Традиции Кремлевского дипломатического протокола (посольского обычая) XV-XVII веков и их современное значение

От ста до трехсот всадников провожали послов до того места, где в свое время им была приготовлена встреча. Там московские дворяне окончательно прощались с иностранными послами. Прощание было последним эпизодом придворного посольского церемониала.

2.3 Великолепие государевых аудиенций и обедов

По мере укрепления российской государственности, роста могущества московских государей, накопления богатств в кремлевской казне внешняя атрибутика посольских церемониалов стала приобретать, особенно в XVI и XVII вв., все большее значение, становилась одним из важнейших элементов кремлевского церемониала и всей государственной политики.

Здесь было важно все - одежда царя и сановников, убранство приемных и столовых палат, демонстрация богатств казны. Все служило одной цели - поразить воображение иностранцев так, чтобы это впечатление было ими обязательно донесено до их государей. Читая Посольские и Разрядные книги, а также воспоминания иностранных послов, побывавших в Кремле, надо сказать, что замысел Москвы в подавляющем большинстве случаев удавался.

Английский посол граф Карлейль, принятый Алексеем Михайловичем в 1664 г., «… был совершенно поражен при виде необыкновенного блеска и великолепия, которое окружало личность царя, ибо он восседал на серебряном позолоченном троне с верхом, изукрашенным разною резьбою и пирамидками; и так как трон возвышался на 7 или 8 ступеней над поверхностью пола, то это делало особу этого государя величественной до последней степени.

На голове его была корона, в руке скипетр, на шее большое ожерелье (бармы), покрытое драгоценными камнями. Его платье было настолько густо ими усеяно, что сплошь горело драгоценными камнями и, подобно солнцу славы, бросало на все стороны лучи драгоценного света… Немного ниже трона стояли четыре статных дворянина по два с каждой стороны, все четверо одетые в белое с горностаем с ног до головы… Но что было особенно удивительно и поразительно, это блестящая обстановка двора, ибо в палате находилось около 200 бояр и других чинов, сидящих в порядке вдоль стены, большинство из них в одеждах из серебряной и золотой парчи, обильно усеянной драгоценными камнями… А чтобы явить еще более пышности, у входа палаты было поставлено большое число гостей царя или торговцев в богатых одеждах, которыми Его Величество жалует их для появления при подобных случаях. В конце концов можете судить, до какой степени мы были поражены в начале при виде столь великого блеска и великолепия. Действительно, это нас преисполнило восхищением, и блеск драгоценностей (который, казалось, оспаривал первенство со светом самого солнца) нас ослепил так сильно, что мы почти потерялись среди этого бесподобнаго слияния света и славы».

О таком же впечатлении сообщал и побывавший в Москве в составе английского посольства в 1604-1605 гг. Дж. Уилкинс: «В продолжении аудиенции мы могли созерцать во всем его величии могущественного царя (Бориса). Он восседал на золотом троне, обитом дорогой тафтой. В правой руке он держал золотой скипетр, а на голове имел корону из чистого золота; на шее у него было надето ожерелье (брахмы) из драгоценных камней и жемчуга. Его верхняя одежда была сделана из малинового бархата, красиво вышита золотом и изукрашена драгоценными камнями. Направо от него на одинаковой высоте с троном помещалась на особого рода пирамиде царская держава из чеканного золота, сверху увенчанная крестом, в направлении к которому царь каждый раз, как предстояло ему говорить, слегка оборачивался, осеняя себя крестом… Рядом с царем на другом троне сидел царевич в одинаковой с отцом одежде, но только менее пышной: в высокой шапке из черно-бурых лисиц, стоящей даже в этих странах целых 500 фунтов, и с челом, похожим на монашеский и оканчивающимся наверху подобием креста» Сборник материалов по русской истории начала XVII века. - СПб.: Изд. И.М. Болдакова, 1896..

Следует подчеркнуть, что помимо декоративности этих элементов посольских приемов, они несли и важную смысловую нагрузку. Побывав на поражающем богатством приеме у русского государя, увидев своими глазами несметные богатства, количество золота, серебра, драгоценных камней и мехов, иноземный дипломат должен был понять то, что ему этим внушалось. Могущество и богатство московского монарха и его страны столь велики, что бесполезно спорить с ним на переговорах и выдвигать неприемлемые требования.

Большим великолепием и продуманностью отличалось убранство кремлевских покоев и палат, через которые следовали и в которых принимались иностранные послы. (О царских нарядах и убранстве кремлевских палат см. Приложение 7).

Так же нарядно кремлевские палаты оформлялись и во время торжественных обедов в честь иноземных послов. Особенно красочно убиралась Грановитая палата, где чаще всего в XVI-XVII вв. устраивались подобные церемонии.

Убранство столов не было особо сложным. Скатерть покрывала узкой полосой лишь края стола. Тарелки, ложки и ножи подавались только лишь почетнейшим гостям, преимущественно послам западноевропейских государств, так что кушанья брались с блюд прямо руками. Ложки приносились вместе с горячим, которое подавалось в середине обеда, вилок и салфеток совсем не было, украшения столов предметами искусства и цветами тоже не практиковалось.

Наиболее роскошно убирался, разумеется, царский стол. В 1671 г., во время угощения польских послов в Грановитой палате, царский стол «был оправлен серебром, накрыт аксамитом золотным, сверх аксамиту сукном червчатым; к нему приступ о двух ступенях обит ковром Персицким цветным».

Весь блеск сосредотачивался не на столах, а на поставцах или буфетах. Именно они составляли самое великолепное украшение посольских приемов. Этих поставцов было несколько. Главный, государев, помещался посредине палаты, и поставцы Сытного, Хлебного и Кормового дворов, располагались частью в самой столовой, частью в сенях. Поставцы эти обивались шелковыми и золотыми фатами и уставлялись драгоценной утварью, обилие и богатство которой так поражало иностранцев.

В 1593 г. по свидетельству Николая Варкоча поставцы «были уставлены несказанным множеством серебряной и золотой посуды, так что исчислить ее невозможно, и, право, в Германии и не поверили бы такому множеству драгоценностей. На нижних полках стояли в бесчисленном количестве огромные блюда и чаши из чистого золота, а также серебряный лев в настоящую величину; притом, много серебряных чаш и сосудов такой величины, что одному человеку трудно каждый из них поднять».

