Казахстан в 20-40 годы ХIХ века

Как и следовало ожидать, и это письмо осталось без ответа. Тогда Жоламан 3 сентября 1823 года обратился к Эссену с новым еще более пространным посланием. Но и на это письмо Эссен не ответил, прислав вместо того подарки Жоламану, стоимостью в 327 рублей, отпущенных, впрочем, лишь для «вящего успеха освобождения пленных». Одновременно Оренбургская Пограничная Комиссия сообщила Жоламану, что дальнейшие переговоры он должен вести через хана Шир-газы, которого Жоламан остро ненавидел, как предателя, изменившего своему народу. Так безрезультатно окончились попытки Жоламана добиться мирным путем удовлетворения жизненных требований казахов, разоренных царскими властями.

Неоднократный провал таких попыток в конце концов толкнул Жоламана на путь вооруженной борьбы. Его отряды стали нападать на пограничные заставы, кочевья султанов-правителей и т. п.

Для преследования Жоламана Тленчиева не раз снаряжались в степь карательные отряды. Однако отважный батыр со своими джигитами легко ускользал от их преследования, иногда нанося при этом чувствительные удары противнику. Одновременно восставшие казахи вели борьбу и против хана Ширгазы -- преданного агента русского царизма, активно участвовавшего во всех операциях против Жоламана Тленчиева. Хорунжему Биккинину осенью 1823 года, приезжавшему к Жоламану для переговоров об освобождении пленного есаула Падурова, Жоламан заявил, что он ведет войну против России из-за учреждения Линии по реке Илеку, «внутри коей прежде он с киргизами имел удобное место для продовольствия скота своего, а теперь должен кочевать в бескормных степях, что для них все равно умирать с голоду или погибнуть за свои поступки, что если не будет отдана в пользу ордынцев Ново-Илецкая Линия, не сняты будут караулы, находящиеся при Узенях и Камыш-Самаре... то ордынцы не перестанут делать набеги на Линию» '.

Но особо широкий размах восстание Жоламана приняло в 1835 году. К этому времени стали стихийно подниматься на борьбу казахи Джагалбайлинского, Жаппаского, Алчинского, Аргынского, Кипчакского родов, у которых были отрезаны земли в связи с проведением Новой Линии между Орском и Троицком, всего более 10 000 кв. км земли.

Положение этих казахских родов становилось невыносимо тяжелым. Чтобы спасти от гибели свой скот, они вынуждены были кочевать близ пограничной территории и платить за кочевание огромные суммы. Эти казахские роды являлись наиболее недовольными и часто нападали на прилинейныс укрепления, торговые караваны и на аулы султанов-правителей. В одном из своих донесений султан-правитель Восточной части Оренбургского ведомства Худаймендин писал: «В настоящее время между ордынцами нашими, пребывающими в здешней стороне, расстройство и спокойствия нет. Чиклинцы и джагалбайлинцы от преданных нам ордынцев угнали миллион (так в подлиннике -- Е. Б.) штук разного скота, убили при том 50 человек» '.

Нападения на аулы султанов-правителей казахи объясняли тем, что эти султаны «не стараются у правительства нашего выпросить позволения пасти стада киргизские»2. Таким образом, это была не обычная барымта, как это утверждали царские власти, а борьба против своих угнетателей, продавшихся царизму.

Когда началось восстание казахов Среднего жуза, во главе с Кенесары Касымовым, Жоламан поспешил ему на помощь. Он явился объединителем борьбы значительной части казахских родов Младшего жуза. Через своих агентов он призывал всех казахов, кочевавших близ пограничной Линии, переходить вглубь страны и присоединяться к восстанию Кенесары.

Повстанческое движение здесь особенно возросло в 1838 году, когда в Младшем жузе появились вожди народного восстания в Букеевской орде -- Исатай Тайманов и Махамбет Утемисов. Таким образом, к середине 1838 года казахи, кочевавшие близ пограничной Линии от Илецкого городка до крепостей Орска и Троицка, были охвачены восстанием и начали массами откочевывать в район Тургая и Иргиза.

Для возвращения ушедших казахов и для подавления восстания Жоламана, царское правительство направило в степь три отряда. Отряд полковника Мансурова должен был выступить из Орска, другой отряд, в составе 750 солдат, под командой полковника Падурова -- от Оренбурга, а третий отряд-- полковника Геке -- со стороны Илецка.

Однако всем этим отрядам не суждено было достигнуть успеха. Отряд Мансурова 16 августа, настигнув аулы торткаринцев, захватил множество их скота. Далее ему предстоял !ще длительный путь до Иргиза.

Совершая многодневные переходы, отряд, наконец, достиг реки Иргиз, но не застал кочевья Жоламана Тленчиева; двигаться же дальше он не мог, так как люди и лошади были совершенно истощены. Полковник Мансуров со своим отрядом вынужден был вернуться.

Отряд Падурова, имевший специальное задание во что бы то.ни стало подавить восстание Жоламана, а его самого взять живым в плен, так же бесславно кончил свой поход. Полков-[ник Падуров, питавший особую ненависть к Жоламану со времени своего пленения, идя с юга быстрыми переходами, в августе достиг Бель-Агач и Кара-Торгая. Затем ему донесли, что батыр Жоламан с 500 аулами казахов Табынского, Та-минского, Джагалбайлинского, Алчинского, Жаппаского, Шектинского, Торткаринского родов ушел в пределы Тургая и Кара-Кумов. Это совпало с прибытием Кенесары во главе казахов Среднего жуза в пределы Оренбургского края.

Таким образом, и полковнику Паудорву также пришлось вернуться обратно.

Как указывает председатель Оренбургской Пограничной Комиссии Гене, Жоламан негодовал «за то, что его в России называют разбойником, тогда как он по своему мнению воюет с Россией явно и не разбойничает. Он по крайней мере имеет в готовности 3 000 человек войск» Ч

Требуя возвращения отобранных земель, Жоламан писал войсковому атаману Уральского казачьего войска генерал-майору Бородину: «При том есть и наша просьба. Дайте Рын-пески ровно и трех речек Узени, как во время ханства Абул-хаира наш народ пользовался оными, а если сие сделать невозможно, хотя бы снять Новую Линию по р. Илеку заведенную. Тогда нас считайте приятелями. Когда просимые мною места отдадите, то мы будем приятелями, а если не отдадите, то врагами»2.

