Территория и население Устюжно-Железопольского уезда

Не меньшие сложности возникали при отправке заказа водным путем. 19 апреля 1629 г. воевода послал земского целовальника к ядерному делу Оксенку Папышева. с ядерною казною - 4120 ядер, из Устюжны до Углича водным путем. С Углича ядра должны были вести в Москву на подводах. Но, угличский воевода Б.Л. Ушаков, подвод не дал. О. Папышев остался в Угличе на «устюжском стругу» с ядерною казною, а сопровождавшего пушкаря, Бориска Гаврилова, послал с отпискою в Москву «пешево».

В своей челобитной от 4 мая, О. Папышев писал, что на струге у него было ярыжных наемных людей 5 человек. Их наняли до Углича и они, приведя струг в Углич, пошли назад в Устюжну. Если идти от Углича с ядерною казною на струге дальше, то на судно потребуется 7 человек, потому что путь вверх по Волге до Димитрова, а затем по «иным рекам для порогов идти на шестах».

11 мая из Москвы пришла грамота угличскому воеводе «отпустить ядра с Углича до Димитрова водным путем, в том же устюженском струге, а гребцов на тот струг велеть дать углецким ямщикам 7 человек». Одновременно, 13 мая, была отправлена грамота и дмитровскому воеводе о том, чтобы он отправил ядерную казну с «Димитрова на посадских и сошных подводах».

Пока стояли в Угличе, подошел второй струг с ядерной казной казною в 6851 ядро, весом по кружалам 905,5 пуда 4 гривенки. Его отправили с Устюжны 13 мая с Федором Кривошеиным и Иваном Паниным. Через месяц, 13 июня оба струга благополучно «пришли в Димитров все сполна и ждут подвод».

Несмотря на предписание, димитровский воевода Ф.В. Чаплин подвод не дал. Он жаловался на то, что «подвод собрать не с кого». Монастыри предоставили тарханные грамоты, а посадские люди Димитрова - государеву жалованную грамоту, по которой они освобождены от повинности возить в Москву «государеву казну и обиход». О. Папышеву пришлось вновь пушкаря Бориску Гаврилову отправлять «пешево» с челобитной в Москву.

Только через 2,5 месяца, 8 июля 1629 г. земские целовальники «Оксенка Папышев с товарищи» сдали ядерную казну в Пушкарский приказ.

Перевозка водным путем для казны обходилась дешевле. 21 июня 1631 г. П.Т. Пушкин выплатил деньги посадскому человеку Офонке Харитонову за «провоз» 2 решеток железных, гвоздья, цепей и колец водным путем до Рогачева. Всего ему заплатили 19 руб. 24 алтына 2 деньги, по 6 денег с пуда веса.

В 1632/33 г. целовальник Иван Омосов возил зимой от Устюжны до Москвы 2 партии ядер - 4255 пудов 5 гривенок и 690 пудов ядер. Ему заплатили по 8 денег с пуда - 170 руб. 6 алтын 5 денег и 27 руб. 20 алтын. Возил Иван Омосов ядра и водным путем до Рогаческой пристани - 2270 пудов ядер он свез по 7 денег за пуд, на 291 руб. 8 алтын 3 деньги. Макарко Савельев свез водным путем до Рогачевской пристани 400 пудов ядер по такой же цене -7 денег с пуда.

Таким образом на протяжении XVI - первой половины XVII вв. Устюжна Железопольская была одним из важнейших общегосударственных центров оружейного дела в Русском государстве. В связи с этим, возникает закономерный вопрос. Почему, Устюжна, при столь сложном экономическом и социальном положении в котором она находилась в первой половине XVII в. была, тем не менее, одним из немногих мест, где правительство размещало свои заказы на пушки, самопалы и ядра? Почему был очень ограничен круг городов, где правительство заказывало огнестрельное оружие? Ведь практически в любом русском средневековом городе были кузнецы, часто в большем количестве чем в Устюжне. Например, крупным центром кузнечного промысла на протяжении XVI-XVII вв. был Великий Новгород. В конце XVI в. 124 человека занимались в городе кузнечным ремеслом. В Великом Устюге в конце 1620-х годов кузниц было почти в полтора раза больше чем в Устюжне - 47 против 34, а в Москве в конце 1630-х годов насчитывалось 152 кузницы. Эти примеры можно было бы продолжить.

Ответ, видимо, надо искать в разном уровне развития кузнечного дела, отдельных железоделательных районов и центров. В своем большинстве городские кузнецы, не говоря уже о деревенских, обеспечивали текущие потребности населения, либо производили на рынок товарную продукцию хозяйственного и бытового назначения - топоры, гвозди, ножи, иглы и т.д. Т. е. технология такого производства, его организация, уровень ремесленного мастерства кузнецов мало чем отличался от уровня развития кузнечного дела в XIV-XV вв. Изменились только масштабы производства. В XVI в., в связи с экономическим подъемом, ростом и развитием товарно-денежных отношений, они значительно выросли. На этом общем фоне, в ряде мест, происходили качественные изменения - совершенствование технологии изготовления технически сложных изделий, специализация в производстве отдельных видов товарной продукции, разделение труда между городом и деревней в добыче и переработка железа и т.д. Одним из немногих районов, где происходили изменения такого порядка, была Устюжна Железопольская.

Общий уровень мастерства устюженских кузнецов и их авторитет как оружейников нашли признание и государства. Оно рекрутировало некоторых из них, посылая в другие города для создания там аналогичного производства.

Так, в конце января 1624 г. в Устюжну пришло распоряжение о том, чтобы «послать на житье в Сибирь, в Томской городок трех человек кузнецов добрых з женами и детми, которым бы пушечное дело за обычей». Воеводе предстояло созвав земского старосту, целовальников и добрых людей «выбрать или поискать охотников трех человек кузнецов, взять с них поручные подтверждающие их обязательства ехать в Томский городок незамедлительно и с «дороги ни в какой город не съехати». Воевода должен был обеспечить кузнецов подмогой из государственной казны, подводами «подо всякие пушечные и кузнечные снасти», но чтоб «лишние подмоги и подвод не дать».

