Казахстан в 20-40 годы ХIХ века

К сравнительно позднему периоду относится найденная в историческом архиве Казахстана запись «О народных обычаях в Семиреченской области», произведенная в 1870 году полковником Метелициным и Изразцовым. Этот материал интересен для сравнения с записями 1840 года. При анализе этого документа обнаружились некоторые изменения в формах землепользования казахов, в них уже не упоминается о рабах, четко определены социальные функции тюленгутов и т. д.

Для характеристики внутрифеодальных отношений Казахстана ценным источником являются сохранившиеся в архивах специальные докладные «о барымте», составленные местными чиновниками.2 В них объясняется происхождение барымты и ее влияние на хозяйство казахов.

В связи с ходатайством бывших потомков «тарханов» о предоставлении им звания тархана, по указанию Азиатского Департамента были составлены докладные о тарханстве3 и об их общественном положении в Казахстане. Изучение этого материала позволяет судить об институте «тарханства», почти исчезнувшем к середине XIX века.

Следующим документом, имеющим важное значение для изучения хозяйства и социального строя казахов и состояния среднеазиатской торговли, является рукопись генерала Г. Ф. Генса -- председателя Оренбургской Пограничной Комиссии,-- состоящая из 9 объемистых томов. К сожалению, эта весьма ценная рукопись до настоящего времени полностью никем не использована. До революции была использована академиком Г. Гельмерсеном4 с согласия самого Генса часть материалов, относящихся к истории среднеазиатских ханств; материалы о казахских родах использованы полковником И. Бларембергом.

В рукописях Генса особый интерес представляют данные о казахских родах Младшего жуза, о районах кочевок отдельных родов. Кроме того, в рукописи содержится целый ряд интересных данных, характеризующих взаимоотношения казахов с русскими переселенцами -- крестьянами Оренбургского края и т.д.

Ценные сведения о хозяйстве казахов и состоянии ремесла и о внутренней торговле содержатся в годовых отчетах Оренбургского и Западно-сибирского генерал-губернаторств, представлявшихся в Министерство иностранных дел. К счастью, эти отчеты полностью сохранились за все интересующие нас годы. И, наконец, ценные сведения о состоянии Казахской степи давали в своих показаниях лазутчики, специально посланные властями для изучения настроений казахов. На основании этих источников можно судить о хозяйстве казахов, об изменениях в формах землепользования, о формах вассальной зависимости. Кроме того, эти материалы позволяют судить об общественном положении и политических настроениях отдельных социальных групп -- султанов, биев и баев -- и о положении феодально зависимых людей -- байгушей, егынши, джатаков, бакташи и т. д.

Другой важной проблемой является изучение политического строя ханства Кенесары. Основным источником по этому вопросу служат подробные докладные попечителя Долгова,1 и поручика генерального штаба Герна,2 в 1845 году посетивших ставку Кенесары.

В своих докладных они сообщают интересные данные о порядке управления степью через есаулов, о формах вассальной зависимости, о прерогативах ханской власти, о тюленгутах. Кроме того, имеются подробные сведения об организации военных сил, о состоянии вооружения во'йск Кенесары и т. д. Ценным источником для изучения политического строя ханства явились также подробные показания военнопленных урядника Лобанова,3 солдат Губина,4 Иванова, продолжительное время живших в Казахской степи. В их показаниях также имеются ценные сведения о порядке управления, сборе налогов, созыве Ханского Совета и т. д.

Кроме того, в фондах Оренбургской Пограничной Комиссии сохранилась докладная записка султана Санали Мирзагалиева, специально посланного в ставку Кенесары за сбором необходимых материалов. Санали имел личную беседу с восставшим султаном и сообщает весьма интересные подробности о внутреннем устройстве ханства Кенесары. Наряду с этим, нами использованы многочисленные опросы казахов, производившиеся в Оренбургской Пограничной Комиссии специальными чиновниками. В этих показаниях мы также находим ценные упоминания о политическом устройстве ханства Кенесары, о формах вассальной зависимости, о реальной силе ханской власти и преобразовательной деятельности Кенесары. Помимо этого, о политическом строе ханства имеются некоторые данные в докладных записках генерал-губернаторов, представленных в Военное Министерство и Министерство иностранных дел.

Изучение документальных материалов позволяет судить о Казахском ханстве Кенесары, как о феодальном государстве кочевого типа, во многом отличавшемся от предшествующих форм Казахского ханства. Оно опиралось на средний слой феодалов. Вассальная зависимость была основана на авторитете ханской власти и т. д.

По вопросу внешнеполитических отношений Казахстана с царской Россией и среднеазиатскими ханствами в архивах также содержатся ценные материалы. Для изучения этого вопроса важным источником является рукопись Генса. В ней имеются записи опросов среднеазиатских купцов, приезжавших в Оренбург по торговым делам, опросов, содержащих ценные сведения о внутренних событиях в среднеазиатских ханствах, об их отношении к Казахской степи. Помимо рукописи Генса, многочисленные показания хивинских, ташкентских, кокандских, а также русских торговцев сохранились и в других материалах просмотренных нами фондов. В этих показаниях также даются ценные сведения для выяснения внешнеполитических отношений Казахстана со среднеазиатскими ханствами. Известно, что хивинские и кокандские ханы претендовали на территорию казахов Младшего и Старшего жузов. В связи с этим они часто писали письма к казахским султанам и родоначальникам с целью добиться признания казахами их требований. Большинство этих писем и обращений сохранилось в архивах. Для изучения взаимоотношений казахских ханов с царской Россией важным источником являются письма султанов и ханов на имя представителей центральной и местной власти. В архиве сохранилось большое число писем Саржана, Касыма и Кенесары. На основании этих писем и ответов на них можно установить, как казахские султаны и ханы понимали вопрос о «протекторате», о «подданстве» казахов, понять причины их ориентации на Россию, а не на среднеазиатские ханства--Коканд, Хиву. В местных архивах в большом количестве сохранились письма султанов- правителей и старших султанов и их донесения губернаторам и начальникам Пограничной Комиссии. В этой переписке отражены методы царской колониальной политики, история основания приказов и т. д. Большая часть переписки губернаторов посвящена восстанию Кенесары. Эта переписка, носящая официальный характер, не всегда дает объективное представление о Казахстане и целях колониальной политики российского самодержавия. Все же в ней часто встречаются секретные документы, рисующие подлинный характер царской колониальной политики. Захват казахских земель граф Нессельроде следующим образом объясняет в своем докладе Николаю I: «Цель правительства при переносе линии состоит в приобретении через сие значительного количества хлебопахотных земель... для чего необходимость требует очистить сии земли от киргизов, которые на них кочуют».1 В официальной переписке сохранилось много интересного, рисующего отношение царских колонизаторов к казахам. В одном из донесений видного чиновника к Оренбургскому военному губернатору -- графу П. Сухтелену--сказано: «Я не завлекаюсь гиперболическими желаниями филантропов устроить киргизов, просветить их и возвысить их на степень, занимаемую европейскими народами».

