Территория и население Устюжно-Железопольского уезда

Наиболее крупными из выслуженных вотчин были пожалования Д.В. Лодыгину и И.В. Наумову. В них соответственно насчитывалось 51 и 20 дворов зависимого населения в которых проживало 216 и 74 «людей».

Общая структура светской вотчины, состав вотчинников и размеры их владений в конце I трети XVII в. представлена в таблицах 21 и 22.

Таблица 21. Структура светской вотчины Устюженского края в конце I трети XVII в.

Всего в Устюженском крае в конце I трети XVII в. насчитывалось 13 вотчин, из которых 3 были «старые», а 10 - жалованные выслуженные вотчины. Все «старые» вотчины располагались в Новосередецком стане. Значительные вотчинные владения находились в Новом стане и Хрипелевской волости.

По своим размерам вотчины были разные. Сравнительная статистическая характеристика вотчинного хозяйства представлена в таблице 22. На общем фоне, среди всех вотчин, выделяются крупные владения А.М. Годунова и Д.В. Лодыгина. В них было сосредоточено 65,9% дворов, 67,0% людей и 63,5% обрабатываемой пашни, хотя доля общей пашни составляла только 44,8%. Жалованные вотчины давались, как правило, из мобилизованного для этих целей поместного земельного фонда, либо часть поместья переводилось в разряд вотчины. Пожалования такого рода в значительной степени меняли облик оставшегося поместного владения. Со временем оно запустевало, так как большая часть зависимого населения переводилась самим хозяином в вотчинный жеребей.

Таблица 22. Внутренняя структура светской вотчины Устюженского края в конце I трети XVII в.

Так, Д.В. Лодыгин получил в вотчину около трех четвертей хозяйственных угодий своего прежнего поместья - 225 чет. пашни и 852 копны сенокосов из 315 чет. всей пашни и 1022 копен сенокосов Через 4 года, к 1630 г. в его вотчинной части было сосредоточено около 90% крестьянских дворов и более 92% людей. Однако, качественные показатели развития вотчинного хозяйства Д.В. Лодыгина ниже не только аналогичных показателей во владениях А.М. Годунова, но и в целом, по краю. Объясняется это, на наш взгляд, начальным этапом становления вотчины, реальным результатом которого стало только увеличение людности двора. Этот показатель составляет 4,2 человека на 1 двор. что существенно выше чем в среднем по краю - 2,5 человека и, особенно, у А.М. Годунова - 1,5 человека на 1 двор.

Таким образом, становление и развитие светской вотчины в Устюженском крае приходится на конец XVI - первую треть XVII вв. Оно связано со значительными пожалованиями черных, дворцовых и поместных земель, Большую часть из них составляли выслуженные вотчины.

Монастырская вотчина. В Устюженском крае 4 монастыря имели вотчинные владения. Они были различны по размерам и уровню хозяйственного развития и принадлежали Московскому Симонову монастырю, Тихвинскому девичью монастырю, местным Модинскому монастырю и Шалоцкой Гурьевой пустыни.

Общая структура монастырских владений в конце I трети XVII в. и их административно-территориальное распределение представлены в таблицах 23 и 25.

Таблица 23. Монастырское землевладение в Устюженском крае в I трети XVII в.

Крупнейшим духовным вотчинником в Устюженском крае был Московский Симонов монастырь. Его владения располагались в Велетовском и Калининском станах. Они формировались постепенно, в течении XV-XVII вв., путем концентрации земельных владений через пожалования, вклады и куплю земель.

В целом, процесс становления и развития земельной собственности Симонова монастыря достаточно подробно рассмотрен в работах Л.Е. Ивиной.

Первые земельные владения Симонов монастырь на Мологе получил в 40-е годы XV в. Это было село Весь Егонская и 20 деревень, расположенные вверх по течению реки Мологи. Крупный вклад сделала Олена (Елена) Михайлова жена Федоровича. В 1462 г., Иван III подтвердил жалованной грамотой вклад и иммунитет данных монастырских владений.

Другое крупное пожалование монастырь получил в начале XVI в. 4 апреля 1506 г. угличский князь Дмитрий Иванович дал строителю Симонова монастыря Михаилу 17 деревень со всеми угодьями. Они располагались по обеим берегам реки Мологи, вниз по течению, от черной Понизовской волости Устюжны Железопольской.

Этим и исчерпываются сведения о монастырской вотчине в пределах Устюженского края на начало XVI в. Других данных о земельных приращениях монастыря путем вкладов или покупки не сохранилось.

В 20-е годы XVI в. Симонов монастырь укрепляет свое влияние в крае. Он получает жалованную грамоту от Василия III на свои бежецкие и угличские владения. Кроме этого монастырским властям удалось увеличить свои владения, как правило, за счет мелких родовых вотчин местных землевладельцев Нелединских, Рыкуновых, Сущевых.

С конца XVI в. практически прекращается рост земельной собственности крупных монастырей. Симонов монастырь в эти годы приобрел незначительные земельные владения за счет мелких вкладов и купли.

В 60-е годы XVI в. монастырские власти выдержали значительную борьбу с князьями Прозоровскими за право Веси Егонской стать монополистом ярмарочной торговли в регионе. Благодаря поддержке Ивана IV, они добились исключительного права как на торговлю, так и на сбор таможенных пошлин на всем протяжении реки Мологи между городами Устюжной Железопольской и Мологой. Кроме этого, значительный участок рыбных ловель по реке Мологе, выше села Веси Егонской, находившийся ранее за посадом, перешел к монастырю.

Таким образом, основные земельные владения в Устюженском крае Симонов монастырь получил до середины XVI в. путем крупных княжеских пожалований и вкладов. В конце 20-х годов XVII в. он имел в Устюженском крае более 2,3 тысяч десятин пашенных и около 130 десятин сенокосных угодий. В состав его владений входили 34 поселения: 1 село, 1 погост, 31 деревня, 1 починок и 60 пустошей.

