Сущность права (современное нормативное правопонимание на грани двух веков)

Одним из первых шагов на этом пути явился Указ Президента РФ «О полномочном представителе Президента Российской Федерации в федеральном округе», которым, не затрагивая Конституцию РФ, но на ее основе был начат процесс упорядочения и повышения эффективности управления государством по всей вертикали власти.

Данный процесс получил продолжение в принятом по инициативе Президента парламентом России пакете федеральных законов. Одним из них -- «О внесении изменений и дополнений в Федеральный закон "Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государствен-ной власти субъектов Российской Федерации"» ^{См.: Российская газета. 2000. 1 августа.} была установлена возможность федерального вмешательства в ситуации, когда ор-ганами власти и высшими должностными лицами регионов попи-рались Конституция РФ и федеральные законы, не выполнялись решения соответствующего суда, признавшего закон или иной региональный нормативный правовой акт неконституционным или противоречащим федеральному законодательству, нарушались единые права и свободы граждан России.

Другим законом -- «О внесении изменений и дополнений в Фе-деральный закон "Об общих принципах организации местного само-управления в Российской Федерации"» ^{См.: Российская газета. 2000. 8 августа.} -- было определено право законодательных (представительных) органов государственной власти и руководителей исполнительной власти субъектов РФ влиять на представительные органы местного самоуправления и глав муниципальных образований, если они нарушают федеральное и региональное законодательство, попирают решения суда, связанные с определением соответствия принимаемых ими правовых актов закону, ущемляют права и законные интересы граждан.

Еще один федеральный закон из упомянутого пакета -- «О порядке формирования Совета Федерации Федерального Собрания

Российской Федерации» -- устранил существовавшее в соответствии с ранее действовавшим законом противоречие принципу разделения властей; поправил положение, при котором главы законодательной (представительной) и исполнительной власти субъектов Федерации периодически отрывались от исполнения своих прямых служебных обязанностей, требующих постоянного присутствия на местах; предусмотрел формирование этой палаты, как и Государственной Думы, на основе профессиональных начал парламентской деятельности.

В связи с реформой Совета Федерации естественно возник вопрос об организации постоянного диалога руководителей субъектов РФ и главы государства по основным проблемам государственной жизни, обеспечению согласованного функционирования федеральных и региональных органов государственной власти. В этих целях с учетом предложений членов Совета Федерации и депутатов Государственной Думы Президентом РФ был издан Указ «О Государственном Совете Российской Федерации» ^{См.: Российская газета. 2000. 5 сентября.}. Согласно утвержденному им Положению ^{Там же.} это совещательный орган, содействующий реализации полномочий главы государства по вопросам обеспечения согласованного функционирования и взаимодействия органов государственной власти. Председателем Государственного Совета является Президент РФ, его члены -- высшие должностные лица (руководители высших исполнительных органов государственной власти) субъектов РФ.

Обстановка единодушия, в которой указанные выше законы, направленные на решение весьма непростых вопросов, прошли в обеих палатах Федерального Собрания РФ, одобрение этих законов и Указов Президента РФ подавляющим большинством граждан

России наглядно отразили накопившееся в обществе ожидание перемен. Они показали, насколько эти нормативно-правовые акты отвечают чаяниям населения страны о наведении порядка в управлении государственными делами, порядка, при котором бы обеспечивались сочетание целостности и суверенитета Российской Федерации с самостоятельностью и полноценным развитием республик, краев, областей и других ее субъектов, эффективность всех звеньев государственного механизма.

Спустя несколько лет в обстановке, при которой международный терроризм, фактически объявив нашей стране войну, создал прямую угрозу ее безопасности, по предложению Президента РФ был осуществлен следующий этап реформы государственной модернизации страны. Его политическую квинтэссенцию на этот раз составили: во-первых, замена прямых выборов населением глав субъектов Федерации наделением региональных законодательных (представительных) органов государственной власти по представлению Президента РФ полномочиями высшего должностного лица субъекта РФ (руководителя высшего исполнительного органа власти субъекта РФ); во-вторых, замена смешанной системы выборов Государственной Думы ФС РФ по одномандатным округам и партийным спискам системой пропорционального партийного представительства ^{См.: Федеральный закон «О внесении изменений в Федеральный закон "Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации" и в Федеральный закон "Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации"» (СЗ РФ. 2004. № 50. Ст. 4950); Указ Президента РФ «О порядке рассмотрения кандидатур на должность высшего должностного лица (руководителя высшего исполнительного органа государственной власти) субъекта Российской Федерации» (СЗ РФ. 2004. № 52. Ст. 5427).}.

Указанные меры были восприняты средствами массовой информации, как и обществом в целом, далеко не однозначно. Одни в ходе возникшей полемики, поставив вопрос: «Россия и ее безопасность или демократия?», восприняли нынешний этап реформирования государства чуть ли не как отказ от демократического развития страны в пользу режима личной власти президента и высту-пили с резкой критикой такого курса. Другие, отвечая на поставленный вопрос, напротив, выступили в поддержку курса на ограничение демократии в целях укрепления государства и обеспечения безопасности России. Наконец, третьи, составившие большинство, обоснованно выступили против односторонних крайностей в оценке рассматриваемого вопроса, против любого противопоставления сохранения России и демократии. «И Россия, ее укрепление и безопасность, и демократия!» -- вот путь, выбранный народом для нынешнего и будущего развития страны.

Отмена прямых выборов губернаторов регионов и президентов республик в составе Российской Федерации призвана исключить приход на должность руководителя высшего исполнительного ор-гана государственной власти субъекта Федерации человека случайного, не подготовленного, связанного с криминальными структурами и т.п., создает условия для учета при внесении предложе-ний по кандидатурам на пост высшего должностного лица субъекта РФ их авторитета и деловой репутации, опыта публичной (государственной и общественной) деятельности, а также результатов предварительных консультаций с общественными объединениями соответствующего субъекта РФ.

