Текстовые структуры в немецкой духовной прозе XIII века

2.2.1 Символико-числовая композиция

Примером символико-числовой композиции могут служить лишь некоторые главы Bavngart: 10 “Von gotes vorhte”, 24 “So wir erzvrnet werden”, 36, 56 “Drie hande lvt choment ze dem himelrich, 67 “Der mensch sol siben gedanch haben”, 69 “Von siben gnaden”, 84 “Daz ist von den siben gaben des heiligen geistes”, 198 “Wie vnser herre div sehs werch der barmherzicheit beget an den lvten”. В построении большинства из них используются числа три и семь. Особенно интересен текст главы 69 “Von siben gnaden”, где речь идет о семи божественных милостях, которые получает праведная душа. В западной богословской традиции семь даров Св. Духа (dona Spiritus sancti) (Ис. 11, 2-3) часто соотносились с семью божественными милостями (charismata) (1 Кор. 12, 8-10) (Boeckl 1931; Lutz 1984: 171-182), а также добродетелями, ступенями молитвы, правилами духовной жизни, стадиями созерцания. В их иерархическом расположении отражалась идея поступенчатого восхождения души к Богу (progressus animae), опиравшаяся на символы Св. Писания - лестницу Иакова (Быт. 28, 12) и дерево (Песн. П. 7, 9; Дан. 4, 7-9). Тему мистического пути самым подробным образом развивали многие средневековые богословы, начиная с Григория Нисского и Псевдо-Дионисия Ареопагита на Востоке и бл. Августина на Западе, и для авторов Bavngart она была уже частью фоновых знаний. Образ духовной лестницы явно вдохновнолял их - ср. главу № 191 “Swenne dv wilt vf stigen zv dem obristen tron”.

В 69-й главе после вступительного предложения перечисление милостей осуществляется по следующей схеме: 1) подлежащее - порядковое числительное с опущенным определяемым словом “gnade”; 2) предикативное придаточное предложение (от которого может зависеть еще одно придаточное или инфинитивный оборот), вводимое союзом “daz”: (1) Div erst: daz der mensch got minnende wirt (Unger 1969: 254, 2-3); (2) Die sehst: daz er erluhtet wirt, got zerkennen (Unger 1969: 254, 6-7). Обращает на себя внимание следующая деталь: при перечислении первых шести милостей используется глагол “werden” во вспомогательной и копулативной функциях (ср. (1) и (2)). Этот глагол является доминирующим элементом в ритмической организации текста. Однако при обозначении седьмой ступени он исчезает, а с ним и подлежащее предыдущих придаточных предложений - “er” (der mensch) меняется на “got”: Div sibende: daz got sich selben im git (Unger 1969: 254, 7). Такое изменение не случайно: первые милости вплоть до шестой, величайшей (познание Бога), человек заслуживает своим душевным трудом, а седьмая - unio mystica - дается по неизреченной благодати. Таким образом, глагол “werden” принимает значение процесса, имманентного человеку, а в седьмом предложении он заменяется на “geben” - предикат к трансцендентному “got”.

Второй пример соответствия между синтаксическим оформлением и смыслом текста представляет собой маленькая глава 36: Ein heilige sprichet: Rehtiv andaht ist, daz man driv chunichrich durchvar vnd in dem ivngsten belibe. Daz erst sint die fumf sinne, daz der mensche im selben der iht neme wan sin noturft. Daz ander, daz er got niht bilden sol in der andaht des gebetes. Daz dritte, daz er wisse, waz ein sel begriffen mach. Daz vierd ist got selbe; in dem sol er beliben (Unger 1969: 226, 20-25). Три подготовительных ступени молитвы, на которых человек еще отделен от Бога, должны смениться четвертой - божественным абсолютом. Первые три уровня молитвы описываются с помощью придаточных предложений, вводимых союзом “daz” (во втором и третьем случаях это придаточные предикативные). В последнем предложении, в отличие от предшествующих, сказуемым является существительное “got”. Следующее элементарное предложение присоединяется бессоюзным способом. Скорее всего, противопоставление сложного предложения простому, а также гипотаксиса паратаксису используется автором преднамеренно для усиления риторического эффекта.

Нужно признать, что кроме двух рассмотренных примеров в трактате Bavngart оппозиция синтаксических конструкций как стилистическое средство больше не используется - этот прием факультативен. Рассмотрим главу 84 “Daz ist von den siben gaben des heiligen geistes”, в которой дается короткая характеристика семи даров Св. Духа. Описание каждого дара строится по одной и той же схеме: 1) подлежащее - порядковое числительное с опущенным определяемым словом “gabe” - везде, кроме первого предложения; 2) приложение - латинское название дара; 3) составное именное сказуемое - немецкий перевод латинского термина; 4) следующее предложение (структура различна) с описанием функции дара: (1) Donum timoris, daz ist div gotes vorht; die vertribt di svnde vnd demuetiget den menschen in hohen dingen; (2) Div .vi., donum intellectus, verstantnusse, zivht den menschen vf in die himelschavde...; (3) Div vii., donum sapientie, div wisheit, leitet in gotes suzzecheit (Unger 1969: 274, 10-11; 16-17; 18-19). Смысловое различие между интерпретацией шестого и седьмого дара (“понимание” - verstantnusse, donum intellectus, ведущее к “небесному созерцанию”, himelschavde, - и “божественная мудрость”, div wisheit, donum sapientie, возводящая в состояние “божественной сладости”, gotes suzzecheit) на синтаксическом уровне не отражено.

В трактатах Давида Аугсбургского символика чисел поливалентна, причем может возникать одна или несколько иерархических цепочек смыслов. Так, у молитвы семь ступеней, поскольку в Писании сказано о семи ступенях небесного храма; основных правил добродетели тоже семь, потому что семь лет строился Иерусалимский храм (“Die sieben Vorregeln der Tugend”). Число, изначально нейтральное, но вступающее в достаточно прочные связи с определенными символами, становится аккумулятором символических значений. По наблюдению Э. Кассирера, в религиозно-мифологическом мышлении сакральное число воспринимается как единая сущность, лишь скрывающаяся за разными внешними формами, и обладает самостоятельным бытием. Оно может объединять совершенно разнородные предметы и сообщать им свою силу (Cassierer 1994: 171-172).

