Народная библиотека Владимира Высоцкого

Ни один не позвонит.

Не кричим и не бузим,

Даже не деремся.

Унеси весь магазин -

Мы не шелохнемся.

И наши спаянные дружбой коллективы

Почти не ведают ни спадов, ни накалов.

Жаль, допускают все же промахи и срывы

Плохие копии живых оригиналов.

Посмотрите на витрины:

На подбор - все, как один,

Настоящие мужчины,

Квинтэссенции мужчин -

На любой на вкус, на цвет,

На любой оттенок...

Да и женщин в мире нет

Лучше манекенок!

1972 Я к вам пишу

Спасибо вам, мои корреспонденты,

Все те, кому ответить я не смог,

Рабочие, узбеки и студенты,

Все, кто писал мне письма - дай вам Бог,

Дай Бог вам жизни две,

И друга одного,

И света в голове,

И доброго всего!

Найдя стократно вытертые ленты,

Вы хрип мой разбирал по слогам,

Так дай же Бог, мои корреспонденты,

И сил в руках, да и удачи вам!

Вот пишут: голос мой не одинаков -

То хриплый, то надрывный, то глухой...

И просит население бараков:

"Володя! Ты не пой за упокой!"

Но что поделать, я - и впрямь не звонок:

Звенят другие, я - хриплю слова.

Обилие некачественных пленок

Вредит мне даже больше, чем молва.

Вот спрашивают: "Попадал ли в плен ты?"

Нет, не бывал - не воевал ни дня.

Спасибо вам, мои корреспонденты,

Что вы неверно поняли меня!

Друзья мои, - жаль, что не боевые, -

От моря, от станка и от сохи,

Спасибо вам за присланные злые

И даже неудачные стихи.

Вот я читаю: "Вышел ты из моды.

Сгинь, сатана, изыди, хриплый бес!

Как глупо, что не месяцы, а годы

Тебя превозносили до небес!"

Еще письмо: "Вы умерли от водки?"

Да, правда, умер, но потом воскрес.

"А каковы доходы Ваши, все-таки?"

За песню - "трешник". - "Вы же просто крез!"

Ах, письма высочайшего пошиба:

Идите, мол, на Темзу и на Нил!..

Спасибо, люди добрые, спасибо,

Что не жалели ночи и чернил.

Но только я уже бывал на Темзе,

Собакою на сене восседал!

Я не грублю, но отвечаю тем же.

А писем до конца не дочитал.

И ваши похвалы и комплименты,

Авансы мне - не отфутболю я:

От ваших строк, мои корреспонденты,

Прямеет путь и сохнет колея.

Сержанты, моряки, интеллигенты,

Простите, что не каждому ответ, -

Я вам пишу, мои корреспонденты,

Ночами песни вот уж десять лет.

1972 Тот, который не стрелял

Я вам мозги не пудрю -

Уже не тот завод:

В меня стрелял поутру

Из ружей целый взвод.

За что мне эта злая,

Нелепая стезя -

Не то чтобы не знаю, -

Рассказывать нельзя.

Мой командир меня почти что спас,

Но кто-то на расстреле настоял...

И взвод отлично выполнил приказ, -

Но был один, который не стрелял.

Судьба моя лихая

Давно наперекос:

Однажды языка я

Добыл, да не донес, -

И особист Суэтин,

Неутомимый наш,

Еще тогда приметил

И взял на карандаш.

Он выволок на свет и приволок

Подколотый, подшитый материал...

Никто поделать ничего не смог.

Нет - смог один, который не стрелял.

Рука упала в пропасть

С дурацким криком "Пли!" -

И залп мне выдал пропуск

В ту сторону земли.

Но слышу: "Жив, зараза, -

Тащите в медсанбат.

Расстреливать два раза

Уставы не велят".

А врач потом все цокал языком

И, удивляясь, пули удалял, -

А я в бреду беседовал тайком

С тем пареньком, который не стрелял.

Я раны, как собака, -

Лизал, а не лечил;

В госпиталях, однако, -

В большом почете был.

Ходил в меня влюбленный

Весь слабый женский пол:

"Эй ты, недостреленный,

Давай-ка на укол!"

Наш батальон геройствовал в Крыму,

И я туда глюкозу посылал -

Чтоб было слаще воевать ему,

Кому? Тому, который не стрелял.

Я пил чаек из блюдца,

Со спиртиком бывал...

Мне не пришлось загнуться,

И я довоевал.

В свой полк определили, -

"Воюй! - сказал комбат. -

А что недострелили -

Так я не виноват".

Я очень рад был - но, присев у пня,

Я выл белугой и судьбину клял:

Немецкий снайпер дострелил меня, -

Убив того, который не стрелял.

1973 Памятник

Я при жизни был рослым и стройным,

Не боялся ни слова, ни пули

И в привычные рамки не лез, -

Но с тех пор, как считаюсь покойным,

Охромили меня и согнули,

К пьедесталу прибив "Ахиллес".

Не стряхнуть мне гранитного мяса

И не вытащить из постамента

Ахиллесову эту пяту,

И железные ребра каркаса

Мертво схвачены слоем цемента, -

Только судороги по хребту.

Я хвалился косою саженью -

Нате смерьте! -

Я не знал, что подвергнусь суженью

После смерти, -

Но в обычные рамки я всажен -

На спор вбили,

А косую неровную сажень -

Распрямили.

И с меня, когда взял я да умер,

Живо маску посмертную сняли

Расторопные члены семьи, -

И не знаю, кто их надоумил, -

Только с гипса вчистую стесали

Азиатские скулы мои.

Мне такое не мнилось, не снилось,

И считал я, что мне не грозило

Оказаться всех мертвых мертвей, -

Но поверхность на слепке лоснилась,

И могильною скукой сквозило

Из беззубой улыбки моей.

Я при жизни не клал тем, кто хищный,

В пасти палец,

Подходившие с меркой обычной -

Опасались, -

Но по снятии маски посмертной -

Тут же в ванной -

Гробовщик подошел ко мне с меркой

Деревянной...

А потом, по прошествии года, -

Как венец моего исправленья -

Крепко сбитый литой монумент

При огромном скопленье народа

Открывали под бодрое пенье, -

Под мое - с намагниченных лент.

Тишина надо мной раскололась -

Из динамиков хлынули звуки,

С крыш ударил направленный свет, -

Мой отчаяньем сорванный голос

Современные средства науки

Превратили в приятный фальцет.

Я немел, в покрывало упрятан, -

Все там будем! -

Я орал в то же время кастратом

В уши людям.

Саван сдернули - как я обужен, -

Нате смерьте! -

Неужели такой я вам нужен

После смерти?!

Командора шаги злы и гулки.

Я решил: как во времени оном -

Не пройтись ли, по плитам звеня? -

И шарахнулись толпы в проулки,

Когда вырвал я ногу со стоном

И осыпались камни с меня.

Накренился я - гол, безобразен, -

Но и падая - вылез из кожи,

Дотянулся железной клюкой, -

И, когда уже грохнулся наземь,

Из разодранных рупоров все же

Прохрипел я похоже: "Живой!"

И паденье меня и согнуло,

И сломало,

Но торчат мои острые скулы

Из металла!

Не сумел я, как было угодно -

Шито-крыто.

Я, напротив, - ушел всенародно

Из гранита.

1973 Песня о Волге

Как по Волге-матушке, по реке-кормилице -

Все суда с товарами, струги да ладьи, -

И не надорвалася, и не притомилася:

Ноша не тяжелая - корабли свои.

Вниз по Волге плавая,

Прохожу пороги я

И гляжу на правые

Берега пологие:

Там камыш шевелится,

Поперек ломается, -

Справа - берег стелется,

Слева - поднимается.

Волга песни слышала хлеще, чем "Дубинушка", -

Вся вода исхлестана пулями врагов, -

И плыла по Матушке наша кровь-кровинушка,

Стыла бурой пеною возле берегов.