Сохранившиеся в архивах материалы позволяют судить и о социальной политике царского правительства в Казахстане. Известно, что в своей колониальной политике царизм опирался на султанов и родовую знать -- биев. В этом отношении представляют большой интерес письма, донесения и прошения казахской знати. Так во время восстания Кенесары султаны и бии, оставшиеся верными правительству, просили защиты от «мятежников». Старший султан Акмолинского приказа Ху-даймендин, прося помощи, писал: «Кенесары Касымов изыскивает средства нанести мне ощутительный вред за преданность мою к Российскому правительству».3

Царская администрация всегда чутко реагировала на такие просьбы султанов и биев и оказывала им неизменную поддержку. Подобного рода документальные материалы сохранились, главным образом, в историческом архиве Алма-Аты, в фондах Оренбургской Пограничной Комиссии, Пограничного Управления Сибирскими киргизами и др. Документы, исходившие от казахской знати, написаны на казахском и та тарском языках. В Пограничной Комиссии эти письма переводились на русский язык переводчиками, зачастую весьма неточно.

Поэтому при использовании ведомственных переводов с этих документов мы сверяли их с подлинниками.

О злоупотреблениях местной власти над казахским населением интересные материалы дают ревизии деятельности губернаторов и председателей Пограничной Комиссии. В этом отношении исключительную ценность представляют материалы ревизий, произведенных действительными, статскими советниками Родофиникиным, Любимовым и другими.

Материалы ревизии директора Азиатского Департамента К. К- Родофиникина вскрыли вопиющие злоупотребления при сборе налогов. Он отмечал, 'что казахи терпят урон «от неумеренных плат». Кроме налогового гнета, казахи, вследствие захвата их земель, испытывали острый недостаток в пастбищах и зимовках. Тот же Родофиникин писал: «Кроме сего им делаются разные притеснения в отношении к зимовкам при Линии, к добыванию соли из озер».

Действительный статский советник Любимов также указывал на злоупотребления чиновников и казачьих войск. Он писал: «Во время поездки моей по Линии я также неоднократно слышал жалобы киргизов на то, что казаки отняли у них все лучшие сенокосные места».

Чиновники, ревизовавшие деятельность местных властей, строго подходили к делу, так как материалы ревизии предназначались для руководящих правительственных органов. Приводимые в актах ревизии факты ярко отражают состояние дел в Казахской степи.

Следует отметить переписку Оренбургского губернатора Перовского и западно-сибирского губернатора Горчакова, сохранившуюся в фондах Военного Министерства и Министерства иностранных дел. В отношении восстания Кенесары оба губернатора занимали противоположные позиции и оценка движения у них была разная. На этой почве между ними происходила ожесточенная полемика, очень важная для понимания различных течений внутри царской администрации.

Ценным материалом о восстании Кенесары являются сохранившиеся в фондах Аудиториатского Департамента Военного Министерства, а также в фондах Министерства иностранных дел, материалы военно-следственных дел участников вос мнил. Приведем перечень некоторых основных следственных дел:

1. Судебно-следственные дела 16 султанов во главе с Зулхаиром Военно-судебное дело 4-х активных участников восстания во главе с Тобылды Тохтиным.

2. Судебно-следственное дело 17 участников восстания во главе с родственником Кенесары Бигалий Сеил-ханом.

3. Судебно-следственное дело султанов Худаймендина и Турсунханова.4

Ценность этих судебно-следственных дел заключается в том, что все привлеченные к суду лица являлись активными [астниками восстания. Поэтому их показания содержат бога-1е сведения о повстанческом движении. Но здесь требуется критический подход к источнику, так как сведения давались лицами, заинтересованными не только в оценке движения, но и в исходе следствия.

В этой связи интересно военно-судебное дело о 17 участниках восстания во главе с Сеил-ханом. При подробном изучении этого дела мы обнаружили расхождения в показаниях отдельных участников, особенно расходились данные о количестве повстанцев. Согласно показанию Муллы Умыбая Калдыгулова, у Кенесары было около 15 тыс. кибиток. Когда мы сравнили его данные с другими, обнаружилось явное преувеличение. Более или менее правильными оказались данные, сообщаемые родственником Кенесары Сеил-ханом и Чукмар Бактыбаевым -- видным деятелем повстанцев. Только сравнивая показания всех привлеченных к суду участников, можно более точно установить правильность сообщаемых ими сведений. Изучение военно-следственных дел дает весьма ценные сведения о количестве повстанцев, об их вооружении, о порядке обучения, о военной тактике. Словом, на основании этих материалов можно составить подробное представление об организации повстанческого лагеря. Кроме того, в показаниях участников восстания имеются ценные сведения о практической деятельности Кенесары, в частности, сообщаются факты, относящиеся к производству оружия, регулярному обучению военному делу сарбазов, судебной реформе и т. д.

Кроме перечисленных документальных материалов, нами использовано большое, количество «сказок» (т. е. протокол» опроса), исходивших от различных лиц. По своему характеру эти «сказки» можно разделить на три группы:

Во-первых, «сказки», исходившие от среднеазиатских и русских торговцев, побывавших в ставке Кенесары.

Во-вторых, «сказки», исходившие от непосредственных] участников восстания.

В-третьих, «сказки», исходившие от лазутчиков, специально посылавшихся в повстанческий лагерь с целью собирания необходимых сведений (месторасположение повстанцев, количество «мятежников», вооружение их, руководители восстания и т. д.).

Все эти «сказки» отбирались в Оренбургской Пограничной Комиссии. Познавательная ценность указанных видов «сказок» неодинакова. Относительно второй группы -- «сказок», отбиравшихся от участников восстания, можно сказать то же, что нами говорилось выше о материалах судебно-следственных дел.

