Язык и политика: коммуникация, дискурс, манипулирование

Следующим этапом является собственно код сообщения; в нашем случае - это естественный язык. В идеале в теории коммуникации код считается корректным и коммуникация успешной, если между отправленным и принятым сообщением нет разрыва, другими словами, принято и прочитано именно то сообщение, которое было отправлено. Следует заметить, что именно на данном этапе и возникает наибольшее количество возможностей для осуществления манипуляций, поскольку запланированная “некорректность” кода или “помехи” при передаче позволяют осуществить интенционально уже сформулированные манипуляционные задачи адресанта.

Ниже дается обзор современных концепций из разных областей гуманитарного знания, которые в той или иной мере пересекаются с нашим подходом к анализу механизмов языкового манипулирования. Рассматривая эти теории, мы будем стремиться к тому, чтобы изложить собственное видение проблемы, интерпретируя и (по возможности) обобщая соответствующий понятийно-категориальный и терминологический аппарат.

Анализ текстового материала Анализировались материалы российских СМИ периода второй половины 1990-х гг. и начала века, в частности, центральные периодические издания: «Аргументы и факты», «Комсомольская правда», «Независимая газета», «Известия», «Новая газета». позволяет обрисовать структуру манипуляционного процесса, который схематично можно представить следующим образом:

мотив

v

интенция

v

стратегия

v

тактика

v

языковые средства

v

текст

v

успешность/неуспешность коммуникации

Рис. 3. Структура манипуляционного процесса

В первую очередь, уточним термины, использованные в описании манипуляционного процесса.

Мотив - это внешний или внутренний, субъективный или объективный фактор, вызывающий потенциальное желание изменить мнение собеседника (в широком смысле)/ участника коммуникации. Мотивом в политической коммуникации может стать отсутствие тепла в домах зимой, увеличение числа беспризорных детей на улицах (объективные факты) или желание баллотироваться в мэры (субъективный фактор).

Интенция - намерение коммуниканта осуществить коммуникацию с целью передать собеседнику определенную информацию. «Все, что есть в речи, подчинено интересам говорящего и модифицировано им» Павлова Н.Д. Интент-анализ политических диалогов // XII Международный симпозиум по психолингвистике и теории коммуникации «Языковое сознание и образ мира». - М., 1997. С. 117.. Эта мысль позволяет утверждать, что по речи говорящего можно реконструировать его интенции, намерения, другими словами, делает возможным интент-анализ. Интенция обнаруживает у говорящего разные желания, например: разъяснить ситуацию, защитить невиновного, укрепить свой авторитет.

Стратегия - сверхзадача, которую ставит перед собой говорящий. Другими словами, «стратегия - это план комплексного речевого воздействия, которое осуществляет говорящий для “обработки” партнера. Это своего рода насилие над адресатом» Иссерс О.Н. Коммуникативные стратегии и тактики. - Омск, 1999. С. 102.. В стратегии обязательно подсознательно или осознанно уже сформулирована цель коммуникации. Высказывание всегда демонстрирует существование чьих-либо интересов, целей, точек зрения, которые определяются коммуникативными целями дискурса. У Т. Ван Дейка Ван Дейк, Т.А. Язык, познание, коммуникация. - М., 1989. это именуется «глубинной стратегией». Стратегия является ядерным элементом лингвополитической манипуляции.

Тактика - те практические шаги, которые предпринимает говорящий, реализуя выбранную стратегию, в том числе и по отбору языковых средств. Тактика предполагает осуществление задуманного и невозможна без лингвистических ресурсов. Как правило, исследователи видят между терминами стратегия / тактика отношения «род - вид» См. Верещагин Е.М., Ройтер Т., Ротмайр Р. Речевые тактики “призыва к откровенности” // ВЯ, 1992, № 6; Иссерс О.С. Коммуникативные стратеги и тактики. - Омск, 1999; Ыйм Х.Я. Прагматики речевого общения // Теория и модели знаний: Труды по искусственному интеллекту. - Тарту, 1985. .

Существует ряд параметров, определяющих выбор тактики:

· общие знания о коммуникативной ситуации (уместность / неуместность);

· знания о речевом акте (ритуальный, стереотипный, уникальный);

· знания о собеседнике.

Например, чтобы достичь положительной реакции адресата, применяются шесть основных тактик психологического воздействия: 1) сравнения, 2) симпатии, 3) авторитета, 4) взаимности, 5) последовательности и 6) дефицита. Это рычаги, приводящие в действие такие механизмы, как: 1) «Другие делают так - я тоже буду так делать»; 2) «Мне нравится этот источник - я буду делать то, что он требует»; 3) «Источник авторитетен - я могу ему доверять»; 4) «Кто-то мне что-то дает - мне надо ответить взаимностью»; 5) «Если я имею эту точку зрения - я должен ее последовательно придерживаться»; 6) «Если чего-то мало - то оно качественное» Беккер К. Словарь технической реальности: Культурная интеллигенция и социальный контроль. - М.: Ультра. Культура, 2004, с. 197.

Тактики реализуются с целью изменить оценки, усилить желания, трансформировать образ действительности. Их реализация лежит в плоскости следующих базовых категорий: “свой - чужой”; “хорошо - плохо”; “выгодно - невыгодно”; “опасно - неопасно”; “вредно - невредно”; “норма - аномалия” Иссерс О.С. Коммуникативные стратеги и тактики. - Омск, 1999, с. 114..

Языковые средства - тот языковой материал (на всех языковых уровнях), который использует говорящий. Многообразие лингвистических интерпретаций во многом определяется возможностью выбора языковых средств Many years ago, hard scientists got together to pin language down to final and concrete meanings, the kind of language using words that would match the exactitude of the language we know as mathematics. It did not work and they went home profoundly disappointed with one of them saying (Neils Bohrs) that we “suspended in language”. Kennet L. Hacker. Saying You Are Sorry But Not Mean It: The Bush Administration Gloats over Linguistic Manipulation of the Word “Apologize”. Электронный адрес: [http://www.zianet.com/khacker/sorry.htm].. Одни и те же языковые приемы в одних случаях служат для того, чтобы с их помощью умело вводить в заблуждение, а в других - для того, чтобы смягчить категоричность неприятного сообщения или просто для того, чтобы сделать сообщение более выразительным, придать ему экспрессию.

