Проблемы общей теории права и государства

а) не является ли предполагаемая потребность в правовом регулировании мнимой, навеянной ложными оценками исходной ситуации1;

б) является ли потребность в нормах права реальной, т. е. обеспеченной существующими социально-экономическими условиями жизни;

в) не имеются ли нормы, так или иначе регулирующие данные общественные отношения и,, следовательно, исключающие наличие пробела;

г) не является ли "молчание права" квалифицированным, т. е. не проявил ли законодатель отрицательной воли на регулирование данных событий и фактов посредством права.

Установление пробелов не означает их выискивания. На практике оно начинается объективно: с того, что какой-то орган, должностное лицо затрудняются в решении дела из-за отсутствия правового инструмента, позволяющего ответить на все вставшие перед ним вопросы. Для нормотворческих органов это даже не один отдельно взятый казус, а ряд возникающих отношений. Таким образом, в основном юридическая практика питает идеи о существовании пробелов и необходимости их устранения.

Деятельность по установлению пробелов тесно связана с правотворчеством. Связь эта состоит в следующем.

Установление пробелов (а затем их устранение) и правотворческая деятельность соотносятся между собой как часть и целое. Последняя охватывает также необходимость преобразования правового регулирования, замены его иными видами социального регулирования и т. п.

Вхождение в компетентный государственный орган с инициативой об издании акта, призванного закрепить новые, еще не урегулированные отношения, означает одновременно суждение о существовании пробела.

Проверка обоснованности такого законодательного предложения есть, собственно, процесс установления пробелов.

1 В настоящее время, например, инициируется работа над авторским законопроектом "О конституционном праве граждан Российской Федерации на честь и достоинство и об обеспечении этого права государством и обществом" (проект федерального закона Кобзона--Боканя). Авторы полагают, что в современной России честь и достоинство, гражданина обесценены, что действующее законодательство не обеспечивает их защиту в полном объеме и не содержит специальных полож6 ний, направленных на утверждение чести и достоинства гражданин* Российской Федерации. Разумеется, каждое из этих утверждений ну*" дается в доказательствах и по каждому из них следует ожидать Ди куссию в Федеральном Собрании.

Выработка компетентными органами проекта норматив ного акта является официальным оформлением гипотезы о существовании пробела и пути его устранения.

Принятие нормативного акта означает положительный ответ на вопрос о существовании пробела, а также одновременно окончательное установление и устранение пробела.

В процессе установления пробелов исследуются:

а) содержание действующей системы права;

б) материальные общественные отношения, которые обусловили появление того или иного нормативного акта или требуют его издания;

в) классово-волевые отношения, связанные с изданием акта;

г) правотворческая деятельность государственных (иногда также общественных) органов;

д) правоприменительная практика;

е) правосознание (совокупность правовой идеологии и психологии).

Если рассмотреть каждую из указанных областей познаний, нетрудно убедиться, что в одних сферах преимущественное значение будут иметь методы формально-юридического исследования, в других -- конкретно-социологического.

Формально-юридический метод означает особую совокупность способов обработки и анализа содержания действующей системы права. Его специфическим свойством является отвлечение от некоторых сущностных сторон права, связанных с материальной и классовой обусловленностью правовой системы. На первый план выделяются здесь чисто логические, языковые и иные абстрактные стороны, выражающие структурные закономерности права.

К формально-юридическим средствам относятся все способы толкования права, заключения по аналогии, от большего к меньшему и от меньшего к большему, от частного к общему, от условий к следствию и обратно, заключения по противоположности и др.1

При их использовании следует иметь в виду следующее. 1. Все перечисленные приемы и средства применяются в основном при установлении неполноты отдельных норм и нормативных актов. Необходимость издания отсутствующего зако-а доказывается преимущественно социологическими средствами. С( 2. Все они могут быть применены в установлении как объективных", так и "субъективных", первоначальных и последующих пробелов. "Технические" пробелы вскрываются исключительно формально-логическими средствами.

Не всегда пробелы устанавливаются на основе прямо выраженного требования норм права. Часто возникает необходимость обращения к одной, нескольким нормам или ко всей совокупности норм, к мотиву их издания, а иногда к отраслевым и общим принципам права.

Ни один из указанных приемов не имеет самодовлеющего значения. Каждый из них используется в связи с другими и дополняется социологическими исследованиями. Существующая в пределах формально-юридического метода субординация средств имеет относительный характер.

Среди всех объектов конкретно-социологических средств установления пробелов особое значение имеет судебная и административная практика. Методы конкретно-социологического исследования известны: наблюдение, эксперимент, анкетирование, интервьюирование, опрос, статистический анализ, прогнозирование.

§ 3. Восполнение пробелов

Уяснение понятия пробелов, причин их появления, выделение различных видов, равно как и определение средств установления пробелов в каждом конкретном случае, не представляют собой самоцели. Решение указанных вопросов составляет основу разрешения проблемы восполнения пробелов в праве.

Восполнение пробелов в праве есть логическое продолжение и вместе с тем завершающая стадия деятельности по их установлению.

Необходимость устранения пробелов очевидна. Сложность представляют иные вопросы. К ним, в частности, относятся:

а) кто призван к восполнению пробелов?

б) во исполнение каких функций устраняются пробелы?

в) в каких пределах допустима деятельность по восполнению пробелов определенными органами?

г) что является материалом для восполнения пробелов в праве?

д) какие средства здесь используются?

