Психология и общество

Индивидуальные и возрастные особенности восприятия времени. Базовые факторы индукции измененных состояний сознания. Использование опросника Айзенка (ЛОА-К) для оценки риска употребления психоактивных веществ. Стратегии и стили преодоления стресса.

Рубрика Психология
Вид книга
Язык русский
Дата добавления 04.02.2011
Размер файла 1,7 M

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

2. Муздыбаев К. Психология ответственности. Л., 1983.

3. Acock A.C., Ireland N.K. Attribution of blame in rape cases: the impact of norm violation, gender and sex-role attitude // Sex Roles. 1983. V. 9. P. 179 - 193.

4. Alicke M.D. Culpable control and the psychology of blame // Psychological Bulletin. 2000. V. 126. P. 556 - 574.

5. Anderson C.A. Attributional style, depression, and loneliness: a cross-cultural comparison of American and Chinese students // Personality and Social Psychology Bulletin. 1999. V. 25. P. 482 - 499.

6. Brems C., Wagner P. Blame of victim and perpetrator in rape versus theft // The Journal of Social Psychology. 1994. V. 134. P. 363 - 374.

7. Caron S.L., Carter D.B. The relationship among sex role orientation, egalitarianism, attitudes toward sexuality and attitudes toward violence against women // The Journal of Social Psychology. 1997. V. 137. P. 568 - 587.

8. Catellani P., Alberici A.I., Milesi P. Counterfactual thinking and stereotypes: the nonconformity effect // European Journal of Social Psychology. 2004. V. 34. P. 421 - 436.

9. Check J.V.P., Malamuth N.M. Sex-role stereotyping and reactions to depictions of stranger versus acquaintance rape // Journal of Personality and Social Psychology. 1983. V. 45. P. 344 - 356.

10. Deitz S.R., Byrnes L.E. Attribution of responsibility for sexual assault: the influence of observer empathy and defendant occupation and attractiveness // The Journal of Psychology. 1981. V. 108. P. 17 - 29.

11. Dolinski D., Gromski W., Szmajke A. Perpetrators' freedom of choice as a determinant of responsibility attribution // Journal of Social Psychology. 1988. V. 128. P. 441 - 449.

12. Doosje B., Branscombe N.R. Attributions for the negative historical actions of a group // European Journal of Social Psychology. 2003. V. 33. P. 235 - 248.

13. Duval T.S., Lalwani N. Objective self-awareness and causal attributions for self-standard discrepancies: changing self or changing standards of correctness // Personality and Social Psychology Bulletin. 1999. V. 25. P. 1220 - 1229.

14. Feather N.T., Boeckmann R.J., McKee I.R. Reactions to an offence in relation to authoritarianism, knowledge about risk and freedom of action // European Journal of Social Psychology. 2001. V. 31. P. 109 - 126.

15. Feather N.T., Dawson S. Judging deservingness and affect in relation to another's employment or unemployment: A test of a justice model // European Journal of Social Psychology. 1998. V. 28. P. 361 - 381.

16. Ferguson P.,Duthie D., Graf R.G. Attribution of responsibility to rapist and victim: the influence of victim's attractiveness and rape-related information // Journal of Interpersonal Violence. 1987. V. 2. P. 243 - 250.

17. Field M.S., Bienen L.B. Jurors and rape: a study in psychology and law. Lexington, 1980.

18. Gold G.J., Weiner B. Remorse, confession, group identity, and expectancies about repeating a transgression // Basic and Applied Social Psychology. 2000. V. 22. P. 291 - 300.

19. Greitemeyer T., Weiner B. Asymmetrical attributions for approach versus avoidance behaviour // Personality and Social Psychology Bulletin. 2003. V. 29. P. 1371 - 1382.

20. Hastie R., Penrod S., Pennington N. Inside the jury. Cambridge & L., 1983.

21. Heaven P.C.L., Connors J., Pretorius A. Victim characteristics and attribution of rape blame in Australia and South Africa // The Journal of Social Psychology. 1998. V. 138. P. 131 - 133.

22. Hyland R., Cooper M.A. Internal-external control and attribution of responsibility for a positive accident // Journal of Social Psychology. 1976. V. 99. P. 147 - 148.

23. Jacobson M.B. Effects of victim's and defendant's physical attractiveness on subjects' judgements in rape case // Sex Roles. 1981. V. 7. P. 247 - 255.

24. Kerr N.L., Bull R.H.C., MacCoun R.J., Rathborn H. Effects of victim attractiveness, care and disfigurement on the judgements of American and British mock jurors // British Journal of Social Psychology. 1984. V. 23.

25. Kleinke C.L., Meyer C. Evaluation of rape victim by men and women with high and law belief in a just world // Psychology of Women Quarterly. 1990. V. 14. P. 343 - 353.

26. Kleinke C.L., Walls R., Stalder K. Evaluation of a rapist as a function of expressed intent and remorse // The Journal of Social Psychology. 1994. V. 134. P. 525 - 537.

27. Krahe B. Social psychological issues in the study of rape// European Review of Social Psychology. 1991. V. 2. P. 279 - 309.

28. Krulewitz J.E. Sex differences in evaluations of female and male victims" responses to assault // Journal of Applied Social Psychology. 1981. V. 11. P. 460 - 474.

29. Lee B.K. Audience-oriented approach to crisis communication: a study of Hong Kong consumers' evaluation of an organizational crisis // Communication Research. 2004. V. 31. P. 600 - 618.

30. Mason G.E., Riger S., Foley L.A. The impact of past sexual experiences on attributions of responsibility for rape// Journal of Interpersonal Violence. 2004. V. 19. P. 1157 - 1171.

31. McCall M., Reno R.R., Jalbert N., West S.G. Communal orientation and attributions between the self and other // Basic and Applied Social Psychology. 2001. V. 22. P. 301 - 308.

32. Olsen-Fulero L., Fulero S.M. Commonsense rape judgments: an empathy-complexity theory of rape juror // Psychology, Public Policy and Law. 1997. V. 3. P. 402 - 427.

