Казахстан в 20-40 годы ХIХ века

По поводу этих «возмутительных писем» Оренбургский военный губернатор писал: «Кенесары приглашает киргизов во избежание ига русских удалиться из степей Оренбургского ведомства на соединение с ним на новых местах его пребывания -- на реке Чу».

Однако эти воззвания не привели к желательным результатам. Объединить на новом месте казахов Младшего и Среднего жуза ему не удалось. Из Среднего жуза из Каркаралы присоединился к нему со своими джигитами только султан Худайменды Газин. Но в Старшем жузе везде, где проходили отряды Кенесары, к ним присоединялись местные казахи. К Кенесары присоединились батыры Старшего жуза из рода Дулат, Уйсун, Джалаир. Джамбул в своих воспоминаниях говорит:

Пришли Саурык, Сыпатай,

Не отстал от них молодой Байсеит

И батыр Суранши.

Пришли все к Кенесары.

Среди прибывших батыров Байсеит был самым молодым. Он происходил из рода Дулат, отделения Ботбай. Отец его

Тойшибек вместе со своим братом Керимом были прозваны народом «Хос-батыр» (парни-батыры). Джамбул рассказывает один интересный случай с Байсеит-батыром. Узнав о прибытии Кенесары к дулатовцам, Байсеит изъявил желание вступить в войско Кенесары, но при этом он хотел попасть на прием к султану. Однажды Байсеит, не слушаясь никого, хо-> тел ворваться в юрту Кенесары: тогда его отец Тойшибек, остановив его у порога, сказал: «Бесстыжий мальчишка, разве можно войти к хану без разрешения». Байсеит ответил отцу: «Я пришел к нему как к батыру, а не как к хану, а батыры друг друга не боятся». Он вошел в юрту Кенесары, который его радушно принял. Помимо этих батыров к нему присоединились батыры Тойшибек, Байзак и другие. Продолжала поддерживать с ним связь и старшая сестра Бопай. Она во главе 500 джигитов принимала участие в сборе закята с рода Уйсун.

Есаул Нюхалов доносил генералу Вишневскому, что к «Кенесаре присоединились киргизы Большой орды родов Чи-мыр, Джаныз, Сары-Уйсын и Сейкым в большом числе, так что их полагают до 20 тысяч кибиток»2.

Действительно, присоединив к себе значительную часть казахов Старшего жуза, Кенесары снова создал внушительное войско, доходившее до 20000 человек3. Одновременно он приступил к постройке крепости на реке Чу, вскоре, впрочем, приостановленной в связи с войной.

Гораздо сложнее и неблагоприятнее для Кенесары сложились отношения с Киргизией. Кенесары направил своих представителей во главе с Сайдак-кожа, бием Чукмаром и Есен-гельды Саржановым к киргизским манапам, призывая их к совместной борьбе против Кокандского ханства. Сообщение об этом настолько встревожило генерала Вишневского, что он тотчас же направил в район Копала отряд сотника Абакумова с целью прервать связь Кенесары с алатаускими киргизами.

Переговоры Кенесары с киргизами остались безуспешными. Манапы рода Сарбагыш, во главе с Орионом и Жантаем, отклонили предложение Кенесары. Более того, они начали подстрекать своих сородичей к нападению на казахские аулы.

Чтобы не осложнять отношений с киргизами, Кенесары в 1846 году отпустил на свободу 200 киргизов во главе с Калча-бием, взятых в плен при нападении киргиз на аул Кенесары. В том же году Кенесары в специальном письме к Жан-таю и Ориону разъяснял, что к киргизам он не питает никакой вражды.

«Цель моего прихода сюда,-- писал он,-- не враждовать и проливать кровь, а соединить силы казахов и киргиз в одно, отделить их от Коканда и вообще освободить от притеснений кокандцев. Между тем, случились некоторые нежелательные дела, теперь на все происшедшее между нами я объявляю са-лават и прощаю вам неразумие. Что я не питаю злобы, можете видеть из того, что выпускаю на свободу невредимым Кал-чабия и его 200 джигитов. По получении этого письма удалите из сердца опасения и явитесь ко мне, чтобы соблюсти обряды покорности и тем достичь высокой степени счастья. Если же это предложение не придется вам по сердцу и вы не откажетесь от вражды, то отвечайте сами за свою судьбу».

В этом письме характерно отсутствие призыва Кенесары к борьбе с царской Россией. Это не случайно. Кенесары понимал, что такой призыв не будет поддержан киргизами, так как в этот период они еще не испытывали гнета царских колонизаторов. Основным врагом киргизов в то время был ко-кандский хан, под владычеством которого находилась вся современная территория Киргизии.

Однако манапы Орион и Жантай, чьи владения непосредственно граничили с кочевьями Старшего жуза и которые в своей внешнеполитической деятельности были вынуждены лавировать между Кокандом и царской Россией, естественно, не могли поддержать Кенесары. Но главное было не в этом. Сыдыков сообщает, что Ормон в переговорах с посланцами Кенесары однажды заявил: «Пусть он (Кенесары -- Е. Б.) ханство над обоими народами передаст мне, а Кенесары будет действовать с моего согласия»2. Этому можно поверить, поскольку Ормон стремился к объединению всех киргиз под своей властью. Между тем Кенесары требовал от киргиз «соблюсти обряды покорности», т. е, признать его власть. Не удержался он и от прямых угроз по адресу тех, кто не признал его власти.

Получив письмо Кенесары, Жантай и Орион обсудили его на собрании манапов и решили не принимать предложения султана. Они обратили внимание не на то место письма, где Кенесары призывал к совместной борьбе с Кокандом, а на то, где он угрожал силой присоединить к себе киргизов. Как пишет т. Джамгерчинов: «В стремлении Кенесары киргизские манапы видели попытку лишить власти представителей киргизской феодально-родовой знати во главе с Орионом». Угроза потери власти над народными массами испугала их больше, чем подчинение Коканду, классовые интересы возобладали у них над общенародными национальными интересами.

Письмо Кенесары к киргизским манулам, очевидно, получило в то время широкую огласку, среди казахов и киргизов. Об этом свидетельствуют многочисленные фольклорные материалы, передающие его содержание в разных вариантах. Таким образом, из анализа внутриполитического состояния алатауских киргизов и их взаимоотношений со среднеазиатскими ханствами и Россией становится понятным, что совместные действия царских властей и киргизских манапов против Кенесары не было случайным эпизодом борьбы.

