Психологическое консультирование. Теория и опыт

Дезорганизация и отчаяние связаны с невозможностью осуществления процесса идентификации, так как потеряна важнейшая составляющая этого процесса - возможности диалога с другим человеком, который обеспечивал переживание качеств Я и не-Я как актуальных, определяющих динамику психической реальности.

Реорганизация и восстановление происходят через формирование новых стереотипов поведения. Внутренне психологическое пространство перестраивается и за счет реорганизации внешнего пространства, жизни человеку приходится заниматься теми делами, устанавливать те отношения, которые были несвойственны ему, надо обретать новую логику жизни. Начинается поиск новой идентичности, процесс идентификации требует изменения Я-концепции и концепции жизни и смерти - основных составляющих индивидуального сознания человека, которые организуют процесс идентификации, способствуют построению психологического пространства и возможности его развертывания во времени.

При реорганизации психологического пространства многие люди ощущают присутствие умершего человека: видят его во сне и часто более здоровым и молодым, но с какими-нибудь симптомами неблагополучия. Ощущение присутствия приобретает разные формы - кроме сновидений это могут быть воображаемые образы, галлюцинации, постоянное внутреннее общение с этим человеком в виде диалога и т. д.

Естественно, что любое описание процесса человеческих чувств не может дать точного представления об их индивидуальном содержании - варианты здесь бесконечно разнообразны и реакции людей на ситуацию горя могут быть самыми разными - от видимого отсутствия реакции до реактивного состояния или гиперактивности, но психолог должен работать, должен действовать, не причиняя вреда другому человеку, а значит, должен знать основные закономерности.

Сегодня в практике консультирования к горю чаще всего относятся как к процессу, в котором человеку необходимо решать следующие психологические задачи:

· принять реальность утраты;

· проработать боль утраты;

· приспособиться к среде, где нет близкого человека;

· организовать другие эмоциональные отношения.

Решение каждой из этих задач требует от человека напряжения, связанного с выделением качеств своего Я как основания для усилий по реорганизации психологического пространства.

В нашей культуре существует немало средств, позволяющих человеку использовать их для решения своих психологических задач: это все содержание концепции смерти, которое транслируется в культуре в виде ритуалов, традиций, рефлексивных формул выражения отношения (наиболее приемлемыми из них являются идеи бессмертия души и возможности встречи в другом мире). Человек оказывается в более сложном положении, если он не знает ритуалов (элементарно не знает, как себя вести), не владеет когнитивной информацией о своих возможных способах действия - не знает, что надо делать.

Актуализация концепции смерти, осознание ее содержания связаны с созданием Я-отношения к этому феномену, с необходимостью переживать его как событие своей жизни, с использованием качеств Я, которые до этого события не были проявленными в переживаниях.

Задача проработки боли утраты - это одна из сложнейших психологических задач, которая требует перестройки многих структур психической реальности. В нашей культуре отношение к этой задаче не всегда адекватно состоянию человека (существует запрет на проявление переживаний боли); человеку в рамках бытовой психологической помощи обычно советуют держать себя в руках, жалеть себя ради детей, крепиться и т. д. Запрет на переживание боли утраты часто приводит к психосоматизации боли, человек начинает болеть. Другой формой ухода от переживания боли может быть смена места жительства или прием лекарств, но это чаще всего не помогает, и боль возвращается в виде переживаний, окрашенных в депрессивные тона.

Боль утраты связана с нарушением структуры психической реальности, чтобы ее восстановить, реконструировать, человеку необходимы Я-усилия, ориентированные на предмет переживания.

Этот предмет должен быть представлен в новой системе знаков и в новой системе значений, для этого необходимо взаимодействие с ними, воздействие на этот предмет (потеря, утрата, горе). Надо говорить о нем с другими людьми, в своем внутреннем диалоге, находя смысл, обозначая его для себя как возможность жизни с утратой.

Нужно приспособиться к среде, где нет близкого человека. Эти слова я встречала в нескольких текстах, но они мне кажутся не совсем точными по отношению к тому, что происходит с человеком. Надо научиться распределять свои усилия, организовывать жизнь по-другому, осознать ее с новой позиции: происходит пересмотр концепции жизни, перераспределение системы ценностей, создание нового алгоритма жизни, который приведет к успешному решению жизненных задач.

Адаптационные процессы здесь важны, но они составляют только часть работы, которую должен проделать человек по реорганизации своей концепции жизни и возможности ее конкретизации в ежедневных жизненных задачах.

Не менее сложной представляется задача создания эмоциональных отношений с другими людьми. Конечно, близкий человек никогда не исчезнет из памяти, ему всегда будет место в жизни тех, кто помнит о нем. Каждая культура предлагает свои варианты отношения к возможности новых эмоциональных отношений. В нашей культуре это часто связано с чувством вины перед умершим или долгом перед детьми ("Дети не поймут"). Человек иногда сам запрещает себе любить кого-нибудь другого, находя иные (кроме человека) объекты для своей привязанности. Он может вести себя по отношению к другим людям так, чтобы вызвать только негативные чувства, пытаясь избежать повторной потери и утраты, делать так, чтобы его не любили другие люди.

В психологической литературе выделяют несколько типов горя, которые отличаются симптоматикой и характером течения: патологическое, конфликтное и хроническое.

Знание симптоматики этих типов позволяет психологу в ситуации консультирования адекватно реагировать на переживания человека.

Патологическое горе характеризуется тем, что его симптомы остаются выраженными и через много лет (хронологических) сохраняются тревога, тоска, депрессия, гнев и другие проявления.

Патологическое горе может возникнуть в ситуации шока - неожиданного, непредвиденного горя, когда человек просто не в состоянии решать психологические задачи, необходимые для переживания горя. Боль очень сильна, и человек стремится любыми способами избавиться от нее, при этом его захваченность мыслями о другом человеке очень длительна, он испытывает сильное чувство брошенности, острую вину и сильный гнев.