Нельзя не привести еще одно описание богатства царской утвари, находившейся в кремлевской казне к началу XVII в., то есть до разграбления ее поляками во времена Смуты, оставленное нам Жаком Маржеретом. Он свидетельствует, что «там великое множество больших и малых золотых блюд и чаш для питья разной величины, сверх того бесконечное количество золоченой и незолоченой серебряной посуды… Я видел там с полдюжины бочек, сделанных из серебра, которые Иван Васильевич приказал отлить из серебряной посуды, взятой им в Ливонии, когда он ее завоевал; одна из сих бочек величиною почти в полмюнда (около восьми ведер), а другие поменьше, с ручками с обеих сторон, чтобы их носить; обычно четыре человека приносят их, полные меда, на каждый стол, и, смотря по длине этих столов, три или четыре, больше или меньше, и к каждому большие серебряные чаши, чтобы черпать из этих тазов, так как двести или триста человек не справились бы, разливая напитки званым на пир. Вся сказанная посуда русской работы; кроме нее есть множество немецкой, английской, польской серебряной посуды - это или подарки государей, полученные через послов, или приобретения, сделанные ради редкостной работы» Россия XV-XVII вв. глазами иностранцев. - С. 247-248..

Когда дворецкий докладывал государю, что все готово, столы и поставцы накрыты и убраны, государь входил в палату в сопровождении бояр и других придворных, приглашенных на обед, и садился за свой, царский стол. Затем за большой стол рассаживались бояре, а уже вслед за ними за другие столы дворяне более низших чинов. Занимая место, каждый «бил челом государю», «поклонялся о правую руку до сырой земли». Вслед за этим священник, как правило, духовник царя, читал молитву, и только тогда государь посылал звать гостей.

Что происходило дальше в столовых палатах Кремля, живо описывает тот же С. Герберштейн.

«Затем шли разносители кушания (стольники), наряженные в блестящее платье, и становились против Государя, пока все приглашенные гости не сели и стольникам не было приказано принести кушанья. Меж тем, когда все сели, Государь позвал одного из своих служителей и дал ему два длинных ломтя хлеба со словами: «Дай Графу Леонарду и Сигизмунду этот хлеб». Служитель, взяв с собою толмача, по порядку поднес этот хлеб тому и другому из нас со словами: «Граф Леонард, Великий Государь Василий, Божьею милостию Царь и государь всея Руси и Великий Князь, являет тебе свою милость и посылает тебе со своего стола». Толмач отчетливым голосом переводил эти слова. Мы стоя слушали милость Государеву. Ради нашего почета встали и другие, кроме братьев Государевых. Но за подобную милость и почет не надо никакого другого ответа, кроме того, чтобы принять предложенный хлеб, положить его на стол и воздать благодарность Государю наклонением головы, а затем точно также и остальным советникам его, поводя кругом во все стороны головою и наклоняя ее…

Наконец, стольники вышли за кушаньем и принесли водку, которую они всегда пьют в начале обеда, а затем жареных лебедей, которых они обычно почти всегда, когда им не запрещено кушать мяса, подают гостям в качестве первого блюд. Трех этих лебедей, поставленных пред Государем, он прокалывал ножиком, исследуя, который из них лучше и должен быть предпочтен другим; тотчас затем он велел их унести. Немедленно все вышли в таком же порядке, в каком вошли, и положили разрезанных и разделенных на части лебедей на меньшие блюда, по четыре отдельных куска на каждое. Войдя, они поставили пред Государем пять блюд: остальные они распределили по чину между его братьями, советниками, послами и другими».

Вся церемония угощения заканчивалась получением заздравной чаши из собственных рук Государя. С. Герберштейн рассказывает: «В первое посольство, когда по окончании дел государь отпускал меня после обеда, на который я был позван, он встал и, стоя у стола, велел подать себе чашу со словами: «Сигизмунд, я хочу выпить эту чашу в знак любви, которую питаю к брату нашему Максимилиану, избранному Римскому Императору и наивысшему Королю, и за его здоровье; ее выпьешь и ты и все другие по порядку, чтобы ты видел нашу любовь к брату нашему Максимилиану и пр., и изложил ему, что ты видел». Затем он подает мне чашу и говорит: «Выпей за здоровье брата нашего Максимилиана, избранного Римского Императора и наивысшего Короля». Он подавал ее и всем участникам обеда или стоявшим там по какому-либо случаю и каждому говорил те же самые слова. Получив чаши, мы отступали немного назад и, преклонив голову пред Государем, выпивали. По окончании этого он призывает меня к себе, протягивает руку и говорит: «Теперь ступай» Там же С. 208..

Как видно из воспоминаний иностранных дипломатов, охватывающих период почти в двести лет, церемониал кремлевских царских обедов практически не менялся. Обеды были обильными и может быть поэтому длились по пять-шесть часов. Столовый церемониал включал обязательно такие элементы, как заздравные тосты в честь российского и иностранного государя, а также раздачу государем «подач вина и еды».

«Подача» означала благорасположение государя к послу, для русских же бояр это было демонстрацией определенной степени близости к царю Юзефович Л.А. Указ. соч. С. 134.. Как выглядели эти «подачи», можем представить по записям в Дворцовых разрядах (см. Приложение 5).

Тема щедрого угощенья гостей близка и русским людям XXI в. Однако искусство, с которым это делали наши предки в XV-XVII вв., вызывает изумление. О том, что царские обеды не заканчивались кремлевским застольем, а продолжались и дальше, осталось немало воспоминаний иностранцев. С. Герберштейн рассказывает это так:

«После отпуска послов, те самые, которые сопровождали их во дворец, снова отводят их обратно в гостиницы, говоря, что они имеют поручение остаться там и повеселить послов. Приносят серебряные чаши и много сосудов, каждый с определенным напитком, и все стараются о том, чтобы сделать послов пьяными. А они прекрасно умеют приглашать к попойке, и когда у них нет другого повода к выпивке, они начинают, наконец, пить за здоровье Цесаря, брата его Государя и напоследок за благополучие тех, кто, по их мнению, обладает каким-нибудь достоинством и почетом» Герберштейн С. Указ. соч. С. 207-208..