Кенесары, оттесненный из районов Балхаша и Или, в 1846 году вынужден был начать борьбу с Кокандом без союзников, только силами примкнувших к нему казахов Старшего жуза. В 1846 году он вторгся в район Аулиэ-Ата (ныне город Джамбул) и осадил крепость Мерке. После непродолжительного сопротивления «датка» (комендант крепости) со своим гарнизоном сдался и в знак покорности подарил Кенесары своего аргамака -- «Кзыл-ауз».Он обещал также договориться с пишпекским кушбеки и киргизскими манапами о перемирии.

Ахмет Кенесарин пишет, что после занятия Мерке Кенесары отстранил кокандского «датка» и сам стал правителем Мерке3. После падения Мерке киргизские манапы обратились к пишпекскому кушбеки Алишеру с вопросом, как поступить с Кенесары: «Будет ли он вести борьбу с ним или вступить в переговоры о перемирии». Алишер ответил: «Меркен-ский «датка» -- трус и злодей, я честный слуга своего хана и оправдаю его доверие. Я имею две пушки и готов сражаться с ним».

Алишер и манап Ормон предложили киргизам откочевать в глубь страны, а сами со своими войсками вышли навстречу Кенесары. Отлично зная окрестности, они выбрали удобную позицию и укрепились в горах Кеклы.

Алишер и манап Ормон предложили киргизам откочевать в глубь страны, а сами со своими войсками вышли навстречу Кенесары. Отлично зная окрестности, они выбрали удобную позицию и укрепились в горах Кеклы.

В первых вооруженных столкновениях в Алатауских горах обе стороны понесли многочисленные потери. В одном из писем киргизского манапа Донентая к генералу Вишневскому сказано: «Кенесары, прибыв к нам, сделался уже врагом. В прошлом году они разбили аулы наши и 100 наездников умертвили, но мы с помощью божьей вооружились под предводительством султана Боке, умертвили их 4 тысячи человек» .

К середине 1846 года наступило некоторое затишье, начались переговоры о прекращении военных действий и заключении перемирия. По поводу предстоящих переговоров пограничный начальник сибирских киргизов писал: «К дикокамен-ным киргизам Кенесары отправил недавно от себя послов с присоединением к ним и от султана Галия, дабы условиться с ними о мире, но таковые еще не возвратились»3. Кенесары все время стремился к прекращению военных столкновений с киргизами. Это отмечал сотник Абакумов, который писал, что Кенесары с киргизами «всеми средствами старается помириться» 4.

Со стороны киргизов в качестве парламентера прибыл к Кенесары известный манап Калигул, впоследствии получивший за доставление головы Кенесары к Западно-Сибирскому генерал-губернатору Горчакову золотую медаль. Калигул был принят Кенесары, несколько дней находился в его ставке и был даже приглашен в гости к Наурызбаю. От Калигула мы впервые узнаем о внешности Наурызбая: «Одетый в бархатный кафтан, рослый молодой джигит, усы на нем только начали появляться, стал приглашать к себе в гости. Впоследствии я узнал, что это был тюре Наурызбай».

Кенесары договорился с Калигулой, что впредь казахи и киргизы будут жить дружно и находиться в добрососедских отношениях, что киргизы будут прислушиваться к советам Кенесары. Калигул от имени киргизского народа дал обещание: «Киргизы и казахи будут дружественной самостоятельной страной, но по всем важнейшим делам будут советовать-* ся с Кенесары и прислушиваться к его голосу»1. Кроме того, договорились обменяться военнопленными. Кенесары, по просьбе Калигула, возвратил пику и шашку (булат) киргизского батыра Тастанбека, убитого казахами, а Калигул обещал вернуть за выкуп попавших к ним в плен джигитов Кенесары. Во время переговоров об освобождении из плена двух любимых батыров Кенесары (один из них был шурином Кенесары-- братом бывшей в плену в Оренбурге старшей жены Кунимжан) -- киргизы назначили выкуп «за первого 64 вороных лошади, за второго --10 лисьих шуб, 10 штофных халатов, 10 выдр, 10 саврасых лошадей и 10 верблюдов». Кенесары объявил по аулам поголовный сбор ценностей для выкупа джигитов и двух батыров, однако, «собранного имущества недоставало на выкуп шурина его и еще одного любимца»2. Заключенное перемирие скоро было нарушено самими киргизами. Манапы стали подстерегать известного батыра из Старшего жуза-- Саурыка, желая отомстить ему за убитого им киргизского батыра Джаман-кара. Во время пребывания Саурыка на отдыхе 70--80 киргиз напали на его отряд, перебили его джигитов и угнали более 700 лошадей. Сам Сау-рык во время погони попал в засаду и был убит киргизами. Нападение киргизских манапов на Саурыка и угон лошадей привело к нарушению условий перемирия и послужило поводом к последующему вооруженному столкновению и к гибели самого Кенесары и его соратников.

В 1847 году Кенесары вторгся в пределы Киргизии. В этой борьбе Кенесары преследовал основную цель -- борьбу с господством Коканда, как врага казахов и алатауских киргиз, и против киргизских манапов, являвшихся верными союзниками кокандских беков. Поэтому поход в Киргизию он рассматривал как ответ на действия манапов, передавшихся на сторону Коканда. Но пр*и этом он допустил крупнейшую ошибку, выразившуюся в том, что в Киргизии Кенесары применил типично феодальные методы борьбы. Его репрессии обрушились не столько на манапов, сколько на киргизский народ. Им сжигались целые аулы, он не щадил ни женщин, ни детей. Но жестокость проявлялась обеими сторонами: и киргизские манапы в своих письмах к властям также хвали-лись тем, что умертвили «бесчисленное количество привер-жецев Кенесары», жестоко расправились с повстанцами и описывают мучительную казнь Кенесары и его соратников. Свойственная феодальной эпохе жестокость отразилась в методах борьбы восставших. Конечно, и сам Кенесары не мог выйти из рамок своей среды.

По поводу национально-освободительных войн, происходивших в условиях феодального общества, Энгельс писал:

«...в народной войне средства, применяемые восставшей нацией, надо оценивать не с точки зрения общепризнанных правил регулярного ведения войны или какого-либо другого абстрактного критерия, а лишь с точки зрения той ступени цивилизации, которой достиг восставший народ» .

