Лингвокультурные концепты и метаконцепты

Иной была ситуация в русской лингвокультуре. Русское средневековое общество характеризовалось слабостью политических позиций аристократии и отсутствием у нее корпоративной сплоченности, что позволило государственной власти необыкновенно усилиться за ее счет. Такого феномена, как рыцарство, на Руси не сложилось вообще. Все население, за исключением духовенства, разделялось Судебником 1497 года на две категории, где не было ни малейшего признака социального деления и различия, созданного историческими условиями. Это категории «служилых» и «неслужилых» людей. Деление производится на основе отношения к государственной службе и не может способствовать межсословной соревновательности. Аристократическое воспитание на Западе, включавшее чтение рыцарских романов, было ориентировано на подготовку к борьбе за высокое положение во внутрисословной иерархии. Древнерусская же семья воспитывала своих членов по веками выработанному шаблону, в основе которого лежали религиозные предписания. Понятие чести, как известно, не фигурирует среди христианских добродетелей, а соревновательность чужда идеалу ортодоксального христианства, культивировавшего терпение и послушание. В силу всего вышесказанного идея чести хотя и существовала в русской культуре с древних времен, большой роли в ней не играла. Во время петровских реформ честь вошла в ценностную систему новой аристократии, но в буржуазном сословии так и не прижилась, оставшись навсегда в сфере военной (отдавать честь, поле чести). Низкий уровень соревновательности, характерный для русской культуры, получил отражение в слабой метафорической диффузности лингвокультурного концепта «честь».

Итак, ценностное отношение к объекту действительности реализуется в двух взаимодополняющих потребностях языкового сознания: во-первых, как можно более разнообразно и детально номинировать сам объект (придать ему номинативную плотность), во-вторых, как можно регулярнее использовать ассоциативный потенциал этого объекта для номинации максимально возможного количества других объектов (сделать его метафорически диффузным). Номинативная плотность является необходимой характеристикой интразоны концепта (совокупности входящих в концепт ассоциаций), метафорическая диффузность - его экстразоны (совокупности исходящих ассоциаций). Понятиям интразоны и экстразоны посвящен следующий подпараграф.

1.3.2. Интразона и экстразона концепта

Концепт является системным образованием и, как всякая система, имеет вход и выход (термины, производные от англ. input и output). Вход системы - точки приложения воздействий среды (взаимодействующих систем), выход системы - точки, из которых исходят реакции системы, передаваемые среде (взаимодействующим системам). Средой, в которой существует концепт, является национальная концептосфера, взаимодействующими системами - другие концепты. Взаимовлияние системы и среды (системы и окружающих систем) осуществляется путем ассоциативного обмена языковыми единицами, в которых опредмечиваются концепты. Возможность этого обмена обусловлена феноменом вторичных (переносных) и фразеологических значений. Совокупность входов в концепт мы будем обозначать как интразону концепта, а совокупность выходов - как его экстразону.

В качестве примера рассмотрим концепт «медведь» на материале словаря В.И. Даля. Обратимся сначала к интразоне концепта:

медведь т. е. медолюб. На Руси их два вида: белый, ледовитый, ошкуй, Ursus maritimus, и бурый, Ursus fuscus; этому дано много бранных и почетных кличек: бирюк (чаще зовут так волка), симб. аю, аев (татарск.), зверь, черный зверь, лапистый зверь, лесник, раменский, урманный (татарск.), ломака, ломыга, костоправ, Михаило Иваныч Топтыгин, косолапый, куцый, куцык, косматый, космач, мохнатый, мохнач, лешак, леший, лесной черт, черная немочь; мишка, мишук, потапыч, сергацкий барин, лесной архимандрит, сморгонский студент (в Серчаге и Сморгонах обучали медведей). Охотники различают три породы бурого медведя: стервеник, стервятник, самый большой и плотоядный; овсяник, средний, охотник до овса, малины, кореньев; муравьятник, муравейник, самый малый и злой, черный, молодой с белесоватым ошейником. Перегодовалый медведь называется пестун, а старый - пест [СД].

Мы видим, что для носителя русского языка эпохи создания словаря концепт «медведь» обладал обширной интразоной. При этом референтом концепта был лишь вид Ursus fuscus - бурый медведь. Белый медведь, слабо знакомый русскоязычному населению, не стал основой для лингвокультурного концепта. Наименования бурого медведя демонстрируют множественность ассоциативных связей, в которые вовлечен данный концепт:

- любимая пища > медведь;

- форма и размер стопы > косолапый, лапистый зверь;

- форма хвоста > куцый, куцык;

- сила > ломака, ломыга, костоправ;

- обилие шерсти > косматый, космач, мохнатый, мохнач;

- главенствующее положение в лесу > лесник, лесной архимандрит;

- места дрессировки > сергацкий барин, сморгонский студент и т. д.

Характерно, что у охотников, т.е. профессиональной группы, непосредственно сталкивающейся с животным, интразона концепта более обширна и концептуализация более детальна (выделяются виды медведей).

Обратимся к экстразоне концепта. В.И. Даль приводит следующие вторичные значения лексемы медведь:

Медведь - каток, для укатки дорог, молотильного тока; также каток молотильный. | Кофе с ромом или водкою. | Пунш со сливками или с яйцами. | Медведь, у купцов, залежавшийся товар, не идущий с рук.