Известны двое из трех кузнецов отправленных в Томский городок. Оба принадлежали к потомственным кузнечным династиям, были «молотчими людьми». В описании 1626 г. упоминаются Ивашко Безмин, после которого на посаде остался пустой двор, и Вихорко Богомолов, после его отъезда осталась пустая кузница.

Принудительная посылка ремесленников в другие города и вызов их в Москву были распространенным явлением в повседневной практике московских приказов. Каменщики, плотники, кирпичники и др. по распоряжению правительства часто высылались из одного города в другой. Но, из всех ремесленников, в большей степени, такого рода принудительному переселению подвергались кузнецы. По подсчетам К.Н. Сербиной, с 1653 по 1681 гг. тихвинские кузнецы вызывались в другие города ежегодно.

Наиболее ответственным и сложным в техническом отношении при производстве огнестрельного оружия было изготовление ствола. Технология их производства, на примере устюженских пищалей была восстановлена научным сотрудником Государственного Артиллерийского Исторического музея В.И. Заборским. Процесс изготовления ствола пушки был следующий. Из крицы изготавливали определенного размера пластину. Предварительно нагрев, пластину наворачивали на оправку и получали трубку длинной около 200 - 230 мм. Продольный шов трубки сваривали внакладку и специальным образом обрабатывали концы трубки. Затем, в зависимости от длины ствола пушки, сваривали вместе поочередно несколько таких трубок. Учитывая, что длина ствола пушки составляла 110 - 180 см, требовалось последовательно сварить 5 - 9 таких трубок Последними операциями было заваривание днища и устройство запального приспособления. Готовый ствол прикрепляли к деревянному лафету железными хомутами.

Таким образом, для того чтобы изготовить из крицы только 1 трубку необходимо было выполнить последовательно не менее 4, а всего ствола пушки - более 20 технологически сложных последовательных операций, которые были связаны с нагревом заготовок и их кузнечной сваркой.

Технология изготовления стволов для стрелецких самопалов была иной. Стволы самопалов ковались из прямоугольных пластин толщиной 7 - 8 мм и шириной 60 - 70 мм. На специальном круглом железном прутке эта полоса железа сворачивалась по длине в трубку (ствол) продольный шов которой хорошо проваривался и проковывался. После окончательной отделки концы ствола приобретали некоторое утолщение, что предохраняло его от разрыва, а иногда, и дополнительно рассверливались специальным сверлом.

В целом, технология производства самопальных стволов было менее сложной, чем пушек. Во-первых, ствол ковался из цельной полосы железа с одним продольным сварным швом. Во-вторых, такого рода работа могла быть выполнена в обычной кузнице с одним горном при минимальном числе занятых в производстве людей - кузнецом и молотником. Но, изготовить самопал было непросто, с этой работой мог не справиться даже кузнец ковавший пушки. Сложность работы состояла в том, что требовались навыки изготовления трубки меньшего диаметра, толщины и веса, но достаточной прочности. Технология производства самопалов, состоящая фактически из 3 самостоятельных операций - изготовление ствола, замка и станка (ложа), требовала от кузнеца и дополнительных навыков и умений. Например, технически сложным, требующим определенного слесарного опыта, было изготовление запального замка к самопалам.

Все эти обстоятельства делали доступным производство огнестрельного оружия достаточно ограниченному кругу высококвалифицированных кузнецов и, фактически, определили специализацию кузнечного производства на рубеже XV-XVI вв. Устюжны Железопольской, а позже и Тулы.

3.3 Податная политика

Социально-экономический облик русского средневекового города во многом определяла структура населения, в которой важное место принадлежало посадским людям.

Посадские люди как сословие обладали рядом признаков. Главным видом хозяйственных занятий для них была ремесленно-торговая деятельность. Они жили на государственной земле, и в силу этого, несли в пользу государства различного рода подати и повинности.

Численный вес посадских людей в большинстве городов был невелик, а в ряде городов эта категория населения отсутствовала. П.П. Смирнов приводит следующие данные о составе населения 226 городов России в первой половине XVII в.: из 107413 дворов 60,1% принадлежали служилым людям, 8,2% - вотчинникам и лишь 31,7% - тяглецам. Из этого количества дворы собственно посадских черных людей имелись только в 73 городах и составляли лишь 29% от общей суммы городских дворов.

Значительно ограничивало рост численности и снижало социальный статус и положение посадских людей одно очень важное обстоятельство. Ремесло и торговля не были их монополией. Им широко занимались в городах как беломестцы, так и служилые люди. Поэтому, на протяжении XVI - первой половины XVII вв., одной из наиболее важных тенденций в развитии города как социального организма, становится борьба посада и государства за посадских людей как налогоплательщиков.

Она велась по двум важнейшим направлениям. Во-первых, за ограничение роста белых слобод и феодальных владений в городах, которые поглощали часть тяглого посадского населения, превращая их в беломестцев и закладчиков. В этом, посадам активную помощь оказывало государство. Во-вторых, за установление справедливое, посильное для посадских людей, налогообложение. Здесь интересы посадской общины и государства были противоположны.

В Устюжне Железопольской, где была высока не только доля посадского населения, как правило, она составляла более 70 - 80%, но и его социальная мобильность, эта борьба шла особенно активно.

Уже во второй четверти XVI в. посадский мир получил право включать в посадское тягло все новые дворы поставленные на государственной земле, как в городе, так и в уезде. В 1539 г. устюженцы получили от имени государя Ивана IV жалованную грамоту, по которой, все дворы, «которые на Устюжне на посаде на черных местех и в волостех деревни и починки вперед станут на черных землях после писцов, ново» подлежали обложению - «на те прибылные дворы посадские и в волостяж на деревни и на починки розводити всякие розметы слегка, как пригоже, смотря по людем, в пособ к городу и волостям».

Более того, это не было стеснено сословной принадлежностью дворовладельца - «а кто учнет жити на нашей на черной земле сын боярский или приказной человек, или митрополичь и владычен и монастырской, или чей хто ни буди: и те люди… тягло с черных дворов и в волостях с черных деревень и с починков наши оброки и всякие розметы тянут повытно, что на них целовальники положат».

