Типология героев в русской романтической литературе

Некоторые обыватели воспринимали эгоизм как безусловное достоинство. Например, провинциальные дворяне в повести В. Ф. Одоевского «Сильфида» охарактеризованы следующим образом. «Эгоизм проникает, так сказать, весь состав их; обмануть в покупке, выиграть неправое дело, взять взятку - считается не втихомолку, но прямо, открыто, делом умного человека» Одоевский В.Ф. Сильфида // Русская романтическая повесть. М. : Советская Россия, 1980. C. 224..

Эгоизм обывателей показан не только в художественных, но и в публицистических текстах. «Изобретатель, чувствуя важность Искусства богатеть, не хочет иначе открыть тайны своей никому, пока не согласятся доставить ему денежных польз и выдать исключительную привилегию на несколько лет: без этого изобретатель никого обогащать не хочет. Видно, что ему до благоденствия ближних дела нет; впрочем, старая пословица говорит: своя рубашка к телу ближе!» Иностранные известия // Московский телеграф. 1825. № XXIII. С. 324. .

В высшем свете пренебрежение общественными интересами демонстрируется, по мнению Одоевского, за семейным столом, где «из-под канвы выскакивает эгоизм» Одоевский В. Ф. Княжна Мими // Одоевский В. Ф. Сочинения : в 2 т. Т. 2. М. : Худож. лит., 1981. С. 231.. В присутствии чужих людей он тщательно скрывается. «Послышится звонок, и всё исчезло! Эгоизм спрячется за дымчатое каньзу, на лице улыбка, и входящий в комнату холостяк с умилением смотрит на дружеский кружок милого семейства» Там же.. Подобное притворство указывает на свойственное обывателям лицемерие. Фальшивость светской черни отмечается в журнальных заметках. «Чем завистливее светский человек, тем более кажется он бескорыстным; чем более ненавидит, тем более ласкает; чем лживее характер его, тем простодушнее он кажется» О светских обществах и хорошем тоне // Московский телеграф. 1825. № 1. С. 111. .

Жертвой неискренности обывателей могут стать люди, которые были связаны с ними дружескими узами. «Старые школьные товарищи расстались. С самого выпуска никогда граф не казался так расположенным к Виктору, как в этот вечер. <…> Когда Громский вышел от графа, граф зевнул, потянулся и подумал: «Как неуклюж и неловок будет он в обществе! <…> Право, я доставлю не одной княгине случай от души посмеяться!» Панаев И. И. Спальня светской женщины (Эпизод из жизни поэта в обществе) [Электронный ресурс] -Режим доступа: http://az.lib.ru/p/panaew_i_i/text_0250oldorfo.shtml - (Дата обращения: 1.12.2015).. В данном случае обыватель демонстрирует профанацию дружбы - чувства, которое наравне с любовью воспринималось романтиками как священное. О любви обывательская среда также имеет искажённое представление. Для обывателей любовь - не родство душ, свойственное романтическим героям, а, например, чувство, напоминающее привязанность к домашнему питомцу. «Старый полковник разнежился; у него недавно пала любимая Английская лошадь; он ощущал ужасную пустоту в сердце; ему говорили, советовали и почти сами предложили Лизавету Михайловну» В-ская Д-я [Жукова М. С.] Самопожертвование // Библиотека для чтения. 1837. Т. XXII. С. 103. . Невозможность испытывать настоящую любовь, дружбу и другие глубокие, искренние чувства вызывает у обывателей состояние опустошенности. «Аристократ снова улыбнулся; но эта улыбка, казалось, заменила в нём вздох. Он подумал: «Я уже не имею наслаждения так чувствовать; для меня не будет такой минуты!» Панаев И. И. Спальня светской женщины .....

Обыватели трусливы. Чтобы избежать опасности, они готовы пожертвовать собственной честью и достоинством. В повести А. А. Бестужева-Марлинского «Фрегат «Надежда» один из светских франтов, оскорбивший главного героя, предлагает ему вести себя на поединке таким образом. «Сделаемтесь же как многие сделываются. Выстрелим друг в друга, но так, в сторону, мимо, понимаете? Об этом никто не будет знать: можно надуть даже самих секундантов. После выстрела я попрошу у вас извинения - и дело в шляпе, и шляпы на головах» Бестужев-Марлинский А. А. Фрегат «Надежда» … С. 307. .

Интересы обывателей носят, как правило, меркантильный или узко гедонистический характер. Светская чернь посвящает часы досуга развлечениям. «День-деньской он на работе, а ночь в гостях: или играет до утренних петухов, или хочет победить питухов за бокалом; он весь век будто маятник между бутылкой бургонского и склянкой с лекарством. Хорошо ещё, если он не отправляется тратить случайную искру весёлости и здоровья с какой-нибудь актрисой. <…> Жена поневоле станет бегать из дома: там пахнет пустотой. Кончается тем, что дом её будет ложе первого яруса, отечество - в английском магазине, а рай - на балу…» Там же. С. 317. .

