В то же время можно с уверенностью говорить, что византийский опыт все же сыграл свою и немалую роль при формировании основополагающих, фундаментальных принципов посольского церемониала Кремля того периода. Только влияние это оказывалось опосредствованно, через западноевропейские государства. «Византийцы учили дипломатии Венецию, а с венецианцев брали пример итальянские города, Франция и Испания и в конечном итоге вся Европа», - так очень верно писал известный английский дипломат и историк Гарольд Никольсон. Никольсон Г. Дипломатическое искусство. - М.: Изд-во Инс-та международных отношений, 1962. - С.51. Под всей остальной Европой в определенной степени можно понимать и Московию XV в. Пусть с опозданием почти в 250 лет, но Москва стала в это время равноправным партнером многих западноевропейских столиц. Уже Иван III с полным сознанием собственного достоинства определял свои отношения с иностранными монархами, как государя независимого, им равного. Подобный подход вызывал необходимость использования во внешних сношениях русских великих князей и царей, как династии Рюриковичей, так и Романовых, такого посольского обычая, который бы ни в чем не умалял значения и величия московского государя. Конечно же это было важным цивилизационным шагом вперед, одним из достижений, потребовавших немалого ума, проницательности и изобретательности русских правителей и бояр XV-XVII в. Формирование в Москве самобытного посольского церемониала, основанного на общепринятых в Европе нормах, было тоже частью того курса на создание единого и могущественного российского государства, который проводился в жизнь Кремлем, начиная со второй половины XV в. Это очень важно сознавать для понимания истоков и корней современной протокольной дипломатической практики России.

Изучение темы данного исследования приводит к выводу о том, что основополагающие - тогда церемониальные, а сейчас протокольные принципы и правила - как в Европе, так и в России происходили из одного и того же источника, которым было огромное наследство Византийской империи, унаследовавшей, в свою очередь, еще более древние традиции эпохи Древнего Рима.

Влияние классического византийского опыта видно во многих элементах посольского обычая средневекового Московского государства. Обычной практикой были чествования послов и одновременно лишение их свободы, демонстрация им множества войск, толп народа и богатства страны, даже в периоды ее упадка. В уже упоминавшемся сборнике сведений об иноземных сношениях Византийского двора - книге «О церемониях Византийского двора» (Х в.), в статье «Как надо посылать и принимать посольства» сказано: «Чужеземных послов следует принимать с почетом и щедростью, со слугами их следует быть осторожными, чтобы они путем расспросов не приобрели каких-либо сведений от кого-нибудь. Послам соседних держав надо показывать не богатства свои и красоту женщин, но свою многочисленность и боевые силы» Савва В.И. Указ. соч. С. 182...

Еще одно возможное кремлевское заимствование из посольских церемониалов Византии было то, что, как и император, московский государь сам не вел переговоров с послами, за него это делали вельможи.

Влияние византийского церемониала, видимо, могло сказаться и на кремлевском обычае устраивать обед в честь послов, но не сажать их за один стол с правителем. Это было одной из непреложных норм придворного церемониала Византии, какую бы честь до этого послам не оказывали. Императоры, как в последствии и московские князья, посылали почетным гостям блюда со своего стола, а на прощание дарили им богатую одежду. Гиббон Э. Указ. соч. С. 744.

Схожа в целом практика обращения с послами в Византии с той, что применялась в Московском государстве в XV-XVII вв. Послы иностранных держав, пересекавшие византийскую границу, брались империей на полное бесплатное содержание. Послам предоставлялись транспорт, продовольствие, жилье. «Да приходячи Русь слюбное емлют, елико хотячи», - так говорится об этом в летописи «Повести временных лет» Сахаров А.Н. Указ. соч. С. 111.. Послам выделялся сопровождающий - «царев муж», который следовал с послами как в столицу, так и обратно до границы, составлял списки членов посольства, определял их на постой. Существовал определенный порядок въезда послов в город, не говоря уже о церемонии аудиенции у императора и ведения переговоров.

Н.И. Костомаров относит к византийскому влиянию «громкий титул царя, целование монаршей руки, появление придворных чинов: ясельничаго, конюшаго, постельничаго» Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. - М.: Мысль, 1993. С. 147...

Сама суть внешней политики Византии, стремившейся к гегемонии в своих отношениях с другими государствами, противоречила стремлению русских к выстраиванию такой внешней политики и, соответственно, такого посольского обычая, которые бы обеспечивали равноправное положение Московского государства среди зарубежных держав и ни в чем не умаляли бы чести его государя. Византийская дипломатия, помогавшая удерживать под властью гигантской империи десятки государств, некоторые из которых (например, Армения) были намного древнее Византии, отличалась изощренностью, а зачастую и коварством. В своих отношениях с другими странами Византия стремилась вести себя как официальная преемница Римской империи, господствовавшей над всем цивилизованным миром. Все другие государства рассматривались ею как варварские, у которых не нужно было учиться чему-либо. Отсюда и византийская двуличность во внешнеполитических действиях. Устанавливая союз с какой-либо страной, Византия одновременно налаживала отношения и с противниками этой страны, сплошь и рядом, когда это было ей выгодно, помогала им бороться с официальными союзниками.

Посла, в переговорах с которым были заинтересованы, всячески обласкивали, одаривали, показывали достопримечательности столицы и окрестных мест, водили в бани, брали на охоту, угощали. К неуступчивым же проявляли открытое пренебрежение, плохо кормили, содержали в неудобных помещениях, а то и под стражей. Зачастую оскорбляли послов, угрожали расправой.

В свою очередь, иностранцы, сталкиваясь с византийскими сановниками и дипломатами, считали, что хитрость, спесь, льстивость и расчетливость присущи и им, и другим жителям империи. «Греци льстивы и до сего дня», - отмечалось в русской летописи Литаврин Г.Г. Как жили византийцы. - М.: Наука, 1974. - С. 167..

Подписывая договоры о «мире и любви», византийцы в то же время вели себя двулично, договариваясь с печенегами о совместных действиях против русских. Результатом такого сговора, например, стало убийство печенегами князя Святослава, возвращавшегося в Киев после войны с болгарами, которую он вел по просьбе Византии в соответствии с обязательствами, взятыми Русью при заключении договора между князем Олегом и Византией и подтвержденным в договоре с князем Игорем.