По мере того, как из царского посольского церемониала уходило обязательное угощение - «подчиванье» - царем иностранных послов в Кремле, его место в XVII веке все прочнее занимала посылка «стола с ествою и питьем» послам на подворье. Обыкновенно объявление о том, что великий государь и царь жалует посла вечером того же дня кушаньями от своего стола, делалось в конце аудиенции в Кремле перед целованием царской руки. Если угощение заменяло собой обед в царском дворце, то оно посылалось «столом полным», который был как бы единой подачей от государя. В этих случаях количество провизии и напитков бывало огромным.

«Царский стол», пожалованный датскому посланнику Г. Ольделанду в 1659 г., состоял из пятидесяти шести блюд и пятнадцати кувшинов с напитками Проезжая по Московии. С. 315., а кушанья, присланные в 1593 г. Н. Варкочу, состояли из ста пятидесяти видов еды, «все на серебряных блюдах, накрытых такими же блюдами».

При «подчивании» польских послов в 1667 г. к ним на подворье прибыло около «двухсот дворцовых служилых людей со сластями и другими яствами с царского стола, окруженные толпой, во главе коих шал один из первых царских бояр Золотов, сказавший следующее от имени великого князя: «Священный царь, он же всемилостивейший наш государь, не желая упустить никакую возможность доказать свое доброжелательство особе светлейшего короля вашего и республике, повелел мне поднести вам, знаменитейшие послы, сласти сии и иные прочие лакомства, отложенные в сторону во время вчерашнего пира, и в этом в можете увидать, что с нашей стороны ничего разумного не упущено для подкрепления мира, искренней дружбы и братского между нами союза»..

Этот пример убедительно демонстрирует, насколько целеустремленно действовали кремлевские придворные, используя все элементы посольского церемониала для достижения определенных политических целей в отношениях с конкретным иностранным государством. Присылавшиеся на посольское подворье вина, меды, еда, сласти и лакомства были не просто «ествой и питьем», а еще одним жестом, подтверждающим искренность намерений Кремля в укреплении дружественных двусторонних отношений.

Церемониал угощения послов, внешне выглядевший как непомерное возлияние, на самом деле подчинялся строгому регламенту, нарушить который было невозможно. Русский боярин направлялся на подворье к послу с единственной целью - в очередной раз добиться от иноземца демонстрации уважения к русскому государю. Немаловажным делом было и получение от хорошо «отдохнувшего» посла дополнительных, интересовавших Кремль сведений, информация о которых затем излагалась в письменном отчете, докладывавшемся государю.

Боярин Золотов, угощавший в 1667 г. польских послов на подворье, хоть и просидел у них до позднего вечера «с постепенно увеличивающимися размерами кубков и стоп», выпивавшихся за столом, тем не менее, получил от послов заверения в том, что «они сами, священное королевское величество и весь польский народ сердечно благорасположены к особе великого князя, к его министрам и ко всем вообще его подданным».

Царское жалованье от своего стола иностранным послам производило на них, в целом, большое впечатление. Особенно их поражали обилие стола и богатство посуды, присланные от русского государя.

В 1603 г. после возвращения с царской аудиенции в Кремле послы ганзейского города Любек с удивлением наблюдали, как к ним на двор прибыло множество русских придворных во главе с боярином, «несшими более 100 кушаний, которые все были в золотых сосудах (или блюдах) с золотыми же крышками; кушанья состояли из одной рыбы, печенья и студня (так как был пост), а также были к ним всякие соусы и варенье из айвы, вишен, слив, земляники и т.п.; были присланы и всякого сорта напитки и вина, а также гвоздичка, вишни, дыни, причем различные сорта меду, как и прочие все напитки, в из чистого золота кубках; а сверх всего мы еще получили четыре больших бочонка меду» Там же. С. 194..

Благодаря сохранившемуся в отчете ганзейских послов списку царской посуды, на которой им было прислано угощение с государева стола, мы также можем судить о том, с какой пышностью обставлялся этот кремлевский протокольный обычай.

«Во-первых, четыре больших, чеканного золота, рукомойника, из которых наименьший весил 13 фунтов 14 золотников, по среднему расчету каждый в 20 фунтов.

Еще 59 сосудов из чистого золота, по 8 фунтов каждый. Другие 150 малых сосудов, также золотых, по 5 фунтов, 4 серебряных позолоченных блюда для жаркого. Кубков, ковшей или братин, больших и малых, всего числом 39, из чистого венгерского золота; многие из них изукрашены драгоценными камнями, а относительно веса не известно; из них были питы разные напитки. Одна золотая уксусница, одна золотая же перечница, одна золотая тарелка, одна золотая ложка, одна золотая солонка, два золотых столовых ножа с рукоятками, украшенными настоящими рубинами и бирюзой, а при каждом отдельные ножны также из золота» Проезжая по Московии. С. 195..

Стол, еда, напитки оставались особым знаком царского внимания к иностранным послам и демонстрировались в течение всего времени их пребывания в Москве. Стоило послу оказаться на глазах русского государя, то ли во время официальных церемоний, то ли по другому случаю, например, на богослужении, ему незамедлительно предоставлялась провизия в двойном количестве. Адаму Олеарию «корм» был удвоен по случаю рождения царевны Софьи. Датскому посланнику Г. Ольделанду великий князь пожаловал двойные количество «яств и напитково», увидев его на богослужении по случаю Вербного воскресенья.

Ганзейские послы из Любека в 1603 г. неоднократно получали «царское благоволение и милостивый поклон» в виде «двойного корма со всякого рода мясными блюдами, большущими рыбами, медами разных сортов и иными напитками»..

Но, конечно, особым великолепием отличались царские обеды. В 1600 году при царе Борисе Годунове кремлевский обед, по свидетельству персидского посла Дона Хуана Персидского, был таким:

«…Поставили столы, и царь сел кушать и нам всем велел сесть, причем каждому было дано место по его достоинству. Обед был весьма обильный и роскошный, ибо каждому подавалось более 40 блюд, и все, что на них находилось, было цельное; тут были: телятина, дичь, баранина, гуси, утки и другие водяные птицы. Хлебы, которые подавались, были так велики, что два человека с трудом могли нести один хлеб и серебряную миску наподобие жаровни с ручками. Царь угощал всех со своего блюда, смотря по знатности гостя, в особенности виноградным вином. В особом отделении, внутри приемной палаты, в которой мы обедали, все время играла музыка из весьма разнообразных инструментов и голосов. Обед продолжался от двух часов пополудни до восьми часов вечера. Мы вернулись в свое помещение с прежней свитой и гвардией при свете сотни факелов. Нашим служителям также были присланы кушанья в большом изобилии».

