Второй тип составляют номологические предсказания, в которых в качестве посылки дедукции встречается хотя бы один закон науки. Для предсказания конкретного явления или события закон дополняется допущениями о частных условиях его применимости. Логическая структура такого предсказания совпадает со структурой дедуктивно-номологического объяснения. Например, зная закон связи количества тепла, удельной теплоёмкости; массы и температуры жидкости, можно предсказать (высчитать) время доведения жидкости до кипения, допуская сохранение атмосферного давления и указывая вид жидкости и ее характеристики.

К третьему типу относят теоретические предсказания, опирающиеся не на отдельные индукции или законы, а на систему законов, принципов и гипотез, т.е. на теорию. Таким предсказаниям свойственна широта и разнообразие, независимость от того, какими являются теории - динамическими или статистическими. Особенность третьего вида предсказаний лучше всего иллюстрируется предсказаниями практических приложений фундаментальных естественнонаучных теорий, скажем, специальной теории относительности и квантовой механики (возможность наблюдения коротко живущих частиц, фотоэффект, лазеры и т.д.).

Ознакомившись с особенностями научных предсказаний можно дать оценку определенности предсказаний поведения сложных, многофакторных систем; обычно такие предсказания называются прогнозами.

В метеорологии краткосрочные прогнозы достаточно определенны, долгосрочные - весьма предположительны, так как основываются на неполных статистических индукциях. Аналогичны предсказания в сейсмологии, вулканологии и т.п.

Еще менее определенны прогнозы состояний глобальных систем, включающих человеческую деятельность, свободный выбор в которой допускает поддержку, уклонение и противодействие предсказаниям. Главная трудность в таких прогнозах - учесть и предвидеть постоянно создаваемые новые условия жизни.

И все же при любой степени определенности научные предсказания принципиально определеннее предсказаний и пророчеств оккультных наук и религий, так как последние не опираются на достоверные знания и не допускают общезначимого удостоверения своих заключений. Масштаб, глубина и определенность предсказаний составляют особенность научного познания.

Как ни странно, во вненаучном знании никогда не было недостатка в предсказаниях - предвидениях и пророчествах религий, оккультных наук, прорицателей и кликуш. Причем заметно, что чем меньше подлинных знаний у предсказателя, тем смелее или безудержнее его предсказания. Таковы библейские пророчества, предсказания богословов средневековья, социалистов-утопистов эпохи Возрождения и т.п. Смелость и размах предсказаний оправданы незнанием сопутствующих и сдерживающих тенденций. Но главное - не упускать из виду характер предсказаний, отличный от научного.

Вненаучные предсказания опираются на обыденные, донаучные или антинаучные знания. Обыденные и донаучные знания отражают лишь устойчивые повторения воспринимаемого, явлений, не раскрывая их сущности. Такое феноменологическое знание явно уступает сущностному, ибо явления изменчивее сущности. Отсюда следует, что основанные на них предсказания могут быть достоверными в не очень отдаленных от настоящих пространственно-временных областях. Более или менее отдаленные предсказания рискованны или невозможны вовсе по существу. И все же нельзя не учесть одно обстоятельство, оправдывающее отдаленные предсказания на уровне обыденного и донаучного знания.

Давно замечена повторяемость явлений в некоторых чертах. Обыденное и донаучное знание отличается категоричностью (метафизичностью) и частичную повторяемость принимает за круговорот, утверждая, что в мире ничто не ново под Луной, новое - хорошо забытое старое, «все возвращается на круги своя» и т.п. Даже изречения «ничто не вечно под Луной», «все течет, все изменяется» могут быть обращены против необратимого нового и оправдать исчезновение нового и возврат к старому. С этим связана возможность предсказывать круговороты, крахи империй, конец света и т.п. Поскольку предсказания выражаются языком одного времени, а относятся к явлениям отдаленного времени, смысл предсказаний приобретает характер не столько аналогий, сколько метафор. Так что последующим поколениям, призванным засвидетельствовать свершение предсказаний, не ясно, на долю какого из них выпало время свершения предсказаний и что именно должно свершиться.

Поколение, вообразившее себя современником свершения предсказаний далеких предков, способно вкладывать различный смысл в язык предсказаний, в том числе современный. Оттого предсказаниям предков приписывается то, что они не имели в виду; их язык выглядит полным глубоких смыслов. Это распространяется и на обыденный язык современников. Те, кто преуспел в решении вопросов логики и семантики языка науки, могут не только отвергать обыденный язык из-за его многозначности, но и преклоняться перед ним по той же причине (достаточно указать на позднего Витгенштейна и его последователей). Обыденный язык и обыденное сознание также превозносятся художественной литературой, языкознанием и культурологией. Неудивительно, что создается мнение о превосходстве в масштабе и временной отдаленности предсказаний вненаучного знания перед научным.

Научные предсказания осторожнее вненаучных, ибо опираются на многообразие знания противоборствующих и сопутствующих тенденций. Научным предсказаниям предпосылаются многочисленные «если…». Но благодаря этим предпосылкам они обретают определенность (однозначный смысл) и общезначимость как понимания, так и удостоверения. Предельным развитием научных предсказаний в масштабе и временной отдаленности являются идеи научной фантастики.

Вненаучные предсказания не связаны столь явно знаниями, ограничивающими действие известных тенденций и потому дают волю экстраполяциям и аналогиям. Возможно общезначимые в свое время, они, из-за своей метафоричности, становятся предметом субъективного, индивидуального толкования для потомков.

