Сущность права (современное нормативное правопонимание на грани двух веков)

Нормативный характер права заключается в том, что право как государственная воля общества проявляется в реальной жизни не иначе как система официально признаваемых и действующих в данном государстве юридических норм в их материалистиче-ском понимании.

Эту систему норм в правовой науке принято называть правом в объективном смысле, имея в виду, что оно, будучи государственной волей общества, не зависит от воли отдельных индивидов и не приурочено к какому-либо определенному субъекту. Тем самым объективное право (система норм) отличается от права в субъективном смысле (субъективного права) как права (правомочия) того или иного участника (субъекта) правоотношения.

Нормативный признак права позволяет объяснить соотношение сущности, содержания и формы права. Вопрос этот сложный, неодинаково трактуемый различными учеными, в т.ч. сторонниками нормативного понимания права. Одни авторы смешивают содержание права с его сущностью ^{См.: Шейндлин Б.В. Манифест коммунистической партии и вопросы теории права: Тез. докл. «К столетию "Коммунистического Манифеста"». Л., 1948. С. 10; Он же. Сущность советского права. Л., 1959. С. 21.}, другие -- с его формой ^{См.: Фарбер И.Е. О сущности права. Саратов, 1959. С. 45; Иоффе О.С., Шаргородский М.Д. Вопросы теории права. М., 1961. С. 53-54, 56 и др.}.

Правильное решение этого вопроса можно найти, рассматривая право под углом зрения его государственно-волевого и нормативного признаков. Если сущность права, т.е. главное, устойчивое, закономерное в данном явлении состоит в том, что она есть обусловленная всей реальной жизнью государственная воля общества, то его содержание составляет нормативное выражение этой воли -- система исходящих от государства общеобязательных ус-тановлений, правил поведения -- норм права, представляющих собой особую разновидность социальных норм. Иначе, как путем издания или санкционирования властью общеобязательных норм, не представляется возможным возвести волю общества в закон, выразить ее как государственную. Тем самым содержание права конкретизирует сущность права данного общества во всем многообразии составляющих его правовых норм ^{См.: Александров Н.Г. К критике пережитков буржуазной идеологии в определении права // Сов. государство и право. 1948. № 10. С. 47; Шебанов А,Ф. Форма советского права. М., 1968. С. 16-17. Данная идея получила выражение также в работах С.С. Алексеева, М.А. Аржанова, М.И. Байтина, С.Н. Братуся, А.М. Васильева, С.А. Голунского, В.М. Горшенева, В.Б. Исакова, М.П. Каревой, Н..И. Матузова, А.В. Мицкевича, П.Е. Недбайло, А.С. Пиголкина, С.В. Полениной, И.С. Самощенко, М.С. Строговича, Ю.А. Тихомирова, Р.О. Халфиной, А.Ф. Черданцева и других ученых.}.

Отдельно взятая норма -- исходный структурный элемент, первичная клеточка права.

Нормы права отличаются от других социальных норм (обычаев, морали, норм общественных объединений и др.) рядом присущих только ему специфических особенностей, характерных черт. К ним относятся: связь с государством, охрана от нарушений возможностью государственного принуждения; общеобязательность; формальная определенность; институционность; качество официального регулятора общественных отношений.

Связь норм права с государством состоит в том, что они, в отличие от иных социальных норм, издаются или санкционируются государством и охраняются не только воспитанием и убеждением, что свойственно и другим социальным нормам, но и возможностью применения, когда это необходимо, принудительных юридических санкций.

В отечественной правовой науке, как известно, была подвергнута справедливой критике в качестве одной из ошибок прошлого, связанной с именем Вышинского, формулировка, сводящая право к мерам принуждения: будто все его применение «обеспечивается принудительной силой государства». Подобные выражения, неудачные, неточные сами по себе, неприемлемы, т.к. большинство граждан, несмотря на социально-экономические трудности и сложную криминальную обстановку в стране, добровольно и сознательно сообразуют свое поведение с нормами права ^{Между тем еще нередки случаи, когда в специальной, особенно учебной литературе характеристика права отдельными авторами и ныне связывается с его «обеспечением» государственным принуждением.}. Однако, в отличие от норм морали, корпоративных и иных социальных норм, мерами принуждения, для исполнения которых служат не иначе как различные средства общественного воздействия, за правом всегда «стоит» аппарат государства, способный в случае нарушения правовых норм принудить к их соблюдению. Стало быть, не в «обес-печении права принудительной силой государства», а в возможности государственного принуждения как гарантии реализации, охраны правовых норм от нарушений состоит одна из наиболее важных особенностей права.

В прямой связи с изложенным находится другая важнейшая черта права -- его общеобязательность. Она следствие и прояв-ление государственного суверенитета. Все иные разновидности социальных норм (нравственные, корпоративные, религиозные и т.д.) обязательны лишь для той или иной части населения. И только право -- система норм, обязательных для всех. Тем самым праву отводится роль нормативной основы законности и правопорядка, всей правовой системы общества.

Другая неотъемлемая черта права -- формальная определенность, т.е. точность, четкость, емкость, стабильность норм, чему способствуют, в частности, такие их внутренние свойства, как предоставительно-обязывающий характер, специфическая структура (строение) правовых норм и юридическая техника их внешнего оформления.

Особенно важным свойством права, придающим ему формальную определенность, является его институционность, которая по своей значимости может рассматриваться и как самостоятельная отличительная особенность права, вытекающая из его нормативного признака.

