Народная библиотека Владимира Высоцкого

Что на Таганке той толпа нахальная,

У кассы давятся - Гоморр, Содом! -

Цыганки с картами, дорога дальняя,

И снова строится казенный дом.

При всех делах таганцы с вами схожи,

Хотя, конечно, разницу найдешь:

Спектаклям МХАТа рукоплещут ложи,

А мы, без ложной скромности, без лож.

В свой полувек Олег на век моложе -

Вторая жизнь в замен семи смертей,

Из-за того, что есть в театре ложи

Ты можешь смело приглашать гостей.

Артисты мажутся французским тончиком -

С последних ярусов и то видать!

А на Таганке той - партер с балкончиком,

И гримы не на что им покупать.

Таганцы ваших авторов хватают,

И тоже научились брать нутром,

У них гурьбой Булгакова играют,

И Пушкина - опять же впятером.

Шагают роты в выкладке на марше,

Двум ротным - ордена за марш-бросок!

Всего на десять лет Любимов старше,

Плюс "Десять дней..." - но разве это срок?!

Гадали разное - года в гаданиях:

Мол, доиграются - и грянет гром.

К тому ж кирпичики на новых зданиях

Напоминают всем казенный дом.

Ломали, как когда-то Галлилея,

Предсказывали крах - прием не нов,

Но оба добрались до юбилея

И дожили до важных орденов.

В истории искать примеры надо -

Был на Руси такой же человек,

Он щит прибил к воротам Цареграда

И звался тоже, кажется, Олег...

Семь лет назад ты въехал в двери МХАТа,

Влетел на белом княжеском коне.

Ты сталь сварил, теперь все ждут проката -

И изнутри, конечно, и извне.

На мхатовскую мельницу налили

Расплав горячий - это удалось.

Чуть было "Чайке" крылья не спалили,

Но слава богу, славой обошлось.

Во многом совпадают интересы:

В Таганке пьют за старый Новый год,

В обоих коллективах "мерседесы",

Вот только "Чайки" нам недостает.

А на Таганке, там возня повальная,

Перед гастролями она бурлит -

Им предстоит в Париж дорога дальняя,

Но "Птица синяя" не предстоит.

Здесь режиссер в актере умирает,

Но - вот вам парадокс и перегиб:

Абдулов Сева - Севу каждый знает -

В Ефремове чуть было не погиб.

Нет, право, мы похожи, даже в споре,

Живем и против правды не грешим:

Я тоже чуть не умер в режиссере

И, кстати, с удовольствием большим...

Идут во МХАТ актеры, и едва ли

Затем, что больше платят за труды.

Но дай Бог счастья тем, кто на бульваре,

Где чище стали Чистые пруды!

Тоскуй, Олег, в минуты дорогие

По вечно и доподлинно живым!

Все понимают эту ностальгию

По бывшим современникам твоим.

Волхвы пророчили концы печальные:

Мол, змеи в черепе коня живут...

А мне вот кажется, дороги дальние,

Глядишь, когда-нибудь и совпадут.

Ученые, конечно, не наврали.

Но ведь страна искусств - страна чудес,

Развитье здесь идет не по спирали,

И вкривь и вкось, вразрез, наперерез.

Затихла брань, но временны поблажки,

Светла Адмиралтейская игла.

Таганка, МХАТ идут в одной упряжке,

И общая телега тяжела.

Мы - пара тварей с Ноева Ковчега,

Два полушарья мы одной коры.

Не надо в академики Олега!

Бросайте дружно черные шары!

И с той поры, как люди слезли с веток,

Сей день - один из главных. Можно встать

И тост поднять за десять пятилеток -

За сто на два, за два по двадцать пять!

1977 Схвати судьбу за горло, словно посох…

{М. Барышникову}

Схвати судьбу за горло, словно посох,

И па-де-де-держись все гала кряду!

Я въеду в Невский на твоих колесах,

А ты - пешком пройдешь по Ленинграду.

1978 Попытка самоубийства

Подшит крахмальный подворотничок

И наглухо застегнут китель серый -

И вот легли на спусковой крючок

Бескровные фаланги офицера.

Пора! Кто знает время сей поры?

Но вот она воистину близка:

О, как недолог жест от кобуры

До выбритого начисто виска!

Движение закончилось, и сдуло

С назначенной мишени волосок -

С улыбкой Смерть уставилась из дула

На аккуратно выбритый висок.

Виднелась сбоку поднятая бровь,

А рядом что-то билось и дрожало -

В виске еще не пущенная кровь

Пульсировала, то есть возражала.

И перед тем как ринуться посметь

От уха в мозг, наискосок к затылку, -

Вдруг загляделась пристальная Смерть

На жалкую взбесившуюся жилку...

Промедлила она - и прогадала:

Теперь обратно в кобуру ложись!

Так Смерть впервые близко увидала

С рожденья ненавидимую Жизнь.

1978 Много во мне маминого…

Много во мне маминого,

Папино - сокрыто,

Я из века каменного,

Из палеолита.

Но по многим отзывам -

Я умный и не злой,

То есть, в веке бронзовом

Стою одной ногой.

Наше племя ропщет, смея

Вслух ругать порядки.

В первобытном обществе я

Вижу недостатки.

Просто вопиющие! -

Довлеют и грозят,

Далеко идущие -

На тыщу лет назад.

Собралась, умывшись чисто,

Во поле элита.

Думали, как выйти из то-

Го палеолита.

Под кустами ириса

Все передрались.

Не договорилися,

А так и разбрелись.

Завели старейшины, а

Нам они примеры, -

По две, по три женщины, по

Две, по три пещеры.

Жены крепко заперты

На цепи да замки,

А на крайнем Западе

Открыты бардаки.

Перед соплеменниками,

Вовсе не стесняясь,

Бродят люди с вениками,

Матерно ругаясь,

Дрянь в огонь из бака льют,

Надыбали уют,

Ухают и крякают,

Хихикают и пьют.

Между поколениями

Ссоры возникают,

Жертвоприношениями

Злоупотребляют.

Ходишь - озираешься

И ловишь каждый взгляд.

Малость зазеваешься -

Уже тебя едят.

Люди понимающие

Ездят на горбатых,

На горбу катающие

Грезят о зарплатах.

Счастливы горбатые,

По тропочкам несясь.

Бедные, богатые -

У них, а не у нас.

Продали подряд все сразу

Племенам соседним,

Воинов гноят образо-

Ваньем этим средним,

От повальной грамоты

Те начали орать.

Поглядели мамонты

И стали вымирать.

Дети все с царапинами

И одеты куце,

Топорами папиными

День и ночь секутся.

Скоро эра кончится -

Набалуетесь всласть!

В будущее хочется?

Да как туда попасть?!

Колдуны пророчили, де

Будет все попозже...

За камнями - очереди,

За костями - тоже.

От былой от вольности

Давно простыл и след:

Хвать тебя за волосы! -

И глядь - тебя и нет.

Притворились добренькими,

Многих прочь услали

И пещеры ковриками

Пышными устлали.

Мы стоим, нас трое, нам -

Бутылку коньяку...

Тишь в благоустроенном

{И} каменном веку.

Встреться мне, молю я исто,

Во поле, элита!

Забери ты меня из то-

Го палеолита.

Ведь по многим отзывам -

Я умный и не злой,

То есть, в веке бронзовом

Стою одной ногой.

1978 Пародии делает он под тебя…

Пародии делает он под тебя,

О будущем бредя, о прошлом скорбя,

Журит по хорошему, вроде, любя,

С улыбкой поет непременно,

А кажется будто поет - под себя -

И делает одновременно.

Про росы, про плесы, про медкупоросы,

Там - осыпи, осы, мороз и торосы,

И сосны, и СОСы, и соски, и косы,

Усы, эскимосы и злостные боссы.

А в Подольске - раздолье:

Ив Монтан он - и только!

Есть ведь и горькая доля,

А есть горькая долька.

