Главная Коллекция "Otherreferats" Философия Философия науки

Философия науки

Эмпиризм и рационализм о структуре научного знания. Основные виды определений и доказательств. Изучение концепции истины в научном познании. Детерминизм в науках о неживой и живой природе. Анализ модели плюралистической эпистемологии П. Фейерабенда.

Рубрика Философия
Вид учебное пособие
Язык русский
Дата добавления 31.01.2019
Размер файла 334,8 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Страница:

  • Тем не менее, в любом учебнике микромир так или иначе изображается. Утверждается о видении молекул и даже атомов в излучениях, не воспринимаемых глазом. Видимое аналогично тому, что воспринимаемо глазом в привычных лучах, но лишено буквальности, непосредственности. Но и аналогии становятся все беднее и отдаленнее, переходя в метафоры, когда изображается мир элементарных частиц (тут можно встретить бильярдную терминологию, каскады, ливни и пр.). Так что, если нет оговорки о необычном переопределении понятия «видеть», то читателю предлагают принять за вид микромира пояснительные схемы и модели его.
  • Признавая трудности в установлении вида микромира, ими все же нельзя оправдать мнение о включенности субъекта в объект познания. Допущение многообразия моделей, виртуальных процессов и т.д. свидетельствуют не о включенности субъекта в объект или творении его субъектом, а о возросшей опосредованности доступа к объекту микромира.
  • Объекты познания в классической и неклассической науках сходны в своем отношении к средствам описания (они не зависят в своем существовании, но зависят в своем проявлении от средств познания). Различие между ними состоит в доступности их вида для изображения в макроскопических средствах: в макромире вид объекта познания удостоверяем, в микромире удостоверяемость вида объекта познания проблематична. Мнение же об альтернативности соотношений объекта и субъекта познания в классической и неклассической науках не оправдано.
  • Не оправдано и мнение о том, что в ХХ веке наукой была показана социальная обусловленность ее содержания, и объекта познания в частности, в то время как предшествующая наука не замечала этого (и то и другое, разумеется, постигнуто не самой наукой, а подсказано ей философией науки). Однако известно, что, например, К. Маркс в «Тезисах о Фейербахе» подчеркнул необходимость рассматривать предмет и саму действительность не в форме созерцаемого объекта, а как человеческую чувственную деятельность, практику, субъективно22 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, с. 1.. Ф. Энгельс отмечал, что если у общества появляется техническая потребность, то она продвигает науку вперед больше, чем десяток университетов33 Ф. Энгельс. Письмо В. Боргиусу, 25 января 1894 г. - К. Маркс, Ф. Энгельс Соч. т. 39, с. 174.. Ф. Ницше считал, что наше видение действительности обусловлено субъектно-предикатной формой предложений речи: мы не ограничиваемся свойствами, явлениями (предикатами, сказуемыми…), а ищем их носители, объекты, сущности (субъекты, подлежащие). Это было в ХІХ веке. В ХХ веке логические и гносеологические исследования неопозитивистов (Б. Рассела, Р. Карнапа, позднего Л. Витгенштейна и др.) позволили увидеть зависимость представлений об объекте науки от выбираемого языка, «естественного или искусственного». Критики неопозитивизма стремились показать зависимость науки от традиций и предрассудков ученых (П. Фейерабенд, М. Полани и др.). И именно в ХХ веке распространилось мнение, что содержание науки социально детерминировано, что в ткань науки включены социальные детерминанты.
  • На самом деле это мнение либо повторяет общеизвестное с ХІХ века, а если учесть И. Канта, то с XVIII века, либо приписывает науке и ее объекту нечто не свойственное им. Объект научного познания зависит от человеческой деятельности, от технической потребности общества, от языка как одного из средств познания, от традиций, предрассудков и предпочтений ученых. Но, исключая первичную инстинктивную деятельность, все перечисленные факторы основаны на опыте донаучного познания либо на предшествующем научном познании объективного мира; накопленные знания (истинные и ложные) отражают свойства объектов познания, а не предписывают, детерминируют их. Удвоение мира на видимый и невидимый, явление и сущность, на носитель свойств (субъект, подлежащее предложения) и свойства (предикаты, сказуемые, определения предложения), потребности как следствия познанных возможностей и все остальное возникли и возникают из познанных свойств объектов. Становясь стимулами и средствами познания, они обращаются к новым объектам в надежде найти то, чего нет в старых, познанных объектах. И хотя средства познания теснее связаны с объектом познания (в отличие от стимулов познания), они не создают его, а приспосабливаются к нему, в частности, с помощью гипотез, включающих нечто новое. Превращение гипотез в достоверное знание обеспечивается не социальными условиями, а соответствием свойствам объекта. Социальные условия через стимулы и средства познания задают вид проявлений свойств объекта и вид нашего знания. Подчеркивать, что это утверждение составляет достижение ХХ века, неверно, а настаивать на правильности его - значит ломиться в открытую дверь. Подразумевать большее, а именно: допускать, что социальные условия задают объекты познания, т.е. значения и объекты отнесения знания, - значит повторять ошибку субъективизма И. Канта (утверждая, что не природа диктует законы рассудку, а рассудок приписывает их ей).
  • Таковы соображения о соотношении объекта и средств познания в науке прошлого и настоящего, в классической и неклассической науке.
  • Другой важный предмет обсуждения в методологии науки - актуальность и области приложения аналитического, элементаристского подхода, с одной стороны, и синтетического, холистского, - с другой.
  • Одной из первых и простых операций в материальном и духовном мирах является деление целого на части. Эта операция получила название «анализ». Наблюдения за животными и детьми показывают, что уже им свойственна способность анализа, но в неосознанной форме (неосознанность выражается в неспособности оценить, объяснить или доказать свой анализ).
  • Анализ позволяет вскрывать внутренние составные части, недоступные созерцанию целого, обнаруживать повторяющиеся, сходные с ранее известными составными частями других предметов. Сходство составных частей различных предметов позволяет объединять их в одну группу, вид, класс и т.п. по сходству состава, конечных элементов. Стремление человека охватить мыслью массу разнообразных предметов и явлений оказывается удовлетворенным посредством анализа, выделения в них конечных сходных элементов. Такими элементами могут быть природные стихии (огонь, вода, земля, воздух), атомы, бесконечномалые, точки, диполи, вихри и т.п. Сведение разнообразия наблюдаемого или представляемого миров к первоэлементам позволяет объяснять и строить эти миры. История философии и науки содержит множество примеров представления и объяснения мира посредством анализа, сводящего мир к первоэлементам. Установка на анализ, выявляющий конечные различимые элементы в представлении и познании мира, называется аналитизмом и элементаризмом.