Институционность права характеризуется двумя сторонами. Первая состоит в том, что в отличие от морали, правосознания и других форм общественного сознания право относится к учрежденческому, институционному «этажу» надстройки. Его система (внутреннее строение) представляет собой совокупность правовых учреждений, институционных образований, к каковым относятся нормы права, правовые институты, отрасли (и подотрасли) права.

Вторая сторона институционно права заключается в том, что образующие его нормы издаются или санкционируются государством в строго определенных формах, в знаковых системах, каковыми служат различные юридические источники, прежде всего законы ^{Подробнее см.: Кудрявцев В.Н. Юридические нормы и фактическое поведение // Сов. государство и право. 1980. № 1. С. 15 и сл.; Алексеев С.С. Право -- институционное социальное образование // Вопросы теории государства и права. Саратов, 1983. С. 7 и сл.}.

Под формой (источником) права понимаются определенные способы (приемы, средства) выражения государственной воли общества. Форма показывает, каковы внешние проявления права, в каком виде оно существует и функционирует в реальной жизни. С помощью формы происходит придание государственной воле доступного и общеобязательного характера, официальное доведение этой воли до исполнителей. Посредством формы право как бы получает «путевку в жизнь», приобретает юридическую силу.

К исторически сложившимся разновидностям формы выражения права (источникам права в юридическом смысле) относятся правовой обычай, судебный прецедент, договор с нормативным содержанием, нормативный акт. Названные формы права должны рассматриваться с учетом конкретных условий существования и развития того или иного типа права, соответствующей правовой системы. Для российского права, которое, как нам представляется, можно отнести к романо-германской правовой семье, не типична, например, такая форма права как судебный прецедент, возникшая еще в рабовладельческом Риме и получившая особенно широкое распространение в эпоху феодализма. В то же время судебный прецедент и ныне остается основным источником англо-саксонского права.

Наиболее распространенной, основной формой выражения российского права служат нормативно-правовые акты, ведущее место в ряду которых принадлежит закону.

Соответственно Конституции РФ закон -- нормативный акт представительного и законодательного органа Российской Федерации или ее субъекта, издаваемый посредством строго определенной демократической процедуры для регулирования наиболее важных общественных отношений и обладающий высшей юридической силой ^{См.: Байтам М.И. Некоторые общетеоретические вопросы в свете регионального законотворчества Российской Федерации // Законотворческая деятельность субъектов Российской Федерации: Матер, научи.-практ. конф. Саратов, 1998. С. 29.}. Вместе с законами и подзаконными нормативными актами формами выражения российского права служат правовые обычаи и договоры с нормативным содержанием (например, федеративный договор, договор между федеральными органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов РФ, коллективный договор) и иные источники права ^{Подробнее см.: Мицкевич А.В. Источники (формы выражения) российского права: Историко-теоретический очерк // Закон: создание и толкование / Под рея А.С. Пиголкина. М., 1998.}. Таким образом, правовая норма и закон, равно как и любой другой юридический источник права, соотносятся между собой как содержание и форма права.

Раздельное рассмотрение содержания и формы права логически допустимо лишь в порядке научной абстракции, в целях удоб-ства исследования. В реальной же действительности они, как правильно отмечал А.Ф. Шебанов, «не существуют обособленно друг от друга: бесформенное содержание права так же немыслимо, как и его бессодержательная форма. Содержание права имеет место лишь постольку, поскольку оно оформлено; только в единстве с определенной формой существует конкретное содержание данного права. Поэтому было бы глубочайшим заблуждением считать, что форма права... есть простая оболочка правового содержания». В действительности форма права -- это «форма существования» содержания права, «средство его организации, придания ему определенности, объективности» ^{Шебанов А.Ф. Форма советского права. М., 1968. С. 24-25.}.

Именно из единства содержания и формы права исходит его нормативное понимание.

Разумеется, нельзя не учитывать, что далеко не всякая норма, вышедшая из недр той или иной государственной канцелярии, адекватно выражает волю общества, тем более его «возведенную в закон», государственную волю. Очевидно, что этому обязательному для права требованию не отвечают такие, к сожалению, еще нередко встречающиеся в некоторых, чаще всего ведомственных нормативных актах (например, органов связи, путей сообщения, гражданской авиации, таможенной службы, торговли и др.) нормы, в которых допускается ущемление прав и свобод граждан, их достоинства, материальных, социально-культурных интересов, преобладают эгоистические узковедомственные интересы. Нельзя не учитывать также значительное увеличение объема законотворческой деятельности субъектов РФ и дальнейшее усложнение всего правотворческого процесса в масштабах федерации.

В связи с этим в теории права назрел вопрос о необходимости выработки на основе Конституции РФ четких научных критериев выяснения соответствия отдельных норм, содержащихся в законах, подзаконных нормативных актах и других юридических источниках, праву как государственной воле общества.

Такими критериями, соответствующими духу и букве Конституции РФ, являются:

во-первых, для норм, выраженных в федеральном законе, -- соответствие Конституции РФ, для норм, содержащихся в законе субъекта РФ, в зависимости от конституционно или договорно закрепленного разграничения пределов ведения и полномочий -- соответствие федеральному закону или конституции (уставу) данного субъекта Федерации и, в конечном счете, Конституции РФ;

во-вторых, для норм, содержащихся в подзаконных нормативных актах и других источниках права (например, в нормативном договоре, правовом обычае), -- соответствие нормам, выраженным в федеральных законах, уставах и законах субъектов Федерации и, в конечном счете, в Конституции РФ;

в-третьих, для норм, содержащихся во всех источниках права, -- соответствие основным правам и свободам человека и гражданина, согласно общепризнанным принципам и нормам международного права, закрепленным и гарантированным в Конституции Российской Федерации в качестве непосредственно действующих (ст. 17, 18). Сообразно этому суд управомочен не применять при разрешении кон-кретных дел нормы, которые, по его убеждению, влекут нарушение прав и свобод граждан, в каждом подобном случае напрямую руково-дствоваться соответствующими нормами Конституции РФ ^{См.: Постановление Пленума Верховного Суда РФ «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» // Российская газета. 1995. 28 декабря.}.