Долго в воды пресные

Лили слезы строгие

Берега отвесные,

Берега пологие -

Плакали, измызганы

Острыми подковами,

Но теперь зализаны

Эти раны волнами.

Что-то с вами сделалось, города старинные,

В коих - стены древние, на холмах кремли, -

Словно пробудилися молодцы былинные

И - числом несметные - встали из земли.

Лапами грабастая,

Корабли стараются -

Тянут баржи с Каспия,

Тянут - надрываются,

Тянут - не оглянутся, -

И на версты многие

За крутыми тянутся

Берега пологие.

1973 Посадка

"Мест не хватит, уж больно вы ловки!

Ну откуда такие взялись?

Что вы прете?" - "Да мы по путевке".

"По путевке? Пожалуйста, плиз!

Вы ж не туристы и не иностранцы,

Вам не проникнуть на наш пароход.

Что у вас?" - "Песни и новые танцы.

Этим товарам нельзя залежаться -

Столько людей с нетерпеньем их ждет!"

"Ну куда вы спешите? Ей-богу,

Словно зельем каким опились!"

"Мне местечко заказывал Гоголь..."

"Сам Максимыч? Пожалуйста, плиз!

Вы ж не туристы и не иностранцы,

Вам не проникнуть на наш пароход.

Что у вас?" - "Песни и новые танцы.

Этим товарам нельзя залежаться -

Столько людей с нетерпеньем их ждет!"

Мест не будет, броня остается:

Ожидается важный турист".

"Для рабочего класса найдется?"

"Это точно! Пожалуйста, плиз!

Вы ж не туристы и не иностранцы,

Вам не проникнуть на наш пароход.

Что у вас?" - "Песни и новые танцы.

Этим товарам нельзя залежаться -

Столько людей с нетерпеньем их ждет!"

"Нет названья для вашей прослойки,

Зря вы, барышни, здесь собрались".

"Для крестьянства остались две койки?"

"Есть крестьянство! Пожалуйста, плиз!

Вы ж не туристы и не иностранцы,

Вам не проникнуть на наш пароход.

Что у вас?" - "Песни и новые танцы.

Этим товарам нельзя залежаться -

Столько людей с нетерпеньем их ждет!"

Это шутке подобно - без шуток

Песни, танцы в пути задержать!

Без еды проживешь сорок суток,

А без музыки - вряд ли и пять.

Вы ж не туристы и не иностранцы,

Вам не проникнуть на наш пароход.

Что у вас?" - "Песни и новые танцы.

Этим товарам нельзя залежаться -

Столько людей с нетерпеньем их ждет!"

"Вот народ упрямый - все с нахрапу!

Ладно, лезьте прямо вверх по трапу.

С вами будет веселее путь -

И Лучше с музыкой тонуть.

1973 Куплеты Гусева

Я на виду - и действием и взглядом,

Я выдаю присутствие свое.

Нат Пинкертон и Шерлок Холмс - старье!

Спокойно спите, люди: Гусев - рядом.

Мой метод прост - сажусь на хвост и не слезаю.

Преступник - это на здоровом теле прыщик,

И я мерзавцу о себе напоминаю:

Я - здесь, я - вот он, на то я - сыщик!

Волнуются преступнички,

Что сыщик не безлик,

И оставляют, субчики,

Следочки а приступочке,

Шифровочки на тумбочке, -

Достаточно улик!

Работу стою по системе четкой,

Я не скрываюсь, не слежу тайком,

И пострадавший будет с кошельком,

Ну а преступник будет за решеткой.

Идет преступник на отчаянные трюки,

Ничем не брезгует - на подкуп тратит тыщи,

Но я ему - уже заламываю руки:

Я - здесь, я - вот он, на то я - сыщик!

Волнуются преступнички,

Что сыщик не безлик,

И оставляют, субчики,

Следочки а приступочке,

Шифровочки на тумбочке, -

Достаточно улик!

Вот я иду уверенной походкой.

Пусть знает враг - я в план его проник.

Конец один: преступник - за решеткой,

Его сам Гусев взял за воротник.

1973 Колыбельная Хопкинсона

Спи, дитя! Май беби, бай!

Много сил скопи.

Ду ю вонт ту слип? - Отдыхай,

Улыбнись и спи!

Колыбельной заглушен

Посторонний гул.

Пусть тебе приснится сон,

Что весь мир уснул.

Мир внизу, а ты над ним

В сладком сне паришь.

Вот Москва, древний Рим

И ночной Париж...

И с тобою в унисон

Голоса поют.

Правда, это только сон,

А во сне - растут.

Может быть, - все может быть! -

Ты когда-нибудь

Наяву повторить

Сможешь этот путь.

Над землею полетишь

Выше крыш и крон...

А пока ты крепко спишь -

Досмотри свой сон.

1973 Дуэт разлученных

Дорога сломала степь напополам,

И неясно - где конец пути.

По дороге мы идем по разным сторонам

И не можем ее перейти.

Сколько зим этот путь продлится?

Кто-то должен рискнуть, решиться!

Надо нам поговорить - перекресток недалек,

Перейди, если мне невдомек.

Дорога, дорога поперек земли -

Поперек судьбы глубокий след.

Многие уже себе попутчиков нашли

Ненадолго, а спутников - нет.

Промелькнет как беда ухмылка,

Разведет навсегда развилка...

Где же нужные слова, кто же первый их найдет?

Я опять прозевал переход.

Река - избавленье послано двоим,

Стоит только руку протянуть...

Но опять, опять на разных палубах стоим,

Подскажите же нам что-нибудь!

Волжский ветер хмельной и вязкий,

Шепчет в уши одной подсказкой:

"Время мало, торопись и не жди конца пути".

Кто же первый рискнет перейти?

1973 Че-чет-ка

Все, что тривиально,

И все, что банально,

Что равно- и прямопропорционально -

Все это корежит чечетка, калечит,

Нам нервы тревожит: чет-нечет, чет-нечет.

В забитые уши врывается четко,

В сонливые души лихая чечетка.

В чечеточный спринт не берем тех, кто сыт, мы.

Чет-нечет, чет-нечет, ломаются ритмы.

Брэк! Барабан, тамтам, трещотка,

Где полагается - там чечетка.

Брак не встречается.

Темп рвет-мечет.

Брэк!

Чет-нечет!

Жжет нам подошвы, потолок трепещет.

Чет-

нечет!

Эй, кто там грозит мне?

Эй, кто мне перечит?

В замедленном ритме о чем-то лепечет?

Сейчас перестанет - его изувечит

Ритмический танец, чет-нечет, чет-нечет!

Кровь гонит по жилам не крепкая водка -

Всех заворожила шальная чечетка.

Замолкни, гитара! Мурашки до жути!

На чет - два удара, и чем черт не шутит!

Брэк! Барабан, тамтам, трещотка,

Где полагается - там чечетка.

Брак не встречается.

Темп рвет-мечет.

Брэк!

Чет-нечет!

Жжет нам подошвы, потолок трепещет.

Чет-

нечет!

Спасайся, кто может!

А кто обезножит -

Утешься: твой час в ритме правильном прожит.

Под брэк, человече, расправятся плечи,

И сон обеспечит чет-нечет, чет-нечет.

Изменится ваша осанка, походка.

Вам тоже, папаша, полезна чечетка!

Не против кадрили мы проголосуем,

Но в пику могиле чечетку станцуем.

Брэк! Барабан, тамтам, трещотка,

Где полагается - там чечетка.

Брак не встречается.

Темп рвет-мечет.

Брэк!

Чет-нечет!

Жжет нам подошвы, потолок трепещет.

Чет-

нечет!

1973 Романс мисс Ребус

Реет

над темно-синей волной

неприметная стайка,

Грустно,

но у меня в этой стае попутчиков нет,

Низко

лечу, отдельно от всех,

одинокая чайка,

И скользит подо мной

Спутник преданный мой -

белый мой силуэт.

Но слабеет, слабеет крыло,

Я снижаюсь все ниже и ниже,

Я уже отраженья не вижу -

Море тиною заволокло.