Прежде всего, надо учесть, что большинство из пленных, дававших «сказки», отказывались признать себя участниками восстания, а если разными уликами они вынуждены были признаться, то все-таки они пытались обелить себя и т. д. Поэтому в этих «сказках» они всячески старались давать неверные сведения, скрывали свой род, месторасположение своего аула и т. д.

В качестве иллюстрации приведем такой факт. Первый раз во время допроса участник восстания Чана Ярлыханов дал о себе следующие сведения: «Зовут меня Чана Ярлыханов, от роду имею 45 лет, киргиз Таминского рода Атачалова отделения, ведомства старшины Кузембая Аханова». А когда от него отбирали повторные «сказки», он сообщил о себе: «Зовут меня Чана Ярлыханов. От роду имею 40 лет, жену, детей не имею, Кипчацкого рода, Казахского отделения команды старшины Калбая Бахбаева... Прежде я на спрос русских и башкирцев показывал разнообразно ни от чего более, как хотел скрыть свое преступление».

Аналогичные факты нередко можно, встретить и в других «сказках».

Круг показаний «сказок» лазутчиков, посылавшихся в *степь, определялся теми инструкциями, которые эти лица получали от Пограничной Комиссии. Несмотря на стремление лиц, дававших такие «сказки», к возможной точности показавши, все же при детальном изучении и сравнении «сказок» на Одпу и ту же тему нередко обнаруживаются между ними расхождения.

В одной из своих «сказок» лазутчик заявил о смерти Кагыма, а месяцем позже другой лазутчик сообщил об его пленении в Туркестане; на этом основании дезориентированный *Председатель Оренбургской Пограничной Комиссии писал: «Отец Кенесары Касым Аблаев не убит, как полагали, по прежним сведениям, но содержится в плену в Туркестане».1

Неточность передаваемых лазутчикам сведений объясняется тем, что некоторым лазутчикам (казахам) не всегда удавалось дойти до места назначения, ибо они боялись проникнуть в повстанческий лагерь; в этом случае они ограничивались разными слухами, не удостоверившись в их достоверности. То же самое следует сказать про «сказки», отбиравшиеся с торговцев. В отдельных своих «сказках» они явно преувеличивали свои потери. Это делалось для того, чтобы просить у царской администрации возместить их торговые потери.

Торговцы -- участники восстания в своих показаниях не ограничивались никакими инструкциями, поэтому они могли давать сведения из разных областей жизни казахов, и в этом заключается преимущество их «сказок» -- они разнообразнее по своему содержанию, нежели «сказки» лазутчиков. Иногда неточности в «сказках» объясняются тем, что их отбирали чиновники, слабо владевшие казахским или татарским языками. Несмотря на отмеченные недостатки, «сказки» принадлежат к числу ценных первоисточников для истории казахского парода, ибо в них можно найти необходимые сведения почти по всем вопросам быта и общественной жизни казахов. Особенно «сказки» важны для изучения движущих сил восстания. Только на основании показаний участников можно установить, какие казахские роды участвовали в восстании.

В архивах сохранились ценные материалы, позволяющие судить о взаимоотношениях казахов с русскими переселенцами-- крестьянами Оренбургского и Западно-Сибирского края. Среди этих материалов представляют интерес рукописи Севастьянова2-- «О комендантском режиме в истории развития Оренбургского казачьего войска», «О прошлом Оренбургского края». В этих рукописях отражено' внутреннее состояние Оренбургского края, в них приведено большое количество фактического материала, рисующего тяжелое положение солдат и государственных крестьян. Кроме того, здесь приводятся характерные выдержки из писем и неопубликованных произведений известного писателя Иосафа Игнатьевича Железнова и бытописателя Оренбургских казачьих войск Бухарина. Таким же ценным источником является рукопись генерала Чернова -- члена Оренбургской ученой архивной комиссии, полковника Авдеева «Об Оренбургском казачьем войске»1. И наконец, ценные сведения содержатся в рукописи генерала Г. Ф. Генса.2

Об экономических связях местного населения с русскими крестьянами отрывочные данные дают материалы Оренбургской Таможенной Комиссии.

Анализ этих материалов наглядно показывает рост экономических и культурных связей казахов с прилинейными русскими крестьянами. При этом надо отметить бедность архивного материала по этому вопросу. Исследователю приходится собирать такие материалы по крупинкам, ибо они вкраплены в показаниях отдельных лиц, донесениях чиновников и т. д.

Таковы основные особенности использованных нами архивных материалов. Само собой разумеется, что в беглом обзоре мы не ставили задачу подробного анализа всех использованных документальных материалов. Мы указали лишь на главнейшие из них, чтобы показать характер архивных материалов, положенных в основу настоящего исследования.

в) Фольклорные источники

Помимо литературных и архивных источников в данной работе использованы также фольклорные источники -- исторические песни, рассказы очевидцев событий и их воспоминания, равно, как народные поговорки, пословицы и песни, записанные в разное время собирателями и знатоками казахского фольклора, в частности, Ж. Копеевым, А. Диваевым, О. Шипиным, Ф. Мукановым и другими.

Все эти материалы служат, главным образом, иллюстрацией тех или иных положений, касающихся социально-экономического строя казахов и национально-освободительного движения, в частности, восстания Кенесары.

Прежде чем перейти к характеристике основных фольклорных источников, использованных в данной работе, коротко Становимся на вопросе большого принципиального значения, . именно -- на вопросе о фольклоре, как историческом (и этнографическом) источнике в целом и методах его научного 'пользования.

Значение фольклора, как важнейшего источника при изучении истории Казахстана, исключительно велико. Это объясняется тем, что казахский народ, вплоть до второй половины XIX века не имел письменной литературы. Поэтому крупные исторические события в памяти казахского народа сохранялись через устное народное творчество: поэмы, песни, былины, сказки, легенды и др., передававшиеся из поколения в поколение. В этих фольклорных материалах яркое отражение нашли общественный и социальный строй казахов, быт и нравам и, наконец, важнейшие исторические события в жизни народа.

Значение фольклорного материала состоит в том, что он меткую и, зачастую, верную оценку историческим событиям и личностям, поскольку сам народ являлся творцом истории и непосредственным участником описываемых событий. Говоря о значении фольклора при изучении прошлого, П. Лафарг писал: «Народная песня принимается только в том случае, когда соответствует духу и обычаям тех, кто ее усыновляет. Песня не может быть навязана, как новая мода на платье» 1.