Числовой принцип организации текста встречается в трех немецких трактатах Давида: “Die sieben Staffeln des Gebets”, “Die vier Fittige geistlicher Betrachtung”, “Die Sieben Vorregeln der Tugend”. Числа, сопровождающие библейские образы, имея собственную символику, выполняют роль связующего звена между традиционным толкованием этих образов, и новым смыслом, ради которого используется аллегореза. Толкования выстраиваются в цепочку: авторский образ ориентируется на символически значимое число, с помощью которого уже образ библейский истолковывается в новом, нужном автору смысле. При этом числа могут толковаться одновременно в нескольких вариантах. Эта вариативность числовой символики принципиально важна: одно толкование числа не противоречит другому, а дополняет его.

В трактате “Die Sieben Vorregeln der Tugend” число правил выбрано по аналогии с семью свободными искусствами. Как заявляет автор в начале этого сочинения, духовная жизнь - это школа добродетелей, учитель в ней - сам Христос. В конце трактата это сравнение получает символическое обоснование, согласно которому семь правил могут обозначать семь лет, понадобившиеся Соломону для строительства Иерусалимского Храма: “Disiu siben regelоn mьgen bediuten diu siben jвr, diu kьnec Salomфn daz tempel bыwete ze Jкrusalem nвch sоnes vater Dвvоdes lкre, der im die koste ouch dв zuo gap, dв mite er ez erziugete. Und als niemen vor dem wоsen Salomфne mohte daz tempel volbringen, alsф ist niemen wоse geistlicher wоsheit, der disiu sibeniu niht hвt, noch vlоzet sich, sie ze gewinnen an den werken. Swer sie ouch gewinnet, der hвt die koste, dв mit er gote ein geistlich tempel machet in im selben, des ouch uns der wвre Salomфn helfe, Jкsus Kristus, des himelischen vater einborner sun. Вmen” (Pfeiffer 1845: 325). Нумерация элементов содержания в соответствии с числом из Св. Писания придает самому способу изложения авторской идеи более глубокий символический смысл.

В трактате “Die Sieben Staffeln des Gebets” Давид Аугсбургский, истолковывая семь ступеней храма в Видении пророка Иезекииля как семь уровней молитвы, возводящих человека к полному совершенству, безусловно учитывает традиционное соотнесение числа семь с днями Творения. Это число образуется из шести и одного. В сочинении Давида шесть ступеней молитвы явным образом отделены от седьмой. Шестая ступень - это contemplatio, единение души с Богом, предел, доступный в земной жизни только святым. И все же это уровень, еще имманентный человеку. Седьмая ступень онтологически иная: на ней происходит лицезрение Бога лицом к лицу, которое человеческая плоть вынести не может (“moehte toetlich lip niht erliden” (Ruh 1965: 240)). Эта благодать была дарована при жизни лишь немногим - в качестве примеров Давид приводит апостола Павла, Иоанна Крестителя, Иоанна Богослова и Богоматерь. Число семь может получать также и новые мотивировки, сохраняя при этом старые.

Аллегорической основой трактата “Die Sieben Staffeln des Gebets” является описание храма на горе из видения пророка Иезекииля (Иез. 40-42). Храм есть обиталище Божие, молитва - дверь в него, а семь ступеней, ведущих к двери - это уровни молитвы, каждый из которых дает новую степень совершенства. Трактат начинается фразой, подчеркивающей универсальную метафизическую значимость его содержания: Got it ein ewigis anegenge und it ein vollebrahtes ende allis gutis, von dem fluzit vnde wider zv dem flvzit allis das vollebraht wirt (Ruh 230: 1-2). Можно сопоставить это начало с началом трактата “Itinerarium mentis in Deum” (“Путеводитель души к Богу”) св. Бонавентуры - современника Давида и генерала францисканского ордена: In principio Primum Principium, a quo cunctae illuminationes descendunt tanquam a Patre luminum, a quo est omne datum optimum et omne donum perfectum, Patrem scilicet aeternum, inuoco.... Очевидна аллюзия на начало евангелия от Иоанна. Бог есть начало и конец всего мироздания, по ступеням познания которого поднимается к Нему душа, - эта идея, видимо, лежит в основании текста, композиция которого призвана отразить иерархию познаваемых сущностей.

Трактат можно разделить на четыре основные части. В первой приводятся четыре причины необходимости молитвы (“...betten heizet er [vner herre - Н.Б.] vns ane vnder las, vnde daz dvrch vier achen...”). Во второй части толкуется Видение Иезекииля. В третьей, центральной, части, излагаются семь ступеней молитвы. При описании первой ступени молитвы используется два троичных ряда - фактически это разделения с распространениями (divisio и dilatatio). В первом из них содержатся важнейшие требования к молитве, во втором - причины душевного непостоянства. Это, разумеется, числовые изречения. Оба ряда построены по принципу синтаксического параллелизма, который выдерживается весьма последовательно. Приведем в качестве примера второй из них: [43].

Каждый член разделения содержит одно сложное или несколько предложений. Общей для всех членов конструкцией является первое элементарное (главное) предложение: подлежащее (порядковое числительное) + составное именное сказуемое (ist + von + существительное). От каждого из этих трех предложений зависит придаточное определительное, относящееся к предикативу. В большинстве случаев оно начинается с относительного местоимения “da mit”. За гипотаксисной конструкцией каждый раз следует самостоятельное предложение, которое начинается с местоименного наречия “da von”, выражающего отношение следствия. Во всех трех предложениях осуществляется одна и та же логическая операция: причина “сердечного непостоянства” (“vnstetekeit des hercen”) называется, определяется, а затем объясняются ее последствия. Последнюю часть трактата “Die Sieben Staffeln des Gebets” составляет объемное обобщение содержания.

В наиболее структурированном виде композиция представлена в трактате Давида Аугсбургского “Die Vier Fittige geistlicher Betrachtung”. В основе структуры текста лежит символическое толкование видения четырех животных (серафима-тетраморфа) в книге пророка Иезекииля. Звери имеют по четыре крыла и обозначают “духовных людей” (“geistliche liute”), которые “так же просты душой, как звери”. Их лица - это четыре направления созерцания, на которых должны быть сосредоточены все духовные усилия человека. Затем следует перечисление лиц тетраморфа (льва, человека, тельца и орла), после чего идет краткое толкование значения каждого лица: [44].

