Русская топонимия Приенисейской Сибири: картина мира

Понятие еще одной единицы промежуточного языка -
фрейма, предложенное М. Минским, из сферы искусственного интеллекта перешло в когнитивную психологию и лингвистику. Оно обозначает развернутые сети из взаимозависимых схем функциональных связей и последовательности действий для представления знаний.

Подчиненную позицию в промежуточном языке занимают такие единицы, как двигательное представление и пропозиция. Понятие пропозиции здесь сближается с «мыслительной схемой» в «грамматике мышления» К. Гольдштейна, которая организована в форме предложения, однако такого предложения, в котором его составляющие не имеют прямого соответствия - ни в порядке их следования, ни в форме существования - со словами звукового языка, организующими предложение в естественном виде [Караулов 1987: 194].

Все названные единицы промежуточного языка могут объединяться в более сложные комплексы, так, система образов может составить «картину». «Человек устроен так, что знание неотделимо от языка, и поэтому, приобретая представление о внешнем мире, совершенствуя, обогащая, детализируя и развивая свою картину мира (в онтогенезе), человек одновременно овладевает языком, углубляет и делает более гибкой языковую семантику, развивает свою языковую способность, или компетенцию. Образ как единица промежуточного языка эволюционирует, прогрессирует вместе с углублением и детализацией знаний о мире, и знание языка приобретает все большую адекватность своему оригиналу в реальности» [Караулов 1987: 200].

На определенном этапе рассуждений о промежуточном языке приходится решать вопрос о вербальном / невербальном характере его единиц. Л.С. Выготский установил такое свойство слов во внутренней речи, как предикативность. Однако, по наблюдениям Ю.Н. Караулова, в его суждении подразумевается производство речи, вербализация внутренней речи; обратный же процесс - понимания, запоминания - сопровождается компрессией, свертыванием; тезаурус апредикативен, он номинативен. Например, в топонимии: Громовое, ур., убило молнией (громом) двух женщин. В промежуточном языке слово трансформируется, теряет свойство быть носителем семантики и переживает «расширение значения» до «смысла», т.е. знания о мире. Какова же роль языка в этом процессе трансформации значения в знание? Дело в том, что единицы промежуточного языка незнаковы и зафиксированы могут быть лишь с помощью знаков (и не обязательно слов). Разрабатывая версию промежуточного языка, следует помнить, что слово связано с двумя системами: знания и значения. Это отмечается лингвистами и психолингвистами: слово (носитель значения) трактуется как средство доступа к информационному тезаурусу. Лингвисту, имеющему дело со значением, приходится расширять значение слова, включая исторический, социальный, эмотивный элементы. Границы семантики слова растягиваются, и нет возможности отделить значение от знания о мире, соотносимого с языковым знаком. Для извлечения знаний о мире лингвисты прибегают к рассмотрению не отдельных единиц, а целых комплексов, лексико-семантических и тематических групп, семантических, понятийных, ассоциативных полей.

2. Ментальный образ человека

В основе современных антропоцентрических теорий лежит мысль о том, что язык «создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организации языка; в соответствии с ним язык и должен изучаться» [Степанов 2002: 15]. Антропоцентрический подход к изучению языка делает возможным извлекать знания о мировидении и миропонимании человека, то есть о КМ, заключенные в языковых единицах. В КМ детализированы представления человека об отдельных сферах деятельности, науки, общества, а также о самом себе. Человек отражен в русской языковой картине мира со всей его динамичностью, как деятель и преобразователь. Ему свойственно выполнять три различных типа действий - физические, интеллектуальные и речевые; ему свойственны также определённые состояния - восприятие, желания, мнения, эмоции и т.п. В ЯКМ отражены его реакции на внешние или внутренние воздействия [Апресян 1995: 39-40], в соответствии с этим в лингвистике появился термин «эгоцентрическая теория языка»: « …язык не только антропоцентричен, но и эгоцентричен в гораздо большей степени, чем признается в настоящее время» [Апресян 1997]. Человек как субъект познания мира осознает и себя объектом познания. Между я и внешним миром находятся мозг, тело индивидуума, которые оказываются своеобразным инструментом, с помощью которых я воспринимает и осмысливает мир. «Поскольку тело служит обиталищем я, являясь чем-то внешним по отношению к нему, то одновременно оно может также служить в качестве ближайшего объекта познания для я. Мозг с его обширной информационно-перерабатывающей инфраструктурой рассматривается тогда в качестве инструмента, позволяющего я приобретать телесный, чувственно-наглядный, сенсорно-моторный опыт и классифицировать его» [Гуреев 2004: 59].

Известно довольно большое количество лингвистических исследований, посвященных образу человека в языковой картине мира [Колесов 1986; Степанов 2001; Апресян 1995; Пименова 1999, 2003; Никитина 1993 и др.]. В структуре ментального образа человека, по данным языка, выделен следующий набор признаков: гендерные, признаки характера, эмоциональные, ментальные, социальные: этические, национальные, признаки занятий, религиозные признаки [Пименова 2003: 35].

Топонимия не относится к тем сферам знания о человеке, которые могут хранить исчерпывающую информацию о нем, его переживаниях, мыслях, представлениях и действиях. Однако топонимия является носителем такой информации о человеке данной территории, которая в развернутом виде может содержаться только в архивных документах, исторических текстах, не всегда доступных обычному человеку, но которая может быть верифицирована с опорой на эти тексты. Научное знание, полученное из различных источников, приобретает особенную ценность.

В ономастике ведущее место по содержанию знаний о человеке занимает, безусловно, антропонимия. «Антропоним представляет собой тот языковой знак, который можно назвать предельно антропоцентрическим, максимально приближенным к человеку» [Голомидова 1988: 64]. Топонимия содержит прежде всего информацию о пространстве, воспринимаемом человеком, используемом человеком. В восприятии и репрезентации пространственных и других представлений человека значительное место занимает антропоморфизм - образное представление о предметах окружающего мира, поэтому топонимия дает специфический материал по содержанию информации о мировидении человека и его преобразующей деятельности.

В нашем исследовании образ человека представлен семантическими полями `гендерные отношения'; `религия и мифологические представления'; `тело человека'; `национальность'; `социальная сфера и профессии'; `восприятие'; `оценка'; `число'; `ситуации'; 'действия'; `образность'; `свой - чужой'.