Тогда его зритель Подольский

Возлюбит зимою и летом,

А вот полуостров наш Кольский

Весьма потеряет на этом.

Настолько он весь романтичный,

Что нечего и пародировать,

Но он мне в душе симпатичен,

[Я б смог] его перефразировать.

Нет свободной минуты и, кстати,

Спать не может {он} не от кошмаров,

Потому что он {все} время тратит

На подсчеты моих гонораров.

1978 Песня Гогера-Могера для спектакля "Турандот или Конгресс обелителей"

Прохода нет от этих начитанных болванов:

Куда ни плюнь - доценту на шляпу попадешь!

Позвать бы пару опытных шаманов

И напустить на умников падеж!

Что за дела - не в моде благородство?!

И вместо нас - нормальных, от сохи, -

Теперь нахально рвутся в руководство

Те, кто умеют сочинять стихи.

На нашу власть - то плачу я, то ржу:

Что может дать она? - По носу даст вам!

Доверьте мне - я поруковожу

Запутавшимся нашим государством.

Кошмарный сон я видел: что без научных знаний

Не соблазнишь красоток - ни девочек, ни дам!

Но я и пары ломаных юаней -

За эти иксы, игреки не дам.

Недавно мы с одним до ветра вышли

И чуть потолковали у стены, -

Так у него был полон рот кровищи

И интегралов - полные штаны.

С такими - далеко ли до беды?!

Ведь из-за них мы с вами чахнем в смоге.

Отдайте мне ослабшие бразды -

Я натяну, не будь я Гогер-Могер!

И он нам будет нужен - придушенный очкарик:

Такое нам сварганит - врагам наступит крах!

Пинг-понг один придумал, - хрупкий шарик...

Орешек крепкий в опытных руках!

Искореним любые искривленья

Путем повальной чистки и мытья!

А перевоспитанье - исправленье -

Без наших крепких рук - галиматья.

Я так решил: он мой - текущий век,

Хоть режьте меня, ешьте и вяжите!

Я, Гогер-Могер, - вольный человек,

И вы меня, ребята, поддержите!

Не надо нам прироста - нам нужно уменьшенье,

Нам перенаселенье - как гиря на горбе.

Все это зло идет от женя-шеня:

Ядреный корень! Знаю по себе.

Сметем на свалки груды лишних знаний -

Метлой по деревням и городам!

За тридцать штук серебряных юаней

Я Ньютона с Конфуцием продам.

Я тоже не вахлак, не дурачок -

Цитаты знаю я от всех напастей.

И я устрою вам такой "скачок",

Как только доберусь до высшей власти!

1978 Новые левые - мальчики бравые…

Новые левые - мальчики бравые

С красными флагами буйной оравою,

Чем вас так манят серпы да молоты?

Может, подкурены вы и подколоты?!

Слушаю полубезумных ораторов:

"Экспроприация экспроприаторов..."

Вижу портреты над клубами пара -

Мао, Дзержинский и Че Гевара.

Не [разобраться], где левые, правые...

Знаю, что власть - это дело кровавое.

Что же, [валяйте] затычками в дырках,

Вам бы полгодика, только в Бутырках!

Не суетитесь, мадам переводчица,

[Я не спою], мне сегодня не хочется!

И не надеюсь, что я переспорю их,

Могу подарить лишь учебник истории.

1978 Другу моему Михаилу Шемякину

Открытые двери

Больниц, жандармерий -

Предельно натянута нить, -

Французские бесы -

Большие балбесы,

Но тоже умеют кружить.

Я где-то точно - наследил, -

Последствия предвижу:

Меня сегодня бес водил

По городу Парижу,

Канючил: "Выпей-ка бокал!

Послушай-ка гитары!" -

Таскал по русским кабакам,

Где - венгры да болгары.

Я рвался на природу, в лес,

Хотел в траву и в воду, -

Но это был - французский бес:

Он не любил природу.

Мы - как сбежали из тюрьмы, -

Веди куда угодно, -

Пьянели и трезвели мы

Всегда поочередно.

И бес водил, и пели мы,

И плакали свободно.

А друг мой - гений всех времен,

Безумец и повеса, -

Когда бывал в сознанье он -

Седлал хромого беса.

Трезвея, он вставал под душ,

Изничтожая вялость, -

И бесу наших русских душ

Сгубить не удавалось.

А то, что друг мой сотворил, -

От бога, не от беса, -

Он крупного помола был,

Крытого был замеса.

Его снутри не провернешь

Ни острым, ни тяжелым,

Хотя он огорожен сплошь

Враждебным частоколом.

Пить - наши пьяные умы

Считали делом кровным, -

Чего наговорили мы

И правым и виновным!

Нить порвалась - и понеслась, -

Спасайте наши шкуры!

Больницы плакали по нас,

А также префектуры.

Мы лезли к бесу в кабалу,

С гранатами - под танки, -

Блестели слезы на полу,

А в них тускнели франки.

Цыгане пели нам про шаль

И скрипками качали -

Вливали в нас тоску-печаль, -

По горло в нас печали.

Уж влага из ушей лилась -

Все чушь, глупее чуши, -

Но скрипки снова эту мразь

Заталкивали в души.

Армян в браслетах и серьгах

Икрой кормили где-то,

А друг мой в черных сапогах -

Стрелял из пистолета.

Набрякли жилы, и в крови

Образовались сгустки, -

И бес, сидевший визави,

Хихикал по-французски.

Все в этой жизни - суета, -

Плевать на префектуры!

Мой друг подписывал счета

И раздавал купюры.

Распахнуты двери

Больниц, жандармерий -

Предельно натянута нить, -

Французские бесы -

Такие балбесы! -

Но тоже умеют кружить.

1978 Осторожно! Гризли!

(Михаилу Шемякину с огромной любовью и пониманием)

Однажды я, накушавшись от пуза,

Дурной и красный, словно из "парилки",

По кабакам в беспамятстве кружа,

Очнулся на коленях у француза -

Я из его тарелки ел без вилки

И тем француза резал без ножа.

Кричал я: "Друг! За что боролись?!" - Он

Не разделял со мной моих сомнений.

Он был напуган, смят и потрясен,

И пробовал прогнать меня с коленей.

Не тут-то было! Я сидел надежно,

Обняв его за тоненькую шею,

Смяв оба его лацкана в руке,

Шептал ему: "Ах! Как неосторожно!

Тебе б зарыться, спрятаться в траншею,

А ты рискуешь в русском кабаке!"

Он тушевался, а его жена

Прошла легко сквозь все перипетии:

"Знакомство с нами свел сам Сатана,

Но - добрый, ибо родом из России".

Француз страдал от недопониманья,

Взывал ко всем: к жене, к официантам, -

Жизнь для него пошла наоборот.

Цыгане висли, скрипками шаманя,

И вымогали мзду не по талантам,

А я совал рагу французу в рот.

И я вопил: "Отец мой имярек -

Герой, а я тут с падалью якшаюсь!"

И восемьдесят девять человек

Кивали в такт, со мною соглашаясь.

Калигулу ли, Канта ли, Катулла,

Пикассо ли - кого еще не знаю,

Европа-сука тычет невпопад.

[Меня] куда бы пьянка ни метнула,

Я свой Санкт-Петербург не променяю

На вкупе все, хоть он и Ленинград.

В мне одному немую тишину

Я убежал до ужаса тверезый.

Навеки потеряв свою жену,

В углу сидел француз, роняя слезы.

Я ощутил намеренье благое -

Сварганить крылья из цыганской шали,

Крылатым стать и недоступным стать.

Мои друзья - пьянющие изгои

Меня хватали за руки, мешали,

Никто не знал, что я умел летать.

Через Pegeaut я прыгнул на Faubourg

И приобрел повторное звучанье:

На ноте "до" завыл Санкт-Петербург,

А это означало "До свиданья".

Мне б по моим мечтам - в каменоломню:

Так много сил, что все перетаскаю, -

Таскал в России - грыжа подтвердит.