Меню царских обедов для иностранных послов строжайшим образом зависело от православного календаря. На дипломатов, независимо от их ранга, распространялись все строгости русских постов.

Тем не менее, несмотря на столь суровое постничество, меню церемониальных обедов, хоть и отличалось в зависимости от того, постный ли это был день или нет, было очень богатым. Сегодня трудно представить, что, например, постный стол, устроенный в 1664 г. для английского посла графа Карлейля, состоял из 125 различных кушаний, поданных на 1999 блюдах, и из около 142 ведер различных напитков.

Меню обеда было следующим: «Кушанья: рыба - плотица, окунь, лососина, стерлядь, лодуга, сельдь, белуга, белорыбица, севрюга, осетр, щука, (разные части этих рыб: теша, тело, труба, ступица оханная, схиб, бамка, звено). Уха карасевая, пискаревая, линевая, щучья, судачья, лещевая, окуневая. Пироги разные, оладьи, перепечи, караваи, блины, сырники, сочники, всевозможные печенья, сдобные и сладкие. Напитки: Вина - романея, бастр, ренское, алкан, малмазея, кинерея, церковное французское, всего 17 ведер, 7 третников. Водка - анисовая, коричная, винная, тройная, боярская, всего 1 ведро 23 кружки. Мед - малиновый, вишневый, смородиновый, костеничный, черемуховый, можжевельный, красный, паточный, с гвозцы, старый, цыженый и княжий, всего 84 ведра. Квасу 19 ведер; браги 17 ведер; воды брусничной 3 ведра».

Где-то с начала XVII в. встречаются упоминания об осетровой и белужьей икре. В своих записях иностранные дипломаты сохранили для нас один из рецептов ее приготовления: икру сначала отбивали из кожицы, затем солили и оставляли так на 6-8 дней. После этого икру перемешивали с мелко нарезанным луком, добавляли по вкусу перец и поливали уксусом или маслом, хотя иностранцы предпочитали добавлять лимонный сок. Дипломаты отмечали, что в таком виде икра «дает хороший аппетит и возбуждает естество».

В целом, читая воспоминания иностранных дипломатов о кремлевских угощениях, обнаруживаешь совершенно противоположные оценки - кому-то очень нравилась московская кухня, а кто-то не переносил ее. Особую неприязнь у иностранцев вызывал обычай русских поваров приправлять мясные и рыбные блюда большим количеством чеснока, соли, постного и конопляного масла. Необычный вкус для европейца имела и свинина, приправленная солеными лимонами. Единственным общим впечатлением, которое оставлял кремлевский стол у иноземных послов, было его изобилие. Оно чаще всего восхищало даже тех, кто предубежденно относился к стране, которая оказывала такой щедрый прием представителям различных стран, в том числе и враждебных по отношению к России.

Еще в первобытные времена зародилась традиция совместного пирования племен (или их представителей), заключающих соглашения о совместных действиях или мирном разрешении возникающих споров. Из этих традиций и выросла церемония торжественных пиршествований в честь иностранного представителя, прибывшего на Русь или уезжающего из нее. Из источников видно, что в XV-XVII вв. подобные пиры отличались особым великолепием, что было характерно и для всей Европы, освобождавшейся от оков средневековья.

Главная цель торжественного пира - не накормить или напоить иностранного гостя. Пиры призваны были продемонстрировать радушное отношение русского государя к посланцу иностранного государства и правителю, пославшего его в Россию. Широкое распространение эта форма общения получила примерно в то же время и в других европейских государствах. На пирах обсуждались волновавшие всех вопросы, устанавливались более тесные контакты с сородичами и соседями, возникали и крепли более крупные, чем родовые и племенные, объединения людей. Характерно, что англо-немецкое слово «гильдия» - объединение людей с общими деловыми (профессиональными, имущественными и т.д.) интересами - происходит от слова «gildi», т.е. «пир», «празднество». Между сотрапезниками рождались дружеские связи, сглаживались и ослаблялись вражда и неприязнь. И хозяин, который скупился на щедрое угощение, подлежал общественному осуждению.

Но в России, которая всегда отличалась хлебосольством, цель пира состояла и в достижении чисто утилитарных целей: досыта накормить (и сладко напоить) гостей, показать им щедрость и доброе расположение царя (великого князя), убедить их в том, что москвичи относятся к ним с добрыми чувствами и радушием. Придворные и кремлевские служители при этом и сами с удовольствием предавались утехам чревоугодничества за царским столом. Это был праздник для всех, хотя и дорого обходившийся казне. К концу XVII в. этот пышный, византийский уклад постепенно отмирал. «Торжественные застолья у царя, разумеется, сохранились, но они утратили древнерусские, византийские черты, приблизясь к европейским» Новохатко О.В. Записные книги Московского стола Разрядного приказа XVII века. - М.: Памятники исторической мысли, 2001. - С. 226..

2.4 Церемониал обмена «поминками» (подарками)

Важным элементом кремлевского посольского обряда являлся обмен подарками, которые назывались и просто «поминки», или «любительными поминками», т.к. посылались на память и в знак любви и дружбы от московского государя к «своему брату» - иноземному монарху. Этот обычай обмена подарками или, как их метко назвали польские послы после пребывания в Москве в 1667 г., «нескудными знаками дружелюбия и щедрости» Проезжая по Московии. С. 341., утверждался в Кремле постепенно.

Подарками обменивались соседние народы с незапамятных времен. Это было символическое выражение стремления к добрососедству, а в случае нужды - и к взаимопомощи. В христианских странах подарки иноземцам стали к тому же проявлением щедрости и людской приязни, исполнением религиозного долга, основанного на любви к ближнему и Богу. Причем обычай требовал не одностороннего дарения, а обмена, по возможности, равноценными дарами. Как пишет специалист по европейской средневековой культуре А.Я. Гуревич, «обмен дарами для средневековых сеньоров не менее важен, чем дарения в пользу церкви во имя спасения души» Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. - М., Искусство, 1984. - С. 261..

