Очерки истории Тюменской области

Ярче всего особенности развития северных и южных областей региона в раннем железном веке прежде всего проявились в социальной сфере. Скотоводческо-земледельческие общества лесостепи, в которых быстрыми темпами шли процессы имущественного и социального расслоения, усиление власти вождей, создание военно-иерархических структур и крупных племенных объединений, явно эволюциони-зировали в раннеклассовые, в то время, как у населения севера устои первобытного общественного устройства оставались пока незыблемыми.

В VII в. до н. э. в лесостепном Тоболо-Ишимье на основе позднебронзовой бархатовской сложилась новая культура -- баитовская. Ее памятники представлены неукрепленными селищами и городищами. Лихачевское городище на р. Ишим имело круговую планировку. Под защитой бревенчатых стен с башнями здесь существовало восемь небольших полуземляночных жилищ. На Ботниковском I поселении в Приисетье раскопаны не только жилые, но и обособленные хозяйственные постройки. Баитовцы оставались, видимо, в основном скотоводами и земледельцами. Их погребальный обряд и многие другие сферы деятельности изучены недостаточно, что, впрочем, и неудивительно, поскольку не позднее IV в. до н. э. эта культура под натиском иноэтничного населения прекращает свое существование.

Именно с этого периода большую часть лесостепных западносибирских пространств занимают племена саргатской культуры, доминировавшие здесь вплоть до середины следующего тысячелетия. Скорее всего, формирование их ядра произошло в начале железного века в лесостепном междуречье Оби и Иртыша на основе местного позднебронзового населения, восходящего своими корнями к андроновским группам. Поэтому вполне возможно, что изначально саргатцы говорили на одном из восточно-иранских языков с большим количеством угорских и самодийских заимствований, накопившихся за длительный период его развития на юге Сибири. Впоследствии, распространяясь на запад и включая в свой состав иные этнические компоненты, саргатское население вполне могло превратиться в конгломерат разноязычных групп, объединенных в рамках одного военно-политического союза.

Саргатские племена в короткий срок густо заселили все предтаежное Тоболо-Ишимье. Десятки и даже сотни их поселений и могильников на этой территории говорят о сложении здесь в раннем железном веке необычайно высокой плотности населения.

О важных социальных процессах, шедших в саргатском обществе, свидетельствует выделение из общей массы однотипных поселков огромных укрепленных поселений, где проживали по меньшей мере сотни жителей. Площадь одного из них -- Рафайловского городища на Исети -- более 60 тыс. кв. м. Его рассчитанная на круговую оборону цитадель состояла из двух примыкавших друг к другу, но вполне самостоятельных крепостей, за стенами которых начиналось обширное неукрепленное селище. Застройка «городка» была настолько плотной, что новые дома, возводившиеся взамен сгоревших или обветшавших, приходилось ставить на месте старых. На одной из окраин поселка исследован участок со сгоревшей мастерской металлурга.

Возникновение подобных населенных пунктов говорит о том, что в саргатском обществе шло активное формирование городов в полном смысле этого слова.

Возводившиеся на поселениях жилища -- это каркасно-столбовые полуземлянки, часто многокамерные, с длинными коридорообразными входами и дощатыми полами. Стационарные поселения и дома -- свидетельство тому, что кочевниками саргатцы не были, хотя их культура была близка культурам скифов, сарматов, народов Азиатской Скифии, как образно именуют иногда кочевой мир Великого пояса степей Центральной Азии. Важнейшим условием оседлого образа жизни саргатских общин служило земледелие, которое в комплексе с животноводством обеспечивало поразительные темпы их социально-экономического развития.

Из домашних производств наиболее распространенным было гончарное. Сосуды лепили ручными способами и украшали простыми, но сразу узнаваемыми узорами -- пояском треугольников или несложными зигзагами. Наряду с посудой собственного изготовления пользовались привозной -- среднеазиатской, сформованной на гончарном круге. Престижными вещами считались бронзовые котлы, которые были доступны не всем и, по-видимому, являлись предметами импорта. Из кости изготовлялись наконечники стрел, накладки, увеличивавшие упругость луков, пластинки, из которых набирались чешуйчатые панцири, защищавшие воинов в бою. Металлообработка, требовавшая специальных знаний и навыков, являлась, скорее всего, типично ремесленным производством. Освоение технологий получения и обработки железа не означало упадка бронзолитейного дела. Из меди и бронзы отливали не только разнообразные украшения и детали конской сбруи, но также кельты и боевые наконечники стрел, которых в колчанах воинов, судя по отдельным саргат-ским захоронениям, могло насчитываться более сотни. Быстрее всего железные аналоги заменили бронзовые ножи, кинжалы, уздечные принадлежности. Со временем саргатские кузнецы наладили выпуск железных наконечников стрел, длинных обоюдоострых мечей, тесел и других инструментов.

Изучение саргатских могильников рисует яркую картину имущественного и социального расслоения общества. Малоимущих хоронили с минимальным набором вещей, под небольшими курганами в мелких грунтовых ямах. Полной противоположностью им были погребальные комплексы родо-племенной аристократии, особенно ее высшего слоя -- членов «царских» родов и самих «князей», над могилами которых сооружались монументальные дерновые пирамиды, достигавшие десятков метров в поперечнике. В безынвентарных скелетах, подчас лежащих в неестественных позах на дне рвов, окружавших курганы знати, резонно видеть останки лично зависимых людей, возможно, рабов, убитых при захоронении их хозяев.

Набор вещей в мужских и женских погребениях различен, какой бы социальной группе они не принадлежали. Мужчина в загробный мир уходил как воин: с мечом, кинжалом, запасом стрел, а женщина -- аристократка или простолюдинка -- в лучшем наряде, с любимыми украшениями и набором для рукоделия.

Захоронения знати, особенно женские, изобилующие наборами привозных бус, другими импортными ювелирными изделиями из драгоценных и поделочных камней, стекла, фаянса и агата, не оставляют сомнений в том, что саргатские племена вели торговлю с государствами Средней Азии, а через них с Индией, античными городами Северного Причерноморья, ремесленными центрами Египта. Наглядные свидетельства посещения торговыми караванами саргатских земель -- сохранившиеся на Рафайловском городище кости верблюдов. Можно почти не сомневаться в том, что саргатскими группами был взят под контроль поток пушнины, бравший свое начало в западносибирской тайге и растекавшийся по всем ответвлениям Великого шелкового пути.