Так что права известная исследовательница истории Византии и Ближнего Востока Н.В. Пигулевская, писавшая, что «Византия со своей цивилизацией несла и яд вероломства, унижений, насилия, процветавших в ней» Пигулевская Н.В. Ближний Восток, Византия, славяне. - М.: Наука, 1976. - С. 148..

Чтобы понять, что в целом посольский обычай мог перенять из опыта золотоордынской практики обращения с послами, обратимся к источникам. Сведения о том, как принимали иностранцев в Золотой Орде и как относились монгольские завоеватели именно к русским великим князьям и послам, содержатся в записях посла папы Иннокентия IV, монаха Плано Карпини, посетившего Золотую Орду в 1246 г., посла французского короля Людовика IX, монаха Гильома де Рубрука к хану Мангу в 1253 г., в книге польского историка начала XVIII в. Й. Длугоша, а также в сочинениях Михалона Литвина и в воспоминаниях австрийского посла Сигизмунда Герберштейна, побывавшего в Москве в 1517 и 1526 гг. Все авторы отмечают в татарском посольском церемониале необычайную «надменность, тщеславие, пышность на стороне принимающих и унижение, знаки рабской покорности - поклоны, коленопреклонения на стороне порабощенных» Савва В.И. Указ. соч. С. 214.. Об унижениях со стороны золотоордынских послов, которые испытывал еще во второй половине XV в Иван III, пишет С. Герберштейн, замечая, что «как не могущественен был московский великий князь, а все же вынужден был повиноваться татарам. Когда прибывали татарские послы, он выходил к ним за город на встречу и стоя выслушивал их сидящих» Герберштейн С. Записки о московитских делах./ Ред и пер. А.И. Малеина. - СПб., 1908. - С. 16...

Поэтому все серьезные исследователи сходятся во мнении о том, что московский посольский обряд никак не мог копировать золотоордынский, т.к. тот отражал в себе отношения господ к холопам.

Возможные заимствования из церемониальных обрядов Золотой Орды видятся, прежде всего, как представляется, в запрещении послам являться на аудиенцию в Кремль с оружием. Не исключено, что влияние Востока сказалось и на обычае устанавливать охрану (рынд) вокруг трона и во время пиров. Такого в европейской протокольной практике не наблюдалось.

Некоторые иностранцы находили общие черты в обращении с дипломатами в Московском государстве, Персии и Китае. И там, и там иностранцам запрещалось пересекать границы государства, предварительно не уведомив о своем прибытии воеводу близлежащего города, который обязан был, в свою очередь, отправить гонца в столицу и дождаться соответствующих царских указаний. Общим правилом для Московии, Персии и Китая был обычай брать иностранное посольство на полное государево содержание Олеарий А. Описание путешествия в Московию / Пер. с нем. А.С. Ловягина- Смоленск: Русич, 2003. - С. 26.. В то же время следует признать, что русский посольский обычай кардинальным образом отличался от церемониалов деспотий, как по духу, так и по содержанию. Целование ноги правителя, коленопреклонения - все это было чуждо Москве. «Не признавая подчиненности между независимыми государями, - отмечал В.И. Савва, - московские государи не только не представляются последователями восточного посольского обряда в том виде, как он практиковался у татар, персов и других восточных народов, но, наоборот, насадителями западно-европейского посольского обряда, потому что соблюдали его в сношениях с некоторыми мусульманскими государями.» Савва В.И. Указ. соч. С. 269.

Таким образом, следует согласиться с выводом автора раздела о московской дипломатии XVII в. в «Истории дипломатии» С.В. Бахрушина: «Весь московский «посольский обряд» резко отличается и от восточного, и от византийского» История дипломатии. - Т. 1. - С. 236..

В связи с непохожестью посольских обычаев России и других стран (что отмечали западные послы относительно посольских обычаев своих стран, а восточные послы - относительно своих обычаев) очень важно выяснить, что именно кремлевский посольский церемониал перенял из древнерусских посольских обычаев. Летописи XI-XIII вв. однозначно свидетельствуют о том, что обмен послами между русскими князьями был нормальной формой общения. Определяющим элементом, оказывавшим влияние на церемониал посольских приемов, было то, что русские князья придерживались таких форм дипломатических переговоров, которые были выработаны еще ранее, до распространения на Руси письменности. Русские князья в исключительно редких случаях «пересылались между собой грамотами», в подавляющем большинстве описываемых примеров они «ссылались речами».

Так как послу поручалось передать не грамоты, а «речи», то есть фактически прямую речь его князя, то соответственно и прием посла был довольно простым. Посол приезжал к князю, к которому его послали, и перед тем как передать порученные ему «речи», объявлял: «тако ти молвит князь» или «а тако ти глаголет».

В древнерусской посольской практике, соответственно, не было и церемониала передачи послом верительной грамоты. Но обмен другими дипломатическими грамотами осуществлялся. Так, Владимир Мономах посылал в XII в «грамотицу» князю Олегу Святославовичу. Лихачев Д.С. Русский посольский обычай XI-XIII веков. Исторические записки. - М.: Наука, 1946. - Т. 18. С. 34. В древнерусских летописях осталась запись о том, что в 1164 г. епископ Антон, «родом гречин», прислал с послом грамоту князю Святославу Всеволодовичу.

Говоря о возможном влиянии древнерусского посольского обычая на посольский церемониал XV-XVII вв., можно отметить, что отдельные его элементы зарождались именно в XI-XIII вв. Хотя сами эти обычаи носили скорее характер народной обрядности. Обязательными элементами было встретить гостя (посла), усадить, выслушать его, дать ему ответ, угостить трапезой, предоставить ночлег и с честью отправить назад.

Форма дипломатического контакта посредством обмена устными обращениями («ссылки речами»), естественно, предполагала отсутствие какой-либо сложной процедуры общения князей с послами. Это были беседы в узком кругу в присутствии ближайших советников или наедине. В Лаврентьевском списке древнерусской летописи сохранилось описание поездки в 1097 г. посла князя Давыда попа Василия к князю Васильку Теребовльскому. Когда посол передал поручение своего князя, и «сказал мне Василько: «поседи мало». Повелел слуге своему идти вон, и сел со мною с глаза на глаз, и начал говорить мне…». Примерно так же общался с послами и Иван III спустя 400 лет.