Территориально вотчина располагалась по обеим берегам реки Мологи и ее притока - реки Званы, в Велетовском и Калининском станах. Соотношение зависимого населения и земельных угодий в них выглядело следующим образом:

Таблица 24. Вотчина Симонова монастыря в Устюженском крае в конце первой трети XVII в.

Абсолютно большая часть, более 90% владений приходилось на Велетовский стан. В Калининском стане находилась всего 1 жилая деревня - Овсянниково и 6 пустошей. Правда, Овсянниково было большим селением для деревни. В нем находилось 6 крестьянских и 8 бобыльских дворов.

Наиболее крупным поселением вотчины было село Весь Егонская. В 1630 г. в нем находились 2 храма, монастырский и коровей двор, 10 крестьянских дворов и 14 дворов непашенных бобылей. По сравнению с приправочными дозорными книгами 125 (1616/17) г. Б. Маклакова село значительно запустело - 15 дворов стояли пустые, бобыли сошли безвестно. В селе находился крупный торг, «а торгуют в один день - воскресенье».

Значительную вотчину в Устюженском уезде имел Тихвинский девичий монастырь. История ее происхождения достаточно необычна для XVII в. В 1626 г. умерла инокиня Дарья, насельница этого монастыря. Монастырские власти, видимо, заранее получили ее согласие передать в монастырь свои владения. Игуменья Агафья и старицы Леванида и Александра вскоре били государю челом и положили «изусную память» письменно оформленную духовником старицы Дарьи, черным попом Феогностом. В ней излагалась последняя воля усопшей - «свою вотчину село Микифоровское с деревнями… отходя сего света, отказала дати в свое обещание в монастырь».

29 июня 1626 г. великие государи Михаил Федорович и Филарет пожаловали Тихвинский Введение Пречистые Богородицы девичий монастырь и «велели дати… по царице инокине Дарье в вечной поминок вотчину… село Микифоровское» с деревнями и угодьями. Грамота была жалованной, освобождала монастырь и крестьян от большей части податей и повинностей, предоставляла ряд таможенных льгот и административный и судебный иммунитет.

Административным центром монастырской вотчины было село Микифорово. Оно оставалось и духовным приходским центром сельской округи. В 1628 г. в нем находились 2 храма, 5 дворов церковного притча, 3 двора церковных бобылей, 1 двор приказщиков, 1 монастырский и 1 коровей дворы (в них жили 4 человека) и 3 крестьянских двора.

16 деревень и их хозяйственные угодья располагались компактно вокруг села Микифорово. Всего за монастырем было 49 дворов зависимого населения, в которых проживало 60 «людей» (27 дворов крестьянских - 28 людей, 22 двора бобыльских - 32 человека). Новое описание зафиксировало изменения в структуре сельскохозяйственных угодий. С 360 до 492 четвертей в поле выросла общая площадь пашни. Из них обрабатываемая пашня составляла менее четверти - пашня паханная 106 и наездом 15 четвертей в поле, перелог 171 четверть, лесом поросло 200 четвертей. Незначительно, с 436 до 431 копны, сократились сенокосные угодья. Однако, в сравнении с 1614 г., вотчина изрядно запустела. Исчезли 5 деревень - Слободище, Острихино, Топляево, Висгалово и Одинцово. В жилых селениях числились пустыми 13 дворов и 25 мест дворовых.

Кроме иногородних, в Устюженском уезде находились вотчины двух небольших местных монастырей - Николо-Модинского и Гурьевской Шалоцкой пустыни.

Николаевский Модинский монастырь стоял на правом высоком берегу реки Мологи в устье речки Модинки..Когда он возник и кто был первым основателем обители, точно неизвестно. Первоначально монастырские владения располагались вблизи монастыря и занимали территорию в излучине естественного изгиба русла реки Мологи. На наш взгляд, получил он их в начальный период своего существования. За XVI - первую половину XVII вв. они практически не увеличились.

В начале 70-х годов XVI в., после крупного пожара в Устюжне, монастырь поставил в городе слободу в 26 дворов. Позже, в начале 90-х годов XVI в., по челобитью посадских людей, ее ликвидировали. 22 двора монастырской слободки, «оприч белых 4 дворов, которые даны под монастырь», были приписаны к посаду. За это посадский мир платил «с тех 22 дворов вперед игуменом или строителем в монастырь по 10 рублев на год ис таможенных денег… ежегод безпереводно».

В Смутное время Модинский монастырь, соседняя Шалоцкая пустынь и их деревни были разрушены - «тех монастырей старцы и бобылишка от литовский людей высечены и деревни пожгли, стали пусты». Разорение было, видимо, полным. По результатам дозора монастырские владения «в сошное письмо не положены для их убожества».

После этого, на некоторое время, монастырь переместился в Устюжну Железопольскую, объединившись с Воскресенским (Ильинским) монастырем. В 1613 г. владения Модинского монастыря, Шалоцкой пустыни и соборного Рождественского храма были подвергнуты дозору. Оказалось, что формально вотчина запустела более, чем в 2,5 раза. Если размер сошного письма в конце XVI в. по результатам описания Дм. Бельского был определен в 65 четей, по дозору 1613 г. только в 24 чети. Но и это, видимо, было тяжелым налоговым бременем. Игумен Модинского монастыря просил, чтобы всякие подати «платить с посадом вместе, а в уезд к сохам не приписывать… и доходов никаких с уездными сохами не имать», так как с 1609 по 1613 гг. они платили «всякие подати и острог ставили и пушки ковали с устюженцы с посадцкими людьми вместе».

К этому времени монастырь обзавелся в Устюжне дополнительной недвижимостью. По купчей и по вкладной грамотам посадского человека Василия Степанова сына Тормасова монастырь владел в городе мельницей с двором и огородом на реке Вороже.

