических условий Тобольская губерния становится одним из важных регионов по производству товарного хлеба. Ежегодно до 10--16 млн. пудов вывозится в другие регионы страны и за границу. Только за счет этого крестьянство губернии постоянно получает до 7--8 млн. рублей дополнительного дохода. По этим показателям край занял второе место в Сибири, уступая лишь Томской губернии.

Обычно выращенный крестьянами хлеб скупался мелкими скупщиками, которые затем перепродавали его крупным купцам и торговым домам. На продаже хлеба специализировалась Тюменская товарная биржа, уровень цен на которой был на 10--15% ниже, чем в Европейской России.

Сравнительно высокий размер земельного надела, применение усовершенствованных орудий труда и машин, ярко выраженный товарный характер сельскохозяйственного производства свидетельствовали о формировании в Зауралье крестьянских хозяйств фермерского типа. Обычно такое хозяйство имело в своем распоряжении железный плуг, одну или даже несколько сельскохозяйственных машин, не менее 3--4 рабочих лошадей, до 20 и более голов крупного и мелкого рогатого скота, а его чистый годовой доход даже в самые неурожайные же годы не опускался ниже 250 рублей. В урожайные же годы прибыль поднималась до тысячи и более рублей. Приблизительно каждое четвертое крестьянское хозяйство в губернии соответствовало этой характеристике.

Развитие фермерского хозяйства сопровождалось расширением применения наемного труда в деревне. Одним из главных источников пополнения рынка наемной рабочей силы являлась переселенческая беднота, экспроприированная еще в Европейской России и долгое время лишенная возможности наладить свое хозяйство на новом месте.

Наивысшего уровня переселенческое движение за Урал достигло во время аграрной реформы П. А. Столыпина, начавшейся в 1906 году. Поскольку лучшие земли Тобольской губернии были уже заняты старожильческим населением, переселенцам отводились участки в отдаленных лесистых районах, где требовалась предварительная расчистка поля от деревьев и кустарника. Обычно раскорчевка леса проводилась вручную. Крестьяне подрубали корни дерева и с помощью веревок валили его. Эта изнурительная работа обходилась очень дорого. Стоимость раскорчевки одной десятины порой доходила до 150--160 рублей. Лишь с 1912 г. на эти цели стали выделяться незначительные кредиты. Поэтому быстро раскорчевать выделенный участок могли далеко не все переселенцы.

Но для того, чтобы стать крепким хозяином, крестьянину-переселенцу мало было подготовить земельный надел под пашню. Нужно было построить усадьбу, купить лошадь, корову, плуг, семена. Наконец, нужны были деньги, чтобы прожить хотя бы до первого урожая. По самым скромным подсчетам минимальная стоимость устройства жилья, заведения необходимого инвентаря, рабочего скота и семян составляла для одной семьи от 250 до 500 рублей.

Между тем, за 1909--1914 гг. средний размер денежной помощи составил в Тобольской губернии 93 руб. на семью. На эту сумму можно было купить рабочую лошадь (стоила 40--70 руб.) и корову (стоила 25--40 руб.). Но на большее денег уже не хватало и крестьянин мог остаться без зерна для посева, продуктов питания, земледельческих орудий, средств на устройство жилья, на приобретение одежды и т. п. Приходилось наниматься в батраки и расходовать последнее -- ту небольшую выручку, которую крестьянин получал от продажи своего имущества на родине. Однако и в этом случае требовались годы тяжелого труда, чтобы скопить необходимую сумму и поднять хозяйство до уровня старожильческого. Современник писал, что «в первые годы водворения переселенец работает не на себя, а на свое хозяйство потому, что значительная доля дохода поступает не на удовлетворение потребностей семьи, а на развитие хозяйства до приведения его к устойчивому положению».

И все-таки с экономической точки зрения реформа была необходима. Миллионам крестьян Европейской России она сулила наиболее интенсивные формы хозяйствования, более высокие урожаи, более высокий уровень жизни. Переселенцы, еле сводившие на родине концы с концами, становились в Сибири более или менее крепкими хозяевами. Землепользование одной переселенческой семьи на новом месте было в шесть-семь раз, а посев в два-три раза больше, чем в Европейской России. Причем, материальное благосостояние новоселов росло с каждым годом. В 1907--1915 гг. в Тобольской губернии прочно осело почти 170 тыс. крестьян.

