Психологическое консультирование. Теория и опыт

Воспоминания и рассказы многих людей о ситуациях стыда показывают, что они существенно перестраивали отношения с собой и с другими людьми, словно высвечивали собственное место человека в системе человеческих отношений.

Сегодня многие факты жизни требуют понимания проблемы коллективного стыда и коллективного переживания отношений с другими людьми, но я думаю, что коллективный стыд невозможен, как невозможно коллективное вдохновение. Это может быть подражание, но источником истинного чувства будет только один человек. В этом смысле групповая коллективная стыдливость так же невозможна, как невозможен массовый творческий акт. Все нравственные чувства предельно индивидуальны и очень сильны по действию, в ситуации консультирования чаще всего имеешь дело с их последствиями - осознанием содержания переживания, где это чувство уже было. Зададим риторические вопросы: "Может и должен ли психолог стремиться к тому, чтобы вызвать у человека моральные переживания? Каково место этих названных переживаний в реальной психической жизни человека? Чем опосредованы моральные чувства, что можно (и, возможно, нужно) считать их знаковым проявлением?"

Можно предлагать гипотезы и возможные варианты ответов, но оставляю слово за читателем. Думаю, что свою точку зрения в разных вариантах я уже не раз высказала, злоупотребив терпением читателя.

Зависть. В ней никогда не признаются прямо, я ни разу за многолетнюю практику работы с людьми не слышала, чтобы человек сказал об этом чувстве. Бывали только варианты, когда, смягчая ситуацию, изменяя контекст, говорили о "белой зависти", конечно, зная о существовании настоящей - той, что называют черной. Черная зависть - желание зла другому человеку, делание этого зла - разрушающее чувство. Оно деформирует не только чувства, которые связывают его с тем, кому он завидует, но и отношение к самому себе. Зависть, как и все чувства человека, предметна - она всегда к кому-то или к чему-то, позавидовать можно и облаку, летящему над головой.

Психологический механизм зависти основывается на простоте психической реальности завидующего, простоте, которая выражется в наличии минимальных структур психической реальности. Их просто очень мало. Завидующему человеку можно сразу отказать в когнитивной сложности его внутреннего мира - он убог в том смысле, что не умеет многого из того, что природа дает людям с большей когнитивной сложностью внутреннего мира.

Простота или сложность когнитивного мира не определяется содержанием обучения, это такие качества, которые зависят от сензитивности человека, его реактивности и других природных особенностей, которые давно уже обсуждаются как основания для типологии личностей.

Все, что могла подарить жизнь в виде встреч с разными людьми в ситуации психологического консультирования, дает мне основания считать, что зависть, какой бы ее не окрашивали интонацией, - это признак наличия боли у завидующего человека, признак неосознанно переживаемой ущербности представления о себе, о жизни и других людях.

Если возникает необходимость психологической помощи такому человеку, то она может быть связана с простой информированностью о том, как переживают встречу с другими людьми разные люди. Это не рассуждение на тему о вреде зависти, это информирование о существовании других типов переживаний, связанных с человеком или обстоятельствами, вызывающими зависть у консультируемого.

Труднее всего иметь дело с детской завистью, которая основана на неравенстве обладания вещью или возможностями, у ребенка еще не сформирован процесс идентификации, он не может сам организовать свои Я-усилия таким образом, чтобы выстроить другое отношение к предмету зависти. Взрослый потенциально обладает такими возможностями, но ему надо изменить степень сложности своего когнитивного мира - увидеть в предмете зависти все его сложные качества, которые позволяют выстраивать к нему самые разные отношения.

Детей можно учить не завидовать, сообщая им защитные формулы обладания тем, чего нет у того, кому завидуют: "А зато у меня есть... А я могу... А у нас..." Это обучение сравнению в свою пользу - одно из правил саногенного мышления, о котором будет написано в главе об искусстве жить (гл. 7).

Взрослому человеку трудно перестроить отношение, если возникла зависть, так как сравнение, на котором она основана, является стереотипно простым способом решения множества жизненных задач, возникающих в общении с другими людьми. В принципе можно утверждать, что сравнение и фиксация его результатов -это основание мышления человека о самом себе, других предметах и явлениях мира, оно, как простая составляющая, входит во все мыслительные операции человека. Научиться сравнивать себя с собой - это значит осуществить идентификацию, т. е. проводить идентификацию как процесс, обеспечивающий ценность Я и его качеств.

Зависть является свойством человеческой натуры, но, как и всякие свойства, обусловленные природой, она имеет у людей разную степень выраженности и неодинаковую направленность. Можно завидовать птицам в небе и писать об этом стихи, можно позавидовать этим птицам и начать стрелять в них, не задумываясь о том, что... Да мало ли кому и чему можно позавидовать, т. е. сравнить с собой и пережить собственное несовершенство. Только для одних - это путь к разрушению объекта зависти, а для других - к созданию этих свойств в своей психической реальности.

Может быть, это звучит неестественно наивно, но психолог, работая с завидующим человеком, учит его, как это делают в школе, не только сравнивать, но и анализировать и синтезировать, видеть целое, а не части, учит целостному восприятию себя и другого человека. Это уже не консультирование, а активное социально-психологическое обучение, если человек может и готов его осуществить.

Тщеславие. Оно выглядит как ложное представление человека о своих достоинствах, чаще всего - это преувеличение собственных достоинств, его еще называют завышенной самооценкой. Проявления этого чувства остаются почти всегда похожими - это переживание боли, вызванной встречей с реальностью, где не подтвердилось представление о своих достоинствах, их просто не оказалось. Тщеславие сродни гордыне, которую считают одним из смертных грехов человека, но только сродни, так как общим для них является только неадекватная оценка своих возможностей. Почему тщеславие - это боль? Это тот вид нелокализованной боли, когда человеку трудно найти ее источник. В быту люди редко называют это чувство тем именем, которое я сейчас употребляю - оно немного старомодно и предполагает неоднозначное отношение к славе среди людей. Сегодня, когда многие ценности пересматриваются и буквально на глазах обесцениваются, переживания тщеславного человека будут восприняты им самим и другими людьми скорее как вечное недовольство, брюзжание, ворчание, жизнь в черных очках и т. п.