Конфликтное горе возникает на фоне предыдущих конфликтных отношений с умершим человеком. Конфликтные отношения и неожиданная смерть человека вызывают очень сильное и сложное чувство вины, которое длится весьма долго. Основная работа психолога будет направлена на содержание чувства вины.

Ситуация хронического горя создается в тех случаях, когда острота переживаний не снижается после 6 месяцев, прошедших после утраты близкого человека. Обычно хроническое горе вызывается симбиозом в отношениях, когда люди предельно зависимы друг от друга не только интеллектуально, но и эмоционально. Чаще всего это проявляется у супругов, чьи симбиотические отношения наполнены непосредственными чувствами друг к другу. У наблюдателя создается впечатление, что человек "упивается" горем, хроническое горе может длиться годами и сопровождаться чувством полной беспомощности и отсутствием стремления делать что-то самостоятельно. Такой человек нуждается в социальной и психологической помощи.

Следует отметить, что при любом варианте переживания горя необходима перестройка структур психической реальности, а это требует Я-усилий человека, выделения качеств своего Я как основания для обоснования своей активности. Это работа, которая сопровождается активизацией внутреннего диалога и создает предпосылки для открытости к воздействию другого человека, что может быть использовано (и, к несчастью, используется) для манипулирования сознанием человека.

Психолог, консультирующий человека в ситуации горя, помогает ему формулировать и решать психологические задачи, связанные с реконструкцией психической реальности. Типичная ситуация, когда принимается решение об оказании психологической помощи, выглядит примерно так: человек испытывает острые переживания, которые сопровождаются бессонницей, головными болями, в тексте, который порождает человек, есть симптомы, которые нужно понимать как симптомы сложностей в переживании горя.

Текст человека наполнен средствами и способами переживания горя - человек буквально захлебывается в них, хотя прошло уже достаточно времени для реорганизации психической реальности. Но человек не может говорить об умершем без непосредственного переживания горя, без проявления в острой форме (слезы, учащенное дыхание, покраснение и т. п.) содержания переживания. Все эмоции человека, связанные с бытовыми проблемами утрат и потерь, вызывают реакции неожиданного горя. Эти нерешенные психологические задачи дают о себе знать, проявляясь в виде тяжелых, неадекватных переживаний как по поводу своих утрат, так и утрат других людей. Неотреагированное горе должно быть сублимировано в адекватной для содержания переживания форме, такой формой становится реакция уподобления, подобия пережитому.

Текст человека наполнен содержанием переживания - это проявляется в том, что ему очень трудно строить тесты на темы, отличные от темы горя. Переход на другие темы очень сильно затруднен. Тема горя становится доминирующей.

Неотреагированное горе, нерешенные психологические задачи дают о себе знать и в том отношении к вещам умершего, которое можно наблюдать у человека, переживающего горе, - они долгое время сохраняются в неприкосновенности. Это одна из знаковых систем, которая обладает иллюзорно-устойчивой структурой и позволяет за счет внешней презентации направлять Я-усилия на отношение к ней, а не к содержанию психической реальности, которая требует усилий по ее перестройке. Думаю, что вещи умершего выполняют роль знаков, структурирующих, пусть на время, психологическое пространство человека, переживающего горе в варианте нового смысла, смягчающего боль. Этот временный, но новый смысл, который может быть найден в общении с вещами, является одной из возможностей воздействия человека на свое психологическое пространство.

Психолог, консультирующий человека в ситуации горя, может встретиться также с симптомами заболевания у этого человека, которые аналогичны симптомам болезни, вызвавшей смерть близкого человека. Это могут быть ритуальные боли, которые возникают в связи с событиями, объединявшими во времени умершего человека и того, кто переживает потерю. Принцип подобия мало исследован в психологии, но в нем есть те элементы содержания, которые привели к необходимости создания зеркала, фотографии, картин портретного жанра и т.д. Хотелось бы их назвать элементами симметрии или элементами равновесия: любая вещь может существовать только тогда, когда она ориентирована в пространстве - у нее есть право и лево, верх и низ, лицевая и оборотная стороны и т. д. Психологическое пространство - особая вещь, которая тоже требует ориентации в нем же самом. При этом происходит выделение системы координат - Я и не-Я психологического пространства, которое должно удерживать само себя, т. е. узнавать себя в других вещах, знаках, создающих, задающих его уникальность. Возможность использования различных знаков для структурирования психологического пространства и есть в этом принципе подобия - человек может быть подобен всему и всем, т. е. его психологическое пространство потенциально обладает возможностью быть бесконечно разнообразным, но Я требует конкретизации как возможности удержания во времени качества психологического пространства - это необходимо для осуществления направленной активности.

Так и встречаются в психической реальности две тенденции -бесконечность (через уподобление) и дискретность (конкретность) через обозначение качеств Я.

Конечно, это только предположения и попытка объяснить необходимость для человека другого человека, создающего своим присутствием или отсутствием те проблемы жизни, которые в науке пытаются понять, анализируя переживания человека в ситуации горя.

Можно также сказать, что близкий человек своим присутствием обеспечивает целостность психологического пространства, возможность его трансформации и сохранения характеристик индивидуальности.

Психологу, консультирующему человека в ситуации горя, приходится наблюдать симптомы резких изменений в его образе жизни после перенесенной потери или, напротив, отсутствие реакции. Содержательно это поведенческие проявления переживания потери целостности, чувства принадлежности психическому пространству Я. Актуализировавшееся напряжение в Я после перенесенной утраты обостряет задачи идентификации, и ее процесс становится предельно напряженным.