Необходимо иметь в виду, что неприменение при рассмотрении конкретного дела той или иной нормы либо группы норм, а, возможно, и содержащего их отдельного нормативного акта в целом, которые, по мнению суда, не соответствуют Конституции РФ или закону, и признание их несоответствующими Конституции и закону и вследствие этого утрачивающими юридическую силу, далеко не одно и то же. Как разъяснил Конституционный Суд РФ в постановлении по де-лу о толковании отдельных положений ст. 125, 126 и 127 Конституции РФ от 16 июня 1998 г. ^{См.: Российская газета. 1998. 30 июня; Заявление пресс-службы Конституционного Суда Российской Федерации // Российская газета. 1998. 15 июля.}, предусмотренное ст. 125 Конституции РФ полномочие по разрешению дел о соответствии Конституции РФ федеральных законов, нормативных актов Президента РФ, Совета Федерации, Государственной Думы, Правительства РФ, конституций республик, уставов, а также законов и иных нормативных актов субъектов РФ, изданных по вопросам, относящимся к ведению орга-нов государственной власти РФ и совместному ведению органов государственной власти РФ и органов государственной власти субъектов РФ, относится к компетенции только Конституционного Суда РФ. По смыслу ст. 125, 126 и 127 Конституции РФ, суды общей юрисдикции и арбитражные суды не могут признавать названные в ст. 125 (пп. «а» и «б» ч. 2 и 4) акты не соответствующими Конституции и потому утрачивающими юридическую силу (п. 1). В постановлении (п. 2) определено также, что по смыслу ст. 125, 126 и 127 Конституции России, суд общей юрисдикции или арбитражный суд, при-дя к выводу о несоответствии Конституции РФ федерального закона или закона субъекта РФ, не вправе (курсив здесь и далее мой. -- МБ.) применить его в конкретном деле и обязан обратиться в Конституционный Суд РФ с запросом о проверке конституционности этого закона. Как отмечается в постановлении, обязанность обратиться в Конституционный Суд РФ с таким запросом, по смыслу ч. 2 и 4 ст. 125 Конституции РФ во взаимосвязи со ст. 2, 15, 18, 19, 47, 118 и 120, существует независимо от того, было ли разрешено дело, рассматриваемое судом, отказавшимся от применения неконститу-ционного, по его мнению, закона на основе непосредственно действующих норм Конституции РФ, или нет.

Что касается подзаконных нормативных актов, то, как известно, согласно ст. 120 Конституции РФ суд установив при рассмотрении дела несоответствие такого акта закону, принимает решение в соответствии с законом. Кроме того, Гражданским процессуальным кодексом Верховный Суд РФ наделен правом отменять признанные им противоречащими закону ведомственные нормативные акты.

Новелла, которую Конституционный Суд внес в данный вопрос своим толкованием ст. 125, 126 и 127 Конституции России, заключается в выводе (п. 3) о том, что эти статьи не исключают возмож-ности осуществления судами общей юрисдикции и арбитражными судами вне связи с рассмотрением конкретного дела проверки соответствия перечисленных в ст. 125 (пп. «а» и «б» ч. 2) Конституции нормативных актов ниже уровня федерального закона иному, имеющему большую юридическую силу акту, кроме Конституции РФ. Однако названные суды смогут практически признавать незаконными и в связи с этим утрачивающими юридическую силу подзаконные нормативные акты ниже уровня федерального закона только после того, как такие полномочия будут установлены для них федеральным конституционным законом с тем, чтобы в нем были закреплены виды нормативных актов, подлежащих проверке судами, правила о предметной, территориальной и инстанционной подсудности таких дел, субъекты, управомоченные обращаться в суд с требованием о проверке законности актов, обязательность решений судов по результатам проверки акта для всех правоприменителей по другим делам (п. 3).

Принятие российским парламентом данного конституционного федерального закона несомненно способствовало бы дальнейшему возрастанию роли правосудия в совершенствовании и применении права.

Поскольку высшим судебным органам принадлежит право законодательной инициативы по вопросам их ведения, то проект такого закона может быть разработан с учетом рассмотренного постановления Конституционного Суда РФ от 16 июня 1998 г. и внесен в Государственную Думу только Верховным Судом РФ и Высшим Арбитражным Судом РФ.

Еще один существенный критерий выяснения соответствия отдельных норм действующему в государстве праву в объективном смысле может быть, на наш взгляд, выделен на основе получившего освещение в литературе исследования вопроса об истинности норм права, разграничении истинных норм от норм ложных ^{Данный вопрос, затрагивавшийся в работах ряда ученых, наиболее обстоятельно разработан В.М. Барановым. См.: Баранов В.М. Истинность норм советского права: Проблемы теории и практики / Под ред. М.И. Байтина. Саратов, 1989. Поскольку предлагаемому аспекту анализа темы в упомянутой книге не было уделено должное внимание, ее специальная разработка могла бы не только подкрепить выводы о критериях соответствия той или иной нормы праву в целом, но и стать определенным резервом дальнейшего исследования вопроса об истинности правовых норм, возрастания его научно-практического значения.}. Причинами выделения последних являются, с одной стороны, их устарелость, несоответствие отражаемой действительности, новым условиям и потребностям, с другой -- волюнтаризм, отступление от принципа верховенства закона, превышение правотворческой компетенции, подмена одной нормы другой, отличающейся иным уровнем юридической силы, иной отраслевой принадлежностью, неполнота правовой регламентации и т.п.