Замыкает цепь лингвополитического процесса полученный в результате текст - продукт, порожденный говорящим с определенным целеполаганием. Текст манипулятивного характера содержит исходные лингвостратегии чаще в имплицитном виде, и они могут быть выявлены только в ходе комплексного лингвистического анализа.

Прежде всего, проследим логику Т. Ван Дейка Ван Дейк, Т.А. Язык, познание, коммуникация. - М., 1989. С.227., который делит лингвостратегии по их сущностной природе на три вида: когнитивную, семантическую и риторическую. Практически эта дифференциация препарирует саму процедуру выстраивания сверхзадачи. Так, когнитивная стратегия - это способ «обработки информации в памяти», т.е. это своеобразный ментальный план, назначение которого - помочь адресату усвоить информацию. Семантическая стратегия связана с использованием языковых средств и сопряжена с понятием речевой тактики (или «семантического хода», по Ван Дейку). Риторическая стратегия обращается к приемам убеждения, привлечения внимания и так далее (повторы, гиперболы, литоты, метафоры). На наш взгляд, в данную типологию не укладывается предложенная нами схема лингвоманипуляционного процесса, поскольку семантическая и риторическая стратегии покрывают пространство выбора языковых средств, что само по себе уже сложно назвать стратегией.

Классификация лингвополитических стратегий, выявленных в обследованном текстовом материале, предполагает несколько оснований деления и соответственно дается по ряду базовых признаков.

Первым дифференцирующим признаком является характер проявления лингвостратегий в тексте. Это позволяет разделить все стратегии на эксплицитные и имплицитные стратегии. Эксплицитные стратегии выявляются без специального лингвистического анализа (эмоционально окрашенная лексика, маркированные синтаксические конструкции и т.д.). Например, фрагмент из речи депутата Государственной Думы: «Инвесторы, держатели ГКО не хотят иметь дело с людьми, которые их обули и кинули» Независимая газета. 2001, 31 марта. С. 8. (интенция дискредитации). Имплицитные стратегии носят скрытый характер. Их обнаружение невозможно без профессионального лингвистического анализа, желательно с применением интент-анализа, дискурсивных, психолингвистических, когнитивных и других методик. Одним из частотных приемов реализации имплицитных стратегий является использование эвфемизмов: «гуманитарная операция», «операция по наведению конституционного порядка», «принятие адекватных мер».

Следующее деление основано на градуировании лингвистических средств с точки зрения агрессивности/неагрессивности («жесткие и нежесткие») манипуляционных лингвостратегий. Жесткие лингвостратегии предполагают грубые, «довлеющие» методы агитации, использование эксплицитно выраженных средств вербальной агрессии. Скажем, риторика Ленина изобиловала политической бранью - «политические проститутки», «сволочи», имела агрессивный характер - «… беспощадное подавление кулаков, этих кровопийц, вампиров, грабителей народа, спекулянтов, наживающихся на голоде…» Цит. по: Граудина Л.К., Миськевич Г.И. Теория и практика русского красноречия. - М., 1989. С. 195.. В современной политической риторике подобные лингвостратегии встречаются довольно часто: подзаголовок «Это вы валите отсюда. А мы остаемся» Новая газета. 2005, № 13 (1038). С. 19. - характерный прием агрессивного вербального поведения, являющегося реализацией жесткой лингвостатегии с интенцией отвода обвинений Примерный инвентарь интенций, выражаемых в конфликтных текстах, приводится в кн.: Слово в действии. Интент-анализ политического дискурса / Под ред. Т.Н. Ушаковой, Н.Д. Павловой. - СПб., 2000. В частности, авторы называют интенции обвинения, угрозы, разоблачения, критики, демонстрации силы, одобрения и др. .

Нежесткие стратегии предполагают неагрессивные практические ходы, вербализуя интенции с помощью немаркированных языковых средств. Скажем, подзаголовок «Демократия в России не отступила, ее убили» Новая газета. 2005, № 13 (1038). С. 11. метафоричен, но агрессивных элементов в реализации интенции обвинения не обнаруживается.

Проведенный анализ политических текстов с точки зрения насыщения их лингвистическими манипуляционными стратегиями показывает, что тексты могут быть «наполнены» манипуляционными элементами в неравной степени. Сухая фактическая информация новостей может быть практически лишена манипуляционного фона, в то время как аналитическая статья, посвященная важному и актуальному политическому событию, будет насквозь «заражена» этим «вирусом» О рассмотрении языка как вируса, пронизывающего все сферы человеческой деятельности, см: Aoki K. Introduction: Language as a virus. University of Miami Review, 1999, 53, 4, July. Р. 961-971..

Упорядочение видов вербального воздействия осуществляется в современной науке на базе различных теоретических подходов. Прагматический взгляд позволяет рассмотреть лингвостратегии через призму реакции адресата на оказанное воздействие Почепцов О.Г. Коммуникативные аспекты семантики. Киев, 1987.. В этом случае имеют место:

1) изменение отношения адресата к какому-либо объекту или событию (достигается с помощью лозунгов, призывов, рекламы);

2) формирование общего эмоционального настроя (достигается с помощью политических воззваний, обращений);

3) перестройка категориальной структуры индивидуального сознания адресата, введение в нее новых категорий.

Налицо градация глубины воздействия на адресата, которое дозируется в зависимости от целей говорящего.

Рекламный дискурс, демонстрирующий заметное сходство с дискурсом политическим Хазагеров Г.Г. Политическая риторика. - М., 2002. С. 222-225., предполагает иное деление лингвостратегий Пирогова Ю.К. Стратегии коммуникативного воздействия в рекламе: опыт типологизации // Диалог. Том 1. Теоретические проблемы. 2001. :

1) позиционирующие стратегии, то есть стратегии, формирующие определенное восприятие описываемого объекта;

2) оптимизирующие стратегии, то есть стратегии, направленные на оптимизацию воздействия рекламного сообщения, на преодоление неблагоприятных условий коммуникации.

