Размещено на http://www.allbest.ru/

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ

ГОУ ВПО Уральский государственный педагогический университет

На правах рукописи

Диссертация

на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

ПРЕЦЕДЕНТНЫЕ ФЕНОМЕНЫ СО СФЕРОЙ-ИСТОЧНИКОМ "КИНО" В ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОММУНИКАЦИИ ГЕРМАНИИ И США

специальность 10.02.20 - Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание

Косарев Михаил Иванович

Научный руководитель: кандидат филологических наук,

доцент Н.А. Пирогов

Екатеринбург - 2008

Содержание

Введение

Глава 1. Теоретические основы исследования прецедентных феноменов со сферой-источником "Кино" в политической коммуникации

1.1 Театральность как свойство современной политической коммуникации

1.2 Интертекстуальность как свойство современной политической коммуникации

1.2.1 Интертекстуальность: история вопроса и философские предпосылки возникновения

1.2.2 Лингвокогнитивный подход в языкознании и исследование проблемы прецедентности

1.2.3 Интертекстуальность и прецедентность в политическом дискурсе

1.3 Жанровая типология кино как основание для классификации прецедентных феноменов

1.4 Методика исследования прецедентных феноменов в политической коммуникации Германии и США

Выводы по первой главе

Глава 2. Жанровая типология прецедентных феноменов со сферой-источником "Кино"

2.1 Жанровые прецедентные поля, имеющие системную тематическую взаимосвязь с политикой

2.2 Жанровые прецедентные поля, имеющие случайную взаимосвязь с политикой

Выводы по второй главе

Глава 3. Виды прецедентных феноменов со сферой-источником "Кино", используемых в немецкой и американской политической прессе

3.1 Прецедентные имена

3.2 Прецедентные тексты

3.3 Прецедентные высказывания

3.4 Прецедентные ситуации

Выводы по третьей главе

Заключение

Библиография

Список источников языкового материала

Приложения

Введение

Диссертационное исследование посвящено сопоставительному изучению особенностей употребления прецедентных феноменов со сферой-источником "кино" в политической коммуникации Германии и США.

Актуальность исследования. Интертекстуальное взаимодействие отдельных текстов является уже около трех десятилетий предметом интенсивного изучения и находится в центре внимания современных лингвистики, литературоведения, культурологии, семиологии, философии. Исследователей привлекают вопросы, связанные с взаимодействием "своего" и "чужого" слова в тексте. Вместе с тем в последнее время на первый план выходит проблема интертекстуальной компетенции как основы взаимодействия коммуникантов, обладающих общим фондом знаний (Н.С. Бирюкова, Н.Д. Бурвикова, Д.Б. Гудков, Ю.Н. Караулов, В.Г. Костомаров, В.В. Красных, С.Л. Кушнерук, И.М. Михалева, Г.Г. Слышкин, Р.Л. Смулаковская, А.П. Чудинов, G. Allen, D. Chandler, R. Liptak и др.).

Повышение интереса к прагматической стороне языка обусловливает одну из современных тенденций в развитии языкознания, связанную с привлечением достижений смежных наук для анализа того или иного феномена. Примером может послужить политическая лингвистика, которая носит мультидисциплинарный характер и тесно связана с другими направлениями языкознания - социолингвистикой, функциональной лингвистикой, лингвистикой текста, классической и современной риторикой, когнитивной лингвистикой. Развитие исследований в сфере политической лингвистики вызвано возросшим интересом как специалистов в различных сферах, так и широких масс к изучению средств политического влияния и борьбы за власть.

Особую роль в бытии политического дискурса играет дискурс средств массовой информации, являющейся в современную эпоху основным каналом осуществления политической коммуникации. Исследователи подчёркивают тот факт, что именно журналисты способствуют формированию общественного мнения (И.Т. Вепрева, С.И. Виноградов, М.Р. Желтухина, Е.В. Какорина, В.Г. Костомаров, Э.А. Лазарева, Л.М. Майданова и др.).

Глобальная сеть Интернет, которая образует новую область социального взаимодействия, занимает особое место в развитии массовой коммуникации.

Интертекстуальность является одной из характеристик политического текста современных СМИ (А.Н. Баранов, Л.И. Гришаева, Е.А. Попова, А.П. Чудинов), в связи с чем дальнейшее исследование проявлений интертекстуальности в политических текстах представляется весьма перспективным.

Интерес ученых к политической коммуникации выявляется также в системе когнитивно-дискурсивных приоритетов. Когнитивно-дискурсивная парадигма в языкознании предполагает рассмотрение каждого языкового явления с точки зрения его участия в исполнении языком важнейших функций - когнитивной и коммуникативной (Н.Д. Арутюнова, Д.Б. Гудков, В.И. Карасик, В.В. Красных, Г.Г. Слышкин, А.П. Чудинов и др.).

Лингвокогнитивный подход к изучению языка, нашедший отражение в работах Д.В. Багаевой, Д.Б. Гудкова, И.В. Захаренко, В.В. Красных, С.Л. Кушнерук и других исследователей, связан с рассмотрением как собственно лингвистических, так и когнитивных аспектов языковых явлений. Формирование лингвокогнитивного подхода в современной лингвистике дало толчок развитию исследований в сфере прецедентности. Данный феномен зачастую рассматривается учёными как разновидность интертекстуальности, однако в центре внимания исследователей прецедентности находятся не все интертексты, но лишь наиболее значимые из них. Данные тексты являются элементами когнитивного пространства данного социума, формируют общий фонд знаний его членов (и их интертекстуальную компетенцию), а следовательно, определяют успешность протекания коммуникации в рамках данного социума.

Таким образом, проблематика настоящей диссертации лежит в рамках лингвокогнитивного подхода к изучению интертекстуальности в прессе: мы фокусируем внимание на изучении не собственно языковых, но дискурсивных единиц, являющихся репрезентантами культуры, и на рассмотрении особенностей их использования в СМИ. Обращение к сфере "Кино" как источнику интертекстем обусловлено тем, что кинематограф занимает особое место среди других средств массовой коммуникации, поскольку предлагает зрителю самый магический из потребительских товаров - грёзы (Г.М. Маклюэн) обладает высоким прагматическим потенциалом и потому играет большую роль в формировании интертекстуальной компетенции современного зрителя.

