Лингвокультурные концепты и метаконцепты

Базовые характеристики и ассоциативная модель лингвокультурного концепта. Лингвокультурная концептуализация и метаконцептуализация прецедентных феноменов. Концепты и метаконцепты в смеховой картине мира (на материале современного русского анекдота).

Рубрика Иностранные языки и языкознание
Вид диссертация
Язык русский
Дата добавления 09.11.2010
Размер файла 390,3 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Концепт «теща» является одним из наиболее активно функционирующих концептов смехового варианта русской картины мира, находящего отражение в текстах анекдотов. В таблице 6 приводятся данные о частотности употребления номинантов свойстваґ в современных анекдотах. Для подсчета использован собранный нами корпус анекдотов, включающий около 13 400 текстов.

Таблица 6. Номинанты свойстваґ в текстах анекдотов

номинант свойстваґ

количество в текстах анекдотов

теща

204

зять

63

тесть

9

свекровь

4

невестка

3

сноха

1

Анекдот демонстрирует еще большую, чем в ассоциативно-вербальной сети востребованность лексемы теща по сравнению с другими номинантами свойстваґ. На долю тещи приходится около 72 % всех употреблений членов анализируемого тематического поля. 22 % составили употребления ее конверсива зять. При этом большинство терминов свойстваґ оказались для смеховой картины мира абсолютно неактуальны и не использовались ни разу.

Проанализируем функционирование концепта «теща» в смеховой картине мира, реализованной в анекдоте. В нашем распоряжении находится 160 текстов, которые могут быть объединены в тематическую группу «анекдоты о зяте и теще». Количественно эта группа оказывается обширнее, чем большинство циклов о представителях этносов (например, собранный нами текстовый корпус включает 145 анекдотов о грузинах, 148 - о чукчах, 94 - об украинцах).

Тексты о зяте и теще относятся к группе анекдотов, ценностной доминантой которых является суперконцепт «запретное». В этих анекдотах реализуется агрессия, вынужденно подавляемая носителем культуры в обыденной жизни. В них наносится физический или моральный урон тем, к кому анонимный автор / рассказчик / слушатель испытывает враждебность, реализовать которую во внетекстовой действительности мешают социальные запреты.

Несмотря на то, что в наивной классификации (на развлекательных интернет-сайтах, в книжных сборниках анекдотов) эти тексты обычно называются «анекдоты о теще», основным деятельным началом в большинстве из них оказывается зять, теща же чаще выступает как объект физического или вербального действия. При этом фигура зятя не всегда представлена в тексте в виде конкретного персонажа. Она как бы выносится за скобки, идентифицируя в качестве коллективного зятя участников коммуникативного обмена анекдотами. Особенно это касается анекдотов, построенных по принципу «вопрос-ответ»:

(1)

- Каков идеальный вес для тещи?

- 2 кг вместе с урной.

(2)

- Может ли в фильме быть хэппи-энд, если в конце главный герой погибает?

- Может. Если главный герой - теща.

В микрокосме текста зять - это одновременно и задающий вопрос, и отвечающий на него, а в макрокосме коммуникации - и анонимный автор, и рассказчик анекдота, и его слушатель, который сам становится потенциальным рассказчиком.

В основе большинства рассматриваемых текстов лежит стремление к элиминации (от латинского eliminare - изгонять, выносить за порог), т.е. исключению, удалению, устранению. Мотив элиминации воплощается в двух основных сюжетах: смерть тещи и приезд / отъезд тещи.

Тема смерти является более частотной, чем тема приезда / отъезда - анекдот предпочитает сделать элиминацию абсолютной и необратимой. Данная тема реализуется в следующих сюжетных моделях:

1) зять убивает тещу

(3)

Василий Иванович возвращается из отпуска. Петька:

- Ну как дома?

- Спасибо, хорошо. Все живы-здоровы.

- Теща как?

- С тещей вообще прекрасно. Вчера картошку чистила, палец порезала. Пришлось пристрелить, чтобы не мучалась.

(4)

На балконе 14-того этажа стоит мужчина и за волосы держит тещу над бездной: «Вон там Васька живет. Он тещу зарезал. А вон там Петро - он свою тещу задушил. Я не зверь какой, я вас, мама, просто отпускаю. Летите куда захотите…»

2) зять выражает желание убить или погубить тещу

(5)

Письмо: «Одесса, Дерибасовская, 15, кв. 118, Кацу. Плати двадцать кусков зеленых или твою тещу таки замочат». Ответ: «Я не тот Кац, который проживает на Дерибасовской, 15, кв.118. Я таки Кац с Дерибасовской, кв.118, но вот из дома 16. Но ваше предложение меня таки заинтересовало».

(6)

Мужик читает в газете: «В результате криминальных разборок в ресторане случайно убита официантка». Говорит жене: «Скучно, наверное, твоей матери целый день дома сидеть. Может, ей на работу устроиться?» - «Кем же она может устроиться?» - «Да кем угодно, хоть официанткой…»

3) зять желает теще смерти

(7)

Сидит любящий зять у постели умирающей тещи. Теща следит глазами за ползающей по потолку мухой. На что зять ласково так замечает: «Мама, ну не отвлекайтесь, пожалуйста!»

(8)

- Господин директор! Я хотел бы уйти с работы пораньше на похороны своей тещи.

- Я тоже…

4) зять испытывает радость от смерти тещи

(9)

- А мне с тещей сказочно повезло.

- Неужели? И где же ты откопал такое сокровище?

- Закопал, дружище. Закопал.

(10)

Идет гражданин по улице. Настроение у него отвратительное. «Ну что ж так не везет, а? С начальником скандалы, собака сбежала, кошелек потерял…». Видит - продают лотерейные билеты. А, думает, все равно сплошные неприятности, достану сейчас из кармана последнюю десятку и сыграю. И р-раз - машину выигрывает. Обрадовался - сил никаких нет. Бежит домой жену осчастливить. Бежит, а сам приговаривает: «Вот жизнь, а! Если не фартит, то не фартит, а уж если фартит, то на полную катушку». Жена открывает дверь вся в слезах: «Представляешь, моя мама только что умерла». Гражданин с шумным вздохом сдвигает кепку на затылок: «Ну я же говорю: везет так везет».

Иногда способом элиминации тещи вместо смерти физической становится смерть речевая, т.е. немота. Это свидетельствует о том, что для носителя анекдота основное зло, несомое тещей, воплощается именно в ее коммуникативных действиях.

(11)

Муж говорит жене:

- Давай твою маму в санаторий для глухонемых на месячишко-другой отдохнуть отправим.

- Что она там будет делать, у нее прекрасная дикция и изумительный слух.

- А как насчет пословицы: «С кем поведешься - от того и наберешься»?