  • Аналитизм и элементаризм являются господствующими в современном познании мира и построении картины мира. Они позволили и позволяют различать познавательный статус элементов знания (объективный и субъективный, основной и вспомогательный, реальный и фиктивный) и создавать достоверную картину фундамента мира, в частности мира элементарных частиц, полей, взаимодействий, психических комплексов, моральных основ и т.д.
  • Впечатляющие достижения познания на основе аналитического, элементаристского подхода оставляют в тени трудности этого подхода. Трудности аналитизма и элементаризма состоят в следующем.
  • Во-первых, всякий мысленный анализ логически подразумевает связанность выделяемых частей с целым (сами части по определению относятся к целому - часть целого). В то же время анализ вскрывает отличие частей, элементов от целого. Чем глубже анализ, тем больше отличие выявляемых им первоэлементов от содержащих их в себе целостных предметов и явлений. Достаточно указать, например, на отличие атомов от содержащих их в себе макротел или элементарных частиц от содержащих их в себе атомов. Что же связывает первоэлементы с целым, делает их принадлежащими ему? Допустим, их связывает нечто включающее данное целое и его части в качестве своих частей. Тогда нечто должно быть шире, универсальнее своих частей, если по отношению к ним оно есть более охватывающее целое. При этом остается неясным, что именно связывает данное целое и его части с более охватывающим целым. Чтобы установить это связывающее звено (более охватывающее целое) его надо представить наряду с целым и частями первичного объекта, в виде частей более охватывающего целое и т.д. В случае бесконечности мира перед анализом открывается бесконечный регресс охватывающих, универсальных видов целого. В случае конечности мира связность частей и целого восходит к одному универсальному целому, к единому. Но в обоих случаях остается невыразимой связанность целого и частей. Переход от целого к частям, сохраняющий принадлежность частей целому (на чем покоится анализ) приобретает непостижимый характер. Богословы, т.е. теологи просто провозглашают творение, излучение (эманацию) частей, множества единым, универсальным началом, Богом.
  • Можно обойтись без допущения связности целого и частей чем-то, отличным от них, и сосредоточиться на сопоставлении определений целого и части (одно из них изначально неопределяемо, другое - определяется изначально неопределенным, иначе - порочный круг). Тогда: если часть не тождественна целому, то она не принадлежит ему, а если часть тождественна целому, то она не является частью. Допущение принадлежности частей, элементов целому, необходимое для достоверности анализа, означает в конечном счете допущение того, что весь мир - это нечто единое, неделимое, а части, элементы как результаты анализа - видимость. Анализ покоится на посылке, отрицающей его. Диалектическое утверждение - анализ неотделим от синтеза, как две стороны единства - фиксирует, но не разрешает трудность.
  • Во-вторых, квантовая механика показала неприменимость аналитизма и элементаризма в микроявлениях, где существенно соотношение неопределенностей Гейзенберга (?е•?t?h, ?p•?x?h…). Квантово механические системы в определенных состояниях недетализируемы.
  • В-третьих, аналитизм и элементаризм трудно согласовать с системно-целостным подходом, с синергетикой.
  • Противоположным анализу является синтез - составление целого из частей, восхождение от частей к целому, от элементов к системе. Если бы целое, система были равноценны сумме, механическому сочетанию частей или элементов, то синтез и системность как методы познания не имели бы самостоятельного значения. Практика и познание показывают, что, в самом деле, целое или система обладают собственными свойствами, отличными от свойств частей или элементов (достаточно сравнить, к примеру, свойства элементов равновесной системы и самой системы; молекул, частей живой клетки и самой клетки, человека и общества, отдельного суждения научной теории и самой теории).
  • Основываясь на отличии синтеза от анализа, целого от частей, а также на зависимости анализа от синтеза, частей от целого можно придти к убеждению о приоритете синтетического и целостного подхода к миру. В естествознании (в квантовой механике, биологии), философии и теологии есть сторонники синтеза и целостности. Они провозглашают первичность и подлинную объективность, реальность синтетического знания, целостных систем, тотального по отношению к аналитическому знанию, элементам и индивидуальному. В философии, например, И. Кант предпосылал всякому анализу синтетические суждения разума априори (до опыта). В. Гегель растворил единичное в общем, тотальном. А в квантовой механике провозглашение неразложимости систем на элементы с одновременным признанием их существования как возможных состояний системы сопровождается признанием несиловых связей между элементами.
  • Синтетизм и целостность в представлении и познании мира эффективны в областях, подобных названным.
  • Синтетизм и целостный подход к миру, т.е. холизм (hole - весь, целый), тем не менее, одолевают познавательные и логические трудности.
  • Если синтез, целостность представляют собой единство частей и элементов, то синтез и целостность вторичны, производны от частей и элементов, и особенность, отличие первых от вторых не имеют ясного вида. Например, какой вид имеет армия, отличный от ее дивизий, полков, батальонов и т.д. Если же обнаруживается вид целого, то им оказывается вид элемента в ряду других: например, при космической съемке армия, город и т.п. оказываются элементами в ряду других видимых элементов.
  • Для бесконечного мира, синтез и целостность его ускользают от восприятия, их вид теряется в бесконечном регрессе синтетических и целостных начал (синтез синтетических начал, целостность целостных начал и т.д.). Для конечного мира должно быть единое синтетическое, целостное начало, но мы его познать не можем, так как представляем собой один из его внутренних элементов, отличных от него и неспособных выйти за него, сделав его противостоящим нам объектом познания
  • Если допустить приоритет целого над частями как первично существующего онтологически, то, повторяя ранее сказанное, придётся смириться с непостижимостью возникновения частей из целого, многого из единого. Логически недопустимым оказывается существование частей и многого, а само их наличие должно считаться обманчивой видимостью.
  • Сопоставляя аналитизм и элементаризм с синтетизмом и холизмом научное познание довольствуется интуицией их уместности и эффективности, уклоняясь от выбора взаимоисключающих определенностей. Иными словами, названные методологии признаются относительными, а не универсальными.
  • Аналитизм и синтетизм, элементаризм и холизм являются историческими альтернативами в практической и познавательной деятельности. В познании они демонстрируют одноименные стили мышления. Наряду с ними соперничают многие другие методологические альтернативы: догматизм и релятивизм, универсализм и дополнительность, одномерность и многомерность и т.д.
