Общая социология

Флориан Знанецкии в своих теоретических разработках уделял большое внимание проблемам культуры и ее ценностного содержания. Социальная реальность представлена в его трудах в четырех аспектах: социальные действия, социальные отношения, социальные личности и социальные группы, при этом именно социальные действия рассматривались им в качестве фундаментальной составляющей социальной реальности, поскольку они представляют собою «нормативно регулируемые взаимодействия между двумя или более индивидуумами». Общество он рассматривал как надындивидуальную целостность, в котором определяющую роль играет «ценностно-нормативный порядок», который, собственно, и регулирует социальные действия. Подход Знанецкого к анализу социального действия и социальных отношений оказал определенное влияние на разработку теории социального действия Т. Парсонсом, представленной в "Structure of Social Action" (1937). В области методологии исследований Знанецки известен как автор идеи «гуманистического коэффициента». Гуманистический коэффициент является с точки зрения выдвинутой парадигмы принципом анализа данных, предполагающим постоянно учитывать то, как участники исследуемой ситуации воспринимают соответствующие события и факты. Сам способ этого восприятия, будучи важной составляющей их жизненного опыта, чрезвычайно важен для исследователя. Поэтому Ф. Знанецкий уделяет столь большое внимание анализу «человеческих документов» и первым обосновывает необходимость автобиографического метода в социологии. Второй важный принцип, выдвинутый Знанецким, -- необходимость контекстуального изучения социального поведения. В соединении гуманистического коэффициента и правила контекс-туального изучения социального поведения состоит, по мнению этого автора, принцип аналитической индукции.

До последних дней Ф. Знанецкий работал над главным трудом своей жизни «Систематической социологией», которая была опубликована посмертно благодаря усилиям его дочери Елены Лопата -Знанецки (Social Relations and Social Roles. The Unfinished Sociology. San Francisco, 1965). Ниже мы помещаем отрывок из книги В.Томаса и Ф.Знанецкого «Польский крестьянин в Европе и Америке» (1920), который иллюстрирует то, как авторами этой работы решается важная теоретическая проблема социологического анализа -- проблема типологии личности, кратко изложенная в главе 5 базового пособия учебного комплекса.

Три типа личности*

Индивид не воспринимает пассивно вновь возникающие ситуации, для него они никогда не являются полностью схожими с теми, какие он встречал в прошлом. И в то же время он должен сознательно определить каждую новую ситуацию как схожую с определенными прежними ситуациями, если он хочет применить к ней уже однажды использованное решение. Это именно то, что ожидает от него общество, когда оно требует от него упорядоченного образа жизни (a stable life-organization). Оно не хочет, чтобы он инстинктивно и одинаково реагировал на те же самые материальные условия, но хочет, чтобы он рефлективно конструировал схожие социальные ситуации, даже в тех случаях, когда он сталкивается с различными материальными условиями. Ведь единообразие поведения, которое общество пытается предписать индивиду, не есть единообразие привычек, присущих организму. Это -- единообразие правил, которым нужно следовать сознательно. Индивид, чтобы управлять социальной реальностью ради удовлетворения собственных потребностей, должен развивать не ряд единообразных реакций, а руководствоваться общими схемами ситуаций. Его организация жизни -- это набор правил определения ситуаций, которые могут быть даже выражены в абстрактных формулах. Моральные принципы, правовые нормы, экономические формы, религиозные обряды, социальные обычаи и т.д. являются примерами такого рода схем.

Определенность установок, закрепленных в характере, и соответствующая ему схематизация социальной информации как компоненты жизненной организации допускают все же весьма широкую шкалу градаций одной фундаментальной характеристики -- спектра возможностей для дальнейшего развития индивида, остающихся открытыми после достигнутой стабилизации. Этот спектр возможностей зависит от природы установок, присущих характеру индивида, и от схематизма жизненной организации, равно как и от способов, с помощью которых и установки, и этот схематизм унифицируются и систематизируются.

В этой связи надо рассмотреть три типичных случая.

Определенная совокупность установок, формирующих характер, может быть таковой, что она практически исключает возникновение какой бы то ни было новой установки в данных жизненных условиях. Так происходит потому, что рефлективные установки индивида приобретают такую степень жесткости, при которой индивид становится восприимчивым только к определенному классу влияний -- тем, которые создают наиболее постоянную часть его социальной среды. Единственная возможность развития, которая остается открытой для индивида, -- это медленные возрастные изменения и временные изменения его социальной среды. В ином случае, т.е. в случае быстрых перемен, изменения могут оказаться столь радикальными, что они сразу же приведут к разрушению ценностей, к влиянию которых индивид приспособился, а, возможно, и к разрушению его характера. Это тип, который в литературе называется «филистерским»¹.

Он противостоит «богемному»² типу, возможности которого в плане развития не закрыты просто потому, что его характер остается незавершенным. Некоторые из его характерологических установок остаются в начальной стадии формирования, другие могли бы быть осмыслены, однако остаются не связанными друг с другом. Они не образуют стабильный и систематизированный ряд; они не исключают и восприятия новых установок так, что индивид остается открытым для некоторых или всех других влияний.

В противоположность обоим этим типам мы обнаруживаем третий тип личности, чей характер завершен и организован. Вместе с тем этот тип допускает возможность и даже необходимость эволюции, так как рефлексивные установки, образующие этот тип, включают в себя некоторые тенденции к изменениям, которые регулируются планами созидательной деятельности так, что индивид остается открытым для тех влияний, которые соответствуют его неосознаваемому опыту. Это тип творческой личности.