(12)

Пришел к стоматологу на работу друг, а стоматолог ему говорит: «Ты посиди тут, а я выйду на 5 минут». Сидит он, ждет. Входит дама, вся в мехах и бриллиантах, и говорит: «Мне срочно надо удалить зуб. Плачу 100 баксов». Мужик колеблется, но соглашается. Берет щипцы, дергает чего-то. Дама выскакивает из кабинета с криком и брызгами крови. Через минуту в кабинет входят 2 быка с мобилами, и самый крутой говорит: «Ты знаешь, что ты только что сделал?» Мужик дрожит от страха. - «Ты только что вырвал язык моей теще!!!» И бросает на стол пачку баксов.

В единичных случаях элиминация (реализованная или желаемая) осуществляется иными способами, функционально близкими смерти, например, похищение или тюремное заключение по сфабрикованным доказательствам.

Второй по частотности темой анекдотов о теще является тема приезда тещи в дом зятя или отъезда из него. Приезд здесь интерпретируется как вторжение, для его описания используются лексемы беда, облом, заявиться и т.п. Очень часто появление тещи является неожиданностью для хозяев дома, что явно коррелирует с пословицей Незваный гость хуже татарина. Жилище - это, прежде всего, территория свободная от «чужаков», возможность уйти от внешнего мира, микрокосм, организованный человеком сообразно своим вкусам и потребностям. Присутствие тещи в доме воспринимается как нарушение личного пространства мужчины, угроза семейной безопасности («миру в доме») и уюту.

Тема приезда / отъезда тещи реализуется в сюжетных моделях, сходных с сюжетами о смерти тещи:

1) зять выражает неудовольствие по поводу состоявшегося или предстоящего приезда тещи:

(13)

- Вчера у меня заболела жена, а сегодня приехала ее мать, чтобы ухаживать за ней.

- Да, беда никогда не приходит одна.

(14)

- Представляешь, какой у меня облом! Купил себе резиновую женщину.

- Так это же прекрасно.

- Да. Но вчера к нам заявилась резиновая теща!

2) зять выражает радость по поводу отъезда или несостоявшегося приезда тещи:

(15)

- Как будет по-английски «Моя теща не придет на ужин сегодня вечером»?

- Yeeeeeaaaaaaaahhhhhh!!!

(16)

- Мы в этом году по одной путевке всей семьей отдыхали!

- Не может быть!

- Просто мы купили путевку и отправили по ней в санаторий тещу.

3) зять пытается выгнать тещу или препятствовать ее приезду:

(17)

Граф вызывает слугу: «Милейший, завтра ко мне приезжает теща. Вот список ее любимых блюд…» - «Понимаю, сэр». - «…И если вы приготовите хотя бы одно из них - немедленно получите расчет!..»

(18)

Мужик, услышав звонок в дверь, открывает и видит на пороге тещу. Та ему говорит: «Меня муж за дверь выставил, можно я несколько дней здесь поживу?» - «Конечно, нет проблем, устраивайтесь вот здесь, слева, чтобы соседу входную дверь не загораживать».

Иногда стремление к элиминации в действиях зятя отсутствует, нанесение ущерба теще превращается в самоцель. Ущерб при этом бывает как физический, так и моральный:

(19)

Разговаривают два мужика:

- Люблю я рано утром на даче, часов в двенадцать, выйти. Стоишь на крыльце, а кругом только согнутые спины. Берёшь шланг, хрясь по спине тёще: «Марья Захаровна, вы шланг на крыльце забыли!»

- Ну она, поди, в крик сразу?

- Не. Рада-радешенька, прошлый раз она лопату забыла.

(20)

Мужик навещает в больнице тещу, которая там лежит с серьезным заболеванием ног: «Здравствуйте, мама, я вижу, вам скучновато здесь лежать, даже почитать нечего, верно? Так вот, я вам книжку принес, «Повесть о настоящем человеке» называется».

Однако анекдоты с безэлиминационной агрессией количественно уступают элиминационным.

Характерно, что как в элиминационных, так и в безэлиминационных анекдотах действия или черты тещи, провоцирующие агрессию, описываются крайне редко. Необходимость изгнания или нанесения вреда теще преподносится как аксиома, не нуждающаяся в развернутой мотивировке. Отрицательная природа персонажа обозначена уже самим словом теща.

Анекдот выводит антагонизм зятя и тещи за рамки межличностного конфликта двух конкретных индивидов и трактует его как универсальную поведенческую модель, избежать которой невозможно. Так, носителем отрицательного отношения к теще (враждебности или фобии) становится ребенок мужского пола, т.е. не актуальный, а лишь потенциальный зять.

(21)

Маленькая девочка прибегает к воспитательнице детского сада вся в слезах.

- Что такое? Кто тебя обидел?!

- Вовка!

- За что?

- Он сказал, что тещ еще в детстве убивать надо!

(22)

Проснулся утром малыш и плачет. Мама: «Ты чего плачешь?» - «Да теща присни-и-и-ла-А-А-А-А-сь!!!»

Антагонизм не только начинается до брака, но и продолжается после смерти объекта агрессии. Сюжет ряда анекдотов построен на нарушении погребального обряда, издевательстве над останками тещи.

(23)

На поминках тещи зять все время шепчет: «Да будет земля тебе пухом, да будет земля тебе пухом, да будет земля тебе пухом!». Друг интересуется: «Что ты так убиваешься - ты ее же ненавидел?» - «Если бы ты знал, какая у нее была аллергия на пух!»

(24)

Мужик поутру отпрашивается у бригадира с работы: «Отпусти на сегодня, тещу хоронить надо!» - «Ну, ладно, шуруй!» После обеда мужик вновь появляется на работе. - «Ты чего это приперся, а кто тещу-то хоронить будет?» - «Да, уже управился!» - «???» - «А что церемониться! Я ее по пояс в землю врыл да лаком покрыл!!!»

В качестве второстепенных персонажей анекдота о теще и зяте рассмотрим жену, ребенка и представителей внесемейного социума.

Жена в рассматриваемых текстах выступает в двух основных функциях. Во-первых, как носитель зла аналогичный теще. В этом случае жена и теща выступают в роли единого фактора, создающего мужчине жизненный дискомфорт. Элиминационная или безэлиминационная агрессия распространяется на них в равной степени.

(25)

Пришёл муж уставший после работы. Сел ужинать. Вокруг бегают жена и тёща - и все чего-то от него требуют. Тёща говорит: «Надо купить и повесить новую бельевую верёвку!» Жена говорит: «Надо купить и рассыпать отраву для тараканов!» Муж молчит и думает: «Куплю верёвку и повешу тёщу. Куплю отраву и подсыплю жене. Или наоборот?»

(26)

На базаре бабка продает яблоки, в них табличка - «Чернобыльские». Какой-то умный человек проходя мимо замечает: «Слышь, бабка, дык наверное твои яблоки никто и не покупает. Зачем ты эту табличку пост

Во-вторых, жена может выполнять функцию примирителя (всегда безуспешного) мужа и своей матери. В этих случаях ее речь реализуется в жанрах упрека или скандала.

(27)

- Что ты такой невоспитанный? Приедет мама в гости - ты ее никуда не сводишь, не свозишь!

- А что толку? Она все равно дорогу домой находит!

