Традиции семейного романа в отечественной прозе XX столетия
Истоки становления и специфика жанровых модификаций семейного романа в русской литературе XIX-XX вв. Осмысление истории и судьбы личности в "Московской саге" Аксенова. Изучение своеобразия женской версии на основе анализа прозы Л. Улицкой и Д. Рубиной.
| Рубрика | Литература |
| Вид | диссертация |
| Язык | русский |
| Дата добавления | 26.02.2021 |
| Размер файла | 269,6 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Главные герои Дины Рубиной являются всегда людьми одержимыми и одаренными свыше недюжинным талантом [169; 170]. Они настолько поглощены страстью к любимому делу, что создается впечатление: та же страсть охватывает и писателя. Столь хорошо его знает, столь подробно и любовно описывает нюансы и профессиональные тайны. Примечательно, что в некоторых семейных романах писатели сосредотачиваются на душевных переживаниях своих героев, в других дарят им головокружительные приключения, оставляя «за кадром» их профессиональную деятельность. У Рубиной, наряду с вышеперечисленным, герои обязательно поглощены профессией или хобби, и это придает повествованию еще большую правдоподобность. Подчас, кстати, это творчество становится путеводной нитью для всей семьи, как, к примеру, для Этингеров.
Согласно Рубиной, семья сама по себе является некоей творческой субстанцией, в которой заложены некие скрытые силы, определяющие судьбы ее представителей. Возможно, именно поэтому писательница так часто подчеркивает мистический аспект в судьбе семей в трилогии «Русская канарейка». Как будто бы кто-то наверху, невидимой, плетет нить судьбы каждой семьи, расставляя необходимые приоритеты, а из судеб семей складывается не только история страны, но и всего человечества. Повествование у Дины Рубиной отличается масштабностью, глобальностью, после прочтения трилогии создается четкое ощущение важности судьбы каждой семьи в отдельности. Более того, и каждая семьи воспринимается как микрокосм, в котором действуют собственные законы.
Испытание любовью, первая любовь - это ещё одна важнейшая фаза воспитания личности. Именно в любви проявляются природный темперамент, характер, а также приобретённые в детские и юношеские годы качества. Более того, первая любовь может всё изменить и сделать человека лучше - помочь ему стать более искренним, открытым, менее эгоистичным. Дина Рубина вслед на другими создателями семейного романа особенно пристальное внимание уделяет взаимоотношениям между мужчиной и женщиной, при этом любовь писательница рассматривает как борьбу двух личностей, каждая из которых стремится создать идеал, и, не найдя его, вновь и вновь разочаровывается. Дина Рубина разрабатывает мысль о том, что отношения между мужчиной и женщиной необходимо дополнить глубоко мистическими отношениями между ними.
Построить идеальные отношения героям «Русской канарейки» часто не удаётся, если присутствует физическая удовлетворённость, то катастрофически не хватает духовной близости и человеческого взаимопонимания. Большинство персонажей смиряется с этим недостающим «звеном», они создают семью в надежде, что когда-нибудь можно будет ощутить полноту семейного счастья, но, как правило, с годами людей начинает разделять настоящая пропасть - стена непонимания, и физическое влечение не может возместить душевных страданий. Как результат, семья обрастает взаимными обидами и непониманием. Итак, ещё одна фаза в процессе воспитания личности - создание собственной семьи. На этом этапе возникают свои испытания и трудности, и, что самое главное, появляется чувство ответственности не только за себя, но и за другого человека.
В романе семейная жизнь - это основа человеческого бытия, в единении друг с другом мужчина может проявить свои истинно мужские качества, а женщина - женские, в идеале вместе они должны образовать союз, основанный на гармонии. Теперь уже они вместе - муж и жена познают мир, самих себя, обретают новый смысл жизни. В трилогии присутствуют и такие герои, которые не способны вступить в эту фазу развития личности, то есть в силу многих обстоятельств не могут создать собственную семью, они мечутся и не находят себе места в этой жизни, потому что уходят из жизни их родители, а дальше остаётся лишь пустота.
Важное значение для воспитания личности в семейном романе Рубинной обретает и процесс самоопределения, необходимость вовремя осознать, какое место занять в этой жизни, чем заняться, куда приспособить свои таланты. Самоопределение, тесно связанное с процессом самопознания, в трилогии Рубиной - это также одна из главных фаз воспитания личности, это период поисков, самоуглубления, в результате человек начинает лучше понимать себя. Писательница подчёркивает, что это процесс не простой и часто болезненный, но крайне необходимый. Очень важно, чтобы человек не испугался трудностей, не изменил себе и нашёл свой правильный путь в жизни, ошибка здесь обходится очень дорого - неправильный выбор может перечеркнуть все предыдущие усилия, привести к деградации личности, то есть к потере жизненных ориентиров и утрате моральных ценностей.
Отметим, что Дина Рубина проводит мысль о том, что «главным врагом человека является его сознание - его дневное сознание» [8], тогда как тёмная, «инстинктивная» сторона души должна направлять личность человека, давая ему возможность обрести гармонию с окружающим миром. Возможно, такими героями как раз отчасти являются Айя и Леон.
Конечно, в трилогии Дины Рубиной принципиальна роль процесса общения людей с природой, единение с ней: только когда человек чувствует себя частью природы, он может развиваться как личность, цивилизация не может дать человеку всё, «мир еще более безмерен и сложен, чем мы можем это себе представить; люди должны вырваться из власти банальности, опустошающей их жизнь, и признать эту мистическую «потусторонность» вселенной» [8], к этому призывают многие герои трилогии, в частности, тот же Каблуков, любовно наблюдающий за своими канарейками.
Человек, индивидуальность, сколько бы их ни было, каждый настаивает на своей исключительности. Это, по Рубиной, таинственное состояние жизни. Вот почему герой у нее всегда существует как комплекс воспроизводимых взаимоотношений «тождества» и «различия», общего и особенного, прямо или косвенно выраженных, осознанных и прочувствованных героем или существующих на уровне бессознательного и интуитивного. Именно на этом строится художественная система трилогии, хотя в сюжете и динамике образа героя эти составляющие проявляются в поступках и настроениях. Вот почему центральным звеном художественной системы писателя становится понимаемый по-новому характер.
Дина Рубина показывает, что во всех сложностях и противоречиях, катаклизмах и конфликтах, с которыми сталкивается человек, семья, ему ничего не остается делать, как примириться и жить своей жизнью. Для нее первичными началами человека стали начала биолого-психологические, которые менее всего подвластны коррелирующему воздействию внешних сил. В самой природе человека усматривается причудливое сочетание примитивных, но вместе с тем прекрасных в своей естественной простоте, инстинктивных побуждений с неподдающимися анализу мистически необъяснимыми началами, связанные с темным мифом подсознания. И именно эта черта во многом влияет на то, как выстраивается история семьи.