2.1 Гендерные отношения

Гендерный аспект в лингвистике рассматривался на различном материале под разным углом зрения. В.А. Маслова выделяет три направления исследований: 1) социальная природа мужских и женских языков; 2) особенности речевого поведения; 3) когнитивный аспект различий [Маслова 2001: 125]. «Женский» язык считается маркированным, а мужской - соответствующим литературной норме. Для русской ментальности характерно стилевое «двоение» женского образа на бабу и женщину, при этом «неверно лишь утверждение, что только баба является «идеоэтнической характеристикой», а женщина якобы перевод или калька. Женщина - именно идеальная сущность бабы, концепт формируется в XVI в. в полном соответствии всем прочим «двоениям» смыслов (правда - истина, честь - совесть и пр.)» [Колесов 2004: 215]. В лингвокультурологии были предприняты попытки описать ментальный образ женщины по данным паремий [Телия 1996: 260-269; Кирилина 1997; Шишигина 2003: 82-86], в психолингвистике - описать гендерные особенности ассоциативного поведения [Горошко 2003: 22-34]. В топонимии попытка пронаблюдать реализацию обобщенных образов мужчины и женщины предпринята Е.Л. Березович. Ею отмечена довольно яркая прорисовка образа женщины (бабы) в структуре географического пространства с его анатомическими деталями, что предполагает номинативное авторство мужчины. Раритетность мужских названий объясняется тем, что «мужчине принадлежит весь мир за пределами деревни с её бабьими прудами, ручьями и болотами, поэтому номинации, задействующие образ мужчины, обладали бы недостаточными дистинктивными возможностями» [Березович 1998: 46].

2.1.1 Образ мужчины в топонимии

Образ мужчины в топонимии Приенисейской Сибири представлен прежде всего отантропонимическими топонимами, несущими информацию о людях - активных субъектах, осваивающих и преобразующих пространство, «встраивающихся» в него. Присвоить объекту имя человека - значило продемонстрировать «своё», отметить пребывание на данной территории. Антропонимические основы в русской топонимии Приенисейской Сибири составляют большую часть основ по сравнению с другими топоосновами. Этот факт свидетельствует, во-первых, о времени освоения Приенисейской Сибири (с XVII в.), во-вторых, о социальной и геополитической обстановке освоения новых земель. В исследованиях топонимии Пинежья Г.Я. Симина находит более позднее появление названий географических объектов по признаку принадлежности, т.е. по отношению к лицу, к человеку. Со ссылкой на А.М. Селищева, а также основываясь на своих наблюдениях, исследователь отмечает, что два эти типа названий - по физико-географическим свойствам и по отношению к лицу - противопоставлены и по времени возникновения: топонимы, образованные на основе физико-географических свойств объектов, более ранние, топонимы по отношению к лицу - более поздние. Еще одна важная особенность распределения по типам, отмечаемая Г.Я. Симиной: названия первого типа выступают как характеристики угодий общественного землепользования, «вотчины», а названия второго типа - по преимуществу индивидуального участка, расчистки [Симина 1980: 23]. В Енисейской губернии участки распределялись в индивидуальное пользование. Об этом можно судить по документам, в частности Окладной книге Енисейской губернии, где делались записи о распределении земель, получаемых во временное пользование за плату.

Географические названия отантропонимического происхождения составляют бьльшую часть топонимикона Приенисейской Сибири. Это обусловлено главной целью миграции крестьянства и служилых людей в Сибирь - получить землю. С этим связывались легенды о «беловодье», т.е. свободных землях. В трудных условиях, шаг за шагом осваивались необъятные пространства, и первый мотив номинации - дать свое имя месту, «присвоить» его. Поскольку освоение Приенисейских земель шло с севера, в названиях северных рек отмечаются комплексы отантропонимических названий, свидетельствующие о связи с тем или иным человеком, например: Данилков, руч., Михайловка, руч. - притоки р. Яковлевка (Тас.) и другие.

В названиях географических реалий зафиксировано множество имен и фамилий. В данном разделе рассматриваются названия объектов от личных имен, представленные в наших материалах рядом номинатвных моделей.

Посессивы от православных полных мужских имен: Емельян - Емельяново, оз. (Уж.); Захар - Захарово поле (Бир.); Исай - Исаев, руч. (Уж.); Исаев, руч. (Уж.); Иван - Ивановка, д. (Сух.); Кирилл - Кириллов, руч. (Тас.); Аверьян - Аверина, р., л. пр. Ен.; Ларион - Ларионов, руч. басс. Ен.; Михаил - Михайловка, руч.; Михей - Михеева, р., пр. р. Воры (Тур.); Николай - Николаева пасека (Бир.); Петр - Петровка, р., пр. р. Сургутиха (Тур.); Савелий - Савельевка, р. басс. Ен.; Сава - Савинская, р. басс. Ен.; Савинский, перекат на Ен. бл. устья р. Савинской; Савинский, о-в на Ен. бл. устья Савинской; Сергей - Сергеево, д.; Сидор - Сидоров, руч., л. пр. Усолки (Тас.); Симон - Симоновский, затон на Ен.; Степан - Степанов, руч., пр. р. Усолки (Тас.), Степанова речка (Бог.); Тарас - Тарасова гора (Бир.); Ульян - Ульяновское, оз. бл. п. Емельяново; Федор - Фёдоров, руч., п. пр. Ен.; Фирс - Фирсова, р., пр. Ен.; Яков - р. Яковлевка (Тас.); Назар - Назарово, д. бывш. (Бир.); Никита - Никитина, р., пр. р. Дубчес (Тур.).

Посессивы от уменьшительных, неполных мужских имен: Андреяшка - Андреяшкина, речка (Ш.); Афонька - Афонькина забока (Аб.); Вася - Васин, руч. (Абан.); Ганька - Ганькины поля (Бир.); Данилка - Данилков, руч., пр. р. Яковлевка (Тас.); Иванец - Иванцов Крест, пересеч. дорог (Б.-У.); Иванушка - Иванушкин, руч. (Богуч.); Игнашка - Игнашкина мельница на р. Есауловка (Ем.); Костя - Большой Костинский, о-в на Ен.; Кирилка - Кирилкина, р. (Тур.); Кирюшка - Кирюшка, р. (Бог.); Колян - Колянов покос (Бир.); Лаврик - Лавриковы бугры, возв. (Бог.); Мишка - Мишкина пасека (Бир.); Никишка - Никишкина мельница, покос (Бир.); Парфей - Парфеев перекоп (Аб.); Петя - Петины поля (Бог.); Петрак - Петраково поле (Бир.); Сенька - Сенькина, р., пр. Ен. бл. д. Татарск (Тур.); Сенька - Большой Сенькин, руч., пр. р. Караульная; Степаха - Степаха, р., л. пр. Ен.; Тасей - Тасеева, р., л. пр. Ангары, по имени местного князца Тасея.

Посессив от имени и отчества: Захар Павлыча, лог (Захар Павлыча конь растрепал); Петропавловская ГЭС, озеро и водоотводная труба (ирон., по имени управляющего Лукьянова Петра Павловича).

Посессив от семейного прозвища: Порфирий - Поршата - Поршачья мельница.

Перенос семейных прозвищ: Давлетов - Давлята, поле; Капрал - Капралята, п. у. Прозвища на -ата, -ята, образованные от фамилии, имени или прозвища главы семьи, обозначали членов семьи, чаще всего детей:

Давлетов > семейное прозвище Давлята > поле Давлята (Дз.); Капрал > семейное прозвище Капралята > переселенческий участок Капралята (Кан.).