Жестокость Кенесары объясняется той средой, к которой он принадлежал и нравы которой наложили отпечаток и на его идеологию и на методы его борьбы. Но именно эти феодальные методы борьбы помогли Ориону и Жантаю объединить широкие массы киргизского народа для борьбы с Кенесары. Кенесары пришлось иметь дело в Киргизии не с феодальными дружинами манапов, а с сопротивлением народа, и это погубило его.

Кампания Кенесары в Киргизии настолько мало изучена, что трудно восстановить подробный ход событий. Интересно отметить хитроумные приемы борьбы, применявшиеся Ормон-ханом с целью дезориентации Кенесары и сыгравшие известную роль в исходе конфликта.

«Во время войны с Кенесары Ормон-хан приказал своим отрядам боевым походом спускаться с горы по видимой казахам дороге, пустив побольше пыли. Спустившись вниз, они по ущелью возвращались назад и начинали походный марш сначала. Так происходило беспрерывно 3 дня. Говорят, что Кенесары, наблюдавший это, был поражен многочисленностью войск Ормон-хана, бесконечно, в клубах пыли, прибывавших к нему.

По ночам Ормон-хан приказал каждому человеку развести отдельные костры. И когда Кенесары видел по ночам бесчисленное множество огней в горах, он будто бы сказал: «Кыргыз коппу, асмандагы жылдыз коппу»-- т. е. «киргизов больше или звезд на небе больше?».

Последнее сражение Кенесары с киргизским войском происходило в горах Кеклы, недалеко от Пишпека (ныне Фрунзе). Горы Кеклы находятся на восток от с. Токмак. Войска Кенесары были расположены в местности Майтюбе -- небольшого плоскогорья, направо от которого в 1--2 километрах протекает река Чу. Киргизы испокон веков считали Май-тюбе «кровавым местом»2.

С северо-востока к Май-тюбе примыкает гора Кеклы, называемая «священной сопкой». К западу от этой сопки лежит широкая долина Кара-конус, простирающаяся до реки Чу. Эта долина разделяется на две части: одна из них называется «Алмалы-Сай» (яблоневая долина), а примыкающая к ней долина -- «Саулман». Эти долины богаты дикорастущим лесом, среди которого протекает бурная река. Кенесары попал в плен к киргизским манапам в долине «Алмалы». Штаб Кенесары находился на Май-тюбе. До наших дней здесь сохранились остатки временного укрепления, сооруженного сторонниками Кенесары: вырытый на восточной стороне плоскогорья окоп и сваленные в кучу каменные глыбы.

Исход сражения Кенесары с киргизами заранее был предрешен в пользу киргизских манапов. Во-первых, командование царских отрядов согласовало с манапами план военных действий. В своем рапорте генерал-майору Вишневскому есаул Нюхалов писал: «Я послал письмо к известнейшим из них биям: род Бугу -- Бурамбаю Бекмуратову и Ажибаю Сералину; Сарбагыз -- Орион Ниязбекову и Солты -- Джан-гараш Ескожину -- приглашая их к истреблению Кенесары как врага их и русского правительства»3.

Во-вторых, казахский султан Рустем и бий Сыпатай, примкнувшие к движению Кенесары из-за боязни ограбления, в ночь перед сражением покинули дружины Кенесары. Об этом рассказывает Мадбек Бекожаев: «Сыпатай и Рустем-тюре ночью, отделив свои войска, переправили их на противоположный берег реки Чу и, достигнув «Мыкан Суы», они в поисках места переправы простояли до утра. В это время киргизские войска, обнаружив их, напали. Позади враг, впереди непроходимая болотистая вода, казахи были перебиты, а часть попала в плен к киргизам».

Услуга, оказанная Сыпатаем и Рустемом, забыта не была. Впоследствии манап Жантай Карабеков писал пограничному начальнику сибирских киргизов, прося о награждении султана Рустема: «...султан Рустем с бием Сыпатаем Алибековым, взяв войско, обратились, представив мне по своему разумению поступить с Кенесары».

В-третьих, кокандские беки передали свой отряд в распоряжение манапа Ориона.

Понимая безвыходность положения, Кенесары созвал военный совет, чтобы решить, как выйти из окружения. Наурыз-бай предложил Кенесары: «Дайте мне 200 годных к бою джигитов под начальством Курман-батыра из рода Таман, Агбай-батыра, с этими двумя сотнями я ударю на строй киргизов и пробью его»3. Хотя этот совет был одобрен всеми, Кенесары возразил: «Раз мы пробьемся, мы побежим уже безостановочно. У кого лошадь быстра, тот спасется. Большинство же народа погибнет. Если я сам, предводительствуя войском, обращусь в бегство, то уже не могу больше быть ханом народа».

Кенесары предложил заколоть всех лошадей, оставив только 30, чтобы нагрузить на них мясо и другую провизию, а самим пробивать дорогу пешими с пиками в руках. Но это предложение не встретило одобрения. По казахским представлениям, лишение лошади равносильно смерти. Решено было остаться до следующего дня в надежде, что прибудет подкрепление. Но помощь не пришла.

Кенесары и Наурызбай, во главе своих отрядов, решили все же с боем выйти из окружения.

Кенесары со своим отрядом принялся пробивать дорогу через болотистую реку Кара-Сук. Во время переправы многие утонули в реке, но, несмотря на это, воины старались всячески спасти Кенесары. Вот как описывается этот эпизод

участником восстания: «Сотни Кенесары-касымовцев, засасываемые предательской рекой, потонули под ударами наседающих кара-киргиз, но, погибая, они выручили своего любимца султана Кенесары Касымова: жертвуя собой, они спасли султана, перебрасывая его с одной тонущей лошади на другую»

Попытка вырваться из окружения окончилась неудачно. Наурызбай вместе со своим отрядом погиб в неравной борьбе. Кенесары же был захвачен в плен манапами.

Перед своей казнью он еще раз обратился к киргизским манапам с предложением о прекращении вражды и объединении сил казахов и киргизов для совместной борьбы с общим врагом -- Кокандом. Однако и на этот раз киргизские манапы отклонили его предложение.