Как отмечает В.М. Баранов, истинность нормы права выражает проверяемую практикой «меру пригодности ее содержания и формы в виде познавательно-оценочного образа соответственно отражать тип, вид, уровень либо элемент развития прогрессивной человече-ской деятельности». В противоположность ей, ложной в философском и специально-юридическом смыслах, является, по его мнению, правовая норма, которая «объективно сдерживает развитие прогрессивно-положительной с точки зрения общенародных, общегосударственных интересов регулируемой деятельности» ^{Баранов В.М. Указ. соч. С. 231, 245.}.

Соответствующими праву являются только истинные нормы. Что касается норм, не отвечающих государственной воле общества, естественным законам как нравственной основе (морально-этическим принципам) позитивного права, норм, ущемляющих права и свободы граждан и тем самым или каким-либо иным образом противоречащих Конституции РФ, то это -- ложные нормы, которые не должны применяться и подлежат в установленном законом порядке изменению или отмене.

Следует заметить, что предложенные выше критерии оценки в необходимых случаях соответствия отдельных норм государственной воле общества касаются одновременно как содержания, так и формы права.

Из изложенного видно, что наряду с достаточно четким различением содержания и формы российского права, нормы права и закона нормативный признак подчеркивает их единство и однопорядковость, общую устремленность на охрану прав и свобод человека и гражданина, упрочение законности и правопорядка, правовое обеспечение решения стоящих перед обществом и государством задач.

С этим связан вопрос о роли права как особого регулятора общественных отношений, без выяснения которого не может быть достаточно полного представления о праве и его особенностях в сравнении с другими социальными регуляторами.

Властно-регулятивный характер права раскрывает специфику его социального назначения как государственного регулятора общественных отношений.

Будучи, как все социальные нормы, с одной стороны, результатом отражения объективного мира, обобщения информации о нем, с другой -- средством обратного воздействия на него, социальным регулятором отношений между людьми, нормы права и в этом качестве имеют существенные особенности. Суть их в том, что юридическая норма, как и право в целом, не просто социальный, а особый государственный регулятор общественных отношений. Этот признак, во-первых, аккумулирует прослеженную выше неразрывную связь права с государством. Как создание, так и реализация права, его активная роль в регулировании общественных отношений находятся в прямой зависимости от государственной власти, сопряжены с функционированием механизма государства и правовыми формами его деятельности, контролем со стороны государства за точным и неукоснительным соблюдением правовых норм всеми. Взаимодействие права и государства носит всесторонний характер, «нет ни одной стороны права, которая не нахо-дилась бы в тесной и прямой связи с государством, и наоборот» ^{Аржанов М.А. Государство и право в их соотношении. М., 1960. С. 35.}.

Во-вторых, данный признак проявляется в том, что право всегда регулирует отношения между людьми соответственно воплощенной в нем государственной воле общества. Поэтому, в отличие от других социальных регуляторов, каждый из которых в том или ином обществе может проявляться в неодинаковых нормативных системах (например, обычаи или мораль разных классов и иных слоев населения; религиозные нормы, относящиеся к разным религиям и их направлениям), право данного общества может быть только одно; оно едино и одно-типно с государством. Сообразно этому право -- мощный, высокоэффективный инструмент проведения в жизнь политики государства, специфическое средство (форма) организации и обеспечения его разносторонней деятельности, осуществления его задач и функций.

В-третьих, право -- единственная нормативная система, регулирующее воздействие которой на отношения между людьми влечет для их участников определенные юридические последствия.

Специфика регулятивной роли права связана с предоставительно-обязывающим характером большинства составляющих его норм -- правил поведения. Суть его в том, что эти непосредственно регулятивные нормы, нормы прямого регулирования, устанавливают (при наличии соответствующих условий) вид и меру охраняемых и гарантируемых государством возможного и должного поведения участников общественных отношений, их взаимные субъективные права и юридические обязанности. Тем самым регулируемым правом фактическим, жизненным отношениям придается характер правовых отношений, т.е. общественных отношений, участники которых (субъекты) являются носителями прав и обязанностей, предусмотренных в нормах права.

Правоотношение -- особый вид осознанных, волевых отношений, ибо, прежде чем ему сложиться в качестве правового, оно должно пройти не просто через волю отдельных лиц, хотя в большинстве случаев и это имеет место, но непременно через государственную волю общества, и быть предусмотренным в норме права.

В этой связи логично возникает вопрос, как это положение сообразуется с ч. 1 п. 1 ст. 8 Гражданского кодекса РФ, установившей основания возникновения гражданских прав и обязанностей. Данная статья, представляющая собой значительный теоретический и практический интерес, закрепила, что «1. Гражданские права и обязанности возникают из оснований, предусмотренных законом и иными правовыми актами, а также из действий граждан и юридических лиц, которые хотя и не предусмотрены законом или такими актами, но в силу общих начал и смысла гражданского законодательства порождают гражданские права и обязанности.

В соответствии с этим гражданские права и обязанности возникают:

1) из договоров и иных сделок, предусмотренных законом, а также из договоров и иных сделок, хотя и не предусмотренных законом, но не противоречащих ему...» ^{Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть первая. М., 1994. С. 7-8.}.

