Возрастная психология и психология труда

Если этих примеров реальности элитарных ориентации недостаточно, то вспомните случай, когда вы на чьем-нибудь дне рождении, в театре, или просто на отдыхе, или в купе поезда находились рядом с известным на всю страну человеком (у многих было что-то подобное). В подавляющем большинстве случаев человек остается неравнодушным к такому «событию» и часто потом рассказывает (хвалится) о такой своей удаче. А смысл таких рассказов часто сводится к тому, что и «мы не лыком шиты», и «мы с элитой рядышком сидели» («рядом с золотом лежали»). И это не должно никого обижать -- это психологическая реальность.

Элитарные ориентации берут свое начало еще в мире животных. Для многих высших животных (особенно стадных) смысл существования часто сводится не только к тому, чтобы насытиться или удовлетворить свои половые инстинкты, но прежде всего к тому, чтобы повысить свой статус в стае, а потом всеми силами его удерживать [6]. Даже домашние собаки постоянно играют в самую свою любимую игру -- «кто главней в семье», поэтому опытные собаководы часто предупреждают: «Собаке сразу надо определить место в семье -- самое последнее место (!), иначе она быстро станет настоящим диктатором...».

Как известно, уже с ранних лет в воспитании ребенка важную роль играют сказки. Но сюжет многих сказок также ориентирован на определенные элитарные идеалы: бедный герой (или героиня) благодаря чудесным событиям превращается в прекрасного принца (или принцессу). В современных сказках герой в фантастических, невероятных приключениях из обычного (не богатого) человека становится сказочно богатым, т. е. опять же попадает в мир желанной и недоступной «элиты». Таким образом, идея перемещения «из грязи -- в князи» заложена во многих из нас еще с пеленок.

Вся история человечества -- это постоянная смена элит. При этом даже наблюдается закономерность: каждая новая элита обычно сильно критикует «привилегии» старой элиты, но как только приходит к власти, сама начинает создавать для себя привилегии, да еще и обосновывает их с помощью различных идеологических институтов. По мнению П. Л. Белкина, уже в первобытном обществе основными «стратегическими ресурсами» являются: родовые, магические (психологические по своей природе) силы «могущества» и «превосходства». В дальнейшем эти силы преобразуются лишь по форме. «Там, где буржуазия стремится к получению прибавочной стоимости, а дворянство -- к присвоению земельной ренты, вожди-аристократы собирают "дань уважения", -- пишет П. Л. Белкин. -- Престиж в рамках так называемой престижной экономики есть не что иное, как "прибавочная личность"» [цит. по: 1, с. 11--12]. Рассуждения о престиже, об элитарных ориентациях позволяют нам обратиться к проблеме продажности, к проблеме «прибавочной личности» (по П. Л. Белкину).

Если все таки признать, что большинство людей хотя бы интуитивно стремятся к более престижному (элитному) образу жизни, то возникает важный вопрос: а чем они готовы «заплатить» за достижение такого жизненного успеха? В том, что «платить» («расплачиваться» чем-то значительным) все равно придется, мало кто сомневается. Даже на уровне обыденного сознания считается, что успех в карьере нередко достигается ценой определенных сделок с совестью (или хотя бы некоторых внутренних компромиссов). Встречаясь с «элитным», знаменитым человеком (или с большим начальником), люди невольно задают себе вопрос: а благодаря чему он стал таким важным и знаменитым, на каком основании он считает (или его считают) лучше, т. е. «элитнее» всех нас? И только разобравшись для себя с этим вопросом, человек выстраивает по отношению к знаменитости свое истинное отношение (которое следует отличать от внешнего восторга и почтения к любой знаменитости).

При определении своего уважительного (или неуважительного) отношения к элитному человеку может быть использована несложная модель, включающая следующие основные составляющие (основания) элитарности [29, с. 155--158]:

внешние атрибуты элитарности (наличие дорогой и модной одежды, эффектных манер поведения, богатства, связей с «сильными мира сего», известности-знаменитости, реальной власти и влияния, высокого официального статуса и должности, престижного образования, престижного места проживания и т. п.). При этом очень важно разобраться: получены эти атрибуты путем самостоятельных усилий человека и если да, то, чем пришлось человеку «расплатиться» за такой успех -- совестью или своими талантами; или атрибуты элитарности просто достались человеку в готовом виде (например, в виде наследства или при счастливом стечении обстоятельств) и тогда спрашивается, можно ли уважать такого человека (или уместнее было бы просто завидовать ему)?

внутренние, более сущностные характеристики элитарности (творчество, интеллектуальная и этическая смелость в постановке таких вопросов, о которых обычные люди рассуждать побаиваются, организаторские, интеллектуальные, эстетические, этические, технические и другие способности и т. п.). Можно также выделить разные проявления сущностных характеристик элитарности:

таланты, ориентированные на «добро», на поддержание и развитие у самого себя и у других людей чувства собственного достоинства и социальной справедливости;

таланты, ориентированные на «зло», имеющие эгоистическую природу (здесь также интересен вопрос: на какие сделки с совестью пошел человек ради развития в себе этих талантов и их реализации);

харизматический образ элитного человека -- уважение к человеку со стороны окружающих (или какой-то группы людей) независимо от его реальных внешних атрибутов элитарности и творческих возможностей (заметим, что многим людям очень нужны «харизматические идолы» и часто такие идолы создаются искусственно, но психолог должен понимать, что и искусственный «элитарный идол» -- это тоже реальность).

Как известно, очень сложно (почти невозможно) четко определить, что такое «настоящая элита». В каждую эпоху, у каждого народа, в каждой социально-профессиональной общности и у каждого человека существует свой, часто тоже меняющийся образ «элитного». Такое положение порождает множество ошибок и спекуляций, но в целом человек пытается решить для себя основную проблему: на что я ориентируюсь -- на подлинную элиту или на псевдоэлиту? Проблема осложняется тем, что для кого-то подлинная элита отождествляется с внешними атрибутами «красивой жизни», а для кого-то -- только с сущностными характеристиками, ориентированными на идеалы творчества и доброты. И каждый по-своему прав!