  • Догматизм и релятивизм в европейской философии и мышлении вообще берут начало в древнегреческой метафизике и скептицизме. Но наибольшей остроты их противостояние достигло с появлением теории относительности в физике. Физической относительности свойств, их привязанности к системам отсчета был придан широкий смысл: все свойства, законы и нормы относительны, т.е. зависят от связанности с чем-либо - природными или социальными условиями, культурой, языком, текстом и т.д. Догматизм в уточненном варианте во всем относительном видит (субъективность) временность, внешность, ограниченность, за которыми кроется вечность, существенность и безграничность. Как правило, релятивизм тяготеет к плюрализму (множественности), а догматизм - к монизму (единственности универсального). Доведенные до крайности они противоречат своей претензии на универсальность. Применительно к релятивизму оказывается, что если все в мире относительно, то относительна и сама относительность (и суждение «все в мире относительно»). Чтобы сохранить универсальность, нужно допустить безотносительность. Применительно к догматизму оказывается: если все в мире неизменно, то неизменно и изменение всего. Для сохранения универсальности нужно допустить изменчивость. Помимо такого рода теоретических трудностей, есть и практические трудности у релятивизма и догматизма. Например, в морали первый влечет за собой вседозволенность, второй - нетерпимость. Догматизм и релятивизм выглядят крайними представлениями единства устойчивого и изменчивого в действительности.
  • Универсализм и дополнительность соперничают в методологии с появлением принципа дополнительности Н. Бора в квантовой механике.
  • С позиции универсализма, описания сторон и типов взаимодействий объекта познания всегда можно представить частностями более общего описания, раскрывающего единую сущность многообразия свойств объекта. Если такое описание невозможно, то частные описания относятся к классам независимых явлений со своими различными сущностями и составляют универсальные описания низшего порядка. В классической науке универсализм высшего порядка приписывался механике, термодинамике, электродинамике, эволюционной теории Дарвина; универсализм низшего порядка демонстрировали корпускулярная и волновая оптика, неорганическая и органическая химия, генетика Менделя, учения психологии и т.д.
  • Описания высшего порядка универсальности менее всего смущали своим многообразием, так как относились к очевидно различным областям действительности, объектам познания (при всей условности очевидности). Причиной же отвлеченного или подспудного смущения было указание истории человеческого опыта и возникновения промежуточных наук (физической химии, биохимии и т.п.) на материальное единство мира, взывающее к созданию универсального описания мира. Применительно к субъективному миру, можно сказать, ответом на этот зов было описание И. Кантом априорных принципов единства многообразия рассудочных знаний.
  • Явное смущение вызывали и вызывают разные, альтернативные описания низшего уровня универсальности, относящиеся к очевидно одному и тому же объекту познания. Таковыми оказались, например, корпускулярная (И. Ньютона) и волновая (Х. Гюйгенса) оптики, описывающие свойства световых лучей, представления об изменчивости свойств видов животных и растений в изменяющихся условиях путем естественного отбора, следующие из учения Дарвина, и изменчивости как комбинации наследуемых свойств тех же видов и в тех же условиях независимо от естественного отбора, согласно учению Г. Менделя. В подобных случаях утешением для сторонников универсализма служит неспособность каждой альтернативы описать (объяснить) часть того, что посильно для другой альтернативы. Это питает надежду на неизбежность создания нового описания, преодолевающего ограниченность имеющихся.
  • Как бы то ни было, универсализм приписывает временность любому разнообразию научных знаний на пути к всеохватывающему единообразию их, к науке о мире и человеке одновременно (как надеялся К. Маркс). Опорой универсализма служит изначальное свойство мышления обобщать, находить общее в многообразии единичного. Однако результатом мышления никогда не было одно общее, всегда было и есть многообразие общего. Поэтому мышлению свойственно не только отождествлять различное с одним общим, но и различать виды общего, устанавливать отношения между ними. Отсюда следует, в частности, возможность взаимного дополнения видов общего, т.е. видов знания, описания объектов познания. Такая возможность постоянно осуществлялась в истории научного познания и стала привычной. Никого не удивляет, что объект познания может обладать одновременно различными взаимоисключающими свойствами: механическими, термодинамическими, электромагнитными, химическими и т.д., тогда как в познавательной и практической деятельности эти свойства могут представать в любой временной последовательности, включая одновременность их наблюдения с одинаковой достижимой точностью.
  • Разнообразие взаимодополняющих свойств само по себе не препятствует универсализму в познании. Универсализм свойственен и квантовой механике, поскольку все возможные состояния объекта познания описываются матричным уравнением В. Гейзенберга или эмпирически эквивалентным ему волновым уравнением Э. Шрёдингера. И все же квантовая механика преподнесла необычный вид дополнительности, выраженный Н. Бором.
  • Эксперименты с микрообъектами (электронами, нейтронами, протонами…) дают взаимоисключающие представления о них (наглядные образы). В одних экспериментах микрообъекты обнаруживают корпускулярные свойства: в камере Вильсона видны следы пролетевших частиц (треки), в счетчике Гейгера слышны раздельные трески, на экране видны вспышки и т.д. В других экспериментах обнаруживаются волновые свойства тех же микрообъектов: наблюдается дифракция и интерференция частиц на кристаллических решетках или искусственно созданных препятствиях. Частицы ведут себя подобно волнам, огибающим препятствия, и как бы одновременно проходят через несколько щелей дифракционной решетки. Микрообъекту оказывается свойственной двойственность: он частица и волна. Возможность совмещения этих противоречащих друг другу свойств была установлена Н. Бором, рассудившего следующим образом.
  • Микромир можно обнаружить только через макромир. Все приборы, регистрирующие события в микромире, являются макроскопическими (дословно - видимыми невооруженным глазом); таким же является и человек, органы чувств которого не воспринимают микромир. Отсюда следует, что понятия для явлений в приборах родственны понятиям для других областей макромира, т.е. макроскопичны по содержанию. Но микромир подчиняется законам, отличным от законов макромира (в частности, законов классической механики), что может выразиться в необычном сочетании понятий, например, противоречивом.
  • Согласно принципу дополнительности Н. Бора, для полного описания явлений микромира необходимо использовать два взаимоисключающих (взаимодополняющих) набора классических понятий (например, частиц и волн). Частным выражением принципа дополнительности служит соотношение неопределенностей В. Гейзенберга, фиксирующее взаимоисключающие тенденции изменения неопределенности величин, характеризующих волновые и корпускулярные (телесные) свойства микрообъектов при попытке устранить неопределенность одной из величин. (Если обозначить через ?p неопределенность импульса вдоль оси x, а через ?x - неопределенность, с которой фиксируется координата частицы, то соотношение неопределенностей запишется в форме
  • ?p•?x?h,
  • где h - постоянная М.Планка.