Для Дины Рубиной проблемы цивилизации всегда фокусируются в проблемах личностных семейных отношений. Цивилизация, рисуемая Рубиной, проверяется на прочность и позитивный смысл человеческим семейным фактором. Роман Дины Рубиной предлагает читателю уникальный взгляд изнутри на сражения, несчастья и победы представителей разных семей. Кроме того, цивилизация и ее уровень развития осмысляется в романе, как некое единство внутреннего и внешнего в человеке. Вот почему природный, физический мир играет такую важную роль в поэтике Дины Рубиной, и именно поэтому она так чувствительна к миру природы. Читатель не может не обратить внимание на подробности бытовой среды обитания героев, на то, как часто писательница обращается к цветам, описаниям обстановки.
Завершение трилогии Рубиной является символичным, семейным. В аббатстве Святой Марии, рядом с израильской деревней Абу-Гош под Иерусалимом, происходит ежегодный музыкальный фестиваль. Ораторию «Блудный сын» (что весьма символично, ибо это вполне соотносимо с судьбой героя) поют знаменитый контратенор Леон Этингер вместе с восьмилетним сыном Гаврилой. У мальчика альт, как у отца в детстве. Он немного похож на Леона, но без отцовской неистовости. Скорее, он напоминает Большого Этингера -- Герцля. В зале аншлаг. Присутствующая здесь Магда размышляет о превратностях судьбы и природы, подарившей одному сыну Леона слух и голос и обделившей талантом другого. Она жалеет, что Меир никогда не позволит познакомить детей. Женщина восхищается Айей, признавая, что певец счастлив с ней. Айя встречает в аэропорту Шаули, прилетевшего слушать ораторию. По дороге в аббатство героиня увлечённо рассказывает о своей работе кинорежиссёра - документалиста. Старый холостяк Шаули любуется Айей и завидует Леону. Он сравнивает героиню с библейской Руфью, символом праведности и преданности своей семье. На сцене «парит, сплетаясь, дуэт двух высоких голосов... Две фигуры, Леона и мальчика, так близко стоящие друг к другу, будто срослись, в нерасторжимой связи двух голосов ведут партию одной мятежной, но смирившейся души...» [8]. Айе кажется, что она слышит пение мужа и сына. Героиня вспоминает, что, когда Гаврик был маленьким, они с мужем слышали друг друга, держась за пяточки малыша, и называли его «проводником счастья» [8]. И снова происходит возвращение к истокам, к семье, к продолжению рода, ко всему тому, что составляло и, наверное, всегда будет составлять смысл человеческого существования.
Резюмируя вышесказанное, остается подчеркнуть, что в «Русской канарейке» Дины Рубиной отражен процесс трансформации семейного романа (при сохранении таких его важнейших характеристик, как линейность повествования, хроникальность, создание образа дома, семейного очага в качестве жанрообразующего элемента) в семейную хронику, благодаря расширению повествовательных рамок, конструированию эпопейного хронотопа, осмыслению частных судеб на фоне истории. При этом ориентирами в выборе жизненного пути героев становятся не только социальные и исторические события, но прежде всего личная нравственность как нравственность рода, моральные ценности семьи. Писательница внимательна не просто к родословной и детству своих персонажей, но очевидно сосредотачивается на социально -историческом компоненте их судеб. На наш взгляд, именно тема генеалогии позволяет Рубиной проследить историческую и социальную заданность многих душевных и духовных черт персонажей. В романе «Русская канарейка» семья в «большой» истории остается доминантной категорией.
3.5 Специфика репрезентации образа дома и мотива блудного сына в «Саге о бедных Гольдманах» Е. Колиной
Примечательна в свете заявленной проблематики «Сага о бедных Гольдманах» Е. Колиной, в которой, равно как и в «массовых» семейных повествованиях присутствует занимательный сюжет, связанный с переплетением семейных историй, разрабатывается характерный для семейного романа вообще «идиллический» хронотоп. При этом в ней достаточную трансформацию претерпел образ Дома, а также связанные с ним мотивы покидания и возвращения в отчий дом, воплощенные в библейском мотиве «блудного сына», конфликт поколений отцов и детей.
Прежде всего обращает на себя внимание в романе Е. Колиной, в отличие от традиционной интерпретации образа дома в семейного романе, который мыслится как единственно надежное пристанище в любых жизненных коллизиях, отсутствие общего сакрального домашнего пространства, олицетворяющего собой жизнь разных поколений той семьи, о которой здесь идет речь. Несмотря на то, что в начале произведения большинство родственников собираются за общим столом у Мани и Мони, чествуя день рождения хозяйки дома, сакрализованным это пространство назвать трудно. Более того, автор подчеркивает его «потрепанность», бесприютность персонажей в нем, неопрятность, создающие ощущение того, что живущим здесь, в этом доме, неприятно находиться в нем: «Трехкомнатная квартира семьи Бедных выглядела бесхитростно маргинальной, как женщина, застигнутая чужим недоброжелательно - насмешливым взглядом в миг, когда она с трудом натягивает тесное платье непривычного фасона на старое простенькое белье. Платье ползет все дальше, закрывая неприглядное бельишко, делая женщину нарядной и модной, но еще торчит краешек дешевой рубашки, а вслед за рубашкой и вовсе обнаруживаются резиновые боты» [10, с. 87]. Или: «Для Лизы комнатка была как истончившийся от частой стирки носовой платок» [10, с 90].
Манина квартира перенасыщена жильцами и постоянно дробится на более мелкие обжитые пространства, в результате напоминая коммунальную квартиру или общежитие: «Было очевидно, что в квартире живут два поколения, совершенно по-разному обживающие пространство.
Крошечную двухметровую прихожую украшали новенькие полированные оленьи рога, прикрепленные над довоенным сундуком таким образом, что гость в любом ракурсе оказывался увенчанным рогами» [10, с. 54]. Или: «В двенадцатиметровой комнате больше года друг против друга спали две супружеские пары - еще полные сил сорокалетние Маня с Моней и двадцатилетние молодожены Костя с Веточкой. Через год к ним прибавился младенец - Лиза, появившаяся на свет исключительно благодаря Мониному такту, то и дело вечерами уводившему недоумевающую Маню погулять. Маня рвалась жить семейной жизнью, не отвлекаясь от совместного существования ни на минуту. Проживая не просто в теснейшей близости с сыном, а, можно сказать, находясь непосредственно в его постели, Маня не могла при невестке быть откровенной с сыном, поэтому ежедневно писала ему записки. В записках Маня объясняла, что утром он пихнул Веточку локтем, она, кажется, обиделась, не оставил жене последний кусок сыра и небрежно прошел мимо Лизиной кроватки, даже не улыбнувшись дочери» [10, с. 118].