Ряд типологийСм.: Серль Дж. Р. Классификация иллокутивных актов // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. - М., 1986. С. 170-194; Остин Дж. Л. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. - М., 1986. С. 22-140; Шмелева Т.В. Речевой жанр: возможности описания и использования в преподавании языка // Русистика. № 2. - Берлин, 1990. С. 20-32; Федорова Л.Л. Типология речевого воздействия и его место в структуре общения // Вопросы языкознания. 1991, № 6. С. 46-50. сближает то, что в основе деления лежит собственно тип воздействия, взятый в интенциональном ключе. Соответственно вычленяются (а) социальное воздействие; (б) волеизъявление; (в) разъяснение и информирование; (г) оценочное и эмоциональное воздействие.

При социальном воздействии передачи информации практически нет, однако социальное воздействие имеет место (молитва, клятва, приветствие, присяга). К волеизъявлениям относят приказы, советы, отказы, просьбы, то есть случаи воздействия, когда предполагается выполнение воли говорящего адресатом. Воздействие с помощью разъяснения и информирования осуществляется в докладах, сообщениях, объяснениях, признаниях. Оценочное и эмоциональное влияние имеет место в похвале, обвинении, порицании, оскорблении, угрозе. Данная типология достаточно условна, поскольку в реальной коммуникативной ситуации сложно разграничить эмоцию и волеизъявление, эмоцию и информирование.

В целом, лингвостратегии предопределяются коммуникативным намерением и в соответствии с его глобальностью могут осмысливаться как общие и частные. Скажем, общая стратегия дискредитации может реализоваться в частных стратегиях насмешки, оскорбления, обвинения. Полную классификацию частных стратегий привести практически невозможно из-за многообразия и своеобразия конкретных коммуникативных ситуаций. При типологизации общих стратегий оправданным является функциональный критерий, позволяющий разграничить семантические (дискредитация, подчинение), прагматические (построение имиджа, создание эмоционального настроя), диалоговые (контроль над темой, контроль над инициативой) и риторические (привлечение внимания, драматизация) стратегии Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики. - Омск, 1999. С. 108.. К сожалению, говорить о непротиворечивости и неперекрываемости полей классификации в данном случае не приходится, что делает на практике применение этого деления сложным и противоречивым, хотя и достаточно полным.

Лингвистическая конфликтология предлагает прозрачную типологию, разработанную на основе типа взаимодействия между коммуникантами Более подробно см.: Третьякова В.С. Речевой конфликт и гармонизация общения. - Екатеринбург, 2002.. Выделяются две основные стратегии с их последующей дифференциацией: стратегии кооперации (стратегии вежливости, искренности, доверия, сотрудничества, компромисса и др.) и конфронтации (стратегии дискредитации, подчинения, насилия, агрессии, разоблачения, соперничества и др.).

К примеру, возьмем лингвостратегию дискредитации Иссерс О.С. Паша - «Мерседес», или речевая стратегия дискредитации. Электронный адрес: [http://www.rusword.com .ua/article/prnt.php&i=rl]., которая рассматривается как реализация (разновидность) глобальной стратегии «игра на понижение» (у Ч.Ларсена Larson, Charles U. Persuasion: reception and responsibility. Belmont, Wadsnorth Publishing Company. Ca, 1995. используется термин downplay). В языке дискредитация связана со словесным выражением отрицательной оценки, причем основным является намерение оказать воздействие на слушающего (унизить, осмеять, уязвить объект высказывания через умаление его авторитета). Успех подобной стратегии виден по реакции адресата: если тот чувствует себя оскорбленным, обиженным, следовательно, эффект достигнут и стратегия реализована успешно. Текстовый материал демонстрирует следующие продуктивные тактики реализации речевой стратегии дискредитации: (1) нанесение прямого вербального оскорбления - «он дурак, вор, мошенник, непрофессионал, сумасшедший и т.д.»; (2) навешивание ярлыков - «пособники, двурушники, серый кардинал»; (3) косвенное оскорбление - «Он похож на …»; (4) развенчание притязаний - «Он не похож на …, хотя и претендует…». Языковые средства данной стратегии - это экспрессивная и оценочная лексика с отрицательными коннотациями. Имплицитная семантика оскорбления формируется с использованием специальных приемов (яркий образец манипулирования): нарушение максимы количества; установление желательных причинно-следственных связей; навязывание скрытого вывода; антитеза. На лексическом уровне это же осуществляется за счет: наведения отрицательной семы (агрессивная лексика); стилистического сбоя (маркированная лексика). Подробнее о языковых средствах манипулирования будет говориться ниже.

Близкой по характеру воздействия считается стратегия «игры на ущемленном достоинстве», которая позволяет говорящему вызвать у адресата чувство стыда или неловкости, досады за ситуацию, отраженную в тексте. Скажем, подобную стратегию демонстрируют слова Г. Селезнева: «Тут некоторые говорят о том, что вступление Югославии в Союз России и Белоруссии - это прямое втягивание России в третью мировую войну. Отвечаю: нельзя, как страус, держать голову в песке и делать вид, что ничего не происходит» Выступление Председателя Госдумы Г. Селезнева в телевизионной программе «Герой дня». Эфир 23 апреля 1999 года.. Метафорическое уподобление российских политиков страусу, который прячет голову в песок в случае опасности, должно вызвать у адресата стыд за унизительное положение, в котором оказалась Россия, а также недовольство политикой российского правительства.

В ответ на критику довольно часто используется манипулятивная стратегия «отеческого покровительства противнику»: критикуемая сторона не отвечает на критику по существу, но заявляет о примирении и исчерпанности инцидента: примером может служить недавняя встреча президентов РФ и Украины Имеется в виду первая встреча В.Путина с В. Ющенко, произошедшая сразу после выборов 2005 года..