33. Rayburn N.R., Mendoza M., Davison G.C. Bystanders' perceptions of perpetrators and victims of hate crime. An investigation using the person perception paradigm // Journal of Interpersonal Violence. 2003. V. 18. P. 1055 - 1074.

34. Rector N.A., Bagby R.M. Minority juridical decision making // British Journal of Social Psychology. 1997. V. 36. P. 69 - 81.

35. Shaver K.G. Defensive attribution: effects of severity and relevance on the responsibility assigned for an accident // Journal of Personality and Social Psychology. 1970. V. 14. P. 101 - 113.

36. Shirazi R., Biel A. Internal-external causal attributions and perceived government responsibility for need provision. A 14-culture study // Journal of Cross-Cultural Psychology. 2005. V. 36. P. 96 - 116.

37. Shotland R.L., Goodstein L. Sexual precedence reduces the perceived legitimacy of sexual refusal: an examination of attributions concerning date rape and consensual sex // Personality and Social Psychology Bulletin. 1992. V. 18. P. 756 - 764.

38. Stebbins P., Stone G.L. Internal-external control and the attribution of responsibility under questionnaire and interview conditions //Journal of Counselling Psychology. 1977. V. 24. P. 165 - 168.

39. Tyler T.R.,Devinitz V. Self-serving bias in the attribution of responsibility: cognitive versus motivational explanation // Journal of Experimental Social Psychology. 1981. V. 17. P. 408 - 416.

40. Wang D., Anderson N.H. Excuse-making and blaming as a function of internal-external locus of control // European Journal of Social Psychology. 1994. V. 24. P. 295 - 302.

41. Xenos S., Smith D. Perceptions of rape and sexual assault among Australian adolescents and young adults // Journal of Interpersonal Violence. 2001. V. 16. P. 1103 - 1119.

42. Yarmey A.D. Older and younger adults" attributions of responsibility toward rape victims and rapists // Canadian Journal of Behavioral Science. 1985. V. 17. P. 327 - 328.

CRIMINAL'S AND HIS VICTIM'S DEGREE OF RESPONSIBILITY AND GUILT ASCRIPTION

O. A. Gulevich

PhD, assistant professor of psychological institute after L.S. Vygotsky, RSHU, Moscow

Relationship between responsibility and guilt attributed to a committed murder criminal and his victim is considered. The influence on responsibility and guilt ascription such factors as criminal motivation, degree of his acquaintance with a victim and victim's ability to resist is analyzed.

Key words: responsibility and guilt ascription, criminal, victim.

7. КЛИНИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ. Базовые факторы индукции измененных состояний сознания (на примере физиологических родов)

Представлены результаты исследования этиологии измененных состояний сознания, спонтанно возникающих у практически здоровых женщин в течение беременности и в ранний постнатальный период. Сформулированы три гипотезы возможной индукции этих состояний, согласно которым потенциальными факторами их развития являются невротические нарушения, креативность, а также выраженность "базовых духовных переживаний" и религиозных установок. Получены данные, свидетельствующие о преимущественно социокультурной природе переживаний измененных состояний сознания, а ведущим фактором, определяющим вероятность их развития у субъекта, можно назвать наличие религиозно-психологических установок.

Ключевые слова: измененные состояния сознания, физиологические роды, психические переживания, эндо- и экзогенные факторы.

Целью данного исследования стало изучение осознаваемых необычных психических переживаний, спонтанно возникающих в повседневной жизни у нормальных людей, под воздействием широкого спектра эндо- и экзогенных факторов. Такие переживания, концептуально рассматриваемые нами как "измененные состояния сознания" (ИСС), не являются в строгом смысле патологическими, а отражают, с одной стороны, непрерывную изменчивость осознаваемого содержания психики, с другой - интенсивность адаптивных изменений как фактора взаимодействия человека со средой.

Данный подход основывается на классических теориях измененных состояний сознания, предложенных А. Людвигом (1966), Ч. Тартом (1969), К. Мартиндэйлом (1981), А. Дитрихом (1986), и отечественных психологических концепциях В. Н. Мясищева (1960), Б. Г. Ананьева (1969). Он позволяет рассматривать человека в системе отношений с самим собой и окружающим миром (как "закрытой" и "открытой" системы), изучать внутренние предиспозиции и установки личности, приспособительные возможности индивида под воздействием выраженного стресса и в связи с проявлениями измененных состояний сознания как одной из возможных копинг-стратегий. А. Н. Леонтьев отмечал: "Задача психологического исследования заключается в том, чтобы, не ограничиваясь изучением явлений и процессов на поверхности сознания, проникнуть в его внутреннее строение. Но для этого сознание нужно рассматривать не как созерцаемое субъектом поле, на котором проецируются его образы и понятия, а как особое внутреннее движение, порождаемое движением человеческой деятельности" [4, с. 7].

Теория измененных состояний сознания во многом обязана "продуктивной парадоксальности" [7, с. 238] воззрений У. Джемса, в классических работах которого [2, 14, 15] была предложена концепция "потока сознания" и сформулированы основные положения современной науки о сознании, получившие впоследствии логическое развитие в ряде статей и монографий современных исследователей [18, 19, 24].

Приоритет в изучении психических состояний на модели родов принадлежит О. Ранку (Das Trauma der Geburt, 1924), впервые выдвинувшему идею о влиянии родовых травм на последующее формирование и развитие невротических нарушений личности. Впоследствии С. Грофом была разработана теория "базовых перинатальных матриц", воспроизводящих ранние переживания плода на стадии внутриутробного развития и в процессе родов, которые могут актуализироваться в глубоких измененных состояниях сознания различного генезиса у взрослого человека [13].

Учитывая значительный потенциал физиологических родов в качестве материала для изучения измененных состояний сознания и продолжая традицию исследования их этиологии в научной группе нейрофизиологии мышления, творчества и сознания акад. Н. П. Бехтеревой Института мозга человека РАН [9, 22], мы выполнили данное исследование, используя модель филогенетически естественного родового стресса как триггера особых психических состояний у здоровых людей.