Исследование в 80-х гг. целой серии саргатских могильников на юге Тюменской :оласти позволило приоткрыть завесу тайны над одним из самых загадочных в истории сибирской археологии эпизодов, связанным с формированием в начале XVIII столетия Сибирской коллекции Петра I -- уникального собрания древних золотых предметов. В его составе оказалось несколько пар огромных литых поясных застежек с полными драматизма сценами единоборства животных и рельефными изображениями, навеянными эпическими сюжетами, бляха в виде свернувшейся в кольцо пантеры, а также массивные витые браслеты и носившиеся на шее гривны с головками зверей или полными фигурами фантастических хищников на концах, серьги, * крашения конской сбруи и многое другое. Эта коллекция, хранившаяся при дворе, -эсле смерти Петра Великого была передана в Кунсткамеру, а оттуда -- в Эрмитаж, где экспонируется до сих пор. Установлено, что ее основная часть -- более 200 веддей -- поступила в Петербург в 1715--1717 гг. из Тобольска, от первого сибирского губернатора М. П. Гагарина, выкупившего эти предметы у «бугровщиков» -- грабителей курганов, артели которых в начале XVIII в. промышляли по всему югу Сиби-:н и менее чем за четверть века опустошили практически все древние захоронения :-:а данной территории. Однако, из какого ее района происходят сокровища, преподнесенные Петру I, на протяжении двух с лишним столетий оставалось неизвестным. Отсутствие в разграбленных курганах Западной Сибири вещей, сопоставимых с имеющимися в коллекции, способствовало появлению среди ученых гипотезы ее внеситнрского происхождения, прародину которой искали и в Крыму, и даже на Балканах. Раскопки Тютринского могильника в Притоболье, в курганах которого впервые :ыли обнаружены ювелирные изделия, идентичные собранным князем Гагариным, а. затем и других саргатских некрополей с аналогичными находками не только положили конец сомнениям в сибирском происхождении коллекции Петра I, но и позволяли сделать вывод о том, что основная ее часть происходит из захоронений саргат-:кой культуры.

Около середины I тыс. до н. э. саргатская культура прекращает свое развитие. Однозначного объяснения этому пока не дано. Наиболее вероятно, что захваченное вихрем Великого переселения народов большинство саргатских групп устремилось на запад, где приняло участие в бурных событиях средневековой эпохи, которая замела их следы. Существует гипотеза, согласно которой они послужили одним из компонентов формирования венгерского народа. Немногочисленные общины, остававшиеся во временно опустевшей стране, и группы, ранее ушедшие в тайгу, спустя недолгое время были ассимилированы занявшими эту территорию племенами, открывшими средневековый период в истории юга Западной Сибири.

Культуры раннего железного века лесной полосы изучены не так полно, как гаргатская. В южнотаежном Тоболо-Иртышье в это время существовали кашинская и богочановская культуры, племена которых практиковали не только присваивающие, но и производящие виды хозяйства и на всем протяжении своей истории испытывали сильное влияние со стороны саргатцев.

В глубине тайги, почти полностью изолированной от бурных событий на юге, в начале железного века сохранялся прежний уклад жизни. Около середины I тыс. до н. э. здесь происходит становление нескольких культурных общностей, развитие которых отражает формирование современных групп коренного населения Западной Сибири. В нижнем и отчасти среднем течении Оби в это время складывается усть-по-дуйская культура, по-видимому, связанная с генезисом предков обско-угорских народов.

Уникальные материалы для характеристики занятий и быта северных групп усть-полуйцев, обитавших в приполярной зоне, получены при раскопках Усть-Полуйского городища, расположенного в черте современного Салехарда. Основой их хозяйства являлись охота, промысел морского зверя и рыболовство. Рыбу добывали с помощью сетей и ловушек, били костяными острогами, ловили на крючок. На местах осенних переправ оленей через реки устраивались «поколки», позволявшие сделать запас мяса на зиму. Практиковалось также использование оленя-манщика, под прикрытием которого охотнику удавалось незаметно приблизиться к стаду. Охотились с помощью лука и стрел, оснащенных в основном костяными наконечниками: заостренными, использовавшимися для добычи зверя и крупной птицы, тупыми -- для стрельбы по зверькам с ценным мехом, когтистыми -- для охоты на водоплавающую дичь. На Оби усть-полуйцы могли промышлять белух, а на побережье Обской губы -- моржей.

В усть-полуйское время в повседневную жизнь людей прочно вошли изделия из железа, хотя их набор был еще не очень велик. Зато бронзолитейное производство поднялось на невиданную ранее высоту. В специальных формах отливали кельты, массивные трехлопастные наконечники стрел, поясные бляхи с рельефными изображениями медвежьих голов и другими узорами, а также стилистически очень своеобразные зоо- и антропоморфные изображения, среди персонажей которых хищные птицы, бобры, грифоны, фантастические полулюди-полузвери. Подлинного совершенства достигли мастера Усть-Полуя в резьбе по кости. На городище найдены концевые накладки от составных луков, более упругих и дальнобойных, чем простые деревянные, пластины от наборного доспеха, детали от уздечки оленя-манщика, гарпуны и многие другие предметы. Уникальное изобразительное искусство усть-полуйцев нашло отражение и в продукции косторезов. Головки зверей и птиц или их полные фигуры венчали рукояти ложек, гребней, помещались на деталях одежды. Одна из нагрудных панцирных пластин из китовой кости украшена изображением воина с двумя мечами. На городище найдены также предметы, связанные с обработкой шкур, крапивного волокна, прядением, шитьем одежды, гончарным производством и обработкой дерева. Как транспортное животное олень, по-видимому, еще не использовался. Зато на городище найдены многочисленные детали от собачьей упряжи, а одну из костяных рукоятей ножей мастер снабдил скульптурным изображением ездовой собаки, грудь которой охвачена шлейкой.