Кроме того, лексикограф приводит ряд фразеологических и паремиологических оборотов, содержащих лексему медведь:

В медведе думы много, да вон нейдет. Силен медведь, да в болоте лежит. Не дал Бог медведю волчьей смелости, а волку медвежьей силы! Хозяин в дому, что медведь в бору: хозяюшка в дому, что оладья в меду. Богатый силен, что медведь. Хозяин в дому, что медведь в бору: что как хочет, так ворочает. Медведь по корове съедает, да голоден бывает: кура по зерну клюет, да сыта живет. Не прав медведь, что корову съел: не права корова, что в лес зашла. Медведь корове не брат. Тот же медведь, да в другой шерсти. Брови, что медведь лежат, густые. И космато, да не медведь. Бей медведя, не бей медведчика (охотника); Счастлив медведь, что не попался стрелку: и стрелок счастлив, что не попался медведю! Не продавай шкуры, не убив медведя. Где медведь, там и шкура. Волк и медведь не умываючись здоровы живут. Кто видал, чтоб медведь летал: он пеший, как леший! Два медведя в одной берлоге не живут (не уживутся).

В экстразону рассматриваемого концепта входят следующие ассоциации:

- сила > каток, для укатки дорог; Силен медведь, да в болоте лежит; Богатый силен, что медведь; Не дал Бог медведю волчьей смелости, а волку медвежьей силы!;

- лень, нежелание двигаться > залежавшийся товар; Силен медведь, да в болоте лежит;

- опасность > Счастлив медведь, что не попался стрелку: и стрелок счастлив, что не попался медведю!;

- обилие шерсти > Брови, что медведь лежат, густые. И космато, да не медведь;

- главенствующее положение в лесу > Хозяин в дому, что медведь в бору: что как хочет, так ворочает и т.д.

Ряд ассоциаций (сила, обилие шерсти, главенствующее положение в лесу) могут классифицироваться как сквозные, т. е. проникающие и в интразону и в экстразону концепта.

Ассоциирование, формирующее интразону и экстразону концепта, является результатом системного взаимодействия данного концепта с другими концептами. Каждый элемент интразоны концепта является элементом экстразоны другого концепта и наоборот. В некоторых случаях мы можем наблюдать зеркальное ассоциирование. Так, в русском жаргоне слово удавка имеет значение `галстук', а слово галстук и фразеологизм пеньковый галстук имеют значение `петля-удавка' [БСЖ].

Ассоциации, закрепленные в виде кодифицированных (словарных) значений языковых единиц, составляют ядро концепта. Периферия концепта формируется совокупностью контекстуальных ассоциаций. В нижеследующем примере реализуются периферийные ассоциации концепта «брак»: женитьба > самостоятельность, замужество > зависимость.

Культурнозначимые ассоциации основаны на понятийных связях между концептами (сходство, смежность, функциональный перенос и т. п.). К сфере квазикультурных ассоциаций следует отнести вторичные ассоциации, основанные на созвучии языковых единиц. Наличие подобных связей свидетельствует об актуальности концепта для языкового сознания, но не дает информации о его специфике. В языке звуковое ассоциирование проявляется в основном на уровне просторечия (в жаргонах и сленге). Приведем несколько примеров:

- женьшень - `женщина' [СРА];

- Бухарин - `алкоголик', Бухарест - `молодежная вечеринка', съездить в Бухару - `напиться пьяным', Бухенвальд - `пьянка' (все значения основываются на созвучии с глаголом бухать - `пить алкогольные напитки' (БСЖ);

- грузин - `лгун, обманщик; человек, который говорит вздор, ерунду' (от глагола грузить - `лгать, обманывать') [БСЖ];

- зарядить / послушать / включить / выпить Чайковского - `выпить чаю' (СА);

- my old china - `друг' в рифмованном сленге кокни (ассоциация China > china plate > mate) [MOPSCQ];

- an Oxford scholar - `доллар' в рифмованном сленге кокни (ассоциация scholar > dollar) [MOPSCQ].

В процессе общения подобные средства апелляции к концепту чаще всего выполняют игровую функцию, их употребление характерно для лиц с низким уровнем речевой культуры:

Таким образом помимо интразоны и экстразоны в составе концепта целесообразно выделять, во-первых, квазиинтразону - совокупность входящих формальных ассоциаций, во-вторых, квазиэкстразону - совокупность исходящих формальных ассоциаций.