Так же, как в XV-XVII вв., послам и в XI в. давались наказы о том, как должен себя вести посол в том или ином случае, поручалось передать поклон и спросить о здоровье. Наставляя своего посла к Юрию Долгорукому, князь Вячеслав Киевский в 1151 г. говорил: «поеди к брату Гюргеви, брата от мене поцелуй» Там же.. Это напоминает церемониальную практику XV-XVII вв., когда вопрос государя о здоровье монарха, направившего посла, считался обязательным элементом посольского церемониала.

Весьма обоснованной кажется точка зрения некоторых историков относительно того, что большое влияние на русский посольский церемониал оказывал опыт общения Москвы с Великим княжеством Литовским До объединения с Польшей Литва была фактически русским государством. 90% всей его знати - русские по своему происхождению (см. Бушков А., Буровский А. Россия, которой не было. - Красноярск: Бонус, М.: Олма-пресс, 2000. - С. 213)... Обмен послами между ними был довольно интенсивным. Несомненно, что в ходе контактов с литовскими дипломатами происходила наработка тех навыков, которые затем Кремль ввел в норму своей церемониальной практики. Литовские же протокольные обычаи мало чем отличались от общепринятых в Западной Европе.

На формирование классического допетровского придворного посольского церемониала, конечно же, большое влияние оказывал практический опыт, получаемый московскими послами непосредственно в столицах иностранных держав. По мере роста могущества Московского государства, укрепления его авторитета росло и понимание необходимости поддержания чести и достоинства государя. Поэтому московские бояре отмечали любой нюанс в обхождении с русскими послами при иностранном дворе, скрупулезно фиксируя это в посольских книгах. В дальнейшем эти записи становились сводом прецедентов, использовавшихся при приеме иностранных послов в Москве.

Накапливавшийся опыт в течение веков постепенно складывался в упорядоченную систему, которая и стала придворным посольским обычаем. Главной и характерной чертой его была демонстрация равенства между московским правителем и зарубежными государями. На протяжении веков перед посольскими дьяками стояла одна задача - ни в коем случае не умалить достоинства московского самодержца. Большой ошибкой было также воздать другим государям больше почета, чем они заслуживали по представлению великого князя или царя. Интересна точка зрения дореволюционных исследователей посольского обычая, в соответствии с которой «Москва сообразовывалась с относительным достоинством иноземных государей, распространяла на них взгляды местничества и в соответствии с этим устанавливала приемы и обращения с их послами» Московский Кремль в старину и теперь. С. 160...

В 1532 г. при приеме Хозеи Уссеина, посла индийского царя Бабура, великий князь Василий Иванович «не говорить приказывал о братстве с ним», ибо не знал, равен ли ему этот индийский государь, самодержец ли он или просто «урядник» Индийского царства Московский Кремль в старину и теперь. С. 160..

Царь Иван Грозный также отказывал в названии брата польскому и шведскому королям, считая их ниже себя, как государей не по «Божьему изволению, а по многомятежному человеческому хотению», то есть не прирожденных, а избираемых подданными Соловьев С.М. Указ. соч. - Т. 6. - С. 877..

На том же основании азиатских послов при московском дворе принимали иначе, чем европейских. Но по мере того, как менялось взаимное отношение государей, менялся и церемониал приема их послов.

Во времена владычества татар, как уже отмечалось ранее, московский князь, по словам путешественника Михалона Литвина, должен был встречать посланца хана за Москвою: пешим вести за уздцы его коня, с которого тот не слезал; ввести посла во дворец, посадить его на свой престол и коленопреклоненно слушать его посольство. Московский Кремль в старину и теперь. С. 160.

После освобождения от золотоордынского ига московские князья стали смотреть на бывших владык как равные им, и в приеме ханских послов не осталось и следа прежнего унижения. Еще менее церемонились с послами ногайскими, калмыкскими и др.

В XVII в. московские цари чувствовали себя неизмеримо выше и крымского хана, и других восточных владык, с которыми приходилось иметь им дело; соответственно с этим и весь обряд приема вылился именно в форму отношения высшего с низшим.

В XVI-XVII вв. в Кремле уже сложилась своеобразная, устраивающая московских царей иерархия иностранных государей. В соответствии с этой иерархией строился и сложный кремлевский посольский церемониал. К середине XVII в. порядок, в котором рассматривались иностранные послы по степени значимости их монархов для московского двора, был примерно следующим:

1. Император Священной Римской империи

2. Король Польши

2. Король Англии

4. Король Швеции

5. Король Дании

6. Генеральные штаты соединенных Нидерландов

7. Король Франции

8. Король Испании

9. Король Португалии

10. Турецкий султан

11. Персидский шах

12. Крымский хан

13. Калмыкский хан и др Котошихин Г.К. О России в царствование Алексея Михайловича. Современное сочинение Григория Котошихина.- СПб., 1884. - С. 39-41..

К послам государей, равных по положению с великим князем, применялся принцип равенства отношений. Любые нарушения церемониальных правил иностранным двором в отношении московского посла рассматривались в Москве как попытка умалить достоинство русского государя. С послом монарха, допустившего такое обращение с московским посланником, Кремль расплачивался адекватно.

Князь Мосальский, присланный в Москву польским королем в 1487 г., не спросил московского великого князя о его здоровье и не привез ему от короля подарков - за это и Михаилу Еропкину, посланному в 1488 г., не было наказано спросить польского короля Казимира о его здоровье и поднести ему подарки. Отпуская Еропкина, король не передал великому князю поклон. Тогда и Иван III, прощаясь с Мосальским, в следующий его приезд в Москву, также не передал поклон королю. Такой же казус имел место и в отношениях Москвы с сыном австрийского императора Фридриха II, королем римским Максимилианом. В 1492 г. Иван III, отправляя к нему посла грека Траханиота, не приказал передать ему поклон, так как его посол, будучи в Москве, «не правил» поклон великому князю от короля. И наоборот, в 1490 г., когда посол Траханиот, отправленный Иваном III к Максимилиану, донес, что тот оказал ему великую честь, выслав своих вельмож за пять верст на встречу, а на аудиенции «сам встречал его, сступив со своего места ступени три, четыре, да руку подавал стоя», а затем «посадил против себя на скамейке близко», то и Иван III приехавшему послу Георгу фон Турну оказал такие же почести: выслал ему навстречу посадника Юрия Хозяка, стоя подал послу руку и посадил его «около себя близко на скамейке» Памятники дипломатический сношений России с державами иностранными (далее - ПДС). - СПб., 1851. - Т.1. - С. 24-26..