В целом нужно признать, что научные объяснение, понимание и предсказание обладают явным превосходством перед таковыми во вне научном знании.

• 6. Научная истина

6.1 Концепции истины в научном познании

Представление об истине, или концепция истины существует в рамках определенной гносеологии (теории истинного познания)1¹ «В теоретическом познании, - пишет В.С. Тюхтин, - актуализация адекватности знаний своему источнику преобразуется в проблему истины и в теорию истинного познания.» (В.С. Тюхтин. Диалектико - материалистический принцип отражения и творческий характер познания. - В кн. Творческая природа научного познания. Отв. ред. Д.П.Горский. М., Наука. 1984., с.23).. Гносеология определяет источник знания, ступени, уровни, формы и методы познания, соотношения между ними, характер содержания знания, его отношение к действительности и способы его проверки.

Различие гносеологий предопределяет различие концепций истины. В зависимости от определения общих предпосылок и способов познания формулируются прагматистские, логицистские и другие концепции истины. Учитывая то, что «теория истины сама может быть истинной или ложной и таким образом относится к себе самой»2² D. Pears. What is knowledge? N.Y. Evanston, San Francisco, L., 1971, p. 3, необходимо выделить наиболее приемлемую концепцию истины.

Прагматистская концепция истины определяет истинность как пригодность для достижения поставленных целей: полного приспособления (У. Джеймс), решения, отвечающего требованиям проблемы (Д. Дьюи), подбора логических средств перехода от одних опытных данных к другим (К. Льюис) и т.п.

В литературе по критике прагматизма обычно указывается на неприемлемость утилитарных, этических и эстетических характеристик (в терминах полезности, удовлетворительности, красоты и т.п.) в качестве эквивалента гносеологическим характеристикам знания как истинного или ложного. Названные прагматизмом характеристики являются слишком субъективными, чтобы, руководствуясь ими, можно было сформулировать объективно-содержательное знание. Таковой, например, является характеристика истины как знания, которое имеет полезные следствия. Если это так, то одно и то же знание может быть как истиной, так и ложью, к примеру, в ситуации конфликта: то, что полезно для одной стороны, оказывается вредным для другой; или то, что полезно в одной ситуации, может быть вредным в другой. А когда нет заинтересованности в последствиях, истинность оказывается неопределенной. Подобный же характер имеет определение истины как удовлетворительного, успешного и т.д. знания, позволяющего достигнуть поставленной цели.

В самом деле, постановка цели предполагает использование знания. Идеальные процессы, приводящие к достижению цели, согласуют знание-средство и знание-цель. Но получение согласия этих видов знания само по себе не в состоянии определенно указать на отношение знания к объективному миру. Материальные средства достижения цели и получения удовлетворительных результатов не могут свидетельствовать о соответствии используемого знания материальному объекту познания, если это знание не является знанием отношения материальных средств к объекту познания. Если оно является таковым, то прагматизм теряет свою специфику. Для прагматизма же «везде, где это свойство вести к удовлетворительным результатам принадлежит вере, такая вера истинна, даже если она не соответствует никакому факту»3³ G. Moore. Some main problems of philosophy. L., George Allen & Unwin ltd., N.Y. The Macmillan company, 1953, p. 283..

Логицистская концепция истины является частью более общей концепции истины, определяющей истинность знания в виде его связности с другим знанием в рамках целого. Воспроизведение истинного целого оказывается возможным посредством воспроизведения всех частных истин, но воспроизведение каждой частной истины требует воспроизведения целого. И здесь концепцию связности подстерегает непреодолимая трудность, а именно. Поскольку актуально целое не дано, воспроизведение любой частной истины невозможно, и наоборот - ввиду отсутствия частных истин, невозможно воспроизведение системы истин, т.е. целого.

Более строгое приложение концепция связности имеет в формальных областях знания. В них истина считается свойством системы утверждений. Существуют сильный и слабый варианты такого понимания истины4⁴ P. Foulkes. Theories of truth. - Aristotelian society, L. Proceedings of Aristotelian society, N.S., Vol. 77, p. 67-69.. В слабом варианте Р согласуется с системой S, если из S не следует не-Р. Здесь система S не позволяет провести различие между Р и не-Р, любое из них может быть усвоено как часть новой системы, лишь бы она была непротиворечивой. Примером этого может служить аксиома параллельности в геометрии, в зависимости от формулировки которой вырастают эвклидова и неэвклидова геометрии.

В строгом варианте Р или не-Р не безразличны системе; в нем Р согласуется с S, если из S следует Р. Однако этот вариант не приложим к достаточно богатым содержательным системам, включающим истинные, но логически не выводимые знания. В арифметике, к примеру, существует много недоказанных теорий, но они не противоречат друг другу, так что это не приводит к рождению различных арифметик.

Логицистская модификация концепции связности, как в слабом, так и в сильном вариантах, обосновывает истинность утверждения его совместимостью с другими утверждениями и с системой в целом. Однако отношение совместимости ничего не говорит об истинности. «Поэтому формальные системы имеют дело не с истиной, а с непротиворечивостью и общезначимостью выводов. В этом смысле, как структуры сами по себе, они действительно непротиворечивы, хотя различные системы не нуждаются в согласованности друг с другом»5⁵ Ibid., р. 69.