Неужели никто не придет,

Чтобы рядом лететь с белой птицей?

Неужели никто не решится?

Неужели никто не спасет?

Силы

оставят тело мое,

и в соленую пыль я

Брошу

свой обессиленный и исстрадавшийся труп...

Крылья

уже над самой водой,

мои бедные крылья!

Ветер ветреный, злой

Лишь играет со мной,

беспощаден и груб.

Неужели никто не придет,

Чтобы рядом лететь с белой птицей?

Неужели никто не решится?

Неужели никто не спасет?

Бьется сердце под левым плечом,

Я спускаюсь все ниже и ниже,

Но уже и спасителя вижу -

Это ангел с заветным ключом.

Ветер,

скрипач безумный, пропой

на прощанье сыграй нам!

Скоро

погаснет солнце и спутник мой станет незрим,

Чайка

влетит в пучину навек

к неразгаданным тайнам.

Я в себе растворюсь,

Я навеки сольюсь

с силуэтом своим.

Но слабеет, слабеет крыло,

Я снижаюсь все ниже и ниже,

Я уже отраженья не вижу -

Море тиною заволокло.

Бьется сердце под левым плечом,

Я спускаюсь все ниже и ниже,

Но уже и спасителя вижу -

Это ангел с заветным ключом.

Рядом

летит невидимо он,

незаметно, но - рядом,

Вместе

В волшебном тихом гнездовье отыщем жилье.

Больше

к холодной мутной воде

мне снижаться не надо:

Мы вдвоем, нет причин

Мне искать средь пучин

отраженье свое.

1973 Дуэт Шуры и Ливеровского

"Богиня! Афродита!

Или что-то в этом роде...

Ах, жизнь моя разбита!

Прямо здесь, на пароходе.

Склоню от восхищения

Пред красотой такою

Дрожащие колени я

С дрожащей головою".

"Ну что он ходит как тень,

Твердит одну дребедень..."

"Возьми себе мое трепещущее сердце!"

"Нас не возьмешь на авось!

На кой мне сердце сдалось?"

"...Тогда экзотику и страсти де ла Перца".

"Какая де ла Перца?

Да о чем вы говорите?

Богиню надо вам? -

Так и идите к Афродите.

Вас тянет на эротику -

Тогда сидите дома.

А кто это - экзотика?

Я с нею не знакома!"

"Я вас, синьора, зову

В волшебный сон наяву

И предлагаю состояние и сердце.

Пойдем навстречу мечтам!"

"А кем вы служите там?"

"Я - вице-консул Мигуэлло де ла Перца".

"Я не бегу от факта,

Только вот какое дело:

Я с консулам как-то

Раньше дела не имела.

А вдруг не пустят в капстрану

И вынесут решенье:

Послать куда подальше - ну

А консула в три шеи..."

"Не сомневайтесь, мадам!

Я всех продам, все отдам,

И распахнется перед вами рая дверца.

Я вас одену, мадам,

Почти как Еву Адам

В стране волшебной Мигуэлло де ла Перца".

"Вы милый, но пройдоха!

А меня принарядите -

И будет просто плохо

Этой вашей Афродите.

Но я не верю посулам:

Я брошу все на свете -

А вдруг жена у консула,

И - даже хуже! - дети?"

"Ах, что вы, милая мисс!.."

"Но-но, спокойно! Уймись!"

"Я напишу для вас симфонию и скерцо!

Удача вас родила..."

"Ах черт! Была не была!

Валяйте! Едем в Мигуэллу де ла Перца".

1973 Я бодрствую, но вещий сон мне снится…

Я бодрствую, но вещий сон мне снится.

Пилюли пью - надеюсь, что усну.

Не привыкать глотать мне горькую слюну:

Организации, инстанции и лица

Мне объявили явную войну -

За то, что я нарушил тишину,

За то, что я хриплю на всю страну,

Затем, чтоб доказать - я в колесе не спица,

За то, что мне неймется, за то, что мне не спится,

За то, что в передачах заграница

Передает блатную старину,

Считая своим долгом извиниться:

"Мы сами, без согласья..." - Ну и ну!

За что еще? Быть может, за жену -

Что, мол, не мог на нашей подданной жениться,

Что, мол, упрямо лезу в капстрану

И очень не хочу идти ко дну,

Что песню написал, и не одну,

Про то, как мы когда-то били фрица,

Про рядового, что на дзот валится,

А сам - ни сном ни духом про войну.

Кричат, что я у них украл луну

И что-нибудь еще украсть не премину.

И небылица догоняет небылица.

Не спится мне... Ну, как же мне не спиться!

Не, не сопьюсь, - я руку протяну

И завещание крестом перечеркну,

И сам я не забуду осениться,

И песню напишу, и не одну,

И в песне я кого-то прокляну,

Но в пояс не забуду поклониться

Всем тем, кто написал, чтоб я не смел ложиться!

Пусть даже горькую пилюлю заглотну.

1973 Воздушные потоки

Хорошо, что за ревом не слышалось звука,

Что с позором своим был один на один:

Я замешкался возле открытого люка -

И забыл пристегнуть карабин.

Мой инструктор помог - и коленом пинок -

Перейти этой слабости грань:

За обычное наше: "Смелее, сынок!"

Принял я его сонную брань.

И оборвали крик мой,

И обожгли мне щеки

Холодной острой бритвой

Восходящие потоки.

И звук обратно в печень мне

Вогнали вновь на вдохе

Веселые, беспечные

Воздушные потоки.

Я попал к ним в умелые, цепкие руки:

Мнут, швыряют меня - что хотят, то творят!

И с готовностью я сумасшедшие трюки

Выполняю шутя - все подряд.

И обрывали крик мой,

И выбривали щеки

Холодной острой бритвой

Восходящие потоки.

И кровь вгоняли в печень мне,

Упруги и жестоки,

Невидимые встречные

Воздушные потоки.

Но рванул я кольцо на одном вдохновенье,

Как рубаху от ворота или чеку.

Это было в случайном свободном паденье -

Восемнадцать недолгих секунд.

А теперь - некрасив я, горбат с двух сторон,

В каждом горбе - спасительный шелк.

Я на цель устремлен и влюблен, и влюблен

В затяжной, неслучайный прыжок!

И обрывают крик мой,

И выбривают щеки

Холодной острой бритвой

Восходящие потоки.

И проникают в печень мне

На выдохе и вдохе

Бездушные и вечные

Воздушные потоки.

Беспримерный прыжок из глубин стратосферы -

По сигналу "Пошел!" я шагнул в никуда, -

За невидимой тенью безликой химеры,

За свободным паденьем - айда!

Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму,

Хоть условья паденья не те.

Но и падать свободно нельзя - потому,

Что мы падаем не в пустоте.

И обрывают крик мой,

И выбривают щеки

Холодной острой бритвой

Восходящие потоки.

На мне мешки заплечные,

Встречаю - руки в боки -

Прямые, безупречные

Воздушные потоки.

Ветер в уши сочится и шепчет скабрезно:

"Не тяни за кольцо - скоро легкость придет..."

До земли триста метров - сейчас будет поздно!

Ветер врет, обязательно врет!

Стропы рвут меня вверх, выстрел купола - стоп!

И - как не было этих минут.

Нет свободных падений с высот, но зато

Есть свобода раскрыть парашют!

Мне охлаждают щеки

И открывают веки -

Исполнены потоки

Забот о человеке!

Глазею ввысь печально я -

Там звезды одиноки -

И пью горизонтальные

Воздушные потоки.

1973 Диалог у телевизора

- Ой, Вань, гляди, какие клоуны!

Рот - хоть завязочки пришей...

Ой, до чего, Вань, размалеваны,

И голос - как у алкашей!

А тот похож - нет, правда, Вань, -

На шурина - такая ж пьянь.

Ну нет, ты глянь, нет-нет, ты глянь, -

Я - вправду, Вань!