Провинциальные дворяне, кроме увеселений, к которым также относятся «пьянство, карточная игра, разврат», стремились извлечь прибыль из разных сфер деятельности, например, из промышленной (поташный завод) или судебной (тяжба) Подробнее об этом см. в повести В. Ф. Одоевского «Сильфида». . Увлечения купца из повести М. П. Погодина «Чёрная немочь» ограничиваются торговлей и выручкой, которую она приносит. «Мы заведём контору в Петербурге... <…> удвоим свои обороты, сами станем выписывать товары и будем получать барыш двойной. <…> Потом мы заведём ситцевую фабрику… <…> купим себе завод в Перми… <…> станем ворочать миллионами» Погодин М. П. Чёрная немочь ... C. 275..

Обывателей мещанского рода привлекали те же занятия, что были в моде у высшего общества (бал, игра в карты, совершение покупок и прочие). В надежде приблизиться к самому привилегированному сословию мещане подражают образу жизни дворян. «Она перебрала все кушанья, <…> но разборчивые её дочери, желая показать себя пред новым знакомцем и почваниться своим уменьем жить в свете, охуждали одно за другим» Погодин М. П. Невеста на ярмарке ... С. 146. . «Вы, чай, подумали: вот деревенщина! Нет, батюшко, мы бывали и в губернии, и в столице, и в Петербурге и знаем, что обед чем позднее, тем благороднее» Там же. С. 148. .

Познавательная и творческая деятельность не входит в круг интересов обывателей или воспринимается ими в упрощённом виде, на аматерском уровне. Науку обыватели считали делом бессмысленным и вредоносным, так как она не приносила пользу, связанную с материальными благами. Так, в упомянутом нами государстве Бентамии, основанном на принципах утилитаризма, «всё, что не было направлено прямо к коммерческой цели, словом, что не могло приносить процентов, было названо - мечтами» Одоевский В. Ф. Город без имени ... C. 216. . На этом основании бентамиты признали все культурные ценности, в том числе и «книги, знания <…> - бесполезною роскошью» Там же. С. 215. . Науку боялись, поскольку, с точки зрения обывателей, она могла стать источником зла. «Посмотрите, - у соседа сын учился в школе, да и надавал на отца фальшивых векселей на сорок тысяч, - шутка! - вот тебе и науки! Хоть бы их с корнем вон!» Погодин М. П. Чёрная немочь ... C. 274.

Человека, занимающегося науками, принимали за учёного, философа, чудака - слова, произносимые устами обывателей как бранные. Так, об Антиохе из повести Н. А. Полевого «Блаженство безумия», который «ходит на учёные лекции», общество говорит: «Он слишком умничает - он странный человек, - он чудак» Полевой Н. А. Блаженство безумия // Русская и советская фантастика. М. : Правда, 1989. С. 241.. Обыватель, сведущий в сферах науки, не стремится продемонстрировать свою компетентность в социуме. Вот как охарактеризован граф, «опытный светский человек», из повести Одоевского «Косморама». «Речи графа были остроумны, замечания тонки: видно было светского человека, который под личиною равнодушия и насмешки скрывает короткое знакомство с многоразличными отраслями человеческих знаний» Одоевский В. Ф. Косморама // Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820-1840 гг.). Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1991. С. 343.. Удовлетворение информативных потребностей обывателей часто происходит при помощи чтения. Этот процесс носит у них характер скорее гедонистический, чем гносеологический. Основу круга чтения обывателей составляют газеты и журналы, как правило, официозной и охранительной направленности. Так, например, провинциальных дворян из повести В. Ф. Одоевского «Сильфида» развлекали «Московские ведомости», «получаем<ые> на целый уезд». «В этом нумере, для предосторожности обвёрнутом в обойную бумагу, читается по очереди всё, от привода лошадей в столицу до учёных известий включительно; первые, разумеется, читаются с любопытством, а последние для смеха» Одоевский В.Ф. Сильфида ... C. 222.. Поручику Пирогову из повести Н. В. Гоголя «Невский проспект» два слоёных пирожка и чтение «Северной пчелы» помогают забыть о поруганной чести. Периодические издания оказывались предпочтительнее «высокой» литературы, образцы которой обыватели не могли оценить по достоинству. «Вот я дожила до 60 лет, а не могу понять, что утешного находят в книгах. В молодости я спросила однажды, какая лучшая в свете книга? Мне отвечали: «Россияда» сенатора Хераскова. Вот я и принялась её читать; только такая, батюшка, скука взяла, что я и десяти страниц не прочла. <…> И уж не знаю, я ли глупа или что другое, только с тех пор, кроме газет, ничего не читаю, да и там только о приезжающих» Одоевский В.Ф. Косморама …С. 318..

