Территория и население Устюжно-Железопольского уезда

В конце первой четверти XVII в., темпы покупки посадских сенокосов духовными корпорациями, особенно священниками и крестьянами Рождественского собора, увеличились. В конце 20-х годов XVII в. церковные власти собора попытались вывести из государственного налогообложения все приобретенные у посадских людей земли. В своем челобитьи они, ссылаясь на жалованную грамоту 131 (1622/23) г. освобождающую «их церковные пашни слободки и деревни» от «государевы… податей и денежных всяких поборов и казачьих хлебных запасов и кормов с сошными людьми», просили обелить уже 260 копен сенокосов, записанных за ними в сотной 1626 г.

Монастыри и городские храмы посадскую землю, как правило, покупали. Но, были и иные пути - вклады, которые у посадского мира вызывали протест, так как выводили землю из налогообложения. Так, пожня Давыдовская в Шалоцкий монастырь попала как вклад посадских людей Васки да Левки Сумароковых. Черные попы Тимофей и Феодосей, а также старцы Шалоцкого монастыря Андреян и Иех и старицы Ефросинья и Килика (в миру посадские люди и жены посадских людей), уйдя в монастырь, передали ему свои земельные владения. Позже, «те де пожни посадцкие» монастырь продал крестьянам Д.В. Лодыгина.

Особенно обострилась обстановка после 1626 г., когда большую часть своего поместья Д.В. Лодыгин получил в вотчину. Вотчинные и поместные владения Д.В. Лодыгина окружали посадские земли со всех сторон. Восстановление и экстенсивное развитие поместного и вотчинного хозяйства неизбежно вело к столкновению интересов крестьян Д.В. Лодыгина и посада. Постоянно расширяя свои хозяйственные угодья, они вторгались в посадские земли, покупая, приобретая их в заклад или захватывая силой. Между посадом и крестьянами Д.В. Лодыгина развернулась постоянная напряженная борьба. Посадские люди «насильством» вырубали лес, опустошали различные угодья. По словам Д.В. Лодыгина от действий посадских людей ему была «теснота и обида великая». В 1627 г., когда Д.В. Лодыгин пытался заселить свою пустошь Берняково, посадские люди решительно этому воспротивились. «Посадские, государь, люди, - жаловался Д.В. Лодыгин, - крестьянишкам мо-

им уграживают, огородов им вспахати не велят и похваляютца, государь, боем и изгороды у них секут, а сказывают, государь, бута их посадцкая земля… И от их насильства крестьянишка мои тех огородов пахать не смеют».

Важным событием, в ходе которого с новой силой развернулась борьба за землю между посадом и окружающими его феодальными владениями стало описание 1627-1630 гг. Оно давало возможность каждой из сторон не только официально заявить права на те или иные участки, но и размежевать спорные земли.

Первые результаты работы писцов вызвали недовольство как посадских людей, так и местных дворян. Особую активность проявил Д.В. Лодыгин. Причина была очевидна. Именно между посадом и Д.В. Лодыгиным было наибольшее число взаимных претензий и спорных участков. Немаловажную роль сыграло и другое обстоятельство. Изменился статус его владений. В 1626 г. большую часть своего поместья Д.В. Лодыгин получил в вотчину.

В начале осенью 1627 г., он обратился с челобитьем в Поместный приказ. Д.В. Лодыгин жаловался на неправомерные, с его точки зрения, действия писцов под руководством С.А. Давыдова. Д.В. Лодыгин представил им документы - сотную с описания Д. Бельского, отказную грамоту и отказные книги и другие акты на свои владения, подтверждающие собственные права на спорные земли, прежде всего сенокосы, расположенные «меж посацких покосов». Несмотря на это, писец, как писал Д.В. Лодыгин, «тех сенных покосов… к тем моим вотчинным деревням не отвел, а отдает те сенные покосы моих деревнишек посацким людем по купчим».

Жаловался Д. Лодыгин и на то, что «писец… по старинным граням не поехал» и не принимает в расчет ряд документов и обстоятельств. Так, во время описания Устюжны Железопольской в 1626 г. И. Кутузовым, часть его владений, примыкающая непосредственно к посаду - пустошь Берняково, писец «отмежевал, а признак не положил. И с тех Ивановых книг мне (Д.В. Лодыгину) выпись дана, и посацкие, государь, люди тое отписи не верят». Более того, сами «посацкие люди сотной не положили перед писца, а владеют теми землями… насильством». Всего, по мнению Д.В. Лодыгина, посадским людям незаконно отписали 440 копен сенокосов, принадлежащих ему.

Предъявлял претензии Д.В. Лодыгин и к другим своим соседям - крестьянам Симонова монастыря. Здесь, с помощью старинного традиционного метода - жребия, судьбу спорных земельных участков писец решил в пользу монастырских крестьян, которым выпало «итить с образом». В конце своей челобитной Д.В. Лодыгин просил снова отмежевать владения, «которые сошлись смежно Устюжны Железопольской с посацкою с подгородною землею и с вотчинниковыми и поместными землями».

После доклада в Поместном приказе решение всех поземельных споров вновь возлагалось на С.А. Давыдова. 25 октября 1627 г. из приказа к писцам была отправлена грамота. В ней предписывалось по всем спорным участкам, с учетом сотных грамот, писцовых книг и др. поземельных актов, провести сыск. «А в чем меж ними учинится спор, велеть дать суд, а з суда з жеребья вера иконоя хоженья с образом, безволокитно».

В ходе описания 1628 - 30 гг. посадские земли были размежеваны с вотчинными и поместными владениями Я. Дубровского, Д.В. Лодыгина и Я. Перского. Результатами нового межеванья посадский мир остался недоволен. Видимо, после нового наказа писцам, все посадские земли, которые были проданы или заложены волостным крестьянам, отписывались их новым владельцам. Хотя, по мнению посадских людей, «теми де пожнями завладели они (крестьяне)… насильством, а посадцкие люди не перетерпя от них обид, те пожни им продавали и закладывали, уличая их, чтоб они посадцкой земли своею землею не называли». Рядом же пашен, пожен, поверстным лес и рыбными ловлями крестьяне владели насильством, их посадские люди не продавали и не закладывали.