Еще академик В. В. Радлов отмечал огромное значение казахского фольклора для историков и этнографов:

«Этот эпос,-- писал он,-- дает совершенно так же, как эпос греков, ясную картину духовной жизни и нравов целого народа, с эпической широтой рисует он военные походы, сватания, тризны, скачки, домашний быт и т. п.»2

Не вдаваясь в подробную характеристику казахского фольклора, следует лишь отметить, что благодаря своему обилию, разнообразию и насыщенности фактами, он представляет собой поистине неоценимый клад для историка, в особенности в области общественных отношений.

Однако пользование этим богатейшим фольклорным материалом требует от историка большого умения и сугубо критического подхода. Печальный опыт известной части наших историков и литературоведов (т. т. Жумалиева, Исмаилова и других), не сумевших критически, во всеоружии марксистско-ленинской методологии и современных исторических знаний подойти к фольклорным материалам, показал, какими опасными последствиями чревато небрежное и неумелое обращение с этим ценнейшим историко-этнографическим источником.

Нельзя ни на минуту забывать основных специфический особенностей фольклора -- его качественную и классовую по! однородность, смешение в нем исторической правды с поэтическим вымыслом и домыслом переводчиков, напластования в фольклоре добавлений, вносимых различными сказителями и певцами, особенно тогда, когда песнь имеет давность в несколько веков и проходит множество инстанций. При этом И1 автор песни и ее исполнители придают событиям ту политическую окраску, которая диктуется их классовыми и политическими симпатиями. Именно поэтому, важнейшим условием при изучении фольклорного материала является установлении] его классового характера, а по возможности, личности его ав-1 тора или исполнителя. Так, например, немало сохранилось не сен, где Кенесары характеризуется, как вождь «бедных». И одной песне даже поется: «Кенесары был убежищем для бездомных, приютом для безкровных» и т. д. Понятно, что некритическое восприятие подобной характеристики начисто исказило бы правильное представление о Кенесары, бывшего крупным феодалом, а отнюдь не нищенствующим вожаком крестьянской бедноты. Ряд песен явно идеализирует Кенесары и его соратников, смазывает классовые противоречия, существовавшие в лагере повстанцев, идеализирует ханскую власть и прошлое.

Особенно распространено привнесение в песню сказочных мотивов. Так, например, в одной песне, вопреки всякой исторической правде, говорится, что когда было разгромлено1 все войско Кенесары, он один затворился в нагорной крепости и--

«Сколько пушки в крепость ни стреляли, Ядра падали с горы обратно И самих стрелявших убивали».

Народная поэзия зачастую наделяет Кенесары легендарной силой. В одной песне Кенесары в ответ на угрозы царя --

«Говорит всего лишь два слова: Первое -- гремело железом, А второе -- огнем полыхало».

Ясно, каково должно быть отношение к подобным гиперболам, известным почти в каждом фольклорном произведении. Однако еще большей ошибкой было бы на этом основании игнорировать эти произведения, как не заслужившие внимания. Ведь наряду со сказочно-легендарными, песни эти содержат четкую характеристику сил, против которых выступали повстанцы, подчеркивая, что не 1.ко царские завоеватели душили казахский народ, но и -- «Баи предавали казахскую свободу, Баи с генералами братались, Царские подарки принимали».

*Важнейшей задачей исследователя является не только правды от вымысла, но и максимально возможная нерка их с данными архивных и литературных источников.

*толь же необходимо1 и сравнение разных вариантов отдельных песен для выявления их первоначального текста. Такая работа проделана нами1, например, в отношении песен участников восстания Кенесары -- акынов Нысамбая и Досхожа. Наконец, при оценке фольклорного материала надо учитывать его специфический характер. Так, скажем, степень достоверности песни или поэмы ниже степени достоверности записей рассказов непосредственных очевидцев и участников восстания, которые смело можно рассматривать, как мемуарные материалы, являющиеся первоисточниками.

Надо учесть, что зачастую основа сказания подвергалась переработке сказителем -- представителем другого класса, в интересах этого класса. Так до нас дошел целый ряд фольклорных песен, специально импровизированных по заказу феодальной верхушки. В частности, в Ташкентском архиве мы нашли песню одного неизвестного феодала, записанную в 40-х годах XIX века. Об авторе этой песни председатель Оренбургской Пограничной Комиссии В. Григорьев писал: «Из появившихся недавно в нашей среде многих песен, в которых воспевается могущество России и слава ее оружия, представлена одна, более других интересная и составленная, по объяснению г. Первухина, одним почетным ордынцем, которого, однако, попечитель по имени не называет»2.

Из приводимого ниже текста видно, как автор этой песни, олицетворявший колониально-феодальный гнет, восхваляет колониальную, захватническую политику царизма:

«Государь наш император восседает на своем троне Всякий царь пребывает на своего народа стороне. Живем мы теперь в изобилии и покое, Ибо государь наш печется о благе своих народов»1.

В связи с дальнейшим классовым расслоением казахского общества появляются певцы и импровизаторы социальны низов, в частности джатачества. Знаменитым народным поэтом первой половины XIX века, посвятившим свою страстную песню обедневшим джатакам, был Ногайбай. Биографических сведений о нем почти не сохранилось. Известно лишь, что он родом из Зайсана, Тарбагатайского округа. Ногайбай тесно был связан с народными низами, любил свою родную степь. Он говорил: «Степь меня родила, степь меня вскормила и вспоила, степью я дышу, степью и жить я должен».

Характеризуя социальную направленность творчества Ногайбая, А. Ивановский писал: «Вот про это-то джатачество, про этих-то навеки отрезанных от своего народа джатаков, запел прежде всего Ногайбай. Казалось, в этой песне, дававшей столь много благодарного для него материала, полной щемящего, жгучего, безысходного горя, он хотел излить всю свою душу и облегчить свое наболевшее сердце. И надо отдать справедливость: как поэт-певец и притом «дикий сын степи» он превзошел все мои ожидания».