В 1613 г. император, принимая российских посланников Степана Ушакова с дьяком Заборовским, при имени государя не встал, а лишь «маленко приклонился и шляпу сымал», а, отпуская их, «приказывал к государю челобитье сидя». То, что Ушаков и Заборовский не возразили против этого, было им в Москве поставлено в вину, а посланному к императору в следующем 1614 г. Ивану Фомину был дан подробный наказ, что делать и что говорить, чтобы не допустить подобного умаления чести своего государя ПДС. - Т. 2. - С. 925..

В силу подобных инструкций московские послы с упорством отстаивали свои права и честь как представители московского государя, добиваясь своего, иногда после продолжительнейших пререканий, предпочитая совсем прервать сношения, чем поступиться честью царя.

Вместе с тем нелишне отметить, что твердость придворных в отстаивании данных им инструкций была прямо пропорциональной тому наказанию, которое их ждало от государя в случае их нарушения. Так, за вышеописанную провинность посланников Ушакова и Заборовского по распоряжению царя били плетьми.

Вот еще один пример суровости наказания для послов за нарушение царского указа, который нам оставил С. Герберштейн в 1526 г. Он описывал случай, произошедший с боярином великого князя Василия III Третьяком Далматовым, которого великий князь назначил послом к императору Максимилиану. «Ему приказали уже готовиться к отъезду. Третьяк стал отговариваться недостатками в средствах на путевые издержки и тому подобное; его тотчас схватили и отправили на Белоозеро в вечное заточение, где он и умер в самом несчастном положении. Движимое и недвижимое его имение князь отобрал за себя и, несмотря на то, что получил до трех миллионов флоринов наличными, братьям и наследникам он не дал ни полушки».

Со времени Василия III, т.е. с начала XVI вв., устои посольского церемониала оставались в общем и целом неизменными. Но те нравы и обычаи, которые царили в Кремле при Иване III и Василии III, становились все более архаичными к концу XVII в. О том, насколько живуча была приверженность традициям у русской политической элиты, свидетельствует тот факт, что еще в 1675 г., т.е. всего за двадцать лет до начала петровских реформ, царь Алексей Михайлович издал указ: «Стольником и Стряпчим и Дворяном Московским и Жильцом…, чтоб они иноземских, немецких и иных извычаев не перенимали, волосов у себя на голове не постригали, також и платья, кафтанов и шапок с иноземских образцов не носили, и людям своим потомуж носить не велели; а буде кто впредь учнет волосы подстригать и платье носить с иноземского образца, или такоеж платье объявится на людях их, и тем от Великого Государя быть в опале, и из вышних чинов написаны будут в нижние чины» Забелин И.Е. Домашний быт русских царей в XVI и XVII веках. 3-е изд. - М.: Издание А.Д.Ступина, 1915. - С. 442. - Т. 1, ч. 2..

Некоторые попытки реформировать кремлевские церемониалы предпринимались при Борисе Годунове, который мог позволить себе небывалое обращение с иностранцем на аудиенции и на обеде в его честь. Принимая в Золотой палате в Кремле принца Ганса, брата датского короля, царь Борис и царевич Федор встали с тронов, обняли принца, посадили рядом с собой и долго с ним беседовали. За обедом в Грановитой палате принц сидел за одним столом с государем. А во время пира царь и царевич сняли с себя драгоценнейшие алмазные цепи, подарили ему их, а также два золотых, украшенных яхонтами ковша, несколько серебряных сосудов, меха и одежду. Понятно, что принц был не простым послом, а женихом царской дочки, тем не менее, подобное обращение с ним выходило за рамки любых привычных кремлевских церемониалов.

Придворный посольский церемониал на протяжении XV-XVII вв. сложился в систему правил, обрядов, традиций, которая нигде не будучи прописана, тем не менее соблюдалась досконально, до последнего слова и жеста. Как мы уже наблюдали, с течением времени менялись некоторые элементы дипломатического церемониала, они неизбежно подстраивались под индивидуальные черты отдельных государей. В то же время основы схемы приема иностранных послов, заложенные при Василии III, оставались незыблемыми. Причина крылась в том, что не менялось принципиальное отношение к иностранным послам в целом. Они по-прежнему оставались чужими людьми, таившими в себе и в своем поведении опасность для устоев власти, в особенности, для боярского строя. В большей своей массе, оставаясь необразованными, без знаний европейской культуры, языков, бояре справедливо опасались конкуренции иностранцев, как правило, обладавших всеми этими качествами. С другой стороны, бояре сами были порождением того общественного строя, который существовал в тот период в Московском государстве. А он, несмотря на отдельные реформы, менялся медленно.

Важнейшая задача церемониала заключалась в поддержании царской «чести» в глазах и иностранцев, и москвичей. Таким образом, осуществлялся один из важнейших принципов средневековой дипломатии, согласно которому ущемление достоинства правителя в лице его официальных представителей было равносильно ущемлению чести государства. Недаром послы, уезжавшие в другие страны, также говорили: «Самое большое дело - государскую честь остерегать; за государскую честь должно нам всем умереть» Белокуров С.А. Указ. соч. С. 69.. Тем же принципом руководствовались и кремлевские придворные, имевшие отношение к любым контактам с чужеземцами в Московском государстве.