Это может быть связано с симптомами депрессии, которые отягощаются чувством вины и очень низкой самооценкой (по моральным качествам), или демонстрацией эйфории, когда человек откровенно фальшивит при этом.

Отсутствие адекватных переживаний для осуществления идентификации, а это прежде всего переживания наличия своего индивидуализированного Я, способного на Я-усилия, приводит к тому, что человек наполняет свои Я-переживания отношением к уже несуществующему человеку, заменяя его образом и своей реакцией на него реальные, собственные Я-усилия по созданию нового отношения к умершему человеку.

Я-усилия человека в ситуации горя могут быть направлены на воспроизведение действий умершего - человек будет стремиться имитировать действия умершего (делать, как всегда делал он) или же Я-усилия могут быть реализованы в саморазрушительном поведении в целом. Все это проявления неадекватного процесса идентификации, с которым психологу нужно работать, решая вместе с клиентом психологические задачи переживания горя.

Обычно к признакам непережитого горя относят периодическое появление у человека тоски и печали, которые возникают периодически в одно и то же время года. Это формы, воспроизводящие смысл горя, препятствующие созданию новых структур в психической реальности.

Кроме того, у человека могут наблюдаться страх смерти или страх болезни, от которой умер близкий человек. Это формы защитного реагирования на разрушающее воздействие горя, так же, как и избегание всех ритуалов, связанных со смертью близкого человека. Эти формы выполняют свою функцию защиты, охраняя Я человека, его относительную устойчивость, но они же препятствуют реорганизации Я-усилий для создания новых психологических структур.

Горе является экстремальным событием в жизни человека, оно не может быть ежедневным. Это остро индивидуализированная ситуация и только по ее внешним признакам трудно судить о глубине переживаний человека, о их невоспроизводимом словами экзистенциальном смысле, когда разрушается и требует нового воссоздания вся психическая жизнь, обеспечивающая смысл существования организма - тела.

Экзистенциальное развитие человека - глубина его духовной жизни, наличие самой духовной практики - будет оказывать существенное влияние на переживание горя, на восприятие своего страдания и оценку его места и роли в своей жизни.

Многие люди в состоянии горя открыто или косвенно выражают мысли о самоубийстве. Риск самоубийства, действительно, очень высок.

Психолог может и должен открыто обсуждать эту тему с консультируемым человеком, исследуя все ее зловещие симптомы (было ли намерение реализовать задуманное, был ли план, началась ли подготовка, началось ли прощание с родственниками, раздаривание вещей и т. д.).

Самоубийство является одной из форм реагирования на ситуацию горя, что психологически объяснимо, если все содержание концепции жизни в сознании человека занимал другой человек и нет других форм структурирования психической реальности.

В психологической литературе мне встречались принципы консультирования горя - как и все наши описания, они схематичны и не отражают драматизма ситуации, в которой находится консультируемый и консультирующий. Они сводятся к структурированию ситуации консультирования в виде психологических задач, которые должен решить консультируемый, поэтому и их описание будет напоминать возвращение к перечню задач, которые человек должен решить, переживая горе.

Я попробую описать, как психолог может содействовать постановке и решению психологических задач, адекватных ситуации горя. Прежде всего надо признать (принять, осознать) факт утраты. Для этого, как минимум, надо говорить о факте утраты, о том, что и как было. Рассказывать вслух для себя и для психолога всю последовательность событий, восстанавливать их в своем сознании с помощью слов обыденного языка, диалога, отличающегося от обыденного тем, что психолог заинтересован, чтобы горюющий человек как можно точнее восстановил всю картину событий.

Он слушает и задает вопросы об этом событии, его вопросы о том, что и как было.

Проговорить ситуацию, сделать проговоренное системой знаков в диалоге с другим человеком, значит, обеспечить актуальность этой системы знаков в психической реальности горюющего человека. Они будут актуальными средствами реализации психической реальности, так как включены в текст, у которого есть адресат - психолог. Это обеспечивает тексту смысл, тот смысл, который трудно актуализировать в ситуации внутреннего диалога с потерянным близким человеком.

Не менее важной представляется работа психолога по определению и выражению чувств к умершему. Надо помочь выразить самые трудные эмоции - гнев и тоску. Они связаны с защитными механизмами рационализации, которые не позволяют человеку отдаться потоку чувств, быть естественным в проявлении гнева и тоски. Защитные механизмы рационализации, если их использовать во внешнем диалоге психолога и горюющего человека, могут помочь в определении и выражении чувств через обозначение предмета чувств. Как известно, когда называют само чувство, это актуализирует его содержание, а когда обсуждается предмет чувств, то можно строить отношение к этому предмету. Психолог может (возможно, должен) задавать вопросы о событиях и предметах, которые создают содержание переживания: "О чем вы скучаете? О чем жалеете? О чем не жалеете? и т. д." Надо стремиться в общении с горюющим к тому, чтобы он увидел предмет своей тоски и гнева во всем многообразии его качеств - положительных и отрицательных, чтобы был баланс в этих оценках по отношению к потерянному человеку. Это вовсе не значит, что надо специально искать отрицательные качества в человеке и называть их - бытовая этика давно регулирует эту и аналогичные ситуации правилом: "О мертвых - хорошо или никак". Умолчание - это форма создания подтекста в любом тексте; в консультировании важно, чтобы человек начал строить свой текст, в данном случае ориентированный на слушателя-психолога.

Подтекст также существует в сознании человека и структурирует его, как и прямой текст, только требует больших Я-усилий для его удержания.

Чувство вины, которое обычно проявляют горюющие люди в ситуации консультирования, бывает разной степени выраженности. Часто оно оказывается глубоким и сопровождается тревогой и беспомощностью, тогда человеку требуется психотерапия немедицинского типа. Это длительная и целенаправленная работа горюющего человека и психотерапевта, направленная на осознание чувства и его последующую интерпретацию в структуре индивидуальной жизни человека, в логике его жизни.