Правда, это право имело и обратную силу. Посадский мир был связан в тягле круговой порукой и нес коллективную солидарную ответственность за все запустевшие дворы перед государством по уплате податей. - «а которые на Устюжне на посаде дворы и в волостях деревни и починки запустеют, и пустые дворы, и деревни, и починки, оплачивати всем городом и волостми». Впрочем, такой порядок не был местной особенностью Устюжны, а имел общее правило.

Право распределения налогов принадлежало посадской общине - «всем посадцким людем самим промеж собя по животам же и по промыслам», что по мнению С.Б. Веселовского было, видимо, исключением из общего правила. В других городах это допускалось чаще тогда, когда речь шла не о новом окладе всех мирян, а о пересмотре и изменении оклада некоторых лиц. Конкретное распределение податей, их сбор внутри посадского мира, возлагалось на выборных лиц из числа посадских людей - земских целовальников. Как правило, земские целовальники избирались на 1 год из наиболее состоятельных и уважаемых посадских людей. Должность эта не пользовалась большим спросом, особенно в трудные времена, так как на них возлагалась материальная ответственность за выполнение посадом своих тяглых обязательств.

В распределении оклада действовало общее правило - «верстались все посадские люди в тех во всяких податех и в откупех сошного писма и во всяких в тех денежных оброкех ежегод самим промеж собя по их животом и по промыслом». Кроме этого, у земских властей было право, учитывая конкретные обстоятельства, определять как форму участия в тягле, так и конкретный размер ее доли для отдельных посадских людей. Особенно это касалось низших, малоимущих категорий. Так, для молодших посадских людей у которых «не будет собины, а живут своим двором», земские власти должны были «разводити всякие розметы, смотря по их дворам, и кто чего стоит». Это же правило действовало и в отношении бобыльских дворов нищих и вдов. Они не включались в сошный оклад, но могли привлекаться земскими властями посильно к тяглу, либо полностью освобождаться от него.

Окладной единицей при исчислении доли налога был посадский двор, точнее, имущественное положение дворовладельца. При всей социальной неоднородности посада, система налогообложения внутри посадской общины имела элементы социальной справедливости.

Становление системы государственного налогообложения произошло к середине XVI в. Основными формами государственного тягла были денежные подати и различного рода повинности. Во взимании прямых податей с городов правительство придерживалось двух систем посошной и оброчной.

Посошная система была тяжелее оброчной. Дело в том, что в ходе сошного письма определялась только тяглая способность посада, т.е. устанавливалось с какого количества сох посадская община будет платить подати. Это зависело от численности посадского населения (количества дворов) и его материального положения. При этом, размер посадского сошного письма оставался неизменным до следующего описания, а вот конкретный размер посошных денег, взимаемых с каждой сохи мог меняться, как правило в сторону увеличения, в зависимости от потребностей государства. Оброчные же платежи были постоянными. Они касались прежде всего хозяйственных объектов посадских людей - лавок, пашни, сенокосов и др., и зависели от их количества или площади. Размер оброчных платежей мог измениться, но только после нового описания посада. В XVI в., особенно в первой половине, оброк имел и натуральную форму.

С середины XVI в. в податной политике Московского государства четко прослеживается устойчивая тенденция роста налогового бремени на тяглое население страны, в том числе и на посадских людей. Первые существенные изменения произошли в конце 40-х годов XVI в. - значительно были увеличены размеры посошного оклада. Зимой 1547 г. «царь и великий князь велел дань имати с сохи по 12 рублев, и от того крестьяном тегота была великая».

В течении второй половины XVI в. происходит усложнение номенклатуры государственных налогов, как за счет перевода на денежную оплату натуральных повинностей, так и за счет введения новых податей. Правительство все шире начинает применять в своей податной политике, сначала в экстренных случаях, а затем как систему, практику надбавок к основным податям, получившим название «примет» или «приметные деньги».

Первое, полное представление о структуре и размерах прямых податей посадских людей Устюжны Железопольской подробно представлены в сотной 1567 г. С этого года, устюженцы несли тягло как в пользу государства, так и в пользу старицы Александры, которой была передана в кормление часть государственных доходов с посада и уезда. См. Табл. и.

Основную тяжесть государственного налогового бремени составляли пищальные деньги. В приказ Большого прихода посадские люди выплачивали 105 руб. 56 коп., что составляло немногим более 10 руб. на соху. Эта сумма распределялась посадскими людьми «промеж собя по животам и по промыслаи» следующим образом: лутчие люди с 50 дворов платили по 30 коп. с двора, середние люди с 250 дворов - по 20 коп. с двора, молотчие казаки и молотники с 213 дворов - по 12 коп. с двора, а «которые люди добре худы» с 200 дворов - по 7,5 коп.

Таблица 47. Структура государственных налогов посадского населения Устюжны Железопольской в середине XVI - середине XVII вв.

На оброке за всеми посадскими людьми находились хозяйственные угодья посада - пашни, животинные выпуски, сенокосы, лес, рыболовные угодья и перевоз. Доля участия в оброчных платежах каждого посадского человека была либо пропорциональна его тяглой способности (с выпусков, лесных угодий, рыбных ловель, перевоза), либо определялась размерами его земельных владений (с пашен и сенокосов). Общий объем этих оброчных денег вместе с пошлинами, составлял 44 руб. 07 коп. Оброк платили в приказ Углецкого дворца. Исключение составляли сенокосы, за них оброк платили в Конюшенный приказ. При исчислении оброка с пашни учитывалось качество земли. С худой земли платили по 2 коп. с чети, а с «добре» худой - по 1,5 коп.

В эти платежи были втянуты и оброчные дворы, которые не считались посадскими, и не включались в сошное письмо. В основном, они принадлежали посадским людям. Поэтому, за исключением ямских, приметных, полоняничных и пищальных денег, все остальные подати и оброки они должны были «тянуть со всеми посадцкими людьми в ряд в их розметы и в сошное писмо по их животом и по промыслом для того, что те посадцкие люди, которые в тех оброчных дворех живут, теми всякими угоди владеют со всеми посадцкими людьми в ряд».