Да знали б вы, что я совсем не помню,

Кого я бью по пьянке и ласкаю,

И что плевать хотел на Interdite.

Да! Я рисую, трачу и кучу!

Я даже чуть избыл привычку к лени.

Я потому французский не учу,

Чтоб мне не сели на колени.

1978 Конец "Охоты на волков", или Охота с вертолетов

(Михаилу Шемякину)

Словно бритва рассвет полоснул по глазам,

Отворились курки, как волшебный сезам,

Появились стрелки, на помине легки, -

И взлетели стрекозы с протухшей реки,

И потеха пошла - в две руки, в две руки!

Вы легли на живот и убрали клыки.

Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,

Чуял волчие ямы подушками лап;

Тот, кого даже пуля догнать не могла б, -

Тоже в страхе взопрел и прилег - и ослаб.

Чтобы жизнь улыбалась волкам - не слыхал, -

Зря мы любим ее, однолюбы.

Вот у смерти - красивый широкий оскал

И здоровые, крепкие зубы.

Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу -

Псам еще не намылены холки!

Но - на татуированном кровью снегу

Наша роспись: мы больше не волки!

Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав,

К небесам удивленные морды задрав:

Либо с неба возмездье на нас пролилось,

Либо света конец - и в мозгах перекос, -

Только били нас в рост из железных стрекоз.

Кровью вымокли мы под свинцовым дождем -

И смирились, решив: все равно не уйдем!

Животами горячими плавили снег.

Эту бойню затеял не Бог - человек:

Улетающим - влет, убегающим - в бег...

Свора псов, ты со стаей моей не вяжись,

В равной сваре - за нами удача.

Волки мы - хороша наша волчая жизнь,

Вы собаки - и смерть вам собачья!

Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу,

Чтобы в корне пресечь кривотолки.

Но - на татуированном кровью снегу

Наша роспись: мы больше не волки!

К лесу - там хоть немногих из вас сберегу!

К лесу, волки, - труднее убить на бегу!

Уносите же ноги, спасайте щенков!

Я мечусь на глазах полупьяных стрелков

И скликаю заблудшие души волков.

Те, кто жив, затаились на том берегу.

Что могу я один? Ничего не могу!

Отказали глаза, притупилось чутье...

Где вы, волки, былое лесное зверье,

Где же ты, желтоглазое племя мое?!

...Я живу, но теперь окружают меня

Звери, волчих не знавшие кличей, -

Это псы, отдаленная наша родня,

Мы их раньше считали добычей.

Улыбаюсь я волчей ухмылкой врагу,

Обнажаю гнилые осколки.

Но - на татуированном кровью снегу

Наша роспись: мы больше не волки!

1978 Белый вальс

Какой был бал! Накал движенья, звука, нервов!

Сердца стучали на три счета вместо двух.

К тому же дамы приглашали кавалеров

На белый вальс традиционный - и захватывало дух.

Ты сам, хотя танцуешь с горем пополам,

Давно решился пригласить ее одну, -

Но вечно надо отлучаться по делам -

Спешить на помощь, собираться на войну.

И вот, все ближе, все реальней становясь,

Она, к которой подойти намеревался,

Идет сама, чтоб пригласить тебя на вальс, -

И кровь в висках твоих стучится в ритме вальса.

Ты внешне спокоен средь шумного бала,

Но тень за тобою тебя выдавала -

Металась, ломалась, дрожала она в зыбком свете свечей.

И бережно держа, и бешено кружа,

Ты мог бы провести ее по лезвию ножа, -

Не стой же ты руки сложа, сам не свой и - ничей!

Если петь без души - вылетает из уст белый звук.

Если строки ритмичны без рифмы, тогда говорят: белый стих.

Если все цвета радуги снова сложить - будет свет, белый свет.

Если все в мире вальсы сольются в один - будет вальс, белый вальс.

Был белый вальс - конец сомненьям маловеров

И завершенье юных снов, забав, утех, -

Сегодня дамы приглашали кавалеров -

Не потому, не потому, что мало храбрости у тех.

Возведены на время бала в званье дам,

И кружит головы нам вальс, как в старину.

Партнерам скоро отлучаться по делам -

Спешить на помощь, собираться на войну.

Белее снега белый вальс, кружись, кружись,

Чтоб снегопад подольше не прервался!

Она пришла, чтоб пригласить тебя на жизнь, -

И ты был бел - белее стен, белее вальса.

Ты внешне спокоен средь шумного бала,

Но тень за тобою тебя выдавала -

Металась, ломалась, дрожала она в зыбком свете свечей.

И бережно держа, и бешено кружа,

Ты мог бы провести ее по лезвию ножа, -

Не стой же ты руки сложа, сам не свой и - ничей!

Если петь без души - вылетает из уст белый звук.

Если строки ритмичны без рифмы, тогда говорят: белый стих.

Если все цвета радуги снова сложить - будет свет, белый свет.

Если все в мире вальсы сольются в один - будет вальс, белый вальс.

Где б ни был бал - в лицее, в Доме офицеров,

В дворцовой зале, в школе - как тебе везло, -

В России дамы приглашали кавалеров

Во все века на белый вальс, и было все белым-бело.

Потупя взоры, не смотря по сторонам,

Через отчаянье, молчанье, тишину

Спешили женщины прийти на помощь нам, -

Их бальный зал - величиной во всю страну.

Куда б ни бросило тебя, где б ни исчез, -

Припомни этот белы зал - и улыбнешься.

Век будут ждать тебя - и с моря и с небес -

И пригласят на белый вальс, когда вернешься.

Ты внешне спокоен средь шумного бала,

Но тень за тобою тебя выдавала -

Металась, ломалась, дрожала она в зыбком свете свечей.

И бережно держа, и бешено кружа,

Ты мог бы провести ее по лезвию ножа, -

Не стой же ты руки сложа, сам не свой и - ничей!

Если петь без души - вылетает из уст белый звук.

Если строки ритмичны без рифмы, тогда говорят: белый стих.

Если все цвета радуги снова сложить - будет свет, белый свет.

Если все в мире вальсы сольются в один - будет вальс, белый вальс.

1978 Давайте я спою вам в подражанье рок-н-ролу…

Давайте я спою вам в подражанье рок-н-ролу,

Глухим и хриплым тембром из-за плохой иглы,

Пластиночкой на ребрах, в оформленьи невеселом,

Какими торговали пацаны из-под полы.

Ну, например, о лете, - которого не будет,

Ну, например, о доме, - что быстро догорел,

Ну, например, о брате, - которого осудят,

О мальчике, которому - расстрел!

Сидят больные легкие в грудной и тесной клетке.

Рентгеновские снимки - смерть на черно-белом фоне.

Разбалтывают пленочки о трудной пятилетке

И продлевают жизнь себе, вертясь на патефоне.

1978 Запись в книге почетных гостей ледового дворца Северодонецка

Не чопорно и не по-светски -

По человечески меня

Встречали в Северодонецке

Семнадцать раз в четыре дня.

1978 Юрию Яковлеву к 50-летию

Москва. Театр Вахтангова. От Таганки.

Любимцу публики, рампы, руля.

Желаем дома, в лесу и в загранке

Удач, оптимизма, добра и рубля.

Юрий Любимов и его команда.

Ты ровно десять пятилеток в драке,

В бою за роли, время и блага.

Все Яковлевы - вечно забияки:

Еще в войну повелевали "ЯКи"

И истребляли в воздухе врага!

Дела их - двояки и трояки,

Якшаться с ними славно и дружить.

Актеры - Яки, самолеты - "ЯКи",

И в Азии быки - все те же яки...

Виват всем ЯКам - до ста лет им жить!

Желаем с честью выйти из виража и пьянки,

И пусть тебя минует беда, хула, молва...

Як-50, желают тебе друзья с Таганки

Счастливого полета, как "ЯКу-42"!