Схема толкования здесь следующая: образу дается определение-характеристика, с помощью которой делается мистико-тропологический вывод. Затем новый смысл подкрепляется дополнительным объяснением. С помощью синтаксического параллелизма и повторов поддерживается ощущение связности текста. Повторяются обстоятельства в начале предложений, типы предложений и средства синтаксической связи, а также ключевые слова: “sьnde” и “tugend”. На данном отрезке текста симметрично начинается каждое предложение, представляющее собой синтаксический период. Наиболее распространенный тип синтаксической связи между предложениями - подчинение, охватывающее большие отрезки смысла. Первое, главное, предложение состоит из подлежащего (“der lewe”, “der mensche”, “daz rint”, “der adelar”) и составного именного сказуемого - копулативного глагола sein и предикатива, дающего определение образа (“Der lewe ist ein vцrhtlоch tier”). В. Г. Адмони относит такие предложения к третьему типу логико-грамматических предложений, отражающему познавательную деятельность человека: частное понятие включается в объем понятия более абстрактного (Admoni 1986: 241 и сл.) - так осуществляется классификация понятия, выражаемого подлежащим. В классификации Х. Бринкмана это субстантивное предложение со спецификацией (Brinkmann 1971: 597). Структурная схема таких предложений выглядит следующим образом: подлежащее в именительном падеже + глагол-связка + предикатив в именительном падеже. Перед подлежащим стоит определенный артикль, “поскольку здесь обозначается понятие в своей цельности” (Admoni 1986. 242), а перед предикативом - неопределенный артикль в классифицирующей функции: “здесь рассматривается не все родовое понятие, а одна из его модификаций” (Там же). Н. Д. Арутюнова, исходя из классификации И. И. Ревзина, обозначает предложения такого типа как инклюзивные, поскольку в них осуществляется константное включение объема понятия подлежащего в объем понятия предикатива. Имя, стоящее после глагольной связки, выражает “признак или совокупность признаков” субъектного имени (Арутюнова 1976: 310).

За главным, инклюзивным, предложением возможно следование разного типа придаточных, однако во всех четырех периодах присутствует придаточное предложение причины с подчинительным союзом “wan” (ибо) - объяснение символического смысла образов.

Наряду с симметрией не менее важна, однако, и вариативность. Так, во фрагментах (1) и (2) предикаты с общим значением “означать” выражены глаголом “bezeichen”, а в (3) и (4) - “bediuten”. Заметна также тенденция к выражению одного и того же значения с помощью синонимичных однородных членов, преимущественно с помощью полисиндетона:

а) “Der lewe ist ein vцrhtlоch tier unde bezeichent diu vorhte unde diu widerzaeme der sьnde...” (прямые дополнения);

б) “...wan der guote menshe sol gкn nihte sф sкre erschrecken noch ervцrhten alsф sьnde, noch vor ungemache noch vor tфde noch vor allen tiuveln...” (два непосредственно связанных дизъюнктивных ряда (во втором - климакс): однородные инфинитивы - части сложного глагольного сказуемого - и предложные дополнения);

в) “...wan daz er durch tugend und tugentlоche tuot...” (предложные группы в роли обстоятельств образа действия);

г) “...vihe, daz deheiniu arbeit noch unschфnheit versmвhet...” (прямые дополнения с дизъюнкцией);

д) “...diemьetekeit, diu sich selben lкret versmвhen unde nideren allen wоs...” (инфинитивы в роли прямых дополнений);

е) “...wan alse der edele wоn niht behaltet niwan in dem guoten vazze, alsф entuot dehein tugent genatыrtiu ruowestat” (полное сравнение, состоящее из двух элементарных предложений, связанных коррелятивными сравнительными частицами alse... alsф);

ж) diu minne, in der diu sкle gotes heize gert in ze haben, in ze sehen, in ze niezen, mit im alle zоt ze wonen (климакс с анафорой: инфинитивные группы в роли объектов).

з) “wan diu sкle sweimet in der hoehe alsф der adelar unde siht liehter gotes sьeze unde ist aller tugende vollebrвhtekeit unde diu fruht aller geistlоchen dinge” (целые предикаты и предикативные части сложного предиката).

Стилистическая симметрия с распространением смысла - это яркий стилистический прием, характерный для европейской средневековой литературы вообще (Лихачев 1887: 155) и для старонемецкой, в частности (Hasse 1912: 23; Шубик 1964: 44-46). Построение речи в данном тексте свидетельствует о внимании автора к форме и даже, согласно мнению (высказанному, правда, по поводу других трактатов Давида) Х. Лемана, который исследовал ритмико-мелодичекую специфику авторской речи, о стремлении к мелодической прозрачности диспозиции (Lehmann 1927: 424). Лексическая вариативность и симметрия несущих ее форм, а также повторы в узких рамках элементарных предложений особенно заметны на фоне охарактеризованного нами параллелизма частей синтаксического каркаса всего фрагмента текста, то есть отдельного микротекста, осуществляющего аллегорическое толкование лиц серафима.

За вступительной частью трактата “Die Vier Fittige geistlicher Betrachtung” следует второй этап аллегорезы. В соответствии с числом животных и значением их образов перечисляются четыре пути созерцания: 1) под собой, 2) вокруг себя, 3) внутри себя, 4) над собой. Как и в первом толковании, за перечислением следует объяснение всех четырех: [45].

Лишь после этого происходит переход к основному содержанию трактата с помощью метафорической связки: “Dise vier wege sьllen wir alle zоt mit den vier vetechen durch vliegen von unruowe der wertlоchen bekьmbernьsse in die stille der geistlоchen weide” (Pfeiffer 1845: 349).

