Казахстан в 20-40 годы ХIХ века

Особые требования предъявлялись к выбору зимовых стойбищ. Зимовое стойбище выбиралось в местности, надежно укрыто'й от снежных заносов и буранов. Зимовье должно было иметь достаточно кормовых трав под тонким снежным покровом. Как известно, у казахов кони и овцы круглый год находились на подножном корму. Зимой скот тебеневал, т. е. добывал себе корм из-под снега. Зимовые стойбища казахи в летнее время тщательно сохраняли от потравы. Старший султан Муса Черманов в записке, специально представленной по требованию сибирских властей, так охарактеризовал зимовые стойбища казахов: ««Рогатый скот в зимнее время пасется в местах луговых, камышах и акселовых и прочих чилу (высокие травы «ад снегом); бараны пасутся в горах, где имеется мох-джусан (маленькая курчавая полынь) и в местах низких и солончаковых; верблюды -- при горах, где имеется чий, карачай, кияк, кок, а лошади отгоняются на те места, где летом не была потравлена трава»1.

Пастбищно-кочевая система хозяйства казахов носила экстенсивный характер. Прежде всего, судьба казаха-скотовода" зависел а от природных условий. Масса скота у казахов часто гибла от периодически повторяющегося джута (гололедица). Заготовкой сена на зиму казахи обычно не занимались, что значительно усугубляло их зависимость от климатических условий.

Узурпация общинных земель феодальной знатью и колониальные захваты царизма внесли некоторые изменения в характер скотоводческого хозяйства казахов. Захваты властями важных районов летовок и зимовых стойбищ нарушили маршруты кочевых путей основных казахских родов. В результате аулы различных казахских родов смешивались между собою и кочевали сообща.

О смешении различных родов в поисках пастбищ Оренбургский во'енный губернатор Эссен писал графу Нессельроде: «Род в Киргизской не составляет целого... чему много способствует условие повиновения их своим начальникам»2.

Причиной изменения районов кочевок и смешения разных родов была земельная теснота. Вследствие захвата лучших пастбищ властями и феодальной знатью часть казахских родов, особенно расположенных близ пограничной Линии, переходит к полуоседлому образу жизни. Эти роды начали на зиму заготовлять для своего скота сено. Летом продолжали кочевать на жайляу. Так, казахи Кипчакского и Джагалбайлин-ского родов, в количестве 12000 юрт, после передачи их земли оренбургским казачьим войскам, не имея возможности зимой содержать скот на подножном корму, перешли к сенокошению. Коллежский регистратор Андреев писал о них: «В настоящее время эти киргизы почти все занимаются сенокошением,-- весьма многие начинают сеять хлеб,-- у некоторых есть и выстроенные дома, видно, что они всячески стараются подражать русским в отношении хозяйства, ясно видя в том свою пользу»1.

О переходе казахов Оренбургского ведомства к сенокоше-иию и к постройке постоянных зимовок также писал попечитель прилинейных казахов Белозеров: «Для зимнего времени производят тут сенокошение и заготовляют кизяк, а в начале осени приходят совсем на зимовые кочевья, где уже неподвижно сидят во все зимнее время до весны и мелкую скотину сохраняют в устроенных корах (скотный двор --Е. Б.) и чырытых в земле ямах, вроде землянок»2.

Переход казахов к сенокошению отмечал и А. К. Гейне, объездивший северные окраины Казахской степи. Он писал: «Киргиз, владелец нескольких юрт, потерял много скота в джуте, оттого прежняя его зимовка, способная для прокорм-I ления большого количества скота, стала неудобной для того количества, которое у него осталось,-- и теперь, говорил он нам,-- у меня так мало скота, что я в состоянии обеспечить себя от случайностей, накашивая с помощью семейства нужное количество сена»3.

Таким образом, переход казахов к сенокошению придал определенную устойчивость скотоводческому хозяйству, уси-"лив его сопротивляемость неблагоприятным природным усло-"~виям.

К началу XIX в., особенно к 20--30 годам, в связи с переходом казахов к сенокошению и благодаря усилению торговых Р связей казахов с пограничным русским населением, отдельные виды скота стали приобретать особое значение. Основной отраслью животноводства продолжало оставаться овцеводство. Известный исследователь истории среднеазиатской торгов.: .ли А. Н. Тетеревников писал: «Баран в экономическом быту киргиза играет самую важную роль. Скот этот весьма ценится как русскими, так и среднеазиатскими купцами»4.

Особенно заметно стало расти значение крупного рогатого скота. До XIX века казахи Среднего и Младшего жузов мало разводили крупный рогатый скот в силу его неприспособленности к тебеневке. Иное положение складывалось с переходом к сенокошению. Крупный рогатый скот стал цениться не только как источник мясной пищи и средство передвижения, но и как источник молочных продуктов. Казахи стали производить и сбывать на рынке масло. Об этих переменах свидетельствуют народные пословицы. Если раньше меняли скот на корову (сыир), то казахи презрительно говорили: «Малдын жаманы сыир»--(худший вид скота -- рогатый скот), то теперь казахи стали говорить: «Сыир бул болды»-(рогатый скот стал ценным товаром).

По мере роста караванной среднеазиатской торговли возрастало и значение верблюдов, как основного транспортного средства. Казахи, кочевавшие близ пограничной Линии, в частности чиклинцы, чумекеевцы, джагалбайлинцы и жаппасцы, поставляли русским купцам верблюдов и сами служили в качестве каравановожатых. Это давало им крупный доход. В одной записке, представленной Оренбургскому военному губернатору, говорится: «За доставление то'варов в Бухару и Хиву в один путь плата на каждого верблюда, смотря по обстоятельствам, доходит от 35--50 до 100 рублей ассигнациями» '.

В XIX веке получило значительное развитие у казахов и земледелие. Им занималась главным образом казахская беднота -- жатаки, получившие название егыншн, что в переводе означает «хлебопашец». До XIX века хлебопашеством занимались казахи, лишившиеся своего стада, либо вследствие джута, либо вследствие междоусобной феодальной борьбы--барымты. К 20--30-м годам XIX века к земледелию стала переходить значительная часть казахов, живших как близ пограничной Линии, так и в глубине степи. Это объяснялось, главным образом, наступившим кризисом пастбищно-скотоводческого хозяйства, вызванным той же земельной теснотой. В 20--30 годах XIX века царские власти вместе с казахской знатью захватили лучшие пастбища. Казахи, лишившись своих зимовых стойбищ и летовок, вынуждены были переходить к хлебопашеству. О повсеместном переходе казахов к земледелию свидетельствуют многочисленные факты. Побывавший в Оренбургском крае чиновник Артемьев писал: «Важнейшим после скотоводства промыслом в степи является земледелие, которое заметным образом быстро развивается, увеличения народонаселения и недостатка угодий для скотоводства»1.

