Прецедентные феномены в заголовках российской и британской прессы (2005–2009 годы)

В рамках настоящего исследования наибольший интерес представляет когнитивная семантика, основные положения которой разрабатывались американскими учеными Ч. Филмором, Дж. Лакоффом, М. Джонсоном, Дж. Тейлором в связи с изучением процессов концептуализации и категоризации мира, метонимичности и метафоричности мышления. Они заявили о том, что концепты играют центральную роль в определении реалий повседневной жизни: управляют человеческим мышлением, структурируют наши ощущения, поведение, отношение к другим людям. Одним из способов изучения того, как это происходит, является «наблюдение за особенностями функционирования языка», так как «коммуникация основывается на той же концептуальной системе, которая используется и в мышлении, и в деятельности» [Лакофф, Джонсон 2004 : 25].

Дальнейшее развитие когнитивного подхода к языку в трудах Д. Б. Гудкова и В. В. Красных привело к обоснованию лингвокогнитивного подхода, который предполагает анализ как собственно лингвистических, так и когнитивных аспектов коммуникации [Красных 2002 : 21]. К лингвокогнитивным единицам Ю. Е. Прохоров и Д. Б. Гудков относят систему национально-детерминированных минимизированных представлений, которые являются результатом действия определенного алгоритма минимизации того или иного элемента культуры [Прохоров 2003 : 149]. Таким образом, данный подход смещает акцент лингвистических исследований на проблему интертекстуальной компетенции как основу взаимодействия «говорящих», «культурно-детерминированных сознаний» (Д. Б. Гудков), что знаменует начало нового этапа в развитии теории интертекстуальности, ориентированного на субъект познания.

По мнению ряда исследователей, в основе интертекстуальной компетенции лежат когнитивные структуры, понимаемые как неделимые и нечленимые когнитивные единицы, содержащие «свернутое» знание или представление, формирующие разные виды компетенции [Красных 2003 : 64]. Поскольку информация, хранимая в виде когнитивных структур, включает в себя не только сведения об окружающем мире, но также знание языка и знание о языке, выделяются лингвистические и феноменологические когнитивные структуры. Лингвистические когнитивные структуры лежат в основе языковой компетенции и формируют совокупность знаний и представлений о законах языка, о его синтаксическом строении, лексическом запасе, фонетико-фонологическом строе, о законах функционирования его единиц и построения речи на данном языке. Феноменологические когнитивные структуры формируют совокупность знаний и представлений о феноменах экстралингвистической и собственно лингвистической природы, то есть об исторических событиях, реальных личностях, законах природы, произведениях искусства, в том числе литературных, и т. д. [Красных и др. : 63]. Согласно точке зрения Н. С. Олизько, на уровне восприятия текста имеют место процессы расшифровки воспринимаемых языковых кодов, поэтому активизируются в первую очередь лингвистические когнитивные структуры; далее на уровне интерпретации происходят процессы расшифровки глубинного смысла, и здесь ведущая роль принадлежит феноменологическим когнитивным структурам [Олизько 2002 : 33]. На этом основании можно сделать вывод о том, что процесс понимания текста так же, как его восприятие и интерпретация, связан с активизацией когнитивных структур, которые находят свое выражение в речи в виде ПФ. Данные единицы принадлежат вербальному уровню, а стоящие за ними представления - концептуальному уровню сознания (Красных 2003).

Возникновение понятия прецедентности связано с именем Ю. Н. Караулова и его последователей - Д. Б. Гудкова и В. В. Красных. Появление в научной практике термина «прецедентные тексты» относится к 1986 году, где они определяются Ю. Н. Карауловым как «значимые для той или иной личности в познавательном и эмоциональном отношениях, имеющие сверхличностный характер, то есть хорошо известные и широкому окружению данной личности, включая ее предшественников и современников, и, наконец, такие, обращение к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности» [Караулов 2007 : 216]. В дальнейшем, несколько уточняя приведенную дефиницию, ряд ученых (Д. Б. Гудков, В. В. Красных, Д. В. Багаева, И. В. Захаренко) выделяют следующие признаки ПФ: 1) хорошо известные всем представителям национально-лингво-культурного сообщества; 2) актуальные в когнитивном (познавательном и эмоциональном) плане; 3) обращение (апелляция) к которым постоянно возобновляется в речи представителей того или иного национально-лингво-культурного сообщества [Красных 2002 : 44].

Данное понятие относится к дискуссионным и вызывает некоторую критику исследователей. Так, Е. А. Нахимова, опираясь на результаты собственного исследования восприятия ПФ студентами, отмечает, что «критерий общеизвестности неосторожен, так как интеллектуальный и культурный уровень граждан, сферы их интересов различны» [Нахимова 2004 : 169]. Автор критично относится к такому критерию ПФ, как «хорошее знакомство», поскольку результаты проведенного ею эксперимента показывают, что «значительная часть информантов обнаруживает степень знакомства с некоторыми предложенными для объяснения феноменами, которую можно сформулировать приблизительно так: “Где-то об этом что-то слышал” или “Кажется знакомым”. Часто информанты допускали серьезные ошибки при определении названий прототекстов и их авторов» [Нахимова 2004 : 171]. Схожие результаты были получены в ряде ассоциативных экспериментов, проводимых в рамках диссертационных исследований О. С. Боярских (Боярских 2008) и Н. С. Бирюковой (Бирюкова 2005). Выделяя критерии прецедентности, В. В. Красных говорит о «постоянном возобновлении ПФ в речи представителей того или иного национально-лингвокультурного сообщества» [Красных 2002 : 44]. Однако Г. Г. Слышкин при анализе смеховых жанров приходит к выводу о том, что существуют тексты (автор придерживается широкого понимания термина «текст»), становящиеся прецедентными на относительно короткий срок и не только неизвестные предшественникам данной языковой личности, но и выходящие из употребления раньше, чем сменится поколение носителей языка (например, рекламный ролик, анекдот). Тем не менее, в период своей прецедентности эти тексты обладают ценностной значимостью, а основанные на них реминисценции часто используются в дискурсе этого отрезка времени [Слышкин 2000 : 28]. Нельзя не отметить тот факт, что отбор адресантом всех языковых средств при порождении высказывания производится под большим или меньшим влиянием адресата и его предвосхищаемой ответной реакции [Бахтин 1979 : 280]. При создании текста важным для журналиста становится умение выявлять и устранять возможные психологические коммуникативные барьеры непонимания, неверной интерпретации информации. Ведь СМИ относятся к типу ретиального (от лат. rete - сеть) коммуникативного процесса, при котором сигналы информации направлены к множеству вероятных адресатов (обществу в целом) [Богуславская 2008 : 40]. В этой связи выбранное журналистом то или иное чужое слово для сильной позиции текста (в нашем исследовании - заголовка) всегда предполагает его узнавание и правильную интерпретацию адресатом, что позволяет говорить о презумпции прецедентности данного слова или высказывания в исследуемом дискурсе.