Концепция связности, вместе с ее логицистской модификацией, не решает проблему истинности знания. Против этой концепции существует три основных аргумента. Первый состоит в том, что возможно множество внутренне связанных систем высказываний, каждая из которых имеет члены, несовместимые с некоторыми членами других систем. «Второй аргумент, - как отмечает Э. Квинтон, - в том, что правила логики и очевидность, посредством которых связность определяется, не могут без бесконечного регресса должным образом обеспечить их применимость для связности. Если «р взаимосвязано с q» должно что-то значить, некоторые принципы связности должны быть приняты на других основаниях, так как пока они не приняты, утверждение «это связано» не может иметь никакого определенного смысла»6⁶ A. Quinton. The Nature of Things. Routledge & Kegan Paul. L. аnd Boston, 1973, p. 213.. Наконец, третьим аргументом служит самоотрицающий характер теории связности. Действительно, для конечных мыслей невозможна полная, совершенная связность (ибо часть связей неизбежно опускается). Поэтому теория связности включает доктрину степеней истинности, которая утверждает, что ни одно высказывание не является более, чем частично истинным. Применительно к самой себе теория связности оказывается саморазрушающей: теория связности должна быть признана частично истинной и, следовательно, допускающей, возможность других (в частности, противоречащих ей) теорий истины.

Эти аргументы указывают на то, что теория истины не может обойтись без учета зависимости знания от внешнего по отношению к нему мира. Такой учет свойственен теории истины как соответствия.

Теория соответствия предполагает отнесенность знания к внешнему по отношению к нему объекту. Общее положение о соответствии знания объекту реализуется в более конкретных представлениях о соответствии теоретического и эмпирического уровней знания, эмпирического знания и чувственных данных, ощущений и внешних воздействий. В зависимости от приписываемой роли уровням и элементам знания возможны различные толкования теории соответствия, так же как возможно возникновение различных проблем данной теории. Достаточно широкий вариант теории соответствия, по мнению большинства философов, принадлежит Б. Расселу. Поэтому целесообразно начать с его концепции соответствия с последующим обращением к другим концепциям, развивающим или критикующим ее.

С точки зрения Б. Рассела, в научном знании особую роль играют базовые высказывания. Их истинность определяется их отношением к некоторому событию. Истинность других, более общих высказываний зависит от их синтаксических отношений к базовым высказываниям7⁷ B. Russell. An inquiry into meaning and truth. Pelican books, 1962, p. 272.. Если базовые высказывания возникают из опыта, то высказывания которые не могут быть подходящим образом отнесены к опыту, считает Б. Рассел, «являются ни истинными, ни ложными». Если базовые высказывания следует относить не к опыту, а только к факту, то они, по его мнению, оказываются неопределенными по отношению к опыту (если опыт считать источником знания). Эти две разновидности теории соответствия, идущие от эксперимента или от факта, Б. Рассел называет соответственно «эпистемологической» и «логической». В логической теории определение «экспериментальных базовых высказываний» должно быть получено «соблюдением логической формы эпистемологически базовых высказываний и пренебрежением условием, при котором они должны быть опытно проверяемы, и в то же время сохранением условия, при котором они должны быть истинны (в смысле данной логической теории)». В ней опыты должны быть определены как подклассы фактов.

В «эпистемологической» разновидности теории соответствия истинность базового предложения определяется соответствием опыту. Мы можем, однако, подменить опыт фактом, и в таком случае непроверяемое предложение может быть истинным, так как оно соответствует факту.

Обе разновидности теории соответствия стоят перед трудностями. «Эпистемологическая теория истины, постоянно развиваясь, ограничивает познание до степени, которая кажется чрезмерной и которая не предполагается ее защитниками. Логическая теория… имеет трудности… в определении соответствия, которое она требует для определения «истины».

Для эпистемологической теории соответствия проблематичной оказывается истинность широкого круга неаналитических высказываний, не имеющих явного опытного происхождения. Признавая необходимость подобных высказываний, приходится приписывать им либо неопределенный гносеологический статус (ни истинных, ни ложных), либо статус субъективных вспомогательных средств упорядочения чувственных данных. В том и другом случаях возможно агностическое толкование научного знания.

Трудность логической теории соответствия состоит в том, что факты и соотносимые с ними высказывания не являются независимыми друг от друга. Если предположить, что удалось расположить все возможные утверждения в определенном порядке и поставить им в соответствие факты, то станет ясно, что не существует никакого независимого индивидуализирующего принципа для отбора фактов, кроме самих этих утверждений. Научное знание оказывается соотносимым не с внешним миром, а со своей частью.

Общим затруднением для теории соответствия является то, что каждому факту или опыту ставятся в соответствие, по крайней мере, два предложения: одно - истинное, которому факт соответствует, а другое - отрицание истинного предложения, которому он не соответствует. Вопрос в том, чему соответствуют ложные утверждения. Очевидно, не фактам и не не-фактам, поскольку таковых нет.

Еще одним затруднением является то, что приходится ввести несколько порядков отношения соответствия, так как утверждений оказывается значительно больше, чем фактов. Некоторым утверждениям не соответствуют какие-либо определенные факты, и им может быть что-то поставлено в соответствие только через ряд промежуточных утверждений. Возникает проблема регресса отнесения.

Наконец, трудно определить вид соответствия с учетом наличия идеальной (в форме утверждений, убеждений) и материальной (в форме слов, символов) сторон знания. Носителем истины, по мнению Б. Рассела, являются убеждения. Убеждение истинно, если оно соответствует фактам. Словесное или символическое выражение убеждения можно считать истинным или ложным только в производном смысле. Выделяют истину-выражение и истину-знание. Истина-выражение представляет собой отношение между убеждением и его соответствующей формулировкой в языке, причем здесь истина зависит от правил значения языка. Истина-знание является отношением между убеждениями и фактами, с которыми они соотносятся; такая истина зависит от способа, которым факты представлены в убеждении.