    • Аналогично для неопределенностей в значениях энергии ?Е и времени включенности частицы в какой-либо процесс ?t соотношение неопределенностей принимает вид

    ?Е•?t?h.

    Хотя гносеологические истоки принципа дополнительности в описании микромира кажутся ясными (антропоцентричность, макроскопичность доступного содержания знаний и противоречивость макроскопических данных об одном и том же микрообъекте), его онтологическое значение, физический смысл и значение (выражение в признанных понятиях и вид объектов отнесения) остаются проблематичными. Тем не менее, принцип дополнительности обладает объяснительными и предсказательными возможностями, подтвержденными экспериментом. Будучи успешным в одной из областей физики, он нашел широкий отклик во многих других областях познания и практики, приобретя тем самым более широкий смысл.

    В более широком смысле принцип дополнительности понимают как несовместимость ряда свойств или процессов в одно и то же время, с одной стороны, и поочерёдную относимость тех же свойств и процессов к одному и тому же объекту в различных отношениях или периодах существования его. Нельзя, например, быть одновременно актером и зрителем, творцом и исполнителем, льстецом и хулителем, современным и отсталым и т.п. Но это возможно в различных отношениях и периодах времени. Актер меняет характер исполнения роли постольку, поскольку воспринимает реакцию зрителей(т.е. сам оказывается зрителем); устанавливая возможности воплощения в жизнь своего творения, творец становится исполнителем; восхваляя достоинства кого-либо в надежде извлечь для себя выгоду, льстец тем самым хулит способность восхваляемого указать должное место льстецу и т.д. Крайний вариант дополнительности взывает к терпимости ко всем сосуществующим нормам и ценностям и признанию их равноценными дополнениями в целостной индивидуальной и общественной жизни. Она представляет таковыми европейскую и иные культуры, логику современника и дикаря, науку и оккультизм, науку и религию и т.д. Оценка названных альтернатив уже была дана ранее, здесь они приведены как примеры применения расширительно понимаемого принципа дополнительности.

    Одномерность (линейность) и многомерность (нелинейность) мышления представляют собой метафоры некоторых математических объектов и операций (линейных и нелинейных уравнений и их решений и т.п.). Большей частью этими метафорами противопоставляются установки мышления на однофакторную и многофакторную обусловленности, межэлементарные и системные отношения, однозначные и многозначные (статистические) отношения, формально-логические и приближенные выводы, представления процессов закрытыми и открытыми системами и, наконец, на избирательность и конъюнктурность. Несмотря на относительность и во многих случаях спорность подобных противопоставлений распространено мнение, что вторые из сопоставимых установок олицетворяют современное мышление, в то время как первые - устаревшее. Правдоподобнее признать, что установки мышления обусловлены объективными ситуациями, изменчивость которых вынуждает чередовать или сочетать, а не противопоставлять установки мышления.

    Рассмотренные методологические альтернативы в научном познании не исчерпывают всего из разнообразия. Однако их достаточно для того, чтобы показать свойственность каждой общих черт: возникновение из ситуации научного познания, приобретение формулировки из конкретно-научного принципа и через приложение к сходным или аналогичным ситуациям превращение в общенаучный, методологический принцип. При этом считается ясным общезначимый смысл терминов «научный», «ситуация научного познания» и т.д., восходящие к образу науки в философии. С такой позиции следует рассмотреть постмодернистскую методологию познания, сторонники которой приписали ей статус наиболее современной альтернативы всем иным.

    11.2 Постмодернистская псевдоальтернатива методологии науки

    Научное познание выражается естественным или искусственным языками, или их смесью. Вполне правомерен поэтому подход к нему как к языку с целью выяснить его особенности. Поскольку язык может быть представлен текстом, постольку научное знание выглядит текстом. Если вся совокупность знаний, на которой основывается культура, представлена (хотя бы гипотетически) текстом, то любой конкретный научный текст оказывается частью более широкого текста, его связь с другими частными текстами обеспечивается промежуточным текстом (интертекстом), область значений - скрытым текстом (гипертекстом) и т.д. Логически упорядоченный вариант соотнесения текстов представлен, например, иерархией типов языков Б. Рассела (по схеме: язык объектов (первопорядковый язык), язык о языке объектов (второпорядковый), т.е. метаязык и далее последующие метаязыки). Каким бы ни был соблазн представить все известные отношения действительности связями текстов, не удается уклониться от скрытого или явного принятия представлений о природе (скрытой сущности, происхождении, назначении и т.д.) текста. Разумеется, это представление - тоже текст, но он призван заявить о картине действительности: исчерпывается ли она текстовой реальностью или включает наряду с текстовой, внетекстовую реальность, т.е. требует дополнения текста внетекстовой реальностью (иначе текст теряет смысл).