Ассоциация по созвучию в целом не характерна для нормально функционирующего человеческого сознания [Лурия 1998]. Доминирование формальных ассоциаций в тематических областях, относящихся к жизненно важным аспектам существования социума, свидетельствует о ценностном кризисе данной культуры. В подобной ситуации носитель языка не может полностью абстрагироваться от навязываемых ему действительностью ценностей и вынужден включить их в свою концептосферу путем дополнительной номинации. Однако при этом он уклоняется от полноценной концептуализации ценностей и в процессе номинации обращается не к смыслу, а к уже существующей языковой форме. Примером подобного культурного отстранения являются жаргонные наименования противника, возникающие в период непопулярных в народе войн. Так, Г.Г. Хазагеровым сделаны следующие наблюдения, касающиеся концептуализации чеченской войны: «Отсутствие нравственного осознания необходимости войны отражается в современном военном фольклоре. Наши солдаты называют чеченцев «чехами», как в свое время афганцев называли «духами» (от официального «душманы»). Это не просто фонетические ассоциации. Это реакция на непонимание характера войны. Трудно представить, чтобы во время Великой Отечественной войны немцев называли бы «ненцами». Их именовали «фрицами», и это было вполне понятно» [Хазагеров 2002]. В нормально функционирующей лингвокультуре насыщенную квазиинтразону имеют в основном концепты, апелляции к которым полностью или частично табуированы и требуют эвфемистической замены. Так, в английской культуре конфликт между социальным запретом на использование в речи восклицаний и проклятий, содержащих упоминание сакральных сущностей, и эмоциональной потребностью в подобных выражениях привел к существованию большого количества эвфемизмов, входящих в квазиинтразону таких концептов, как «God» и «Jesus Christ»: Gosh, Golly, Goodness вместо God; Dog gone it вместо God damn it; Good grief вместо Good God; Jiminey Cricket, Judas Christopher, Judas Priest вместо Christ и т.п. Для русской культуры запрет на богохульство не столь значим, поэтому квазиинтразона концепта «бог» не велика. Эвфемизмы, основанные на формальном сходстве, в русском языке порождают концепты, связанные с сексуальной сферой. Ср.: елки-палки, японо море, едрен батон и т.п.

1.3.3. Ассоциативная классификация концептов

Принципы номинативной плотности и метафорической диффузности, рассмотренные с точки зрения динамики развития концепта, позволяют построить следующую классификацию концептов:

1. Пропорциональные концепты, т. е. концепты, у которых продолжают обогащаться как интразона, так и экстразона. Эти концепты составляют основу лингвокультуры. Их референты одновременно вызывают к себе познавательный интерес социума, что выражается в насыщенности интразоны концепта, и обеспечивают функционирование лингвокреативной деятельности сознания, о чем свидетельствует богатство экстразоны концепта.

Пропорциональные концепты образуются, как правило, на основе понятий средней степени абстрактности. В качестве примера рассмотрим ассоциативную модель концепта «силач» современной русской лингвокультуры. В интразону концепта входят единицы следующего синонимического ряда: общеязыковые единицы силач, богатырь, атлет, геркулес, геракл, а также жаргонизмы арнольд, шварценеггер, шварц.

Доминанта данного ряда, являющаяся именем концепта, образована от существительного сила методом суффиксации. Силач - `человек большой физической силы' (БТС). Налицо прямая связь между понятийной основой концепта и значением данной лексемы. Прочие единицы связаны с прототипными для данной культуры носителями признака силы:

· Слово богатырь связано с прецедентными текстами русского фольклора. Богатырь - `герой русских былин и сказок; воин, отличающийся необычайной силой, мужеством, смекалкой'.

· Геркулес и геракл - греческий и римский варианты имени одного и того же мифологического персонажа - также вошли в языковое сознание из прецедентного текста.

· Лексема атлет несет исторические ассоциации. Атлет - `участник состязаний в силе и ловкости, проводившихся в Древней Греции'.

· Арнольд, шварценеггер и шварц (личное имя, фамилия и отфамильное прозвище американского киноактера Арнольда Шварценеггера) связаны с визуализацией культуры. Источник - прецедентные для молодежной субкультуры кинотексты.

По сравнению с лексемой силач данные единицы содержат в своем значении ряд дополнительных признаков:

o Обязательные внешние признаки силы: если силачом человек может оказаться неожиданно для окружающих, то богатырем, геркулесом, атлетом или арнольдом - нет.

o Сочетание силы с одобряемыми чертами характера: богатырь, как правило, отважен, добр и справедлив.

o Сила как результат целенаправленного формирования: атлетом и арнольдом становятся путем тренировок.

o Умственные качества: арнольд развивает силу в ущерб интеллекту.

Для дореволюционной русской культуры еще одним входом в концепт «силач» являлось имя библейского богатыря Самсона. Однако с уменьшением роли Ветхого Завета как прецедентного текста эта ассоциация была утрачена.

Экстразону концепта формируют следующие ассоциации:

· Сила > здоровье: богатырь - `крупный здоровый ребенок', богатырское здоровье;

· Сила > тело: богатырское / атлетическое телосложение, богатырская / атлетическая фигура, атлетический торс;

· Сила > крепость: богатырский сон;

· Сила человека > сила машины: горный богатырь - `экскаватор (в угольных разрезах', ледовый богатырь - `атомный ледокол', стальной богатырь - `трактор или самосвал', степной богатырь - `трактор', винтокрылый геркулес - `транспортный вертолет' [СПРЯ];

· Сила > особое питание: геркулес - `овсяные хлопья и каша из них'.

2. Сформировавшиеся концепты, т. е. концепты, у которых завершилось формирование интразоны, но продолжает функционировать экстразона. К таким концептам в современной культуре относятся концепты животных и природных явлений. Новых обозначений они не получают, но продолжают служить источником вторичной номинации. Подобные концепты являются своего рода строительным материалом для обогащения других концептов.