Вслед за Роланом Бартом Барт называл этот прием «иммунизацией коллективного воображаемого». Барт Р. Мифологии. - М., 1996. С. 278. упомянем использование манипулятивной «стратегии прививки», когда адресант признает определенный вред от описываемых действий, однако старается убедить адресата в том, что эти действия позволяют избежать еще большего зла. Примером могут служить слова министра обороны США У. Коэна, которыми он прокомментировал расстрел 14 апреля 1999 года пилотами альянса колонны косовских беженцев: «Иногда мы должны рисковать жизнями нескольких человек, чтобы спасти жизни многим» «<…> sometimes one has to risk the lives of the few in order to save the lives of the many». Кочкин М.Ю. О манипуляции в современном политическом дискурсе // Языковая структура и социальная среда. Межвузовский сборник научных трудов. - Воронеж: Изд-во ВГТУ, 2000. С. 10-13. .

Помимо уже названных, исследователи вычленяют следующие манипуляционные стратегии: делегитимизацию, диффамацию, солидаризацию (А. А. Филинский Филинский А. А. Критический анализ политического дискурса предвыборных кампаний 1999-2000 гг. Автореф. дис… канд. филол. наук. - Тверь, 2002.); стратегию устрашения, самовосхваления и лести (В. М. Амиров Амиров В. М. Агитационный предвыборный сверхтекст: организация содержания и стратегии реализации. Автореф. дис… канд. филол. наук. - Екатеринбург, 2002.).

О невозможности построить исчерпывающую типологию приемов искажения истины говорится уже в одной из первых, посвященных этой проблеме, отечественных работ Левин Ю.И. О семиотике искажения истины // Информационные вопросы семитики, лингвистики и авторского перевода. - М., 1974. Вып. 4. С. 71-81. , где, однако, предлагается перечень универсальных приемов:

- аннулирующее преобразование (умолчание или полуправда);

- фингирующее преобразование (включение в сообщение не происходивших в реальности событий, так называемая «практика заговаривания зубов»);

- идентифицирующее преобразование (замена факта на более обобщенный образ, например, вместо словосочетания «война в Ираке» - «события в Ираке»);

- модальное преобразование (чаще сведения даются как ссылка на источник, что позволяет избежать ответственности за информацию).

Важное место в исследованиях политической коммуникации занимает критический анализ (по Т. А. ван Дейку и Р. Водак) проявлений социального неравенства, выраженного вербально, и коммуникативных манипуляций сознанием адресата. Многие ученые См. работы А.Н. Баранова, М. Р. Желтухиной, В. И. Жельвис, О. С. Иссерс, Н. А. Купиной, Л. М. Майдановой, Н. Б. Руженцевой, А. Б. Ряпосовой, В. И. Шаховского, Е. И. Шейгал и других. отмечают повышенную агрессивность современной политической речи, в том числе активное использование конфронтационных стратегий и тактик речевого поведения (угрозы, игнорирование, дискредитация, брань, ложь, наклеивание ярлыков, оскорбления и др.). Показательно, что речевая агрессивность в ее разнообразных проявлениях особенно возрастает в периоды обострения социальной ситуации и во время избирательных кампаний. «Слово превращено в опасную агрессивную силу, направленно меняющую человеческое сознание. Технология “промывания мозгов” страшнее любых бомбардировок, любых разрушений, потому что информационное оружие поражает генетику человека, воздействует не только на конкретного человека, но и на его потомство» Григорьева О.Н. Откуда берется зло // Полемика, 2001, № 10. Электронный адрес: [http://www.irex.ru/publications/polemika/10/grigoreva.html].. Настораживает, что «концентрация агрессивной лексики в текстах современных СМИ служит подтверждением нарастания агрессивности в обществе, превращения ее [агрессивности - Н.Г.] в один из способов мышления о мире» Григорьева О.Н. Откуда берется зло // Полемика, 2001, № 10. Электронный адрес: [http://www.irex.ru/publications/polemika/10/grigoreva.html]..

2.4 Лингвистические средства политического манипулирования

Многообразие лингвистических интерпретаций во многом определяется возможностью выбора языковых средств. Одни и те же языковые приемы в одних случаях служат для того, чтобы с их помощью умело вводить в заблуждение, а в других - для того, чтобы смягчить категоричность неприятного сообщения или просто для того, чтобы сделать сообщение более выразительным, придать ему экспрессию Пирогова Ю.К. Скрытые и явные сравнения // Реклама и жизнь, № 5, 1998.. Конечно, сверхзадача оруэлловского “новояза” - «сделать невозможным любые иные течения мысли» Оруэлл Дж. 1984: Роман; Скотный двор: Сказка-аллегория. - М., 2003. С. 305. - на данном этапе неосуществима, однако многие методы манипулирования с использованием лингвистических ресурсов вполне применимы в наше время.

Обратимся теперь к вопросу о том, какие именно языковые ресурсы могут быть использованы для эффективного преодоления защитных барьеров сознания при политическом манипулировании, иначе говоря, какие языковые инструменты используются для целей манипулятивного воздействия.

С одной стороны, для манипулятивных целей могут быть задействованы почти любые элементы языковой структуры. С другой - орудие речевого воздействия в некотором смысле существует только одно, и состоит оно в использовании значимого варьирования языковых единиц, при котором различия между ними, иногда очень тонкие, а иногда и весьма значительные, игнорируются адресатом сообщения в рамках “коммуникативного компромисса” Под коммуникативным компромиссом понимается такая ситуация, когда воспринимающая сторона «закрывает глаза» на некоторые существенные языковые различия, дабы уловить содержание высказывания., и в результате ему навязывается одна из нескольких возможных интерпретаций окружающей действительности.

Исследователи, анализирующие лингвистические механизмы манипулятивного воздействия, приходят к выводу, что проводниками пропагандистского воздействия в тексте являются стабильные, формально закрепленные лингвистические приемы, которые поддаются систематизации, а механизмы их воздействия - описанию. Базой для подобных утверждений является позиция Р. Блакара Блакар Р.М. Язык как инструмент социальной власти // Язык и моделирование социального взаимодействия. - М., 1987. С. 88-125., утверждающего, что сказать что-либо нейтрально невозможно: всякое использование языка уже предполагает воздействие.