Тревога, беспомощность, грусть, печаль - это те чувства, которые часто блокируются в бытовой жизни: "Надо быть сильным, надо уметь выживать, надо смотреть правде в глаза и т. п.". Это все стереотипы, которые затрудняют выражение чувств человека, способствуют их блокированию, обесцениванию, в конечном счете они препятствуют переживанию горя как естественного психического процесса, "омертвляя его искусственными образованиями в виде знаков "правильного поведения".

Часто причиной тревоги бывает неосознаваемая тревога смерти, о смерти надо говорить с переживающим горе обычным бытовым языком факта, вызвавшего страдания (естественно, для этого надо хорошо знать этот факт как данные анамнеза).

Психолог-консультант часто оказывается тем человеком, с которым можно быть откровенным и проявить свои непосредственные чувства - надо поплакать (как часто приходилось слышать: "Я дома не могу расслабиться - дети, я должна быть сильной, а вот перед вами плачу, а ведь всем жить несладко, вам, наверное, тоже...").

Задача реагирования на непосредственные чувства горюющего человека - это одна из самых трудных задач в работе психолога-консультанта. Может быть, поэтому так часто и пишут коллеги о каких-то формах профессиональной защиты от эмоционального выгорания, от возможной профессиональной деформации.

Психологу нужно уметь самому выражать свои чувства и не обесценивать никоим образом чувства другого человека. Способов выражения чувств в нашей бытовой культуре достаточно, они еще не все потеряны и обесценены, элементарное знание форм -как традиционных, так и современных - делает психолога не только работающим, но и живущим рядом с горюющими людьми. Сегодня, когда горя столько, что, кажется, нет семьи, которую бы не захлестнул ураган быстро меняющегося темпа жизни, ценностей, приоритетов, идеалов, проявленные чувства, направленные на разделение горя с другим человеком, уже сами по себе - большая ценность, если не сказать больше, редкость.

Но это одно из лирических отступлений, без которых, кстати, кажется немыслимым движение мысли в ситуации трагедии. Лирика, как свет жизни в тех сумерках, которые создает тень смерти.

Психолог, решая задачи горюющего человека, может (и должен) оказать профессиональную помощь в обучении способам организации жизни, в которой уже нет близкого человека. Это одна из форм активного социально-психологического обучения, помогающая человеку освоить ранее несвойственные ему роли, например роль человека, принимающего решение. В этом случае ему надо научиться видеть и оценивать ситуацию как положительную, так и отрицательную. Знаменитые способы, предлагаемые психологами, обычно выглядят как лист бумаги, на котором в правом столбике надо написать все положительные моменты ситуации, а в левом - отрицательные. Это один из вариантов саногенного мышления, о котором речь пойдет дальше, в следующих главах.

Психологу иногда приходится брать на себя роль человека, удерживающего его клиента от принятия поспешных решений (переезд, усыновление и т. п.), аргументируя свое вмешательство качеством состояния человека, переживающего горе, степенью его готовности к принятию решения.

Это одна из сторон решения важнейшей психологической задачи - нахождения адекватной дистанции к умершему, адекватной психологической, эмоционально насыщенной дистанции.

Решение этой задачи связано с использованием существующего в культуре представления о предательстве в чувствах.

Современная бытовая культура дает немало примеров того, как люди часто меняют свои эмоциональные привязанности без видимого личностного разрушения. Транслируемые в массовой культуре образцы звезд и возможных идеалов достаточно свободно решают проблемы выбора партнеров для установления эмоциональных связей. Хотелось бы сказать по этому поводу только одно - как не каждая травка способна цвести, так не каждый человек способен переживать горе, глубоко чувствовать. Это такой же факт жизни, как и наличие разных ориентации жизни - биофильной и неурофильной. С ним приходится считаться как с данностью, как с тем, что находится вне нашего вмешательства и присутствия. Можно привести массу аргументов для доказательства этого утверждения (литературных и житейских), ссылаясь на классиков и соседей по планете, но здесь для этого нет места. Проблема типологии личностей такая же вечная тема в психологии, как и вопрос о ее научности.

Психолог, работая с понятием психологической дистанции к умершему человеку, попадает не только в мир культурных символов, культурных и индивидуальных знаков, фиксирующих место умершего в жизни человека, этических категорий, важнейшая из которых - мера - будет определять все его поведение как профессионала.

Какими бы истинами он не руководствовался ("Любить кого-то - не значит забыть того, кто умер"), внутренний диалог с умершим человеком, содержание этого диалога будут известны только горюющему.

Его просто невозможно пересказать словами, осознать в полной мере. Л. С. Выготским было убедительно показано, что структура внутренней речи, внутреннего диалога существенно отличается по строению от диалога внешнего - это разные виды речи, разные тексты, выполняющие разные роли в структуре индивидуального сознания человека. Это тексты, существенно отличающиеся структурой и функциями. Важнейшая функция внутреннего диалога состоит в том, чтобы фиксировать наличие Я человека. Удерживать его в том интегрированном единстве, которое неумолимо разрушается при психических заболеваниях.

Конечно, можно описать стратегию поведения психолога примерно так: он должен поощрять клиента вступать в новые эмоциональные отношения, но при этом не очень спешить. Это будет выглядеть наивно и с явной недооценкой значимости непосредственных чувств человека, как говорил Л. С. Выготский, естественных психических функций, их натуральной природы. Нельзя запретить или разрешить чувство - можно рационализировать его, выделить как предмет, следовать ему, доверить другому человеку как свое Я.

Возможно, последнее важнее всего в работе психолога с чувствами к умершему человеку, психолог может стать тем, кто знает тайну Я и умеет ее хранить, способен сберечь ее для самого человека и сохранить от ненужного любопытства других людей.