Как уже указывалось, земледелием, в первую очередь, за-шгчалась беднейшая часть казахов. Титулярный советник 1!:|,;фов, специально ездивший в Оренбургскую степь для вы-Ч'-меиия причин перехода казахов к земледелию, писал: «Ни-и.1 же без скота, одежды и крова занимаются преимущественно хлебопашеством, и потому-то слово егьтнши, земледелец, означает у киргизов человека презрительного состояния»2.

Горный инженер А. Влангали, в 1849--1853 гг. объездивший ряд областей Казахстана, в своих путевых записках особо отмечал, что «Казахи мало занимаются хлебопашеством, и притом только беднейшие из них. Они нанимаются богатыми казахами, причем все необходимое для сельского хозяйства они получают от своих хозяев»3.

В первой половине XIX века земледелие распространяется па значительную часть казахской территории. В Младшем жу-зе, по данным Сейдалина4, «хлебопашеством занимались жившие в районе рек Тургая казахи Кипчаковского и Аргын-ского родов, состоявшие из отделений: Турайгыр, Каз, Ке-дель, Утеи, Таз, Крыкмултук, Айдарке, Актачки, Тагычи, Бакан. Они производили хлеб в таком количестве, что его хватало не только на снабжение притургайских казахов, но и других районов Казахстана. Из Сибири, от Баганалинского рода за хлебом в Тургай приезжали так называемые акшом-ши, или покупщики хлеба, с которыми у егыншей каждогодно в сентябре месяце происходит самая деятельная мена хлеба на скот, преимущественно на овец, тысячами пригоняемых означенными акшомшами». По поводу распространения хлебопашества среди казахов. Оренбургского ведомства генерал-адъютант Катенин писал Министру иностранных дел: «Стоит только углубиться в степь на несколько десятков верст, и по долинам всех рек, впадающих в Урал, по Эмбе, Иргизу, Тур-гаю, Тоболу и их притокам, по большинству теряющихся в песках степных речках -- повсюду встретит глаз более или менее значительные пространства распаханных или засеянных полей»1.

Так обстояло дело в Оренбургском крае.

В Среднем жузе, подведомственном Западно-Сибирскому генерал-губернаторству, к 40 годам значительная часть казахов, главным образом джатаки и байгуши, жившие близ пограничной Линии, также повсеместно начали переходить к земледелию. Согласно данным Г. Шахматова и Броневского, земледелием занимались около 1000 семейств казахов Алтаев-ской, Карпыковской, Бурунаймановской, Терстамгалинской, Кунсаковской, Матаевсшй, Саржумартовской, Кокжармин-ской волостей, подведомственных Кокпектинскому округу. Следующая таблица, составленная на основании данных генерал-майора Броневского2, показывает размеры посевов волостей, занимавшихся земледелием.

Всего казахами указанных волостей посеяно пшеницы 171 десятина и 15 залогов, ячменя -- 53 десятины и 4 залога, овса -- 4 десятины и проса--101 десятина и 4 залога. О сравнительном распространении земледелия в других округах Среднего жуза Идаров писал: «По степени развития хлебопашества, можно перечислить округа в следующем порядке: Кокчетавский, Кокпектинский, Аягузский, Каркаралин-ский, Акмолинский, Баян-Аульский»1.

В рассматриваемый период значительно увеличивается число занимающихся хлебопашеством в. районе Сыр-Дарьи. В своем донесении председателю Оренбургской Пограничной Комиссии Ладыженскому толмач Субханкулов2 указывал, что хлебопашеством в Сыр-Дарье занималось около 500 семейств, I которые засевали до 3 тыс. десятин, начиная от урочища Кара-Тюбе до Сыр-Дарьи, и с каждой десятины получали 100 пудов пшеницы или проса.

Хлебопашеством занимались также казахи Старшего жуза, жившие в Семиречье, около озера Балхаш и реки Или.

Земледелие в Старшем жузе существовало издавна. Оно развивалось под влиянием культурных земледельческих районов Средней Азии. Об этом генерал-майор Броневский писал: «Большой Орды киргизы, кочующие на урочище Семи рек, \ около озера Балхаш, при р. Или, и дикокаменные киргизы с прилежанием занимаются земледелием, у них родится просо, пшеница и ячмень. Соседство с трудолюбивым Ташкентом пробудило в них сей промысел»3.

Все это красноречиво говорит о распространении земледе^ лия в значительной части Казахской степи. К 30-м годам XIX в. земледелием стала заниматься кроме бедноты и более имущая часть казахов.

В отдельных местах казахи собирали значительный урожай. По данным Артемьева4, занимавшиеся хлебопашеством 6 700 семейств Оренбургского ведомства ежегодно собирали в среднем 530 000 пудов хлеба.

В Младшем и Среднем жузах земледелие в значительной мере развивалось под влиянием русских поселений. Часто общаясь с русскими и знакомясь с их хозяйством, бытом, казахи быстро перенимали их методы хозяйства. Если переходу к земледелию способствовала земельная теснота, то' быстрому освоению земледелия во многом помогли русские крестьяне. Казахи сеяли хлеб, главным образом, по берегам рек и озер. . Это объяснялось тем, что за исключением западных районов в Казахстане земледелие могло существовать лишь при искусственном орошении. Из сохранившихся описаний земледелия казахов видно, что они всюду занимались искусственным поливом своих пашен, достигнув в этом большого искусства. Для характеристики способа полива пашен приведем выдержку из описания ирригационной системы казахов Нешелем1, который в 1847 году сопровождал к Аральскому морю губернатора Обручева. По его рассказам, казахи разделили поверхность своего участка на квадраты разных величин, самые большие из этих квадратов имели 8 футов в одну сторону. Через все эти квадраты была проведена система канавок, которые с одной стороны сообщались с рекою или озером, а с другой -- с самым отдаленным или возвышенным квадратом. Если почва возвышалась от реки в сторону суши, тогда канавы пересекались поперечными насыпями для того, чтобы поднимаемая с большими затратами труда вода не стекла обратно. Из водного бассейна черпали воду и наливали ее сначала в самые возвышенные квадраты; это продолжалось до совершенного их наполнения. Тогда прорывали земляные валы между верхними и ближайшими к ним квадратами и пропускали в них воду. О применении казахами искусственного орошения для своих пашен писал также генерал-майор Бронев-ский: «За крепостью Бухтарминскою, при подошве гор На-рымских, я видел довольно значительные пашни, искусно наполненные водою, проводимою канавами из горных ключей, и хотя грунт земли каменистый, но посредством влаги, водою сообщаемой, изрядно родится просом2.