- Послушай, Зин, не трогай шурина:

Какой ни есть, а он - родня, -

Сама намазана, прокурена -

Гляди, дождешься у меня!

А чем болтать - взяла бы, Зин,

В антракт сгоняла в магазин...

Что, не пойдешь? Ну, я - один, -

Подвинься, Зин!..

- Ой, Вань, гляди, какие карлики!

В джерси одеты, не в шевьет, -

На нашей пятой швейной фабрике

Такое вряд ли кто пошьет.

А у тебя, ей-богу, Вань,

Ну все друзья - такая рвань

И пьют всегда в такую рань

Такую дрянь!

- Мои друзья - хоть не в болонии,

Зато не тащат из семьи, -

А гадость пьют - из экономии:

Хоть поутру - да на свои!

А у тебя самой-то, Зин,

Приятель был с завода шин,

Так тот - вообще хлебал бензин, -

Ты вспомни, Зин!..

- Ой, Вань, гляди-кось - попугайчики!

Нет, я, ей-богу, закричу!..

А это кто в короткой маечке?

Я, Вань, такую же хочу.

В конце квартала - правда, Вань, -

Ты мне такую же сваргань...

Ну что "отстань", опять "отстань",

Обидно, Вань!

- Уж ты б, Зин, лучше помолчала бы -

Накрылась премия в квартал!

Кто мне писал на службу жалобы?

Не ты?! Да я же их читал!

К тому же эту майку, Зин,

Тебе напяль - позор один.

Тебе шитья пойдет аршин -

Где деньги, Зин?..

- Ой, Вань, умру от акробатиков!

Гляди, как вертится, нахал!

Завцеха наш - товарищ Сатиков -

Недавно в клубе так скакал.

А ты придешь домой, Иван,

Поешь и сразу - на диван,

Иль, вон, кричишь, когда не пьян..

Ты что, Иван?

- Ты, Зин, на грубость нарываешься,

Все, Зин, обидеть норовишь!

Тут за день так накувыркаешься...

Придешь домой - там ты сидишь!

Ну, и меня, конечно, Зин,

Все время тянет в магазин, -

А там - друзья... Ведь я же, Зин,

Не пью один!

1973 Я из дела ушел

Я из дела ушел, из такого хорошего дела!

Ничего не унес - отвалился в чем мать родила, -

Не затем, что приспичило мне, - просто время приспело,

Из-за синей горы понагнало другие дела.

Мы многое из книжек узнаем,

А истины передают изустно:

"Пророков нет в отечестве своем", -

Но и в других отечествах - не густо.

Растащили меня, но я счастлив, что львиную долю

Получили лишь те, кому я б ее отдал и так.

Я по скользкому полу иду, каблуки канифолю,

Подымаюсь по лестнице и прохожу на чердак.

Пророков нет - не сыщешь днем с огнем, -

Ушли и Магомет, и Заратустра.

Пророков нет в отечестве своем, -

Но и в других отечествах - не густо.

А внизу говорят - от добра ли, от зла ли, не знаю:

"Хорошо, что ушел, - без него стало дело верней!"

Паутину в углу с образов я ногтями сдираю,

Тороплюсь - потому что за домом седлают коней.

Открылся лик - я стал к нему лицом,

И он поведал мне светло и грустно:

"Пророков нет в отечестве своем, -

Но и в других отечествах - не густо".

Я влетаю в седло, я врастаю в седло - тело в тело, -

Конь падет подо мной - я уже закусил удила!

Я из дела ушел, из такого хорошего дела:

Из-за синей горы понагнало другие дела.

Скачу - хрустят колосья под конем,

Но ясно различаю из-за хруста:

"Пророков нет в отечестве своем, -

Но и в других отечествах - не густо".

1973 Дорожный дневник - Часть I

Ожидание длилось,

а проводы были недолги -

Пожелали друзья:

"В добрый путь! Чтобы все - без помех!" -

И четыре страны

предо мной расстелили дороги,

И четыре границы

шлагбаумы подняли вверх.

Тени голых берез

добровольно легли под колеса,

Залоснилось шоссе

и штыком заострилось вдали.

Вечный смертник - комар -

разбивался у самого носа,

Лобовое стекло

превращая в картину Дали.

Сколько смелых мазков

на причудливом мертвом покрове!

Сколько серых мозгов

и комарьих раздавленных плевр! -

Вот взорвался один,

до отвала напившийся крови,

Ярко-красным пятном

завершая дорожный шедевр.

И сумбурные мысли,

лениво стучавшие в темя,

Устремились в пробой -

ну,

попробуй-ка, останови!

И в машину ко мне

постучало просительно время -

Я впустил это время,

замешанное на крови.

И сейчас же в кабину

глаза сквозь бинты заглянули

И спросили: "Куда ты?

На запад?

Вертайся назад!"

Я ответить не смог:

по обшивке царапнули пули.

Я услышал: "Ложись!

Берегись!

Проскочили!

Бомбят!"

Этот первый налет

оказался не так чтобы очень:

Схоронили кого-то,

прикрыв его кипой газет,

Вышли чьи-то фигуры

назад на шоссе из обочин,

Как лет тридцать спустя -

на машину мою поглазеть.

И исчезло шоссе -

мой единственный верный фарватер,

Только - елей стволы

без обрубленных минами крон.

Бестелесный поток

обтекал не спеша радиатор.

Я за сутки пути

не продвинулся ни на микрон.

Я уснул за рулем:

я давно разомлел от зевоты.

Ущипнуть себя за ухо

или глаза протереть?

В кресле рядом с собой

я увидел сержанта пехоты:

"Ишь, трофейная пакость, -

сказал он. - Удобно сидеть".

Мы поели с сержантом

домашних котлет и редиски.

Он опять удивился:

откуда такое в войну?

"Я, браток, - говорит, -

восемь дней, как позавтракал в Минске.

Ну, спасибо. Езжай!

Будет время - опять загляну".

Он ушел на восток

со своим поредевшим отрядом.

Снова мирное время

пробилось ко мне сквозь броню:

Это время глядело

единственной женщиной

рядом.

И она мне сказала:

"Устал? Отдохни - я сменю".

Все в порядке. На месте.

Мы едем к границе. Нас двое.

Тридцать лет отделяет

от только что виденных встреч.

Вот забегали щетки -

отмыли стекло лобовое.

Мы увидели знаки,

что призваны предостеречь.

Кроме редких ухабов,

ничто на войну не похоже.

Только лес - молодой,

да сквозь снова налипшую грязь

Два огромных штыка

полоснули морозом по коже

Остриями - по-мирному -

кверху,

а не накренясь.

Здесь, на трассе прямой,

мне, не знавшему пуль,

показалось,

Что и я где-то здесь

довоевывал невдалеке.

Потому для меня

и шоссе, словно штык, заострялось,

И лохмотия свастик

болтались на этом штыке...

1973 Дорожный дневник - Часть II

Жил-был один чудак,

Он как-то раз, весной,

Сказал чуть-чуть не так -

И стал невыездной.

А может, что-то спел не то

По молодости лет,

А может, выпил два по сто

С кем выпивать не след.

Письмо не отправлял

Простым и заказным,

И не подозревал,

Что стал невыездным.

Да и не собирался он

На выезд никуда -

К друзьям лишь ездил на поклон

В другие города.

На сплетни он махнул

Свободною рукой, -

Сидел и в ус не дул

Чудак невыездной.

С ним вежливы - на вы! - везде

Без спущенных забрал,

Подписку о невыезде

Никто с него не брал.

Он в карточной игре

Зря гнался за игрой -

Всегда без козырей

И вечно "без одной".

И жил он по пословице:

Хоть эта масть не та -

Все скоро обеззлобится

И встанет на места.

И он пером скрипел -

То злее, то добрей, -

Писал себе и пел

Про всяческих зверей:

Что, мол, приплыл гиппопотам

С Египта в Сомали -

Хотел обосноваться там,

Но высох на мели.

И строки те прочлись

Кому-то поутру -

И, видимо, пришлись

С утра не по нутру.