Свободолюбие романтиков, выражающееся не только в их поведении, но и в мыслях, воспринималось обывателями как вредное, сеющее зло вольнодумие. К примерам «фармазонства» корифеи светского общества из повести Н. А. Мельгунова «Кто же он?» относят комедию Грибоедова «Горе от ума» Мельгунов Н.А. Кто же он? // Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820-1840 гг.). Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1991. С. 239..

Искусство для обывателей, как и для творцов-ремесленников, представляло собой профессию, ремесло, форму досуга. Светская дама из повести Н. В. Гоголя «Портрет» считает, что искусство для творца - есть работа, которая должна быть закончена в определённый срок. «Я бы желала, чтобы вы теперь же принялись за работу, <…> мы можем вам дать час. <…> Мне <…> сказали, что вы в два сеанса оканчиваете совершенно портрет» Гоголь Н. В. Портрет // Полное собрание сочинений. М. : Издательство академии наук СССР, 1938. Т. 3. С. 415.. В обывательской среде искусству отведены две функции: гедонистическая и утилитарная. Если творцу обыватели отводили роль мастерового, исполняющего заказную работу, то за собой они оставляли право наслаждаться результатом этой работы. Однако такой гедонизм сродни не высшему наслаждению от произведений творца, воплотившего свой идеал в искусстве, а удовольствию цирковой публики, развлекаемой ловким фокусником. Например, для мещанского общества из повести В. А. Соллогуба «История двух калош» музыка - это лишь «приятное занятие», ведь «без танцев время проходит скучно» Соллогуб В. А. История двух калош … C. 559. . Именно так они относятся к искусству Карла Шульца, пока не становятся свидетелями его музыкальной импровизации, порождённой вдохновением.

Утилитарная функция заключается в извлечении выгоды из искусства и его служителей. Для купца из повести А. В. Тимофеева «Художник» произведения искусства - это товар, приобретаемый им по цене, которая соответствует количеству рабочих дней автора с учётом хранения до момента покупки. «Четыреста дней работы, 2 р. за день… двух рублей я не могу дать! - Рубль… Хорошо! Четыреста рублей… 20 р. за холст; 10 р. за краски… <…> Четыреста тридцать рублей. Теперь - за содержание лавки, за то, что картина будет стоять здесь…» Тимофеев А. В. Художник // Искусство и художник в русской прозе первой половины XIX века. М. ; Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1989. С. 282. . Обыватели торгуют не только произведениями искусства, но и их творцами, как, например, представитель провинциального светского общества из повести Н. Ф. Павлова «Именины». «А я сегодня обработал славное дело: продал двух музыкантов по тысяче рублей за штуку» Павлов Н. Ф. Именины // Искусство и художник в русской прозе первой половины XIX века. М. ; Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1989. С. 334. .

Непременное условие успешной реализации искусства и признания художника в обывательской среде - быть известным и модным. «Ежели хотите послушаться меня, - продолжал купец, - идите к журналисту. Попросите его напечатать что-нибудь о вашей картине, и тогда покупщики придут к вам на дом! Картина - будь хоть дрянь: известность - главное!» Тимофеев А. В. Художник … С. 283-284. . «К кому обращались вы, желая познакомить публику с вашим талантом? <…> Вам прежде всего надобно было подделаться под общее направление нашего времени. <…> Таким образом вы вошли бы в моду» Соллогуб В. А. История двух калош ... C. 578. .

Поведенческая модель обывателя была «строго сообразован<а> с принятыми приличиями» Одоевский В. Ф. Княжна Мими ... С. 230.. «Княгиня <…> говорила по-французски очень чисто и без ошибок; сохраняла в полной мере суровость и неприступность, приличную женщине хорошего тона; <…> никогда не брала на себя неприятной обязанности вступаться за человека не в ладу с общим мнением» Там же. .