Об искусственном орошении свидетельствуют не только многочисленные остатки оросительных систем, но и сохранившаяся народная песня, в которой поется о выгодности полива с помощью «шыгыр». Шыгыр (или «чигирь») -- это водочерпальное колесо, которое приводилесь в движение с помощью животных

Применялись и более примитивные способы полива с полотцыо кол-каугы, т. е. ведерка, привязанного к длинному шесту, или с помощью лотка -- так называемого атпа, привязанного к одному концу шеста. При раскачивании шеста вода вычерпывалась из колодца, а затем отводилась по арыкам. Подробно описывая технику искусственного полива у казахов Караул-Ясыкской волости в районе р. Букон, Влангали отмечал, что казахи собирают -- «великолепные урожаи, именно ' благодаря искусственному орошению»2.

Хотя казахи в искусственном орошении достигли некоторого совершенства, однако, в целом земледелие носило примитивный характер. Техника обработки почвы была крайне низка. Большинство казахов обрабатывало землю деревянным 'омачом и железным кетменем. Так, Г. Шахматов указывает, что казахи пашут землю «деревянною сохою без сошников, наподобие русской; другие железными лопатами»3. Только незначительная часть казахов, живших близ русских поселений, покупала железные плуги и е их помощью обрабатывала землю. По поводу этого Мухаммед Галий Тяукин писал: «Кочующие при Линии и занимающиеся хлебопашеством (казахи-- Е. Б.) вспахивают землю обыкновенным русским сабаном или плугом»4.

Несмотря на переход части казахов к применению железного плуга, все же основная часть казахского населения по-прежнему обрабатывала землю деревянным омачом. Еще в 50-х годах приезжавшие в С.-Петербург казахи жаловались, что у них земледельческие орудия очень примитивны и просили им помочь в усовершенствовании сельскохозяйственных сельскохозяйственных орудий. Вот что они писали: «Мы, естественно, во многих местах покидаем скотоводство и переходим на пашни. Покажите нам ваше земледелие, познакомьте нас с вашими улучшенными орудиями, мы понимаем всю недостаточность наших грубых сабана и кетменя»5.

Итак, к середине XIX века земледелие стало вторым после скотоводства видом занятия. Теперь земледелием занимались не только джатаки и егынши, но и зажиточные казахи.] В Младшем и Среднем жузе земледелие выделилось в особую отрасль хозяйства, хотя количество занимающихся хлебопашеством, по сравнению с числом населения этих жузов, было еще невелико, но, несмотря на это, хлебопашество твердо вошло в казахский быт.

Казахи, жившие по берегам Сыр-Дарьи и рр. Тургай и Ир-гиз, занимались бахчевым хозяйством, огородничеством. По рассказам Сейдалина, семена кукурузы, арбузов, дынь, лука, моркови и тыквы впервые были привезены в Тургай в 1800 году казахом Сеиткулом. За исключением урюка и винограда, все семена дали хорошие всходы. Сыр-дарьинские казахи разводили только дыни, арбузы и тыквы. Казахи рыли землю кетменем, делали гряды, а затем сажали семена бахчевых культур. Из дыни приготовляли сладости. Об этом интересные сведения сообщает оренбургский купец Д. У. Белов, долго1 живший среди сыр-дарьинских казахов. Он писал: «На зиму запасали дыни, вяля на солнце, изрезывая ломтями, когда провялятся -- плетут вроде веревок в аршин и аршина 2 длины, потом складывают в мешки, и это лежит весьма долго, не портится» '. Такой способ приготовления дыни сохранился среди сыр-дарьинских казахов (ныне Кзыл-Ординская область) до наших дней.

Казахи издавна занимались также звероловством, причем особенно доходной была охота на лисиц и корсаков.

Пушнина шла не только на собственные нужды, но и в значительной мере поступала в продажу. В ассортименте сбываемых русским купцам товаров значились меха волков, лисиц, корсаков и др.

Из других промыслов казахов надо отметить рыболовство. Им занималась беднейшая часть казахов -- жатаки и егынши. Казахи ловили рыбу специальной сеткой (по-казахски «ау»). В больших реках, например, в Сыр-Дарье, казахи рыбачили с помощью черпалок, называемых «сузгуш». Рыба употреблялась казахами для собственных потребностей и на рынке не продавалась.

В хозяйстве казахов значительное место занимали различные ремесла, было развито кожевенное производство и изготовление пороха, красок, резьба по дереву и кости, обработка

Иеталла и шерсти.

Кочевой образ жизни казахов рано выделил специальных мастеров по изготовлению кибиточных решеток и остовов юр-п,1. Такие мастера -- керегеши -- жили при аулах крупных феодалов. Особое место занимало кузнечное дело. Казахи [ умели плавить медь. Из привозного железа делали самые разнообразные предметы домашнего обихода и некоторые ору-1дия производства -- косы, серпы, наконечники сох. Из серебра выделывали ювелирные изделия. Изготовлялись все виды холодного оружия и ружья. Казахские женщины искусно изготовляли кошмы, ковры, вышивки, тесьму, а также всевозможные изделия домашнего обихода -- войлочные шапки, шубы, армячину, обувь и т. д. Словом, значительная часть предметов широкого потребления изготовлялась самими казахами. [ В первой половине XIX в., по сравнению с XVIII веком, в ас-I сортименте ремесленных изделий особых изменений не произошло, производились те же предметы, что и раньше. Все эти изделия шли, главным образом, на удовлетворение потребностей самих казахов.

Отдельные виды ремесла достигали значительного совершенства. Известный востоковед В. В. Григорьев, в то время служивший председателем Оренбургской Пограничной Комиссии, писал: «Рем.есла: кожевенное, скорняжное, кузнечное, токарное и другие находятся у кочевников на той же, еще высшей степени, на какой видим их обыкновенно в оседлом сельском населении» '.