Несмотря на небольшие размеры, монастырь всегда получал от государства на свои владения жалованные грамоты и постоянно пользовался льготами. Сохранилась копия жалованной тарханной грамоты, полученная Модинским монастырем в октябре 1607 года от В.И. Шуйского. В ее основе лежат две грамоты, полученные монастырем от Ивана VI в 1578 г. и его сына Федора Ивановича 1585 г. В ней перечислялись льготы, которыми пользовались монастырь и его зависимое население. Кроме того, жалованная грамота освобождала монастырь от экономического и административного подчинения новгородскому владыке.

В 1620-е годы наблюдается процесс унификации монастырского иммунитета, пересмотр «тарханов», коснувшийся и мелких монастырей. В 1620 г. монастырь получил «жалованную грамоту за приписью дьяка Семена Головина», а через 3 года, в июне 1623 г. ему дали новую жалованную грамоту. Причина была в том, что под управление настоятеля Модинского монастыря, игумена Елизария. был вновь отдан монастырь «Воскресенья Христова, что на Устюжне на посаде». Требовалось, видимо, и за ним закрепить административный, податной и судебный иммунитет и льготы, которыми обладал Модинский монастырь.

Жалованные грамоты Модинскому монастырю, данные при Михаиле Федоровиче в 1620 и 1623 гг., более конкретно очерчивали пределы феодального иммунитета монастыря. Сохраняя практически в неизменном виде административные и судебные права монастыря как вотчинника, правительство в значительной степени ограничило его административно-финансовую независимость от государства и посадских властей. Теперь на него распространялись наиболее тяжелые и обременительные налоги и повинности - ямские деньги, стрелецкие хлебные запасы, городовое и острожное дело, которые они тянули с податным населением города и уезда «по писцовым книгам и по дозорным з живущаго с сошными людьми вместе».

К концу 20-х годов XVII в. владения монастыря располагались в двух станах Устюженского края - Новом и Велетовском.

В самом монастыре было 3 деревянных храма - шатровый Николы Чудотворца, теплый клецкий Богоявления Иисуса Христа и клецкий Благовещения Пречистые Богородицы, который стоял на Святых воротах. Рядом с главным храмом стояла колокольня, а территория была обнесена оградой. Рядом с монастырем, на ручью, находилась мельница с немецким колесом и два двора - конюшенный и коровий. Выше монастыря, в луке, располагалась монастырская пашня, в разных местах 27 чет. худой земли. Здесь же, на реке Мологе находились сенокосные угодья - 370 копен.

В Новом стане располагались старые монастырские владения - деревни Кортиха, Плотичья Озерина, Красная Дубровка, Липенка и 2 пустоши. Селения были средних размеров, в них насчитывалось 14 крестьянских и 17 бобыльских дворов, крестьянской пашни 13 чет., перелогу 15 чет., пашни лесом поросшей 24 чет. и 305 копен сенокосов.

В Велетовском стане монастырь получил земли в конце XVI в. По выписи писцов князя Д. Бельского 1596 г. ему из порозжих земель дан погост Воскресенский «на темьян и на ладан». В 1630 г. на погосте была церковь, монастырский двор и 3 двора монастырских детенышей. Хозяйственные угодья состояли из 4 чет. пашни паханой, 2 чет. перелога, 4 чет. пашни лесом поросшей и 70 копен сенокосов. К погосту тянули 5 пустошей. На них в общей сложности было 54 чет. пашни поросшей лесом и 50 копен сенокосов.

В Велетовском стане монастырь получил земли в конце XVI в. По выписи писцов князя Д. Бельского 1596 г. ему из порозжих земель дан погост Воскресенский «на темвян и на ладан». В 1630 г. на погосте была церковь, монастырский двор и 3 двора монастырских детенышей. Хозяйственные угодья состояли из 4 чет. пашни паханой, 2 чет. перелога, 4 чет. пашни лесом поросшей и 70 копен сенокосов. К погосту тянули 5 пустошей. На них в общей сложности было 54 чет. пашни поросшей лесом и 50 копен сенокосов.

Таким образом, всего за Модинским монастырем был погост, 4 деревни и 7 пустошей, 142 чет. пашенных угодий, из них 44 чет. пашни, 795 копен сенокосов.

Мужской монастырь Успения Пречистые Богородицы Гурьевы Шалоцкой пустыни находился на левом берегу реки Мологи при впадении в нее речки Шалчи, невдалеке от Модинского монастыря. О нем мало что известно. Основана пустынь была, видимо, в конце XVI в. Первое упоминание о ней в источниках относится к 1603 г. и связано с именем первого настоятеля - игумена Гурия.

Как и Модинский монастырь, Шалоцкая пустынь была разгромлена в Смутное время и запустела. В 1609-1611 гг. «на Шалче в монастыре литовские люди старцов посекли и монастырской живот пограбили и по нынешний по 123 (декабрь 1614) год через тот монастырь ходят литовские люди». Настоятель монастыря в челобитной царю писал, что ему «игумену Вастьяну с братьею на Шалче в монастыре жить не мочно», и просил выделить место в Устюжне. 11 декабря 1614 г. устюженский воевода И.С. Урусов по государеву указу отвел на посаде место, где «ему Вастьяну с братьею поставить храм Благовещанье святой Богородицы и монастырь, кельи и ограды поставить, из устюжских посадцких людей огородных мест, по речке по Вороже». Кроме пустого места под новый монастырь игумену передавались уцелевшее церковное имущество и земли разоренного Благовещенского храма.

К 1630 г. сам монастырь и его хозяйство было, в основном, восстановлены. По данным писцовой книги 1628-30 гг. в пустыни находилось два клецких храма - Успения Пречистые Богородицы и теплый Рождества Иисуса Христа и колокольня. Из хозяйственных построек упоминаются конюшенный и коровий дворы. Рядом с монастырем находилась пашня - 30 чет., из которой 15 чет. была распахана, и сенокосы - 105 копен.