Учитывая вышесказанное, согласимся с С. Л. Кушнерук в том, что критические замечания в отношении существующего определения ПФ «нисколько не умаляют очевидных достоинств активно развивающейся в отечественной лингвистике теории, а, скорее, свидетельствуют о нарастающем интересе ученых к обсуждаемой филологической проблеме и стремлении прийти к однозначности терминологии» [Кушнерук 2006 : 25].

В настоящем исследовании вслед за Д. Б. Гудковым и В. В. Красных с учетом корректировок, внесенных Е. А. Нахимовой и С. И. Сметаниной, под ПФ понимаются имеющие вербальное выражение единицы, известные значительной части представителей лингвокультурного сообщества; актуальные в когнитивном (познавательном и эмоциональном) плане; обращение к которым обнаруживается в речи представителей того или иного лингвокультурного сообщества (Красных 1997, Нахимова 2004). Указанные единицы полифункциональны в грамматическом и понятийном плане, то есть не фиксированы в отношении различных морфологических критериев, объема и синтаксических понятий, потенциально многозначны по семантике, что дает возможность по-разному «представлять» их в тексте, используя как единицы, имеющие рационально-логическое или эмоционально-образное содержание [Сметанина 2002 : 116].

Последнее дополнение к понятию ПФ представляется важным, поскольку с лингвокогнитивных позиций характерна нерелевантность противопоставления лингвистического и экстралингвистического знания [Баранов 1997 : 15]. Значимым становится изучение того комплекса ассоциаций, который стоит за ПФ и формируется энциклопедическими знаниями. Как отмечает А. П. Чудинов, в соответствии с общими представлениями когнитивной лингвистики язык - это единый континуум символьных единиц, не подразделяющийся естественным образом на лексикон, фразеологию, морфологию и синтаксис. Поэтому уровневые и структурные различия не отрицаются, но внимание исследователей сосредоточено на содержательных аспектах изучения рассматриваемого феномена [Чудинов 2003б : 54].

Единицы системы ПФ - прецедентный текст (ПТ), прецедентное высказывание (ПВ), прецедентная ситуация (ПС) и прецедентное имя (ПИ). Все названные феномены тесно взаимосвязаны. При актуализации одного из них может происходить актуализация нескольких остальных (Д. Б. Гудков, В. В. Красных, И. В. Захаренко, Д. В. Багаева). Дадим краткое определение понятий.

ПТ определяется как «законченный и самодостаточный продукт речемыслительной деятельности, (поли)предикативная единица; сложный знак, сумма значений компонентов которого не равна его смыслу; ПТ хорошо знаком любому среднему члену национально-культурного сообщества; в когнитивную базу входит инвариант его восприятия; обращение к ПТ многократно возобновляется в процессе коммуникации через связанные с этим текстом прецедентные высказывания или символы» [Красных, Гудков, Захаренко, Багаева 1997 : 64].

ПВ - репродуцируемый продукт речемыслительной деятельности; законченная и самодостаточная единица, которая может быть или не быть предикативной; сложный знак, сумма значений компонентов которого не равна его смыслу; в когнитивную базу входит само ПВ как таковое; ПВ неоднократно воспроизводится в речи носителей русского языка. К числу ПВ принадлежат цитаты из текстов различного характера, афоризмы, пословицы, поговорки [Красных, Гудков, Захаренко, Багаева 1997 : 65].

ПС - некая «эталонная», «идеальная» ситуация, связанная с определенными коннотациями, когда-либо бывшая в действительности или принадлежащая виртуальной реальности созданного человеком искусства; в когнитивную базу входит набор дифференциальных признаков ПС, означающим ПС может быть ПВ или ПИ [Красных 2002 : 45].

ПИ - индивидуальное имя, связанное или с широко известным текстом, как правило, относящимся к числу прецедентных (например, Обломов, Тарас Бульба), или с ситуацией, широко известной носителям языка и выступающей как прецедентная (Иван Сусанин, Колумб); имя-символ, указывающее на некоторую эталонную совокупность определенных качеств (Моцарт, Ломоносов) [Гудков 2003б : 108].