Самовольные захваты посадских земель крестьянами Понизовской волости продолжались и позже, при новом вотчиннике Т.Д. Лодыгине, сыне Д.В. Лодыгина. Посадские люди неоднократно жаловались, подавали «многие челобитные» в Устюжскую четь, но безрезультатно. Дьяк Устюжской чети Пантелей Чириков, «норовя ему Тимофею Лодыгину», о них государю не докладывал. По мнению посадских людей вопрос не решался еще и потому, что этот «дьяк Пантелей Чириков, ему Тимофею Лодыгину тесть был». Более того, как писали горожане, он «учал нам сиротам твоим… за то наше челобитье налоги большие чинити, и мы, сироты твои, тое Понизовные волости… с тех твоих государевых земель и с пашен и с пожен и с поверстных лесов платя твои государевы оброчные деньги по вся годы, в конец погибли».

Ряд посадских пашен и сенокосов, которые по купчим и закладным грамотам перешли к крестьянам, не был записан в писцовые и приходные книги и не попали в оклад. За них с «Дмитрея Лодыгина и с Олексея Годунова и после Дмитрея с Тимофея Лодыгина со 1628 по 1648 годы» брали дополнительный оброк в 3 рубля 11 алтын в год. Если исходить из традиционной нормы оброка в 1 деньгу с копны, то за вторую четверть XVII в. посадские люди продали крестьянам Д. Лодыгина и А. Годунова более 650 копен сенокосов.

В РГАДА, фонде «Приказные дела старых лет» сохранилось «Дело по челобитью Устюжны Железопольскии земского старосты Прокофья Савинова с товарищи на стольника Матвея Пушкина крестьян в сильном завладении тяглой оброчной земли, пашнями, лесами и сенными покосами». Оно подробно отражает все обстоятельства борьбы посада за сохранение своих земель на протяжении более 100 лет, с середины XVI в. до 70-х годов XVII в.

За полвека, с 1615 по 1670 гг. к крестьянам владельческой Понизовской волости перешло не менее 690 копен сена. Судя по изменению размера оброка за сено, динамика роста сенокосов купленных у посадских людей была следующая: с 1615 г. до 1628 г. - 580 копен; с 1628 по 1648 гг. - 108 копен; с 1648 по 1670 гг. - 2 копны.

Логическим итогом полувековой борьба за землю между посадом и крестьянами Д.В. Лодыгина, Т.Д. Лодыгина и М.С. Пушкина стало открытое столкновение. Вот как оно описано в челобитной посадских людей. «В прошлом, государь, во 176 (1667/68) году, мы же сироты твои посацкие людишки, у которых есть крепостные купленые и закладные сенные покосы вниз по реке по Мологе бдили на те свои пожни для сенокосу. И Матвея Пушкина приказной иво человек Калина Федоров, собрався тое Понизовские волости со крестьяны скопом с пищальми и с топорки и рогатины больши 200 человек и многих нас сирот твоих посацких людей перебили. А посацкого человека Осипку Козмина топорком сбили и обушками били до великого увечья насмерть, а братю ево Осипкову Ивашку и Еуфимку, то ж били и в воду волокли, и с тех наших купленых и с оброчных пожен нас сирот твоих всех збили». В который раз, свое право на владение этими землями посадские люди доказывали, ссылаясь на данные описаний И. Плещеева 1567 г., Д. Бельского 1597 г. и И. Кутузова 1626 г. и просили размежевать Понизовную волость «государеву посацкую тяглую и оброчную землю… с помесною и вотчиною землею» стольника Матвея Степановича Пушкина.

Такого рода столкновения не могли остаться без внимания власти. По челобитью посадских людей, для решения конфликта, из устюженских дворян был назначен межевщик - Н.А. Маслов. 20 сентября 1669 г. к нему из Устюжской чети был послан наказ о межевании. Узнав об этом, М.С. Пушкин в своей челобитной просил государя, чтобы была проведена очная ставка в Москве, где он сможет «ложное челобитье посадских людей уличить». Свою просьбу М. Пушкин аргументировал тем, что все грамоты на спорные земли у него в Москве, а посадские люди просили в межевщики Н.А. Маслова специально, т.к. «Микифор Маслов мне недруг».

1 ноября 1669 г. в Москве, видимо, в Устюжской чети, состоялась очная ставка. Со стороны посадского мира свидетелем выступал посадский человек Якимко Чудяков, а со стороны стольника М.С. Пушкина его крестьянин, Петрушка Васильев. Посадские люди выдвинули против М.С. Пушкина ряд обвинений. Главное обвинение состояло в том, что приказные люди и крестьяне стольника Матвея Степановича Пушкина его вотчины в Понизовской волости владеют государевою землею «их пашнями и пожнями и поверстными лесами и рыбными ловлями на реке на Мологе по обе стороны Матвеевы крестьяне насильством… а по той де реке по обе стороны пожни и поверстные леса верст по 5 и по 6 и по 10 и по 20 и больше посадские».

Мотив, который побуждал посадских людей вести борьбу за возвращение себе бывших земель Понизовной черной волости, вполне понятен. За эти земли посаду приходилось платить подати - «мы сироты твои с тех пашен и пожен и с поверстных лесов платим твои государевы оброчные деньги по вся годы».

Для того чтобы сохранить за собой посадские земли как тяглые и доказать свои права на них посадским людям приходилось их продавать и закладывать крестьянам «в полцены и менши, уличая их для того, чтоб они тое… посадские земли своею поместною и вотчиною землею не называли».

В качестве доказательств Якимка Чудинов привел выписки из писцовых книг И. Плещеева 1567 г., Д. Бельского 1597 г., дозорной книги Ф. Маслова 1619 г. и писцовой книги И. Кутузова 1626 г. Кроме этого, были привлечены свидетельские показания «всяких чинов разных» Устюжны Железопольской и игуменов и монахов Модинского монастыря и Шалоцкой пустыни о том, что посадские люди государевы тяглые посадские земли «свои крепостные купленные пожни, не стерпя обиды, тем крестьянам Понизовные волости продавали и закладывали неволею в полцены, а меньши». В числе свидетелей выступали дворяне, дети боярские, приказные люди и крестьяне Угличского уезда и Бежецкого Верха, живущие «около Устюжны во все четыре стороны по версте, по две, по три и по пяти и по десяти и по пятнатцати верст».