Особо критического подхода требовали те фольклорные материалы, которые относятся к позднейшему периоду. В этих песнях зачастую идеализируется прошлое Казахстана, чересчур восхваляются отдельные лично'сти, воедино сливаются интересы ханов и народа. Большинство таких песен было сложено в период, когда казахи, испытывая двойной пресс угнетения,-- своих собственных феодалов и царских колонизаторов,-- обращали свои взоры к прошлому Казахстана, ища в нем «золотой век» казахского народа. Поэтому достаточно было какому-либо певцу взять своим сюжетом деятельность популярного лица вроде Кенесары, чтобы связать с ним свои надежды о лучшем будущем. Понятно, что нельзя забывать об этом обстоятельстве.

Таковы основные методологические установки, которыми мы руководствовались в нашей работе над фольклорными материалами.

Среди исторических песен и поэм, посвященных Кенесары и Наурызбаю, ведущее место занимает «Песня о Кенесары» Цысамбая. Об авторе этой песни нет подробных библиографических сведений. Известно лишь то, что говорит о себе сам:

Если спрашиваете откуда я происхожу, То я из рода Кирей, отделения Ашакайлы... Когда мне было пятнадцать лет, Я пришел к тюре Кенесары -- Наурызбаю»

Участник восстания Нысамбай подробно описывает борьбу Кенесары с киргизскими манапами и гибель самого Кенесары. Песнь хорошо показывает внутреннее состояние казахского общества, отсутствие в нем единства, родовую вражду и барымту. В песне Нысамбая нашла отражение идея Кенесары едином казахском государстве, выраженная следующими словами:

Причиною их удаления с родных мест была здешнего их народа Пестрота рта2. Кто бы мог обидеть, Если было бы единодушие, Нас -- детей казаха!

Правильно излагаются в песне и отдельные важные исторические события. Например: посылка Кенесары своих представителей во главе с Жеке-батыром для переговоров с киргизами, обращение Кенесары к киргизским манапам с призывом объединиться для совместной борьбы против наступающего врага. Все эти факты подтверждаются архивными документами. О Жеке-батыре и отношении киргизских манапов к повстанцам Насымбай говорит:

Мы послали к тебе двенадцать человек Под начальством Жеке-батыра С озера Кокый.

Два месяца они находились в плену У беков ваших Джанкорша и Джантая4.

В песне фигурируют также имена лучших батыров и соратников Кенесары -- Имана, Джауке, Толебая, Агыбая, Бу-харбая, Мендыбая, Дулата и Шакира5.

И, наконец, места сражений и гибели Кенесары можно восстановить только благодаря подробным описаниям Нысам-бая (за исключением последнего места сражения Кенесары и о его гибели).

Наряду с достоинствами песни Нысамбая, надо отметит!, и ее недостатки, в частности -- отступление от точности в передаче конкретных исторических фактов и преувеличение роли отдельных героев. В явно мифологическую форму им облечено геройство Наурызбая и других батыров, конь «Кзыл-ауз» Наурызбая чуть ли не очеловечен и т. п.

Песня Нысамбая полностью была напечатана с подстрочным русским переводом султаном Джантюриным в «Записках Оренбургского отдела Русского Географического Общества» в 1875 г. Недостаток этого варианта в том, что в нем упущены наиболее политически заостренные выпады по адресу царских властей. Еще более искажен текст опубликованного' в 1924г. варианта песни Нысамбая под редакцией Жусупбека Басыгарина. Так, там, где речь идет о сторонниках Кенесары, Басы-гарин внес следующее добавление:

Всякие разбойники -- кровопийцы Следовали за ним как воры.

В другом месте говорится:

Кенесары был батыром, В народе он был один Всякий сброд собрался, Стали его нукерами и рабами.

Сознательное искажение песни Нысамбая Басыгариным объясняется раньше всего тем, что он был одним из идеологов Алаш-Орды, ненавидевший народно-освободительное движение казахов. Дед Басыгарина Алтыбай Кубеков, родоначальник Жаппаского рода, за неоднократное участие в царских карательных отрядах, преследовавших Кенесары, был убит повстанцами; аулы другого его деда -- зауряд-хорун-жего Джангабыла Тулегенова также не раз подвергались разгрому сторонниками Кенесары. Вот почему Ж. Басыгарин резко противопоставляет автора песни -- Нысамбая -- руководителю движения и его участникам.

В рукописном фонде Института языка и литературы Академии наук КазССР имеются еще два варианта песни Нысамбая -- Жусупбека Шайхусламова, изданной им на казахском языке в Казани в 1912 году, и последний вариант, записанный в 1939 г. сотрудниками Института со слов акына Каш-кынбай Караева в Тургайской области. Оба эти варианта по своей полноте и правдивому описанию событий совпадают. [Только в варианте Шайхусламова, особенно в его вступительной части и в конце, добавлены десятки строк и местами встречаются татарские слова, что, однако, не искажает смысла основного текста песни. К сожалению, почти не сохранились песни Нысамбая о возвращении из плена жены Кенесары -- Куным-жан в 1845 г. и о состязании Нысамбая с Сайдакхожа и акыном Кобеком1. Отдельные отрывки из этих.песен цитируются разными авторами2.

После гибели Кенесары, Нысамбай долго скитался по Средней Азии и умер нищим в 1870 г.

Кроме Нысамбая в повстанческом лагере находился другой прославленный поэт Гассан. К сожалению, до нас его песни не дошли. Знаток казахского фольклора Алекторов, в 90-х годах лично видевший Гассана уже слепым и глубоким стариком, пишет о нем: «В то время как Нысамбай под звуки : своего кобыза говорил собратьям о последних событиях жизни внука Аблая, другой киргизский Гомер, певец старины, слепой Гассан, лично знавший Кенесары и принимавший участие в героических его подвигах, пел о войне его с русскими и о бегстве к пределам Китайской империи... Личность Кенесары в песнях степных импровизаторов изображается вообще такими чертами, что у слушателей невольно возбуждается сочувствие к героически погибшему султану, всю жизнь стремившемуся к тому лишь, чтобы сделать соплеменников своих свободным, независимым народом».3

Для выяснения причин восстания казахов в 20--30 годах XIX века важное значение имеют песни акынов Досхожа, сложенные ими во время этих восстаний.

Акын Досхожа был современником Кенесары. В своем показании оренбургским властям он заявил: «Зовут меня Досхока сын Токбурина, Средней Орды, Алтай-Калкамановского рода. По вторжении в Акмолинский округ султана Кенесары Касымова, я с семейством присоединился к султану Кучеку Касымову».