Таким образом, в топонимии отражен семейный способ обработки земли и ведения домашнего хозяйства.

2.1.2 Образ женщины в топонимии

Образ женщины представлен номинативными моделями от личных женских имен.

Перенос личного женского имени на объект: (И.п.) Солоха, р. - на этой реке жила Солоха; Ирина, ур. (Тур.) - в этом урочище погибла молодая женщина Ирина. В основе номинации лежит пропозиция, ситуация, легенда, иногда утраченная и подкорректированная со временем.

Перенос прозвищного женского имени на -иха: Аксютиха, покос (Бир.) - здесь косила Аксютиха.

Образование гидронима на -иха: Пашиха, прот. Чулыма - по имени удачливой рыбачки Паши.

Образование ойконимов на -инк(а), -овк(а), -евк(а): Варваринка, ост. п. (Богот.); Ларисовка, д. несущ. (Коз.); Марьевка, д. (Уяр.); Татьяновка, д. (Сух.)

Посессивы от личных женских имен. Если основной мотив мужских топонимов - обозначение «своих» земель и угодий, то форма посессива для женских топонимов носит условный характер, например: Грушечий лог - есть два варианта объяснения: 1) Грушу нашли повешенной в этом логу (Бал.); 2) стояла пасека Груши. Второе является более обыденным, первое носит характер легенды, связывающей название с трагическим событием. Степень достоверности того и другого примерно равна. Женские посессивы в ойконимии объясняются каким-либо необычным событием, связанным с личностью женщины, либо особой социальной ролью женщины в семье, а иногда и в деревне по причине потери мужа, то есть когда женщина становится главой семьи: Маринкино, с. (Кураг.); Марфина гора, покос (Богот.); Марьин, руч., л. пр. Ен.; Матрёнинский, о-в, перекат на Ен.; Ольгино, с. (Уяр.); Ольгино, оз. (Уяр.); Ольгино, д.; Таскино, с. (Ем.); Ховрино, д. (Коз.).

Матронимический посессив: Ховричево, поле (Коз.). Матроним на -ич мог принадлежать сыну вдовы, т.е. мать оказывалась главой семьи, что и фиксирует матронимическое прозвище.

Женские прозвищные топонимы, образованные от мужских имен и фамилий. В русской ономастике суффикс -иха является продуктивным в группах женских прозвищ и гидронимов. В номинациях на -иха грамматический род названий объектов и женский отфамильный или прозвищный антропоним совпадают - это необходимое условие: Ангутиха, р., пр. р. Турухан; Амосиха, курья, прот. Ен. (Тур.); Бакланиха, р. (Тур.); Бараниха, р., п. пр. Ен.; Большая Фатьяниха, р., пр. р. Фатьяниха (Тур.); Генералиха, гора (Уж.); Борисиха, р., п. пр. Ен. (Борисовка); Глотиха, р., пр. Ен.; Горошиха, д. (Тур.); Гусиха, оз. (Бир.); Данилиха, р., оз. басс. Ен.; Денисиха, р., пр. Ен. (Каз.); Жербажиха, д. (Кураг.); Журавлиха, ж.-д. ст. (Богот.); Калобариха, прот. Ен. (с. Частые); Карасиха, р., пр. Ен.; Карабариха, р.; Киселиха, р., п. пр. Ен.; Кьбячиха, оз. (Бир.); Мангутиха, р., пр. Ен. (Тур.); Мироедиха, р., пр. Ен.; Пакулиха, р., л. пр. Ен. (Тур.); Поташиха, р., пр. Ен.; Пучеглазиха, р. басс. сред. Ен.; Платониха, дорога в д. Петровка (Дз.); Потапиха, мельница; Соколиха, дорога в д. Петровка (Дз.); Сарафаниха, р., пр. Ен. (Тур.); Сарчиха, р., л. пр. Ен. бл. п. Бахта (Тур.); Селиваниха, р., пр. Ен. (Тур.); Селивановская, коса на Ен. (Тур.); Соколовка, р., пр. р. Таёжной (Богот.); Сумарочиха, р., пр. Ен. бл. д. Сумароково; Сургутиха, д., р., п. пр. Ен.; Сухариха, д., р., пр. Ен.; Тюмениха, р., л. пр. Ен.; Фатьяниха, р., пр. Ен. (Тур.); Ферисеиха, р., пр. Ен. (Тур.); Шадрыниха, р., пр. Ен.; Шурниха, р., пр.
р. Дубчес (Тур.).

Метонимический перенос названий с суффиксом -иха на объекты, обозначенные терминами мужского и среднего рода: Андрониха, поле (Бал.); Гордеиха, поле, руч. (Б.-М.); Гусиха, хр. на водоразделе рр. Бобровка, Яковлевка и Шилка (Тас.); Зудиха, лог (Ем.); Лопатиха, руч. и др.

Влияние модели на -иха: Базаиха, р., пр. Ен.; Баиха Верхняя, р., с. (Тур.) (Бай-яха - река рода Бай); Баиха Нижняя, р., пр. р. Турухан, с. (Тур.).

Названия Баиха, Базаиха нерусского происхождения. Финаль -иха может обозначать фонетическое переоформление речного форманта (ненецк.) -яха под влиянием русского суффикса -их(а).

Названия от апеллятивов, обозначающих лиц женского пола, женские (бабьи). Топонимы от апеллятива бабьи обозначают место в пределах деревни или вблизи неё: Бабий пляж, место на р. Каче бл. п. Ем.; Бабья купальня, место купания женщин в Ем. (см. гл. 2).

Царь-баба, посевной массив в 7 км от д. Был хутор бойкой смелой женщины, на медведя ходила, с Колчаком воевала.(Парт.)

Топонимы от апеллятива девичьи хранят информацию о трагической ситуации, связанной с местом: Девичий затон (Бал.) - утонуло несколько девочек; Девичий лог (Бал.) - заблудились и замерзли несколько девушек в 5 км от д.

Схожие мотивы в топонимии Русского Севера: у бабьих топонимов отмечается коннотация близости по отношению к наблюдателю, находящемуся в пределах деревни, и использование их для номинации водных объектов, ручьев, болот (предполагается связь с остаточной архаической моделью река (вода) - женщина) [Березович 1998: 48].