Вряд ли нужно доказывать, как это важно сегодня для усиления вертикали исполнительной власти и укрепления государства и его безопасности в целом, а также для сохранения демократического курса развития страны. В будущем же, при наличии благоприятных условий и соответствующего уровня политической культуры общества вполне вероятно возвращение к прямым выборам высших должностных лиц субъектов Федерации населением регионов.

Что касается замены существовавшей смешанной системы выборов депутатов Государственной Думы РФ по мажоритарным округам и партийным спискам системой ее мажоритарного формирования пропорционально сумме голосов, поданных за кандидатов от партий в избирательных округах, то такая замена, наиболее соответствующая международным образцам, на наш взгляд, вполне оправдана как с точки зрения демократии, так и безопасности. Данное решение призвано, с одной стороны, резко усилить роль и влияние партий как в целом в стране, так и в каждом регионе, с другой стороны, повысить эффективность деятельности Госдумы в целом и каждого депутата в отдельности. Это, в свою очередь, будет способствовать углублению связей парламента с обществом, а стало быть, как укреплению государства, так и развитию демократии.

Поэтому понятно, какое значение приобретает ныне вопрос о партиях -- существующих, реорганизуемых, вновь создаваемых, о возрастании их роли в политической системе общества, правовом упорядочении их деятельности. При этом, разумеется, главное не в количестве партий и даже не в их численности (наличие списка еще не означает существование партии) и некоторых других моментах, а в том, что каждая партия, будучи должным образом оформлена, адекватно отражая интересы и устремления определенных слоев общества, должна стать действенным рычагом возрастания их по-литической активности, участия в делах государства.

Последнее же, не вмешиваясь во внутрипартийные дела, призвано обеспечить единое правовое поле, равные условия для независимой и самостоятельной деятельности всех без исключения зарегистрированных партий. При этом ни одна из них не может быть наделена правом заранее объявлять себя по каким-либо субъективным признакам правящей. Таковой становится лишь та партия, которая одерживает победу на выборах, вследствие чего располагает большинством голосов в парламенте. В случае проигрыша на очередных выборах она уступает место правящей той партии, которая одержит на них победу.

В результате сложатся две или несколько основных партий, одна из которых периодически будет выступать как правящая, а другая (или другие) -- в качестве конструктивной оппозиции, без существования и активной деятельности которой, как свидетельствуют и международный, и наш собственный опыт, практически невозможно движение по пути прогресса.

У нас в стране в период Советской власти сам термин «оппозиция» воспринимался не иначе как ругательное слово. Следует при-знать, что и в современной России еще нередко сохраняется настороженное отношение к этому явлению как к чему-то если не враждебному, то чуждому, с вытекающими отсюда негативными последствиями. Например, трудно не заметить, как отрицательно отразилось на содержании работы Государственной Думы нынешнего созыва отсутствие в ее составе депутатов от Союза правых сил и «Яблока».

Между тем, как показывает опыт острого соперничества основных партий в США, Англии, Германии, Италии, Франции, Швеции и других странах в борьбе за политическую власть, оно является одним из решающих факторов прогрессивного развития этих стран, обеспечения преемственности, стабильности и эффективности государственной власти.

Поэтому желательно предусмотреть в качестве необходимого условия участия той или иной партии в выборах наличие у нее позитивной программы политического, социально-экономического, культурного развития общества, роста благосостояния народа, защиты прав и свобод граждан.

Народ должен знать программы, с которыми различные партии выступают на выборах, с тем, чтобы иметь возможность свободного выбора той из них, которая наиболее полно отвечает его интересам и запросам, нацелена на благо общества, и соответственно голосовать. Это неизмеримо поднимет активность и ответственность каждого избирателя, повысит уровень требовательности к каждому кандидату в депутаты, а затем -- к депутату. Соответственно возрастает и ответственность правительства.

Пришло время положить конец сложившейся практике, при которой правительство, не справляющееся должным образом со своими обязанностями, слова и обещания которого не подкрепля-ются конкретными делами и результатами, годами сохраняет свои полномочия, подрывая доверие граждан к государственной власти. Такое положение не имеет ничего общего со стабильностью власти, ведет к ее ослаблению и застою.

Сказанное выше прямо относится к вопросу о форме государственного правления в современной России.

В связи с последними реформами в печати появились высказывания относительно того, что в связи с ними Россия из президентской республики преобразуется в смешанную, президентско-парламентскую. Такая точка зрения, как кажется, нуждается в уточнении.

Согласно представлению о президентской республике, сложившемуся в международном праве, под таковой понимается республика, в которой президент является одновременно и главой государства и главой правительства, как это имеет место, например, в США.

В статье 1 Конституции РФ, в которой она определяется как государство с республиканской формой правления, данный вопрос не конкретизируется. Однако, сообразно нормам, выраженным в других статьях различных разделов Конституции РФ (Президент РФ является главой государства -- ст. 80; исполнительную власть осуществляет Правительство РФ, которое состоит из Председателя Правительства, его заместителей и федеральных министров -- ст. 110), федеративная по национально-государственному устройству, демократическая по характеру политического режима, Россия как форма государственного правления представляет собой смешанную, т.е. президентско-парламентскую республику, подобно тому, например, как это имеет место во Франции.

Хотя и Президент и Федеральное Собрание РФ наделены широкими полномочиями, их общий баланс на данный момент в какой-то степени склоняется в пользу Президента, что, на наш взгляд, сообразуется с российскими традициями и конкретно-исторической внутренней и внешней обстановкой.

Поэтому в будущем, сохраняя прерогативы Президента РФ как они есть, целесообразно также несколько расширить полномочия Федерального Собрания РФ, в частности, в направлении перехода к избранию членов Совета Федерации, как и депутатов Госдумы, прямым голосованием на основе партийного представительства по мажоритарной системе, некоторого расширения участия парламента в формировании правительства и в контроле за его деятельностью.