Усть-полуйская культура и следующие за ней по времени памятники ярсалинского (I--II вв. н. э.) и карымского (III--VI вв. н. э.) этапов послужили основой для сложения в эпоху средневековья древнехантыйских археологических культур Севера.

Сохранились на территории Тюменской области и следы пребывания общин кулайской культуры, скорее всего, древнесамодийской. Более того, примыкающие к Нарымскому краю районы Средней Оби рассматриваются многими учеными как зона ее формирования, пришедшегося на период около середины I тыс. до н. э. Кулайские поселки, а также одиночные захоронения и святилища обнаружены не только на Барсовой Горе и других археологических комплексах Сургутского Приобья, но и значительно севернее. На прочно освоенной этими группами территориях быстро возводились сравнительно небольшие, но превосходно укрепленные городища. Расчет неприятеля на легкий штурм этих крепостей рушился при виде глубоких рвов и высоких стен из бревен и земли, усиленных выступами-бастионами, открывавшими лучникам широкие сектора для обстрела. Под прикрытием стен по кругу располагались сравнительно небольшие полуземляночные жилища с углубленными коридорообразными выходами и располагавшимися в центре домов очагами.

Кулайцы оставались охотниками и рыболовами, но многие их южные группы успешно заимствовали у лесостепных соседей навыки животноводства, которое, впрочем, не могло получить в таежных районах особенно большого развития. Здесь содержали в основном лошадей, которые использовались не только в пищу, но и как верховое животное.

Раскопки кулайских поселков не оставляют сомнений в том, что их жителям была знакома черная металлургия и кузнечное ремесло. На многих памятниках встречены шлаки, а также сами изделия из железа: ножи, кинжальные клинки, тесла и многое другое. Постепенное вытеснение бронзы железом из сферы орудийного производства, ставшее особенно заметным в первые века н. э., не угасило мастерства бронзолитейщиков, искусство которых поднялось на новую высоту. Довольно долго огромный спрос находили производившиеся ими кельты, боевые втульчатые наконечники стрел с оттянутыми назад жальцами, которые глубоко проникали в тело и трудно из него извлекались. Своим красноватым блеском, немного напоминавшим сверкание золотых предметов, всегда ценились украшения из меди и бронзы. Таежные ювелиры, освоив в кулайскую эпоху технологию получения высокооловянистых белых бронз, научились искусно имитировать и серебряные изделия.

Столь же характерной особенностью кулайской культуры, как изготовление горшков, украшенных оттисками гребенки и штампа в виде сильно стилизованной плывущей уточки, являлось массовое производство на протяжении всего периода ее развития неповторимых по стилю плоских ажурных бронзовых отливок с хорошо распознаваемыми образами людей, животных и птиц, изображениями фантастических антро- и зооморфных существ. Огромное количество таких предметов найдено в составе кладов, являвшихся остатками некогда функционировавших в укромных таежных уголках культовых мест.

В последней трети I тыс. до н. э. западносибирская тайга содрогнулась. По неясным до конца причинам огромное количество кулайских общин пришло в движение и устремилось с ранее обжитой ими территории в разных направлениях. Одни, направившись на север, довольно скоро достигли приполярных районов Приобья, где вступили в контакт с усть-полуйцами. Другие двинулись на юг и спустя какое-то время оказались на северной границе лесостепи, по соседству с саргатским населением. Молниеносное расселение кулайцев на этих рубежах остановилось так же внезапно, как и началось, а последовавший за этим период относительной стабилизации обстановки стал преддверием средневековой эпохи, наступление которой совпало с закатом кулайской культуры, но не означало прекращения шедших в таежной зоне этнических процессов, приведших в конечном итоге к формированию современных групп коренного населения Западной Сибири.

§ 4 Наследники древних культур

Археологические памятники второй половины I и значительной части II тыс. н. э. принадлежат средневековой эпохе, представляющей особый интерес как период формирования тех урало- и тюркоязычных народов, которые до настоящего времени проживают на территории Тюменской области. Скупые, а подчас и вовсе фантастические сведения о «югре» и «самояди» нашли отражение в «Повести временных лет» XI в., «Сказании о человеках незнаемых в восточной стороне» XIV--XV вв., и других сочинениях. Значительно более полно характеризует культуры коренного населения Западной Сибири археология, хотя далеко не все страницы его никем не записанной истории прочитаны учеными.

Так, почти не изучен раннесредневековый период в лесостепной зоне Тюменской области. Около IX в. здесь складывается бакальская археологическая культура, просуществовавшая вплоть до XIV--XV вв. Довольно плотно бакальскими группами были заселены берега Исети, остатки их поселений и могильников зафиксированы также в долинах Тобола и Ишима. При раскопках Красногорского и Старолыбаев-ского городищ -- наиболее полно изученных бакальских поселений на юге Тюменской области -- жилищ не обнаружено. По-видимому, это были наземные постройки, практически не оставлявшие следов на месте своего существования. В Приишимье исследован Пахомовский могильник, предположительно соотносимый с бакальским населением, подвергшимся сильному культурному воздействию со стороны тюркского мира. На площади некрополя выявлено около 20 бескурганных захоронений, совершенных по обряду трупоположения, а также несколько погребений взнузданных коней, совершенно не характерных для погребальной обрядности угро-самодийского населения, но обычных для кимаков, населявших в это же время степи Казахстана, а также для половцев.

Основной отраслью хозяйства бакальских групп, по-видимому, являлось коневодство. Находка зернотерки на малом Бакальском городище может свидетельствовать в пользу существования земледелия. Развивались также охота и рыболовство, черная и цветная металлургия, многие домашние промыслы.

Данных для решения вопроса о происхождении бакальской культуры и ее этнической атрибуции пока немного. Многие ученые склонны рассматривать это население как одну из южных групп угров, в среду которых активно внедрялись тюркские этнические элементы. Усилению этого процесса способствовали монгольские завоевания и образование Золотой Орды, стимулировавшие перемещение на север многих степных тюркоязычных групп, принявших наряду с лесостепным населением участие в формировании сибирских татар.