    Известно, что язык и текст науки явно ориентированы на внеязыковую и внетекстовую реальность, что не исключает собственную внутриязыковую координацию и субординацию, иерархию. Хотя современнику не дано наблюдать рождение естественных языков, рождение и употребление искусственных языков убедительно показывают, что язык возникает и употребляется не как игра по соглашению, а как принятая по соглашению знаковая система для обозначения познанных внеязыковых объектов и отношений. Последние задают объективное или субъективное содержание, значение знаков текстов, понятий и суждений языка. Сходство познанных объектов и отношений, выраженных различными языками, обусловливают, в конечном счете, взаимные переводы языков, а отнесение к внеязыковым объектам в остенсивных определениях устраняет регресс лексических определений.

    Внеязыковую реальность представляет и субъект, пользователь языка и текста. И хотя субъект может быть представлен текстом, всегда есть текст, который указывает, что субъект является носителем текста, а не текст - носителем или заменителем субъекта. Смысл такого текста демонстрируется внетекстовым поведением субъекта.

    При подходе к научному и другому знанию как тексту можно отвлечься от внетекстовой реальности, но невозможно отвлечься от значений, смыслов единиц и всего текста, созданных отнесениями к этой реальности в употреблениях текста. Иными словами, тексты подчинены смысловым (семантическим) обязательствам.

    Эти беглые замечания воспроизводят привычное положение дел в научном познании с позиции материализма - одного из философских обобщений практики и познания. На такое же положение дел ориентирована неопозитивистская аналитическая философия Б. Рассела, А. Айера, Р. Карнапа, Л. Витгенштейна и др. А что если представить мир в виде языка (М. Хайдеггер и др.) или текста (М. Фуко, Ж. Лакан, Ж. Деррида и др.)? Тогда придется принять концепцию и методологию познания постструктурализма и постмодернизма, основанных на весьма давних аргументах (софизмах), которые разнообразят положения Дж. Беркли «существовать - значит быть воспринимаемым». Субъективистское толкование воспринимаемого свелось к его отождествлению с элементами сознания, в том числе на неокантианский лад. Одним из видов элементов сознания может быть текст. В этом случае оригинальность постструктурализма и постмодернизма состоит в придании тексту предельной изменчивости на грани между определенностью и неопределенностью смыслов, когда все части текста приобретают метафорические смыслы и всем характеристикам предшествует словосочетание «как бы» (полифония, аберрация, вибрация, интерференция, имманенция, трансценденция и т.п.). Только терминам лингвистики (таким как грамматика, синтагма и т.д.) и литературоведения (таким как персонаж, повествование и т.п.). позволяется сохранять устойчивый первичный смысл. Чтобы по возможности беспристрастно оценить идеи постмодернизма и постструктурализма, необходимо вкратце изложить их зарождение и эволюцию. Уже по самим рассматриваемым терминам видно, что начать следует с идей структурализма и модернизма.

    Структурализм (возникший в 20-х гг. ХХ века) как философское учение является обобщением анализа структур, сохраняющихся в изменяющихся явлениях, которые отражаются гуманитарными науками (лингвистикой, этнографией, социологией, литературоведением и др.). Структурализм сосредоточивается на знаково-символической стороне явлений (переплетаясь с семиотикой) и ищет за сознательным употреблением знаков, образов, символов и слов неосознаваемые глубинные структуры, управляющие употреблением. Вскрывая глубинные структуры, можно всякую субъективность представить как вторичную по отношению к ним либо вовсе отвлечься от субъекта.

    В самой по себе идее поиска глубинных структур нет ничего предосудительного. Беда в том, что при неизбежном их многообразии (плюрализме) все они оказались умозрительными (близкими к кантовским умопостигаемым принципам априорного единства), лишенными хотя бы косвенного эмпирического удостоверения. Таковыми оказались «эпистема» и «дискурсивные формации» у М. Фуко, «письмо» у Р. Барта и Ж. Деррида, «ментальные структуры» у К. Леви-Строса и т.д. Тем не менее, признание их определяющей опосредующей роли в сознательной деятельности позволило иначе взглянуть на последнюю и представить суть авторства, творчества, произведения творчества и, в частности, поставить под сомнение традиционные представления о роли идей, незыблемость канонов и критериев оценок. Этот критический настрой структурализма роднит его с модернизмом в литературе и искусстве (возникшим в конце ХІХ - начале ХХ века).

    Модернизм (от франц. moderne - современный, новейший) противопоставил незыблемым канонам и истинам релятивизм, согласно которому у каждого свои принципы и истины, основанные на переживаниях, экзистенциальных (пограничных) ситуациях, а историческим эпохам и культурам свойственны неповторимые видения, «коллективные сны», стили творчества, несравнимые и потому равноценные. Убедительность модернизма покоится на признании убедительным умозаключения: сам факт существования многообразия оправдывает равноправие его элементов, поэтому изменяющиеся условия существования и связанные с ними многообразия остаются равноправными (аналогично гегелевскому «все действительное разумно, все разумное действительно»). Такое умозаключение не может опираться на противоречащие ему объективные очевидности и потому обращается к выше перечисленным субъективным явлениям («эпистема», «письмо» и т.п.), выдаваемым если не за очевидные, то, по крайней мере, за интуитивно приемлемые. Сомнительность и ложность методологии модернизма, исходящей из данного умозаключения, настолько бросается в глаза, что их невозможно скрыть талантом его сторонников.

    То, что провозглашено структурализмом и модернизмом доведено до крайностей в постструктурализме и постмодернизме. Основными идеями постструктурализма являются следующие.

    Весь мир представлен текстом, а традиционные субъект, объект и средства познания - его частями. Внеязыковая реальность неизвестна либо неуместна, и упоминание о ней - дань удвоению мира (по схеме: субъект - объект, материальное - идеальное, явление - сущность). Причиной такого положения служит неустранимая опосредованность текстом любой деятельности, в том числе познавательной. Поскольку степень этой опосредованности кажется практически бесконечной, постольку исследование сосредоточивается на анализе опосредования текстом. Сознательно искусственный и противоречивый характер текстов придают представлениям о реальности зыбкий и неуловимый вид, так что возможность постижения реальности сомнительна и фактически отвергается, не осуществима.

