Общая социология

[«Эра общности» и «эра общества]* две эры

Подводя итог всему вышеизложенному, можно сказать, что в рамках великих культурных эволюции друг другу противостоят две эры, причем эра общности предшествует эре общества. Первая характеризуется социальной волей в форме единодушия, обычая и религии; вторая -- социальной волей в форме конвенции, политики и публичного мнения. Этим понятиям соответствуют, в свою очередь, разновидности совместной жизни, которые я подразделяю следующим образом:

А. Общность

1. Семейная жизнь = единодушие. Объемлет человека со всеми его настроениями. Подлинным ее субъектом является народ.

* Цит. по: Теннис Ф. Общность и общество. / Пер. с нем. Д.В. Скляднева. СПб., 2002. С. 378--385. Цитируемый текст иллюстрирует содержание раздела 3 базового пособия учебного комплекса по общей социологии.

Деревенская жизнь = обычай. Объемлет человека со всем его нравом. Ее подлинным субъектом является интегральное существо.

Городская жизнь = религия. Объемлет человека вместе с его совестью. Подлинным субъектом тут выступает церковь.

В. Общество

Крупногородская жизнь = конвенция. Полагает человека со всеми его стремлениями. Подлинным ее субъектом является общество как таковое.

Национальная жизнь = политика. Полагает человека со всей его расчетливостью. Подлинным субъектом такой жизни является государство.

Космополитическая жизнь = публичное мнение. Полагает человека со всей его сознательностью. Здесь подлинным субъектом является республика ученых.

С каждой из этих категорий связывается, далее, преобладающий род занятий и обусловленная ими основная направленность духа. Их взаимная соотнесенность может быть представлена следующим образом:

А

Домохозяйство: основано на расположенности, а именно на склонности и любви ко всякому порождению, созиданию, сохранению. Нормы его задаются взаимопониманием.

Земледелие: основано на привычке, а именно на регулярно повторяющемся труде. Мера и направление совместного труда указываются обыкновением.

Искусство: основано на памяти, а именно на полученной выучке, усвоенных правилах и собственных идеях. Воля искусных людей скрепляется их верой в свою миссию и свое дело.

В

Торговля: основана на осмотрительности, а именно на внимании, сравнении, расчете, составляющих основное условие всякой сделки. Торговля [Handel] есть чистое (т.е. произвольное) действие [Handlung]. А контракт есть торговое обыкновение и предмет веры в торговле.

Промышленность: основана на принятии решений, а именно на разумном и эффективном применении капитала и на продаже рабочей силы. На фабрике все подчиняется уставу.

3. Наука: основана на понятиях, что очевидно само по себе. В форме ученых мнений она устанавливает для себя свои собственные законы и выражает свои истины и воззрения, которые затем проникают в литературу, в прессу и тем самым в общественное мнение.

Подразделение на эпохи

В более раннюю эру основной тон задает семейная жизнь и домохозяйство, в более позднюю -- торговля и крупногородская жизнь. Но если мы ближе рассмотрим эру общности, то сможем обнаружить в ней несколько эпох. Все ее развитие направлено на приближение к обществу, в то время как общность, с другой стороны, сохраняет свою -- пусть и убывающую -- силу и остается реалией социальной жизни также и на всем протяжении общественной эры. Но первая эпоха формируется под воздействием нового базиса совместной жизни, возникающего с началом возделывания земли и почвы, т.е. под влиянием соседства, действующего наряду с древним и по-прежнему сохраняющимся базисом кровного родства, под влиянием деревенской общины наряду с родовой. Вторая эпоха начинается, когда деревни развиваются в города. Общим для тех и других является пространственный принцип совместной жизни, в противоположность временному принципу семьи (племени, народа). Ведь если последняя возводит свое происхождение к общим предкам, то ее невидимые, метафизические корни как бы скрываются под землей. Ныне живущих связывает здесь последовательность предшествующих и последующих поколений, прошлое и будущее. В первом же случае наиболее прочные связи и отношения обусловлены действительной, физической почвой, постоянным местом обитания, видимой, реальной землей. Однако в течение общностной эры действенность этого более молодого, пространственного принципа сдерживается более старым, временным. С началом общественной эры он вырывается на передний план и вызывает к бытию феномен крупного города. Последний, как показывает уже само его имя, в то же время представляет собой крайнее, избыточное проявление пространственного принципа в его городской форме, которая, благодаря такой возможности и ее действительному воплощению, оказывается решительно противоположна сельской форме того же самого принципа, деревенскому поселению, которое существенным и даже необходимым образом пребывает в состоянии скованности. Отсюда становится ясно, в каком смысле весь ход развития можно понимать как прогрессирующую тенденцию городской жизни и сущности. «Можно сказать, что вся экономическая история общества (т.е. история современных наций) резюмируется в движении противоположности между городом и селом» {Marx К. Das Kapital. Bd.I. S.364¹). Говоря точнее: существует определенная точка, начиная с которой города, если их оценивать по универсальной действенности и значению, в масштабах совокупного населения получают перевес надлежащей в их основе земельно-сельской организацией, так что отныне последней приходится расходовать на пропитание и развитие первых большее количество своих собственных сил, чем то, которым она может пожертвовать без ущерба для собственного воспроизводства. Это означает, что она близится к своему распаду, за которым неминуемо последует распад вышеупомянутых обусловленных ею органов и видов деятельности.