Параллельно охарактеризованным типам личности можно выделить и различия в схемах социальных ситуаций, определяющих образ жизни. Способность жестко оценивать каждую из ситуаций, с которой индивид сталкивается в своем опыте, не следует рассматривать как показатель его интеллектуального превосходства. Это свойство может означать лишь ограниченность притязаний и интересов, равно как и свидетельствовать об устойчивости внешних условий, которые не позволяют индивиду замечать какие-либо новые ситуации, выходящие за пределы его прежнего опыта. Это приводит к тому, что индивид довольствуется несколькими ограниченными схемами, позволяющими ему идти по жизни, и не замечает на своем пути проблем, которые требуют новых жизненных программ. Такой тип схематизации составляет общий фонд социальных традиций, в соответствии с которым каждый класс ситуаций определяется раз и навсегда.

Эти схемы идеально соответствуют филистерскому характеру, поэтому филистер всегда в какой-то степени конформист, обычно принимающий наиболее устойчивые компоненты социальной традиции. Разумеется, каждое важное и неожиданное изменение в условиях жизни приводит к дезорганизации деятельности такого индивида. Он продолжает применять старые схемы столь долго, насколько это возможно, и, до определенного момента, старое решение новых проблем может быть достаточным, чтобы позволить ему удовлетворить свои притязания при условии, что они незначительны. При этом он и не может конкурировать с теми, кто имеет более высокие притязания и применяет более эффективные схемы. Но как только неудачные результаты его деятельности становятся очевидными даже ему самому, он оказывается полностью разбитым; ситуация становится для него совершенно размытой и неопределенной. В таком случае он будет готов принять любое решение, которое ему может быть предложено. И в то же время он оказывается неспособным сохранять какую-либо единую линию поведения. Это типичная ситуация для любого консервативного и интеллектуально ограниченного члена стабильного сообщества, независимо от его классовой принадлежности. Она возникает при любом переходе индивида из одного сообщества в другое или в тех случаях, когда его группа переживает какое-либо быстрое и неожиданное изменение.

В противовес этому типу схематизации мы обнаруживаем неопределенный ряд вариаций жизненных планов, используемых многочисленными разновидностями богемного типа. Выбор жизненного плана последним зависит от сиюминутной точки зрения, и она может предопределяться либо взрывом первичной установки темперамента, либо действием некоторой изолированной характерологической установки, превращающей его из-за неразборчивости в объект случайного влияния. В любом случае непоследовательность является существенной чертой его поведения. Но, с другой стороны, он демонстрирует такую степень приспособляемости к новым условиям, которая резко отличает его от филистера, хотя его адаптивность носит лишь временный характер и не ведет к новой систематике жизненной организации.

Однако адаптивность к новым ситуациям и разнообразие интересов могут быть сопоставимы с устойчивостью деятельности, превосходящей ту, которая дается традицией. Это обнаруживается в тех случаях, когда индивид выстраивает свою жизненную организацию на стремлении изменить и расширить ее в соответствии с некоторыми определенными целями, а не на основе неизменности его социальных ценностей. Новые цели могут быть чисто интеллектуальными или эстетическими, и в этих случаях индивид сам ведет поиск новых ситуаций, определение которых позволит ему расширить свои знания или развить способности эстетического суждения. Кроме того, его цели могут быть «практическими» в любом смысле этого слова -- гедонистическими, экономическими, политическими, моральными, религиозными, -- и тогда индивид ищет новые ситуации для того, чтобы раздвинуть рамки своих контактов с окружающей средой, приспособить к своим целям постоянно расширяющуюся сферу социальной реальности. Это -- тип творческого человека.

Филистер, богемная личность и творческий человек олицетворяют собой три фундаментальные формы личностного разграничения, в направлении которых идет эволюция социальных типов личности. Ни одна из этих форм никогда полностью и абсолютно не реализуется в человеческом индивиде во всех направлениях его деятельности. Не существует филистера, который бы полностью исключал богемные черты, и не существует богемного типа, который не был бы филистером в некотором отношении. Нет и творческого человека, который был бы полностью и исключительно творческим и не нуждался в доле филистерской рутины в некоторых аспектах, чтобы творчество в других аспектах стало практически возможным. Ему также необходима некоторая богемность, чтобы быть способным от случая к случаю отвергать фиксированные установки и социальные предписания, которые мешают его прогрессу, даже если он и не в состоянии в этот момент противопоставить им какую-либо положительную программу в данном направлении.

В то время как чистое филистерство, чистая богемность, чистая креативность являют собой лишь идеальные пределы эволюции личности, сама направленность ее эволюции становится все более и более определенной по мере ее развития. Дело в том, что форма, которую принимает человеческая личность, не предопределена ни индивидуальным темпераментом, ни социальным окружением; будущее этой личности все более и более определяется самим ходом ее собственного развития; она все более и более приближается к филистерскому, богемному или творческому типу, а ее возможности стать чем-то иным постоянно уменьшаются.