(28)

- Завтра к нам приедет моя мама! … молчание. - Ненадолго, всего на пару недель! … молчание. - Ты слышал, что я сказала? … молчание. - Ну вот и славно, я знала что ты не рассердишься! … тяжелый вздох. - И не надо на меня орать!

Ребенок женского пола не имеет в рассматриваемых текстах четко определенных функций. Ребенок же мужского пола, как уже отмечалось, это будущий зять. Он становится свидетелем, а в некоторых случаях и подчиненным соучастником элиминирующих действий по отношению к теще.

(29)

Один мужик загорал с сыном на пляже, а теща купалась. Вдруг она стала тонуть.

- Папа, смотри, наша бабушка не плывет, а кричит и машет руками!

- Что же ты сидишь, сынок?! Помаши и ты ей на прощанье.

(30)

- Папа, а бабушка точно будет ехать этим поездом?

- Ты бы меньше трепался и побыстрее откручивал рельсу…

Процесс культивации у ребенка негативного отношения к теще описывается анекдотом как целенаправленная передача ценностных установок от одного поколения мужчин к другому.

(31)

Теща зятю: - Каждый вечер вы рассказываете моему внуку сказки. Не могли бы вы объяснить, почему они все заканчиваются одинаково: «Они поженились и жили счастливо, потому что невеста была сиротой?»

(32)

- Папа, нам по русскому падежи задали. Просклоняй слово теща.

- Змея! Скотина! Сволочь! Гнида! Стерва!

Для персонажей, представляющих внесемейный социум, поведение зятя оказывается естественным и ожидаемым. Окружающие не только не осуждают агрессивные действия, но иногда и предвосхищают их, проявляют готовность стать их соучастником.

(33)

Семья нового русского купается в озере, поблизости сидит рыбак - рыбу ловит. Вдруг рыбак услышал, как новый русский зовет на помощь: «Помогите! Моя жена тонет, а я не умею плавать! Я дам вам сто баксов, если вы мне поможете!» Рыбак в десять сильных гребков оказывается рядом с тонущей женщиной и вытаскивает ее из воды. Потом обращается к новому русскому: «Ну где моя сотня?» - «Ты знаешь, она так мельтешила в воде, что я подумал, что это моя жена, но я ошибся - это моя теща». - «Эх, невезуха! Сколько я тебе должен?»

(34)

- Алло! Это аптека? Сейчас к вам придет моя теща с собакой, дайте ей яду.

- Хорошо, а вы уверены, что собака одна найдет дорогу домой?

Позитивное отношение к теще или действие, направленное ей во благо, вызывают недоумение и нуждаются в оправданиях.

(35)

- Как ты можешь непрестанно ссориться с женой и в то же время уважать тещу?

- Когда-то именно она была решительно против нашего брака.

(36)

- Когда загорелся дом, я влетел в комнату и вынес тещу на руках.

- Да, в таких обстоятельствах легко потерять голову.

Каждому персонажу анекдота свойственна определенная модель поведения, связанная с его идентификацией анонимным автором / рассказчиком. В особенности это касается персонажей, идентифицируемых как представители социальных институтов. Существуют четкие модели поведения милиционера, врача, офицера и т.п. В случае, касающемся отношения к теще, агент социального института демонстрирует отказ от своей профессиональной идентичности в пользу идентичности мужской.

(37)

По коридору больницы, рядом с операционной, нервно расхаживает мужик. Ходит час, два, три… Наконец, дверь операционной открывается, выходит хирург со скорбным лицом и говорит мужику: - «У меня для вас плохая новость. На третьем часу операции ваша мать…». Мужик прерывает: - «Это не моя мать! Это - теща!» Хирург: - «У меня для вас хорошая новость. На третьем часу операции…»

(38)

Идет мент по улице, смотрит, на седьмом этаже висит женщина, еле держится за карниз, а мужик из окна пытается ее вниз свалить.

- Эй, гражданин!!! Вы что делаете???

- Да это моя теща!

- Живучая, падла!

Сама теща также осознает отрицательную природу своего статуса.

(39)

Мать говорит дочери: «Этот твой поклонник мне так противен, что я с удовольствием стану его тещей!»

(40)

Теща зятю: «Вы говорите, я вам в тягость… Да кто же меня сделал тещей, как не вы!»

Обращение с тещей, прокламируемое анекдотом как естественное, неизбежно вступает в конфликт с одним из наиболее значимых культурных табу - запрета на насилие в отношении женщины. Способом снятия этого противоречия становится лишение тещи статуса женщины:

(41)

- Ну вот скажите, подсудимый, за что вы избили женщину?

- Какую женщину, это же моя теща!

(42)

Тамада произносит тост: «Так выпьем за наших прекрасных дам. Мужчины и теща пьют стоя!»

Акцентуированность отношений «теща - зять» и негативная оценочность концепта «теща» ни в коей мере не являются традиционными чертами русской культуры. Так, в русской волшебной сказке, после того как герой побеждает змея, его преследуют змеихи (родственницы змея). Иногда это мать змея, иногда сестры, иногда теща [Пропп 1996: 220, 345]. Таким образом, теща выступает здесь мстительницей за зятя наряду с кровными родственниками.

Обратившись к сборнику В.И. Даля «Пословицы русского народа» (ПРН), мы увидим, что лексема теща в текстах пословиц, посвященных семейно-родственным отношениям, не выделяется по частотности употребления из группы номинантов родителей супругов (см. таблицу 7).

Таблица 7. Номинанты родителей супругов в русских пословицах

номинанты родителей супругов

количество в ПРН

свекровь

18

теща

16

тесть

14

свекор

9

В пословицах о теще содержится как негативная (Был у тещи, да рад утекши; У тещи карманы тощи), так и позитивная оценочность (У тещи-света для зятя приспето; Зять да сват у тещи - первые гости; Зять на двор - пирог на стол). Гораздо чаще, чем теща, отрицательно характеризуется зять (Нет черта в доме - прими зятя!; На зятьев не напасешься, что на яму; Думала теща, пятерым не съесть, а зять-то сел, да за присест и съел; Ни в сыворотке сметаны, ни в зяте племени; Прими зятя в дом, а сам убирайся вон!).

А.Н. Кушкова, анализируя тексты о крестьянских ссорах второй половины XIX века, выделяет следующие группы семейных ссор между свойственниками: свекровь ссорится с невесткой, свекровь ссорит сына с женой, невестки ссорятся между собой, невестка ссорится с незамужними сестрами мужа [Кушкова 2001: 134]. Таким образом, теща не фигурирует среди участников прототипических конфликтов в традиционной русской семье. Очевидно, это обусловлено доминирующим патрилокальным характером семьи. Мужчина контактировал со своей тещей не так часто и интенсивно, как женщина со своими свойственницами. Зять же, принятый в семью жены и уничижительно именовавшийся примак, животник, влазень [СД], находился в слишком зависимом положении, чтобы быть активной стороной в конфликте.