На основе системной связи: Барышня, руч., л. пр.
р. Усолки (Тас.); Кукла, р. (Тас.). Объекты, расположенные в непосредственной близости, приобретают названия, связанные между собой ситуативно: барышня с куклой. Апеллятив кукла в топониме имеет изначально совсем другую семантику - «пучок или мера льна» (см. гл. 2). Этимологически кукла в значении «игрушка, подобие человека» считается заимствованием из новогреческого [Фасмер 1967 II: 405], кукла в диалектном значении «пучок, мера, охапка льна» отмечается на многих территориях: Сиб., Костром., Новосиб., Краснояр., Арх., Псков., Калин., Яросл., Том., Кемер. [СРНГ 16: 35; Черных 1993 I: 451]. Очевидно, омонимия литературного и диалектного значений слова кукла создала условия для возникновения комплексного топонимического образа барышня с куклой. Топонимические комплексы отмечены также в топонимии Русского Севера [Березович 1998: 148].

Таким образом, идеографическое поле `Гендерные отношения' представлено двумя семантическими полями Образ мужчины, Образ женщины, топонимы которых реализованы в номинативных моделях: посессивная отантропонимическая, отантропонимический метонимический перенос. К числу ядерных топонимов относятся географические названия от мужских и женских имен, отчеств, фамилий, выражающих отношения принадлежности, отношения к месту. На периферии находятся географические названия, обозначающие отношения к бабе, девице, имеющие коннотацию близости к деревне.

Женские имена используются в микротопонимии, ойконимии, гидронимии. В сравнении с мужскими, среди женских отантропонимических названий, кроме посессивной модели, актуализирована модель переноса имени или прозвища на географический объект. Женские отантропонимические названия более поздние. Женское имя в топонимии свидетельствует о выдвижении женщины в связи с потерей мужа (вдовство) или его болезнью, неспособностью кормить семью. Например, названия на -иха обозначают жену по имени или фамилии мужа, мать семейства, жену или вдову. Следует отметить, что мотивация названий от женских антропонимов гораздо богаче, чем мужских, сводящихся к отношениям владения, хотя изначально, как мы предполагаем, ситуации номинации были более разнообразными, но нивелировались со временем.

2.2 Отношения в коллективе

2.2.1 Родственные отношения

Топонимия Приенисейской Сибири не отражает всего разнообразия родственных связей, имеющихся в языке. Однако есть отдельные примеры отражения таких родственных отношений, как тётка, брат, тёща, «мать - сын».

К ядерным моделям относятся случаи образования топонимов от апеллятивной основы со значением кровного родства: Тёткинский, перекат на Ен.; Три брата, возв.; некровного родства: Тещин язык.

Периферия представлена отдельными случаями номинации, примером является проекция семейных отношений «мать - сын» на географические объекты, выраженная в топонимообразовании: Алабужонок, руч., вытекает из оз. Алабуга (Ш.).

2.2.2 Национальная принадлежность. Этнонимы

На территории Красноярского края проживают 124 национальности. Список отэтнонимных топонимов намного меньше. Необходимость обозначения места по национальности людей в условиях Сибири возникает относительно редко. Во-первых, это ситуация первых контактов русских с местным населением в XVII в., когда присвоение этнонимных названий устанавливало границу «свой - чужой». Появление отэтнонимных названий во время второй и третьей волны переселения связано с приходом людей той или иной национальности на обжитую территорию, когда в условиях «вживания», осознается фактор «чужого».

Славянские этнонимы: Русский лес, участок леса среди тундры в р-не п. Тухард - этноним актуализирован в названии потому, что территория тундры заселена в основном местным населением и там преобладают местные названия; Беларуска, д. (Ем.) - название отражает национальность основателей деревни во время второй переселенческой волны.

Топонимы, образованные от прозвищного этнонима хохлы, встречаются довольно часто, т.к. переселенцы из Украины составляют большой процент жителей края по сравнению с другими национальностями (не считая русских). Хохлы - этнонимическое коллективное прозвище, которое распространено в смешанных по национальному составу деревнях. Например, д. Огоньки Балахтинского р-на подразделяется на хохлов и кацапов. Кацапы - это коллективный прозвищный этноним, которым украинцы называют русских. По прозвищу именуются и края деревни: хохлы живут На Хохлах, а кацапы - На Кацапах.

На Хохлах, кл. (Б.-М.); Хохлов рог, поле (Бир.); Хохльво, поле (Петровка Дз.); Хохлы, д. (несущ.), поле (Николаевка Б.-М.); Хохлацкий стан на Каменном хребте (Парт.); Хохлатчина, ул., на которой жили хохлы. (Парт.); Хохловка, ул. (Парт.).

Ссыльные поляки после польского восстания 1831 г. оставили свой след в топонимии Сибири: Поляцкая, р., пр. р. Сумарочиха; Польское, с. (несущ.) (Абан.) - сейчас место покосов; Поляков, покос (Бог.); Поляцкая заимка, раньше жила семья поляков (Б.-М.).

Эндемические этнонимы. В этот ряд входят топонимы от названий не только народов и народностей Приенисейской Сибири, но и их отдельных родов.

Абалаковский улус (Саян.) - поселение камасинцев в верховьях р. Кан. Основано в 50-х гг. XIX в. переходящими к оседлости камасинцами. Основателем был камасинец Никита Ашпуров. Названо по этнониму абалак [Мельхеев 1986: 59]. Того же происхождения топонимы Абалаково, п. на Ен.; Абалаковская, коса, о-в на Ен.; Абалацкое подворье Туруханского Св.-Троицкого монастыря (кон. XVII - нач. XVIII вв.).

Абан, р., п. - название связано с этнонимом аба, абинцы, одним из сибирских племен, родственных кетам [Мельхеев 1986: 59] (не смешивать с аба хакасским, где это слово обозначает «медведь, медвежий» и связано с тотемизмом предков хакасов).

Ага, р., л. пр. Кана (агинцы) - предположительно название произошло от этнонима ага, агинцы, тюркоязычного (очевидно, отюреченного) племени, являвшегося кыштымами енисейских кыргызов [BC 1968 I: 378; Мельхеев 1986: 60]. Того же происхождения гидронимы и топонимы Агинское, с. (Саян.); Агул, р., л. пр. Кана, Агульское озеро, Агульские белки; Агашка, руч., вытекает из оз. Н. Ишколь, впадает в р. Урюп.

Асанск, с. (Дз.) - одно из мест поселения асанов в XVII в. в низовьях р. Абан; ас, аса - самоназвание кетоязычного племени. В русских документах XVII в. упоминается `ашкиштым', что указывает на асанов как на кыштымов у кыргызов [Мельхеев 1986: 61].

Ачинск, г. - возник на месте жительства древнетюркского племени ач (ача, аша, ачыг) в 1641 г. Носители этого этнонима известны в Хакасии в виде отдельного рода ачин, ачак среди кызыльцев. Этноним ач встречается в древних надписях: «Дар народа ач» - написано на древнем сосуде енисейских кыргызов XVI-XVII вв. [Мельхеев 1986: 61].

Бахта, р., п. пр. Ен. - происхождение гидронима связано с названием племени бохтинцы (бахтинцы), упоминаемого в русских документах XVII в. Того же происхождения речные названия: Бахтинские, опечки, гора, перекат; топонимы: Бахта, сс. (Ем., Тур.); возможно, гидронимы: Бахтахая, р., пр. Ен.; Бахтынжелга, р., пр. р. Мана.