На первый взгляд может показаться, что цитируемая статья ГК РФ ставит под сомнение приведенную выше характеристику правоотношения, его соотношения с нормой права. В действительности же здесь нет противоречий. Ибо возникающее в результате волеизъявления и действий сторон, не предусмотренных законом, но и не противоречащих ему, гражданское правоотношение при всем своеобразии, особенностях, в конечном счете, основывается также на предусматривающей и закрепляющей такую возможность правовой норме, содержащейся в ст. 8 (ч. 1, п. 1) ГК РФ.

Таким образом, при всем значении волеизъявлений самих субъектов права эти психологические факты не сами по себе, а, в конечном счете, на основе закона, государственной воли общества, воплощенной в нормах права, придают регулируемым ими общественным отношениям специфическую форму правовых отношений.

Анализ властно-регулятивного признака права приводит не только к проблеме правоотношений как результату правового регулиро-вания общественных отношений, главному полю практического осуществления права, его реального бытия, но и к проблемам правотворчества, применения и других форм реализации права, механизма правового регулирования, отражающим многосторонние не-посредственные связи права с иными правовыми явлениями.

В-четвертых, исходный момент регулятивного воздействия права, что аксиоматично для профессионального юриста, заключается в том, что составляющие его нормы, в отличие от индивидуальных правовых предписаний (актов применения права), рассчитаны не на какое-либо конкретное обстоятельство (или факт) и связанное с ним индивидуально-конкретное отношение, а на определенный вид обстоятельств (фактов) и соответственно определенный вид общественных отношений. Поэтому юридическая норма по своему интеллектуально-волевому содержанию представляет собой идеальное выражение определенного правоотношения в его абстрактно-типических чертах безотносительно к тому или иному субъекту ^{См.: Александров Н.Г. Юридическая норма и правоотношения. М., 1947. С. 9; Он же. Сущность права. М., 1950. С. 39.}. Как раз эта особенность общего характера юридических норм и права в целом в сочетании с их общеобязательностью позволяют им быть равной мерой, применяемой к различным людям, одинаковым масштабом, моделью их возможного и должного поведения, упорядочения и развития отношений между ними, в правовом урегулировании которых заинтересованы государство и общество. Тем самым -- и это особенно важно для характеристики права как государственного регулятора общественных отношений -- оно выступает в качестве единственного официального определителя и критерия правомерного и неправомерного, законного и противозаконного поведения.

Данная особенность права примечательна еще и тем, что ею научно-практически подкрепляется берущая начало еще у Канта и Гегеля и вместе с тем весьма современная идея философской трактовки права как наличного бытия свободной воли, как меры свободы ^{См.: Нерсесянц В.С. Право и закон. М., 1983. С. 342-343.}. Однако прогрессивный, демократический характер этой идеи, обогащающий наше представление о праве, может быть предметно раскрыт и имеет практическое значение в настоящее время лишь при условии выявления объективных критериев определения рассматриваемой «меры свободы», исключающих в ее объяснении субъективно-произвольный подход.

Именно такими объективными критериями права, как меры свободы, и являются закрепляемые им специфические юридические способы, средства, операторы обеспечения правомерного и пресечения неправомерного поведения людей: субъективные права (правомочия) и юридические обязанности, принципы, дозволения, поощрения, ограничения, запреты, приостановления, санкции и т.д. Устанавливая права (например, основные конституционные права и свободы), демократические принципы (например, «все, что не запрещено, разрешено»), право одновременно закрепляет необходимые для их осуще-ствления ограничения (к примеру, «осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц»), обязанности (например, всеобщее соблюдение Конституции РФ и законов), запреты (например, совершения какого-либо преступления, запрещенного УК РФ под угрозой наказания).

Все эти и другие способы, средства, операторы, в единстве и взаимосвязи определяя параметры правомерного и неправомерного поведения, одновременно с тем наполняют конкретным содержанием наше представление о праве как мере свободы, отграничивающей свободную волю и сообразующееся с ней свободное поведение человека и гражданина от несвободы и произвола.

Известно, что правовая норма способна регулировать только такие отношения между людьми, которые выражаются или могут выражаться в актах их волевого поведения. Всякий волевой поступок лица как участника регулируемого юридической нормой отношения (субъекта права) предполагает определенный психологический избирательный акт относительно возможных и должных вариантов поведе-ния, сознательный выбор решения: действовать так, а не иначе.

Соответственно право как система норм призвано направлять избирательные акты людей относительно объективно возможных и должных вариантов поведения таким образом, чтобы их реальное поведение соответствовало выраженной в праве государственной воле общества.

Если человек ведет себя соответственно праву, он действует свободно. Правовое пространство в пределах правомерного поведения участников общественных отношений -- это сфера юридической свободы как опосредованной правом личной свободы человека и гражданина. И, напротив, если человек выходит за пределы правомерного поведения, сознательно нарушает юридические ограничения, обязанности, запреты, совершает преступление или иное правонарушение, он действует несвободно, для него наступают нежелательные последствия материального, физического, психического характера, предусмотренные соответствующей нормой права (юридическая ответственность). Тем самым право выступает как мера юридической свободы, эталон правомерного, законного поведения, в границах которого личность свободна.

Таким образом, абстрактно философское представление о праве как мере свободы, если его перевести на язык юридической науки и практики, наполнить конкретным юридическим содержанием, совпадает с его характеристикой определителя правомерного и неправомерного, законного и незаконного поведения, служащего одной из неотъемлемых сторон государственно регулятивного признака права.

Властно-регулятивная природа права в тесной связи с его государственно-волевым и нормативным признаками дает убедительный ответ на вопрос, почему именно право представляет собой наиболее всеобъемлющий, подвижный и эффективный регулятор общественных отношений. Конечно, возможности воздействия права на действительность не беспредельны, любые попытки их преувеличения, абсолютизации ведут к волюнтаризму. Международный, в т.ч. российский опыт, подтвердил, что «право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества» ^{Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 19. С. 19.}.