1979 В белье плотной вязки…

В белье плотной вязки,

В шапчонке неброской,

Под буркою бати -

Опять шерстяной -

Я не на Аляске,

Я не с эскимоской, -

Лежу я в кровати

С холодной женой.

Идет моей Наде

В плетеной рогоже,

В фуфайке веселой,

В китайском плаще,

И в этом наряде

Она мне дороже

Любой полуголой,

А голой - вообще!

Не нашел сатана денька,

Все зимы ему мало! -

Нет, напакостил в праздник точь-в-точь!..

Не тяни же ты, Наденька,

На себя одеяло

В новогоднюю ночь!

Тьфу в нас, недоенных,

Чего мы гундосим!

Соседу навесить -

Согреться чуток?

В центральных районах

В квартирах - плюс восемь,

На кухне - плюс десять,

Палас - как каток.

Сожгем мы в духовке

Венгерские стулья

И финское кресло

С арабским столом!

Где надо - мы ловки:

Все прем к себе в улья,

А тут, интересно,

Пойдем напролом?

Вдруг умы наши сонные

Посетила идея:

Десять - это же с водкой полста!

Наливай же граненые,

Да давай побыстрее!..

Вот теперь красота!

1979 Слева бесы, справа бесы…

Слева бесы, справа бесы,

Нет! По новой мне налей!

Эти - с нар, а те - из кресел:

Не поймешь, какие злей.

И куда, в какие дали,

На какой еще маршрут

Нас с тобою эти врали

По этапу поведут!

Ну, а нам что остается?

Дескать - горе не беда?

Пей, дружище, если пьется,

Все пустыми невода.

Что искать нам в этой жизни?

Править к пристани какой?

Ну-ка, солнце, ярче брызни!

Со святыми упокой...

1979 Лекция о международном положении прочитанная человеком, посаженным на 15 суток за мелкое хулиганство, своим сокамерникам

Я вам, ребяты, на мозги не капаю,

Но вот он - перегиб и парадокс:

Ковой-то выбирают римским папою -

Ковой-то запирают в тесный бокс.

Там все места - блатные расхватали и

Пришипились, надеясь на авось, -

Тем временем во всей честной Италии

На папу кандидата не нашлось.

Жаль, на меня не вовремя накинули аркан, -

Я б засосал стакан - и в Ватикан!

Церковники хлебальники разинули,

Замешкался маленько Ватикан, -

Мы тут им папу римского подкинули -

Из наших, из поляков, из славян.

Сижу на нарах я, в Нарофоминске я.

Когда б ты знала, жизнь мою губя,

Что я бы мог бы выйти в папы римские, -

А в мамы взять - естественно, тебя!

Жаль на меня не вовремя накинули аркан, -

Я б засосал стакан - и в Ватикан!

При власти, при деньгах ли, при короне ли -

Судьба людей швыряет как котят.

Но как мы место шаха проворонили?!

Нам этого потомки не простят!

Шах расписался в полном неумении -

Вот тут его возьми и замени!

Где взять? У нас любой второй в Туркмении -

Аятолла и даже Хомейни.

Всю жизнь мою в ворота бью рогами, как баран, -

А мне бы взять Коран - и в Тегеран!

В Америке ли, в Азии, в Европе ли -

Тот нездоров, а этот вдруг умрет...

Вот место Голды Меир мы прохлопали, -

А там - на четверть бывший наш народ.

Плывут у нас по Волге ли, по Каме ли

Таланты - все при шпаге, при плаще, -

Руслан Халилов, мой сосед по камере, -

Там Мао делать нечего вообще!

1979 Меня опять ударило в озноб…

Меня опять ударило в озноб,

Грохочет сердце, словно в бочке камень.

Во мне живет мохнатый злобный жлоб

С мозолистыми цепкими руками.

Когда мою заметив маету,

Друзья бормочут: "Скоро загуляет", -

Мне тесно с ним, мне с ним невмоготу!

Он кислород вместо меня хватает.

Он не двойник и не второе "я",

Все объясненья выглядят дурацки, -

Он плоть и кровь - дурная кровь моя -

Такое не приснится и Стругацким.

Он ждет, когда закончу свой виток,

Моей рукою выведет он строчку, -

И стану я расчетлив и жесток

И всех продам - гуртом и в одиночку.

Я оправданья вовсе не ищу, -

Пусть жизнь уходит, ускользает, тает.

Но я себе мгновенья не прощу,

Когда меня он вдруг одолевает.

Но я собрал еще остаток сил,

Теперь его не вывезет кривая:

Я в глотку, в вены яд себе вгоняю -

Пусть жрет, пусть сдохнет - я перехитрил.

1979 Мой черный человек в костюме сером…

Мой черный человек в костюме сером!..

Он был министром, домуправом, офицером,

Как злобный клоун он менял личины

И бил под дых, внезапно, без причины.

И, улыбаясь, мне ломали крылья,

Мой хрип порой похожим был на вой,

И я немел от боли и бессилья

И лишь шептал: "Спасибо, что живой".

Я суеверен был, искал приметы,

Что мол, пройдет, терпи, все ерунда...

Я даже прорывался в кабинеты

И зарекался: "Больше - никогда!"

Вокруг меня кликуши голосили:

"В Париж мотает, словно мы в Тюмень, -

Пора такого выгнать из России!

Давно пора, - видать, начальству лень".

Судачили про дачу и зарплату:

Мол, денег прорва, по ночам кую.

Я все отдам - берите без доплаты

Трехкомнатную камеру мою.

И мне давали добрые советы,

Чуть свысока похлопав по плечу,

Мои друзья - известные поэты:

Не стоит рифмовать "кричу - торчу".

И лопнула во мне терпенья жила -

И я со смертью перешел на ты,

Она давно возле меня кружила,

Побаивалась только хрипоты.

Я от суда скрываться не намерен:

Коль призовут - отвечу на вопрос.

Я до секунд всю жизнь свою измерил

И худо-бедно, но тащил свой воз.

Но знаю я, что лживо, а что свято, -

Я это понял все-таки давно.

Мой путь один, всего один, ребята, -

Мне выбора, по счастью, не дано.

1979 Я никогда не верил в миражи…

Я никогда не верил в миражи,

В грядущий рай не ладил чемодана -

Учителей сожрало море лжи

И выплюнуло возле Магадана.

Но свысока глазея на невежд,

От них я отличался очень мало -

Занозы не оставил Будапешт,

А Прага сердце мне не разорвала.

А мы шумели в жизни и на сцене:

Мы путаники, мальчики пока!

Но скоро нас заметят и оценят.

Эй! Против кто?

Намнем ему бока!

Но мы умели чувствовать опасность

Задолго до начала холодов,

С бесстыдством шлюхи приходила ясность

И души запирала на засов.

И нас хотя расстрелы не косили,

Но жили мы, поднять не смея глаз, -

Мы тоже дети страшных лет России,

Безвременье вливало водку в нас.

1979 А мы живем в мертвящей пустоте…

А мы живем в мертвящей пустоте -

Попробуй надави, так брызнет гноем...

И страх мертвящий заглушаем воем -

И вечно первые, и люди, что в хвосте.

И обязательное жертвоприношенье,

Отцами нашими воспетое не раз,

Печать поставило на наше поколенье,

Лишило разума, и памяти, и глаз.

И запах крови, многих веселя...

1979 Мне скулы от досады сводит…

Мне скулы от досады сводит:

Мне кажется который год,

Что там, где я, - там жизнь проходит,

А там, где нет меня, - идет!

А дальше - больше, каждый день я

Стал слышать злые голоса:

- Где ты - там только наважденье,

Где нет тебя - все чудеса!

Ты только ждешь и догоняешь,

Врешь и боишься не успеть,

Смеешься меньше ты и, знаешь,

Ты стал разучиваться петь!

Как дым твои ресурсы тают,

И сам швыряешь все подряд.

Зачем? Где ты - там не летают,

А там, где нет тебя, - парят.