Если в качестве носителей истины признать составляющие языка, то отношение соответствия сводится к сходству структур языка и фактов. Но информативность такого сходства крайне бедна, а сходство встречается лишь в ситуациях, отражаемых простейшими предложениями. Кроме того, необходимо учитывать конвенциональный характер правил языка, как семантических, так и синтаксических. Далее, если бы структура языка всегда отражала структуру внеязыковой реальности, тогда все языки отличались бы друг от друга лишь словарем и грамматикой. Против этого выступают многие современные лингвисты, отмечающие самобытный, творческий характер языка, сложным образом связанного с опытом.

Принимая в качестве носителя истины убеждения, приходится также иметь дело с рядом проблем: тождества утверждений, принципа определения смыслов и значений предложений, существования функциональной логики (допускающей истинность предложений без их утверждения). Кроме того, надо учитывать, что утверждение приобретает истинность из двух источников: из заявления, связывающего предложение с конкретной ситуацией и из дескриптивного содержания предложения, которое берется просто как описание некоторой ситуации, безотносительно к ее пространственно-временной локализации. При этом второй источник независим от первого и даже предшествует ему1¹¹ D.J. O'Konnor. The correspondence theory of truth. L., (Hutchinson univ. Libr.), 1975, p. 811. Если предложение неверно описывает ситуацию, его утверждение не делает его истинным. Значит, прежде чем говорить об истинности утверждения, следует говорить об истинности предложения, об истинности его дескриптивного содержания.

Наконец, в качестве носителя истины можно признать высказывания, рассматривая их как абстрактное содержание убеждений или значение предложений. В таком случае высказывание определяется как интенсиональный объект; оно нематериально и лишено пространственно-временной локализации, хотя может проявляться физически, будучи воплощенным в слове; оно не зависит от какого-либо единичного разума и разума вообще, подобно идеям Платона. Но так как одно и то же высказывание может быть выражено в разных языках, синонимичными предложениями одного языка и предложениями одного языка, различающимися описательной точностью и точностью отнесения, то истинность высказываний становится делом степени, что неприемлемо.

Все выдвигаемые носители истины обладают достоинствами и недостатками. Но общими требованиями, предъявляемыми к ним, остаются следующие: быть заявленным, т.е. направленным на определенный объект, выражаться в языке и быть описанием, соответствующим некоторой ситуации.

Концепция истины как соответствия подвергается критике со стороны прагматизма и концепции связности.

Прагматизм указывает на неспособность концепции соответствия учесть приспособительный и преобразующий характер познания, исключающий какое-либо копирование объекта. Если придерживаться теории соответствия, то, как утверждает, например, У. Джеймс, многие справедливо признанные истины окажутся совершенно непроверяемыми вследствие недостижимости соответствующего согласия, а утверждения об истинности станут бессмысленными1¹⁴ Т.И. Хилл. Современные теории познания, с. 292.4. Очевидно, этот аргумент опровергает феноменалистскую трактовку соответствия как копирования внешних характеристик данной ситуации, но он бьет мимо цели, если соответствие понимать как отражение сущности явлений.

С точки зрения сторонников концепции связности, теория соответствия совершает недопустимый выход за пределы знания. Всякое соотнесение знания и объекта они считают возможным лишь в рамках сознания. «Сравнение, - подчеркивал В. Виндельбанд, - есть ведь деятельность соотносящего сознания и возможна лишь между двумя содержаниями одного и того же сознания. Поэтому о сравнении вещи с представлением никогда не может быть речи, если сама «вещь» не есть представление… Ошибочное мнение, будто представление сравнивается с вещами, вытекает из того, что обыденное сознание принимает чувственные впечатления за самые вещи…»1¹⁵ В. Виндельбанд. Прелюдии. СПб., 1904, с. 105-106.

A. Quinton. The Nature of Things., p. 139.5.

Этому общему доводу можно противопоставить столь же общее возражение. Сравнение не сводится к деятельности сознания, оно включает чувственно-материальную деятельность, обусловливающую возникновение чувственных и рациональных составляющих сознания. Деятельность сознания не выходит за пределы сознания, но деятельность познающего субъекта - выходит в объективный мир. Именно материальная деятельность обусловливает различный статус элементов сознания, в частности, достоверность чувственных впечатлений, представляющих в сознании сами вещи.

Критика концепции соответствия со стороны других концепций ведет к ее уточнению и частичному учету тех особенностей знания, на которые указывают конкурирующие концепции. Концепция соответствия включает ряд положений о связности знания и его оправданности соображениями удобства и целесообразности. Концепция соответствия включает связность следующим образом.

Истинность любого выводного высказывания обеспечивается его связью с истинным знанием, соответствующим базовым высказываниям. Для выводного знания быть истинным значит быть необходимо связанным с базовыми высказываниями, которые коллективно исчерпывают его и отдельно следуют из него, и сами должны быть истинными посредством соответствия. «Поэтому выводное высказывание, чтобы быть истинным.., должно быть состоящим из всех других высказываний, в которых вера оправдана, и эти должны включать высказывания, которые следуют из него прямо или в конъюнкции с еще другими верованиями и, таким образом, обратно представлять ему индуктивную поддержку»1¹⁶ A. Quinton. The Nature of Things., p. 139.6. Такую концепцию истины, по существу, выдвинул Л. Витгенштейн в своем «Логико-философском трактате»1¹⁷ Л. Витгенштейн. Логико-философский трактат. М., ИЛ, 1958.7. В ней проблема соответствия касается только базовых высказываний, в то время как все другие высказывания определяются как различным образом логически связанные с базовыми. Соответствие рассматривается в качестве внелогической (психологической, интуитивной и т.п.) связи базовых высказываний с внелингвистическими объектами, которая обычно постулируется. Очевидно, эта концепция соответствия может рассматриваться как часть более широкой концепции Б. Рассела.