Итак, государственно-волевой признак выражает общечеловеческую и классовую сущность права. Нормативный признак раскрывает содержание и форму права, их соотношение. Властно-регулятивный признак характеризует право в качестве государственного регулятора общественных отношений, определителя правомерного и неправомерного поведения (меры юридической свободы).

На основе обобщения рассмотренных выше признаков права, образующих сердцевину его нормативного понимания, можно предложить следующее общее определение понятия права: право -- это система общеобязательных, формально-определенных норм, которые выражают государственную волю общества, ее общечеловеческий и классовый характер; издаются или санкционируются государством и охраняются от нарушений возможностью государственного принуждения; являются властно-официальным регулятором общественных отношений.

Предлагаемое определение, разумеется, ни в коей мере не претендует быть единственно правильным. Поскольку право -- сложное многоструктурное явление, вполне оправдано употребление не-скольких его определений, которые могут быть как общими, дающими более или менее цельное представление о праве, так и частными, акцентирующими внимание на отдельных существенных сто-ронах его проявления. Но безотносительно к различию словесных формулировок таких дефиниций, все они -- и это непреложный объективный критерий их научности -- должны, хотя и неодинаково, с разных сторон выражать одно и то же, единое понятие права.

Право, существующее в реальной жизни, необходимо рассматривать с учетом конкретизации его государственно-волевого, нормативного и властно-регулятивного признаков применительно к определенной ступени исторического развития и особенностям той или иной страны.

Глава 4. Критический анализ широкого понимания права, общие характерные черты, отличающие его от нормативного. Анализ правовых концепций широкого правопонимания, отсутствие «работающих» определений права, краткие выводы из сравнительного анализа нормативного и широкого понимания права

Как отмечалось, нормативное понимание права не единственное. От него отличается так называемое широкое понимание права, которому при всех различиях и нередко противоречивости взглядов его представителей присущи общие характерные черты.

1. Сторонники этого направления исходят из того, что понятие права включает в себя не только нормы, но и другие правовые явления. Что касается круга этих явлений, то одни из авторов, вслед за А.К. Стальгевичем, С.Ф. Кечекьяном и А.А. Пионтковским, полагают, что понятием права охватываются нормы права и правоотношения ^{См., напр.: О понимании советского права // Сов. государство и право. 1979. № 7. С. 63-64; № 8. С. 55-56, 71.}; другие, модернизируя позицию Я.Ф. Миколенко, -- нормы права, правоотношения и правосознание ^{См.: Там же. № 8. С. 57, 59-60; Лившиц Р.З. Теория права. М., 1994. С. 2, 65, 77-78; Мальцев Г.В. Понимание права. Подходы и проблемы. М., 1999. С. 10 и сл.}; третьи понимают под правом нормы права и субъективные права ^{См.: О понимании советского права // Сов. государство и право. 1979. №7. С. 73.}; четвертые -- нормы права и их применение ^{Там же. № 8. С. 64.}; пятые -- нормы права и правопорядок ^{Там же. № 8. С. 62-63.}; шестые -- нормы права, принципы права, правотворчество, основные права (и обязанности) граждан, которые предопределяют правовой статус гражданина, правопорядок ^{Там же. №7. С. 58-59.}; седьмые -- принципы права, нормы права, конкретизирующие положения, вырабатываемые судебной, арбитражной и административной практикой в процессе толкования и применения юридических норм, акты применения права и правоотношения ^{Там же. № 8. С. 74-76.}; восьмые -- юридическую надстройку определенной общественно-экономической формации ^{См.: Тененбаум В.О. О сущности права // Правоведение. 1980. № 1. С. 41; ЯвичЛ.С. Сущность права. Л., 1985. С. 108.}; девятые -- саму общественную жизнь ^{См.: Мальцев Г.В. Социальная справедливость и право. М., 1977. С. 223.} и т.д.

Нетрудно заметить, что для большинства сторонников этого направления характерно смешение права либо со взятыми в различных сочетаниях отдельными частными правовыми явлениями, либо с такими более объемными, комплексными правовыми образованиями, как юридическая надстройка, правовая система, механизм правового регулирования или механизм правового воз- действия.

Казалось бы, пора разобраться в этом вопросе, тем более, что почти все названные выше, тесно взаимосвязанные и вместе с тем относительно самостоятельные правовые явления и выражающие их научные категории вот уже десятки лет составляют предмет многих известных специальных, в т.ч. монографических исследований, написанных, кстати, в основном с позиций нормативного понимания права.

Однако вопреки этому общеизвестному факту сторонники широкого правопонимания пытаются объяснить его необходимостью преодоления якобы свойственного «узконормативному» подходу сведе-ния диапазона юриспруденции исключительно к изучению нормы права. Но, как справедливо отметила Р.О. Халфина, такое обвинение совершенно беспочвенно, ибо «именно с позиции нормативного понимания права разрабатывается теория правоотношения, правотворчества и правоприменения, теория юридических фактов и фактического состава, проблемы ответственности, эффективности правовых норм, раскрываются противоречия правовой надстройки, исследуются взаимосвязь и взаимодействие государства, права и эко-номики, права и других явлений жизни общества... А на основании такого исследования возможны и научно обоснованные рекомендации, направленные на совершенствование всей системы правового регулирования» ^{Халфина Р.О. Что есть право: понятие и определение // Сов. государство и право. 1984. № 11. С. 26.}. Между тем как раз этого недостает работам боль-шинства авторов, обосновывающих широкое понимание права. В результате, например, «несмотря на большое внимание к проблеме свободы личности, нет ответа на один из сложнейших вопросов: каковы пределы вмешательства права в жизнь граждан и общественных образований» или при широком правопонимании «не расчленяются средства воздействия права и других нормативных систем, а тем самым ослабляется роль права как средства управления» ^{Там же. С. 25-26.}.