Это отражает содержание переживания тщеславного человека -у него всегда получается все хуже, чем он заслуживает, а он, как ему известно, заслуживает большего.

Такую форму отношения к собственным детям я встречала у большинства родителей, которые в свое время хорошо учились в школе или были отличниками в разных учебных заведениях, их родительское тщеславие не выносит того, что реально происходит в жизни их детей. Почти всегда говорить с таким человеком о его ребенке - это значит говорить о нем самом, о его замечательном школьном прошлом. Дает о себе знать одна из важнейших образующих структуры психической реальности - Я-концепция, которая как идеальное образование имеет самостоятельное, самодостаточное существование и требует особых усилий по ее сохранению. Способов сохранения Я-концепции много, один из них - отказ от внутреннего диалога (от рефлексивного отношения к самому себе). Ответ на вопрос, как и почему это происходит, займет много читательского внимания, я ограничусь тем, что замечу (практика это подтверждала не раз) - тщеславные люди ничего или почти ничего не умеют делать хорошо, но когда они встречаются с ситуацией, где есть тот, кто умеет делать хорошо, они испытывают настоящую боль ущемленного, задетого самолюбия ("Я думал, что я лучше всех").

Я не являюсь сторонницей нормативного подхода к человеку и не считаю, что завышенная самооценка тщеславного человека - это очень плохо и она требует немедленной коррекции, превращения ее в адекватную. Другое дело, что у человека есть болезненные переживания, с которыми он не может справиться, переживания, которые осложняют его отношения с близкими людьми. Тогда надо работать на создание позитивного, а не оценочного отношения к себе. Это трудная работа, ведь человеку придется найти все свои плюсы и минусы и полюбить их такими, какие они есть.

Из жизненного опыта и книг (художественных и научных) известно, что человек меняется очень мало, его чувства изменяются быстрее, чем другие проявления психической жизни, но и они обладают инерцией. Когда я встречаюсь с проявлениями тщеславия, стремлюсь к максимальной объективности в осознании человеком его ожиданий в отношении других людей и своих возможностей воздействовать на реализацию этих ожиданий. Таким образом возникает тема взаимозависимости людей и их относительной свободы. Это новые средства для самооценки, а выбор остается за человеком.

Гордость. Возможно, я неточна в терминологии, но, как показывает практика работы с людьми, именно этим словом называют то чувство, которое приносит боль в отношениях с другим человеком: "Гордость мне не позволяет подойти самой", "Я человек гордый - извинять я ни за что не стану", "Я через свою гордость переступать не буду" и т. д.

Сами же гордые плачут и переживают, что не могут что-то важное сделать в отношении близкого человека. Это важное чаще всего состоит в простом - признать свою ошибку, вину, оплошность, неловкость, сделать то, что давно называется "поговорить по душам", но это трудно, потому что мешает гордость, которая и является источником боли. Гордость - идеализированное представление о себе, о своих возможностях воздействия на чужую (да и свою) жизнь. Оно не может быть оценено как хорошее и плохое, но если оно приносит боль, о которой человек не может справиться, то это нужно осознать вместе с ним. Считаю, что гордость, которая иногда может спасти человеку жизнь, с той же степенью вероятности может и разрушить его жизнь хотя бы потому, что она приводит к перечеркиванию возможностей интимно-личностного общения с близким человеком. Думаю, это надо говорить людям при консультировании.

Злоба. Открытая или затаенная, она всегда требует выхода -злоба - преддверие аффекта, при соответствующих обстоятельствах она может составить его содержание. Она всегда требует реагирования, иначе начинаются болезни. У злобы всегда есть предмет, он, вызвавший это состояние боли, подвергается агрессии. Боль и агрессия почти всегда рядом. Но не обязательно рядом. Злоба желает разрушения, но не всегда на него способна, а для агрессии нет преград. Что такое злоба? Попробую описать ее. Злоба -это одно из проявлений концепции жизни, содержание которой связано с возможностью человека управлять ею, воздействовать на нее. Думаю, что злоба возникает тогда, когда человек переживает невозможность осуществления власти над своей или чужой жизнью. Злиться можно на любой предмет, который может стать содержанием управления, - на погоду и кошку, на соседа и самого себя, на порвавшиеся туфли и очередь в магазине, потому что... бессилен. Я-усилия не дают результата - ситуация неуправляема. Когда-то Стругацкие писали о том, что "трудно быть богом", быть сильным тоже трудно, быть могущим и вдруг не мочь - это очень трудно.

На консультации можно услышать от клиентов: "Злюсь, из себя выхожу, а они не реагируют", "Злой стал, что ни скажи - все не по его, фыркает". Это наиболее частые варианты, реже жалобы на то, что "зло дерется", "зло говорит обо всех", "зло шутит" и т. п.

Я не буду описывать все проявления злобы, хотя это могло бы составить предмет специального исследования, так как это один из видов реагирования на воздействие другого, другой реальности, которая нетождественна свойствам психической реальности злящегося человека. В целом злобу можно рассматривать как проявление бессилия, об этом можно услышать и в оценках злобного, сердитого поведения человека, которые есть в русском языке: "Доброму и сухарь на здоровье, а злому и мясное не впрок", "Злой человек не проживет в добре век", "Сердит, да бессилен -свинье брат", "Во зле жить - по миру ходить", "Сердитый умрет - никто его не уймет", "Сердит, что не тем боком корова почесалась" и т. п.