Таков всеобщий закон соотношения органической (растительной) и животной (сенситивной) жизни, каким он неизменно видится при нормальном и вместе с тем по возможности наиболее благоприятном ходе развития животного, а у человека, поскольку животная жизнь и воля складываются у него в особую разновидность, в ментальную жизнь и воление, может помимо всеобщего приобрести еще и особенное значение. Ведь, следуя своему разуму, человек способен дойти до саморазрушения: как непосредственно, исходя из разума, так и опосредованно, поскольку, преследуя надлежащие цели, он способен сам определять свою судьбу и, таким образом, продлевать, но также и укорачивать свою жизнь; а также потому, что его разрушение, как и вся его жизнь, может быть выражено в одной только ментальной сфере, помимо его животного бытия, а иногда продолжается даже и за пределами последнего. Так что в той мере, в какой принимаются во внимание эти (ментальные) феномены, собственно животное существование остается как бы на полпути между ними и феноменами растительной жизни и с известными оговорками может быть причислено либо к первым, либо ко вторым.

Итак, если в нормальном ходе развития различается его восходящая линия, где растительное преобладает над животным, и линия нисходящая, где это отношение меняется на обратное, то это развитие хотя и сохраняет свою всеобщую значимость, а следовательно, и значимость для человека, однако может здесь приобретать еще и особенное содержание, в котором животное, поскольку оно выражается в ментальном, проходит это развитие, и потому, соразмеренное с ним, все прочее животное совпадает с растительным и понимается в единстве с ним, насколько оно выражает последнее. Поэтому в восходящей линии, знаменуемой преобладанием растительно-животного, различаются три категории и ступени, в зависимости от того, как оно выражается: 1) в растительном как таковом, 2) в животном и 3) в ментальном. Соответствующая триада различается и в нисходящей линии, которая характеризуется преобладанием животно-ментального.

Согласно такой идее, в народной жизни растительно-животному соответствовала бы сельская, а животно-ментальному -- городская сущность; первая -- поскольку она сохраняет свою значимость и в городе и даже позволяет организму в целом достичь расцвета и наивысшей точки своего развития, вторая -- поскольку в крупном городе она высвобождается и, отчасти способствуя созреванию плодов, отчасти их потребляя, существует будто бы за счет самой себя, но в то же время, мало-помалу подчиняя себе целое, отчасти пользуется имеющимися у него силами, отчасти же (и, пожалуй, именно поэтому) его разрушает.

О коммунизме и социализме

Все движение в целом, в его первичном (и проходящем также сквозь все последующие) проявлении, может быть понято как движение от изначального (простого, семейного) коммунизма и от происходящего из него и на него опирающегося (деревенско-город-ского) индивидуализма -- к независимому (крупногородскому и универсальному) индивидуализму и учреждаемому им (государственному и интернациональному) социализму. Последний подразумевается уже в самом понятии общества, хотя поначалу лишь в форме фактической сопряженности капитализма и всех его возможностей с государством, которое, словно его доверенное лицо, поддерживает и обеспечивает порядок сообщения и связей; но постепенно переходит к попыткам использовать государственный механизм для того, чтобы сосредоточить в единой инстанции управление этим сообщением и самим трудом, что, однако, привело бы к упразднению общества и общественной цивилизации в целом...

Такие противоположные начала, их развитие и противоборство свойственны двум культурным массивам и народным пластам, относительно которых мы можем, по-видимому, располагать познаниями в астрономических масштабах: более раннему -- южноевропейскому, античному, -- который в Афинах достигает расцвета, а в Риме находит свою смерть, и более позднему -- североевропейскому, или современному, -- который всюду следует непосредственно за первым, во многих отношениях порождается и поддерживается им...

-- Опираясь на предложенные понятия и приобретенные знания, мы надеемся понять те течения и противоборства, которые, зародившись в последние столетия, продолжаются в современную эпоху и распространяются за ее пределы. В виду этого мы мыслим германскую культуру, -- выросшую на развалинах римской империи и ставшую ее наследницей в условиях повсеместного перехода к исповеданию христианской религии и плодотворного влияния церковной власти, -- как охваченную постоянным прогрессивным и в то же время регрессивным развитием, и именно в этом развитии порождающую те противоположности, которые легли в основу вышеизложенного воззрения.

Фредерик Трашер

Фредерик М. Трашер (1892--1962) родился в штате Индиана, социологическое образование получил в Чикагском университете, где сформировался в качестве активного сотрудника Чикагской школы в золотой век ее существования под руководством Роберта Парка. Школа специализировалась на проблемах социологии города. Трашер избрал своим направлением изучение подростков в дифференцированной городской среде Чикаго. Он собрал материал о жизни, лидерстве, внутренних конфликтах, формах делинквентного поведения 1313 подростковых клик в этом городе. Книга, посвященная анализу жизни этих групп и способов их формирования и организации, была опубликована в 1927 г. издательством Чикагского университета. Наряду с такими исследованиями, как работа Томаса «Неприспособившаяся девушка», эта работа представила лицо Чикагской школы. Далее Трашер продолжает свою карьеру в Университете Нью-Йорка. Здесь он продолжает исследование подростков в Бруклине и других частях города, изучая влияние культурной среды на поведение молодежи, обращая внимание на источники девиант-ного поведения подростков и на роль пеницитарных учреждений. Широко пользовался методом фотосоциологии. Описание и объяснение изучаемых им явлений оказали значительное влияние на социальную педагогику и на практику предотвращения и борьбы с юношеской преступностью. Мы приводим отрывок из книги Ф. Трашера «Банда», в котором детально раскрывается механизм групповых связей, освещающий пути взаимодействия в любой более или менее изолированной группе. Работа Трашера используется здесь как пример исследования девиантного поведения в городской среде, которое охарактеризовано в базовом пособии учебного комплекса (глава 8). Она иллюстрирует способы формирования и воспроизводства крайне негативных чувств к чужакам, возникновения наиболее примитивных обычаев и правил поведения (вплоть до кровной мести) в самоизолирующихся группах.