Все последующее содержание можно считать анагогическим, или морально-тропологическим, толкованием библейского образа. Крыло животного (“vetec”) соответствует направлению созерцания, а перо (“veder”) - одному из его способов. В свою очередь, как видно из приведенных примеров, значение направления созерцания и ликов животных тождественны. Таким образом, использование символа крыльев функционально, оно нужно автору для того, чтобы обеспечить более дробное классификационное деление и в то же время связать логику композиции со смыслом аллегорезы. У каждого крыла по два-четыре пера. Описывая третье перо на втором крыле, автор вводит новую метафору: двенадцать горных тоннелей, которые ведут к сереброносной жиле. Каждый путь обозначает добродетель: “Tugende hort mac niemen erschцpfen: si ist als ein rоchiu silberвder, diu sich wоten umbe sich gebreitet hвt: der ist sкlic der ir nвch grebet unz er sо vindet” (Pfeiffer 1845: 353). Давид выстраевает ряд аллегорических значений числа двенадцать: двенадцать драгоценных камней разных пород являются частью епископского облачения. Они соотносятся с двенадцатью коленами Израиля, которые означают двенадцать апостолов. С помощью этой сложной цепочки аллегорий автор стремится доказать, что имена апостолов оказываются сокрыты в двенадцати камнях. Таким образом, камни удостоились чести (“wirdekeit”) соответствовать двенадцати видам добродетелей, описание которых и является основной целью автора.

Заключительная фраза резюмирует смысл трактата: “Mit disen vetechen sьln wir uns ыf swingen ыz dem boesen lufte sьntlоcher gelьste in die hoehe der gotlоchen liebe unde vliegen in die einoete gotes heimelоche, daz wir geruowen in im und er in uns кwelоchen. Amen.” (Pfeiffer 1845: 363). Полет на крыльях созерцания - это не просто метафора: это итог, цель и смысл аллегорезы.

Как известно, Видение Иезекииля - один из самых частых и важных объектов богословского толкования, начиная (в западной традиции), по крайней мере, с IV в. История его истолкования средневековыми авторами показывает, насколько характерно было для них стремление подчинить классификацию важных для автора понятий - его собственную или традиционную - сакральному символу.

В трактате “Die Sieben Staffeln des Gebetes” Давид Аугсбургский, опираясь на числовую аллегорезу и симметричную организацию композиционных элементов, пытается построить своеобразное символическое здание. Образ храма здесь - центральный и означает Царство Божие. Осваивая правила добродетели и восходя по ступеням молитвы, человек с Божьей помощью строит внутренний, духовный храм (“ein geistlоch tempel”) - микрокосм внутри макрокосма.

2.2.2 Каталогизирующая композиция

В текстах памятников аугсбургского круга прослеживается тенденция к классифицированию явлений самого различного порядка: грехов и добродетелей, видов молитвы, способов познания и т. д. При этом все компоненты классификаций, как правило, нумеруются. Достаточно привести несколько названий глав Bavngart: “Von nivn dingen, div uns got verboten hat” (Unger 1969: 441), “Von siben gnaden” (Unger 1969: 254), “Von dem gebet sehs dinch” (Unger 1969: 256) и т. д. Из 213 глав этого произведения не менее четверти содержат число в названии.

Бесспорные случаи “каталогизирующих” числовых изречений - это обычно двоичные или троичные ряды, не распространяющиеся на весь текст. Например, глава № 118 “Von der vreis der vbergewus der gebot” начинается так: Div erfulunge div ist zwifalt. Div ein ist der noturft, div ander ist der vollekomenheit (Unger 1969: 312, 2-3). За этим следует короткое объяснение и дальнейшее рассуждение о свободе воли. Другой характерный пример “каталогизации” - это наличие нескольких рядов в одной главе, не образующих единой системы. Например, вся глава № 68 “Von gotes lichnam” состоит из пяти рядов:

1) троичный ряд: Als wir gotes lichnamen enphangen haben, so suln wir vns drier dinge vlizzen. Daz erst ist, daz... (Unger 1969: 250, 2-3);

2) четверичный ряд: Vier dinch sulen wir haben, so wir beten wellen. Daz erst ist, daz... (Unger 1969: 250, 9);

3) троичный ряд: Daz gebet ist drivaltich. Eines, so... (Unger 1969: 250, 14) (заимствование из трактата Давида Аугсбургского “Die sieben Vorregeln der Tugend”);

4) четверичный ряд: Vf vier dinch suln die gedanche gerihtet sin: daz wir... (Unger 1969: 251, 23) и далее без нумерации;

5) четверичный ряд: Daz sint die vier aller besten gedanch. So sint daz die vier aller wirsten. Der erst: daz... (Unger 1969: 251, 25-26).

Нумерация иногда может быть не эксплицирована, однако она всегда подразумевается.

Особое пристрастие к членению речи на пункты наблюдается в проповедях Бертольда Регенсбургского (Гуревич 1990: 191-192). Исследуемый материал дает возможность сравнить три параллельных текста с общим содержательным ядром, восходящим к Бертольду. Это глава 117 Bavngart “Von nivn handen frovmder svnden, darvmb wir verloren werden” (Unger 1969: 310-312) и проповедь Бертольда Регенсбургского в двух редакциях: “Von den fremeden sьnden” (Pfeiffer-Strobl 1880, № 15: 211-219) и “Von den nivn frovmder svnden” (Richter 1969: 253-259). Глава трактата возникла в результате переработки проповеди Бертольда. Впрочем, связь могла быть и опосредованной, поскольку оба варианта проповеди, в свою очередь, являются обработкой латинского оригинала (“Rusticanis de Sanctis”, № 90 - Richter 1969: 188). Таким образом, все три текста являются разными редакциями, отражающими различные стадии истории текста. Несмотря на общее содержание, объем и композиция трех текстов различны.

Текст в издании Рихтера снабжен подзаголовком: “Von sand Peters ledigvng aus dem charicher”. Первая часть проповеди содержит изложение 12-й главы “Деяний Апостолов” о чудесном освобождении св. апостола Петра из темницы с последующим морально-аллегорическим толкованием, начинающимся с характерной формулы: “Nь wil ich euch ez bedeьten...”. На основе аллегорического смысла выводится смысл нравственный (тропологический).

Толкование притчи является основанием для последующего перечисления девяти “чужих грехов”. Ангел проводит св. Петра из темницы мимо двух стражей. Один из них символизирует семь смертных грехов (“die syben hauptsьnd”), другой - девять грехов по отношению к грехам ближних (“frovmde svnden”). Начало каждой части композиции маркировано формулой - обращением, например: “Nv wil ich ew sagen, wie ir euch hьtten schult vor den neьn vrцmden sьnden...”; “Nv hцrt all, ich will se latein nennen, daz ir sev dest paz mьgt erchennen...”; “Nv wil ich euch ze deьtsch sagen...” и т. д. После предварительного перечисления по-латыни и по-немецки каждый грех подробно характеризуется и иллюстрируется примерами.