Эти три общих типа, очерчивающие границы эволюции личности, включают в себя, разумеется, бесконечный ряд вариаций, которые зависят от природы установок, образующих характеры, и от схем, лежащих в основе жизненной организации социальных индивидов. Следовательно, если бы мы попытались классифицировать личностные типы, исходя из границ развития, к которому они тяготеют, наша задача была бы очень трудной, если вообще возможной, поскольку мы должны были бы принять во внимание и характеры, и жизненные организации во всех их разновидностях. В каждом из этих трех фундаментальных типов одинаковым характерам может соответствовать бесконечное число жизненных организаций, а одинаковым жизненным организациям -- бесконечное число характеров. Но, как мы видели, проблема заключается в изучении характеров и жизненных организаций не в их статически абстрактной форме, а в их динамическом конкретном развитии. Характер и жизненная организация -- это субъективная и объективная стороны личности, и они развиваются параллельно. Так происходит потому, что установка, как часть рефлексивного характера, может стабилизироваться только под воздействием схемы поведения. И, наоборот, способ принятия схемы требует, чтобы установка была стабилизирована как часть характера. Любой процесс эволюции личности состоит, таким образом, из ряда комплексных эволюционных изменений, в которых социальные схемы, воздействуя на уже существующие установки, порождают новые установки таким образом, что последние представляют собой конкретизацию тенденций темперамента в отношении социального мира, реализацию в осознанной форме возможностей характера, привносимых индивидом. Эти новые установки с их интеллектуальным континуумом, воздействуя на ранее существовавшие ряды социальных ценностей, попадая в сферу индивидуального опыта, порождают новые ценности таким образом, что каждая вновь появляющаяся ценность разрешает некую неопределенную ситуацию, что является шагом в направлении к конституированию последовательной программы поведения.

Рассматривая процесс продолжительной интеракции между индивидом и его окружением, мы не можем утверждать ни того, что индивид представляет собой продукт этой среды, ни того, что он сам создает эту среду. Скорее мы можем утверждать и то, и другое.

Действительно, индивид может развиваться только под влиянием окружения, но, с другой стороны, в процессе развития он изменяет окружение путем определения ситуаций и путем их разрешения в соответствии со своими желаниями и стремлениями. Влияние индивида на социальное окружение может быть едва заметно, может иметь слишком малую значимость для других, но оно важно для него самого, поскольку ...мир, в котором он живет, не есть мир, каким его представляет общество или ученый, но есть то, каким сам индивид его представляет.

В разных случаях мы обнаруживаем различную степень зависимости индивида от окружения, что обусловлено первичными качествами индивида и типом социальной организации. Индивид в своей эволюции относительно зависим от общества, если он развивает главным образом только такие установки, которые ведут к зависимости. Поэтому их возникновение предопределяется как диспозициями темперамента индивида, так и тем обстоятельством, что организация общества такова, что она с помощью разных средств усиливает индивидуальную зависимость. С другой стороны, индивид относительно независим, если в процессе эволюции он развивает установки, ведущие к независимости, что опять-таки проистекает из определенных изначальных тенденций, вытекающих из социальной организации, которая поощряет спонтанность индивидуального поведения. Таким образом, как зависимость, так и независимость являются продуктами постепенной эволюции, изначальной причиной которой является возвратная интеракция (reciprocal interaction). Индивид не может стать полностью зависимым от общества без участия своих собственных установок. Точно так же он не может стать независимым от общества без помощи социальных влияний. Фундаментальные принципы личностной эволюции лежат, таким образом, как в собственной природе индивида, так и в его социальной среде.

Мы обнаруживаем в действительности две универсальные черты, проявляющиеся во всех индивидуальных установках, инстинктивных или сознательных, которые формируют условия как для развития, так и для консерватизма. Для системы рефлексов всех высших организмов характерны две мощные тенденции, которые в их наиболее отчетливой и выраженной форме проявляют себя в качестве любопытства и страха. Без любопытства, т.е. интереса к новым ситуациям вообще, животный мир не смог бы выжить; пренебрежение новой ситуацией означает для животного либо то, что съедят его, либо сам он упустит шанс съесть другого. И страх, для которого в отличие от любопытства характерна тенденция избегать определенного опыта в целях самосохранения, в равной степени существенен для жизни. Для того чтобы представить эти две постоянные тенденции по мере их превращения в часть характера в ходе социального развития личности, мы будем использовать выражения: «желание нового опыта» и «желание стабильности». Эти две тенденции, характерные для каждой постоянной установки, проявляют себя в ритмическом виде, которую сознательная жизнь принимает в каждой из своих форм. В то время как сознание охватывает лишь небольшой спектр активности, ритм проявляется в чередовании отдельных желаний или аппетитов и удовлетворения их. Удовлетворение голода или сексуальной потребности и последующее желание покоя, которому никто не мешает, -- наиболее общие примеры. На более высоком уровне эти тенденции проявляют себя в отношении более сложных и продолжительных серий форм поведения. Желание стабильности простирается на целый период регулярных смен активности и отдыха, из которых новый опыт относительно исключается. Желание нового опыта находит свое выражение в разрыве такой целостной линии регулируемой активности. Размах и сложность как стабильности, так и изменений могут иметь много степеней. Так, например, стабильность может означать возможность обедать в определенном ресторане, иметь еженедельную сексуальную связь с партнером противоположного пола, останавливаться на несколько дней в том же самом месте во время путешествия, заниматься привычной работой в офисе. Или же стабильность может состоять в такой организации денежных дел, которые обеспечивают определенность в постоянном получении продуктов, постоянство брачных отношений, постоянное проживание в одном месте, карьеру и т.д. А новый опыт может означать смену ресторана, смену сексуального партнера, смену работы в пределах одного офиса, возобновление путешествия, приобретение богатства, развод, донжуанство в отношениях с женщинами, смену карьеры или специальности, появление хобби или тяги к спорту и т.д.