Время, прошедшее с момента принятия Конституции РФ, подтвердило, что сложившаяся на ее основе президентско-парламентская республика -- наиболее подходящая для современной России форма государственного правления, незыблемую организационно-правовую основу которой составляет принцип разделения властей.

Совершенствование деятельности государства в направлении последовательного осуществления принципа разделения властей предполагает принятие соответствующих мер и в сфере функционирования судебной власти.

В связи с этим заслуживает внимания поставленный в юридиче-ской печати вопрос о необходимости внесения изменений и дополнений в Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации» ^{См.: Ефимичев СП., Ефимичев П.С. Уголовно-процессуальное законодательство и решения Конституционного Суда РФ // Журнал российского права. 2000. №1. С. 28-33; Поленина С.В. Законодательная техника и судебный прецедент // Проблемы юридической техники. Н. Новгород, 2000. С. 55-59; Байтин М.И. Сущность права. Саратов, 2001. С. 349-351; Он же. О некоторых коллизиях в сфере правового поля России и путях их разрешения // Право и политика. 2004. № 9. С. 8-9; Тарасова В.В. Акты судебного толкования правовых норм. Саратов, 2002. С. 95-96 и др.}, предусматривающих возможность пересмотра принятого им решения, которое в настоящее время, согласно ч. 1 ст. 79 упомянутого Закона, «окончательно» и «не подлежит обжалованию» ^{СЗ РФ. 1994. №13. Ст. 1447.}.

Анализ ряда постановлений Конституционного Суда свидетельствует, что в отдельных случаях он, несмотря на высокий профессионализм конституционных судей, допускает ошибки в толковании Конституции РФ и некоторых законов с точки зрения их соответствия Конституции, превышая предоставленные ему Конституцией и Законом о Конституционном Суде полномочия, присваивает себе функцию законодателя.

Примером того, что Конституционный Суд РФ иногда выходит за пределы возложенных на него прерогатив, может служить его Постановление от 31 июля 1995 г. по делу о проверке конституционности ряда правовых актов, принятых в связи с урегулированием вооруженного конфликта в Чеченской Республике, которым было дано расширительное толкование компетенции главы государства за счет так называемых скрытых полномочий в периоды кризисов, которые якобы вытекают из ч. 2 ст. 80 и ряда других статей Конституции РФ, хотя действующая Конституция таких полномочий не предусматривает ^{См.: Вестник Конституционного Суда РФ. 1995. № 5. С. 10.}.

Другой пример. В Постановлении по делу о толковании ст. 136 Конституции РФ, согласно которой поправки к гл. 3-8 Конституции РФ принимаются в порядке, предусмотренном для принятия федерального конституционного закона, установлен новый, не предусмотренный Конституцией РФ, вид нормативного акта -- закон РФ о поправках к Конституции РФ ^{СЗ РФ. 1995. № 45. Ст. 4408.}. Или взять Постановление Конституционного Суда РФ по делу о толковании ч. 2 ст. 137 Конституции РФ, в котором указано, что изменение в названии субъ-екта РФ вносится в Конституцию РФ указом Президента РФ на основании решения субъекта РФ ^{СЗ РФ. 1995. № 49. Ст. 4868.}, тогда как положения самой Конституции недвусмысленно определяют этот порядок, который должен соответствовать порядку принятия федерального конституционного закона.

Этими постановлениями Конституционного Суда РФ по существу установлены новые конституционные нормы, т.е. выполнена функция законодательного органа Российской Федерации ^{В связи с рассматриваемым вопросом значительный интерес представляет обстоятельный анализ постановлений, принятых Конституционным Судом РФ по делам о толковании отдельных положений Конституции РФ по состоянию на сентябрь 2001 г., проведенный конституционным судьей В.О. Луниным в его содержательной монографии «Конституция Российской Федерации. Проблемы реализации» (М., 2002. С. 543-569).}.

Факты такого нормотворчества, связанного с вторжением Конституционного Суда в круг полномочий законодательной (представительной) власти, имеют место не только в области конституционного, но и других отраслей права, в частности, уголовного и уголовно-процессуального, в сфере действия которых их негативные последствия особенно ощутимы ^{См., например: Байтин М.И. О некоторых коллизиях в сфере правового поля России и путях их разрешения // Право и политика. 2004. № 9. С. 6-8.}.

Думается, что к рассматриваемому вопросу следовало бы подходить и с более широких позиций, исходя из того, что содержащаяся в ч. 1 ст. 79 Закона о Конституционном Суде норма ставит его в положение единственного в структуре государственного механизма органа, в отношении которого после утверждения по представлению Президента РФ Советом Федерации его состава законодательно не предусмотрены какие-либо «сдержки» и «противовесы». Поэтому данная норма по сути своей противоречит принципу разделения властей, природе правового государства, формирование которого составляет ныне основное содержание развития российской государственности.

Не случайно, что положение Закона о Конституционном Суде РФ о решении Конституционного Суда как «окончательном», «не подлежащем обжалованию» и т.д. не только не предусмотрено Конституцией РФ, четко определившей в ст. 125 полномочия Конституционною Суда РФ, но и не соответствует нормам Основного Закона России, закрепленным в п. 2 ст. 46 («Решения и действия (или бездействие) органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и должностных лиц могут быть обжалованы в суд») и в п. 3 ст. 46 («Каждый вправе в соответствии с международными договорами Российской Федерации обращаться в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты») ^{Соответственно этой норме Конституции РФ правильно отмечалось, что «в связи с вступлением России в Совет Европы, ратификацией Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и признанием обязательной юрисдикции Европейского Суда по правам человека, что позволяет любым лицам, их группам и неправительственным организациям направлять жалобы непосредственно в этот Суд, ставится под сомнение окончательность принимаемых Конституционным Судом решений по вопросам прав и свобод человека и гражданина. Ведь согласно правилам Европейской конвенции государства-участники обязуются не препятствовать реализации названными субъектами их права на обжалование в Европейский Суд». См.: Несмеянова С.Э. О соотношении норм международного и национального права // Российский юридический журнал. 1999. № 3, С. 58-59.}.