3. Формирующиеся концепты, т. е. концепты, которые еще не обладают экстразоной, но уже имеют развитую интразону. Примером этого класса концептов являются многочисленные жаргонные наименования, связанные с компьютерным миром. Ср., например:

· `дисковод': дисковерт, дискокрут, драйв, карман, кольт, крутило, флоппарь, флоппешник, флопповерт, флопповод, флоппогрох;

· `мышь (компьютерный манипулятор)': грызун, зверь, катало, крыса, муся, мыша, мышатина, хвостатая;

· `виндоус (операционная система MS WINDOWS)': винды, виндюк, мелкомягкие, окна, окноуз, окошки, ставни, стекла, стекляшки, форточки [ТСМС; БСЖ].

Подобные концепты уже обладают заметной номинативной плотностью, но еще не являются объектом интенсивного метафорического переноса. Данная группа концептов может рассматриваться как будущее культуры.

4. Предельные концепты, т. е. концепты, интразона которых постоянно расширяется, а экстразона отсутствует по причине высокой степени абстрактности концептуализируемых понятий. К этой группе принадлежат такие концепты как «счастье», «любовь», «героизм» и т. п. Существуя в сознании человека с древнейших времен, эти концепты постоянно наращивают номинативную плотность, но крайне редко становятся источником метафорических переносов. Они образуют своего рода верхний предел концептуализации.

4. Рудиментарные концепты, т. е. концепты, почти или полностью утратившие интразону и сохранившиеся лишь в составе отдельных единиц своей экстразоны. Примером подобного концепта является некогда актуальный для русской культуры концепт «баклушечного промысла» - ремесла, состоящего в раскалывании осиновых чурочек для изготовления мелких деревянных предметов. Ранее номинативная плотность этого концепта для русскоязычного социума была достаточно велика. Теперь он функционирует лишь в составе немотивированного для среднего носителя языка фразеологизма бить баклуши - `заниматься пустяками, бездельничать'. Подобные концептуальные рудименты стремятся к ассоциированию с новыми концептами, обогащая их интра- или экстразону. Приведем два примера:

- В выражении гол как сокоґл, означающем крайнюю степень нищеты, «сокоґл» - это `старинное стенобитное орудие, таран из чугуна или железа в форме длинного и толстого бревна, которое навешивали на железных цепях и раскачивали, чтобы прошибить крепостные ворота или стены'. Поверхность сокоґла была абсолютно гладкой, т. е. «голой» [ФРР]. Прогресс в области вооружений сделал данный концепт неактуальным для носителей культуры. В языковом сознании осталось лишь слово таран, характеризующееся более генерализованным значением. Рассматриваемое выражение стало ассоциироваться с омографичной единицей ґсокол, обозначающей хищную птицу.

- Фразеологизм вешать (всех) собак на кого-либо имеет сходную судьбу. Слово собака в его составе имело значение `репей'. Согласно суевериям, повесив заговоренный репей на человека, можно было наслать на него порчу [ФРР]. После ослабления концепта «репей» выражение стало частью экстразоны современного концепта «собака».

Подобные рудименты иногда надолго переживают свои концепты-источники и не всегда могут быть однозначно этимологизированы. Однако феномен народных этимологий служит свидетельством того, что носитель языка испытывает потребность в мотивированности языковой единицы, в обнаружении ее связи с тем или иным концептом. В качестве примера приведем множественные попытки этимологизации выражения the Real McCoy, означающего `нечто настоящее, неподдельное':

Ш McCoy is derived from Mackay, referring to Messrs. Mackay, Edinburgh, who made a brand of fine whisky from 1856 onwards and which that they promoted as «the real Mackay» from 1870. (McCoy происходит от Mackay, восходящего к фамилии месье Макэя из Эдинбурга, который, начиная с 1856 г., являлся производителем превосходного сорта виски. С 1870 г. это виски рекламировалось как «настоящий Макэй»).

Ш After Kid McCoy (Norman Selby, 1873-1940), American welterweight boxing champion. The story goes, and there are various versions of it, that a drunk challenged Selby to prove that he was McCoy and not one of the many lesser boxers trading under the same name. After being knocked to the floor the drunk rose to admit that «Yes, that's the real McCoy». (По имени Кида Маккоя (Нормана Селби, 1873-1940), американского боксера, чемпиона во втором полусреднем весе. Согласно преданию, существующему в нескольких версиях, некий пьянчуга вызвал Селби на поединок, требуя доказать, что тот действительно был Маккоем, а не одним из многочисленных второстепенных боксеров, выступающих под тем же именем. Поверженный на пол пьянчуга признал: «Да, это настоящий Маккой»).

Ш The Canadian inventor Elijah McCoy made a successful machine for lubricating engines which spawned many copies all inferior to the original. He patented the design in 1872. (Канадский изобретатель Элайджа Маккой создал удачный аппарат для смазки моторов, который спровоцировал появление множества подражаний, уступавших оригиналу. Изобретение было запатентовано в 1872 г.)

Ш The phrase originates with a dispute between two branches of the Scots Mackay clan over who was their rightful leader. The head of one branch was Lord Reay, who came to be known as the Reay Mackay, which migrated to «the real McCoy». (Фраза возникла в ходе тяжбы между двумя ветвями шотландского клана Макей по поводу того, кто является законным вождем клана. Главой одной из ветвей был лорд Риэй, известный как Reay Mackay. Со временем это имя превратилось в the real McCoy).

Ш Joseph McCoy (1837-1915), became mayor of Abilene, Kansas as it developed into a sizeable town. He called himself «the real McCoy». (Джозеф Маккой был мэром Абилина, штат Канзас, когда тот превратился в крупный город. Называл себя «настоящим Маккоем»).