Кенесары перед казнью, при огромном стечении людей, запел песню. В этой песне он вспомнил весь путь суровой борьбы, во имя свободы и независимости своей страны, вспомнил привольную степь Сары-Арка и своих соратников, павших на поле брани. Вот как описываются последние моменты казни Кенесары: «Кенесары, взглянув тогда (во время казни) на собравшийся народ, на далекие горы, на высокое небо, откуда лились ласковые лучи веселого солнца -- взглянув кругом себя, запел песню. Долго лилась его песня среди собравшейся толпы и словам сим она долго внимала, не имея ни сил, ни желания оторваться от властных слов его песни, что глубоко западали в душу каждого, кто слушал их. И в песне своей вспомнил он всю свою жизнь в родных и привольных степях, в кругу родного аула».

Смерть Кенесары произвела потрясающее впечатление на его соратников и боевых друзей.

Я. Палферов передает словами участника восстания Ны-самбая эти глубокие переживания казахов, лишившихся своего вождя. «Вдруг тишина ущелья прорывается странным аккордом домбры, а вслед раздалось высокое грудное «Э... э... Алла»... полилась грустная, в душу проникающая, надгробная песня Нысамбая, тут же им сложенная...

Плачь горькими слезами, степь родная!

Поникни гордой головою, высокий ковыль!

Посетила нас, казахов, кручинушка злая,

В сердце когтями впилась ужасная боль...

Погиб наш агид и батыр могучий.

Рукою коварной в засаде сраженный...

Погиб Кенесары -- точно бор дремучий,

Злым пожаром нещадно спаленный...

Нет Кенесары больше среди нас,

Мертвый он... Теперь поругание

Над трупом свершают асхеды,

Кипчаки проклятые ада посланье...

Стихни, ветер свободный!

Свои песни забудьте, акыны...

Слышится плачь лишь надгробный:

Степь потеряла лучшего сыра.

«Долго еще лилась песня -- импровизация, полная мучительных аккордов, далеко-далеко несясь по ущелью, а там, вырвавшись на свободу, аккорды льются по широкой ковыльной степи, всюду разнося скорбную весть о смерти батыра Кенесары... И внимало рыдающему аккорду все окружающее. По смуглым лицам слушателей струились обильные слезы, а порой вырывался стон... Казалось, что вся природа рыдала вместе с этой безутешной песнью»3.

С получением вести о смерти Кенесары, Пограничная Оренбургская Комиссия разослала циркуляр, в котором известила «киргиз Оренбургского ведомства о смерти общего врага их».

Западно-Сибирский генерал-губернатор Горчаков решил пригласить к себе всех отличившихся в этих боях киргизских манапов и представить их к награждению орденами, что впоследствии и было сделано. К самому убийце Кенесары -- Алибекову -- Горчаков обратился со специальным письмом, в котором писал:

«Почтенному киргизу Калигуле Алибекову. Желая наградить отличную храб/юсть и примерное усердие, оказанное Вами в деле мятежника Кенесары Касымова, я, по высочайшей, представленной мне его императорским величеством власти, препровождаю при сем серебряную медаль, для ношения на шее, на Георгиевской ленте, оставаясь вполне уверенным, что Вы достойно оцените столь высокую награду и преданностью священной особе государя императора заслужите внимание правительства» .

В последнем сражении, по данным пограничного начальника Сибирских киргиз генерала Вишневского, манапом Ор-моном были убиты брат Кенесары -- Наурызбай, двое его сыновей и 15 других султанов2. Кроме того, много было убито рядовых казахов, а число пленных составляло около одной тысячи3.

Киргизские манапы Орион и Жантай, в знак своей признательности и дружбы, послали головы убитых казахов в качестве подарка кокандскому хану. Об этом говорится в показаниях одного караван-баши, данных капитану Рыльцову: «Собственными глазами я видел в Ташкенте присланные ди-кокаменными киргизами тамошнему начальству в подарок два воза голов убитых из шайки Кенесары, головы эти выставлены были на длинных шестах на Ташкентском базаре. Тамошнее правительство, в изъявление удовольствия своего, выдало дикокаменным киргизам подарки».

Правительство высоко оценило помощь киргизских манапов в подавлении восстания Кенесары. Об этом генерал-майор Гасфорд в своем письме к управляющему Министерством иностранных дел Л. Г. Сенявину, отмечая заслуги Ормона Ньязбекова, писал: «Неоспоримо, что без его содействия и исполненной им над Кенесарою казни, дела наши тогда могли взять другой, менее выгодный для нас оборот»5.

В отмщение за смерть Кенесары, казахи Копальского уезда предприняли поход против киргизских манапов. Несколько убийц были жестоко наказаны. В частности, казахи разгромили аулы киргизского манапа Тюрегельды, а его самого увезли в плен.

Вслед за гибелью Кенесары, в 50-х годах XIX века началась разорительная междоусобная феодальная война в Киргизии, возглавляемая тем же Орионом. Орион во главе сары-багышцев хотел захватить богатейшее пастбище бугинцев, раскинувшееся по берегам Иссык-Куля, и подчинить их своей власти. В процессе этой войны, в 1855 году Ормон погиб. Насколько ненавистно было имя другого убийцы Кенесары--* манапа Жантая не только казахам, но и самим киргизам, лучше всего свидетельствует письмо самого Жантая: «У меня много врагов и мало друзей; легко может быть, что казахи или дикокаменные наговаривают вам на меня, не верьте им. Я все тот же мирный, который давно посылал с этими намерениями своих людей к царю. Верьте лучше мне, чем киргизам».

Джамбул в своей поэме «Суранши-батыр» рисует Жантая двуличным и корыстолюбивым человеком.

Он хотел как царь Российский Быть владыкой орд Каспийских И владеть с Урманом вместе Даром выпасов Илийских.

Знал блудливый этот хан: -- Не изменит друг -- Урман. Утопив в крови киргизов, Продал он царю чапан .

Заключение

20--40-е годы XIX в. в Казахстане ознаменовались событиями, оказавшими крупнейшее влияние на дальнейшие судьбы казахского народа и на судьбу Средней Азии в целом.

Для того, чтобы хотя бы коротко суммировать политические и социально-экономические итоги рассматриваемого тридцатилетия, необходимо прежде всего учесть тот широкий международный фон, на котором развивались эти события, и то место, какое занимали экспансия царизма в Казахстане в общих планах завоевания Средней Азии царской Россией. Одним из главных успехов, достигнутых царизмом на путях завоевания Средней Азии, было полное завершение подготовки к окончательному подчинению Казахстана и превращению его в колонию русского царизма.