Единственным оброком, который не распространялся на всех тяглых посадских людей были платежи «с лавок». Они касались только владельцев лавок. Лучшие люди платили по 10 коп. на год с лавки (40 лавок), середние - по 7,5 коп. (40 лавок), молотчие - по 6 коп. (44 лавки). Оброк посадские люди платили в приказ Углецкого дворца.

В целом, тяглая способность посада была очень высокая. Всего 53 посадских двора или 7,4%, которые принадлежали нищим и вдовам, не были включены в сошное письмо. Но и с этих дворов, в счет сошного оклада посада, брали по 6 коп. с двора «в их розметы в подмогу за пищалные и за ямские и за приметные и за полоняничные деньги, и за наместнич откуп и за иные за всякие подати» или «чем кого посадские люди обложат по их промыслишком и животишком».

По итогам описания 1567 г. сошное письмо Устюжны Железопольской составило 10 и 1/6 сохи: Кроме общего итога, в сотной были определены размеры посадской сохи - «лутчих и отрадных людей по 35 дворов в соху, а середних людей по 60 дворов в соху, а молотчих людей по 85 дворов в соху, а которые люди добре худы, казаков и молотников по 100 дворов в соху». С каждой сохи посадские люди, как и прежде, «по государеву указу» должны были платить по 15 руб. на год. Все посошные доходы, государство передало в кормление старице Александре. За ней же остались «впред ежегод с сошного писма по розводу… ямские и приметные и полоняничные денги и иные доходы», которые со всех посадских людей шли «преж сего шли на обиход княж Юрьевы Васильевича княгини». Они составляли большую часть сошного оклада. Кроме этого, к старице Александре перешла часть оброчных платежей, за новые оброчные посадские сенокосы и лес. Все платежи посадского мира в пользу старицы Александры составили 173 руб. 07 коп., что, в среднем составляло около 24 коп. на 1 двор или 21 коп. на 1 человека.

Таблица 48. Платежи посадского населения Устюжны Железопольской в пользу старицы Александры в 1567 г.

Таким образом, общий объем государственных и кормленых денежных податей и оброков посадских людей составлял 334 руб. 94 коп. в год. В среднем, в 1567 г., на 1 посадский двор приходилось по 46 коп. прямых налогов, а на 1 человека - 41 коп. Уровень тяглой способности различных категорий дворов по отношению друг к другу, составлял примерно следующее соотношение: 4 (добрые) к 2,7 (середние) к 1,6 (молотчие) к 1 (худые). Следовательно, с 50 лутчих дворов посадские люди платили такую же сумму, как и с 200 худых дворов. Правда, это соотношение каждый год менялось, т.к. «верстались все посадские люди в тех во всяких податех и в откупех сошного писма и во всяких в тех денежных оброкех ежегод самим промеж собя по их животом и по промыслом». В целом, в 60-е годы XVI в., экономический потенциал посадской общины Устюжны Железопольской позволял выдержать налоговое бремя без существенного ущерба для внутреннего развития. Значительная часть посадского населения - 42,1%, составляли дворы добрых и середних людей. Это была торгово-ремесленная верхушка посада, которая оплачивала большую часть государственных податей.

Через 30 лет ситуация изменилась кардинальным образом. В первую очередь это касалось объемов податей поступающих в казну. К концу XVI в. в Устюжне Железопольской значительно сократилось не только количество податного посадского населения, изменился уровень его тяглой способности. В 1597 г. писцы насчитали в городе всего 134 полнотяглых посадских двора - 7 середних и 127 молотчих. В число «убогих, бобыльских и вдов» были записаны 76 посадских дворов. Они в сошное письмо писцами «не положены для их убожества, скитаются по миру».

Общий объем сошного письма посада был определен в 1 и 7/8 сохи. За 30 лет, он уменьшился более чем в 5 раз. Многократное сокращение тяглого населения не оказало существенного влияния на уровень налогового бремени для посадского человека. Общий объем прямых податей в пересчете на 1 соху за это время вырос незначительно. Он составил по подсчетам С.Б. Веселовского около 30 руб.

Более того, по отдельным налогам, в силу обнищания посадского населения, произошло даже его сокращение. Так, в 1597 г. нормы платежей с одного посадского двора за пищальные деньги не изменились - 20 коп. с середнего двора и 12 коп. с молотчего двора. Но, сократился общий объем пищальных денег в расчете на 1 соху - в 1567 г. их приходилось более 10 руб., а в 1597 г. - менее 9 руб. Гораздо меньше приходилось на 1 соху и наместничьих доходов - немногим более 9 рублей.

В целом, посадский мир Устюжны Железопольской на протяжении всего XVI в., даже в последней его четверти, не испытывал чрезмерного, непосильного налогового бремени, что, не взирая на все неблагоприятные обстоятельства, позволило городу сохранить свой хозяйственный потенциал и своеобразие социально-экономического облика. Значительное запустение посада было вызвано иными причинами, в первую очередь всеобщим хозяйственным кризисом в стране и моровым поветрием в Устюжне.

Совершенно иной уровень взаимоотношений посада и государства в области налогообложения наблюдается в первой половине XVII в. В большей степени, он был сведен к жесткому, зачастую непосильному по своим масштабам, феодальному диктату со стороны государства. В этих условиях у посадского мира оставалось не так много возможностей для борьбы за свои права. Наиболее реальным, отвечающим, в том числе и интересам государства, был путь борьбы за тяглецов. Но, не смотря на все усилия в борьбе с белыми слободами, для конкретного посадского человека закладничество или уход с посада оставались, иногда, единственным выходом. Это заставляло посадскую общину, не смотря ни на что, вести борьбу за самосохранение, т.е. снижение размеров податей и повинностей. Ее трудно назвать активной, скорее посадские люди постоянно напоминали государству о непосильном бремени и обращали внимание правительства на последствия этой политики - запустение посада и желание посадских людей избавиться от тягла любой ценой.