Борьба за землю, за потерянные пастбища составила основное содержание движения Жоламана Тленчиева. Та же борьба лежала в основе движения и Саржана Касымова в Среднем ; жузе, хотя в движении Саржана были сильны и другие мотивы, чуждые восстанию Жоламана, а именно -- политические мотивы, стремление к возрождению Казахского ханства, под главенством султанов, потомков хана Аблая. Толчком к движению Саржана послужило введение в жизщ «Устава о сибирских киргизах» 1822 года. К проведению жизнь этого «Устава» царское правительство приступило не сразу. Сначала оно решило провести соответствующую подготовительную работу. С этой целью в степь, в отдельные казахские роды были посланы царские агенты -- казахские сул< таны, которые доказывали необходимость основания приказов. Они утверждали, что приказы, якобы, открываются для] защиты интересов местного населения и т. д. Необходимость такой агитации вызывалась тем, что в противоположное'!'!, основной части султанов широкие народные массы с самого начала были против основания приказов.

В 1824 году для открытия первых приказов в Казахской степи были снаряжены две экспедиции, одна -- под командой управляющего Омской областью полковника Броневского и Каркаралинск, другая -- подполковника Григоровского и Кокчетав.

Достаточно было появления экспедиции полковника Броневского в Каркаралинском районе, как казахские массы поднялись на борьбу. Стихийно восставшие массы стали сосредоточиваться в районе Каркаралинских гор.

Убедившись в невозможности уговорить казахов, полковник Броневский обратился к местным султанам, крупным феодалам-баям с просьбой оказать ему содействие в проведении Устава. Как и следовало ожидать, султаны и крупные бии действительно помогли Броневскому. На своем совещании они дали согласие, якобы, от имени народа на открытие приказов. Как писал Красовский: «Собравшиеся к месту открытия первого окружного приказа знатнейшие султаны и старшины народные не замедлили изъявить свое согласие на принятие нового устройства и, таким образом, 8 февраля 1824 года открыли Каркаралинский округ, в состав которого вошло, по примерному исчислению, до 20 тысяч кибиток» '.

Так, 8 февраля 1824 года, при активном участии судтанов и биев, царскими властями был основан первый Каркаралинский приказ, во главе которого стал старший султан, п@дпол-ковник Турсун Чингисов.

В этом же году был основан полковником Григоров-ским Кокчетавский приказ. Эти приказы стали аванпостами царизма в деле дальнейшего закабаления Казахстана.

Во главе стихийно восставших масс Каркаралинского и Кокчетавского приказов стал брат Кенесары Касымова --

ШЛтан Саржан, который с 1824 по 1836 год вел неутомимую йирьбу с царскими колонизаторами и ага-султанами. Сар-Ж!П1 требовал уничтожения приказов, увода войск из Казах-Вой степи и возвращения казахам былой вольности.

В 1825--1826 годах под знамя Саржана Касымова встали Восставшие казахи Хожанского, Таминского, Айдабульского В Байдавлетовского родов1. К этому времени число повстан-I Не в достигло значительной величины. В донесении Каркара-лннского окружного приказа от 14 июля 1826 года говорилось: Г«Сии последние, имея в скопище своем до 1 000 человек, ^взъезжают вблизи волостей и, присылая в оные своих фиска-'м>н, устраивают нападения, грабежи на тех, кои остаются непреклонными»2. Ряды восставших с каждым днем росли. *В середине 1826 года Саржан перенес свою ставку на урочища Бугалы и Тагалы. Здесь к нему присоединились казахи Каракисековской, Уйсуновской, Джагалбайлинской и Чоров-I ской волостей3. Саржан со своим братом Исенгельды разъез-[ жал по аулам и призывал к борьбе с властями и ага-султана-I ми. Особо острую ненависть он питал к султанам Букеевского рода, в частности к старшему султану Каркаралинского приказа Турсуну Чингисову.

Сообщая местным властям о намерениях Саржана Касымова, управляющий Омской областью полковник Броневский [ писал: «К Саржану стекаются все разбойники. Они нарушают ? общее спокойствие в Орде, возмущают легкомысленных кир-| гизов и вредят вводимому Российским правительством поряд-I ку... Султан Саржан к 1825 году, питая ненависть к султанам Каркаралинского округа -- Турсуну Чингисову и другим за покорность их России, отважился даже собрать многочисленную толпу вооруженных и напасть на округ»4.

В августе 1826 года Саржан со своим отрядом предпринял поход на Каркаралинский приказ. Весть о появлении Саржана в окрестностях Каркаралов произвела огромное впечатление на царские власти и ага-султанов. Турсун Чингисов тотчас же обратился за помощью к Омскому областному начальнику полковнику Броневскому, который немедленно откомандировал к нему отряд под командой сотника Карбышева. Благодаря своевременному прибытию этого отряда разгром Каркаралинского приказа был предотвращен. Отряд Карбы шева «успел поставить преграду злоумышлению султана Саржана Касымова». Таким образом, плохо вооруженные восставшие массы на первых порах вынуждены были отступить. Однако уже это первое выступление представляло серьезную угрозу для царской администрации. Об этом несколько позже коллежский ассесор Путинцев писал в своем рапорте полковнику Броневскому: «Каркаралинский приказ поставлен был в совершенную необходимость командировать отряд против султана Саржана Касымова, замышлявшего сделать возмущение между киргизами Каркаралинского округа, угрожавшего неизбежным разорением киргизов, в ведомстве оного состоящих, и даже нападением на самый приказ»1.

Власти деятельно преследовали руководителей восстания --«главных возмутителей». В течение 1825--1826 годов, в частности во время нападения повстанцев на Каркаралинский приказ, был захвачен ряд боевых соратников Саржана Касымова.

Лишенные своих родных кочевий, казахи многих волостей в течение 1827--1830 годов начали откочевывать в глубь страны. Так, казахи Тараклинской и Карсаковской волостей в количестве 1426 юрт ушли за горы Ак-Тау.

В целях их возвращения, начальнику отряда при Акмолинском приказе полковнику Шубину было предписано оказать помощь Каркаралинскому округу. Было снаряжено несколько отрядов, однако все они возвращались ни с чем. Более того, своими нападениями на аулы мирных кочевников эти отряды вызывали озлобление казахов. Только лишь во время экспедиции Карбышева у местных казахов отобрали 100 баранов, 36 меринов, 10 ковров и т. д.