Нужно раз и навсегда отказаться от безоговорочного тезиса о том, что пробелы в законе восполняются судами или иными органами в процессе применения права. Устранить пробел в законе можно лишь путем дополнительного законотворчества. Если доктрина и законодательство признают в качетве полноценных источников права лишь акты, исходящие т компетентных правотворческих органов власти и управления то только эти органы и пользуются прерогативой восполнения пробелов. Все другие государственные организации (за известными исключениями), коллективы трудящихся, научные учреждения, отдельные ученые принимают деятельное участие в установлении пробелов, но не наделены правом их устранения. А чтобы возложить обязанность восполнения пробелов в законе на суд, нужно наделить его соответствующей компетенцией.

В советской юридической литературе вопрос о роли судебной практики ставился неоднократно в связи с анализом источников советского права. При этом высказаны по меньшей мере три точки зрения, каждая из которых в той или иной степени имеет своих последователей до настоящего времени.

Одна из них признает судебную практику в качестве источника права только в той мере, в какой она находит отражение в руководящих указаниях высших судебных органов.

Другая точка зрения сводится к признанию практики источником права в полном объеме, включая результаты деятельности нижестоящих судов.

Третья -- отвергает за судебной практикой качество источника права вне зависимости от форм ее выражения.

Принципиальное решение вопроса не допускает, чтобы разъяснения высших судебных инстанций содержали юридические нормы, которые (хотя бы в подзаконном порядке) вносили дополнения в действующее законодательство. Однако при наличии пробелов в законодательстве, его отставании от жизни центральные органы юрисдикции, включая Верховный Суд, Высший Арбитражный Суд, Конституционный Суд России, вынуждены формулировать нормы, вносящие своего рода дополнения в действующую систему нормативного Регулирования общественных отношений. Своим содержанием они имеют правило поведения, которое обращено отнюдь Не к определенному суду, а ко всем судебным инстанциям и к неопределенному кругу лиц, которые будут обращаться в сУДебные учреждения. Единичное применение никогда не исчерпывает содержания подобного руководящего разъясне-Ия- Оно рассчитано на неоднократную реализацию. Руководящее указание пленума, восполняющее пробел в законода-ельстве, вносит новый элемент в правовое регулирование. Но> наконец, достаточно определенно, чтобы не отнести его Декларации, по своей структуре содержит все элементы н°Рмы и т. д.

Тем не менее нельзя ограничиваться сказанным. Для отнесения тех или иных актов к источникам права нужно признание их в качестве таковых со стороны государства.

Такое признание может содержаться непосредственно в тексте какого-либо закона (expresis verbis) или быть выраженным по смыслу, по "духу" законодательства. Оно может быть явным или молчаливым, прямым или косвенным, позитивным или негативным. Признание государством источника права выражается вовне в том, что реализация его (будь то обычай, или акт государственного органа, или акт общественной организации и т. д.) связана с государственно-правовой охраной, а нарушение его влечет за собой соответствующие средства охраны со стороны государственных органов.

Итак, как фактически, так и юридически отдельные положения постановлений высших судебных инстанций хотя и временно, но восполняют пробелы права. В. А. Туманов назвал Конституционный Суд правотворческим органом по существу, хотя формально он и не отнесен к числу правотворческих1. С точки зрения существующей практики трудно с этим не согласиться. Однако в силу конституционного принципа разделения властей Конституционный Суд не может быть законодательным органом.

Конечно, наиболее целесообразным и правильным путем, к которому следует стремиться, является деятельность компетентных нормотворческих органов, призванных (каждый в своей области) своевременно устранять все недостатки правового регулирования, в том числе и пробелы в праве. Этот путь для стран европейской континентальной правовой семьи больше способствует и укреплению законности, и повышению авторитета самих нормотворческих органов.

Деятельность судов по восполнению пробелов в праве обусловлена самим фактом существования пробелов в законе и тем, что процедура принятия нормативных актов требует известного времени. Наконец, отдельные нормотворческие органы еще недостаточно оперативны в издании соответствующих актов. Высшим судебным инстанциям остается одно из двух-или оставить решение неурегулированных случаев на усмотрение нижестоящих судов, или выработать для них нормативное указание.

Правовосполнительная деятельность судов носит строго подзаконный характер (в специальном анализе в этом отнотении нуждаются некоторые постановления Конституционного Суда России). Поэтому следует считать недействительными все акты судов, которые идут вразрез с законом. На изменение действующих нормативных актов суды не управомочены. Признавая возможность восполнения'пробелов судами, нельзя подвергать сомнению обязанность того органа, в актах которого пробел обнаружился, устранять его путем издания специального нормативного акта. Причем суды обязаны (имеют право) входить в соответствующие органы с представлениями по вопросам законодательного порядка. Высшие судебные инстанции наделяются правом законодательной инициативы.

При анализе вопроса о восполнении пробелов в континентальной Европе основное внимание уделяют не суду, а органам, обладающим правом издания нормативных правовых актов.

Полномочие на восполнение определенного пробела возможно не иначе как в пределах нормотворческой компетенции того или иного органа в области предоставленных ему прав на решение тех или иных вопросов. Компетенционные нормы очерчивают, таким образом, границы деятельности по восполнению пробелов для любого органа.

Отсюда, в частности, следует, что каждый нормотвор-ческий орган управомочен на устранение пробела в своих собственных актах, изданных в соответствии с его компетенцией. Каждый орган вправе устранять пробелы, возникающие по причине появления новых общественных отношений, требующих правового регулирования и относящихся к сфере деятельности данного органа.

Глава 3. Толкование права

§ 1. Понятие толкования права

Всякое "общение" с правом, всякая его реализация, и в особенности такая форма, как применение права, предполагают уяснение правовых требований и дозволений. Вообще любая деятельность плодотворна и эффективна, когда осуществляется с полным пониманием дела. Правоприменение как своего рода контрольная деятельность в процессе реализации права тем более по сути своей требует четкого уяснения содержания реализуемых норм.