Объект исследования - прецедентность со сферой-источником "Кино" в современной немецкой и американской политической публицистике.

Предмет исследования в данной работе - особенности употребления прецедентных феноменов со сферой-источником "Кино" в немецкой и американской политической публицистике.

Цель исследования - лингвокогнитивный и сопоставительный анализ особенностей использования прецедентных феноменов со сферой-источником "Кино" в печатных СМИ ФРГ и США.

Цель работы требует решения следующих задач:

- обоснование теоретической значимости лингвокогнитивного подхода к сопоставительному изучению феномена интертекстуальности при исследовании прецедентных феноменов со сферой-источником "Кино" в политической коммуникации;

- выявление прецедентных феноменов со сферой-источником "Кино", используемых политическими обозревателями немецких и американских СМИ, и классификация этих прецедентных феноменов на основании жанровой принадлежности фильма-прототекста;

- классификация указанных прецедентных феноменов по их видам (имена, тексты, высказывания, ситуации);

- обнаружение национальных закономерностей использования прецедентных феноменов со сферой-источником "Кино" в немецкой и американской политической публицистике.

Материалом настоящего исследования послужили политические тексты с интернет-сайтов национальных, региональных и городских изданий ФРГ и США. Использовались такие немецкие СМИ, как "Die Welt", "Die Zeit", "Frankfurter Allgemeine Zeitung", "Hamburger Abendblatt", "Kцlner Stadt-Anzeiger", "Merkur Online", "Berliner Morgenpost", "Sozialistische Tageszeitung", "Berliner Kurier", "Stern", "Sьddeutsche Zeitung", "Kцlnische Rundschau", а также такие американские издания, как "The Wall Street Journal", "The New York Times", "USA Today", "New York Daily News", "The Washington Post", "Chicago Tribune", "The Daily News Online", "The Christian Science Monitor", "The Seattle Times Company", "Political Affairs Magazine", "San Francisco Chronicle", "The Daily Californian", "Newsday", "St. Petersburg Times" и другие. Всего проанализировано 2 027 случаев обращения к прецедентным феноменам в текстах за период с 1988 по 2008 годы.

Методология исследования сложилась под влиянием когнитивной теории, успешно развиваемой в современном языкознании (А.Н. Баранов, В.З. Демьянков, Ю.Н. Караулов, И.М. Кобозева, Е.С. Кубрякова, П.Б. Паршин, И.А. Стернин, А.П. Чудинов и др.); теории интертекстуальности и смежных научных теорий (Р. Барт, М.М. Бахтин, Ю. Кристева, В.Г. Костомаров, Н.А. Кузьмина, Ю.Ю. Саксонова, Г.Г. Слышкин, С.И. Сметанина, Р.Л. Смулаковская, М.А. Соловьева, Ю.А. Сорокин, А.Е. Супрун, Н.А. Фатеева), в том числе теории прецедентных феноменов (Д.В. Багаева, Д.Б. Гудков, И.В. Захаренко, В.В. Красных, С.Л. Кушнерук, Е.А. Нахимова); а также лингвокультурологии (Н.Д. Арутюнова, Е.М. Верещагин, В.В. Воробьев, В.А. Маслова, В.В. Ощепкова, В.Н. Телия и др.). Для решения конкретных задач исследования прецедентных имён применялся ряд методов, используемых в современной лингвистике:

Описательно-сопоставительный метод, включающий приёмы наблюдения, обобщения, когнитивной интерпретации и типологизации. Наблюдение заключается в выделении и описании дискурсивных единиц, а также их свойств и характеристик. Обобщение позволяет синтезировать подобные явления и объединять их по установленным признакам. Когнитивная интерпретация является важным этапом метода, предполагающим выход за пределы собственно лингвистических форм в "мир психики человека, в мир его состояний и намерений" (Е.С. Кубрякова). Типологизация строится на распределении полученных результатов наблюдения по определённым основаниям.

Сопоставительный метод реализуется путём поэтапного выявления сходств и различий в закономерностях использования прецедентных имён в российской и американской рекламе с учётом национальных особенностей соответствующих языков и культур. Отбор и анализ единиц исследования осуществлялся с использованием методов сплошной выборки и количественной обработки полученных данных, что позволяет дать систематическую классификацию лингвистических явлений.

Научная новизна исследования заключается в том, что оно вносит вклад в сопоставительное изучение единиц, наделённых культурно-значимой информацией, и описывает некоторые особенности их использования в немецкой и американской политической коммуникации. Среди прочих закономерностей, являющихся общими и для немецкой, и для американской политической коммуникации, важно отметить абсолютное преобладание единиц, имеющих источником голливудский кинематограф. В диссертации детально охарактеризованы жанры американских фильмов, которые оказывают максимальное воздействие на использование прецедентных феноменов в американской и немецкой политической коммуникации. Выявлен общий для американской и немецкой политической коммуникации корпус прецедентных феноменов, восходящих к сфере-источнику "Кино", и сделан вывод о том, что слабое знакомство с соответствующим корпусом прецедентных феноменов может существенно затруднить понимание современных немецких и американских политических текстов.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что диссертация вносит определённый вклад в разработку теории прецедентных феноменов в современной лингвистике: обнаружено, что голливудский кинематограф является важным источником прецедентных феноменов не только для американской, но и для немецкой политической коммуникации; выявлена взаимосвязь между жанром фильма-источника и особенностями использования прецедентных феноменов в политической коммуникации. В связи с тем, что исследование построено на материале двух иностранных языков, работа имеет значение для дальнейшего развития теории межкультурной коммуникации и взаимодействия культур: охарактеризованы фильмы, которые особенно часто выступают как источник прецедентности в американской и немецкой политической коммуникации, сделан вывод о том, что голливудский кинематограф оказывает значительное влияние на немецкую политическую коммуникацию, а следовательно и на способ мышления современных немецких политиков и журналистов.