Соответствие определённым требованиям наблюдается и во внешнем виде персонажей рассматриваемого типа. «Светская чернь» тщательно следила за новыми тенденциями в мире моды. Так, в повести А. И. Иваницкого «Мечтатель» о приглашённых на бал в дворянском собрании сообщается следующее. «Этих людей было невступно две сотни, и почти все разряженные по последней моде» Иваницкий А. И. Мечтатель // Маяк. 1840. Ч. VIII. С. 157.. Для молодых светских мужчин была характерна стройность и бледность. «Военный был адьютант, стройный и тонкий, бледный до изнеможения» Панаев И. И. Спальня светской женщины …. Дамы высшего общества демонстрируют различные, иногда противоречивые эстетические вкусы. Цвет лица светской красавицы мог быть аристократически-белым или освежающе-румяным. «Она взглянула на меня, приветливо поклонилась, и бледное лицо её вспыхнуло» Одоевский В. Ф. Косморама … С. 342.. Однако излишняя бледность не всегда считалась привлекательной. Например: «Утренняя заря застала графиню в этом положении; тут невольно неясная мысль пробежала в ее голове; она быстро подбежала к зеркалу и с ужасом заметила, что бледность и изнеможение ее лица перешли ту ступень, на которой болезнь перестает в женщине быть интересною» Одоевский В. Ф. Чёрная перчатка … С. 75.. Или: «Зайди в косметическую лавку, попроси самого г. Розенштрауха, чтобы он отпустил по записке банку помады <…>, склянку духов <….>, притиранья <…> и хороших румян <…>. Скажи ему, что Лизанька очень недовольна его огуречной водой: она вовсе недействительна - сколько ни мойся, <…> та же несносная бледность» Одоевский В. Ф. Сборы на бал // Прибавления к Московскому телеграфу, 1825. Ч. I, № 2. С. 22. Далее цитируем очерк по данному изданию, указывая страницы в тексте.. В моде были изящность и миниатюрность, которые касались, прежде всего, талии и ступней. «Выбери пару белых, атласных башмаков, как можно уже - что за дело, если они будут жать ногу. Беда, у Лизаньки такая большая нога!... <…> Попроси г-на Франка, чтобы он сам пришёл примерять корсет, который я ему заказала; но Бога ради, чтобы шнурки были двойные: крепче и прочнее. <…> Беда, если Лизаньку не стянут: она похожа на раскормленную купчиху» Там же. С. 17. .

Как известно, в купеческой среде XIX века дородность наряду с румяностью считались признаком красоты и здоровья. «У Нестаровых племянница <…> собою красавица, полная, румяная, здоровая» Погодин М. П. Чёрная немочь // Русская романтическая повесть. М. : Советская Россия, 1980. C. 253. Далее цитируем повесть по данному изданию, указывая страницы в тексте.. Убранство купчихи составляли платья из яркой ткани и украшения, демонстрирующие состоятельность мужа См., например: Банникова Е. В. Атрибуты успешности в купеческой среде дореформенной России // Символическое и архетипическое в культуре и социальных отношениях: материалы III междунар. науч.-практ. конф. 5-6 марта 2013 года. Прага : Vмdecko vydavatelskй centrum «Sociosfйra-CZ», 2013. С. 121-126. . «Разрядившись, Марья Петровна в шёлковом лиловом платье, в жёлтой турецкой шали, с пятью нитками жемчуга на шее, в тяжёлых серьгах, <…> в шёлковом платке на голове <….> отправил<а>сь к наречённому почти тестю и тёще» [с. 271]. Купец, напротив, одевался скромно и неброско, чтобы показать себя человеком серьёзным, нерасточительным, соблюдающим порядок. Для своего костюма купец выбирал, как правило, тёмные тона (синий, серый, чёрный), поскольку им была свойственна практичность. Семён Авдеевич, в отличие от своей эффектной дамы, появляется в доме будущих родственников «в синем тонком сюртуке» [с. 271].

Внешний облик обывателя-мещанина обнаруживает определённую связь с купечеством. Например, в мещанском обществе из повести Н. А. Полевого «Дурочка» девушки были «плотные, краснощекие» Полевой Н. А. Дурочка // Полевой Н. А. Избранные произведения и письма. Л. : Худож. лит., 1986. С. 458.. Однако желание данного сословия соответствовать самому привилегированному классу социума могло привести к не всегда удачному подражанию дворянскому стилю, например, их костюму. Так, один из представителей мещанской среды выглядит претенциозно, но не слишком опрятно. «Кавалер был превосходный: молодой человек, завитый в цирюльне, в вицмундире, в пёстром жилете, в манишке с фигурными складками, в замаранных жёлтых лайковых перчатках…» Там же. С. 457. .

В романтической эстетике носителем обывательского мировосприятия является не только человек, но и существо неодушевлённое. К таким персонажам относятся «механизмы, куклы, игрушки, подменившие собой человека, представляющие его перед лицом мира» Ванслов В. В. Эстетика романтизма. М. : Искусство, 1966. C. 88. . Образы механизмов получили широкое распространение в западноевропейском романтизме, особенно в творчестве Гофмана (например, кукла Олимпия из новеллы «Песочный человек»). Сюжетная схема данной новеллы реципирована А. Погорельским в повести «Пагубные последствия необузданного воображения». Аделина, «девица красоты необыкновенной», в которую влюблён Алцест, оказывается искусно созданной куклой.