В начале XX в. Тобольская губерния была районом не только зернового производства, но и товарного скотоводства. Если в 1917 г. в европейской части страны на 100 жителей приходилось 17,5 коров, то в Тобольской губернии -- более 40. По количеству крупного рогатого скота и овец на душу населения край стоял вровень с США и Германией, а по числу лошадей и свиней даже превосходил их.

Скотоводство Тобольской губернии имело ярко выраженное молочное направление, что открывало возможности для развития маслодельного производства. Еще в 1886 г. недалеко от Тюмени открылся первый в Сибири завод сливочного масла А. Я. Памфиловой. Начавшаяся вскоре масляная лихорадка привела к быстрому росту маслодельных предприятий. Уже в 1901 г. их насчитывалось 490, а в 1912 г. -- 1222. Больше всего маслодельных заведений было в Тарском, Ишимском, Ялуторовском и Курганском уездах. Столь быстрый рост был связан с переходом от ручного способа переработки молока к сепараторному, который увеличил выход масла из молока, повысил его качество и удешевил производство. Развитию маслоделия благоприятствовали также относительно небольшой основной капитал, необходимый для начала предпринимательской деятельности, быстрая окупаемость затрат и широкий рынок сбыта. В 1913 г. в Тобольской губернии было произведено около 1 млн. пудов масла общей стоимостью почти 10 млн. рублей. Основная его часть сбывалась на рынках Западной Европы. В 1909--1913 гг. поставки масла из губернии составили 4% всех поступлений масла на мировой экспортный рынок.

Вместе с тем развитие производительных сил в сельском хозяйстве сдерживалось господством самодержавия и сохранявшимися остатками феодализма. Наиболее ярко феодально-крепостнические пережитки выражались в системе административного управления деревней, правовом и общественном положении крестьян. Крестьянские массы испытывали тяжелую бюрократическую опеку со стороны крестьянских начальников и других должностных лиц. Под их надзором находилось все крестьянское управление. Они имели право по своему усмотрению отменять решения крестьянских сходов, решать вопросы поземельного устройства, вмешиваться в хозяйственные дела крестьян, вершить податные и другие дела в деревне. Даже должностные лица крестьянского управления от сельского старосты до волостного старшины не были гарантированы от произвола крестьянских начальников -- они могли их арестовывать, штрафовать и временно отстранять от должности.

Множество остатков прошлого сохранилось в системе крестьянского землепользования. Захватное землевладение, сыгравшее известную роль в освоении зауральских просторов, к исходу XIX в. исчерпало свои возможности. Отрицательно стали сказываться на развитии сельского хозяйства такие «спутники» захватного землевладения, как разбросанность земельных участков, чересполосица и дальноземелье. Так, в Тюменском уезде пахотные поля отдельных хозяев были удалены на 10--15 и даже 30 верст от селений. В связи с этим различали пашню на ближнюю или подворную, среднюю (расположенную за 2 версты от усадьбы), дальнюю (за 5 верст) и отъезжую (свыше 10 верст).

При таких расстояниях многие крестьянские поля даже не удобрялись, поскольку вывоз навоза -- единственно доступного в то время удобрения -- считался выгодным лишь на 3--4 версты от селения. Так, в Ялуторовском уезде 60--70% земель, составлявших дальние участки, никогда не удобрялись, были истощены и крестьяне использовали их только потому, что не было лучших. Подобная картина наблюдалась и в других уездах. В этом заключалась одна из причин того, что урожайность зерновых в губернии была такой же низкой, как в Европейской России -- от 25 пудов с десятины (3,7 ц/га) в неурожайные годы и до 70 (10,2 ц/га) в урожайные.

Правда, на рубеже XIX--XX вв. правительство приняло ряд законодательных актов, согласно которым право собственности на землю передавалось государству, а крестьянам разрешалось постоянное пользование отведенными наделами. За единицу наделения принималось сельское общество. С целью устранения дальноземелья и чересполосицы на этих землях начались землеустроительные работы. Однако велись они очень медленно и к 1916 г. завершились лишь в 3 из 8 сельскохозяйственных уездов. Поэтому в деревне по-прежнему сохранялись дальноземелье и чересполосица. Растущим крестьянским хозяйствам остро не хватало леса, сенокосов и пастбищ, а в некоторых деревнях и районах и пахотных земель. Так, крестьяне села Вагай имели всего по десятине надела пашни на душу. У крестьян Черноковского общества на душу мужского пола приходилось по две десятины. Только за аренду покосов они платили до 12 тыс. рублей.