Звуки и графика. Первая группа языковых средств определяет звучащую и графическую стороны порождаемого текста. Если оставить в стороне спорную область фоносемантики, то можно с уверенностью констатировать квазимузыкальное воздействие повторяющихся букв (на письме) и звуковых комплексов, используемое в изящной словесности (там это называется аллитерацией и ассонансами). Сравним, к примеру, использование звукописи у Маяковского (Тенью вытемнив весенний день, - выклеен правительственный бюллетень Курсивом выделены повторяющиеся звукосочетания.), в коммерческой рекламе (слоганы: Велла - вы великолепны; Чистота - чисто “Тайд”), в политической рекламе (Ксюши - за Андрюшу! Слоган периода предвыборной кампании А.Климентьева, баллотировавшегося на пост мэра Нижнего Новгорода в 1998 г.) и политической агитации (Клинтон! Параша! Победа будет наша! Лозунг-реакция на бомбежки Белграда американской авиацией в 1999 г. См.: Комсомольская правда. 26 марта 1999. С. 7.). Помимо аудиовоздействия, использование такого рода средств может иметь эстетический компонент влияния.

Для устной речи манипулятивными часто оказываются приемы интонирования, так называемые фонации (придыхание, напряженная «звенящая фонация», расслабленный голос), темп речи и паузация. Своеобразным средством воздействия может быть голосовой регистр (голос баритонального и басового регистров воспринимается как убедительный и авторитетный) и собственно индивидуальный голос, взятый во всей полноте его характеристик и хорошо узнаваемый (а также пародируемый).

Специфические средства воздействия имеет письменный текст. Это так называемая метаграфемика, в частности, такие ее средства, как супраграфемика (выбор шрифтовых гарнитур, средств шрифтового выделения: курсив, подчеркивание, разрядка, использование заглавных букв, варьирование насыщенности и размера шрифта) и топографемика (способы размещения печатного текста на плоскости).

Размер шрифта позволяет манипулировать информативным материалом, помещая его в скандальный фрейм. Например, явно провокационный характер носит заголовок статьи: «Россия уже участвует в операции НАТО на Балканах», ниже мелким шрифтом набрано: «Пока что в качестве перевозчика военных грузов» Известия. 10 марта 1999. С. 2..

Графические средства позволяют повысить уровень агрессии в тексте, делая возможным использование бранной и даже непечатной лексики: «“Е… дураки!” - кричал он [Черномырдин - Н.Г.] в трубку кому-то из нерадивых московских подчиненных» Комсомольская правда. 23 марта 1999. С. 3. .

Совмещение алфавитов стало активно использоваться для привлечения внимания адресата к тексту. Этот метод эксплуатирует непроизвольное внимание, которое читающий человек уделяет незнакомому знаку, комбинирующему знакомые графические ресурсы - так называемый “эффект узнавания”. Широко распространяющимся приемом манипулирования шрифтами являются надписи, выполненные “арабской” или “китайской” кириллицей Имеются в виду надписи-стилизации под арабскую вязь или китайские иероглифы, сделанные на кириллице (часто названия ресторанов или кафе с национальной кухней)., а также рекламные и политические слоганы: «Время обLADAть» (реклама автомобиля), «SOSтрадание» (название телемарафона) или «оSMыSли» (слоган пробного SMS-голосования в период президентских выборов 2004 года).

Хорошо освоенная в России за последнее время латиница позволяет вербализовать непечатные английские ругательства, выполняя эвфемистичную функцию в своеобразной форме: «“F…king fools!” - повторил он [Алберт Гор - Н.Г.], - надо бы и нам попробовать вот так же» Комсомольская правда. 23 марта 1999. С. 3. .

В целом визуальная сторона текста все чаще используется в манипулятивных целях, объективно уподобляясь своеобразной “инструментовке” смысла.

Слова и словосочетания. Наиболее распространенным и самым освоенным языковым инструментом, который используется для целей манипулирования, является выбор слов и словосочетаний. Именно поэтому Оруэлл столь подробно описывает словарный состав “новояза” - потенциального языка будущего, лексика которого делится на три группы: 1) бытовая лексика, для «простейших целенаправленных мыслей»; 2) «специальные слова для политических нужд, которые не только обладали политическим смыслом, но и навязывали человеку, их употребляющему, определенную позицию»; 3) вспомогательный словарь, состоящий из научных и технических терминов, в котором нет даже слова «наука»Оруэлл Дж. 1984: Роман; Скотный двор: Сказка-аллегория. - М., 2003. С. 310-315..

Контролируя словарный состав языка, можно управлять и мыслительным процессом, чтобы чуждые «идеи <…> могли посетить сознание лишь в смутном, бессловесном виде, и обозначить их можно было не по отдельности, а только общим термином, “разные ереси”, свалив в одну кучу и заклеймив совокупно» Оруэлл Дж. 1984: Роман; Скотный двор: Сказка-аллегория. - М., 2003. С. 361. .

В силу разнообразия лексической семантики выбор слов оказывается универсальным приемом, с помощью которого осуществляются самые разные виды воздействия. Оговоримся сразу, что группы лексики, выделяемые в качестве языковых средств манипулятивного воздействия, пересекаются и не являются исчерпывающими.

Оценочная лексика. Прежде всего, активно используется лексика с эмоциональной составляющей, посредством выбора таких слов можно оказывать сильное эмоциональное воздействие на адресата. Например, насыщая текст следующими лексическими единицами: предательство, мародерство, разрушительная волна, неудержимое падение, подлые идеи, кошмарная интервенция, лженаучные теории, человеконенавистнические учения, варварское нашествие Примеры взяты из редакционной статьи «Политика измены» // Советская Россия, 19 августа 1995., можно вызвать у адресата чувство злобы, негодования, страха и таким образом модифицировать его поведение. Понятно, что аналогичными языковыми средствами, только с положительной эмоциональной заряженностью, могут активироваться, поддерживаться и эксплуатироваться позитивные эмоции (радость, восторг, восхищение) адресата.