В литературе правильно отмечалось, что широкий подход к понятию и определению права не способствует выработке четкого категориального аппарата правоведения ^{См.: Боброва НА. О понятии права, его значении в категориальном аппарате правоведения // Сов. государство и право. 1981. № 11. С. 49.}. Более того, широкое правопонимание, на наш взгляд, так или иначе сопряжено с отходом от отстаиваемых нормативным правопониманием точности, четкости, стабильности сложившихся юридических понятий и категорий, специальной терминологии. При этом приверженцы широкой трактовки права, по общему правилу, сам термин «право» употребляют без должного учета его смысловой многозначности ^{Подробнее см.: Фарбер И.Е. Права человека, гражданина и лица в социалистическом обществе // Правоведение. 1967. №1. С. 42-43; Боброва НА. Указ. соч. С. 49-50; Рабинович П.М. О понимании и определениях права // Правоведение. 1982. № 4. С. 53-60; Алексеев С.С. Право: методологические подходы к исследованию // Вопросы философии. 1983. № 3. С. 116-119 и др.}. Они не только не принимают во внимание то, что данный термин практически используется как в юридическом, так и в неюридическом значениях, в частности, в общесоциальном, обыденном, нравственном, но и в принципе отвергают идею различения «юридического права» и «неюридического права» как искусственную и несостоятельную ^{См.: Нерсесянц В.С. Право: многообразие определений и единство понятия // Сов. государство и право. 1983. № 10. С. 34; Керимов ДА. Философские основания политико-правовых исследований. М., 1986. С. 171-176.}.

Так, свое мнение о том, что в подлинном смысле «неюридическое» право -- это тоже «юридическое» право, Д.А. Керимов аргументирует тем, что «оно, хотя и не всегда получает законодательное оформление, тем не менее всегда реально существует в правовой политике, правовых, принципах и массовом правосознании, оказывая существеннейшее воздействие на практику правотворчества и правореализации, законности и правопорядка, на всю сферу правовой жизни того или иного общества, на международное общение и сотрудничество» ^{Керимов Д.А. Указ. соч. С. 176.}.

Сторонники нормативного правопонимания при употреблении термина «право» в юридическом смысле четко различают выражаемые им несовпадающие понятия объективного и субъективного права. Представители широкого подхода к праву часто игнорируют такого рода «тонкости»: при рассмотрении вопросов объективного права оперируют суждениями и цитатами, относящимися к праву в субъективном смысле.

Все это вольно или невольно приводит к выводу, хотя представителями широкого правопонимания прямо об этом и не говорится, о возможности существования не только нескольких определений права, но и по существу различных понятий права, что чревато опасностью размывания самой теории права.

Обращает на себя внимание то, что у представителей широкой трактовки права, как правило, отсутствует аргументация, которая бы основывалась на изучении и обобщении социальной, в т.ч. и прежде всего юридической практики; в подтверждение своих выводов они приводят доводы не столько научного, сколько эмоционального характера. В их ряду преобладают рассуждения о необходимости рассмотрения права во всех многосложных проявлениях его возникновения и функционирования и в этой связи о значе-нии правосознания, правоотношений, субъективных прав и т.п. Возникает вопрос -- кто же это отрицает? Однако подобные аргументы не убеждают, что все эти очень важные процессы, правовые явления и категории следует наряду с нормами включить в само понятие иопределение права, ибо такой подход к пониманию права неизбежно ведет к его растворению в других правовых явлениях, размыванию нормативного содержания и специфики данного феномена, резкому снижению его эффективности. Как обоснованно пишет Р.О. Халфина, «попытки включить в понятие права элементы других нормативных систем или иные элементы правовой надстройки (и правовой системы общества (примеч. мое. -- М.Б.)) способны повлечь за собой существенное ослабление его действенности, а с другой стороны -- применение средств воздействия, присущих праву, к таким сферам общественных отношений, в ко-торые право не должно вмешиваться» ^{Хапфина Р.О. Что есть право: понятие и определение // Сов. Государство и право. 1984. №11. С. 22.}.

Таким образом, очевидна необходимость проводить четкое различие между понятием права, его определением, развернутой характеристикой его основных признаков, специфически юридических особенностей, социальных свойств, разносторонних связей с другими правовыми явлениями и категориями и научным подходом к его изучению.

2. Одной из характерных черт широкого правопонимания является свойственный части его сторонников так называемый «социологический» подход, ориентированный на «право в действии», «живую практику». Утверждается, что право следует понимать не как (якобы) «застывшую совокупность норм, а как деятельность» субъектов правоотношений, «правовую деятельность», «фактический правопорядок» и т.п. По мнению, например, ДА Ке-римова, «в понятие права включаются, во-первых, правовые принципы, т.е. устоявшиеся основы правового сознания и главные направления правовой политики; во-вторых, правовые предписания, имеющие как нормативный, так и ненормативный характер; в-третьих, правовые действия, непосредственно реализующие правовые принципы и предписания, воплощающие их в реальную действительность, в правовую сферу жизнедеятельности общества» ^{Керимов Д.А. Философские основания политико-правовых исследований. М., 1986. С. 193-194.}.