Ш Bill McCoy was a US rumrunner during the prohibition years and his 'real' rum, imported from Canada, was compared favourably with poor quality local brews. (Билл Маккой был нелегальным импортером спиртных напитков во времена сухого закона. Его спиртное, ввозимое из Канады, выгодно отличалось по качеству от изделий местных производителей).

Ш McCoy was a Pennsylvanian who supplied commercial nitro-glycerine to safecrackers who favoured it over their own home-made efforts. (Маккой был жителем Пенсильвании, поставлявшим промышленный нитроглицерин взломщикам сейфов, которые предпочитали его самодельному).

Ш McCoy is a corruption of Macao which was the source of a pure and sought after class of heroin (Маккой возникло как искажение названия Макао - источника чистого и пользующегося спросом сорта героина) [MOPSCQ].

Мы видим, что, пытаясь этимологизировать фразеологизм the Real McCoy, т.е. превратить данную единицу из концептуального рудимента в элемент нормально функционирующего лингвокультурного концепта, языковое сознание обращалось к самому широкому спектру ценностей американской культуры: алкоголь, спорт, технический прогресс, градостроительство и т.п. Ситуация неопределенной концептуальной отнесенности выражения, несущего оценочность, воспринимается носителем языка как противоестественная и нуждающаяся в изменении.

1.4 Фикциональная составляющая лингвокультурного концепта

Художественное творчество является неотъемлемой частью культуры, а регулярное потребление его продуктов - непременным атрибутом повседневной жизни каждого индивида. Объектами отражения и, следовательно, основаниями для формирования концептов становятся не только элементы окружающего нас материального мира, но и порождения воображаемых авторских или фольклорных миров. Концепты этих миров усваиваются сознанием в результате знакомства с произведениями художественной литературы и других видов искусства. В современной нарратологии для обозначения такого свойства художественного текста, как вымышленность изображаемого в нем мира, используется термин «фикциональность» [Riffaterre 1990; Iser 1993; Шмид 2003]. Фикциональности противопоставляется фактуальность, т.е. принадлежность к реальному миру. «Свойства, которые проявляются в отношениях вымысла и действительности зависят от того, под каким углом зрения они рассматриваются. Один ракурс позволяет судить о том, что в вымысле нет ничего такого, чего не было бы ранее в действительном мире. Согласно другой точке зрения, нет ничего в действительности того, чего ранее не было бы вымышлено» [Шилков 2002: 15].

В генезисе картины мира фикциональное начало играет не меньшую роль, чем фактуальное. Будучи объектами постоянной рефлексии со стороны членов социума, феномены, являющиеся основаниями для образования лингвокультурных концептов, непременно подвергаются регулярному художественному осмыслению. Некоторые из результатов этого осмысления (текстов в широком понимании, включая изобразительные, кинематографические, музыкальные и т.д.) становятся общеизвестными (прецедентными) и, в свою очередь, обогащают концепт новыми элементами. Объем накопленного человечеством текстового достояния, важная роль, которую потребление различных типов текстов играет в культуре, делают неизбежным присутствие фрагментов воображаемых миров в любом лингвокультурном концепте. Все это дает возможность говорить о наличии фикциональной составляющей как о непременной характеристике лингвокультурного концепта. По сути, фикциональная наполненность концепта есть частное проявление его ценностной природы: чем актуальнее ценность для социума, тем интенсивнее ее воплощение в художественных образах.

Фикциональность ни в коем случае не следует смешивать с фиктивностью. «Термин «фиктивный», производный от лат. fingere («образовывать», «изображать», «представлять себе», «вымышлять», «создавать видимость»), обозначает объекты, которые, будучи вымышленными, выдаются за действительные, притязают на реальность. Понятие фиктивности содержит, таким образом, момент обмана, симуляции, который слышится и в обыденном словоупотреблении. […] Литературный вымысел (fictio), однако, - это симуляция без отрицательного характера, выдумка, в которой отсутствует момент ложности и обмана» [Шмид 2003: 22-23]. При анализе лингвокультурных концептов все, что претендует на реальность (т.е. воспринимается сознанием как факт) вне зависимости от того, является ли оно реальным или нет, должно быть отнесено к области фактуального. Например, ассоциация черная кошка - несчастье, при всей ее фиктивности, в сознании суеверного человека относится к сфере фактуального, а не фикционального.

Концептуализируемый феномен может менять свой статус, превращаясь из фактуального в фикциональный и наоборот. Так, в рамках древнегреческой культуры боги Олимпа воспринимались как личности, существующие в действительности. Им приносили жертвы, к ним обращались с просьбами, от них вели родословные, т.е. их концепты относились к области фактуального. Однако для носителя современной культуры имена Зевс, Гермес, Афродита ассоциируются лишь со сферой художественного - памятниками древнегреческой литературы, популярными изложениями мифов, кинофильмами и мультфильмами. Их концепты перешли в сферу фикционального. Пример обратной трансформации дает нам концепт «робот», первоначально возникший как фикциональный (пьеса К. Чапека «R.U.R.», 1920 г.), а затем - в результате технического прогресса - переосмысленный как фактуальный.