По классическому определению А. Людвига, измененные состояния сознания представляют собой "качественные отклонения в субъективных переживаниях или психологическом функционировании от определенных генерализованных для данного субъекта норм, рефлексируемые самим человеком или отмечаемые наблюдателями" [18, с. 226]. ИСС являются сравнительно кратковременными и длятся от нескольких минут до нескольких часов, что отличает их от симптомов психических заболеваний. Существенно подчеркнуть, что индивид отдает себе отчет об изменении характеристик ощущения/восприятия, самоконтроля и самосознания, что позволяет использовать вербальный критерий для определения выраженности ИСС, при этом, однако, необходимо оценивать уровень активации механизмов психологической защиты респондента. Методологические проблемы использования лингвистических методов при диагностике различных форм нарушений сознания подробно рассмотрены А. Р. Лурия [5].

Нами были выдвинуты три гипотезы, согласно которым причинами возникновения измененных состояний сознания могут являться:

(1) неврозоподобные расстройства по астеническому типу;

(2) активность творческого воображения (креативность);

(3) религиозно-психологические установки.

Каждая из этих гипотез рассматривалась различными исследователями ИСС на протяжении последних 30 лет, однако попыток экспериментально их проверить в рамках одного исследования до настоящего момента не предпринималось. Не являясь специфической адаптивной реакцией, ИСС могут равновероятно наблюдаться при различных способах индукции: от воздействия галлюциногенами первого (LSD, DMT и др.) и второго (закись азота, скополамин) порядка до сенсорной депривации и повышенной стимуляции из внешней среды, а также пребывания в непривычных/экстремальных условиях.

МЕТОДИКА

В основную группу вошли практически здоровые женщины (102 чел.) со сроками беременности более 36 недель, готовящиеся к плановым физиологическим родам. Из них 59 женщин были обследованы в два "среза". Средний возраст испытуемых составил 24.6 года. У обследованных женщин допускалось наличие в анамнезе незначительных соматических нарушений, связанных с течением беременности (отёки, легкие токсикозы). При этом мы старались исключить воздействие фактора соматической патологии, в частности гестозов, на данные эксперимента ввиду высокой вероятности развития неврозоподобных реакций на фоне соматических заболеваний. По результатам интервью все опрошенные отрицали наличие психических заболеваний в анамнезе у себя и близких родственников.

Исследование проводилось на базе Института акушерства и гинекологии им. Д. О. Отта РАМН и Родильного дома N 1 в Санкт-Петербурге.

В качестве контрольной группы были опрошены студенты и преподаватели РГПУ им. А. И. Герцена, испытывающие повседневный стресс. В тестировании приняли участие 82 чел., преимущественно женщины (95%). Средний возраст выборки - 25.8 года. Опрос проводился анонимно в учебных группах. Цель опроса - получение данных о выраженности ИСС в повседневной жизни без направленного воздействия стрессоров.

Специально для проведения эмпирического исследования нами был создан психодиагностический комплекс, включивший шесть методик, аппроксимирующих выдвинутые в работе гипотезы.

Вклад клинических и субклинических форм пограничной нервно-психической патологии в индукцию ИСС определялся с помощью шкалы для психологической экспресс-диагностики уровня невротизации ("УН"), разработанной в лаборатории клинической психологии Психоневрологического института им. В. М. Бехтерева [11]. Принимая во внимание важность оценки активации механизмов психологических защит и их влияния на сознательные процессы, субшкала неискренности (социальной желательности), интегрированная в шкалу "УН", была включена нами в перечень анализируемых показателей для выявления взаимосвязи с другими переменными.

Характеристики психического состояния изучались по одной из последних модификаций Теста дифференциальной самооценки функционального состояния [3], построенного на принципе биполярных профилей Ч. Осгуда, известной как опросник "Самочувствие, активность, настроение" (в редакции Н. А. Курганского, 1990). В отличие от оригинальной версии теста, данная модификация [8] насчитывает 5 шкал, оценивающих уровень психической активации, интерес (мотивацию к деятельности), напряжение (тревогу), эмоциональный тонус и физический комфорт.

Для определения уровня креативности применялся рисуночный Тест дивергентного мышления из набора креативных тестов Ф. Вильямса, адаптированных Е. Е. Туник [10]. Тест направлен на изучение когнитивных способностей и позволяет оценивать беглость, гибкость, оригинальность и разработанность мышления наряду с развитием вербальной креативности.

Изучение вклада религиозно-психологических установок осуществлялось с помощью двух методик - адаптированной русской версии опросника "Инспирит" (INSPIRIT: Index of core spiritual experiences) [16], оценивающего выраженность "базовых духовных переживаний", которые отражают отношение респондента к базовым религиозным концептам, и Теста для определения структуры индивидуальной религиозности Ю. В. Щербатых, изучающего отношение респондента к религии как философской концепции, к магии и псевдонауке, религиозной морали и оценивающего выраженность внешних проявлений религиозности и внутреннюю потребность в религиозной вере [6].

Для установления степени выраженности ИСС в Институте мозга человека РАН был сконструирован компактный Опросник признаков измененных состояний сознания на основе надежных клинических шкал оценки ИСС [12, 21]. В этот вариант методики вошли предварительно отобранные из обширного списка описания 15 наиболее часто встречающихся в современной городской культуре переживаний, отражающих осознаваемые изменения параметров восприятия в различных сенсорных модальностях, характеризующих уровень внушаемости, представленность дисфорических эмоций и явлений пространственной деперсонализации, нарушений сна. Респонденты сообщали о субъективной частоте возникновения описанных переживаний, указывая их интенсивность.

Тестирование испытуемых проводилось в два "среза": на доношенных сроках беременности и в течение 2 - 5 суток после родов. Во время первого исследования респондентам предлагалось заполнить все диагностические методики, после родов повторно предъявлялись лишь три методики из основного набора: Опросник признаков ИСС, Тест дивергентного мышления, тест "САН". На основе анализа истории родов и в ходе интервью также регистрировались данные о том, как проходили предыдущие и настоящая беременности, о семейном положении и соматических заболеваниях/травмах в прошлом. Использованные личностные опросники, направленные на изучение таких относительно стабильных психических образований, как уровень невротизации и установки, связанные с религиозными убеждениями респондентов, не предъявлялись после родов, однако полученные в первом "срезе" данные по этим методикам были применены для анализа взаимосвязи показателей в двух измерениях.