Словцов, посетивший сельскохозяйственную выставку, организованную в Кокчетавском округе:, дал -высокую оценку кузнечному производству казахов. Он писал: «Особенно отделкой и красотою отличались предметы кузнечной работы с накладным серебром. Топоры, уздечки, седельные наборы, ножи, стремена -- качество этих вещей нисколько не уступает лучшим предметам производства этого рода у нас в России»2. В первой половине XIX в. целый ряд ремесленных изделий сбывался казахами на внутреннем казахском рынке. В отчете Оренбургской Пограничной Комиссии за 1847 год сказано: «Киргизы сами торговали в степи своими произведениями,, как то: седлами, войлоками, тканями из верблюжьей шерсти(армячина), тесьмами, арканами, решетками для кибиток, железными и серебряными изделиями»1.

Колмагоров2, много раз бывавший в Казахстане, также сообщает о существовании в степи ремесленников.

«Если в XVIII в. ремесло у казахов существовало как домашнее производство, то к середине XIX в. происходят сдвиги в сторону отделения некоторых ремесел от сельского хозяйства и специализация ремесла по отдельным районам. Выделяются специальные мастера по плотничному, столярному и кузнечному делу, которым занималась только беднейшая часть казахов»3.

А. К. Гейне, в 60-х годах XIX в. побывавший в казахской степи, рассказывает о специализации отдельных районов Казахстана по изготовлению ремесленных изделий. По словам Гейнса, «лучшие деревянные вещи делаются в Карджасовской и Айдабульской волостях»4.

Казахи Оренбургского ведомства, кочевавшие по рекам Тургай и Тобол, «изготовляли в достаточном количестве деревянные изделия»5, которые поступали в обмен.

Но все же ремесленные изделия в основном шли на удовлетворение домашних потребностей хозяйств, в которых они производились. Ремесло, по преимуществу, носило еще характер домашнего производства, и предметы промышленного труда лишь частично поступали в обмен между казахскими родами. Полностью удовлетворить растущие потребности казахов в предметах широкого потребления (хорошие ткани, металлическая посуда и другие предметы дмашнего обихода) собственное производство не могло.

Растущая потребность в промышленных изделиях, в первую очередь в предметах широкого потребления, вовлекли казахов в товарный обмен с соседними государствами. В первой половине XIX в. получила широко'е развитие меновая торговля казахов с Россией.

Главными пунктами торговли с Казахстаном были Оренбург, Троицк, крепости Петропавловская, Пресногорьковская, Омская, Семипалатинская и Уральск. По данным Левшина, еще в 20-х годах XIX в. только у одних сибирских казахов русскими купцами ежегодно скупалось до 3 миллионов баранов,, до 150 тысяч лошадей и до 100 тыс. быков, на сумму до 8 миллионов рублей серебром. Наряду с этим скупались еще тысячи верблюдов, тысячи тонн кожи, овчины, мерлушки, кошмы,, ковры и другие товары.

Торговля России с казахами производилась с помощью татарских купцов или приказчиков в силу знания ими казахского языка.

Если русские купцы скупали у казахов скот и животноводческое сырье, то казахи покупали сукно, холст, выделанные кожи, бязь, китайку, железо, чай, сахар, табак, деревянную посуду, лекарства для лечения скота: скипидар, нефть, нашатырь1.

По данным Небольсина, оборот русской торговли с Казахстаном во второй четверти XIX века за десятилетие--в 1827--- 1837 гг. выражался в сумме 10,53 млн. рублей. В 1840-- 1850 гг. эта сумма возросла в полтора раза, достигнув 15,73 млн. рублей.

В торговле России с казахской степью ввоз преобладал над вывозом. Об этом свидетельствуют данные о меновой торговле по Оренбургской губернии:2

Привоз товаров

-- 647868 р. 44 к.

-- 749769 р. 60 к.

Вывоз товаров

-- 469694 р. 44 к.

--490299р. 64 к.

В первой половине XIX в. возросло транзитное значение-Казахстана для среднеазиатской торговли царской России. Из Оренбурга, Троицка, Петропавловска и Семипалатинска через Казахскую степь шла караванная торговля Ро'ссии со среднеазиатскими ханствами. Только лишь через территорию северных областей Казахстана проходило 5 караванных нутей по следующим маршрутам:

Из города Петропавловска в Ташкент, Коканд и Бухару. Караван проходил через Акмолинский приказ, урочище Улу-Тау, затем пересекал р. Чу и далее через Сузак, Тур кестан шел в Ташкент.

Из Петропавловска в Кульджу -- через Баян-Аул, Карка- ралы, Аягуз, Копал.

Из Семипалатинска в Кульджу и Кашгарию, через Аягуз- ский внешний округ, Копал.

Из Семипалатинска в Чугучак -- через Аягузский и Кок- пектинский приказы, а затем по южным склонам Тарбага- тайского хребта.

Из Семипалатинска в Коканд. Караван проходил через Ая гуз, Каркаралы, Чу и Ташкент.

Некоторые данные о среднеазиатской торговле России, взятые из отчета Ханыко'ва и из материалов, составленных секретарем Британского Посольства Ломлеем, достаточно красноречиво характеризуют состояние среднеазиатской торговли. Оборот внешней торговли за десятилетие с 1840 по 1850 годы выражается в следующих цифрах: '

Вывезено: в Бухару в Хиву в Коканд всего:

на 783785 ф.ст. 199 830 ф.ст. 30 622 ф.ст. 1014 237 ф.ст.

Ввезено: из Бухары из Хивы из Коканда всего:

на 1096 380 ф.ст. 209 425 ф.ст. 39 936 ф.ст. 1 345 741 ф.ст.

По сведениям Ханыкова2, караванную торговлю России со Средней Азии ежегодно обслуживало от 5 до 6 тыс. верблюдов. По данным Ломлея, если в 1828 году вывоз из России товаров в Бухару, Хиву и Коканд составил 23620 ф. ст., то в 1840 году он достиг до 65674 ф. ст.

Царская Россия из Средней Азии вывозила хлопчатку, шелковые ткани, мерлушку, ковры и т. д.