Исходя из субъективного понимания элитарного идеала определяются и варианты «платы» за его достижение (или хотя бы за приближение к нему). Например, если этот идеал выводится из внешней атрибутики элитарности, т. е. важнейшими ценностями становятся дорогие вещи и престиж, то тогда человек делает для себя вывод: за такой идеал вполне можно заплатить и собственным достоинством, так как достоинство менее важно для него, чем внешние символы престижа. Но если человек ориентирован на идеал, связанный с творчеством и достоинством, то «расплачиваться» за приближение к такому идеалу своим уже имеющимся достоинством было бы просто бессмысленно. В этом случае человек готов сильно ограничить себя в материальных благах и прочих атрибутах «успешной» жизни. Естественно, лучше было бы и «жить красиво», и достоинство свое сохранить, но в том-то и заключается сложность личностного самоопределения, что часто приходится выбирать...

В целом элиту можно определить как группу, имеющую преимущества (привилегии) по сравнению с другими людьми. Часто элита позволяет себе жить по своим законам, тогда как обычные люди вынуждены жить либо по нормам официального права, либо более строго придерживаться норм морали. Например, всем известно, что если представитель элиты даже совершает преступление, то благодаря связям и дорогому адвокату, его скорее всего оправдают или назначат гораздо меньшее наказание, чем обычному человеку. То, что позволено элите (и псевдоэлите), не позволено простому смертному...

Сказанное относится и к подлинной элите, ориентированной на творчество и достоинство, ведь, например, только настоящий мыслитель позволит себе рассуждать о том, о чем простые смертные даже подумать боятся, так как скованы существующими моральными нормами и предрассудками. И не дай бог, если таких настоящих мыслителей будет большинство: в обществе просто начнется хаос. Но без таких мыслителей общество обречено также и на стагнацию. Важно разумное соотношение между настоящей (подлинной) элитой, псевдоэлитой и довольными собой жизнерадостными обывателями.

Интересной особенностью псевдоэлиты является и то, что она обладает возможностью перераспределять чувство собственной значимости в свою пользу. Например, если представитель элиты ведет паразитический образ жизни (просто «прогуливает» доставшееся ему наследство), то общественное мнение все равно будет относиться к нему более уважительно (точнее, завистливо, но все-таки признавая такого человека «элитой»), чем к настоящему труженику, который еле сводит концы с концами [18, с. 176--178]. Существующие (и существовавшие ранее) идеологические системы ловко обосновывают привилегии элиты и поддерживают в общественном сознании уважительное к ней отношение. А общественное сознание с радостью принимает такие обоснования, поскольку не может жить без элиты и часто даже «видит в элите отражение своих потаенных чаяний и надежд», хотя еще в христианских заповедях сказано: «Не сотвори себе кумира...».

Правда, одновременно идеологическая система обосновывает и «преимущества» жизни «простого человека» (идея эгалитаризма), но все-таки при этом подразумевается, что элитой быть немного лучше... Кроме того, в большинстве развитых стран, где с помощью умелой рекламы создается «образ счастливого обывателя», уровень жизни достаточно высокий по сравнению с остальным миром, и поэтому средний обыватель реально чувствует свое превосходство над большинством населения Земли (а это уже псевдоэгалитаризм) .

Анализ сущности элитарных ориентации позволяет выделить их интересную особенность. Многие люди, реально оценивая свои возможности, стремятся не столько стать «элитой», сколько просто приблизиться к ней, почувствовать свою сопричастность элите и рассказать о ней окружающим. Этому возможно следующее объяснение. Если простой человек переходит на следующий уровень социальной иерархии (попадает в более элитную группу), то он неизбежно сталкивается с тем, что межчеловеческие отношения значительно для него усложняются (известно, что чем престижнее «тусовка», тем в большей степени проявляются в ней «волчьи законы», основанные на зависти и интригах). Попав в более престижную среду, такой человек, скорее всего, вынужден будет довольствоваться довольно скромной социальной ролью и ему придется сильно постараться (в том числе и пойти на определенные внутренние компромиссы), чтобы занять в этой группе более привилегированное положение. И далеко не все на это способны (в элитных группах происходит довольно жесткий естественный отбор).

Поэтому многим людям гораздо проще бывает, лишь соприкоснувшись с элитной группой (просто «отметившись» там), вновь вернуться в свою прежнюю, менее престижную группу, и занять в ней если и не самую главную, но все равно довольно приемлемую для себя социальную роль, постоянно напоминая всем о том, что он «избранный», что его «приняли» в более престижной «тусовке», и, естественно, получать с этого определенные психологические дивиденды.

Возможность стать настоящей элитой многий просто пугает. Следует заметить, что лица, занимающие самую высокую иерархическую ступеньку (например, царь или сам Господь Бог) с элитой обычно не отождествляются, поэтому многие даже и не воображают, что могут стать «самыми лучшими из лучших». Примечательно, что «нижней границей» элитарности является откровенное «слабоумие», когда вообще нет никаких претензий быть «лучше, чем ты есть на самом деле». И в этом смысле (в смысле непривлекательности для большинства) верхняя иерархическая ступенька и самая нижняя как бы идентичны. Поэтому когда кто-то заявляет о своей претензии стать «самым-самым», то о нем говорят, что он, видимо, просто «свихнулся». А обычный человек готов даже много «заплатить», чтобы его, не дай бог, кто-то не поставил на более высокую иерархическую ступеньку.