Центром культурного пространства и одновременно «местом» бытования ПФ, по мнению исследователей, является когнитивная база - определенным образом структурированная совокупность знаний и представлений, которыми обладают представители того или иного лингвокультурного сообщества [Гудков 2003б : 92]. При этом в когнитивной базе ПФ хранятся в свернутом виде, в виде «национально-детерминированных инвариантов восприятия «культурных предметов» [Гудков 2003б : 98]. Когнитивная база становится «ядром» всех (индивидуальных и коллективных) когнитивных пространств, служит стержнем, «скрепляющим» их и предопределяющим национальную специфику культурного пространства в целом [Красных 2001 : 7-8]. Речевое поведение всегда ориентировано на инвариант, находящийся в когнитивной базе, то есть для адекватной коммуникации необходимо знакомство коммуникантов с одними и теми же элементами когнитивной базы того национально-лингво-культурного сообщества, на языке которого осуществляется общение [Красных 2002 : 32]. В этой связи Л. И. Гришаева предлагает трактовать ПФ как культурные скрепы, сцепляющие отдельные культурные пласты и исторические эпохи в единую систему в синхронии и диахронии [Гришаева 2004 : 15-46]. Знание ПФ в таком случае можно рассматривать как показатель принадлежности к данной культуре, в то время как их незнание, наоборот, служит предпосылкой отторжения от соответствующей культуры [Караулов 2007 : 216]. Именно культура, будучи своеобразным семиотическим пространством, неким «сложноустроенным текстом» [Лотман 1992а : 121-122], на фоне которого развивается индивидуальное и массовое сознание, влияет на формирование фоновых знаний в сознании индивида. В свою очередь, фоновые знания можно рассматривать в качестве одного из аспектов или одной из составных сфер культуры [Кузьминская 2002 : 10]. Учитывая, что фоновые знания являются также аспектом сознания (когнитивной базы) личности, их целесообразно рассматривать «как основные ячейки культуры в ментальном мире человека, существующие в виде понятий, знаний, ассоциаций переживаний в сознании человека» [Кузьминская 2002 : 11]. С этих позиций фоновые знания являются канвой, на основе которой строится высказывание. Они представляют собой тот экстралингвистический компонент, без понимания которого процесс коммуникации становится малоэффективным. В этом смысле изучение ПФ как составляющих фоновых знаний (выявление актуальных сфер-источников прецедентности, вербальных способов их репрезентаций и особенностей функционирования в определенном дискурсе) оказывается важным этапом на пути изучения национального языкового сознания, системного описания того, как отражается «мир и мировидение» в языке [Красных 2001 : 6], дискурсе и реконструкции уровня культурно-языковой компетенции адресата последнего.

В настоящем исследовании принят широкий подход к отбору ПФ, реализуемый в ряде работ отечественных исследователей (Бриченкова 2007, Ворожцова 2006, Лаенко 2004, Милосердова 2004, Слышкин 2000 и др.), что подразумевает включение фразеологизмов, пословиц, поговорок, крылатых слов и выражений на основании их когнитивной и / или эстетической значимости и клишированности. Как отмечает Д. Гоциридзе, опираясь на слова Б. Киршенблата-Гимблета, пословицы обладают ситуационно обусловленным значением. Однако в сборниках, где изречения отделены от конкретных ситуаций, они представляются независимыми текстами, выражающими абсолютные истины [Гоциридзе 1988 : 55]. Принятый широкий подход также основывается на точке зрения В. Г. Костомарова и Н. Д. Бурвиковой, которые отмечают, что для получения статуса прецедентности высказывание должно носить универсальный характер, то есть отражать общеизвестную истину в афористической форме [Костомаров, Бурвикова 1994 : 74].

Согласно точке зрения В. И. Карасика, «языковое сознание членится на релевантные фрагменты осмысления действительности, которые имеют вербальное выражение и допускают этнокультурное, социокультурное и личностно-культурное измерения» [Карасик 2004 : 6]. В этой связи является необходимым выделение уровней прецедентности и им соответствующих когнитивно-значимых прецедентов: национально-прецедентных феноменов (известных любому среднему представителю того или иного лингвокультурного сообщества), социумно-прецедентных (известных любому представителю того или иного социума: религиозного, профессионального и т. д.), автопрецедентов (релевантных для данной личности), а также универсально-прецедентных феноменов, известных любому современному полноценному homo sapiens [Гудков 2003б : 103, Красных 2003 : 173]. Поскольку настоящая работа посвящена выявлению специфики функционирования ПФ печатных СМИ России и Великобритании, то основу исследования составляют, прежде всего, национально-прецедентные и транснациональные феномены (термин С. В. Банниковой). Под последними понимаются феномены, которые находятся на периферии когнитивных пространств и в силу своей отдаленности от центра, в котором расположены автопрецеденты и национально-прецедентные феномены, известны представителям национальных культур, которые располагают энциклопедическими знаниями, включающими также знания о других лингвокультурах [Банникова 2004 : 37-38].

Суммируя вышесказанное, с позиций когнитивной лингвистики и лингвокультурологии ПФ можно охарактеризовать как единицы, которые требуют осмысления на трех уровнях: языка, сознания и культуры.

Как единицы языка, ПФ: 1) имеют словесное выражение; 2) в процессе коммуникации не создаются заново, но возобновляются; 3) могут видоизменяться (трансформироваться) в пределах сохранения опознаваемости. Как единицы сознания: 1) являются результатом определенных когнитивных операций (редукции, минимизации и др.), особым способом «упакованным» знанием; 2) служат средством кодирования и трансформирования информации; 3) задают модели обработки, оценки поступающей информации и ее сопоставления с уже имеющейся. Как единицы культуры: 1) характеризуются наполненностью некоторым знанием культурного характера; 2) требуют соотнесения с другими текстами как фактами культуры; 3) определяют специфику культурного пространства (см. (Гудков 2003, Костомаров 2003, Красных 2002, 2003)).

Ведущей характеристикой современных СМИ стала интертекстуальность, являющаяся не просто стилистическим приемом, а одной из стилеобразующих черт данного вида дискурса. Ее выдвижение на первый план свидетельствует о возросшей в целом экспрессивности дискурса СМИ, в котором реализуется установка на творчество, а не на стереотип. Пронизывая публицистический дискурс, ПФ создают вертикальный контекст, усложняя речевое произведение журналиста, порождая двуплановость и многоплановость текста. В этой связи целесообразно перейти к рассмотрению данного вида дискурса и функционированию в нем ПФ, чему и посвящается следующий параграф настоящего исследования.

1.2 Специфика газетно-журнального дискурса

Первые исследования внутренней организации дискурса датируются рубежом 50-х годов XX века, когда появляются работы, полностью посвященные конструкциям, состоящим более чем из одного предложения - «сложным синтаксическим целым» и «сверхфразовым единствам» [Борботько 2009 : 10]. В отечественной лингвистике анализировались главным образом логико-грамматические отношения между связанными по смыслу высказываниями, образующими в речи сверхфразовое единство [Фигуровский 1974 : 109]. Термин «сложное синтаксическое целое» употреблялся Л. В. Щербой уже в 20-е годы [см. Щерба 1974 : 97].