Практическая ценность исследования заключается в возможности использования полученных результатов в лексикографической практике (в том числе при подготовке специального словаря "Прецедентные феномены в современных средствах массовой коммуникации"). Результаты исследования можно использовать при разработке лингвострановедческих курсов, составлении учебных пособий и чтении спецкурсов по вопросам национально-культурной специфики коммуникации, а также применять в процессе вузовского преподавания межкультурной коммуникации, этнолингвистики, лингвокультурологии, риторики. Отдельные положения работы могут представлять интерес для политических спичрайтеров, имиджмейкеров.

Апробация работы. Материалы диссертации обсуждались на заседании кафедры риторики и межкультурной коммуникации Уральского государственного педагогического университета. По теме диссертации опубликовано 6 работ:

1. Косарев, М.И. Прецедентные феномены со сферой-источником "Кино" в печатных СМИ Германии / М.И. Косарев // Известия Уральского государственного университета. Сер. 1, Проблемы образования, науки и культуры. - 2007. - № 50, Вып. 21. - С. 109-115.

2. Косарев, М.И. У истоков политической лингвистики / М.И. Косарев, И.А. Овсянникова, О.А. Солопова // Политическая лингвистика. - 2007. - Вып. 21. - С. 115-116.

3. Косарев, М.И. Прецедентные феномены с субсферой-источником "киноэкшен" в политической коммуникации Германии / М.И. Косарев // Политическая лингвистика. - 2007. - Вып. 2 (22). - С. 25-32.

4. Косарев, М.И. Рок-цитаты в американской политической коммуникации // Русская рок-поэзия: текст и контекст: Сб. науч. тр. / Твер. гос. ун-т: Урал. гос. пед. ун-т. - Тверь; Екатеринбург, 2007. - Вып. 9. - С. 92-96.

5. Косарев, М.И. Интертекстуальность в философии постмодернизма: концепция глобального интертекста / М.И. Косарев // Проблемы лингвокультурологического и дискурсивного анализа: материалы всерос. науч. конф. "Язык. Система. Личность". Екатеринбург, 23-25 апр. 2006 г. / Урал. гос. пед. ун-т. - Екатеринбург, 2006. - С. 87-93.

6. Косарев, М.И. Прецедентные феномены со сферой-источником "кино" в политической коммуникации Германии и США // Лингвистика, перевод и межкультурная коммуникация: материалы IX междунар. науч. -практ. конф., Екатеринбург, октябрь, 2007 г. / Институт международных связей. - Екатеринбург: Издательство Уральского госуниверситета им. А.М. Горького, 2007. - С. 43-46.

Положения, выносимые на защиту:

1. Важным источником прецедентных феноменов в современной политической публицистике Германии и США является голливудское кино, которое выступает как канал воздействия американской массовой культуры на политическую коммуникацию в названных странах.

2. В связи с универсальной привлекательностью голливудского кино для большинства потребителей продукции массовой кинокультуры в политической коммуникации ФРГ и США прослеживаются скорее общие особенности употребления прецедентных феноменов со сферой-источником "кино", нежели различия.

3. Источниками прецедентных феноменов в рамках сферы "Кино" являются субсферы "вестерн", "криминальное кино", "экшен", "кинофантастика", "триллер", "комедия", "драма", "приключенческое кино".

4. Наиболее употребимыми в политической публицистике ФРГ и США являются прецедентные феномены с субсферой-источником "экшен".

5. Среди всех видов прецедентных феноменов, восходящих к сфере-источнику "Кино", наиболее востребованным в современной политической коммуникации ФРГ и США является прецедентное имя.

6. Прецедентные феномены способны конструировать мифологическую картину мира и, будучи рассматриваемыми как интертекст, привносят в сферу-мишень характеристики сферы-источника (в данном случае - американского кино).

7. Ряд жанровых прецедентных полей имеет системную тематическую связь с политикой; в данном случае тематическое пересечение затрагивает практически все фильмы - источники прецедентов, отнесённые нами к данному жанру. Вторая группа жанровых прецедентных полей имеет окказиональную тематическую связь с политикой (на уровне отдельного фильма).

8. Американское кино оказывает существенное влияние на политическую коммуникацию современной Германии, что опосредованно влияет и на ментальность современных немецких журналистов и политиков.

Композиция диссертации отражает основные этапы и логику исследования: работа состоит из введения, трёх глав, заключения, библиографии, списка источников языкового материала и приложений.

Во введении обосновывается актуальность поставленной проблемы, раскрывается научная новизна диссертации, определяются объект, предмет и методы исследования, характеризуется материал, обозначается цель и сопутствующие задачи исследования, раскрывается теоретическая и практическая значимость диссертации, приводятся сведения об апробации работы и формулируются положения, выносимые на защиту.

В первой главе представлена исходная теоретическая база для сопоставительного исследования прецедентных феноменов, используемых в немецкой и американской политической коммуникации. Рассматриваются существующие в отечественной и зарубежной литературе научные подходы к изучению интертекстуальности, определяется роль лингвокогнитивного подхода к исследованию феномена, приводится методика исследования прецедентных феноменов в политической публицистике ФРГ и США.

Во второй главе характеризуются особенности употребления разножанровых прецедентов. Прецедентные феномены классифицируются по признаку принадлежности фильма-источника к тому или иному киножанру, описываются их функции.

В третьей главе проводится анализ особенностей употребления разных видов прецедентных феноменов путём выделения в их числе прецедентных имён, текстов, высказываний и ситуаций.

В заключении подводятся итоги исследования, намечаются перспективы дальнейшей работы в данном направлении.