Из вывозимых из Средней Азии товаров на первом месте стояли хлопок и хлопчатобумажная пряжа. Это объясняется растущей потребностью в сырье и полуфабрикате текстильной промышленности в России. Как известно, хлопчатобумажная промышленность, развивавшаяся на основе применения вольнонаемного труда, переживала в первой половине XIX в. заметный подъем. В вывозе из Казахстана заметное место занимало животноводческое, в частности кожевенное сырье, которое нередко перерабатывалось в пограничных районах. Здесь, в Оренбургской губернии, в 1837 году работало 59 кожевенных заводов1. Приведенные нами данные о торговле с среднеазиатскими ханствами и казахской степью свидетельствуют о том, что уже в перво'й половине XIX в. через посредство торговли хозяйство Казахстана и Средней Азии все более связывалось с потребностями развивающегося капитализма в России, обеспечивая ему новые рынки.

Данные о среднеазиатской торговле России свидетельствуют о превращении Казахстана и среднеазиатских ханств в сырьевую базу России. Казахстан стал не только рынком сбыта российских товаров, но и одним из важных источников сырья.

Торговля российских купцов с казахской степью носила по преимуществу меновой характер и не переросла в товарно-денежное обращение, как господствующую форму обмена. Всеобщим эквивалентом служил трехгодовалый баран. В торговле с Казахской степью ясно выступали черты колониальной торговли с ее неэквивалентностью обмена, которая, однако, маскировалась меновым характером торговли. Русские торговцы, обменивая дешевые промышленные изделия на ценное сырье, наживали огромные барыши.

Так, по данным начальника Петропавловской таможни Чернявского, чугунный котел менялся на меха, причем за каждую азиатскую четверть (5 вершков) в окружности брали по одной лисице или 4 корсака, или 3--5 лучших тулупных мерлушек. При таком обмене котел весом в один пуд, имевший в окружности 10--12 четвертей, в переводе на деньги стоил около 50 рублей, а покупался он на Ирбитской ярмарке за 2 р. 70 к. Это одно дает представление о размерах барышей, наживаемых купцами.

Другой яркий пример приводит Красовский: «Русский торговец брал за миткаль, стоящий 5 коп.,-- 30 копеек, плис, дрянной выделки, продавался за полбарана, т. е. киргиз платил 1 руб. серебром за аршин, деревянное блюдо продавалось за барана, т. е. 1 рубль»2.

Подробно описывая, как русские купцы в Оренбурге обма нывали простодушных казахов, предварительно спаивая их водкой, граф Ян Потоцкий пишет:

«Так как у казахов нет ни малейшего представления о' ценах на товары, которые им всучиваются, можно себе легко представить, что подобная обменная торговля приносит огромные барыши предприимчивым) купцам»1.

Колониальный характер торговли проявлялся и в том, что в Казахскую степь сбывались товары самого низкого качества. Во многих случаях из полученного от самих казахов сырья делались грубошерстные ткани, сбывавшиеся тем же казахам. Торговец Владимир Кузнецов писал: «В Семипалатинск доставляются русские товары средней доброты и даже низкие сорта, тогда как на Кяхте непременно требуются самые высокие»2.

То же самое отмечал А. Тетеревников, писавший, что среди вывозимых товаров главное место «...занимает наш Московский мануфактурный товар низкого сорта, состоящий из китайки, тику, бязи, в особенности, из ситцев самого крупного, яркого и разноцветного узора»3.

Благодаря усилению обменной торговли России с Казахской степью и постепенным внедрением товарно-денежных отношений начала развиваться внутренняя торговля в Казахской степи. На первых порах она, в основном, носила еще обменный характер. Обменная торговля происходила не только между родами, но и между казахами отдельных жузов. Например, сыр-дарьинские казахи в конце мая и начале июня встречались с казахами Сибирского ведомства на р. Сары-Су и производили обменную торговлю скотом и деревянными изделиями. Местами торговля производилась за деньги. А. Тетеревников, исследовавший внутреннюю торговлю казахов, замечает: «Стада эти продаются на наличные деньги и на часть этих денег приобретается у егынши значительное количество хлеба»4.

Несмотря на обширные размеры русской торговли, она не изменила старого способа производства и докапиталистических отношений в Казахстане. Еще Маркс указывал, что в какой степени торговля «влияет на разложение старого способа производства, это сначала зависит от его прочности и пнутреннего строя»1.

Низкий уровень развития производительных сил в Казах-пане, отсутствие путей сообщения, оторванность глубинных районов от торговых центров способствовали консервации старого способа производства.

Господство торгово-ростовщического капитала проводило только к ослаблению производительных сил, «вместо того, чтобы развивать их, в то же время увековечивает эти злосчастные (докапиталистические -- Е. Б.) отношения, при которых общественная производительность труда не развивается, как в капиталистическом производстве за счет самого труда»2.

С развитием меновой торговли в Казахстане широкое распространение получили ростовщические операции. К середине XIX в. значительная часть русских купцов давала в долг ка-| захам свои товары, за это казахи обязывались погасить этот долг и проценты на него своим скотом. По поводу этого Кра-совский писал: «Не одни купцы, но и сибирские казаки, на I значительном протяжении вовсе не занимающиеся земледели-I ем, спекулируют за счет киргиза. Они берут у купцов товары и развозят их также в кредит киргизам, обмеривая и обвешивая их при этом»3.

Яркий пример такой спекуляции приводит в своих записках А. Влангали: «В 1847--1848 гг. засуха причинила такой ущерб, что цена на муку достигла бы небывалых размеров, если бы не землепашцы-казахи районов Нарыма и Куржума. Движимые добрососедскими чувствами, они доставили много тысяч пудов пшеничной муки, продавали ее по 18--30 копеек серебром за пуд. Зажиточная часть населения не замедлила этим воспользоваться. Она скупила муку и затем снова вздула цены до 60--75 коп. за пуд, нажив таким образом немалые барыши»4.

Единоверные купцы-татары наживались па казахах ни-[ чуть не меньше, если еще не больше, чем русские купцы. Как рассказывает тот же Влангали: «Прибыль, получаемая татарскими купцами от продажи кокандских товаров в казахской степи, необычайно велика. Так, например, зеленую кожаную обувь, купленную ими в Ташкенте, по цене 200--240 руб лей ассигнациями за сто пар, они продают казахам, беря с| них от полутора до; двух баранов за пару»1.

О развитии долговой кабалы в Казахской степи свидетель-! ствует поговорка: «Назначение дороги -- по ней ездить, обязанность человека -- платить долги».