Элементы прагматической концепции включаются в концепцию соответствия в виде положений об оправдании знания, отличном от экспериментального и логического (т.е. соображениями удобства и целесообразности), о концептуализации реальности (т.е. учете того, что реальность, по выражению К. Льюиса, «всегда предстает перед нами в облачении понятийных схем, которые, хотя и не накладывают никаких ограничений на опыт, определяют границы различных типов реальности»), и операциональном аспекте значения научных понятий.

Хотя сторонники концепции соответствия, в особенности Б. Рассел, стремились и стремятся учесть достоинства других концепций истины, в целом концепция соответствия и конкурирующие с ней противостоят друг другу. Должный учет достоинств различных концепций оказывается возможным в той степени, в какой принимается диалектический подход, выражающийся в признании специфики прагматического, логического и гносеологического аспектов адекватности и определяющей роли каждого из них в соответствующем отношении. Наиболее полно это удается сделать в рамках диалектико-материалистической концепции истины.

Концепция истины диалектического материализма, исходные положения которой сформулированы в работах К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина, дает простор для обобщения особенностей современного научного знания и оценки работ по адекватности научного знания, имеющихся в отечественной и зарубежной философии. В целом она наиболее близка концепции соответствия, но не содержит односторонностей ее конкретных вариантов.

Одним из исходных положений диалектико-материалистической концепции истины следует признать утверждение о единстве сознания и материи, природы, онтологически соотносимых друг с другом как часть и целое. «Если поставить вопрос, что же такое мышление и сознание, откуда они берутся, - писал Ф. Энгельс, - то мы увидим, что они - продукты человеческого мозга и что сам человек - продукт природы, развившийся в определенной среде и вместе с ней. Само собой разумеется в силу этого, что продукты человеческого мозга, являющиеся в конечном счете тоже продуктами природы, не противоречат остальной связи природы, а соответствуют ей»1¹⁸ Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. - Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 34-3.8. Единство продуктов человеческого мозга и остальной природы простирается на законы их существования: «наше субъективное мышление и объективный мир подчинены одним и тем же законам и … поэтому они и не могут противоречить друг другу в своих результатах, а должны согласовываться между собой»1¹⁹ Ф. Энгельс. Диалектика природы.. - Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 581.9.

Принцип материального единства мира позволяет представить истинность как своеобразную связность однородных элементов - сознания и природы - но однородны они лишь по признаку принадлежности к природному, естественному (исключающему сверхъестественное). Такое представление противопоставляет диалектико-материалистическую концепцию истины агностицизму и феноменализму.

С другой стороны, гносеологическое противопоставление сознания и природы, учитывающее специфику сознания как отражения, придает диалектико-материалистической концепции истины вид теории соответствия. «В основе теории познания диалектического материализма лежит признание внешнего мира и отражения его в человеческой голове»2²⁰ В.И. Ленин. Десять вопросов референту. - Полн. собр. соч., т. 18, с. 5.0, - гласит одно из положений ленинской теории отражения. «Говорить, что цель науки дать верную… картину мира, значит повторить материалистическое положение. Говорить это - значит признавать объективную реальность мира по отношению к нашему познанию, модели по отношению к картине»2²¹ В.И. Ленин. Материализм и эмпириокритицизм. - Полн. собр. соч., т. 18, с. 176.1, - пишет В.И. Ленин.

О том, что классики марксизма-ленинизма рассматривали истину как соответствие, свидетельствуют их высказывания о зависимости ступеней и элементов знания от внешнего мира. В письме К. Шмидту Ф. Энгельс писал: «понятие о вещи и ее действительность движутся вместе, подобно двум асимптотам, постоянно приближаясь друг к другу, однако никогда не совпадая». Нельзя объявить все результаты мышления фикциями лишь потому, «что действительность соответствует им лишь весьма косвенно, да и то лишь в асимптотическом приближении»2²² Ф. Энгельс - К. Шмидту, 12 марта 1895 г. - Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 39 с. 354.2. В.И. Ленин подчеркивал, что чувственное представление - образ вне нас существующей действительности и что в утверждении о совпадении его с действительностью слово «совпадать» можно употребить по-русски исключительно в смысле соответствия, согласованности и т.п.»2²³ В.И. Ленин. Материализм и эмпириокритицизм. - Полн. собр. соч., т. 18, с. 115.3. Наконец, для философии, отмечает он, вообще неизменно важен «вопрос о том, соответствует ли… восприятиям и понятиям человечества объективная реальность, независимая от человечества».

Отношение соответствия образа вещам характеризуется понятиями «копия», «изображение», «снимок», «зеркальное отображение» и т.п. В то же время отражение - «в лучшем случае приблизительное (адекватное, идеально точное)». Возражая эмпириосимволизму, В.И. Ленин писал: «Бесспорно, что изображение никогда не может всецело сравняться с моделью, но одно дело изображение, другое дело символ, условный знак. Изображение необходимо и неизбежно предполагает объективную реальность того, что «отображается». «Условный знак», символ, иероглиф суть понятия, вносящие совершенно ненужный элемент агностицизма». При этом следует различать вопрос о соответствии знания действительности и вопрос о характере отражения, о том, например, «как именно при помощи различных органов чувств человек воспринимает пространство и как, путем долгого исторического развития, вырабатываются из этих восприятий абстрактные понятия пространства». Отношение между внешним миром и ощущениями имеет характер связи причины и следствия, «внешнего раздражения» и «факта сознания» и т.п. Мышление «схватывает», «постигает» и т.п. объективный мир.