Выслушав обвинения посадских людей, Петрушка Васильев сказал, что крестьяне М.С. Пушкина владеют «пашнями и пожнями и поверстным лесом и сенными покосы против писцовых книг Северьяна Давыдова, а с которого году, то не упомнит». Ссылки посадских людей на то, что эти земли записаны за ними в писцовых книгах И. Плещеева (1567 г.) и Д. Бельского (1597 г.) неправомерны. Они записаны не к посаду, а к «Понизовой волости села Чирца з деревнями вобче, потому что та волость в то время была с посадом заодно». Пашни, пожни и поверстный лес в тех книгах записан только для «той Понизовной волости, а не для того города посадских людей». Этим писцовым книгам, по мнению П. Васильева, верить нельзя, «потому как преж сего была та Понизовая волость, село Чирец з деревнями, за великим государем, приписано к Устюжне, к посаду».

Позже, Понизовская волость была «отписана от посаду» и отдана в поместье П. Третьякову, а затем в вотчину Д.В. Лодыгину. В 1627-1630 гг. ее «отписали и отмежевали от Устюжны… в Углицкий уезд, в Хрипелевскую волость». С этого времени, когда было проведено межевание, крестьяне М.С. Пушкина данной землей владеют и «спору, и челобитья у них с посадскими людьми о той земле не бывало».

Своих свидетелей представили и ответчики со стороны М.С. Пушкина. Ими стали дети священника Федора - казначей Троице-Сергиева монастыря старец Киприян и его брат священник Антип с сыном Михаилом, которым было «ведомо, как они посадские люди тое отводную на Устюжне у священника Федора и у крестьян вымучили с великим правежем».

Весомым аргументом со стороны М.С. Пушкина было обращение к новым нормам законодательства. Согласно Соборному Уложению 1649 г., статья 18, глава XVII, за вотчинниками закреплялось право на все примерные земли распаханные ими из своих же угодий, лесов и лугов, на которых поставлены деревни и починки. Уложение устанавливало правомерность такой практики и на будущее время.

П. Васильев почти дословно процитировал последнюю часть этой статьи - «в государевом указе и Соборном Уложенье в 17 главе во 18 стате напечатано: будет у кого в вотчинах обявитца примерные земли по письму новых писцов которые земли припашут впред из своих угодий и поверстных лесов и из лугов или на своих угодях деревни и починки поставят вновь в своих межах и гранях, и у них де тех земель и деревень из вотчинников по тому ж не отнимать, и велено де им владеть теми землями и деревнями и починки в вотчине ж».

В XIX главе Соборного Уложения значительно сокращались как пределы посадского землевладения, так и категории возможных хозяйственных угодий города. Они ограничивались площадью в 2 версты вокруг города и относились только к выгонным землям - пастбищам для скота. Эти нормы в своих интересах и комментировали представитель М.С. Пушкина - «быти в городах к посадом толко выгонной земле, а пашен и сенных покосов и поверстных лесов нигде в городех посадцким людем не указано». Земли же, которые отсуживали посадские люди, располагались вдали от посада, «верстах в 10 и 20 и больши и не смежно к городу с выгонною землею и за помещицкими землями во многих верстах от города». К тому же, они находились в «Понизовой волости в Углецком уезде, а не в Устюжском».

Столь противоречивые показания сторон не позволяли разрешить спор. Требовалось провести следствие. 13 декабря 1669 г. к думным дьякам Поместного приказа поступила память от государя сделать выписи с писцовых книг. Необходимо было документально установить отмежовывалась ли Понизовская волость к Угличскому уезду, за кем написана, как платила государевы доходы самостоятельно или с «посадскими людьми в одном тягле», какое количество дворов и хозяйственных угодий в селе Чирец с деревнями.

Сыск продолжался достаточно долго. Только в марте 1671 г. из Москвы в Устюжну Железопольскую для размежевания спорной земли была направлена комиссия во главе с Федосеем Тимофеевичем Беклемишевым. Он получил подробный наказ-инструкцию, который регламентировал процедуру решения всех аспектов поземельного спора между посадом и М.С. Пушкиным.

Межеванье проводилось в несколько этапов, при непосредственном участии «околных людей и старожилцов». В нем принимали участие представители заинтересованных сторон - посадские люди, приказщики, староста и крестьяне М.С. Пушкина.

Во-первых, по писцовым книгам необходимо было восстановить границы участков, которые не вызывали споров. В тех местах, где межи сохранились «поновить, а немежованные места размежевати по старожилцовым сказкам». На новых межевых участках «учинить всякие признаки пристойно, грани насечь и ямы покопати широкие и глубокие и насыпать каменем и костми и угольем и от признаки до признаки учинить меру и описать именно, чтоб вперед в той земле спор и челобитя не было».

Особенно тщательно оговаривался вопрос о посадских землях, которыми к этому времени владели крестьяне. Пашни и сенные покосы, записанные в писцовых и дозорных книгах за посадскими людьми, но принадлежащие по купчим и закладным грамотам крестьянам М.Т. Пушкина, предстояло смерить, описать «особою статею» и взять у крестьян «на те пашни и пожни… списки за руками»

Спорные земли, юридически не оформленные за посадом материалами писцового делопроизводства, размежовывались «вправду по указу великого государя и по Соборному Уложению». Если повальный обыск не давал возможности развести спорные земли, применялся последний метод - «божий суд»; «посадцким людям с Матвеевыми крестьяне Пушкина велено учинить в том веру, образное хоженье, а кому из них та спорная земля с образом отводится и в том велено дать им жеребей»

Новую межу необходимо было записать в межевую книгу, внести в нее всех, «хто на межеванье околные люди и старожильцы будут». Кроме того Т.М. Беклемишеву предстояло «учинить чертеж», указав на нем старые и новые межи, грани и межевые знаки, «все подлинно сколько от которого до которого места верст или саженей, чтоб все в том чертеже было значно». Все письменные результаты межеванья, «за своею, околных людей и старожилцов руками», комиссия предоставляла в Москву.