В VII--IX вв. в бассейнах рек Туры, Тавды и в прилегающих к ним южнотаежных районах существовала молчановская культура. Ее памятники известны в окрестностях Тюмени на берегах Андреевского озера, а также на р. Дуван, соединяющей его с Пышмой. Здесь открыты укрепленные поселения Жилье, Андрюшин Городок, Дуванское I, Перейминский могильник. Площадь городищ небольшая -- от 0,5 до 2,5 тыс. кв. м. Поселки на мысах надпойменных террас с напольной стороны защищались рвом и валом, а расположенные вдали от берега опоясывались крепостными стенами по всему периметру. Под их защитой сооружались неглубокие полуземляночные жилища площадью 25--45 кв. м с коридорообразными входами. Один из домов Андрюшиного Городка отличался более крупными размерами, достигая площади 100 кв. м.

Основу хозяйства молчановского населения составляли охота и рыболовство, к которым в южных районах его проживания добавлялось коневодство, хотя значение этой отрасли вряд ли было особенно велико. Умерших хоронили под невысокими курганами в индивидуальных и коллективных могилах, рядом с которыми справляли тризны. Инвентарь погребений представлен бронзовыми браслетами, фибулами, пряжками, стеклянными и хрустальными бусами, железными ножами, каменными оселками. В отдельные могилы ставились глиняные сосуды.

В X в. на базе молчановской складывается юдинская археологическая культура, существовавшая в бассейнах Туры и Тавды вплоть до XIII в. и изученная в пределах Тюменской области явно недостаточно. К ней относятся находки из Богандинского городища, ряда памятников на оз. Андреевском и р. Дуван, разрушенные подкурганные захоронения в бывшем Загородном саду Тюмени. Основным типом поселения у юдинских общин по-прежнему оставалось городище. В среднем течении Туры они располагались практически через каждые 20--30 км. Большинство из них небольшие, но хорошо укрепленные. Высота вала от дна рва на Богандинском городище, например, достигала 4 м. На поселениях сооружались неглубокие полуземлянки с шатровым перекрытием, поддерживавшимся центральными опорными столбами, наземные жилища столбовой конструкции, летние разборные жилища, напоминавшие чумы. В X--XI вв. юдинские группы, по-видимому, в основном кремировали своих умерших, тогда как позднее стали хоронить их по обряду трупоположения, хотя роль огня в погребальном ритуале оставалась существенной. Помимо лепной керамики в начале II тыс. н. э. начинают широко использоваться клепаные медные котлы, два экземпляра которых происходят из захоронений в Загородном саду г. Тюмени. Среди находок с юдинских памятников выделяются значительные группы импортных предметов славянского и приуральского происхождения -- железные проушные топоры секировидной формы, кресала, бронзовые браслеты, серьги, бусы и многое другое. Большое число разнообразных украшений изготовлялось местными мастерами в привычной для них манере. Хозяйство юдинских групп было многоотраслевым и во многом определялось районом их расселения. Население, проживавшее на границе с лесостепью, имело навыки скотоводства, на более северных территориях повышалась роль охоты и рыболовства.

По мнению большинства ученых, памятники молчановской и юдинской культур отражают процесс распада обско-угорской общности и выделения из нее в последней четверти I тыс. н. э. предков манси. О проживании этого народа в лесном Зауралье говорят и данные топонимики. Проникновение тюрок в бассейн Туры в XIII--XV вв. привело к быстрой аккультурации проживавших в ее среднем и нижнем течении мансийских групп, а на Верхней Туре и Тавде они обитали еще и во времена начавшегося освоения Сибири русскими.

В VI--IX вв. лесостепные и южнотаежные участки по берегам Ишима и Иртыша населяли племена потчевашской культуры. Логиновское городище у одноименного села в Абатском районе раскопано почти полностью. Это был сравнительно небольшой поселок, состоявший из единственной короткой улочки, на каждой из сторон которой располагалось по четыре полуземляночных жилища. Еще два дома, скорее всего, выстроенных позднее, из-за нехватки места пришлось один за другим поставить прямо посередине улицы. Все эти сооружения представляли из себя бревенчатые постройки с плоской или слегка покатой кровлей, покрытой хворостом, пластами дерна, а затем еще речным илом, спекшаяся на солнце поверхность которого не промокала даже в дождь. Непосредственно за жилищами по всему периметру поселения проходила крепостная стена шириной 1,5--2 м и высотой не менее 2--3 м, придававшая ему в плане вид не совсем правильного прямоугольника и состоявшая из деревянных срубов, заполненных землею. На север и на юг глядели грозные бастионы, полукругом выступавшие из стен, в одном из них находились ворота, въехать в которые можно было только по перекидному мосту через широкий ров. Возле этого же бастиона сохранились следы культового сооружения -- приподнятой над землей площадки, в центре которой был установлен деревянный идол.

В том же Абатском районе полностью раскопан Лихачевский грунтовый могильник, содержавший около трех десятков потчевашских захоронений, совершенных по обряду трупоположения, но с большой ролью огня в погребальном ритуале. Умерших помещали в неглубокие могильные ямы, внутри которых сооружали бревенчатые рамы, перекрытые жердями и берестой. В других потчевашских могильниках известны захоронения, совершенные по обряду кремации. Одно из погребений Лихачевского могильника совершено в отрезке долбленой лодки.

Потчевашские общины практиковали хозяйство, в котором сочетались производящие и присваивающие отрасли. В южных районах развивалось земледелие и скотоводство, которое по своему значению преобладало над охотой. Разводили преимущественно лошадей, а также крупный рогатый скот. О наличии земледелия свидетельствуют находки серпов, железных кельтов-мотыжек. В северной зоне расселения потчевашцев роль охотничье-рыболовческого промысла была несоизмеримо выше. Повсюду развивались металлургическое производство, прядение, ткачество, косторезное дело, обработка дерева и кожи. Несмотря на явное преобладание железных орудий в производстве, литье изделий из бронзы не ушло в прошлое. Высокооловя-нистая «белая» бронза широко использовалась для изготовления культовых отливок с изображениями лосей, медведей, бобров, хищных птиц, змей, антропоморфных существ. В Лихачевском могильнике обнаружены китайские монеты, чеканившиеся в самом конце VI века.