Глава 1. Теоретические основы исследования прецедентных феноменов со сферой-источником "Кино" в политической коммуникации

Целью политического дискурса является борьба за власть, ее распределение и использование. Лингвистический подход к политическому дискурсу имеет своим предметом как политический язык, используемый в манипулятивных целях, так и язык политики - терминологию и риторику политической деятельности. Тем не менее, политический дискурс не замкнут профессиональными рамками и доступен для понимания практически каждому члену общества.

Посредниками между аудиторией и реальностью выступают СМИ. Их способность воздействовать на аудиторию определяет специфику дискурса СМИ как коммуникативного явления, направленного на формирование общественного мнения. Ориентация газетного текста на воздействие определяет его жанровую и структурную специфику.

Суггестивность является одним из основных свойств политического дискурса, что определяет чёткую прагматическую направленность текстов политической коммуникации. Выбор языковых средств, используемых для характеристики субъекта политического процесса обусловливается стремлением представить его в выгодном свете или дискредитировать.

Как отмечает А.П. Чудинов, для современного политического текста очень характерна интертекстуальность - присутствие элементов других текстов, что обеспечивает его восприятие как частицы общего политического дискурса и - шире - как элемента национальной культуры (Чудинов 2003: 27). Включая в текст такие элементы, автор пытается вызвать у читателя нужные ему ассоциации и сформировать то или иное отношение к объекту. Такой приём способствует завуалированности и ненавязчивости прагматического воздействия (Кушнерук 2006: 13). Описание политической действительности с помощью прецедентных феноменов имеет большой суггестивный эффект, так как обращено к эмоциям, а не разумному началу.

Как указывает В.П. Руднев, кино - искусство, не просто специфическое для ХХ века, но в определенном смысле создавшее сам образ ХХ века. Как никакое другое искусство, кино может задокументировать реальность, но этот документ может быть самой достоверной фальсификацией (Руднев 1999 http). От других средств коммуникации кино отличается тем, что предлагает самый магический из потребительских товаров - грёзы (Маклюэн 2003: 331). Кинематограф как источник прецедентных феноменов неслучайно выступает одним из наиболее активных: кино формируют динамичную, постоянно изменяющуюся, а потому всегда актуальную периферию культурного фонда, того комплекса знаний, которыми обладает типичный представитель той или иной культуры, живущий в определенном времени. Массовая культура "ориентирована на среднюю языковую семиотическую норму, на простую прагматику, поскольку она обращена к огромной читательской, зрительской и слушательской аудитории" (Руднев 1999 http). Прагматический потенциал культурных знаков, извлеченных из феноменов массовой культуры, определяется их общеизвестностью, хрестоматийностью (Пикулева 2002 http).

Целью настоящей главы является создание теоретической базы для исследования закономерностей использования прецедентных феноменов в политической коммуникации Германии и США в последующих главах. В целом логика главы подчинена задачам:

- определения особенностей политического дискурса, обусловливающие "зрелищность" политического процесса и его взаимосвязь с киноискусством;

- обобщения опыта изучения феномена интертекстуальности отечественными и зарубежными учёными;

- выявления особенностей лингвокогнитивного толкования интертекстуальности с точки зрения антропоцентрической научной парадигмы в современном языкознании;

- определения понятийно-терминологического аппарата для исследования;

- описания методик, используемых различными специалистами при изучении интертекстуальности и прецедентности.

1.1 Театральность как свойство современной политической коммуникации

В современной науке широко распространена мысль о театрализованности сегодняшней социальной и духовной жизни. По убеждению Г. Амера, "всё от политики до поэтики стало театральным". Р. Барт приходит к выводу, что "всякая сильная дискурсивная система есть представление, демонстрация аргументов, приёмов защиты и нападения, устойчивых формул <…>" (цит. по: Ильин 1998 http). Как результат вновь оказалась актуальной шекспировская сентенция "весь мир - театр". С точки зрения современной теоретической социологии театральность представляет собой не метафорическую, а сущностную характеристику любого социального действа.

Понятие "театральности" в нашей истории активно защищал Н. Евреинов: "примат театрократии, то есть господства над нами всеми Театра, понимаемого в смысле закона общеобязательного творческого преображения воспринимаемого нами мира, вытекает с достаточной убедительностью хотя бы из сравнительного изучения данного закона с законом развития религиозного сознания" (цит. по: Почепцов 1998 http). Уподобление политики театру также достаточно широко распространено, а выражение "политическая сцена" давным-давно стало расхожим. Не является новостью также и то, что многие политики используют актёрские приёмы для убеждения избирателей. Учения Станиславского, Мейерхольда, Брехта поставлены на службу популистской риторики. Целый ряд деятелей театра и кино занимаются или пытаются заниматься политикой (А. Шварценеггер, В. Гавел, Р. Рейган, К. Иствуд и др., в России - М. Евдокимов, И. Кобзон, А. Пугачёва, С. Говорухин, М. Малиновская, И. Демидов, А. Розенбаум, А. Новиков, К. Собчак и др.), поскольку, по выражению В. Гавела, "опыт работы в театре применим и в политике" (Гельман 1999 http).

В повседневной жизни люди не просто действуют, но инсценируют свои действия, сознательно или бессознательно снабжая их знаками-указаниями на способ истолкования этих действий другими людьми. В политической коммуникации все выражения политических субъектов также снабжены явными или неявными коммуникативными смыслами, то есть указаниями на то, как эти действия должны пониматься другими субъектами политики. Театральность в политике становится важнейшим условием успешной конкурентной борьбы. Современный политический маркетинг предполагает массивные инвестиции в политическую рекламу, в создание драматически инсценированного "имиджа" или стильного "тела" политических субъектов. Театрализованный политический имидж конструируется посредством театрально-визуальных эффектов, главную роль в котором играет телесная презентация политических акторов в стилизованном под сцену общественном пространстве (Театральность политическая http).