Из приведенных основных положений диалектико-материалистической концепции истины явствует, что эта концепция, с одной стороны, далека от наивно-реалистической концепции истины (изображающей истину в виде буквальной копии объективной реальности), и с другой, - допускает разнообразие трактовок конкретных видов соответствия применительно к особенностям научного знания. Допустимость такого разнообразия не означает однако допустимости смешения различных видов соответствия. Показательно в этом отношении разоблачение В.И. Лениным подмены гносеологического соответствия прагматическим, совершаемого махизмом. Возражая А. Богданову, отождествлявшему истинность знания с его общезначимостью, он писал: «Общезначима и религия, выражающая социальное согласование опыта большей части человечества. Но учению религии, например, о прошлом земли и сотворении мира не соответствует никакой объективной реальности. Учению науки о том, что земля существовала до всякой социальности…, соответствует объективная реальность». Аналогичны возражения В.И. Ленина Э. Маху, отождествлявшему истинность с «экономностью», и прагматистам, отождествлявшим истинность с «полезностью».

Диалектико-материалистической концепции истины свойственны универсальность и диалектичность. Универсальность ее состоит в учете единства познавательной и практической деятельности людей. Она свободна от односторонностей других концепций истины, абсолютизирующих отдельные стороны познавательной или практической деятельности. Так, концепция связности абсолютизирует относительную самостоятельность сознания и, в частности, его логического аспекта. Прагматическая концепция абсолютизирует конкретно-чувственный и утилитарный аспекты познавательной деятельности, принижая или отбрасывая вовсе собственно познавательный аспект. Существующие варианты теории соответствия тяготеют к логическому эмпиризму или конвенционалистскому рационализму.

Диалектический характер концепции истины диалектического материализма выражается в ее способности схватывать взаимосвязь сторон познания, выделять существенные из них в соответствующих отношениях и совершенствоваться, уточняться на основе обобщения развивающегося познания.

Эти достоинства диалектико-материалистической концепции истины позволяют ей служить методологией решения проблемы истинности современного научного знания. И хотя нет недостатка в соответствующих исследованиях, проблема слишком сложна, чтобы считать исчерпывающими ее решения.

Достоинства диалектико-материалистической концепции истины все же не абсолютны, относительны. Хотя диалектика всегда заявляла об абстрактном тождестве противоположностей, на деле она всегда тяготела к единству, скрытому носителю тождества противоположностей. Конкретные противоположности и их борьба временны и снимаются их синтезом, единством, утверждает диалектика. Синтетическое становится стороной нового противоречия, разрешающегося новым синтезом. В применении к познанию диалектика провозглашает временными, относительными все знания; каждое знание может быть лишь относительной истиной. Из признания относительности всякой истины следуют две возможности, наряду с многими другими.

Первая - релятивизм: если всякая истина относительна, то она ситуативна; в той степени, в какой ситуация зависит от субъекта, истина зависит от субъекта, т.е. субъективна.

Эта возможность отвергается диалектическим материализмом.

Вторая - диалектический объективизм: относительность любой истины не исключает присутствия в ней части абсолютной, объективной истины, т.е. содержания знания, не зависящего от субъекта. Здесь предполагается, что всякая конкретная противоположность относительного и абсолютного в познании временна, и в ряду снятий предыдущих знаний последующими происходит приращение абсолютного и объективного в познании. Так как приращение свойственно однородному, растущее должно быть одного вида. Правда, полная сохраняемость вида объективного знания противоречит диалектике развития знания, включающей качественные скачки, устраняющие монотонность (дурную бесконечность). Тогда остается допустить, что элемент абсолютного - это то единственное, что сохраняется в разнообразии относительного. Если элемент абсолютного должен отличаться от относительного, то вид абсолютного остается неизвестным, поскольку все знание представляют в относительном виде. Если элемент абсолютного должен быть известен, то он должен совпадать с одним из относительных знаний. Принимая второй вариант, диалектический материализм считает временным всякое сосуществование различных относительных истин, об одной области действительности и надеется, что одна из истин в конце концов затмит другие и обнаружится как единственно верная (не может быть много истин, истина должна быть одна!).

Действительное состояние познания природы и общества никогда не оправдывало надежд диалектического материализма. Принципиальный плюрализм, множественность научного познания развенчивает претензии на универсальность диалектико-материалистической концепции истины: оказавшись не совместимым с установкой на одну истину, плюрализм научного познания превращает эту концепцию в одну из многих.

6.2 Адекватность научного познания

Анализ работ зарубежных и отечественных философов показал, что все они рассматривают в общем одну проблему: адекватность научного знания. В самом деле, в философской литературе, посвященной истинности современного научного знания, распространено расширительное толкование истинности как многостороннего соответствия, подчиненного множеству критериев, в то время как в естественно-научной литературе заметно сведение истинности к адекватности, принимаемой в качестве неанализируемого свойства. В первом случае истинность растворяется в совокупности явно определяемых соответствий, во втором - в неявной многозначности соответствия. Каждое из этих определений истинности оправдывается, с одной стороны, сложностью и опосредованностью допущениями соответствия научного знания действительности и, с другой, - нестрогостью (и упрощенностью в наивно-реалистическом варианте) традиционного материалистического понимания истинности. Сходство между ними состоит в явном или скрытом сведении истинности к соответствию, допускающему различные толкования.