Поскольку Лиза росла, то это создавало еще большую конкуренцию за жилые «метры», приводя к уплотнению и стремительному уменьшению жизненного пространства у самих хозяев дома - Мани и Мони. «Новая жизнь беззастенчиво вытеснила старую в самую маленькую семиметровую комнатку по правую сторону от прихожей. Маня и Моня, как положено пожилым супругам, спали отдельно. Напротив высокой кровати с металлическими шарами, покрытой белым кружевным покрывалом, располагалось хрупкое сооружение на уродливо тонких ножках под названием оттоманка. Кровать с нарядными шарами принадлежала Мане, а узкая коричневая оттоманка - Моне» [10, с. 143].
Следовательно, основной характеристикой образа Дома в «Саге о бедных Гольдманах» становится его дробление, т. е. разрушение, метафорически связанное с разрушение семьи Гольдманов после смерти матери Наума, Мони и их сестер. Фактически материальные ценности, вторгающиеся в жизнь героев, становятся разрушителями семьи: не поделив наследства, будучи когда-то сплоченной, семья распалась; квартира матери, на которую претендовал Моня, ему не досталась; он был буквально вытеснен братом из нее. Квартира, принадлежащая Моне и Мане, тоже оказалась неуютной, неприветливой. Мотив распадающегося дома начинает в полной мере реализовываться и здесь в связи с постоянным прибытием новых жильцов (жены их сына Веточки, внучки Лизы). К мотиву распадающегося дома добавляется мотив устрашающего дома, который вполне, на наш взгляд, очевиден в эпизоде, связанном с детством Лизы: «У Лизы, внучки Мани и Мони, в детстве был секрет. Повторив несколько раз подряд «оттоманка», она переставала понимать, что слово это обозначает нечто вроде дивана. Вместе со значением слова улетучивалась и остальная реальность, и теперь не только все предметы существовали необозначенными, но и сама она не имела больше привязки к окружающему миру, а все докучливые неприятности оставались там, где каждой вещи строго полагалось название. Лиза чувствовала, что злоупотреблять этим знанием другого мира нельзя, потому что существует опасность задержаться там надолго и даже навсегда, но иногда она вдвигалась в тесноту Маниной комнаты, закрывала глаза и улетала...» [10, с. 46].
Если в начале повествования дом Мони и Мани Гольдманов кажется центром их семьи, их рода, то актуализация впоследствии других жизненных пространств, по иронии судьбы также имеющих подобное название (например, квартиры Дины и Додика Гольдманов), лишает существование героев устойчиво жизненного центра. Образ отчего дома в семейной саге о Гольдманах неустойчив, динамичен. Подобно распавшейся семье, основанной на взаимной неприязни ее членов, распадается и образ единого отчего дома как места, в котором каждый из родственников ощущает внутренний, душевный покой, куда приходит за утешением. Автор вводит метафорические образы «разоренного стола» (на поминках Цили), «рассыпавшейся семьи», кратко резюмируя, что «семья, столько лет бывшая монолитом, тихо-тихо растворилась» [10, с. 134].
Кульминацией развития этих художественных образов становится та часть романа, в которой семья Наума покидает страну и вместе с ней свой дом. Весьма примечателен тот факт, что Наум и Рая не раздают свои вещи, когда-то очень дорогие сердцу, не раздаривают родственниками на память, а безжалостно распродают - не потому что им нужны были деньги на отъезд, но потому, что это выгодно и потому, с их точки зрения, правильно: «Наум с легкостью продал старинную мебель. Особенно хорошо ушла ампирная гостиная, пышная и солидная - символ богатой незыблемой жизни. Полные гарнитуры встречались редко, а вот у него был как раз полный. Неожиданно дорого купили Раин туалетный столик, он и правда был невероятно хорош изысканными линиями раннего модерна. Массивный кабинетный диван тоже оказался недешевым. Мебель вывозили в один прием. На вывоз пришла значительно мрачная Дина, нужды ней не было, но она желала присутствовать. Она очень надеялась получить туалетный столик, провожая его глазами, чуть не заплакала» [10, с. 57]. Или: «- Неужели ты все продаешь? - ежедневно интересовалась Дина. - Я, между прочим, твоя старшая дочь, Анечка - единственная внучка. Мог бы и оставить нам что-нибудь. На память. Мне и Анечке. - Ты, Дина, все уже получила. Не настырничай! - напомнила помолодевшая от счастья Рая. - Квартиру тебе купили, машину купили, Додик на ногах... А это все наше. - Она довольно оглядывала антикварную красоту» [10, с. 164].
Отметим и еще одну весьма показательную характеристику образа Дома в тексте «Саги...». Несмотря на перенасыщенность, густонаселенность и уплотненность жизненных пространств героев семейной саги, они в полной мере оказываются проницаемыми: герои без сожаления покидают их, обзаводясь новыми квартирами и семьями (как это произошло, например, с Лизой). Она уходит жить в новую для себя квартиру мужа Игоря, с трудом привыкая к ней: «Дом пока совсем чужой, Лиза и так-то не ощущала себя хозяйкой, а тут еще Олег. Она почувствовала себя самозванкой и чуть не заплакала» Однако и этот новый дом, который бы мог стать уютным гнездышком, сразу распахивает свои двери чужим людям, становится проницаемым для них: «Закрыв за Олегом дверь, Лиза поняла, что только что приняла Олега в чужом доме, и испугалась так, что ее бросило в жар. Она даже не сразу смогла повернуть ключ в замке - стояла и теребила рычажки дрожащими руками. Села на свое место у окна на кухне, посмотрела вниз на елку. Какая красивая!» [10, с. 24]. Именно через эту проницаемость жилого пространства, его раскрытость, распахнутость для других, по сути, посторонних людей и утекает семейное счастье героев на протяжении практически всего повествования. Здесь примечательными становятся эпизоды с присутствием Лизы в доме Ани, что и послужило началом серьезных проблем в жизни девочки, и ночь Ани с Олегом в комнате общежития рядом с совершенно незнакомым для нее человеком - соседом парня. Присутствие чужого в доме означает, на наш взгляд, отсутствие четких границ Дома как такового, его обособленной локализации в пространстве как оплота семейных традиций, подмываемых «течениями» давних обид и неутихающей вражды, зависти друг к другу.
Итак, анализ образа родного дома в художественном пространстве «Саги о бедных Гольдманах» Е. Колиной также позволяет констатировать факт его существенной трансформации, по сравнению с жанровым каноном. Согласно последнему, в центре семейной саги обычно находится образ дома, сопряженный с прошлым и настоящим нескольких поколений одной семьи, состояние которого на образно-метафорическом уровне раскрывает и подчеркивает состояние родственных отношений внутри нее, ее духовнонравственное здоровье, способность к успешному развитию, процветанию. Наоборот, в романе Е. Колиной, несмотря на формальное единство рода, акцентированное общей фамилией, сакральное пространство общего дома отсутствует.