Как верно отмечается в специальной литературе, при всех условиях Конституционный Суд не должен подменять законодателя, равно как и связывать его обязательными установками о путях решения той или иной проблемы в процессе конституционного толкования, в связи с чем необходимо скорейшее внесение соответствующих исправлений и уточнений в Федеральный конституционный закон о Конституционном Суде РФ.

Поэтому вызывают интерес конкретные предложения о том, что для пересмотра решений Конституционного Суда РФ можно было бы создать Президиум Конституционного Суда либо Конституционное присутствие при Президенте РФ или Государственной Думе, либо иной такого рода орган, в состав которого входили бы Председатель Конституционного Суда РФ, Председатель Верховного Суда РФ, Председатель Высшего Арбитражного Суда РФ, представители Президента, Совета Федерации, Государственной Думы, Правительства РФ в Конституционном Суде РФ. В заседании этого органа могли бы участвовать с правом решающею голоса Президент РФ, Председатель Правительства РФ, председатели обеих палат Федерального Собрания РФ. Как было справедливо замече-но, «вариантов решения данной проблемы может быть много. Но то, что практика работы Конституционного Суда РФ должна быть изменена и в первую очередь обеспечена возможность пересмотра его решений, не вызывает сомнений» ^{См.: Ефимичев СП., Ефимичев П.С. Указ. соч. С. 32-33; Поленина С.В. Законодательная техника и судебный прецедент // Проблемы юридической техники / Под ред. В.М. Баранова. Н. Новгород, 2000. С. 59.}.

На наш взгляд, наиболее целесообразным и обоснованным решением поставленного вопроса было бы возложение Конституционным Федеральным законом о Конституционном Суде РФ пересмотра постановлений Конституционного Суда РФ, в которых он превышает свои полномочия и вторгается в сферу деятельности законодательной власти, на Государственную Думу Федерального Собрания РФ посредством дачи ею соответствующего аутентического толкования.

Примечательно, что Конституционный Суд, используя ограничительное казуальное толкование в своем Постановлении по частному вопросу от 17 ноября 1997 г. фактически признал, что Госу-дарственная Дума не вправе толковать законы. «Конституция Рос-сийской Федерации, -- записано в этом Постановлении, -- не содержит нормы, допускающей разъяснение или официальное толкование федеральных законов палатами Федерального Собрания; в законотворческом процессе участвуют не только Государственная Дума, но и Совет Федерации, и Президент Российской Федерации. Следовательно, нет никаких конституционных оснований к тому, чтобы официальное толкование законов осуществлял лишь один из участников законотворческого процесса» ^{СЗ РФ. 1997. № 47. Ст. 5492.}.

Данное положение, по справедливому мнению Е.А. Лукьяновой, « является вообще беспрецедентным, поскольку правом аутентичного толкования... обладают все нормотворческие органы. Кроме Государственной Думы, главной задачей которой является именно принятие законов. У всех же остальных участников законотворче-ского процесса иная роль: одобряя и подписывая уже принятый Думой закон, они являются лишь дополнительной инстанцией, проверяющей его качество. Другое дело, что Дума ни при каких обстоятельствах не сможет истолковать не одобренный, не подписанный и соответственно не вступивший в силу нормативный акт» ^{Лукьянова Е.А. Конституция в судебном переплете // Законодательство. 2000. № 12. С. 56.}.

Во всем мире, как известно, под аутентическим или аутентичным (от греч. -- autenticos) толкованием принято понимать подлинное, достоверное, основанное на первоисточнике, исходящее от органа, принявшего данный нормативный акт, толкование. Соответственно этому Государственная Дума обладает незыблемым правом аутентического толкования закона. Однако для того, чтобы она, как и Федеральное Собрание РФ в целом, могла сосредоточиться на главном направлении своей работы -- законотворчестве, Конституция (ст. 125) закрепила создание Конституционного Суда РФ для разрешения дел о соответствии Конституции рассматриваемых законов, ряда подзаконных нормативных актов и толкования самой Конституции. Но это ни в коей мере не колеблет права Государственной Думы, в случае необходимости, на аутентическое толкование закона. Оно как бы само собой разумеется и не нуждается в специальном упоминании в тексте Конституции. Поэтому закрепление его в Законе о Конституционном Суде как средства (способа) возможного пересмотра отдельных постановлений последнего не связано с внесением каких-либо поправок в Конституцию РФ ^{Решение вопроса о соответствующих изменениях содержания ст. 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» может быть осуществлено путем принятия новой редакции указанной статьи или этого Закона в целом. Практическое решение этой задачи облегчается тем, что имеется прецедент внесения поправки в данный Закон.}

^{Если статья 80 Закона в момент его принятия содержала норму, сообразно которой «решение Конституционного Суда Российской Федерации подлежит исполнению немедленно после опубликования либо вручения его официального текста, если иные сроки специально в нем не оговорены», то в редакции Федерального конституционного закона № 4-ФКЗ от 15 декабря 2001 г. данная норма предусматривает и регламентирует обязанность государственных органов и должностных лиц по приведению законов и иных нормативных актов в соответствие с Конституцией РФ в связи с решением Конституционного Суда РФ. В результате решение Конституционного Суда подлежит исполнению не немедленно, а после внесения в установленные сроки соответствующих изменений в закон или иной нормативный акт Российской Федерации или ее субъекта.}. Принятие изложенных выше предложений, по нашему убеждению, способствовало бы улучшению баланса «сдержек» и «противовесов» в соотношении законодательной власти и конституционного правосудия, устранению причин возможных коллизий между ними.