Когда разговариваешь с людьми в ситуации психологического консультирования о неэффективности злобы для решения задач установления отношений с близкими людьми, то часто приходится слышать суждение о том, что сам человек, когда он злится, первое мгновение чувствует прилив сил, свою возможность повлиять на ситуацию, но это оказывается заблуждением. В злости всегда потенциально присутствует разочарование из-за невозможности повлиять на другого, но в этом трудно себе признаться. Особенно нелегко это сделать взрослым в отношении воздействия на собственных детей, почти всегда ситуация обсуждения воспроизводит в той или иной интерпретации слова о том, что "злиться бесполезно, понимаю это, но иначе не могу". Вот тогда и начинается работа психолога по расширению репертуара реагирования на воздействие другого человека - это тоже одна из форм социально-психологического обучения, возникающая в ситуации психологического консультирования, если переживающий боль человек готов к ней - осознает необходимость изменить форму реагирования.

Конечно, мне бы хотелось здесь написать о всепобеждающей силе доброты, о ее необходимости как естественного проявления отношения человека к человеку, но все, что можно понять о людях, с которыми приходилось встречаться и работать, свидетельствует, к сожалению, о том, что доброта становится большой редкостью и ценится не очень высоко, ее склонны рассматривать как проявление "неумения жить", хотя в то же время по отношению к себе со стороны близких людей это качество является очень желательным.

Все понимают, что злость малопривлекательна и неактивна в решении задач воздействия на другого человека, но тем не менее признают, что она бывает эффективной, когда возникает и проявляется неожиданно для другого человека ("Один раз, ну, два, злостью можно чего-то добиться, а на третий раз он только бояться будет и уже ничем его не проймешь"). Я могла бы привести множество рассуждений о неумении людей выбрать какой-то другой способ реагирования, кроме злости, в ситуации, когда они сами понимают ее нецелесообразность, но "ничего не могут с собой поделать".

Мне кажется, что злость - одна из базовых эмоций человека, ее существование показывает реальные границы возможностей воздействия, она может определять устойчивые качества человека и тогда о нем говорят, что он злой, но она может быть и ситуативной - болью, вызванной бессилием. Злость кажется неестественной у человека с биофильной ориентацией, она больше присуща людям с некрофильной ориентацией жизни, потому что они стремятся воздействовать с целью изменения другого в соответствии со своими представлениями.

Как можно видеть в жизни, переживание бессилия у людей с биофильной ориентацией не обязательно связано со злобой, можно сказать, что совсем не связано с ней.

Людей же с некрофильной ориентацией отличает выраженная злобность, которая воспринимается как своя "незаслуженная" боль от воздействий других людей, обстоятельств - чего угодно.

Злоба всегда направлена на разрушение другого, потому что этому другому нельзя соответствовать, нельзя сделать его своим, управляемым. Она обычно связана с переживанием неравенства как естественной закономерности жизни. Альтернативой злобе может быть доброта, которая сама по себе как качество предполагает переживание человеком своей силы, своей способности осуществить собственную жизнь в соответствии со своими возможностями. Добрые люди - это чаще всего сильные люди, их еще называют сильными натурами. Это та сила духа, которой нет и не может быть в злом человеке, потому что он лишен ее основания - переживания ценности своих Я-усилий, направленных на структурирование психической реальности, на осуществление своей жизни.

Злоба многолика, но всегда однообразно разрушительна, это ее качество часто не замечается, так боль злобы взывает к действиям, а делание (часто бессмысленное и автоматическое) кажется проявлением активности - силы. Данная иллюзия быстро проходит, так как результаты воздействия под влиянием злобы всегда отрицательные, их просто нет. Возможно, есть неизвестные мне психотехнические приемы, которые позволяют перестроить ориентацию человека, но то, что я знаю, позволяет мне сказать, что все традиционные формы обучения терпению - это путь к преодолению предрасположенности к злобному реагированию, но... терпение - одна из добродетелей, которые сейчас не очень в моде. Терпение и выдержка, а не злобно-истерическое реагирование на каждый раздражитель, всегда отличали сильные натуры. Я много разговариваю с людьми, если они склонны к анализу причин их злобы, если они хотят с ней справиться, преодолеть ее как боль.

По сути дела, единственное, что можно сделать в ситуации консультирования, - это дать человеку новую информацию, которую он может, если захочет и сумеет, использовать в восстановлении логики своих отношений с близким человеком.

Ревность. Крайне редко в ситуации консультирования ревность обсуждается как отношения мужчины и женщины, чаще всего она выступает чувством, требующим анализа в отношениях детей к родителям или детей между собой, если речь идет о семейном консультировании. Взрослая и детская ревность в принципе, одинаковы по своей природе, они болезненны, вызваны воздействием другого человека, они не контролируются в полной мере сознанием, хотя содержательно осознаются (взрослыми людьми) и могут анализироваться. Ревность связана с процессом идентификации. Ее детский вариант предполагает наличие трудностей в дифференциации Я - не-Я в отношениях с другим человеком, границы своей психической реальности не удерживаются и мало выделены ее качества как особого типа реальности. Ребенку еще только предстоит научиться различать свойства психической реальности у других людей и ориентироваться на них. Для этого необходима активизация внутреннего диалога, структурирование психической реальности ее важнейшими образующими (концепция жизни и смерти, концепция другого человека, Я-концепция). Их содержание позволяет регулировать отношения с другими людьми - устанавливать психологическую дистанцию, необходимую для осуществления идентификации.