В произведении представлено несколько жизненных пространств героев, одно из которых - дом Мани и Мони - в какой-то степени претендует на роль главного, основного, однако фокус зрения автора все время смещается на другие квартиры, в которые перекочевывают персонажи книги, в связи с чем образ отчего дома получает несвойственную ему ранее неустойчивость, динамику, символично раскрывающую разобщенность по причине давней вражды большого семейства Гольдманов. Среди других характеристик образа дома в романе, также объясняющихся этой главенствующей в нем идеей, важно отметить его раздробленность на более мелкие жилые пространства, перенаселенность, уплотненность, проницаемость, актуализирующуюся за счет постоянного перемещения в нем героев, а также его доступность для совсем чужих людей, буквально и на образно-метафорическом уровне (как в случае с Лизой и Олегом) разрушающих возможное семейное счастье. Ключевыми в изображении Дома в «Саге о бедных Гольдманах» становятся образы-метафоры «разоренного стола», «рассыпавшейся», «растворившейся» семьи, мотивы вытесняющего и враждебного героям дома в целом.
Своеобразную ироничную интерпретацию в тексте получает и столь характерный для жанра семейной саги мотив «блудного сына». Этот мотив, как известно, восходит к библейской притче из 15-й главы Евангелия от Луки о том, как один из сыновей богатого и знатного отца забрал свою часть имения и расточил ее в дальних краях, а после вернулся к отцу с мольбой о прощении. Мотив «блудного сына», часто встречающийся в художественной литературе, «отражающий взаимоотношения поколений <...>, предполагает тот или иной взгляд на вечную проблему “отцов” и “детей” как вариант- образец возможной или невозможной попытки ее решения» [121, с. 3], сопряжен в «Саге.» с темой прощания с отчим домом и возвращения в него. В первом случае, как было отмечено выше, акцентируется момент разрыва родственных связей с целью приобретения личной свободы, накопления жизненного опыта, саморазвития; во втором - понимание иллюзии неважности для человека родственных связей, без которых возникает чувство бесприютности, одинокости, слабости перед лицом общества и судьбы. Семья, отчий дом вновь становятся опорой, почвой под ногами для возвратившегося «блудного сына».
При этом, заметим, в отличие от предшествующей традиции, когда «блудным сыном» становился один из персонажей, покидавший отчий дом и разрывавший связи с семьей, в «Саге...» Е. Колиной «блудными сынами» являются фактически все представители еврейского семейства Гольдманов, но прежде всего - Наум и Рая. Среди системы мотивов, сопутствующих трансформации евангельского сюжета, внутрисемейной конфликтной ситуации здесь нет, равно как и мотива физического ухода или мотива внутреннего несогласия кого-то из персонажей. Однако, мир Гольдманов не ощущается общим - это касается и «малого» пространства (квартиры) и пространства «большого» - Ленинграда, более того, герои не мыслят себя категорией «мы», каждый в пространстве семьи - это отдельное «я», со свойственной каждому собственнической психологией.
В постперестроечное время у Гольдманов появилась возможность эмигрировать в Израиль, на свою историческую родину, на которой, однако, они никогда не были. О своей настоящей родине, России, где они родились и выросли, они почему-то забыли сразу. У них нет ни толики сожалений о том, что они вряд ли в таком преклонном возрасте смогут вернуться в родной Ленинград, увидеть родные места. Вся их печаль обусловлена лишь расставанием с дорогими вещами, накопленными за целую жизнь. С ними они срослись настолько, что сами уподобились им в бездушности: недаром писательница часто сравнивает Наума с антикварным шкафом, а Динино отношение к дочери Ани - с отношением к дорогой рюмке, которую необходимо протереть и поставить в сервант: «Слава богу, что коллекцию зверей - серебряных, янтарных, нефритовых, фарфоровых, - «зверья», как говорил Наум, купили целиком. Как ребенок, зажав в кулаке, понемногу тонкой струйкой сыплет песок, то останавливая струйку, то пуская вновь, так Наум из кулака цедил своих крошечных зверюшек. Вот прозрачная янтарная лисичка, вот обезьянка слоновой кости, вот нефритовый заяц с золотыми бусинами глаз, фарфоровое семейство куропаток настолько тонкой работы, что диву даешься: как может быть сделана такая красота человеческими руками! Наум задыхался от нестерпимого желания сжать кулак, закрыть зверюшкам ход, прекратить наконец эту вакханалию расставания, это зверство, это безобразие!... Особенно жалко было нефритовую пару - олениха с олененком, такие нежные... Его вдруг прижала страшная, нечеловеческая жалость к нэцкэ, зверью, кушетке «жакоб»...» [10, с. 177]. Ценностные ориентации Гольдманов на материальные ценности в противовес духовным, отсутствие сострадания к близким, потребности в друг друге исключают возможность существования семьи, основанной на согласии, внутренней привязанности и подлинной любви.
В названии романа автор иронизирует над «бедностью» Гольдманов: если в евангельской притче сын вернулся к отцу в лохмотьях, голодный настолько, что был готов питаться вместе со свиньями, то Гольдманы распродают антикварную мебель, дорогие безделушки из драгоценных камней и редкий столовый фарфор. Заявление Раи о том, что наконец -то с отъездом заканчиваются их мучения, не находит понимания даже у ее приемной дочери.
По иронии судьбы, Наум не в силах пережить столь тяжелое расставание с вещами - так и умирает с драгоценной лягушкой в руке: «С чем-чем, а с лягушкой он расстаться не может. Фига! Он решил. Он вывезет лягушку. Лягушка приехала с ним из Г ермании, он не дал ей замерзнуть, всю дорогу грел в теплой руке, лягушка-путешественница ехала-ехала и наконец приехала... Мы едем, едем, едем в далекие края... Над ним вдруг склонилась Мурочка, дрожала нежными губами, затем мама... Наум резко повалился на бок» [10, с. 124]. Именно это, а не прощание с внучкой и потеря возможности нянчить правнуков в будущем в буквальном смысле убивает Наума. Философская мысль автора о том, что как ни копи состояние, с собой в могилу его не унесешь, и смысл жизни заключается отнюдь не в приобретении материального, вложена в уста Додика, который глубокомысленно заключает: «- Я когда-то читал рассказ про людей, у которых жизнь вдруг пошла обратным ходом. Если кто-то любил путешествовать, он заново попадал в те места, где уже побывал раньше. А если кто-то, к примеру, покупал много вещей, он относил все это обратно в магазин, продавать... Может быть, если так любить свое... свои..» [10, с. 165].
Однако, жизнь справедлива и в конце концов все расставляет на свои места. Человек, сузивший свою жизнь до привязанности к красивым вещам, не познавший подлинной красоты духовных, родственных связей с близкими ему людьми, умирает в глубокой печали и страшном внутреннем одиночестве. Еще с большим сарказмом описывается отъезд в Израиль вдовы Наума - Раи. Она надела на себя все, что не поместилось в багаж: «Летом проводили Раю. В трех юбках и норковой шубе до пола, накинутой на лисий жакет, она казалась какой-то меховой глыбой. - Зачем тебе шубы в Израиле? - в который раз безнадежно спросила Дина в аэропорту, вытирая платочком пот, градом струившийся с Раиного лица. - Бабушка, может, хоть одну юбку снимешь, - предложила Аня. - Ни за что! - отрезала Рая, жалобно подумав: «Теперь у меня ничего нет, мне лишняя юбка не помешает». - Бабушка- бабушка, зачем вам летом три юбки и шуба? - дурашливо пропел Олег и тут же сделал серьезное лицо» [10, с. 213].