Я верю крику, вою, лаю,

Но все-таки, друзей любя,

Дразнить врагов я не кончаю,

С собой в побеге от себя.

Живу, не ожидая чуда,

Но пухнут жилы от стыда -

Я каждый раз хочу отсюда

Сбежать куда-нибудь туда.

Хоть все пропой, протарабань я,

Хоть всем хоть голым покажись,

Пустое все: здесь - прозябанье,

А где-то там - такая жизнь!

Фартило мне, Земля вертелась,

И взявши пары три белья,

Я шасть - и там! Но вмиг хотелось

Назад, откуда прибыл я.

1979 Я верю в нашу общую звезду…

Я верю в нашу общую звезду,

Хотя давно за нею не следим мы:

Наш поезд с рельс сходил на всем ходу -

Мы все же оставались невредимы.

Бил самосвал машину нашу в лоб,

Но знали мы, что ищем и обрящем, -

И мы ни разу не сходили в гроб,

Где нет надежды всем в него сходящим.

Катастрофы, паденья, - но между -

Мы взлетали туда, где тепло...

Просто ты не теряла надежду,

Мне же - с верою очень везло.

Да и теперь, когда вдвоем летим,

Пускай на ненадежных самолетах, -

Нам гасят свет и создают интим,

Нам и мотор поет на низких нотах.

Бывали "ТУ" и "ИЛы", "ЯКи", "АН"...

Я верил, что в Париже, Барнауле

Мы сядем, - если ж рухнем в океан,

Двоих не съесть и голубой акуле!

Все мы смертны - и люди смеются:

Не дождутся и нас города!

Я же знал: все кругом разобьются,

Мы ж с тобой - ни за что никогда.

Мне кажется такое по плечу -

Что смертным не под силу столько прыти! -

Что налету тебя я подхвачу,

И вместе мы спланируем в Таити.

И если заболеет кто из нас

Какой-нибудь болезнею смертельной,

Она уйдет, - хоть искрами из глаз,

Хоть стонами и рвотою похмельной.

Пусть в районе Мэзона-Лаффита

Упадет злополучный "Скайлаб"

И судьба всех обманет - финита, -

Нас она обмануть не смогла б!

1979 Через десять лет

Еще бы - не бояться мне полетов,

Когда начальник мой Е. Б. Изотов,

Жалея вроде, колет как игла.

"Эх, - говорит, - бедняга!

У них и то в Чикаго

Три дня назад авария была!.."

Хотя бы сплюнул, все же люди - братья,

И мы вдвоем и не под кумачом, -

Но знает, черт, и так для предприятья

Я - хоть куда, хоть как и хоть на чем!

Мне не страшно, я навеселе, -

Чтоб по трапу пройти не моргнув,

Тренируюсь уже на земле

Туго-натуго пояс стянув.

Но, слава богу, я не вылетаю -

В аэропорте время коротаю

Еще с одним таким же - побратим, -

Мы пьем седьмую за день

За то, что все мы сядем,

И может быть - туда, куда летим.

Пусть в ресторане не дают на вынос,

Там радио молчит - там благодать, -

Вбежит швейцар и рявкнет: "Кто на Вильнюс!..

Спокойно продолжайте выпивать!"

Мне лететь - острый нож и петля:

Ни поесть, ни распить, ни курнуть,

И еще - безопасности для -

Должен я сам себя пристегнуть!

У автомата - в нем ума палата -

Стою я, улыбаюсь глуповато:

Такое мне ответил автомат!..

Невероятно, - в Ейске -

Почти по-европейски:

Свобода слова, - если это мат.

Мой умный друг к полудню стал ломаться -

Уже наряд милиции зовут:

Он гнул винты у "ИЛа-18"

И требовал немедля парашют.

Я приятеля стал вразумлять:

"Паша, Пашенька, Паша, Пашут.

Если нам по чуть-чуть добавлять,

То на кой тебе шут парашют!.."

Он пояснил - такие врать не станут:

Летел он раз, ремнями не затянут,

Вдруг - взрыв! Но он был к этому готов:

И тут нашел лазейку -

Расправил телогрейку

И приземлился в клумбу от цветов...

Мы от его рассказа обалдели!

А здесь все переносят - и не зря -

Все рейсы за последние недели

На завтра - тридцать третье декабря.

Я напрасно верчусь на пупе,

Я напрасно волнуюсь вообще:

Если в воздухе будет ЧП -

Приземлюсь на китайском плаще!

Но, смутно беспокойство ощущая,

Припоминаю: вышел без плаща я, -

Ну что ж ты натворила, Кать, а, Кать!

Вот только две соседки -

С едой всучили сетки,

А сетки воздух будут пропускать...

Мой вылет объявили, что ли? Я бы

Не встал - теперь меня не поднимай!

Я слышу: "Пассажиры на ноябрь!

Ваш вылет переносится на май!"

Зря я дергаюсь: Ейск не Бейрут, -

Пассажиры спокойней ягнят,

Террористов на рейс не берут,

Неполадки к весне устранят.

Считайте меня полным идиотом,

Но я б и там летел Аэрофлотом:

У них - гуд бай - и в небо, хошь не хошь.

А здесь - сиди и грейся:

Всегда задержка рейса, -

Хоть день, а все же лишний проживешь!

Мы взяли пунш и кожу индюка - бр-р!

Снуем теперь до ветра в темноту:

Удобства - во дворе, хотя - декабрь,

И Новый год - летит себе на "ТУ".

Друг мой честью клянется спьяна,

Что он всех, если надо, сместит.

"Как же так, - говорит, - вся страна

Никогда никуда не летит!.."

...А в это время гдей-то в Красноярске,

На кафеле рассевшись по-татарски,

О промедленье вовсе не скорбя,

Проводи сутки третьи

С шампанским в туалете

Сам Новый год - и пьет сам за себя!

Но в Хабаровске рейс отменен -

Там надежно засел самолет, -

Потому-то и новых времен

В нашем городе не настает!

1979 Я спокоен - он мне все поведал…

Я спокоен - Он мне все поведал.

"Не таись!" - велел. И я скажу -

Кто меня обидел или предал,

Покарает Тот, кому служу.

Не знаю, как: ножом ли под ребро,

Или сгорит их дом и все добро,

Или сместят, сомнут, лишат свободы...

Когда? Опять не знаю, - через годы

Или теперь. А может быть - уже...

Судьбу не обойти на вираже

И на кривой на вашей не объехать,

Напропалую тоже не протечь.

А я? Я - что! Спокоен я, по мне - хоть

Побей вас камни, град или картечь.

1979 Мы бдительны - мы тайн не разболтаем…

Мы бдительны - мы тайн не разболтаем,

Они в надежных жилистых руках.

К тому же этих тайн мы знать не знаем -

Мы умникам секреты доверяем,

А мы, даст бог, походим в дураках.

Успехи взвесить - нету разновесов,

Успехи есть, а разновесов нет.

Они весомы и крутых замесов,

А мы стоим на страже интересов,

Границ, успехов, мира и планет.

Вчера отметив запуск агрегата,

Сегодня мы героев похмелим:

Еще возьмем по полкило на брата,

Свой интерес мы побоку, ребята, -

На кой нам свой, и что нам делать с ним?

Мы телевизоров понакупали,

В шесть - по второй - глядели про хоккей,

А в семь - по всем - Нью-Йорк передавали -

Я не видал, мы Якова купали.

Но там у них, наверное - о'кей!

Хотя волнуюсь, в голове вопросы:

Как негры там? - А тут детей купай! -

Как там с Ливаном? Что там у Сомосы?

Ясир здоров ли? Каковы прогнозы?

Как с Картером? На месте ли Китай?

"Какие ордена еще бывают?" -

Послал письмо в программу "Время" я.

Еще полно... Так что ж их не вручают?

Мои детишки просто обожают, -

Когда вручают, плачет вся семья.