Межеванье продолжалось до октября 1671 г. Шло оно непросто. Взаимные споры и обвинения продолжались. Дело дошло до того, что посадские люди пашни и сенные покосы «мерять и описывать» с Ф.Т. Беклемишевым не пошли, а «подали ему сказку за руками». Особенно тяжело решался вопрос о ряде деревень, которые были поставлены крестьянами на посадском поверстном лесу, прежде всего - Нижняя Кротынь, Шуклино и Громошиха.

Стороны вновь ссылались на документы, которые противоречили друг другу, между которым были многие десятки лет. Посадские люди в своих доказательствах опирались на сотные посада с описаний XVI - первой трети XVII вв., в которых лес по левому берегу реки Мологи от деревни Соловцово до деревни Лентьево был записан за посадом. М.С. Пушкин и его люди, в свою очередь, ссылались на описание 1628-30 гг. С.А. Давыдова. В нем все спорные деревни были записаны за Д.В. Лодыгиным. Ф.Т. Беклемишев вместе со «сторонними людьми» выезжал на место, «досматривал» построенные деревни Берняково, Нижняя и Верхняя Кротынь, Шуклино и Громошиха, «что ныне стольника М. Пушкина», но, видимо, самостоятельно вопрос решить не смог.

Чем закончилось данный этап борьбы посада с активно наступающим на его земли феодальным землевладением, до конца неизвестно. Завершают дело 56 списков с купчих и закладных грамот, а окончательного решения нет. Скорее всего, посад потерял если не все, то большую часть проданных и заложенных земель, особенно в пределах владений М.Т. Пушкина.

Таким образом, главной особенностью посадского землевладения Устюжны Железопольской на протяжении XVI - первой половины XVII вв. была его значительная пространственная протяженность.

Хозяйственные угодья посада, а вместе с ним и структура посадского землевладения складывались постепенно, в ходе освоения и внутренней колонизации бассейна реки Мологи. Оно завершилось в середине XVI в. и стало закономерным результатом экономического подъема как Устюжны Железопольской, так и Устюженского края в целом.

Начиная с 60-х годов XVI в. наблюдается постепенный, со временем все усиливающийся, процесс сокращения зоны хозяйственного влияния посада, значительное сокращение земельных угодий посадских людей.

В условиях экономического кризиса 70-80 годов XVI в. происходит существенное снижение хозяйственной активности, интенсивности товарного производства и товарно-денежных отношений в крае и, как следствие, значительное запустение посада Устюжны Железопольской. Это вызвало закономерную реакцию - повысилась роль и значение натурального хозяйства в жизни посадских людей. С одной стороны, сократились общие размеры земельных владений посада, а с другой, наблюдается реальный, более чем в 3 раза, рост хозяйственных угодий, приходящихся на 1 двор.

Большое значение в развитии посадского землевладения сыграли изменения в структуре феодального землевладения в крае. Эти факторы действовали на протяжении всего исследуемого периода, но наиболее отчетливо и ярко оказали свое влияние в первой трети XVII в.

Определяющим фактором этого процесса была ликвидация черносошного землевладения в крае. Особую роль сыграло пожалование в поместье, а затем и в вотчину, черной Понизовской волости, которая в хозяйственном и административно-финансовом отношении составляла с посадом единое целое. Практически все посадские земли находились на территории волости, а сама Понизовская волость была приписана «к посаду в уезд». Купля, продажа, залог земли между посадскими людьми, крестьянами и духовенством в пределах волости были обычным делом. Посадские люди владели землями в сельской округе, а волостные крестьяне имели собственность в городе и владели бывшими посадскими землями.

При всем многообразии поземельных отношений, владения посадских людей и волостных крестьян оставались черными тяглыми государевыми землями. Это обстоятельство снимало все вопросы во взаимоотношениях конкретных землевладельцев, особенно в области финансовых обязательств перед государством. Все поземельные сделки осуществлялись на уровне частноправовых отношений и, в целом, не затрагивали интересы ни посадской общины, которая была коллективным владельцем земли и налогоплательщиком, ни государства.

Активная земельная политика правительства и завершение процесса раздачи дворцовых и черных земель в крае, развитие поместного и вотчинного землевладения и хозяйства окончательно разрушили и разорвали единый общий массив хозяйственных угодий посада на ряд небольших участков, за которые посад на протяжении всей первой половины XVII в. вел напряженную борьбу. Эта борьба закончилась не в пользу посада, большая часть земель была потеряна. Во второй половине XVII в. в действие вступали новые юридические нормы Соборного Уложения, которые ограничивали зону посадского землевладения «окологородними» землями и выгонами.

3. Власть и город: социально-экономические отношения

3.1 Уровень экономического развития

Объективной основой социально-экономического расцвета Устюжны Железопольской. стал экономический подъем первой половины XVI в. К этому времени Устюжно-Железопольский район приобрел значение большого и важного промышленного центра, обслуживающего все Русское государство, в котором важнейшая роль принадлежала специалистам по обработке металла. По степени концентрации высококвалифицированных специалистов кузнечного дела, их доле в общей структуре ремесленного городского населения, масштабам и объемам производства Устюжна Железопольская занимала одно из ведущее место в стране, что неоднократно отмечалось в отечественной историографии.

Преобладающую долю городского населения в Устюжне Железопольской составляли посадские люди, большая часть из которых занималась ремесленно-торговой деятельностью. Сотные 1567 и 1597 гг., хотя и не указывают на характер хозяйственной деятельности значительной части горожан, позволяют рассмотреть профессиональную структуру посадского населения и специализацию ремесленного производства Устюжны Железопольской на протяжении второй половины XVI в. См. Табл. 38.

Таблица 38. Профессиональный состав ремесленного населения Устюжны Железопольской во второй половине XVI в.