К началу 1832 года Саржан вновь перешел к активному наступлению. Из урочища Сулу-Коль он 1 марта 1832 года вместе с двумя братьями и отрядом в 400 человек напал на аулы верноподданных России биев Каркаралинского округа и отобрал 1 600 лошадей, не считая многого другого. Об этом нападении немедленно было донесено в Омск. Для преследования Саржана был направлен отряд сотника Потанина,. Неподалеку от урочища Сулу-Коль завязался горячий бри. Ие выдержав натиска отряда Потанина, на вооружении которого находилась артиллерия, отряд Саржана с наступлением темноты отступил. Сотник Потанин захватил в плен султана Ка-сыма Джасыбекова, родственника Саржана, и еще четырех казахов. Достались ему и трофеи, в том числе 13 ружей, 112 лошадей и пр.

Эта неудача побудила Саржана в том же 1832 году обратиться к ташкентскому кушбеки с предложением о заключении союза для совместной борьбы против царских властей. Ташкентским кушбеки его предложение было принято. По этому поводу барон У-р писал: «К нему (кушбеки -- Е. Б.) явился Саржан с отцом и братьями и был принят как нельзя лучше»'.

Вскоре Саржан с ташкентским кушбеки собрали значительное количество войск и разослали по степи воззвание и письма, призывая казахов восстать против царских властей. Появление Саржана и ташкентского кушбеки в 1832 году ^в Среднем жузе встревожило царские власти. Западно-Сибирский генерал-губернатор Вельяминов срочно сформировал ^несколько отрядов и двинул их против повстанцев. И на этот раз восставшие понесли от царских отрядов значительные потери. Повстанцы были активно поддержаны только казахами Каркаралинского и Кокчетавского округов. Именно поэтому властям сравнительно так легко удалось подавить отдельные очаги этого стихийного восстания.

Преследуя повстанцев, царские отряды осадили два укрепления на р. Сары-Су, построенные ташкентским кушбеки, и овладели ими. Как пишет барон У-р: «Эти неудачи заставили кушбека отказаться от увлекательной мечты отнять у России Киргизскую степь, но не совсем охладили его воинственный жар»2.

Однако, несмотря на неудачи, Саржан не прекращал борьбы. В течение 1833 года во главе небольших отрядов он неоднократно нападал на аулы подвластных царской России султанов и биев, а также на торговые караваны, пикеты и разъезды. Началось усиленное преследование. Так, генерал-губернатор Вельяминов приказал Омскому областному начальнику изловить Саржана Касымова, как опасного врага. «Бунтовщик султан Саржан,-- писал он,-- имеющий по знатности происхождения своего большое влияние вообще на всех киргизов Средней орды, предлагаю обратить на него и его сообщников и тайных агентов особенное Ваше внимание, стараясь при удобных случаях их ловить, а особливо последних, для предания их суду по всей строгости закона»3.

Однако все попытки захватить Саржана оставались безус-.пешными. Саржан продолжал совершать свои набеги, скрываясь затем в пределы Ташкентских владений. Царским властям помогло неожиданное обстоятельство, а именно -- гибель Саржана от руки наместника кокандского хана -- ташкентского кушбеки.

В мае 1834 года ташкентский кушбеки, в сопровождении Саржана, с шестью тысячами войска, вторгся в пределы Среднего жуза и расположился в Улу-Тауских горах, в 200 километрах от Кокчетавского округа. Кушбеки построил укрепление-- «Курган» и разослал казахам до «двухсот возмутительных писем». В письме к биям Черману и Тлеулы он писал: «Мы, силой в сорок тысяч людей, с шестимесячной провизией пришли и остановились при местах Алачакан...» !.

Для борьбы с ташкентским кушбеки был снаряжен отряд в тысячу человек при 6 орудиях, под командованием генерал-майора Броневского. Он выступил весной 1834 года из Акмолинского приказа, быстро дошел до Улу-Тау, но кушбеки, узнав об его приближении, бежал в сторону Голодной Степи, оставив небольшой гарнизон в Кургане, который вскоре сдался Броневскому. После этого ташкентский кушбеки уже не предпринимал походов против России. Саржан, теснимый царскими отрядами, по-прежнему надеясь на поддержку кокандского хана, вернулся со своими сарбазами в район Старшего жуза. Здесь он пытался объединить разрозненные силы казахов Старшего жуза и присыр-дарьинских степей для совместной борьбы с царскими колонизаторами. Хотел он привлечь на свою сторону и казахов, подведомственных ташкентскому кушбеки. Это задело интересы кушбеки, желавшего использовать Саржана для подчинения себе казахов Среднего жуза. В результате возникшего на этой почве конфликта, ташкентцы летом 1836 года злодейски убили Саржана с его сыновьями. О подробностях этого убийства сообщает в своих воспоминаниях активный участник восстания Шинбай Мынба-ев. Ташкентский кушбеки, узнав о деятельности Саржана в подвластных ему казахских степях, послал своего представителя к Касыму Аблайханову с просьбой прислать к нему своих сыновей для переговоров. Касым решил послать сыновей -- Саржана, Есенгельды и Ержана с 20 джигитами. Среди них был тогда еще 19-летний Агыбай, впоследствии знаменитый батыр Кенесары.

«Узбекские беки,-- рассказывает Мынбаев,-- встретили прибывших гостей с большими почестями. Среди узбеков, выделенных ухаживать за гостями, находился один казах. Агыбай не сводил с него глаз и, в свою очередь, казах пытался вступить в разговор с ним, но при узбекских беках это никак не удавалось. На четвертый день пребывания гостей ужин им подали поздно. Казах, воспользовавшись случаем, сказал Агыбаю, что узбекские беки готовятся их истребить, и что сам он из рода Шубыртпалы. Агыбай успел сказать, чтобы он оседлал его коня... Незаметно Агыбай выскользнул из юрты и, вскочив на своего коня, первым сообщил Касыму о случившемся»'.

По поводу убийства Саржана управляющий Омской областью полковник Талызин писал Оренбургскому военному губернатору: «Желание наше захватить его было безуспешно в [течение почти 7 лет, наконец кокандский хан, во владениях коего кочевал Саржан, почувствовав всю тяжесть дурного ' поведения его и в отношении к ташкентцам, казнил с сыном в городе Ташкенте летом прошлого года»2.

Царские власти придавали смерти Саржана Касымова серьезное значение. Однако их надежды на то, что со смертью Саржана Касымова прекратятся волнения в степи, не оправдались. Восстание Саржана Касымова, возникшее как стихийное выступление масс в ответ на введение «Устава о Сибирских киргизах» в Среднем жузе, сыграло очень большую роль. Оно подготовило массы к последующим боям и послужило серьезной школой политической борьбы.