Опрос беременных проходил индивидуально с каждой женщиной; по результатам заполнения методик предоставлялась обратная связь. Специальных тренингов по психопрофилактической подготовке к родам в экспериментальной группе не проводилось.

Все обследования респондентов велись добровольно, а в группе беременных женщин также под наблюдением лечащих врачей.

Статистическая обработка данных осуществлялась в системе Statistica 6.0 для Windows.

РЕЗУЛЬТАТЫ

Средние величины (M) и стандартные отклонения (S) для данных по всем психодиагностическим методикам для первого и второго "срезов" в группе беременных женщин, а также результаты опроса контрольной группы. Все показатели имели нормальное распределение, что позволило использовать параметрические критерии для анализа данных.

В пределах более одного стандартного отклонения от среднего значения уровня ИСС находятся оценки около 17% испытуемых, образующих группу с ярко выраженными переживаниями ИСС; в пределах менее одного стандартного отклонения от среднего находятся оценки 19% респондентов.

Средние значения по шкалам Теста дивергентного мышления для группы беременных женщин как до родов, так и в ранний послеродовой период

Рис. 1. Различия в выраженности ИСС. Вертикальные столбцы соответствуют 95%-процентному доверительному интервалу.

Рис. 2. Различия по субшкалам теста "САН" в двух "срезах".

Различия между значениями по субшкалам, выделенным полужирным шрифтом, достоверны на уровне p < 0.05 находятся в интервале от одного до половины стандартного отклонения ниже популяционного среднего, что указывает на незначительную включенность когнитивных функций (дивергентного мышления) в процессы адаптационных перестроек.

В интервале более/менее одного стандартного отклонения от среднегруппового значения выраженности уровня невротизации находятся оценки соответственно 17 и 16% испытуемых. У 65% респондентов уровень невротизации был сравнительно низок; выраженная невротизация в дородовый период зарегистрирована лишь у 13% беременных женщин.

Значения по шкале "Инспирит", характеризующие представленность "базовых духовных переживаний" у беременных женщин, оказались существенно ниже, чем в американской выборке (8.5% по сравнению с 26%). При этом коэффициент надежности по внутренней согласованности заданий Теста для адаптированной версии методики был сравнительно высок (б-Кронбаха = 0.69).

Достоверность различий оценок по методикам, проведенным в два "среза" - до и после прохождения предполагаемого пика стресса (родов), а также в контрольной группе, оценивалась с помощью t -критерия Стьюдента для зависимых/независимых выборок.

У основной экспериментальной группы по данным двух "срезов" найдены достоверные различия (t = 4.27; p < 0.001) по степени выраженности ИСС до и после родов; при этом значение показателя выраженности ИСС у контрольной группы было достоверно выше, чем у беременных женщин (t = 2.55; p < 0.05). Данные о различиях показателей выраженности ИСС представлены на рис. 1.

В двух "срезах" также обнаружены различия по трем (из пяти) диагностическим субшкалам методики "САН" ("Интерес", "Эмоциональный тонус", "Напряжение") на пятипроцентном уровне значимости (рис. 2).

Значения по шкале "Инспирит" у контрольной группы несколько выше, чем у беременных женщин, но уровень статистической значимости в данном случае достигнут не был.

Различий в оценках по субшкалам рисуночного Теста дивергентного мышления в двух "срезах" не выявлено. Взаимосвязи между приемом по медицинским показаниям препаратов, оказывающих влияние на психический статус (снотворное, анестетики, гипертензивные средства, наркоз), и выраженностью ИСС также не установлено.

Для нахождения скрытых взаимосвязей между показателями психодиагностических методик был проведен анализ главных компонент.

Трехфакторное решение, объяснившее около 67% общей дисперсии экспериментальных данных, представлено в табл. 2.

Первый, наиболее мощный фактор объединил с высокими нагрузками оценку по шкале "Базовые духовные переживания" с показателем религиозно-психологических установок и уровнем выраженности ИСС, объяснив около 30% вариативности.

Второй фактор объединил оценку уровня невротизации с интегративным показателем теста "САН", отражающим самооценку функционального состояния, определив таким образом вклад астеноневротических тенденций в общую вариативность переменных.

В третий фактор вошла оценка по субшкале социальной желательности (опросник "УН") и показатель уровня креативности, что свидетельствует о связи механизмов психологической защиты и когнитивных процессов (креативности). В ранний послеродовый период соотношение факторов, определяющих дисперсию экспериментальных данных, несколько изменяется. Трехфакторное решение, объяснившее более 64% вариативности, представлено в табл. 3. Первый фактор включил оценки по двум религиозно-психологическим методикам, объяснив 29% дисперсии. Второй фактор связал субшкалы методики определения уровня невротизации (умеренно-высокая отрицательная корреляция), объяснив закономерное снижение уровня невротизации у лиц, склонных давать социально желательные ответы на тестовые задания. Выделенный фактор объяснил 21% совместной вариативности переменных. В последний, третий фактор вошла оценка выраженности ИСС и показатель шкалы самооценки функционального состояния. Тем самым прослеживается зависимость уровня ИСС от выраженности дезадаптивных тенденций как реакции на исход беременности. Для определения влияния уровня социальной желательности на выраженность ИСС был проведен дисперсионный анализ, результаты которого представлены на рис. 3. Выявленная тенденция респондентов с высоким уровнем социальной желательности демонстрировать значительно более низкую выраженность ИСС, чем у респондентов с низким уровнем социальной желательности, свидетельствует о влиянии механизмов психологической защиты на результаты эксперимента.

Рис. 3. Влияние уровня социальной желательности респондентов на выраженность ИСС. Вертикальные линии указывают 95%-ный доверительный интервал.

ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ

Частота возникновения необычных переживаний у женщин до родов и в ранний послеродовой период, по данным различных исследователей, варьируется от 3 - 5 до 73% от общего количества родов [1, 23, 25], что в полной мере отражает отсутствие общепринятых стандартов для их диагностики. ICD-10 рассматривает аффективные и личностные расстройства, связанные с пре- и постнатальным периодом, как клинически значимые, но не имеющие до настоящего времени разработанной концепции. Отсутствие единых критериев для классификации и диагностики подобных психических феноменов создает значительную проблему, которая выражается в невозможности адекватного сравнения данных различных исследований, если для их сбора не использовались идентичные методики.

При интерпретации результатов Опросника признаков ИСС за нижнюю границу выраженности ИСС было принято наличие минимум четырех положительных ответов (отчетов о возникновении необычных переживаний) на тестовые задания опросника. Таким образом, проанализировано большое количество феноменологических данных, что позволило получить представление о структуре и динамике возникновения ИСС у беременных. Обнаруженные количественные различия в степени выраженности ИСС в группе беременных женщин в двух "срезах" подтверждают предположение об адаптивной природе ИСС и влиянии родового стресса на уровень регуляции высших психических функций. Достоверное снижение уровня выраженности ИСС после прохождения пика стресса также указывает на релевантность использования модели родового стресса.

Факт отсутствия достоверных различий по шкалам Теста дивергентного мышления в двух "срезах" свидетельствует о значительной стабильности уровня личностной креативности и невключенности данного психического образования в механизмы приспособительной регуляции.

Найденные в двух "срезах" различия по субшкалам методики "САН" отражают изменения психического статуса беременных в послеродовой период. Анализ данных повторного тестирования по этой методике выявил значительное снижение уровня психической активации и одновременное повышение значений по субшкале напряжения в профиле второго "среза". Такой результат напоминает классический психастенический профиль MMPI, что соответствует современным представлениям о характере проявления "материнской озабоченности" (maternity blues) как одной из неспецифических адаптивных реакций, развивающихся, по данным ВОЗ, у почти половины матерей в течение первых 10 дней после родов. По данным других исследований, материнская озабоченность как одна из форм постнатальной депрессии наблюдается лишь у 16% молодых матерей [20]. По нашим данным, в послеродовой период очень высокий уровень тревоги был зарегистрирован у 27% обследованных женщин, что в три раза больше соответствующего показателя в пренатальный период.

Факторный анализ данных тестирования на доношенных сроках беременности определил соотношение основных факторов этиологии и генезиса ИСС у фактически здоровых женщин в период максимальной напряженности адаптивных изменений.

В первый выделенный фактор вошли, как мы указали выше, три переменные, две из которых являются итоговыми показателями религиозно-психологических опросников, а третья характеризует выраженность признаков ИСС, что подтверждает одну из исходных гипотез работы. То есть респонденты с ярко выраженными религиозными установками (независимо от приверженности к институциональной религии) демонстрировали существенно более высокий уровень выраженности ИСС, чем люди, не имеющие религиозных установок, что указывает на социокультурную природу переживаний ИСС. Следовательно, установка не только регулирует направленность и избирательную активность поведения человека, но и определяет вероятность задействования тех или иных копинг-стратегий в необычных/экстремальных условиях.

Второй выделенный фактор, объяснивший 22% вариативности данных опроса, включил оценки по двум методикам, отражающим уровень невротизации (опросник "УН") и склонность к астеническому типу реагирования (шкалы теста "САН"), что может объясняться воздействием стресса и интенсивными приспособительными реакциями женщин в ответ на изменившийся психофизиологический статус, а также возросшей тревогой перед предстоящими родами.

Как известно [8, 11], высокие значения интегрального показателя теста "САН" соответствуют негативным астеноневротическим и депрессивным тенденциям, а низкие (отрицательные по абсолютному показателю) значения шкалы "УН" - выраженной невротизации, что нашло отражение в отрицательной корреляции двух переменных в выделенном факторе. Таким образом, фактор, объединивший эти два показателя с высокими нагрузками, характеризует вклад невротических нарушений в вариативность данных обследования и свидетельствует о наличии невротических реакций по астеническому типу у части респондентов основной группы, что согласуется со статистикой клинических наблюдений за беременными женщинами и женщинами раннего послеродового периода, указывающей на частое возникновение реактивных психических состояний и отклонений в поведении в поздний пре- и ранний постнатальный периоды [1].

Третий фактор, включивший показатели Теста дивергентного мышления Вильямса и субшкалы коррекции опросника "УН", позволил определить степень влияния спонтанной креативности на дисперсию экспериментальных данных и установить, что этот механизм не является основным в индукции ИСС. Шкала коррекции методики "УН", определяющая степень социальной желательности ответов респондента, косвенно измеряла выраженность таких классических механизмов психологической защиты, как вытеснение и рационализация, т.е. задействования когнитивных ресурсов психики для снижения уровня тревоги. Выявленную нами зависимость и фактор можно концептуализировать как адаптивную активацию когнитивных резервов психики. Обнаруженная при дисперсионном анализе зависимость уровня ИСС от тенденции респондентов давать социально желательные ответы (см. рис. 3) дополнительно свидетельствует о значительно большем распространении ИСС в популяции. В силу своей необычности такие переживания могут сознательно или бессознательно вытесняться из психики, будучи восприняты как симптомы психических заболеваний. Кроме того, данная тенденция позволяет объяснить неожиданно высокие показатели уровня ИСС и теста "Инспирит", зарегистрированные при опросе контрольной группы. Массовый анонимный опрос контрольной группы по сравнению с индивидуальным опросом беременных женщин в условиях акушерского стационара позволил респондентам отвечать на тестовые задания значительно более честно и открыто, что подтвердил сравнительный анализ результатов тестирования двух групп.

В ранний послеродовой период ведущим фактором, объясняющим вариативность данных, остается выраженность "базовых духовных переживаний" и религиозных установок. При этом уровень ИСС в послеродовой период зависит от формальных показателей успешности родов (по данным теста "САН" и анамнеза), а также от прогноза в отношении здоровья ребенка (оценка по шкале Апгар).