Когда есть человек, разделяющий тайну Я, тогда внутренний диалог приобретает нового собеседника, а значит, новый смысл и возможность реконструкции нарушенной психической реальности.

Психолог в силу своей профессии может разрешить человеку уделить время своей скорби. Это приходится делать, так как из-за медикаментозного отношения к смерти (ее можно отодвинуть с помощью лекарств) люди стали нетерпеливо воспринимать проявление чужого горя - оно им кажется неестественно затянувшимся, человека торопят скорее справиться с горем и начать жить. Но (здесь психологу нужно много сил и терпения) человек должен знать, что он имеет право на проявление своей скорби, имеет право на время для этого. Может быть, впервые в жизни в ситуации горя он столкнулся со свойствами своей психической реальности, если хотите, со своей душой, и ему нужно время, чтобы привыкнуть к новой реальности, узнать ее качества, ее пространственное и временное строение. Чтобы жить в новой реальности, надо знать ее свойства, в том числе и свойства горя, которое обладает временной динамикой, своими законами как данность чувства. Все, что происходит с человеком, может и должно познаваться адекватным образом. Вот почему люди, переживающие или пережившие горе, склонны помогать другим - создают объединения и общества, стремятся легализовать свои переживания, хотят поделиться с другими опытом своих переживаний. Психолог может и должен способствовать созданию таких обществ и групп эмоциональной помощи людям в горе тех, кто его уже пережил. Это поможет человеку увидеть разнообразие способов переживания горя, отсутствие некоего "нормального" образца для поведения в трагической ситуации.

Психолог помогает человеку выбрать те способы психологической защиты, которые ему действительно помогут. При решении психологических задач переживания горя психолог может обсудить с человеком эффективность возможных способов в помощи.

Наиболее распространенный способ забыться - алкоголь, это известно всем, но все также знают неэффективность этого средства в решении психологических задач переживания горя. Человек, переживающий горе, достаточно редко самостоятельно находит эффективные способы психологической защиты, чаще он применяет такие, которые уводят его от постановки и решения задач переживания горя. Это происходит, потому что психика обладает огромной силой инерции, она сопротивляется необходимости перестройки. Сознание, может быть, самый сложный предмет для изменения, надо обладать огромной силой Я, чтобы Я-усилия реализовались в адекватные строению психической реальности переживания, способствующие реконструкции нарушенной психической жизни.

Психолог-консультант вступает в борьбу за психическое здоровье человека, за его возможность жить с потерей, жить в новом для него качестве человека, приобретшего бесценный опыт переживания, которым он может поделиться с другими. Личный опыт переживания создает в его психической реальности новые качества, которых нет и не будет ни у кого - свою систему знаков, свои тексты, расширяющие, уточняющие его сознание, а значит, и сознание других. Страдания не бывают напрасными. Хочу закончить известными словами А. А. Ахматовой:

Я улыбаться перестала,

Морозный ветер губы студит,

Одной надеждой меньше стало,

Одною песней больше будет.

В продолжение темы другого человека как источника боли хотелось бы поговорить о чувствах, которые чаще всего обсуждаются с другими людьми в ситуации консультирования. Вот список чувств, которые вызывают наибольшую боль: обида, стыд, вина, зависть, тщеславие, гордость, злоба, ревность, страх, разочарование.

Конечно, это далеко не все чувства, которые в психической реальности отзываются болью на воздействие другого человека. Эти чувства чаще всего приходилось обсуждать с людьми, поэтому я попробую рассказать о том, что хотели и могли получить люди в ситуации психологического консультирования, обсуждая эти чувства.

Обида. Обижаются все и только на тех людей, которых любят. С появлением любовных отношений возрастает вероятность обиды от того человека, которого начинают любить, которого уже любят. Я смотрела много классификаций и описаний чувств человека и поняла, что для работы с людьми мне нужно выделять в чувствах, которые вызывают боль, особые предметы, о которых уже речь шла выше, - это концепция жизни и концепция другого человека, которые структурируют отношение к воздействиям этого другого на свойства и качества психической реальности.

В пословицах и поговорках можно найти существующие в языке рефлексивные формулы регулирования обиды как степени принятия воздействия другого человека: "На дураков не обижаются", "Обиженна слеза не канет на землю, а все на человеческую голову", "Обидящим бог судия. Обидчика бог судит", "Суди бог того, кто обидит кого", "Кто в обиде не бывал, тот ее и не знавал", "Кто завидлив, тот и обидчив", "Обиженного обижать - двойной грех", "Кого свет видел, того и обидел" и другие.

Обиженный, обижающийся человек - это тот, у кого разрушили целостность его мира, где было относительно устойчивое представление о жизни и других людях (или другом человеке), то отношение, которое давало возможность переживать свое Я как основание активности, как возможность результативного осуществления собственных усилий по созданию отношений с другим человеком, по организации своей психической реальности в пространстве и во времени. Обида возникает тогда, когда будущее оказывается невозможным в том виде, в каком оно существовало в психической реальности человека. Обидеть - значит отнять будущее, которое уже представлялось возможным, обидеть - значит уменьшить вероятность появления желаемого будущего на счет разрушения его признаков в настоящем.

Качество обиды можно классифицировать по глубине воздействия на смысл - тогда можно говорить о мелких обидах и обидах на всю жизнь, которые связаны с экзистенциальным смыслом. Обиды могут быть классифицированы по механизму воздействия другого человека, по тем структурным разрушениям, которые он произвел в желаемом будущем (изменил цель, средства, способы, мотивы и другие характеристики активности в психической реальности, которые позволяют человеку сохранять будущее в настоящем).