Сам выбор правовых норм предполагает понимание их содержания. Часто в этом помогают специальные разъяснения нормативно-правовых актов, которые даются в официальном и неофициальном порядке. И уяснение для себя требований норм как внутренний интеллектуальный процесс, и разъяснение их как выражение вовне своих заключений чаще всего объединяют одним понятием -- "толкование права".

Строго говоря, проблема толкования выходит за рамки реализации права. Она имеет самостоятельное значение в процессе научного или обыденного познания государственно-правовой жизни.

Предполагается, что каждый "пользователь" права уясняет его смысл и требования самостоятельно. И в этом случае толкование не выходит за рамки внутренней интеллектуальной деятельности, материализуемой затем в каких-то правовых действиях субъекта. Оценивая последние, мы получаем представление о том, как уяснил кто-либо норму права, как он понимает ее сам и какого понимания ждет от других. Например, в любом правоприменительном акте, в любом решении юридического дела уже выражено понимание права правоприменителем, хотя бы буквально в тексте об этом не говорилось.

Другая ситуация складывается в том случае, если право толкуется для третьих лиц. Есть специалисты и даже специально уполномоченные на то органы, от которых ожидают обстоятельного разъяснения права. Они уже не могут ограничиваться уяснением правового содержания для себя; они Д°л" жны объективировать свою интеллектуальную работу в вид6 специальных актов разъяснения права.

Таким образом, с одной стороны, нельзя представить себе, чтобы разъяснение могло последовать без уяснения права. С ДРУг°й стороны, трудно рассматривать уяснение как самоцель. Оно также выражается вовне в каких-то актах или действиях. В этом видится единство уяснения и разъяснения права. И то и другое призваны обеспечить правильное осуществление правовых норм.

В свое время Г. Ф. Шершеневичем было высказано мнение, что опыт и приемы толкования "в совокупности дают основание для искусства толкования, но не для науки"1. Думается, что в толковании права как определенной интеллектуальной деятельности есть элементы не только искусства, но и науки.

История разных государств дает примеры такой практики, когда под видом толкования провозглашались новые нормы. Но режим твердой законности и нормальный правопорядок в принципе исключают смешение правотворческого и пра-воразъяснительного процессов. Задачей правоприменителя или интерпретатора является одно: уяснить для себя и пояснить другим содержание воли, выраженной в праве.

Понимание толкования права предполагает знание не только цели, но и объекта толкования. В принципе можно было бы констатировать следующее.

Объектом толкования являются нормативные правовые акты и их совокупность. Предметом толкования выступает историческая воля законодателя (нормодателя), выраженная в законе (нормативном акте). Воля законодателя времени применения закона также учитывается, так как в актах, последовавших за толкуемым, могут содержаться нормы, прямо или косвенно меняющие его содержание.

Однако ограничиться такого рода констатацией нельзя. Следует дать пояснения.

1. Если различать право и закон, если вести речь о толковании учеными и законодателями, ограничиться названным объектом и предметом толкования нельзя. В этом случае интерпретируются самые многообразные явления и факторы общественной жизни, рождающие и питающие то "живое" право, которое законодателю придется возводить в закон. Более того, интерпретаторы постепенно обращаются к воле прошлых законодателей, и не только отечественных, но и зарубежных. Это по-настоящему творческая работа по выявлению права, по поиску наилучших способов его нормативного закрепления в государственных актах.

2. Правоприменитель всегда отыскивает волю законодателя (волю нормодателя; волю, выраженную в надлежаще изданных нормативных актах).

Ученый и законодатель за рамками правоприменительной деятельности отыскивают волю социальных общностей (народа, классов, политических объединений и т. д.). Они могут объявить волю, выраженную в действующем законе, неправовой, они интерпретируют закон с точки зрения права.

3. Если не иметь цели издавать в ходе реализации права под видом толкования новые нормы, если не желать посредством толкования изменять законы, нет необходимости ставить преграды в объекте и предмете толкования. Одно время полагали, что толкованию подлежат только неясные законы, и на этом основании запрещалось толкование новых законов вообще. Мания непогрешимости своей воли и форм ее выражения свойственна и современным законодателям (особенно если они неюристы).

Мера ясности права для разных его пользователей разная. То, что ясно для одних, остается неясным для других. Важно одно: содержание права, прежде чем оно будет возведено в закон, должно быть понято; содержание конкретных норм, прежде чем они будут применены (реализованы), должно быть выяснено.

§ 2. Объем и способы толкования

Толкование правовых норм всегда преследует цель определения действительного смысла нормы, того, что имел в виду сам законодатель. Поскольку законодатель свои требования формулирует посредством символов -- терминов и словесных конструкций, изложение его воли может не совпасть с ее действительным содержанием. Причиной тому будет или недосмотр (упущение) законодателя, или небрежность в оформлении своих мыслей, или даже отсутствие в языке и законодательной технике "отработанных" терминов и конструкций.

Случаи несовпадения действительного и буквального смысла в праве -- не столь частое явление. Чаще, пожалуй, можно встретить предположения о них, а со стороны ученых и практиков -- подведение под эти случаи ситуаций, которые принципиально отличаются по своему характеру. Это объясняется во многом различным пониманием расширительного и ограничительного толкования.