До нас дошла в разных вариантах его «Прощальная песня», сложенная в момент расставания казахов с родными кочевьями Сары-Арка. Эта песня относится к тому времени, когда Кенесары вынужден был перевести центр национально-1 освободительного движения в глубь страны, в район Старшего жуза.

Жирши Ахмет, живший в местечке Берте, близ Оренбурга, со слов которого записан в 1894 г. один из вариантов песни Досхожа, вспоминает:2 «После неоднократных вооруженных столкновений с царскими отрядами, Кенесары решил откочевать со своими приверженцами в сторону Ала-Тау. Его аулы собирались в путь, а сам Кенесары, взобравшись на горку, погрузился в глубокое раздумье. В это время вдали показались два всадника. Кенесары, заметив их, сказал окружающим: «Вдали показался Досхожа. Наверное он думает уговорить меня, чтобы я не откочевывал. Я сам поговорю с ним, не останавливайте кочевку». Досхожа акын, подъехав к Кенесары, сразу запел свою прощальную песню».

Вариант «Прощальной песни» был записан А. Нестеровым в 1895 году со слов Есбергена Утепбергенова из Раимской волости Казалинского уезда. От варианта, напечатанного А. И. Добросмысловым, он отличается лишь стилистическими поправками.

Историческая ценность прощальной песни Досхожа состоит в том, что в ней ярко вскрываются причины массового освободительного движения казахов в 20--30 гг. XIX века, причем с исключительным мастерством описаны горькие переживания казахов, расстающихся с родными кочевьями.

Такое же значение имеет и песня «Расставание с горой Каркаралы» -- Кудеры-кожа. О самом авторе известно лишь, что он происходил из рода Кожа, жил в Туркестане, а затем переселился в Каркаралинек. «Прощальная песня» Кудеры-кожа относится ко времени основания царскими властями укрепления-приказа в Каркаралах в 1827 г., что вынудило казахов покинуть родные кочевья. Кудеры-кожа воспевает знаменитые горы Каркаралы, служившие казахам зимовкой. Кроме названных песен, сложенных непосредственными участниками восстания, имеется много безыменных исторических песен и поэм, широко распространенных в народе. К ним относятся «Наурызбай и Ханшаим», «Жасаул-кыргыны», «Зар-жан-батыр», «Песни о Кенесары» и другие. Записаны эти произведения, в основном, в конце XIX века. В поэме «Наурызбай и Ханшаим» описывается поход Наурызбая на аул бая Тляукабака, «имевший 3500 лошадей». Об этом упоминается и в архивных документах, причем сохранилось даже письмо Кенесары к баю Тляукабаку. В поэме о богатстве Тляукабака говорится:

Тляукабак бай богаче и пышнее других:

Три тысячи пятьсот лошадей его -- все аргымадш,

Ни за какую цену он не продаст своих лошадей.

Могут выпросить у него лошадей только родственники.1

Другая поэма «Джасаул-кыргыны» посвящена гибели 90 есаулов Наурызбая во время сбора закята с жаппасцев в 1844 г. Место погребения убитых есаулов названо «Джасаул-кыргыны». Описывается, как сборщики закята в одну ночь были умерщвлены зауряд-хорунжим Тулегеновым, родоначальником Жаппаского рода. Факты, подробно сообщенные поэмой, подтверждаются письменными источниками. Так, недавно в Чкаловском историческом архиве нами найдена записка султана-правителя Ахмета Джантюрина? об обстоятельствах гибели есаулов Наурызбая и отношения к нему отдельных Жаппаских подродов. Кроме того, в «Краткой истории семи батыров» Омара Щипина также приводятся показания очевидцев. Все это позволяет восстановить подлинную картину событий.

Поэма «Саржан батыр»4 посвящена брату Кенесары -- Саржану, руководителю восстания казахов в 20--30 гг. XIX в. Наряду с Саржаиом, в ней воспеваются подвиги Кенесары и Наурызбая. Однако в поэме встречаются и исторически неправильные факты. Так, например, Саржан назван здесь младшим братом Кенесары, тогда как он был старшим братом; упоминается ханство Кенесары, между тем при Саржане он ханом не был и даже имя его тогда не было еще известно. Подобных фактических неточностей в поэме много и надо полагать, что она является произведением позднего времени.

Исключительный интерес представляют воспоминания, записанные со слов самих батыров Кенесары, рядовых участников и современников событий. Значение этих записей заключается в том, что события передаются в них подробнее и точнее, чем в поэтических произведениях. К тому же, эти записи восполняют важный пробел, сообщая биографические данные о батырах Кенесары, дающие возможность характеризовать социальный состав его окружения, поскольку об этом в официальных документах почти не сохранилось данных, станет ясным насколько незаменимы эти воспоминания.

Особую ценность представляют записки Туллик Титакова, сделанные им в 1900 г. со слов батыров Кенесары Мынбая Шинбаева (брата Агыбая -- Е. Б.) и Бектемира, во время пребывания его в их аулах «Сары-булах-олы». Сам Т. Титаков был образованным человеком и умер глубоким стариком уже в наше время.

Первую половину своей записи Титаков посвящает Касы-му Аблаеву и описывает его месть ташкентцам за убийство его сыновей -- Есенгельды и Саржана. Поскольку об этом сохранилось много архивных документов, данный раздел не представляет особого интереса, за исключением отдельных любопытных деталей. Дальше даются биографические сведения о Кенесары и Наурызбае, причем они все время переплетаются с биографией его знаменитого батыра Агыбая. Дана родословная Кенесары и Наурызбая, описание их внешности и его красавицы-сестры Карашаш. Наряду с этим, Титаков рассказывает о повстанческой армии и законодательной деятельности Кенесары. Наконец, последний раздел, целиком посвященный Агыбай-батыру, содержит ценный материал о его биографии, взаимоотношениях с Кенесары и его подвигах. Кроме того, описываются внешность Агыбая, подробности его - семейной жизни и кончины.

Заслуживает внимания материал о Кенесары, собранный Жусупом Копеевым в его трехтомном труде о казахском фольклоре2.

Ж. Копеев известный писатель и поэт демократического направления, знаток казахского фольклора. Он происходит из Карджасовской волости, Баян-Аульского района, Павлодарской области. Умер он в 1929 г.