Ситуация меняется в XX веке. И.А. Разумова, исследуя семейный исторический нарратив 1990-х годов, называет среди участников прототипного семейного конфликта тещу. «В системе свойстваґ наиболее отмеченными являются взаимоотношения свекровь - невестка, теща - зять и золовка - невестка… Отношения свекровь - невестка и теща - зять строятся по разным моделям как в силу традиционного распределения ролей в системе родственников (подчиненный статус невестки в «чужом» доме, независимое положение зятя), так и вследствие отталкивания персонажей, совпадающих по признаку пола. Теща может наделяться теми же признаками, что и свекровь: «привораживает» к дочери будущего зятя, иногда «разводит» молодых с помощью магических приемов, - однако, ей не присущи, в целом, демонические черты, характерные для образа свекрови» [Разумова 2001: 276-277]. Мы видим, что в семейном нарративе теща не является главенствующим деструктивным элементом семьи. Она наделяется менее отрицательными чертами, чем свекровь. Почему же на языковом уровне свекровь оказывается практически нейтральна, а теща отрицательно коннотирована?

Ответ связан с культурным статусом жанра анекдота. Анекдот следует рассматривать не только как сферу реализации концепта «теща», но и как фактор, формирующий этот концепт в языковом сознании.

Анекдот, единственный активно функционирующий в современном обществе фольклорный жанр, занимает ту позицию в иерархии жанров, которая прежде принадлежала пословице. Это позиция носителя и распространителя основных стереотипов и утилитарных ценностей социума. Реализуемые на текстовом уровне, стереотипы эти переходят затем на уровень языковой и закрепляются в лексике и фразеологии.

Пословице была свойственна известная терпимость к различным точкам зрения. В ряде случаев пословичные тексты отражали элементы отличных друг от друга мировидений. «Большинство пословиц - это прескрипции-стереотипы народного самосознания, дающие достаточно широкий простор для выбора с целью самоидентификации - иногда из прямо противоположных максим (ср. Бабий век - сорок лет и Сорок пять - баба ягодка опять и т.п.)» [Телия 1996: 240]. Эта терпимость проявлялась и в гендерных стереотипах, функционирующих в пословицах. А.В. Кирилина отмечает, что, при общей склонности русского пословичного фонда к андроцентризму, в нем имеют место и противоположные тенденции, в том числе явственно различимый «женский голос», выражающий женскую картину мира [Кирилина 1999: 114-123].

В картине же мира, реализуемой в анекдоте, тенденция к андроцентричности является подавляющей. «Женский голос» в ней фактически отсутствует. Анекдот - это и «жанр мужского общения» [Седов 1998: 9-10], и способ экспансии мужской картины мира в общеязыковую картину мира. Тексты, в которых воплощается женское мировидение, не обладают свойствами (прежде всего, свойством регулярной воспроизводимости), дающими возможность вывести стереотип за рамки ситуативного речевого воплощения и дать ему устойчивый языковой статус. Именно поэтому мы можем говорить о «теще» как лингвокультурном концепте, а о «свекрови» как неязыковом стереотипе.
Подведем итоги:
1. Для современной русской лингвокультуры отношения теща - зять являются наиболее актуальными из всех свойственных связей. При этом акцентуированным членом пары оказывается теща. Лексема теща характеризуется высокой востребованностью в ассоциативно-вербальной сети, имеет выраженную оценочную коннотацию, проявляющуюся в ее употреблениях как в устойчивых выражениях, так и в свободных контекстах. Можно констатировать существование в сознании носителей русского языка лингвокультурного концепта «теща».
2. Концепт «теща» активно функционирует в смеховой картине мира, реализуемой в анекдоте. Основными чертами анекдотов о зяте и теще являются широкая представленность сюжетов, связанных со смертью и насилием, доминирующая направленность на элиминацию тещи (путем умертвления или изгнания), абсолютизация конфликта зятя и тещи, выведение его за личностные рамки и возведение в естественную и социально одобряемую константу, провозглашаемая возможность нарушения в отношении тещи ряда морально-этических предписаний и табу (Нельзя убивать; нельзя желать другому смерти; нужно уважительно относиться к человеческим останкам; нужно быть гостеприимным и т.п.). В анекдотах о теще доминирует один из системообразующих концептов смеховой картины мира - концепт «запретное» (см. параграф 3.3). Данные тексты являются средством реализации гендерной агрессии.

3. Негативная заряженность концепта «теща» объясняется комплексом социокультурных и лингвокультурных причин. К первым относятся разрушение традиционной патрилокальной семьи, ослабление родственных связей, нормативное для городской культуры стремление семьи к жилищной и хозяйственной самостоятельности, сочетающееся с недостатком жилого фонда и вынужденным совместным проживанием. Ко вторым - переход статуса носителя основных стереотипов и утилитарных ценностей от дидактического жанра пословицы, сочетавшего элементы мужского и женского мировидения, к смеховому жанру анекдота, характеризующемуся почти абсолютным андроцентризмом.

3.6 Метаконцепты прецедентных текстов в анекдоте

Как уже отмечалось, смеховая картина мира, закрепленная на языковом уровне в жаргонных метафорах, перифразах и экзотизмах, а на текстовом уровне - в фольклорных текстах (прежде всего, анекдотах, а также частушках, городских паремиях, пародиях и т.п.), отражает наиболее актуальные для данного социума ценности. Ценностная унификация современной цивилизации делает большинство смеховых текстов универсальными. Так, во всех современных культурах широко распространены анекдоты о представителях других этносов, о политике, о семейных отношениях. Однако существует целый пласт смехового фольклора, являющийся прерогативой русской культуры советского периода. Речь идет о крупных анекдотных циклах, основанных на прецедентных кинотекстах. Существование этого феномена обусловливает ряд факторов:

1) высокий авторитет художественного текста в русской культуре и связанная с этим потребность в игре с текстом;

2) визуализация культуры, переориентация носителей культуры с потребления печатных текстов на медиатексты;

3) смысловое превалирование в отечественном кино советской эпохи вербального ряда над видеорядом;

4) ограниченное количество художественных фильмов, производившихся в СССР, и связанная с этим всеобщность знакомства с кинотекстами.

Печатная литература не стала источником ни одного крупного анекдотного цикла, общего для всех носителей русской культуры. Приходится признать, что чтение, как способ потребления культурных ценностей, уже не актуально для социума в целом. Анекдотные массивы, основаннные на литературных текстах, порождаются лишь субкультурами (примером могут послужить распространенные в субкультуре «толкинистов» смеховые тексты, апеллирующие к произведениям Дж. Р. Толкиена). Кинотексты стали источником четырех крупных анекдотных циклов:

1) цикл о Василии Ивановиче и Петьке: источник - фильм «Чапаев», 1934 г., восстановлен в 1963 г., режиссеры Г.Н. Васильев и С.Д. Васильев (псевдоним - «братья Васильевы»), литературная основа - одноименный роман Д. Фурманова;

2) цикл о поручике Ржевском: источник - фильм «Гусарская баллада», 1962 г., режиссер Э.А. Рязанов, литературная основа - пьеса А.К. Гладкова «Давным-давно»;

3) цикл о Штирлице: источник - телесериал «Семнадцать мгновений весны» (1973 г.), режиссер Т.М. Лиознова, литературная основа - одноименный роман Ю. Семенова;

4) цикл о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне: источник - цикл телесериалов «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона», 1979-1983 гг., режиссер И.Ф. Масленников, литературная основа - рассказы и повести А. Конан-Дойла.