Бирюса, р., л. пр. Ен.; Бирюса (Она), р., сливается с Чуной и впадает в Ангару. Бирюс, бирюсы - одна из группировок отюреченного охотничьего племени, обитавшего в отрогах Саян по рр. Бирюса, Бирюса (Она), Тасеева [Мельхеев 1986: 69]; Бирюса, д. на р. Бирюса.

Боготол, р., г. - происходит от кетского боготу (родовое название) [Мельхеев 1986: 70].

Иргит, р., пр. р. Кизир - от этнонима иргит, иркит - названия племени, широко распространенного в прошлом в Южной Сибири (СТ).

Камас, ж.-д. станция; Камасинка, бывш. д. (Парт.) - названы по имени камасинской народности, с древнейших времен обитавшей на территории Канского округа. В настоящее время эта народность полностью ассимилировалась и потеряла свой язык [Кривоногов 1989].

Верхний Имбак, р., пр. Ен.; Нижний Имбак, р., пр. Ен. - в основе названий этноним инбаки - кеты, платившие русским ясак, были записаны под тремя названиями - инбаки, земшаки, богденцы [Мельхеев 1986: 83].

Кача, р., пр. Ен. (Ем.) - от тюркско-самодийского каш, по названию древнего племени, обитавшего в лесостепных кочевьях у реки, которая впадает в Енисей. В результате фонетических изменений стало звучать у русских как кач, кача (качинские татары) [Никонов 1966: 185].

Кеть, р. басс. Оби; Большая Кеть, р., пр. р. Кеть (Б.-М.) - гидронимы связаны с родовым самоназванием кетов - кет [Воробьева 1973: 90-91; Мельхеев 1986: 90].

Койбалы, с. (Бей.) - названо по неофициальному имени древнего хакасского племени койбалы [Щербак 1970: 20].

Мангазея, г. (возник в 1600-1601 гг. как Мангазейский острог) - назван по имени местного племени малканзеи, что означает по-зырянски `народ на краю земли у моря' [Урванцев 1981].

Остяцкая, д. (Енис.) - от этнонима остяки. Под этим названием первоначально были известны ханты, затем это прозвище распространилось на селькупов и енисейских кетов. Местность и стойбище, где на Енисее жили кеты, назывались остяцкими (СТ). Остяцкая, курья на Ен. в р-не д. Остяцкой; Остяцкий, руч., л. пр. Ен. в р-не д. Остяцкой.

Самоедский, о-в на Ен. - самоеды - прозвищное именование енисейских кетов.

Тинка, р. (Н.-И.); Тинский, п. (Н.-И.) - по этнониму тиины, одного из родов аринов, обитал в XVII в. по берегам реки, позднее перекочевал в Абинские степи, где вошел в состав хакасского народа. На языке хакасов тиин «белка». Возможно, их так называли по роду занятий [Мельхеев 1986: 120].

Подкаменная Тунгуска, р., пр. Ен.; Нижняя Тунгуска, р., пр. Ен. - от этнонима тунгусы, «эвенки».

Юрацкая, р. на сев. Красноярского края - по названию народности юраки (ненцы, самоеды) [Ковалев 2003: 197].

Значительное количество татарских топонимов отражает тот факт, что в быту русские называли татарами енисейских кетов, качинцев и других, это своего рода тоже коллективное этнонимическое прозвище, которое реализовано в целом ряде гидронимов и топонимов: Татарка, р., пр. Ен. (Тур.); Татарск, п. (Тур.); Татарка, гора (Ем.); Татарская, гора (Уяр.); Татарский Лог, покос (Ман.); Татарский, мост через р. Камышовку (Б.-У.); Татарский, осерёдок на Ен.; Татарский, перекат близ осерёдка Татарского на Ен.

Карымская, д. (Сух.); Караим, д. (Абан.); Карымово, с. (Парт.); Карымское, с. (Ем.) - так назывались селения, в которых жили карымы, т.е. метисы, родившиеся от смешанного брака русских и местных жителей, принявшие русские обычаи и образ жизни. Карым - от бурятского харим «чуждый», «отчужденный, «отделившийся». Название вошло в употребление с XVIII в. Карымов было много в Партизанском, Саянском, Абанском, Сухобузимском и других районах, где имелся близкий бытовой контакт с местным населением [Мельхеев 1986: 88].

Другие этнонимы. В региональной топонимии Приенисейской Сибири запечатлелись этнонимы нашей многонациональной страны - это названия народов, живущих близко: буряты - Бурятские пашни (Бог.); якуты - Якутская, гора на бер. Ен.; Якутский, о-в на Ен.; народов России: калмыки - Калмыцкий поворот (Бер.) - там жили раньше пастухи-калмыки; народов бывшего СССР: молдаване - Молдованиха, мельница (Бал.); эстонцы - Эстония, д. (Н.-И.); неоседлый народ цыгане - Цыганский мостик (стояли цыганские кибитки) (Бог.); народов других стран: турки - Турецкая, гора (Бер.).

Зырянка, р., л. пр. Ен. (Каз.) - название связано с этнонимом зыряне, т.е. коми, или коми-зыряне (финно-угры), и указывает на пути проникновения и передвижения коми-зырян по Восточной Сибири. Самое северное название от этого этнонима - р. Зырянка, пр. Енисейского залива, встречается под широтой 72 градуса. В XVI-XVII вв. зыряне вместе с русскими являлись участниками Сибирских торгов и промыслов и проникали в Сибирь, Мангазею и далее на восток (СТ); Большая Зырянка, р., пр. Маны.

Ссыльнопоселенцы из Эстонии: Эстонские поля в 8 км от д. Новоникольск (Ил.); Эстонские заимки, поля (Б.-М.); Эстония, д., живут сосланные во время войны эстонцы (Кюберты, Линаски) (Н.-И.); прзвищное именование эстонцев: Чухонские заимки, поля эстонцев-переселенцев (Б.-М.).

Чувашка (неофиц.), второе название д. Тайга, живут чуваши (Коз.); Чувашский, край в селе, часть ул. Пролетарской, селились чуваши (Коз.); Чувашово бол. Близ него была д. Трутнево, где жили чуваши (Б.-У.).

Китайские горы в 2 км от города Ил. Раньше землю обрабатывали китайцы (карт. 1973 г.)

Американский луг, между р. Игиль и р. Игильчик, покрыт кочками (Б.-М.)

Таким образом, ядром семантического поля `национальная принадлежность' являются эндемические сибирские этнонимы, которые послужили номинативной базой для большего количества отэтнонимных топонимов. На периферии поля - топонимы от славянских и других этнонимов.