Состав потчевашского населения, скорее всего, был многокомпонентным. В него вошли оставшиеся на юге Западной Сибири саргатские группы и продвинувшиеся в этот район кулайские общины, а также позднее мигрировавшее сюда население низовьев Оби и Иртыша. В процессе консолидации самодийских и угорских этнических компонентов последние, по-видимому, возобладали, что позволяет считать пот-чевашскую и сложившуюся на ее основе усть-ишимскую культуру IX--XIII вв. одним из важных этапов в формировании южных групп хантыйского населения.

Огромная таежная территория Нижнего и отчасти Среднего Приобья в VI--IX вв. являлась зоной расселения племен оронтурской культуры, отражающей развитие культуры формирующегося хантыйского этноса. Ее памятники известны на Северной Сосьве, Конде, Тавде, а характерная для них керамика распространена еще шире -- она найдена в Приуралье, Печерском крае и даже на Вычегде. Арктический вариант этой культуры выявлен на полуострове Ямал. В таежной зоне господствовали охота и запорное рыболовство, в прибрежных заполярных районах -- морской зверобойный промысел.

Оронтурский период представлен огромным количеством городищ, более редкими неукрепленными селищами и жертвенными местами, единичными могильниками. Основным типом жилища в таежной зоне служила небольшая прямоугольная полуземлянка с утепленной землей кровлей, очагом в центре помещения и нарами вдоль стен. На городище Сартынья 3 восемь землянок, расположенных двумя плотными рядами, были связаны общим коридором в одно многокомнатное сооружение. На поселении Тиутей-Сале на западном побережье Ямала раскопаны три круглых землянки диаметром до 7 м с остатками вертикальных столбов по периметру, поддерживавших кровлю толщиной около 40 см. Оронтурская керамика вместе с височными кольцами, обломками бронзовых гривен и браслетов, круглой бронзовой бляхой с изображением грифона, являвшимися атрибутами существовавшего здесь жертвенного места, обнаружена на мысу Ялпинг-Нёл («Священный мыс») на берегу Северной Сосьвы.

Горшки и чашевидные сосуды оронтурского периода украшались зубчатым, гладким, а также фигурным штампами: ромбическим, треугольным, крестовым и другими. С разных памятников происходят глиняные фигурки, схематично изображающие сидящего или стоящего человека в расшитой меховой одежде и, по-видимому, имевшие культовый характер. На нескольких городищах найдены кузнечные клещи, на поселении Тиутей-Сале -- железные скребки для обработки шкур, костяные наконечники стрел, ложки, орудия для разминания кожи, рукоятки ножей, проколки. Скорее всего, к оронтурскому этапу относится найденная у Березова бронзовая бляха с изображением исполняющих ритуальный танец с саблями менквов -- духов фратрии Пор. Подобные фигуры духов или воинов с саблями гравировались на привозных сасанидских серебряных блюдах, которые на севере Западной Сибири имели сакральную символику и часто помещались в святилища. Оронтурские мастера-бронзолитейщики изготовляли полые объемные и плоские зооморфные изображения, персонажами которых являлись птицы, медведи, олени и даже кони.

В X в. в Среднем и Нижнем Приобье оронтурская культура трансформируется в кинтусовскую, существовавшую вплоть до XIII в. Поскольку оронтурские и кинтусовские памятники характеризуют эволюцию древнехантыйской этнической общности, точнее формирующихся северных и восточных хантов, многие ученые относят эти комплексы к этапам одной археологической культуры.

Кинтусовский период представлен в таежной зоне Тюменской области многочисленными городищами, остатками неукрепленных поселков, могильниками, жертвенными местами и кладами. Фортификационные сооружения начала II тыс. н. э. аналогичны более ранним. Оживить средневековые руины помогают хантыйские предания и сведения русских летописей. В фольклоре хантов часто упоминаются «городки» князей или богатырей, обнесенные частоколами, фигурируют эпизоды их штурмов, при которых нападавшие под градом стрел прорубали в палисадах бреши и через них устремлялись внутрь осажденных крепостей. Нередко неприятелю приходилось снимать затянувшуюся осаду и отступать. Так, в 1194 г. новгородская рать воеводы Ядрея потерпела поражение при попытке овладеть штурмом одним из югорских «городков».

На городищах Мань-Няслан-Тур близ с. Саранпауль на р. Ляпин, Урьевском 3 в Нижневартовском районе, селище Зеленая Горка у Салехарда, укрепленных и неукрепленных поселениях Барсовой Горы, в других таежных районах Тюменского Севера изучены жилища кинтусовского этапа, представленные сравнительно небольшими подпрямоугольными полуземлянками, иногда соединенными в большие многокомнатные дома, а также наземные постройки. На несколько более позднем поселении Хаэн-Сале на севере Ямала, относящемся к XV--XVI вв., располагались землянки круглой формы диаметром 7--8 м и глубиной до 1 м с длинными коридо-рообразными входами.

Кинтусовские могильники -- Барсов Городов, Сайгатинские 1 и 2, Кинтусово, Усть-Балык и другие -- содержали захоронения в неглубоких грунтовых ямах или в лодках-обласках. Их погребальный инвентарь представлен глиняными сосудами, железными ножами, теслами, кресалами, наконечниками стрел, многочисленными деталями одежды и украшениями.

Таежное население в начале II тыс. н. э. продолжало почитать многие из тех культовых мест, которые возникли значительно раньше. Так, помимо находок орон-турского этапа на жертвенном месте Ялпинг-Нёл встречены и предметы кинтусовского периода. Святилища устраивались также на местах оставленных поселков. Их следы зафиксированы на заброшенных поселениях Барсовой Горы, где найдены серебряные предметы -- чаша, блюда, поднос, большое количество железных наконечников стрел, ножей, обломков медных котелков и других предметов. К кинтусов-скому этапу относится ряд найденных в тайге кладов, в состав которых входили медные и железные котлы, привозные серебряные и бронзовые блюда, чаши, изготовленные мастерами сасанидского Ирана, стран мусульманского Востока, Западной Европы и Волжской Болгарии, а также многочисленные бронзовые украшения, отлитые в местных мастерских.