Социальные стандарты и бандитизм*

В трущобах Чикаго действуют два взаимосвязанных фактора, которые приводят к возникновению детских банд¹. Это пренебрежение детством и его подавление. Взрослые преступления и пороки представлены в этих группах с избытком. Они естественным образом отражаются в деятельности безнадзорных банд и бандитских шаек. В условиях пояса нищеты, разлагающего соседства, трущобного быта практически отсутствует понимание интересов подростков и ситуаций, с которыми они сталкиваются в повседневной жизни. Родители подростков в иммигрантских сообществах были большей частью воспитаны в регулируемых традицией сельских общинах. Или же они были выходцами из городской среды Старого света, где ситуации, связанные с нарушением порядка, не были столь уж частыми. Теперь их дети столкнулись на улицах Чикаго с пестрым букетом различных обычаев, с одной стороны, и новыми ситуациями -- с другой. Поэтому у них появились потребности, о которых родители не могли и помыслить.

Сообщество из более широкого мира -- мира банд -- влияет на подростков ничуть не лучше, чем сами семьи иммигрантов. И хотя социальная мобильность в этих районах обеспечивает под-

* Цит. по: Thrasher KM. Social Patterns and the Gang. From "The Gang" (2-nd rev. Edition. Chicago, 1927)//Theory of Society. Foundation of Modern Sociological Theory. Ed. T. Parsons et all. The Free Press of Glencoe, 1961. УII. P. 929-934. Переводчик -- В.Г. Кузь-минов, ред. перевода -- А.Г. Здравомыслов. Цитируемый текст иллюстрирует содержание главы 8 базового пособия учебного комплекса по общей социологии.

¹ В названии книги и в тексте используется термин "The Gang", что может быть также переведено на русский язык как «шайка». Мы остановились на термине «банда», поскольку от него происходит слово «гангстер». Важно иметь в виду, что в исследовании Трашера отнюдь не все банды являются криминальными группами (В.К.иА.З.).

ростку множество контактов, они в основном носят разлагающий характер. Американское общество пыталось исправить ситуацию путем создания специальных поселений и подростковых клубов, однако, при всей пользе подобных институтов, они слишком малочисленны, чтобы удовлетворить потребности обитателей огромной территории.

Таким образом, в условиях, когда здоровое влияние со стороны семьи и общины практически отсутствует, подростковая банда усваивает стандарты, которые являются престижными в ее собственной социальной среде, выбирая и устанавливая те из них, которые ей больше всего подходят и обеспечивают групповой контроль за членами банды.

Изолированность мира банд

Некоторая степень обособленности присуща практически любой профессиональной, религиозной или культурной группе большого города. Каждая из них культивирует свои собственные эмоции, установки, коды, даже собственный язык, которые могут быть понятны для других в лучшем случае лишь частично. Мир банд и законопослушное американское общество разделены барьером непонимания; социальная слепота и отсутствие сочувствия не позволяют этим мирам проникнуть в жизнь друг друга. Эта изолированность отрицательно сказывается на социальном мироощущении подростков, вовлеченных в банды; такому подростку не хватает контактов, которые бы позволили ему подготовиться к жизни в условиях нормального социального порядка.

Большей частью эта изолированность возникает благодаря тому, что в Чикаго подросток обычно живет в колонии иммигрантов, которая сама образует своего рода отдельный социальный мир. Американское общество не поощряет участие иммигрантов в жизни (настоящих) американцев. Контакты ребенка из семьи иммигрантов с американцами носят обычно поверхностный и лишенный сердечной теплоты характер и ограничиваются лишь официальным общением со школьными учителями, работодателями или полицией. Помимо этого и само иммигрантское сообщество часто сопротивляется американизации, чтобы повысить значимость национальных ценностей, которые подавлялись за границей. Тем самым дети иностранцев лишаются контактов с тем лучшим, что есть в американском обществе, и, при отсутствии контроля со стороны родителей, становятся американизированными лишь в плане усвоения наших пороков.

Значение этой ущербной коммуникации с большим миром трудно переоценить при объяснении жизни и организации банды. Практически все сведения из области истории, географии, искусства, музыки, политики, которыми располагает обычный школьник из семьи, принадлежащей к среднему классу, находятся вне понимания и опыта подростка из банды. Он вращается только в своей вселенной, в то время как другие миры окутаны для него пеленой неразгаданной тайны. Об этих мирах у него складывается лишь смутное представление, поскольку он редко сталкивается с ними, Двигаясь по своей орбите. Встречаются, конечно, исключения, так как некоторые банды менее изолированны, чем другие, но описанная ситуация характерна для их подавляющего большинства.

В результате подросток из банды не принимает участия в общественной жизни, да и роль его в жизни собственного изолированного сообщества весьма незначительна. Он знаком с окружающим миром лишь поверхностно. Обычно он воспринимает его только как источник репрессий и угроз его свободе, связанных с законом и полицией, тюремными камерами и решетками. Так или иначе, он лишен широкого доступа к богатству культурного наследия господствующего социального строя.

Социальные стандарты и мораль банды

Формируя свою социальную организацию, участники банд не могут перешагнуть собственный опыт; поэтому их коды поведения и избранные способы действия должны изучаться в соотношении с моральными кодами и способами действия, с которыми они сталкиваются в сообществах, где они живут. Мораль банды развивается из первичной интерпретации или определения, которое банда дает событиям в свете собственного предшествующего опыта.

Определение ситуации, которое в своих социальных аспектах и представляет мораль, было дано Вильямом И. Томасом. Каждый акт самоопределения осуществляется в процессе изучения и осмысления ситуации индивидом, который дает ей в итоге определение. Однако эти определения ситуаций уже были даны группами, к которым ребенок принадлежит по факту своего рождения, и у него очень невелики шансы внести изменения в эти определения в соответствии со своими личными прихотями. Поэтому всегда существует конфликт между желаниями индивида и определениями, выработанными группой в результате ее социального опыта для обеспечения ее безопасности. Моральные коды, следовательно, появляются в целях обуздания индивидуального стремления к удовольствиям. «Мораль, таким образом, есть общепринятое определение ситуации, выраженное или в общественном мнении и неписаном законе, или в формальной норме закона, или в религиозных заповедях и запретах»².