Отъезд Гольдманов на историческую родину симптоматичен. О тоске по ней не может идти речи: ведь в Израиле они никогда не были. Желание более сытой жизни не является главной причиной отъезда, поскольку и здесь, в России, на их настоящей родине им жилось неплохо. Писательница истоки такого поведения усматривает в особенностях этнического мироощущения, свойственного евреям как нации: в постоянном недовольстве тем, что имеешь, в обращенности в большей мере к материальной стороне жизни, нежели к духовной, в поисках лучшей доли, даже если ты эти поиски, собственно, можешь и вовсе не пережить: «Дина молчала. Решение ОВИРа не отпускать Наума и Раю на историческую родину полностью ее удовлетворяло. Государство проявило в данном случае трогательную заботу о ней, Дине, она надеялась, что мама навсегда останется с ней. - Папе семьдесят лет, какой может быть Израиль с его сердцем, там такой жаркий климат, - слабым голосом проговорила Дина. Рая недоуменно повела плечом. Отъезд не обсуждался. Они уедут к Танечке. Еще двадцать лет, а то и больше, проживут рядом с дочерью» [10, с. 199].
История с отъездом старых Гольдманов имеет еще более комическое продолжение в таком же фарсовом обретении своей исторической родины правнуком Наума и Раи - сыном Ани и Олега Кириллом. Он настолько проникается ею во время своего путешествия, что всерьез задумывается о принятии иудаизма: зажигает свечи по пятницам, привлекая к обрядовой стороне жизни иудеев никогда ничего не слышавших об этой религии бабушку и деда. «Дина послушно напялила берет. Додик удивленно хмыкнул: «Да, дела. Смотрите-ка, зажигает свечи в головном уборе, как Кирюша велел... Чего только для него не сделает». - Кирюша, зачем это, мы же не иудеи, - заметила Аня. - Мне даже как-то неловко, зачем заигрывать с чужой религией? - А может быть, мне она не чужая? - с вызовом произнес Кирюша» [10, с. 185]. Комизм усиливается за счет того, что читатель, равно как и все участники этой нелепой сцены, кроме Кирилла, знают, что он приемный и вовсе не иудей, а эстонский мальчик. Героев своевременно «отрезвляет» Олег воспоминанием о том, что живут они в православной стране и сами православные. И читателю непонятно: а что привлекло Кирюшу в Израиле? Ведь это ему уж точно не родное?! Наверное, все то же: желание лучшей доли, погоня за неосознанной мечтой. Получается, что такая черта, как недовольство тем, что имеешь, и вечные поиски «земли обетованной» вовсе не национальная черта, но вообще - присущая всем людям в целом.
Таким образом, ироничное отношение к семейству Гольдманов автор поддерживает за счет комичной интерпретации характерного для семейной саги мотива возращения блудного сына в отчий дом - в данном случае на свою историческую родину в Израиль. Этот мотив органично «уживается» с образом неухоженного, проницаемого для чужих, совершенно неустойчивого Дома в России: ни здесь, ни там героями не руководит потребность в обретении «своего» места в мире, им вообще не свойственно чувство дома, очага и всего с этим связанного. Единственное, что направляет их, это слепая мечта о лучшей доле, постоянное, но ничем не мотивированное недовольство тем, что имеют, потребность в большем и прежде всего в материальном плане, поскольку в тексте акцентирована их привязанность именно к вещам, а не к людям. Та роскошь, в которой жили собравшиеся уезжать Наум и Рая, комично контрастирует с определением «бедные» в названии саги. Ирония усиливается за счет гротескного повторения их «маршрута» усыновленным Кириллом, не имеющим отношения ни к евреям как к нации, ни к иудаизму как к национальной религии. Его увлечение последней позволяет обозначить совершенно новый ракурс оценочного восприятия поступков героев в реализации мотива «блудного сына» - не как исключительно национальной отрицательной черты, а как общечеловеческого порока, не знающего никаких этнических рамок, что выводит повествование на более сложный уровень постановки ценностно-мировоззренческих и духовно-нравственных проблем современного общества в целом.
Итак, в «женской» версии семейного романа (Л. Улицкая, Д. Рубина, О. Славникова, Е. Колина), при всей «разности» писательских подходов, важнейшими чертами семейных «историй» остаются изображение «женского» типа семьи, семейного быта, нравов, демонстрация через частное и автобиографическое в жизни одной семьи закономерного и типического в жизни всего общества или целого поколения; ключевыми являются мотивы блудного сына и дома. Женщины-прозаики сконцентрированы не столько на изображении «большой» истории, в которую «вписаны» истории семейные, сколько демонстрируют, что семья - доминантная категория - гораздо важнее исторических катаклизмов, в связи с чем акцентируют внимание на внутрисемейных связях и взаимоотношениях поколений.
Заключение
Жанр семейного романа, «семейная» тема становится одной из приоритетных для современной литературы, причем не только «серьезной», но и массовой, что обусловлено не только отчасти коммерциализацией и устойчивой популярностью у читательской аудитории «семейных» романов, но и внутренними, имманентными возможностями этого жанра.
Предложенный в диссертации анализ семейного романа и его жанровых инвариантов заметно расширяет представление о закономерностях формирования поэтики русской литературы рубежной эпохи; позволяет осмыслить функционирование жанра семейного романа в историко-литературном контексте рубежа XX-XXI вв.
Жанр семейного романа в русской литературе XIX-XX веков обретает характерные черты в произведениях И. С. Тургенева, М. Е. Салтыкова- Щедрина, Л. Н. Толстого, расширяясь до семейной хроники у А. М. Горького, М. А. Булгакова, М. А. Шолохова, В. Шишкова, Б. А. Кочетова, Г. Маркова, А. Иванова и представая субжанром семейной саги в прозе В. П. Аксенова, Л. Г. Улицкой и др. Специфической особенностью жанра становится его исповедальность, отсутствие «героизации», хроникальность и привязанность к одному месту действия и развития сюжета. Следует отметить в качестве жанрообразующего элемента в рамках семейного романа присутствие образа дома, семейного очага. «Мысль семейная» по-разному представлена у каждого из прозаиков, но доминирующими чертами остаются изображение истории семьи, семейного быта, нравов, демонстрация через частное и автобиографическое в жизни одной семьи закономерного и типического в жизни всего общества или целого поколения.
Характерной чертой семейного романа является изображение истории семьи, охватывающей несколько поколений. История семьи изображается в аспекте частной, внутрисемейной, домашней жизни. Предметом изображения для жанра семейного романа выступают: описания истории рода, прошлого семьи, переложение семейных преданий, воспоминаний о детстве, семейного быта, нравов, преимущественно частной стороны жизни.