2.2.3 Социальные и профессиональные отношения

Социальная и профессиональная сфера отражает общественную и историческую реальность, поэтому среди топонимообразующих апеллятивов намечается следующее разделение: социальные и профессиональные апеллятивы, мотивирующие топонимы, образованные до 1917 г. и после 1917 г. XX в. К первой группе относятся: казак, тархан, монах, дьяконица, поп, моряк, солдат.

Казачинское, с. (основано казаками в 1636 г. под названием Казачий Луг); Казачинские пороги на Ен. бл. с. Казачинского; Казачья, р. (Рыб.). Первыми русскими жителями Приенисейской Сибири были казаки. До конца XVIII в. они оставались основной категорией служилых людей Приенисейского края и в 1710 г. вместе с членами семей составляли 32,8% русского населения Восточной Сибири [Дроздов и др. 2005: 64].

Нехарактерная для Сибири профессия - моряк. Вернувшийся со службы на флоте моряк основал заимку: Морская заимка, основал моряк (Парт.).

Отношение к уплате налогов в государственную казну формировало сословия. В топонимии отразилась сословная принадлежность жителей: Беломестна, д. (Кан.). Поселения казаков в XVIII в., освобождённые от податей, назывались беломестными. Тарханская, д. (Бал.); Тарханка, д. (Уяр.). Тархан - 1) сословие, свободное от налогообложения, 2) скупщик льна, конопли, щетины, кож (в деревнях); из тур., чагат. tarчаn «привилегированное сословие», др.-тюрк. tarkan «сан» [Фасмер 1973 IV: 25].

В топонимической номинации нашло отражение именование лиц, относящихся к социальной группе служителей церкви, их семей и монахов: Поповский луг (Бир.); Дьяконица, ур.; Монахов лог (Бей.). Особо следует выделить случай ремотивации в результате омонимии: Поп, утес - «высокий, как поп» (Бал.) (Поп в игре городки, рюхи, чушки: выбитая из кона чушка, ставшая опять торчком, или на попб [Даль 1955, III: 303]). В сознании жителей название утеса связывается с попом (священником) (разг.) высокого роста. Налицо явление ремотивации в связи с переходом в просторечие наречия на попб [Ожегов 1996: 552]

Социальные и профессиональные апеллятивы, мотивирующие топонимы, образованные после 1917 г.: милиция, почта, школа, пионер, солдат.

Милицейский покос (Бир.); Почтовские поля (Богот.); Школьный покос (Бал.) - названия образованы по наименованию той организации (профессии), люди которой обрабатывали поля или косили в этом месте сено.

Пионерская поляна (Бир.) - место проведения пионерских сборов членов детской пионерской организации имени В.И. Ленина в советский период.

Солдатово, д. (Мин.) - название деревни связывают с социальным статусом, фамилией или прозвищем первопоселенца; Солдатская, гора в д. Канаш (Наз.) - в деревне существует традиция провожать уходящих в армию до этой горы; Солдатский, лог (Дз., Ем.) - во время гражданской войны в этом месте погибло много солдат; Солдаты -бывшее место расположения воинской части в окрестностях г. Талнах.

Служба на флоте и в армии существовала в разные эпохи, в данном случае приведены примеры по времени образования топонимов.

Таким образом, номинация географических объектов идеографического поля `Национальные и социальные отношения' реализована в номинативных моделях реляционного характера, в которой выражена связь места и человека по его национальной, социальной и профессиональной принадлежности. Мотивационная база модели конкретных номинаций содержит сведения о национальностях, населяющих территорию, социальных особенностях двух эпох, до 1917 г. и после 1917 г. XX в. К группе ядерных относятся названия, мотивированные сибирскими этнонимами: абалаки, абинцы, агинцы, асаны, ачинцы, бахтинцы, бирюсы, боготу, иркит, камасинцы, качинцы, кеты, остяки (самоеды), тиины, тунгусы, юраки (ненцы), татары, карымы. На периферии - названия от славянских и других этнонимов, обозначающие национальность переселенцев: русский, хохол, белорус, поляк; бурят, калмык, молдаванин, эстонец, цыган, турок, зыряне, чуваши, китайцы, американцы.

2.3 Религиозные и мифологические представления

Мировоззренческие и ирреальные представления сибиряка в топонимической системе реализованы в виде христианских образов и образов народной мифологии. В человеческом сознании представление о плохом и хорошем определяется его мировоззрением. Мировоззрение язычника объясняет происходящее действием добрых и злых божеств, чистого и нечистого. Духовная сфера христианина включает представление о святости и нечисти, между которыми колеблется душа человека. Яркой чертой русской ментальности является метание между добром и злом, между святостью и нечистью. В топонимии эта черта находит отражение в номинации святых (чистых) и чертовых (нечистых) мест.

2.3.1 Святое (чистое) место

Номинация по имени святого выполняет функцию оберега от нечисти. На территории Приенисейской Сибири, как и на других территориях России, отмечается множество ойконимов по названию храмового праздника или святого покровителя деревни: Вознесенка, д. (Бир.); Вознесенка, с. (Абан.); Вознесенское, с. (Бер.); Живоначиха, д. (Бал. вол.); Знаменка, с. (Мин.); Знаменский, п. (Ем.) - Святое Знамение (ныне Поселок Памяти 13 Борцов, или Стеклозавод); Монастырь (Бер.) - дом в деревне, где собирались верующие; Петропавловка, д. (Бал., Кураг., Абан.); Покровка, быв. д. (Бер.); Покровка, д. (Ем., Уяр., Абан., Б.-М.); Покровская, д. (Бал.); Спасовка, д. (Рыб.); Стретенка, д. (Н.-И.); Троица, д. (Абан.); Божия (Божейка), быв. д., где жили верующие (Бер.).

Восприятие чистых мест соединяет в себе мифологическое и эстетическое восприятие объекта, его безопасность и пригодность для употребления (воды) или использования в хозяйственной деятельности. Чисто поле в фольклоре несет смысл `свободное от нечисти': Чисто болото (Богуч.) - нетопкое, без травы, вода чистая; Чистый, руч., п. пр. р. Мурма (Тас.) - чистая вода; Чистая, курья на п. бер. Ен. ниже устья П.Т. 270 км; Чистоплеть, р., л. пр. Ен.; Чистый, о-в на р. Бирюса (Абан.).

В эту же группу по мотивации могут быть отнесены святые названия, чаще всего гидронимы, т.к. вода из ключей и ручьёв с таким названием использовалась для освящения и должна была быть исключительно чистой: Святой ключ, вп. в оз. Инголь (Ш.). Место на реке, где делалась прорубь для водосвятия во время Святого праздника Крещения, называлось Иордань (Ердань), названия связаны с христианскими ритуалами.

Расположение вблизи церкви или часовни также имеет сакральный смысл чистоты, как и вблизи поповского жилья: У Часовни, ур. (Бал.); Часовня, место близ впадения р. Рыбной в Норильскую, раньше здесь стояла часовня.