В Bavngart адресатом является не толпа прихожан, а ограниченный круг монахинь, и поэтому фиктивные обращения к публике, присутствующие в полных редакциях проповеди, отсутствуют. Текст начинается с придаточного предложения причины, объясняющего название главы и выполняющего функцию основания для последующего перечисления - но не аллегорического, а формального: Wan ez sint nivn hande svnde, die haizent fromde svnde, wan si tv°t ein andere, vnt wirt der mensche darumb verdampnet an lib vnd an sel, затем идет ссылка на проповедь Бертольда - краткое резюме его основной мысли и небольшое самостоятельное добавление. Непосредственный сигнал начала перечисления - “...di sint nivn hande...”. В отличие от текста проповеди, каждый грех сразу называется и объясняется. В главе трактата заимствовано перечисление с краткими пояснениями, но выпущены многочисленные примеры и пространные рассуждения по поводу каждого греха. Перечисление грехов - это только половина главы. Далее без всякой логической связи следуют притча и наставления настоятельницам монастырей, отчасти заимствованные из 6-й “монастырской” проповеди.

Приведем тексты трех параллельных редакций: [46].

Композиция в обоих текстах, приписываемых непосредственно Бертольду, более сложна и более четко структурирована, чем в Bavngart. Числовая структура занимает бульшую и, несомненно, кульминационную часть текста - распространение. Последовательность грехов в текстах разная, хотя состав примерно одинаковый. “Пронумерованное” содержание проповеди, в отличие от главы трактата, аллегорически и тропологически обосновано (ведь изложение фрагмента Писания, истолковываемого далее - обязательный элемент в построении проповеди). Однако в само число девять символический смысл в данном случае не вкладывается. Это и дает нам основание отнести композицию редакций проповеди, со всеми их сходствами и различиями, к каталогизирующему типу.

2.3 Синтаксическое варьирование и параллелизм

Синтаксический параллелизм совершенно закономерен для числовой композиции, особенно для каталогизирующей. Однако параллелизм синтаксических конструкций - это неоднозначное явление, поскольку он реализуется с разной степенью интенсивности. В трактате Bavngart встречаются примеры маленьких глав с абсолютным параллелизмом, но гораздо чаще параллелизм относителен и допускает вариации.

Обратимся вновь к параллельным местам рассмотренных нами редакций проповеди Бертольда Регенсбургского о девяти “чужих” грехах (глава 117 Bavngart) [46]. По отношению к PS тексты R и B как более поздние обнаруживают следы компилятивной техники: 1) расширение текста; 2) сокращение текста (компрессия или сокращение содержания); 3) парафразирование (то есть выражение одного и того же содержания разными языковыми средствами); 4) синонимия (выражение содержания с легкими синтаксическими и лексическими отклонениями, но с сохранением семантической идентичности, так что трансформации остаются прозрачными); 5) метатеза (перестановка предложений или более мелких текстовых единиц с незначительными изменениями или вовсе без них).

Активное варьирование языкового выражения выступает как важный текстообразующий и стилистический фактор во многих памятниках средневековой немецкой письменности. Суть этого явления объясняется универсальным свойством речи - лексико-синтаксической синонимией. Последняя основывается “не на идентичности синтаксических отношений и лексем, но на идентичности отображаемых в высказывании отношений действительности, на идентичности типовых ситуаций” (Гак 1998: 77). Особый интерес вызывает соотношение между вариативностью и синтаксическим параллелизмом, ведь последний подразумевает идентичность не содержания, а, напротив, именно языкового выражения. Однако, как показывает анализ синтаксических конструкций в тексте, эти явления отнюдь не исключают друг друга, а, напротив, между ними существуют диалектические отношения, своеобразное “напряжение”. С одной стороны, параллелизм предполагает определенное структурное сходство, которое должно быть опознано. С другой стороны, при параллелизме допустимы не только лексические, но и синтаксические отклонения, варьирующие устойчивую форму. Асимметрия между планом выражения и планом содержания как универсальное языковое явление позволяет “в пределах ограниченного набора структур варьировать и умножать до бесконечности номинативные возможности языка” (Гак 1998: 76).

Нерегулярные синтаксические явления, которые, несмотря на существующие закономерности, широко употреблялись наряду с совершенно правильными конструкциями, существенно способствуют вариативности в средневерхненемецком письменном языке. Многочисленные синтаксические “неправильности” - анаколуфы, пролепсисы или эллипсисы - являются выразителями дополнительных семантических функций, которые берут на себя синтаксические структуры. В синтаксисе средневерхненемецкого языка вообще целесообразно искать не норму, а общие тенденции и отклонения от них (Еремеевская 1986: 127). Как замечает А. Лётшер, эти отклонения относятся не к сфере грамматики, а к сфере употребления, так что грамматические правила и речевые варианты взаимодействуют в качестве двух различных компонентов при построении высказывания (Lцtscher 1998: 11-12). Нерегулярные явления иногда встречаются в тех же позициях, что и совершенно правильные, способствуя тем самым языковой вариативности.

Вариативность синтаксических конструкций в средневековой прозе связана с таким важным способом порождения текста, как постоянная редакторская правка компилятивного характера. Анализ языковых изменений на материале разных вариантов и редакций текста особенно эффективен.

Заглавия трех редакций в смысловом отношении вполне идентичны (строка 1), однако они варьируются. PS предлагает самый краткий вариант словосочетания: Von den fremeden sunden. В тексте R наблюдается увеличение предложной группы на один член: Von den newn froemden sunten vnd auch von sant peter. В тексте B вводится придаточное определительное, относящееся к предложному дополнению “svnden”: Von nivn handen frovmden svnden, darvmb wir verlorn werden. Таким образом, трансформацию заголовка можно однозначно определить как расширение. Самая ранняя редакция содержит наиболее краткий вариант.

Во второй строке представлено разделение проповеди. В тексте PS оно оформлено как сложное предложение с бессоюзной связью между элементарными предложениями. В R это уже два сложных предложения, которые соответствуют частям разделения. “De ersten hut” и “de ander hut” распространяются с помощью одного и того же придаточного определительного предложения “de uns die teufel legent”. “Die syben hauptsund” определяются еще одним придаточным “do all svnd von choment vnd aller svnden haupt sind”. Здесь также обнаруживается расширение исходного объема предложения.