В зарубежной лингвистике синтаксические регулярности в организации дискурса были открыты в 1952 году З. Хэррисом, который установил факт повторяемости морфем и синтаксических конструкций в смежных высказываниях, а также смысловую эквивалентность различных выражений, попадающих в идентичное окружение (Harris 1969). С этого момента понятие «дискурс» широко применяется не только в современной лингвистике, но и социологии, политологии, логике, философии [Менджерицкая 1997 : 130]. Как отмечает М. Ю. Лотман «развитие науки в разные моменты выбрасывает на поверхность такие слова; лавинообразный рост их частотности в научных текстах сопровождается утратой необходимой однозначности. Они не столько терминологически точно обозначают научное понятие, сколько сигнализируют об актуальности проблемы, указывают на область, в которой рождаются новые научные идеи» [Лотман 1992б : 148]. Широкая сфера употребления термина позволяет, на первый взгляд, говорить о его полисемии, хотя, по мнению Франсуаза Эльгорски, «в действительности он всегда обозначает определенным образом организованную речевую деятельность, связанную с некоторой нелингвистической областью (социологический, идеологический, культурный контекст) или с чем-нибудь невысказанным (бессознательным, предполагаемым)» [Helgorsky 1982 : 22].

Несмотря на многообразие трактовок данного понятия и с лингвистических позиций (Бисималиева 1999, Макаров 2003, Карасик 2004, Петрова 2003, Прохоров 2004, Чернявская 2001, Чудинов 2003, Шейгал 2004 и др.), в большинстве работ отечественных и зарубежных ученых дискурс рассматривается как «целостное речевое произведение в многообразии его когнитивно-коммуникативных функций» [Седов 2004 : 7]; «всякий процесс говорения, включающий в свои структуры говорящего и слушающего вместе с желанием первого воздействовать на второго» [Kristйva 1981 : 17]; «связный текст в совокупности с экстралингвистическими (прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах из сознания (когнитивных процессах), как речь, погруженная в жизнь» [Арутюнова 1998 : 136-137]; структура «после языка, но до высказывания» [Тодоров 1983 : 367]; «особое использование языка для выражения особой ментальности, особой идеологии, о языке в языке, представленном в виде особой социальной данности» [Степанов 1995 : 37; 43].

Дискурсивное направление лингвистических исследований возникло, как отмечают Е. С. Кубрякова и Л. В. Цурикова, в контексте противопоставления функционализма формализму, представляющих собой «крайние точки на шкале различных интерпретаций языка» [Кубрякова 2004 : 134-135]. В связи с этим дискурс, с одной стороны, мыслится как речь, вписанная в определенную коммуникативную ситуацию и потому имеющая более отчетливо выраженное социальное содержание (по сравнению с речевой деятельностью индивида), а с другой стороны, дискурсивная практика осуществляется в виде некоторого вербального построения, обладающего определенной структурой и соотносимого с понятием текста [Боярских 2008 : 18].

При изучении функционально-обусловленных дискурсов вообще, и газетно-журнального дискурса в частности, необходимо остановиться на взаимосвязи понятий «дискурс» и «текст», относящейся к числу дискуссионных в лингвистике. Так, Э. Бенвенист, оперируя понятием дискурса, противопоставляет его как процесс системе: «вместе с предложением мы покидаем область языка как системы знаков и вступаем в другой мир, мир языка как орудия общения, выражением которого является дискурс» [Benveniste 1966 : 129-130]. Развивая мысль о процессуальном характере дискурса, он пишет, что высказывание есть «индивидуальное преобразование языка в дискурс», причем производится именно «высказывание, но не текст высказывания» [Benveniste 1970 : 12-13]. Таким образом, автор разделяет процесс реализации языковой системы - дискурс - и результат этого процесса - текст. В. В. Богданов, рассуждая о взаимосвязи языка, речи, текста и дискурса, рассматривает дискурс как родовой термин по отношению к видовым - тексту и речи [Богданов 1993 : 6]. Сопоставляя дискурс и текст, М. Л. Макаров определяет дискурс как «текст плюс ситуация», а текст, соответственно, как «дискурс минус ситуация» [Макаров 2003 : 87]. В данном случае дискурс понимается широко - как все, что говорится и пишется, как речевая деятельность, являющаяся в «то же время и языковым материалом» (Л. В. Щерба), причем в любой его репрезентации - звуковой и графической [Там же : 90]. Е. И. Шейгал в монографии «Семиотика политического дискурса» также останавливается на дихотомии данных терминов. Так, автор определяет дискурс как явление деятельностное, процессуальное, связанное с реальным речепроизводством, как реальное речевое событие, разворачиваемое во времени. Текст, в свою очередь, выступает продуктом речепроизводства, который имеет определенную законченную и зафиксированную форму, лишенную жесткой прикрепленности к реальному времени и представляющую собой абстрактный ментальный конструкт, реализующийся в дискурсе [Шейгал 2004 : 10-11].

Принимая все вышесказанное во внимание, в данном исследовании мы придерживаемся определения дискурса, данного Ю. Н. Карауловым и В. В. Петровым: «Дискурс - это сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста» [Караулов 1989 : 8]. Из определения следует, что по своей природе дискурс - это не только лингвистическое, но и социокультурное явление, которое, интерпретируя окружающую действительность, отражает при этом особый способ видения мира, способ упорядочивания действительности, заданный определенной коммуникативной ситуацией и присущий определенному социуму. Кроме этого, на дискурс неизбежно оказывают влияние психологические условия и обстоятельства общения. Таким образом, структура дискурса состоит из двух компонентов: лингвистический, который составляют системные языковые единицы, и экстралингвистический, который составляет ситуация, прагматический, социокультурный, психологический и другие факторы [Прохоров 2004 : 31].

При теоретическом осмыслении дискурса важным является описание функциональной структуры и категориальных признаков разных его типов, в основе выделения которых - специфика реально протекающей деятельности людей [Кубрякова 2004 : 138].