Поповские названия также несут смысл чистого места: Поповские луга (Бал.) - косили для попа; Попов, лог (Ем.); Поповская полоса (Ем.) - сеял поп; Поповские, луга (Ем.); Поповщина, поле (Б.-М.).

Довольно популярен в топонимии символ христианства - крест: Крестик (д. Заозерная), д., стояла часовенка, куда ходили молиться (Ерм.); он ставится для проведения христианских служб: Крестовая гора, гора, на которой стоял крест для проведения молебнов; он освящает местность вокруг, отмечает захоронения: Крестик, место, где похоронены партизаны.(Б.-М.); Кресты, ур., имеет вид пади, в которой стоит крест погибшему в аварии человеку (Б.-У.);

Следует заметить, что в народном представлении крест не только является христианским символом и служит оберегом, но и предупреждает о возможной опасности. Так, на местности всегда отмечаются перекрёстки как возможное место действия нечистого: Кресты, часть ул., где скрещиваются 3 дороги (Дз.); Кресты, место пересечения дорог (Идр.); Кресты, ур. д. Сухо-Ерша (Кан.); Крестик, место слияния Первой и Второй речки, из которой образуется речка Конок (Парт.).

Представления о чистом месте связаны с религиозными обрядами, местом расположения церкви, покровительством христианских святых, а также с эстетическим восприятием места и его пригодностью для использования в хозяйстве.

Номинативные модели выражают отношение к месту и ценностные характеристики.

Ядром семантического поля `чистое место' являются топосемемы: чистый, святой, названия христианских праздников и имена христианских святых, христианский символ креста. На периферии находятся топосемемы: церковь, часовня, поп.

2.3.2 Чертово (нечистое) место

Чистому месту противопоставлено нечистое место, чертово. В ментальности верующего крестьянина антиподом святого и божьего является разного рода нечисть и черт. Чертями называли всякую нечисть: черт подпольный - домовой, водяной черт - водяник, бес полуденный - полудница, леший, дух и т.д. Существовал и более конкретный образ черта - подземного адского жителя, покидающего пекло с одной целью - нанести как можно больше вреда людям. Является он в любом облике - человека, зверя, гада, птицы, кроме петуха, поскольку на петухе «ангельский чин». На земле черти и чертовки (жены чертей) населяют болота, омуты, провалы, образовавшиеся на месте ушедших под землю кладов или поселений. Ходом в преисподнюю бывают и горы. Населяют черти озера «без дна», т.е. такие, где ныряльщикам дна обнаружить не удавалось. Черти любят собираться на перекрёстках и играть в бабки, биться на кулачках. Пожилые люди непременно крестились на перекрестках, и не дай Бог кому сругнуться - беда может приключиться. На росстанях избегали брать что-либо: вместе с вещью можно приобрести болезнь или несчастье. Черти выбирают для жилья пустые места и строения, риги, сараи, где сушат хлеб. Изобилуют чертями мельницы, бани и кузни, хотя у черта с кузнецом особые отношения: кузнечное дело требует навыка работы с огнем. Время чертей - полдень и полночь. Помимо крестов черти боятся запаха ладана, пения петуха и клина, вбитого в землю [Новичкова 1995: 577].

Все места, имеющие дурную славу, считались нечистыми, плохими, худыми: Худой Ельник, руч., д. Б.Уря (Кан.)

Среди мотивов чертовых топонимов Приенисейской Сибири выделяются следующие: 1) место обитания черта; 2) место гибели одного или нескольких людей; 3) место, где всегда что-нибудь случается; 4) место аварий; 5) место в озере или на реке, где никто не может достичь дна; 6) глухое безлюдное место; 7) место, где «видели» черта или лешего; 8) места, неудобные для ведения хозяйственных работ.

Исследователи приходят к выводу, что «перевод идеи сверхъестественного в плоскость оценки хозяйственной значимости объекта можно считать концептуальным для бытовой версии картины мира, которую эксплицирует русская топонимия» [Березович 1998: 182]. В общем списке топонимов Приенисейской Сибири названия, мотивированные именами мифических персонажей, занимают немного места, но ощущается их культурная значимость.

Чертово логово, пок. (Аб.); Чертов мост (Аб.); Чертова, гора (Бер.) - притаились черти; Чертики, омут на р. Куртюль (Бал.); Чертово, озеро (Бал.) - большая глубина; Чертово, оз. (Бал.); Чертов омут (Ем.) - место, где было много утопленников; Чертов, лог (Богуч.) - черти живут, черт пытался утопить женщину; Чертов мост (Бир.) - опасен тем, что находится за поворотом; Чертов мост (Бир.) -всегда что-нибудь случается; Чертов мост, постоянно настилают на мосту доски, а грунт «уходит» (Н.-И.);

Чёртова яма, место на р. Кача (Ем.) - имеет большую глубину, ок. 3 м; Чёртово, оз. (Абан.) - считается бездонным; Чёртово городище, ур. на п. бер. Ен.; Чёртовы рога, скала (Ем.) - разделяется так, что похожа на два рога. Синонимичные именования черта - бес, духи, леший: Бесовы поля, принадл. староверам, которые, ругаясь, говорили: «Бес, бесовы головы»; Духовичи, место, где бродили духи (Бер.); Лешачий, лог (Бал., Кан.); Лешачье болото, д. Пермяково (Кан.).

Наряду с чертовыми топонимами сохранились шайтанские названия, оставшиеся от местного дорусского населения. В их мотивации осознается «перевод» (тюрк. «бес, сатана») на систему мифологических представлений русских, но шайтанские названия не вызывают таких переживаний, как чертовы. Встречаются в северных районах Красноярского края: Шайтанский, о-в; Шайтан, оз. (Тур.); Шайтанское, с. на оз. Шайтан (Тур.). С образом шамана также связывались представления о нечистом, но мотивация осознается на бытовом, конкретном уровне: Шаман, оз., покос (Бир.) - раньше ясашный знахарь жил. Встречаются в центральных и южных районах, близких к Хакасии.

Место захоронения или гибели человека в сознании жителей становится опасным местом возможного проявления сверхъестественного. Для обозначения кладбища в деревнях часто используется метонимический перенос названия с близлежащих объектов: Челпан, гора, кладбище на ней (Бал.); На горе, кладбище (Бал.). Жители окрестных деревень именуют кладбище по названию той деревни, к которой оно относится: Даурское (Бал.); Еловское (Бал.) - или по национальной (религиозной) принадлежности: Татарское (Бал.).

В названиях мест захоронения используются апеллятивы могила, крест: Могильник, новое кладбище (Ман.); Слёзная Могила, место захоронения партизан, погибших в борьбе с Колчаком (Ман.); Могильная гора, там кладбище (Бал.); Филимонов крест (Б.-У.) - место, где похоронены супруги Филимоновы. Расположение близ кладбища может быть отмечено в названиях географических объектов: Могильный, руч. близ кладбища (Уж.); Могилошный бор, за кладбищем (Тас.). Кладбище ассоциируется с трауром, черным цветом: Чёрная балка, небольшой овраг в 2 км от д. В нем колчаковцы расстреливали партизан (Коз.)