Хотелось бы заметить, что критические замечания, высказанные в адрес Конституционного Суда РФ, не умаляют его заслуг и значения в механизме Российского государства. За время своего существования он снискал заслуженный авторитет. И нет сомнения в том, что внесение изменений в законодательство, обеспечивающих возможность пересмотра решений Конституционного Суда, особенно если он прислушается к голосу своих оппонентов (чего пока нет) и сам использует в этих целях предоставленное ему право законодательной инициативы, еще выше поднимет его авторитет и престиж как судебного органа конституционного контроля.

Вместе с тем в прямой связи с изложенным выше, не можем со-гласиться с трактовкой решений Конституционного Суда РФ в качестве источников права, высказанной в последнее время в печати профессором В.Д. Зорькиным.

Несмотря на официальное непризнание судебного прецедента источником права, данная проблема издавна была и остается одной из дискуссионных в отечественной юриспруденции ^{Подробный анализ литературы по данному вопросу см.: Марченко М.Н. Источники права. М., 2005. Гл. 4.}, а после создания Конституционного Суда РФ особым предметом этой полемики становится вопрос о юридической природе его решений ^{См., например: Эбзеев Б.С. Конституционный Суд Российской Федерации -- судебный орган конституционного контроля // Вестник Конституционного Суда РФ. 1995. № 2/3, С. 84; Он же. Толкование Конституции Конституционным Судом Российской Федерации: теоретические и практические проблемы // Государство и право. 1998. № 5. С. 5-12; Митюков М.Л. Вопросы парламентского права в решениях Конституционного Суда РФ // Проблемы парламентского права России. М., 1976. С. 76-77; Баглай М.В., Габричидзе Б.Н. Конституционное право России: Учебник для вузов. М., 1996. С. 33; Белкин А.А. Вопросы юридической силы решений Конституционного Суда Российской Федерации // Вестник Конституционного Суда РФ. 1997. №2. С. 21-23; Кряж-ков В.А. Толкование Конституции Российской Федерации Конституционным Судом Российской Федерации: практика и проблемы // Вестник Конституционного Суда РФ. 1997. №3. С. 2-10; ХабриеваТ.Я. Толкование Конституции Российской Федерации: теория и практика. М., 1998; Витрук Н.В. Конституционное правосудие в России (1991-2001 годы). Очерки теории и практики. М., 2001. Гл. седьмая; Лучин В.О. Конституция Российской Федерации. Проблемы реализации. М., 2002. С. 532-569; Тарасова ВВ. Акты судебного толкования правовых норм / Под ред. М.И. Байтина. Саратов, 2002. Гл. 5; Лазарева О.В. Правовая процедура / Под ред. М.И. Байтина. Саратов, 2004. С. 137-140.}, что вполне в порядке вещей.

Однако в отличие от других В.Д. Зорькин в статье «Прецедентный характер решений Конституционного Суда Российской Федерации» ^{См.: Журнал российского права. 2004. № 12. С. 4-9.} не выступает в порядке продолжения научной дискуссии, приведения каких-либо новых доводов в обоснование своих взглядов по рассматриваемому вопросу, а излагает их как нечто само собой разумеющееся, как свершившийся факт, не вызывающую сомнения данность. «Поскольку, -- пишет он, -- Конституционный Суд обладает самостоятельной правотворческой функцией, следует признать, что его решения приобретают прецедентный характер и становятся источниками права (курсив мой. -- М.Б.)» ^{Зорькин В.Д. Прецедентный характер решений Конституционного Суда Российской Федерации //Журнал российского права. 2004. № 12.}.

Прямым продолжением сказанного является столь же категорическое утверждение автора, согласно которому «юридическая сила итоговых решений Конституционного Суда превышает юридическую силу любого закона, а соответственно, практически равна юридической силе самой Конституции, которую уже нельзя применять в отрыве от итоговых решений Конституционного Суда, относящихся к соответствующим нормам, и тем более вопреки этим решениям (курсив мой. -- М.Б.)» ^{Там же. С. 5.}.

Обращает на себя внимание то, что единственный аргумент в поддержку приведенного вывода, в котором Конституционный Суд ставится над федеральным законодательным (представительным) органом, а его итоговые решения -- над законами, состоит в том, что, как полагает автор, «здесь уместно вспомнить замечание американского судьи о том, что "Конституция -- это то, что о ней говорят судьи".

Основываясь на этой цитате не названного по имени американского судьи, В.Д. Зорькин приходит к императивно звучащему заключению: «Таким образом, любое толкование высшего закона страны, которое дается Конституционным Судом в его правовых позициях, имеет конституционную силу (курсив мой. -- М.Б.)» ^{Там же. С. 5-6.}.

При этом Конституционный Суд, по мнению автора, не связан жесткими рамками ранее принятых правовых решений и в соответствии с изменением жизненных реалий может в одном случае отступить от ранее сформулированной правовой позиции, в другом -- вернуться к ней в будущем. Безотносительно к этому «его решение сохраняет юридическую силу и не подлежит пересмотру» ^{Там же. С. 6.}.

Возможность такой корректировки ранее сформулированных правовых позиций, по утверждению В.Д. Зорькина, обусловлено тем, что «Конституционный Суд, применяя и истолковывая Конституцию, выявляет не только "букву", но "дух" тех или иных ее положений на каждом новом этапе развития и тем самым приспосабливает её к меняющимся отношениям в обществе ("живое право", "живая" Конституция)» ^{Там же. Курсив мой. -- М.Б.}. Данная мысль развивается им и в других выступлениях. В частности, в интервью «Российской газете» накануне Дня Конституции В.Д. Зорькин, справедливо отмечая значение стабильности Конституции и созданной на ее основе всей правовой системы для обеспечения предсказуемости экономической, социальной и политической жизни, приходит к далеко не бесспорному, на мой взгляд, выводу о том, что «снятие политических и социальных противоречий должно осуществляться, как правило», не через внесение изменений в Конституцию, а «через ее интерпретацию и толкование. И здесь велика роль Конституционного Суда (курсив мой. -- М.Б.)» ^{Закатнова А. Праздники меняются, Конституция остается // Российская газета. 2004. 11 декабря.}, который «как хранитель Конституции ... интерпретирует дух Конституции применительно ко времени», «не может руководствоваться чистой буквой Конституции и должен находить ее дух (курсив мой. -- М.Б.) ^{Сытник А. Десять лет без права на изменения // Российская газета. 2004. 23 октября.}».