Элемент лингвокультурного концепта, основанный на ассоциативной связи между концептуализируемым феноменом и фрагментом авторского или фольклорного воображаемого мира, мы будем называть фикционалемой (термин образован по аналогии с идеологемой, мифологемой и т.п.). Рассмотрим несколько примеров фикционалем в составе концептов.

Концепт «ревность» значим для человечества с древнейших времен. В реальном мире человек неизбежно сталкивается с ним на собственном опыте или наблюдая окружающих. Этот концепт неоднократно находил реализацию в воображаемых мирах мифологии и искусства (например, многочисленные сюжеты о ревности Геры по отношению к Зевсу в греческой мифологии или Парвати по отношению к Шиве в мифологии индийской, чудище Ревность с тысячью очей, тысячью ушей и змеиной пастью в «Неистовом Роланде», Ревность как наиболее опасный из стражей замка в «Романе о Розе»). Однако наиболее востребованным литературным текстом, посвященным концепту «ревность», стала для современной культуры трагедия Шекспира «Отелло». Именно элементы шекспировского воображаемого мира вошли в структуру данного концепта, сформировав фикционалему. Центральный персонаж произведения стал прототипом ревнивца:

Еще значительнее роль фикционалем при концептуализации менее абстрактных явлений. Например, концепт «пират», несмотря на то, что ему соответствует явление реального мира, формируется носителем современной культуры в основном под влиянием прецедентных текстов Р.Л. Стивенсона и Р. Сабатини. Феномен пиратства существовал издревле и в различных частях света. Однако слово пират не вызывает в сознании образ древнескандинавского или китайского пирата. Благодаря вышеназванным текстам прототипом пирата становится «джентльмен удачи» - европейский (прежде всего английский) морской разбойник XVII-XVIII вв.

В примере (4) коммуникант - Елизавета Дмитриевна - прибегает к выражению пиратский акт, чтобы перевести общение в более серьезную тональность. Для нее пиратство - составная часть концепта «преступление». Однако она добивается обратного эффекта, поскольку в сознании адресатов высказывания (членов совета пионерской дружины) более значимы не фактуальные, а фикциональные ассоциации, связанные с пиратством (Сильвер, повесить на рее).

Рассмотрим еще один пример. При образовании концептов диких животных в сознании современного человека контакты с реальным объектом, как прямые (наблюдение животного в естественных условиях или в зоопарках), так и опосредованные (просмотр документальных фильмов, чтение литературы о дикой природе), уступают по значению информации, получаемой от воображаемых миров фольклорных и авторских сказок. Так, заяц в русских сказках и баснях предстает как слабый и трусливый персонаж, постоянно преследуемый более сильными зверями. В концепте «заяц» ведущими ассоциациями также стали трусость, слабость и роль постоянной жертвы: ср. трусливый как заяц, дрожать как заяц, удирать как заяц и т.п. Фольклорный образ зайца сформировался из непосредственных наблюдений представителей аграрного общества за этим животным. Сказке нужно было олицетворение трусости, заяц же лучше, чем какое-либо иное известное русскому крестьянину животное, подходил на эту роль. Носитель современной урбанистической культуры с реальным зайцем не сталкивается, лингвокультурный концепт складывается в его сознании как осмысление предшествующего (закрепленного в сказке) осмысления. В данный концепт прочно вошло не только общее представление о зайце, предлагаемое фольклором, но целые сюжеты из воображаемого мира сказок. Одним из таких сюжетов является, например, сюжет о лубяной избушке. Цитатное выражение была у зайца избушка лубяная вошло в интразону концепта «несправедливость»:

Реальный мир не предлагает новых ассоциаций, обогащающих концепт «заяц». Однако концепт продолжает развиваться за счет фикционалем, предоставляемых новыми прецедентными текстами различных жанров. Так, телевизионный ролик, посвященный рекламе батареек, привнес в концепт «заяц» фикционалему «энергичность, занятость, напряженная работа»:

Популярная эстрадная песня «Шоколадный заяц», исполняемая темнокожим певцом П. Нарциссом, спровоцировала появление выражения шоколадный заяц со значением `представитель негроидной расы':

Фикционалема может не создавать качественно новой ассоциации, а становиться средством усиления уже имеющейся в структуре концепта ассоциативной связи. Так, в экстразоне концепта «шахматы» находится фразеологизм ход конем, означающий `поступок, вносящий неожиданное изменение в ход событий' [МАС]. Источником ассоциации стала сложная (в сравнении с другими шахматными фигурами) траектория движения коня. Неопытный игрок часто оказывается не в состоянии распознать угрозу, которую вражеский конь представляет для его позиций, и в результате этого проигрывает партию. Данная ассоциация получила развитие в тексте песни В.С. Высоцкого «Честь шахматной короны», написанной от лица человека, имеющего лишь самые поверхностные представления о шахматах, но вызывающегося играть с гроссмейстером. При этом персонаж рассчитывает не на интеллектуальное превосходство, а на физическую силу:

Популярность данной песни вызвала появление фикционалемы ход конем по голове. Данное выражение в целом близко к исходному фразеологизму ход конем. Однако оно является более эмфатичным и несет дополнительные оттенки значения. Ход конем по голове - не просто `неожиданное действие', но `действие, связанное с нарушением неких общепринятых канонов («правил игры»), применением недозволенных средств':

Лингвокультурный концепт может включать более одной фикционалемы. Так, среди реакций на стимул бессмертие, приведенных в Русском ассоциативном словаре, содержатся три фикциональных элемента: имена Кощей, Дункан Маклауд и Ларра [РАС-5]. Это позволяет констатировать наличие ассоциативных связей между концептом «бессмертие» и воображаемыми мирами русской народной сказки, англо-американского цикла кинофильмов «Горец», рассказа А.М. Горького «Старуха Изергиль».