Таким образом, торговый капитал выступал не только посредником в обмене, но превращался в капитал, приносящий проценты, т.е. в ростовщический капитал. Маркс называет] ростовщический капитал «близнецом» торгового капитала.

Развитие торговли в Казахстане, не изменив натуральную производственную основу хозяйства казахо'в, все же способствовало дальнейшему внедрению товарно-денежных отношений. Среди казахов появляются торговцы, которые организовали специальные торговые товарищества (напр., Ахмет Джантю-рин, Куламбаев и др.). Они же ссужали деньги в долг под ростовщические проценты.

Развитие товарно-денежных отношений способствовало появлению батрачества. .Для первой половины XIX в. характерным является появление среди казахо'в «отхожего промысла». Появление «отхожего промысла» свидетельствует о тяжелом положении беднейшей части казахов, стремившихся избавиться от кабальной полукрепостнической формы труда путем перехода к более свободной капиталистической форме труда. Еще В. И. Ленин указывал, что «Перекочевывание (отходничество-- Е. Б.) разрушает кабальные формы найма и отработки»2. -

По данным Артемьева3, общее число казахов, работавших пастухами у прилинейных русских жителей и на рыболовных промыслах Каспийского моря, доходило до 20 тыс. душ обоего пола. На одних Эмбенских рыболовных промыслах работало до 200 казахов4. Большинство казахов, уходивших на заработки, работало на рыболовных промыслах и нанималось к зажиточным линейным жителям. Только незначительная часть I работала в горно-заводской промышленности, в частности на золотых приисках, каменноугольных копях Баян-Аула и на Каркаралинском свинцовом руднике. Хозяин этих предприятий Попов в 1843 году из Талдыгульских копей добыл 12840 цудов каменного угля, а в 1846 году из Каркаралинского свинцового рудника -- 5 292 пуда свинцовой руды.

О порядке найма казахов золотопромышленниками сообщает Григорий Колмагоров1, в то время служивший в Западно-Сибирском крае. По его рассказам, наемные работники-казахи делились на три категории. Ь. Месячные -- летние, которые работали только с мая по октябрь, им платили от 3 до 4 рублей серебром в месяц, и

кроме того они обеспечивались жильем. 2. Рабочие, вскрывающие торф. Смотря по толщине наносной земли на золотоносном пласте, им слатили от 3 до 5 рублей серебром. Л. Рабочие на золотых приисках, работавшие на отведенных им участках с хозяйским инструментом, под надзором приказчиков. Они получали плату только за вымытое ими золото по 1 р. 50 к. серебром за каждый золотник.

Положение работников-казахов, нанимавшихся в прили-иейные русские хозяйства, было тяжелое. По этому поводу в одном донесении Оренбургской Пограничной Комиссии военному губернатору говорилось: «Казаки очень редко обеспечивают киргизов работников своих в платеже и этим, так сказать, кабалят их на долгое время»2.

Изменение хозяйственных условий не могло не повлиять и на социальные отношения казахов, к рассмотрению которых мы и переходим в следующей главе.

Глава 2. Социальные отношения казахов

При анализе социальных отношений в Казахстане очень важно выяснить, какие изменения претерпели отдельные феодальные институты и какое место они занимали в общественной жизни казахов в интересующий нас период. Без такого рассмотрения вопроса нельзя вскрыть классовой и социальной сущности отдельных феодальных институтов. «Самое надежное в вопросе общественной науки,-- говорит Ленин,-- это не забывать основной исторической связи, смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы это явление проходило, и с точки зрения этого развития смотреть, чем данная вещь [стала теперь»3.

Дореволюционные буржуазные историки знали только двЯ социальные группы в Казахстане -- «ак-суек» (белая кость) и «кара-суек» (черная кость) *. К белой кости они относили всех чингизидов, а к черной кости -- все остальное население. Эти две группы во всех исследованиях фигурируют как прочно] установившиеся социальные категории. Поэтому в трудах этих авторов можно встретить «белую кость» и «черную кость» и и XV в. и XVIII--XIX вв. Однако, какие изменения претерпели эти социальные группы и какое место занимали они в общественной жизни казахов в рассматриваемый период, оставалось невыясненным. Известно, что «белая кость» XV века во многих отношениях отличалась от «белой кости» XIX в., то же самое происходило и с «черной костью». В процессе разложения патриархально-родовых отношений и классовой дифференциации из среды «черной кости» выделялась родовитая знать, не уступавшая по своему положению чингизидам, и зависимые общественные группы -- егынши, джатаки, байгуши.

Появление термина «белая кость» восходит к ранним периодам истории казахского народа. Очевидно, возникновение знати «белой кости» было связано с периодом господства татаро-монгольских завоевателей и формированием феодальных отношений в Казахстане. Сами представители «белой кости» называли себя потомками Чингис-хана. Как пишет султан Мендалий Пиралиев2, специально занимавшийся изучением этногенезиса казахов: «Можем заключить, что к этим народам (казахам и узбекам) понятие естественных прав белой кости на господство над черной перешло от монголов ... владельцы считаются особым от народа племенем, вследствие мифических представлений об их совсем земном происхождении»3.

Как указывает академик В. В. Радлов, древне-тюркский термин «тора» означал -- «принц». В древне-уйгурской книге «Кудатку Билик» он тоже значит «князь» -- «принц». Происхождению этого термина и его значению у древне-тюркских народов и монгол посвящена специальная работа Г. Шлегеля4.

Исследователь истории Средней Азии Кары-Курбан-Лли-Каджи-Халид-Бек-Оглы появление термина «тюре» также относит к эпохе Чингис-хана

В переводе означает: «...казахских ханов обычно называют тюрями. Слово «тюре» было в свое время названием законов И уложений Чингис-хана, ставшим впоследствии титулом его .сыновей и потомков».

Автор объясняет происхождение слова «тюре» от персидского «дрэ», что означает наказание подчиненных кнутом. Далее автор поясняет, что со времени Чингис-хана казахские ханы слово «тюре» употребляли по отношению к своим сыновьям и родственникам. Приказание хана беспрекословно выполнялось; хан мог казнить своих подчиненных, но его сыновья и родственники не были наделены такими правами -- они могли только наказать своих подчиненных.