Историческое значение этого факта станет ясным, если вспомнить огромное стратегическое значение Казахстана, расположенного между Россией, среднеазиатскими ханствами и Китаем. Через Казахстан пролегали древние торговые пути, ведшие в эти страны и далее в Афганистан, Индию и глубины Центральной Азии. Через Казахстан пролегали в том же направлении и военнооперационные линии. Только обеспечив здесь свои позиции и подтянув сюда свои войска, можно было приступить к осуществлению походов на среднеазиатские ханства и к дальнейшему наступлению на Центральную Азию. Это отмечал еще Энгельс, который писал:

«Стоит им (русским войскам -- Е. Б.) только пройти Киргизскую степь, и они очутятся в сравнительно хорошо обработанной и плодородной области Юго-Восточного Туркестана, завоевание которого нельзя будет у них оспаривать».

Таким образом, Энгельс отмечал не только неизбежность завоевания всей Средней Азии царской Россией, но и, что для нас особенно интересно, роль Казахстана, как буфера между империей и среднеазиатскими ханствами. Превращение этого буфера в плацдарм для решительного наступления на Коканд, Хиву и Бухару и приближение на юго-востоке вплотную к границам Китая и составляло важнейшую задачу среднеазиатской политики царизма, блестяще разрешенную им в течение 20--40-х годов XIX века.

Осуществление этой задачи происходило постепенно, и темпы ее определялись двумя моментами -- внешнеполитическим, в котором основную роль играло англо-русское соперничество в Центральной Азии, и внутриполитическим, в котором решающее значение имело сопротивление колонизаторской политике царизма, оказанное казахскими народными массами. Ведь совершенно ясно, что если бы царизму не пришлось подавлять длившееся 10 лет восстание Кенесары, он подчинил бы себе Казахстан в значительно более короткие сроки и раньше бы вышел на исходные рубежи в направлении Средней Азии. Как известно, активизация политики царизма в Средней Азии и Казахстане наступает лишь в 20-х годах XIX века. Началом ее явилось внедрение российской административной системы сначала в Среднем, а затем в Малом жузах, важнейшим элементом которого явилось введение так называемого «Устава о сибирских киргизах» 1822 года. На первых порах наступление царизма не встретило серьезного сопротивления казахских масс, поскольку подавляющая часть султанов и родоначальников перешла на службу к царизму. Это уже само по себе определило весьма спокойный и неторопливый ход событий, тем более, что среднеазиатские дела в целом до начала 30-х годов вообще играли второстепенную роль во внешней политике царизма. Достатбчно сказать, что даже границы Казахской степи не были точно известны. По словам Левши-на, они представлялись «не иначе, как умственной линией, которой направление будет описано самым неопределенным образом» '.

Насколько неторопливо шло внедрение новой административной системы, видно хотя бы из того, что между организацией Кокчетавскогр и Каркаралинского округов, открытых в 1824 году, и Аягузского округа, открытого в 1831 году, прошло целых 7 лет.

Однако с начала 30-х годов положение меняется. Темпы экспансии царизма в Казахстане усиливаются, особенно со второй половины этого десятилетия. Причинами этого явилось обострение англо-русского соперничества, в связи с развертыванием событий в Иране и Афганистане и усиленными интригами в среднеазиатских ханствах, а также рост агрессии Хивы и Коканда в отношении казахов. Очень характерно, что хотя основная линия фронта англо-русского соперничества пролегла весьма далеко от Казахстана, многие чиновники-колонизаторы встревожились не на шутку. Так, полковник Бутовский из Западно-Сибирского военного округа в 1836 году представил даже особую докладную записку, где отмечал, что англичане, «смело и успешно» распространяя свое влияние в Средней Азии, «приближаются также к киргизам». Напоминая «потерю огромных сумм, которая стоила России приобретение киргизов» и критикуя, как недостаточную, систему управления казахскими степями, Бутовский требует «решительно и внезапно устроить нашу укрепленную Линию между Каспийским морем и Китаем, по реке Аму-Дарье... и стать там твердою ногой». Не ограничиваясь этим, он проектирует далее высадку десанта в Астрабадском заливе и одновременно движение русских отрядов от побережья Каспия, Оренбурга и Семипалатинска в районы Аму-Дарьи, в результате чего Хива окажется включенной в русские границы.

Серьезные опасения правительству внушала и агрессия Хивы. Действительно, в 1832 году Хива завоевывает Мерв и подчиняет своему влиянию не только часть прикаспийских туркмен, но и усть-уртских и сыр-дарьинских казахов, назначая там ханов и построив на Сыр-Дарье крепости Кинджабай и Чиркайлы. Мало того, Хива простирает свои претензии до р. Эмбы и ведет враждебную России работу среди казахов, кочующих к северу от Мугоджар и между Эмбой и Усть-Уртом.

Таким образом, именно эти причины -- обострение англо-русского соперничества и агрессия Хивы -- оказали существенное влияние на активизацию политики царизма в Казахстане. Это подтверждается формулировкой цели Хивинской экспедиции 1839 года, зафиксированной в журнале Особого Комитета от И марта 1839 года: «Восстановить и утвердить значение России в Средней Азии, ослабленное долговремен ною ненаказанностью хивинцев и, в особенности, тем постоянством, с которым английское правительство во вред нашей промышленности и торговле стремится к распространению своего господства в тех краях».

В результате усиленного наступления на Казахстан в период 30-х годов царизм значительно укрепляет свои позиции в казахской степи. При этом он действует не только методами военными, вроде форсированного строительства кордонов и укрепленных линий и снаряжения карательных экспедиций, не только методами политическими, вроде введения дистанционной системы, дальнейшей организации округов и окружных приказов, подкупа султанов и т. п., но и методами экономическими. Усиливается, особенно с 1835 года, захват земель, в 1837 году вводится кибиточный сбор и т. д.

Все это ведет к усилению колониального гнета, который продолжает расти, не ослабевая и в 40-х годах, и вместе с гнетом казахской феодальной верхушки образует двойной пресс эксплуатации и угнетения, обрекающий народные массы на невиданные еще страдания.