Определение ситуации для подростка из банды проистекает большей частью из неупорядоченности самой жизни на ее экономических, моральных и культурных стыках, примером чего является жизнь мира банд. Поэтому проблема морали банд может быть сформулирована главным образом в терминах стандартов, которые преобладают в непосредственном социальном окружении членов банд.

Выбор механизма, с помощью которого подросток из банды выстраивает свою жизнь в соответствии со стандартами, почерпнутыми из его опыта, не является сугубо рациональным выбором. Этот процесс является общим для всей социальной жизни и обнаруживается уже в том, как ребенок воспринимает образ жизни своих родителей. Это тот же самый неосмысленный процесс, входе которого ребенок выстраивает структуру своих вербальных привычек, представленных в его речи.

Подобным же образом детская игра обычно следует стандартам взрослых. В Испании, например, мальчики играют чаще в корриду, чем в бейсбол, в то время как Ку-клукс-клан копируется в играх американских детей³.

Точно так же в жизни банд воплощаются стандарты, принятые в том социальном мире, к которому банда принадлежит. Лежащие в основе ее поведения принципы и механизмы одни и те же для всех групп этого типа. Вместе с тем природа преступного поведения резко различается в разных средах. Эта разница сразу бросается в глаза при сравнении банд на свалках с бандами Чикаго.

Неформальное воспитание

Многие авторы слишком узко рассматривали проблему обучения и воспитания. Истинное воспитание мальчика в плане становления его характера и формирования личности происходит естественным путем. Оно имеет место скорее за пределами классной комнаты, через те неформальные контакты, которые обычно не попадают в сферу общепринятого (conventional) контроля. Это -- время свободы, и, вероятно, сам факт спонтанности и самодеятельности «Десятилетний Сирил Стоддарт находился под наблюдением врачей вследствие шока и незначительных телесных повреждений. Полиция ищет банду подростков, которые, надев маски и заявив, что они куклуксклановцы, вершащие свой суд в понедельник вечером, напали на мальчика, привязали его к телеграфному столбу и вставили ему в рот кляп. В этом состоянии он пребывал в течение трех часов, пока его не обнаружили» (Chicago Tribune, 27 сентября 1925 г.)

делает эти контакты более действенными в сравнении с формальными контактами, которые трактуются данными авторами как единственно имеющие воспитательно-образовательный характер. Воспитательное воздействие улицы, которому подвержен каждый подросток из мира банд, является основным в развитии вкусов и привычек, стремлений и идеалов.

Групповой контроль в банде

При том что деятельность банды и ее мораль являются, по крайней мере отчасти, отражением дезорганизованного социального мира, они получают дополнительное объяснение в концепции банды как первичного сообщества, которое, будучи свободным от традиционного контроля, стремится независимо и спонтанно развить собственную организацию и коды поведения. Эти нормы навязываются членам банды с помощью целого ряда способов, одна часть которых носит целенаправленный характер, другая -- практически полностью стихийный. Так, банда определяет ситуацию для своих членов (иллюстрацией чего может служить процедура инициации новичков, а также поручительство и испытательный срок) и обеспечивает более или менее согласованное групповое действие.

Единство банды

Достижение коллективных целей и ведение совместной деятельности подразумевают единство и взаимопомощь в банде. Ниже приводятся типы корпоративного поведения, которые требуют единства и сотрудничества.

Результативность коллективного действия и продолжительное корпоративное существование подразумевают контроль банды за своими членами. Следовательно, группа с помощью целенаправленных методов или стихийно пытается инкорпорировать подростков, приучить их к подчинению требованиям со стороны группы, дисциплинировать неподдающихся. И хотя банда не всегда едина и гармонична внутри себя⁴, разногласия обычно устраняются под воздействием требований, определяемых коллективным действием.

Единство банды зиждется на определенном согласии или схожести привычек, чувств и установок, что позволяет ее членам ощущать себя единым целым, подчинять себя и свои личные желания общим задачам банды, воспринимать общие цели, верования и символы как свои собственные. Корпоративный дух, который присущ даже бандам рассеянного (diffuse) типа, проявляется во многих коллективных действиях банды -- в совместных тусовках с их приподнятым настроением, в коллективных играх, в танцах, в безудержном пьянстве.

Моральное состояние банды и солидарность

В рассеянном типе банд прочное единство не возникает до тех пор, пока банда не цементируется в результате конфликта. Она постепенно учится формулировать некую политическую линию и проводить более или менее последовательный курс, преодолевая препятствия на этом пути. В результате ее моральный дух повышается, поскольку моменты кризисов еще прочнее скрепляют банду узами товарищества и рождают коллективный энтузиазм.

Банда Фланнигана

Банда Фланнигана, состоявшая из подростков четырнадцати -- шестнадцати лет, в качестве своего естественного лидера имела Эдварда Фланнигана -- лучшего в банде спортсмена и бойца. Когда ближайший рекреационный центр объявил набор в бейсбольную команду, банда в полном составе, наряду с другими, заявила о своем участии. Было решено избрать капитана, с тем чтобы он сам набрал команду. Фланниган был избран капитаном и составил команду исключительно из членов своей банды. Когда стали раздаваться протесты, он заявил, что другие подростки являются членами других банд, и, если социальный центр не удовлетворен игроками, которых он набрал, то его банда целиком покинет центр...

⁴ Сравните данное утверждение с точкой зрения Чарльза Г. Кули в: Social Organization, p. 24--25. Точка зрения Кули свидетельствует о чрезмерной идеализации поведения обобщенной банды.