Из описания Ж- Копеева мы впервые узнаем подробности о военной тактике Кенесары. Так, со слов очевидца -- Жадыгер Смаилова, он описывает штурм Актауской крепости в 1838 году и характеризует отдельных батыров Кенесары, участвовавших в штурме, в частности, Тулебая-батыра, за проявленную храбрость прозванного Кенесары «Жеке батыром». Ж. Копеев подробно описывает переход Кенесары в район Старшего- жуза и преследование его отрядом есаула Нюхалова. Он излагает краткое содержание писем есаула Нюхалова киргизским манапам -- Бурумбаю Баймуратову из рода Бугу, Ориону Ниязбекову из рода Сарыбагыз, Жангараш Есынкееву из рода Солты и т. д. и, наконец, названы фамилии султанов, присоединившихся к царским отрядам и участвовавших в преследовании Кенесары.

Исторически верно описывается последнее сражение Кенесары с киргизскими манапами и гибель самого Кенесары. Показана предательская роль султанов -- Сыпатая и Рустема, перешедших на сторону противника. Копеев подробнее, чем кто-либо, описывает места сражений и перечисляет названия отдельных местностей, чего нигде больше не встречается. Но в своих комментариях и выводах Ж. Копеев допускает и ошибки. Кроме того, отдельные легенды, распространенные в народе, Копеев выдает за действительность. Он говорит, например, что «все убийцы Кенесары, проклятые его священным духом, со всем потомством вымерли».

Про Кенесары Касымова и его боевых соратников значительный фольклорный материал собран Омаром Шипиным -- народным акыном Казахстана, живущим в Убаганском районе Кустанайской области. На основе этого материала, Омаром Шипиным написана «Краткая история семи батыров», которая хранится в рукописном фонде Академии наук КазССР. Многие из авторов рассказов и песен, записанных Омаром Шипиным, были непосредственными участниками событий. Так, со слов Шубара Наурызбаева и Жамантая, Шипин записал историю основания Кушмурунского приказа, обстоятельства ухода Кенесары из степей Центрального Казахстана и последнее сражение Кенесары с киргизскими манапами в 1847 году.

Другие материалы записаны О. Шипиным со слов людей, отцы или родственники которых были участниками или очевидцами событий; много записано со слов стариков. Очень важным является то, что Шипин дает перечень материальных памятников, сохранившихся со времен Кенесары, и описывает исторические места, связанные с его именем. Запись О. Шипина состоит из ряда разделов: в первой части описывается штурм Акмолинска в 1838 году отрядами Кенесары; здесь приводится характеристика, данная Кенесары своим батырам, записанная автором со слов очевидцев: «Я не видел таких батыров, как Басыгара, не знающего страха в бою... не видел таких акынов, как Нысамбай, который может подряд несколько дней импровизировать, не повторяя ни разу предыдущих песен»1. Тут же описывается место сражения и гибель Кенесары батыра. В следующем разделе идет подробное описание гибели 90 есаулов Наурызбая, которое полностью совпадает с архивными данными. Последний раздел посвящается уходу Кенесары из района Тургая и Иргиза (Младший жуз) и посылке к киргизским манапам представителей для переговоров.

В этом разделе впервые приводятся выдержки из недошедших до нас писем Нысамбая, в частности, в песенной форме передается обращение Нысамбая, в котором он просит Кенесары откочевать в земли'родственного киргизского народа (1847г.).

Следующую группу фольклорных материалов составляют воспоминания народных акынов: Джамбула2, Доскея3, Ар-гынбая4.

Воспоминания Джамбула записаны в 1940 г. его секретарем поэтом Гали Ормановым. Джамбул рассказывает только' о событиях, связанных с приходом Кенесары в район Старшего жуза, к дулатовцам. О самом Кенесары он ничего нового не говорит. Интересны некоторые подробности о присоединившихся к Кенесары батырах из рода Дулат, в частности, о молодом Байсеит-батыре5, Суранши-батыре, Саурук-батыре и других. Суранши-батыру Джамбул посвятил большую поэму, напечатанную в 1939 г.1

Воспоминания акына Доскея о Кенесары Касымове до революции широко были распространены среди народа.

В 1940 г. они были записаны учителем Ф. Мукановым. Несмотря на сказочную форму рассказов Доскея, они прекрасно иллюстрируют отношение народа к восстанию Кенесары и подтему заслуживают внимания историков.

Из цикла исторических песен о Кенесары и Наурызбае и о его батырах надо назвать поэму ««Агыбай-батыр» неизвестного автора. В поэме рассказывается, как Агыбай-батыр ездил по отдаленным казахским родам, в том числе и туркменским, собирать лучших коней для войск Кенесары.

Из архивных источников известно, что Кенесары часто посылал своих батыров, в том числе Агыбая, за лошадьми в отдаленные казахские роды. Иногда Кенесары брал лучших коней в счет закята. Таким образом, поэма как бы иллюстрирует факты, приводимые в официальных документах.

Две исторических песни о Кенесары напечатаны академиком В. В. Радловым2. Первая песня сохранилась лишь в отрывках, описывает начало движения Кенесары, рассказывает об его батырах -- Ажибае, Курмане, Байузаке и других. Автор ее не известен. Вторая песня записана со' слов казаха Акмол-да из Казалинского уезда. Эта песня по преданию была спета Кенесары и Наурызбаем перед их пленением киргизами. В ней передается обращение Кенесары к Наурызбаю с просьбой, чтобы тот покинул поле боя и спасся от плена, и ответ Наурызбая, который не хочет расстаться с любимым братом.

Две песни Наурызбая3, посвященные смерти его брата Саржана и пленению самого Наурызбая, записаны в 1940 году со слов известного народного акына Шашубая Кошкарбае-ва, живущего в Балхашском районе Карагандинской области. Обе эти песни широко известны, но о времени их сложения нет никаких сведений.

Две песни о Кенесары напечатаны в сборнике «Песни кир-. гиз-казахов»4, вышедшем на русском языке. Одна из них неизвестного автора называется: «Кенесары, желтый клещ» Я переведена С. Марковым. Эта песня посвящена рождения Кенесары. По преданию, Кенесары родился очень маленьким! и тот, кто дал ему имя, держа его в руках, сказал: «Он на-] столько маленький, что пусть будет ему имя «Кене-Сары», чти в переводе на русский язык означает «Желтый клещ».