История любви человека к бездушной марионетке воспринималась не только как художественный вымысел. Например, А. Ф. Вельтман вспоминает, как А. С. Пушкин во время кишинёвской ссылки познакомился со странной девушкой - «совершеннейш<им> произведение<м> не природы, а искусства» Вельтман А. Ф. Воспоминания о Бессарабии // Пушкин в воспоминаниях современников. М.: Худож. лит., 1950. С. 234. . «Все движения, которые она делала, могли быть механическими движениями автомата. «Не автомат ли она?» <…> В походке было что-то странное, чего и выразить нельзя. <…> Прекрасный, спокойный взор двигался вместе с головою. Её лицо и руки так были изящны, что мне казались они натянутой лайкой» Там же. .

В русской романтической литературе к образу куклы, подменившей человека, обращается В. Ф. Одоевский. В «Сказке о том, как опасно девушкам толпою ходить по Невскому проспекту» он показывает нелепость современного женского воспитания. Румяную красавицу с горячим сердцем «заморские басурмане» наделяют наружностью искусственной, фальшивой. Они превращают её в куклу с желтоватым личиком, тоненькой шейкой. Фигуру героини чародей «затянул в узкий корсет, накинул на неё какую-то уродливую дымку» Одоевский В. Ф. Сказка о том, как опасно девушкам толпою ходить по Невскому проспекту // Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820-1840 гг.). Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1991. С. 279. Далее цитируем повесть по данному изданию, указывая страницы в тексте. . В сердце бывшей красавицы чародей втиснул «множество романов мадам Жанлис, Честерфильдовы письма, несколько заплесневелых сентенций, канву, итальянские рулады, дюжину новых контрдансов, несколько выкладок нравственной арифметики» [с. 278].

Девушка-кукла - существо с пустым сердцем, из которого чародеи «долго, долго <…> вытягивали, выдували» все человеческие чувства (кроме единственного - желания нравиться окружающим). Кукла не интересуется ни музыкой, ни книгами, ни искусством. Всё её внимание сосредоточено на собственной персоне. Человеку, который приобрёл куклу, она заявляет: «Купил - так лелей, одевай, утешай! Что мне за дело до твоей души и до твоего хозяйства!» [с. 282]. Мир для куклы ограничивается «хрустальным колпаком», который оберегает её от пыли.

Речь героини бедна и однообразна. Об этом позаботился прилежный «волшебник»: «…Маленькими щипчиками разинул ей ротик, схватил язычок и повернул его так, чтобы он не мог порядочно выговорить ни одного русского слова» [с. 279]. Мысли и чувства красавицы искусственны так же, как и её внешний облик. Словарный запас куклы состоит из примитивного набора напыщенных светских фраз. «Чувства почтения и преданности, с которыми честь имею быть, милостивый сударь, вам покорная ко услугам…», - твердит бездушный механизм [с. 280].

Беседы, построенные на учтивых фразах, были распространены среди столичных и провинциальных обывателей. Эта привычка высмеивается в очерке И. Н-ва «Необходимость переписки между родными». Именно такому искусству учит дядюшка своего московского племянника. В письмах нужно «сказать о здоровье…спросить о здоровье того, к кому пишешь, и пожелать ему здоровья, счастия, благополучия… сказать, как проводишь время…» Н-в И. Необходимость переписки между родными // Московский телеграф. 1827. № 11. Ч. 15. С. 116. Для каждого случая существует набор шаблонных фраз, из которых составляют письмо. Например, если передают послание через кого-то, пишут следующее: «При сей верной оказии не мог преминуть, чтобы не засвидетельствовать вам моего нижайшего почитания и преданности. Я, слава Богу, здоров, чего и вам от всего сердца (от всей души, сердечно, душевно) желаю. Засвидетельствуйте моё почтение (дядюшке, тётушке и проч.); пишите к нам почаще. За сим с почтением и преданностью пребыть честь имею, покорный ко услугам вашим, Милостивый Государь такой-то» Там же. С. 119. .

В «Той же сказе только наизворот» кукла, благодаря индийскому мудрецу, духовно возрождается. Теперь бедной красавице, в которой затрепетало горячее сердце, приходится прислуживать своему «господину». Это Кивакель - «существо, которое назвать человеком было бы преступление» Одоевский В.Ф. Та же сказка только наизворот // Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820-1840 гг.). Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1991. С. 287. Далее цитируем повесть по данному изданию, указывая страницы в тексте. . Внешний вид героя отвратителен. «Раздавленная голова качалась беспрестанно, как бы в знак согласия; толстый язык шевелился между отвисшими губами, не произнося ни единого слова» [с. 288]. Туловище Кивакеля бесформенно, движения - искусственны. Может быть, за безобразной оболочкой этого существа скрывается прекрасная душа? Кивакель наделён душой, но душой деревянной, «которая сквозилась в отверстия, занимавшие место глаз» [с. 288].