Быть самым лучшим -- это значит взять на себя огромную ответственность и выступать образцом совершенства. Но для многих людей (включая и представителей различных элит) важно сохранить за собой право на несовершенство (на различные слабости и пороки, от которых трудно отказаться). Быть просто сопричастным элите очень выгодно, так как от ее имени и под ее покровительством можно решать; множество вопросов. Но при этом человек неизбежно сознательно ставит себя ниже некоего более высокого существа, под покровительством которого он действует. Для кого-то такое положение уже является фактом ущемления собственного достоинства, а для кого-то это вполне нормальное состояние. Но о последних почему-то принято говорить как о «холуях», как о «придворных», как о «слугах», как о «шестерках» и т. п., т. е. как о людях, не имеющих своего лица и своего мнения. И это тоже их плата за «успех».

Проблема элиты и псевдоэлиты в контексте рассмотрения проблемы личности и «мничности»

Проблема поиска элитарного идеала самоопределения может быть понята, если обратиться к противоположным образам. Например, выделение подлинной элитарности и псевдоэлитарности (хотя бы как предметов для дальнейшего осмысления) позволяет по-новому взглянуть и на некоторые понятия психологии личности. В частности, несколько расширить первоначальное значение нового термина, предложенного В. В. Петуховым и Т. А. Нежновой, -- «мнимая личность» («мничность»), обозначающего неспособность человека к поступку в изменившейся социокультурной ситуации, когда требуется найти новые смыслы в существующих культурных нормах и запретах и, таким образом, сохранить преемственность культуры и свою целостность в ней. Применительно к проблеме элитарных ориентации интересно привести некоторые рассуждения В. В. Петухова о «мничности» и «личности»: «Личность принимает жесткие обыденные законы, но, стремясь поступать, быть, как все, -- "обыкновенным чудом", исключением из житейских правил. Мничность же, наоборот, стремится получить результат сразу, стать исключительной (личностью) -- не как все, подчеркивая "самоосуществление" индивидуальности как условие и цель развития общества. Легко предположить, как она, разузнав, например, про черты самоактуализирующейся личности (по А. Маслоу), пожелает воспроизвести их на себе, гордо заявляя всем -- "хочу быть честным", добрым, храбрым, а то и "хочу любить". Но ничего не выходит: вылезая из повседневности, мничность остается посредственной, тяжко переживая и пытаясь скрыть свою "обыкновенность"...» [16, с. 72-73].

Поскольку и новые понятия также должны развиваться и быть в постоянном «движении», мы хотели бы несколько расширить исходное значение термина «мничность», увязав его с элитарной ориентацией человека, не желающего по-настоящему вырваться из обволакивающих сетей «массового сознания». Такой человек хочет стать лучше, но боится принимать ответственные решения, боится думать своей головой (вопреки «общественному мнению»), у него ничего не получается, вернее, получается только внешне (он может что-то изображать и даже достигать определенного «положения в обществе», но в ответственные моменты смалодушничает, а то и «смалоумничает»). Такой человек «мнит» из себя что-то значительное (да еще нередко с претензией на свою исключительность, элитарность), но в итоге также получается -- «мничность» (человек, который всего лишь «мнит» из себя личность).

Модель психологического пространства элитарности

Представленная ниже модель пространства элитарности во многом близка к модели, предложенной В. Франклом, где на одной оси отражен традиционно понимаемый жизненный успех, а на другой, главной оси, -- «осуществление» человека как личности [25, с. 303-306].

На нашей модели также имеются две оси: внешняя атрибутика элитарности (ось псевдоэлитарности) и подлинная элитарность, связанная с реальными проявлениями творчества и достоинства (подлинная, внутренняя элитарность)

Мжно следующим образом конкретизировать представленные на модели координаты.

Псевдоэлитарность проявляется через модную одежду; престижные вещи; престижные знакомства; через знатную родословную; изысканные манеры поведения и интонации; через престижный «образ жизни» и престижные «социальные роли и стереотипы», через престижный «уезд» из «этой страны» за границу и т. п. Главное здесь то, что все эти внешние символы (атрибуты) элитарности являются общепринятыми (одобряемыми основной массой, на уровне не только группы, но и всего общества), хотя известно, что «количественное» одобрение далеко не всегда свидетельствует о «качественной», реальной культурной ценности данного элитарного идеала.

Подлинная элитарность проявляется в служении идеалам добра, справедливости и истины, когда такое служение становится не средством достижения каких-либо благ (см. внешние символы элитарности), а является самоценным; в определенном, не обязательно престижном, образе жизни (жизни творческой, героической, неординарной и т. п.).

Главное здесь то, что эти идеалы являются не столько общепринятыми (одобряемыми большинством, «стандартизированными» общественным мнением), сколько уникальными, индивидуально построенными, через такие идеалы человек реализует свою субъектность и далеко не всегда бывает признанным, «одобренным» и понятым большинством (массой). Как отмечает В. В. Петухов, «цель творчества -- самоотдача, а не шумиха, не успех», «оно не имеет цели, т. е. не является действием, а имеет внутренний мотив, т. е. должно рассматриваться как деятельность» [16, с. 116].

Традиционно связываемая с элитарностью власть может относиться как к внешним символам (власть, вынужденная, выполняемая по алгоритму), так и к подлинной элитарности (власть, реализуемая через творчество, благородство и достоинство, в том числе и власть над собой).

Разделение элитарности и псевдоэлитарности близко к тому, как Э. Фромм разделял внешнюю и внутреннюю активность. По Э.Фромму, при внешней активности человек просто занят, он и его дело разделены (человек «отчужден» от своего дела, действие совершается над ним), тогда как при внутренней (подлинной, «неотчужденной») активности человек «ощущает себя как субъекта деятельности» и «оживляет все, чего бы он ни коснулся» [26, с. 96--97].