В первой половине XVII в. основными постоянными податями посада были: прямая государева подать, стрелецкие деньги, ямские деньги, полоняночные деньги. Кроме этого, взымались и чрезвычайные сборы - пятая деньга, десятая деньга. На посадских людей возлагалось выполнение и различных тяглых служб - подводной повинности, постойной повинности, постройка и ремонт городских укреплений (городовое дело), ямская повинность и т.д. Чрезвычайные сборы и повинности, часто превышали по своим размерам прямые налоги.

Тяжелое финансовое положение страны в начале XVI в., прежде всего армии, заставляло правительство искать новые источники доходов. Особенно тяжело на положении посадских людей сказывались дополнительные чрезвычайные налоги, так называемые пятины. Они составляли 1/5 движимого имущества и взымались со всевозможных доходов - торгов, промыслов и т.д. Со временем, из чрезвычайного, этот налог превратился в регулярный и составлял 120-150 рублей с сохи.

В 1616 г. Земский Собор принял решение об очередном, третьем по счету, сборе пятой деньги. Налог должны были собирать выборные представители местного населения, хотя в 1614 г. для сбора пятой деньги на места посылались представители центра. С.Б. Веселовский связывает эту перемену с переходом к окладному обложению, т.е. к установлению заранее необходимой суммы сбора. Это было удобно как для казны, можно было определить размеры поступлений, так и для населения, которое получало выгоду «собирать деньги самим и не иметь дела с особыми сборщиками, что всегда обходилось ему дорого».

Летом 1617 г. с посада Устюжны Железопольской земские целовальники собрали больше 426 руб. пятинных денег. Это, видимо, было меньше, чем полагалось по розводу. Воевода, в свое оправдание писал, что больше деньги взять не с кого, «многие посадцкие люди от скудости померли, а иные розбрелися».

Посадские люди стремились использовать любую возможность чтобы избавиться от тягла, тем более если это был законный, на их взгляд, способ. Одним из таких способов был переход в категорию служилых по прибору - стрельцы. В Смутное время, обзаведясь крепостью, в Устюжне появился и достаточно большой военный гарнизон. Он состоял как из дворян, так и из стрельцов. Первоначально, большую часть стрельцов набирали из числа устюженцев посадских людей. Хотя, переход посадского человека в стрельцы не освобождал его от тягла, он оставался жить в своем прежнем дворе, многие отказывались его платить. В октябре 1613 г., после того, как в Устюжне набрали новых стрельцов - 100 человек. земские целовальники в очередной раз жаловались в Москву на то, что посадские люди перейдя в стрельцы «не хотят никаких податей и мирских расходов давать». А воевода, князь А. Сицкий, их защищает «податей и мирских расходов давать не велит» и поэтому, «многие посадские люди бьют челом в стрельцы».

Посадский мир быстро добился своего. Реальная угроза подорвать тяглую способность посада вынудила правительство принять меры. Воеводе впредь запрещалось брать «устюжан, посадских людей в стрельцы», а которые служат, те должны были «всякие подати тянуть с посадскими людьми вместе по-прежнему». Со временем, вместо них, воеводе предписывалось набрать стрельцов из вольных людей. Весной 1615 г., в Устюжне вновь набирали 50 стрельцов, но уже только из «охочих людей… а ис тяглых людей в стрельцы не прибирали».

В первой половине XVII в. тяжелой ношей на посадское население ложились различные повинности, в первую очередь ямская (подводная) и городовая.

В Северо-Восточной Руси ямские деньги взимались с городского и сельского населения уже в первой трети XVI в. Кроме этого, население отбывало и натуральную ямскую повинность.

Когда появился ям в Устюжне неизвестно. Видимо, в конце первой половины XVI в. В 1560-е годы в городе, на реке на Вороже, уже был большой ямской двор - «а на дворе хором, 2 избы да 2 сенника, - а около двора тын дубов, а ворота тщаные, а живут в нем дворники ямские». Вдоль реки Ворожи и ямского двора тянулась довольно большая, в 20 дворов, Ямская улица.

В конце XVI в., в описании 1597 г., ямской двор не встречается, посадское население платило только ямские деньги. Ямская улица сохранилась, но на ней стояли только 5 дворов, и те принадлежали нищим, вдовам и бобылям.

Потребности в подводах на Устюжне, особенно в первой половине XVII в., всегда были большие. Город стоял на перекрестке общегосударственных дорог с центра в Поморье и на северо-запад России В одной из царских грамот, отправленной к устюженскому воеводе в октябре 1613 г., эта проблема, видимо по подсказке посадских властей, была обозначена достаточно определенно: «гонцы де от нас к воеводам и к нам к Москве гоняют со всякими наши делы и з зелейною казною ездят через Устюжну и которые де подводы емлют на Устюжне на посаде и в уезде и те подводы… назад на Устюжну не воротятца ни одна».

О степени тяжести этой повинности для посадских людей, говорят некоторые данные о числе проезжающих через Устюжну Железопольскую «государевых людей». Н.П. Воскобойникова в «Описании древнейших документов архивов Московских приказов» за XVI - начало XVII в. приводит данные о более 250 списках с подорожных грамот за 1606-1628 гг., выданных в Ямском приказе. Из чуть более 250 подорожных грамот, третья часть или 85, даны от Устюжны или в Устюжну. Это не считая тех, что даны через Устюжну, в Тихвин, к шведскому рубежу и т.д. А.М. Гневушев опубликовал 48 подорожных, относящихся к 1606-1608 гг. Абсолютное большинство из них - 41, имеет отношение к Устюжне. Количество подвод или саней, требуемых для проезда государевых людей, различно - от 1 до 32. Большая часть подорожных грамот, около 75%, была на 1 или 2 подводы, но встречаются подорожные на 4 (3 случая), 6 (1 случай), 8 (2 случая), 11 (2 случая), 12 (1 случай), 17 (1 случай) и 32 (1 случай) подводы. Наибольшее количество подвод требовалось на транспортировку из Устюжны государственных заказов в Москву или перевозку «колодников» т.е. заключенных. Так, в феврале 1607 г. кузнецу Михаилу Олферьеву и устюжскому розсылщику Трешке Ярославкину от Устюжны до Москвы потребовалось 11 подвод под ядра, а в марте 1608 г. Самойло Микулин на Устюжне «взял под ядра и под собя 32 подводы». Летом 1608 г. Елизарию Онаньину требовалось 17 подвод с проводниками: 2 для себя, а 15 - «под колодников под 30 человек, 2 человеком подводу с телегами да проводника». При этом надо иметь ввиду, что в большинстве случаев подорожные были «в обе стороны», а кроме подвод, посаду приходилось в ряде случаев, в обязательном порядке, выделять проводников.