Хозяйство кинтусовских общин было в основном охотничье-рыболовческим. Огромное значение имел промысел пушнины. В южных районах в ограниченных масштабах развивалось скотоводство, ориентированное на разведение лошадей. В Нижнем Приобье навыки ведения животноводства перенимались кинтусовским на селением у переселявшихся сюда в XII--XIII вв. из-за Урала групп коми. В приполярных областях региона в конце I--начале II тыс. н. э., по-видимому, появилось оленеводство, а на Арктическом побережье Ямала продолжал развиваться морской зверобойный промысел. Вероятно, именно эти охотники на нерп, моржей, китов, белых медведей и диких оленей послужили прототипом для возникновения в фольклоре ненцев, позднее заселивших данную территорию, образа загадочных сихиртя.

В повседневных делах людей широкое применение находили железные ножи и проушные топоры, часто привозные -- древнерусского производства, составные луки с разнообразными по типам стрелами, преимущественно также железными. На многих средневековых поселениях Тюменского Севера обнаружены следы металлургического производства и металлообработки. На городищах Кошелевском, Рачево 2, Уки 2 и других исследованы остатки горнов для выплавки железа из болотной руды, выявлены углежогные ямы. Мастера-бронзолитейщики отливали многочисленные украшения: шумящие и колоколовидные подвески, подвески в виде утиных лапок, пластинчатые браслеты, пряжки, рукояти ножей, зоо- и антропоморфные изображения и другие вещи. В низовьях Таза открыты остатки бронзолитейной мастерской, выпускавшей разнообразные украшения, в том числе выполненные в технике настоящей скани. В более поздний период широкий приток в таежные районы импортных украшений, поставлявшихся в обмен на меха, способствовал упадку обско-угорского бронзолитейного производства. Вплоть до XIII в. в таежном Приобье развивалось собственное керамическое производство, которое впоследствии исчезло -- глиняные сосуды были вытеснены из обихода медными и железными котлами.

Привозные вещи на памятниках кинтусовского периода свидетельствуют о широких связях таежного западносибирского населения, его разнообразных контактах с представителями иных народов и культур. Отчетливо фиксируются учеными торговые связи Югры с Прикамьем, Волжской Болгарией и русскими землями. Распространение за Уралом предметов верхнекамских и вычегодских типов отражает прямое проникновение в Нижнее Приобье приуральских групп. Этот процесс документирован находками керамики вымской культуры на городищах Перегребное 1, Шеркалы 1, Уки 2, появлением на них срубных жилищ с печами-каменками. Большое количество вещей из Приобья имеет русское происхождение или изготовлены по образцам, привезенным из славянских земель. Помимо топоров и ножей к ним относятся кресала, а также многочисленные украшения -- круторогие лунницы с зернью, височные кольца, серебряные браслеты, фибулы, стеклянные бусы и многое другое. Русские летописи эпизодически упоминают о походах в Югру, в ходе которых нередко происходили столкновения с местным населением. Судя по археологическим данным, наиболее активными связи Руси с северо-западной Сибирью были в XII--первой половине XIII вв. Вполне вероятно, что в это время новгородцы стали даже селиться в югорских землях, создавая своего рода торговые фактории, о чем могут свидетельствовать находки русской керамики, замков и ключей на отдельных памятниках в низовьях Оби и Иртыша. На городище Перегребное 1 обнаружена не-досверленная костяная трубочка с характерным для Древней Руси плетеным орнаментом, позволяющая предполагать, что среди жителей этого поселка был русский. Контакты Новгорода, а затем и Москвы с Югрой имели место и в последующий период.

Помимо обских угров на севере Западной Сибири в кинтусовский период обитали и самодийцы. Зоной их активных контактов, а, возможно, даже чересполосного проживания являлось Сургутское Приобье. В конце I--начале II тыс. н. э. самодийские группы -- предки ненцев -- проникали и в приполярные районы. Однако их памятники в Нижнем Приобье пока не выявлены. Открытие ранее неизвестных страниц истории самодийского населения обещают исследования в бассейнах рек Пур и Таз, до сих пор остающихся белым пятном на археологической карте Тюменской области.

Глава II. НАКАНУНЕ ПРИСОЕДИНЕНИЯ К РОССИИ

§ 1 Народы земли Югорской и Обдорской

К XVI в. формирование народов Севера Западной Сибири, до настоящего времени проживающих на территории Тюменской области, в основном завершилось. Новгородские летописи XI--XIV вв. упоминают ханты и манси под единым названием «югра», «угра». Затем манси стали называться «вогулами» или «вогуличами», а термин «югра» сохранился только за северными хантами. В XVI в. в русских документах появился и термин «остяки», который постепенно распространился на всех ханты. Ненцы же были известны под названием «самоеды», а селькупы как «остяко-самоеды». Расселение западносибирского населения в XVI в. значительно отличалось от современного. Например, манси в то время занимали весьма обширные территории: на севере граница их расселения проходила по рекам Мезень и Печора, южная граница -- по р. Уфе и далее через места, где сейчас расположены Екатеринбург и Тюмень, на западе мансийские земли доходили до современной Казани, на востоке -- до среднего течения Иртыша. Эта территория хорошо реконструируется по данным топонимики, археологии и мансийским преданиям. Однако уже с XIII--XIV вв. наблюдалось постепенное передвижение манси с запада на восток, вызванное давлением соседних народов, а также христианизацией.

Территория расселения ханты включала бассейны Конды, Демьянки и районы южнее современного Тобольска. Очевидно, под давлением манси и предков сибирских татар, ханты постепенно перемещались на восток, оттесняя в свою очередь селькупов, территория которых доходила, по некоторым сведениям, до современного Сургута. Таким образом, к XVII в. ханты продвинулись в бассейн рек Вах и Васю-ган. Жившие здесь селькупы отошли на север -- в бассейн среднего Таза, положив начало новой этнической общности -- тазовско-туруханских селькупов, отделенных от южных (нарымских) селькупов хантыйским клином.