Монастырь владел 2 деревнями - Гудина и Зимник, 4 пустошами. В деревнях стояли 5 крестьянских (8 человек) и 6 бобыльских дворов (11 человек). Пашни разных видов числилось 102 чет., сенокосов - 65 копен. Любопытна структура крестьянской пашни - из 30 чет., 27 крестьяне пахали наездом. Хозяйственные угодья крестьян примыкали непосредственно к Белозерскому рубежу. В 1618 и 1623 гг. по государевым грамотам монастырь получил пустошь Подсосенье и Истоминскую пашню, а с 1596 по 1622 гг. в виде 7 вкладов - 10 пожен. Общую площадь монастырского леса-болота писцы определили 12 на 12 верст.

В административном отношении, большая часть монастырского землевладения - около 2/3 зависимого населения и пашни, было сосредоточено в Велетовском стане. Значительная часть сенокосов, при незначительных размерах пашни, находилась в Новом стане - 31,8%. Обращает на себя внимание и то, что в исконно устюженских землях - Новосередецком стане, монастырское землевладение полностью отсутствовало.

Таблица 25. Монастырское землевладение Устюженского края на 1630 г.

В целом, рост монастырской земельной собственности в крае, в основном, завершился к концу первой трети XVII в. Как правило, наиболее активно этот процесс шел на начальном этапе становления монастыря как хозяйственного центра. Важнейшей формой становления духовной вотчины в Устюженском крае на протяжении всего исследуемого времени, были пожалования со стороны государства

б) поместное землевладение.

До середины XVI в. господствующей формой землевладения в Устюженском уезде было черносошное. Первая массовая раздача черных земель в уезде произошла в середине 60-х годов XVI в. В ходе «перебора» уездного дворянства, земли феодалов, которые не попали в опричный корпус, были конфискованы, а они переведены на новые места. Ряду феодалов приходилось устраиваться самим, - т.е. отыскивать по знакомству, родству или собственной инициативе соответствующее количество черной, дворцовой или бывшей владельческой земли, а затем начинать хлопоты по получению ее от правительства. Часть таких дворян была испомещена и в Устюженском уезде, который со всех сторон окружали опричные земли.

Так, к 1567 г. «по государеву наказу розданы в роздачю безоброчно розным помещиком и вотчинником к их новым поместьям и вотчинам в угодья» посадские оброчные сенокосы, а иные и за вотчинные пашни, по государеву указу против старых их поместий и вотчин, которые в розных городах взяты у них на государя в опришнину к дворцовым селам».

К помещикам и вотчинникам перешли не только посадские сенокосы, но и деревни, «что были черные, которые, по государеву указу, в роздачю ж розданы». Известны названия некоторых из них - Зарученье, Понарино, Калентьево, Нагатино. В сотной 1567 г. названы и некоторые феодалы: - Василий Досадин и его сын Русин, Михаил Перский, Лука Востенский, Василий Сивков и другие. Скорее всего это были помещики. В первой половине XVII в. фамилии помещиков Досадиных, Востинских, особенно Перских наиболее распространены среди помещиков Устюженского края, и прежде всего, в Новосередецком стане.

Во второй половине XVI в., особенно в 60-е годы, была роздана, на наш взгляд, большая часть черных земель Нового и Середецкого станов Устюженского уезда. Возможно, и организация самих станов стала следствием массовых пожалований.

В последней четверти XVI в. раздача земель в уезде шла достаточно медленно. Наиболее раннее, известное нам и подтвержденное поземельным актом, поместное пожалование относится к последней четверти XVI в. По ввозным грамотам 94-го и 95-го годов /1585-1587 гг./ Ждан Бирилев получил в поместье сельцо Алешково и несколько пустошей.

Черной «государевой» к началу XVII в. оставалась только Понизовская волость. В 60-е годы XVI в. в ее состав входили 17 населенных пунктов. Они располагались от Устюжны на десятки верст вниз по реке Мологе. Это были деревни Берняково, Плосково, Соловцово, Верхняя Кротынь, Нижняя Кротынь, Оснополье, Григорково Селище, Лычно, Левонтьево /Лентьево/, Ивановская /Ванско/, Попчиха, Грива /Шуклино/, Липницы, Мартыново и починки Братышков, Лукьянов Глуховской, Частых. См. Рис. 5.

К концу XVI в. часть поселений Понизовской волости запустела. По выписи из писцовых книг Дм. Бельского 104-го (1595/96 гг.) года в ее составе было 13 живущих деревень с 53 крестьянскими и 6 бобыльскими дворами. Пашни всех категорий числилось 227 четвертей в одном поле. В пустоши превратились деревня Липицы /Липницы/ и Плосково, починки Братушков и Чесник (Частых).

Наступление на черные земли Понизовской волости началось в Смутное время. При В.И. Шуйском она впервые была отдана в поместье Петру Кузминскому. После приглашения боярами на московский престол сына польского короля Сигизмунда - Владислава, многие феодалы стали обращаться к нему с просьбой о земельных пожалованиях. В числе таких челобитчиков была и царица-старица Марфа - Мария Федоровна Нагая, последняя жена Ивана Грозного. Как писал Сигизмунд III московским боярам, она жаловалась на то, что «князь В. Шуйский, будучи на великом господарстве Московском, ограбил ее, отнял то, чем пожаловал ее великий князь Иван Васильевич, и велел кормить с дворца скудною пищею; которые люди живут у нее, тем жалованья денежного и хлебного не дают, она ныне во всем обнищала и одолжала».

По традиции и, видимо, по совету московских бояр, королевич Владислав пожаловал царицу-вдову старицу Марфу «Устюжною Железною да в Устюжском уезде Понизовною волостью в вотчину до ее живота, со всеми угодья и доходы, которые платили крестьяне в казну». В вотчину она получила не только волость, но и, судя по тексту жалованной грамоты, город - «старице-царице Устюжною посадом и посацкими людьми и крестьяны владеть… и судить и расправы меж ими чинить и денежные доходы и столовые и всякие запасы велеть с них збирать на себя… чем она пожалует велит их пообложить». Но вдова, если и владела Устюжною и Понизовскою волостью, то недолго.