Должно быть, между строк прочли,

Что бегемот - не тот,

Что Сомали - не Сомали,

Что все наоборот.

Прочли, от сих до всех

Разрыв и перерыв,

Закрыли это в сейф,

И все - на перерыв.

Чудак пил кофе натощак -

Такой же заводной, -

Но для кого-то был чудак

Уже невыездной.

Пришла пора - а то

Он век бы не узнал,

Что он - совсем не то,

За что себя считал.

И после нескольких атак,

В июльский летний зной

Ему сказали: "Ты, чудак,

Давно невыездной!"

Другой бы, может, и запил,

А он - махнул рукой!

Что я? Когда и Пушкин был

Всю жизнь невыездной!

1973 Дорожный дневник - Часть III

Пятна на солнце

Шар огненный все просквозил,

Все перепек, перепалил -

И, как груженый лимузин,

За полдень он перевалил.

Но где-то там - в зените был.

Он для того и плыл туда,

Другие головы кружил,

Сжигал другие города.

Еще асфальт не растопило

И не позолотило крыш,

Еще светило солнце лишь

В одну худую светосилу,

Еще стыдились нищеты

Поля без всходов, лес без тени,

Еще тумана лоскуты

Ложились сыростью в колени,

Но диск на тонкую черту

От горизонта отделило.

Меня же фраза посетила:

Не ясен свет, пока светило

Лишь набирает высоту!

Пока гигант еще на взлете,

Пока лишь начат марафон,

Пока он только устремлен

К зениту, к пику, к верхней ноте,

Но вряд ли астроном-старик

Определит: "На солнце - буря",

Мы можем всласть глазеть на лик,

Разинув рты и глаз не щуря.

И нам, разиням, на потребу

Уверенно восходит он -

Зачем спешить к зениту Фебу,

Ведь он один бежит по небу -

Без конкурентов марафон.

Но вот - зенит: глядеть противно

И больно, и нельзя без слез,

Но мы - очки себе на нос,

И смотрим, смотрим неотрывно,

Задравши головы, как псы,

Все больше жмурясь, скаля зубы,

И нам мерещатся усы.

И мы пугаемся - грозу бы!

Должно быть, древний гунн - Аттила

Был тоже солнышком палим,

И вот при взгляде на светило

Его внезапно осенило,

И он избрал похожий грим.

Всем нам известные уроды

(Уродам имя - легион)

С доисторических времен

Уроки брали у природы.

Им апогеи не претили,

И, глядя вверх, до слепоты

Они искали на светиле

Себе подобные черты.

И если б ведало светило,

Кому в пример встает оно,

Оно б затмилось и застыло,

Оно бы бег остановило

Внезапно, как стоп-кадр в кино.

Вон, наблюдая втихомолку

Сквозь закопченное стекло,

Когда особо припекло,

Один узрел на лике челку.

А там - другой пустился в пояс,

На солнечном кровоподтеке

Увидев щели узких глаз

И никотиновые щеки...

Взошла луна - вы крепко спите.

Для вас светило тоже спит.

Но где-нибудь оно - в зените.

(Круговорот, как ни пляшите!)

И там палит, и там слепит...

1973 Дорожный дневник - Часть IV

Сказочная история

Как во городе во главном,

Как известно - златоглавом,

В белокаменных палатах,

Знаменитых на весь свет,

Воплотители эпохи,

Лицедеи-скоморохи, -

У кого дела не плохи, -

Собирались на банкет.

Для веселья есть причина:

Ну, во-первых - дармовщина,

Во-вторых - любой мужчина

Может даму пригласить,

И, потискав даму ону,

По салону весть к балкону

И без денег - по талону -

Напоить... и закусить.

И стоят в дверном проеме

На великом том приеме

На дежурстве и на стреме

Тридцать три богатыря.

Им потеха - где шумиха,

Там ребята эти лихо

Крутят рученьки, но - тихо,

Ничего не говоря.

Но ханыга, прощелыга,

Забулдыга и сквалыга

От монгольского от ига

К нам в наследство перешли,

И они входящим - в спину

Хором, враз: "Даешь Мазину!

Дармовую лососину!

И Мишеля Пиколи!"

...В кабаке старинном "Каме"

Парень кушал с мужиками.

Все ворочали мозгами -

Кто хорош, а кто и плох.

А когда кабак закрыли,

Все решили: не допили.

И трезвейшего снабдили,

Чтоб чего-то приволок.

Парень этот для начала

Чуть пошастал у вокзала, -

Там милиция терзала

Сердобольных шоферов,

Он рванул тогда накатом

К белокаменным палатам

Прямо в лапы к тем ребятам -

По мосту, что через ров.

Под дверьми все непролазней

(Как у Лобного на казни,

И толпа все безобразней -

Вся колышется, гудет...),

Не прорвешься, хоть ты тресни!

Но узнал один ровесник:

"Это тот, который песни...

Пропустите, пусть идет!"

"Не толкайте, не подвинусь, -

Думал он, - а вдруг на вынос

Не дадут, вот будет минус!.."

Ах! Красотка на пути! -

Но Ивану не до крали, -

Лишь бы только торговали,

Лишь бы дали, лишь бы дали!

Время - два без десяти.

У буфета все нехитро:

"Пять "четверок", два пол-литра!

Эй! Мамаша! Что сердита?

Сдачи можешь не давать!.."

Повернулся, а средь зала

Краля эта танцевала!

Вся блестела, вся сияла,

Как звезда - ни дать, ни взять!

И упали из подмышек

Две больших и пять малышек

(Жалко, жалко ребятишек,

Очень жаждущих в беде),

И осколки, как из улья,

Разлетелись - и под стулья...

А пред ним мелькала тулья

Золотая на звезде.

Он за воздухом к балконам -

Поздно! Вырвались со звоном

И из сердца по салонам

Покатились клапана...

И назло другим принцессам,

Та - взглянула с интересом,

Хоть она, - писала пресса, -

Хороша, но холодна.

Одуревшие от рвенья,

Рвались к месту преступленья

Люди плотного сложенья,

Засучивши рукава.

Но не сделалось скандала,

Все вокруг затанцевало, -

Знать, скандала не желала

Предрассветная Москва.

И заморские ехидны

Говорили: "Ах, как стыдно!

Это просто несолидно,

Глупо так себя держать!.."

Только негр на эту новость

Укусил себя за ноготь, -

В Конго принято, должно быть,

Так восторги выражать.

...Оказал ему услугу

И оркестр с перепугу,

И толкнуло их друг к другу -

Говорят, что сквозняком,

И ушли они, не тронув

Любопытных микрофонов,

Так как не было талонов

Спрыснуть встречу коньяком.

Говорят, живут же люди

В этом самом Голливуде

И в Париже... Но - не будем,

Пусть болтают куркули!

Кстати, те, с кем был я в "Каме",

Оказались мужиками -

Не махали кулаками,

Улыбнулись и ушли.

...И пошли летать в столице

Нежилые небылицы -

Молодицы, не девицы -

Словно деньгами сорят;

В подворотнях, где потише,

И в мансардах, возле крыши,

И в местах еще повыше

Разговоры говорят.

1973 Дорожный дневник - Часть V

М.В.

Люблю тебя сейчас

Не тайно - напоказ.

Не "после" и не "до" в лучах твоих сгораю.

Навзрыд или смеясь,

Но я люблю сейчас,

А в прошлом - не хочу, а в будущем - не знаю.

В прошедшем "я любил" -

Печальнее могил, -

Все нежное во мне бескрылит и стреножит,

Хотя поэт поэтов говорил:

"Я вас любил, любовь еще, быть может..."

Так говорят о брошенном, отцветшем -

И в этом жалость есть и снисходительность,

Как к свергнутому с трона королю.

Есть в этом сожаленье об ушедшем

Стремленьи, где утеряна стремительность,

И как бы недоверье к "я люблю".

Люблю тебя теперь

Без мер и без потерь,

Мой век стоит сейчас -

Я вен не перережу!