Согласно точке зрения В. И. Карасика, с позиций прагматики анализ различных типов дискурса ориентирован на исследование «интерактивной деятельности участников общения, установление и поддержание контакта, эмоциональный и информационный обмен, оказание воздействия друг на друга» и др. [Карасик 2000 : 5]. С позиций социолингвистики - на «анализ участников общения как представителей той или иной социальной группы и анализ обстоятельств общения в широком социокультурном контексте» [Карасик 2000 : 5]. В зависимости от того, в каком качестве предстает субъект общения в той или иной ситуации общения, и учитывая контекст последней, В. И. Карасик выделяет два основных типа дискурса: персональный и институциональный. «В первом случае говорящий выступает как личность во всем богатстве своего внутреннего мира, во втором случае - как представитель определенного социального института» [Карасик 2000 : 6]. Персональный, или личностно-ориентированный, дискурс, в свою очередь подразделяется на бытовой (представляющий собой пунктирное общение в ситуации сокращенной дистанции и характеризующийся повышенной семантической нагрузкой на невербальную коммуникацию) и бытийный (ориентированный на насыщенное смыслами общение развернутого характера, репрезентированное произведениями философской, художественной и психологической литературы) [Карасик 2004 : 289-304].

В институциональном, или статусно-ориентированном, дискурсе актуализируются «ролевые характеристики агентов и клиентов институтов, типичные хронотопы, символические действия, трафаретные жанры и речевые клише. Институциональное общение - это коммуникация в своеобразных масках» [Карасик 2000 : 12]. В данном случае участники коммуникации выявляют в акте речи одну из своих социальных функций [Арутюнова 1981 : 357]: как представители определенного социального института, носители некоего социального статуса. Именно к институциональному типу дискурса, наряду с научным, религиозным, рекламным, юридическим, педагогическим, относится газетно-журнальный, именуемый также масс-медиальный, массово-информационный, журналистский, газетно-публицистический.

Газетно-журнальный дискурс, в соответствии с принятым нами определением дискурса, можно трактовать как связный письменный текст в совокупности с прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами, выраженный средствами массовой коммуникации, взятый в событийном аспекте, участвующий в социокультурном взаимодействии и отражающий механизм сознания коммуникантов [Сметанина 2002 : 10; Желтухина 2004 : 132]. Данный тип дискурса выходит в мир психики и когнитивной деятельности [Кубрякова 2004], поскольку для осуществления дистантной коммуникации адресант при создании вербальных знаков опирается на интуитивную и на осознанную интеллектуальную деятельность, а адресат воспринимает и осмысливает полученную информацию.

Как отмечает И. В. Силантьев, опираясь на мысли М. Пеше, «всякий дискурс - в силу того, что существует и функционирует в системе других дискурсов - отражает в своем «телесном» составе, в репертуаре своих, в том числе возможных высказываний, - другие и многие дискурсы, и следы этих отражений мы обнаруживаем в текстах» [Силантьев 2006 : 31]. Важным свойством газетного дискурса является, по мнению И. В. Силантьева, его максимальная интердискурсивность, поскольку в нем наблюдается тесная связь с политическим и рекламным дискурсами (они непосредственно опираются на СМИ), а также образовательным, религиозным, научным, литературно-критическим [Силантьев 2006 : 35]. На эту особенность дискурса СМИ не раз указывали многие исследователи (Александрова 2002, Батурина 2004, Каравичева 2005, Карасик 2004, Лысакова 2005, Малычева 2001, Русский язык 2000, Стернин 2003). Данная специфика дискурса связана с наличием в нем обоих полюсов: и институциональности, и персональности. Полюс институциональности соотносится с различными аспектами деятельности СМИ, которые «предстают как некая гипер-фабрика производства и распространения общественно значимой информации и в которых работают, скорее, не авторы, а технологи дискурсов - новостного, рекламного, развлекательного, политического и др.» [Силантьев 2006 : 35]. Полюс персональности соотносим с творчеством журналиста-автора как некоей проникновенной духовно-публицистической деятельностью, в рамках которой журналист - это полнокровный автор и писатель, нередко при этом совмещающий журналистику с авторством в художественной литературе или литературной критике [Силантьев 2006 : 34-35].

Современные исследователи дискурса СМИ, куда относится и газетно-журнальный дискурс, указывают на ряд присущих ему специфических функций. Так, они подчеркивают первичность функции убеждения, поскольку публицист прямо агитирует, воздействуя на оценку читателем тех или иных фактов (Шмелев 1977, Солганик 1997, Сметанина 2002). Значимой является также функция воздействия, то есть «информационное изменение в одной системе при ее взаимодействии с другой системой, которая передает информацию в форме сигналов, ориентирующих систему о смысле и значении сообщений» [Еникеев 2002 : 33]. Публицистика всегда осуществляет речевое воздействие на адресата, под которым понимается «речевое общение в системе средств массовой информации или агитационном выступлении» [Тарасов 1990: 5] В сущности, любое общение - воздействие, ибо, по замечанию Р. Блакара, «выразиться нейтрально невозможно» [Блакар 1987 : 91]. Понятие контроля (власти) и языковых средств его существования - важнейшее в теории речевого воздействия. Причем отличие персуазивного дискурса от всех других заключается именно в контролируемости семантических выводов, к которым должен прийти читатель (слушатель): автор (говорящий) пытается направить релевантные интеллектуальные и эмоциональные процессы в слушающем таким образом, чтобы те в конечном счете привели его к заданной (нужной автору) интерпретации [Кузьмина 2007 : 203]. По мнению Дж. Лакоффа, дискурс можно считать персуазивным, когда он неравноправный, т. е. когда попытка воздействия осуществляется одним из участников [Lakoff 1982 : 28]. Таким образом, газетно-журнальный дискурс - яркая демонстрация персуазивного дискурса. В рамках функции воздействия мы можем также говорить о суггестивности прессы, под которой понимается «процесс воздействия на психику адресата, на его чувства, волю и разум, связанный со снижением сознательности, аналитичности и критичности при восприятии внушаемой информации» [Желтухина 2003 : 21]. Данный факт объясняется тем, что язык СМИ - универсальная знаковая система, с помощью которой формируется картина окружающего мира, поскольку мы вынуждены строить свое знание об окружающей действительности на медиареконструкциях и интерпретациях, которые в силу своей природы идеологичны и культуроспецифичны [Добросклонская 2008 : 30]. По мнению некоторых лингвистов, в частности Д. Б. Гудкова [Гудков 2000 : 46], указанная функция - основная в сфере печатных и электронных СМИ, так как ее использование создает особый аудиовизуальный мир, воздействию которого вольно или невольно подвергается каждый из нас.