Неудача Хивинской экспедиции 1839 года и заключение в 1840 году англо-русского соглашения, предусматривавшего разграничение сфер влияния в Средней Азии, казалось бы, должны были ослабить активность царизма в Казахстане, поскольку они были непосредственными причинами ее подъема в 30-х годах. На деле, однако, этого не случилось, ибо дело зашло уже слишком далеко. Правда, второй Хивинский поход пришлось временно отложить, что, впрочем, вовсе не было жертвой со стороны царизма, так как напуганные хивинцы пошли на существенные уступки. Что же касается Англии, то она, добившись уступок России в Иране и Афганистане, не настаивала на прекращении экспансии царизма в Казахстане, ибо такое требование было бы сочтено за вмешательство во внутренние дела империи. Да и слишком далек был Казахстан в ту пору от сфер непосредственно английских интересов, тем более, что самый центр англо-русских отношений переместился на Ближний Восток.

Все это привело к тому, что и в 40-е годы царизм продолжал, правда, бесшумно, вести усиленную политику всемерного закрепления своих позиций в Казахстане и создания надежного плацдарма для будущего наступления в Средней Азии.

Это выразилось в замирении Гасан-Кулинских туркмен в 1842 году, освоении Ново-Мангышлакского залива в 1844 году и постройке там Ново-Петровского укрепления, возведении укреплений на реках Тургае и Иргизе в 1845 году, Раимского укрепления в низовьях р. Сыр-Дарьи в 1847 году, фортов Ка-ра-Бутак и Кос-Арал в 1848 году, организации флотилии на Аральском море в 1848--1849 годах, сближении с алатауски-ми киргизами и ряде других мероприятий.

В эти же годы проводится весьма широкое обследование природных богатств Казахстана,-- обследуется Аральское море и Балхаш, изыскиваются месторождения каменного угля, проводятся картографические съемки.

Поражение восстания Кенесары в 1847 году еще больше облегчило дело подчинения Казахстана, освободив силы, занятые преследованием повстанцев.

В результате, к началу 50-х годов весь Казахстан фактически полностью был захвачен царизмом, и последний смог вступить в новый этап своей среднеазиатской политики -- решительного наступления на Коканд, Бухару и Хиву, увенчавшегося полным успехом.

Таковы вкратце итоги политики царизма в области его закрепления в Казахстане.

Результаты присоединения Казахстана к России и проводимая царским правительством политика внесли серьезные изменения в экономику и быт казахов и повлекли за собой крупнейшие социально-экономические последствия.

Важнейшим из этих последствий было значительное ускорение процесса феодализации казахского общества на основе распада патриархально-родовой общины. Процесс этот начался еще задолго до завоевания Казахстана, но теперь он вомного раз был ускорен.

При этом следует учесть особенности казахского феодализма, связанные в первую очередь с кочевым скотоводческим бытом казахов. Казахские феодалы, являясь крупными скотовладельцами, фактически распоряжались общинными землями. Именно на этой базе было создано экономическое и политическое господство казахских феодалов -- ханов, султанов и родоначальников над трудящимися массами.

Нужно сказать, что эта особенность отмечена и у других кочевых народов. Так, например, Л. П. Потапов пишет:

«Главные средства производства у кочевников (пастбища и скот) находились, в основном, в руках феодалов. Специфика же ранних феодальных отношений здесь проявлялась в том, что пастбища эти формально считались общинными для группы родов или племени. Фактически, например, у алтайцев зайсаны и баи огораживали лучшие пастбища для себя, запрещая своим соплеменникам и сородичам пасти на них скот. Зайсаны и баи даже сдавали часть этих общинных пастбищ в аренду русским крестьянам или казахам (Чуйская степь), присваивая себе арендную плату. У казахов развитие феодальных отношений также связывалось с узурпацией общинных кочевий. .У киргизов кочевьями, пастбищами, формально общинными, распоряжались манапы. Они определяли границы кочевий для отдельных групп киргизов, брали с них, как и с казахов, в свою пользу за пастьбу скота натуральные и денежные поборы: «отмай» и «соишь», наделяли пастбищами в качестве приданного своих дочерей, выходящих замуж. У тувинцев распределение кочевий производил «нойон»-- феодал, стоявший во главе хошуна. Следовательно, формально общинная, а по существу феодальная собственность на пастбища у кочевников выступала в форме распоряжения кочевьями (определение места и порядка пользования пастбищ) со стороны феодалов» '.

Какие же изменения внесло присоединение Казахстана к России в казахское кочевое скотоводческое хозяйство?

Как мы уже видели, экспансия царизма в Казахстане сопровождалась массовым захватом земель, издавна служивших кочевьями для многих казахских родов. Так, в 1835 году при устройстве одной лишь «Новой Линии» укреплений, между Троицкой и Орской крепостями, было отчуждено 10.000 кв. верст земельной площади. Богатый пастбищами, сенокосными угодьями и водой, этот район был одним из лучших в Младшем жузе и потому потеря его была особо чувствительна для населявших его казахов.

В результате подобных захватов, особенно многочисленных именно в описываемое тридцатилетие, казахи были оттеснены в районы, порой совершенно не приспособленные для кочевого скотоводства. Традиционные, веками установившиеся маршруты весенне-осенних перекочевок крупнейших родов были нарушены, а это привело, во-первых, к ожесточенной междоусобной борьбе за лучшие районы кочевий (особенно в тех местах, где пришельцы сталкивались с уже давно находившимися там родами), во-вторых, к обострению внутриро-довой борьбы, так как лучшие летовки и зимовья захватывались родовой знатью, обращавшей их в свою частную собственность, в-третьих, к ускорению на этой почве классовой дифференциации внутри кочевой патриархально-родовой общины и постепенному распаду ее и, в-четвертых, к острому скотоводческо-пастбищному кризису, усилившему процесс обнищания большинства населения.

Следует особо подчеркнуть, что захват общинных земель султанами и байско-родовой верхушкой всемерно поощрялся царизмом. Доказательством этому служит то, что во всех конфликтах между байско-родовой знатью и родом в целом власти неизменно поддерживали первую, закрепляя отнятую у общины землю в частную собственность баев и родоначальников.

Так, в решении Особого комитета, созданного специально для разрешения земельного вопроса в Казахской степи, говорится, что необходимо:

«1. Зимовые стойбища киргизов считать частными владениями отдельных лиц, с правом наследования и с правом отчуждения, как полной собственности»2.

Крайне характерна при этом аргументация, приводимая в пользу такого решения.

«Признание за киргизами, по их понятиям и обычаям, прав частной собственности на зимовые стойбища даст им возможность продавать таковые русским; через это облегчится доступ к водворению в степи русского населения. Средство это послужит к сближению и слиянию их с русской народностью и привитию начал государственности»3.