Жизнь Кивакеля пуста и бессмысленна. «Поэтическим наслаждением» для него является курение трубки, которое герой превращает в ежедневный ритуал. «…Каждое утро он <…> пересматривал восемьдесят чубуков, в стройном порядке перед ним разложенных; вынимал табачный картуз; с величайшим тщанием и сколь можно ровнее набивал все восемьдесят трубок; садился к окошку и молча, ни о чём не думая, выкуривал все восемьдесят одну за другою: сорок до и сорок после обеда» [с. 289]. Второе «поэтическое» занятие Кивакеля - часами смотреть на лошадей. Каждый новый день жизни героя с точностью повторяет день предыдущий. Трубка, лошади, вопрос конюху, ответ которого остаётся неизменным [с. 289]. Жизнь Кивакеля доведена до полного автоматизма.

В 1830 году в журнале «Галатея» была помещена анонимная заметка о мастерски сделанном механизме. «Г. Мельц в Бостоне изобрёл механическую собаку, которая так искусно подражает всем действиям учёного пуделя, что возбуждает удивление. Она служит, приносит вещи, положенные в известном отдалении, плавает, прыгает через палку и даже лает. Экземпляр такого диковинного пуделя стоит 200 долларов» Галатея. 1830. № 31. С. 481.. В том, что механическая собачка вполне способна заменить живое существо, нет ничего удивительного. Ведь в высшем обществе того времени даже человека порой невозможно было отличить от куклы. В «Песочном человеке» Гофмана любители светских чаепитий отметили, что Олимпия «вопреки всем приличиям, чаще чихала, чем зевала» Гофман Э.-Т.-А. Песочный человек // Гофман Э.-Т.-А. Избранные произведения : в 3 т. Т. 1. М. : Гос. изд-во худож. лит., 1962. С. 259. . Чтобы доказать свою «человеческую» сущность «во время чаепития все невероятно зевали и никто не чихал» Там же. .

Итак, чтобы оттенить возвышенных героев, романтики обращались к образам обывателей, выступающих в основном в роли второстепенных и эпизодических персонажей. Обыватель присутствует во всех разновидностях русской романтической повести, поскольку без данного персонажа невозможен один из основных конфликтов романтизма - личности и толпы. В количественном соотношении обыватели существенно превосходят романтических героев. В романтическом тексте, как правило, фигурирует одна или несколько исключительных личностей, противостоящих бесчисленной, не всегда дифференцируемой массе обывателей. Если соотносить обывателей с концепцией двоемирия, можно отметить, что они отдают предпочтение антиидеальному с точки зрения романтических героев миру материальных ценностей.

«Синдром обывателя» охватывает различные слои общества. В русской романтической повести подавляющая часть обывателей принадлежит к дворянскому сословию. Оппозиция обывателей высшего сословия и романтических героев отчётливо реализуется в жанре светской повести. Обыватели из других социальных классов (купечество, мещанство) не связаны с определённой жанровой разновидностью романтической повести. Сословный статус обывателя, который способен влиять лишь на род занятий и внешний облик, - есть некая условность. Он «почти род одежды, при необходимости заменяемой на другую» Манн Ю. В. Проза и драматургия второй половины 20-х и 30-х годов // История всемирной литературы: в 8 т. Т. 6. М.: Наука, 1989. С. 352.. Такая замена останется неприметной, поскольку личностные качества и система ценностей тождественны у всех обывателей. К основным качествам обывателей относятся эгоизм, корыстолюбие, лицемерие, трусость. Система их ценностей строится на материальных благах, таких, как финансовое, сословное, служебное, гастрономическое, направленное на приобретение социальных связей и прочих. Понятие душа у обывателей материализуется, обозначая крепостного, находящегося в их собственности. Познавательная и творческая деятельность, в которой часто реализуют себя романтические герои, не интересует обывателей или воспринимается ими на аматерском уровне. Увлечения обывателей носят меркантильный или узко гедонистический характер. Духовная опустошённость, фальшивость обывателей позволяла сравнивать их с существами неодушевлёнными, человекоподобными автоматами, поэтому в русской романтической повести возникают образы механизмов и кукол.

Заключение

Русская романтическая проза, особенности которой ярко обозначились в 1820-е годы благодаря жанру повести, представляла собой феномен многоплановый. Наиболее показательными в плане рассмотрения типов героев романтической повести являются, на наш взгляд, пять разновидностей повести: историческая, фантастическая, светская, бытовая, повесть о художнике.

Эпоха романтизма утвердила в качестве главного героя личность исключительную, мечтающую, обладающую богатым внутренним миром, творческую, свободолюбивую, бунтующую, одинокую, разочарованную, страдающую, скитающуюся, «естественную» (то есть коррелирующую со взглядами французского философа-просветителя Ж.-Ж. Руссо), нередко увлечённую науками (прежде всего, оккультными), набожную, с выразительным внешним обликом. Чтобы подчеркнуть специфические особенности таких героев, романтики создавали образы их антагонистов.