В Москве в XVI-XVII вв. уже существовала строгая система дарения подарков, принятия или отказа от них, возвращения их дарителю. Все эти нюансы русского посольского обычая использовались Кремлем с большим умением. По историческим свидетельствам конца XV - начала XVI вв., послы не всех иностранных дворов привозили с собой в Москву дары великим князьям. Иван III спокойно воспринимал отсутствие подарков от направлявшего посла иностранного государя, хотя и отвечал тому тем же. Когда в Москву в 1476 г. прибыл посол Венецианской республики Амброджо Контарини без подарков, Иван III не только не высказал никакого недовольства, но и щедро одарил посла. «Великий князь приказал своему казначею выдать мне ту сумму, которую я обязан был заплатить русским и татарам за мой выкуп (посол по дороге в Москву сильно задолжал), и сверх того пожаловал мне соболью шубу и тысячу белок» Семенов В. Указ. соч. - Т. 1. - С. 114.. Затем за прощальным обедом он был пожалован серебряной чашей Там же. С. 116.. Однако поминки венецианским дожам посланы не были.

В то же время, когда Иван III направлял в 1486 г. своего посла грека Георга Перкамоту к герцогу Миланскому Д.Галеаццо, он послал с ним в качестве подарков герцогу «двое сороков прекрасных выделанных соболей и двух кречетов и несколько живых соболей». Это был ответ великого князя на ранее присланный ему герцогом подарок в виде нескольких охотничьих соколов Иностранцы о древней Москве. С. 9..

Так же высоко Иван III в 1490 г. оценил и поведение посла императора Максимилиана Георга фон Турна, который «правил великому князю от Максимилиана поклон. Да и поминки подал великой княжне (Софье Палеолог) - птицу папагал (попугай) да сукно серо» Забелин И.Е. Указ. соч. - Т. 1. - Ч. 1. - С. 292.. В знак великокняжеского благоволения посол получил богатые подарки и, в частности, золотую цепь с крестом. В русских источниках по этому случаю сохранилась запись о том, что «Государь учинил его золотоносцем»..

Адам Олеарий в своем описании голштинского посольства в 1634 г. приводит список подарков, привезенных русскому царю.

1. Вороной жеребец, покрытый красивою попоною.

2. Серый в яблоках мерин.

3. Еще гнедая лошадь.

4. Конская сбруя, прекрасно выработанная из серебра, осыпанная бирюзою, рубинами и другими камнями.

5. Крест, длиною почти с четверть локтя, из хризолитов, оправленных в золото.

6. Дорогая аптечка; ее ящик был из черного дерева, окованного золотом; баночки также из золота, обсаженного драгоценными камнями.

7. Хрустальная кружечка, обитая золотом и осыпанная рубинами.

8. Большое зеркало, длиною в пять четвертей и шириною в локоть, в раме из черного дерева, покрытого толстыми литыми из серебра листьями и рисунками; его несли двое русских.

9. Искусственная горка, с боевыми часами, с изображением при них истории блудного сына в подвижных картинах.

10. Серебряный позолоченный посох со зрительною трубою в нем.

11. Большие часы, вделанные в черное дерево, обитое серебром Олеарий А. Указ. соч. С. 47..

В 1603 г. ганзейским посольством из Любека были поднесены царю Борису Годунову следующие дары: большой серебряный и позолоченный орел, такие же точно страус, пеликан, гриф, лев, единорог, лошадь, олень и носорог. Царевичу Федору - серебряный и позолоченный орел, а также серебряные фигуры Фортуны, Венеры, павлина и лошади, а также по бокалу от каждого посла в отдельности Аделунг Ф. Указ. соч. - Ч.2. - С. 83..

Вообще, в кремлевском церемониале постепенно укоренялась практика преподнесения посольством подарков не только от монарха, но и от послов и даже дворян, сопровождавших посла. Иногда подобное «внимание» со стороны членов посольства отвергалось Кремлем. Не секретом было, что наслышанные о щедрости московского правителя иноземцы рассчитывали тем самым получить ответный подарок, который нередко был ценнее, чем переданный в Кремль.

Сама церемония передачи послами подарков от своего монарха, как и многие другие элементы кремлевского посольского церемониала, оставалась в общих чертах неизменной в течение и XVI, и XVII вв. Во главе посольской церемонии, направлявшейся на первый прием в Кремле на лошадях, пешком шли московские дворяне с бархатными подушечками, на которых красовались подарки и грамоты, предназначенные царю. Понятно, что это делалось для того, чтобы подарки мог увидеть народ и оценить степень уважения московского государя со стороны иноземцев. После того, как послы оказывались в Кремле, их проводили в комнату перед приемной палатой, где они оставляли привезенные подарки. В конце всех описанных церемониальных процедур, положенных при первой, «встречной» аудиенции, один из придворных произносил: «Великий государь, такой-то посол бьет тебе челом таким-то даром», а затем зачитывал список подарков, которые тут же вносились и показывались царю. После этого подарки уносились. Далее следовало либо приглашение отведать царского хлеба-соли, либо сообщение о том, что царь жалует их «кушаньем со своего стола» у них на подворье, и церемония заканчивалась.

Для того чтобы представить всю сложную дипломатию обмена подарками, можно привести в качестве примера пребывание в Москве австрийского императорского посла Николая Варкоча в конце XVI в., когда правой рукой царя Федора был всесильный царский шурин Борис Годунов.

Сначала, как было принято в посольском обычае, австрийское посольство в ходе «встречной аудиенции» передало дары от императора, от посла, его сына и членов посольства царю Федору. Вскоре после этого, находившийся на охоте царь, прислал в подарок послу семь больших лосей, среди которых один был «с рогами о двадцати двух ветках», да еще большого медведя, а сыну посла еще одного лося и черную лисицу, «которую, по словам охотничего, великий князь поймал своими руками». Двум дворянам из состава посольства также были подарены два лося. Затем была устроена отдельная церемония встречи у Годунова.