Обижает сильнее всего (обижаются сильнее всего) любимый человек, так как он своим присутствием, своим воздействием создавал нашу целостность, нашу уникальность и ее ценность в пространстве и во всех временах, он - любимый - своим присутствием, своим воздействием вносил (вносит) в содержание концепции жизни то, что можно назвать ее неповторимостью как осуществление именно нашей, индивидуальной жизни во всех ее проявлениях. Можно описать обиду как несоответствие системы индивидуальных знаков, структурирующих психическую реальность, и свойства самой реальности. Любимый человек воспринимается во всей его целостности как особая реальность, особая целостность.

Обидеться - это значит продемонстрировать другому человеку и пережить самому наличие общего будущего как особого качества отношений с другим человеком.

Недаром обида, когда она прощается другому человеку, переживается как обретение будущего, которое может осуществиться. Я уже говорила о специфических особенностях действия прощения, оно построено на конкретизации категории меры - универсальной нравственной категории - и требует особых усилий человека по построению и трансляции целостного образа (концепции другого человека) в ситуации обиды.

В психологическом консультировании мне чаще всего приходилось иметь дело с людьми, которые не осознавали своей обиды на близкого, любимого человека (ребенка, мужа или жену), а стремились заменить это чувство другими. Признать, что обиделся, - значит признать, что ты сконструировал будущее, которое не осуществилось. В некотором роде это признание своей интеллектуальной некомпетентности, показатель отсутствия неких важных качеств для установления отношений с другим - любимым - человеком. Но у чувств своя логика, она опирается не только на когнитивные составляющие сознания. В любом проявлении сознания есть то, что можно назвать его чувственной тканью - вот она-то и нарушается, когда возникает обида. От человека, пытающегося анализировать, что его обидело в поведении близкого человека, можно услышать нечто весьма неопределенное (для наблюдателя): взгляд, интонация, жест, слово, мимика.

Человека может обидеть действие, направленное на изменение внешнего психологического пространства его жизни: переставили книги на полочке, постирали рубашку, которую "совсем не надо было стирать", пришили заплатку и т. д.

Назвать обиду обидой - это, с точки зрения взрослого человека, расписаться в своей "детскости", в неспособности трезво мыслить. Чаще всего обиду заглушают злобой. О ней мы поговорим позже. Сейчас лишь отметим, что обида как чувство направлена на переживание отношений с любимым человеком, она потенциально содержит необходимость прощения для восстановления целостности мира - целостности концепции жизни и концепции другого человека. Злоба ищет выход в агрессии. Это разные виды активности, основанные на разных качествах Я человека.

Когда я говорила с людьми об обиде, то очень часто использовала идеи Э. Берна о внутреннем ребенке, его схема структуры психической реальности - три круга (взрослый, родитель, ребенок) - помогала прояснить происхождение обиды. Слова о том, что мы обижаемся только на тех, кто нам не безразличен, что это закон возникновения этого чувства, всегда выслушивались с интересом, человек словно получал право на эту "детскую" эмоцию, на это чувство, которое можно регулировать, оценивать и понимать как проявление своей любви к тому, кто ее вызывает. Но об этом чувстве надо уметь сказать понятно для другого; все варианты затаенной обиды, когда она не показана, не проявлена, когда "он - любимый - сам должен все понимать", не приносят в жизнь желаемого будущего. Всем психологам известно, что чувства надо уметь обозначить, еще говорят, "отреагировать", тогда напряжение не сублимируется в болезнь. С обидой сложно - она как "детское" чувство обесценивается взрослыми и часто подавляется, а мне думается, что она может расцениваться как проявление чувствительности человека к целостности образа будущего, его ориентированность на это будущее как желаемое; надо научиться немногому - строить отношения с любимым, чтобы будущее осуществлялось совместно с ним. Для этого и говоришь с людьми о необходимости общения с любимыми - общения на тему чувств, своих и их тоже. Это трудный разговор, где обида, там боль, где боль, там слезы и крик, и "нервы не выдерживают", но давно забытые во многих психологических работах слова о культуре чувств здесь были бы кстати.

Я процитирую, думаю, к месту Ирину Сабурову: "... привет, как я сама, печальному, привет тому, по ком тоскую я, привет тому, кого люблю..."

Вы не помните, откуда это? Впрочем, неважно. Эти чужие стихи, перезвоны через моря и дали, самому нежному и любимому -привет... Я хочу только, чтобы вы знали: где-то, в каком-то доме, ваши ломаные, тревожные стихи мучают, печалят и пронизывают сердце. Так можно влюбиться только в поэтов.

Это простые слова о чувствах, но если их нет в словаре человека, то обедняется сознание, возможность целостного видения мира во всем его неповторимом многообразии. Дело не в словаре человека, хотя и в нем тоже, дело в том, что слово-знак, создает или разрушает целостные идеальные объекты. Послушайте, как по-разному звучит: "Мне больно и горько это от тебя слышать" и "Вечно ты, дрянь, несешь, что ни попадя".

Закончу об обиде - это чувство, рождающееся в нас от присутствия целостного видения, созданного любимым человеком, это та детская наивность всесильного владения своим миром, которая рухнула, потому что любимый не стал этим миром, и мы не можем быть в ожиданиях будущего. Возможно, другие психологи оценят это чувство как инфантильное и увидят в нем показатель незрелости личности, но я думаю, что обида как непосредственное чувство позволяет человеку увидеть возможную опосредованность его чувств, их искусственный культурный характер, возможность их натурализации через индивидуализацию проявления и тогда, тогда... Я напишу слова, которые мне сказала одна из уставших от вечных обид сына женщина: "Наверно, мне надо самой на него обидеться, хоть на секунду почувствовать, что во мне еще что-то живое осталось, что могу обижаться, как ребенок". Остается только добавить, что неплохо бы научиться и прощать, чтобы вырасти вместе с обидчиком в общем с ним, любимым, будущем. Вырасти в том направлении взросления, которое делает необходимым и неизбежным нравственное отношение к другим людям, отношение, которому учатся у любимых и любящих.