Многообразие индивидуальных черт героев романтической повести предполагает наличие их типологии. На данный момент в отечественном литературоведении отсутствует единая классификация героев романтической повести. Рассмотрение имеющихся типологий героев романтической литературы, которые, как правило, представлены в рамках отдельной главы монографии, статьи или учебного пособия, показало необходимость продолжения дальнейших исследований по данной теме. Многие из этих классификаций базируются на примерах, приведённых из западноевропейского романтизма, имеют частный характер (например, выделение немецких типажей, этапы эволюции одного типа героя и прочее), или построены без учёта определённого критерия для выделения типов героев.

В основе эстетики романтизма лежит концепция двоемирия, формирующая идейно-художественную и образную структуру романтического текста. Идея двоемирия, заявленная ещё античной философией, заключается в признании существования иного, отличного от окружающей реальности, мира. Романтическое двоемирие - это ощущение фатального разрыва между идеалом и действительностью, которые составляют одну из ключевых оппозиций в романтическом искусстве. Исходя из характеристик второго мира, представленного в русской романтической повести, нами были выделены и охарактеризованы следующие семь типов героев Отметим, что второй мир у вариантов одного типа героя мог быть различным. .

I. Мечтатель (мир мечты).

Мечта, выступающая силой, антитетичной действительности, является фундаментальной категорией романтизма. Именно мечта, а не фантазия (за исключением редких случаев) соотносилась с категорией романтического идеала. Мечты и фантазии порождаются воображением. В русской романтической повести мечте присущи такие функции, как компенсативная, персонализирующая, прогнозирующая, гносеологическая, генеративная, гедонистическая.

Тип героя-мечтателя имеет две разновидности: истинный мечтатель и лжемечтатель, профанирующий мечту как романтическую ценность. Для истинного мечтателя, которым могла стать только личность неординарная, возвышенная, мир мечты являлся идеалом. Нами было выделено семь вариантов романтического идеала:

1. Восполнение единства человеческой сущности посредством андрогинной любви [20; 89; 96; 110].

2. Культурный гедонизм [89; 96; 110].

3. Европеизм и ориентализм [89; 96; 110].

4. Гносеологическая «жажда» [92; 96].

5. Состояние эмоционального напряжения (страдание, страх) [89; 110].

6. Состояние «естественного» человека [89].

7. Социальная утопия [59].

II. Демонический герой (сверхъестественный «тёмный» мир, мир собственных страстей).

Демонических героев русской романтической повести можно разделить на две разновидности: демонический герой и демонический человек. Собственно демонический герой воплощает в себе тёмные силы сверхъестественного мира. Двоемирие такого героя базируется на конфликте злого начала трансцендентальной сферы и социально-этических идеалов реальности. Данный герой мог обладать как зооморфными, так и антропоморфными чертами. Носители зооморфных признаков ориентированы на фольклорную традицию изображения нечистой силы [23; 24; 28; 113; 114; 117; 118; 119; 120]. Антропоморфные демонические герои созданы по модели западноевропейского романтизма, которую представляет демон, «ненавидящий свет» [38; 55; 62; 123]. В некоторых случаях герои в антропоморфном облике демонстрируют синтез фольклорной и западноевропейской литературной традиции [43].

Демонический человек наделён метафорической инфернальностью, происходящей от гипертрофии страстей [6; 7; 8; 10; 11; 82]. Социально-этическим идеалам реального мира он противопоставляет собственную волю. Демонический человек исторической повести восходит к типу героя-злодея готического романа и исторического романа В. Скотта.

В русской романтической повести демонический герой выступает, как правило, в роли вредителя. Действия такого героя могут заключаться в мелком вреде или крупном нравственном/физическом зле, произведённом в открытую или исподтишка [6; 7; 8; 10; 11; 23; 24; 28; 113; 114; 116; 117; 118; 119; 120]. Самый распространённый вид вредительства демонического героя - искушение [38; 43; 55; 62; 123]. В некоторых повестях демонический герой становится добровольным [43] или вынужденным [28] помощником для своей жертвы. Он может оказывать единовременную помощь или служить герою на протяжении некоторого количества времени. Служба героя осуществляется на определённых условиях договора, который заключается не в письменной, а в устной форме, и определяет иную плату, нежели душа человека. Например, в повести А. И. Иваницкого «Неразменный червонец» демонический герой предлагает Кручинину написать роман, отражающий его лукавую философию.

III. Хранительница (сверхъестественный «светлый» мир и другие идеальные сферы).

Романтический культ женственности объясняет появление в русской повести рассматриваемого периода хранительницы - героини, трансцендентной [1; 2; 47; 60; 63; 71; 75; 126] или реальной [9; 36; 43], основная функция которой заключается в защите своего подопечного от действительного мира (фальшивое светское общество, земные страсти и прочее) или сверхъестественного (демонические герои). Хранительница оказывает помощь в реальном мире или в своей идеальной сфере, куда она приглашает человека, которому покровительствует. Благодеяния героини носят характер физический (спасение от гибели, улучшение материального состояния) или духовный (формирование нравственно-эстетического идеала с помощью погружения в мир искусства, природы, мечты, в сферы неземного бытия).