1979 Из детства (Посвящено Аркаше)

Ах, черная икорочка

Да едкая махорочка!..

А помнишь - кепка, челочка

Да кабаки до трех?..

А черенькая Норочка

С подъезда пять - айсорочка,

Глядишь - всего пятерочка,

А - вдоль и поперек...

А вся братва одесская...

Два тридцать - время детское.

Куда, ребята, деться, а?

К цыганам в "поплавок"!

Пойдемте с нами, Верочка!..

Цыганская венгерочка!

Пригладь виски, Валерочка,

Да чуть примни сапог!..

А помнишь - вечериночки

У Солиной Мариночки,

Две бывших балериночки

В гостях у пацанов?..

Сплошная безотцовщина:

Война, да и ежовщина, -

А значит - поножовщина,

И годы - без обнов...

На всех клифты казенные -

И флотские, и зонные, -

И братья заблатненные

Имеются у всех.

Потом отцы появятся,

Да очень не понравятся, -

Кой с кем, конечно, справятся,

И то - от сих до сех...

Дворы полны - ну надо же! -

Танго хватает за души, -

Хоть этому, да рады же,

Да вот еще - нагул.

С Малюшенки - богатые,

Там - "шпанцири" подснятые,

Там и червонцы мятые,

Там Клещ меня пырнул...

А у Толяна Рваного

Братан пришел с "Желанного" -

И жить задумал наново,

А был хитер и смел, -

Да хоть и в этом возрасте,

А были позанозистей, -

Помыкался он в гордости -

И снова загремел...

А все же брали "соточку"

И бацали чечеточку, -

А ночью взял обмоточку -

И чтой-то завернул...

У матери - бессонница, -

Все сутки книзу клонится.

Спи! Вдруг чего обломится, -

Небось - не Барнаул...

1979 Куда все делось и откуда что берется…

Куда все делось и откуда что берется? -

Одновременно два вопроса не решить.

Абрашка Фукс у Ривочки пасется:

Одна осталась - и пригрела поца,

Он на себя ее заставил шить.

Ах, времена - и эти, как их? - нравы!

На древнем римском это - "темпера о морес"...

Брильянты вынуты из их оправы,

По всей Одессе тут и там канавы:

Для русских - цимес, для еврейских - цорес.

Кто с тихим вздохом вспомянет: "Ах, да!"

И душу Господу подарит, вспоминая

Тот изумительный момент, когда

На Дерибасовской открылася пивная?

Забыть нельзя, а если вспомнить - это мука!

Я на привозе встретил Мишу... Что за тон!

Я предложил: "Поговорим за Дюка!"

"Поговорим, - ответил мне, гадюка, -

Но за того, который Эллингтон".

Ну что с того, что он одет весь в норке,

Что скоро едет, что последний сдал анализ,

Что он одной ногой уже в Нью-Йорке?

Ведь было время, мы у Каца Борьки

Почти что с Мишком этим не кивались.

{Кто с тихим вздохом вспомянет: "Ах, да!"

И душу Господу подарит, вспоминая

Тот изумительный момент, когда

На Дерибасовской открылася пивная?}

1979 Стареем, брат, ты говоришь…

Стареем, брат, ты говоришь?

Вон кончен - он недлинный -

Старинный рейс Москва-Париж...

Теперь уже - старинный.

И наменяли стюардесс -

И там и здесь, и там и здесь -

И у французов, и у нас!

Но козырь - черва и сейчас.

Стареют все - и ловелас,

И Дон Жуан, и Греи.

И не садятся в первый класс

Сбежавшие евреи.

Стюардов больше не берут,

А отбирают. И в Бейрут

Теперь никто не полетит -

Что там? Бог знает и простит.

Стареем, брат, седеем, брат.

Дела идут, как в Польше.

Уже из Токио летят

Одиннадцать, не больше.

Уже в Париже неуют,

Уже и там витрины бьют,

Уже и там давно не рай,

А как везде - передний край.

Стареем, брат. А старикам

Здоровье - кто устроит?

А с элеронами рукам

Работать и не стоит.

И отправляют [нас], седых,

На отдых, то есть - бьют под дых.

И все же этот фюзеляж

Пока что наш, пока что наш...

1979 {К 15-летию Театра на Таганке}

Пятнадцать лет - не дата, так -

Огрызок, недоедок.

Полтиник - да! И четвертак.

А то - ни так - ни эдак.

Мы выжили пятнадцать лет.

Вы думали слабо, да?

А так как срока выше нет -

Слобода, брат, слобода!

Пятнадцать - это срок, хоть не на нарах,

Кто был безус - тот стал при бороде.

Мы уцелели при больших пожарах,

При Когане, при взрывах и т.д.

Пятнадцать лет назад такое было!..

Кто всплыл, об утонувших не жалей!

Сегодня мы - и те, кто у кормила,

Могли б совместно справить юбилей.

Сочится жизнь - коричневая жижа...

Забудут нас, как вымершую чудь,

В тринадцать дали нам глоток Парижа, -

Чтобы запоя не было - чуть-чуть.

Мы вновь готовы к творческим альянсам, -

Когда же это станут понимать?

Необходимо ехать к итальянцам,

Заслать им вслед за Папой - нашу "Мать".

"Везет - играй!" - кричим наперебой мы.

Есть для себя патрон, когда тупик.

Но кто-то вытряс пулю из обоймы

И из колоды вынул даму пик.

Любимов наш, Боровский, Альфред Шнитке,

На вас ушаты вылиты воды.

Прохладно вам, промокшие до нитки?

Обсохните - и снова за труды.

Достойным уже розданы медали,

По всем статьям - амнистия окрест.

Нам по статье в "Литературке" дали,

Не орден - чуть не ордер на арест.

Тут одного из наших поманили

Туда, куда не ходят поезда,

Но вновь статью большую применили -

И он теперь не едет никуда.

Директоров мы стали экономить,

Беречь и содержать под колпаком, -

Хоть Коган был неполный Коганович,

Но он не стал неполным Дупаком.

Сперва сменили шило мы на мыло,

Но мыло омрачило нам чело,

Тогда Таганка шило возвратила -

И все теперь идет, куда ни шло.

Даешь, Таганка, сразу: "Или - или!"

С ножом пристали к горлу - как не дать.

Считают, что невинности лишили...

Пусть думают - зачем разубеждать?

А знать бы все наверняка и сразу б,

Заранее предчувствовать беду!

Но все же, сколь ни пробовали на зуб, -

Мы целы на пятнадцатом году.

Талантов - тьма! Созвездие, соцветье...

И многие оправились от ран.

В шестнадцать будет совершеннолетье,

Дадут нам паспорт, может быть, загран.

Все полосами, все должно меняться -

Окажемся и в белой полосе!

Нам очень скоро будет восемнадцать -

Получим право голоса, как все.

Мы в двадцать пять - дай Бог - сочтем потери,

Напишут дату на кокарде нам,

А дальше можно только к высшей мере,

А если нет - то к высшим орденам.

Придут другие - в драме и в балете,

И в опере опять поставят "Мать"...

Но в пятьдесят - в другом тысячелетьи -

Мы будем про пятнадцать вспоминать!

У нас сегодня для желудков встряска!

Долой сегодня лишний интеллект!

Так разговляйтесь, потому что Пасха,

И пейте за пятнадцать наших лет!

Пятнадцать лет - не дата, так -

Огрызок, недоедок.

Полтинник - да! И четвертак.

А то - ни так - ни эдак.

А мы живем и не горим,

Хотя в огне нет брода,

Чего хотим, то говорим, -

Слобода, брат, слобода!

1979 {Станиславу Яковлевичу Долецкому в день 50-летия}

С.Я.Долецкому посвящается

Поздравляю вовсю - наповал!

Без опаски и без принужденья,

Ради шутки, за счет вдохновенья

Сел писать я - перо пожевал...

Вышло так: человек Возрожденья

На Садовом кольце проживал.