Именно поэтому царские колонизаторы всячески поощряли превращение общинной собственности в частную. В результате, в отличие от предыдущего периода, феодальная верхушка становится не только фактическим распорядителем, но и юридическим собственником зимовок и отчасти летовок, что наносит сильнейший удар общине, как таковой.

земледелие становится вторым, после животноводства, занятием казахов, внося новые черты в их хозяйственную жизнь. Одним из серьезных последствий этого было сближение казахского населения с русским, от которого казахи заимствовали не только многие методы хозяйства, но и культурные навыки. Это сближение имело и важную политическую сторону-- разрушая искусственный барьер национальной вражды, разжигаемой царизмом, и способствуя в дальнейшем развитию общей борьбы против царизма казахских и русских трудящихся.

Немалые изменения повлекли за собой рост торговли с казахской степью и внедрение товарно-денежных отношений.

Русский торговый капитал шел в казахские степи раньше всего потому, что там еще возможно было «первоначальное накопление» (Ленин). Торговля со степью давала русским купцам баснословные выгоды. Они не только сбывали здесь всякую заваль, но и наживали при этом огромные барыши, получая, например, за фунт сахара целого барана. Обман, обмер, обвес -- все это имело здесь широкое распространение. Слова К. Маркса о том, что «Пока торговый капитал играет роль посредника при обмене продуктов неразвитых стран, торговая прибыль не только представляется результатом обсчета и обмана, но по большей части и действительно из них происходит», целиком оправдываются деятельностью торгового капитала в Казахстане.

Характеризуя торговлю со степью, А. К- Гейне писал: «Из России киргизы получают товары вообще самого низкого сорта, т. е. все то, что уже в своих пределах перебывало на всех ярмарках и положительно не имеет никакого хода дома. Между тем весь этот хлам сбывается в степях киргизских очень выгодно при мене на скот, а потому надо удивляться русским промышленникам, что они не развивают до больших пределов свою среднеазиатскую торговлю»2.

Очень показательно, что Гейне вовсе не осуждал, а только констатировал подобные методы торговли, выражая надежду на ее дальнейший рост.

Торговля велась главным образом в так называемых «меновых дворах», основанных при крепостях на пограничной Линии еще в XVIII веке. Но уже в описываемый период появляются и новые формы торговли, впоследствии весьма распространившиеся. Это, во-первых,-- ярмарки, вроде возникшей в 40-х годах знаменитой Куяндинской ярмарки, в Каркаралинском округе, и, во-вторых, система разъездной агентуры, проникавшей в самые отдаленные уголки казахских степей.

Отмена пошлин на кожи и сало в 1831 году и на хлеб и железные изделия в 1835 году значительно расширила деятельность разъездных торговцев. Очень характерно, что огромное большинство этих торговцев были либо татары, либо еще чаще -- бывшие байгуши-казахи, выбившиеся из батраков «в люди» и ставшие приказчиками у русских прилиней-ных купцов. Многие из этих казахов-приказчиков сами потом стали купцами.

Торговля со степью особенно стала расти в 40-е годы, после того, как властями были приняты меры к тщательной охране торговых путей и караванов, что, между прочим, отмечает и Ф. Энгельс. Именно в это время в русской периодической печати появляется ряд статей, пропагандирующих необходимость завладеть среднеазиатскими рынками, и строятся планы овладения ими с помощью мощной торговой компании, по типу Ост-Индской2. Роль Средней Азии и Казахстана, в частности, как рынков сырья и сбыта, к этому времени уже полностью осознается ведущими торгово-промышленными кругами.

Торговые обороты со степью растут, причем не только в меновой, но и денежной форме. Казахи привозили звонкую монету из Хивы и Бухары и на пограничной Линии, покупали нужные им товары за наличные деньги. Как отмечал в 1846 году попечитель Белозеров: «Торговля между киргизами введена в недавние времена на наличные деньги и потом все купленное ими они сбывают за наличные деньги».

Русское правительство, в свою очередь, должно было отменить существовавшее запрещение сбывать в Казахстан русскую монету. По этому поводу граф Нессельроде писал П. К. Эссену: «Не найдете ли Вы, Ваше Превосходительство, по усмотрению местных обстоятельств, возможным дать подведомственным Вам киргизам разрешение употреблять российскую монету, как золотую, так и серебряную и медную». То разрешение еще больше способствовало внедрению товарно-денежных отношений, оказавших большое влияние на постепенный переход от натурального к товарному хозяйству.

Развитие торговли влияло на хозяйственную структуру казахского общества в нескольких направлениях. Раньше всего торговый капитал влиял на скотоводство тем, что, по выражению К. Маркса, он «все более придает ему характер производства ради меновой стоимости, все более превращает продукты в товары».

В применении к Казахстану той эпохи это значило -- превращение в товары таких продуктов, как кишки, кожи, овчины, опойки, шерсть, которые раньше были продуктами натурального потребления. Более того, еще в начале XIX века бараны в Оренбурге скупались исключительно ради сала, которое в перетопленном виде сбывалось в Европу для производства мыла и свечей. Таково было первое проявление влияния торговли на скотоводство.

Другим следствием было постепенное изменение структуры стада. Как отмечал еще А. Левшин, в начале XIX века в Младшей орде 99 процентов стада составляли овцы и козы. Поскольку основной спрос в то время был на баранье сало '(для свечей и мыла), такая структура стада удовлетворяла торговый капитал. Однако уже с конца 30-х и начала 40-х годов стал возрастать спрос на рогатый скот, коней и верблюдов, и это повлекло за собой соответствующие изменения в структуре стада, о чем мы говорили в начале книги.

Наконец, третьим следствием было быстрое обогащение феодальной верхушки, поскольку именно у нее была сконцентрирована большая часть скота и, следовательно, именно она и выступала основным поставщиком его на рынок. Это обстоятельство повлекло за собой превращение части родовой знати и султанов в байство, в купцов и ростовщиков, поскольку ростовщические функции на данном этапе развития были неотделимы от функций торгового посредничества. Представители феодальной верхушки -- султаны и родоначальники все более становятся торговыми посредниками, еще сильнее укрепив этим свои командные позиции в казахском обществе.