Анализ смысла понятий соответствия и адекватности показывает их эквивалентность. Все переводы термина «адекватность» включают «соответствие», наряду с «соразмерностью», «достаточностью», «эквивалентностью» и т.п., а пояснения термина «соответствие», наряду с прочими, включает термин «адекватность». Об эквивалентности этих двух терминов свидетельствует их употребление в качестве однопорядковых характеристик отражения. В.И. Ленин, рассматривая отношение сознания к объективной действительности, характеризовал его как «соответствие наших представлений с объективной природой вещей»2²⁹ Там же, с. 142.9 и как «приблизительное верное (адекватное, идеально точное)… отражение»3³⁰ Там же, с. 346.0.

С логической точки зрения вполне правомерно определять истинность путем подведения ее под более широкие понятия типа «соответствие» и «адекватность». Но так как помимо большей широты (объема, охвата) этим понятиям свойственна смысловая многозначность, для определения истинности необходимо выделение смысла, аспекта соответствия или адекватности. В то же время любое знание обладает многими соответствиями, или, что то же самое, подчиняется единству многих соответствий. Если адекватность квалифицировать как обозначение единства различных соответствий, то выделенный вид соответствия можно рассматривать как аспект адекватности. При этом выделение аспекта адекватности обусловлено преследуемыми познавательными целями; вид же познавательных целей предопределяет прагматический, логический и гносеологический аспекты адекватности.

Принятие такого статуса понятия адекватности предполагает учет различия смыслов понятий истины и истинности, суть которого можно свести к следующему.

В определениях истины в литературе по диалектическому материализму истину так или иначе отождествляют со знанием (соответствующим объективному миру, верным, адекватным и т.п. отражением объекта). Истинность же - это необходимый определяющий признак знания, именуемого истиной. Истинность представляет собой особый вид отношения между знанием и отражаемым объектом.

Адекватность как гносеологическое соответствие объективному миру есть истинность. При этом адекватность не есть аспект истинности, существующий в ряду других аспектов (которые могли бы характеризовать истинность как неадекватность, несоответствие), - она выражает суть истинности как отношения знания к объективному миру. Адекватность объективному миру является исчерпывающей характеристикой истинности, но не истины.

Истина, будучи знанием, концентрирует в себе, наряду с соответствием, сходством, совпадением с объектом, несоответствие, несовпадение, несходство с ним, связанные с субъективностью, идеальностью, символичностью знания. Ясно, что применительно к истине истинность, адекватность объекту является лишь одним из отношений к нему, одним из аспектов истины. В то же время соответствием, адекватностью может характеризоваться отношение знания не только к объективному миру, но и к субъективным формам данности объективного мира и обусловленным ими явлениям сознания: знаниям, целям, побуждениям и т.п. Об этом говорит широкое употребление термина «адекватность» в текстах и выступлениях научного и общественно-политического содержания3³¹ Обзор и анализ определений понятия адекватности в советской философской литературе даны М.Н. Абдулаевой. Задавшись целью найти приемлемое определение адекватности как гносеологического соответствия отражения отражаемому на эмпирическом уровне знания, автор на самом деле пришла к более широкому определению, включающему логическое и прагматическое соответствия: адекватность определяется автором как «теоретическая обоснованность получаемого экспериментального знания, воспроизводимость при соответствующих условиях, контроль и достоверность» (М.Н. Абдулаева. Адекватность отражения на эмпирическом уровне. - Ташкент, Изд. «Фан» УзбекскойССР, 1982, с. 111); кроме того, пишет автор, «можно говорить о совпадении адекватности с «чистотой» эксперимента» (там же, с.92).

Широкое понимание адекватности дано И.В. Бряник в статье «Истинность и системность научного знания», где истинность отождествляется с адекватностью и ставится в зависимость «от самых различных факторов и многообразных показателей как внутри самой науки, так и вне ее» (Объективная истина в науке. Диалектика формирования и обоснования. Сб. науч. тр. - Свердловск, 1984, с. 83).

В приведенном Ст. Тулмином скептическом отношении эмпириков к содержанию понятия адекватности заметно несовпадение понятий истинности и адекватности и возможность включения первого во второе: «Если… анализ науки от вопросов об истинности теоретических предложений обратится к вопросам об адекватности теоретических понятий, то, возможно, мы откроем ящик Пандоры». (СТ. Тулмин. Человеческое понимание. Пер. с англ. - М., Прогресс, 1984, с. 243).1. Отсюда следует, что знание всегда обладает адекватностью в тех или иных отношениях и что допустимо выделение отношений, аспектов адекватности.

Определяя истинность как гносеологический аспект адекватности, необходимо отметить, что термин «гносеологический» здесь употребляется в специфическом смысле, подчеркивающем обусловленность знания, свойствами объекта безотносительно к средствам познания. В широком смысле термин «гносеологический» охватывает всю совокупность отношений знания к действительности, устанавливаемых или используемых в процессе познания. Но нельзя не заметить существования сложившихся самостоятельных аспектов исследования научного знания: логического, семиотического, лингвистического и т.п. Эти аспекты оставляют в стороне источник и характер обусловленности им знания, относя последние к гносеологическому аспекту. Так что можно считать оправданным употребление термина «гносеологический» в специфическом, узком смысле.