В случае ориентации на подлинную элитарность человек прежде всего выступает как реальный творец, субъект, для которого важны не столько получаемые «выгоды», сколько сам процесс творчества (творчество -- это и есть жизнь творца), а уже символы элитарности создаются (или соотносятся с личностью творца) окружающими людьми, эти символы появляются лишь потом (а иногда они вообще могут не появляться). В случае ориентации человека на псевдоэлитарность более важными становятся именно внешние.символы элитарности (как результаты), тогда как сам процесс творчества воспринимается человеком как нечто вынужденное, по сути своей чуждое ему. Хотя в стремлении к таким символам человек может иногда демонстрировать чудеса ловкости, изобретательности и даже порядочности, но в глубине души он все-таки продолжает ориентироваться не на эти ценности, а именно на внешние символы своего признания. Это также составляет одну из проблемных линий личностного развития.

Для психолога проблема заключается не в том, чтобы переориентировать человека на более «хороший» элитарный идеал (например, на подлинную элитарность), а в том, чтобы помочь ему найти именно свой вариант стремления к элитарности, который соответствует его собственным представлениям о смысле и ценности жизни и общему уровню его духовного развития. Проблема эта усугубляется «двойственной моралью», характерной для современного общества. Как отмечала К. Хорни, с одной стороны, «успехом восхищаются почти независимо от того, какими средствами он достигнут» («в религии эта установка выражается в утверждении, что успех -- это милость божья»), а с другой стороны, -- поощрение «скромности и бескорыстия как социальных и религиозных добродетелей» [29, с. 104]. Кроме того, человек, с одной стороны, „понимает, что для достижения успеха ему нужно проявить не только такие качества, как «предприимчивость» и «активность», но и «жестокость», «агрессивность», «враждебность», а с другой стороны, человек нуждается в «любви» и «привязанности», которые как бы исключают качества, приводящие его к успеху [там же, с. 102--103]. Все это часто лежит в основе возникновения «неврозов» и «чувства неполноценности», которые, по словам К. Хорни, «порождаются отказом от соперничества, когда оно является выражением несоответствия между высокими идеалами и реальными достижениями» [там же, с. 100].

Элита элиты (см. схему 2) -- это люди, добившиеся признания, успеха и благополучия в результате действительно творческой, достойной жизнедеятельности.

Масса элиты -- это люди, часто лишь имитирующие творчество, но все-таки относящиеся к престижным общественным кругам, близкие к элите и часто составляющие лишь «фон» для проявления чувства элитарности у настоящих представителей элиты; это, например, могут быть люди, важно «прогуливающиеся по Елисейским полям», и о которых, по словам французских социологов М. Пэнсон и М. Пэнсон-Шарло, настоящие французские аристократы презрительно говорят как о «фауне» [21, с. 203].

Элита массы -- это люди, которые при реальном проявлении творчества и достоинства все-таки не смогли добиться внешнего признания, благополучия и знаменитости.

Масса массы -- люди, которые смирились со своим внешним неблагополучием и никак уже не проявляют творчества при построении своего счастья. Их уделом остается лишь с затаенной радостью (а чаще -- с завистью) наблюдать за жизнью более благополучных людей, например приобщаться к элите через «мыльные оперы», через наблюдения за склоками в среде элиты, со смаком описываемыми в бульварной прессе и т. п.

Наконец, средние слои -- это люди, которые частично вбирают в себя характеристики всех перечисленных групп, но которые могут при определенных условиях переместиться в эти группы.

Данная схема позволяет не только оценивать устремления и реальное место различных людей (используя для этого обобщенные стереотипы или конкретные примеры), но и каждому конкретному человеку более предметно размышлять о своих собственных элитарных ориентациях.

Верхние и нижние границы представлений об элитарности

На основании представленной модели «пространства элитарности» (см. схему 2) можно условно обозначить верхнюю и нижнюю границы понятия «элитарность». Например, по оси творчества верхней границей можно было бы считать нечто божественное: Господа Бога трудно себе представить в качестве представителя «элиты», поэтому даже для самых «шустрых» представителей элиты место Бога недосягаемо. Аналогично сложно представить «элитарным» и настоящего, труднопонимаемого современниками гения, заслуги которого часто оценивают лишь потомки (и соответственно лишь потом относятся к нему почти как к божеству).

Интересно, что этологи, изучающие взаимоотношения стадных животных, обнаружили, что место высшей иерархии (место сверхиерарха) даже при самом тираничном вожаке стада также всегда остается вакантным. «В мире животных возможность сверхиерарха не реализована. Только у собак (ездовых, пастушеских или охотничьих) она реализуется: для вожаков стаи сверхиерарх -- это их хозяин... он им не ровня, он божество»,-- пишет В. Р. Дольник. Но если кто-то как-то приближен к такому «божеству», то он становится как бы «субдоминантом сверхиерарха», его «жрецом» со всеми вытекающими привилегиями и соответствующим уважением остальной стаи [6, с. 145--146].

Нижней границей понятия «элитарность» по оси творчества является откровенное «слабоумие», когда человек просто не способен на высшие проявления духа. Правда, чистота и непорочность таких людей также позволяют на уровне общественного мнения относиться к ним как к «божьим людям». Верхнюю и нижнюю границу по оси творчества объединяет то, что ни «Бог», ни «Божьи люди» по-настоящему еще не поняты, они загадочны для подавляющего большинства людей, перед ними по-своему преклоняются и одновременно страшатся их.

По оси внешней яркости (см. схему 2) границы у обоих полюсов определяются отсутствием символов элитарности (престижной одежды, вещей, манер поведения, образа жизни и т.п.), приемлемых для данной группы, в данное время и в определенных условиях, т. е. несоответствием элитарному стандарту, который постоянно меняется как некая мода. Например, если вообразить, что люди столкнутся (может быть, когда-нибудь) с представителями более развитой цивилизации (или какой-то иной культуры), то еще неизвестно, будут ли эти представители восприниматься как «элитарные». Человеку массы (человеку псевдоэлиты), ориентированному на внешнюю, «декоративную» элитарность, очень трудно воспринимать что-то новое до тех пор, пока значимая для него социально-профессиональная среда не оценит это новое как нечто заслуживающее восхищения. То же самое относится и к людям, не обладающим внешними символами элитарности, но искренне стремящихся к ним в своих помыслах. Для такого человека последняя модная марка автомобиля может оказаться важнее, чем все истины и красоты мира, вместе взятые.