Основанием для выделения данных разновидностей указывают обычно "объем" толкования. При этом создается впечятление, что "по объему" допускается истолкование шире пи уже того смысла, который установлен в результате ис-ользования соответствующих приемов толкования. Это заблуждение. Норма истолковывается шире или уже буквального ее смысла, но обязательно в соответствии с тем смыслом, который выявлен в итоге уяснения истинного содержания нормы.

Сам термин "распространительное" толкование, наиболее часто употребляющийся в обиходе и науке, до некоторой степени питает неправильные представления о его сущности. Можно понять так, как будто речь идет о распространении действия норм на случаи, ими не предусмотренные. Более приемлем с этой точки зрения термин "расширительное" толкование.

Ни о каком толковании не может быть речи там, где происходит применение или неприменение правовых норм к соответствующим обстоятельствам. Толкование -- это всегда уяснение подлинного смысла нормы или суждение о таковом. П. Е. Недбайло верно отмечал, что "распространительное и ограничительное толкование не вносит никаких изменений в действительный смысл нормы"1. Вместе с тем некоторые положения в его работе могут быть расценены иначе. Так, в числе причин того или иного способа толкования он допускал изменение обстановки, когда "расширяется или сужается круг юридически значимых фактов, предусмотренных гипотезой нормы". По его мнению, распространительное или ограничительное толкование "может иметь место и в тех случаях, когда буквальный смысл нормы правильно выражает ее буквальный смысл, но действие нормы при этом расширяется или ограничивается вследствие изменившейся обстановки...". В то же самое время П. Е. Недбайло совершенно справедливо критиковал позицию тех авторов, которые предлагают при толковании доводить смысл закона до желаемого, Диктуемого политическими соображениями или правосознанием. Он прямо отвергал формулу "Новые условия -- новый смысл закона".

Опуская пока вопрос о допустимости неприменения закона или его изменения в процессе правоприменения, отметим одно: ни то ни другое не может быть завуалировано под толкование закона.

Исходя из опасения произвольного применения закона, некоторые советские авторы объявляют распространительное ограничительное толкование противоречащим закону. Эти опасения имели под собой почву в правоприменительной практике судебных и административных органов. Но практика, как и теория, исходила при этом из неверных представлений о сути подобных толкований. Проиллюстрируем это положением одного из первых учебников по теории государства и права: "В советском государстве вопрос о разделении толкования на распространительное и ограничительное лишается смысла. При применении правовой нормы, главным образом закона, основная задача состоит не в том, чтобы сузить или расширить применение закона, а в том, чтобы применить этот закон именно так, как он написан, в точном соответствии с его текстом и смыслом. Поскольку суд не толкует, а применяет законы, то анализ, которому суд подвергает подлежащую применению норму, не может быть ни ограничительным, ни распространительным, а только полностью соответствующим самому закону. Расширить применение закона, т. е. выйти за пределы его текста, ни суд, ни другие органы не могут, так как это означало бы нарушение закона. Ограничить применение закона, т. е. сузить его по сравнению с текстом, означало бы неприменение закона, когда он подлежит применению согласно его тексту, т. е. опять-таки нарушение закона'".

Не вдаваясь в подробный анализ приведенного положения, отметим лишь два обстоятельства. Во-первых, авторы проявляли склонность к отождествлению расширительного и ограничительного толкования норм с соответствующим применением права. Во-вторых, они, по существу, выступали за запрещение толкования правоприменительным органом и применение закона по его букве.

Не следует смешивать должного с сущим. Во все времена действительность показывала, что, как бы законодатель ни стремился к ясному выражению своей воли в тексте закона, это не всегда ему удавалось2. Причем сигнализировала о несовершенстве норм обычно практика их осуществления. Ввиду сложности и продолжительности законотворческой процедуры, замеченные недостатки нормативного акта какое-то время про-1 должали оставаться неустраненными. Медлить же с решением юридического дела не представлялось возможным и целесообзным. j/r3 двух зол нужно было выбрать одно: или решить о букве закона и тем самым пойти вопреки действительной воле нормотворческого органа, или переступить букву и тем самым создать прецедент для возможных отклонений в последующем от прямых и ясных требований закона. То и другое было предопределено запрещением или разрешением расширительного и ограничительного толкования1.

На выбор законодателем своей позиции по этому поводу влияют многочисленные факторы. Среди них назовем характер эпохи (революционный или эволюционный период развития), состояние (степень совершенства) законодательства, характер регулируемых отношений. Но если законодатель доверяет исполнителям закона, если он сам стремится к реализации собственной воли, у него нет оснований запрещать расширительное и ограничительное толкование.

Учет самых различных обстоятельств позволяет понять, почему, например, запрещение толкования законов после совершения буржуазных революций имело прогрессивное значение. Старый государственный аппарат не был сломан. Его кадры воспитывались в обстановке феодально-полицейского произвола, в духе вольного обращения с законом. Буржуазия к тому же была заинтересована в проведении установленных ею норм. Однако прогрессивность запрета в толковании или его политическую целесообразность не следует смешивать с юридическим значением данного действия. Юридически он не мог быть состоятельным, так как допускал случаи нарушения истинной воли законодателя.

Чаще всего призывы к отказу от распространительного и ограничительного толкования встречаются среди криминалистов. Оно, дескать, порождает нигилизм к закону, ведет к необоснованному усилению репрессий и т. д. Удачно, с нашей точки зрения,, критиковал подобные выводы Я. М. Брайнин. "Ошибка ученых, -- писал он, --* возражающих против распространительного и ограничительного толкования, состоит в том, что по их представлению эти виды толкования изменяют объем действия правовой нормы в противоречии с волей законодателя"2. И далее Я. М. Брайнин указывал, что неправильледует иметь в виду, что запрещение толкования законов не всегда проводилось в жизнь. Хотя, например, ст. G5 Основных законов Российской империи требовала механического применения закона "по точному и толкование или применение закона не может служить основанием, чтобы отрицать его в принципе. Даже с обновлением уголовного законодательства отнюдь не устранены случаи такого толкования. Еще более они распространены в других отраслях советского законодательства.