Отсутствие значимых корреляций между использованием фармакологических препаратов (потенциально оказывающих влияние на психическое состояние в период подготовки к родам, в родах и в ранний послеродовой период) и возникновением ИСС в нашем случае свидетельствует о том, что фармакологическая индукция является лишь одним из потенциальных триггеров ИСС. Модель естественного приспособительного ответа на стресс, в частности модель физиологических родов, позволяет в полной мере изучать особенности возникновения и развития ИСС у здоровых людей, несмотря на тендерную специфичность выборки.

В результате проведенного исследования нами получены данные, свидетельствующие о связи ИСС, возникающих в повседневной жизни у нормальных людей, с системой осознаваемых и иррациональных религиозно-психологических установок, которые определяют характер необычных психических переживаний респондентов. Таким образом, была подтверждена одна из трех исходных гипотез работы, в то время как гипотезы о ведущей роли невротических нарушений и креативности в индукции переживаний ИСС не нашли эмпирического подтверждения.

Обобщая сказанное, можно заключить, что значение личностных детерминант в индукции ИСС оказалось существенно более выраженным, чем роль биологических факторов, в частности, предрасположенности к развитию невротических реакций. Наиболее яркие переживания ИСС наблюдались у респондентов, которые признавали потенциальную возможность их возникновения и не рассматривали такие феномены как проявления психической патологии. В современной, преимущественно секулярной, городской культуре осознание человеком реальности "внутреннего опыта" легко "встраивается" в системы как традиционных, так и новейших религиозных и псевдорелигиозных доктрин, что находит отражение в характере психических переживаний, спонтанно возникающих в необычных/экстремальных условиях под воздействием стресса.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Абрамченко В. В., Коваленко Н. П. Перинатальная психология. Теория, методология, опыт. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2001. С. 146 - 167.

2. Джемс У. Воля к вере. М.: Республика, 1997. С. 224 - 240, 359 - 373.

3. Доскин В. А., Лаврентьева Н. А., Мирошенников М. П., Шарий В. Б. Тест дифференцированной самооценки функционального состояния // Вопросы психологии. 1973. N 6. С. 141 - 145.

4. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Наука, 1982.

5. Лурия А. Р. Язык и сознание / Ред. Е. Д. Хомская. Ростов н/Д.: Феникс, 1998. С. 5 - 141.

6. Мягков И. Ф., Щербатых Ю. В., Кравцова М. С. Психологический анализ уровня индивидуальной религиозности // Психол. журн. 1996. Т. 17. N 6. С. 119 - 122.

7. Олпорт Г. Личность в психологии. СПб.: Ювента, 1998.

8. Практикум по общей, экспериментальной и прикладной психологии / Ред. А. А. Крылов, С. А. Маничев. СПб.: Питер, 2000. С. 309 - 314.

9. Спивак Д. Л. Измененные состояния сознания. Психология и лингвистика. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2000. С. 5 - 14.

10. Туник Е. Е. Модифицированные креативные тесты Вильямса. СПб.: Речь, 2003. С. 56 - 71.

11. Шкала для психологической экспресс-диагностики уровня невротизации (УН). Методическое пособие / Ред. Л. И. Вассерман. СПб.: Психоневрологический институт им. В. М. Бехтерева, Лаборатория клинической психологии. 1999. С. 3 - 18.

12. Dittrich A. The Standardized Psychometric Assessment of Altered States of Consciousness (ASCs) in Humans // Pharmacopsychiatry. 1998. V. 31. Suppl. 2. N 7. P. 80 - 84.

13. Grof S. Modern Consciousness Research and the Quest for New Paradigm // Re Vision. 1979. N 2 (1). P. 40 - 52.

14. James W. Does Consciousness Exist? // J. of Philosophy, Psychology & Scientific Method. 1904. N 1. Sept. P. 477 - 491.

15. James W. The Varieties of Religious Experience. N. Y.: The New American Library. Inc., 1958 (orig. 1902).

16. Kass J.D., Friedman R., Lesserman J., Zuttermeister P., Benson H. Health Outcomes and a New Index of Spiritual Experiences // J. for the Scientific Study of Religion. 1991. V. 30. N2. P. 203 - 211.

17. Ludwig A. Altered States of Consciousness // Altered States of Consciousness / Ed. Ch. Tart. Garden City, 1969. P. 12 - 24.

18. Ludwig A. Altered States of Consciousness // Archives of General Psychiatry. 1966. N 15. P. 225 - 234.

19. Martindale C., Greenough J. The Differential Effect of Increased Arousal on Creative and Intellectual Performance // The Journal of Genetic Psychology. 1973. V. 123. P. 329 - 335.

20. Murata A., Nadaoka T., Morioka Y., Oiji A., Saito H. Prevalence and Background Factors of Maternity Blues // Gynecology and Obstetrics Investigation. 1998. V. 46. P. 99 - 104.

21. Quekelberghe R. Van, Altstb'tter-Gleich G., Hertweck E. Assessment Schedule for Altered States of Consciousness: a brief report//J. of Parapsychology. 1991. V. 55. N 12. P. 377 - 390.

22. Spivak L., Bechtereva N.P., Spivak D., Danko S.G., Wistrand K. Gender-Specific Altered States of Consciousness // The International J. of Transpersonal Studies. 1998. V. 17. N 2. P. 181 - 185.

23. Spivak L., Spivak D., Wistrand K. New Psychic Phenomena Related to Normal Childbirth // The European J. of Psychiatry. 1993. V. 7. N 4. P. 239 - 243.

24. Tart Ch. States of Consciousness and State-specific Sciences // Science. 1972

25. Vaughan B.J., Maliszewski M. Ecstatic Components of Childbirth: a Psychological and Phenomenological Investigation // Birth Psychology Bulletin. 1982. V. 3. N 1. P. 5 - 13.