Таким образом, на протяжении второй половины XVI в. кузнечное дело было ведущей отраслью ремесленного производства, а кузнецы - преобладающей категорией ремесленного населения. По данным П.А. Колесникова, более половины (51,4% в 1567 г. и 52,2% в 1597 г.) ремесленников Устюжны Железопольской было занято в железообрабатывающей промышленности. Именно это обстоятельство определяло социально-экономический облик посада и одновременно являлось его особенностью.

Другие исследователи приводят примерно такие же данные. По разным подсчетам, доля ремесленников занятых в обработке железа, приближается или немного превышает 50% от общего числа ремесленного населения посада.

Так, по расчетам Е.И. Заозерской, в 1567 г. 37,5% всего учтенного посадского населения Устюжны Железопольской было связано с обработкой железа. Как определен этот показатель, не вполне понятно. Исходя из данных, которые приводит Е.И. Заозерская, 37,5% составляет посадское население, для которого в сотной указана профессия или характер хозяйственной деятельности (300 из 800). Если вычислить долю металлистов (143 человека), то она составит 17,7% от общей численности посадского населения и 47,7% от общего числа ремесленников.

В конце XVI в., доля посадского населения занятая обработкой железа выросла. 248 из 382 человек или 64,9% всего учтенного в 1597 г. посадского населения занималось ремеслом. Из них 118 человек - 30,9% от общего числа посадских людей или 47,6% от общего числа ремесленников, занимались обработкой железа.

Во многом, расхождения итоговых показателей доли кузнецов в структуре ремесленного населения посада, определяются различной оценкой численности ремесленников занятых в кузнечном деле, особенно для 60-х годов XVI в. Приведем эти расхождения в виде таблицы.

Таблица 39

Подробная оценка методики подсчета количества ремесленников Устюжны Железопольской, занятых обработкой железа, аргументы «за и против», высказаны в работах Е.И. Заозерской и К.Н. Сербиной. Не вдаваясь в подробный анализ, обратим внимание на два обстоятельства, которые в значительной мере меняют общие итоги подсчетов и, соответственно, оказывают влияние на выводы и оценки исследователей. Во-первых, вызывает сомнение позиция С.В. Бахрушина, который включил в число ремесленников занятых в 1567 г. обработкой железа, 213 дворов «молодчих казаков и молотников». Во-вторых, неправомерно включение в число специалистов занятых в кузнечном деле 23 плотников, что делает М.Н. Тихомиров, говоря о распределении ремесленников Устюжны Железопольской в 1597 г. Но, даже исключив эти два случая, разница в подсчетах различных исследователей остается значительной. Она касается как общего количества, так и численности кузнецов и молотников, особенно для 1567 г. Тем не менее, для оценки общего уровня развития кузнечного дела и, что в данном случае более важно, его влияния на социально-экономическое развитие Устюжны Железопольской, эти разногласия и противоречия не имеют принципиального значения.

Данные о количестве кузниц на протяжении XVI и середины XVII вв. по Устюжне не сохранились Они имеются только в описании 1626 г. Всего в Устюжне в конце первой четверти XVII в. было 34 действующих кузницы. Кроме этого 2 кузницы и 8 кузнечных мест числились пустыми.

В 1954 - 55 гг. группа научных сотрудников Артиллерийского исторического музея провела археологическую разведку в Устюжне. В ходе обследования, на территории 23 городских кварталов были обнаружены следы мест производства - большие угольные пятна, насыщенные кусками шлака, обломки керамических сопел и другие остатки железоделательного производства. Сопоставление этих данных с материалами сотной 1626 г., другими источниками позволяет определить топографию посадского кузнечного производства Устюжны Железопольской в XVI-XVII вв. Наиболее традиционно важными местами расположения кузниц в правобережной части города была Кузмодемьянская кузнечная слобода; два участка по реке Вороже - на левом берегу у устья и на правом берегу выше церкви Благовещения; участок на правом берегу реки Мологи выше от западной стены острога, за Дмитровскими воротами. В Заречной части такие участки располагались как в Успенской, так и в Покровской чети. Особенно выделяются среди остальных остатки производства в бывшем Быковом конце Покровской чети. Здесь были обнаружены отходы железоделательного производства состоящие из холмов угля и шлака, достигающие 3 - 3,5 м в высоту.

Топография кузнечного ремесла конца первой четверти XVII в. Устюжны Железопольской представлена на рис.

Размещение мастерских кузнецов в Устюжне Железопольской было не вполне традиционным. Как правило, кузницы, а вместе с ними и их владельцы находились на окраине посада на одной территории, обычно близко расположенной к реке. «Такое положение как в Устюжнев начале XVII в., когда кузницы находились в трех местах - на посаде, за рекой Мологой и на реке Вороже, было исключением из правил, довольно строго выдерживавшихся».

Кузницы были разбросаны по всей территории города. 3 кузницы находились за Дмитриевскими воротами, на берегу Мологи или Ижины; 13 - в предеах острога, из них 10 располагались по реке Вороже; 10 кузниц стояли в Заречной части: 6 - в Успенской слободке, а 4 - в Быковом конце.

На восточной окраине города стояла кузнечная Кузмодемьянская слободка. В ней, из 12 дворов 7 дворов принадлежали кузнецам, 3 двора молотникам, 1 двор котельнику и 1 двор числился за вдовой. Здесь же, стояли 8 кузниц. Они располагались в непосредственной близости от дворов кузнецов, как правило, «против двора» или «перед вороты», видимо, на берегу реки Мологи. К моменту описания слободка в производственном отношении изрядно запустела. Здесь числилось 1 пустая кузница и 5 пустых кузнечных мест.

Всего в Устюжне Железопольской на 1626 г. было 2 пустые кузницы и 8 кузнечных мест. Причина запустения ряда из них указывается в описании. Так, кузнецы Янка Болотов и Тренка Алексеев в 1616/17 г. сбежали жить в Кострому. В 1621/22 г. в Кострому ушел еще один кузнец - Дружинка Лукьянов. Кузнецы Ермолка Лопатин с детьми и Коноско Харитонов с сыном ушли жить в Весь Егонскую. С 1624 г. после отправки в Томский городок Вихорки Богомолова, стояла пустой и его кузница.