Часто манипулятор использует социальную или политическую оппозицию “свой/чужой”, сознательно употребляя слова с отрицательной или положительной оценкой: агрессия - оказание поддержки враждебной нам стороне, помощь - оказание поддержки дружественной нам стороне; зверства - осуществляемые ими убийства, возмездие, зачистка - осуществляемые нами убийства; стабильность - политико-экономические условия, соответствующие нашим интересам, нестабильность - политико-экономические условия, не соответствующие нашим интересам; гибкость - мой компромисс, беспринципность - его компромисс.

Например, выбор Б.Н. Ельциным слова «банды» для именования чеченских боевиков позволяют российскому руководству отрицать фактическое состояние войны и тем самым не признавать возможность диалога с воюющей стороной: «Банды сепаратистов на территории Чечни будут уничтожены в самое ближайшее время» Выступление Б.Н. Ельцина перед шахтерами. НТВ, программа «Сегодня». Эфир 6 июля 1995 г. .

По этому поводу американский лингвист Чарльз Осгуд писал: «Точно так же, как один и тот же запах может быть назван “ароматом” или “вонью” в зависимости от того, как хотят, чтобы к нему относились, так одни и те же партизаны могут называться “борцами за свободу”, “мятежниками” или “террористами”» Osgood Ch.E. Conservative Words and Radical sentеnces in the Semantics of International Politics // Social Psychology and Political Behavior. Columbus, 1971. P. 106..

Агрессивная лексика. Словом можно оскорбить, обидеть, унизить. Последнее время многие исследователи фиксируют высокий уровень агрессии в тестовом материале. В значительной степени это относится к политическому дискурсу. Разговор о вербальной агрессии можно начать с анализа сочетаемости русского слова «язык» Григорьева О.Н. Откуда берется зло // Полемика, 2001, № 10. Электронный адрес: [http://www.irex.ru/publications/polemika/10/grigoreva.html]., который определяется как грубый, резкий, злой, острый как бритва. По-русски словом можно убить, ранить, причинить боль, попасть в самое сердце. Некоторое насилие по отношению к языку содержится и в русских идиомах: прикусить язык, закусить язык, держать язык за зубами, укоротить язык. Древние корни имеют многие проклятия: Разрази тебя гром, порази тебя молния. Продолжить этот перечень можно примерами из речей известных современных политиков: мочить в сортире; врите, да знайте меру. Агрессия может вербализоваться в брани, которую воспроизводят печатные издания: «Вась, как по-английски сказать “суки”, “сволочи”?» (диалог во время митинга протеста против бомбежек Белграда перед американским посольством в Москве) Комсомольская правда, 26 марта 1999. С. 7.. Враждебный характер высказываний обычно эксплицитно выражен: «Я Жириновского расстреляю!» Комсомольская правда, 25 марта 1999. С. 3. - и не оставляет сомнений у адресанта. Вербальную агрессию следует считать реализацией одной из наиболее жестких эксплицитных лингвостратегий.

Стилистически окрашенная лексика. Традиционно успешно используется стилистически маркированная лексика. Например, «В ходе еженощных “косовских бдений” российского Генштаба и Минобороны маршал Сергеев поставил перед своими подчиненными странную на первый взгляд задачу» Известия, 27 марта 1999. С. 1.. Возвышенная лексика (еженощных, бдений) создает ироничный подтекст, поскольку старославянская лексика плохо совместима с военной терминологией и в ближайшем контекстуальном окружении оказывается лексема странную. Подобное использование стилистически “чужих” элементов для создания комического эффекта возможно благодаря сохранившемуся в русском языке расслоению лексического массива.

Заимствования. Умелая замена иностранным термином традиционного и общепонятного оборота часто искажает политическую коммуникацию, позволяя замаскировать неприятные факты; лингвистическая “косметика” применяется для изменения впечатления от скомпрометировавшего себя объекта или образа действий политическими, экономическими или технократическими силами или средствами массовой информации. Под лингвистической маской из иноязычных терминов скрываются нежелательные или дискредитировавшие себя факты: коррупция, ваучеризация, стагнация и т.д. Часто лишь немногие в точности знают, что значат заимствованные термины, хотя последние широко употребляются (консенсус, саммит, паблисити, рейтинг). Подобное приводит к комическим ошибкам в использовании: появляются сочетания типа «винный бутик» (бутик - `магазин элитной одежды'), «бутик секонд хенд» (секонд хенд - `одежда, принятая на реализацию у населения, неновая'), «короткий брифинг» (брифинг - `короткое совещание'). Иностранное слово оказывается привлекательным, поскольку не имеет негативных ассоциаций, оно практически свободно от внутриязыковых связей. С этим связан манипулятивный момент в употреблении заимствований: часто они мелиорируют (улучшают) значение, выполняя функцию, сходную с эвфемизмами. Показательно, что активизация некоторых заимствований знаменует для носителей языка новую эру: так замена слова любовь на короткое слово секс меняет дискурсивную основу коммуникации, превращая «поэтов в текстовиков», а калька с английского это твои проблемы оправдывает эгоистические настроения в социуме Из интервью Т. Дорониной радиостанции «Эхо Москвы» 26 февраля 2005 г..

Языковые клише. Успешно используется в манипулятивной практике способ создания языковых клише, поскольку клиширование “выхолащивает” содержательную сторону номинации, оставляя “пустую” оболочку, которая позволяет скрыть празднословие и отсутствие мысли. Один из приемов заключается в соединении слов, имеющих несколько схожих сем; в результате нагрузка на эти семы многократно возрастает, что приводит к противоположному (по отношению к желаемому) результату. Скажем, в клише “глубокая заинтересованность”; “широкая палитра мнений”; “внимательно и всесторонне изучается” и аналогичных практически дублируется часть значения во втором компоненте словосочетания. Лексема заинтересованность уже предполагает глубокий интерес, а слово изучается включает в себя внимательность и всесторонность. Более того, слова внимательно и всесторонне набором своих сем почти дублируют друг друга. Подобные словосочетания активно использовались в советском политическом дискурсе и продолжают использоваться сейчас.