Фикциональный элемент может входить не только в интразону, но и в квазиинтразону концепта, т.е. основываться не на смысловой ассоциации с воображаемым миром, а на формальном (звуковом) сходстве элемента художественного текста и названия концептуализируемого объекта. Чаще всего квазикультурному ассоциированию подвергаются имена персонажей:

- Анискин (фамилия деревенского милиционера - главного героя цикла повестей и рассказов В. Липатова и их телеэкранизаций) - `водка анисовая' [БСЖ],

- Фантомас (преступник - персонаж цикла французских детективных фильмов) - `слабохарактерный футбольный фанат, не участвующий в потасовках' (от созвучия с фанат) [ТСМС],

- King Leer (герой одноименной пьесы В. Шекспира) - `гомосексуалист' (от созвучия со сленговым обозначением гомосексуалиста queer) [СТЛиЭ],

- Adam and Eve - `верить' (рифма с глаголом believe, пример употребления: I don't Adam and Eve it, it's not true!) [BSD].

Фикционалемами, входящими в квазиинтразону концепта, могут стать также цитаты из текстов. Так, Т.В. Ярцева и М.П. Клочковский [1998] отмечают существование в немецком языке специфической группы библейских фразеологизмов, основанных на созвучии:

- Mose(s) und Propheten haben (букв. иметь Моисея и пророков - цитата из Евангелия от Луки, где говорится Sie haben Mose und die Propheten; die sollen sie hoeren) - `иметь деньги' (от созвучия имени Mose и существительного Moos - `деньги'),

- nach Bethlehem gehen (идти в Вифлеем) - `идти в постель, ложиться спать' (от созвучия с zu Bett gehen) и т.п.

В некоторых случаях подобному переосмыслению подвергаются названия текстов:

- Tale of Two Cities («Повесть о двух городах» - название романа Ч. Диккенса) - `женская грудь' (от созвучия с titties) [СТЛиЭ],

- библия - `библиотека' [ТСМС].

Обогащение концепта ассоциациями, основанными на воображаемом мире какого-либо текста, может стать результатом целенаправленных действий социальных институтов. Для этого выбирается некий «обреченный на популярность» текст, а затем в него искусственно внедряется концепт, нуждающийся в пропаганде. Пример подобного искусственного внедрения концепта дает нам история романа А.А. Фадеева «Молодая гвардия». Произведение было опубликовано в 1945 г. и пользовалось огромной популярностью у читателей. Однако несколько лет спустя, роман подвергся критике «за недостаточное освещение роли партии» и в 1952 г. переписан автором. Во второй редакции романа появились новые персонажи и сюжетные линии, служащие средством актуализации концепта «коммунистическая партия». На искусственном внедрении концептов в текст построен один из наиболее популярных видов современной рекламной коммуникации - так называемое, product placement (буквально «размещение продукта»), когда в кинотексте по ходу действия появляется или называется рекламируемое изделие или фирма. Это делается таким образом, чтобы обогатить концепт объекта рекламы, создав ассоциативную связь между ним и каким-либо позитивно воспринимаемым элементом текста (персонажем, сценой). Наиболее известными примерами product placement являются использование различных марок автомобилей в фильмах о Джеймсе Бонде, употребление персонажами фильма «Основной инстинкт» виски «Jack Daniel's», четырехминутный зажигательный танец главных героев фильма «Грязные танцы» на фоне светящегося логотипа «Miller Brewing».

1.5.Идеологемная составляющая концепта

Система ценностей социума и основанная на ней концептосфера непрерывно меняются. По большей части изменения эти протекают постепенно и незаметно, поскольку не являются результатом чьего-либо осознанного и планомерного влияния. Трансформация концептов осуществляется в силу столкновения многочисленных факторов, неподдающихся целенаправленному воздействию конкретного индивида или группы лиц. К истории ментальности вполне применимо суждение Ф. Энгельса об истории человечества вообще: «Каков бы ни был ход истории, люди делают ее так: каждый преследует свои собственные, сознательно поставленные цели, а общий итог этого множества действующих по различным направлениям стремлений и их разнообразных воздействий на внешний мир - это именно и есть история» [Энгельс 1964: 41]. Аналогичным образом концептосфера складывается под влиянием множества ментальных (ассоциативных) и материальных (коммуникативных) действий отдельных людей, вызванных сиюминутными интересами. Так, невозможно обнаружить чьих-то сознательных усилий за появлением выражения выжатый как лимон в экстразоне концепта «лимон» и интразоне концепта «усталость» или прилагательного теневой - `связанный с подпольным производством, криминальными способами обогащения и нелегальной реализацией чего-либо (обычно оружия, наркотиков и т. п. )' - в экстразоне концепта «тень» и интразоне концепта «преступление».

Однако в отдельных случаях мы можем увидеть стоящую за тем или иным концептом систему интенциональных действий, направленных на его формирование или изменение. Это касается тех концептов, которые оказываются вовлеченными в сферу идеологии.