Посадские люди, в своих челобитных, постоянно жаловались, что посад с уездом всего 520 чети, а через Устюжну «гоняют… гонцы и посланники и с зелейною и с свинцовою казною с Москвы и с Вологды и с Кашина и с иных многих городов» на Тихвин и за рубеж много и силой правят подводы, а их на Устюжне нет.

Жалобы возымели свое действие. В 1613 г. посадские люди получили подтверждение о том, что за ними сохраняются как тяглые ряд волостей соседних уездов - «Белозерского уезду волости Петушская, Сухацкая, Тырпицкая, Андожская, Холицкая, Суцкая, Пушбалецкая, Ваксадовская да Бежецково Верху Городецково уезду волости Семутино да Васильево, Никитино, Любегощ, Федорково, Кестьма и Колынево, Кузмодемьянское». Эти волости были приписаны к Устюжне для «подвод, кормов и городового дела» по боярским грамотам в октябре 1612 г. Через год, потребовалось подтвердить это решение, особенно в ямской повинности, так как «ныне к Устюжне подводами и кормами» эти волости не тянут. Воеводе поручалось строго следить за исполнением волостными крестьянами своих повинностей, а в случае необходимости посылать по «ослушников» стрельцов и казаков, привозить их в Устюжну, «бить батогами и сажать в тюрьму, чтоб иных волостей крестьяне не ослушались».

Видимо, в этой деятельности местные власти переусердствовали. В октябре 1613 г. устюженскому воеводе П.И. Загрязкому было строго наказано не привлекать и «не ведать» крестьян дворцовых сел Хрипелево, Микифорово и Тухани к посадскому тяглу без разрешения государя.

О размерах тяглого бремени, связанного с выполнением посадом ямской (подводной) повинности говорят следующий факты. На Устюжне, видимо, в 1614 или 1615 г. был организован ям «для посольских скорых гонцов и посланников», где стояли ямщики из Ярославля (15 подвод), Кинешмы, Романова и Сухорского яма (15 подвод). Но, вскоре, они разбежались и посадским людям пришлось нанимать подводы под гонцов и казну за свой счет. Осенью и зимой 1616/17 г. найм 1 подводы у крестьян до Тихвина стоил 40 алтын (1 руб. 20 коп.), а до Острошка - 1 руб. 50 коп. Так, за сентябрь - декабрь 1616 г. они наняли до Тихвина 80 подвод, а за январь 1617 г. 44 подводы, уже по 1 руб. 50 коп. за подводу. Таким образом, за несколько месяцев 1616 и 1617 гг. убытков у посада было более чем на 250 руб. Это более чем в 5 раз превышало размер всех прямых податей с посада. В этот период с посада собирали еще казачьи хлебные запасы для Тихвина и кормили посольских лошадей. Поэтому, посадские люди «стоят на правеже и от того правежу достальные посадские люди бредут розно».

Постоянный налоговый пресс и значительный рост податей и, особенно, повинностей, создавал напряжение не только во взаимоотношениях посадского мира с государством или посадского мира с беломестцами и тарханщиками. Он повышал социальное напряжение и внутри посадской общины. Главным источником противоречий стала борьба за социально справедливое распределение налогов.

Весной 1615 г. внутри посадской общины произошел серьезный конфликт между зажиточной посадской торговой верхушкой и молотчими людьми, в который вынужден был вмешаться воевода. В 1614/15 г. в Устюжну Железопольскую приехал Михайло Пушкин собирать зборные деньги. Это был чрезвычайный 20% налог, который не брался с молотчих людей. Социальный статус определялся по поверстному окладу. Земские старосты и целовальники жаловались на то, что «мелкие» посадские люди в поверстном окладе в книгах проведены дешево», после окладу у них объявились торги и промыслы. В одностороннем порядке, без решения посадской общины, земские власти произвели перераспределение поверстных окладов молодшим людям, что вызвало настоящий бунт. Как писали земские целовальники, «те мелкие люди завели на Устюжне казачий быт, всех черных людей привели к вере знаменовались образом и учинили заговор на том, что им земских целовальников не слушать и в те торговые расходы по сыскному верстанью не платить и на правеж друг друга не дати». Они пошли на земских целовальников и на всех лучших людей «скопом и заговором и шумом великим» и хотели побить насмерть. При этом молотчие люди не отказывались платить свои налоги, они выступали против несправедливого перераспределения тягла.

После того как М. Пушкин, собрав зборные деньги, уехал в Москву, земские целовальники Ивашко Ховроньин и Ивашко Дарьин и земской дьячек Фочка с товарищи «умысля воровством с прожиточными людьми» попытались часть своих расходов переложить на молотчих людей, поставив их на правеж. Пришлось вмешаться воеводе. Он обязан был пресекать любые беспорядки - .виновных молотчих людей имать, бить батогами и сажать в тюрьму до указу».

Рост налогового бремени, социальные противоречия, развитие феодального землевладения и т.д. привели к обострению криминогенной ситуации как в самой Устюжне Железопольской, так и в уезде. В январе 1616 г. в городе вновь были сформированы местные судебные органы - губная изба. Как писали посадские люди, «без губного старосты и без целовальников быть не мочно, потому что на Устюжне разбой и татьба и многое воровство чинятся великое, а… в том воровстве сыску никоторого нет».

Расположение Устюжны Железопольской на перекрестке стратегически важных общегосударственных дорог, для посадских людей обернулось еще одной обременительной службой. Значительные расходы посада, как денежные, так и натуральные, были связаны с обеспечением потребностей посольств, следующих через город. Каждый из таких проездов, а они были, видимо, регулярными, был ощутимым ударом по материальному положению посадских людей.