Земледелие в Тобольской губернии намного лучше было обеспечено усовершенствованными сельскохозяйственными орудиями и машинами, чем в Европейской России. Однако потребность деревни в них удовлетворялась далеко не полностью. Сказывалась общая технико-экономическая отсталость России. Даже плуг имела только половина крестьянских дворов. Остальные пользовались сохами и сабанами. Высокие цены на сельскохозяйственную технику не позволяли приобрести ее основной массе крестьянства. Для того, чтобы купить сравнительно недорогую сенокосилку, крестьянское хозяйство должно было продать 180 пуд. пшеницы. Жатка стоила более 200 руб., дисковая сеялка -- 230 руб., сноповязалка -- 400 руб. и т. д. В результате в 1910 г. одна веялка приходилась на 9 крестьянских хозяйств, одна сеялка -- на 14, одна жатвенная машина -- на 15 и одна молотилка -- на 20.

В условиях низкой агротехники земледелие Тобольской губернии по-прежнему развивалось на экстенсивной основе и оказывалось безоружным перед стихийными бедствиями и капризами природы. Урожайные годы (1903, 1905, 1908, 1913, 1914) чередовались с неурожайными (1901, 1902, 1907, 1909, 1911), когда резко сокращались валовые сборы сельскохозяйственных культур, а крестьянское хозяйство ослабевало.

Особенно тяжелым оказался для деревни 1911 год. Из-за засухи было собрано хлеба в 4--5 раз меньше среднегодового урожая. Незначительные заготовки сена не могли обеспечить зимовку домашнего скота. Газета «Речь», характеризуя бедствия голодавших крестьян, писала: «Самовары, платье, валенки -- все позаложено в Тюменском ломбарде... Скот валится, люди бессилеют и болеют.

Растут заразные болезни на почве голода». Спасаясь от голода и бескормицы, крестьяне перегоняли скот для прокорма за много сотен верст, продавали за бесценок. В Ялуторовском уезде поголовье лошадей и коров сократилось в 2 раза, в Ишимском и Курганском -- более, чем на 25 процентов. Тысячи крестьянских хозяйств разорились.

Экстенсивные методы преобладали и в другой ведущей отрасли сельского хозяйства -- животноводстве. Большинство крестьянских хозяйств не обращало внимания на повышение продуктивности скота, который постепенно утрачивал приобретенные веками качества -- приспособляемость к суровым климатическим условиям, неприхотливость к кормам, высокое содержание жира в молоке.

В целом задачи развития производительных сил зауральской деревни настоятельно ставили вопрос о переходе от экстенсивных методов хозяйствования к интенсивным. Путь к этому лежал через дальнейшую экономическую модернизацию России.

Только на этом пути можно было привнести в деревню достижения агрономической и зоотехнической науки, недорогие сельскохозяйственные машины и усовершенствованные орудия труда, повысить культуру производства. Однако развитие этой тенденции было прервано первой мировой войной, в которую страна вступила в июле 1914 года.

§ 2 Революционеры и реформаторы

Экономический подъем в начале XX в. не снял противоречий, раздиравших Россию на протяжении многих десятилетий. Наоборот, по мере развития производительных сил и капиталистических отношений пережитки прошлого приобретали все более зловещий оттенок, диссонировали со временем и потребностями экономической и политической модернизации страны. Они наглядно показали несостоятельность абсолютизма -- заскорузлого политического режима, от которого страны Западной Европы избавились за десятилетия, а в иных случаях и за столетия до начала XX века. Отсутствие политических свобод, произвол чиновной бюрократии, сохранение сословных привилегий, национальное неравноправие делали политический строй России одним из самых реакционных в Европе.