Глава II. Посольский церемониал как фактор государственной политики

2.1 Государственная забота о послах

В 2000 г. после одобрения Президентом РФ предложения МИД РФ о приеме в России с визитом руководителя КНДР Ким Чен Ира в Москве стало известно о необычном пожелании корейской стороны. Руководитель КНДР, следуя примеру своего отца, обратился с просьбой прибыть в Москву поездом, при этом дорога от российско-корейской границы до российской столицы должна была занять около семи суток. Когда согласие на это было дано, началась подготовительная работа кремлевской протокольной службы. Кропотливый труд длился около двух месяцев, в течение которых проверялась надежность железно-дорожного пути, планировались остановки и согласовывались программы пребывания гостя в этих пунктах, подбирались чиновники соответствующего уровня, которые должны были сопровождать гостя до Москвы, а также для его встреч в местах остановок. Продумывались вопросы охраны, безопасности, питания, меню и многое другое. Особое внимание было уделено организации церемонии официальной встречи гостя на железнодорожном вокзале в Москве, также порядок следования кортежа автомашин от вокзала до официальной резиденции в Кремле.

Проведенная тогда работа показала всю трудность организации поездки зарубежного гостя по России для протокольной службы наших дней. В этой связи можно было только посочувствовать коллегам из Посольского приказа в XV-XVII вв. А ведь общий набор обязательных элементов, относящихся к поездке иностранного гостя от границы до Москвы, в принципе, остался тем же самым.

По сохранившимся воспоминаниям приезжавших в Москву дипломатов, их поездки превращались в целое путешествие, нередко растягивавшееся на три - четыре месяца, а то и на полгода. Послов, как правило, сопровождала большая свита, количество людей в которой указывало на могущество монарха, направившего посольство. Так, в 1566 году литовское посольство состояло из трех послов (Хоткевича, Тишкевича и Гарабурды) и девяти дворян. С ними прибыло 900 людей и 1289 лошадей. Польский посол Лев Сапега в 1600 году приехал в Москву со 140 чиновниками, 300 слугами, 440 конюхами и кучерами Московский Кремль в старину и теперь. С. 130..

Как правило, иностранные дипломаты прибывали на границу Московского государства через Архангельск, Новгород, Смоленск или Астрахань. По прибытии на границу послы должны были уведомить воеводу ближайшего русского города о своем приезде. Причем делалось это нередко необычными средствами. Так, австрийское посольство в 1594 году должно было ночью выпустить несколько ракет и устроить пальбу в воздух из ружей, чтобы привлечь внимание русских, находившихся на другой стороне пограничной реки Описание путешествия в Москву посла Римского императора Николая Варкоча в 1593 г. / Пер. А.М. Шемякина. - М., 1875. - С. 11..

Церемониал встречи иностранного дипломата на границе был неодинаков и зависел от ранга дипломата, от того, откуда он прибыл и с какой целью. Послов европейских государств на границе встречал боярин, посланников - дворянин или «началной человек», капитан или стрелецкий сотник. Для послов же крымского хана, а также «ногайских и калмыцких» послов торжественных встреч вообще не устраивалось Котошихин Г.К. Указ. соч. С. 76..

Церемония встречи посла на границе была для Кремля фактически первой возможностью продемонстрировать ту дипломатическую линию, которую Москва вела по отношению к тому или иному иностранному монарху. В 1634 году шведским и голштинским послам, оказавшимся одновременно в Нотебурге (Шлиссельбурге) в ожидании разрешения пересечь границу, был оказан совершенно разный прием. Послов Швеции, находившейся в постоянных войнах с Московским государством из-за территориальных притязаний, мало того, что оставили ждать на границе больше месяца, так еще и подвергли при встрече своеобразному унижению. Русский пристав организовал встречу послов на пограничной реке так, чтобы это произошло не на середине реки, как было условленно, а ближе к русскому берегу, заставив шведов усиленно грести, в то время как его лодка еле-еле отошла от берега. По чарке крепкой водки шведам налили в маленькой, черной от копоти избе. Организовывая через три недели встречу голштинских послов, русский пристав на их вопрос о порядке встречи откровенно сказал: «Нет нужды встречаться на воде, так как у нас не может быть спора о границах, из которых ничего не принадлежит вам» Олеарий А. Указ. Соч. С.32-34..

Общий порядок встреч послов на московских границах, как, впрочем, и другие элементы посольского церемониала, оставался неизменным на протяжении длительного времени. Характерной была щепетильность русских в отношении недопущения малейшей возможности ущемления чести русского государя.

В 1593 г. для встречи австрийского посла Николая Варкоча в нему в пригород Смоленска выехал воевода Игнатий Григорьевич Вельяминов в сопровождении 300 всадников. Как было принято, воевода и его свита были наряжены в богатые золотые парчовые и шелковые одежды, а лошади красиво убраны. Подъехав к коляске посла, воевода слез с лошади, одновременно из повозки вышел и посол. Оба сняли шапки и подали друг другу руки. После рукопожатия они вновь надели шапки, однако воевода тут же потребовал, чтобы посол снял свою, сказав: «Сними свою шапку! У меня есть к тебе слово от великого князя». Посол в свою очередь ответил, что он привез послание от своего государя, поэтому пусть воевода и снимет первым шапку. Кончилось дело тем, что оба одновременно сняли головные уборы..

И в других случаях русские придворные на любом уровне их иерархического положения держались правила по возможности принудить иноземцев первыми обнажить голову. Максимум, на что русские соглашались, если дипломаты начинали протестовать, это снять шапки одновременно.

На встречу посольства из ближайшего к границе города высылался специальный чиновник-«пристав». Это был, как правило, «дворянин, человек старый и роду честного» Котошихин Г.К. Указ. соч. С.66., которому поручалось встретить посла и сопровождать его до Москвы. В течение всего пути пристав заботился о помещениях и питании для посла и сопровождающих его лиц. В каждом городе, в котором останавливалось посольство, устраивалась торжественная встреча во главе с боярами и воеводами, в дома, где размещался посол и его свита, отправлялась обильная еда. При отъезде посольства из города местные воеводы обязаны были предоставить подводы с провиантом до следующей остановки. «В больших городах, например, Смоленске, Новгороде, наместники угощали послов разными родами вин и медов… Съестные припасы доставлялись иногда вместе с приставами из Москвы и следовали за поездом» Ключевский В.О. Указ. соч. С. 45-46.. Послов освобождали от всяких путевых трат.