В развитии борьбы 20--30-х годов явственно обнаружилась бесплодность разрозненных, локальных выступлений и опасность для самих руководителей восстания ориентировки [ на среднеазиатских владетелей. Эти уроки были учтены в вос-[ станин Кенесары Касымова -- грандиозном выступлении масс, когда большинство населения казахских жузов поднялось под руководством Кенесары Касымова на бопьбу с царскими колонизаторами, Кокандом и Хивой.

Глава 7. Восстание в среднем жузе

Убийство Саржана не надолго остановило дальнейший рост национально-освободительного движения казахов. Летом 1837 года началось новое, еще более мощное восстание, вско ре охватившее большую часть Казахской степи. Во главе этого восстания стал брат Саржана -- Кенесары Касымов, сумевший придать движению еще невиданный доселе размах.

Внук хана Аблая, сын султана Касыма, Кенесары родился и вырос в семье, игравшей почти столетие руководящую роль в политической жизни Среднего жуза. Активная политическая деятельность была традицией семьи начиная от деда и кончая братьями и сестрами Кенесары, и это обстоятельство оказало глубочайшее влияние на формирование идейно-политических взглядов и характер будущего руководителя восстания.

Кенесары родился в 1802 году1 в урочище Кокчетау, нынешней Кокчетавской области.

Особенно прославился дед Кенесары -- хан Аблай (1711 -- 1781 гг.)--потомок младшей линии султанов Среднего жуза, внук владетеля города Туркестана. В условиях сложнейшей международной обстановки Аблай стремился объединить разрозненные казахские земли под своей властью. Умело используя противоречия интересов своих соседей -- царской России, Китая, Джунгарии, стремившихся к овладению Казахстаном-- Аблай сумел отстоять фактическую независимость своей страны.

Характеризуя деятельность Аблай-хана, историк Левшин писал: «Превосходя всех современных владельцев киргизских летами, хитростью и опытностью, известный умом, сильный числом подвластного ему народа и славный в ордах сношениями своими с императрицею Российскою и Китайским бо-гдоханом, Аблай соединял в себе все права на сан повелителя Средней орды. Уверенный в своих достоиствах, он искусно привлекал к себе приверженцев важностью своею и осторожным поведением; грозил врагам своею силою и признавал себя, смотря по нужде, то подданным русским, то китайским, а на самом деле был властитель совершенно независимый»2.

По народным преданиям, свою юность Аблай прожил в изгнании, в нищете, работал батраком у богатых биев, а затем сражался в качестве рядового воина против джунгарских ойротов. Его необычайная отвага, мужество и находчивость быстро выдвинули Аблая в ряды известнейших батыров своего времени, а затем открыли ему дорогу к широкой государственной деятельности. В 1731 году он стал помощником хана Абулмамбета, от имени которого правил страной почти 40 лет. Лишь после его смерти в 1771 году Аблай стал ханом, официально признанным как Россией, так и Китаем.

Немудрено, что образ деда, прославленного в песнях и легендах, с детства был любим Кенесары. Он гордился Абла-ем и неоднократно подчеркивал, что является продолжателем его дела и законным наследником его прав. Поэтому-то мы так часто встречаем упоминание имени Аблая в письмах Кенесары к царским властям и в его воззваниях к различным казахским родам. Кенесары открыто и прямо заявил, что будет «ходить путем своего деда» и что он борется «за принадлежавшие его деду Аблаю земли». В своих воззваниях он напоминал, что «при Аблае казахи жили свободно и мирно». Имя Аблая было боевым кличем войск Кенесары.

В официальных царских документах сыновья Аблай-хана характеризуются так: «Во главе всех беспокойных стало семейство Касыма Аблайханова, которое по богатству, по родственным связям и по предприимчивости своей обладает ог-громным влиянием на умы киргизов и почитает происхождение свое от хана Аблая за законное право на верховную власть над всею Среднею ордою» '.

Только отчетливо представляя отношение Кенесары к своему деду и к его политическому наследию, можно понять, насколько неправы те историки, которые пытаются изобразить деятельность Кенесары лишь как карьеристскую погоню за ханской властью. В отличие от других претендентов на ханскую власть, он выступал не как захватчик ее, а как человек, считавший, что он имеет на нее законное право, тем более, что власть означала для него возможность проведения в жизнь определенной политической программы, преемственно связанной с политической программой Аблая.

Большое влияние на Кенесары имел и его отец -- султан Касым. Вся жизнь Касыма прошла в неустанной, но тщетной борьбе за продолжение дела Аблая и восстановление ущемленных прав своего рода. Касым мужественно выступал против агрессивных притязаний царизма.

Выдающиеся способности Касыма признавали даже его нраги. Так, председатель Оренбургской Пограничной Комис-син Ладыженский писал о Касыме: «Он стоит выше простого р.ч.чбойника, гонящегося только за добычей и живущего грабе жом. Он не из тех людей, которые появлялись в степи и при небольших усилиях со стороны правительства исчезали, не оставив после себя никаких следов. Он выше этих пришельцев и по происхождению, и по цели, и по способностям, следовательно пренебрегать им нельзя» '.

Еще в начале 20-х годов XIX в. Касым решительно выступил против постройки укреплений на казахской земле. В письме, адресованном западно-сибирскому генерал-губернатору Капцевичу, Касым «требовал уничтожения приказа и удаления русских отрядов из степей»2. В ответ на это требование царское правительство наводнило степь новыми отрядами и начало постройку Актауского укрепления, связанного с Акмолинской линией пикетов. Тогда султан Касым со своими сыновьями-- Саржаном, Есенгельды и Кенесары -- «вместе с 40 тыс. семейств из родов Алтын, Тока, Увак и др., покинул насиженные родные места Кокчетава и ушел в пределы Ко-кандского ханства».3.

Направляясь в Коканд, Касым надеялся присоединить в освободительной борьбе подвластных Коканду казахов и заручиться поддержкой среднеазиатских ханств.

Однако попытка Касыма сотрудничать с кокандским ханом не увенчалась успехом. Наоборот, она привела к гибели его сыновей Саржана и Есенгельды, а позже и самого Кесыма.

Попытки опереться на «единоверного» хана потерпели полную неудачу. Семье султана Касыма пришлось уйти из пределов Кокандского ханства и переселиться в урочище Улу-Тау, на территории Сибирского генерал-губернаторства.

Таким образом, с детских лет Кенесары был не только свидетелем, но и участником борьбы, которую вел его отец Касым против царизма. Преследования, которым подвергали его семью власти, оставили глубокое впечатление на Кенесары.