Приведенные выше рассуждения позволяют выдвинуть следующее предположение: и по оси творчества, и по оси внешней яркости пространства элитарности (см. схему 2) общими границами понятия «элитарность» является недоступность пониманию божества, гения или иной моды (иных символов элитарности). При этом большинство людей (масса) оценивают высшее творчество и благородство хотя и как непонятное, но вполне доступное при некотором желании (что выражается примерно в такой позиции: «если бы я захотел, то разобрался бы, сотворил, совершил, сделал бы "то же самое", что и гений, но я не хочу голову над этим ломать...»). Здесь мы можем говорить об иллюзии легкости реализации высшего творчества, когда человек «мнит», что ему оно доступно.

Высшие достижения по приобретению внешних символов элитарности многие воспринимают как вполне понятные (благодаря всепроникающей манипулятивной рекламе), но как труднодостижимые (это может быть выражено примерно в такой позиции: «я знаю, чего хочу, да вот не получается пока...»). Здесь также можно говорить об иллюзии, но уже об иллюзии знания, понимания. И в случае иллюзии легкости достижения высшего творчества и благородства (неужели быть гением так просто?), и в случае иллюзии понимания того, ради чего вся земная суета (неужели ради модных вещей и престижного времяпрепровождения по стандартному алгоритму, определяемому «общественным мнением» и «предрассудками»?) мы имеем дело с проявлениями «мничности», когда кажется, что все просто и доступно. Но, как говорил М. К. Мамардашвй-ли, подлинная культура -- это «практикуемая сложность», и именно через эту «сложность» соединения «вечного с настоящим» человек может «осмелиться быть» личностью [11, с. 173--176].

3. Элитарные ориентации в профессиональном самоопределении, труде и творчестве

Успехи в труде как основа чувства собственной значимости

В профессиональной ориентации одним из важных факторов самоопределения является «престижность выбираемой профессии» [9]. Все больше появляется теорий элитарности (социальной стратификации), где акцент делается на отношение к профессиональной деятельности -- например, теория Дональда Дж. Треймана, где положение человека определяет престиж его профессии, или теория У. Ллойда Уорнера, где принадлежность к тем или иным классам зависит от знатности и его рода занятий.

В последнее время психологи все больше говорят о новой ин-тегративной науке акмеологии (от древнегреч. «акме» -- вершина), связанной с высшими достижениями профессионального и жизненного развития. При этом, как отмечает Е. А. Климов, достижение вершины профессионального развития не есть статичная ступень -- «дошел», «уселся» на нее, «достиг». Это «реальности функциональные», это не «окаменелости», а процессы; все время должна происходить деятельность по поддержанию, коррекции, оптимизации достигнутого состояния [10, с. 6, 25].

Сразу же возникает проблема выделения критериев наивысших профессиональных достижений (критериев «акме»). В этой связи А. А. Бодалев отмечает: «Признание или непризнание выдающихся достижений человека большинством людей, будь они даже специалистами в той области, в которой проявил себя этот человек, еще не означает, что он достиг или не достиг вершины в своем развитии... Показателем достигнутого уровня акме является все-таки практика: насколько свершенное человеком действительно работает или будет работать на социальный и технический прогресс... на преумножение ценностей жизни и культуры... на более глубокое постижение законов развития природы, общества и человека» [3, с. 119].

В психологическом плане интересно как раз то, насколько сам человек осознает, ощущает, переживает и чувствует свою социальную значимость (значимость своего труда для окружающих или даже для культуры в целом). Идея «чувства сопричастности человека с обществом» лежит в основе преодоления чувства собственной неполноценности (например, в индивидуальной психологии А. Адлера).

Как уже не раз отмечалось, элитарность неоднозначна и противоречива. Чтобы лучше понять принципиальную разницу между подлинной элитарностью, связанной с высшими проявлениями человеческого духа, и мнимой элитарностью, больше ориентированной эгоистически, полезно рассмотреть взгляды А. Адлера по проблеме развития у людей чувства собственной значимости.

«Индивидуальная психология» А. Адлера указывает на то, что личность является неделимым целым. «Жизненный стиль» -- это единство личности, обеспечивающее такую целостность. Личность состоит из антагонистичных частей, но при этом личность (по А. Адлеру) -- это часть общества. Главное, в чем нуждается любой человек, -- это потребность чувствовать себя принятым, найти свое место среди людей: «...Каждый человек стремится стать значительным; но люди ошибаются, если они не понимают, что эта значительность может быть достигнута лишь благодаря их вкладу в жизнь других» [7, с. 12--13].

Введенное А. Адлером в научный оборот понятие «чувства сопричастности с обществом», «чувства для общества» включает в себя и сознание, и эмоции, и отношение к обществу, его благополучию. Это чувство зарождается еще в детстве и требует постоянной заботы со стороны психологов и воспитателей, иначе целостной личности не получится.

«Мировоззрейие и цели формируются у ребенка намного легче, чем у взрослого, поэтому детство -- идеальное время для развития социальной заинтересованности. ...Цель адлерианской психотерапии состоит в том, чтобы помочь ребенку углубить чувство социальной заинтересованности» [там же, с. 16]. Адлерианцы пытаются понять «личную логику» каждого человека и определить его индивидуальное восприятие и интерпретацию мира и себя в этом мире. Интерпретация воспринимаемых событий называется «апперцепцией», которая происходит на разных уровнях, в том числе и в межличностных отношениях [там же, с. 26].