Взрослый вариант ревности (в непатологических формах) связан с тем, что человек идентифицирует другого человека без ориентации на его специфические человеческие качества, можно сказать, что во взрослой ревности живой человек воспринимается как неживая вещь, ему отказывается в важнейших качествах живого - быть индивидуальной целостностью, т. е. быть самим собой. Он должен по возможности в полной мере соответствовать представлениям о себе другого человека. Конечно, это простое психологическое объяснение, можно найти и более сложные и наверняка более точные, но в практике работы со взрослой ревностью (я уже говорила, что она встречается не часто) человеку оказывается совершенно необходимо произнести в отношении предмета своей ревности те слова, которые подчеркивают, что это живой человек, а не вещь, а живой - он... Мне кажется, что это одна из самых острых ситуаций в консультировании, когда активизируются концепция жизни и концепция смерти в анализе боли, вызванной взрослой ревностью. Потом разговор пойдет о правах человека, о том, кто, как и почему ему эти права дал (или дает), но это уже позже. Самое трудное начать говорить о другом человеке как именно о другом.

Страх. Когда он вызван воздействием другого человека, это очень трудный для психологического консультирования вид страха, так как страх перед конкретным человеком (учитель, родитель) может перерасти в страх, распространяющийся на всех людей. О природе страха написано бесчисленное множество работ, существует много концептуальных подходов к проблеме страха, я не хочу повторять известное, а только поделюсь несколькими соображениями, как мне кажется, актуальными для практики работы с людьми.

Страх перед людьми, если он возникает у ребенка, редко осознается им в полной мере, скорее всего, он будет говорить о своем страхе перед конкретным человеком. Взрослый человек, даже если он в состоянии осознать содержание страха, всегда конкретизирует его: "Не люблю долгих разговоров", "Не хочу ходить по инстанциям", "Не вижу смысла в выяснении отношений" и т. п. Иначе говоря, страх перед людьми рационализируется как индивидуальный стиль поведения, интерпретируется самим человеком как "своеобразие" его мотивов.

Работать с содержанием этого страха как у ребенка, так и у взрослого достаточно сложно, и консультированием работа не ограничивается - нужна немедицинская психотерапия. Консультирование заканчивается классифицированием этого страха у взрослых, а значит, осознанием предмета страха (люди). Когда человек говорит: "Я боюсь людей", он практически готов к немедицинской психотерапии, ему нужно только принять такое решение.

Со взрослыми, чтобы подойти к осознанию предмета страха -человека, приходится обсуждать их теоретические объекты, определяющие отношение к другому человеку - концепцию другого человека, концепцию жизни и Я-концепцию. Очень часто оказывается, что страх перед людьми индуцируется у взрослых исходной посылкой их концепции другого человека: "Все люди должны меня любить". Она неумолимо приводит к тому, что в концепции жизни не находится адекватных средств и способов реагирования на воздействие другого человека. Проблема страха перед людьми осложняется еще и тем, что в культуре бытового рефлексивного мышления существуют формулы отношения к людям, которые оказываются непродуктивными для решения жизненных психологических задач человека: "Все люди - звери", "Не бойся четвероногого, а бойся двуногого", "Самый страшный зверь - человек", "От живого человека добра не жди, а от мертвого подавно", "Все люди - ложь, да и мы тож. Всяк человек ложь - и я тож" и т. д.

Трудно противостоять этим вечным "истинам", когда человек может найти им подтверждение в тысячах фактов своей и чужой жизни. Но я думаю, что работа психолога с этим видом страха -это своего рода проверка его гуманистичности. Борьба со страхом другого человека ради восстановления логики жизни этого человека среди других людей - задача, требующая от психолога не декларации гуманизма, а следования ему при доказательстве рефлексивных гуманистических формул в мире, где о войнах объявляют с трибун парламентов, а бандиты дают интервью иностранным телекомпаниям и угрожают открыто и без подтекста, где кровь и жизнь человека давно имеют цену, и не только у киллеров... Я не берусь научить радостной жизни среди людей, я могу только рассказывать о людях то, что не видно боящемуся их человеку, поэтому и рассказываю - кому притчи, кому - стихи, кому - жизненные случаи, кому - философскую классику, а кому-то приходится говорить о нем самом, о его бесстрашии прийти в этот кабинет и говорить о себе - мне, чужому для него человеку, надеясь на мою человеческую помощь... Это для взрослых.

Детям и подросткам, если у них страх перед людьми, нужна длительная психотерапевтическая и социальная помощь, если могу ее организовать, делаю это, если нет и обстоятельства выше моих сил, то говорю с родителями о пользе одиночества и ограниченного, щадящего общения для их детей. Иногда затянувшиеся каникулы у бабушки могут оказаться самой лучшей психотерапией на свете, вот только бабушки есть не у всех, да и не все родители согласны пойти на такую "жертву" (обычно подчеркивается социальная ценность этого дела), как пропуск нескольких школьных дней. Но это уже другая тема и, возможно, для книги о настоящей родительской любви, еще одной книги на эту вечную тему.

Разочарование. Боль, вызванная этим переживанием, бывает генерализованной, разлитой, ее всегда трудно локализовать, сделать предметной. Разочарование в ком-то или в чем-то переживается как потеря ориентировки, человек чувствует себя беспомощным: исчезло основание для организации психической реальности - исчезло чувство наличия Я, возможности осуществления Я-усилий, реальность оказалась несоответствующей образу, отражаемому в четком представлении Я и не-Я. Разочарование - это чувство, когда все воспринимается как не-Я, т.е. содержание психической реальности отчуждается, человеку кажется, что все "не то, не такое, каким должно или могло бы быть", "ничего нельзя спланировать", "ничего нельзя знать", "ничему и никому нельзя верить" и т.п.