Среди ученых, которые поддерживают использование расширительного и ограничительного толкования, всегда царит тем не менее убеждение, что такое толкование небезгранично. Однако до сих пор не определены сколько-нибудь твердые критерии допустимости или недопустимости его по отношению к каким-либо категориям правовых норм. Представители правовых дисциплин чаще всего приводят отдельные нормы, по отношению к которым говорят: эту истолковать расширительно можно, а эту нельзя. Например, П. С. Элькинд, указывая на норму, устанавливающую перечень источников доказательств по уголовному делу, писала: "Какое бы то ни было иное, кроме как адекватное, толкование данной правовой нормы недопустимо"1. Но никакое другое, кроме как адекватное, толкование недопустимо и по отношению к любой другой норме, если ее буквальный и действительный смысл не расходятся. Если же автор приводит указанную норму по причине расхождения ее смысла и текста, то следовало объяснить, почему нужно отвергать те источники, которые дают доказательства по делу.

А. П. Коренев- правильно критиковал отрицание расширительного и ограничительного толкования административно-правовых норм. Вместе с тем причины его и критерии допустимости он определял, на наш взгляд, неудачно. В числе причин, которые влекут такое толкование, он указывает и общий характер гипотез, и мобильность управленческих отношений, и возможность появления новых фактов, т. е. все то, что является причиной пробельности права. Распространительное толкование, по его мнению, допустимо только в тех случаях, когда "оно с очевидностью вытекает из смысла самой нормы", а ограничительное -- когда "административно-правовая норма не совсем ясно определяет случаи, на урегулирование которых она рассчитана".

Упоминаемая автором "очевидность" достигается только при закреплении намерения законодателя в словесной формулировке. А. П. Коренев из того и исходит, коль скоро расцениет употребление в законе выражений "и др.", "и т. д.", "в частности" как призыв к расширительному толкованию. Выше было указано: если нет расхождения между текстуальным смыслом и истинной волей законодателя, нет необходимости в расширительном толковании. Неясная норма после использования всех приемов толкования может быть истолкована как расширительно, так и ограничительно. Если же у правоприменителя вообще не создалось определенного убеждения об истинном содержании нормы, предпочтительнее буквальное ее понимание.

А. С. Пиголкин, высказав предварительно ряд правильных суждений о существе и причинах расширительного и ограничительного толкования, предпринял попытку в общей форме определить пределы использования того и другого1. С его точки зрения, ни в коем случае не подлежат ограничительному толкованию права и свободы, установленные государством для своих граждан, равно как и законы, ослабляющие или полностью ликвидирующие ответственность. Распространительному толкованию не подлежат нормы, которые представляют собой исключение из общего правила, предусмотренного другой нормой, "поскольку подобные исключения должны быть всегда сформулированы четко, конкретно и ясно" (разрядка моя. -- В. Л.). Наконец, не следует толковать ни расширительно, ни ограничительно санкции правовых норм, поскольку санкция "должна быть четко и ясно изложена, не должна допускать никаких сомнений и кривотолков в отношении своего содержания" (разрядка моя. -- В. Л.).

Ни одно из приведенных соображений, с нашей точки зрения, не может быть принято.

Государство устанавливает права и свободы граждан, исходя из объективных закономерностей соотношения личных и общественных интересов. Руководствоваться буквальным смыслом нормы, заведомо зная, что она не выражает подлинной воли законодателя, -- значит посягать на общественный интерес.

Гуманизм права не имеет ничего общего с "всепроще нием", с потаканием правонарушителям. Поэтому в случаях, когда подлинная воля законодателя, направленная к смягчению или устранению ответственности, не распространяется На каких-то лиц, хотя текстуальная формулировка и позволяет им на это надеяться, нужно толковать норму ограничительно.

Исключения из общих правил могут быть истолкованы расширительно и ограничительно не в связи с общими, а в связи с исключительными обстоятельствами.

Санкции в рассматриваемом отношении ничем не отличаются от любого другого элемента нормы. Более того, неопределенность гипотезы или диспозиции влечет порой более пагубные последствия.

Требование четкого и ясного изложения относится не только к санкциям или исключениям из общих правил, но в равной степени ко всем правовым нормам. Недостатки происходят, как было замечено, помимо воли законодателя.

Таким образом, при всех условиях необходимо устанавливать и руководствоваться в своих действиях подлинной волей законодателя, а не ее суррогатом и не ее противоположностью. Коль скоро допускается расширительное и ограничительное толкование, никаких ограничений в объекте быть не должно1. Другое дело, что нужно всегда, а в некоторых случаях особенно быть тщательным в установлении действительного содержания правового требования. Иногда без особых познаний видно расхождение смысла нормы с буквальной формулировкой, а иногда для убеждения в том приходится применить все приемы толкования.

Уяснение подлинной воли, выраженной в правовых актах, достигается различными способами. Способы толкования -- это относительно обособленная совокупность приемов анализа правовых актов. Выделяют грамматическое, логическое, систематическое, специально-юридическое, историко-по-литическое и телеологическое толкование.

Грамматическое толкование представляет собой совокупность специальных приемов, направленных на уяснение морфологической и синтаксической структуры текста акта, выявление значения отдельных слов и терминов, употребляемых союзов, предлогов, знаков препинания, грамматического смысла всего предложения.