Возможность манипулятивного воздействия усиливается, когда в процессе номинации говорящий не называет явления своими именами, мелиорируя (улучшая) или ухудшая значение с помощью клишированных средств. В этом случае тонкий обман происходит на дословном, структурно-семантическом уровне, и вместо “нормализации международных отношений” говорится о “совершенствовании”. Таким образом, реальное положение вещей - “нормализация межнациональных отношений” - обозначается искаженно как “совершенствование межнациональных отношений”, что предполагает их качественное улучшение.

Слова - идеологемы. В советском речевом пространстве несомненными идеологемами являлись слова «коммунизм», «социализм», «революция». Изменение социальной и политической парадигм привело к утрате этими словами своего пафосного, сверхпозитивного заряда. На смену старым идеологемам приходят другие: рынок, гражданское общество, правовое государство. Мифологизация этих и некоторых других понятий приводит к их активному использованию в манипулятивных целях, причем их эмоциональный фон может меняться. Яркий пример тому - термины «диктатура » и «демократия» Казанцев А.А. Тирания, диктатура: когнитивная схема и историческая судьба политических понятий // Полис, 2001, № 5.. Первый, как утверждается, в советский период имел положительную коннотацию (ср.: диктатура пролетариата), второй начинал с “сверхположительной” оценки, воспринимался как панацея от всех бед и закончил довольно негативным фоном, позволяющим такие новообразования, как «дерьмократы» и «дерьмократия» Контаминация слов дерьмо и демократия. См.: Толковый словарь русского языка конца ХХ века. Языковые изменения. Под ред. Г.Н. Скляревской. - СПб., 1998. С. 205. .

Для сравнения: американские политический язык демонстрирует относительную стабильность в использовании идеологем. Ряд основополагающих понятий (law, freedom, democracy, human rights) являются своего рода священными формулами для рядового американца и поэтому довольно часто и успешно применяются в манипулятивных целях. Хотя аргументация зачастую выглядит неубедительно, навязчивая спекуляция этими понятиями и их многократное повторение способны оказывать воздействие на широкие массы американцев. Скажем, для оправдания начала военных действий в Ираке официальные власти США упорно говорили о нарушении прав человека и отсутствии демократии в этой стране.

Терминологическая лексика. Значительному воздействию адресат может подвергаться в случае использования определенных тематических групп лексики: военной терминологии, медицинской терминологии, экономической терминологии и так далее. Известно, что обилие медицинской терминологии может вызвать у неспециалиста чувство тревоги, неуверенности и даже страха (вспомним визиты к врачу или общение с медицинским персоналом в больнице).

В советский период употребление военной терминологии в неспециальных текстах имело целью создать у людей определенный эмоциональный настрой, мобилизуя их и настраивая на преодоление трудностей и достижение победы: форсировать, маневрировать, наступление, фронт работ, битва за урожай, рапортовать об успехах, бойцы уборочной страды. Манипулятивный характер использования милитаристской лексики прослеживается и в современных политических текстах: полигон для обкатки идей, Дума торпедирует начинания исполнительной власти, рубеж обороны рубля. Заметный уровень агрессивности текста создает использование слов с семантикой войны и нападения: финансовое вторжение, рекламная агрессия, технологическая война, политические баталии. Насыщение текста военной лексикой создает у адресата чувство уязвимости, необходимости защищаться и, возможно, нападать. Показательно, что использование милитаристского словаря в выборных технологиях аргументируется следующим образом: «Военная терминология использована не случайно. Избирательная кампания - это война. Штаб, контрудары, пропаганда - далеко не полный перечень дефиниций, взятых из военного лексикона» Каптерев С.Е, Политическая коммуникация: основы управления избирательным процессом: Учебное пособие. - Н. Новгород: ННГУ, 2003. С. 55..

Помимо упомянутого воздействия, употребление терминов узко профессиональной ориентации позволяет манипулятивным путем сузить круг адресатов и тем самым более четко смоделировать адресную аудиторию. Примером подобного действия может служить следующая цитата: «Идиосинкразия Ельцина к левым естественным образом ограничивает спектр кадровых раздумий президента» Независимая газета, 11 марта 1999. С. 1..

Обращение. Для манипулятора очень важно определенным образом позиционировать себя по отношению к адресату (в рамках дихотомии “свой -- чужой”). В этом случае существенным моментом становится выбор адекватного обращения и верного, с точки зрения сверхзадачи, социального варианта языка. Для одного адресата верным будет обращение господа, для другого - товарищи, для третьего - земляки, коллеги, братва или мужики. Особым влиянием обладает местоимение мы, которое позволяет говорящему объединить себя с аудиторией и тем самым как бы разделить ее беды, проблемы или недовольство. Это свойство используют многие ораторы, что приводит к высокой частотности подобных элементов в предвыборных речах. Универсальность названного приема демонстрируют результаты анализа предвыборных речей австралийских политиков (местоимение «мы» количественно занимает до 7% текста, а «наш» - 1,5-2%) Zheng T. Characteristics of Australian Political Language Rhetoric: Tactics of gaining public support and shirking responsibility // Intercultural Communication, 2000, November, issue 4. .

Известным примером нарушения речевого этикета является использование местоимения третьего лица при именовании присутствующего лица (например, «я ему завидую» - сказанное в присутствии объекта зависти). Аналогичная отстраненность от предмета речи может быть средством манипулятивного воздействия, если автор выбирает нестандартное обозначение для описания действий лица, к которому он пытается вызвать антипатию: выражения типа приверженцы подобного курса; те, кто руководит всем этим, и т.п.

Антропонимы. Этим термином называют лексику, именующую человека. Несомненно, связь между самим словом и объектом номинации самая непосредственная, однако она может быть целенаправленно разрушена при помощи манипуляции с именем кандидата. Особенно показательным является предвыборное время, когда политическое имя служит объектом нападок и насмешек. Например, во время выборов мэра в Москве в одной из оппозиционных газет была помещена фотография: человек стоит на фоне дорожного знака при въезде в деревню, на знаке крупно написано - Лужки. Далее следует текст: «Все говорят: мэр Лужков, мэр Лужков. Ну, был я в этих Лужках - деревня как деревня» Газета «Точка», 01-03 декабря 1999. С.3.. Другой пример возвращает нас во времена предвыборной кампании Бориса Ельцина, когда, подчеркивая демократизм своего избранника, на стенах писали: «Заборы - за Борю!» Цит. по: Хазагеров Г.Г. Политическая риторика. - М., 2002. С. 232..