Необходимо отметить также еще одну специфическую особенность торговли со степью, а именно ее ростовщический характер, превращавший торговую операцию в кабальную сделку. Предоставляя товары в долг казахам, купцы затем взимали с них проценты, порой составлявшие ту же сумму, что и цена товара. Это признавали даже такие отнюдь не критически настроенные исследователи, как Тетеревников, который отмечал: «Смотря по обстоятельствам, купцы отдают товары в долг и уже собирают долг впоследствии, причем, конечно, не обходится без разных притеснений». Очень важно подчеркнуть, что так действовали не только русские торговцы, но и их казахские коллеги --баи и феодалы, выступавшие в роли скупщиков, перекупщиков и ростовщиков. Характерно, что накапливавшиеся по мере роста торговых оборотов капиталы вкладывались в торгово-ростовщические операции. Это объясняется тем, что при господствующих докапиталистических отношениях вложение капитала в торгово-ростовщические операции дает значительно большую прибыль, чем вложения в промышленные предприятия.

Господство ростовщичества губительным образом сказалось на развитии производительных сил казахского общества. На неизбежность этого не раз указывал Маркс. Он писал: «При азиатских формах ростовщичество может существовать очень долго, не вызывая ничего иного, кроме экономического упадка и политической коррупции. Лишь там и тогда, где и когда имеются в наличности остальные условия капиталистического способа производства, ростовщик является одним из орудий, созидающих новый способ производства, разоряя, с одной стороны, феодалов и мелких производителей, центра-лизируя, с другой стороны, условия труда и превращая их в капитал».

Этих условий в то время в Казахстане не было. Ростовщичество было сильнейшим средством выкачивания сырья из хозяйства скотовода, но по отношению к торговому капиталу оно играло лишь подчиненную роль, и интересы последнего имели преобладающее значение. Поэтому здесь полностью оправдалась формулировка Маркса, который писал: «Ростовщичество не изменяет способа производства, но присасывается к нему, как паразит, и истощает его до полного упадка. Оно высасывает его соки, обескровливает его и заставляет воспроизводство совершаться при все более жалких условиях» 3.

В эту эпоху (20-х -- 40-х годов) проникновение русского торгового капитала в Казахстан не нарушило застоя в разви тии казахского общества, несмотря на концентрацию скота, этой основной частной собственности на средства производства у кочевников-скотоводов, с одной стороны, и на массовую пауперизацию трудящихся -- с другой. Это объясняется тем, что «В противоположность английской русская торговля, напротив, оставляет незатронутой экономическую основу азиатского производства».

Как мы видели из предыдущих глав, где был дан подробный анализ русской торговли в Казахской степи, проникновение шедших из России товаров не разрушило основы старого способа производства. Если в Индии ввоз дешевых хлопчатобумажных тканей убил индийскую прялку и нанес сильнейший удар домашнему производству, то в Казахстане этого не случилось, ибо местная домашняя промышленность производила войлоки и другие виды продукции, с которыми русские товары не конкурировали. С другой стороны, торговля не разрушила и основы казахской экономики -- животноводства, а только приспособила его к своим нуждам. Что же касается ремесленного производства, то оно только начало развиваться и специализироваться, причем, опять - таки, в таких областях, которым не угрожала русская конкуренция. В силу всех этих причин, экономическая основа казахского общества осталась той же, что и была -- крайне отсталой. Переход от натурального хозяйства к товарному, конечно, имел место, но он протекал медленно. Это, конечно, не значит, что за 30 интересующих нас лет все осталось без изменения. Напротив, вопреки воле царизма, колонизаторская политика во многом ускорила основные социально-экономические процессы, происходившие в стране, как, например, распад казахской патриархально-родовой общины, процесс феодализации казахского общества и его классовую дифференциацию. Она способствовала обострению классовой борьбы внутри казахского общества и национально-освободительной борьбы казахского народа против хивинских и кокандских агрессоров и царских колонизаторов, действовавших в союзе с казахскими феодалами.

Насколько велики были последствия присоединения Казахстана к России в 20--40-х годах лучше всего видно на примере сдвигов в области социально-экономических отношений.

Мы уже говорили, что в результате ускорившегося процесса классовой дифференциации феодальная верхушка казахского общества не только количественно выросла, но и значительно укрепила свои позиции за счет разорившейся пау-перизированной бедноты. Но этим дело не ограничивается. Чрезвычайно важно отметить структурные сдвиги внутри самой феодальной верхушки, изменение ее состава и борьбу за власть между различными категориями феодалов.

Веками занимавшая монопольное положение «белая кость», бывшие потомки чингизидов, теряет свое былое значение и прежние привилегии. Потомки чингизидов -- тюре начинают вступать в брак с потомками «черной кости», образуя новую категорию, так называемую «караман» (чернь) и постепенно сливаются с не столь родовитыми, сколь зажиточными слоями. Почти вовсе исчезают со сцены тарханы -- жалованные дворяне, возведенные в это звание царизмом.

Одновременно во много раз вырастает значение и удельный вес родовой знати -- феодалов-родоначальников, биев и аксакалов и новой социальной категории -- «баев», сосредотачивающих в своих руках крупные богатства. Это выходцы из «черной кости», но поскольку именно они все больше становятся реальными носителями политической и экономической власти, их значение и роль внутри господствующей феодальной верхушки неуклонно возрастают, в то время как значение султанов падает. В дальнейшем этот процесс эволюционирует в сторону сращивания сословной степной аристократии с родовой знатью и байством, что ведет к консолидации господствующей верхушки казахского общества.

Необходимо отметить, что все эти процессы совершались под воздействием колонизаторской политики царизма. Это особенно ясно видно на примере султанов -- представителей «белой кости». Те из них, которые пошли на службу к царизму и сохранили, таким образом, свои султанские прерогативы (правда, в урезанном виде), удержали и свои позиции внутри феодальной верхушки. Те же, кто перестал сотрудничать с царизмом и лишился своих прав, потеряли и свое положение в господствующих кругах казахского общества.

То же можно отметить и в отношении феодалов -- выходцев из «черной кости». Следует учесть, что в своей политике завоевания Казахстана царизм, сперва желая ослабить, а затем окончательно ликвидировать ханскую систему управления, опирался на феодалов-родоначальников, поддерживая их в борьбе с султанами. Разжигая феодальную междоусобицу, царизм своей политикой об'острял противоречия между сословий и родовой знатью, между феодалами-султанами и феодалами-родоначальниками и, в конце концов, способствовал победе последних над первыми.