Логическое толкование предполагает использование законов и правил логики для уяснения подлинного смысла нормы, который иногда не совпадает с ее буквальным изложением из-за неудачно выбранных законодателем словесных форм.

Систематическое толкование -- это уяснение содержания и смысла правовых предписаний исходя из места, которое они занимают в данном нормативном акте, институте, отрасли и всей системе права в целом. В систематическом толковании нуждаются все правовые нормы, но особенно нормы отсылочные и бланкетные.

Историко-политическое толкование заключается,в изучении исторической обстановки создания акта, расстановки политических сил, социально-экономических и политических факторов, обусловивших появление акта и оказавших влияние на волю законодателя.

Телеологическое (целевое) толкование правовых актов направлено на установление целей их издания: непосредственных, отдаленных, конечных.

Специально-юридическое толкование связано с анализом специальных терминов, технико-юридических средств и приемов выражения воли законодателя.

На предмет, объем и способы толкования права в Конституционном Суде России ориентирует ст. 74 Федерального конституционного закона об этом органе. Вторая часть этой статьи гласит: "Конституционный Суд Российской Федерации принимает решения по делу, оценивая как буквальный смысл рассматриваемого акта, так и смысл, придаваемый ему официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из его места в системе правовых актов".

§ 3. Официальные и неофициальные толкования

По субъекту разъяснения правового акта различают официальное и неофициальное толкование. Значение того и другого неравнозначно. Официальное толкование исходит от компетентных государственных органов и является юридически обязательным. Неофициальное толкование не обладает властно-обязательной силой.

Обязательность официального толкования вызывает, во-первых, обязанность правоприменительного органа по отысканию и изучению актов разъяснения и, во-вторых, следование им в случае расхождения собственных представлений о содержании применяемых норм с указаниями, содержащимися в актах официального толкования. Таких расхождений мо-Жет и не быть. Однако нельзя заранее полагаться на свои познания и способности к правильному выявлению законодательной воли. Подобно тому как посредством закона (а не индивидуальных решений некоторых органов) придается всеобщность и унифицированность правовому регулированию, так посредством официального толкования обеспечивается единство правоприменительной практики в угодном государству направлении. Поэтому в любом случае невозможно обойтись своими, заключениями и выводами, коль скоро само государство при-! нуждает к определенному пониманию правового вопроса.

Было бы, однако, неправильно придавать актам официального толкования абсолютную юридическую силу, объявлять их непререкаемыми, не подлежащими критике. В отношении актов толкования сохраняется значение проблемы выбора их и проверки подлинности. Совершенно очевидно, например, что толкование, противоречащее закону, не подлежит использованию. Исключение составляют акты толкования Конституции, которое дает Конституционный Суд. Они окончательны и обжалованию не подлежат. В принципе юридическая сила разъяснения зависит от положения субъекта толкования в системе государственных органов и от формы того акта, в который облекается данное разъяснение.

Официальное толкование подразделяют на аутентичное, когда разъяснение исходит из органа, издавшего данный нормативный акт, и неаутентичное, когда разъяснение дают другие компетентные органы.

Необходимость аутентичного толкования вызывается, как правило, тем, что в практике тот или иной нормативный акт вызывает противоречивые мнения, разрешить которые не представляется возможным без обращения к тому органу, который этот акт издал. Нормотворческий орган придает обязательную силу одному из имеющихся или возможных толкований, воспроизводит действительное содержание нормативного акта и тем самым предупреждает разноречивое его применение1. Как и в любом другом случае толкования, при аутентичном толковании новой нормы не создается. Подмена толкования правотворчеством недопустима еще и потому, что акты толкования действуют одновременно с самим нормативным актом. Обратная же сила законов или их немедленное действие не всегда приносят желаемые результаты.

1 На том основании, что сила аутентичного толкования состоит не в его убедительности, а в.его обязательности, Г. Ф. Шершеневич, например, отрицал за ним качество толкования. С его точки зрения, толкование является частным, свободным делом, не имеющим никакой обязательности, все равно, от кого бы оно ни исходило (см.: Г. Ф. Шершеневич. Общая теория права. Вып. IV. М., 1912. С. 725--726).

При аутентичном толковании вопроса о несоответствии акта разъяснения и нормативного акта не возникает. Однако не исключено, что своим разъяснением нормотворческий орган придает такой смысл ранее изданному акту, что он вступает в противоречие с предписаниями других правовых норм. Поэтому при проверке правомерности применяемого нормативного акта следует обязательно принимать во внимание результаты его аутентичного толкования.

Субъектами официального неаутентичного (легального) толкования могут выступать все государственные органы, в обязанность которых входит проведение правовых предписаний в жизнь. Круг этих органов довольно широк. Поэтому юридическая сила актов толкования различных органов неодинакова.

В связи с осуществлением исполнительно-распорядительных функций, организацией правоотношений и контролем за соблюдением законодательства толкование осуществляют правительство, министры и другие органы исполнительной власти.

Акты толкования соответствующих органов сами подлежат уяснению правоприменителем. Они обязательны к руководству, если не противоречат требованиям других правовых норм, если толкование нижестоящего органа соответствует разъяснениям по тому же вопросу, данным вышестоящими инстанциями. Иными словами, юридическая сила разъяснительных актов определяется их местом в механизме правового регулирования и соответствует силе других предписаний, исходящих от того или иного органа.