Причиной расхождения в понимании истины в науке служит, помимо принятия различных исходных гносеологических установок, смешение (отождествление) истинности как гносеологического аспекта адекватности с другими аспектами адекватности - логическим и прагматическим. Напрашивается рассмотрение адекватности научного знания в различных аспектах и выделение специфики истинности как гносеологического аспекта адекватности. Наряду с этим, употребляя адекватность в качестве несводимой характеристики научного знания, имеют в виду его приемлемость по соображениям, определяемым контекстом употребления. Так что проблема адекватности включает вопросы принятия, выбора знания по каким-либо критериям.

6.3 Критерии адекватности

Научное знание характеризуется адекватностью в прагматическом, логическом и гносеологическом аспектах. Каждый аспект адекватности проверяется определенным критерием. Критерий в общем случае представляет собой средство установления некоторого свойства, в данном случае - вида соответствия. Важно выявить соотношение различных критериев адекватности и их роль в установлении истинности знания.

Критерием прагматической адекватности научного знания является приспособительная преобразующая деятельность, материальная и идеальная, для достижения поставленных целей. Материальная деятельность состоит в преобразовании общественных и природных явлений, идеальная - в выборе, преобразовании и применении знания. Достижение цели выражается в совпадении полученного результата и цели, которое обычно называется успехом. Знание считается прагматически адекватным, если оно в процессе своего применения ведет к успеху, и наоборот, успех является свидетельством прагматической адекватности выбранных средств, в том числе знания.

Особенностью прагматического критерия адекватности служит приоритет конечного результата над промежуточными шагами и звеньями. Проверка знания направлена не столько на выявление его соответствия действительности, сколько на выявление его пригодности для достижения цели. Преобразование действительности происходит не под знаком соответствия идеального материальному и средств преобразуемому предмету, а под знаком приспособления всех средств к конечному результату. В силу этого достигнутый успех всегда носит отчасти случайный характер и недостаточно обосновывает гносеологическую адекватность проверяемого знания. Возможность расхождения прагматической и гносеологической адекватности существует, например, в научных объяснениях, успех которых при проверке достигается ценой игнорирования противоречащих им фактов, т.е. она в той или иной степени присуща всем научным теориям. Негативным выражением этой возможности служат случаи подмены оснований и подтасовки фактов в процессе поиска оправдания научного знания.

Определенное ограничение подчиненности научного знания конечной цели его применения задается требованием логической адекватности знания. Критерием логической адекватности является деятельность разума, устанавливающая сводимость отношений между элементами знания к логическим следованиям. Логические следования определяются правилами логики. Чтобы избежать регресса логического обоснования правил логики, мышление вынуждено обращаться к внелогическим оправданиям. Они могут принадлежать области психологического состояния (доверие, убеждение, удовлетворение) и интеллектуальной интуиции. Например, С. Дьюкас считает, что в логических рассуждениях «истинность самого высказывания состоит в окончательной убедительности, а ложность - в окончательной неубедительности его»3³² C.J. Ducasse. Truth, Knowledge and Causation. L. - N.Y., Routledge & Kegan Paul - humanities press, 1968, p. 173.2. Обычно же принято указывать на интуицию в качестве разумного критерия принятия правил логики. Тот факт, что логика обязательно пользуется языком, не меняет положения, ибо «язык не устанавливает и не освобождает от интуиции»3³³ L.O. Kattsoff. Logic and the Nature of Reality. Univ. Of North Carolina, Martinus Nijhoff - the Hague, 1956, p. 244.3.

Интуиция как умственное постижение предмета, отвлекающееся от логических связей между элементами мысли, развивает мысль в направлении от меньшей к большей определенности, от расплывчатых представлений к схватыванию общих контуров сущности ситуации. При анализе доказательств интуиция, в отсутствии других критериев, устанавливает степень определенности его исходных положений и принципов. Так, если отвлечься от практики как критерия истины, то интуиция подсказывает, например, что в опровержении возможности знания о существовании материального объекта используется принцип, «который менее определенен, чем предположение, которое намереваются доказать как ложное»3³⁴ G. Moore. Some main problems of philosophy. L.. - N.Y., George Allen & Unwin ltd., N.Y. The Macmillan company, 1953, p. 144.4.

Проверка разумом логического соответствия элементов знания сопровождается, помимо оценки правильности следований с точки зрения совпадения их с правилами логики, оценкой посылок и выводов в терминах истины и лжи. Однако истина и ложь не определяются внутрилогическими отношениями, а предпосылаются им. Истина не только фундаментальнее логически адекватного знания, но, по мнению Б. Рассела, фундаментальнее всякого познания, так что «познание должно определяться в терминах истины, но не наоборот». Отсюда следует, что «высказывание может быть истинным, хотя мы не можем видеть никакого пути получения свидетельства ни за, ни против него»3³⁵ B. Russell. An inquiry into meaning and truth. L., George Allen & Unwin ltd., 1940, p. 195. Внелогические критерии позволяют доверять истине, даже если она получена из ложных посылок. Например, истинность следствия, получаемого из ложных посылок в случае материальной импликации, подтверждается не самой импликацией, а внелогическими критериями, в конечном счете практикой.

Таким образом, логический критерий адекватности (деятельность разума, устанавливающая сводимость проверяемых отношений между знаниями к логическим отношениям, с помощью которых соблюдается различие между истиной и заблуждением) сам по себе недостаточен для проверки истинности знания; он опирается на знания, проверяемые нелогическими критериями. Эти критерии так или иначе связаны с гносеологическим критерием.