Спасибо Валерию Дмитриевичу за разъяснение, что он имеет здесь в виду дух именно текста Конституции, «а не усмотрение правоприменителя по пословице "закон -- что дышло": нельзя черное выдавать за белое» ^{См.: Закатнова А. Указ. статья.}.

И хотя, казалось бы, сказанное выше -- прописная истина, известно, сколько раз на протяжении многострадальной истории нашей страны черное выдавалось за белое и наоборот.

К сожалению, буквально в следующем абзаце интервью В.Д. Зорькин, пытаясь обосновать свою позицию, volens nolens, сам допускает возможность такого пути. Он ссылается на то, что, скажем, произведения бессмертного Моцарта каждый великий музыкант и каждое поколение интерпретируют и озвучивают по-своему, отыскивает их «дух». Подобные интерпретации могут быть весьма различными. «Но это, -- пишет он, -- музыка Моцарта -- до тех пор, пока озвучиваются именно его тексты. Так и с Конституцией...» ^{Там же.}.

Если бы «так», но, увы! -- в рассмотрение в высшей степени важного и сложного как теоретически, так и практически вопроса явно привносится элемент упрощенчества. Отыскание «духа» музыки Моцарта или любого другого композитора и «духа» Конституции РФ по их текстам вообще несопоставимые явления ни по предмету, содержанию, форме и участникам процесса, ни по его последствиям и значению для миллионов людей.

Таким образом, суть концепции В.Д. Зорькина по рассматриваемому вопросу состоит в следующем. Конституционный Суд выполняет особого рода самостоятельную правотворческую функцию, а его решения -- источники права, обладающие юридической силой конституционных норм. Соответственно, в целях поддержания стабильности Конституции в течение обозримого периода ее приспособление к происходящим в обществе изменениям должно осуществляться не через замену Конституции или внесение в ее текст отдельных изменений, а через ее интерпретацию и толкование в решениях Конституционного Суда путем выявления им не только «буквы», но и «духа» тех или иных ее положений («живое право», «живая Конституция») на каждом новом этапе развития.

Тем самым предпринимается попытка обосновать возможность (при формальном сохранении существующего текста Конституции и в обход предусмотренного в ней порядка) вносить в Конституцию поправки под видом ее толкования Конституционным Судом. Но такая концепция, по моему убеждению, напрямую противоречит правовым нормам, выраженным в ст. 118 и 125, 135 и 136 Конституции Российской Федерации, может оказать негативное влияние на теорию и практику конституционного правосудия.

Поэтому очевидно, что рассматриваемый вопрос, который не может быть решен директивным путем, обязывает к серьезной научной дискуссии.

В связи с этим в ограниченных пределах данной главы хотелось бы высказать еще несколько соображений.

Как известно, к власти далеко не всегда доводится прийти самым лучшим по своим человеческим и деловым качествам людям. Поэтому Конституция не должна писаться под какую-то конкретную личность, должна быть рассчитана на средний для общества уровень обычных людей. В этой связи выработанная человеческой цивилизацией доктрина разделения властей предусматривает конституционный баланс для всегда несбалансированных самолюбий и устремлений государственных чиновников ^{Ср.: Баренбойм П. 3000 лет доктрины разделения властей. Суд Сьютера. М., 1996. С. 9.}.

Сердцевину разделения властей составляет система сдержек и противовесов, предполагающая наличие таких реальных рычагов у каждой из самостоятельных ветвей власти, с помощью которых можно исключить перспективу узурпации государственной власти другой или другими ее ветвями.

«Создатели теории разделения властей придавали суду первостепенное и совершенно самостоятельное значение в обеспечении законности, справедливости и свободы при условии, что судебная власть не будет зависеть от других властей. Поэтому самостоятельность и независимость судебной власти нужна не для того, чтобы стать неконтролируемой и неуправляемой, не для самоутверждения судебного корпуса и его элитности, а для обеспечения реальной возможности пресечь произвол других властей и защитить права и свободы как отдельных граждан, так и их объединении и общества в целом» ^{Лебедев В.М. Судебная власть в современной России. Проблемы становления и развития. СПб., 2001. С. 30.}. При этом одно из обязательных условий выполнения данной задачи -- обеспечение возможности суда по отправлению правосудия независимо от политической борьбы в обществе.

Там, где общество и общественные институты недостаточно развиты, т. е. не могут реально воздействовать на государственную машину и являться сдерживающим фактором для государственной власти (как это имеет место в современной России), основным защитным механизмом от деспотии (равно как и от ее противоположности -- анархии) может выступать лишь надежно отлаженный механизм разделения ветвей государственной власти и четко функционирующая система сдержек и противовесов. Такой подход к пониманию доктрины разделения властей, при котором законодательная, исполнительная и судебная власти не подменяют друг друга, а являясь самостоятельными и независимыми,

функционируют в единстве и взаимозависимости, препятствует формированию у представителей государственной власти, в т.ч. судей, гипертрофированного представления о роли и месте той или иной ветви власти в обществе.

Согласно этому определяющим в подходе к оценке прерогатив Конституционного Суда РФ является конституционное закрепление его места и роли в системе государственной власти (отнесение к су-дебной власти) и функционального назначения этого органа государ-ственной власти (судебное применение и толкование права).