Недаром, впоследствии вспоминая о тяжелых годах борьбы своего деда и отца, Кенесары писал: «Дед мой Аблай, родясь в Сибири и кочуя в Аягузском и Каркаралинском округах и в окрестностях их, был постоянно томим сибирскими отрядами и потому вел жизнь не совсем покойную. Отец мой Касым и дядя Саржан, кочуя в Кокчетавском округе и по р. Ишиму, тоже были беспрестанно преследуемы сибирскими отрядами»4.

Нет сомнения, что тот факт, что Кенесары и его семье самим пришлось испытать на себе тяжесть колониального гнета, сыграл немаловажную роль в оформлении политического сознания Кенесары.

А пришлось ему испытать немало. В одном из своих писем Генсу Кенесары подробно перечисляет как его лично, по наговору султана Ямантая Букеева, отряды, посылаемые 'в степь, разоряли в 1825, 1827, 1830, 1831, 1832 и 1836 годах, потом два раза в 1837 году, 4 раза в 1838 и 3 раза в 1840 году»

Таким образом, Кенесары лучше, чем кто-либо другой, мог понять и оценить страдания, которые приносило с собой наступление на Казахстан царизма и кокандского хана.

На путь вооруженной борьбы он встал еще в юные годы, сражаясь под руководством своего отца Касыма, а затем активно участвуя в восстании, поднятом его старшим братом Саржаном. Первое упоминание об участии Кенесары в рядах повстанческих отрядов Саржана относится к 1825 году2.

Однако до смерти Саржана в 1836 году Кенесары проявил себя лишь как отважный батыр, своей смелостью снискавший себе всеобщее уважение.

Как вождь восставших, Кенесары выступил на арену лишь после убийства его отца и брата.

В формировании политических взглядов Кенесары известную роль сыграла его семья, интересы которой были сосредоточены на борьбе за возрождение независимости казахского ханства. Этим она резко отличалась от других султанских семей, замкнувшихся в круг своих личных интересов. Это отметил еще известный казахский этнограф и собиратель фольклора Жусуп Копеев, который писал: «Кроме рода Касыма Аблаева, все прочие только беспокоятся о своем собственном благополучии и больше ни о чем не заботятся»3.

Очень характерным моментом для семьи Кенесары является царившая в ней спаянность и дружба, вытекавшие не только из родовых связей и родственных отношений, но и идейной близости. Недаром в числе ближайших сподвижников Кенесары мы находим его братьев -- Наурызбая и Абул газы, его старшую сестру Бопай и племянника Альджана -- активных деятелей восстания.

Вместе с Кенесары находились и другие его родственники-- братья Кучак и Муса, его племянники -- сыновья Сар-жана -- Ержан, Худайменды, Иса и Кучкарбай, султаны Даировы -- Тойши, Сатыбалды и Атй. и др.'

Из них особо следует выделить Наурызбая, сестру Бопай и Абулгазы.

Наурызбай, младший брат Кенесары ,родился в 1822 году. Еще в юношеские годы, находясь в отряде своего отца, он зарекомендовал себя как мужественный воин. Впоследствии, при Кенесары, Наурызбай возглавлял особый отряд, действовавший на самых опасных участках, и был одним из ближайших советников Кенесары»2.

В воинских подвигах Наурызбая народом создана замечательная песня «Наурызбай-батыр». Об этой песне Затаевич -- известный знаток казахской музыки -- писал: «Это -- эпиче ское сказание, эскиз для могучего финала казахской симфонии. Это вступление, подготовляющее могучие унисоны, рисующие торжественный въезд и победную мощь любимого казахского героя».

Наурызбай со своим отрядом принимал самое деятельное участие во всех крупнейших военных операциях Кенесары. Он всегда шел впереди своих воинов и увлекал их за собой. В народной поэме «Топ жарган» воспет героизм Наурызбая2.

Смолоду заблиставший орел

Опорой стал Кенеке

Юный удалец, как Наурызбай,

Превзошел всех в те дни

Силой и отвагой Наурызбай.

Дерзнувший померяться силой с врагом

Был грозен он, как Рустем.

В одном народном предании так характеризуется личность Наурызбая: «В обычное время, когда Наурызбай тюре находился у себя на родине, он по характеру был исключительно мягкосердечным человеком. А когда Наурызбай отправлялся в поход на врага, тогда он приобретал вид, похожий на сверхъестественное чудо»3.

Подробное описание внешности Наурызбая дано в очерке киргизского историка Б. Салтабаева:

«Наурызбаю около 23--25 лет. Джигит, стройного телосложения и высокого роста. У него было румяное, гладкое лицо продолговатой формы, и черты его были значительно крупнее, чем обычно у казахов. Черно-карие глаза с огненным блеском смотрели спокойно. С макушки свисал опущенный чуб волос (айдар), убранный светящимися бусами жемчуга и опускавшийся на висок. Усов и бороды он еще не носил. В боях он появлялся всегда на белом коне со светлорыжим отливом шерсти. В боевых схватках правую руку он всегда держал свободной, обнажая ее почти до локтя, а рукав спускал под туго затянутый ремень... Наурызбай был грозой своих противников. Ни один киргиз не видел, чтобы он хоть раз действовал пикой двумя руками. Как правило, громадной тяжелой пикой он управлял при всяких условиях только лишь одной рукой, что говорило за его действительно богатырскую силу. На голове он носил пушистый соболий тумак, крытый сверху красным плюшем, носил шубу на сусликовом меху с множеством висящих черных хвостиков и покрытую также сверху темно-синим шелковым плюшем. Воротник, края рукавов и полы шубы были окаймлены кругом мехом кундуза (выдра) темнобурого цвета» '.

Своими боевыми подвигами прославилась и сестра Кене-сары -- Бопай. С первых дней восстания она стала активным участником борьбы. Она призывала своего мужа Самеке, его родственников -- султана Сортека и Досана Абулхаировых -- принять участие в восстании.

Получив отказ, она в 1837 году покинула мужа и его родственников и, забрав с собой 6 своих детей, навсегда связала свою судьбу с судьбой восставших.

Бопай возглавила особый отряд в 600 человек, который занимался сбором закята и реквизицией имущества и продовольствия у султанов, отказавшихся примкнуть к восстанию.

По поводу приезда Бопай в Аргынский род за сбором закята лазутчик Самрат Мамаев заявил: «В числе тюленгутов Кенесары приехала также известная в степи участием в делах Кенесары, сестра его Бопай»2.

Наряду с этим, Бопай участвовала во всех крупных сражениях Кенесары Касымова и совершала отдельные партизанские рейды в тыл врага. Бопай присутствовала на всех совещаниях Кенесары, и он внимательно прислушивался к ее советам.