Основные номинативные модели номинации нечистого места: характеризующая (худой); выражающая отношение к мифологическим персонажам и религиозным символам (чёртов, лешачий, шайтанский, шаман, могила, крест).

Таким образом, представления человека о чистом и нечистом месте довольно широко репрезентированы в топонимии Приенисейской Сибири. Представления о нечистом месте выражены преимущественно чертовыми названиями, несущими смысл присутствия сверхъестественного и опасного.

Ядром семантического поля `нечистое место' являются топосемемы: худой, чёртов. На периферии находятся топосемемы: бес, духи, леший; ещё дальше на периферии: могила, могильный крест.

2.4 Действие. Ситуативные названия

Ситуативная номинация в топонимии отличается от элементной (лексической) тем, что мотивом номинации при этом выступает не свойство объекта или отношение, а действие, событие (ситуация). Результатом (номинантом) может быть предложение, пропозитивный знак, в связи с чем к ней (номинации) приложим термин «пропозитивная номинация» [Гак 1977: 257].

Пропозитивная, или ситуативная номинативная модель реализуется в топонимии многих народов, например, Кайеркан, город-спутник Норильска, переводится с долганского как «мертвая долина», потому что в этом месте от бескормицы при переходе к Дудинке погибли оленьи стада.

Примеров пропозитивной номинации в русской топонимии Приенисейской Сибири немного, например: Место, где мблец утопился (Бир.). В большинстве случаев предложение свертывается до словесного знака, которым может стать: а) именование места по субъекту события: Устиньина протока (Бал.) - утопилась Устинья;

б) отпредикатные производные: Росстани - место, где расстаются во время проводов; Дралицы, поле (Богуч.) - поле, которое «драли», т.е. расчищали от кустарника и дерна; Корчи, поле (Бал.) - поле, которое корчевали; Сходцы, место, где сходятся две речушки (Бог.); Переплюевка, р. (Бер.) - очень узкая река, которую можно переплюнуть; Разгуляево, д. (Бог.) - версии: 1) во время гражданской войны белогвардейский командир отдал команду: «Разгуляйся!»; 2) деревня, в которой люди любили разгуляться; Забалуевка, ул. на окраине (Бог.) - забалуй, жители баловали, шалили, нарушали порядок; Гуляй-поле, поле (Бер.) - большое и ровное, есть где разгуляться; Копай, поселение на склоне горы. Чтобы построить дом, нужно откопать ровную площадку (Н.-И.);

в) именование обстоятельств: Громовое, ур., убило молнией (громом) двух женщин;

г) именование места по косвенному объекту: Тулупный, руч. - ехал зимой мужик мимо ручья, стало ему жарко, снял он тулуп и оставил, чтобы на обратном пути забрать, но потом его не нашел;

д) ремотивация: Старицк, д. - по мнению жителей, деревня славилась беднотой, жители старцевали, т.е. хлеб добывали попрошайничеством (в действительности: деревня расположена близ старицы, старого русла); Постойка, д., обр. в 1904-1905 гг. переселенцами из Украины и Белоруссии. Переселенцы в поисках места жительства остановились. Заприметив красивое место, один воскликнул: «Постой-ка!» (Коз.)

Событийные топонимы подразделяются на три разряда: 1) топонимы, отражающие типовую ситуацию, связанную с объектом (Росстани); 2) топонимы, отражающие единичный случай, событие, происшествие (Громовое); 3) топонимы с забытой внутренней формой, подвергшиеся ремотивации (Старицк). Первые два разряда выделяются также в топонимии Русского Севера [Березович 1998: 37-38].

В топонимии Приенисейской Сибири мотивирующими ситуацию глаголами являются: а) эмоциональные действия человека: расставаться, разгуляться, забаловаться, гулять (перен.), переплюнуть (перен.)); б) движение в пространстве: сходиться (о реках), постоять (находиться на постое); в) хозяйственные действия: драть, корчевать, копать; г) субстантивное реляционное именование ситуаций: гром, тулуп, старцы.

Ядром семантического поля `действие' являются топосемемы, отмеченные пунктами а, б, в, периферийными - субстантивное реляционное именование ситуаций. Все номинации реализованы в рамках пропозитивной модели.

2.5 Оценочность в топонимии

В топонимии выражены аксиологические аспекты народной ментальности, связанные с оценочным восприятием номинируемых объектов. Оценочность сопровождается экспрессивной коннотацией.

Экспрессивность, выраженная семантически: Веселый перевал на автодороге Абакан - Кызыл. В данном случае оценка не касается свойств денотата, она сосредоточена на оценке внутреннего состояния номинатора или на положительной рефлексии по поводу событий, связанных с объектом.

Тракт (ирон.), плохая дорога (Бир.). - Эмоционально-экспрессивная коннотация выражена в актуализации переносного значения слова тракт, имеющего значение «хорошая дорога», т.е. «от обратного».

Понуриха, мрачное место на Чулыме (Бал.). Языковое сознание информантов приписывает месту человеческие свойства на основе внутренней формы: понурый значит «мрачный». (Однако более широкий топонимический фон позволяет по-другому интерпретировать это название. На территории России, Болгарии, Югославии есть гидронимы и топонимы: Понора, р. в басс. Днепра; Понура, р. в басс. Москвы и т.д. от понор - поглощающее отверстие на дне карстовых образований - колодцев, воронок, через которые вода уходит под землю до водоупорного слоя. В Новгородской обл. понора - «прорубь во льду» и «место, к которому тянут невод при ловле рыбы». В Центральных обл. понырь - «подземный поток». В чешском ponorna шeka - «подземная река» и т.д. [Мурзаев 1984: 453]).

Экспрессивность, выраженная суффиксально: Ваканчик, покос (Богуч.); Белоболотцо, бол. (Богуч.).

Номинативная модель онимизация признака, сопровождающаяся субстантивацией: Гладенькая, гора со сглаженной вершиной, без растительности; Мохнатенький, о-в на р. Ангара (Богуч.) - в основе номинации лежит использование перцептивного опыта номинаторов, переведённого в визуальную сферу.

Экспрессивность, выраженная стилистически. В среде приезжих рабочих Богучанского района существует субъективно-ироническая номинация, которая носит экспрессивный характер: Бичуганы о Богучанах; Бичград о поселке геофизиков в с. Богучаны; Бермутский треугольник - территория у общежития, где часто теряются вещи; Смольный - общежитие в п. геофизиков, в котором всю ночь горит свет в окнах; Зелёный змей - столовая в п. Богучаны, выкрашенная в зелёный цвет.