Со сменой политического строя и идеологических доминант русскоязычного общества данные тексты не вышли из употребления. Более того, наряду с воспроизведением старых анекдотов, происходит пополнение цикла новыми единицами, насыщенными реалиями современной России. В рамках данного параграфа будет приведен образец моделирования метаконцептов прецедентных текстов, функционирующих в смеховой картине мира. Для этого мы обратимся к материалу двух метаконцептов - «Семнадцати мгновений весны» и «Приключений Шерлока Холмса» (в некоторых случаях мы будем для сопоставления обращаться также к метаконцепту кинтотекста «Чапаев» и циклу о поручике Ржевском).

Актуальность данных метаконцептов различна. Анекдоты, основанные на кинотексте «Семнадцать мгновений весны», составляют самый обширный и интенсивно развивающийся из четырех вышеперечисленных циклов. Анекдоты же, апеллирующие к приключениям Шерлока Холмса и доктора Ватсона, напротив - наиболее поздно сформировавшаяся и малочисленная серия анекдотов, базирующихся на прецедентном тексте. В наивной, а затем и в научной традиции [Лурье 1989; Белоусов 1995; Шмелева, Шмелев 2002] названные совокупности смеховых текстов получили названия «анекдоты о Штирлице» и «анекдоты о Шерлоке Холмсе». Мы также будем пользоваться этими обозначениями, хотя следует отметить, что они не вполне точны, поскольку существует некоторое (пусть небольшое) количество входящих в циклы анекдотов, среди действующих лиц которых Штирлиц и Шерлок Холмс отсутствуют. Основой данных циклов являются не прецедентные личности отдельных персонажей, а прецедентные миры кинотекстов.

В процессе моделирования метаконцепта прецедентного текста, функционирующего в смеховой картине мира, мы рассмотрим следующие характеристики анекдотных циклов:

- соотношение смеховых текстов с текстом-источником,

- тональность осмеяния,

- концептуальное ядро цикла,

- второстепенные сюжетно-персонажных линий,

- ассоциативную экспансию прецедентного мира.

1. Соотношение смеховых текстов с текстом-источником. Из всех анекдотных циклов, основанных на прецедентных кинотекстах, анекдоты, апеллирующие к «Семнадцати мгновениям…», демонстрируют наибольшую связь с миром текста-источника. Для них характерна высокая ономастическая насыщенность. Карнавальным сознанием усвоено более двадцати антропонимов из исходного кинотекста (Штирлиц, Исаев, Мюллер, Кэт, Борман, Холтофф, Плейшнер, Шлаг, Рольф, Рунге, Барбара и т.д.). Элементами фильма, проникшими в анекдот, стали не только персонажи, но и исполнявшие их роли актеры (в параграфе 2.2 отмечалось, что имена актеров стали частью метаконцепта данного текста и во внекарнавальном сознании):

(1)

Штирлиц проснулся в тюремной камере. Он совершенно не помнил, как сюда попал, какое сегодня число и какая в городе власть. После долгих размышлений он наконец решил, что если войдет гестаповец, надо будет сказать: «Хайль Гитлер, я - штандартенфюрер СС фон Штирлиц», а если войдет советский солдат - представиться: «Я - полковник Исаев». В этот момент входит милиционер и говорит: «Ну и нажрались Вы вчера, товарищ Тихонов!»

(2)

Штирлиц выстрелил Мюллеру в голову. Пуля отскочила. - «Броневой», - подумал Штирлиц.

В число персонажей анекдота вошел даже «голос за кадром», сопровождавший действие фильма:

(3)

Проходя по коридору, Штирлиц толкнул дверь кабинета Бормана. Дверь не открылась. Штирлиц толкнул сильнее. Дверь не открылась. Тогда Штирлиц разбежался и ударил дверь плечом. Дверь не открывалась. Голос Копеляна за кадром: «На себя, болван! Дверь - на себя!»

Часто в текстах налицо географическая конкретизация места действия, что для анекдота в целом не характерно, но важно для передачи атмосферы фильма: Швейцария, Берн. Штирлиц и пастор Шлаг сидят в ресторане…; Штирлиц подошел к Александрплатц…; Зал в гостинице «Адлер» в Германии…; Штирлиц зашел в кафе «Элефант»…; Однажды Штирлиц шел по узеньким улочкам старого Берна….

Высока и сюжетная актуальность текста. Многие эпизоды стали объектом разнообразного пародирования. Ср., например, анекдоты, посвященные переходу пастора Шлага через границу:

(4)

Штирлиц долго смотрел, как пастор Шлаг шел на лыжах через швейцарскую границу. «Да, тяжело ему», - подумал Штирлиц. Стоял июль 1944 года.

(5)

Штирлиц провожал пастора Шлага в Швейцарию. Как только он помог ему пристегнуть лыжи, раздался сильный взрыв, и из-за горы поднялось уродливое радиоактивное облако. - Идите на шум электростанции, пастор, благо теперь ее не только слышно, но и видно! - сказал Штирлиц и подумал: «Далеко же продвинулись конкуренты Рунге!»

(6)

Штирлиц увидел снежную лавину и подумал: «Бедный пастор, он так и не научился ходить на лыжах».

Связь с текстом-источником проявляется не только в содержании анекдотов о Штирлице, но и в их грамматическом оформлении. Как отмечают Е.Я. и А.Д. Шмелевы, в русском анекдоте в тексте «от автора» обычно используется настоящее время глагола. «Эта особенность связана с близостью анекдота народному театру: используя так называемое настоящее изобразительное, рассказчик представляет действие как бы разворачивающимся в данный момент перед глазами зрителей» [Шмелева, Шмелев 2002: 32]. Анекдоты о Штирлице являются исключением - многие из них рассказываются в прошедшем времени: За Штирлицем следили…, Штирлиц ехал на машине…, Над головой Штирлица всю ночь свистели пули…. «Именно выбор прошедшего времени несовершенного вида - характерный прием, позволяющий пародировать «закадровый голос» из фильма» [Шмелева, Шмелев 2002: 85]. Общежанровые характеристики таким образом уступают направленности на конкретную цель данной группы текстов - пародирование. Отметим, что форма пародируемого текста оказывается настолько значима для карнавального сознания, чтобы нарушить жанровый канон, еще только в одном случае - в анекдотах, апеллирующих к сказкам: Поцеловал Иван-Царевич Царевну Лягушку и предстала перед ним растрепанная бабища бальзаковского возраста…, Пустил отец-султан по стране гонцов с хрустальной туфелькой…, Сел Иван-Дурак на Коня-Идиота….