Данные рассуждения интересны в контексте рассмотрения проблемы так называемой ранней (детской) профконсультации. Е. Дрейкурс-Фергюссон пишет: «...Индивид в детстве создает, составляет план, задает направление своей жизни -- как к ней приспособиться, вырасти и решать жизненные проблемы... Ребенок уже в раннем детстве имеет простые планы и собственные цели... В дальнейшем оценки ребенком непосредственных обстоятельств начинают интегрироваться во "взгляд на жизнь". Вначале это "черновой вариант", но путем проб и ошибок он оформляется в связную концептуальную схему.

Таким образом, в возрасте 5--6 лет ребенок уже имеет жизненный стиль, который является способом его отношения к миру, поскольку содержит основную «я-концепцию», жизненные задачи, мировоззрение и модели поведения в ситуациях. Жизненный стиль остается относительно постоянным в течение всей жизни. Если учителя, психологи-консультанты и родители понимают логику развития ребенка и помогают ему обрести разнообразный позитивный жизненный опыт, тогда ребенок и после шести лет будет способен изменять и совершенствовать свой жизненный стиль. Но когда ребенок не имеет подобного опыта и разнообразных альтернатив во время учебы в младших классах, он скорее всего усвоит жесткую систему взглядов и соответствующе мировоззрение» [там же, с. 27--29].

Жизненный стиль как ядро личности обеспечивает единство, индивидуальность, связность и устойчивость психического функционирования. Отдаленная жизненная цель, «Я-концепция» и мировоззрение личности намечают план, по которому выстраивается «здание» его жизни [там же, с. 29].

К сожалению, у немалой части людей еще с детства начинает формироваться иное (по сравнению с тем, что отмечает Адлер) представление о «выдающихся достижениях» в труде и соответственно иное представление о собственной значимости. Например, восхищение у многих обывателей, а соответственно и у воспитываемых ими детей, вызывают люди, сумевшие построить «карьеру» даже в том случае, если ничего полезного для окружающих (и для общества в целом) они не сделали. Нередко такое восхищение вызывают даже предприимчивые негодяи или удачливые преступники, которые на уровне обыденного сознания также часто воспринимаются как «люди успеха».

Само понимание «успеха» (тесно связанное с представлением об элитарном) неоднозначно. Неоднозначность проявляется не только в этическом плане (что имеет общественную ценность, а что нет), но и в самом процессе профессионального самоопределения Например, на ранних этапах развития субъекта труда многое определяется тем, насколько воспитатели и родители сумеют сформировать у ребенка позитивное отношение к честному и творческому труду. Для абитуриента успех нередко связан с поступлением в престижное (в его понимании) учебное заведение. Для студента на первый план выходит «успешная учеба», но также и учебно-профессиональные контакты с наиболее авторитетными и опять же «престижными» преподавателями. При этом и абитуриент, и студент уже начинают понимать, что кроме реальных успехов, связанных с усвоением и демонстрацией своих знаний, существует еще и «успех», связанный с выстраиванием престижных и «выгодных» для дальнейшей карьеры межличностных отношений.

Условно построение таких взаимоотношений можно назвать вхождением в «социально-профессиональную тусовку», которая не только предоставляет своим «признанным» членам особые возможности для будущей профессионализации, но и является важным условием для развития чувства собственной значимости (для элитарного самоощущения). Все это позволяет лучше понять действительную психологическую сущность так называемого «элитного образования». Как известно, формально элитное образование предназначено для тех, кто сумел проявить выдающиеся способности (хотя выявить эти выдающиеся способности с помощью современных тестов очень непросто). Но фактически в привилегированные школы попадают не только ради получения более качественных знаний (хотя можно обозначить и проблему действительно лучших преподавателей) и не только потому, что за учащимися там лучше присмотр. Главным образом, в элитную школу стремятся потому, что там в основном учатся дети преуспевающих родителей (представителей элиты), и сами дети начинают устанавливать неформальные отношения между собой, что, несомненно, пригодится и при построении в будущем более успешной (элитарно-ориентированной) карьеры.

Еще в большей степени понимание необходимости приобщения к социально-профессиональной «тусовке» приходит на этапе профессиональной адаптации и в ходе дальнейшего развития профессионала. «Специалист в тусовке» имеет особые преимущества по сравнению с обычным специалистом. Правда, принадлежность к таким «тусовкам» часто препятствует подлинной творческой самореализации, поскольку работник вынужден постоянно оглядываться на ценности своей профессиональной группы и учитывать так называемое общественное мнение.

В целом у каждого работника есть возможность выбрать критерии самоуважения и профессионального самоощущения: либо это ориентация на ценность самого труда, либо это ориентация на мнение своих коллег по работе, т. е. социально-профессиональной «тусовки». Либо работник может и хочет самостоятельно определять, что достойно и что не достойно его усилий, проявляя и в этом свое творчество, либо он идет на поводу у общественного мнения. Проблема такого выбора сильно обостряется в условиях рыночной экономики, когда, по словам Э.Фромма, фактически обесценивается ценность самого труда и на первый план выходит ценность продажи себя на «рынке личностей». В результате такая личность теряет свою целостность и становится «отчужденной» (от своего труда) «рыночной личностью» [27].

Элитарность в искусстве и науке

Искусство и наука уже сами по себе считаются престижными (и в чем-то даже элитными) сферами, поэтому и профессиональная деятельность в этих сферах повышает статус человека в обществе, а также его чувство собственной значимости в своих глазах. Существует немало причин, объясняющих престижность работы в искусстве и науке, но главная -- это возможность проявления своей самостоятельности, своего творчества, возможность быть на переднем плане в различных направлениях прогресса, а значит, быть среди лучших.

Правда, появление большого числа ученых и работников искусства несколько снижает престижность их труда. Кроме того, все чаще творчество в этих сферах приобретает коллективный характер, что ведет к возрастанию роли профессиональных «тусовок», которые часто и определяют уровень «элитности» каждого конкретного работника уже не столько по его реальному труду, сколько по тому, «вписывается» (или «не вписывается») он в такую «тусовку».