Жанр семейного романа опирается на структуру родословной, представляя собой ее своеобразное развертывание. Определяющим и сюжетообразующим для многих писателей становится мотив дома. Писатели характеризуют атмосферу дома для раскрытия духовного облика семьи: изображение быта, а через него бытия, особого уклада, традиций, норм и ценностей, стиля жизни. Особенностью жанра семейного романа в русской литературе является также то, что авторы не ограничиваются в рамках повествования только изображением круга узкосемейных отношений. Напротив, они стремятся показать через частное, автобиографическое закономерное и типическое в жизни всего общества или целого поколения.
Этапным для развития семейного романа становится рубеж XX-XXI вв., когда семейный роман фактически является одной из ключевых составляющих не только «серьезной», но и массовой литературы, все чаще локализуясь в «семейных» историях как «малых» формах истории родовой (Д. Вересов, Г. Ряжский, А. Берсенева и др.). При этом понятие «род», ключевое для семейных хроник XIX в., подразумевает на рубеже XX-XXI вв. и традиционные ценности (важность генетической памяти, дома, семьи, продолжения рода, ответственности перед предками и будущими поколениями), и заметно расширяется за счет введения параллельных сюжетных линий внебрачных детей, мотивов «серийной моногамии», «мнимого отцовства». Тема вырождения рода в современной прозе чаще всего воплощается через нарушения героями моральных норм, их разрыв с корнями, прошлым, а также непосредственно связана с мотивом родового проклятия.
Наиболее примечательным с точки зрения заявленной проблематики становится творчество писателей, репрезентующих «мужскую» и «женскую» версии семейного романа и его субжанров (семейной хроники и семейной саги). «Мужская» (В. Аксенов, С. Шаргунов) и «женская» (Л. Улицкая, О.
Славникова, Е. Колина, Д. Рубина) версии семейного романа при сохранении ключевых жанровых свойств отличаются тем, что в «женской» версии в центре повествования тип «женской» семьи, прежде всего героини - женщины, не только хранительницы рода, носители генетической памяти, но и разрушительницы семьи.
В трилогии В. Аксенова «Московская сага» и в «1993» С. Шаргунова прозаики, несмотря на разность масштабов повествования (в первом случае выстраивается семейная хроника, во втором - семейный роман с элементами романа политического, философского, любовного), выступают не только и не столько как бытописатели, но и как аналитики, философы, обращающиеся к осмыслению роли моральных ценностей в судьбе целого поколения (В. Аксенов) и исторического пути России (С. Шаргунов), однако на первый план выходит «мысль семейная». Романы В. Аксенова и С. Шаргунова, в которых биографии героев разворачиваются на фоне исторических событий страны и тесно с ними взаимосвязаны, ломают традиционное представление о романе семейном. Авторская рефлексия обоих прозаиков связана с осмыслением российской истории и судьбы личности на ее фоне (собственной, в том числе: не случайно, например, в у Аксенова появляется вполне узнаваемая авторская маска «казанец» Вася). В обоих романах частное и общее перетекает друг в друга, органично соединяются элементы идиллии, мелодрамы, хроникальные вставки, где трагизм снижается за счет физиологических описаний, а герои мыслятся частью российской истории и «большого» времени.
Романы Л. Улицкой «Медея и ее дети» и «Искренне ваш Шурик» также нельзя обозначить четкой жанровой дефиницией «семейный роман», поскольку в каждом из них отчетливо проявляется «размывание» жанровых границ, свойственное современной отечественной прозе в целом. Роман «Медея и ее дети» являет собой синтез семейной хроники, семейной саги и житийного жанра. При этом исторический процесс в нем показан через призму отдельной личности каждого из главных героев. Роман «Искренне ваш Шурик» сочетает в себе элементы разных жанровых модификаций романа - семейного, социального, любовного. Подобное расширение жанровых границ происходит за счет включения в повествование совершенно разных женских образов, которые отражают в себе историю России, по сути, являясь этой историей. Таким образом, в романе происходит сплетение человеческих судеб и социально-исторического пути.
Жанровое своеобразие «Казуса Кукоцкого» и «Лестницы Якова» заключается в том, что из семейного романа произведение трансформируется в семейную сагу, где судьбы персонажей переплетаются с судьбами реальных исторических личностей, а события истории отражаются в жизни каждого из героев. На фоне исторических перипетий происходит развитие героев романа, их становление. Таким образом, в творчестве Л. Улицкой (равно, кстати, как и в «Московской саге» В. Аксенова) жанр семейного романа заметно расширяется, обретая одну из главнейших черт - историзм. Хроника семьи, жизни героев строго ограничены рамками современных автору событий.
Подчеркнем, что и «Московская сага» В. Аксенова, и «Казус Кукоцкого» Л. Улицкой, и «Русская канарейка» Дины Рубиной отражают процесс дифференциации современного семейного романа и трансформации его в жанр «семейной саги», благодаря включению широкого исторического контекста, социального пафоса, определению социально-исторического компонента судеб персонажей, введению темы генеалогии, в результате чего оба романа становятся монументальными по своей тематике, повествуя о человечности и свободе, категории «совести» у русских интеллигентов ХХ в. Представленная в них трансформация жанра семейного романа в семейную сагу с ее тенденцией к эпичности, широкому охвату повествования осмыслением частных судеб на фоне отечественной истории, выражает одну из очевидно наметившихся в последние десятилетия тенденцию современного литературного процесса. При этом ориентирами в выборе жизненного пути героев становятся не только социальные и исторические события, но прежде всего личная нравственность как нравственность рода, моральные ценности семьи. История рода, нередко отмеченная конфликтами, разрывом связей, становится отражением истории страны в целом, семья же в «большой» истории остается доминантной категорией.
У О. Славниковой в «Стрекозе, увеличенной до размеров собаки» намечаются важнейшие темы, мотивы и приемы, которые станут определяющими для всех последующих романов писательницы: темы семьи, смерти, безумия, пограничных состояний человеческого бытия; мотивы одиночества, рока, судьбоносного стечения обстоятельств, меняющего жизнь главных героев. Создавая в жанровом отношении семейный роман, О. Славникова, несколько переосмысливает хронотопические отношения семейного романа, и само понятие семьи, изображая камерное пространство, тип «женской семьи», где героини подспудно убеждены, что их судьба - оставаться одинокими.
В «Саге о бедных Гольдманах» Е. Колиной ключевыми чертами семейного романа являются образ отчего дома и мотив блудного сына. Образ дома здесь лишен цельности, раздроблен на более мелкие жилые пространства, перенаселен, уплотнен, лишен сакральности, доступен для чужих. Доминантными в изображении Дома в «Саге о бедных Гольдманах» становятся образы-метафоры «разоренного стола», «рассыпавшейся», «растворившейся» семьи, мотивы вытесняющего и враждебного героям дома в целом.