«Посол велел нести перед собой подарки в таком порядке: сначала на серебряном блюде под синей тафтой он нес прекрасную драгоценность: верблюд, а на нем сидит араб, у верблюда с каждой стороны висит по золотой корзиночке, в которые вделано несколько маленьких золотых монет. Вся поверхность драгоценности была украшена рубинами и алмазами. А другие участники свиты несли позолоченный рукомойник и кубок очень искусной работы, покрытые желтой тафтой».

Через несколько дней царь Федор Иванович прислал свои подарки послу и его свите. Послу были подарены «три сорока соболей, пять сороков куниц, да еще москвитянская шуба на сером меху. Сыну посла подарено сорок соболей и сорок куниц. Дворецкому и другим дворянам, каждому по сороку соболей и сороку куниц».

Еще через три недели от царя привезли подарки для вручения императору: «сорок прекрасных соболей, персидский кафтан из серебряной и золотой парчи, на котором вытканы были разнообразными шелками разные изображения, он подбит был разноцветной шелковой персидской тканью, и прочие вещи. При этом казначей уведомил от имени великого князя, что кафтан тот персидского царя».

Через два дня и Борис Годунов прислал послу в подарок «два сорока прекрасных соболей, московский кафтан из золотой парчи с вытканными на нем разноцветными шелками изображениями, кусок атласа, вытканный по персидскому образцу разноцветным шелком, и пять прекрасных лосей». Тут же посол одарил и приехавшего с подарками дворецкого Бориса Годунова Михаила Козова, которому достался «прекрасный золотой кубок». Однако через пару часов этот дворецкий возвращается к послу и привозит ему еще от Бориса Федоровича живую черную лисицу и кубок. Самое интересное, что он принес назад и кубок искусной работы, подаренный послом Борису Годунову, «с уведомлением, что такой подарок слишком великолепен для него, будет с него и попроще». И, наконец, перед самым отъездом посольства Борис Годунов прислал послу подарки для императора и его сына эрцгерцога Максимилиана.

Подарки, которые послы передавали от имени своих правителей, должны были соответствовать величию российского государя. Поэтому перед вручением их царю приставы просили рассказать, показать или составить список привезенных подарков. Когда в 1598 г. выяснилось, что у приехавшего от австрийского императора гонца Михаила Шиле нет официальных подарков для только что взошедшего на престол Бориса Годунова, кроме пары принадлежащих ему самому часов с боем, то посольский дьяк В.Я. Щелкалов проявил подлинно протокольную смекалку. Учитывая, что М. Шиле оказался первым иностранным дипломатом, прибывшим в Москву при новом царе, кремлевский двор никак не мог допустить, чтобы народ не увидел ставшие привычными при Иване Грозном и его сыне торжественные церемонии въезда иностранцев в Кремль на прием к царю с демонстрацией толпе богатых подарков. Посольский дьяк распорядился не только передать австрийскому гонцу несколько красивых золотых вещей (кубков и цепей), но и выделить еще шесть человек для пышности процессии, причем трое из них должны были быть «в немецком платье». Более того, как объяснили австрийцу, «ради большого стечения народа, в почет Великому князю» его объявят не как гонца, а как посла императора Священной Римской империи Донесение о поездке в Москву придворного Римского императора Михаила Шиле в 1598 г. / Пер. А.Н. Шемякина. - М., 1875. - С. 3-7...

Однако многовековая история кремлевского посольского обычая накопила немало случаев, когда обмен подарками сопровождался дипломатическими инцидентами.

В 1490 г. Иван III вернул императорскому послу Николаю Поппелю привезенные подарки из-за того, что в императорской грамоте к великому князю отсутствовал титул «Государя всея Руси». Иван Грозный в 1559 г. отказался принять у датских послов часы с изображением знаков Зодиака, так как они носили «еретический характер».

Кремлевский двор строго следил за тем, чтобы обмен подарками не наносил ущерба величию русского государя. Поэтому, как и в других составляющих элементах посольского церемониала, существовала определенная иерархическая система, в соответствии с которой дарить поминки русскому государю мог только узкий круг иностранных монархов, тех, кого Кремль признавал «ровней». Так, в конце XVI в. Кремль вернул подарки, привезенные грузинским царем Александром, с целью подчеркнуть неравенство его с русским государем. При этом грузинам было заявлено, что «у государя нашего столько его царские казны, что Иверскую землю велит серебром насыпать, а золотом покрыть, да и то не дорого».

Но и послы иногда позволяли себе отказываться от царских подарков. Так, папский посол иезуит Антонио Поссевино долго не соглашался принять подарки Ивана Грозного для папы римского и уступил только тогда, когда ему указали на то, что царь со своей стороны принял папские подарки и будет «очень гневаться, если посол пренебрежет русскими древними обычаями и пойдет против них». Особенно упорно, но также безуспешно Поссевино отказывался от царских подарков, предназначенных ему лично Аделунг Ф. Указ. соч. С 213..

В Кремле велся строгий учет отправляемых послам и полученных от них подарков. В посольских книгах XVI в. часто встречается запись: «А что было государю от послов поминки, и те поминки писаны у казначеев». По словам подьячего Г. Котошихина, о любом подарке, полученном от иностранных послов русским придворным, он должен был «объявить думному дьяку, а думный дьяк царю» Котошихин Г.К. Указ. соч. С. 73...

Об этом же свидетельствовал и датский посланник Г. Ольделанд в 1659 г. На просьбу принять подарок по окончании обеда на посольском дворе, «в благодарность за его хлопоты», стольник князь Юрий Шеховской вежливо отказывался, «объясняя, что он сделал лишь то, что ему было повелено великим государем, так что исполнил только свой долг и не заслужил никаких подарков». После долгих уговоров он все же принял подарок, однако, тут же добавил, что «доложит об этой любезности посланника его царскому величеству и покажет ему еще сегодня вечером подарки. Вскоре после этого он простился, приказав своим служителям, которые должны были стоять перед ним в санях, держать подарки, и таким образом поехал прямо наверх к великому князю».

Так что, по всей видимости, как и в наши дни отношение к подаркам, получаемым «государевыми людьми», выполняющими государственное поручение, было как к казенному имуществу. Так же справедливо было и требование к русским послам после их возвращения из-за границы докладывать о полученных подарках. Ведь в большинстве случаев послы от себя лично дарили подарки, выдаваемые им из казны. Наиболее ценные вещи царь оставлял у себя, остальное отдавалось послам. Как писал Г. Котошихин, «то ис тех даров понадобится царю и то у них емлет, а за то из своей царской казны дает деньгами, по оценке, что чего стоит» Котошихин Г.К. Указ. соч. С. 56..