Мировая, в т.ч. и российская, история свидетельствует о том, что иногда руководителями государства становятся лица, проявляющие неуемную страсть к узурпации государственной власти и подавлению социального инакомыслия. Если (упаси Бог Россию от этой участи) власть оказалась бы в руках такого лица, то формула конституционного правосудия, вытекающая из рассмотренной выше концеп-ции В.Д. Зорькина, означала бы следующее: «ареопаг мудрецов» из 19 человек (кто захочет «сладко» жить или просто жить) своими решениями, путем выявления только им известного «духа» Конституции под видом ее толкования сможет вносить изменения в конституционные нормы, «приспосабливая их к меняющимся общественным отношениям».

В упоминавшейся в гл. 4 данной книги статье по поводу интервью экс-судьи Конституционного Суда Т.Г. Морщаковой В.Д. Зорькин правильно заметил, что «есть публикации, на которые нельзя не отвечать» ^{См.: Осторожно: праворазрушительство! Валерий Зорькин по поводу интервью Т. Морщаковой в «Новой газете» (№ 51, 2004 г.) // Российская газета. 2004. 22 июля.}. Представляется, что эти слова в полной мере относятся и к его проанализированным выше публикациям о юридической природе решений Конституционного Суда РФ.

На вопрос, вынесенный на обложку «Журнала российского права» (2004. № 12), в котором опубликована его статья, -- «Решение Конституционного Суда -- источник права?», по моему убеждению, следует ответить -- нет!

Что касается путей динамики Конституции РФ в процессе разви-тия общества, то они достаточно четко определены в самом Ос-новном Законе.

Во-первых, предусмотрены два варианта возможных изменений Конституции.

Один из них предписывает внесение поправок к главам 3-8 Конституции РФ, которые в соответствии со статьей 136 Конституции принимаются в порядке, предусмотренном для принятия Федерального конституционного закона, и вступают в силу после их одобрения органами законодательной власти не менее чем двух третей субъектов РФ.

Другой вариант с неизмеримо более сложной процедурой предусмотрен статьей 135 для пересмотра положений главы 1 (Основы конституционного строя), главы 2 (Права и свободы человека и гражданина) и главы 9 (Конституционные поправки и пересмотр Кон-ституции). Согласно ему в конституционно закрепленном порядке созывается Конституционное Собрание (ч. 2 ст. 135), либо подтверждающее неизменность Конституции РФ, либо разрабатывающее проект новой Конституции России, который принимается Конституционным Собранием, двумя третями голосов от общего числа его членов или выносится на всенародное голосование (ч. 3 ст. 135).

Как показало время, прошедшее со дня принятия Конституции РФ, такой усложненный порядок не только оправдан, но и необходим для обеспечения стабильности Основного Закона государства. Действующая Конституция, несмотря на отдельные (частные) недостатки, в целом вполне соответствует задачам прогрессивно-го, демократического развития государства и общества. Поэтому следует согласиться с высказанным в печати мнением о том, что и в будущем, по крайней мере в течение ближайших десяти лет, желательно обойтись без внесения изменений в Конституцию, пользуясь ею в том виде, в каком она есть.

Во-вторых, поскольку Конституция РФ представляет собой достаточно прочную и апробированную базу российского законодательства, содержит в себе начала всех основных отраслей права, то важнейшим средством ее развития в тесной связи с жизнью является правотворчество, издание на основе и во исполнение Конституции конкретизирующих ее законов и подзаконных нормативных актов. Вполне понятно, что в сфере правотворческой деятельности прежде всего следует ориентироваться на законодателя, который призван на высоком профессиональном уровне с использованием научного потенциала и тесной обратной связи с правоприменительной (в первую очередь судебной) практикой своевременно реагировать на происходящие в обществе изменения и приводить действующее законодательство в соответствие с требованиями времени.

В-третьих, как верно отмечает В.Д. Зорькин, законодатель, конкретизируя Конституцию, «вправе выбрать различные варианты урегулирования того или иного вопроса, так что все они могут не противоречить Конституции. Однако пределы усмотрения заложены в самой Конституции. На случай спора о том, вышел ли законодатель за поставленные ему пределы, как раз и существует Конституционный Суд» ^{См.: Интервью В.Д. Зорькина «РГ»; Праздники меняются, Конституция остается // Российская газета. 2004. 11 декабря.}.

В силу ст. 118 и 125 Конституции РФ Конституционный Суд осуществляет правосудие посредством конституционного судопроизводства, выступает арбитром в разрешении вопроса о соответствии законов и подзаконных нормативных актов Конституции РФ и дает официальное толкование Конституции РФ. В результате, нормативные акты или их отдельные положения, признанные неконституционными, утрачивают силу.

Соответственно статусу Конституционного Суда его акты, в том числе итоговые решения, представляют собой не нормативно-правовые акты, а особую разновидность актов толкования и применения права.

Как справедливо утверждает в своей фундаментальной монографии по теории конституционного права профессор В.О. Лучин, «недопустимо под видом толкования подвергать Конституцию своеобразной ревизии, создавать нормы, обладающие свойствами конституционных. Наоборот, толкование Конституции

призвано противодействовать попыткам отойти на практике от точного смысла конституционных норм. При этом оно не создает новых норм, а лишь раскрывает смысл, заложенный в толкуемом положении Конституции... Результат толкования должен быть тождествен смыслу конституционной нормы. При этом недопустимо какое-либо преобразование ее содержания» ^{Лучин В.О. Конституция Российской Федерации. Проблемы реализации.}

^{М., 2002. С. 536-537.}. Конституционный Суд «не вправе подменять собой народ, принявший Конституцию. Он лишь постигает ее подлинный смысл» ^{Там же. С. 569.}. То обстоятельство, что Суд по-средством издания актов нормативного толкования придает сво-ему видению Конституции общеобязательное значение, «вовсе не доказывает, что он является "соучредителем", "соавтором" Конституции и вправе по своему усмотрению ее переписывать» ^{Там же.}.