Ханты и манси обеспечивали свое существование в основном охотой и рыбной ловлей. У хантов, занимавших берега крупных рек, несколько большим был удельный вес рыбной ловли. Манси, жившие в верховьях рек на восточных склонах Урала, занимались главным образом охотой на лося, миграционные пути которого проходили через уральские перевалы. В целом же способы охоты и рыбной ловли у этих близкородственных народов отличались мало.

Обские угры были типичными пешими таежными охотниками, которые промышляли зверя. Оленя и лося они преследовали зимой по насту, догоняя на широких лыжах, подбитых шкурой выдры, чтобы они не катились назад при подъеме в гору. После появления русских купцов, лыжи стали подбивать оленьим камусом, поскольку шкуры выдры стало выгоднее продавать, чем использовать в хозяйстве. Охотник был вооружен луком со стрелами, коротким метательным копьем и ножом. При охоте на медведя использовали массивное копье с длинным наконечником -- пальму.

Глухарей и тетеревов ловили слопцами -- ловушками давящего типа, стреляли из лука. Самым эффективным способом добычи уток и гусей была сеть, которая устанавливалась вертикально в специально вырубленных просеках у озер, где в определенный момент охотники накрывали ею всю стаю, улетавшую после кор-мешки.

Пушная охота первоначально являлась второстепенным занятием -- пушнина шла лишь на украшение одежды. Однако в XIV--XV вв. пушной промысел начал играть большую роль, потому что меха охотно покупали русские и восточные купцы. Пушнина превратилась в ведущую статью товарообмена. Пушная охота велась луком со стрелами, ловушками -- черканами, кулемами, петлами, слопцами и самострелами -- настороженными на звериных тропах луками.

Главными раболовными средствами ханты и манси были сети и невода, сплетенные из крапивного волокна. На промысел рыбаки выходили на долбленных лодках -- обласах, которые часто встречаются в захоронениях обских угров того времени. Во время ловли использовался специальный непромокаемый костюм из налимьей кожи. Известны были также удочки с железными и костяными крючками и остроги, которыми били рыбу в ночное время с факелом. Одним из эффективных был запорный способ рыбной ловли. Специальными загородками перегораживали небольшие речки, оставляя один или несколько узких проходов, куда вставляли плетеные из тонкой кедровой щепы морды. Обычно запоры использовали во время хода рыбы на нерест и обратно. Много рыбы вылавливалось в летний период, подледный лов имел меньшее значение. Рыба вялилась, коптилась и солилась. Она являлась основной пищей угров в течение года.

Значительным для жизни обских угров был сбор кедровых орехов. Кедровые урочища находились в общественной собственности и «шишкование» проходило организованно, и в одно для всех время. Собранные шишки дробили, просеивали в крупноячеистых деревянных ситах, провеивали и клали на зимнее хранение. Кедровые орехи были любимым лакомством и лучшим средством, наряду со свежей кровью от цинги в зимний период. Южным группам обских угров -- туринским и t пелымским манси, иртышским хантам -- было известно также мелкомасштабное i мотыжное земледелие, имевшее подсобное значение.

Все необходимые орудия труда, посуду, утварь делали местные мастера, но специализированных ремесленников еще не было. Ханты и манси было уже хорошо известно кузнечное и литейное дело. Железо выплавляли из болотной руды в небольших печах, где слои руды чередовались со слоями древесного угля. В печи оставляли только отверстия для поддува воздуха. После нескольких часов горения железо стекало на дно и застывало в виде крицы. Печь ломали, доставали железо и проковывали его для удаления пузырьков воздуха и остатков угля. Из этого железа ковали оружие, рыболовные крючки и т. д.

Функционировало также традиционное гончарное производство. Глиняная посуда лепилась вручную, без гончарного круга, и украшалась геометрическим орнаментом с помощью специальных костяных или деревянных штампов. Готовая посуда обжигалась в костре.

Ханты и манси, особенно их южные группы, были хорошо знакомы с ткацким делом. Ткань производилась из крапивного волокна, которое вырабатывали по технологии, сходной с обработкой льна. Крапиву мяли, чесали и пряли в нить. Затем на примитивном ткацком стане делали ткань, которая шла на изготовление одежды. Все эти промыслы в XVII--XVIII вв. практически полностью исчезли, так как из России стали поступать более дешевые и качественные ткани, посуда и железные изделия.

Наиболее устойчивыми из традиционных промыслов оказались деревообработка и производство берестяной утвари. Из дерева делали чашки, корытца для вареной рыбы, черпаки и другую посуду, а также лыжи, долбленые лодки -- обласа, нарты, древки для копий и стрел, музыкальные инструменты и многое другое. Все деревянные предметы делались с помощью ножа, топора и простейшего лучкового сверла. Береста служила материалом для изготовления заплечных коробов, в которых переносились грузы, женских коробов для рукоделия, набирок для ягод и т. п. Особенно ценилась посуда из капа -- древесного нароста, которая была очень прочной и долговечной.

До прихода русских существовало также производство наконечников копий и стрел, рыболовных крючков из кости, которые заменяли дорогие железные предметы. Но затем железо полностью вытеснило костяные орудия.

Хозяйство селькупов, сходное с обскоугорским, являлось комплексным, так как включало охоту, рыболовство, собирательство и различные ремесла. Южные (нарымские) селькупы были знакомы в XV--XVI вв. с мотыжным земледелием. Они разводили лошадей, запасая им на зиму в стогах или открытых сараях сено. Охотничий и рыболовецкий промыслы, как и ремесла, у северных селькупов не отличались принципиально от хантыйских и различались лишь формой изготовления наконечников стрел, орнаментами на одежде и посуде и т. п.