Ихним Медгосдумум

С их доверием детским

Знамо все, что у нас бестолково,

Но исправлен бедлам

Станиславом Долецким

И больницею им. Русакова.

Интересов, приятелей круг

Так далек еще от завершенья! -

Каждый день - за прошеньем прошенье.

Утром Вы - непременный хирург -

Операции на воскрешенье

Новорожденных, с болью старух.

Шесть часов погодя

Вы скрипите зубами...

Да! Доносчик сработал на славу!

Недалецким людям

Не сработаться с Вами,

Что делить с ними Вам - Станиславу?

Я из Вашей души и из уст

Слышал разное, неоднократно,

С вечной присказкой: "Это понятно?!"

Мне - понятно: про косточек хруст,

И про то, "до чего аккуратно

Сбил Прокрустово ложе Прокруст".

Как от этих детей

Утром смерть отсекая,

Приходилось поругивать Вам

Взрослых разных мастей:

"Ах, ты дрянь ты такая!

Этим скальпелем - руки бы вам!"

Что-то я все "про ТО", да "про ТО" -

Я же должен совсем про другое, -

Вы ведь ляпнете вдруг: "Пудру Гойя

Никогда не снимал. А пальто

В Вашем фильме не то, А нагое

Мне приятней на ощупь, а что?!"

Вам не столько годков, -

Вы уж мне не вертите!

Бог с ней, с жизнею, старой каргой!

Видел сон я - во сне

Вам дала Нефертити...

Так старейте назад, дорогой!

1980 Гимн бузовиков из телефильма "Наше призвание"

Из класса в класс мы вверх пойдем как по ступеням,

И самым главным будет здесь рабочий класс.

И первым долгом мы, естественно, отменим

Эксплуатацию учителями нас.

Да здравствует новая школа!

Учитель уронит, а ты подними!

Здесь дети обоего пола

Огромными станут людьми.

Мы строим школу, чтобы грызть науку дерзко.

Мы все разрушим изнутри и оживим,

Мы серость выбелим и выскоблим до блеска,

Все теневое мы прикроем световым.

Так взрасти же нам школу, строитель! -

Для душ наших детских теплицу, парник.

Где учатся - все, где учитель

Сам в чем-то еще ученик.

1980 Песни для кинофильма "Зеленый фургон"

1. {Песня Сашки Червня}

Под деньгами на кону -

Как взгляну - слюну сглотну! -

Жизнь моя, и не смекну.

Для чего играю,

Просто ставить по рублю

Надоело - не люблю:

Проиграю - пропылю

На коне по раю.

Проскачу в канун Великого поста

Не по вражескому - ангельскому - стану

Пред очами удивленного Христа

Предстану.

Воля в глотку льется

Сладко натощак -

Хорошо живется

Тому, кто весельчак,

А веселее пьется

На тугой карман -

Хорошо живется

Тому, кто атаман!

В кровь ли губы окуну

Или вдруг шагну к окну,

Из окна в асфальт нырну -

Ангел крылья сложит,

Пожалеет на лету -

Прыг со мною в темноту,

Клумбу мягкую в цвету

Под меня подложит...

Проскачу в канун Великого поста

Не по вражескому - ангельскому - стану

Пред очами удивленного Христа

Предстану.

Воля в глотку льется

Сладко натощак -

Хорошо живется

Тому, кто весельчак,

А веселее пьется

На тугой карман -

Хорошо живется

Тому, кто атаман!

Кубок полон, по вину

Крови пятна - ну и ну! -

Не идут они ко дну -

Струсишь или выпьешь!

Только-только пригубил, -

Вмиг все те, кого сгубил,

Подняли, что было сил,

Шухер или хипеш.

Проскачу в канун Великого поста

Не по вражескому - ангельскому - стану

Пред очами удивленного Христа

Предстану.

Воля в глотку льется

Сладко натощак -

Хорошо живется

Тому, кто весельчак,

А веселее пьется

На тугой карман -

Хорошо живется

Тому, кто атаман!

1980 Песни для кинофильма "Зеленый фургон"

2. {Песня инвалида}

Проскакали всю страну,

Да пристали кони, буде!

Я во синем во Дону

Намочил ладони, люди.

Кровушка спеклася

В сапоге от ран, -

Разрезай, Настасья,

Да бросай в бурьян!

Во какой вояка,

И "Георгий" вот,

Но опять, однако,

Атаман зовет.

Хватит брюхо набивать!

Бают, да и сам я бачу,

Что спешит из рвани рать

Волю забирать казачью.

Снова кровь прольется?

Вот такая суть:

Воли из колодца

Им не зачерпнуть.

Плачут бабы звонко...

Ну! Чего ревем?!

Волюшка, Настенка, -

Это ты да дом.

Вновь скакали по степу,

Разом все под атаманом,

То конями на толпу,

То - веревкой, то - наганом.

Сколь крови не льется -

Пресный все лиман.

Нет! Хочу с колодца,

Слышь-ка, атаман.

А ведерко бьется

Вольно - вкривь и вкось...

Хлопцы, хлопцы, хлопцы,

Выудил, небось!

Есть у атамана зуй,

Ну а под зуем - кобыла...

Нет уж, Настенька, разуй,

Да часок чтоб тихо было.

Где, где речь геройска

Против басурман?

Как тебе без войска

Худо, атаман!

Справная обновка,

Век ее постыль:

Это не винтовка,

Это мой костыль.

1980 Песни для кинофильма "Зеленый фургон"

3. {Одесские куплеты}

Где девочки? Маруся, Рая, Роза?

Их с кондачка пришлепнула ЧеКа,

А я - живой, я - только что с Привоза,

Вот прям сейчас с воскресного толчка!

Так что, ребята! Ноты позабыты,

Зачеркнуто ли прежнее житье?

Пустились в одиссею одесситы -

В лихое путешествие свое.

А помните вы Жорика-маркера

И Толика - напарника его?

Ему хватило гонора, напора,

Но я ответил тоже делово.

Он, вроде, не признал меня, гадюка,

И с понтом взял высокий резкий тон:

"Хотите, будут речь вести за Дюка?

Но за того, который Эллингтон"...

1980 Мог бы быть я при теще, при тесте…

Мог бы быть я при теще, при тесте,

Только их и в живых уже нет.

А Париж? Что Париж! Он на месте.

Он уже восхвален и воспет.

Он стоит, как стоял, он и будет стоять,

Если только опять не начнут шутковать,

Ибо шутка в себе ох как много таит.

А пока что Париж как стоял, так стоит.

1980 Однако, втягивать живот…

Однако, втягивать живот

Полезно, только больно.

Ну! Вот и все! Вот так-то вот!

И этого довольно.

А ну! Сомкнуть ряды и рты!

А ну, втяните животы!

А у кого они пусты -

Ремни к последней дырке!

Ну как такое описать

Или еще отдать в печать?

Но, даже если разорвать, -

Осталось на копирке:

Однако, втягивать живот

Полезно, только больно.

Ну! Вот и все! Вот так-то вот!

И этого довольно.

Вообще такие времена

Не попадают в письмена,

Но в этот век печать вольна -

Льет воду из колодца.

Товарищ мой (он чей-то зять)

Такое мог порассказать

Для дела... Жгут в печи печать,

Но слово остается:

Однако, втягивать живот

Полезно, только больно.

Ну! Вот и все! Вот так-то вот!

И этого довольно.

1980 В стае диких гусей был второй…

В стае диких гусей был второй,

Он всегда вырывался вперед,

Гуси дико орали: "Встань в строй!"

И опять продолжали полет.

А однажды за Красной Горой,

Где тепло и уютно от тел,

Понял вдруг этот самый второй,

Что вторым больше быть не хотел:

Все равно - там и тут

Непременно убьют,

Потому что вторых узнают.

А кругом гоготали: "Герой!

Всех нас выстрелы ждут вдалеке.

Да пойми ты, что каждый второй

Обречен в косяке!"