Последний случай запустения кузницы был вызван правительственным распоряжением и решением посадского мира, но не характерен в целом для правительственной политики в отношении кузнецов. Правительство старалось не допускать запустения не только дворов кузнецов как тяглых, но производственной базы, т.е. кузниц. Показательным в этом служит пример кузнеца Дружинка Лукьянова.

Летом 1622 г. таможенный и кабацкий голова Устюжны Железопольской Иван Григорьев обратился в Москву с просьбой решить вопрос о погашении долга в 12 руб. 19 алтын 3 деньги, который был за Дружинкой Лукьяновым. Причина долга была банальна - кузнец задолжал в местный кабак. По распоряжению кабацкого головы ему дали «питья» сначала на 8 руб. 15 алтын с деньгою, а позже «стойные целовальники» отпустили ему в долг «питья» на 4 руб. 4 алтына 2 деньги. Как писал И. Григорьев, «промыслом тот Дружинка и кузнечным мастерством был добр и потому де ему Дружинке в кабацком питье и верили». Но, кузнец «с Устюжны сшел безвестно» и долг не заплатил. После него на посаде остались «дворишко да кузница, да кузнечная всякая снасть и уголье и железо, а живеть в нем его отец». Поскольку, в оклад положен был Дружинко, кабацкий голова просил разрешить продать его имущество и за счет этого вернуть долг. Интересна реакция власти на все эти обстоятельства. В том случае, если Дружинка «на Устюжне в сыске», то долги необходимо было доправить на должностных лицах кабака. И только в том случае, когда кузнец «не в сыске» т.е. официально не принадлежит к посадской общине, кабацкому голове разрешали продать кузницу, кузнечную снасть, уголь и железо «тамошнею прямою ценою» посадским людям.

Т. к. в сотной 1626 г. кузница числится пустой за Дружинкой Лукьяновым, то вывод напрашивается сам собой. Долг взыскали на кабацком голове и целовальниках, а кузницу сохранили за Дружинкой в надежде вернуть на посад не только тяглеца, но и высококвалифицированного кузнеца. Тем более, что было известно и его новое место жительства - Кострома.

Начиная с 1626 г. на посадских людей, владельцев кузниц, был положен оброк. Он составлял 4 и 6 денег с кузницы. По какому принципу определялся оброк неизвестно. По крайней мере имущественное положение владельца кузницы при определении размера оброка не имело значения. Так, Якушка Беляев, «лутчий человек», имущественный ценз которого был определен в 20 руб., платил столько же - 6 денег, что и середний человек Тимофей Бородин («живот» 10 руб.) и большинство кузнецов молотчих людей, чей уровень доходов был в 4 раза ниже и составлял 5 руб.

Как правило, владельцем кузницы был сам кузнец. 3 человека владели двумя кузницами - Матюшка Кушников, Петрушка Терентьев и Павлик Клементьев.

Ряд кузнецов не имели своей кузницы и вынуждены были постоянно работать по найму - например, Матюшка Иевлев, Томилко Некрасов, Омелка Семенов и др.

Нет данных и о размерах кузниц, их оборудовании за XVI - первую половину XVII вв. Но, поскольку на протяжении длительного времени технология кузнечного производства, инструментарий, ассортимент изделий менялся мало, эти параметры можно в целом отнести и к Устюжне. Наблюдения, сделанные Г.М. Белоцерковским и К.Н. Сербиной относительно размеров кузниц в Туле и на Тихвинском посаде, говорят, что в XVII в. размер кузниц был от 4 до 12 кв. сажен. Характерным для устюженских кузниц было наличие 2 горнов, особенно начиная с первой четверти XVII в.

Данные табл. позволяют говорить о высоком уровне и устойчивости кузнечного производства Устюжны Железопольской на протяжении XVI - первой половины XVII вв.

Таблица 40. Специализация посадских кузнецов Устюжны Железопольской в XVI - начале XVIII вв.

Доля кузнецов и молотников, специалистов высшей квалификации, готовых выполнить работу любой сложности, на протяжении этого времени составляет абсолютное большинство - более 90% численности ремесленников занятых в металлообработке. Кузнецов, специализирующихся исключительно на изготовлении продукции хозяйственно-бытового назначения было не более 5,7% (1597 г.). В 1567 г. их доля составляла 3,2%, а в 1626 г. - 4,8%.

В значительной степени, на уровень развития кузнечного дела и, прежде всего на объемы производства, ремесленников Устюжны Железопольской оказывали влияние традиции и уклад жизни средневекового города, которые были связаны с правилами противопожарной безопасности. Фактически кузнечное производство носило сезонный характер. В летний период резко ограничивалось применение огня в призводственных и бытовых нуждах. Особенно тщательно стали смотреть за соблюдением этих норм местная администрация после строительства в городе крепости.

В 1624 г. посадские люди жаловались на то, что с 1619 г. воеводы «на Устюжне, в остроге и в слободах избы и мыльни и кузницы и солодовые овины летом печатают все и в кузнице де ковать и солодов на овинах сушить и крашенин красить и посадцким людям новин белить во все лето заповедывают и и не велят и им де посадцким людям во все летнее время в избном и баненном топлении… а кузнецам в кузнечном промыслах… от воевод и от приставов чинились убытки и продажи великие». До 1619 г. порядок был иным. В остроге «для береженья от огня летнею порою… для хлебного печенья и холодных дней и для рожениц и для скорбных дней» топили избы и мыльни в урочные дни. За пределами острога и в слободах за рекой Мологой запрета на топление изб и бань не было вовсе. Ремесленники, чье производство было связано с огнем, в том числе и кузнецы, работали в летнее время «беспенно и заповеди в том не было», как в самом остроге, так и за его пределами. Посадские люди просили установить прежний порядок, на что и получили царскую грамоту. Им разрешалось топить на посаде в остроге «нынешним летом и впредь» избы и бани 2 раза в неделю «да и то свеликим бережением», а за острогом в слободах и в Кузмодемьянской улице - «без заповеди, как им доведетца». Ремесленникам вновь разрешалось работать «беспенно и без заповеди, чтоб им бес того промысла убытков никаких не было». Правда, не совсем понятно распространялось ли это разрешение на все кузницы и мастерские горожан, или только за пределами острога. Контроль за пожарной безопасностью возлагался на воеводу. Он должен был следить чтобы во всех избах, банях, кузницах и солодовнях был запас воды «для пожарного времени». Тех, кто «оберегаться не учнет» воевода, смотря по вине, должен был чинить наказание, чтоб иным неповадно было.