Разочарование обессиливает человека, он не замечает реальности своих возможностей, обобщая все события своей жизни по одному или нескольким негативным признакам. Эти признаки становятся обоснованием системы оценок любых явлений независимо от их конкретного содержания, реальность этих оценок (разочарование было на самом деле) делает разочарование очень длительным чувством. Многие люди могут рассказать о разочарованиях, которые остались у них на всю жизнь. Что можно предложить в качестве "лекарства от боли разочарования"? Ответ у меня есть, но он вряд ли удовлетворит кого-нибудь - "лекарством" может стать теория относительности в психологическом ее варианте. Тема абсолютного и относительного - главная в консультировании людей с чувством разочарования. Его обычно называют опустошением, бессилием, неверием, потерянностью, скукой, жалуются на серость жизни и ее неинтересность, потому что "все равно ничего хорошего ждать не приходится".

Думаю, что психологический вариант теории относительности состоит в том, что он (в любой его конкретизации) позволяет человеку усилить внимание к наличию у себя Я, к выраженности его качеств, к функциям Я, одной из которых, уже многократно упоминавшейся мной, является фиксация индивидуальности психической реальности. Тема относительности позволяет задействовать естественные для человека "эгоистические" мотивы самоактуализации, которые проявятся в ситуации, если она создана психологом как ситуация решения задачи, где целью является Я человека. Такая задача создается с того момента, когда психолог начинает слышать этого человека (не слушать, а слышать, т. е. будет готов войти в контекст его текста). Чем больше у другого человека необходимость в процессе общения строить Я-высказывания, тем больше будет присутствовать тема относительности. Хотелось подчеркнуть, что тем большей у человека будет возможность пережить присутствие своего Я и его функций. Иногда ситуация общения выглядит так: говорящий все время пытается обесценить того, кто вызвал его разочарование, и жизнь вообще, он не хочет и не может сказать "Я", тогда психологу, думаю, следует создать новый текст с Я-высказываниями, которые станут завершением незаконченных предложений. Вот несколько примеров:

· если я...;

· мне необходимо...;

· я намерен...;

· я никогда не думал...;

· все мои чувства подчинены... и т. п.

Степень сложности предложений и их содержательно-сюжетная сторона определяются конкретной ситуацией консультирования. Так, можно сделать для человека очень много. Скажу об этом словами одного из моих клиентов: "Никогда не думал, что я, которого без конца называли эгоистом, не смогу без вашей помощи заговорить своим языком!"

Разочарованного ребенка надо обязательно убеждать в существующих у него возможностях, в его настоящих силах, искать вместе с ним и для него его дело. Без социального работника или социального педагога в этом случае не обойтись, и надо очень хорошо знать (а по возможности и создать) социальные условия, где это дело может состояться.

Это все о боли, вызываемой другим человеком. Тема эта бесконечна, но об этом уже говорили многие, поэтому приведу только несколько уже известных миру строк из Хуана Рамона Хименеса:

УТРАТА

Бесконечна ночь утраты и

темна стезя.

Умирающий уходит -

и вернуть нельзя.

Он все дальше от надежды на

пути своем. Но несбыточней надежда

умереть вдвоем.

И не легче пригвожденным

к одному кресту.

Все равно уходит каждый

на свою звезду.

§ 3. ПСИХОЛОГ КАК ДРУГОЙ ЧЕЛОВЕК

В психологической и психотерапевтической литературе встречается очень много исследовательских и аналитических работ, которые посвящены восприятию клиентом психолога или психотерапевта. Перечень этих работ составил бы большую книгу. Объясняется это, скорее всего, следующими обстоятельствами:

психолог выступает как средство своей профессиональной деятельности - он, его психика с необходимостью становятся предметом его осознания и, если хотите, оценки их качества - возможности воздействовать на другого человека;

переживания психолога в ситуации воздействия на другого человека всегда связаны с чувством власти - она необходимость и искушение работать с людьми. Какую бы гуманистическую позицию ни занимал психолог, он может и должен определять течение взаимодействия с другим человеком; он может и должен брать ответственность на себя. Искушение властью - сильное чувство, хотя оно редко обсуждается в психологической литературе.

Эффективность работы психолога не всегда бывает очевидной, и поиски им критериев воздействия на другого человека неизбежно приводят к анализу отношений с ним в ситуации профессиональной работы;

свои средства и способы воздействия на другого человека психолог не всегда осознает и, естественно, подвергается риску эмоционального истощения и выгорания, что не может сказаться на эффективности его работы и возможности ее анализа.

В качестве аргументов можно было бы привести и естественный интерес отечественных психологов к становлению своей профессии в общественном и профессиональном самосознании, желание осмыслить обозначение в системе профессиональных отношений с другими людьми, оказывающими воздействие на другого человека. В известном смысле это и реакция на потенциальную возможность осуществлять воздействие на другого человека без всяких рефлексивных оснований - только с целью проявления своей силы (силы личности, если хотите), что делает работу психолога сферой искусства - всегда магической и актуальной для тех, кто склонен к таким видам деятельности. Недаром среди абитуриентов психологических факультетов очень много молодых людей, которые представляют работу психолога как мага, легко решающего проблемы жизни другого человека. Как тут не вспомнить про бревно в чужом глазу..., а дальше по этой же пословице.

Мне представляется необходимым и целесообразным обсуждать следующие аспекты отношений психолога и другого человека: 1) ожидания клиента от встречи с психологом; 2) восприятие психологом себя в ситуации профессиональной деятельности. В обоих аспектах важнейшим представляется то содержание, которое связано с концепцией другого человека и ее реализацией в этой ситуации, а также содержание Я-концепции каждого из участников взаимодействия после профессионального воздействия.

Ожидания клиента от встречи с психологом определяются уровнем боли, с которой человек приходит. Все варианты социальных стереотипов профессии, возможность их использования в этой ситуации зависят от глубины его переживаний. В предельном случае боль может быть такой силы, что человек вообще не прореагирует на личностные особенности психолога, на выраженность его индивидуальных качеств и другие проявления его индивидуальной жизни, важно будет только одно качество - он другой человек, который готов слушать.