Е.И. Шейгал относит театральность к числу системообразующих характеристик политического дискурса (Шейгал 2000: 5). Политики, общаясь друг с другом и с журналистами, постоянно помнят о "зрительской аудитории" и намеренно или непроизвольно лицедействуют, "работают на публику", стараются произвести впечатление и "сорвать аплодисменты". Граждане не склонны относиться к политике слишком серьёзно, политика для них - не более, чем разновидность социальной игры, подобная футболу или лотерее, находящаяся в одном ряду с другими развлечениями, доступными массовому потребителю. Такое отношение к власти становится превалирующим (Шейгал 2000 http).

Разработанный К. Берком драматургический подход к коммуникации позволяет рассматривать политику как символическое взаимодействие в социальном контексте; оно происходит на сцене, осуществляется агентами/актёрами, которые преследуют определённые цели, и включает совершение действий с использованием различных коммуникативных средств. Вся человеческая коммуникация может быть рассмотрена через призму четырёх базовых мотивов: иерархия, вина, принесение в жертву, спасение (избавление). С их помощью, говорит Е.И. Шейгал, можно описывать развитие политических процессов: иерархия воплощает социальный порядок, отклонение от существующего порядка рождает ощущение вины, от которого избавляются, находя козла отпущения, воплощающего социальное зло, и, принося его в жертву, то есть устраняя "плохого" политика - грехи искуплены, зло побеждено, происходит переоценка ценностей, устанавливается новый порядок (Шейгал 2000 http).

Театральному поведению соответствует погружение языка СМИ в театральный контекст. Метафора театра является одним из наиболее распространённых фреймов интерпретации политики. По данным "Словаря политических метафор", метафора игра занимает здесь девятое место, а метафора театр (более общая категория по отношению к "Представлению/Шоу") - пятое (Баранов, Караулов 1994, цит. по: Григорьева 2001 http). Н.Г. Шехтман указывает, что "театральная метафора является универсальной для российской и американской лингвокультур", причём в России более употребительна театральная метафора, а в США - кинематографическая (Шехтман 2005: 156-157). Театральная метафора, как правило, сопровождается уничижительной коннотацией иронии или сарказма и содержит импликацию "ненастоящести" происходящего, отстранённости от него говорящего. Интенция адресанта, представляющего политику через фрейм театра - показать, что к такой политике не следует относиться серьёзно, что она не заслуживает уважения из-за лицемерия и неискренности её участников.

Среди всех параллелей между театром и политической коммуникацией особую значимость для Е.И. Шейгал имеет сюжетно-ролевая структура политического дискурса. Политические сюжеты (выборы, визиты, переговоры, скандал и др.) составляют базу политического нарратива (совокупность дискурсных образований (текстов) разных жанров, сконцентрированных вокруг определённого политического события). Общая ролевая структура коммуникативного акта (адресант - адресат) проецируется на архетипную семиотическую оппозицию "свой - чужой" и конкретизируется в вариантах: "друг (союзник, сторонник) - враг (оппонент, вредитель, предатель)".

В целом ряде политических событий существенным является элемент постановки - существует сценарий и заранее написанные тексты, распределяются роли, проводятся репетиции). Стопроцентно инсценированным является жанр политической рекламы, а также ритуальные события, носящие характер массового зрелища (инаугурация). Помимо ритуальных событий существуют так называемые псевдособытия, специально запланированные с целью их немедленного показа или передачи информации о них (интервью, пресс-конференция, телевизионная беседа, телевизионная дискуссия, теледебаты и др.). Драматургия таких событий в значительной степени задаётся средствами массовой информации, хотя их содержательная часть в значительной степени является спонтанной (Шейгал 2000 http).

Политический театр принадлежит миру культуры. Между миром природы и миром культуры, миром вещей и миром знаков, в которые погружён человек, существуют сложные отношения. Наравне с языком в культуре можно выделить особый мир графических и живописных знаков, воспринимаемых с помощью зрения, мир звуковых форм культуры, мир запахов, мир вкусовых и тактильных образов. Породив "общество спектакля", XX век показал немыслимые ранее возможности зрительных образов как средства власти. Как правило, они употребляются в совокупности с текстом и числами, что даёт многократный кооперативный эффект. Он связан с тем, что соединяются два разных типа восприятия, которые входят в резонанс и взаимно "раскачивают" друг друга - восприятие семантическое и эстетическое. Самые эффективные средства информации всегда используют контрапункт смысла и эстетики, одновременно захватывая мысль и художественное чувство ("семантика убеждает, эстетика обольщает"). Например, восприятие слова в его магической функции во многом зависит от того, каким голосом оно произнесено (Григорьева 2001 http).

Театральность политического дискурса связана с тем, что одна из сторон коммуникации - народ - выполняет в ней преимущественно роль не прямого адресата, а адресата-наблюдателя, который воспринимает политические события как некое разыгрываемое для него действо, осознание чего субъектом самым непосредственным образом влияет на выбор стратегии и речевого поведения (Шейгал 2000 http). Наличие определённой зрительской аудитории, таким образом - важнейшая общая черта театра и политического шоу (Григорьева 2001 http). Р. Шехнер действия одного человека или группы перед другим человеком или группой понимает как перформанс. Центральной характеристикой здесь становится третье лицо, наблюдатель, зритель, наличие которого кардинальным образом меняет всю процедуру (Почепцов 1999 http).

Для Г.Г. Почепцова перформансная коммуникация, ритуалы являются важной составляющей жизни любого общества: одновременно со значениями, уже утраченными в веках, они несут в себе чёткие коммуникативные указания. Важность перформансов в политике подчёркивает, например, ритуал инаугурации - президент вступает в должность только после этого перформанса.

А. Борекка напрямую связывает политику и драматургию, подчёркивая возросшую роль масс-медиа в этом процессе. Исследовательница перечисляет целый ряд политических событий, обладающих перформансным характером: Вьетнам, как первая телевизионная война, национальные "драмы" типа Уотергейта и Иран-Контрас, двойное президентство бывшего актёра, война в Персидском заливе, где CNN стало полноправным участником. П. Фелан говорит о роли президента, опираясь на актёрские термины: "Действующее президентство требует от кандидата передачи характеристик, которые должны ассоциироваться с белым гетеросексуальным мужским лидерством - тип невозмутимого решения, спокойный и "тёплый" стиль говорения, чувство контроля (Шейгал 2000 http). Процесс театрализации политики сегодня становится повседневной политической практикой: формируется особое политическое пространство со своей системой "политических звезд" и их "поклонников". Политика, смыкаясь с театром, порождает свои политические перформансы, так как массовое действо строится по однотипным законам. Поэтому близость политики и театра, реализуемая в их борьбе за зрителя, неизбежно будет возрастать в будущем. Осмысление и исследование этого феномена - актуальная теоретическая и практическая задача.