После ее смерти о пожаловании волости в поместье Владиславу «били челом» братья Г.С. и И.С. Щербачевы и окольничий, князь Федор Мещерский. Сначала, по гетманскому листу от 11 августа 1611 г. волость была отдана Щербачевым, а после их измены, в октябре 1611 г., князю Федору Мещерскому.

Каких-либо конкретных сведений о населении, структуре хозяйственных угодий этого поместья нет, известны только самые общие данные о территории и количестве поселений. Единственное, о чем можно говорить - дальнейшее запустение и разорение волости, что, впрочем, было характерно в целом для центра и северо-запада страны. Оно не обошло и эти места, тем более, что здесь была одна из наиболее оживленных дорог, по которой ходили «литовские люди и черкасы в Белозерские и Вологодские места».

После избрания на царствование М.Ф. Романова Понизовская волость переходит в поместье к думному дьяку Петру Третьякову. Прежний владелец, окольничий князь Ф. Мещерский становится руководителем приказа Большого прихода и, видимо, получает другое поместье. По дозору 123-го (1614/15) года устюженского воеводы И.С. Урусова поместье П. Третьякова состояло из погоста, 7 деревень и 9 пустошей. За несколько лет запустели деревни Берняково, Нижняя Кротынь, Попчиха, Грива /Шуклино/ и Мартыново.

В дозорной книге не указано население и нет, как правило, конкретных данных по отдельным видам пашни. Всего в поместье было 232 четверти пашни в одном поле и 950 копен сена, т.е. около 450 десятин сельскохозяйственных угодий, не считая лесов. В поместье полностью отсутствовала барская запашка, что вполне понятно - думный дьяк проживал в Москве. Незначительной была доля крестьянской «пашни паханой», она показана только в 4 деревнях и составляла всего 1,5% от общей площади пашенных угодий. Зато «отхожая пашня» занимала около трети - 33,2%.

В 130-м (1621/22 гг.) году поместье, «что преж сего было за думным дьяком за П. Третьяковым в Понизовской волости» было отдано Дмитрию Васильевичу Лодыгину. Внешне, качественных изменений к этому времени не произошло. Поместье включало в себя погост, 7 деревень и 9 пустошей. Через 5 лет, в 1626 г. «за немецкую службу» большая часть поместья была отдана Д.В. Лодыгину в вотчину. В дальнейшем поместье и вотчина переходят к сыну Д.В. Лодыгина - Тимофею Дмитриевичу Лодыгину, а затем, по государевым грамотам 151-го /1642/43 гг./ и 157-го /1648/49 гг./, к зятю Т.Д. Лодыгина - стольнику Матвею Степановичу Пушкину.

В непосредственной близости от Устюжны Железопольской, к югу от Нового и Середецкого станов располагались волости - Хрипелевская и Велетовская. На протяжении XVI - начала XVII вв. Хрипелевская волость была дворцовой, либо временно передавалась в кормление. Так, в середине 80-х годов XVI в. село Хрипелево с деревнями были за Микитою Путиловым, затем за Борисом Годуновым. В 1607 г. оно перешло к боярину Михаилу Федоровичу Нагому. Позже село Хрипелево с приселками и деревнями передали в кормление сибирскому царевичу Араслану Алеевичу и отписали обратно в состав дворцовых земель в 1613 г. В первые годы правления М.Ф. Романова волость пошла в «роздачю за новгородцы за дворяны и за детьми боярскими разных пятин в поместья». Чуть ранее, с 1610 г. началась массовая раздача земель в поместья соседней дворцовой Велетовской волости.

Массовое испомещение дворян в Хрипелевской и Велетовской волостях в первой четверти XVII в. окончательно изменило структуру феодального землевладения в уезде и превратило поместное землевладение в господствующую форму.

В ходе описания 1628-30 гг. устюженские помещики представили документы, подтверждающие их права на земельные владения. Они позволяют увидеть процесс становления поместного землевладения и его темпы в крае, посмотреть как шло его дальнейшее развитие за счет внутреннего перераспределения земель.

Таблица 17

В Хрипелевской волости наделение дворян поместьями началось в 1614 г. В этот год волость была описана Федором Беречинским и подьячим Микитой Чашниковым. После описания началась массовая раздача дворцовых земель волости. Все без исключения отдельные выписи из этого описания, представленные 17 помещиками, не упоминают прежних владельцев. Наиболее ранний поземельный акт - отдельная выпись 123-го года Микиты Белавина на владения П.Ю. Деяновского, которое в писцовой книге значится как «старое его поместье».

«Старыми» поместьями писцы считали те, которые не сменили своих прежних владельцев между валовыми описаниями. В Устюженском крае перед описанием 1628-30 гг. таким было описание конца XVI в. «князя Дмитрия Бельского с товарищи 104-го и 105-го году». Такого рода «старых» поместий были немного - всего 4. Кроме поместья Ж. Бирилева, в Новосередецком же стане находилось поместье С.И. Самойлова, а в Хрипелевской волости - П.Ю. Деяновского и Б.З. Елагина. Последний получил его в 124-м (1615/16) году.

Одновременно со становлением поместного землевладения идет активное его развитие за счет внутреннего перераспределения фонда поместных земель. Особенно интенсивно происходит этот процесс в конце первой четверти XVII в. За 15 - 20 лет, к 1630 г., даже в бывших дворцовых землях, сменился корпус помещиков. Из 36 ввозных грамот на поместья только 2 не упоминают прежних владельцев. Они относятся к Хрипелевской волости и были даны в 126-м (1617/ 18) и 128-м (1619/20) годах. В Велетовском стане такого рода грамоты вообще отсутствуют. Неизвестны они после 1620 г. и по другим территориям уезда.