В России для практических работников в области отправления юстиции большую роль играют разъяснения, даваемые Конституционным Судом РФ, Верховным Судом РФ, Высшим Арбитражным Судом РФ. Для прокурорско-следственных работников имеют значение в этом плане директивные разъяснения и приказы Генерального прокурора, для работников милиции -- приказы и инструкции, исходящие от министра внутренних дел РФ. Авторитет подобных актов толкования основывается на хорошем знании законодательства, обобщении большой практики его применения и авторитете самого органа для определенной категории правоприменителей.

В отличие от официального неофициальное толкование Не является, как было замечено, юридически обязательным. Акты неофициального толкования не принадлежат к числу юРидических фактов. Они, следовательно, не подтверждают Ка«их-либо прав и юридических обязанностей. Неофициаль-н°е толкование дается, если так можно выразиться, в частном порядке1. Сила его, как, впрочем, и любого другого толкования, в убедительности и обоснованности. Чем больше необходимость в толковании каких-то норм и чем больше убедительность неофициального толкования, тем большая обязательность использования его в правоприменительной деятельности.

Было бы что-то от мании величия считать себя, свое собственное мнение единственным способным постигнуть "тайну" закона. При отсутствии официального разъяснения акты неофициального толкования способны оказать неоценимую помощь в оценке содержания законодательной воли. Практическая потребность в получении необходимых консультаций и разъяснений по делу является порой побудительной силой большего значения, нежели формальная обязательность разъяснительного акта.

Неофициальное толкование подразделяют на обыденное, компетентное и доктринальное.

Обыденное толкование дается гражданами. Значение его для правоприменительной деятельности состоит в проявлении правового сознания широкого круга субъектов права.

Компетентное толкование исходит от сведущих в области права лиц, действия которых по разъяснению норм не приобретают силу юридического факта.

Доктриналъное толкование -- это всегда разъяснение правовых актов, которое дается учеными в связи и в результате их теоретических поисков, научного анализа права. Оно выступает как научное объяснение смысла и целей правовых норм.

Строго говоря, за каждым актом официального толкования (а следовательно, в его основе) стоит научная доктрина. Ее носителями являются либо сами творцы акта, поскольку должностные лица часто являются и научными работниками, или те ученые, которые разрабатывали рекомендации к проекту постановления, или, .наконец, ученые, взгляды которых заимствованы из имеющейся литературы.

Таким образом, во-первых, доктринальное толкование своей значительной частью проявляет себя в актах официального толкования.

Во-вторых, результаты доктринального толкования получают нередко свое закрепление в самих нормативных правовых актах. При издании соответствующих норм права всегда учитываются мнения ученых-юристов об аналогичных действующих нормах или об их предшественницах.

В-третьих, доктринальное толкование проявляет себя непосредственно в неофициальных трудах: монографиях, комментариях, научных статьях и т. д. К сожалению, только в этом, последнем своем качестве они и рассматриваются в литературе, в то время как остальные его проявления опускаются. Если продолжить наше понимание доктринального толкования, то следует прийти к выводу, что оно может быть как официальным, так и неофициальным. Иначе нельзя назвать ту научную доктрину, которая получает одобрение компетентного государственно органа и возводится в ранг официальной.

В то же время нельзя полностью отождествлять всякое официальное толкование с официальным доктринальным. Нельзя уже потому, что не всегда в основе официального толкования лежит именно научная доктрина, не говоря уже о том, что встречаются официальные акты толкования, вообще не опирающиеся на научные исследования. Отсюда вытекает практическая задача приведения в соответствие обязательных актов толкования с новыми, оправдавшими себя научными исследованиями.

Официальное нормативное толкование, чтобы быть вполне научным, должно опираться не на преходящие соображения целесообразности в решении возникающих дел, а на созданные доктриной и подтверждаемые практикой научные Ценности, имеющие в условиях данного места и времени непреходящее значение. Так или иначе не от официального толкования должны мы следовать к доктринальному, а, наоборот, доктринальное толкование по возможности и необходимости следует возводить в ранг официального.

В той части, в какой доктринальное толкование получает свое закрепление в нормативных актах и в актах официального толкования, оно исследуется в рамках проблем правотворчества. Поэтому правоприменителя больше интересует часть Доктринального толкования, которая продолжает оставаться неофициальной.

Справедливо мнение о том, что правовая наука является не только познавательно-теоретической, она еще и "производительна" в смысле непосредственного воздействия на практику. "Производительная" функция юридической науки до настоящего времени не раскрыта. Доктринальное толкование является выражением этой функции в области правоприменения.

Чтобы точнее определить значение доктринального толкования, на наш взгляд, следует проводить различие между понятиями "имеет юридическую силу" и "имеет юридическое значение". Когда о каком-либо акте говорят,.что он вступил в юридическую силу и т. п., это означает обязательность акта к исполнению всеми субъектами права. Если же о каких-либо правилах, действиях, принципах говорят, .что они "имеют определенное юридическое значение", это еще не означает их обязательности в строгом понимании этого слова. Такими правилами или указаниями могут руководствоваться или не принимать их во внимание, могут ссылаться на них или нет -- в любом случае это не поколеблет юридической силы вынесенного решения, если последнее основано на законе.

Доктринальное толкование можно рассматривать в свете всех тех категорий, которые, не обладая юридической силой, имеют, однако, определенное юридическое значение. Во-первых, оно несомненно отражает моральные принципы и нормы, складывающиеся в обществе. Во-вторых, оно есть выражение правосознания и основа его формирования. Более того, Доктринальное толкование среди всех подобных категорий имеет первостепенное значение. Научная доктрина, поскольку она имеет честь именоваться таковой, отражает наиболее существенные, наиболее глубинные связи предметов и явлений. Она дает правильное представление об итогах и перспективах развития общественных отношений и в связи с этим более полно объясняет содержание действующих норм, их цели, их действие в условиях данного места и времени и т. д. Она, наконец, не изолирована от правовых эмоций, чувств и настроений, она -- итог и вместе с .тем база развивающейся общественной правовой психологии и идеологии.