1.2 Интертекстуальность как свойство современной политической коммуникации

Интертекстуальность является важной характеристикой текстов современного политического дискурса. Политические публикации нашей эпохи часто строятся и воспринимаются как диалог с другими текстами: автор развивает и детализирует высказанные ранее идеи, полемизирует с ними, даёт свою интерпретацию фактов, подчёркивает собственную позицию на фоне обширного дискурса. Такой текст оказывается насыщенным множеством скрытых и откровенных цитат, исторических ссылок, реминисценций, аллюзий, прецедентных метафор; его полное восприятие возможно только в дискурсе, с использованием множества фоновых знаний из различных областей культуры (Чудинов 2003: 27).

В последнее время внимание исследователей все чаще привлекают и проблемы интертекстуальности в политической коммуникации. Характерное для последних десятилетий преобразование политического языка в значительной степени связано и с обновлением корпуса прецедентных феноменов, с усилением роли интертекстуальности в организации политической коммуникации.

1.2.1 Интертекстуальность: история вопроса и философские предпосылки возникновения

Понятие "интертекстуальность" с момента появления соответствующего термина и до настоящего времени является предметом обсуждений, причём спектр дискуссионных вопросов весьма широк. Нередко оспаривается новизна явления интертекстуальности и содержание самого термина. У разных лингвистов интертекстуальность понимается то как соотнесённость всех вербальных текстов между собой (Бройх, Пфистер, Куллер), то как взаимодействие вербальных текстов с текстами других семиотических систем (Адельсбах, Уилперт), то как отнесённость текста к определённому жанру (Левандовски, Вольфцеттель), то как видимое присутствие одного текста в другом в форме цитат, аллюзий, реминисценций (И.В. Арнольд, Ж.Е. Фомичева) и т. д.). Существенно различаются взгляды в отношении того, в каких сферах коммуникации реализуется интертекстуальность. Её считают как свойством исключительно художественных текстов, так и свойством текстов научной (В.Е. Чернявская, Е. Гончарова) и массовой коммуникации (Бургер, Пюшель) (Костыгина 2003: 13-14). Столь пристальное внимание уделяется проблеме интертекстуальности, поскольку сам термин "интертекстуальность" сегодня употребляется не только как литературоведческая категория, но и как понятие, определяющее то миро- и самоощущение человека, которое получило название "постмодернистской чувствительности".

Теория интертекстуальности, как принято считать, вышла из трёх основных источников. Кроме полифонического литературоведения ставшего почти культовой фигурой для философии и филологии XX века М.М. Бахтина учёные называют учение о пародии Ю. Тынянова, теорию анаграмм Ф. де Соссюра. Данный перечень, указывает Н.А. Кузьмина, представляется в принципе верным, но далеко не полным (Кузьмина 2004: 8). Среди учёных, оказавших наиболее заметное влияние на становление и развитие теории интертекстуальности, следует назвать также Л.С. Выготского, А.Н. Веселовского, А.А. Потебню, Ж. Деррида, Р. Барта, Ж. Лакана, Ю. Кристеву, Ю.М. Лотмана, Ж. Женетта, М. Риффатерра, а также И.П. Смирнова, А. Жолковского, У. Бройха, М. Пфистера, Х. Блума, Б.М. Гаспарова, М. Ямпольского.

Важным вкладом в развитие теории интертекстуальности стало учение о пародии Ю.Н. Тынянова, который видел в ней принцип обновления художественных систем, основанный на трансформации предшествующих текстов. Ю.Н. Тынянов понимал под "пародичностью" применение пародических форм в непародийной функции и сделал фундаментальный для теории интертекстуальности вывод: пародийность и пародичность не мыслятся вне системы литературы, а происходящее при пародии варьирование "своих" и "чужих" слов есть важное эволюционное явление. Поскольку пародия не мыслима вне системы, то она вряд ли возможна по отношению к несовременным явлениям, а, следовательно, история пародии непосредственным образом связана с эволюцией литературы. В пародии происходит десемантизация знаковой формы, которая становится содержанием нового произведения (Тынянов 1977: 210, 290-293).

Определённый вклад в её развитие вложили исследования Л.С. Выготского, который в "Психологии искусства" отмечал, что "писатель <…> отнюдь не является индивидуальным творцом своего произведения. Пушкин отнюдь не единоличный автор своей поэмы. Он <…> не изобрёл сам способа писать стихами, рифмовать, строить сюжет определённым образом, но <…> оказался только распорядителем огромного наследства литературной традиции, в громадной степени зависимым от развития языка, стихотворной техники, традиционных сюжетов, тем, образов, приёмов, композиции и т. д." (Выготский 1986: 28).

Другим важным источником теории интертекстуальности стали исследования анаграмм Ф. де Соссюра. В древней индоевропейской лингвистической традиции Ф. де Соссюр обнаружил особый принцип составления стихов по методу анаграмм, то есть в зависимости от фонологического состава ключевого слова. Древнейшие сакральные индийские тексты - Ригведы - зашифровывали в своих словосочетаниях ключевые слова, чаще всего не называемые имена богов. Другие слова текста подбирались таким образом, чтобы в них с определённой закономерностью повторялись звуки ключевого слова (Соссюр 1977: 643).