Своеобразную ироничную интерпретацию здесь обретает и мотив блудного сына, сопряженный в «Саге...» с темой прощания с отчим домом и возвращения в него. В первом случае акцентируется момент разрыва родственных связей с целью приобретения личной свободы, накопления жизненного опыта, саморазвития; во втором - понимание иллюзии неважности для человека родственных связей, без которых возникает чувство бесприютности, одиночества, слабости перед лицом общества и судьбы.
Семья, отчий дом вновь становятся опорой, почвой под ногами для возвратившегося «блудного сына».
Проведённое нами исследование не претендует на то, что быть «последним словом» по данной проблеме. Напротив, в силу ограниченного объема диссертации, за пределами нашего исследования остались некоторые произведения, которые не менее репрезентативны в свете заявленной проблематики, в связи с чем важнейшей перспективой исследования может стать их изучение. Весьма перспективным и интересным представляется намеченное нами дальнейшее исследование семейного романа в прозе 2010 -х гг., осмысление жанровой специфики семейной хроники и семейной саги на материале других писательских практик (например, Е. Котишонок, М. Петросян и др.).
Список использованных источников
Художественные тексты
1. Аксёнов В. П. Московская сага / В. П. Аксенов. - М. : Изограф, 1999. Т. I. -704 с.; Т. II. - 500 с.; Т. III. - 270 с.
2. Булгаков М. А. Собрание сочинений : в 4 т. / М. А. Булгаков / Вступ. ст. и коммент. Б. Соколова. - М. : Литература, 2004. - Т. 1. - 511 с.
3. Горький М. Собр. соч. в 16 тт. М.: Правда, 1979. - Т. 10 - 384 с.; Т.16. - 368 с.
4. Иванов А. С. Вечный зов: Роман. В 3-х тт. М.: Амальтея, 1993. - Т. 1. - 575 с.; Т. 2. - 351 с.; Т. 3. - 383 с. - (Семейная библиотека).
5. Колина Е. Сага о бедных Гольдманах / Е. Колина [Электронный ресурс]. - URL: http://e-libra.su/read/237385-saga-o-bednyh-gol-dmanah.html (дата обращения: 04.05.2019).
6. Кочетов В. А. Журбины: Роман / Худож. А.Н. Аземша. - М.: Сов. Россия, 1980. - 386 с.
7. Марков Г. М. Строговы: Роман / Г.М. Марков. - Кишинев: Лит. артистикэ, 1987. - 575 с
8. Рубина Д. Русская канарейка [Электронный ресурс]. URL: https://www.litmir.me/br/?b=198904&p=8 (дата обращения 25.10.2018)
9. Славникова О. Стрекоза, увеличенная до размеров собаки: роман / О. А. Славникова - М.: АСТ: Астрель, 2001. - 571 с.
10. Улицкая Л. Е. Медея и ее дети: роман / Л. Е. Улицкая. - М. : Эксмо, 2008. - 320 с.
11. Улицкая Л. Е. Искренне ваш Шурик : роман / Л. Е. Улицкая. - М.: Эксмо, 2010. - 576 с.
12. Улицкая Л. Е. Казус Кукоцкого : роман / Л. Е. Улицкая. - М. : Эксмо, 2007. - 736 с.
13. Улицкая Л. Е. Лестница Якова : роман / Л. Е. Улицкая. - М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2015. - 736 с.
14. Шаргунов С. А. 1993. Семейный портрет на фоне горящего дома / С. А. Шаргунов. - М.: АСТ, 2013. - 570 с.
15. Шишков В.Я. Угрюм-река / В.Я. Шишков. - М.: Худож. лит., 1987. - 892 с.
16. Шолохов М. А. Тихий Дон: роман в четырех книгах // Шолохов М.А. Собр. соч. в 8 тт. - М. : Правда, 1975. - Т.1. - 384 с.; Т.2 - 376 с.; Т.3 - 408 с.; Т.4 - 464 с.
Научная, научно-критическая и справочная литература
17. Аксенова В.В. Жанровое своеобразие прозы В. Аксенова 19601970 гг. : автореф. дисс. ... канд. филол. наук. / В.В. Аксенова. - Астрахань, 2011. - 16 с.
18. Алламуратова А. Ж. К вопросу о жанре семейного романа / А. Ж. Алламуратова, Г. Ж. Алламуратова // Молодой ученый. - 2014. - № 4. - С. 1187-1189.
19. Амусин М. А. Посмотрим, кто пришел / М. А. Амусин // Знамя. -
20. 2008. - №2. [Электронный ресурс]. - URL: http://magazines.russ.rU/znamia/2008/2/am14.html (дата обращения 10.12.2017).
21. Барашкова С. Н. Сюжетообразующая функция сна в романах Л.Улицкой «Медея и ее дети» и К.Вольф «Размышления о Кристе Т.» / С. Н. Барашкова // Русское литературоведение в новом тысячелетии. - М.: МГУ, 2003. - Т. 2. - C. 199-202.
22. Барруэло Гонзалез Е. Ю. Роман В. П. Аксенова «Московская сага». Проблема жанра: автореф. дисс. ... канд. филол. наук. / Е. Ю. Барруэло Гонзалез. - СПб., 2009. - 20 с.
23. Бахтин М. М. Проблемы творчества Достоевского / М.М. Бахтин. - М.: Алконост, 1994. - 170 с.
24. Бахтин М. М. Собр. соч. Т.3: Теория романа (1930-1960 гг.) / М. М. Бахтин. - М.: Языки славянских культур, 2012. - 880 с.
25. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет / М.М. Бахтин. - М.: Худ. лит. 1975. - 453 с.
26. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин. - М.: Искусство, 1979. - 353 с.
27. Бахтин М. М. Эпос и роман / М. М. Бахтин. - СПб.: Азбука, 2000. - 304 с.
28. Беляков С. Н. Натюрморт с камнем / С. Н. Беляков // Знамя. - 2006. - № 12. [Электронный ресурс]. - URL: http://www.ng.ru/culture/2001-08- 15/7 sand.html (дата обращения: 12.08.2017).
29. Белокопытова О. Н. Семейная хроника и «Детские годы Багрова - внука» С.Т. Аксакова и проблема мемуарно-автобиографического жанра в русской литературе 40-50-х годов XIX века: автореф. дисс. ... канд. филол. наук / О.Н. Белокопытова. - Воронеж, 1966. - 20 с.
30. Березкина О. В. Исследование истории расширенной семьи на материале романа Л. Улицкой «Медея и ее дети» / О. В. Березкина // Литература современности. - 2005. - № 4. - С. 18-21.
31. Богданов А. Н. Литературные роды и виды // Теория литературы в связи с проблемами эстетики. - М. : Просвещение. 1970. - С. 307-310.
32. Болотник Е. Размышления над романом Ольги Славниковой "Стрекоза, увеличенная до размеров собаки" / Е. Болотник // Уральская галактика. - 2000. - № 33. [Электронный ресурс]. - URL: http://www.uralgalaxy.ru/literat/ug5/razmysh.htm (дата обращения: 11.08.2018).