Следовательно, если взглянуть на этот процесс с позиций индивидуума, то чередование желания нового опыта и желания стабильности является фундаментальным принципом эволюции личности, воздействующим как на развитие характера, так и на развитие жизненной организации. С позиций же общества существенная черта этого процесса состоит в том, что индивид, живя в обществе, должен соответствовать сложившемуся социальному миру, принимать участие в гедонистической, экономической, политической, религиозной, моральной, эстетической, интеллектуальной деятельности определенных групп. Для этих видов деятельности группа имеет объективно существующие системы, более или менее сложные совокупности схем, организованные либо по традиции соответствующими ассоциациями, либо с сознательной установкой на наиболее эффективный результат. При этом частные желания, способности и опыт индивидов, которые должны осуществлять эти виды деятельности, принимаются во внимание, если вообще принимаются, лишь во вторую очередь. Последняя характеристика социальных систем, разумеется, проистекает из того факта, что системы должны одинаковым образом регулировать деятельность многих индивидов одновременно и что сами системы существуют дольше, чем длится жизнь индивида, переходя от поколения к поколению. Постепенное установление определенных отношений между такими системами, которые в своей совокупности определяют социальную организацию цивилизованной жизни группы, с одной стороны, и ход прогрессивного формирования индивидуальных характеров и жизненных организаций, с другой стороны, является центральной проблемой управления эволюцией личности со стороны общества (the social control of personal evolution). Этот социальный контроль, -- применительно к эволюции личности он может быть назван «социальным образованием», -- проявляет себя также в двух противоположно направленных тенденциях. Во-первых, в тенденции подавления в ходе эволюции личности любых установок или ценностей, которые либо непосредственно противоречат существующей социальной организации, либо воспринимаются как исходные пункты такой эволюции, от которой ожидаются последствия, ведущие к социальной дисгармонии. Во-вторых, в тенденции адекватного стимулирования в процессе личностной эволюции таких черт характера и схем ситуаций, которые востребованы существующими социальными системами. Конечно, нет никакой изначальной гармонии между индивидуальными и социальными факторами эволюции личности, поэтому базовые тенденции индивида всегда отличают некоторая рассогласованность с базовыми тенденциями социального контроля. Эволюция личности -- это всегда борьба между индивидом и обществом -- борьба за самовыражение со стороны индивида и борьба за его подчинение со стороны общества. И именно в ходе этой борьбы личность -- не как статичная «сущность», но как динамичный постоянно развивающийся сгусток активности -- проявляет и создает себя. Степень относительной выраженности желания нового опыта и желания стабильности, необходимых для прогрессивно-поступательного включения личности в социальную организацию и совместимых с этим включением, зависит от природы индивидуальных интересов и интересов социальных систем. Так, разные профессии допускают различные степени изменений, что можно проиллюстрировать на примерах художника и фабричного рабочего. Об этом же говорит и то, что опыт дилетанта в разных областях деятельности обновляется гораздо чаще, чем опыт специалиста. Жизнь одинокого человека обычно делает возможным приобретение более широкого опыта в определенных направлениях и требует меньшей стабильности, чем семейная жизнь. Политическое участие в деятельности консервативных группировок связано с меньшими изменениями, чем участие в революционном движении. И в современном обществе в целом наблюдается возрастающая тенденция к более высокой оценке изменения в сравнении с античным и средневековым миром, где выше ценилась стабильность.

Для каждой системы в данной группе в определенное время характерен максимум и минимум допустимых и требуемых изменения и стабильности. Расширение этого спектра и увеличение разнообразия систем, разумеется, способствуют самовыражению индивида в социально допустимых рамках. Таким образом, процесс развития личности в целом, управляемый выраженными в различных соотношениях желанием нового опыта и желанием стабильности на индивидуальном уровне и тенденцией к подавлению и тенденцией к развитию возможностей личности на социальном уровне, включает в себя следующие параллельно идущие и взаимозависимые процессы:

формирование определенного характера на основе темперамента;

конструирование жизненной организации, которая допускает более или менее полное объективное выражение различных установок, свойственных характеру;

адаптацию характера к социальным требованиям, предъявляемым к личности;

адаптацию индивидуальной жизненной организации к социальной организации.

Нам уже известно, что развитие установок темперамента в установки характера может идти по многим направлениям таким образом, что, если соответствующие влияния оказываются изначально, то из любого темперамента может развиться широкий спектр характеров, теоретически -- любой возможный характер. Однако число направлений, по которым должна идти эволюция для того, чтобы возникла определенная установка из ранее существовавшей, становится все более ограниченным по мере укрепления характера. В систематически унифицированном «цельном» («consistent») характере каждая фиксированная установка исключает противоположную, и некоторая степень цельности проявляется уже тогда, когда характер только-только начинает формироваться. По мере прогрессивной эволюции личности средства развития данного характера становятся, следовательно, все более ограниченными. Это приводит к тому, что в конечном итоге становится практически невозможным довести развитие определенных установок до конца, поскольку процесс, необходимый для их развития, может стать столь длительным и сложным, что он будет практически нереализуемым. Таким образом, можно сформировать добродушный, и даже кроткий характер, из вспыльчивого темперамента путем развития вначале, например, сильной альтруистической диспозиции, к которой можно прийти, в свою очередь, через желание социального отклика. Однако, если в процессе развития личности постепенно формируются другие установки, противоположные желанию социального отклика и альтруизму, такие, как желание одиночества, гордость и т.д., то изначальная вспыльчивость может быть смягчена другими влияниями, но, конечно, сформировать добродушие окажется невозможным. Предположим, что мы решили сформировать добродушие. В таком случае мы должны быть внимательными и не допустить, чтобы реализовались какие-либо особенности темперамента, которые бы противоречили или самой этой установке, или каким-то другим установкам, которые должен развить индивид для того, чтобы достичь цели. Чем больше несовместимость между изначальной установкой темперамента и той, которую мы хотим развить, тем более длительным будет процесс, тем больше промежуточных стадий нужно пройти, тем большим будет число необходимых подавлений.