Во время, в продолжение, теперь

Я прошлым не дышу и будущим не брежу.

Приду и вброд, и вплавь

К тебе - хоть обезглавь! -

С цепями на ногах и с гирями по пуду.

Ты только по ошибке не заставь,

Чтоб после "я люблю" добавил я, что "буду".

Есть горечь в этом "буду", как ни странно,

Подделанная подпись, червоточина

И лаз для отступленья, про запас,

Бесцветный яд на самом дне стакана.

И словно настоящему пощечина -

Сомненье в том, что "я люблю" - сейчас.

Смотрю французский сон

С обилием времен,

Где в будущем - не так, и в прошлом - по-другому.

К позорному столбу я пригвожден,

К барьеру вызван я языковому.

Ах, разность в языках!

Не положенье - крах.

Но выход мы вдвоем поищем и обрящем.

Люблю тебя и в сложных временах -

И в будущем, и в прошлом настоящем!..

1973 Дорожный дневник - Часть VI

Дороги… дороги…

Ах, дороги узкие -

Вкось, наперерез!

Версты белорусские

С ухабами и без.

Но как орехи грецкие,

Щелкаю я их.

Ох, говорят, немецкие -

Гладко, напрямик.

Там, говорят, дороги - ряда по три,

И нет табличек с "Ахтунг!" или "Хальт!"

Ну что же - мы прокатимся, посмотрим,

Понюхаем не порох, а асфальт.

Горочки пологие:

Я их - щелк да щелк!

Но в душе, как в логове,

Затаился волк.

Ату, колеса гончие!

Целюсь под обрез, -

И с волком этим кончу я

На отметке "Брест".

Я там напьюсь водички из колодца

И покажу отметки в паспортах.

Потом мне пограничник улыбнется,

Узнав, должно быть, - или просто так.

После всякой зауми

(Вроде: "Кто таков?") -

Как взвились шлагбаумы

Вверх до облаков!

Лишь взял товарищ в кителе

Снимок для жены -

И... только нас и видели

С нашей стороны!

Я попаду в Париж, в Варшаву, в Ниццу.

Они - рукой подать: наискосок.

Так я впервые пересек границу -

И чьи-то там сомненья пересек.

Ах, дороги скользкие -

Вот и ваш черед!

Деревеньки польские -

Стрелочки вперед.

Телеги под навесами,

Булыжник - чешуя.

По-польски - ни бельмеса мы:

Ни жена, ни я.

Потосковав о ломте, о стакане,

Затормозили где-то наугад

И я сказал по-русски: "Прошу, пани!"

И получилось точно и впопад.

Ах, еда дорожная

Из немногих блюд!

Ем неосторожно я

Все, что подают.

А напоследок - сладкое,

Стало быть: кончай!

И на их хербатку я

Дую, как на чай.

А панночка пощелкала на счетах

(Все, ка у нас! - Зачем туристы врут?), -

И я, прикинув разницу валют,

Ей отсчитал - не помню, сколько злотых -

И проворчал: "По божески дерут".

Где же песни-здравицы?

Ну-ка подавай!

Польские красавицы -

Для туристов рай?

А вона на поляночке -

Души нараспах, -

Веселились панночки

С граблями в руках.

"Да, побывала Польша в самом пекле! -

Сказал старик и лошадей распряг, -

Красавицы полячки не поблекли,

А сгинули в немецких лагерях".

Лемех вглубь въедается

В землю, как каблук, -

Пепел попадается

До сих пор под плуг.

Память вдруг разрытая, -

Не живой укор:

Жизни недожитые -

Для колосьев корм.

В моем мозгу, который вдруг сдавило

Как обручем (но так его, дави!),

Варшавское восстание кровило,

Захлебываясь в собственной крови.

Дрались худо, бедно ли,

А наши корпуса

В пригороде медлили

Целых два часа.

В марш-бросок, в атаку ли

Рвались, как один,

И танкисты плакали

На броню машин.

Военный эпизод - давно преданье,

В историю ушел, порос быльем.

Но не забыто это опозданье,

Коль скоро мы заспорили о нем.

Почему же медлили

Наши корпуса?

Почему обедали

Эти два часа?

Потому что, танками,

Мокрыми от слез,

Англичанам с янками

Мы утерли нос.

А может быть, разведка оплошала -

Не доложила. Что теперь гадать!

Но вот сейчас читаю я "Варшава" -

И еду, и хочу не опоздать!

1973 Дорожный дневник - Часть VII

Когда я отпою и отыграю,

Где кончу я, на чем - не угадать.

Но лишь одно, наверное, я знаю -

Мне будет не хотеться умирать.

Посажен на литую цепь почета,

И звенья славы мне не по зубам...

Зй! Кто стучит в дубовые ворота

Костяшками по кованым скобам?!

Ответа нет, Но там стоят, я знаю,

Кому не так страшны цепные псы, -

И вот над изгородью замечаю

Знакомый серп отточенной косы.

...Я перетру серебряный ошейник

И золотую цепь перегрызу,

Перемахну забор, ворвусь в репейник,

Порву бока - и выбегу в грозу!

1973 Дорожный дневник - Часть VIII

Лес ушел, и обзор расширяется,

Вот и здания появляются,

Тени нам под колеса кидаются

И остаться в живых ухитряются.

Перекресточки - скорость сбрасывайте!

Паны, здравствуйте! Пани, здравствуйте!

И такие, кому не до братства, те

Тоже здравствуйте, тоже здравствуйте!

Я клоню свою голову шалую

Перед Варшавою, перед Варшавою.

К центру - "просто" - стремлюсь, поспешаю я,

Понимаю, дивлюсь, что в Варшаве я.

Вот она, многопослевоенная,

Несравнимая, несравненная, -

Не сравняли с землей, оглашенные,

Потому она и несравненная.

И порядочек здесь караулится:

Указатели - скоро улица.

Пред старушкой пришлось мне ссутулиться -

Выясняю, чтоб не обмишулиться,

А по-польски - познания хилые,

А старушка мне: - Прямо, милые! -

И по-прежнему засеменила и

Повторяла все: - Прямо, милые...

Хитрованская Речь Посполитая,

Польша панская, Польша битая,

Не единожды кровью умытая,

На Восток и на Запад сердитая,

И Варшава - мечта моя давняя, -

Оскверненная, многострадальная,

Перешедшая в область предания, -

До свидания, до свидания...

1973 Дорожный дневник - Часть IX

Приговоренные к жизни

В дорогу - живо! Или - в гроб ложись.

Да! Выбор небогатый перед нами.

Нас обрекли на медленную жизнь -

Мы к ней для верности прикованы цепями.

А кое-кто поверил второпях -

Поверил без оглядки, бестолково.

Но разве это жизнь - когда в цепях?

Но разве это выбор - если скован?

Коварна нам оказанная милость -

Как зелье полоумных ворожих:

Смерть от своих - за камнем притаилась,

И сзади - тоже смерть, но от чужих.

Душа застыла, тело затекло,

И мы молчим, как подставные пешки,

А в лобовое грязное стекло

Глядит и скалится позор кривой усмешке.

И если бы оковы разломать -

Тогда бы мы и горло перегрызли

Тому, кто догадался приковать

Нас узами цепей к хваленой жизни.

Неужто мы надеемся на что-то?

А может быть, нам цель не по зубам?

Зачем стучимся в райские ворота

Костяшками по кованным скобам?

Нам предложили выход из войны,

Но вот какую заложили цену:

Мы к долгой жизни приговорены

Через вину, через позор, через измену!

Но стоит ли и жизнь такой цены?!

Дорога не окончена! Спокойно! -

И в стороне от той, большой, войны

Еще возможно умереть достойно.

И рано нас равнять с болотной слизью -

Мы гнезд себе на гнили не совьем!

Мы не умрем мучительною жизнью -

Мы лучше верной смертью оживем!

1973 Дорожный дневник - Часть X

Мы без этих машин - словно птицы без крыл.