Сын Бопай -- Нурхан также был активным участником восстания казахов. В одном из столкновений с царскими отрядами он был взят в плен. О его храбрости сотник Лебедев писал: «В наших руках находятся ныне схваченные -- родной племянник разбойника Кенесары, сын родной его сестры Бопай, султан Тюрехан Самекин (Нурхан -- Е. Б.), воспитанник почетнейшего бия Инем -- Тунгаторовской волости, Айдарбе-ка Кувандыкова и тюленгут Кенесары -- Сарсенбай, из коих первый при отчаянном своем действии и сопротивлении сильно изранен»3.

Абдулгазы -- брат Кенесары -- родился в 1821 году в Кок-четаве. После смерти своей матери он воспитывался у мачехи-- Кужак-Ханум. Он известен, как советник Кенесары. Абулгазы вел всю важнейшую переписку Кенесары с властями и среднеазиатскими ханствами. Следует отметить, что он был сторонником русской ориентации и всегда советовал Кенесары поддерживать дружественные отношения с Россией. Об этом свидетельствует письмо самого Кенесары к Перовскому, где он писал: «Абулгазы Касымов, который, хорошо зная законы и обычаи Российского государства и других владений, два года уже внушает нам наставления России, приучая держаться и следовать им» '.

Судя по письму Кенесары, можно полагать, что Абулгазы владел русской грамотой. Его симпатии к России надо объяснить тем, что он долго находился в плену у кокандского хана и видел, какую ненависть питали к'казахам кокандские беки. Некоторые сведения о себе дает сам Албулгазы: «Отец мой года четыре тому назад был приглашен кокандским ханом для примирения, прибыл со мной и означенной Кужак-Ханум, отец был задержан и там умер, а я и Кужак-Ханум были освобождены по просьбе хивинского хана Алла-Кула, который прислал за нами Юсуф-бека. После этого я находился при султане Кенесары и занимался письмоводством»2.

Из всей семьи султана Касыма только его старший сын Кучак стоял в стороне от дела Кенесары. Отношения с ним у Кенесары были весьма напряженные. За самовольный захват скота у мирных казахских родов и самоуправство Кенесары не раз писал ему гневные письма, угрожая суровой расправой. В свою очередь Кучак боялся брата, втайне завидовал ему и мечтал, при случае, свести с ним счеты. Очень характерен в этом смысле рассказ чиновника Оренбургской Пограничной Комиссии Григорьева, в июне 1844 года побывавшего в плену у Кучака.

«На девятый день по взятии нас в плен,-- пишет Григорьев,-- мы прибыли в аул султана Кучака Касымова при устье реки Джиланчик, называемой Ак-Куль. После некоторых вопросов означенный султан сказал мне: «Младший брат мой Кенесары, как непримиримый враг России, пренебрег моими советами. Я его презираю, ненавижу, готов содействовать русским, указать им его разбойничьи притоны и ручаюсь, что от меня он не уйдет». Потом, понизив голос, продолжал: «Вы -- мои гости, а не пленники, я кочую на Оренбургских землях и вы принадлежите не к Сибирскому ведомству. *Будьте спокойны, я вас отпущу»3.

До острого конфликта и разрыва между братьями дело не дошло, но для иллюстрации настроений Кучака вышеприведенный документ весьма показателен.

К сожалению, очень немного известно матери Кенесары, калмычке по национальности. В народной поэме «Наурызбай ханшаим» о ней говорится:1

Мать Наурызбая была иная,-- Она была умнее своей среды.

Поскольку на политической характеристике Кенесары мы останавливаемся в других разделах нашей работы, здесь мы остановимся лишь на двух его личных качествах -- смелости и гуманном отношении к людям.

Кенесары с детства научился верховой езде и меткой стрельбе. Он страстно любил охоту на диких зверей, водившихся в Кокчетавских горах и в Боровом. Поныне некоторые горные ущелья и перевалы в Боровом и Кокчетаве называются по его имени «Кенесары унгыры»2.

Кенесары с юных лет отличался своей смелостью и отвагой.

Будучи юношей, он заявил однажды своим сверстникам: «Я никогда не оставлю своего батырства и умру, совершив чудеса храбрости»3.

Впоследствии Кенесары действительно стал отважным батыром и полководцем. Историк Смирнов, характеризуя его в зрелые годы, писал: «Красиво одетый в бархатный бешмет с полковничьими эполетами на плечах, с знаменосцами позади, Кенесары скакал всегда впереди своих скопищ»4.

Так же характеризовал Кенесары и Л: Мейер, отмечавший, что Кенесары «был храбр до-нельзя»5.

Сами повстанцы высоко ценили Кенесары за его исключительную отвагу и звали его «храбрым батыром». Об этом султан-правитель Ахмед Джантюрин писал: «Ни один из усердных приверженцев никак иначе его не называет, как одним из храбрейших и умнейших ханов»6.

Интересно остановиться также на отношении Кенесары к тем русским, которые побывали в его ставке, а также военнопленным.

Побывавший у Кенесары семипалатинский приказчик Уфимцев рассказывает: «Перед первым же его кордоном нас остановили и спросили, что нам надобно? Мы ответили, что имеем дело к царю Кенесары. Тогда нас повели к нему и скоро впустили меня в юрту по приказанию Кенесары... Вошедши к нему, я сделал три поклона до земли и хотел было поцеловать его одежду, но он подал руку и поцеловал меня в голову; потом приказал мне сесть и начал расспрашивать -- кто Вы и где были? Я сказал, что мы из России, из Семипалатинска, едем из Кульджи, были на ярмарке, и стал просить его принять от меня дары из Китая. Он изъявил желание. Когда дары были присланы, приказал их разложить; смотря на них, он смеялся и позвал своих жен. Потом приказал все убрать. После этого он спросил, чего же я желаю от него? Я сказал: прошу пропустить наш караван без обиды. Он спросил: А где же ваш караван? Я ответил: Стоит за юртами, я велел дожидаться там меня. Он сказал: Я желаю, чтобы ты погостил у меня. Мы с тобой погуляем. Я Россию люблю. Ты пьешь вино? Я ответил: пью, но только слабое -- виноградное. И я пью такое же,-- ответил Кенесары, приказал готовить обед и подать вина. Мы обедали каждый день только вдвоем. Так он продержал меня целую неделю, все расспрашивал меня о разных разностях. Я стал, наконец, говорить, что пора уже мне ехать в Семипалатинск, хозяин нас дожидается. Кенесары согласился меня отпустить» '.