Значительную часть ремесленников занятых в железообрабатывающей промышленности Устюжны Железопольской составляли молотники-наймиты. По данным Г.М. Белоцерковского, наиболее значимым по масштабам использования наемного труда, около 25%, было кузнечное дело. Для Устюжны этот показатель был значительно выше. Среди посадских кузнецов группа молотников была довольно устойчивой и составляла - от 37,2% до 62,5%. В периоды выполнения массовых правительственных заказов потребность в «наймитах» - молотниках резко возрастала. Поэтому, Устюжна Железопольская была местом, где искали работу малоквалифицированные кузнецы из других мест, в частности из Тихвина. По мнению К.Н. Сербиной, на протяжении всего XVII в. из Тихвина шел постоянный отток рабочей силы в Устюжну Железопольскую.

Иногда наемных молотников не хватало. Так, в период строительства острога в 1632-33 гг. кузнецы в своих челобитных постоянно жаловались на то, что молотников мало, а наемная плата выросла. Спрос на рабочие руки, особенно в периоды крупных государственных заказов, с середины XVII в. при работе на рынок, всегда превышал предложение.

Рассматривая вопрос о перерастании мелкого производства в более крупное и роли и значении в этом процессе наемного труда, Е. И Заозерская пришла к выводу о том, что даже в городе, где было сконцентрированы железоделательные промыслы, и даже в таком крупном центре как Устюжна Железопольская, уровень доходности кузнечного ремесла был незначителен, как и материальное положение самих кузнецов, что и определяло степень распространения наемного труда. Этому не способствовал и семейный характер труда. В сотных XVI в. часто в одном дворе по два и даже три человека, обычно братья, которым дается общая профессия - «кузнецы». Тем не менее во второй половине XVI в. в Устюжне наблюдается рост численности молотников, особенно их доли по отношению к кузнецам. Обратим внимание только на то, что это устюженцы-дворовладельцы, тяглые посадские люди. Все остальные наемные люди - молотники, казаки, из близлежащих деревень, слободские, тем более из других мест и городов, в описание не могли попасть. Но, важнее другое, по другим центрам кузнечного производства XVI в., даже таким крупным как Новгород и Москва, сведения о молотниках отсутствуют.

«Особое в этом отношении положение в Устюжне объясняется тем, что уже во второй половине XVI в., при выполнении заказов на такие изделия, как пищали и ядра к ним, необходима была вспомогательная рабочая сила именно молотобойцев». В первой трети XVII в. их требовалось в 1,5 - 2 раза больше чем кузнецов, молотники работали, обычно, по сменам. Молотники нанимались кузнецами по мере необходимости, в количестве необходимом для выполнения заказа. Труд молотника, как и кузнеца, оплачивал заказчик - казна, а кузнец выполнял функции посредника при найме на конкретную работу. И последнее. Устойчивое существование данной категории наемных рабочих в составе тяглого посадского населения говорит об устойчивом спросе на наемный труд, что было результатом постоянного обьема работы как на государство, так и на рынок.

В XVI в. в железодобывающей и железообрабатывающей промышленности Русского государства наблюдается углубление процесса общественного разделения труда между городом и деревней. Добыча и первичная переработка железной руды происходит в деревне, а обработка железа и изготовление товарной продукции, концентрируется преимущественно в городе. Данное углубление в разделении труда способствовало формированию устойчивых рыночных связей, иногда выходивших далеко за пределы местного рынка, росту товарности железоделательного производства.

Особенно интенсивно шел этот процесс в Устюжно-Железопольском районе. С.В. Бахрушин пишет, что железную руду в Устюженском уезде, «как и в Новгородской области, разрабатывали крестьяне, снабжавшие ею городские кузницы».

Уже во второй половине XVI в. посадская кузнечная промышленность работала на ввозимом в Устюжну сырье и полуфабрикатах. Более того, обстоятельный анализ развития крестьянской железообрабатывающей промышленности Устюжно-Железопольского района позволил К.Н. Сербиной сделать вывод не только о том, что поставщиками криц были уездные крестьяне, но и о том, что «от количества доставляемых ими криц и угля зависели, с одной стороны, цены на них, а с другой - та или иная возможность выполнения заказов, даже правительственных».

Это обстоятельство знали и учитывали при правительственных заказах государственные чиновники. В 1629 г., один из них писал в Москву: «зимой ковать ядра будет дешевле, потому что отовсель повезут крицы железо издалека из Белозерского уезду и из Новгородцково уезду. Деревенские крестьяне и уголье так же везут по дороге. А у деревенских, государь, крестьян крица, железа и уголья купить дешевле на торгу и твоей, государевой, казне будет прибыльнее, как нынче зимою ковать ядра, потому что всему вольный торг».

Крестьянский железодобывающий промысел носил сезонный характер. Как правило, железную руду «копали» в августе начале сентября. Выкопанную руду переносили на высокое сухое место и оставляли месяца на два проветриваться и просыхать. В октябре-ноябре железную руду обжигали на кострах, в результате чего ее количество уменьшалось в 4 раза. Обоженную руду свозили в места плавки, к домницам. С января по апрель руду плавили в горнах с одним или двумя кузнечными мехами. Плавка длилась 4 - 5 часов. В результате получали крицу, ее вес зависел от размеров горна. Эта технология переработки болотной руды мало чем отличалась друг от друга в разных районах страны. Особенностью Устюжно-Железопольского района было распространение большого горна. Производительность одного горна в сезон, по подсчетам К.Н. Сербиной, составляла 288 криц, а ее вес - 20 - 25 фунтов.