7 февраля 1617 г. от посла князя И.Д. Мезецкого в Устюжну пришло распоряжение из кабацких и таможенных доходов «купить и привезти в Новгород про английского посла запасов: 100 пудов меду, 10 яловиц, 150 куров, 3 пуда масла коровья, 1000 яиц». Земской целовальник Нечайко Иванов от имени посадских людей жаловался в Москву, что доходы кабацкие и таможенные - 630 руб., почти все истрачены по грамотам на корм английскому послу и на жалование пушкарям и стрельцам. Оставшиеся 160 руб., предназначены для изготовления 200 пищалей. Недостающие средства, воеводе нередко, приходилось выбивать силой - от этих «посольских запасов многие посадские люди с Устюжны розбрелися розно, а достальные… в посольских запасах стоят на правеже».

Особенно пострадал город, когда через него шли князь И.Д. Мезецкий «с товарищи», английское посольство князя Ивана Ульянова с королевскими дворянами и отряд московских стрельцов во главе с Б. Полтевым. Они мобилизовали с посада на 200 верст до Тихвина мостовщиков, запасы и суда со всей снастью, кормщиков и гребцов «учинив убытки многие».

В условиях непрерывного роста налогового бремени, земские власти шли на любые шаги, которые позволяли увеличить доходы посада. В июле 1618 г., земские целовальники И. Ховриньин, И. Жуков и О. Грибушин доправили на 30 крестьянах М.Я. Сулешева проживающих в Устюжне 200 руб. и «вымучили поручную запись, что им жить на посаде и всякое тягло тянуть» с посадскими людьми заодно. Чуть позже, в июле, они же взяв у воеводы стрельцов доправили на крестьянах Д. Лодыгина Понизовской волости 11 подвод и, как писал Д. Лодыгин, «крестьян перебили и переграбили… взяли грабежем… на 25 руб. с полтиною».

Одной из наиболее важных и больших статей доходов Устюжны Железопольской были таможенные и кабацкие деньги. Как правило, большая их часть расходовалась в самой Устюжне, на государственные нужды. Так, за 1613/14 г. «у кабацких и у таможенных целовальников у Иванка Обрютина с товарищи взято по государевым грамотам на всякие росходы кабацких и таможенных откупных денег 474 руб. и 20 алтын», а за 1614/15 г. - 666 руб. и 20 алтын. Почти все доходы воевода полностью пустил «в росход на пищали и дворянам и детям боярским и стрельцам и покупать старице царице Дарье запасы».

Стрельцы находились на государственном жаловании. Денежный оклад платили, как правило, с таможенных и кабацких доходов Устюжны, а хлеб собирали с посада, уезда и дворцовых сел «со всяких людей с сох по платежным книгам и по сошному розводу». В Устюжне средств катастрофически не хватало. Жалование стрельцам и пушкарям выплачивали нерегулярно, с задержкой, редко за целый год вперед. Особенно тяжелое положение сложилось с доходами в 1613 г. Основной источник доходов - кабак и тамга были отданы на откуп, крестьян отписали к Дворцу и «ни в городовые подати и поделки» не тянут и кормов не дают, а устюженскому воеводе их ни в чем не ведать». Небольшие доходы с уезда, всего с 1 сохи, не обеспечивали расходов. В такой ситуации, посадские и уездные тяглые люди в стрелецких кормах отказали и сказали, что «им одним стрельцов не прокормить». Не получив жалования, стрельцы «розбрелися розно и по воротам и на карауле нет никого, кроме посадских людей».

Налоговое бремя по содержанию служилых людей по прибору, в некоторой степени облегчалось тем, что в ряде случаев, в него втягивались дополнительные территории. В апреле 1612 г., воевода Д. Погожев посылал «дворян и детей боярских добрых в Белозерский уезд собрати с белозерских сел, которые подошли близко к Устюжне, деньги на жалование дворянам и детем боярским и служивым людем, которые ныне на земской службе на Устюжне к устюжским деньгам в прибавку и людцкой и конский корм».

Из таможенных и кабацких доходов выплачивали жалование не только стрельцам и подьячим съезжей избы но и служилым дворянам, в том числе и воеводам.

Значительные расходы посада были связаны с уплатой корма царице-старице Дарье. В течении 10 лет, с 1614 по 1624 гг. посад платил ей натуральный и денежный оброк. Только за 1623 г. старице была выплачена из таможенных и кабацких доходов значительная сумма - 167 руб. 44 коп.

На посадское население государство возлагало и все расходы по укреплению обороноспособности города. Так, в 1619 г. воевода Ф. Бутурлин взял из таможенных и кабацких доходов 25 руб. для оплаты работы кузнецам за железные ядра и за каракули для устюженского наряда. Правительство посчитало эти расходы земскими, а не государственными. Новому воеводе Я.С. Дубровскому пришлось их «на всех посадцких людях доправить, потому что те каракули и ядра делали они для себя берегучи своих голов и те каракули и ядра и ныне у них на Устюжне».

Посадскому миру постоянно приходилось содержать из своих доходов и ряд ружных городских храмов и местных монастырей - выплачивать им деньги и хлебные припасы.

В конце 1619 г. сложилась критическая ситуация со сбором таможенных пошлин. По мнению посадского мира, недостаток сбора таможенных денег был потому, что «на Устюжне и в Устюжском уезде торговых людей грамотчиков и тарханщиков много, всякими товары торгуют беспошлинно… таможенных пошлин збирати не сково и недобор таможенной пошлине ставитца великой». В этих условиях воеводе Ф. Бутурлину пришлось пойти на чрезвычайные меры и ввести новый порядок - брать таможенные пошлины «со всяких людей… чей хто ни буди, без выбору, а кто платить не будет… имать протаможье по уставной грамоте». Т. е., фактически временно отменить в Устюжне и уезде все таможенные льготы.