В этом свидетельстве любопытно указание на то, что Кенесары пил вино, вопреки религиозным запретам. Характерно, что вообще ни в одном из документов ничего не говорится о его религиозном фанатизме.

Аналогичную характеристику Кенесары дает побывавший в его ставке барон У-р; он пишет: «Кенесары сидел на огромном сундуке, прикрытом богатым бухарским ковром. Только что он меня увидел, как встал с сундука, протянул мне руку и сказал какое-то приветствие. Заметив, что я по незнанию языка затрудняюсь ответить, Кенесары приказал позвать своего переводчика и, в ожидании его прихода, мы молча рассматривали друг друга... Пришел переводчик, одетый по-киргизски, с бритой головой, но говоривший так хорошо по-русски, что я посчитал его беглым казаком, хотя он мне и не хотел в этом признаться... Кенесары со мною был ласков. Каждый день призывал он меня к себе и вступал со мною в длительные разговоры. Обыкновенным предметом этих раз-1 говоров были оправдания во всех прежних произведенных им разбоях» '.

Очень характерны и отзывы об обращении Кенесары с пленными русскими, разоблачающие легенду о мнимой кровожадности и свирепости Кенесары. Так, например, урядник Андрей Иванов, побывавший в плену у Кенесары в 1844 году, в своем донесении пишет:

«Во время нашего плена жестокого обращения с нами не было, а заставляли только добывать дрова и рыть колодцы. По распоряжению Кенесары все пленные были размещены по разным аулам и хозяевам, виделись между собой только во время перекочевок, а в прочее время к свиданию друг с другом старались не допускать. Хозяев наших -Кенесары заставлял нас кормить и не дозволял делать обид»2.

Зарисовок внешности Кенесары не сохранилось, однако до нас дошли описания его внешности. По свидетельству казаха Наурызбая Чегенова, Кенесары был «роста среднего, сухощав и несколько курнос»3.

Аналогичную характеристику внешности Кенесары дает побывавший в ставке Кенесары барон У-р, который пишет, что Кенесары был «невысокого роста и худощав, с калмыцкими чертами лица, узковатые глаза его сверкали умом и лукавством, физиономия не обличала жестокости»4.

Более полное описание внешности Кенесары дал в своем очерке Б. Салтабаев: «Кене-хан был сухощав, среднего роста с толстой шеей. У него было смуглое живое лицо, сверкающие орлиные красноватые глаза и раздувающиеся ноздри. Небольшие усы и густая, заостренная клином, бородка жел-тобурого цвета. Он говорил мало и держался сурово и спокойно, с большим благородством. На голове он носил окаймленный кундузом небольшой меховой тумак. Поверх одежды был наброшен серый чекмень, вытканный из верблюжьей шерсти, а под ним он надевал шуЧ5у на меху выдры. Рубаха и штаны были у него белые домотканные» 5.

Интересную характеристику личности Кенесары дает Н. Н. Середа: «Кенесары умел быть достойным повелителем своих дружин,-- пишет он.-- Духу, которым они были одушевлены, позавидовал бы любой полководец европейских войск... Стремительный в своих набегах, подобно все сокрушающему степному урагану, Кенесары не останавливался ни перед каким препятствием. Напротив, всякая преграда, казалось, только раздражала его непреклонную волю и делала его стремительнее, дерзче в своих предприятиях, пока, наконец, несокрушились перед его энергией все препоны на пути I к достижению желаемой цели. Все эти качества высоко чтились в Кенесары нашими кочевниками и сердца его соучастников бились безграничной, до самоотвержения преданностью своему предводителю»'.

Таков был Кенесары Касымов, вставший в 1837 году во главе восстания казахского народа.

Как мы видели, к моменту начала восстания Кенесары уже прошел суровую школу борьбы и накопил богатый жизненный опыт. Уроки борьбы с внешними агрессорами, которую вели его дед Аблай, отец Касым и старший брат Сар-жан, Кенесары учел, и это помогло ему избежать ряда ошибок его предшественников.

В деятельности Кенесары ясно выступает стремление преодолеть родовую вражду и феодальную раздробленность казахского общества, добиться укрепления единой государственной власти. Действительно, только при этом условии можно было защитить страну от угрозы порабощения.

Непосредственному выступлению Кенесары весной 1837 года предшествовал ряд его попыток убедить царские власти отказаться от постройки системы укреплений в Кокчетаве и Акмолах, т. е. на родине самого Кенесары. С этой целью Кенесары, который кочевал в то время в пределах Кокандского ханства, адресовал царским властям ряд писем протеста.

«Завещанные нашими предками,-- писал он в одном из ких писем,-- Есил, Нура, Актау, Ортау, Каркаралы, Казылык, Жаркайн, Обоган, Тобыл, Кусмурун, Окият, Токзак до Урала-- при нынешнем царе отобраны у нас и там построены укрепления. Теперь, с каждым днем захватывая наши земли, на них закладывают укрепления и этим доводят население до отчаяния. Это не только для нашей будущности, но и для сегодняшнего существования опасно»2.

Как и следовало ожидать, письма эти остались без ответа. Между тем, сам Кенесары, лишившись братьев и хорошо понимая, что никакой помощи от среднеазиатских ханств, не только от Коканда, но и Хивы и Бухары, он не получит, решил покинуть пределы Кокандского ханства и возвратиться в свои родные кочевья. Весной 1837 года, вместе со своими ближайшими соратниками, Кенесары появился в Акмолинском округе Среднего жуза. Это было искрой, попавшей в пороховой погреб. Каз'ахи, до этого глухо волновавшиеся, начали массами стекаться под знамя Кенесары Касымова. .

В 1837 году восстали казахи Байдалинской, Алексинской, Кайлюбай-Чаграевской, Жанай-Калкамановской, Темешев-ской, Тыналинской волостей Акмолинского приказа. По поводу этого полковник Талызин в своем донесении писал: «в августе месяце шесть волостей Акмолинского округа откочевали в пределы Малой орды, чтобы присоединиться к семейству Аблайханову, обещавшему освободить их от. власти русских»1.

К концу 1837 года к ним присоединилась большая часть казахов Кипчакского и Киреевского родов. Массовый уход казахов из пределов Акмолинского приказа и присоединение их к Кенесары произвели сильнейшее впечатление на сибирские власти и на время вызвали среди них растерянность и переполох.