Процесс становления и дальнейшего развития поместного землевладения протекал, даже в пределах одной административной единицы, как правило, параллельно. Показательным в этом отношении является Хрипелевская волость. За 15 лет, прошедших со времени начала раздачи дворцовых земель в волости, только 16 из 50 (32,0%) поместных владений, не претерпели территориальных изменений и перешли к новым помещикам от прежних владельцев без изменений. Из них половина - 8 поместий от родственников, 3 остались за вдовами, а 2 поместья - результат раздела между детьми крупного, около 600 десятин пашни, поместья Степана Чепчегова.

Остальные поместья на время описания уже состояли, т.е. были сформированы, по крайней мере, из 2 и более указанных источников. Так, поместье М.В. Ефимьева состояло из 4 частей, принадлежавших ранее Б.А. и Т.З. Ефимьевым, Г. Зыбину и В. и З. Сабуровым. Кроме этого, в 1629/30 г. М.В. Ефимьев выменял часть поместья П. Деяновского в приселке Мезга. Поместье Н.В. Линева состояло из владений, принадлежавших ранее Б.А. Ефимьеву, князю Б. Мещерскому, вдове А. Болтовой. Часть поместья он получил из порозжих земель.

К концу первой трети XVII в. в Устюженском крае фактически заканчивается пространственное разрастание поместного землевладения. На 1630 г. фонд порозжих земель был практически исчерпан. Его доля, от общего фонда земельных владений светских феодалов, составляла около 5% пашни и 4,3% сенокосов. В ряде станов эта категория земель вообще отсутствует. В Хрипелевской волости в порозжих землях числились остатки 4 поместий и 10 пустошей, что по размерам общей пашни, составляло всего около 2,3 среднестатистического поместья Хрипелевской волости и 1,2 - в целом по Устюженскому краю.

Всего в конце первой трети XVII в. в Устюженском крае было 102 поместья. 59 поместий или 57,8% располагались в пределах одного стана или волости, 43 (42,2%) поместных владений находились в 2 или 3 административных округах. Наибольшее число разбросанных по разным станам поместий приходится на Новосередецкий, Калининский и Велетовский, соответственно 17, 11 и 9 владения. В Новом стане таких поместий было 4, а в Хрипелевской волости всего 2 из 50, что составляло только 4% от общего числа.

На первый взгляд, поместья в Хрипелевской волости располагались компактно. Но, находясь в пределах одной волости, они, часто, были в большей степени территориально разбросаны, чем в станах. Дело в том, что территория Хрипелевской волости на протяжении первой четверти XVII в. постоянно росла. Она состояла из собственной территории вокруг двух крупных сел - Хрипелево и Микифорово, ряда приселков и погостов, приписанных к Хрипелевской волости и разбросанных по окраинам Устюженского уезда - Долоцк, Железная Дубровка, Мезга, Орел, Тухани и другие (См. Карту 1).

Многие поместья, по нашим подсчетам, более 40%, находясь в приделах Хрипелевской волости, были разбросаны по этим приселкам и погостам. Так, поместье стольника Р.Я. Лодыгина было распылено по приселкам Мезга, Перя, Тухани. Владения Д.П. Долгорукого - в Долоцке, Железной Дубровке и Туханех, а С.Б. Ханыкова - в Долоцке, Мезге и Пере.

Кроме этого, более половины поместий Хрипелевской волости имели в своем составе «жеребьи» населенных пунктов и пустошей, что еще больше увеличивало степень их территориального дробления. Большинство поселений, особенно центральной части волости, имело несколько владельцев. Волостной центр - село Хрипелево, был разделен между 3 феодалами, близлежащие деревни Квашнино и Степачево - между 4 и 3 помещиками и т.д.…

Если принять во внимание совладения, то измельченность поместий будет еще выше. В конце первой трети XVII в. в совместном владении двух и более феодалов, как правило родственников, находилось около 10% поместий.

В описании 1628 -30 гг. указаны владения 4 дворян, расположенные за пределами Устюженского края, а именно в Городском, Кадском и Рожаловском станах Угличского уезда и в Кестьме. Иных данных о наличии у устюженских помещиков владений в других уездах страны нет.

Большая часть местного городового дворянства таковых и не имела. Исключение составляли поместные пожалования в Устюженском крае ряда московских дворян «царского чину». По нашим данным, это были М.И. Толстой и Б.П. Ушаков.

Михайло Иванов сын Толстой получил поместье в Хрипелевской волости по ввозной грамоте в 1615/16 г., которым до этого владел один из его родственников - Прокофий Толстой. В 1630 г. за М.И. Толстым было сельцо и 2/3 деревни, 2 крестьянских и 4 бобыльских двора, в которых проживало 13 людей. 3 двора и 3 места дворовых числились пустыми. Стоял запустевшим и помещиков двор, имением управлял приказщик. Сам М.И. Толстой проживал, видимо, в Дмитровском уезде, где у него была довольно большая вотчина.

Жилец Богдан Петров сын Ушаков вместе со своим родным братом Иваном владели в Новосередецком стане «старой» вотчиной, доставшейся им после отца. На Богданову половину вотчины в 1630 г. приходилось половина сельца и половина деревни с 2 людскими дворами, 5 крестьянскими дворами (12 людей) и 1 бобыльским двором. В деревне Исаково находился и вотчинный двор Б.П. Ушакова. Основные владения Ушаковых были сосредоточены в центральных и западных уездах страны.

К данной категории можно отнести и некоторых новгородских дворян, испомещенных в Устюженском уезде и сохранивших свои владения в новгородских землях. Об этом свидетельствует одна из записей в описании поместья О.В. Румянцева. Он был испомещен в Хрипелевскую волость из Деревской пятины Новгородского уезда не позднее 1626 г. и получил небольшое поместье в 4 крестьянских двора и около 50 десятин пашенных угодий. До этого, оно принадлежало С. Путилову, у которого было поместье и в Новгородском уезде. Одного из своих бобылей он, «прежний помещик Степан Путилов вывез в новгородское свое поместье в 130-м (1621/22) году».