    Любой человеческий опыт организуется избранными жанрами повествования (нарративом): реализма, фантастики, детектива, научного знания, мистики и т.д. Каждый жанр повествования использует свои метафоры и аналогии. Так как образность, метафоричность наиболее развита в литературном творчестве, то литературное изображение мира наиболее совершенно, а все другие виды творчества в глубине своей литературны. С этой идеи начиная, постструктурализм и постмодернизм становятся неразличимыми, потому в дальнейшем можно употреблять данные термины как синонимичные. Важно, что научное познание и знание выглядят повествовательными текстами в ряду других текстов (историй, рассказов) в рамках текста культуры и научные тексты не лучше и не хуже других текстов.

    Предпосылки знания расширяются до невысказанных отрицаний (Ж, Деррида); главным признается не то, что сказано, а то, о чем не сказано. В частности, научное знание обусловливается не явными посылками, исключающими бессодержательности и противоречивость, а скрытыми, смутными по содержанию и противоречивыми (в философии - даже хаотическими). И это обстоятельство развенчивает исключительность науки и европейской рациональности в целом (впрочем, всякой рациональности, противопоставляемой иррациональности).

    Знакам, терминам языка свойственна смысловая изменчивость, что исключает соблюдение, сохранение смыслов языковых выражений, обеспечение семантической стабильности. Отсюда произвол кодирования смысла текстом автора и раскодирование его текстом пользователя, адресата.

    Первореальность для философии и науки одна - хаос, в котором господствует не действительность как совокупность законченных форм, а виртуальность как становление, в котором все возможные формы, едва возникнув, исчезают бессвязно (без «консистенции») и без отнесения к чему-либо (референции). Посредством предфилософского непонятийного представления, понимания (имманенции, по терминологии Ж. Делёза и Ф. Гваттари) задается некоторый срез хаоса, который с помощью сети (ризомы) изменчивых понятий позволяет изобразить реальность виртуального. При этом ни одно из таких представлений (имманенций) не лучше другого. Наука же изначально выбирает действительное (линию актуальности) и создает срез законченных форм в хаосе, где возможны отнесения знаков и значений. Так что философия о науке может говорить только намеками, а наука о философии лишь как о чем-то туманном (Ж. Делёз, Ф. Гваттари).

    Из ряда других идей постструктурализма и постмодернизма можно отметить идею маргинальности, пограничности, переферийности индивида. Люди становятся социальными существами лишь с усвоением языка. Субъект полагается лишь лингвистически, само его порождение и существование предопределяется речью (дискурсом) (Ж. Лакан). Поскольку язык является игрой знаков, плавающего означающего и обусловлен бесконечным регрессом социальных обусловленностей, постольку социализирующийся индивид не обретает каких-либо устойчивых характеристик. Он условен, пребывая на границе перехода возможностей в действительность и являя собой лишь временное состояние текста. Он всегда частичен, разорван, смятен, лишен целостности. В духе такой панъязыковой картины изображены и другие явления действительности.

    Переходя к оценке постструктурализма и постмодернизма как одной из альтернатив методологии науки, необходимо учесть, что приходится иметь дело не с определенными предписаниями к познавательным и практическим действиям, а с отрицаниями таковых. И все же эта альтернатива, обосновывающая мировоззренческий хаос, приоритет игрового действия над смысловым, неявного над явным, допустила одну положительную слабость - существование «текста культуры», вне которого либо ничего нет, либо имеющееся не уловимо с какой-либо определенностью. Такое допущение противоречит идеям мировоззренческого хаоса, плавающего означающего и т.п. В самом деле, существование текста культуры выражается в его определенности, распространяющейся на его части. Неопределенность, не являющаяся свойством текста, должна быть приписана чему-то вне текста. В таком случае все языковые миры подчиняются правилам, связанным с определенностью языка, текста, а все намеки на выход из существования в становление, оставаясь в рамках текста, означают использование отнесения этого текста к новой действительности, внетекстовой реальности, что противоречит допущению о самодостаточности и замкнутости текста культуры. Неубедительны и все конкретные доводы постструктурализма и постмодернизма, а именно следующие.

    Утверждение «весь мир представлен текстом» верно, если имеется в виду особая область представления - словесное, языковое мышление. Но мышление и его представления не исчерпывают всего богатства мира: в мире есть внеязыковая реальность, которая через практику и чувственные данные воздействует на язык, придавая ему устойчивые и разнообразные значения. Язык по происхождению и отнесению обусловлен внеязыковой реальностью. Об этом свидетельствуют факты развития существующих языков под влиянием практики и познания, развития языков отсталых народов и процесс усвоения языка новорожденным. Игнорирование таких банальных свидетельств весьма старо (в том или ином виде оно свойственно всякому идеализму, а сугубо языковое, текстовое представление получило в герменевтике, феноменологии и лингвистическом позитивизме) и постмодернистский вариант его не нов и так же ошибочен, как и прежние.

    Верно, что любой человеческий опыт организуется «избранными жанрами повествования», но неверно, что любой жанр повествования способен организовать любой определенный опыт. Если, к примеру, необходимо воспроизвести опыт личных переживаний в поисках возвышенных идеалов, то для этого не подойдут такие «жанры», как политический, юридический или научный; потребуется литературный жанр. Но литературный жанр, в свою очередь, не применим к научному опыту. В первом случае языки повествования (политический и др.) бедны и слишком далеки от предмета повествования (опыта переживаний), во втором случае - слишком неопределенны по смыслу (даже при выборе языка научной фантастики). Разумеется, это не исключает создание литературных пародий на научный опыт.

    Никто не оспаривает зависимость знания от неявных предпосылок. Даже в логике, где выводы и доказательства подчиняются явным определениям и правилам (тоже определенным), всегда учитывают или вскрывают подразумеваемый смысл языковых выражений. Например, Д.С. Миль показал, что при доказательстве принципа индукции, доказываемый принцип подразумевается в процессе доказательства. Аналогично, определение или доказательство существования опираются на подразумеваемое существование. Такого рода подразумеваемые смыслы существенны, но они являются невысказанными утверждениями (из-за чего возникают круги в определениях и доказательствах), а не отрицаниями. Зависят знания, в том числе и научные и от невысказанных отрицаний, но такие отрицания сопутствующие абстрагированию, идеализации и экстраполяциям (основным приемам мышления), касаются несущественного в явлениях действительности. К примеру, как рассуждал Э. Мах, провозглашая равновесие рычага с одной точкой опоры, механик невысказанно отрицает влияние на него расцветки и материала рычага, соседства других тел, степени освещенности и т.п. Если одно из таких допущений окажется существенным (скажем, порыв ветра), меняющим поведение рычага, нарушающим его равновесие, то оно переводится в ранг положительных подразумеваемых или явных. В любом случае установка постмодернизма на существенность и приоритетность невысказанных отрицательных предпосылок знания ложна. Постмодернисты не могут привести примера таких предпосылок, отвергая потребность в подобных примерах как враждебное им требование «логоцентристов». А было бы интересно увидеть примеры смутных по содержанию и противоречивых по смыслу предпосылок знания, в особенности научного.