Крестьянский доменный промысел был распространенным явлением. Со временем, он стал важной частью доходов как крестьянского, так и поместного и вотчинного хозяйства. Подтверждением развитости железодобывающего промысла среди крестьян Устюженского края в конце первой трети XVII в. служит наличие большого числа, особенно в крупном вотчинном хозяйстве, непашенных бобылей.

Добычей и первичной переработкой железной руды традиционно занимались крестьяне местных монастыри. В жалованной грамоте Модинскому монастырю монастырские власти освобождались от податей с домниц - «Да у них же в их монастырском лесу на их земле домницы железные, и они… з домниц горнового не дают ничего».

Основная масса продаваемых крестьянами на рынке криц, проходила только первичную обработку. Иногда, крестьяне «нанимали» городских кузнецов для отковки криц, видимо для того, чтобы продавать их за пределы Устюжны. Для этого требовалась дополнительная обработка. Крицу подвергали перековке в ходе которой из нее удалялся шлак, превращая ее в «опарошное» или «обжатое» железо. При этом переделе значительно повышалось содержание железа, но сохранялась только треть первоначального веса крицы.

Сохранившиеся таможенные книги Устюжны Железопольской позволяют установить географию сырьевой базы посадской кузнечной промышленности.

Таблица 41. Торговля кричным железом в Устюжне Железопольской в первой половине XVI в.

Самые значительные поставки криц шли из Белозерского уезда - по количеству явленных криц около трети. Из Углицкого уезда зафиксированы 27 явок на 6699 криц, что составляло около 25% от общего числа. Они были предъявлены крестьянами Понизовской волости (деревни Шалоцкая Вершина и Ванско) и Железной Дубровки. Говорить о том, что в Углицком уезде был распространен железорудный промысел, как считает Е.И. Заозерская, нельзя. Реально, это были крестьяне бывшего Устюженского уезда, который в 1620-е годы был отписан в состав Угличского уезда. Так что, все явки крицы, зафиксированные в таможенной книге за «устюжанами», были привезены городскими жителями, а за «угличанами» - крестьянами бывшего Устюженского уезда. Незначительные поставки шли из Новгородского уезда - 4 явки в 540 криц.

Значительная часть ввозимого в Устюжну сырья и полуфабрикатов приходилось на горожан - посадских кузнецов и скупщиков, крестьян монастырской слободки. Анализ материалов таможенной книги 1629/30 г. позволяет установить характер взаимоотношений городских кузнецов с деревенскими домниками, уровень разделения труда и роль посредников-скупщиков в развитии городского кузнечного производства.

Таблица 42. Ввоз криц горожанами Устюжны Железопольской в 1629/30 г.

По подсчетам Е.И. Заозерской, из общего числа 222 явок за год криц на долю «устюжан», т.е. горожан, приходится 95, или почти 43% от общего числа зарегистрированных явок криц. Покупали устюженцы крицы в традиционно близлежащих местах добычи и плавки железной руды. Большая их часть покупалась для дальнейшей перепродажи. Только четверть кузнецов обеспечивала себя сырьем, а остальные три четверти покупали железо на торгу у других поставщиков. Скупка криц и перепродажа их посадским кузнецам, по крайней мере, в первой половине XVII в., находилась в руках местных посадских и деревенских скупщиков. Среди них выделяется большая группа крупных скупщиков, как из числа посадских людей, так и из слободских людей. Среди них - Василий Чернавин, Никита Быков, Осип Андреев, совершившие от 4 до 6 поездок и закупившие от 300 до 440 криц. Наибольшую активность в этот год проявил Обросим Давыдов, сделавший 12 поездок. Он привез 1049 криц, что составляло 20% покупок «устюжан».

Особенностью Устюжно-Железопольского района было почти полное отсутствие иногородних скупщиков. Скупка и продажа железа и железных изделий была в руках посадских людей, отчасти у уездных крестьян.

Довольно распространенным явлением были заказы на изготовление определенной партии товара при их полном или частичном предварительном финансировании. Как правило, за такого рода сделками стояла фигура скупшика. Источники об этом говорят довольно лаконично. Единственный, пожалуй, круг документов, в котором нашли отражение подобного рода отношения, являются судебные иски кредиторов-скупщиков о возврате денег или предварительно оплаченного товара.

Так, в декабре 1614 г. крестьянин дворцового села Хрипелево Михалко Иванов искал на посадских кузнецах Семейке Болотове и Ондрюшке Кузнеце и их поручителях соответственно 14 рублей, которые он ему отдал на ковку 200 полиц цренных и 7 рублей с полтиной недоплаченных денег за поставленное железо. В жалобе отчетливо видна и причина иска М. Иванова - кузнецы нанесло ему «убытки в бесторжище и беспромыслице, что деньги залежались в железе».

В апреле 1616 г. посадский человек Ивашко Давыдов заказал у крестьянина из дер. Лентьево Варламка Иванова 1000 «полиц црельных» железа и дал ему задаток в размере 30 рублей. Однако ни полиц, ни денег И. Давыдов не получил. Интересна фигура этого крестьянина. Он принадлежал Д.В. Лодыгину и, видимо, был крупным скупщиком долгое время работавшим на рынке. В 1624 г. Варламко Иванов жаловался на посадских людей Кирилка Степанова, Родионка Осетрова и Ваську Турулю, что они не доковали ему «20 юфтей гвоздья двоетесново и однотесново… а гвоздья де юфть по 2 рубли». Общий размер ущерба в иске оценен В. Ивановым в 70 рублей.

Скорее всего скупшиками были Мосейко Гаврилов, крестьянин князя Сулешева и Первушка Савельев, крестьянин И. Наумова. М. Гаврилов в 1621 г. Заказал посадским людям Павлику Клементьеву, Олешке Степанову и Ваське Хватову 400 сковород и выплатил 37 руб. 50 коп. П. Савельев в январе 1623 г. дал посадскому человеку Гаврилке Ондрееву сыну Кузнеца за товар 24 руб. с полтиною, «а ковать было ему за те деньги сошники и присошки».