Однако в реальной социальной жизни механизм подавления не используется таким детальным образом, и мотивы подавления в главном не такие, как мы обрисовали. Возможные установки, которые члены группы хотят подавить, -- это обычно те, открытое проявление которых в действиях было бы, с точки зрения общественного мнения, вредным, а не те, которые противоречат развитию полезных установок. Контроль, осуществляемый группой, оказывается в большей мере негативным, чем позитивным и направлен в большей степени на разрушение, чем на созидание. Это происходит в силу причин, которые мы сейчас рассмотрим. Даже в том случае, когда группа хочет созидать, она часто предполагает, явно или неявно, что, когда нежелательная установка будет подавлена, разовьется противоположная ей желательная установка. Разумеется, если в индивидуальном темпераменте содержится возможность желательной установки, это предположение может быть верным. Однако дело в том, что, подавляя некоторую установку ради более желательной или из-за опасений нежелательных проявлений, мы в то же время подавляем все возможные направления дальнейшей эволюции, которые концентрировались в подавленной установке и могли бы вылиться во что-либо очень желательное. Чем раньше осуществляется подавление, тем больше возможностей разрушается и тем более ограниченная личность получится в результате. Хорошо известные примеры -- это подавление духа авантюризма и критичности у детей.

Механизм подавления действует двумя способами. Во-первых, подавляется еще неосознанная возможность темперамента, если она не получает шанса проявить себя в какой-либо ситуации, поскольку только через такой опыт она может приобрести явную форму и развиться в установку характера. Эта форма подавления осуществляется путем изоляции индивида от всех видов опыта, которые могут стимулировать попытки определения ситуаций через нежелательную тенденцию. Подавление сексуальных установок или свободомыслия в вопросах религии -- хорошие примеры действия такого механизма. Второй способ подавления, используемый, когда установка уже проявилась, подразумевает применение негативной санкции для того, чтобы предотвратить ее дальнейшее развитие и стабилизацию. Негативная санкция -- наказание или порицание -- привязана к проявлению установки, а при недостаточном проявлении установка не может развиваться. Однако оба эти механизма в действительности -- лишь средство отложить развитие нежелательной установки до того момента, когда стабилизируется характер, включая противоположные установки. И только эта стабилизация окончательно подавляет нежелательную установку.

Вместе с тем подавление не всегда является необходимым следствием развития характера из темперамента. Установки необходимо подавлять, только когда они неверно квалифицированы и, таким образом, смешиваются с более желательными, сталкиваясь на одном и том же поле социального опыта. Например, безудержный дух авантюризма и стремление к упорядоченной жизни, неразборчивость в сексуальных желаниях и притязание на социальную респектабельность, безбрежное желание удовольствий и признание семейных обязательств действительно являются более или менее непримиримыми друг с другом. Но одним из фундаментальных пунктов развития характера из темперамента является как раз ограничение установок в соответствии с определенными социальными условиями. И если это ограничение начинается вовремя и установки определены с достаточной точностью, возможно, и не возникнет вообще оппозиция между ними, и не обязательно, что каждая из них должна быть социально вредной.

Принцип, который позволяет гармонизировать противоположные установки без того, чтобы это отрицательно сказалось на целостности характера, -- это, в общем виде, принцип различения применимости установок к ситуациям. Эти ситуации должны быть, конечно, заранее классифицированы так, чтобы определенные черты данной ценностной системы были достаточным критерием применимости той или иной установки. Многие критерии задаются социальной традицией; конвенционализация некоторых установок при определенных обстоятельствах позволяет сохранить их наряду с другими, которым они противостоят. Критерии бывают различных типов. Они могут быть связаны, например, с ограничениями во времени. Каникулы считаются временем, когда известный авантюрный дух, подавляемый в течение года, может найти выход. Или это может быть пространственное ограничение, когда определенный вид поведения допускается в определенном месте, как, например, сбрасывание социальной формы и относительная свобода взаимоотношений между полами в бассейне. Иногда ситуация может носить церемониальный характер, как, например, во время вечеринок или провозглашения тостов на собраниях. В других случаях определенные установки оказываются недопустимыми, поскольку соответствующие ситуации не получили конвенционализации. Так, при чтении священных текстов, касающихся сексуальных вопросов, не допускается возникновения сексуальной установки. То же самое можно сказать о модели художника или о ситуациях, связанных с медицинским обследованием или со следственными действиями. Можно обнаружить более серьезные случаи конвенционализации, когда разрешается целое направление организованной деятельности с соответствующими установками и при тщательно оговоренных обстоятельствах, обычно обозначаемых неким социальным символом. Так, брак, кроме того, что это -- форма организации семьи, является конвенционализацией женской и -- до определенной степени мужской -- системы сексуальных установок. Война является конвенционализацией убийств, грабежей и поджогов, дипломатия -- конвенционализацией обмана и вероломства. Свобода теоретического исследования получила социальную конвенционализацию в физических науках, но еще не в гуманитарных -- философии, социологии, истории, истории литературы, экономике.

В каждом случае разграничительная линия между применимостью двух противоположных установок проводится индивидом или для индивида, даже если не существует выработанных обществом общих правил проведения такой линии. Единственная трудность заключается в том, что каждая установка, которой позволено развиваться свободно, демонстрирует тенденцию к исключительному доминированию на всем поле опыта, к которому она может быть применена. Конечно, это не касается каждой установки каждого индивида, но нет, вероятно, ни одной установки, которая у какого-либо индивида не стремилась бы приобрести такую значимость, чтобы вступить в конфликт с другими установками. Принцип меры и гармонии добродетелей, разработанный в этике античной Греции, точно выражал потребность в таком ограничении установок. Однако очевидно, что при условии соответствующего ограничения ни одна установка не нуждается в том, чтобы быть подавленной, и все возможности темперамента могут развиваться без того, чтобы это привело к внутренним противоречиям и отрицательно сказалось на цельности характера. Принцип, с помощью которого каждая установка может стать не только социально безвредной, но даже социально полезной, называется сублимацией. Он состоит в нацеливании установок исключительно на те ситуации, в которых содержится элемент, наделенный социальной сакральностью (sacredness). <...> Достаточно отметить, что некий объект является социально сакральным, когда он вызывает у членов группы установку почтения и когда он может быть оскверненным в глазах общественного мнения в случае соединения с каким-либо другим объектом.