Бой в Крыму: все в дыму, взят и Крым.

Дробь оставшихся не достает.

Каждый первый над каждым вторым

Непременные слезы прольет.

Мечут дробью стволы, как икрой,

Поубавилось сторожевых,

Пал вожак, только каждый второй

В этом деле остался в живых.

Это он, е-мое,

Стал на место свое,

Стал вперед, во главу, в острие.

Если счетом считать - сто на сто! -

И крои не крои - тот же крой:

"Каждый первый" не скажет никто,

Только - "каждый второй".

...Все мощнее машу: взмах - и крик

Начался и застыл в кадыке!

Там, внизу, всех нас - первых, вторых -

Злые псы подбирали в реке.

Может быть, оттого, пес побрал,

Я нарочно дразнил остальных

Что во "первых" я с жизнью играл,

И летать не хотел во "вторых"...

Впрочем, я - о гусях:

Гусь истек и иссяк -

Тот, который сбивал весь косяк.

И кого из себя ты не строй -

На спасение шансы малы:

Хоть он первый, хоть двадцать второй -

Попадет под стволы.

1980 Общаюсь с тишиной я…

Общаюсь с тишиной я,

Боюсь глаза поднять,

Про самое смешное

Стараюсь вспоминать,

Врачи чуть-чуть поахали:

"Как? Залпом? Восемьсот?"

От смеха ли, от страха ли

Всего меня трясет.

Теперь я - капля в море,

Я - кадр в немом кино,

И двери - на запоре,

А все-таки смешно.

Воспоминанья кружатся

Как комариный рой,

А мне смешно до ужаса,

Но ужас мой - смешной.

Виденья все теснее,

Страшат величиной:

То - с нею я, то - с нею...

Смешно! Иначе - ной.

Не сплю - здоровье бычее,

Витаю там и тут,

Смеюсь до неприличия

И жду - сейчас войдут.

Халат закончил опись

И взвился - бел, крылат...

"Да что же вы смеетесь?" -

Спросил меня халат.

Но ухмыляюсь грязно я

И - с маху на кровать:

"Природа смеха - разная,

Мою - вам не понять.

Жизнь - алфавит, я где-то

Уже в "це", "че", "ша", "ще".

Уйду я в это лето

В малиновом плаще.

Попридержусь рукою я

Чуть-чуть за букву "я",

В конце побеспокою я," -

Сжимаю руку я.

Со мной смеются складки

В малиновом плаще.

"С покойных взятки гладки", -

Смеялся я вообще.

Смешно мне в голом виде лить

На голого ушат,

А если вы обиделись,

То я не виноват.

Палата - не помеха,

Похмелье - ерунда!

И было мне до смеха -

Везде, на все, всегда.

Часы тихонько тикали,

Сюсюкали: сю-сю...

Вы - втихаря хихикали,

А я - давно во всю.

1980 Жан, Жак, Гийом, Густав - нормальные французы…

Жан, Жак, Гийом, Густав -

Нормальные французы, -

Немного подлатав

Расползшиеся узы,

Бесцветные, как моль,

Разинув рты без кляпа,

Орут: "Виват, Жан Поль,

Наш драгоценный папа!"

Настороже, как лось,

Наш папа, уши - чутки.

Откуда что взялось -

Флажки, плакаты, дудки?

Страшась гореть в аду,

Поют на верхней ноте.

"А ну-ка, ниспаду

Я к вам на вертолете!"

"Есть риск - предупредил

Пилот там, на экране, -

Ведь шлепнулся один

Не вовремя в Иране".

"Смелее! В облака,

Брат мой, ведь я в сутане,

А смерть - она пока

Еще в Афганистане!" -

И он разгладил шелк

Там, где помялась лента,

И вскоре снизошел

До нас, до президента.

Есть папа, но была

Когда-то божья мама.

Впервые весела

Химера Нотр-Дама.

Людским химер не мерь -

Висит язык, как жало.

Внутри ж ее теперь

Чего-то дребезжало.

Ей был смешон и вид

Толпы - плащи да блузки...

Ан, папа говорит

Прекрасно по-французски.

Поедет в Лувр, "Куполь"

И, может быть, в Сорбонну,

Ведь папа наш, Жан Поль,

Сегодня рад любому.

Но начеку был зав

Отделом протокола:

Химере не сказав

Ни слова никакого,

Он вышел. Я не дам

Гроша теперь за папу.

Химеры Нотр-Дам,

Опять сосите лапу!

1980 Две просьбы

М. Шемякину - другу и брату - посвящен сей полуэкспромт.

I.

Мне снятся крысы, хоботы и черти. Я

Гоню их прочь, стеная и браня,

Но вместо них я вижу виночерпия,

Он шепчет: "Выход есть - к исходу дня

Вина! И прекратится толкотня,

Виденья схлынут, сердце и предсердия

Отпустят, и расплавится броня!"

Я - снова - я, и вы теперь мне верьте, я

Немного попрошу взамен бессмертия, -

Широкий тракт, холст, друга, да коня,

Прошу покорно, голову склоня:

Побойтесь Бога, если не меня,

Не плачьте вслед, во имя Милосердия!

II.

Чту Фауста ли, Дориана Грея ли,

Но чтобы душу дьяволу - ни-ни!

Зачем цыганки мне гадать затеяли?

День смерти уточнили мне они...

Ты эту дату, Боже, сохрани, -

Не отмечай в своем календаре или

В последний миг возьми и измени,

Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реяли

И чтобы агнцы жалобно не блеяли,

Чтоб люди не хихикали в тени.

От них от всех, о, Боже, охрани,

Скорее, ибо душу мне они

Сомненьями и страхами засеяли!

1980 Неужто здесь сошелся клином свет…

Неужто здесь сошелся клином свет,

Верней, клинком ошибочных возмездий...

И было мне неполных двадцать лет,

Когда меня зарезали в подъезде.

Он скалился открыто - не хитро,

Он делал вид, что не намерен драться,

И вдруг - ножом под нижнее ребро,

И вон - не вынув, чтоб не замараться.

Да будет выть-то! Ты не виновата -

Обманут я улыбкой и добром.

Метнулся в подворотню луч заката

И спрятался за мусорным ведром...

Еще спасибо, что стою не в луже,

И лезвие продвинулось чуть глубже,

И стукнула о кафель рукоять,

Но падаю - уже не устоять.

1980 По речке жизни плавал честный Грека…

По речке жизни плавал честный Грека

И утонул, иль рак его настиг.

При Греке заложили человек,

А Грека - "заложил за воротник".

В нем добрая заложена основа,

Он оттого и начал поддавать.

"Закладывать" - совсем простое слово

А в то же время значит: "предавать".

Или еще пример такого рода:

Из-за происхождения взлетел,

Он вышел из глубинки, из народа,

И возвращаться очень не хотел.

Глотал упреки и зевал от скуки,

Что оторвался от народа - знал,

Но "оторвался" - это по науке,

На самом деле - просто убежал.

1980 Михаилу Шемякину - чьим другом посчастливилось быть мне!

Как зайдешь в бистро-столовку,

По пивку ударишь, -

Вспоминай всегда про Вовку -

Где, мол, друг-товарищ?!

И в лицо трехстопным матом -

Можешь хоть до драки!

Про себя же помни - братом

Вовчик был Шемяке.

Баба, как наседка квохчет

(Не было печали!)

Вспоминай!!! Быть может, Вовчик -

"Поминай как звали!"

M.Chemiakin - всегда, везде Шемякин.

А по сему французский не учи!..

Как хороши, как свежи были маки,

Из коих смерть схимичили врачи!

Мишка! Милый! Брат мой Мишка!

Разрази нас гром!

Поживем еще, братишка,

По-жи-вь-ем!

Po-gi-viom.

1980 И снизу лед, и сверху - маюсь между…

И снизу лед, и сверху - маюсь между:

Пробить ли верх иль пробуравить низ?

Конечно, всплыть и не терять надежду!