Оригинальная культура сложилась у сибирских ненцев, обитавших в северных тюменских тундрах. В XVI--XVII вв. в хозяйстве ненцев еще не было однозначного преобладания оленеводства. Домашних оленей было немного, мясо их редко употребляли в пищу. Олени в основном использовались как транспортные животные. Очень большое значение для ненцев в это время имели охота и рыболовство. Ненцы охотились на диких оленей, водоплавающую дичь, которая гнездилась на тундровых озерах и болотах, и пушных зверей с помощью лука, копья и различных ловушек, однотипных с хантыйскими и селькупскими. Водоплавающая птица добывалась, как правило, во время линьки, когда нелетающих гусей и уток можно было бить с помощью простых палок. На эту охоту выходили взрослые и дети. Оленей добывали в основном на переправах: охотники нападали на животных, преодолевавших во время миграции водную преграду. Плывущие олени относительно беспомощны, и каждый охотник мог взять их в нужном количестве. Мясо оленей сушили и коптили, обеспечивая себя пищей на долгое время. Ненцы, жившие на морском побережье, охотились на морского зверя -- тюленя, моржа, нерпу. Это занятие было заимствовано ими от досамодийского населения, которое в ненецких легендах носит название «сихиртя».

Как и другие народы Западной Сибири, ненцы умели выплавлять железо и ковать железные орудия труда. Обработка дерева была развита слабее, чем у таежных народов, так как во многих районах проживания ненцев не было леса. Однако ненцы достигли больших успехов в косторезном деле. Из кости оленя и морских животных делались домашняя утварь, наконечники для стрел и копий, костяные украшения, которые можно увидеть на поясах современных пастухов-ненцев.

В XVII--XVIII вв. у ненцев началось быстрое развитие крупнотабунного оленеводства, что, видимо, связано с уменьшением поголовья диких оленей. Стада домашних оленей увеличились до нескольких тысяч голов. Домашние олени разводились для использования мяса, шкур, кости и многого другого. Кочевое оленеводческое хозяйство стало главной основой всей жизни ненцев. Но произошло это два столетия спустя, то есть к XIX столетию.

Хозяйственный уклад каждого народа хорошо отражается в типах используемых жилищ. Ненцы, к примеру, изобрели чум, идеально приспособленное к холодам и частым перекочевкам жилище. Чум сооружался из поставленных, конусообразно шестов и покрывался меховыми полотнищами, сшитыми из нескольких оленьих шкур. В середине чума располагался очаг, на верху находилось отверстие -- дымовод. Конструкция чума" наилучшим образом отвечала условиям тундры. Коническая форма делала его устойчивым к сильным ветрам и не позволяла сверху скапливаться снегу. В сильные холода с помощью очага в чуме можно было поддерживать нужную жильцам температуру. Его сборка и разборка занимала мало времени, что было немаловажно при перекочевках.

В отличие от ненцев ханты и манси сооружали два основных типа жилья: землянки и берестяные чумы. Землянка была постоянным жилищем. Она строилась так: сначала копали квадратный котлован до полутора метров глубиной, в середине котлована вкапывали четыре столба, соединявшиеся вверху квадратной рамой, к которой от краев котлована наклонно приставлялись жерди, или плахи, являвшиеся стенами землянки. Затем сооружение обкладывали дерном и землей. Готовая землянка имела форму усеченной пирамиды. В центре жилища находился очаг, а вдоль стен делали нары, на которых спали люди.

Берестяные чумы имели коническую форму, каркас делался из жердей, крылся берестяными полотнищами, сшитыми из проваренных, эластичных кусков бересты. Берестяные чумы служили летним жильем, если приходилось уходить из поселка для рыбной ловли, сбора кедрового ореха и т. п. Их можно было переносить на далекие расстояния.

Селькупы также строили землянки-карамо и берестяные чумы, которые по виду и конструкции незначительно отличались от обскоугорских. Северные селькупы позаимствовали у ненцев классический тундровый чум.

К моменту включения в состав России народы северо-западной Сибири достигли достаточно значительного развития, хотя их экономическая база включала главным образом непроизводящие формы хозяйства.

У ханты и манси с начала нашего тысячелетия шел активный процесс становления зачатков государственных образований. К XVI в. у них уже сформировались так называемые «княжества», которые в своей основе имели территориально-родовые объединения. Анализ обскоугорских легенд позволяет примерно определить время появления первых княжеств -- это XII--XIII вв. Сначала они были небольшими территориально, слабо политически организованными, но к XV--XVI вв. начинают появляться объединения, включающие несколько мелких княжеств. Во главе таких образований стояли так называемые «князцы», власть которых по наследству передавалась от отца к сыну, от старшего брата -- к младшему. Князцы имели постоянные военные дружины и могли в случае необходимости собирать военное ополчение из своих соплеменников.

Экономическим, административным и культовым центром княжеств являлись городки, которые были укреплены бревенчатым частоколом, валом и рвом. Вокруг них находились неукрепленные поселения, жители которых в случае опасности укрывались за стенами городка. Князцы вели частые войны друг с другом, получая с побежденных дань, захватывая имущество и рабов. Рабство, однако, было патриархальным. Рабов было немного, они пользовались достаточно большой свободой и мягким обращением, но им поручалась самая грязная и тяжелая работа. По прошествии нескольких лет раба могли освободить и даже принять в свое общество. Существовали зависимые люди и из местного населения -- это общинники, попавшие в кабалу из-за долгов, и «захребетники», то есть бедные люди, живущие у зажиточных соседей или родственников на положении работников. Князцы были еще не феодалами, а предводителями территориально-родовых групп. Знатность определялась по старшинству родовых генеалогических линий. Князцы по образу жизни мало отличались от остальных людей -- ходили на охоту, рыбную ловлю, выполняли повседневную работу, хотя все большее значение для них приобретало воинское занятие. Большинство же населения оставалось простыми охотниками и рыболовами, практически незадействованными в социально-имущественном расслоении общества.

Наиболее крупное княжество манси -- Пелымское занимало бассейн рек Пелы-ма, Конды и Тавды. Центр княжества -- Пелымский городок находился у места слияния рек Пелыма и Тавды. С XV в. Пелымское княжество начинает испытывать татарское влияние и становиться частью Сибирского ханства. Сильное мансийское объединение -- Ляпинское княжество включало бассейн р. Ляпин, среднюю часть и низовья Северной Сосьвы, а также низовья рек Сыни и Куновата. Центром княжества был городок Кунаут-наш (Куноват). Здесь находилась столица князца Гугуя.