О самом пути и о количестве остановок до Москвы сохранилось много воспоминаний иностранных дипломатов. Например, ганзейские послы, выехавшие из Любека 13 января 1603 г., прибыли на литовско-русскую границу лишь 4 марта. От границы до Москвы посольство добиралось две с половиной недели, прибыв туда 25 марта. При этом путь их пролегал через село Базилевичи (от границы 3 мили), деревню Сельцо (7 миль), Смоленск (5 миль), село Пневы (8 миль), Дорогобуж (2 мили), деревню Колпиты (8 миль), Вязьму (6 миль), деревню Заселье (6 миль), деревню Доброе (6 миль), Можайск (8 миль), Кубинское (6 миль), Исаево (5 миль), Мамоново (4 мили), далее была уже Москва. (Одна немецкая миля равнялась пяти верстам.)

Однако не всем иностранным дипломатам удавалось быстро добраться до Москвы. Чаще всего задерживались в пути послы, не знавшие особенностей русского климата и русских дорог. Английский дипломат и купец Антоний Дженкинсон, прибыв в Вологду 20 сентября 1557 г., сумел выехать в Москву лишь 1 декабря, дожидаясь санного пути. На санях же он доехал до Москвы всего лишь за пять дней. За время своего пути он насчитал 14 почтовых станций или, как тогда называли, ямов.

Существовал еще и водный путь до Москвы. Этим маршрутом в 1634 г. проехало голштинское посольство. 20 июля послы прибыла на шведско-русскую границу в деревню Лава, а затем отправились на лодках по Ладожскому озеру. Проплыв 60 верст, они вышли на берег у Никольского монастыря на Волховской губе и далее следовали по реке еще 25 верст до города Ладога. Затем 14 верст плыли по реке Волхов, миновав в двух местах опасные пороги, вынудившие их идти пешком. Посольство заночевало у монастыря Николы на Посаде. Далее плыли 20 верст до деревни Городище, 30 верст до села Грузина, 20 верст до деревни Высокой. Проплыв почти сутки, посольство достигло деревни Кречевица, что в десяти верстах от Новгорода. Остановившись в Новгороде на 4 дня, дипломаты отправились вновь по реке до села Бронницы, откуда уже продолжали путь по суше на лошадях: 15 верст до деревни Красные Станки, 40 верст до яма Крестцы, 30 верст до деревни Яжелбицы. Далее путь лежал через ямы Зимогорье, деревню Будово, город Торжок, деревню Медное, Тверь. 13 августа посольство достигло, наконец, пригорода Москвы, остановившись в селе Никольском на реке Химки. Оттуда русский пристав послал в Москву гонца с сообщением о прибытии посольства.

Да и по пути следования, по мере необходимости, приставы отправляли гонцов в Москву с донесениями о продвижении посольства и ожидали соответствующих указаний. Из Москвы, в свою очередь, с гонцами приставу сообщалось о том, с какой скоростью ему двигаться. Делалось это с целью организовать прибытие посольства в Москву к определенному дню. Как только посольство останавливалось «верст в двадцати» от Москвы, пристав сообщал об этом и получал указание двигаться на определенный «подхожий стан» (примерно в семи верстах от Москвы), где и ожидать указаний о дате въезда в Москву. На «подхожий стан» отправлялись один, два или три особых пристава, назначенные состоять при посольстве в течение всего времени его пребывания в Москве.

В это время в Москве велась подготовка к приезду послов: в царской конюшне готовились лошади, которые будут предоставлены послу и его свите, подбирался двор, где будет размещено посольство, заготавливались провизия, дрова, корм для лошадей. Короче, предусматривалось все до мелочей.

Въезд в Москву представлял собой одну из наиболее красочных церемоний, призванных произвести должное впечатление на иностранных дипломатов. К послам высылались богато украшенные лошади, иногда выезжал отряд стрельцов. До середины XVII в. послы ездили в Кремль только верхом. Использование карет было исключительным случаем, который даже отмечался в посольских книгах. Так, в записи о приезде императорского посла в 1597 г. указано, что «он ехал ко Государю на двор в возку в немецком в непокрытом, для того, что у него была болезнь в ногах, камчуг, и он верхом ехать не мог» Московский Кремль в старину и теперь. С. 134..

Приставы особо следили за тем, чтобы послы ехали на лошадях и в седлах, присланных для них из великокняжеских конюшен. Такое поручение в обязательном порядке включалось в «наказы» или «памяти» для приставов, выезжавших для встречи послов Котошихин Г.К. Указ. соч. С. 67.. Только зимой послы въезжали в Москву в санях.

Посольский обычай определял и то, кому ехать с правой стороны, издревле считающейся более почетной. По наблюдениям Адама Олеария, «вообще же русские, если три и более человек идут или едут рядом, считают высшим местом то, на котором правая рука наружу и свободна (т.е. никого нет правее)» Олеарий А Указ. соч. С. 44-46.

³ Савва. В.И. О Посольском приказе в XVI в. - Харьков, 1917. - С. 103.. Однако, нельзя согласиться с послом, ведь это был отнюдь не исключительно русский обычай. Во все времена и в разных странах сидеть по правой руке хозяина считалось более почетным. Такой обычай родился во времена непрекращающихся войн, когда наличие меча у мужчины было гарантией его безопасности. Оставлять правую руку свободной означало возможность быстро и без помех выхватить меч и вступить в бой. Сажать же по правую руку, по той же причине, можно было только человека, которому хозяин полностью доверяет и который не помешает, в случае необходимости, вытащить из ножен меч.

Перед торжественным церемониальным въездом послов в Москву и в Кремль царь направлял к ним высокопоставленных придворных, которые должны были приветствовать их от его имени. Улицы, по которым посольский кортеж следовал до места, определенного для проживания, были вычищены, по обеим сторонам стояли войска - каждый полк и каждая сотня в одежде особого цвета, а приказные люди в парадных красочных нарядах. Количество встречающих и стрельцов, выставленных вдоль всего пути следования послов, доходило до десятков тысяч. В грамоте Ивана Грозного, посланной из Новгорода в Москву в 1570 г. с указаниями о встрече литовских послов, боярам было дано указание, чтобы «на встрече б с приставы было детей боярских много, а были б нарядны и коны».