Правосознание правоприменителя является частицей общественного правосознания. Оно обусловлено существующими общественными отношениями, общественной психологией масс и правовой идеологий. Правовая идеология вырабатывается наиболее одаренными представителями общества и призвана обеспечить стройность и целенаправленность правовым чувствам, эмоциям, настроениям.

В конечном счете задачей правовой идеологии является постижение определенного эффекта в практике. Такая вполне оправданная цель определяет значение правовой идеологии вообще, а доктринального толкования в частности в процессе применения права.

Там, где применяющий право руководствуется результатами доктринального толкования в качестве дополнительного средства наряду с основными (нормативным актом и актами официального толкования), можно говорить об опосредованном юридическом значении доктринального толкования для правоприменительной практики. Но оно может иметь и непосредственное юридическое значение. Например, в связи с запрещением отказа в правосудии по мотивам отсутствия закона, регулирующего спорное гражданско-правовое отношение, используется аналогия закона и аналогия права. В определении сходства или несходства нормативных актов и фактических отношений, к которым они применяются при аналогии закона, недостаточно полагаться на практическую сметку. Необходимо обратиться к специальным исследованиям вопроса учеными, а если таковые отсутствуют -- по возможности к казуальному доктринальному толкованию.

Еще большую значимость приобретает оно в решении дела по аналогии права. Основные начала и основные принципы российского права иногда прямо, иногда косвенно закреплены действующими нормативными актами. Однако их извлечение и правильное применение в конкретных жизненных ситуациях требуют глубокого научного подхода, что иногда под силу только квалифицированным, специализирующимся в данной области научным работникам. Результаты научных исследований и консультации ученых играют здесь первостепенную роль.

Возникает вопрос: можно ли считать всякое научное правовое исследование доктринальньш толкованием права или к нему относятся только те из них, которые специально преследуют цель объяснения содержания нормативных актов?

Практическое решение правовых вопросов предполагает обязательное исследование общеметодологических, общетеоретических и других специальных знаний, полученных работником в вузе и обновляемых в процессе самостоятельной работы над источниками. Эти знания формируют правосознание, составляют. его неотъемлемую часть и, таким образом, участвуют в правоприменительной практике, трансформируясь в соответствующий образ действий субъекта права. Любое правовое исследование в конечном счете имеет практическое зна-ение. Оно всегда может быть использовано в уяснении и объяснении действующего права, даже если это исследование не преследовало такой цели специально, а направлено на изучение общетеоретических вопросов.

Научные труды, хотя бы и являющиеся основой к уяснению и объяснению права, но не преследующие в целом или части целей толкования отдельных норм или основ и смысла права в целом, не относятся, по нашему мнению, к результатам доктринального толкования. Мы исходим здесь из общего сложившегося у нас понятия толкования как уяснения и объяснения права с целью правильной реализации его на практике. Не всегда можно провести четкую границу между теми и другими работами, но в теоретическом плане она существует.

Однако не всегда ценные рекомендации ученых, их концепции находят свое использование в практике. Сказывается отсутствие необходимых организационно-правовых мер по внедрению результатов научного творчества в практику применения законов.

Возьмем, к примеру, судебное рассмотрение гражданских и уголовных дел. Предполагается, что судья и некоторые другие участники процесса выступают в качестве специалистов во всех возникающих здесь правовых вопросах. Но это явно не так, когда речь идет о сложных делах, о делах с иностранным правовым элементом. Совсем не случайно, что очень часто в таких случаях обращаются за помощью к ученым-юристам. Но обращение это носит неофициальный характер. Лучше было бы, если бы непосредственно в судебном заседании заслушивались сами авторы тех или иных научных концепций, если бы они непосредственно в суде высказывали свои соображения относительно спорных правовых вопросов. Конечно, привлечение специалистов в той или иной области права должно быть ограничено усмотрением суда, а мнения ученых не могут рассматриваться в качестве источника доказательств и не должны связывать судей в их решении. То есть процессуальное законодательство не претерпевало бы здесь изменения, если не считать возможности специального указания на необходимость привлечения ученых-юристов для дачи заключения по правовым вопросам. В соответствии с новым законодательством такая практика утвердилась в Конституционном Суде России.

Иногда, к сожалению не так часто, фигурируют высказанные в литературе мнения по тому или иному вопросу крупными российскими учеными. Безусловно, что и суд при вынесении решения может вместе с законом руководствоваться какой-то научной доктриной. Речь может не идти об указании ее в решении или приговоре по делу, ибо достаточно ссылки на применяемый закон, но было бы более убедительным, а в воспитательных целях более целесообразным, если бы участники процесса чувствовали научную обоснованность каждого судебного акта. Помимо всего прочего это стимулировало бы практических работников к повышению своего образовательного уровня, а научных работников -- к еще большему увязыванию своих исследований с интересами и запросами практики, повышало бы их ответственность за свои научные рекомендации.

§ 4. Нормативное и казуальное толкование

В зависимости от сферы действия актов разъяснения правовых норм в литературе проводится деление толкования на нормативное и казуальное. Нормативным толкованием считается то, результаты которого распространяются на неопределенный круг лиц и случаев, т. е. такое толкование, которое, подобно норме права, имеет общий характер (общее действие). Казуальным толкованием называют разъяснение нормативного акта, обязательное для одного конкретного случая.