    Если объектам познания для философии и науки служит хаос, но философия занята изображением виртуального (возможного) в сетях изменчивых понятий, а наука - актуального (действительного) в сетях законченных форм, то не столь существенно различие между философией и наукой по форме, сколь существенно сходство между ними по предмету - обе создают субъективные срезы хаоса, два вида порядка (организации его по избранным «жанрам»), не свойственного хаосу. Как бы того ни не хотелось постмодернистам, но при любой изменчивости понятий, если они остаются понятиями, а не превращаются в незначащие знаки, понятиям свойственна устойчивость, отличие друг от друга, принадлежность к классу, виду и т.п.; так что они не могут составлять неразличимую вязкую массу (консистенцию). Это означает, что у понятий философии есть объекты отнесения (референт) в виде воображаемых возможностей порядка в хаосе. У науки же свой референт - действительные состояния, приписываемые хаосу на кантовский манер. По этим соображениям ясно, что постструктурализм в лучшем случае приближается к кантианству (или неокантианству), но не предлагает новой методологической альтернативы.

    Постмодернизм не является каким-либо систематическим учением и потому не следует удивляться присутствию в нем взаимоотрицающих идей. Например, идее наличия референтов у понятий науки, обеспечивающего их смысловую определенность, устойчивость противоречит идея всеобщей смысловой изменчивости терминов и знаков языка, исключающей какую-либо смысловую определенность. Последняя идея носит саморазрушающий характер. Если язык в сущности оказывается только игрой знаков («означающего»), а не смыслов, заданных внеязыковыми ситуациями («означаемого»), то он ничего не может выразить и сообщить, в том числе и саму идею смысловой неопределенности. Даже при любом произволе в выборе значений, нечего выбирать и кодировать текстом, а получателю текста нечего раскодировать.

    Идея смысловой неопределенности совершенно чужда научному познанию. Любую изменчивость объекта познания (материального или идеального) наука представляет устойчивыми характеристиками. Таковы представления процессов физикой, химией, биологией, психологией, математикой, лингвистикой и т.д. Когда говорят только об изменчивости явления, о невозможности сказать что-либо определенное о нем в конкретной ситуации, то тем самым говорят о незнании явления, его сущности или хотя бы отношения к другим явлениям. Идея смысловой неопределенности родственна «идее» незнания и непознаваемости.

    Наконец, в постмодернизме неприемлемо представлен индивид, который, в частности, может оказаться субъектом познания. Если он условен, пребывая на грани перехода возможностей в действительность, всегда частичен, разорван, смятен, лишен целостности, то с чем, какими средствами познания он подойдет к объекту познания, каким образом создаст определенную познавательную ситуацию? Зыбкость субъекта познания способна дать лишь зыбкое знание, условность субъекта познания - условное знание. Вне познавательных ситуаций такое представление об индивиде применимо лишь к особой категории индивидов, оказавшихся на переферии или вне устойчивых социальных отношений и ролей, к тем же, которые являются субъектами этих отношений и ролей, они не применимы.

    С какой стороны ни посмотреть на постмодернизм и постструктурализм, они не только не имеют отношения к методологии научного познания, но и подчеркнуто противоречат ее сущности. И если они выдаются за таковую, во всем противореча особенностям научного познания, то это карикатура на методологию научного познания, т.е. псевдоальтернатива методологии науки.

    В итоге, можно считаться с многообразием методологических альтернатив в научном познании, оправданным как многогранностью процесса познания, так и многообразием, плюрализмом средств познания. Тем не менее, многообразие методологических альтернатив не сочетается с терпимостью к псевдонаучным и антинаучным методологиям. Это относится не только к постмодернизму, но и к герменевтике, феноменологии и т.п., которые заявляют о новых альтернативах в методологии науки, но не предъявляют предписаний, влекущих за собой выполнимые общезначимые действия в познании и практике.

    12. Возможности науки

    12.1 Гносеологический статус научной картины мира

    Можно оспаривать мнение Ф. Энгельса об изгнании или неизбежном изгнании философии из учений о природе и обществе, т.е. из учений о мире вне сознания, все же одно очевидно: современная материалистическая философия не рискует изображать собственную картину мира, отличную от научной. Только идеалистические и религиозно-мистические течения философии отваживаются предлагать свои картины мира, попирающие критерии принятия знания здравым смыслом и наукой, т.е. антинаучные картины. Признав в науке творца картины мира, материалистическая философия, тем не менее, не устранилась от гносеологических и методологических оценок научных картин мира.

    Познанный мир может быть представлен картинами разной полноты: от схематически фундаментальной (модельной) до всеохватывающе подробной, включающей данные всех конкретных наук. Ясно, что рассмотрение придется ограничить схематическими фундаментальными картинами, начиная с космологических моделей.

    В космологии соперничают две модели - релятивистская и квантовая. Первая основывается на общей теории относительности, вторая - на квантовой теории поля, и в частности, вакуума.

    В релятивистской модели Вселенная представлена изменяющейся, эволюционирующей из начального состояния с бесконечно малым объемом и бесконечно большой плотностью через взрыв к настоящему и будущему. Ее теоретической основой служат теории множественности метрических геометрий Лобачевского и Римана, общая теория относительности Эйнштейна, а эмпирической основой - данные о смещении линий спектров излучения внегалактических туманностей (далеких галактик) в сторону длинноволновых (красных), истолковываемые на основе эффекта Доплера как свидетельства расширения Вселенной. Природа и причина взрыва не раскрываются, взрыв введен для задания силы отталкивания, расширения, наряду с которым возникшие объекты Вселенной взаимодействуют в гравитационном поле. Возникновение элементарных частиц и атомов объясняется соответствующими разделами физики, которые добавляются к общей теории относительности, ограничивающейся гравитационными взаимодействиями.