Другая песня, «Сказ о Кенесары», записана в урочище А к Кудук, в Дельбегетее, Семипалатинской области, в 1918 г. по-] этом П. Феоктистовым, со слов старого певца-рассказчика Ажибек Барменова, который, в свою очередь, слышал ее о г своих дедов:

«Мне певал когда-то песню эту Прадед акын Худайбергенов, Чьи давно лежат сухие кости В каменной долине Семи-Тау»1.

Следы народных преданий о Кенесары сохранились в литературных произведениях некоторых дореволюционных писателей, как например, Кокпая, известного ученика АбаЯ. По совету Абая, высоко ценившего Кенесары и его стремление создать независимое казахское государство, Кокпай написал поэму «Аблай и Кенесары».

Издана песня, спетая на состязании известного акына Суюмбая с киргизском акыном Катаган, где Суюмбай восхваляет Кенесары, как талантливого вождя народного движения.2 Таков беглый обзор наиболее важных фольклорных материалов. К сожалению, большинство упомянутых материалов не опубликовано, за исключением песен Нысамбая и Досхожа, в свое время напечатанных в «Известиях Оренбургского Географического Общества» и потому остаются неизвестными и русским и казахским читателям.

Дальнейшая работа по выявлению и записи фольклорных материалов несомненна даст и новые источники для истории восстания Кенесары

Часть I. Казахстан в первой половине XIX века

Глава 1. Хозяйственный строй казахов

Прежде чем приступить к анализу хозяйственного строя казахов, коротко напомним географическое расположение Кочевий трех жузов -- Младшего, Среднего и Старшего.

Младший жуз занимал территорию от низовья р. Сыр-Дарьи до рек Урала и Тобола. Многочисленные роды, подроцы и отделения, населявшие территорию Младшего жуза, входили в состав трех поколений -- Байулинското, Семиродского Алимулинского. Кроме этих родов, восточную часть Младшего жуза населяли некоторые подроды Аргынского рода Чакчак, Айдарки, Крыкмултук и др.). На основании сведений, почерпнутых от султанов-прави-!лей, полковник Бларемберг! определял общее количество аселения Младшего жуза в 40-х годах XIX в. приблизитель-) в 500000 душ обоего пола, а число кибиток до 100000.

Средний жуз занимал территорию Семипалатинской, Акмолинской, части Сыр-Дарьинской и Семиреченской областей. Зсе роды, подроды и отделения, населяющие территорию Среднего жуза, входили в состав семи родовых объединений: ргын, Наймаи, Керей, Уак, Таракты, Кыпчак и Конграт. Согласно статистическому описанию, составленному в 1833 году подполковником Бутовским2, в Среднем жузе насчитывалось 116500 кибиток, а если считать, что на каждую кибитку приходилось по 4 человека, то число населения было 468 000 человек.

Старший жуз занимал территорию Семиреченской, Аул и . Атинской (ныне Джамбулской), Чимкентской областей и со-стоял из следующих основных родов: Дулат, Жалаир, Албан, Суан, Шапрашты, Исты, Сергалы, Ошакты, Канглы и Чанышкы. По позднейшим сведениям, собранным Ю. Южаковым ', и Старшем жузе число кибиток доходило до 95 000, а количест-1 во населения по Аристову2 -- до 550000 душ обоего пола.

Основной отраслью хозяйства казахов было кочевое скотоводство. Они разводили лошадей, верблюдов, баранов, коров и коз.

/Характерной особенностью кочевого скотоводческого хозяйства является его подвижность. Свои кочевки казахи начинали ранней весной с появлением свежей зеленой травы. Сначала они перекочевывали на весенние пастбища (коктеу), где находились до наступления жары, а затем откочевывали на летние пастбища (жайляу), богатые сочными лугами и водопоями. С летних пастбищ казахи переходили на осенние пастбища (куздеу), а в ноябре перекочевывали на зимние стоянки (кстау), где оставались до наступления тепла, обычно до марта, иногда до апреля.

В борьбе за лучшие пастбища между казахскими родами происходила ожесточенная междоусобная борьба.

К началу XIX века между отдельными родами, в основном, установилось распределение кочевых путей, летних пастбищ и зимовок. Нередко зимовья отстояли от летних пастбищ на сотни километров. Два аула Шектинского рода издавна приспособили для зимо'вых стойбищ скота северное побережье Аральского моря, на полуострове «Куланды», а другое зимовое стойбище было расположено в пределах Урда-Кунганской волости, Иргизского уезда. Летовки рода Шекты проходили через Мугоджарские горы, вдоль границы Темир-Уркачевскоп волости, Эмбенского' уезда и дальше до верховьев реки Орь.

Другой пример, свидетельствующий о дальности кочевого пути, приводит титулярный советник Идаров3. Часть аулов Чумекеевского рода зимовала частью на рр. Сыр-Дарье и Ку и:ш-Дарье, а частью в Кзыл-Кумах. Эти аулы со своих зимовок откочевывали, примерно, в апреле, а уж к началу июня подходили к р. Тобол, верховьям рек Кум и Улькуяк. За .'ню они проходили путь от Сыр-Дарьи до рр. Тобол и Уль-куик в общей сложности до 1 500 км. Идаров указывает, что не все казахские аулы доходили до этих летовок. Бедные казахские аулы, не достигнув р. Тобол, останавливались в пути, но берегам Кара-Узяка, в песках Кара-Кума и т. д.

Некоторые исследователи утверждали, что у казахов не было определенных районов кочевок и им приходилось зимовать там, где их застигнет буря. Такое мнение не выдерживает критики.

Правильно указывает Ашмарин, когда пишет: «Каждый казахский род имеет свой определенный кочевой путь. Направление его находится в зависимости не только от почвенных и климатических условий, но и междуродовых отношений. Право киргизского рода на определенный кочевой путь в лучшем случае -- результат добровольного междуродового | соглашения, в худшем -- междуродовой борьбы в течение целых десятков лет» *.

Если бы у казахских родов отсутствовали определенные районы кочевок и зимовых стойбищ, они вообще не могли бы содержать скот. Дело в том, что летовки и зимовые стойбища ' должны были отвечать определенным требованиям скотоводческого хозяйства. Для летовки выбиралась местность с запасом кормовых трав, обеспеченная пресной водой.