«Встреча начиналась за городом, за Тверскими воротами. Впереди шли две хоругви конные, которые назывались Придворным полком. За ними пеший полк в пурпурной одежде с десятью знаменами из белой и черной ткани. За ними стрелецкий полк в голубой одежде с десятью знаменами. Третий полк в зеленой и разноцветной одежде с восемью голубыми знаменами. Четвертый полк пеший в красной одежде с желтыми знаменами. Далее шли представители нескольких полков в разной одежде, за ними придворные и самые знатные бояре, пышно одетые, на красиво убранных конях. За ними - царские конюхи в голубом, белом и красном и богатых шубах, за ними сокольничие во главе с Артамоном Сергеевичем Матвеевым, одетым в драгоценную парчу, на великолепном коне. Затем ехали царские чашники, человек 100, жильцы, дворяне, стряпчие, стольники, одетые пышно и великолепно, на превосходных лошадях» Иностранцы о древней Москве. С. 337.. Так, например, встречали посольство австрийского императора в 1661 г.

Достаточно полные и яркие сведения о церемониале въезда посольства в Москву содержатся в сочинении Адама Олеария, находившегося в составе голштинского посольства, посетившего Московское государство в 1634 г. (см. Приложение 1).

Как свидетельствовал Г. Котошихин, народ собирался не только по своей воле. В день приезда послов специальным повелением великого князя приказывалось идти на встречу всем служилым людям: спальникам, стольникам, стряпчим, московским дворянам, дьякам, жильцам, гостям, подъячим, стремянным, задворным, стряпчим конюхам, дворовым и торговым людям. Расставлялись они посотенно, причем специально указывалось, чтобы одеты они были в парадное платье, и «у кого каких нарядов прилучилось». Соответствующую команду получали также стрельцы, выстраивавшиеся вдоль улиц, на площадях и в посольском дворе Котошихин Г.К. Указ. соч. С. 67..

Особый церемониал въезда в Москву был разработан Кремлем в 1602 году для принца Ганса, герцога и брата короля Дании, жениха царевны Ксении, единственной дочери царя Бориса Годунова.

За герцогом на границу в Нарву была отправлена большая свита, состоявшая из московских дворян, придворных и сопровождавшая его до столицы. Они привезли богатейшие подарки и роскошную карету. Прибыв в Тушино, герцог вышел из кареты и был посажен на богато убранного коня с большим почетом. Его окружали более десяти тысяч стрельцов, одетых в белые атласные кафтаны и красные бархатные штаны. Затем ехала свита на царских лошадях и в экипажах.

Огромная толпа народа вышла из Москвы навстречу герцогу. Все улицы Москвы были заполнены людьми, одетыми по-праздничному, в толпе было много женщин, украшенных жемчугом и увешанных драгоценными каменьями. Герцога привезли в дом, приготовленный как будто для самого царя и снабженный слугами и всеми припасами.

На другой день по приезде герцогу был прислан обед на 100 тяжелых золотых блюдах, множество кубков и чаш с драгоценными медами и винами Гюльденстиерне А. Путешествие его княжеской светлости герцога Ганса Шлезвиг-Голштинского в Россию. / Пер. Ю.Н. Шербачева. // ЧОИДР. - М., 1911. - Кн. 3. - С. 4-15..

Система регулирования движения посольского кортежа, говоря современным языком, была доведена до совершенства. При описании въезда в Москву датского посланника Ганса Ольделанда в 1659 г. отмечается, что после получения от гонца поручения приставу трогаться в путь с подхожего стана к ним было выслано еще пять гонцов с указаниями, по какой дороге двигаться, затем сделать лишний круг, вовсе остановиться и лишь затем уже ехать, не останавливаясь, т.к. уже прибыли на место встречи знатные лица, назначенные царем для приветствия послов.

Чтобы представить себе весь церемониал встреч иностранных дипломатов, процитируем выдержки из дневника посольства Ганса Ольделада:

«Подъезжая очень медленно к городу, мы заметили 36 всадников, направившихся к нам навстречу, они вели с собой в поводу трех лошадей: двух с седлами и одну без седла; последняя была белая, и ею потом в городе заменили лошадь, которая была впряжена в сани посланника. За этими всадниками трое больших боярских саней, из которых одни, предназначенные для г. посланника, были обтянуты красной камкой и, кроме того, красиво убраны коврами. Затем стал приближаться приставы; навстречу им торжественно направлялся г. посланник на своих красиво убранных санях, и когда он уже находился уже близко от них, то свернул со своими санями на правую сторону дороги. Тут, однако, вопрос о том, кому первому выйти из саней, вызвал длинные переговоры, так как один из приставов, человек преклонных лет, по имени Василий Васильевич Жидовинов заявил, что г. посланнику следовало бы сойти первым, так как он приехал по поручению своего короля, чтобы оказать честь его царскому величеству. Посланник же на это не соглашался, возражая, что приставы были посланы великим князем, чтобы встретить его с подобающими почестями, как представителя его всемилостивейшего короля, и таким образом оказать королю честь. Наконец, решили, что и те, и другие выйдут из саней одновременно. Когда это было сделано, подошли к нам оба пристава. Один из них прочел великокняжеский титул, приветствовал г. посланника от имени своего государя великого князя и спросил его о путешествии и здоровье. На это г. посланник ответил, произнеся титул короля Дании и Норвегии. Затем он сел в свои сани и в сопровождении 36 всадников, ехавших впереди, и двух приставов, следовавших в своих санях по сторонам его саней, через Тверские ворота торжественно въехал со своей свитой в Москву» Проезжая по Московии. С. 286-287..

Вот еще один пример такого рода. Приготовленный в 1667 г. для польских послов поезд предполагал, что перед каретой с послами должны были ехать верхом три группы московских дворян и царских придворных, однако, поляки воспротивились этому, видимо, полагая, что это больше похоже не на эскорт, а на стражу. Завязался спор, в котором ни одна сторона не хотела уступить. Был послан гонец в Кремль к великому князю, из-за чего торжественный въезд послов задержался на три часа. Царский ответ был довольно оригинальным и состоял в следующем: возглавлять поезд должны были эти три отряда кремлевских придворных, но за ними была поставлена группа польских дворян, сопровождавших послов. Затем, перед самой каретой, должна была ехать еще одна группа, состоящая из 15 боярских детей. В таком порядке, но с большей задержкой польские послы и въехали в Москву Проезжая по Московии. С. 322..