33. Бродская Е. Страсти по Елене Колиной / Е. Бродская // ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство [Электронный ресурс]. - URL : https://lechaim.ru/ARHIV/201/n6.htm (дата обращения : 16.03.2019).
34. Бурлина Е. Я. Культура и жанр: Методологические проблемы жанрообразования и жанрового синтеза. / Е. Я. Бурлина. - Саратов : Изд-во СГУ, 1987. - 65 с.
35. Бушмин А. С. Салтыков-Щедрин: искусство сатиры / А. С. Бушмин., М. : Современник, 1976. - 253 с.
36. Бычков Д. М. «Средневековая душа»: художественные функции образа житийного персонажа в романе Л. Улицкой "Казус Кукоцкого" / Д. М. Бычков // Гуманитар. исслед. - 2009. - № 3 (31). - С. 129-134.
37. Бычков Д.М. Агиографическая традиция в русской прозе конца XX-начала XXI века / Д.М. Бычков // Гуманитар. исслед. - 2006. - № 8. - C.114-127.
38. Видуэцкая И. П. «Пошехонская старина» в ряду семейных хроник русской литературы / И. П. Видуэцкая // Салтыков-Щедрин М. Е. 1826-1976. Статьи. Материалы. Биография. - Л.: Наука, 1976. - С. 206-219.
39. Владимирова М. М. Романный цикл Э. Золя «Ругон-Маккары»: Художественное и идейно-философское единство. - Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 1984. - 265 с.
40. Вуколкова В. С., Гань С. Ц. Контекстуальный смысл знаков - символов «тень бытия» и «лестница Якова» в романе Л. Е. Улицкой «Лестница Якова» // Научно-методический электронный журнал «Концепт».2016. - Т. 42. - С. 45 - 52.
41. Гаврилкина М. Психология пустоты в романе О. Славниковой «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки» / М. Гаврилкина // Вестник Бурятского государственного университета. - 2011. - Выпуск 10, Филология. С. 159-164.
42. Гедышин Л. Основные направления развития французского семейного романа / Л. Гедышин // Вопросы литературы. - 1963. - №7. - С. 54-62.
43. Гладилин A. А. Аксеновская сага / А.А. Гладилин // Московские новости. - 2002. - 31. - С. 15-18.
44. Гнюсова И. . Ф. Традиции семейного романа в творчестве Л. Н.Толстого.URL:http://conf.dvfu.ru/archive/Lomonosov 2007/19/gnjusova if.doc.pdf дата обращения: 04.01.2018).
45. Грачева A. M. «Семейные хроники» начала XX века / А. М. Грачева // Русская литература. - 1982. - № 1. - С. 64-76.
46. Грицанова М. В. Жанровое своеобразие повести С. Т. Аксакова «Детские годы Багрова-внука» / М. В. Грицанова // Проблемы метода и жанра. - Томск, 1994. - Вып. 18. - С. 171-183.
47. Гуревич А. Я. «Эдда» и сага / А. Я. Гуревич. - М.: Наука, 1979. -362 с.
48. Гуревич А. Я. Проблемы средневековой народной культуры. / А. Я. Гуревич. - М.: Наука, 1988. - 349 с.
49. Гуревич А. Я. Время, судьба, мир и история в саге. / А. Я. Гуревич // Средневековый мир: культурное безмолвие большинства. - М. : Наука, 1990. - 289 с.
50. Дадари Э. Г. Поэтика комического в прозе В. Аксенова : автореф. дисс. ... канд. филол. наук / Э. Г. Дадари. - Махачкала, 2010. - 15 с.
51. Дашевский В. А. Семья и история. (К проблеме традиций и новаторства в жанре семейной хроники) / А. В. Дашевский // Человек и общество. Проблемы современной советской литературы. - Свердловск, 1966. - Сб. 47. - С. 5-32.
Подобные документы
Общие литературные тенденции 90-х годов в России. Творчество Людмилы Улицкой в отечественной словесности. Особенности романа Людмилы Улицкой "Даниэль Штайн, переводчик". Истоки его создания, реалистический роман как поэтика нравственного компромисса.
курсовая работа [85,7 K], добавлен 02.10.2009Изучение литературного процесса в конце XX в. Характеристика малой прозы Л. Улицкой. Особенности литературы так называемой "Новой волны", появившейся еще в 70-е годы XX в. Своеобразие художественного мира в рассказах Т. Толстой. Специфика "женской прозы".
контрольная работа [21,8 K], добавлен 20.01.2011Художественное осмысление взаимоотношений человека и природы в русской литературе. Эмоциональная концепция природы и пейзажных образов в прозе и лирике XVIII-ХIХ веков. Миры и антимиры, мужское и женское начало в натурфилософской русской прозе ХХ века.
реферат [105,9 K], добавлен 16.12.2014Развитие английского исторического романа в контексте европейской традиции. Воплощение личности в романах М. Рено. Синтез жанровых форм в дилогии "Тезей". Воплощение принципов историко-биографического романа в трилогии об Александре Македонском.
диссертация [311,1 K], добавлен 28.08.2014Творчество Т. Манна в контексте западноевропейской литературы рубежа XIX-XX вв. Развитие жанра романа в западноевропейской литературе. Роль Т. Манна в развитии жанра "семейный роман" на примере произведения "Будденброки. История гибели одного семейства".
курсовая работа [96,9 K], добавлен 23.02.2014Краткий биографический очерк жизни, личностного и творческого становления известной российской писательницы Д.И. Рубиной, хронология ее произведений. Основные мотивы и герои творчества Рубиной. Литературный анализ произведения "Почерк Леонардо".
курсовая работа [40,7 K], добавлен 08.12.2009О категории "гендер" и гендерных исследованиях. Художественная оппозиция феминность/маскулинность в современной женской прозе. Художественная специфика конфликта и хронотопа в женской прозе. Уровни гендерных художественных конфликтов.
диссертация [272,6 K], добавлен 28.08.2007Изучение истории создания романа "Воскресенье", его места в творчестве Л.Н. Толстого. Характеристика художественной и идейно-тематической специфики романа в контексте философских течений эпохи. Анализ проблем, затронутых писателем в своем произведении.
курсовая работа [40,4 K], добавлен 22.04.2011"Этические и эстетические" координации в романе Д. Рубиной "На солнечной стороне улицы". Образная структура художественных моделей категорий "таланта". Специфика образов в его формировании. Переломленное мироощущение главной героини романа Д. Рубиной.
курсовая работа [28,7 K], добавлен 20.03.2010Роль сил зла в романе, его роль и значение в мировой и отечественной литературе, основное содержание и главные герои. Историческая и художественная характеристика Воланда, главные черты его личности. Великий бал у сатаны как апофеоз изучаемого романа.
контрольная работа [24,3 K], добавлен 17.06.2015