Россия стояла на пороге важных перемен -- таково было общее убеждение огромного большинства мыслящих людей того времени, вне зависимости от того, к каким политическим силам они принадлежали. Неслучайно вступление страны в первые годы нового столетия отмечается бурным ростом освободительного движения. Уже в 1898 г. состоялся I съезд РСДРП, провозгласивший создание в России социал-демократической рабочей партии. Несколько позже, на рубеже 1901--1902 гг., образовалась и другая социалистическая партия -- партия социалистов-революционеров. Тогда же появились и первые либеральные организации, на основе которых в 1905 г. сложились партии конституционных демократов (кадетов) и октябристов.

Проблема освобождения занимала центральное место в программах и деятельности всех оппозиционных самодержавию политических сил. Однако понимание сути освободительного движения, его целей и задач было далеко неоднозначным. Если социал-демократы исходили из приоритета классовых принципов и революционных методов борьбы, то либералы выступали за консолидацию всех участников освободительного движения на основе общедемократических ценностей и реформаторских действий. Промежуточную позицию между либералами и социал-демократами занимали социалисты-революционеры.

Все эти политические силы открыто заявляли о себе с началом первой российской революции, известия о которой быстро докатились до Тобольской губернии. О бессмысленной и жестокой расправе, учиненной самодержавным режимом 9 января 1905 г. в Петербурге, заговорили на фабриках и заводах, в домах буржуазии и интеллигенции, в учебных заведениях. По свидетельству современника, газеты с сообщениями о «кровавом воскресенье» «передавались из рук в руки и зачитывались до дыр».

Всего за несколько недель идеи, волновавшие ранее только отдельных политических деятелей, распространились в широких кругах общественности. Путь либеральных реформ избрали интеллигенция, средние слои и часть предпринимателей, ориентировавшихся на политические модели западноевропейских стран с их парламентаризмом и конституционными структурами. Вскоре в адрес правительства и местных властей «посыпался» поток петиций и предложений, касавшихся самых различных сторон жизни страны -- от привлечения представителей общественности к государственным делам и введения в Сибири земского самоуправления до реформы школьного дела и улучшения условий труда и быта рабочих и низших служащих.

Своим путем развивалось рабочее движение. С самого начала оно оказалось под сильным влиянием радикально-уравнительных настроений, особенно широко распространенных среди неквалифицированных и малоквалифицированных рабочих. Лишенные одного из основных прав человека -- права на собственность, многие из них по своему положению сближались с люмпенизированными элементами и легко поддавались сиюминутным настроениям.

Это отчетливо проявилось во время майских событий в Тюмени -- первого в губернии крупного выступления рабочих. Ему предшествовало предъявленное 9--10 мая грузчиками пристаней требование уменьшить рабочий день, которое почти сразу же было выполнено пароходовладельцами: продолжительность работы сократилась с 14 до 11 часов. По тем временам это было крупное завоевание пристанских рабочих, положение которых считалось одним из наиболее тяжелых в крае.

Однако на этом волнения в Тюмени не закончились. 28 мая три тысячи грузчиков вышли на улицы города, требуя прекращения работы на заводах и в мастерских, закрывая магазины и лавки. Нередко такие действия перерастали в конфликты, сопровождались рукоприкладством, вымогательством денег и нападением на дома богатых горожан. На четыре дня жизнь в Тюмени замерла. Большинство предприятий не работало, к рабочим присоединились приказчики торговых фирм. Ситуация обострилась после распоряжения губернатора о введении в городе военного патрулирования.

События в Тюмени поставили местную буржуазию в невыгодное положение. У пристаней стояли десятки неразгруженных судов, ожидались новые партии товаров. Забастовка грузчиков могла неблагоприятно отразиться на приближающейся тюменской ярмарке. Серьезные опасения у буржуазии вызывали и насильственные действия рабочих. Многие предприниматели считали, что интересы промышленников и рабочих могут быть увязаны мирным путем. Поэтому уже 28 мая местная буржуазия начала переговоры с рабочими и пошла на новые уступки. Рабочий день на пристанях был сокращен до 9 часов, заметно возросла заработная плата грузчиков, поднявшаяся на некоторых работах до небывалого ранее уровня -- 35--37 руб. в месяц. Одновременно был выполнен ряд требований фабрично-заводских рабочих.

Сложнее проходили переговоры между владельцами торговых фирм и приказчиками, настаивавшими на установлении двухмесячных оплачиваемых отпусков, пособий по болезни и в случае увольнения, организации третейских судов для решения спорных вопросов и т. д. Наибольшее сопротивление купцов вызвало требование ограничить время работы магазинов десятью часами. По их мнению, его осуществление не только снижало доходы от торговли, но и затрагивало интересы городского населения, которое после окончания рабочего дня могло бы делать покупки только в мелких лавочках, где цены были выше, чем в крупных магазинах.