Традиционной и исторически изначальной для прессы является информационная (информационно-содержательная) функция: «Независимая, а точнее сказать, зависимая от читателя современной прессы, быстро реагирует на нужду потребителей информации» [Какорина 2003 : 245]. Однако в современных печатных СМИ данная функция претерпевает некоторые изменения, поскольку прессе отводится роль интерпретировать произошедшее событие, переводя факт реальный посредством речевых структур в факт вербальный [Сорокин 2000 : 93], факт-комментарий [Сметанина 2002 : 50] и давая ему определенную оценку. Последняя может быть имплицитной, то есть заложенной в значение слова, и эксплицитной, присущей не конкретному слову, а его употреблению, когда оценка закладывается в контекст, в квазисинонимическую ситуацию, в квазицитату [Клушина 2004 : 53].

Г. Я. Солганик также относит к отличительным чертам исследуемого дискурса социальную оценочность, коммуникативную общезначимость, особый характер экспрессивности [Солганик 1981 : 34]. Требуемая оценка высказывания задается заранее, закладывается в сообщение, но ее присутствие в тексте незаметно, она не навязывается, а исподволь внушается адресату [Клушина / http]. Суть деятельности журналистики - оценка актуального и внедрение этой оценки в массовое сознание.

Важной особенностью анализируемого дискурса является активное влияние СМИ на формирование и развитие массового сознания общества (Добросклонская 2008, Желтухина 2003, Клушина 2004), осуществляемое через регулирование общественного мнения [Володина 2001 : 12], формирование общественных взглядов и настроений [Аннушкин 2001 : 5], определение картины дня, а шире -- текущего момента [Майданова 2006 : 147]. Его анализ, как отмечает И. Т. Вепрева, позволяет диагностировать психологическое состояние общества, его социокультурное настроение [Вепрева 2005 : 6], а также современное состояние языка, так как в нем быстрее, чем где бы то ни было, находят отражение и фиксируются многочисленные изменения языковой действительности, все процессы, которые оказываются характерными для современного речеупотребления [Добросклонская 2008 : 24].

Принимая во внимание тот факт, что любое высказывание (текст) не существует в вакууме, а производится «говорящим и слушающим в конкретных ситуациях, в рамках широкого социокультурного контекста» [Дейк ван, Кинч 1988 : 159], следует признать, что тексты СМИ, как и язык СМИ в целом, представляют обобщенный совокупный образ национального языка, предстают как национальный поток сознания современного человек [Караулов 2001 : 15-16], как ментально-языковое пространство, в котором пересекаются, взаимодействуют фрагменты национальной картины мира, отраженные языковым сознанием личностей как автора, так и адресата, что делает взаимодействие коммуникантов в сфере массовой коммуникации не столько манипулятивным, сколько конвенциональным и диалогичным (Богомолов 2000, Грайс 1985, Кларк, Карлсон 1986, Винокур 1993, Азнабаева 1998, Мансурова 1998, Кобозева / http, Кормилицына 2003, Чернышова 2007). Интерпретируя событие, пишущий не может не принимать во внимание фигуру адресата, который в современных социально-политических условиях определяет цель акта газетной коммуникации [Чернышова 2007 : 15], поскольку «даже логически безупречный аргумент обречен на неудачу, если он исходит из чуждых адресату принципов и идеалов» [Кобозева / http]. В связи с этим при теоретическом осмыслении данного вида дискурса необходимо представление образа его адресата.

Актуальность указанного вопроса является следствием гуманизации научного знания, которая поставила перед языковедами задачу раскрытия природы и роли человеческого фактора в языковой коммуникации. Язык рассматривается в своей погруженности в жизнь, в отображении действительности, что свидетельствует о переходе от лингвистики имманентной к лингвистике антропологической [Рузин 1993 : 48]. Вопросы ориентированности речи на получателя сообщения рассматриваются в рамках лингвистической прагматики, в теории речевых актов, где эта проблематика трактуется как «фактор адресата». Как отмечает Н. Д. Арутюнова, правильное ведение коммуникации опирается на согласованность параметров собеседников, включающих адресную обусловленность, аспект, амплуа или функции, в которых адресат и говорящий вступают в коммуникацию, приоритетность точки зрения адресата при интерпретации высказывания, удовлетворение пресуппозиций адресата как залог эффективной коммуникации [Арутюнова 1981 : 357-359].

Характеризуя разнообразие возможных адресатов высказывания, M. M. Бахтин писал, что адресат «может быть непосредственным участником-собеседником бытового диалога, может быть дифференцированным коллективом специалистов какой-нибудь специальной области, может быть более или менее дифференцированной публикой, народом, современниками, единомышленниками, противниками и врагами, подчиненным, начальником, низшим, высшим, близким, чужим и т.п., он может быть и совершенно неопределенным неконкретизированным другим (при разного рода монологических высказываниях эмоционального типа) - все эти виды и концепции адресата определяются той областью человеческой деятельности и быта, к которой относится данное высказывание» [Бахтин 1979 : 275]. Анализу образа адресата в различных видах дискурса посвящен ряд работ. Так, Н. С. Бирюкова анализирует данную категорию в политическом дискурсе (Бирюкова 2005). Особенности адресата рекламы также неоднократно становились предметом исследования (Кара-Мурза / http, Пикулева 2002, Постнова 2001, Чистова 2009). Т. Л. Каминская и Т. В. Чернышова изучают образ адресата средств массовой коммуникации (Каминская / http, Чернышова 2007).