Существует много степеней сакральности. Объект, который может восприниматься как сакральный в сравнении с другим объектом, может быть источником осквернения третьего. Так, у бизнеса есть черта сакральности, которая обнаруживается, когда он смешивается с фривольными вещами вроде пьянства или с компанией женщин из полусвета. Но эта сакральность не очень высокого уровня, поскольку он /бизнес/ легко превращается в повседневное или мирское, когда он соприкасается с научными или религиозными интересами. И даже столь высокосакральные события, как научный конгресс или церковная литургия, могут оказаться не столь уж значимыми в сравнении с мучительным и сложным поиском индивидом решения грандиозной теоретической задачи, мистическим экстазом или защитой общества от угрозы разрушения и разорения, исходящей от внешнего врага. И, конечно, степень сакральности, которой обладают различные объекты, меняется в зависимости от группы и эпохи. Некоторые продолжающиеся по сей день споры вроде борьбы за высшую сакральность между искусством и моралью, религией и наукой, патриотизмом и интернационализмом показывают, что в определенных отношениях общее согласие вряд ли возможно даже в рамках одной группы в каждый данный момент. Однако на фоне всех этих разновидностей сакральности существуют, с этой точки зрения, высшие и низшие формы, возможные для каждой установки в зависимости от относительной степени сакральности ситуаций, которые она определяет. Так, дух авантюризма может проявиться в криминальной карьере, в жизни ковбоя или полицейского, в деятельности сыщика, в географических или этнографических изысканиях, в погоне за деньгами, в воровстве, в азартных играх, в жизни по принципу «сам себе голова», в коммерческой деятельности, в участии в крупных промышленных организациях. Сексуальная установка может проявиться в общении с проститутками, в кратковременных, но не лишенных человеческой привязанности отношениях со многими девушками и замужними женщинами, в обычной женитьбе ради упорядочения половой жизни, в романтической любви, в художественном творчестве, в религиозной мистике. Даже такие установки, которые представляют явную опасность, как, например, жажда крови, могут быть сублимированы. Деятельность мясника -- это низшая степень сублимации, хирурга -- высшая.

Для того чтобы сублимировать установку, мы должны развить оценку ее высших форм, которая затем становится фактором эволюции и приводит в итоге к обесцениванию низших проявлений этой установки. Чувство социальной сакральности может возникнуть у индивида только при тесном контакте с группой, которая имеет выработанные стандарты сакральности. Это чувство, больше чем какое-либо иное, нуждается в постоянном и всепроникающем влиянии общественного мнения и, скорее всего, утрачивается, будучи лишенным поддержки со стороны окружения. Но социальная группа не всегда располагает готовыми методами сублимации всех установок, которые нуждаются в таком стимулировании. Ее стандарты сакральности неполны, часто противоречивы и не охватывают все ценности, к которым они должны были бы применяться. Следовательно, собственная инициатива индивида должна дополнять социальные влияния. Если чувство социальной сакральности сильно развито и распространяется на широкий круг ценностей, индивид способен самостоятельно сублимировать социальные установки, что не предусмотрено социальной традицией. При этом он переносит старые стандарты социальной сакральности на новые ценности или создает новые стандарты. И поскольку индивид нуждается в социальной поддержке для закрепления новых стандартов, он пытается изменить собственное окружение, передать другим свое преклонение перед теми вещами, сакральность которых раньше не признавалась.

Принцип различения в отношении ситуаций, к которым должны применяться противоположные установки, и принцип сублимации социально запретных установок позволяют богатому и цельному характеру развиваться без того, чтобы он подвергался подавлению, исходящему из темперамента или социальных отношений. Индивид спонтанно пытается сохранить установки своего темперамента. Он может достичь этого путем устранения противоречия между становками, борющимися за превосходство, и путем сублимации становок, которые не могут проявиться в его среде. И поскольку бщество никогда не предоставляет ему все конвенции в готовом виде, равно как и целостную иерархию сакральности, в которой он нуждается, индивид естественным образом вынужден создавать новые различения и новые ценности. Тем самым он превращается в творческий тип личности просто в силу полного развития всех своих возможностей. Единственной задачей социальной культуры является подготовка индивида для этого созидания путем обучения его работе с механизмами различения и сублимации в целом, не вмешиваясь при этом в его попытки сохранить все то, что он способен сохранить в качестве своей индивидуальности.

Два других фундаментальных типа характера -- филистерский и богемный -- возникают как раз в результате подавления.

Если общество добивается подавления всех тех возможностей, заложенных в характере индивида, которые представляются прямо или косвенно опасными еще до того, как этот характер успел сформироваться, то «конечный продукт» оказывается близким к тому типу личности, для которой не существует ни проблем саморазвития, ни внутренних противоречий, которые надо разрешать, ни внешних конфликтов, которые надо преодолевать. Это ограниченная, стабильная, самодовольная личность филистера. Если, напротив, подавление закончилось неудачей и протестные установки индивида прорываются раньше, чем сформировался достаточно устойчивый набор установок противоположного толка, то индивид оказывается не готовым к тому, чтобы решать проблемы, которые перед ним возникают, неспособным к различению и сублимированию. Поэтому развивается неустойчивый, нонконформистский богемный тип.