Идеология - одна из наиболее неоднозначно интерпретируемых категорий, используемых в современных гуманитарных науках. В данной работе для нас важны следующие характеристики идеологии:

1. Идеология - совокупность ценностных ориентаций, образующих системное целое.

2. Идеология ставит своей целью удовлетворение интересов определенных социальных групп и обслуживающих их общественных институтов.

3. Идеология ориентирует своего носителя на некие действия, направленные на изменение или сохранение существующего порядка вещей (ср. определение идеологии как «превращения идеи в социальный рычаг» [Bell 1960: 370]).

4. Идеологические ценности внедряются в сознание широкого круга носителей языка осознанно и целенаправленно.

5. Идеология активно использует в целях экспансии своих ценностей все доступные средства влияния на общественное сознание. Непременной характеристикой идеологического дискурса является суггестивность - воздействие на психику адресата, на его чувства, волю и разум, связанное со снижением сознательности, аналитичности и критичности при восприятии внушаемой информации [Желтухина 2003: 120].

6. Идеологические ценности реализуются в виде совокупности идеологизированных текстов, в свою очередь превращающихся в идеологические ценности.

7. Необходимым условием успешности идеологии (т.е. закрепления ее ценностей в концептосфере социума) является использование ею для пропаганды своих ценностей дискурсов наиболее влиятельных социальных институтов.

Подчеркнем, что мы далеки от широкого понимания термина, при котором идеология становится синонимом коллективного мировоззрения или картины мира (ср., например, идеология как «совокупность теорий, концепций, идей, моделей, образцов, критериев, ценностей и норм, определяющих облик жизни современного общества» [Янков 1987], «разделяемая членами социума имплицитная теория о том, какие объекты существуют в мире, каким образом мир функционирует, какова ценность тех или иных явлений и процессов» [Fowler 1996: 11]). Несомненно, идеология участвует в формировании картины мира социума. Степень значимости ее воздействия зависит от конкретных исторических условий, поэтому мы можем говорить о сильно или слабо идеологизированных картинах мира. Однако не существует такого социума, вся картина мира которого сводилась бы исключительно к идеологическим ценностям. Идеология - не столько форма познания действительности [Дейк 2000: 52-54], сколько способ интерпретации и реинтерпретации уже познанного. Единицы идеологического знания всегда вторичны по отношению к хронологически предшествующим им ценностям, основанным на опыте социума (историческом, повседневном, художественном и т.п.). Идеология эксплуатирует уже концептуализированные явления, частично изменяя структуру их ментальной репрезентации путем внесения новых ассоциаций или отсечения старых. Идеологически маркированный элемент может присутствовать в концепте, но он не охватывает всего концепта. Наряду с идеологически детерминированными ассоциациями концепт всегда содержит ассоциации, свободные от идеологического начала.

Для обозначения идеологически детерминированного элемента концепта мы будем использовать термин «идеологема». Идеологема - элемент концепта, создаваемый посредством целенаправленного воздействия определенных социальных институтов на носителей культуры, связанный с общей системой ценностей, провозглашаемых данными институтами, ориентирующий носителя концепта на совершение каких-либо социально значимых действий.

Итак, с точки зрения идеологической ангажированности в структуре концепта можно выделить:

1) нейтральную составляющую - совокупность ассоциаций, формирование которых протекало естественно, т.е. без целенаправленного воздействия какого-либо социального института;

2) идеологемную составляющую (идеологему), сложившуюся в результате интенциональных действий, направленных на формирование или изменение концепта.

Лингвистическое изучение идеологем осуществлялось в основном в работах, посвященных общественно-политической лексике и политическому дискурсу [Нойберт 1979, Купина 1995, Заварзина 1998, Шейгал 2000, Амиров 2002]. Однако идеологизация концептов не является прерогативой политики, идеологему не следует связывать лишь со сферой политического воздействия. Другие общественные институты также стремятся к созданию и распространению собственных идеологем. Прежде всего это касается сферы религиозного общения [см., например, об идеологемах даосизма: Торчинов 1993; об идеологемах религиозных сект: Филатов 1996]. Определению идеологемы соответствуют и ценности, порождаемые дискурсом коммерческой рекламы.

Идеологическое воздействие может быть направлено на обогащение концепта желательными данному социальному институту ассоциациями и на отторжение нежелательных. Особенно интенсивно целенаправленное воздействие на языковое сознание протекает в периоды крупных социальных катаклизмов: войн, революций и т.п. Так, властные институты эпохи Французской революции предпринимали серьезные усилия по изменению ассоциативной структуры ряда лингвокультурных концептов. «После падения монархии и особенно в период якобинской диктатуры табуируется целый ряд слов, связанных со старым режимом. Прежде всего это слова «король» (le roi) и «королева» (la reine), которые в ораторских речах и в журналистике заменяются «гениями» (les genies) или «мудрецами» (les sages), в шахматной терминологии название фигуры короля изменяется в «знамя» (le drapeau), как и сама игра, ввиду того, что название её les echecs имеет этимологический корень в персидском «шах» (король), переименовываются в «военную игру» (Jeu de guerre)» [Державин 1927: 36-37]. Одновременно с этим в России правительством Павла I принимались меры по искоренению слов, ассоциирующихся с Французской революцией: гражданин, Отечество, общество и т.п.