Несмотря на то, что швейцарский учёный так и не смог решить вопрос о возможной случайности анаграмматических структур в упомянутых текстах, открытое Ф. де Соссюром явление, подчёркивает Г.В. Денисова, позволило получить наглядную модель того, как элементы одного текста, включённые в другой, могут изменять значение последнего (Денисова 2003: 38). М.Б. Ямпольский указывает: "Порядок элементов организует в анаграммах не столько линеарность, сколько некую вертикаль, выход на иной текст, интертекстуальность" (Ямпольский 1993: 38).

Развивая тезис В. Гумбольдта о том, что язык не "дело", а "деятельность", "вечно повторяющееся усилие духа сделать членораздельный звук выражением мысли", А.А. Потебня прослеживает, как человек познаёт мир с помощью языка (Потебня 1976: 393). Поэзия, по Потебне, есть определённый способ мышления, духовная деятельность, цель которой - "преобразование мысли посредством конкретного образа": создавая образ, художник не воплощает готовую идею, а наоборот, идея "рождается" в образе и не может быть извлечена из него и сформулирована иными средствами (Потебня 1976: 333). Поэтический образ - "постоянно сказуемое с переменным подлежащим" (там же: 484).

Хотя термин "интертекстуальность" появился во французском постструктурализме, он генетически связан с русской лингвистической традицией. Известно, что Ю. Кристева сформулировала свою концепцию интертекстуальности на основе переосмысления работы М.М. Бахтина "Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве" и его концепции "полифонического романа", "чужого слова" и диалогического принципа.

Итог указанной работы М.М. Бахтина можно кратко сформулировать следующим образом. Автор художественного произведения имеет дело не с действительностью вообще, но с уже оценённой и оформленной действительностью, причём в акте творчества "преднаходимым" является не только содержание, но и форма. Превращение отдельного художественного произведения в "предзнание", его "размыкание" есть условие его вхождения в историю и культуру (Бахтин 1979: 383).

Позднее М.М. Бахтин создаёт теорию полифоничности, в свете которой рассматривает понятие "чужого слова". Нет, и не может быть изолированного высказывания, утверждает М.М. Бахтин. Ни одно высказывание не может быть ни первым, ни последним. Оно только звено в цепи и вне этой цепи не может быть изучено. Каждое слово пахнет контекстом и контекстами, в которых оно жило (Бахтин 1979: 340). В то же время о соотношении в высказывании "данного" и "нового", коллективного и индивидуально М.М. Бахтин говорит: ни одно высказывание в речевом общении не может повториться, это всегда новое высказывание (хотя бы и цитата) (Бахтин 1979: 286). В таком высказывании изменены прагматические ориентиры субъекта, места и времени. За каждым текстом, говорит М.М. Бахтин, стоит система языка. В тексте ей соответствует всё повторённое и воспроизведённое, и повторимое и воспроизводимое. Но одновременно каждый Текст (как высказывание) является чем-то индивидуальным, единственным и неповторимым, и в этом весь смысл его. (Бахтин 1979: 283). Однако, в отличие от западных теоретиков постструктурализма важнейшей категорией эстетики М.М. Бахтина остаётся Автор.

Уже в ранних работах Автор-творец определяется как "конститутивный момент художественной формы", а форма мыслится как "выражение активного, ценностного отношения автора-творца и воспринимающего (со-творящего форму) к содержанию" (Бахтин 1975: 58-59). Автор непременно стоит за любым диалогическим высказыванием, в котором он выражает себя, он никогда не может отдать всего себя и всё своё речевое произведение на полную и окончательную волю адресатам и всегда предполагает какую-то высшую инстанцию ответного понимания.

Именно в своём отношении к Автору взгляды М.М. Бахтина принципиально расходятся со взглядами теоретиков западного постструктурализма и постмодернизма (Ж. Деррида, Р. Барт, Ж. Лакан, Ю. Кристева). Конкретное содержание понятий интертекста и интертекстуальности существенно варьирует в зависимости от теоретических и философско-методологических предпосылок, которыми руководствуется каждый учёный, однако, объединяет всех полемическая направленность против выдвинутого структурализмом принципа конструктивного единства и упорядоченности как конечного идеального состояния, к которому моделирующая мысль стремится сквозь хаос эмпирического бытия, указывает Б.М. Гаспаров (Гаспаров 1996 http). Принцип децентрации Ж. Деррида и мысль о том, что история, культура, общество и сам человек могут быть поняты как Текст, сводят весь процесс коммуникации к бесконечным проекциям и ссылкам одного текста на другой и на все сразу, поскольку все вместе они являются частью всеобщего Текста.

Теорию языка и жанра М.М. Бахтина, а также исследования Ф. де Соссюра продолжила Ю. Кристева. В 1967 году в работе "Бахтин, слово, диалог и роман" на основе бахтинского диалогизма Ю. Кристева выявляет в письме интертекстовое начало, в результате которого субъект письма уступает место "амбивалентности" письма, предполагающей включённость истории в текст, а текста в историю (цит. по: Денисова 2003: 39). Следуя М.М. Бахтину в рассмотрении слова как места пересечения текстовых плоскостей, Ю. Кристева считает диалогизм принципом любого высказывания и среди прочего указывает, что: а) литературное высказывание должно рассматриваться как диалог различных видов письма - самого писателя, получателя и письма, образованного определённым культурным контекстом; б) сам акт возникновения интертекста является результатом чтения-письма ("всякое слово [текст]есть такое пересечение других слов [текстов], где можно прочесть по меньшей мере ещё одно слово [текст]"); в) поскольку интертекстовая структура "не наличествует, а вырабатывается по отношению к другой структуре", необходимо учитывать динамический аспект интертекста (Кристева (1967) 1995: 98).

Позднее Ю. Кристева отказывается от употребления термина "интертекстуальность" и предлагает термин "параграмма", определяя её как динамический признак, выделяющийся из символического функционирования языка, который не столько выражает, сколько создаёт смысл. Размышляя о внутренней связности параграмматической сетки, Ю. Кристева выделяет три типа семиотических практик, которыми располагает общество (систематическая и монологическая; трансформирующая, семиотическая) (Кристева 1969: 503-505).