Автор утверждает, что нельзя оставлять за пределами этого определения действие законов и подзаконных нормативных актов, «практику их реализации и фактический правопорядок», необходимо, определяя право, рассматривать его не только как «должное», но и как «сущее» ^{Там же. С. 189.}.

Приведенные взгляды вызывают существенные возражения.

Во-первых, право -- не сама деятельность субъектов, а особый регулятор этой деятельности, поведения людей, общественных отношений. Нельзя не учитывать и то обстоятельство, что действия, в т.ч. и правовые, весьма разнообразны. Они могут быть не только правомерными, но и неправомерными, произвольными; как юридически грамотными, профессиональными, так и не профессиональными в правовом отношении, а иногда просто невежественными. Поэтому нельзя наделять действия свойством нормативного регулятора: они сами являются объектом правового регулирования.

Кроме того, право теми, кто предлагает включить в его понятие такой компонент, как деятельность, «наделяется не присущими ему физическими качествами -- качествами реализующегося действия, что свойственно только личности, но не регулятивной системе, направляющей деятельность человека. Этим самым право наделяется прямо-таки сверхестественно-физическими свойствами» ^{Галаган И.А. О порядке правового регулирования // Право и политика: современные проблемы соотношения и развития. Воронеж, 1996. С. 32}.

Во-вторых, право не может определяться одновременно и как «должное» (нормы права, выраженные в законах и других источниках) и как «сущее» (практика их воплощения, общественные отношения и т.п.). Довод о том, что «жизнь права» и в том и в другом, неубедителен, ибо право и «жизнь права» -- не одно и то же.

В-третьих, заметим, что сторонники материалистического нормативного понимания права в противоположность нормативистской теории Кельзена и др., никогда не рассматривали право «как застывшую совокупность норм», в качестве «права ради права», а, напротив, акцентируют внимание на активной, организующей его роли как государственного регулятора общественных отношений, определителя правомерного и неправомерного поведения, деятельности людей, т.е. в действии, динамике, процессе реализации.

В-четвертых, трудно согласиться также с мнением, согласно которому право -- фактический порядок отношений, защищаемый государством, «фактический правопорядок». Как правильно отмечалось в литературе, «по сути -- это возврат к известным юридическим доктринам прошлого. Но дело не в возврате -- в истории было не мало неплохих доктрин, -- а в том, что в свете этого тезиса любые действия властей, чиновничества, бюрократии, «аппарата» можно рассматривать как право». Ведь «власть предержащие сами в основном создают угодный... им "порядок отношений". По такой логике даже негативное применение силы окажется "правом", но "кулачным". И потом, как вообще может "фактический порядок отношений" (право) регулировать, охранять тот же порядок отношений? Регулятор сливается с регулируемым» ^{Матузов Н.И. Право как нормативная основа правопорядка // Становление правового порядка в Российском государстве: реальность и перспектива (социально-правовые проблемы). Саратов, 1995. С. 19-20.}.

3. Особого внимания заслуживает главный довод, объединяю-щий почти всех сторонников широкой трактовки права. Он состоит в том, что такой подход ориентирует на различие (а по сути -- противопоставление) права и закона (законодательства) в отличие от нормативной концепции, якобы отождествляющей их.

Подобная постановка вопроса не может не вызвать определенного недоумения, ибо многие сторонники широкого представления о праве, не вдаваясь в тонкости соответствующих категорий теории права, сначала сами постулируют как нечто само собой разумеющееся тождество правовой нормы и закона ^{См., напр.: Мальцев Г.В. Социальная справедливость и право. М., 1977. С. 223 и др.; Лившиц Р.З. Теория права. М., 1994. С. 69 и др.}, а затем упрекают представителей нормативного понимания права в сведении права к системе законодательства. Но хорошо известно, что именно последние, как было показано выше, отстаивают необходимость четкого разграничения сущности, содержания и формы права, рассматривают закон в качестве важнейшей, хотя и не единственной формы выражения правовых норм.

Что касается сторонников широкой трактовки права, они не проявляют сколько-нибудь заметного интереса к этому вопросу: либо вообще опускают его, либо привносят в его объяснение изрядную путаницу. В качестве примера сошлемся на предложенные В.Г. Графским формулировки отличительных характеристик права и закона, их соотношения. «Закон есть признаваемая и охраняемая государством норма (?! -- примеч. мое. -- М.Б.), -- утверждает он, -- выражающая согласованную волю и интересы классов и соци-альных групп... и предназначенная для регулирования общественных отношений, защиты прав, свобод и человеческого достоинства личности. Право -- это форма существования и закрепления юридических представлений, традиций, обычаев и норм, выражающих интересы классов, социальных групп и личности...» ^{См.: О понимании советского права // Сов. государство и право. 1979. № 8. С. 68.} (курсив мой. -- М.Б.). Так кто же все-таки отождествляет норму права и закон, затрудняет выяснение реального соотношения между правом и законодательством?

В действительности ответ на вопрос о соотношении права и за-кона прямо зависит от того, что понимается под правом.

Сторонники нормативного подхода, разграничивая право как систему норм и формы его выражения, ведущее место в ряду которых принадлежит закону, вместе с тем, как отмечалось, рас-сматривают их в тесном органическом единстве, как однопорядковые явления, направленные на решение общих задач и неспособные существовать друг без друга. Именно за это их оппоненты адресуют им упрек в отождествлении права и закона.

Сами же представители широкого подхода, напротив, перенося центр тяжести на жесткое разграничение понятий «право» и «закон», вольно или невольно их противопоставляют, пытаясь обосновать превосходство права над законом, возможность существования правовых норм и без выражения их в законах и иных создаваемых или санкционируемых государством формах, т.е. независимо от государства.