Интересно, что все подарки, поднесенные царю как от имени иностранного монарха, так и от посла оценивали «тою ценою, чего стоит весом; а дела не щитают» Там же. С. 74... То есть давалась довольно грубая оценка изделию, без учета его художественной ценности. В ответ, как правило, Кремль в качестве подарков направлял меха.

Судя по сведениям, оставленным Г. Котошихиным, к середине XVII в. в Кремле существовали определенные стоимостные нормы, в соответствии с которыми тому или иному монарху отправлялись подарки. Так, австрийскому императору и датскому королю посылались поминки на

тысячу рублей, королю Англии - на три тысячи, турецкому султану - на пять тысяч рублей и больше, персидскому шаху - на сто тысяч и больше. Однако стоимость и количество подарков резко увеличивалось, если московские государи хотели чего-то добиться от соответствующего монарха. Например, в 1663 г. по случаю бракосочетания английского короля Карла II посольство П. Прозоровского привезло в Лондон подарков на двадцать тысяч рублей. Это были меха соболей, горностаев и черных лисиц, живые соболи, куницы, горностаи, кречеты, соколы и ястребы. Богатство подарков объяснялось также желанием Москвы договориться с англичанами о продолжении взаимовыгодной торговли через Архангельск.

В том же 1663 г. с целью склонить датского короля к союзу с Россией против Швеции ему было послано подарков на пятнадцать тысяч рублей, состоявших также из ценных мехов и живых зверей и птиц.

Турецкому султану посылались более ценные подарки с целью добиться выкупа русских «полонеников», да и вообще, чтобы задобрить опасного соседа.

Что касается подарков огромной стоимости для персидского шаха, то это был, как представляется, своего рода бартер (как бы мы сегодня назвали), ведь шах со своими послами отправлял в Москву такие подарки, которые весьма ценились русскими государями - ювелирные изделия с драгоценными камнями, ценную парчу, одежду и др. Для примера, царь Алексей Михайлович отправил шаху даров на сумму более двухсот тысяч рублей: «две кореты серебряных, одна позолочена, а к ним по двенадцать лошадей с прибавошными лошадми, соболи, куницы и всякая мяхкая рухлядь (меха), птицы и звери всякие живые, сосуды серебряные, деревяные, костяные»¹¹ Котошихин Г.К. Указ. соч. С. 61-64..

Послы в Москве получали и продовольственные подарки. В 1667 г. польские послы получили «на проводах в дорогу» кроме вина, рыбы и хлеба различные сласти и пряности: сахар, корицу китайскую и немецкую, шафран, мускатные орехи, гвоздику, кардамон, имбирь, перец, изюм, чернослив, виноград Забелин И.Е. Указ. соч. С. 405-406..

Особо выделялись великокняжеские дары в виде верхней одежды. Иногда такие подарки делались послам европейских государств. Графу Нугаролю и С. Герберштейну были пожалованы каждому: подбитая соболями шуба из голубой парчи с голубыми разводами, с широкими рукавами, пуговицами и петлицами; белая шапка, окаймленная красным сукном и собольим мехом и сапоги красного цвета. Кроме того, меха - два сорока соболей, 300 горностаев и 1500 белок. Однако в основном одежда дарилась азиатским послам - крымским, ногайским, персидским. В 1600 г. персидский посланник получил в дар от Бориса Годунова «три богатейшие одежды из золотой материи, подбитые соболем, золотой кубок и три тысячи дукатов», а придворные - «по три одежды: одну лучшую и две простых, по восемь локтей сукна на дорожное платье, позолоченный кубок и по двести дукатов» Проезжая по Московии. С. 182..

Адам Олеарий описывает, как «черкасские послы поехали в Кремль в красных кафтанах из грубого сукна, но вернулись в кафтанах из шелкового дамаста, красных и желтых, подаренных им великим князем».

По сведениям голштинца, которые он получил в Москве, «такие посольства присылаются ежегодно как этими, так и другими татарами, хотя никаких важных предложений они и не делают. Приезжают они больше всего ради одежды и подарков, зная, что всегда им дадут чего-нибудь» Олеарий А. Указ. соч. С. 58..

Г. Котошихин вообще описывает этот обычай как норму церемониала приема крымских послов. В зависимости от количества послов и их людей «готовят платье, в чем им быти у царя на приезде и отпуске, на послов шубы отласные золотные на куницах и на белках, да однорядки суконные красные ж с кружевы, кафтаны камчатные исподние, шапки, сапоги». Из подобного же рода вещей в XVII в. состояли поминки русских государей, предназначенные для крымского хана и его придворных. С русскими посланниками в Крым регулярно отправлялись шубы, кафтаны, сапоги и меха. Характерно, что некоторые, главным образом ханские, послы не считали зазорным и самовольно присваивать себе «подарки». Например, получив из рук московского государя во время обеда драгоценный кубок с вином, они забирали его с собой, доказывая, что «когда де царь пожаловал их платьем и питьем, и тем судам годитца быть у них же». Как правило, однако, русский государь все же оставлял эти бокалы у наглецов, «потому что спороватся с басурманами в стыд». Чтобы уменьшить убыток московской казне, кремлевские дьяки пошли на хитрость и придумали, «чтобы для таких безстыдных послов деланы были нарочно в Аглицкой земле сосуды медные, посеребряны и позолочены» Там же. С.78..

В общем, можно заключить, что мало кто из иностранных дипломатов и их государей, европейских или азиатских, оставался недоволен подарками русских великих князей и царей.

2.5 Почетная стража как важный элемент кремлевского посольского церемониала

Торжественность посольских церемониалов усиливалась участием в них почетной стражи. Иностранные дипломаты в своих воспоминаниях обязательно отмечали поражавшее их количество красиво одетых вооруженных людей, сопровождавших посольство во время протокольных церемоний в Москве.