Окончание Смуты, требовало от правительства иных методов взаимоотношений центральной власти с тяглым населением. Вопрос обсуждался на самом высоком уровне - Земском Соборе 1619 г. Для выяснения действительного состояния дел, с мест в Москву, приглашались выборные люди. От Устюжны было «велено выбрать из духовного чину человека или двух, а из детей боярских и из посадских людей по 2 человека, добрых и разумных, которые умели бы расказать обиды и насильства и разорение». Собор принял ряд решений в области внутренней политики. Главным образом они относились к налогообложению и затрагивали интересы казны. Единовременные сборы запросных и пятинных денег, взымавшиеся наряду с другими налогами не могли стать постоянным источником средств для казны. Они только разоряли население. Для определения реальной базы налогообложения, т.е. численности посадского населения и его способности нести тягло, было решено провести новую перепись. В города разоренные в Смуту, посылали дозорщиков, в остальные писцов. Особое внимание при этом, обращалось на посильное для посадских людей налогообложение.

В 1619 г. посад Устюжны Железопольской дозирали Филат Маслов и подьячий Матвей Лужин. Результат этого дозора не может не вызывать удивления. В городе оказалось только 16 тяглых посадских дворов в которых жили 31 человек. Кроме них в числе посадских были записаны 27 бобыльских дворов, 45 человек, но они в сошное письмо положены не были. Со времени прежнего дозора, который был в 1614 г., запустели 30 дворов и 8 мест дворовых - «а посадские люди ис тех дворов сошли безвесно, а иные померли». Посад был положен в сошное письмо в полчети сохи, т.е. в 100 четвертей. Всех денежных доходов, которые шли с посадских людей Устюжны Железопольской, было 44 руб. 63 коп. Таким образом, по итогам дозора 1619 г. приходилось 2 руб. 79 коп. на один тяглый посадский двор и 1 руб. 44 коп. на 1 человека прямых податей на год. Это, по сравнению с концом XVI в., не менее 4 - 5 кратный рост на 1 двор. В пересчете на 1 соху рост так же значителен, более чем в 2,5 раза, с 30 руб. до 73 руб. 61 коп.

Значительная убыль посадского населения, явились прямым следствием непомерного тяглого бремени обрушившегося на посад. Главная задача дозоров 1619 г. установить справедливое налогобложение, по крайней мере относительно Устюжны, не была выполнена. Новый посошный оклад никак нельзя отнести к числу тех, которые способствовали бы увеличению численности посадского населения.

Посадский мир всегда вел активную борьбу за свое монопольное право на промыслы и торговлю и за привлечение к тяглу дополнительного населения. Наиболее активно и результативно шла эта борьба с привилегиям монастырей, особенно местных. Одним из них был Модинский монастырь. Сохранившийся комплекс монастырской документации за первую половину XVII в. позволяет достаточно подробно увидеть этапы этой борьбы.

До 1620-х годов монастырь был независим от местной власти, а тем более посада, и фактически обладал полным иммунитетом на свои владения. В основе его статуса лежали жалованные грамоты московских государей. В октябре 1607 года монастырь получил очередную жалованную тарханную грамоту от В.И. Шуйского. В основе ее содержания были грамоты Ивана VI от 1578 г. и его сына Федора Ивановича от 1585 г. Жалованная грамота перечисляла льготы, которыми пользовались монастырь и его зависимое население и предоставляла монастырю практически полный податной, таможенный и судебный иммунитет. Кроме того, жалованная грамота освобождала монастырь от экономического и административного подчинения новгородскому владыке.

В 1620 и 1623 гг. Модинский монастырь получил от имени Михаила Федоровича новые жалованные грамоты. Оговаривая приемственность и подтверждая грамоты выданные Иваном IV, правительство ограничивало и конкретно очерчивали пределы феодального иммунитета монастыря. Сохраняя практически в неизменном виде административные и судебные права монастыря как вотчинника, правительство в значительной степени ограничило его административно-финансовую независимости от государства и посадских властей.

Теперь на него распространялись наиболее тяжелые и обременительные налоги и повинности - ямские деньги, стрелецкие хлебные запасы, городовое и острожное дело, которые они тянули наравне в податным населением города и уезда «по писцовым книгам и по дозорным з живущаго с сошными людьми вместе».

Значительно сократились таможенные привилегии монастыря. Он освобождался от торговых и таможенных пошлин для покупки «на монастырский обиход» только на 50 рублей в год. В неурожайные годы монастырь имел еще право беспошлинно закупить 100 четвертей ржи, 50 четвертей овса и 200 пудов соли.

Правда, задолго до этого, монастырь уже участвовал в посадском тягле. Но, это было вызвано чрезвычайными обстоятельствами. В годы Смуты Модинский монастырь и Шалоцкая пустынь и их деревни были разрушены - «тех монастырей старцы и бобылишка от литовский людей высечены и деревни пожгли, стали пусты». После разорения, монастыри перебрались под защиту крепостных стен Устюжны Железопольской. Их земельные владения настолько запустели, что не были даже положены «в сошное письмо… для их убожества». С 1609 по 1613 гг. они платили «всякие подати и острог ставили и пушки ковали с устюженцы с посадцкими людьми вместе». В 1613 г. владения Модинского монастыря, Шалоцкой пустыни и соборного Рождественского храма были подвергнуты дозору. Оказалось, что сошного письма по дозору 24 чети, что в 2,5 раза меньше, чем в конце XVI в. (по письму Дм. Бельского 1597 г. 65 четей). Не смотря на столь значительное сокращение налогооблагаемой пашни, игумен Модинского монастыря просил оставить их в посадском тягле, чтобы всякие подати «платить с посадом вместе, а в уезд к сохам не приписывать… и доходов никаких с уездными сохами не имать.

Подобная ситуация была с льготами другого монастыря - Тихвинского Введенского девичья монастыря. В 1626 г. он получил жалованную грамоту на новые владения в Устюженском крае - село Микифорово с деревнями. Объем и характер его привилегий был примерно такой же, как у Модинского монастыря. Тихвинский монастырь и его крестьяне освобождались от всех податей и кормов кроме «ямских денег, стрелецких хлебных запасов и городового и острожного дела, которые должны были делать по писцовым и по дозорным книгам с четвертные пашни… с сошными людьми вместе». Частично, на 70 руб. в год, освобождались они и от таможенных пошлин.