По сравнению с циклом о Штирлице анекдоты о Шерлоке Холмсе демонстрируют довольно слабую связь с текстом-источником. В анекдотах фигурируют лишь шесть антропонимов из исходного кинотекста (Шерлок Холмс, Ватсон, миссис Хадсон, сэр Генри, Бэрримор, собака Баскервилей), а имена исполнителей ролей отсутствуют вообще. Из географических конкретизаторов места действия представлено лишь название улицы, на которой живут главные герои (Ватсон приходит в дом на Бейкер-стрит; Шерлок Холмс и доктор Ватсон сидят утром у камина на Бейкер-стрит).

На уровне сюжета также налицо слабая востребованность текста-источника. Большинство анекдотов холмсовской серии заимствуют из исходных литературных текстов и кинотекстов лишь центральных персонажей и отношения между ними, не обращаясь к конкретным приключениям Шерлока Холмса и доктора Ватсона. Единственным «реальным» делом Холмса, фигурирующим в анекдотах, является дело собаки Баскервилей.

2. Тональность осмеяния. Под тональностью осмеяния мы понимаем эмоциональную характеристику комического текста, выражающуюся в степени грубости / мягкости (телесности / интеллектуальности), используемых для карнавального снижения смыслов и форм. Бросается в глаза, что по сравнению с анекдотами о Штирлице и Чапаеве для анекдотов о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне характерна большая насыщенность нецензурной лексикой и сексуально-копрологическими мотивами. Юмор здесь крайне примитивен и носит откровенно телесный характер. Иными словами, большинство анекдотов о Холмсе могут классифицироваться как анекдоты грубые и непристойные:

(7)

Идут Шерлок Холмс и Ватсон по улице. Шерлок Холмс спрашивает: - А вы знаете, Ватсон, что за этим поворотом лежит большая куча экскрементов* Знаком * отмечены эвфемизмы, которыми мы заменяли обсценную лексику.? Поворачивают, и правда лежит. - Гениально, Холмс! А как вы угадали?

- Элементарно, Ватсон. Здесь я впервые встретил собаку Баскервилей…

(8)

- Знаете, Холмс, у нас в квартире на Бейкер-стрит творятся странные вещи. Когда закрываешь за собой дверь в туалете, то гаснет свет.

- Дорогой Ватсон, вы просто перепутали туалет с холодильником.

- Холмс, но как вы догадались? Опять ваш дедуктивный метод?

- Это же элементарно, Ватсон! Попробуйте-ка этот паштет!

По-видимому, данный факт связан с характеристиками исходного кинотекста. Дело в том, что сериалу И. Масленникова уже свойственна пародийно-комическая тональность. В «Семнадцати мгновениях весны» комические мотивы отсутствуют практически полностью, в «Чапаеве» имеется некоторое количество смеховых сцен, но общую тональность текста определяет трагический финал. Таким образом, в случае этих двух текстов анекдотное снижение происходит по схеме «от серьезного к смешному», Шерлок Холмс же снижается по схеме «от мягкого интеллектуального смеха к смеху грубому и телесному».

3. Ценностное ядро прецедентного мира. В структуре каждого анекдотного цикла, основанного на прецедентном тексте, может быть выделено ценностное ядро, олицетворением которого обычно является центральный персонаж. Ценностное ядро - это та прокламируемая текстом-источником ценность, ради снижения которой и возникли смеховые тексты. Именно высокая актуальность этой ценности для лингвокультуры и широкая представленность ее в данном тексте детерминируют появление цикла и поддерживают его существование.

Ценностным ядром анекдотов о Штирлице является лингвокультурный концепт «разведчик». Рассмотрим интразону этого концепта в русском языке. Ее составляют лексемы следующего синонимического ряда: разведчик, шпион, агент, резидент, лазутчик. Наиболее общим значением и стилистической нейтральностью обладают слова разведчик и шпион. Они характеризуются общностью денотата - `человек, выведывающий государственные и в особенности военные тайны какого-либо государства и сообщающий их другому государству' [Суш], но противоположностью оценочных коннотаций, что наглядно проявляется в их сочетаемости. Если выражения отважный разведчик, подвиг разведчика не противоречат речевому узусу, то отважный шпион, подвиг шпиона воспринимаются как аномальные. В то же время в крылатых высказываниях Болтун находка для шпиона! и Смерть шпионам! слово разведчик было бы неприемлемо. Шпион часто сочетается с пейоративом предатель (ср. апокрифические слова Хрущева при аресте Берии: Предателя, шпиона и негодяя Берию - арестовать!). Лексемы разведчик и шпион могут противопоставляться в рамках одного высказывания: Был разведчик, стал шпион (Новости rambler.ru, 12.11.2002), Влюбленный разведчик хуже шпиона (NovayaGazeta.ru, 12.02.2001).

Сосуществование в языковой системе данных синонимов (или, в рамках теории Ю.Д. Апресяна, квазисинонимов) определяется потребностью социума в противопоставлении деятельности, направленной на его собственное усиление (похищение информации у других государств) и деятельности, направленной на его ослабление и усиление конкурирующих социумов, (похищение информации у него). Перед нами уникальное проявление на лексическом уровне феномена, получившего в этике название «готтентотская мораль» (У готтентота спросили: «Что есть зло?» «Зло - это, когда сосед украл у меня барана». «А что есть добро?» «Добро - это, когда я украл у соседа барана»). Уникально не само существование подобных языковых значений, но их однословная фиксация, доказывающая высокую степень актуальности данного концепта для языкового коллектива. Обычно подобные значения фиксируются на уровне клишированных словосочетаний (ср.: оккупация и присутствие ограниченного контингента войск и т.п.).

Оценочная противоположность рассматриваемых лексем, базирующаяся на антиномии «свой-чужой», поддерживается следующими их свойствами:

1) происхождением. Лексема шпион является заимствованной (в русском языке с начала XVIII века, от немецкого Spion, происходящего в свою очередь от итальянского spione, которое основано на германской форме [ЭСЧер, ЭСФас] и ощущается носителем языка в качестве таковой. Разведчик образовано методом аффиксации от древнерусского корня вед-, восходящего к индоевропейскому языку. Таким образом, противопоставлению «свой - чужой» соответствует лингвистическое «исконный - заимствованный».

2) внутренней формой. Шпион родственно немецкому spдhen `следить', разведчик - русскому ведать (как отмечает Ю.С. Степанов [1997: 344-346], производными от корня вед- в русском языке традиционно обозначалось знание, полученное через органы чувств). Следовательно, значения обоих слов связаны с процессом чувственного восприятия, однако лексема шпион более ассоциирована с самим процессом механического восприятия (шпионить может рассматриваться как гипероним лексем подглядывать и подслушивать), разведчик же - с процессом ментальной обработки информации (разведывать синонимично разузнавать). Противопоставлению «свой - чужой» соответствует «интеллектуальный - перцептивный».