    Релятивистская модель конкретизирует физически и расширяет логически знания о формах существования материи - пространства и времени, о границах применения понятий, ориентированных на свойства Земли и Солнца. Метрические (измеряемые) свойства пространства и времени поставлены в зависимость от тяготеющих масс Вселенной, от ее плотности. Вопрос о бесконечности или конечности пространства и времени получает ответы, допускающие проверку измеримыми значениями средней плотности Вселенной. О том, что существовало до первовзрыва, были какие-нибудь пространство и время или нет, - об этом либо невозможно знать, либо нельзя спрашивать, так как вопрос предполагает недопустимое распространение применения привычных понятий на абсолютно иной мир. Иными словами, мнение стихийных материалистов о бесконечности материи, пространства, времени, движения могут быть оценены с этой позиции как наивная универсализация ньютоновских представлений.

    С точки зрения диалектического материализма, наиболее близкого к пониманию сущности научного познания, нельзя забывать об относительности любого продвижения познания. Верно, что философские представления о материи и ее свойствах должны допускать конкретнонаучное воплощение, но не верно, что конкретнонаучное воплощение (интерпретация) исчерпывает широту философских представлений, опирающихся на более разнообразную область созерцания, чем в какой-либо конкретной науке, в частности на созерцание гносеологической природы оснований конкретнонаучного знания. Касаясь релятивистской модели, можно указать на принципиальную непроверяемость постулатов о масштабах принадлежности объекту, Вселенной измеряемых свойств (средней плотности, изотропности, расширения и т.п.). К примеру, определение средней плотности Вселенной опирается на непроверяемое допущение о распределении масс во Вселенной; утверждение об однородности и изотропности ее является чистым постулатом, не вытекающим из доступных локальных опытных данных (о космических телах и средах между ними); утверждение о расширении Вселенной опирается на данные наблюдений, предполагающих незыблемость «земных» свойств света и т.д. Положение релятивистской космологии о начале Вселенной в виде точки с нулевым объемом и бесконечной плотностью массы является следствием ограниченности общей теории относительности, по существу одной из теорий гравитации, а не единой физической теории, охватывающей все виды взаимодействий (гравитационных, электромагнитных, слабых и сильных (в микромире)). О каком-либо особом эмпирическом подтверждении взрыва Вселенной, помимо наблюдения красного смещения, говорить не приходится.

    Страница:


    Подобные документы

    • Философия Нового времени

      Эмпиризм и рационализм философии Нового времени. Развитие науки, методологии познания. Экспериментальные методы исследования, математическое осмысление природных процессов в естественных науках. Основные социально-политические концепции в философии.

      реферат [18,9 K], добавлен 29.11.2013

    • Исторические типы философии

      Философские воззрения первых мыслителей как исходные единицы историко-философского знания. Особенности философия Средневековья и Возрождения, теории "Нового времени" - эмпиризм и рационализм. Основные этапы и содержание отечественной философской мысли.

      курсовая работа [246,8 K], добавлен 25.01.2011

    • Взаимосвязь философии и науки

      Дифференциация, интеграция, внутридисциплинарное взаимодействие, междисциплинарное взаимодействие современных отраслей научного знания. Функции философия в научном познании. Сходства и различия философии и науки. Фундаментальные научные открытия.

      реферат [43,1 K], добавлен 12.06.2013

    • Вопросы философии науки в работе Г. Риккерта "Науки о природе и науки о культуре"

      Разделение Риккертом наук на "науки о культуре" и "науки о природе". Признанные общечеловеческие ценности. Центральная тема в концепции Риккерта. Принципы разнородности и непрерывности. Риккерт о научном познании. Аргументы оппонентов философии Риккерта.

      реферат [34,1 K], добавлен 16.08.2012

    • Рационализм и эмпиризм

      Эмпиризм - направление в теории познания, опыт - основа знания. Безусловное и объективное знание. Индукция, мышление от частного к общему. Теория "идолов" Ф. Бэкона. Предрассудки нашего разума. Рационализм. Разум - главная форма и источник познания.

      контрольная работа [18,7 K], добавлен 04.12.2008

    • Философия Нового времени

      Эмпиризм Ф. Бэкона и рационализм Р. Декарта. Особенности материалистического монизма Спинозы. Локковская теория образования абстракций. Субъективный идеализм Дж. Беркли и скептицизм Давида Юма. Разработка методологии научного познания Джоном Локком.

      реферат [20,1 K], добавлен 21.12.2009

    • Эмпиризм и рационализм философии Нового времени. Значение чувственного и рационального уровней познания в общественной деятельности

      Характерные черты эмпиризма философии Нового времени. Рационализм философии Нового времени. Отличия и взаимосвязь чувственного и рационального в научном познании. Идеальная пропорция, правильное сочетание разума и чувств.

      курсовая работа [32,2 K], добавлен 07.12.2006

    • Деятельность Пола Фейерабенда

      Особенность изучения критики кумулятивистской модели развития науки. Анализ принципов пролиферации и несоизмеримости. Характеристика концепции гносеологического анархизма. Основные труды Фейерабенда. Проведение исследования метода контриндукции.

      реферат [377,3 K], добавлен 12.03.2019

    • Философия эпохи Нового времени и Просвещения

      Характерные черты философии Нового времени и ее ориентация на науку. Эмпиризм Ф. Бэкона. Рационализм Р. Декарта. Поиски метода научного познания и проблема бытия. Рационализм и гуманизм социальной философии Просвещения, ее основные представители.

      презентация [1,7 M], добавлен 26.09.2013

    • Философия Нового времени

      Общая характеристика Нового времени, ее исторические рамки, развитие науки и экономических отношений. Особенности гносеологии Нового времени: рационализм и эмпиризм. Рене Декарт как представитель передовой научной мысли Франции, его философское учение.

      реферат [17,4 K], добавлен 01.04.2011

    Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
    PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
    Рекомендуем скачать работу.

    © 2000 — 2023, ООО «Олбест» Все права защищены