Особый интерес представляют так называемые научные «школы» или «мастерские» какого-то театрального мастера или художника. Несомненна их позитивная роль в науке и искусстве, но возникает вопрос, всегда ли ученики великого мастера действительно получают возможность для полноценного развития и самовыражения?

Дело даже не в том, что сам мастер может оказаться достаточно авторитарным (а гении очень часто имеют несносный характер), проблема в том, что за право работать рядом с престижным мастером обычно идет непростая борьба-конкуренция (примерно так же, как в некоторых семьях дети соревнуются за то, чтобы считаться «самыми любимыми» у своих родителей). Таким образом, мы опять имеем дело с особой властью социально-профессиональной «тусовки», т. е. группы приближенных к авторитетному человеку людей, которые от его имени часто определяют критерии оценки деятельности тех или иных специалистов, а также общее отношение к ним.

Проблема сильной зависимости от близких людей своеобразно проявляется и в семьях выдающихся деятелей науки и искусства, где существуют определенные традиции и даже творческие династии. Конечно, дети выдающихся лйдей вправе сами выбирать свое профессиональное будущее или выстраивать свое отношение к творчеству родителей. Но существует еще проблема уважения к другим людям (читателям, зрителям, поклонникам), которые очень придирчиво относятся к позиции детей в отношении их обожаемых родителей. Быть может, такого рода ограничения в самопроявлении отпрысков знаменитых родителей отчасти объясняют то, что сами эти отпрыски особых творческих успехов не демонстрируют, даже когда их «пристраивают» в престижные и выгодные места работы (а может, потому и не демонстрируют?). Но как трудно спорить с авторитетным родителем, зная, что на его стороне множество других достойных людей...

В современной России все более популярны идеи, согласно которым, качество творческого труда в науке и искусстве определяется тем, насколько результаты такого труда можно продавать. А это, в свою очередь, зависит от того, насколько удачно была проведена реклама, или от того, насколько хорошо ученый или деятель искусства может себя преподносить публике-покупателям.

Перед художником, писателем, заявляющим, что он работает по «вдохновению, встает проблема выбора. Если ориентироваться на свое вдохновение, то можно остаться нищим, но если ориентироваться на вкусы публики, то как быть с вдохновением? Иногда получается, что деятель искусства все больше начинает «вдохновляться» не столько высшими соображениями, сколько стремлением подзаработать. Естественно, и великим мастерам приходится совмещать ориентацию на высшие идеалы своего творчества с ориентацией на заработок. Чувство элитарности таких мастеров обычно не сильно страдает, ведь они как бы подстраховывают себя тем, что, с одной стороны, творчески реализуют свой талант и стремятся соответствовать высшим представлениям об элите, а с другой стороны, стараются зарабатывать своим талантом, реализуя более упрощенный (обывательский) вариант элитарности. Хотя нередко к концу жизни великие мастера все-таки сожалеют о том, что не в полной мере реализовали свое призвание.

Нередко можно услышать заявления, что ученый или поэт по сути своей должен творить не ради денег и признания, что для него высшие интересы общества (и даже всего человечества!) стоят выше материального вознаграждения (если не считать обеспечения необходимым прожиточным минимумом). Но многочисленные примеры (поэт В. Маяковский и др.) показывают, как страдают даже те творцы, которые имели сильный характер, если при жизни их отвергают, не понимают и даже осуждают за то, что они «осмелились» увидеть мир иным, чем это было принято.

Избирательность тщеславия и признания творца

Как писал Г. Селье, «ученые тщеславны, им нравится признание, они не безразличны к известности, которую приносит слава, но очень разборчивы в отношении того, чьего признания им хотелось бы добиться и за что им хотелось бы стать знаменитыми» [24, с. 29--30]. «Однако эта жажда признания не должна превращаться в главную цель жизни», «ни один подлинный ученый не примет желанного признания ценой превращения в мелкого политикана, вся энергия которого до такой степени поглощена "нажиманием на рычаги", что для науки уже не остается сил» [там же, с. 169].

Таким образом, стремление к успеху, к тому, чтобы стать лучше, чтобы добиться выдающегося результата и благодаря этому приблизиться к ощущению собственной значимости в обществе и в своем деле, характерное уже не для обывателя, а для творческого человека (например, для настоящего ученого), отличается тем, что оно достаточно избирательно. Это не элитарность любыми путями, а элитарность, признание в среде уважаемых, посвященных, значимых для ученого людей.

Но в творческой деятельности нередко случается так, что даже близкие коллеги и соратники могут не оценить по достоинству то или иное достижение. Наука и искусство принадлежат к тем сферам, где иногда приходится трудиться без надежды на быстрое признание, и тогда получается, что настоящий ученый и художник внутренне всегда должен быть готов и к непризнанию. Кто-то из великих сказал, что настоящий философ начинается с того момента, когда он начинает писать в стол. По этому поводу другой известный философ М. Мамардашвили сказал, что «это не так просто: для работы "в стол" нужны мужество и терпение, особая моральная закалка», а также «особая экстерриториальность собственного положения -- завоеванная и выстраданная», что даже создает ситуацию, когда у истинного мыслителя может и не быть учеников, которые должны были бы разделить со своим учителем непонимание и изгнанничество [11, с. 177].

Проблема нравственного выбора в профессиональном творчестве

Многие представители творческих профессий (включая психологов) должны решить для себя, на чье мнение им следует больше ориентироваться: на мнение невзыскательной массы или на мнение избранных и посвященных? Проблема такого выбора имеет много граней, например, приходится учитывать свои возможности, особенности ситуации, перспективу развития сознания тех, кого пока относят к невзыскательной массе и т. п. Но главное в таком выборе -- это нравственная составляющая.