3) эпидигматикой. Обе рассматриваемые лексемы являются многозначными. Разведчик помимо значения `сотрудник, работник разведки, т.е. организации, ведающей специальным изучением экономической и политической жизни других стран, их военного потенциала', обладает также значением `военнослужащий разведки, тот, кто идёт в разведку' [СОж]. Разведка в последнем случае - `действия, осуществляемые войсковыми группами, подразделениями, дозорами для получения сведений о противнике и занимаемой им местности, а также подразделение, осуществляющее такие действия' [СОж]. Военная разведка - деятельность, традиционно ассоциируемая с героизмом. Носитель языка знает, что в разведку брали наиболее отважных и умелых солдат (ср. выражение я бы с ним пошел / не пошел в разведку, употребляемое как оценка надежности человека). Слово шпион помимо значения `тайный агент, занимающийся шпионажем, т.е. выведыванием, собиранием или похищением сведений, составляющих военную или государственную тайну, с целью передачи иностранному государству' имеет значение `полицейский, агент по сыску, шпик' [БТС]. Таким образом, эпидигматичное значение разведчика связано с престижной военной специальностью (эта аналогия подкрепляется перифразой боец невидимого фронта), шпиона - с традиционно презираемым в русском обществе сыском. Противопоставлению «свой - чужой» здесь соответствует «уважаемый» - «презираемый».

Концепт «шпион-разведчик» относится к идеологемам - особому типу концептов, сознательно культивируемому властью в сознании рядовых членов социума через всю совокупность доступных средств массового воздействия (см. подробнее раздел 1.5). Как уже отмечалось, одним из средств формирования идеологем в массовом сознании является манипуляция словарным значением. Приведем несколько примеров из словаря под редакцией Д.Н. Ушакова [СУш], созданного в 1935-1940 гг., когда идеологема «шпион-разведчик» особенно активно эксплуатировалась властью:

Разведка. 3. Общее название органов, ведающих охраной государственной безопасности, борьбой со шпионажем и вредительством. В капиталистическом мире органы разведки являются наиболее ненавистной частью государственного аппарата для широких масс трудящегося населения, поскольку они стоят на страже интересов господствующей кучки капиталистов; у нас же наоборот - органы советской разведки, органы государственной безопасности стоят на страже интересов советской страны и поэтому они пользуются заслуженным уважением, заслуженной любовью советского народа.

Разведчик. 2. Общее название работников органов разведки (в 3 знач.). Советские разведчики неустанно разоблачают фашистских шпионов.

Разведывательный. Прил. к разведывание, занимающийся разведыванием. Советские разведывательные органы работают на славу

Шпионаж. Преступная деятельность шпиона. Заниматься шпионажем. Расстрел по обвинению в шпионаже.

Шпионство. Шпионаж, слежка, выслеживание. Гнусное шпионство.

Расшифровка идеологемы, то есть эксплицитное определение значений слов, служащих ее воплощением, нейтрализует ее социальное воздействие. Точное дефинирование здесь равняется осмеянию. Характерно, что метаязыковая рефлексия истинного значения слов шпион и разведчик реализуется именно в анекдоте из цикла о Штирлице:

(9)

У полковника Исаева как-то спросили:

- Какая разница между разведчиком и шпионом?

- Разведчик - это наш, а шпион - это их.

Способом карнавального снижения центрального концепта анекдотного цикла становится последовательное разрушение семантики слова. Поведение Штирлица, служащего олицетворением разведчика, должно соответствовать пресуппозициям, стоящим за лексемой разведчик. Анекдот же производит инверсию этих пресуппозиций, превращая их в антонимические противоположности значения слова разведчик. Приведем примеры подобных инвертированных пресуппозиций:

Разведчик действует в окружении врагов. Вокруг Штирлица все свои:

(10)

Идя по коридору РСХА 23 февраля, Штирлиц встретил по дороге Бормана с гармошкой и в тельняшке. - Спасибо старшему товарищу, - подумал Штирлиц, - если бы не он, я бы и не вспомнил, что сегодня не только день Советской Армии, но и военно-морского флота.

(11)

Мюллер вызвал Штирлица и спросил:

- Штирлиц, где мы с Вами могли раньше встречаться?

- Может быть, в Испании в 36-м?

- Нет, Штирлиц, раньше.

- Может быть, в Китае в двадцатых?

- Нет, Штирлиц, еще раньше.

- Не знаю.

- Ну что же ты, Петька!

- Василий Иванович!

Сохранение тайны - непременное условие деятельности разведчика. Все знают, что Штирлиц - разведчик:

(12)

Гитлер принимает в своем кабинете Муссолини. Вдруг дверь распахивается, входит Штирлиц, ни на кого не обращая внимания, подходит к сейфу, открывает его своим ключом и начинает рыться в нем, выбрасывая ненужные документы на пол. - Кто это? - удивленно спрашивает дуче. - Русский разведчик Исаев, - безразличным тоном отвечает фюрер, - У нас Штирлицем числится. - Так почему же ты его не арестуешь? - А, все равно отвертится.

(13)

Штирлиц сидел в людном кафе. Вдруг какой-то пьяный офицер закричал: «Русские - сволочи!» Все с укоризной посмотрели на этого офицера и подумали: «Как же он мог сказать такое при Штирлице?».

(14)

Советские самолеты бомбили Берлин. Бомбили беспощадно, но осторожно: каждый летчик понимал - там Штирлиц.

Разведчик стремится нанести врагу серьезный ущерб. Штирлиц делает мелкие пакости, соотносимые с традиционным набором детских шалостей (надпись на стене, плевок, сброшенный сверху предмет):

(15)

Ночь, рейхсканцелярия. В кабинете Мюллера с фонариком возле вскрытого сейфа стоит Штирлиц и копается в бумагах. Находит приказ Гитлера, подходит с ним к столу и напротив фамилии Гитлер, улыбаясь, пишет русское слово «дурак». Голос диктора за кадром: - Вот так, в нечеловеческих условиях, советский разведчик Максим Максимович Исаев вносил свой маленький вклад в большую Победу!

(16)

Штирлиц шел по коридору РСХА. Чеканным шагом он подошел к бюсту Гитлера и метко плюнул ему в глаз. Постояв совсем немного, он вытянулся по стойке смирно и, вскинув руку, сказал: - Хайль Гитлер! «Конспирация, однако», - подумал Штирлиц, и довольный собой пошел дальше.

(17)

Мюллер шел по улице. Вдруг ему на голову упал кирпич. «Вот те раз», - подумал Мюллер. «Вот те два», - подумал Штирлиц, бросая второй кирпич.

Разведчик наносит ущерб врагу намеренно. Вред, приносимый Штирлицем, является результатом халатности:

(18)

1942-й год. У берегов фашисткой Германии взрывается танкер. На берег выползает советский разведчик Штирлиц, отплевываясь от нефти: - У, фашисты проклятые! Курить, видите ли, у них запрещено!

(19)

Штирлиц ехал к Берлину. Город был окутан дымом пожаров. «Опять забыл выключить утюг», - с досадой подумал Штирлиц.