В третьей строке таблицы тропологически толкуется “первая стража” (“die erste huote”). Параллельные места имеют мало общего в языковом оформлении - только выражение “eigene sunde, die der mensche selbe tuot”. В PS “eigene sunde” относится к предложному дополнению (“umbe sine eigene sunde”), остальное - это придаточное определительное предложение, которое заканчивает целое предложение. В тексте R это место является частью большого периода; "aigen sund” - это предикатив элементарного предложения, который вместе с другими придаточными образует парентезу. “Die teufel”, которые искушают людей совершать “собственные” грехи, в обоих текстах выступают в роли подлежащих, но в совершенно разных синтаксических контекстах. В более поздней редакции R предложение сильно расширяется, и эффекты фиктивной устной речи усиливаются, например: als ich ew vor gesait han... В тексте В это место вообще отсутствует.

В четвертой строке речь идет о “второй страже” (de ander hut). В основе этого пассажа лежат две основных мысли: 1) тот, кто не совершает грехов сам, еще не обязательно будет помилован на Страшном Суде; 2) те люди, которые повинны в чужих грехах, попадут в ад.

Первая мысль представлена только в текстах PS и R. Различия в их языковой подаче очевидны:

1) если в PS речь идет о всех людях и проповедник обращается к ним во 2-м лице множественного лица, то в R используется аллегорический образ св. Петра;

2) в PS “бесы” выступают в субъектной роли, а “люди” являются объектом действия. В R иначе: в двух первых элементарных предложениях, образующих сложноподчиненное (главное предложение с придаточным сравнения), “св. Петр” - это подлежащее, и олицетворяемый Петром обобщенный образ человека - тоже. “Бесы” в аллегорическом образе “стражи” (“huote”) относятся к предложной группе “durich de andern hьt”. Эта ситуация меняется в последующих элементарных предложениях, в которых “рыцари” подвергаются тропологическому толкованию и занимают место подлежащего.

Необходимо, однако, наряду с различиями выявить также и общее ядро. В тексте PS логико-синтаксическое отношение уступки (unde vindent... - sф... dannoch) соответствует сравнительному сопоставлению (als... - als...) в R. По своей глубинной семантической структуре данные пропозиции идентичны: sф (1) lвnt (2) sie (3) iuch nicht (4) hin (PS) = als (1) muz (3) er (4) durich de andern hьt (R). C помощью некоторых трансформаций во второй пропозиции обнаруживается тот же самый смысл, что и в первой:

1) субъект и объект действия должны поменяться местами, поскольку `sie' (1) und `er' (3) синтаксически совпадают;

2) следует выделить общее значение взаимонаправленных действий, выражаемых модальными глаголами: долженствование. В PS действие “nicht [gehen] lassen” направлено от грамматического и семантического субъекта на предикат. В R действие “mьssen [gehen]” на самом деле определяется не грамматическим субъектом “er”, а понятием “ritther” (“рыцари”, то есть “черти”), которое в качестве агенса выступает только в последующих придаточных;

3) поэтому в тексте R нужно реконструировать настоящий агенс ((1) в PS);

4) обстоятельство места “durich de andern hьt” в R должно быть идентифицировано с наречным местоимением “hin” в PS.

Отношение спецификации (при бессоюзной связи) в PS соответствует атрибутивному отношению, представленному в варианте R. По сути дела, семантические структуры тоже одинаковы: (1) sie (2) suochent (3) iuch (4) in der andern huote (5) umb iuwer fremede sunde (PS) = (1) die (2) ersuchent (4, 5) auch (3) de sel (R). Для уподобления обоих пропозиций требуются минимальные трансформации:

1) форма обращения “iuch” должна быть идентифицирована с “de sel”;

2) союз должен быть признан средством связи двух ситуаций: испытания первой стражей, с одной стороны, и второй стражей, с другой. “Auch” не занимает самостоятельного места в предложении, но семантически может считаться аналогом обстоятельства места “in der andern huote” (4) и предложного дополнения “umb iuwer fremede sьnde” (5).

Поскольку маловероятно, что автор списка R имел перед собой непосредственно текст PS в качестве образца, то нельзя прямо приписать ему эти трансформации. Они фиксируют определенный вариант развития текста. В любом случае здесь можно говорить о парафразе, то есть о лексическом варьировании без изменения общего смысла.

Вторая мысль о наказании за “чужие грехи” присутствует во всех трех редакциях. Если редактор PS прямо переходит к вопросу слушателя, то в R есть еще одно сложноподчиненное предложение. Главное предложение, в котором выражена вторая идея, находит свою параллель в В - в элементарном предложении периода. Сравним обе пропозиции: ...fьrent sк sei... hin in de ewigen marter (R) = ...wirt der mensche darumb verdampnet an lib vnd an sel (B). Здесь семантическое тождество установить не удается. В R в качестве агенса выступают “черти”, а в В - “Бог” (понятие “Бог” не выражено эксплицитно, но присутствует в пресуппозиции, поскольку подразумевается, что это Он предает грешников проклятию на Страшном Суде). Поэтому трансформация агенса и патиенса в В не дает структуры предложения, которая была бы аналогична версии R. Смысл варианта В представляет собой скорее следствие R: человек проклят потому, что черти уводят его на вечную муку.

Последующие пассажи вариантов PS и R во многом схожи, в то время как текст В сильно сокращен. В PS и R предлагается вопросно-ответная ситуация. Синтаксические структуры очень близки, однако они не идентичны, а синонимичны друг другу. Вопросительное предложение в PS - простое. Обращение “bruoder Berhtolt” вставлено после вопросительного слова, которое затем повторяется, благодаря чему возникает риторический эффект эмоциональности речи. В R этого повтора нет, поскольку структура вопроса изменена. Вопрос представлен в виде дополнительного придаточного предложения, при этом в главном вводится первое лицо, так что иллюзия прямой речи усиливается. Выражения “zer helle farn” и “verlцrn werden” полностью синонимичны. Ответ оформлен с аналогичными различиями. В обоих случаях это сложноподчиненное предложение: в PS придаточное имеет семантику следствия, в R - определения. Главное предложение в R содержит инвертированный порядок слов и вынесение за рамку предложной группы, ср.: also ist manich tausent sel verlцrn vmb vrцmd sьnd (R) и manic tыsent menschen sint umbe fremede sьnde ze helle gevarn (PS) (прямой порядок слов и полная рамка). Синонимия существительных “sel” и “menschen” понятна: первое из них является синекдохой по отношению ко второму (pars pro toto).