В течение зимы другая -- железнодорожная -- банда пыталась использовать заброшенный дом около путей для своих встреч. Это приводило к дракам с бандой Фланнигана с использованием камней, кирпичей и т.д. Победа осталась за бандой Фланнигана. Парни были чрезвычайно сплочены, стояли в драке друг за друга стеной, поддерживая тех, кому приходилось туго. На их встречах никто из банды не пытался высказаться, пока лидер не выразит своего мнения. После этого они поддерживали лидера и соответственно голосовали⁵.

Эта высшая солидарность создает серьезные проблемы для церкви, общины, спортивных и других учреждений, которые пытаются использовать, подчинить банды себе или руководить ими. Банда иногда является столь сильной структурой, что в состоянии разрушить большую организацию, в которую она входит в качестве составной части.

Планирование и сотрудничество

Единство группы укрепляется, далее, с помощью особых лозунгов, языка, традиций и т.д., которые культивируются бандой, являясь символическим отражением ее общих представлений и целей. Планирование деятельности должно осуществляться так, чтобы в нем выражался общий смысл этих символов. Название банды имеет особую значимость в качестве средства группового контроля. Оно обеспечивает общие стимулы или ценности, по отношению к которым члены банды могут испытывать общие чувства. В конфликтной ситуации название банды выполняет роль объединяющего и упорядочивающего стимула. Так как каждый член группы более или менее идентифицирует себя с ее названием, оно становится предметом общей гордости, которое следует защищать и превозносить.

Кодекс банды

Каждая банда стремится создать собственный кодекс поведения, который в большей или меньшей степени осознается ее членами и к выполнению которого они более или менее жестко принуждаются. Кодекс банды является отчасти отражением стандартов поведения в ее социальном мире, отчасти -- результатом развития первичных групповых переживаний, отчасти -- продуктом отдельной группы в ее особой среде. Следующие примеры иллюстрируют действие этих трех факторов группового контроля, равно как ряда других.

Кодекс одной из банд

Моя банда, в которой было около десяти человек, занималась главным образом кражей мороженого с вечеринок, которые посещали знакомые девчонки. Лидер у нас был кремень. Первым принципом и самым важным правилом группы было не доносить друг на друга.

Банда крала мороженое не потому, что ее члены не могли позволить себе купить эту роскошь, но потому, что нам нравилось возбуждение, которое при этом возникало. Однажды нам удалось сбежать с пятилитровым бидоном. У нас не было ни ложки, ни вилки, поэтому мы использовали для еды серебряные долларовые монеты и стекла от часов. Одного нашего товарища поймали, и полицейский суд приговорил его к штрафу в 25 долларов за это дело. Он нас не выдал, а мы пришли ему на выручку и заплатили штраф.

Другое правило банды заключалось в том, что каждый из нас должен был носить пачку табака «Дюкс Миксчер» в кармане рубашки так, чтобы была видна этикетка. То, что я не курил, не имело значения; у меня должен был быть табак на случай, если кто-то из банды захочет покурить.

У нас было жесткое правило, запрещавшее всякое общение с девчонками.

Другое правило обязывало нас защищать дом одной вдовы и еще семьи двух слепых на Хэллоуин. Мы не только сами соблюдали это правило, но и заставили другие банды делать то же самое.

Банда развалилась в результате того, что ее целиком исключили из школы. Один из нас намазал клеем стул учителя труда. Парня наказали. Тогда мы в отместку «завалили» школу, то есть свалили в огромную кучу все, что попалось под руку.

Механизмы контроля в банде

Отдельный член банды практически полностью контролируется силой группового общественного мнения. То, как думают и поступают другие, является обычно достаточным оправданием или, напротив, сдерживающим фактором поведения каждого отдельного члена банды. В таких случаях он действительно чувствует давление общественного мнения, особенно в том, что жизненно важно для него и что касается поддержания его статуса⁶. Санкционирование подобного рода может обеспечить практически любое поведение в рамках группы, будь то нормативное или отклоняющееся. Наряду с этим такое санкционирование приводит к тому, что под влиянием группы личность подростка будет одной, а вне такового -- совершенно другой.

Сила общественного мнения банды проявляется в различных механизмах, с помощью которых осуществляется групповой контроль -- в одобрении, повышении статуса, воспевании героев, а также в осмеянии, презрении и остракизме. Нередки случаи физических наказаний. Лидер располагает значительной властью над своими подчиненными до тех пор, пока он не начинает этой властью злоупотреблять. Тем не менее многие факторы, которые определяют поведение банды и ее членов, являются незапланированными и неосмысленными и, как и в толпе, проистекают из самой природы коллективного действия.

Наказание

Страх применения силы или угроза физического наказания является одним из основных механизмов группового контроля в банде. В студенческом братстве этот механизм воплощается в принуждении к «изнурительным» упражнениям вроде купания в холодной воде и гребле, что касается в особенности тех, кто проходит испытательный срок. В банде нарушивший кодекс может подвергнуться избиению или, в исключительных случаях, может быть приговорен к смерти.

Осмеяние и одобрение

Еще одним важным механизмом социального контроля в банде служит осмеяние, известное в подростковой среде как «приколы» или «подначки». Они включают в себя розыгрыши аутсайдера, третирование его как «козла отпущения», поддразнивание, издевку, высмеивание, вышучивание, придумывание оскорбительных кличек. Формы осмеяния все время варьируются, переходя от тонких намеков в разговоре, хитрого подмигиванья и хихиканья к самой непристойной пантомиме, грубому лошадиному ржанию и язвительному сарказму. Только тот, кто был предметом осмеяния в замкнутой группе, в которой он должен был существовать, может оценить ее постоянное и безжалостное давление с целью принудить ее членов к конформизму. Осмеяние -- главный инструмент в руках американского братства, немецкой «корпорации» и различных этнических банд в ассимиляции новых членов.