(Интерпретация подвига как непреднамеренного действия часто используется карнавальным сознанием. Ср.: - Проклятый гололед! - подумал Матросов, падая на амбразуру).

Рассмотрим теперь ценностное ядро анекдотов о Шерлоке Холмсе. Таковым является лингвокультурный концепт «проницательность». Проницательность - качество, связанное с пониманием, т.е. одной из наиболее важных функций человеческого мышления. Б.Л. Иомдин, рассматривая существительные русского языка, номинирующие способность человека к пониманию (ум, интуиция, сообразительность и т.п.), характеризует лексемы синонимического ряда проницательность, прозорливость следующим образом:

1) способ достижения понимания: мобилизация интеллектуальных ресурсов в условиях нехватки информации. Достигнутое понимание предстает не как обоснованный логический вывод, а как результат какого-то неочевидного хода мысли;

2) распространенность способности: наиболее редкие способности, присущие далеко не каждому;

3) оценка способности: воспринимаются как уникальные свойства и обычно оцениваются очень высоко;

4) сложность объекта понимания и сфера проявления способности: способности, используемые человеком при понимании сложных и скрытых вещей;

5) возможность характеризовать высших животных: отсутствует. Данные способности - прерогатива человека [Иомдин 2002].

Как отмечает В.Ф. Лурье, большинство анекдотов о Холмсе и Ватсоне строится по следующей схеме (иногда усекаемой на один-два пункта):

1) Вопрос Ватсона («Что это?»);

2) Ответ (утверждение) Холмса;

3) Удивление Ватсона («Как вы догадались?!»);

4) Ответ Холмса («Элементарно!») [Лурье 1989].

Приведенная схема соответствует композиции текста классического (аналитического) детектива, основоположником которого стал А. Конан Дойл [о детективе как феномене культуры см.: Руднев 2001]. В произведениях, относящихся к этому жанру (в отличие от пришедших ему на смену «крутого» детектива и триллера), главным является не действие, но механизм рассуждений, позволивший раскрыть преступление. Если кульминацией сюжета становится ответ на вопрос «Кто же преступник?», то развязка формируется эксплицитным объяснением логики следователя, т.е. демонстрацией его проницательности [научный анализ дедуктивного метода Шерлока Холмса см.: Хинтикка, Хинтикка 1998].

Так же, как и в анекдотах о Штирлице, карнавальное снижение центрального концепта данного цикла осуществляется путем разрушения стоящих за именем концепта семантических пресуппозиций. Для этого смеховое сознание чаще всего прибегает к инверсии такого компонента значения лексемы проницательность, как «нехватка информации». Производимая в тексте анекдота экспликация хода рассуждений, приведших великого сыщика к разрешению загадки, выявляет следующее:

а) Холмс заранее обладал информацией в полном объеме. Его заключение превращается из результата интеллектуальных усилий в простое знание:

(20)

Дочиста ограблено главное хранилище банка. Шерлок Холмс и доктор Ватсон осмотрели место происшествия: никаких улик, кроме дыры на полу и подкопа под ней, вроде бы… Но, Холмс уверенно говорит доктору Ватсону:

- Грабитель, друг мой, действовал один, ему 32 года, среднего роста, с женой разведен, на левой руке носит золотой перстень без оправы, курит американские сигары, и еще - во рту у него не хватает двух передних зубов.

- Невероятно! - удивляется доктор Ватсон. - Ума не приложу, как вам удалось узнать столько подробностей? Вы гений, Холмс!

- Ха-ха-ха, - смеется Шерлок Холмс. - Успокойтесь, друг мой, ничего гениального здесь нет. Все очень просто: грабитель - это же мой двоюродный брат.

(21)

Ботинок - Ватсон, - спросил как-то Холмс, вертя в руках темно-коричневый ботинок и внимательно рассматривая его через лупу. - Что мы можем сказать о владельце этого ботинка?

- М-м… - неуверенно промычал Ватсон.

- Это худой мужчина, курит трубку, иногда ставит химические опыты и играет на скрипке…

- Но позвольте, Холмс! - воскликнул Ватсон. - Это же ваш ботинок!


Подобные документы

  • Лингвистическое исследование картины мира. Анализ процесса концептуализации и языковой репрезентации в рамках когнитивного подхода. Формирование и отражение в немецкой национальной картине мира концепта огня; его понятийная и образная составляющие.

    дипломная работа [74,3 K], добавлен 23.09.2013

  • Выявление семантико-синтаксических особенностей лексических единиц концепта "судьба" на материале лексикографических источников. Концепты - ментальные сущности, которые имеют имя в языке и отражают культурно-национальные представления человека о мире.

    курсовая работа [40,1 K], добавлен 22.04.2011

  • Место концепта в языковой картине мира, его системное описание. Лингвистический анализ процесса концептуализации и языковой репрезентации в рамках когнитивного подхода. Отражение концептуализации огня в системе категорий современного немецкого языка.

    дипломная работа [103,6 K], добавлен 16.09.2013

  • Лингвокультурология как наука. Статус концепта как феномена. Понятие "национальной концептосферы". Базовые характеристики концепта. Лингвокультурологические особенности концептуализации счастья как социокультурной реальности в англоязычной картине мира.

    дипломная работа [521,3 K], добавлен 18.03.2014

  • Современные представления о языковой картине мира. Концепты как лексические категории, определяющие языковую картину мира. Концепт "брат" в художественном осмыслении, его место в русской языковой картине мира и вербализация в русских народных сказках.

    дипломная работа [914,9 K], добавлен 05.02.2014

  • Картина мира и ее реализации в языке. Концепт как единица описания языка. Методы изучения концептов. Семантическое пространство русского концепта "любовь" (на материале этимологических, исторических, толковых словарей). Этимологический анализ концепта.

    курсовая работа [30,1 K], добавлен 27.07.2010

  • Лингвокультурные особенности анекдота как текста, отражающего национальную картину мира. Взаимосвязь языка, культуры и мышления. Реализация стереотипов и национальной картины мира в тексте анекдота. Гетеростереотипы в мультинациональных анекдотах.

    дипломная работа [157,8 K], добавлен 09.03.2009

  • Лингвистическая, прагматическая и социокультурная значимость прецедентных феноменов. Использование прецедентных феноменов в романах "Двенадцать стульев" и "Золотой теленок". Определение места прецедентных феноменов в структуре вторичной языковой личности.

    дипломная работа [89,8 K], добавлен 22.06.2012

  • Исследование основных параметров концепта "дом" в русской языковой и концептуальной картине мира. Сегментация семантического пространства "жилье" в говорах русского языка. Лексическая мотивированность русских наименований жилья. Семантика слова "дом".

    дипломная работа [149,1 K], добавлен 26.10.2010

  • Языковая картина мира как отражение ментальности русского народа, ее ключевые концепты, лингвоспецифичные слова и их роль в интерпретации. Концепт "душа" как основа русской ментальности: особенности речевой реализации. "Лингвистический паспорт" слова.

    дипломная работа [157,3 K], добавлен 24.05.2012

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.