В тексте B прямая речь вопросно-ответного единства заменена речью косвенной. Слова проповедника от первого лица переводятся в третье лицо, а индикатив - в конъюнктив. Тезис проповедника о том, что люди после смерти понесут ответ за совершенные по их вине чужие грехи, выражено в придаточном причины - последнем элементарном предложении периода - как пояснение другой мысли: люди, повинные в чужих грехах, не должны допускаться к таинству Евхаристии. Вариант В представляет собой сокращенное, реферирующее изложение PS, которое в корне изменяет синтаксические структуры. При этом синонимическая пара увеличивается на один член: “ze helle varn” (PS) - “verlцrn werden” (R) - “verdampnet werden” (B).

В пятой строке вводится перечисление девяти “чужих” грехов. Эта вводная фраза - “подразделение” (subdivisio), важный композиционный элемент средневековых проповедей. Самый ранний вариант PS в данном случае самый пространный. В начале и в конце этого отрезка используются семантически идентичные сложные предложения. Начальное предложение - сложноподчиненное с придаточным определительным. Главное предложение содержит ядро "подразделения". Эта конструкция с “ez” в начальной позиции является эмфатической, первое элементарное предложение играет роль ремы. В придаточном определительном возвращается первая мысль (из-за “чужих” грехов люди попадают к чертям из второй стражи). Это тема - в предшествующем тексте она уже была выражена несколько раз.

В редакции R весь пассаж редуцирован до одного сложноподчиненного предложения с придаточным дополнительным. Главное предложение содержит перформатив, а "подразделение" скрыто в придаточном с модальностью побуждения (2-е лицо, модальный глагол “schuln”).

В тексте В "подразделение" относится к периоду в четвертой строке в качестве последнего, самостоятельного элементарного предложения. Это минимальное предложение (только подлежащее и сказуемое) является самым кратким вариантом. По сравнению с PS, отличия в субъектно-предикатной структуре довольно значительны. Предложение в В принадлежит к квалитативной разновидности пятого логико-грамматического типа по В. Г. Адмони (связочный глагол sоn + предикатив в родительном падеже): “di sint nivn hande”. Трехчленное бытийное предложение в PS, несмотря на его полную семантическую синонимичность предыдущему, относится к 9-му типу, то есть “к конструкциям с начальным ez, в которых подлежащее в именительном падеже обычно стоит на третьем месте” (Admoni 1990: 101). Как замечает В. Г. Адмони, “с помощью этой позиции выделяется семантическое содержание глагола, даже если на втором месте стоит лишь вспомогательный глагол” (Admoni 1990: 101).

Перечисление грехов составляет лишь половину 117-й главы Bavngart. Без особой композиционной логики следует притча и наставление настоятельницам женских монастырей. Поэтому только PS и R имеют конечную фразу с заключительной молитвой о всей приходской общине. Bavngart принадлежит к жанру книги, и проповедь, принимая вид главы, уже не должна заканчиваться молитвой.

В обоих вариантах наблюдаются похожие синтаксические структуры: общим в них является сложноподчиненное предложение с придаточным цели. Главное предложение в R распространено еще придаточным определительным. Целевые придаточные содержат конечную цель просьбы, а в главных предложениях излагается сама просьба. В редакции PS проповедник обращается к Св. Троице и называет все три ее ипостаси. В тексте R адресатом является Иисус Христос. Его принадлежность к Св. Троице в качестве Ипостаси эксплицируется в придаточном определительном предложении.

В условиях ненормированности пунктуации на древних этапах развития немецкого языка внимание исследователя естественным образом сосредоточивается на элементарных предложениях и связях между ними. Границы между сложными предложениями часто нечетки, и всякая постановка знака препинания современным издателем неизбежно представляет собой попытку интерпретации авторского намерения. Более того, в самой системе письменного языка средневерхненемецкого периода автономность цельного сложного предложения не являлась обязательной нормой (Семенюк 2000: 302). Поэтому мы считаем правомерным привлекать для дальнейшего сравнения сложных синтаксических конструкций не только законченные сложные предложения, но и части более объемных периодов. Таким образом, более корректно говорить не о сложном предложении, а о сложных синтаксических единствах.

Как отмечает Н. П. Еремеевская, объекту изучения более адекватен метод, “при котором за исходную единицу были бы взяты отдельные предикативные единицы и далее наблюдались бы как процессы формирования простых предложений, так и способы объединения в связном тексте отдельных предикативных единиц в сложные предложения” (Еремеевская 1986: 124). Наш последующий анализ параллельных синтаксических конструкций должен соответствовать этому справедливому методологическому требованию.

Среди 27 предложений с синтаксическим параллелизмом (по 9 в каждом тексте) можно выделить всего 13 конструкций, имеющих синтаксически значимые различия:

Простое предложение (или семантически самостоятельное элементарное) с прямым порядком слов: “De fьmft sьnd haizzt beschirmen widerz recht” (R10). “Haizzen” в данном случае - полусвязочный глагол: помимо функции связки, он обозначает акт называния (Admoni 1986: 243). В виде предикатива выступает инфинитивная группа, определяющая содержание греха.

Простое предложение. Существительное “sьnde” опущено, и в роли подлежащего оказывается порядковое числительное: “Div .VI. ist verhengen der svnde” (B 11). Предикатив выражен инфинитивом. Эта конструкция (со связками “sein”/”haizzen”) представлена в предложениях B 8, 9, 10, 14; R 13, 14.

Простое предложение с эмфатическим указательным местоимением diu перед глаголом-связкой: “Diu dritte fremede sьnde diu heizet gunst der sьnden” (PS 8). Тема “sьnde” выделяется с помощью nominativus pendens и подхватывается указательным местоимением - это пролепсис. В другом варианте этой конструкции подхват подлежащего осуществляется с помощью указательного местоимения “daz”: “Der ander vrцmd sьnd daz ist raten” (R 7). Предикативная часть выражена инфинитивом. В немецкой средневековой прозе дублирование подлежащего коррелятивной местоименной формой было широко распространено (Семенюк 2000: 304-305).