Еще совсем недавно интерес к новому фильму или спектаклю определялся не только его чисто художественными достоинствами, но и созвучностью тем общественным проблемам, которые волнуют думающих и переживающих людей. Зрители всеми правдами и неправдами пытались попасть на фильмы или спектакли, где в общий контекст были включены намеки на правду реальной жизни (или недавней истории страны). Но, удивительное дело, в современной России, когда о многих проблемах можно говорить свободно, почему-то нет выдающихся произведений искусства. Быть может, есть еще правда, которая даже на уровне интуитивной догадки пока еще не вырисовывается? Но настоящий художник (как и ученый, и другой творческий работник) первым должен эту правду хотя бы почувствовать.

Проблема настоящего художника или ученого не в том, что у него не хватает мастерства, а в том, что не хватает смелости, силы духа для того, чтобы отойти от общепринятых стереотипах в отношении к сегодняшним общественным проблемам. Для людей, пытающихся творить культуру, неплохо было бы вспомнить слова М. Мамардашвили о том, что «культура -- это вечность в настоящем, в существующем» и она «нуждается в открытом пространстве и свободном слове», что должны быть «живые точки коммуникации» [11, с. 176]. И эти «живые точки коммуникации» в первую очередь должны проходить через души поэтов, художников и ученых.

Анализируя судьбы и трагедии великих мыслителей и художников, И. Гарин отмечает: «Своей предсмертной судьбой Вагнер предвосхитил падение всех крупных художников, рано или поздно, рационально или иррационально ассимилированных индустрией культуры. Ибо что такое падение -- Ницше, Шёнберга, Джойса, Элиота, Пикассо, Беккета? Падение есть усвоение тем лавочным миром, которому они бросили вызов. Падение и вина -- в независимости от собственной воли, от личного начала: все мы дети своего времени, а оно уж, будьте уверены, позаботится...» [4, с. 731]. «Усвоение тем лавочным миром» очень беспокоило и В. С. Высоцкого, и многих других поэтов...

Для психологов как представителей творческих профессий эта проблема осложняется следующими обстоятельствами: с одной стороны, нельзя однозначно подыгрывать своим клиентам (или испытуемым) или «заигрывать» ради дешевой популярности с аудиторией; с другой стороны, нельзя и однозначно ставить себя выше клиента или учебной аудитории (иначе не получится сотрудничества при решении проблем клиента и при постижении новых истин).

Есть еще одна грань проблемы, связанная с признанием таланта творца: действительно выдающийся и даже великий творец вполне может оказаться негодяем в личностном плане. И тогда возникает вопрос: как к такому «творцу» должен относиться простой смертный (его поклонник)?

Происходит как бы раздвоение личности зрителя или читателя по отношению к такому творчеству: с одной стороны, признание объективной ценности созданного творцом шедевра (художественного образа, идеи, открытия), с другой стороны, неприязнь к примитивной нравственности данного творца. Конечно, возможен вариант, когда поклонники просто не задумываются о нравственности своего кумира (а некоторые «звезды» даже специально подогревают интерес к себе с помощью скандалов и сомнительных выходок), но в подсознании поклонников все-таки зарождается некоторое сомнение в его подлинной «элитарности».

Творческие люди иногда неплохо чувствуют не только «конъюнктуру» на «рынке творчества», но и степень искренности восхищения собой другими людьми. Можно предположить, что у некоторой части творцов, совершивших сделку с совестью, также что-то может измениться в самооценке и в чувстве собственной значимости, т. е. может измениться чувство элитарности.

Важно то, что при этом нарушается общая эстетика восприятия (или эстетика восхищения), поскольку происходит как бы «отчуждение» творческого труда от личности самого творца уже в сознании других людей. Но при этом и сам творец чувствует, что его не воспринимают как целостную личность, как единство личности и ее творений: личность творца сама по себе, а его дело, творчество -- само по себе.

Вероятно, все это также не способствует полноценному ощущению значимости собственной жизни творца (полноценному ощущению элитарности), ведь для творческих людей все-таки важно, чтобы признавали не только их «дела», но и саму их жизнь как своеобразное произведение (научное или художественное)... Недаром некоторые авторы отмечают, что творческие люди часто и планируют свою жизнь, как будто пишут «поэму» о самих себе [22].

При формировании своего отношения к творцу (или исполнителю) очень важен еще и общий контекст конкретного восприятия творчества. Приведем личный пример, когда нам удалось сравнить силу художественного воздействия при исполнении одного и того же произведения -- известной песни «Варяг». Однажды мы прослушивали запись этой песни в квартире профессионального музыканта. Музыкант-хозяин был в восторге от исполнения этой песни одним из лучших хоров страны.

В другой раз мы услышали эту песню в подземном переходе -- на следующий день после заключения Беловежских соглашений зимой 1991 г. Ранним утром в переходе ее исполнил старик-ветеран, одетый во все чистое, при орденах, с шапкой на голове,а не на земле, как это делают многие подрабатывающие музыканты в переходах. Раньше этот старик никогда не приходил сюда со своим аккордеоном. Но в это утро он пришел и играл, быть может, не очень хорошо. А мимо шли еще толком не проснувшиеся люди. Было такое острое ощущение подлинности происходящего, что гордый человек, действительно, «не сдается» и что это его, быть может, самый главный и решительный в жизни бой... Больше этого старика мы не видели. Но на работу приехали в слезах...

Этот старик-ветеран оказал на нас, да и не только на нас, гораздо более сильное впечатление, чем все другие высокопрофессиональные исполнители «Варяга», вместе взятые, поскольку в данном случае известная песня была вплетена в контекст сложнейшей проблемы страны и ее не раз обманутого народа. Песня была соединена с нравственным поступком и потому была «настоящей». Ее эстетический уровень оказался намного выше всех других «высокохудожественных» исполнений именно потому, что подлинная эстетика во многом определяется нравственностью. Сам старик-ветеран вряд ли может быть причислен к элите в традиционном понимании, но и обывателем его не назовешь. В каком-то смысле старик -- святой, так как дал «последний бой» самому страшному врагу -- обывательскому безразличию, а это уже выходит за рамки привычного обывательского понимания элитарности.