Вина. Это одно из наиболее распространенных чувств у взрослых людей, с которыми приходится встречаться в ситуации консультирования. Разная бывает вина, вина даже от переживаемого счастья ("не заслужила"). Пробовала описывать ее виды по содержанию вины, но получается, что при любой классификации в содержании вины, как, кажется, главный ее компонент, выделяется содержание Я-концепции человека и возможность ее реализации в отношениях с другими людьми. Человек, у которого не структурирована Я-концепция, редко переживает чувство вины. Это связано с тем, что у него нет оснований для внутреннего диалога Я - не-Я; о таких людях обычно говорят, что у них нет совести. Поведение их известно, они составляют большую часть лиц с криминальными наклонностями, о чем недвусмысленно свидетельствуют работы по криминальной психологии. Важно отметить, что чувство вины является очень распространенным явлением в консультировании и узнаваемым самими людьми, испытывающими боль от этого чувства.

Практически всегда в своем тексте человек говорит об этом чувстве, хотя не всегда может назвать человека, перед которым чувствует вину ("Виновата перед всеми", "Все чего-то ждут, всем я должна и перед всеми виновата"). Почему это чувство связано с содержанием Я-концепции человека? Чувство вины основано на механизмах конкретизации чувства нравственного долга. Как и все нравственные чувства, чувство долга связано с функционированием в сознании нравственной категории долга. Различные варианты ее конкретизации предполагают наличие у человека Я как системы координат, ориентирующей все виды активности в психической реальности, в том числе и одну из важнейших - установление психологической дистанции с другим человеком. Содержание этой дистанции непосредственно связано с проявлением Я-концепции человека. В психологическом пространстве Я-концепция занимает определенное место, которое предназначается только для нее. Это необходимо для функционирования всей психической реальности как целостности для сохранения качеств Я. Как и любое структурное образование в психической реальности, Я-концепция может и должна быть защищена от разрушающего воздействия другого человека. Непосредственное воздействие на ее содержание оказывают действия, связанные с принятием морального долга в отношении человека (особенно близкого, любимого человека). Это действия, конкретизирующие нравственную категорию долга в ее конкретных проявлениях принятия и осуществления ответственности за различные стороны жизни другого человека, за степень включенности его жизни (как индивидуальной, обладающей автономностью и независимостью) в свою собственную.

Чувство долга связано с виной и составляет ее основу. Есть вместе с тем специальные действия долженствования, пронизывающие все отношения с близкими людьми, которые человек не всегда осознает как проявление принятого им морального долга, моральной (или социальной) ответственности за другого человека. Наступает время, когда выполнение этих действий становится неэффективным, они не дают желаемого, ожидаемого результата, тогда и активизируется чувство вины. Оно всегда связано с появлением нежелаемого результата в отношениях с близким человеком (или просто человеком) и, таким образом, всегда обращено в прошлое. Это чувство всегда связано с тем, что уже было, прошло, стало событием прошлой жизни человека, но определяет его состояние сегодня как боль, вызванную нарушением структуры Я-концепции.

Результат усилий человека, оказавшийся несоответствующим его ожиданиям, его содержанию Я-концепции, вызван поведением другого человека, который проявил качества, не соответствующие желаемому результату ("Мы, конечно, тоже виноваты, что он плохо учится", "Я виновата, мало уделяла ему времени", "Я чувствую себя виноватой - я плохая мать, не могла обеспечить ему жизнь").

Чувство вины - очень сильное чувство; так как оно направлено на выявление и структурирование важнейшей образующей психической реальности - Я-концепции, которая реализуется в различных действиях, способствующих организации взаимодействия с другими людьми, среди этих действий действия по осуществлению долженствования занимают особое место - они вносят необходимый элемент стабильности, постоянства в структуру психической реальности, составляют один из важнейших факторов стабильности в ней. Неосуществившееся действие долженствования - это ситуация, порождающая чувство вины, лишающая человека стабильности.

Психологи много говорят о некоструктивности этого чувства -оно действительно мало продуктивно, так как обращено в прошлое и интенсивностью переживания смещает акценты в психологическом времени человека, лишая его временной перспективы, возможности динамизировать свою психическую реальность за счет Я-усилий, отражающих содержание Я-концепции человека. Мне представляется очень важным в работе с чувством вины обсуждать с человеком его представления о природе человека. Среди этих представлений большое место можно (и думаю, нужно) уделить вопросу о свободе человека, его ответственности, об автономности и независимости сознания одного человека от другого. Это важные вещи, которые могут составить смысл консультирования, хотя, как уже отмечалось, чувство вины обычно очень сильно и для работы с ним нужна немедикаментозная психотерапия. Как показывает практика, обсуждение вопросов о природе человеческой психики, человеческой активности, акцент на таких ее важнейших качествах, как автономность и свобода, анализ понятия ответсвенности и действий долженствования, облегчают боль, вызванную виной перед другим человеком.

Вина в своей основе - моральное чувство, возникающее в присутствии человека, к которому проявляют чувства близости; в психологическом пространстве этот человек занимает место рядом (или очень близко) с Я-концепцией.

Мне кажется возможным и необходимым использование (если психолог владеет этими представлениями) понятия о грехе и возможности его искупления.

Хотелось бы еще раз обратить внимание читателя, что я не анализирую варианты игры в чувства - ложную вину, ложную обиду и прочие подобные чувства, они встречаются в ситуациях консультирования, но имеют другое значение - с их помощью люди пытаются манипулировать психологом. Об этих вещах поговорим в следующем параграфе. Здесь я обращаюсь к чувствам, вызывающим боль человека, ту истинную боль, которая часто ставит жизнь на грань смерти и приводит человека к переживаниям, справится с которыми он сам не может - для этого ему нужен другой человек. Это своего рода и оправдание необходимости профессии психолога-консультанта.