Однако, такого рода пожалования новгородским дворянам, на наш взгляд, были единичны, немногочисленны и, скорее всего, непродолжительны. Как правило, они запустевали и переходили в разряд владений местного мелкопоместного дворянства. К концу первой трети XVII в. эта тенденция прослеживается даже в Хрипелевской волости, где массовое испомещение новгородских дворян произошло за полтора десятка лет до этого. Об этом говорит и тот факт, что более чем в 70% поместий были жилые помещичьи дворы и барская запашка, а в Хрипелевской волости этот показатель еще выше - более 75%.

Статистические данные о размерах поместных владений устюженских дворян, особенностях их административно-территориального распределения в конце первой трети XVII в., представлены в таблицах 18 и 19.

Таблица 18. Административно-территориальная структура поместного землевладения в Устюженском крае в конце I трети XVII в.

В целом, средний оклад устюженских помещиков равнялся 345 четв., что было значительно ниже не только владений московских дворян, оклад которых в конце первой трети XVII в. составлял в среднем 494 четв., но и местных помещиков соседних уездов. Средний поместный оклад в эти годы в Шелонской пятине составлял 452 четв., а в Обонежской - 390 четв.

За этой среднестатистической картиной скрывается значительный разброс, как в размерах самих поместных владений, так и, что более существенно, в особенностях их административно-территориального расположения. Поместья дворян, находящиеся в Хрипелевской волости, значительно уступали по своим размерам владениям помещиков остальной территории Устюженского края. Так, средний размер поместного владения во всех 4 станах составлял более 600 четв. пашни и 21,4 десятины сенокосов, а в Хрипелевской волости около 180 четв. пашни и 6,3 десятины сенокосов.

Если, в среднем по краю, поместья до 300 четв. составляли 62,7%, то в станах такого рода владений было 38,5%, а в Хрипелевской волости примерно в 2,3 раза больше - 88,0%. На ее долю помещиков Хрипелевской волости приходилась и большая часть самых мелких поместий. В Хрипелевской волости поместья до 150 четв. пашни имели 62,0% помещиков, а по 4 станам этот показатель в среднем ниже в 3,5 раза и составлял 17,3%.

Таблица 19. Поместные оклады устюженских дворян в конце I трети XVII в.

В целом, средние размеры поместий по общей площади хозяйственных угодий Хрипелевской волости были более чем в 3 раза меньше, чем по остальной территории.

Абсолютно противоположная картина наблюдается при анализе структуры поместных владений по числу зависимого населения. Средний размер поместья в Устюженском крае в конце 20-х годов XVII в. с учетом владельческих дворов составлял 4,2 двора. Если говорить только о дворах зависимого населения, то 3,2 двора на одно поместье. В среднем, населенность поместного зависимого двора составляла 2,1 человека. С учетом этого, на каждое поместье в среднем приходилось примерно 12 душ мужского пола, что соответствовало аналогичным показателям в центральных уездах страны.

В целом по краю структура поместья по количеству дворов и зависимого населения представлена в табл. 20.

Таблица 20. Структура поместных владений в Устюженском крае в конце I трети XVII в. (по числу зависимого населения)

В поместном землевладении преобладали мельчайшие имения в 1 - 5 дворов. Вместе с незаселенными владениями они составляли более 3 / 4 от общего числа поместий. 27,5% помещиков вообще не имели зависимого населения, а 28,4% владели только 1 - 2 дворами. Доля тех, у кого было от 6 до 10 дворов составляла 17,6%, а свыше 10 дворов - всего 4,9%.

Группа крупных землевладельцев крайне невелика: 5 помещиков имели владения превышающие 10 дворов зависимого населения. Это были стольник Р.Я. Лодыгин (11 дв.), С.Я. Арцыбашев (12 дв.), П.В. Бирилев (12 дв.), К.А. Сизов (13 дв.) и А.С. и И.С. Чепчеговы (19 дв.). У всех крупных поместий есть общие черты, которые, на наш взгляд, объективно предопределяли возможность сохранения феодального хозяйства в экстремальных условиях первой четверти XVII в. Все владения располагались в пределах одной административной единицы, в основном компактно. Помещики получили их по наследству от отца или владели ими в течении нескольких десятков лет. И что особенно важно, никто из них, за исключением К.А. Сизова, не имел вотчин.

Обеспеченность рабочими руками помещичьего хозяйства в Устюженском крае в конце первой трети XVII в. была выше, чем в соседних новгородских пятинах. Средний размер поместья в Белозерской половине Бежецкой пятины в конце 20-х г. с учетом владельческих дворов составлял только 2,9 двора, а крестьянских дворов в среднем на поместье приходилось менее одного. В Обонежской пятине у 39% помещиков не было крестьян, а в 30% владений - от 1 до 5. В среднем на одно поместье здесь приходилось 2,4 человека зависимого населения.

Размер поместных владений по числу зависимого населения также имел ярко выраженную территориальную окраску, но абсолютно противоположную. Если в среднем на одно поместье в крае приходилось 3,2 двора и 6,6 людей зависимого населения, то в Хрипелевской волости эти показатели были значительно выше и составляли в среднем 4,1 двора и 9,6 людей на одно поместье, против 2,2 дворов и 3,8 людей для остальной территории края. В станах располагалось и абсолютное большинство мелких поместий, особенно тех, где не было зависимого населения - 25 из 28. Большая часть из них приходилась на Велетовский и Новосередецкий станы.