THE BASIC FACTORS OF ALTERED STATES OF CONSCIOUSNESS INDUCTION (by the example of physiological labour)

N. V. Gruzdev*, D. L. Spivak**

* Post-graduate student, Human brain Institute ofRAS, St. Petersburg

** ScD (psychology), principal research assistant, the same place.

The results of arising spontaneously during pregnancy and in the early postnatal period altered states of consciousness of practically healthy women aetiology research are presented. Three hypotheses of these states possible induction according to which neurotic impairments, creativity, as well as "basic spiritual experiences" and religious sets are potential factors of their development are formulated. The data, testifying to mainly socio-cultural nature of consciousness altered states experiences and the existence of religious - psychological sets are the main factor determine these states' development probability are obtained.

Key words: altered states of consciousness, physiological labour, mental experiences, endo- and exo-factors.

8. МЕТОДЫ И МЕТОДИКИ

8.1 Методика "структура трудовой мотивации" и перспектива ее применения

Освещается опыт разработки и применения диагностической методики "Структура трудовой мотивации". Эмпирико-статистические результаты проверки валидности этой методики позволяют сравнить ее эффективность с другими существующими моделями и подходами к диагностике трудовой мотивации. Приводятся примеры интерпретационных сообщений компьютерной версии методики, а также образец индивидуального профиля с комплексной интерпретацией.

Ключевые слова: структура трудовой мотивации, психометрические характеристики теста, надежность, валидность, репрезентативность, компьютерное тестирование.

ПРИКЛАДНОЙ КОНТЕКСТ

Эффективная деятельность каждого человека в процессе труда зависит не только от его знаний, умений и способностей - она, в принципе, возможна лишь при наличии соответствующей мотивации. Для того, чтобы подключить человека к решению той или иной задачи, надо хорошо понимать, что им движет, что побуждает его к действиям и к чему он стремится, выполняя определенную работу. Зная, какие мотивы лежат в основе действий человека, кадровый менеджер и руководитель могут разработать эффективную систему управления каждым сотрудником.

Структура человеческих мотивов сугубо индивидуальна, поэтому оценка мотивации персонала - сложная работа, требующая не только глубоких знаний и хороших навыков, но и наличия адекватного инструментария для грамотного выявления трудовых мотивов - инструментария, ориентированного на реальные условия, в которых работает психолог или менеджер по персоналу.

Необходимость его создания не осталась незамеченной - соответствующие методики разрабатывали многие зарубежные психологи [3]. К сожалению, эти методики - как бы они ни были хороши в своем "оригинальном контексте" - не обеспечивают приемлемого уровня прогностической эффективности при использовании в российской практике. По нашему мнению, это отчасти является результатом не вполне их адекватной культурно-языковой адаптации, однако важную роль здесь играют и другие факторы. Так, иерархия значимости трудовых мотивов россиян несколько отличается от таковой в экономически развитых странах. В качестве иллюстрации этого тезиса можно привести данные одного из исследований мотивации труда в Финляндии в начале 90-х годов, согласно которым величина заработной платы оказалась лишь на 11 месте по частоте упоминания респондентами [5].

Однако основной причиной низкой прогностической эффективности зарубежных методик, по нашему мнению, является содержательно неоправданный произвол в выборе шкал. В результате этого некоторые весьма существенные особенности мотивации испытуемого не находят отражения в тестовых показателях только потому, что при конструировании системы шкал соответствующий круг мотивационных факторов не был учтен (или сознательно опущен) разработчиками.

Именно поэтому для выбора адекватной системы шкал необходимо провести немалую предварительную работу по анализу житейской системы категорий мотивации, а также теоретических наработок различных исследователей. Особенно это важно для диагностического изучения мотивации работников отечественных предприятий, включая те ее параметры, которые не улавливаются уже имеющимися методиками.

ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ

Не только психологи, которые занимаются собственно проблемами мотивации поведения, но и представители других наук пытаются ответить на вопрос: "Что движет субъектом в его деятельности?". В связи с этим количество мнений относительно понятия "трудовая мотивация" увеличивается, порождая терминологическую путаницу и неопределенность, - даже несмотря на то, что в качестве объекта теоретических исследований мотивация труда является одной из наиболее разработанных областей в организационной психологии.

Теории мотивации принято разделять на два больших класса: содержательные и процессуальные теории. Первые направлены на выявление различных мотивов, составляющих мотивационное пространство индивида, и поэтому их было бы более корректно назвать "факторными". Вторые рассматривают мотивацию не как сумму отдельных мотивов, а как изменчивый результат взаимоотношения различных факторов в конкретный момент времени; они исследуют когнитивные предпосылки, реализующиеся в мотивации или действиях, их взаимосвязь друг с другом. Для выделения оптимальной факторной структуры мотивационного пространства трудовой деятельности факторные теории, безусловно, представляют больший интерес, чем процессуальные.

Одним из первых ученых, исследовавших потребности человека в связи с его трудовой деятельностью, стал А. Маслоу, хотя, не будучи ни психологом труда, ни тем более менеджером по персоналу, специальной теории мотивации труда он не создавал [7].

Пожалуй, наиболее ранней теорией в области мотивации персонала, в которой были обозначены и систематизированы конкретные факторы, влияющие на мотивацию труда, стала так называемая "теория двух факторов" Ф. Херцберга. В ней предлагается рассматривать отдельно чувства удовлетворенности и неудовлетворенности работой.

Херцберг опросил более 4000 человек, предложив описать те события, которые сильно повлияли на изменение их отношения к выполняемой работе в ту или иную сторону (так называемый "метод критических ситуаций") [6].

Проведенный опрос показал, что чувство удовлетворенности вызывают успешное выполнение заданий, факторы, прямо связанные с успехом деятельности, или другие удачные события. Неудовлетворенность же больше зависит от условий работы и рабочего окружения.

Факторы первой группы Херцберг назвал "мотиваторами" ("motivators") и отнес к их числу карьерный рост, содержание работы, уважение, признание, возможность достижения чего-либо. Эти факторы, согласно Херцбергу, прежде всего, влияют на степень удовлетворенности человека работой, но не вызывают как правило чувства неудовлетворенности. Ко второй группе факторов Херцберг отнес "факторы гигиены" ("hygiene factors"), включающие межличностные отношения в коллективе, физические условия работы, заработную плату, политику компании, выгоды от работы, безопасность работы, зависимость от вышестоящих работников компании. Действие этих факторов подобно действию гигиены в медицине, которая не может вылечить болезнь, но способна предотвратить ее появление; они не способствуют сильной удовлетворенности работника, но могут помешать возникновению чувства неудовлетворенности.