Тюре -- это1 ханские родственники, по своему положению стоявшие ниже ханов. Автор пишет:

В переводе это значить: слово «тюре» означает титул. В эпоху Чингисхана такой титул был дан неполновластным чиновникам... По книге Тибиян Нафи на языках индусов слово «тюре» означало человека неполновластного, не имеющего большого авторитета... В наше время тюрями называют тех, которые стоят ниже ханов(»2.

Все это подтверждает указание султана Мендалия Пира-лиева по поводу происхождения термина «тюре». Известно1, что в завоеванных странах Средней Азии монгольские завоевате-1 ли обращались с местным населением, как с крепостными и применяли по отношению к ним телесное наказание.

Представители «белой кости» -- тюринцы составляли отдельную феодальную касту и не входили в состав казахской родовой общины. До XVIII века включительно представители «белой кости» -- ханы и султаны -- занимали господствующее положение в общественно-политической жизни казахов. В силу законсервировавшихся патриархально-феодальных отношений в Казахстане и сложившейся на этой почве традиции ханом мог быть избран только представитель «белой кости». Звание султана могли носить лишь чингизиды. До XVIII века это звание закреплялось господствующим положением чингизидов в общественно-экономической жизни казахов. Но в первой половине XIX века былой однородности «белой кости» уже не наблюдалось. В основе упадка влияния этого привилегированного сословия лежал рост имущественного неравенства среди чингизидов. Их сословной однородности серьезный удар нанесла и политика царского правительства. На основе устава 1822 года и в результате политического преобразования Младшего жуза, за исключением султанов-правителей и старших султанов (ага-султанов), перешедших на царскую службу и получивших от правительства потомственное звание дворянства, остальная часть чингизидов потеряла свои привилегии. Потомки «белой кости» слились с остальной массой.

В 40-х годах XIX в. по заданию Оренбургской Пограничной Комиссии было обследовано положение отдельных социальных групп казахов -- султанов, биев и тарханов. Один из обследователей, чиновник особых поручений д'Андре, так определяет положение чингизидов среди казахов: «Все султаны в западной части Средней Орды считают происхождение свое от Чингис-хана, хотя многим родословие неизвестно. Знают происхождение свое от 3 до 6 колен для того, чтобы доказать происхождение свое от белой кости. Малым преимуществом пользуются в Орде подобные потомки Чингис-хана... При разбирательстве или решении какого-либо народного дела, голос султана принимается наравне с прочими голосами киргизцев. Свой голос и особенных прав на преимущества на сих не имеют». Далее, д'Андре указывает, что из былых преимуществ «бе-эй кости» сохранился только обычай женитьбы на чингизи.- Кичась своим происхождением, «тюринцы» продолжали традицию выдачи своих дочерей замуж только за казаха, исходящего от «белой кости». Но и это не везде соблюдалась. В первой половине XIX в. тюринцы вступали в брак с верной костью». Таких тюринцев называли «караман», т. е. гранью. Так, например, был прозван род тюринца Барака за вступление в родственные отношения с «черной костью».

Итак, сословие «тюре» уже не было однородным. Наряду богатыми тюринцами были и бедные, разорившиеся тюрин-1,ы, утратившие свою кастовую обособленность. Многие из 1их породнились с представителями «черной кости».

Таким образом, в первой половине XIX в. звание «белой кости» имело больше историческое значение, чем сословное. 1сключение составляли только султаны, занимавшие определимое служебное положение в царской административной системе. Хозяйство султана было тесным образом связано с кочевой общиной, так как обслуживалось членами общины. 1аконец, в среде самих тюринцев существовали такие же татриархально-родовые отношения, как в кочевой общине.

В рассматриваемый период нельзя противопоставлять султанов и родовую знать. Отношение султанов и родовой знати землепользованию, а также формы эксплуатации кочевой эбщины выступали в одинаковой форме, соответственно изменившимся условиям.

Господствующей социальной группой, выраставшей, в противоположность султанам, непосредственно из недр кочевой общины, были родовые старшины -- бии. В рассматриваемый период бии также занимали господствующее положение среди казахов. Они пользовались особыми правовыми и экономическими преимуществами. Родовые старшины издавна распоряжались значительной частью общинных кочевьев, но в первой половине XIX в., в связи с усилением кризиса пастбищно-кочевого хозяйства, они начали захватывать лучшие зимовые стойбища (кстау) в свою личную собственность. Отдельные аулы богатых родовых старшин -- биев, как и аулы султанов, кочевали отдельно от родовых общин.

Наряду с этим, родовые бии, наравне с ханами и султанами, разбирали судебно-исковые дела и участвовали в дележе доходов.

Биями могли быть только представители «черной кости», чингизиды не мотли быть избраны биями, хотя они участвовали в разборе судебных дел.

Происхождение слова «бий» до сих пор окончательно еще] не выяснено. Курбангали Халид Оглы утверждает, что слово «бий» происходит от слова «бек» или «биюк», что в переводе означает властитель, глава народа. В переводе это: «...титул «бий» происходит, конечно, от слова «бек».

Слова «бий» и «бек» приравниваются к арабскому слову

(кабир газим) что в переводе означает: «глава одного рода или старшина рода, или -бек города».

Поскольку формы эксплуатации кочевой общины султанами и родовой знатью совпадали, нет нужды описывать их раздельно. Только надо учесть, что родовая знать (бий, батыры), как и султаны, была заинтересована в сохранении патриархально-родовых отношений, обеспечивших ей господство над казахской общиной. Многие формы феодальной повинности! маскировались оболочкой патриархально-родовых обычаев.

Если в XVIII в. султаны присваивали прибавочную стоимость в формах продуктовой ренты, а родовая знать в форме отработочной ренты, то в первой половине XIX века султаны и родовая знать получали оба вида ренты -- и продуктовую и отработочную.

Концентрация скота в собственность отдельных семей приводила и к концентрации владения общинной землей. Поземельные отношения сводились к формуле К. Маркса: «Не существует никакой частной земельной собственности, хотя существует как частное, так и совместное владение землей».

Это высказывание Маркса о поземельных отношениях азиатских стран дает ключ к пониманию земельных отношений казахов, у которых, наряду с общинным владением землей, было частное владение землей, выражавшееся в узурпации общинных земель султанами и родовой знатью. Однако это еще не полностью вскрывает характер поземельных отношений в первой половине XIX в.