Одним из важных составляющих элементов посольского церемониала было размещение послов. Московские царедворцы понимали, что адекватно тому, как разместят иностранных дипломатов в Москве, так будут обходиться и с московскими послами в зарубежных странах. Поэтому, пожалуй, только при Иване III послов размещали не очень достойно. Например, посол Венецианской республики Амвросий Контарини в 1476 г. вообще не получал никаких знаков внимания со стороны московских властей на всем протяжении своего путешествия от Астрахани до Москвы. Нужда заставляла посла и его свиту из-за отсутствия дров готовить еду «на лошадином помете». По приезде же в Москву злоключения посла не закончились. Вначале его самого и его людей поселили, и то по просьбе Марко Россо (итальянца, служившего послом Ивана III), в небольшом помещении, затем перевели в другой дом, где жил Аристотель Фиораванти (итальянский архитектор, построивший, в частности, Успенский собор в Кремле).

«Этот дом был довольно хорош и находился неподалеку от дворца, - вспоминает посол, - но я недолго пробыл в нем, ибо через несколько дней по моем переезде, приказано мне было именем Великого князя (не знаю, что было поводом к такому повелению) очистить занимаемые мною покои, и я с трудом мог отыскать себе небольшую квартиру, вне крепости, в которой я прожил до самого моего отъезда из Москвы. Квартиру эту составляли две комнаты, из коих в одной поместился я, а другую предоставил моим служителям» Семенов В. Указ. соч. - Т. 1. - Ч. 2. - С. 104-108..

После того, как сформировались основы посольского церемониала, при Василии III к размещению иностранцев стали относиться более внимательно. Послов и иных иностранных дипломатов размещали на дворах бояр и других знатных людей. При этом приставы каждый день спрашивали, не терпят ли гости в чем-либо недостатка. Съестные припасы обеспечивал специально назначенный пристав.

Но только в XVII в. при царе Алексее Михайловиче был выстроен особый Большой Посольский двор, который, как отмечали современники, был довольно просторен и вмещал до 200 человек. Однако для европейцев, как вспоминают дипломаты, он представлялся по-разному, видимо, это зависело от времени года, когда послы приезжали в Москву.

Приехавшее в мае 1678 г. польско-литовское посольство с восторгом описывает «великолепное, построенное для иноземных послов, подворье». По сохранившимся описаниям, посольский двор представлял собой кирпичное трехэтажное здание, украшенное по четырем углам башенками. Внутри замкнутого четырехугольного двора находился большой колодец. Особую красоту зданию придавала высокая и изящная башня, которая служила главным входом. На ней было построено три балкона, с которых открывался прекрасный вид на Москву. Если вообразить строение Посольского двора, можно понять, что оно полностью соответствовало требованиям безопасности того времени. Вместе с тем, подобная конструкция позволяла легко контролировать все передвижения иностранцев и, в случае необходимости, предоставлять все необходимое, не выпуская их из здания (колодец, виды с балконов и т.д.).

В то же время обстановка помещений Посольского двора, судя по описаниям, была довольно скромной. Внутри здания потолки комнат были довольно низкими, так что привезенные из Европы занавеси приходилось подгибать. К стенам комнат по кругу были приделаны лавки, а в середине комнат стояли длинные столы со скамейками. Лавки, скамейки, а также стены на высоту спины сидящего человека были обиты красным сукном. Одна из комнат, предназначенных для посла, была роскошно убрана, в ней находилось кресло, стоявшее на возвышении, с балдахином наверху. Когда посол принимал посетителей, комната украшалась шитыми золотом коврами. Здесь же находились два больших зала - «для прогулок и пиров». В помещениях стояли изразцовые печи Таннер Б. Описание путешествия польского посольства в Москву в 1678 году. / Ред. и пер. И. Ивакина. - М.: Университетская типография, 1891. - С. 48-50..

В здании располагались три большие кухни с чуланом, погребами и птичником, три конюшни для лошадей, нужных дипломатам для ежедневных поездок. Остальных же лошадей русские конюхи пасли за городом, будучи готовыми предоставить их в распоряжение иностранцев в любое время.

Немалое удивление у иностранцев вызывало то, что большинство оконных проемов было заделано кирпичом или железом. Те же, что выходили на улицу, были защищены глубоко вделанными в стену решетками «толщиной в человеческий кулак». Помимо этого, на каждое окно были приделаны глухие железные ставни. Все это делалось «москвитянами, чтобы предупредить, как они утверждали, покушение грабителей и воров» Там же...

Датский посланник, прибывший в Москву в марте 1659 г., описывает Посольский двор как хоть и просторный, но лишенный всяких удобств. Ни в одной из комнат, даже в тех, что были отведены для посланника, не было «исправных окон и хороших печей». После жалоб посольских людей русские приставы извинились, обвинив во всем «смотрителя дома» и пообещав, что на следующий день все будет приведено в порядок Проезжая по Московии. С. 287..

Размещались ли дипломаты на подворьях состоятельных москвичей или на Посольском дворе, неизменным правилом кремлевского церемониала в течение столетий было обеспечение посольства «богатым содержанием». Сразу же по приезде в Москву послы и их свита получали припасы, которых им хватало с лихвой. О щедрости Кремля может свидетельствовать тот факт, что на содержание огромного (около 900 человек) польского посольства во главе с Львом Сапегой ежедневно выделялось 15 быков, 30 овец, 20 половинок свиного сала, одна живая свинья, 10 зайцев, 4 тетерева, 10 гусей, 18 уток, 67 кур, 550 пшеничных хлебов, 1000 ржаных хлебов, один пуд коровьего масла, полтора пуда меду, полтора пуда соли, 520 яиц, 4 ведра сливок, 2 ведра уксуса, 2 кадки круп, 2 кадки гороху, 2 кадки муки, 50 восковых свечей, 100 сальных свечей, 75 возов дров, 130 кадок овса, 130 возов сена, 75 возов соломы, соответственное количество вина, меду, пива, водок, пряностей, кореньев и пр. Московский Кремль в старину и теперь. С. 95.