Возникновение такого массового движения казахов на территории Акмолинского приказа не было случайным. К этому времени Акмолинский приказ стал опорным пунктом царской колонизации. Наряду с Акмолинском была построена Актау-ская крепость, связанная с ним линией пикетов, и от нее шли дороги к другим укреплениям.

Казахи, жившие в пределах Акмолинского приказа, особенно испытывали на себе тяжелый колониальный гнет царских властей и их агентов -- старших султанов, которые отобрали у них хорошие земли, богатые пастбищными угодиями, реками и озерами, заставляли казахов работать на укреплениях, брали с ним непосильные налоги. Во время строительства Актауской крепости, якобы для доставки лесоматериалов, у казахов забирали лошадей, верблюдов, а затем их не возвращали.

Массовые выступления казахов Акмолинского приказа, расположенного в центре Среднего жуза, были предвестни ком предстоящей борьбы и открытым вызовом царским властям.

Сибирские власти решили послать в отложившиеся области титулярного советника Менковича и старшего султана Ко-нур-Кулжа Кудаймендина с тремя султанами. Однако их миссия не увенчалась успехом. Казахи заявили, что они не возвратятся на свои прежние кочевья, пока не добьются уничтожения приказа на своих родных местах.

Менкович и султан Конур-Кулжа Кудаймендин не только поняли невозможность мирным путем вернуть казахов отложившихся волостей на прежние места, но и убедились в их решимости к борьбе. После этих переговоров они не стали углубляться в другие казахские волости, расположенные ближе к ставке Кенесары, и возвратились обратно.

Менкович в своем донесении от 4 октября 1837 года писал: «Сильно поколеблены умы киргиз, ибо за всеми моими стараниями я не мог совершенно успокоить киргиз здешнего округа. Едва ли возвратятся они на постоянно занимаемые ими места» '.

С каждым днем восстание охватывало все новые районы.

Восставшие казахи мелкими группами совершали вооруженные нападения на разъезды и пикеты, захватывая при этом в плен чиновников и торговцев.

Пограничные начальники стали настойчиво просить, чтобы им выслали на помощь отряды для борьбы с восставшими казахами. 31 октября 1837 года Менкович писал управляющему Омской областью полковнику Талызину: «Для обуздания их необходимо принять строгие меры посредством отрядов, без чего нельзя ожидать никакого успеха, ибо киргизы тех волостей, с давнего времени привыкнув к независимости, считают подчинение тяжким гнетом»2.

Однако омская администрация решила предварительно использовать посредничество духовенства, чтобы с его помощью внести раскол в ряды повстанцев. С этой целью в конце 1837 года был послан в Акмолинск глава омской магометанской мечети ахун Мухаммед Шариф Абдрахманов. Он получил строго секретное поручение доставить сведения о численности войск. Попутно с этой шпионской работой он должен был убедить казахов в необходимости возвращения на прежние места кочевок. Ахун Мухаммед Шариф Абдрахманов со своей свитой был срочно доставлен в Акмолинск и оттуда выехал в отложившиеся волости. По прибытии к волостному управителю Айткожа-Карпыковской волости в урочище Кара-Агач, он собрал казахскую знать во главе с биями Сапеком и Танырбергеновым, расспрашивал их о настроении отложившихся казахов, стараясь доказать на основе корана необходимость их возвращения обратно. Характерно, что казахская знать отнеслась к нему довольно доброжелательно, в то время как со стороны народа он встретил холодный прием.

Для усиления разведывательной работы вслед за ахуном к восставшим казахам должны были отправиться представители султанских родов. Но никто из султанов, боясь за свою жизнь, не хотел ехать добровольно. Управляющий Омской областью полковник Талызин настаивал на посылке в отложившиеся волости сыновей Конур-Кулжа Кудаймендина. «Я в последний раз требую, чтобы Вы с получением сего непременно через 24 часа отправили своих детей по назначению приказа для усмирения киргиз и разведывания предприятий мятежников. Это Вы обязываетесь исполнить со всей точностью»

Старший султан Конур-Кулжа Кудаймендин, подчинившись приказу царских властей, послал в лагерь повстанцев своих сыновей Джаналы и Чингиса. Джаналы поручалось всеми мерами удерживать казахов Акмолинского округа от удаления в глубь степей и присоединения к Кенесары Касымову. Кроме того, он должен был собрать сведения о предстоящих походах Кенесары. Наряду с разведывательным заданием, Чингис должен был добиться освобождения султана Коты-баева и русских торговцев, захваченных в плен повстанцами.

Оба, они, достигнув кочевки Тыналы-Карпыковской и Темешевской волостей, не решились двинуться дальше в ставку Кенесары. Они встретили не обычных мирно кочевавших казахов, а воинственно настроенных мстителей, полных решимости бороться с врагом. Они не могли получить достоверных данных о предстоящих походах Кенесары, но установили наблюдение за кочевавшими с ним казахами, аулы которых были похожи на военный лагерь, готовый к длительному походу. Убедившись в невозможности возвращения отложившихся казахов и опасаясь за свою собственную жизнь, Джаналы и Чингис Кудаймендины возвратились обратно.

Старший султан Кудаймендин, изо дня в день ожидавший нападения Кенесары, вел частую переписку с Талызиным, ' прося прислать вооруженный отряд для защиты ею и семей-I ства от повстанцев. При этом йн указывал, что его ненавидят все казахи, присоединившиеся к Кенесары. В одном из таких , писем он писал: «Кенесары Касымов изыскивает средства нанести мне ощутительный вред ля преданность мою к Российскому правительству, чему способствуют казахи здешнего округа, преданные Касымову»'..

После неудачной поездки султанов в степь был послан * карательный отряд под командой Чирикова. Не представляя I масштабов восстания, последний предполагал, что достаточно будет появления вооруженного русского отряда, чтобы «легкомысленное сборище» казахов было рассеяно. Отряду Чирикова было поручено возвратить отложившихся казахов и наказать «злостных зачинщиков» восстания. Отряду было передано 200 экземпляров воззвания Талызина «к кочующим ! степным казахам», где тот предупреждал об опасности про-I тивозаконных действий и грозил жестоким наказанием. «В Акмолинской округ,-- писал он в своем обращении, вторг-1 нулись шайки разбойников независимых киргиз под предво-! дительством безумных султанов Кенесары и Кочека Касымо-вых. Некоторые худые киргизы по своему легковерию увлеклись ложными внушениями, предались гнусным замыслам отложиться от округа, допустили на свои земли разбойников, были с ними в сношении и не донесли об этом начальству. Если где они явятся или другие какие подозрительные люди, то все и каждый обязываются хватать и представлять в свои приказы»2.