Использование высмеивающих эпитетов -- это неотразимый элемент осмеяния. Те из них, которые являются наиболее действенными с точки зрения контроля, известны как «уничижительный» тип. У подростков из банды имеются собственные эпитеты для тех, кто, по их мнению, не соответствует их стандартам. Трус получает ненавистное прозвище «желтый» или «желтопузый». Предатель фигурирует как «стукач» или «сортирное очко». Тот, кто колеблется или недостаточно решителен, называется «малышом». Если кто-то поддерживает отношения с девочками или отличается аккуратностью в одежде или обходительностью, то он получает кличку «сиси». Истинный член банды предпочтет самое суровое наказание, лишь бы не получить какое-нибудь из этих прозвищ, поскольку называться так -- значит потерять кастовое положение в группе. А без этого он не может ощущать себя счастливым человеком. Эти коллективные представления банды наполняются смыслом под воздействием реальных жизненных ситуаций; точно так же как ее представления о доблести и чести, они определяются в процессе взаимодействия.

Осмеяние определяет границы того, чего подросток не должен делать, если он хочет поддерживать свой статус. Однако существует и положительный метод контроля, который удовлетворяет его потребность в признании. Это одобрение и воспевание геройства. Чтобы заслужить похвалу и лесть со стороны своих товарищей, а также такие награды, как призы, повышение статуса, почести и лидерское положение, член банды придерживается того стиля поведения, который отвечает идеалам и политике группы.

Мягкие формы контроля

То, каким образом члены банды интерпретируют оттенки и наименее заметные изменения в поведении других членов банды, может рассматриваться как важный элемент контроля за толпой. Именно путем прочтения этих ускользающих от восприятия знаков один человек может ответить на эмоции и установки другого. При визуальном общении в группе изменения в выражении лица, жестикуляции и тому подобное, что обычно не подкрепляется словесным оформлением, постоянно позволяют индивиду сразу почувствовать ситуацию. Тем самым эти изменения определяют ситуацию и обеспечивают взаимопонимание (rapport).

Банда, как первичная группа близких по духу людей (intimate), создает прекрасную основу контроля через взаимопонимание. Совместная жизнь в течение более-менее длительного периода формирует социальное наследство, к которому имеет отношение каждый член группы. Общий опыт, имеющий доверительный и часто эмоционально окрашенный характер, является почвой для глубокой симпатии, для совместной интерпретации мельчайших знаков, указывающих на изменения в чувствах и установках. Коллективные представления, воплощенные в знаках и символах (таких, как значок в братстве), тайные пожатия и словечки, а также групповой жаргон -- все это способствует взаимной отзывчивости в плане тонкой коммуникации. Особенности в одежде и внешности служат той же цели: например, особая прическа как знак принадлежности к определенной банде или особые куртки или галстуки.

Взаимопонимание в банде (равно как в студенческом братстве) иногда является столь полным, что создается впечатление взаимопроникновения личностей, если в данном случае применимо это мистическое понятие. Привычки, чувства и установки иногда настолько унифицированы, что индивидуальные различия кажутся полностью размытыми.

Ограниченность морали банды

Некоторые авторы идеализируют воспитательное значение банды для подростка. Они делают упор на то, что банда учит своих членов человеческим добродетелям. Некоторые даже высказывали мысль, что банда -- это желательный институт для безнадзорного подростка.

Ценности при отсутствии надзора

«Я придерживаюсь теории, что банда способствует разностороннему развитию подростка. Такой способ спонтанного роста является столь ценным для развития его личности, что я сомневаюсь в необходимости какого-либо надзора. Подростки учатся преодолевать разногласия на путях достижения справедливости. Тем самым группа превращает мальчика в личность. Я думаю, что каждый подросток должен состоять в банде»⁷.

Другие социальные работники, специализирующиеся на работе с подростками, делают вывод, что эти так называемые «партизанские добродетели» -- огромный капитал для социальных институтов, которые могут направить энергию банды в полезное русло.

Сомнительно, однако, что банда как таковая делает достаточно много для подготовки подростков к жизни в большом мире. Культивируемые бандой добродетели, которые столь высоко превозносились в качестве общечеловеческих стандартов поведения, распространяются только на членов замкнутой группы (in-group), в то время как остальной мир может вполне естественно восприниматься ими как законная добыча. Принцип честной игры, который лежит в основе взаимоотношений между подростками, не распространяется на аутсайдеров.

Этноцентризм, который был отличительным признаком малых групп, ведших примитивный образ жизни, и племенных сообществ, также характерен для банды. Греческое братство, которое во многих отношениях является родственным бандам, служит хорошим примером подобного рода. И по сей день существующая установка членов такого сообщества выражена в следующих словах: «Мы принадлежим к братству; мы -- греки; мы -- носители культуры. Вы не принадлежите к братству; вы -- варвары; вы грубы и невоспитанны».

Более того, в других отношениях банда делает слишком много, так как наряду с добродетелями она насаждает среди ее членов пороки, распространенные в примитивных группах. Месть, характерная для многих оторванных от цивилизации примитивных групп, является законом банды. Дружба, которая преобладает среди членов одной и той же группы, часто соседствует с противоположным чувством -- ненавистью к чужакам. В исключительных случаях ненависть проявляется в наиболее изощренных способах мести; члены банды часто не останавливаются перед убийством. В наиболее по-, рочных бандах развивается жажда кровной мести.

3.4 Религия

Бронислав Малиновский

Бронислав Каспер Малиновский (1884-1942) -- английский этнограф и социолог, основатель функциональной школы в этнографии. Сын выдающегося польского филолога-слависта, он говорил на польском, русском, немецком, французском, английском, итальянском и испанском языках. В 1908 г. окончил Ягеллонский университет в Кракове (получил степень по физике и математике), недолго учился в Лейпцигском университете, в 1910 г. поступил в аспирантуру Лондонской школы экономики, где увлекся изучением культуры австралийских аборигенов. В 1914-1918 гг. выполнил интенсивные этнографические исследования в Новой Гвинее, Австралии и Меланезии (на Тробриандских островах). Проявил себя как полевой исследователь, который глубоко проник в язык, бытовые детали, образ жизни аборигенов. Позднее он продолжал этнографические исследования в Индии, Африке, Мексике.