Во французской исследовательской традиции, таким образом, "текст", состоящий из элементов других текстов и сам выступающий источником таких элементов для текстов, которые будут созданы после него, становится бесконечным в пространстве интертекстуальности, превращаясь в некую всеобъемлющую категорию, в то время как "интертекстуальность" понимается лингвистически (как многоязычие в духе М.М. Бахтина) или социологически (как один из социальных дискурсов).

Каноническую формулировку понятия "интертекст" дал, как считается, Р. Барт: "Каждый текст является интертекстом, другие тексты присутствуют в нём на разных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат" (Барт 1989: 88). Автор-творец М.М. Бахтина уступает место скриптору Р. Барта. Философия постмодернизма приходит к важнейшему теоретическому постулату о смерти автора - безличной продуктивности художественного текста. прецедентный феномен политическая публицистика

Естественно, что такое расширительное толкование интертекстуальности может быть философской основой для более конкретных и более пригодных для целей лингвистического анализа определений.

М.М. Бахтин подчёркивает: "высказывание наполнено диалогическими обертонами, без которых нельзя понять стиль высказывания. Ведь и самая мысль наша - и философская, и научная, и художественная - рождается и формируется в процессе взаимодействия и борьбы с чужими мыслями, и это не может не найти своего отражения и в формах словесного выражения нашей мысли. Предмет речи говорящего […] не впервые становится предметом речи в данном высказывании. Говорящий - не библейский Адам" (Бахтин 1979 (в): 273). Ю. Кристева восприняла идею диалога, ограничив его чисто сферой литературы и сведя её до диалога между текстами, то есть до интертекстуальности (цит. по: Ильин 1996 http) Говоря о философских предпосылках, в контексте которых становится ясным подлинный смысл этой операции Ю. Кристевой, следует кратко охарактеризовать позицию Ж. Деррида, мыслившего взаимоотношения между "означающим" и "означаемым" с позиций "децентрации" и на этом основании предпринявшего попытку лишить знак его референциальной функции.

Представление об онтологическом и аксиологическом центре, называемом по-разному в западноевропейской метафизике (Абсолют, Логос, Истина, Бог и т. д.), лежит в основании философского монизма, согласно которому всё многообразие мира должно выводиться из одного первопринципа. "Центр" любой структуры для Ж. Деррида - не объективное её свойство, а фикция, постулированная наблюдателем. Такая "центрированная структура", по мнению Ж. Деррида, останавливает Игру, и одна из задач постструктуралистской философии - освобождение от власти центра, Абсолюта, то есть децентрация (Деррида 2000: 408).

Согласно традиционной теории языка, реальность репрезентируется сознанию посредством языковых обозначений, и именно означаемое позволяет языку воспроизводить реальность объективно; означающее же - как вторичная, производная от смысла инстанция - из этого процесса исключается.

Уже в лингвоцентрической теории Лакана язык называет не вещь, а ее значение, знак. Значение же отсылает лишь к другому значению, а не вещи, знак - к другому знаку. В отличие от репрезентативной теории, где означаемое господствует над означающим, у Лакана означающее, сопрягаемое с символическим, господствует над означаемым, сопрягаемым с воображаемым.

Вслед за Лаканом Деррида отказывается от теории знака, предполагающей неразрывное единство означаемого (понятия) и означающего (акустического образа слова). Но в отличие от Лакана он стремится деиерархизировать отношения в бинарной оппозиции "означаемое-означающее", ни то, ни другое не наделяя привилегированным положением и тем самым лишая центрирующей роли (цит. по: Скоропанова 2001 http).

Таким образом, знак у Деррида соотносится не с вещью, которую замещает, и не с воображаемым, а с языком как системой априорно существующих различий. Как отмечает И.П. Ильин, "децентрирование" субъекта, уничтожение границ понятия текста и самого текста вместе с отрывом знака от его референта, осуществлённым Ж. Деррида, свело всю коммуникацию до свободной игры "означающих" и породило картину "универсума текстов", в котором отдельные безличные тексты до бесконечности ссылаются друг на друга и на всё сразу, поскольку они все вместе являются лишь частью всеобщего текста" (Ильин 1996 http). В "освобождении от власти Центра" Ж. Деррида можно проследить параллели с провозглашённой ещё Ф. Ницше "смертью богов". Таким образом, становится понятным феномен постмодернистской чувствительности как характерной для философии постмодернизма и постмодернистской культуры в целом парадигмальной установки на восприятие мира в качестве хаоса.

Представляется необходимым сделать оговорку, почему термины "постмодернизм" и "интертекстуальность" зачастую рассматривают как синонимы. Общепризнано, что проблематика "чужого слова" и "диалога" интересовала учёных задолго до Ю. Кристевой. Любое произведение, начиная с античной словесности, является результатом столкновения оригинальности и традиционности, возникающим в противоречивом стремлении к новому и к устоявшимся формам литературной и культурной памяти, которые воспринимаются и активизируются как норма. Пространные отсылки к "культурной памяти", а также ярко выраженные элементы игры и иронии не в меньшей степени свойственны эстетике модернизма, а пародирование укоренившихся художественных и философских убеждений составляет неотъемлемую часть творческой программы дадаизма и сюрреализма. Однако, по справедливому замечанию Г.В. Денисовой, постмодернизм - не фиксированное хронологическое явление, а скорее духовное состояние (Денисова 2003: 25). Как полагает У. Эко, у любой эпохи, когда она подходит к порогу кризиса, имеются свои постмодернистские черты. Поэтому "<…> постмодернизм - термин годный a tout faire. У меня такое чувство, что в наше время все употребляющие его прибегают к нему всякий раз, когда хотят что-то похвалить. К тому же его настойчиво продвигают в глубь веков. Сперва он применялся только к писателям и художникам последнего двадцатилетия, потом мало-помалу распространялся и на начало века; затем ещё дальше; остановок не предвидится, и скоро категория постмодернизма захватит Гомера" (цит. по: Денисова 2003: 26).