Вина - неосуществившаяся возможность, несостоявшееся ожидание, ситуация, когда не получилось и уже не получится что-то важное в отношениях с близким человеком. Это может мучить всю жизнь ("Не уберегли, не досмотрели", "Не поняли, не заметили" и т. п.). И рядом будет существовать неумолимое - не вернешь. Время не идет вспять.

Сегодня в психологии достаточно подробно описан и проработан механизм принятия человеком разных видов ответственности. Обращение к нему позволяет смягчить боль вины, но, как показывает жизнь, чувства не исчезают, они могут трансформироваться, измениться, но не исчезнуть. Вина может сгладиться (говорят "загладить вину") усилиями в отношении других людей, но она останется как психологическая дистанция к человеку, который вызвал это чувство, как рубец от глубокой раны, она будет напоминать о себе отношениями с этим человеком, которые неизбежно изменятся, преобразуются под влиянием этого чувства.

Какую бы психологическую "индульгенцию" не выдавали человеку, переживающему вину, она оставляет глубокий след в эмоциональной памяти, в содержании Я-концепции, являясь одним из оснований того, что часто называют комплексами человека.

Стыд. Чувство стыда редко бывает актуальным в ситуации консультирования, по существу, имеешь дело с его последствиями - с пережитым или переживаемым стыдом. Как и все чувства, вызывающие боль, стыд является очень сильным чувством и не может длиться долгое время. По своей динамике он напоминает аффект, так как человек ничего не может сделать с ним - стыд возникает независимо от сознания и не контролируется волевыми усилиями человека. Это одно из моральных чувств, которые вызваны присутствием в жизни других людей, присутствием внутреннего диалога, в котором есть структурные образования, обозначающие наличие других людей как необходимый элемент психической жизни и присутствие самого человека в виде структур, отражающих его экзистенциальное существование. Я использовала для обозначения этих структур понятия Я-концепции и концепции другого человека. Динамика взаимодействия данных структур и порождает стыд: обе они являются идеальными объектами и могут выступать обоснованием активности человека.

Стыд - достаточно редкое качество переживаний человека, он обладает очень большой интенсивностью за счет того, что включает важнейшие составляющие психической реальности человека и ориентирован во всех временах психологического пространства: стыд одновременно обращен к будущему, актуален в настоящем и задействует прошлое. Стыд разрушает взаимозависимость Я-концепции человека и концепции другого человека. Некоторые авторы склонны описывать несколько видов стыда - чаще всего называют экзистенциальный и атрибутивный (неопределенно предметный, как бы всепредметный и конкретный).

Такая классификация отражает главное в содержании стыда -его потенциально всеобъемлющий характер по отношению к проявлениям качеств психической реальности, недаром говорят, что стыд разъедает душу, как бы уничтожает ее реальность, сжигает, обжигает - это тоже о переживаниях стыда. В языке зафиксирована самая сильная психологическая характеристика стыда: "Стыд (позор) - та же смерть", "За стыд голова гинет (погибает)", "Сгорел со стыда", "Чего боимся, того и стыдимся". Есть и другая интонация в оценках стыда: "Стыдливый из-за стола голодный встает", "Стал сыт, так и взял стыд", "Сорок лет, а сорому нет. Жили, жили, а стыда не нажили", "Стыд под каблук; совесть под подушку"1.

Так или иначе, но потенциальная экзистенциальность стыда ощущается всеми, он часто является предельной категорией в оценке того, что происходит в отношениях с другим человеком.

Стыд всегда бывает перед кем-то или за кого-то (в том числе и за себя) - присутствие другого человека становится обязательным условием существования стыда. Пережитый стыд часто порождает неадекватные (нетипичные, несвойственные человеку) действия, человек позволяет себе то, что ранее считал недопустимым, например, наказать битьем своего ребенка, ударить женщину или пожилого человека, переменить место жительства, обстоятельства своей жизни, приняв решение об этом в считанные минуты, и т. д.

Стыд нельзя вызвать специально организованным воздействием на человека. Он хотя и возникает в присутствии (реальном или воображаемом) другого человека, но все же по своей сути является самовоздействием человека, реализующим свой нравственный императив (если он у него есть).

Часто абстрактное "что люди скажут" как обоснование стыда на самом деле таковым не оказывается. Желая соответствовать неким требованиям, человек попадает в ситуацию обесценивания индивидуальности как своей, так и другого человека, и это переживание принимает за стыд.

Насколько можно понять из практики общения с людьми и чтения психологической литературы, большинство (из известных мне) авторов не склонны анализировать проблему стыда как психологическую, отнеся ее к этике и морали. Однако в реальной работе с людьми приходится анализировать это чувство боли и его последствия для человека. Стыд объединяет человека с другими людьми и одновременно с пронзительной болью раскрывает ему его индивидуальность. Так следует рассматривать стыд в рамках психологического консультирования, а значит, обсуждать с человеком систему его ценностей и приоритетов, возможность трансформации этой системы. Стыд открывает человеку глубину его психической реальности, которая не ограничивается только сознанием и проявлениями Я-усилий.

Конструктивная функция стыда состоит в том, что человек, его испытавший, ощутил наличие границ своей психической реальности, пережив то бессилие перед осуществившимся воздействием, которое позволяет пересмотреть представление о своих психических возможностях воздействия на другого человека и самовоздействия. Мне это представляется чрезвычайно важным и позволяет вводить в контекст психологического консультирования содержание представлений о других людях в виде концепции другого человека и содержание Я-концепции. Можно (и нужно) обсуждать возможности их взаимодействия и взаимовлияния, их роль и место в принятии решений о собственных действиях.