В 20-х гг. Б. Малиновский преподавал в Лондонской школе экономики, в 1927 г. возглавил кафедру антропологии в Лондоне. Он был блестящим лектором и педагогом, на занятия которого собиралось большое число талантливых студентов и исследователей. С 1938 г. -- профессор Йельского университета, США.

Жители Тробриан стали знаменитыми благодаря книгам Б. Малиновского «Аргонавты Западного Тихоокеанья» (1922), «Сексуальная жизнь Северо-Западной Меланезии» (1929), «Коралловые сады» (1935) и др. Вместе с тем автор этих этнографических бестселлеров не удовлетворялся описанием быта и образа жизни аборигенов. Он предложил свое понимание природы первобытного общества как интегрированной целостности, основу которой составляет своеобразная культура и ее институты: родство, магия, религия и др. Каждый институт выполняет определенную функцию по отношению к человеку и обществу в целом. Этот подход отчетливо представлен в таких работах Б. Малиновского: «Магия, наука и религия» (1925), «Преступление и обычай в обществе дикарей» (1926); «Основы веры и морали» (1936).

В базовом пособии учебного комплекса выделены социаль-но-интегративная и духовно-поддерживающая функции религии (см. главу 9). Ниже приведены фрагменты одной из глав его работы «Магия, наука и религия», демонстрирующие функциональный подход Б. Малиновского к пониманию магии и религии как культурных институтов, которые интегрируют общество, поддерживают стабильность общественного порядка, помогают человеку преодолевать страх смерти, обретать надежду в, казалось бы, безнадежных ситуациях.

Магия и религия *

Как магия, так и религия возникают в ситуациях эмоционального стресса: житейский кризис, крушение важнейших замыслов, смерть и посвящение в таинства своего племени, несчастная любовь или неутоленная ненависть. Как магия, так и религия указывают выходы из таких ситуаций и жизненных тупиков, когда действительность не позволяет человеку найти иной путь, кроме обращения к вере, ритуалу,

* Цит. по: Малиновский Б. Магия и религия // Религия и общество. Хрестоматия по социологии религии. Общ. ред. В.И. Гараджа. / Пер. с англ. Б. Поруса. М., 1994. Ч. II. С. 34--37. Цитируемый текст иллюстрирует содержание главы 9 базового пособия учебного комплекса по общей социологии. сфере сверхъестественного. В религии эта сфера наполняется духами и душами, провидением, сверхъестественными покровителями рода и провозвестниками его тайн; в магии -- первобытной верой в силу волшебства магического заклинания. И магия, и религия прямо опираются на мифологическую традицию, на атмосферу чудесного ожидания раскрытия своей чудотворной силы. И магия, и религия окружены системой обрядов и табу, которая отличает их действия от того, как ведут себя непосвященные.

Что же отличает магию от религии? Начнем с наиболее определенного и бросающегося в глаза различия: в сакральной сфере магия выступает как некое практическое искусство, служащее для выполнения действий, каждое из которых является средством достижения определенной цели; религия -- как система таких действий, выполнение которых само по себе есть некоторая цель. Попытаемся проследить это различие на более глубоких уровнях. Практическое искусство магии обладает определенной и применяемой в строгих границах техникой исполнения: колдовские заклинания, ритуал и личные способности исполнителя образуют постоянное триединство. Религия во всем многообразии ее аспектов и целей не имеет столь простой техники; ее единство не сводится ни к системе формальных действий, ни даже к универсальности ее идейного содержания, оно скорее заключается в выполняемой функции и в ценностном значении веры и ритуала...

Магия, как особое искусство достижения конкретных целей, в одной из своих форм однажды входит в культурный арсенал человека и затем непосредственно передается от поколения к поколению. С самого начала она является искусством, которым овладевают немногие специалисты, и первая профессия в истории человечества -- это профессия колдуна и чародея. Религия же в самых своих первоначальных формах выступает как всеобщее дело первобытных людей, каждый из которых принимает в ней активное и равное участие. Каждый член племени проходит через обряд посвящения (инициации) и впоследствии сам посвящает других. Каждый член племени скорбит и рыдает, когда умирает его сородич, участвует в погребении и чтит память усопшего, а когда придет его час, он точно так же будет оплакан и помянут. У каждого человека есть свой дух, и после смерти каждый сам становится духом...

Бросая взгляд с высот нынешней, далеко ушедшей от первобытных людей, развитой цивилизации, нетрудно видеть грубость и несостоятельность магии. Но нам не следует забывать, что без ее помощи первобытный человек не смог бы справляться с труднейшими проблемами своей жизни и не мог бы продвинуться к более высоким стадиям культурного развития. Отсюда ясна универсальная распространенность магии в первобытных обществах и исключительность ее могущества. Отсюда понятно неизменное присутствие магии в любой значимой деятельности первобытных людей.

Магия должна быть понята нами в ее неразрывной связи с величественной безрассудностью надежды, которая всегда была лучшей школой человеческого характера...

Миф -- это составная часть общей системы верований туземцев. Отношения между людьми и духами определяются тесно связанными друг с другом мифическими повествованиями, религиозными верованиями и чувствами. В этой системе миф -- это как бы основание непрерывной перспективы, в которой повседневные заботы, печали и тревоги людей обретают осмысленность движения к некой общей цели. Проходя свой путь, человек направляется общей верой, личным опытом и памятью прошлых поколений, хранящей следы тех времен, когда происходили события, ставшие толчком для возникновения мифа...