Уровень боли определяет и возможности клиента оценить воздействие психолога как другого человека. С очевидностью этой ситуации нельзя не согласиться. Известно много фактов, когда клиенты не помнят точных имен, фамилий и отчеств психологов, работавших с ними, но не забыли своих собственных переживаний, которые были в то время. Думаю, что в реальной ситуации встречи с клиентом надо прямо или косвенно (по форме вопроса) спросить клиента о его ожиданиях. Ответ позволит психологу сориентироваться в уровне боли человека и оценить свои возможности, оказать воздействие на этого человека, т. е. уточнить (уточнять, создавать) предмет взаимодействия с этим человеком как качества его психической реальности, требующие восстановления для осуществления логики его индивидуальной жизни.

О восприятии психологом себя в ситуации профессиональной деятельности хотелось бы поговорить, выделяя ее важнейший, на мой взгляд, аспект - осознание психологом средств, способов и целей воздействия на другого человека.

Об этом и поговорим подробнее. Нам придется вернуться к понятию "воздействие", которое мы уже пытались обсуждать ранее. В обсуждаемом контексте психологу важно при использовании этого понятия в анализе своей деятельности выделять следующие его составляющие: содержание воздействия (что это такое), как можно и нужно оказывать воздействие; как можно понять, что происходит с другим человеком, когда на него оказывают воздействие; что происходит с самим воздействующим человеком.

Для удобства изложения я постараюсь выделить типы воздействия и возможные варианты их понимания. Рассмотрим воздействие с двух точек зрения:

1) точка зрения наблюдателя. Воздействие с этой точки зрения выглядит как преобразование активности одного человека под влиянием другого. Мы можем говорить о типах, видах, степени влияния, влияние при этом бывает прямым (один человек своим присутствием оказывает влияние на активность другого) и косвенным (опосредованное образом человека или его портретом). Воздействие оказывается на активность человека - самую глобальную его характеристику как живого существа - всегда интенционального, направленного в этой активности. Воздействие на человека, как и на другие живые существа, меняет характеристики активности, т. е. ее организации, достаточно в этом отношении вспомнить работы К.Лоренца, свидетельствующие, что поведение животных изменяется в присутствии других животных.

Существенно то, что в присутствии другого меняется активность, это важное проявление воздействия, которое можно зафиксировать с точки зрения наблюдателя;

2) точка зрения клиента. Это точка зрения того, на кого оказывается воздействие. В результате воздействия в переживаниях человека возникают феномены сопротивления, о которых уже написано в предыдущих главах. Феноменологический анализ сопротивления показывает, что оно всегда связано с выделением факта воздействия на другого человека. Мне представляется важным, что переживание воздействия оценивается в категориях сопротивления (осознанного или неосознанного человеком). Осознанное, когда человек буквально вопит: "Не учите меня жить!", и скрытое сопротивление, когда бессознательно выбираются те модели поведения, которые дают возможность пережить оказываемое воздействие (например, ложь, забывание и т. п.).

Обобщая, все вышесказанное можно определить как изменение в активности человека, которое переживается им в присутствии другого человека в форме сопротивления этому другому.

В контексте данного переживания актуализируются интенциональные характеристики активности человека, он получает возможность осознать содержание своих интенций ("Я хочу...") и пережить свои новые качества.

Какие воздействия может оказать психолог, какие воздействия оказывают друг на друга люди, когда они это делают? Речь пойдет о некоторых типах воздействия. Их необходимо выделить, чтобы определить место воздействия ситуации психологического консультирования.

Первый вид воздействия, о котором хотелось бы поговорить, -это воздействие на физическое тело человека: воздействие взглядом, прикосновением. К сожалению, мне встретилось очень мало работ отечественных психологов, посвященных этой теме.

Мне кажется очень удачной работа И. Фридман1, которая позволяет подойти к проблеме воздействия на физическое тело ребенка с позиций, которые реализуются в психологическом консультировании, - с позиций целенаправленного воздействия на другого человека. Понятие соматического типа - соматотипа человека является определяющим в понимании возможностей воздействия.

Дальше я буду говорить о возможностях физического воздействия - это все прикосновения, поглаживания, обнимания, пожатия и другие формы воздействия, которые люди могут оказать друг на друга, а психолог (если считает целесообразным) применяет в ситуации профессионального консультирования. Сразу выскажу свое мнение по этому поводу, а потом уже о вариантах воздействия и соматотипах взрослого и детского тела. Мое мнение о необходимости воздействия на тело (детей и взрослых) сложилось под влиянием двух конкретных фактов: девочка, которую я должна была консультировать, сама подошла ко мне и обняла; когда я прижала ребенка к себе, я увидела, что ее голова буквально кишела вшами. Лобковый и головной педикулез, к несчастью, не редкость. Меня дома ждала моя маленькая семья, сын, я не хотела, чтобы он... И другой факт - девочка-подросток плакала в школьном коридоре, я работала в этой школе, подошла к ней, чтобы утешить и, назвав по имени, положила ей руку на плечо, через мгновение почувствовала боль укуса, а еще через мгновение - бесчисленные извинения, которые потом продолжались почти год. Думаю, что читатель понял сегодняшнюю мою осторожность, когда обсуждается вопрос о том, какими видами воздействия может и должен психолог осуществлять свою работу - консультировать, решая вместе с другим человеком его психологические задачи.

Я никогда не забываю, что я чужой человек всем людям, с которыми работаю, это не чуждость чужого - это дистанция к тайне, если говорить высоким стилем, к тайне души и тела человека. Очень хорошо понимаю и помню слова о том, что, прикасаясь к телу, прикасаешься к душе.

Теперь о типах детского тела, которые были выделены И. Фридман по критерию реагирования на прикосновение - воздействие. Считается, что до 17-20 лет нет оснований говорить о выраженном соматическом типе человека, описание детского тела - это описание типичной реакции, которая возникает на воздействие, думаю, что психологи увидят за этими реакциями изменения в психологическом пространстве ребенка, которые неизбежно связаны с жизнью тела, его пространственной организацией.