В-четвертых, поэтому необходимо, как было показано выше, внести исправление в Федеральный конституционный закон о Конституционном Суде РФ, предусматривающее возможность и порядок пересмотра решения Конституционного Суда в том случае, когда он, разрешая вопрос о соответствии того или иного нормативно-правового акта Конституции РФ либо толкуя саму Конституцию, выйдет за пределы своих полномочий и вторгнется в сферу нормотворчества.

Принцип нового, качественно более высокого уровня законности. Правовое государство немыслимо без законности. Однако речь идет о ее новом, качественно более высоком уровне, который предполагает, во-первых, не «бумажное», а действительное верховенство Конституции РФ и законов в системе издаваемых государством нормативных актов и неразрывно связанное с этим единство законности на территории Российской Федерации, включая все ее регионы. В статье 15 Конституции РФ закреплено, что Основной Закон государства имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации.

Этому противоречили сохранявшиеся в течение ряда лет многочисленные расхождения отдельных предписаний конституций, уставов и законов субъектов РФ с нормами, закрепленными в Конституции и законах Российской Федерации, в т.ч. по принципиаль-ным вопросам федерального устройства государства, обеспечения в нем единого конституционно-правового пространства.

Важным шагом на пути исправления такого положения стали по-лучившие большой общественный резонанс Постановление Конституционного Суда РФ по делу о проверке конституционности отдельных положений Конституции Республики Алтай ^{См.: Российская газета. 2000. 21 июля.} и Определение Конституционного Суда РФ о проверке соответствия Конституции РФ отдельных положений конституций Республики Адыгея, Республики Башкортостан, Республики Ингушетия, Республики Коми, Республики Северная Осетия-Алания и Республики Татарстан ^{См.: Российская газета. 2000. 25 июля.}. В Определении Конституционного Суда признаны неконституционными положения о суверенитете республик, об их статусе как субъектов международного права, об их праве заключать договоры междуна-родно-правового характера, а также о регулировании отношений собственности на природные ресурсы, находящиеся на их территории, без учета полномочий Федерации в этой сфере.

Значение указанных актов Конституционного Суда РФ для устранения сохранившихся в ряде регионов тенденций сепаратизма и децентрализации, для утверждения последовательного, устойчивого федерализма трудно переоценить.

Как отметил, комментируя рассматриваемое Определение Конституционного Суда, бывший в то время его председателем М.В. Баглай, «после нашего решения о неконституционности положений о суверенитете эти положения автоматически перестали существовать в конституциях и уставах всех субъектов Федерации (курсив мой. -- М.Б.). Их просто нет, и законодателям субъек-тов РФ остается только заполнить возникшие пробелы в своих конституциях... Мы поставили диагноз, и с этим придется считаться. Если, конечно, руководители республик не отвергают идею правового государства и саму Конституцию» ^{История не знает примеров, когда федерация выжила бы в условиях войны регионов с центром // Российская газета. 2000. 20 июля.}. Данное заключение прямо следует из нормы, содержащейся в ст. 87 Федерального конституционного закона о Конституционном Суде РФ. Согласно этой правовой норме «признание нормативного акта или договора либо отдельных их положений не соответствующими Конституции Российской Федерации является основанием отмены в установленном порядке положений других нормативных актов, основанных на нормативном акте или договоре, признанном неконституционным, либо воспроизводящих его или содержащих такие же положения, какие были предметом обращения. Положения этих нормативных актов и договоров не могут применяться судами, другими органами и должностными лицами» (курсив мой. -- М.Б.).

К сожалению, эта правовая норма ранее фактически не применялась, поскольку руководство страны в то время не проявляло должной политической воли к принятию мер для реализации решений Конституционного Суда по отдельным регионам в масштабах Федерации.

Между тем данная норма имеет большое значение для выполнения Конституционным Судом функций защиты основ конституционного строя, основных прав и свобод человека и гражданина, обеспечения верховенства и прямого действия Конституции РФ, единства федерального и регионального законодательства и его применения.

Существенно значение этой нормы и для выяснения юридической природы решений Конституционного Суда и некоторых свя-занных с этим нюансов теории права.

Речь идет о необходимости разграничения понятий «судебный прецедент как источник права» и «прецедент судебного толкования». В частности, то, что В.Д. Зорькин именует «самостоятельной правотворческой функцией Конституционного Суда» ^{См.: Зорькин В.Д. Прецедентный характер решений Конституционного Суда Российской Федерации // Журнал российского права. 2004. № 12. С. 4 и сл.} в действительности есть не «творение права» в форме судебного прецедента ^{Решения Конституционного Суда не могут носить прецедентного характера в смысле источника права, поскольку судебный прецедент представляет собой такое судебное решение по конкретному делу, которое является обязательным для судов той же или низшей инстанции при разрешении ими аналогичных дел. Компетенция Конституционного Суда (ст. 125 Конституции РФ) исключает возможность разрешения аналогичных дел каким-либо судом рос-сийской судебной системы, а ч. 6 ст. 125 Конституции РФ исключает даже гипотетическую возможность какого-либо суда опираться на акты или их отдельные положения, которые были признаны неконституционными, т. к. эти акты или их положения утрачивают юридическую силу.}, а судебное толкование права путем издания актов официального нормативного толкования, которое в отличие от казуального толкования (обязательного ad hoc -- к данному случаю), распространяется на неопределенный круг схожих случаев и субъектов ^{Ср.: Кошепева В.В. Акты толкования правовых норм, издаваемые Конституционным Судом Российской Федерации // Вопросы теории государства и права. Новые идеи и подходы: Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. М.И. Байтина. Саратов, 2000. Вып. 2(11). С. 91 и сл.; Она же. Акты судебного толкования правовых норм / Под ред. М.И. Байтина. Саратов, 2002. С. 90 и сл.}.