Важнейшую роль в мифе играют его эмоциональная сторона и практический смысл. То, о чем повествует миф, глубочайшим образом волнует туземца. Так, миф, повествующий о возникновении праздника миламала, определяет характер церемоний и табу, связанных с периодическим возвращением духов. Само это повествование туземцу совершенно понятно и не требует никаких «объяснений», поэтому миф даже в малой степени не претендует на такую роль. Его функция иная: он призван смягчить то эмоциональное напряжение , какое испытывает человеческая душа, предчувствующая свою неизбежную и неумолимую судьбу...

Сильный страх перед смертью, острое желание избежать ее, глубокое горе от утраты близких и родных -- все это глубоко противоречит оптимизму веры в легкое достижение загробной жизни, которой пронизаны туземные обычаи, идеи и ритуалы. Когда человеку грозит гибель или когда смерть входит в его дом, дает трещину самая бездумная вера. В долгих беседах с некоторыми тяжело больными туземцами, особенно с моим чахоточным другом Багидоу, я ощущал всегда одну и ту же, быть может, неявно или примитивно выраженную, но несомненно меланхолическую печаль об уходящей жизни и ее радостях, тот же ужас перед неизбежным концом, ту же надежду, что этот конец может быть отсрочен, пусть даже ненадолго. Но я ощущал также, что души этих людей согревались надеждой, идущей от их веры. Живое повествование мифа заслоняло перед ними готовую разверзнуться бездну.

Макс Вебер

Макс Вебер, наряду с Э. Дюркгеймом, Б. Малиновским и А. Рэдклифф-Брауном, положил начало новому этапу исследований влияния религии на поведение людей и на развитие различных социальных институтов. Наиболее известна его работа «Протестантская этика и дух капитализма» (1905), фрагмент которой приведен в следующем разделе Хрестоматии. В 1916--1919 гг. он опубликовал «Хозяйственную этику мировых религий» -- один из основных своих трудов, над которым работал до конца своей жизни (1920).

Вскоре после кончины М. Вебера, в 1922 г. была опубликована его «Социология религии (Типы религиозных сообществ)», где с социологических позиций рассмотрена жизнь самих религиозных сообществ как определенного типа совместной деятельности людей. Будучи верен принципу историзма, М. Вебер начал рассмотрение предмета с возникновения религии, включая появление священнослужителей и пророков -- обладателей личной харизмы, вокруг которых собирается особая человеческая общность -- религиозная община. Ниже приведен, с небольшими сокращениями, раздел этого труда, посвященный характеристике особенностей религиозной общины. Подход М. Вебера стал одной из методологических предпосылок анализа религии как духовной общности, который предложен в базовом пособии учебного комплекса (глава 9).

Община [религиозная]*

Если пророчество успешно, пророк находит постоянных помощников; это -- члены братства (как Варфоломей переводит соответствующий термин из «Гат»), ученики (в Ветхом Завете и индуизме, у Исайи и в Новом Завете), спутники (в индуизме и исламе). В отличие от объединенных в группы и подчиненных служебной иерархии священников, они связаны с пророком лично -- отношение, на котором, принимая во внимание казуистику форм господства, еще придется остановиться. Наряду с этими постоянно содействующими пророку в осуществлении его миссии и, в свою очередь, обычно обладающими известной харизмой помощниками существует круг лиц, которые поддерживают пророка, предоставляя ему убежище, деньги и услуги, надеясь обрести спасение посредством его миссии; поэтому они объединяются либо от случая к случаю для определенных действий, либо в постоянную общину. «Община» в религиозном смысле (вторая категория такого типа наряду с объединением соседей на экономической, фискальной или какой-либо иной, политической основе) возникает не только в сфере пророчества в принятом здесь смысле и не при каждом типе пророчества. Она формируется вообще лишь как продукт повседневности, в результате того, что пророк и его ученики гарантируют постоянное благовествование и дарование благодати, а также создают экономическую основу для распространения учения, обеспечивая тех, кто его провозглашает, и передавая вместе с обязанностями монополию на права тем, кто берет на себя указанные функции. Поэтому община встречается и у мистагогов, и у священников непророческих религий. Наличие ее у мистагогов служит признаком, отличающим их от колдунов, которые либо действуют автономно, либо, будучи объединены в определенную группу, обслуживают какое-либо сообщество соседей или политический союз, а не особую религиозную общину. Община мистагога, так же как объединение участников элевсинских мистерий, обычно открыта и не постоянна по своему составу. Человек, нуждающийся в спасении, вступает в определенную, подчас лишь временную связь с мистагогом и его помощниками. Тем не менее, однако, участники элевсинских мистерий составляют своего рода межлокальное сообщество. По-иному обстоит дело в пророчестве. Здесь путь к спасению указывает пророк. Лишь тот, кто безоговорочно следует его примеру -- подобно нищенствующим монахам Махавиры и Будды, -- принадлежит к числу членов его общины, внутри которой особым авторитетом могут обладать лично связанные с пророком ученики. Вне такой общины стоят благочестивые почитатели (в Индии -- «упасаки»), которые не вступают на путь полного спасения, но надеются обрести хотя бы относительное спасение посредством выражения преданности святому. Они могут быть не объединены в постоянные сообщества, как первоначально буддийские упасаки, или объединены твердыми правилами и обязанностями; это обычно случается, когда из общины такого рода выделяются особые священнослужители или выполняющие подобные функции лица, радеющие о спасении души -- как, например, буддийские бонзы; им поручаются особые обязанности, связанные с культом (неизвестные раннему буддизму). Однако правилом здесь остается свободное объединение при особых обстоятельствах, и это относится как к большинству мистагогов и пророков, так и к большинству храмового священства отдельных, объединенных в пантеон богов. Все эти объединения материально обеспечены жертвованиями и поддерживаются дарами, которые им приносят люди, нуждающиеся в божественном милосердии. Здесь еще не может идти речь о какой-либо общине мирян, и все наши представления о конфессиональной принадлежности здесь совершенно неприемлемы...