Лишь после того, как в здание городской управы, где велись переговоры, ворвалась группа пристанских рабочих, все требования приказчиков были удовлетворены. «При таком угрожающем положении, -- заявили владельцы магазинов, -- нежелательно было рисковать жизнью и мы вынуждены были к требованию их подписаться».

Майские события в Тюмени на некоторое время охлаждают интерес торгово-промышленного сословия к массовому рабочему движению, которое вопреки чаяниям буржуазии несло с собой элементы насилия и враждебного отношения к ее имущественным правам. В обращении к городской думе тюменский городской голова миллионер А. И. Текутьев констатировал, что в то время, когда «владелец капитала дает существование сотням и тысячам семейств в виде заработков на фабричных и других предприятиях», большинство рабочих и приказчиков «возмечтало свести хозяйственные капиталы на нет». Следствием этого стало усиление взаимной отчужденности и узкоклассовых подходов. По мере нарастания эти процессы могли вызвать резкий всплеск социальной напряженности и привести к расколу сил, заинтересованных в преобразованиях.

С особой быстротой события в губернии развиваются осенью 1905 г., когда под влиянием Всероссийской октябрьской политической стачки массовые забастовки и демонстрации прокатились по всем городам края. Одной из особенностей октябрьских выступлений было активное участие в них квалифицированных рабочих, интеллигенции, служащих и учащейся молодежи. Общее руководство забастовкой осуществляло Центральное бюро Всероссийского железнодорожного союза, в котором преобладали эсеры и либералы. Главным лозунгом стачки стали требования политических свобод и реформ в России. Благодаря этому забастовка носила организованный характер и ее участники сумели не только избежать конфликтов с населением, но даже получали от него моральную поддержку.

В Тобольской губернии первыми к Всероссийской октябрьской политической стачке присоединились железнодорожники и телеграфные служащие Тюмени. Вслед за ними прекратили занятия учащиеся реального училища и женской гимназии. 16 октября в городе прошла первая в истории края политическая демонстрация, в которой участвовало около 150 человек, в основном учащихся и рабочих-водников. С пением «Марсельезы» и возгласами «Долой самодержавие!» демонстранты двинулись от здания городской управы (ныне здание краеведческого музея) по Царской улице (ныне улица Республики). Но здесь им преградили дорогу военные патрули и полиция, которые выстрелами в воздух разогнали демонстрацию.

В те же дни началась общегородская забастовка в Кургане. Для руководства стачкой был создан стачечный комитет, который выработал требования, состоявшие из 27 пунктов. Часть их носила политический характер: признание 9 января и 1 мая нерабочими днями, право рабочих и служащих на создание профессиональных союзов, предоставление рабочим помещений на фабриках и заводах для собраний, митингов, воскресных школ и т. д. Стачка в Кургане длилась десять дней и закончилась только 24 октября.

В Тобольске активное участие в октябрьской политической стачке приняли учащиеся духовной семинарии, мужской гимназии, ветеринарно-фельдшерской школы и Мариинской женской школы. Они требовали ученического самоуправления, свободы собраний, кружков, неприкосновенности личной переписки, ликвидации внешкольного надзора и т. д.

Осенью 1905 г. усилилось крестьянское движение в губернии. Повсеместный характер приняли самовольные порубки леса в казенных и оброчных дачах, участились столкновения с лесной стражей. Все громче звучало требование упразднить должности крестьянских начальников и ввести народное самоуправление.

В разгар октябрьской стачки, 17 октября 1905 г., Николай II подписал манифест, в котором провозглашал в России «незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов» и обещал созвать законодательную Государственную Думу. Это была важная победа освободительных сил, впервые в истории страны получивших право на легальную деятельность. Появились реальные предпосылки для ограничения самодержавной власти и поворота России на мирный конституционный путь развития. «Манифест 17 октября -- это акт величайшей государственной важности, коим уничтожен произвол, царивший над исстрадавшей от утеснений родиной, признаны права человека и гражданина», -- так, может быть излишне восторженно, приветствовала этот документ Тюменская городская дума.