В этот период к продолжавшемуся процессу узурпации общинных земель султанами и родовой знатью добавилась колониальная политика царизма, сопровождавшаяся захватом лучших общинных земель. Это обстоятельство не могло не изменить существующий порядок землепользования. Были нарушены традиционно установившиеся кочевые маршруты основных казахских родо'в, что послужило одной из причин кризиса пастбищно-скотоводческого хозяйства, изменившего структуру хозяйства казахов.

Отмеченный нами в предыдущей главе переход казахов к оседлости и к сенокошению и возросшее в связи с этим народнохозяйственное значение зимних стойбищ привели к тому,. что в частное владение захватывались прежде всего земли, предназначенные для кстау.

В процессе оседания на зимовых стойбищах лучшие зимовки с богатыми кормовыми лугами достались феодальной вер-хушке^Недаром известная поговорка гласит: «У кого крепкий кнут, у того и земля». В материалах по обследованию землепользования казахов приводится выдержка из рассказа одного казаха, который говорил: «Богатые устраивают по 2--3 зимних стоянки (помещения) и отнимают у нас, бедняков, сенокосы и стоянки» '.

Родовая знать и султаны уже не ограничивались правом распоряжаться лучшими зимовыми стойбищами и сенокосными угодьями рода. Они стали захватывать их в частное владение. По поводу этого имеются многочисленные указания в архивных источниках. Подполковник Метелицин и Изразцов, изучавшие обычаи и быт казахов Семиреченского края, писали: «Зимовка составляет собственность лица и переходит по наследству так же, как и всякое другое имущество: зимовку отца наследует младший сын и т. д. Пользование зимовкой без позволения собственника возбраняется под опасением уплаты убытков за потраву» '.

Захват лучших зимовок султанами, родовой знатью вызвал обострение борьбы за землю внутри казахского общества. Предпринимались попытки насильно отобрать зимовые стойбища у биев и султанов. В поисках защиты казахские феодалы обращались к царской администрации, требуя закрепить за ними в собственность принадлежавшие им зимовки. Характерно письмо феодала Д. Байсенгирова, жаловавшегося на казаха Бозиева, так как тот «намеревается насильственно занять принадлежащие ему, Байсенгирову, зимовые места, который 17 лет находился кочевкою в Уваковской волости, а ныне, прикочевав, хочет насильно занять чужие зимовки»2.

С аналогичным письмом обратился к областному начальнику сибирских киргизов бий Джулумбет Дабасов, который писал: «Назад тому 30 лет имею зимовую кочевку в семиверстном расстоянии от редута Бобровского, ныне же места те отнимают от меня насильно Киреевской волости киргизы Мендебай и Текей Бекчины, а потому, прибегая к Вашему высокородию с сей моей нижайшей просьбою, убедительнейше прошу о разбирательстве сей моей просьбы»3.

Подобных фактов очень много. Надо сказать, что ко всем этим просьбам власти относились очень благожелательно, о чем подробно будет сказано в другой связи.

Итак, изменившийся порядок землепользования и переход казахов к сенокошению и постоянной зимовке поаульно дали возможность родовой знати и султанам захватывать лучшие зимовые стойбища и владеть ими на правах частной собственности.

Таким образом, происходит процесс окончательного оформления феодальной собственности на землю. Однако из этого мы не должны делать поспешный вывод, что якобы только к началу XIX века и относится становление феодальных отношений у казахов. Как раз своеобразие так называемого кочевого феодализма заключается в том, что здесь феодальные отношения уже раньше складывались на почве фактического сосредоточения общинной земли в распоряжении отдельных феодалов, в связи с концентрацией в их руках скота, как главного средства производства. Образование феодальной земельной собственности внесло крупные изменения в социально-экономические отношения казахов.

Феодальная верхушка казахов не только владела зимовы-ми стойбищами, но фактически распоряжалась летовками (жайляу). Чиновник Оренбургской Пограничной Комиссии Л. Баллюзек, специально занимавшийся изучением кочевых районов казахов, сообщает интересные данные о правах султанов, биев и аксакалов распоряжаться летними пастбищами казахских общин. Он указывает, что хотя на летовках устанавливаются определенные границы между различными аулами, обозначавшиеся тремя знаками: воткнутой в землю пикой, начерчиванием на песке или глине родовой тамги и завязыванием узлов из высокой травы -- все же фактическими распорядителями пастбищных районов являлись султаны, бии и аксакалы. Далее Л. Баллюзек указывает, что когда два вожака спорят о своих правах на летовку, то решение принимается в пользу старшего: «Если из спорящих один -- султан, а другой -- простой киргиз, то спорное место уступается первому, т.е. султану; если один из спорящих лиц -- бий, а другой -- известный в целом роде аксакал, старшина, то уступка делается в пользу последнего; если спор между бием и простым киргизом, то спорное место остается за первым»'.

На право биев и султанов распоряжаться летними кочевьями указывал также Михаил Граменицкий, служивший в Пограничном управлении сибирских киргизов. Он писал: «Самые удобные кочевки, самые коренные пастбища занимаются юртами и стадами богачей; на долю бедняков остаются только места забракованные»2.

О фактическом владении султанами летовками и зимовы-ми стойбищами свидетельствует земельный спор, возникший между казахами Алтын-Эмельской волости и султаном Аблай-хановым. Известный султан Старшего жуза Тезек Аблайха-нов владел летовкой и зимовыми стойбищами./После его смерти они по1 наследству перешли к его семье/ Не имея земель, казахи Алтын-Эмельской волости стали претендовать на летовку и зимовые стойбища Тезека Аблайханова. Когда в связи с этим жена Тезека обратилась к Семиреченскому губернатору, от него последовало указание: «Об ограждении наследников полковника Тезека Аблайханова от притеснения киргизов и об оставлении в их исключительном и нераздельном пользовании как зимних, так и летних кочевок, которыми пользовался полковник Аблайханов»1.

Очень характерна также переписка между известным бием Туртуульской волости Чона Идигиным и генерал-губернатором Западной Сибири Сельяниновым в 1830 году2.

В своем обращении к генерал-губернатору бий Идигин просит: «издревле занимаемые нами урочища, а именно: зимними кочевками Баян-Аул и Иреймень, а летними кочевками -Итемгень и Мамай -- оставить навсегда в нашем владении».

Это ходатайство было уважено. Как говорится в ответе генерал-губернатора: «летние и зимнее кочевья, в письме поименованные, навсегда ему (бию Идигину -- автор) принадлежать будут вместе с озерами к тем урочищам принадлежащими».