В своих высших проявлениях -- художника, мыслителя, религиозного реформатора, революционера этот тип может быть успешным и продуктивным, однако результаты его деятельности всегда будут страдать от отсутствия внутренней гармонии и социальной значимости в отличие от результатов истинно творческого типа личности.

2.2 Мотивация деятельности субъектов

Александр Иванович Герцен

Александр Иванович Герцен (1812--1870) -- великий российский мыслитель, публицист, общественно-политический деятель, автор социолого-биографического произведения «Былое и думы» (1852-1868).

Отец И.А. Яковлев -- вольтерьянец, типичный представитель екатерининской знати, после смерти Екатерины II он проводил время в заграничных путешествиях. В Германии встретил юную Луизу Гааг, которая родила ему сына. Фамилия «Герцен» не унаследована, она указывает на то, что Александр Иванович родился от союза по любви и сердечной привязанности (нем. das Herz -- сердце).

Александр получил домашнее воспитание, которое сформировало у него глубокую симпатию к идеалам французской революции, естественный демократизм, свободное владение европейскими языками и возможность поступить в Московский университет (1829--1833). В 14-летнем возрасте был потрясен казнью декабристов (13.07.1926), укрепившую глубокую ненависть к николаевскому режиму. В юношеские годы встречается с Н.П. Огаревым, дружба с которым, скрепленная клятвой на Воробьевых горах, проходит через всю жизнь.

Через год после окончания университета на основе подозрения в организации тайного общества отправлен в первую ссылку (Пермь, Вятка, Владимир), после возвращения из нее отправлен во вторую ссылку (Новгород). В 1942--1947 гг. начинает свою литературную деятельность, печатается в «Современнике», становится вместе с Белинским лидером западнического направления в российской общественно-политической мысли.

В 1947 г. выезжает за границу, через три года принимает решение о невозвращении в Россию, где ему вновь грозили тюрьма и ссылка, а в 1851 г. по инициативе кантона Фрибург принимает швейцарское гражданство. В 1853 г. осуществляет свою мечту -- основывает «Вольную русскую типографию» в Лондоне. Вместе с Огаревым Герцен организует оппозиционные издания «Колокол» (1855--1869) и «Полярную Звезду» (1857--1868), в которых принимает эстафету борьбы против российского самодержавия, выступает за отмену крепостного права на основе освобождения крестьян с землей, активно поддерживает польское восстание 1863 г. В течение полутора десятилетий эти издания являются самыми популярными в среде формирующейся российской интеллигенции.

Неприятие деспотизма стало основой политических взглядов Герцена. Высшими ценностями для него являются свобода и достоинство личности. Идеалы социализма и вера в потенциал российской крестьянской общины совмещаются у Герцена с последовательными либеральными взглядами. Находясь в Европе в годы революционных потрясений, он принимает непосредственное участие в итальянском освободительном движении (дружба с Мадзини и Гарибальди), во Франции участвует в издании журнала "La Voix du Peuple" Прудона, в Англии глубоко изучает опыт организации кооперативного сообщества, организованного Робертом Оуэном в Нью-Ленарке, осуществляет несколько выпусков «Колокола» и «Полярной Звезды» на французском языке.

В 60-е гг. вместе с Огаревым содействует созданию российской революционной организации «Земля и Воля». Взгляды Герцена оказали большое воздействие на народническое движение.

Труд его жизни «Былое и думы» (1861) неоднократно переводился на основные европейские языки. В нем содержится немало прорывов к тому типу мышления, который характеризует современную социологию. Для Хрестоматии избрано то место из этой книги, в котором наиболее четко выражена позиция автора относительно субъекта социального действия, совпадающая с представлениями современных социологов: в обществе ничто не совершается само собой, все осуществляется конкретными людьми, в том числе и нами. Эта ориентация обосновывается и в базовом пособии учебного комплекса (раздел 2).

[О субъекте социального действия]*

Человек живет не для совершения судеб, не для воплощения идеи, не для прогресса, а единственно потому, что родился, и родился для (как ни дурно это слово)... для настоящего, что вовсе не

* Цит. по: Герцен А.И. Былое и думы. М., 1982. Т. 3. С. 198--201. Цитируемый текст иллюстрирует содержание раздела 2 базового пособия учебного комплекса по общей социологии. мешает ему ни получать наследство от настоящего, ни оставлять кое-что по завещанию...

Гордиться мы должны тем, что мы не нитки и не иголки в руках фатума, шьющего пеструю ткань истории... Мы знаем, что ткань эта не без нас шьется, но это -- не цель наша, не назначение, не заданный урок, а последствие той сложной круговой поруки, которая связывает все сущее концами и началами, причинами и действиями.

И это не все, мы можем переменить узор ковра. Хозяина нет, рисунка нет, одна основа, да мы одни-одинехоньки...

Но если, с одной стороны, вы отдаете судьбу человека на его произвол, а с другой -- снимаете с него ответственность, то с вашим учением он сложит руки и просто ничего не будет делать.

Уж не перестанут ли люди есть и пить, любить и производить детей, восхищаться музыкой и женской красотой, когда узнают, что едят и слушают, любят и наслаждаются для себя, а не для свершения высших предначертаний и не для скорейшего достижения бесконечного развития совершенства?

Если религия, с своим подавляющим фатализмом, и доктри-наризм, с своим безотрадным и холодным, не заставили людей сложить руки, то нечего бояться, чтобы это сделало воззрение, освобождающее их от этих плит. Одного чутья жизни и непоследовательности было достаточно, чтобы спасти европейские народы от религиозных проказ вроде аскетизма, квиетизма, которые постоянно были только на словах и никогда на деле; неужели разум и сознание окажутся слабее?