Знание о типе реагирования можно использовать при установлении контакта с ребенком (это важно для родителей и близких людей), а то, как и нужно ли этим знанием пользоваться психологу, решает каждый из них сам. Выделены следующие типы детского тела по их особенностям реагирования на воздействие: "кузнечик", "лисичка" и "черепашка".

"Кузнечик" - длинноногое, нескладное существо, для которого всегда есть сложности с организацией своего тела в пространстве, с координацией движений, синяки и шишки характерны для такого ребенка. На воздействие тело "кузнечика" отвечает изменениями в реактивности - оно становится более реактивным, вероятность синяков и шишек возрастает.

"Лисичка" - это очень пластичное тело, гибкое, которое практически подвержено только внутреннему напряжению, легко преобразуется в пластику. Это тело, для которого нет проблем саморегуляции, оно реагирует на любое воздействие, легко соответствует предметам в ситуации, где осуществляется активность, можно сказать, что оно самодостаточно по возможностям адаптации к меняющимся проявлениям активности.

Встречается этот тип детского тела очень редко.

"Черепашка" - это, к сожалению, достаточно часто встречающийся тип детского тела, которое как бы заковано в некоторый панцирь. Оно негибкое, ограничено в возможностях преобразования за счет собственных усилий ребенка, ему очень трудно даются многие движения, особенно крупные движения и движения, связанные с фиксацией своего тела в пространстве. Для "черепашки" тело всегда представляет трудность и его симптомом являются руки, которые ему некуда деть, так как верхняя часть тела фиксирована. Самый сложный вариант (уже патохарактерологический) - это ластообразные руки, которые некуда деть, и неизвестно, что с ними нужно (и можно) делать.

Из-за фиксированности плечевого пояса таким детям очень трудно дается письмо и рисование. Если их специально не учить, то все движения, связанные с одновременными движениями рук и туловища, для них - невероятный труд.

Что делать с этой соматической информацией? Простой пример, если "черепашку" гладят по голове, но редко (или почти никогда) не обнимают, то "черепашка" фиксируется еще больше в своем соматическом образе.

Вообще, все разговоры и наблюдения за воздействием родителей на детское тело показывают только одну печальную закономерность - воздействие на тело с целью наказать возрастает с годами ребенка, воздействие с целью ласки уменьшается с годами стремительно и бесповоротно. "Большого" (часто уже пятилетнего) почти не обнимают и не целуют. Стараются воздействовать словами или испытанным методом рывка за руку и прочими, "полагающимися" по случаю формами воздействия.

В современной психологии существует много типологий взрослого человеческого тела, я назову несколько авторов, чтобы читатель смог восстановить их в памяти: Э. Фромм, Э. Шостром, К. Юнг, Э. Кречмер, У. Шелдон, К. Леонгард, А. Е. Личко, П. Б. Ганнушкин, Р. Мэй и другие. Каждый психолог, работая длительное время с людьми, создает свою типологию, которая включает сведения из известных и знаменитых типологий и содержит его собственные обобщающие наблюдения. Когда разговариваешь об этом с коллегами, то замечаешь, что они выделяют какую-то одну группу признаков, которая кажется наиболее важной, а потом дополняют ее другими. Выстраивается как бы индивидуальный портрет живого человека, обладающего телом, по которому можно распознать признаки психической жизни и определить виды воздействия человека на свое тело и степень принятия воздействия другого человека.

Не все впечатления от этих наблюдений легко верифицируются, такие понятия, как "типичное тело", "тренированное тело", "открытое тело", "закрытое тело", создают определенное представление о психической жизни человека и возможности воздействия на нее.

Пользуясь этими понятиями, можно обсуждать тело человека с ним самим, анализировать возможности воздействия и самовоздействия на тело с целью снятия психической боли - напряжения, вызванного воздействием другого человека. Известны способы воздействия на тело - это физиотерапевтические процедуры (вода, свет, воздух, запахи, движение под музыку и без музыки), но большинство людей, переживающих боль, редко находят эти формы воздействия сами, поэтому разговор о них может оказаться весьма продуктивным, а демонстрация некоторых движений, особенно дыхательных, - очень полезной для человека. Не менее содержательным может быть разговор о рассматривании (смотрении) своего тела - о том, что можно и нужно увидеть в своем теле, на своем теле. Работа человека с зеркалом всегда осложняется оценочным отношением к себе. Научиться смотреть, чтобы видеть свои сущностные характеристики, перспективу в своей собственной улыбке - это трудное искусство, которое крайне редко встречается в быту и обычно воспринимается людьми как "чудачество" психолога, но можно продемонстрировать варианты смотрения на человека, чтобы он пережил силу воздействующего взгляда - своего или чужого (взгляда психолога). Обычно это приводит к хорошим результатам - у человека возникает новое отношение к себе.

В нашей культуре пристальное внимание (разглядывание) к внешности и фигуре человека считается неприличным, несущим в себе угрозу неожиданного воздействия, особенно неприятным считается разглядывание в упор, многие люди не любят также смотреть в глаза собеседнику и сами не выносят такого взгляда -для них это ситуация, нарушающая их представления о границе возможного воздействия другого человека - границе их тела.

Возможность пережить изменение отношения к себе, которое содержат занятия со взглядом, часто делает ситуацию консультирования завершенной, так как она становится анализируемой для человека в доступных его сознанию параметрах и проявлениях их не где-то за пределами отношений с психологом, а именно здесь и теперь, как подчеркивают гештальтпсихологи.