После получения известий о манифесте улицы городов тотчас заполнились народом, возникали импровизированные шествия и митинги. В Тобольске две тысячи демонстрантов 20 октября собрались в саду Ермака и оттуда с пением революционных песен двинулись на нижний посад к дому губернатора. Здесь они потребовали освобождения политических заключенных, содержавшихся в каторжной тюрьме, а затем через весь город направились на кладбище, где у могил декабристов состоялся митинг в память о жертвах борьбы с самодержавием.

Многолюдная политическая демонстрация прошла в Тюмени. В Кургане такая же демонстрация закончилась, однако, трагически. Когда колонна демонстрантов повернула к тюрьме, путь ей был прегражден ротой солдат. Выполняя приказ своего командира, солдаты бросились на демонстрантов и начали беспощадно избивать их прикладами. В результате расправы над мирной демонстрацией было ранено более 40 человек, в том числе 15 учащихся железнодорожной школы.

События в Кургане показали, что крайне правые силы не желают выполнять обещанные царем свободы и идти на реформы. На улицах городов появились «патриотические» демонстрации с пением «Боже царя храни» и портретами Николая II. В эти же дни в Тюмени и Тобольске возникают черносотенные организации, ставившие перед собой цель оставить в целости и сохранности самодержавный строй. Казалось, страна стоит на грани гражданской войны. Тревога еще более усилилась, когда поползли слухи о предстоящих погромах, которые будут сопровождаться избиением «всех евреев, поляков, учителей». Для отпора черносотенцам Тюменская городская дума организовала из добровольцев «Союз самоохраны», благодаря которому погромы в городе были предотвращены.

Октябрьские дни 1905 г. привели к новой расстановке политических сил. Возникают первые профессиональные союзы, массовые общественные объединения, организации политических партий. В двадцатых числах октября сложилась социал-демократическая группа в Тюмени, руководителем которой являлся топограф землеустроительного отряда Г. Я. Назаров. К январю 1906 г. в группу входило 10--12 человек. С самого начала тюменские социал-демократы попытались установить связь с рабочими города, в первую очередь квалифицированными, в большей мере интересующихся «политикой». С этой целью 22 октября на квартире Г. Я. Назарова состоялось первое собрание рабочих-водников, на котором было принято решение об организации клуба «Союза рабочих Тюмени» -- первого в Сибири легального рабочего клуба. На следующем собрании, проходившем 30 октября, рабочие избрали правление и председателя клуба. Им стал рабочий судоремонтных мастерских М. В. Сухих.

Особое внимание клуб обращал на регулирование трудовых отношений между рабочими и предпринимателями, причем пытался строить их на основе социального партнерства. Один из членов правления клуба А. М. Баторгин вспоминал: «Помню во время железнодорожной забастовки (в декабре 1905 г. -- Авт.) приходят рабочие-машаровцы и заявляют, что хозяин завода Машаров закрывает завод из-за отсутствия чугуна и кокса. Мы с Модестом Сухих отправились тотчас же в железнодорожный забастовочный комитет вести переговоры; комитет телеграфировал по линии пропустить вагоны с грузом для завода Машарова, задержанные в пути». Со своими бедами в правление приходили рабочие механического завода Ятеса, фармацевты, бойцы городских боен, сундучники, модистки, портнихи, домашняя прислуга. За содействием в решении спорных вопросов обращались в рабочий клуб представители буржуазии и местные власти.

Вскоре клуб союза рабочих оказывается в центре общественно-политической жизни в Тюмени. Число его членов быстро растет. Если вначале в клубе насчитывалось около 40 человек, то к концу года их было уже около 450. При клубе организуется женский отдел, которым руководила учительница М. П. Захарченко, работали кружки хорового пения, кройки и шитья, драматический, существовала рабочая касса. Средства клуба составлялись из ежемесячных членских взносов и частных пожертвований. Среди тех, кто оказал клубу материальную помощь, были и представители имущих классов. Так, владелец местной типографии В. П. Бурков передал в распоряжение клуба цокольный этаж собственного особняка, а крупный пароходовладелец И. И. Игнатов -- большую библиотеку. Не обошел вниманием клуб и тюменский миллионер А. И. Текутьев. Для благотворительных спектаклей он предоставил рабочим сцену своего театра.