Естественно, Херцберг соглашается с тем, что мотиваторы в какой-то степени влияют на неудовлетворенность, а факторы гигиены - на удовлетворенность.

По продолжительности воздействия Херцберг различал факторы на кратковременные и долговременные.

В результате экспериментальных исследований позиции двухфакторной теории довольно сильно ослабли, поскольку выводы Херцберга не были подтверждены, а в некоторых случаях даже обнаружились практически противоположные результаты.

Кроме классических теорий Маслоу и Херцберга, к факторным теориям мотивации труда относят также чуть менее известные теории, разработанные К. Альдерфером [4] и Д. МакКлелландом [8]. Нами эти теории рассматриваются вместе, поскольку и тот, и другой автор выделяет в мотивационном пространстве 3 основных потребности.

Ведущими мотивами Альдерфер считает потребность существования (existence), потребность в связях (relatedness) и потребность в росте (growth), вследствие чего вся теория часто обозначается как теория ERG. Концепция Альдерфера тесно соприкасается с теорией Маслоу, однако его факторы более дискретны, чем факторы Маслоу, и не упорядочены в иерархическую структуру [4].

Д. МакКлелланд в своей теории выделяет три основные потребности: во власти, успехе и причастности (аффилиации). Эти факторы в меньшей степени соответствуют факторам теории Маслоу. Потребность власти располагается где-то между социальными потребностями и потребностями в признании, потребность в успехе - между потребностями в признании и потребностями развития, а потребность в причастности, возможно, принадлежит вообще сразу трем высшим уровням иерархии Маслоу.

Как мы видим, развитие взглядов на источники трудовой активности человека шло в направлении исследования более широкого набора факторов, способных стимулировать и направлять трудовое поведение личности. Каждое направление пыталось доказать важность влиянии той или иной группы стимулов на трудовую активность человека.

Анализ теорий показывает, что, несмотря на отсутствие единой модели трудовых мотивов, они в какой-то мере дополняют друг друга - каждая из приведенных мотивационных моделей адекватна реальности. Вместе с тем создание пригодного опросника трудовой мотивации на основе лишь одной из этих моделей практически невозможно из-за неполноты набора факторов, рассматриваемых в каждой из них.

Опираясь на опыт зарубежных исследователей и учитывая роль наиболее устойчивые и часто повторяющиеся концепты, руководителем авторского коллектива А. Г. Шмелевым была сконструирована теоретическая модель и система шкал теста "Структура трудовой мотивации" (СТМ). Это, в свою очередь, позволило максимально отразить соответствующий круг мотивационных факторов в тестовых показателях методики (насколько это возможно сделать в экспресс-тесте).

МЕТОДИКА "СТРУКТУРА ТРУДОВОЙ МОТИВАЦИИ"

Первая версия теста СТМ-1 была разработана в 1993 г. Она опиралась на следующий набор шкал (модель диагностических концептов):

* внутренняя мотивация - внешняя мотивация

(интегральный показатель направленности трудовой мотивации);

* интерес к процессу (интерес к предмету, процессу и результатам труда, удовольствие от работы);

* творчество (мотивация творческого самовыражения и самореализации, новаторство);

* общение (ориентация на общение с интересными и влиятельными людьми);

* включенность в команду (мотивация принадлежности к определенной социальной группе, команде, поиск социальной защищенности);

* помощь людям (мотивация альтруистического поведения, сопереживания и эмоционального контакта);

* служение обществу (мотивация морального самоуважения, мотивация служения обществу, романтизм);

* признание (мотивация общественного признания, тщеславие);

* руководство (ориентация на самоутверждение, реализацию своих способностей, рост статуса);

* деньги (материальная обеспеченность);

* связи (мотивация неденежной формы обеспечения материального и социального благополучия, поиск поддержки, покровительства);

* следование традициям (следование сложившейся традиции, ожиданиям близких, обстоятельствам);

* сохранение здоровья (мотивация экономии затрат интеллектуальных и физических ресурсов, избегание новизны и тревоги, мотив безопасности жизни).

Этот перечень факторов основывается на классификации мотивов трудовой деятельности, опубликованной еще в 1987 г. [1]. В той же статье была обоснована идея создания методики по принципу "турнир высказываний" (метода парных сравнений). Данный метод состоит в том, что в каждом вопросе испытуемый должен сделать выбор между двумя вариантами (высказываниями), соответствующими тому или иному фактору. Испытуемый все время находится перед необходимостью сравнивать факторы и выбирать один из двух. Подобный метод реализован (в несколько иной форме) в популярном тест-опроснике Е. А. Климова "ДДО" на исследование системы интересов по предметным сферам трудовой деятельности [2]. Сходный принцип положен также в основу методики Ф. Херцберга, включающей 28 пар суждений по 8 мотивационным концептам [6]. Формулировки диагностических концептов (конструктов) для теста СТМ были адаптированы к лексике обычных людей, не обладающих академическими знаниями в области психологии мотивации.

В СТМ-1 каждому мотивационному конструкту соответствует лишь одна расшифровка и одна развернутая формулировка ценностно-мотивационного конструкта, в которых выражены различные привлекательные стороны труда. Тем самым, реализована модель турнира из 66 парных сравнений всего лишь для 12 фиксированных высказываний. Сравнивания эти высказывания попарно, испытуемый как бы выбирает между двумя вариантами работы. При оценке каждой пары высказываний испытуемый может выбрать одну из 5 градаций пропорционально степени уверенности в выборе того или иного утверждения.

Пример парного сравнения в СТМ-1 выглядит следующим образом:

Согласно инструкции, испытуемый должен делать выбор ориентируясь "не только на собственные желания, но и на реальные обстоятельства, в которых приходится принимать решения в данный момент".


Подобные документы

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.