Жаргонизмы. Отождествить себя с определенной группой манипулятору может помочь использование определенного социального жаргона. Например, используя слова студенческого жаргона (препод, читалка, курсовик, студак), преподаватель может заявить о своей лояльности (часто это популистский прием). Говоря о соборности, мировом заговоре, временном оккупационном режиме, отечественном товаропроизводителе, номенклатурном реванше или обещая мочить террористов в сортире, говорящий тем самым либо обозначает себя как принадлежащего к носителям данного социального варианта языка; либо выказывает некое специфическое уважение к данной группе, ее ценностям, методам и так далее; либо, по крайней мере, сообщает о своей осведомленности о существовании такой группы. Другой целью может быть изменение имиджевых характеристик самой реалии. Например, заголовок «Контрабандисты под “крышей” ФСБ и МВД» Известия, 12 марта 1999. С. 2. носит явно дискредитирующий характер, поскольку для атрибуции государственных органов в значении `быть кому-либо защитой' использован жаргонный элемент крыша.

Эвфемизмы. Зачастую реальные мотивы действий политиков не могут быть открыты широкой аудитории, поскольку способны вызвать негативную реакцию большей части общества. Негласное правило политического деятеля: «Никогда не говори о себе ничего плохого» Zheng T. Characteristics of Australian Political Language Rhetoric: Tactics of gaining public support and shirking responsibility // Intercultural Communication, 2000, November, issue 4. Р. 15. перекликается с рекомендациями лингвополитологов: «Never say: Death, Dying and Killing» (никогда не говори “смерть”, “умирание” и “убийство”) Allan K., Burridge K. Euphemism & Dysphemism. Language used as Shield and Weapon. - N.Y., Oxford. Oxford University Press, 1999. . В этом случае очень эффективным манипулятивным средством является использование слов с улучшенной семантикой, так называемых эвфемизмов. Эти единицы часто имеют позитивную эмоциональную окраску, оказывая тем самым положительное эмоциональное воздействие на адресата. Языковые механизмы, стоящие за эвфемистичностью, различны. Например, называя войну событиями, говорящий использует слово расширенной семантики, давая излишне абстрактное описание ситуации, при котором многие отрицательные семантические компоненты оказываются невербализованными. Однако, называя ее многословно: крупномасштабные столкновения вооруженных группировок в борьбе за власть, он тоже искажает действительность, поскольку такое описание разрушает единый образ ситуации, номинация “увязает” в деталях. Мелиорирование (подача в более выгодном свете) событий может быть и более «изящным». Скажем, американские СМИ называли военную операцию на Балканах «гуманитарной акцией» (humanitarian operation), гибель мирных жителей - «сопутствующим ущербом» (collateral damage). Отечественная пресса демонстрирует сходные образцы: «В ответ на удары по Сербии Кремль рассматривал крайние меры» Известия, 26 марта 1999. С. 1. (речь идет о применении силы); «Москва пытается найти адекватный ответ действиям чеченских сепаратистов» Независимая газета, 10 марта 1999. С. 1. (подразумеваются так называемые “зачистки”).

Такая лексика используется чаще всего для того, чтобы лишить адресата визуального образа, сопутствующего исходной, немелиорированной (непосредственно обозначающей реалию) лексике, и тем самым уменьшить или свести на нет реакцию возмущения или несогласия.

Довольно успешно применялся этот прием во время забастовок шахтеров в 1998 году в городе Шахты. Политический смысл протестной акции смягчался и она принимала вид стихийного бедствия, когда в выступлениях региональных властей бастующие шахтеры трансформировались в жителей Ростовской области, а забастовка или рельсовая война превратились в двухдневную историю или эти события. Подобные высказывания помогли не только снизить агрессивность протестующей стороны, но и утвердить свое, выгодное говорящему, видение ситуации Поцелуев С.П. Ритуализация конфликта. По материалам “рельсовой войны” 1998 года // Полис, 2004, №3. С. 83-94..

Интересно, что порой использование эвфемизма принципиально меняет саму коммуникативную ситуацию. Скажем, называя событие трагедией или несчастным случаем, а не преступлением, говорящий тем самым делает неуместным разговор об ответственности, ибо у преступления виновник есть, а у трагедии или несчастного случая его нет.

Оксюморонические сочетания Оксюмороном называют соединение слов с взаимоисключающими или контрастными значениями: живой труп, горячий снег, убогая роскошь.. Аналоги этому методу можно найти еще у Оруэлла, вспомним абсурдные лозунги: «Война - это мир; Свобода - это рабство; Незнание - сила» Оруэлл Дж. 1984: Роман; Скотный двор: Сказка-аллегория: Пер. с англ. - М., 2003. С. 10 .

Часто, чтобы сохранить старую систему ценностей, манипулятор прибегает к модификации привычных категорий и создает на основе уже имеющихся выражений видоизмененные, но с фиксированным базовым элементом. Нередко соединенными оказывались слова с несовместимыми значениями. Так, в русском языке советского периода появились сочетания социализм с человеческим лицом, воины-интернационалисты, интернациональный долг. Аналогичные примеры можно найти в политическом языке США 1990-х годов: неприкрытая агрессия - агрессия против стран, поддерживаемых США, демократическое сопротивление - сопротивление режимам, неугодным США. Базовым элементом в этих выражениях обычно бывает существительное, обозначающее некую ценность, которая всеми понимается по-разному, а с помощью определения фиксируется ее некоторое специальное осмысление. Определение в таких выражениях обычно бывает эмоционально окрашено и ссылается на другую ценность, часто противоположную по оценочному вектору. Рассмотрим в качестве примера сочетание демократическое сопротивление: слово сопротивление предполагает насильственное противостояние, в то время как демократический мыслится как мирный и спокойный ход событий.