Пуще зелья нас приворожила

Пара сот лошадиных сил

И, должно быть, нечистая сила.

Нас обходит на трассе легко мелкота.

Нам обгоны, конечно, обидны,

Но мы смотрим на них свысока. Суета

У подножия нашей кабины.

А нам, трехосным, тяжелым на подъем,

И в переносном смысле и в прямом

Обычно надо позарез,

И вечно времени в обрез!

Оно понятно - это дальний рейс.

В этих рейсах сиденье - то стол, то лежак,

А напарник приходится братом.

Просыпаемся на виражах -

На том свете почти правым скатом.

Говорят, все конечные пункты Земли

Нам маячат большими деньгами,

Говорят, километры длиною в рубли

Расстилаются следом за нами.

Не часто с душем конечный этот пункт...

Моторы глушим, и - плашмя на грунт.

Пусть говорят - мы за рулем

За длинным гонимся рублем,

Да! Это тоже! Только суть не в нем.

На равнинах поем, на подъемах ревем.

Шоферов нам! Еще шоферов нам,

Потому что, кто только за длинным рублем, -

Тот сойдет на участке неровном.

Полным баком клянусь, если он не пробит,

Вы, кто сядет на нашу галеру, -

Приведем мы вас в божеский вид,

Перетащим в шоферскую веру!

Земля нам пухом, когда на ней лежим

Полдня под брюхом - что-то ворожим.

Мы не шагаем по росе -

Все наши оси, тонны все

В дугу сгибают мокрое шоссе.

На колесах - наш дом, стол и кров за рулем,

Это надо учитывать в сметах.

Мы друг с другом расчеты ведем

Крепким сном в придорожных кюветах.

Чехарда длинных дней, то лучей, то теней...

А в ночные часы перехода

Перед нами бежит без сигнальных огней

Шоферская лихая свобода.

Сиди и грейся - болтает, как в седле!

Без дальних рейсов нет жизни на Земле.

Кто на себе поставил крест,

Кто сел за руль, как под арест, -

Тот не способен на далекий рейс.

1973 Дорожный дневник - Часть XI

Я скачу позади на полслова

На нерезвом коне, без щита.

Я похож не на ратника злого,

А скорее - на злого шута.

Бывало, вырывался я на корпус

Уверенно, как сам великий князь,

Клонясь вперед, - не падая, не горбясь,

А именно намеренно клонясь.

Но из седла меня однажды выбили -

Копьем поддели, сбоку подскакав,

И надо мной, лежащим, лошадь вздыбили

И надругались, плетью приласкав.

Рядом всадники с гиканьем диким

Копья целили в месиво тел.

Ах, дурак я, что с князем великим

Поравняться в осанке хотел!

Теперь на поле битвы не ищите -

Я отстранен от всяких ратных дел.

Кольчугу унесли - я беззащитен

Для зуботычин, дротиков и стрел.

Зазубрен мой топор, и руки скручены.

Я брошен в хлев вонючий на настил,

Пожизненно до битвы недопущенный

За то, что раз бестактность допустил.

Назван я перед ратью двуликим -

И топтать меня можно, и сечь.

Но взойдет и над князем великим

Окровавленный кованный меч!

Встаю я, отряхаюсь от навоза,

Худые руки сторожу кручу,

Беру коня плохого из обоза,

Кромсаю ребра - и вперед скачу!

Влечу я в битву звонкую да манкую,

Я не могу, чтоб это - без меня!...

И поступлюсь я княжеской осанкою,

И если надо - то сойду с коня.

1973 Дорожный дневник - Часть XII

Я не успел (Тоска по романтике)

Болтаюсь сам в себе, как камень в торбе,

И силюсь разорваться на куски,

Придав своей тоске значенье скорби,

Но сохранив загадочность тоски.

Свет Новый не единожды открыт,

А Старый - весь разбили на квадраты.

К ногам упали тайны пирамид,

К чертям пошли гусары и пираты.

Пришла пора всезнающих невежд,

Все выстроено в стройные шеренги.

За новые идеи платят деньги,

И больше нет на "эврику" надежд.

Все мои скалы ветры гладко выбрили,

Я опоздал ломать себя на них.

Все золото мое в Клондайке выбрали,

Мой черный флаг в безветрии поник.

Под илом сгнили сказочные струги,

И могикан последних замели.

Мои контрабандистские фелюги

Сухие ребра сушат на мели.

Висят кинжалы добрые в углу

Так плотно в ножнах, что не втиснусь между.

Мой плот папирусный - последнюю надежду -

Волна в щепы разбила об скалу.

Вон из рядов моих партнеры выбыли,

У них сбылись гаданья и мечты.

Все крупные очки они повыбили

И за собою подожгли мосты.

Азартных игр теперь наперечет,

Авантюристов всех мастей и рангов.

По прериям пасут домашний скот,

Там кони пародируют мустангов.

И состоялись все мои дуэли,

Где б я почел участие за честь.

Там вызвать и явиться - все успели,

Все предпочли, что можно предпочесть.

Спокойно обошлись без нашей помощи

Все те, кто дело сделали мое.

И по щекам отхлестанные сволочи

Бессовестно ушли в небытие.

Я не успел произнести: "К барьеру!",

А я за залп в Дантеса все отдам.

Что мне осталось? Разве красть химеру

С туманного собора Нотр-Дам?

В других веках, годах и месяцах

Все женщины мои отжить успели.

Позанимали все мои постели,

Где б я хотел любить - и так, и в снах.

Захвачены все мои одры смертные,

Будь это снег, трава иль простыня.

Заплаканные сестры милосердия

В госпиталях обмыли не меня.

Мои друзья ушли сквозь решето.

Им всем досталась Лета или Прана.

Естественною смертию - никто,

Все противоестественно и рано.

Иные жизнь закончили свою,

Не осознав вины, не скинув платья.

И, выкрикнув хвалу, а не проклятья,

Спокойно чашу выпили сию.

Другие знали, ведали и прочее...

Но все они на взлете, в нужный год

Отплавали, отпели, отпророчили.

Я не успел, я прозевал свой взлет.

1973 Дорожный дневник - Часть XIII

Песня про козла отпущения

В заповеднике (вот в каком - забыл)

Жил да был Козел - роги длинные, -

Хоть с волками жил - не по-волчьи выл -

Блеял песенки, да все козлиные.

И пощипывал он травку, и нагуливал бока,

Не услышишь от него худого слова, -

Толку было с него, правда, как с козла молока,

Но вреда, однако, тоже - никакого.

Жил на выпасе, возле озерка,

Не вторгаясь в чужие владения, -

Но заметили скромного Козлика

И избрали в козлы отпущения!

Например, Медведь - баламут и плут -

Обхамит кого-нибудь по-медвежьему, -

Враз Козла найдут, приведут и бьют:

По рогам ему и промеж ему...

Не противился он, серенький, насилию со злом,

А сносил побои весело и гордо.

Сам Медведь сказал: "Робяты, я горжусь Козлом -

Героическая личность, козья морда!"

Берегли Козла как наследника, -

Вышло даже в лесу запрещение

С территории заповедника

Отпускать Козла отпущения.

А Козел себе все скакал козлом,

Но пошаливать он стал втихимолочку:

Как-то бороду завязал узлом -

Из кустов назвал Волка сволочью.

А когда очередное отпущенье получал -

Все за то, что волки лишку откусили, -

Он, как будто бы случайно, по-медвежьи зарычал, -

Но внимания тогда не обратили.

Пока хищники меж собой дрались,

В заповеднике крепло мнение,

Что дороже всех медведей и лис -

Дорогой Козел отпущения!

Услыхал Козел - да и стал таков:

"Эй, вы, бурые, - кричит, - эй вы, пегие!

Отниму у вас рацион волков

И медвежие привилегии!

Покажу вам "козью морду" настоящую в лесу,

Распишу туда-сюда по трафарету, -

Всех на роги намотаю и по кочкам разнесу,

И ославлю по всему по белу свету!