Соответственно и уровень развития поместного хозяйства в Хрипелевской волости был значительно выше. Так, на одно поместье здесь приходилось более 21 четверти «пашни паханной», а в станах только 12,9 четверти. Столь заметная разница объясняется на наш взгляд различной степенью влияния социально-экономических и политических факторов. Хрипелевская волость, бывшая до середины первой четверти XVII в. дворцовой, в меньшей мере испытала на себе влияние хозяйственного кризиса, Смутного времени, чем остальная территория, со сложившейся структурой поместного владения, но разоренного в значительной степени в конце XVI - начале XVII вв.

Однако, в конце первой трети XVII в. наблюдается положительная тенденция - восстановление разрушенного поместного хозяйства. И чем выше степень разорения, тем значительнее темпы. Так, доля пашни «наездом» приходящаяся на одно поместье в Хрипелевской волости составляет 2,4 четверти, а по остальной территории в 2,5 раза выше - 6 четвертей.

Таким образом, процесс становления поместного землевладения в Устюженском уезде растянулся с середины XVI в. до 30-х годов XVII в.

Сложившаяся к концу первой трети XVII в. структура поместных владений в Устюженском крае была достаточно сложной. Как правило, это было мелкое землевладение со значительным дроблением и чересполосицей. Распыленная структура поместных владений, особенно в Хрипелевской волости, закладывалась изначально, при испомещении и значительно усиливалась в ходе дальнейшего развития поместья.

Крайняя измельченность поместных владений имела и ярко выраженную территориальную окраску. Абсолютное большинство мелких поместий (по числу зависимого населения), приходятся на территории со сложившейся устойчивой структурой поместного владения, которая, в значительной степени, была разорена в «смутные» годы.

С конца первой четверти XVII в. дальнейшее развитие поместного землевладения идет за счет внутреннего перераспределения фонда поместных земель. Особенно активно шел этот процесс на бывших дворцовых землях. За 15 - 20 лет, к 1630 г., в Хрипелевской волости изменился не только персональный состав помещиков, но и конкретные размеры их владений. За это время, менее трети - 32%, поместий не претерпели территориальных изменений и перешли к новым помещикам от прежних владельцев без изменений.

В 20-е годы XVII в. начинается процесс перерастания части поместных владений в жалованные выслуженные вотчины и наблюдается тенденция становления владений смешанного типа - «поместье-вотчина».

Уровень развития.

Таким образом, в 1620-е годы завершилось становление устойчивой системы феодального землевладения в Устюженском крае. Его общая структура в конце первой трети XVII в. представлена в табл. 26 - 28. Данные таблиц характеризуют как формальное количественное соотношение различных форм феодальной собственности на землю, так и реальное состояние и уровень развития поместного и вотчинного феодального хозяйства.

По формальным показателям - общей земельной площади, господствующей формой землевладения в этот период было поместье. 74,3% всей пашни находилось в поместном владении, а вотчинное землевладение составляло только 25,7%. Из них на долю светской вотчины приходилось 11,5%, а на долю духовной вотчины - 14,2%. Примерно такое же распределение и сенокосов - соответственно 72,1% и 27,9% (14,6% в светской и 13,3% в духовной вотчинах) общей площади.

Таблица 26. Структура феодального землевладения Устюженского края в I трети XVII в.

В целом, эти цифры не дают объективной картины соотношения и внутренней структуры и состояния поместья и вотчины в третьем десятилетии XVII в. Они отражают, прежде всего, прошлое состояние, особенно поместного хозяйства, и рисуют объективные потенциальные возможности их дальнейшего развития.

Реальное состояние и соотношение поместья и вотчины дают иные показатели - доля различных видов «пашни паханой», количество и структура зависимого населения. Если общая доля поместного землевладения составляла около 3/4 всех земельных владений в крае, то доля обрабатываемой пашни менее половины, только 47,6%. На светскую вотчину приходилось 24,2%, духовную - 28,2%.

Таблица 27. Структура основных сельскохозяйственных угодий феодальных владений Устюженского края в конце I трети XVII в.

Еще более внушительная диспропорция выявляется при сопоставлении доли «пашни паханой» во внутренней структуре различных видов землевладения. Так, в поместье эта доля составляла всего 8,2%, в светской вотчине - 27,0%, в духовной вотчине - 24,3%.

Таким образом, степень запустения поместного массива на конец третьего десятилетия XVII в. составляла 91,8%, что значительно, более чем в 3 раза, превышало размеры запустения вотчинного землевладения. Верно показывая общий уровень развития поместного и вотчинного хозяйства в экстремальных условиях первой четверти XVII в., эти показатели, во многом, отражали результат податной политики государства, а не действительную степень запустения. Дело в том, что статистика писцовых описаний не могла учесть все явления развивающиеся в этой сфере - уклонение от государственных платежей путем прямого сокрытия части пашни либо придания ей не тяглого статуса. Реальная хозяйственная ситуация была, видимо, иной, несколько лучше.

Таблица 28. Внутренняя структура феодальных владений Устюженского края в конце I трети XVII в.

Важной характеристикой внутренней структуры феодальных владений было соотношение различных категорий пашни и зависимого населения. В целом, наиболее устойчивым оказалась монастырское землевладение. В монастырской вотчине на одного человека приходилось обрабатываемой пашни в 2 раза больше, чем в светской вотчине, и в 1,5 раза больше, чем в поместье.

Темпы восстановления и развития феодальных владений были различны. В частности, об этом свидетельствует размер и доля пашни «наездом» в общей структуре обрабатываемых земель. В поместье она составляла около четверти - 24% от размеров крестьянской запашки. Примерно такой же уровень пашни «наездом» был и в монастырской вотчине. В светской вотчине наезжая пашня практически отсутствовала. Преобладающим здесь была тенденция увеличения численности зависимого населения, а не расширение площади обрабатываемой пашни. В светской вотчине было и более низкое соотношение крестьянской и владельческой запашки. Оно составляло соответственно 92,8% и 7,2%. В духовной вотчине эти показатели равнялись 90,9% и 9,1%, а в поместье - 71,3% и 28,7%.