Почетная стража в обязательном порядке участвовала также в церемониях аудиенций и обедов у царя. На церемониальных приемах у трона царя в различные периоды стояли два, четыре или шесть стражников - «рынд», назначавшихся из молодых княжичей и "детей боярских". Количество рынд зависело от того, для посла какого монарха устраивалась аудиенция. Например, по шесть рынд выставлялись во время приемов австрийских, польских и английских послов, по четыре - для шведских, датских, турецких и персидских послов Котошихин Г.К. Указ. соч. С. 75-76.. Одеты рынды бывали, как правило, в богатые белые одежды с золотыми цепями на груди и держали на плечах серебряные топорики - секиры.

Почетная церемониальная стража присутствовала и во время царских обедов. «Подле государева стола, по правую и левую сторону стояли стольники с мечами, в ферезях золотных и в шапках по одному человеку, а иногда, поодаль их еще по два человека голов или полковников стрелецких, без шапок, кроме того, у дверей палаты по обеим сторонам стояли в ряд жильцы с протазанами и с алебардами, в цветных кафтанах черевчатых и объяринных терликах, человек по двенадцати на стороне, а иногда и более, смотря по значению гостя» Забелин И.Е. Указ. соч. С. 371..

Присутствие стражи на церемониальных торжествах, устраивавшихся в Кремле в честь послов, нередко вызывало удивление у иностранцев. На недоуменные вопросы русские бояре нередко отвечали: «Из давних лет во всех государствах ведетца оружники около государей стоят, то государей чин и гроза» ПДС - Т. 10. - С. 224...Красиво одетые служители, державшие золотое или серебряное оружие, в общем-то, не были охраной царя в прямом смысле этого слова. Речь, конечно же, идет об элементе торжественного церемониального приема, придававшем дополнительную значимость личности царя, подчеркивавшем его власть и могущество. Не зря, как вспоминает английский посол граф Карлейль об аудиенции, данной ему царем в 1664 г., четверо рынд, стоявших возле трона государя, «время от времени кидали в нашу сторону взоры и тотчас переводили их на царя с глубоким почтением, как бы приглашая нас удивляться его величию».. Ясно, что все это было составной частью представления, специально организованного для того, чтобы произвести максимально сильное впечатление на иностранного посла.

Сложнее был вопрос с охраной послов, которая выделялась им сразу же по приезде в Москву.

При царе Алексее Михайловиче церемониальная норма, касающаяся охраны послов, выглядела по описанию Г. Котошихина следующим образом: «А где послы поставлены на посольских дворех, и на тех дворех, для посольской чести и оберегания, поставлена бывает вахта: у послов сотник, а с ним стрельцов по двести, по сто человек, или по пятьдесят, смотря по послом, сколько у кого людей».

Количество «вахты» менялось в зависимости от ранга иностранного дипломата: к посланнику приставлялось по тридцать или двадцать человек, а к гонцам уже по десять или двенадцать Котошихин Г.К. Указ. соч. С. 76... Понятно, что эта стража не только охраняла послов, но и осуществляла надзор за ними. По существовавшему правилу посол не должен был никого посещать до того дня, пока не представится государю. В описании поездки посольства австрийского императора Рудольфа II к царю Борису Годунову во главе с послом Стефаном Какашем в 1602 г. говорится о том, что «по прибытии к Москве, в одной миле от нее, посольство было встречено толпою знатных московитов, которые проводили нас до нашей квартиры, где все было великолепно устроено и прибрано, и оттуда нам ни под каким видом не позволяли ни выходить куда-либо, ни осматривать город вообще, но держали под караулом…» Иностранцы о древней Москве. С. 162..

О том, что далеко не всем иностранным дипломатом такой порядок нравился, свидетельствует дневник посольства гетмана Льва Сапеги в

Москву в 1600 г. После как всегда великолепной встречи послов у Москвы и их торжественного въезда в город «на следующий день произошли небольшие споры и недоразумения. Прежде всего, никому из посольства не позволено было выходить из своих квартир; затем аудиенцию откладывали со дня на день под предлогом, что государь занемог болью в ноге.

16 октября сгорело несколько домов возле посольских квартир. Послы жаловались приставам, князю Елецкому и дьяку Дмитриеву, что их держали в тесной квартире, и что вокруг их дома было множество соломы, как будто для того, чтобы их сжечь…».

Охрана тщательно следила за каждым выходом иностранцев в город, разрешение на что давал пристав. Всякий раз, когда кто-то из состава посольства хотел выйти посмотреть город, он вынужден был спрашивать разрешения у начальника стражи, который выделял четырех человек охраны, сопровождавших иностранца по всему городу. Компани Джованни Паоло, иезуит, дипломат, прибывший в Москву в 1581 г. в составе посольства папского посла Антонио Поссевино, с неприязнью пишет о том, что «ни послам, ни купцам других народов, которые прибыли в Московию с его (великого князя) разрешения, не дозволяется свободный проезд по всей стране, и пока они находятся в Московии, они содержатся как бы под почетным арестом. Назначаются особые люди, которые следят за тем, что они делают и с кем разговаривают» Иностранцы о древней Москве. С. 87...

И 50 лет спустя, в 1634 г., по свидетельству Адама Олеария, сразу после приезда посольства в Москву «передний двор помещения был заперт и стал охраняться двенадцатью стрельцами, так что никто ни от нас не мог выйти, ни к нам кто-либо чужой зайти - до допущения нас к первой аудиенции. Приставы же ежедневно заходили для посещения послов, а также, чтобы справиться, не нуждаются ли они в чем-либо. У нас же во дворе всегда должен был оставаться один из русских толмачей, который посылал стрельцов служить нам и покупать всякие нужные вещи, по нашему требованию» Олеарий А. Указ. соч. С. 46..

Свободный выход в город для иностранных дипломатов был фактически запрещен, хотя со временем строгость режима смягчалась.

Судя по многочисленным воспоминаниям, на протяжении XVI и XVII вв. выходить в город без сопровождения стражи для иностранцев было довольно опасной затеей. Особенно это касалось вечерних и ночных часов. Нередки были случаи нападения лихих людей на иноземцев, заканчивавшиеся грабежами, побоями и даже убийствами. Поэтому в своде протокольных норм времен царя Алексея Михайловича, составленном Г. Котошихиным, однозначно указывается, что в случае пожелания послов и их людей прогуляться по Москве или купить что-либо в лавках «с ними для обережения от русских людей ходят стрельцы, чтобы им никто не учинил какого бесчестья и задору».