Стремление людей к более гармоническому быту совершенно естественно, его нельзя ничем остановить, так, как нельзя остановить ни голода, ни жажды. Найдутся ли лучшие условия жизни, совладает ли с ними человек, или в ином месте собьется с дороги, а в другом наделает вздору -- это другой вопрос. Говоря, что у человека никогда не пропадает голод, мы не говорим, будут ли всегда и для каждого съестные припасы, и притом здоровые.

Есть люди, удовлетворяющиеся малым, с- бедными потребностями, с узким взглядом и ограниченными желаниями...

Европа, кажется нам, тоже близка к «насыщению» и стремится -- усталая -- осесть, скристаллизоваться, найдя свое прочное общественное положение в мещанском устройстве. Ей мешают спокойно сложиться монархически-феодальные остатки и завоевательное начало. Мещанское устройство представляет огромный успех в сравнении с олигархически-военным, в этом нет сомнения, но для Европы, и в особенности для англо-германской, оно представляет не только огромный успех, но и успех достаточный. Прекращение роста -- начало совершеннолетия... Если бы Англия, как и Голландия, могла достигнуть для всех благосостояния мелких лавочников и небогатых хозяев средней руки, -- она успокоилась бы на мещанстве. А с тем вместе уровень ума, ширь взгляда, эстетичность вкуса еще бы понизились, и жизнь без событий... свелась бы на однообразный круговорот, на слегка видоизменяющийся semper idem¹. Собирался бы парламент, представлялся бы бюджет, говорились бы дельные речи, улучшались бы формы... и на будущий год то же, и через десять лет то же, это была бы покойная колея взрослого человека, его деловые будни...

-- Так это, пожалуй, все человечество дойдет до мещанства, да

на нем и застрянет?

-- Не думаю, чтоб все, а некоторые части наверно...

Некоторым народам мещанское устройство противно, а другие

в нем как рыба в воде... Недостаточно знать, что такое-то устройство нам противно, а надобно знать, какого мы хотим и возможно ли его осуществление. Возможностей много впереди, народы буржуазные могут взять совсем иной полет; народы самые поэтические -- сделаться лавочниками. Мало ли возможностей гибнет, стремлений авортирует², развитии отклоняется. Что может быть очевиднее, осязаемее тех, -- не только возможностей, -- а и начал личной жизни, мысли, энергии, которые умирают в каждом ребенке. Заметьте, что и эта ранняя смерть детей тоже не имеет в себе ничего неминуемого, жизнь девяти десятых наверное могла бы сохраниться...

Крайности ни в ком нет, но всякий может быть незаменимой действительностью; перед каждым открытые двери. Есть что сказать человеку, -- пусть говорит, слушать его будут; мучит его душу убеждение -- пусть проповедует. Люди не так покорны, как стихии, но мы всегда имеем дело с современной массой, ни она не самобытна, ни мы не независимы от общего фонда картины, от одинаких предшествовавших влияний, связь общая есть. Теперь вы понимаете, от кого и кого зависит будущность людей, народов?

-- От кого?

-- Как от кого? ..да от нас с вами, например. Как же после

этого нам сложить руки!

Фердинанд Теннис

Сведения о Ф. Теннисе даны перед его текстом в разделе 1 настоящей Хрестоматии. Ниже приведены первые параграфы раздела «Сущностная и избирательная воля», которым открывается вторая книга его знаменитого труда «Общность и общество» (1887--1935). В этих параграфах Теннис раскрывает глубинное основание своей концепции. Это позволяет глубже уяснить двойственный характер мотивации деятельности субъектов, который затронут в базовом пособии учебного комплекса (раздел 2).

Формы человеческой воли*

1. Определение понятий

Понятие человеческой воли, правильного воззрения на которую требует все содержание предлагаемого здесь исследования, следует трактовать в двояком смысле. Так как всякое духовное действие, совершаемое человеком, характеризуется участием мышления, я различаю: волю, насколько в ней содержится мышление, и мышление, насколько в ней содержится воля. Каждый человек представляет собой взаимосвязанное целое, в котором находит свое единство многообразие чувств, влечений и вожделений; каковое единство, однако, в первом понятии нужно толковать как реальное, или естественное, а во втором -- как идеальное, или искусственное [gemachte]. В первом значении я называю волю человека его сущностной волей [Wesenwille], во втором -- его избирательной волей [Kurwille].

2. Отношение к мышлению

Сущностная воля есть психологический эквивалент человеческого тела, или принцип единства жизни, поскольку последняя мыслится в той форме действительности, которой принадлежит само мышление (quatenus sub attributo cogitationis concipitur¹). Такая воля включает в себя мышление, подобно тому как организм содержит в себе те клетки большого мозга, возбуждение которых следует понимать как соответствующий мышлению физиологический процесс (в котором, конечно же, задействован и речевой центр). -- Избирательная воля есть порождение самого мышления, и потому собственно действительность присуща ей лишь в связи с ее носителем -- субъектом мышления, хотя эта действительность может быть познана и признана другими как таковая. Для двух этих столь различных понятий воли общим является то, что они мыслятся как причина или предрасположенность к той или иной деятельности, и потому из их наличия и структуры позволительно выводить определенное поведение их субъекта как вероятное, а при известных сопутствующих обстоятельствах -- как необходимое. Но сущностная воля покоится в прошедшем, на основе которого она и должна объясняться как нечто становящееся из него; избирательную же волю можно понять только из самого будущего, с которым она соотнесена. Содержание первой представлено в виде зачатка, содержание второй -- в виде образа.