Принимая во внимание накопленный эмпирический опыт в данной области, перейдем к рассмотрению указанной категории в исследуемом дискурсе, представляющем собой дистантную форму коммуникативной деятельности институционального и когнитивного характера. Его основными участниками являются представители средств массовой информации как социального института и массовая аудитория. Т. Г. Добросклонская отмечает «коллективный, коллегиальный характер производства текстов и направленность текста массовой коммуникации на огромную, рассредоточенную в пространстве аудиторию» [Добросклонская 2008 : 37]. По мнению В. И. Конькова, «в газетном тексте авторство является коллективным, представляющим мнение редакции» [Коньков 1995 : 12]. На массовый характер авторства в СМИ указывает Gunhild Agger: «In media studies the notion of the subject as an author is in many ways less significant than in literary contexts. For although the efforts of individual talents can certainly be discerned, and although the director in film and TV fiction plays a leading role, team work (курсив наш) ultimately shapes the final result [Agger / http]. Адресат СМИ также характеризуется как массовый, то есть количественно неопределенный, неоднородный, анонимный, рассредоточенный, в работах ряда исследователей (Богодухова / http, Богуславская 2008, Водак 1997, Волков 2003, Костомаров 1971, Леонтьев 1997, Майданова, Лазарева / http, Рождественский 1996, Сухорукова 2004, Чудинов 2001). И. М. Кобозева подчеркивает, что «адресат массовой коммуникации в отличие от адресата в ситуации непосредственного диалогического общения - это не присутствующий в ситуации коммуникативного акта реальный индивидуум, а потенциальное неопределенное множество лиц, которые могут взять в руки данный журнал или газету, оказаться слушателями радиопередачи или зрителями телепрограммы. Поэтому автор текста массовой информации сам моделирует своего типового адресата, осуществляя коммуникативный акт, рассчитанный на определенную группу, выделяемую по половому, возрастному, национальному, социальному, конфессиональному, мировоззренческому и т.п. признакам» [Кобозева / http].

Как отмечает Е. В. Сидоров, знания, которыми располагают коммуниканты, то есть их когнитивные базы, определяют коммуникативную деятельность говорящего и организацию текста как ее продукта. Мыслимые образы свойств когнитивной базы адресата могут в разной степени приближаться к действительным свойствам когнитивной базы реального реципиента текста или удаляться от них, но как системный фактор коммуникации имеет значение именно образ свойств когнитивной базы адресата, принимаемый за сами эти свойства [Сидоров 2009 : 61]. Ориентируя текст на определенную модель читателя, автор апеллирует к единицам когнитивной базы последнего, что определяется рядом исследователей как принцип общности фоновых знаний адресанта и адресата (Бирюкова 2005, Ксензенко 2000, Чистова 2009, Чокою 2007). Единицами общих фоновых знаний (социальных, культурных, языковых) адресата и адресанта являются ПФ. Выбор автором того или иного ПФ обусловлен его ориентацией на определенный образ аудитории, причем автор обязан помнить, что данная языковая единица должна быть понятной миллионам читателей, зрителей, слушателей [Степанов 1984 : 31]. Процесс рецепции текста есть процесс смыслообразования, основанного на содержании текста. «Содержание - это наборы предикаций в рамках пропозиционных структур. Эти предикации состоят из единиц, несущих лексические и грамматические значения. Смыслом же называется та конфигурация связей и отношений между множеством компонентов ситуаций (ситуации мыследеятельности и ситуации коммуникативной), восстанавливая которую или создавая которую реципиент понимает текст. В отличие от содержаний, которые прямо номинированы единицами, легко соотносимыми с референтами, смысл имеет тенденцию к эзотеричности. [...] Смыслы опредмечены в средствах текстопостроения, поэтому восстановление смыслов предполагает работу распредмечивания, восстановления ситуации мыследействия продуцента» [Богин 1997 : 146-147]. Любой текст является полиинтерпретируемым. Как отмечает Р. Барт, множественность осуществляемых смыслов есть не просто допустимая, но неустранимая характеристика текста [Барт 1994 : 417-419]. Процесс интерпретации текста основывается на ряде типовых ментальных операций. «Несовпадающие интерпретации возникают вследствие того, что объект по-разному воспроизводится в сознании разных субъектов (разное опускается и добавляется), неодинаково членится ими, элементы членения по-разному монтируются, в объекте акцентуируются разные стороны, он проецируется на разные эталоны и, наконец, ему приписывается различная семантика, то есть он подвергается альтернативной символизации» [Борухов 1989 : 10]. Чем большее сходство наблюдается в системах смыслов, усвоенных отдельными членами культурной группы в процессе рецепции и интерпретации текста, тем больше объем коллективного концепта данного текста и тем меньше в нем индивидуальных различий. Поэтому в формировании концепта прецедентного текста значительную роль может играть фигура интерпретатора - индивида или института, берущего на себя распредмечивание смыслов и транслирующего свою смысловую модель на культурную группу [Слышкин 2000 / http].

В этой связи при анализе содержательно-семантических свойств ПФ, зафиксированных в заголовках публикаций, мы основываемся на адресной обусловленности, под которой вслед за Т. В. Чернышовой понимаем совпадение или близость ментальных концептуальных, когнитивных, лингвостилистических систем автора и адресата [Чернышова 2007 : 112], где последние имеют массовый характер. Анализ содержательно-семантических свойств ПФ как единиц когнитивной базы в заголовках газетных и журнальных публикаций, предпринимаемый в настоящем исследовании, позволяет определить интертекстуальный уровень предполагаемого адресата, а также выявить его уровень культурно-языковой компетенции как умения интерпретировать языковые знаки в категориях культурного кода [Телия 1995 : 227]. Следует отметить, что под языковым компонентом понимается знание о законах языка, о его фонетико-фонологическом и синтаксическом строе, лексическом запасе, правилах функционирования его единиц и законах построения речи на данном языке. Под культурным компонентом - совокупность знаний и представлений о культурных феноменах, в частности исторических событиях, реальных личностях, произведениях искусства, литературных произведениях, поскольку культура «разлагается» на текст, состоит из текстов, хотя качественно и не сводится к ним [Мурзин 1994 : 165; Караулов 2007 : 216].