Развитие предыдущего варианта: сложноподчиненное предложение с придаточным определительным. Придаточное предложение структурно избыточно, поскольку вся полнота логической информации содержится в главном предложении: “Diu ander sьnde, diu ouch der fremeden sьnden einiu ist, diu heizet die sьnde des rвtes” (PS 7). Здесь существительное “sьnde” так же эмфатизировано посредством пролепсиса. Номинализированной форме инфинитива, которая встречается в ряде других примеров, в предикативной части соответствует существительное с генитивным определением. Аналогичная конструкция представлена в PS 9.

Простое предложение, начинающееся с наречия “so”, подчеркивающего его синсемантичность в тексте. Порядок слов инвертирован: “So haizzt de vird vrцmd sьnd tail an dem nucz der sьnden” (R 9).

Сложноподчиненное предложение с предикативным придаточным в рамках многоступенчатого периода. Для нас важны только главное предложение и первое придаточное. Главное предложение аналогично варианту 3 (R 7). Предикативное придаточное не заменяет предикат, а подхватывает его. Nominum actionis “gunst” развертывается с помощью финитного глагола “gunnen” с инифинитивной группой (транспозиция частей речи). С семантической точки зрения это разъяснение и распространение предикатива: “Div erst, daz ist gunst der sunde, daz wir ein anderen wol gunnen der svnden ze tvne, als ob...” (B 6). Во всех исследуемых текстах понятие “грех” имеет семантику действия. Поэтому и субстантивные номинации в данном случае - это не что иное, как результат номинализации, свертывающей действие. Пропозиция, в скрытом виде заключенная в имени существительном, может снова быть легко развернута в элементарное предложение.

Элементарное предложение в составе сложного с бессоюзной связью. Порядковое числительное не согласуется с определяемым существительным “svnde”, а получает нейтральный артикль “daz” и субстантивируется; в роли предикатива, называющего грех, выступает инфинитив: “Daz erst ist haizzen: wer den andern haizzt vnrechte dinch tьn” (R 6). Следующее элементарное предложение раскрывает содержание предикатива “haizzen” и, в отличие от 10-й конструкции, не заменяет его. Относительное местоимение “wer” свидетельствует о семантической зависимости этого предложения от предыдущего.

Сложноподчиненное предложение с придаточным определительным, введенным посередине главного. Содержание придаточного предложения является перифразой опущенного понятия “грешники”, к которому и относится порядковое числительное, берущее на себя роль подлежащего. В чисто коммуникативном плане придаточное предложение необязательно, поскольку оно актуализует информацию, уже известную из контекста: “Die dritten, die vmb vrцmd sьnd ze hell varent, daz sind mithelкr vnd mithelкrinn” (R 8). Пролепсис с указательным местоимением “daz” также представлен в этой конструкции. В главном предложении имеется два однородных предикатива.

Вариация предыдущей конструкции: сложноподчиненное предложение с придаточным определительным: “Sф sint die fьnften die die sьnde schirment unde behьetent” (PS 10). В главном предложении порядок слов инвертирован: первое место занимает наречие “sф”. Подлежащим является порядковое числительное, указывающее на “грешников”. Предикатив выражен указательным местоимением “die”, которое определяется придаточным предложением. Вид греха передается однородными сказуемыми этого предложения.

Сложноподчиненное предложение с предикативным придаточным. Здесь происходит нарушение логико-синтаксических отношений: “Diu кrste fremede sьnde daz ist der die sьnde heizet tuon” (PS 6). В главном предложении подлежащее “sьnde” не согласуется с предикативом “der”, и эта синтаксическая конструкция служит для идентификации разнородных понятий - “греха” и “грешников”. Это пример языковой метонимии. Кроме того, местоимение “der” как связующий элемент указательно-относительного типа диффузно, то есть относится одновременно и к главному (как именная часть сказуемого), и к придаточному (как подлежащее) предложениям. Эта синтаксическая особенность вообще характерна для языка проповедей Бертольда Регенсбургского (Семенюк 2000: 304). В PS 13 конструкция аналогична. Легкое отклонение от этого типа представляет собой вариант, где словосочетание “fremede sьnde” в подлежащем опущено и не имеет коррелята “daz”: “Div ander ist, di ander luten helfent ir sьnde vollebringen” (B 7). Аналогично в B 13. У этой структуры есть интересный вариант: главное предложение - эллиптическое, так как предикат опущен. Порядковое числительное, относящееся к выпущенному существительному “svnd”, выполняет функцию подлежащего: “De sechst, die sich nicht seczent wider die sьnd” (R 11). То же самое - в R 12. В другой разновидности этой конструкции предикатив главного предложения формально выражен указательным местоимением, которое раскрывается лишь в предикативном придаточном: “Diu sibende fremede sьnde daz sint alle die, die dв die sьnde verswоgent” (PS 12). Диффузность средства связи здесь отсутствует.

Сложноподчиненное предложение с псевдо-определительным придаточным и зависящим от последнего придаточным времени, которое структурно не обязательно: “Diu niunde fremede sьnde daz ist diu sьnde, der die sьnde niht offent dв er sie offenen sol” (PS 14). Логико-синтаксическая несогласованность возникает не между подлежащим и предикативом главного предложения, которые тавтологичны по отношению друг другу, а между предикативом главного предложения “diu sьnde” и подлежащим придаточного предложения, выраженным относительным местоимением “der”, которое относится к “diu sьnde”. Впрочем, элементарное предложение “der die sьnde niht offent dв er sie offenen sol” лучше не определять как настоящее придаточное определительное. Формальный предикатив “sьnde”, от которого синтаксически зависит содержание сказуемого, представляет собой повтор подлежащего и семантически не наполнен. Поэтому он мог бы быть опущен без ущерба для смысла, ср.: *“Diu niunde fremede sьnde daz ist [...] der die sьnde niht offent dв er sie offenen sol”. Соответственно, это придаточное предложение следует определить как предикативное. Данная реконструкция представляется наиболее простой и удачной среди прочих возможных вариантов. Поэтому все сложное предложение можно прототипически возвести к 10-й конструкции. Кроме того, в главном предложении присутствует пролепсис.