Не один из вас будет землю жрать,

Все подохнете без прощения, -

Отпускать грехи кому - это мне решать:

Это я - Козел отпущения!"

...В заповеднике (вот в каком забыл)

Правит бал Козел не по-прежнему:

Он с волками жил - и по-волчьи взвыл, -

И орет теперь по-медвежьему.

1973 Один смотрел, другой орал…

Один смотрел, другой орал,

А третий - просто наблюдал,

Как я горел, как я терял,

Как я не к месту козырял.

1973 А. Галичу

Штормит весь вечер, и пока

Заплаты пенные латают

Разорванные швы песка -

Я наблюдаю свысока,

Как волны головы ломают.

И я сочувствую слегка

Погибшим - но издалека.

Я слышу хрип, и смертный стон,

И ярость, что не уцелели, -

Еще бы - взять такой разгон,

Набраться сил, пробить заслон -

И голову сломать у цели!..

И я сочувствую слегка

Погибшим - но издалека.

А ветер снова в гребни бьет

И гривы пенные ерошит.

Волна барьера не возьмет, -

Ей кто-то ноги подсечет -

И рухнет взмыленная лошадь.

И посочувствуют слегка

Погибшей ей, - издалека.

Придет и мой черед вослед:

Мне дуют в спину, гонят к краю.

В душе - предчувствие как бред, -

Что надломлю себе хребет -

И тоже голову сломаю.

И посочувствуют слегка -

Погибшему, - издалека.

Так многие сидят в веках

На берегах - и наблюдают,

Внимательно и зорко, как

Другие рядом на камнях

Хребты и головы ломают.

Они сочувствуют слегка

Погибшим - но издалека.

1973 Смотрины

В. Золотухину и Б. Можаеву

Там у соседа - пир горой,

И гость - солидный, налитой,

Ну а хозяйка - хвост трубой -

Идет к подвалам, -

В замок врезаются ключи,

И вынимаются харчи;

И с тягой ладится в печи,

И с поддувалом.

А у меня - сплошные передряги:

То в огороде недород, то скот падет,

То печь чадит от нехорошей тяги,

А то щеку на сторону ведет.

Там у соседей мясо в щах -

На всю деревню хруст в хрящах,

И дочь - невеста, вся в прыщах, -

Дозрела, значит.

Смотрины, стало быть, у них -

На сто рублей гостей одних,

И даже тощенький жених

Поет и скачет.

А у меня цепные псы взбесились -

Средь ночи с лая перешли на вой,

И на ногах моих мозоли прохудились

От топотни по комнате пустой.

Ох, у соседей быстро пьют!

А что не пить, когда дают?

А что не петь, когда уют

И не накладно?

А тут, вон, баба на сносях,

Гусей некормленных косяк...

Но дело даже не в гусях, -

А все неладно.

Тут у меня постены появились,

Я их гоню и так и сяк - они опять,

Да в неудобном месте чирей вылез -

Пора пахать, а тут - ни сесть ни встать.

Сосед маленочка прислал -

Он от щедрот меня позвал, -

Ну, я, понятно, отказал,

А он - сначала.

Должно, литровую огрел -

Ну и, конечно, подобрел...

И я пошел - попил, поел, -

Не полегчало.

И посредине этого разгула

Я прошептал на ухо жениху -

И жениха, как будто ветром сдуло, -

Невеста, вон, рыдает наверху.

Сосед орет, что он - народ,

Что основной закон блюдет:

Что - кто не ест, тот и не пьет, -

И выпил, кстати.

Все сразу повскакали с мест,

Но тут малец с поправкой влез:

"Кто не работает - не ест, -

Ты спутал, батя!"

А я сидел с засаленною трешкой,

Чтоб завтра гнать похмелие мое,

В обнимочку с обшарпанной гармошкой -

Меня и пригласили за нее.

Сосед другую литру съел -

И осовел, и опсовел.

Он захотел, чтоб я попел, -

Зря, что ль, поили?!

Меня схватили за бока

Два здоровенных мужика:

"Играй, паскуда, пой, пока

Не удавили!"

Уже дошло веселие до точки,

Невесту гости тискают тайком -

И я запел про светлые денечки,

"Когда служил на почте ямщиком".

Потом у них была уха

И заливные потроха,

Потом поймали жениха

И долго били,

Потом пошли плясать в избе,

Потом дрались не по злобе -

И все хорошее в себе

Доистребили.

А я стонал в углу болотной выпью,

Набычась, а потом и подбочась, -

И думал я: а с кем я завтра выпью

Из тех, с которыми я пью сейчас?!

Наутро там всегда покой,

И хлебный мякиш за щекой,

И без похмелья перепой,

Еды навалом,

Никто не лается в сердцах,

Собачка мается в сенцах,

И печка - в синих изразцах

И с поддувалом.

А у меня - и в ясную погоду

Хмарь на душе, которая горит, -

Хлебаю я колодезную воду,

Чиню гармошку, и жена корит.

1973 Песни из дискоспектакля "Алиса в Стране Чудес"

Песня Кэрролла (начальная редакция)

Прохладным утром или в зной,

С друзьями или без,

Я всех отправиться за мной

Зову в страну чудес.

Но как? Но как в нее попасть? - вы спросите сперва, -

Нам, вероятно, нужно знать волшебные слова?

И нужно ль брать еду с собой и теплое белье?

И сколько километров до нее?

Волшебных слов не нужно знать! Приятель, не грусти!

Путь недалек - не стоит собираться.

В страну чудес не надо плыть, лететь или идти -

В ней нужно оказаться!

Согласны мокнуть под дождем?

Под сказочным дождем?

Или, быть может, подождем?

Отложим на потом?

В стране, куда я вас зову, быть может, снег и град.

И сна там нет - все наяву, и нет пути назад.

Не испугались? Ну, тогда мне с вами по пути!

А ну-ка, сосчитайте до пяти!

У нас давно сгустилась мгла - в стране чудес светлей.

Все видно ясно, но не заблудитесь!

Там поровну добра и зла, но доброе сильней -

Вы сами убедитесь.

В стране чудес не все понять

Удасться самому.

Но я все буду объяснять

Кому-то одному.

Вот девочка, и все ее Алсою зовут, -

Согласна ты, дитя мое? Скорее! Все нас ждут,

Закрой глаза и посмотри - кругом волшебный лес,

Скажи, Алиса, - Раз, два, три, - и ты в стране чудес.

Скорее к берегу греби, волшебное весло!

Спеши в страну чудесного обмана!

И пусть, вернувшись, скажем им: - Ах! Как нам повезло!

И жаль - вернулись рано.

1973 Песни из дискоспектакля "Алиса в Стране Чудес"

1. Песня Кэрролла

Этот рассказ мы с загадки начнем -

Даже Алиса ответит едва ли:

Что остается от сказки потом -

После того, как ее рассказали?

Где, например, волшебный рожок?

Добрая фея куда улетела?

А? Э-э! Так-то, дружок,

В этом-то все и дело:

Они не испаряются, они не растворяются,

Рассказанные в сказке, промелькнувшие во сне, -

В Страну Чудес волшебную они переселяются.

Мы их, конечно, встретим в этой сказочной стране...

Много неясного в странной стране -

Можно запутаться и заблудиться...

Даже мурашки бегут по спине,

Если представить, что может случиться:

Вдруг будет пропасть - и нужен прыжок?

Струсишь ли сразу? Прыгнешь ли смело?

А? Э-э! Так-то, дружок,

В этом-то все и дело.

Добро и зло в Стране Чудес, как и везде, встречаются,

Но только здесь они живут на разных берегах,

Здесь по дорогам разным истории скитаются,

И бегают фантазии на тоненьких ногах.

Ну и последнее: хочется мне,

Чтобы всегда меня вы узнавали, -

Буду я птицей в волшебной стране,

Птица Додо - меня дети прозвали.

Даже Алисе моей невдомек,

Как упакуюсь я в птичее тело,

А? Э-э! Так-то, дружок,

В этом-то все и дело.