Воздействие на тело взрослого человека, когда его тело вместе с душой переживает боль, - задача непростая. Здесь и может в полной мере проявиться профессиональная власть психолога, когда он скажет, обосновав перед этим свое воздействие: "Сядьте ровно, дышите глубже, закройте глаза..." Искусство слушать свое тело дается тренировкой и желанием; необходимость, которая вынуждает человека подчиниться психологу в ситуации консультирования, осложняет возможности воздействия на тело, но создает саму ситуацию перераспределения активности, что бывает важно для выделения факта существования сознания и его "отраженности" в состоянии тела.

Еще один вид воздействия психолога - самый главный - это воздействие словом. Так и хочется написать с большой буквы это слово - слово. В психологической литературе столько всего написано об этом, что, кажется, не осталось неосвещенных тем, но, я думаю, одна тема сохранится вечно - это тема воздействующего и пустого слова.

Все психологи знают цитату из классики о том, что "нам не дано предугадать, как наше слово отзовется...,", есть и другая цитата, которая все о том же, - это А. А. Ахматова: "О, есть невозвратимые слова, кто их сказал, потратил слишком много, неистощима только синева небес и милосердье Бога". Эти поэтические строки о главном в слове, которое создает и одновременно разрушает психическое, есть основания относиться к этому как к любому качеству человеческой жизни, когда пытаешься его понять, надо его выделить, описать и постараться понять.

Когда воздействуют словом, то возникает проблема, которую я уже упоминала в самом начале текста, - проблема понимания. Мне бы хотелось задать три главных вопроса, которые имеют значение для обсуждения этой проблемы:

1) "Зачем люди произносят те или иные слова?"

Хочется, чтобы читатель услышал в этом вопросе, что он не о функциях языка или речи, не о строении речи, а об индивидуальном для каждого человека значении и звучании тех слов, которые он говорит, будет это речь или отдельное слово, письменная речь или вариант устной речи;

2) "Почему у человека существует индивидуальный стиль речи?";

3) "В чем выражается результат понимания речи?".

У речи, как у всякого явления человеческой жизни, много разных характеристик. Не менее важны для ситуации консультирования такие звуковые характеристики речи, как темп и тембр голоса, сила голоса, выраженность интонации. Все эти особенности речи можно отнести к типологическим, описать и понять в параметрах соматотипа или характера человека. Важно качество дыхания как характеристика уровня боли, которая транслируется в тексте человека - задыхается человек или говорит легко, использует только один регистр звука или разные регистры, разные тональности и т. п. Эти особенности интонирования текста позволяют психологу услышать контекст его появления, составить более целостную характеристику индивидуальности человека - его индивидуального говорения текста.

Сегодня у психологов есть огромная возможность использовать данные смежных наук, изучающих тексты, для ответа на вопросы о его строении и назначении: философии, семантики, семиотики, теории систем, психолингвистики, филологии и других наук. Все они дают достаточно сведений, чтобы сформулировать исходные положения анализа речи как текста.

Для меня одним из важных положений является мысль А. Потебни о том, что человек произносит слова для того, чтобы обозначить ими собственное сознание. Вот эта функция слова - обозначение сознания - мне представляется чрезвычайно важной для понимания того, что происходит с людьми, взаимодействующими в ситуации психологического консультирования. Сознание человека не формируется в слове, не проявляется, а именно обозначается для него самого. По сути дела, когда мы говорим о развитии речи человека и выделяем какие-то параметры ее развития (увеличение словаря, синтаксической сложности речи, создание новых слов или новых характеристик уже известных слов), мы имеем в виду, что человек обозначает собственное сознание в его динамических, изменчивых характеристиках.

Думаю, обобщая, можно сказать, что человек говорящий - это человек, несущий свое сознание. В понимании того, что происходит, когда человек несет свое сознание, можно воспользоваться аналогией со свечой - когда несут свечу, то ее обязательно надо защищать от ветра, а собственное сознание - от воздействия всевозможных факторов, разрушающих его. Многие из этих факторов связаны с присутствием и воздействием других людей, это создает предпосылки для появления ситуации, когда человек может творить то, чего сам не понимает.

Сколько раз, например, ребенок произносит: "Прости, мамочка, больше не буду", не придавая значения содержанию слов. Сколько раз можно сказать знаменитое: "Как дела?" и совершенно не слышать при этом своего собственного вопроса и т. д.

Что происходит в ситуациях, когда человек произносит слова, не понимая их? Полагаю, что это ситуации, которые показывают возможность сопротивления индивидуального сознания Я человека. Это момент несовпадения во времени проявления сознания и Я. Форма - слово - есть, а содержания этого слова нет. Если говорить поэтическим языком И. Анненского, то это встреча с "пустыми тайнами слов".

...До конца все видеть, цепенея...

О, как этот воздух странно нов...

Знаешь, что... я думал, что больнее

Увидать пустыми тайны слов...

Психолог знает о существовании ситуаций, когда человек произносит чужие слова, заученно воспроизводит одну и ту же тему, не выражая своего отношения к ней, когда он отвечает (или говорит сам) шаблонами и т. д. Это все встреча с "пустыми тайнами слов", встреча с человеком, для которого существование его сознания как индивидуального образования не представляет ценности, в философии еще употребляется понятие отчуждения. Отчужденная речь, отчужденный текст - это текст и речь, где во времени и в пространстве психической реальности человека разделены его Я и сознание. По каким признакам можно определить, что человек произносит пустое слово? Их несколько. Перечислю самые главные:

пустое слово произносится легко, без напряжения, без Я-усилия;

пустое слово безадресно, говорящий не ориентируется на слушателя;

пустое слово не связано с контекстом (оно как бы вне контекста);

пустое слово не обладает семантической глубиной - у него практически нет подтекста, так, например, все знают, что можно произносить "правильные слова" о чести и долге и при этом обкрадывать пенсионеров и учителей, больных и бездомных;

пустое слово не производит воздействия ("Собака лает - ветер носит", "Мели Емеля - твоя неделя" и т. п.);