Далее, согласно логике исследования, перейдем к теоретическому осмыслению специфики газетного / журнального текста и заголовка как его обязательного элемента.

Заголовок как композиционный элемент газетной и журнальной публикации

Исходя из определения дискурса, принятого в настоящем исследовании, мы рассматриваем текст, в данном случае газетный и журнальный, как часть соответствующей дискурсивной формации, квалифицируемый как социальное высказывание, как отражение надындивидуальной, коллективной речевой практики. Начальным этапом в дискурсивном анализе всегда является уровень конкретной языковой реализации дискурсивного содержания, то есть уровень текста [Чернявская 2009 : 149]. В этой связи представляется необходимым определить место исследуемого типа текста в текстовой иерархии и выявить особенности и функции его заголовка как обязательного компонента, в чем и заключается цель данной части исследования.

Текст в современной лингвистике определяется как «динамическая единица высшего порядка, как речевое произведение, обладающее признаками связности и цельности - в информационном, структурном и коммуникативном плане» [Валгина 2003 : 5]. Данные признаки - связность и цельность - отражают соответственно коммуникативно-содержательную и структурную сущность текста. Текстообразование осуществляется под влиянием целеустановки самого текста и целеустановки конкретного автора текста. Первое диктуется самим текстом, его жанром, задачами, которые он реализует. Второе всецело связано с авторской модальностью, так как любое сообщение заключает в себе не только информацию, но и отношение автора к сообщаемой информации, что особенно важно в установлении прагматики текста. Автор не только формирует текст, но и направляет читателя в интерпретации [Валгина 2003 : 24]. Среди важнейших, содержательных признаков текста И. Р. Гальперин выделял направления его развития: проспекцию и ретроспекцию (Гальперин 2007). Под проспекцией понимается последовательное развертывание изложения, формулирование более общих положений на базе содержательно-фактуальной информации. Согласно данной коммуникативной стратегии, новое передается читателю постепенно. Ретроспекция представляет собой постепенное возвращение к изложенному ранее, спиралеобразное движение речевого потока [Славкин 2002 : 40-49], в котором выделяются семантически значимые моменты, к которым журналист вновь и вновь возвращается. Такое композиционное построение текста, коммуникативной стратегии может быть неожиданным. Заголовок - практически единственный текстовый знак, который присущ всем текстам и всегда занимает в них одно и то же место, образуя сильную позицию (Лукин 1999; Леонтьев 1969). Заглавие, по мнению Н. А. Кожиной, многоаспектное явление, и его изучение требует широкого филологического подхода. Оно является одним из элементов формальной, композиционной, смысловой организации текста [Кожина 1986 : 3]. Хотя любой заголовок репрезентирует текст, раскрывает его суммарное значение, тональность и построение, задает тон перспективе дальнейшего изложения, он также отражает особенности сферы коммуникации. В данном случае имеются в виду отличия заголовка художественного произведения (как правило, номинативы) от газетных и журнальных, где важна информативность, экспрессивность, диктуемая стилем речи. Заголовки в СМИ, в отличие от заголовков художественных произведений, соотносятся не только с текстом, но и внешним миром, поскольку «приобрели такое качество как зазывность, так как они призваны продать свой товар - информацию» (Ильясова 2003; Кожина 1986).

Газетный / журнальный текст представляет собой специфический вид текста. При его создании журналист переводит замысел в значение, облекая словесные обозначения смысла в связную, наполненную общепонятными значениями грамматически оформленную речь. В процессе создания текста автор не может позволить себе свободный порядок слов, поскольку последний влияет на формулировку мысли. Автор может рассчитывать на понимание только в том случае, если использует законы обыденной логики, способствующей успешной коммуникации.

Эффективность исследуемого типа текста зависит и от его графического оформления. Указанная особенность связана, в частности, с наличием в газете / журнале заголовков, подзаголовков, рубрик, лидов. Интегративные свойства заголовочной подсистемы проявляются в том, что ее части находятся в семантических связях друг с другом. В центре заголовочного ансамбля находится заголовок отдельного текста. Это наиболее независимый элемент, который обусловлен непосредственным соотношением с называемым текстом. Заголовочное ядро также связано многочисленными нитями с разными рубриками и подзаголовками. Последние непосредственно семантически соотносятся или с текстовым заглавием, или друг с другом. Соотношения этих над- и подзаголовочных элементов с текстом возможны посредством названия текста. Эти соотношения напоминают вращение электронов вокруг ядра атома [Лазарева 2004 : 16-17].

Следует отметить, что материалом настоящего исследования послужили газетные / журнальные тексты, представленные как в печатных изданиях, так и на их официальных сайтах сети Интернет. В данной работе возможность равноценного использования указанных источников практического материала продиктована тем, что электронная версия выступает в качестве варианта традиционной: в ней «сохраняется верность концепции, по большей части совпадает содержание, оформление, расположение материала, авторы» [Скворцов 2009 : 45]. Кроме того, публикация, размещенная в сети Интернет, как и в печатном виде СМИ характеризуется общими текстовыми категориями: целостность, связность, отдельность, системность, модальность, завершенность [Там же : 65]. Заголовок представляется обязательной структурно-композиционной категорией любого газетного и журнального текста (вне зависимости от печатной и Интернет-версии издания), которая несет в себе важнейшую коммуникативную нагрузку и определяет эффективность журналистского текста. Мы признаем, что заголовок электронного издания «теряет привычную структуру и приобретает новые функции. Это уже не столько заголовок, сколько отсылка к будущему тексту, к самому содержанию публикации. Он представляет собой самостоятельный компонент, который существует отдельно от текста. Если в печатном СМИ адресат может прочитать заголовок и просмотреть публикацию хотя бы «по диагонали», понять суть заголовка и материала хотя бы приблизительно, то в Интернет-СМИ заголовок - это единственное, что видит адресат, заголовок можно сравнить только с другими заголовками, но нельзя соотнести сразу с текстом [Там же : 60]. Однако, принимая сказанное выше во внимание, в настоящей работе представляется возможным не учитывать указанные различия, что обусловлено целью нашего исследования, для достижения которой критерием отбора заголовков являлось наличие в них ПФ.