IV. Творец (мир искусства).

В русской романтической повести о герое-творце по отношению к служителям искусства, как правило, употребляются такие понятия, как «художник», «живописец», «поэт», «музыкант» и другие. Под понятием «художник» обычно подразумевается «занимающийся живописью, воспринимая искусство как призвание» [1; 29-30; 45; 98]. В некоторых повестях художник трактуется более широко, как «представитель любого вида искусства» [62; 102]. В единичных случаях художник - это «занимающийся живописью, воспринимая искусство как ремесло» [44]. Значения «живописца» обратны значениям «художника». То есть живописец воспринимает своё искусство, чаще всего, как ремесло[29-30; 45; 98], реже - как призвание [1]. В случае с поэтом и музыкантом наблюдается противоположная ситуация.

В русской романтической повести мы обнаружили четыре разновидности служителей искусства: истинные творцы [1; 29-30; 45; 68; 95; 98; 112], ремесленники [29-30; 42; 44; 45; 95; 98], герои, синтезирующие в себе черты истинных творцов и ремесленников [127], импровизаторы [62; 102].

Для истинного творца искусство - это предназначение, призвание, благодаря которому он воплощает свой идеал. Творческий процесс для героя заключается в упорном труде, приводящем к вдохновению, которое нередко носит божественный характер. Искусство истинного творца характеризуется новаторством, самобытностью и независимостью от мнения толпы.

Творец-ремесленник относится к искусству как к профессии, ремеслу, званию, одной из форм досуга. Цель такого искусства состоит в получении денежных средств или развлечении. Создание произведения искусства у ремесленника нередко принимает механическую форму. Герой не способен сотворить оригинальное произведение, поэтому подражает, копирует шедевры великих, занимается плагиаторством. Стремление к богатству, славе, признанию ставит его в зависимость от обывательского вкуса.

Особую группу героев-творцов составляют импровизаторы, отношение к которым в рассматриваемый период было двойственным. Воплощение творческого замысла без особых усилий и длительного трудового процесса одних романтиков восхищало, у других вызывало осуждение. Импровизаторы, встреченные нами в русской романтической повести, как и ремесленники, считали искусство профессией, которая способна привести к обогащению. Несмотря на некоторое потребительское отношение к искусству, импровизатор может испытывать вдохновение.

V. Безумец (мир безумия).

В русской романтической повести феномен безумия включает в себя разнообразные, иногда полярные характеристики. Безумие обладает такой характеристикой, как продуктивность/непродуктивность.

Безумие как состояние продуктивное связано с мотивами гениальности, вдохновения, постижения высшей истины, трансцендентных сущностей, «инаковости», возвышения над толпой, несовершенным реальным миром.

Безумие непродуктивное приводит к глупости, ущербности личности, её деградации, превращает человека в опасный для общества асоциальный элемент или низводит его до уровня звероподобного существа.

В зависимости от субъекта оценки и с учётом специфики художественного творчества данный тип героя можно разделить на две разновидности, которые также имеют определённые вариации.

1. Собственно безумцы - безумцы с патологической точки зрения, то есть имеющие психические отклонения [46; 68; 79; 96; 100; 104]. Собственно безумцы делятся на возвышенных [68; 96] и низменных [46; 79; 100; 104]. Возвышенные безумцы в свою очередь включают в себя безумцев мечтающих [96] и гениальных [68]. Безумцы данной группы равнодушны к своему внешнему виду. Если патологическому безумию предшествовали другие стадии данного заболевания, то были видны соматические изменения, произошедшие с героем во время или после впадения в безумие. Особенности внешнего вида безумцев данной группы следующие: худоба, растрёпанные волосы, страшные глаза, изорванная одежда.

2. Лжебезумцы («иные») - безумцы с точки зрения окружающего общества, то есть люди, поведение и уклад жизни которых выходит за рамки стандартных представлений [22; 97; 115]. Некоторые представители третьего, мещанского, сословия определяют такое «отклонение» как глупость. Подобно героям первой группы, лжебезумцев можно классифицировать на возвышенных [22; 97] и низменных [115]. Внешний облик данных героев не имеет определённых стандартов. Он может выделять их из родственной среды [97].

VI. Игрок (мир игры).

В эпицентре всех форм игровой деятельности в 20-40-е годы XIX века находилась игра в карты. Герои-игроки русской романтической повести указанного периода включают в себя две разновидности: честный игрок и шулер.

В зависимости от целей игры среди честных героев-игроков можно выделить такие разновидности:

1. Одержимый игрой - ценил сам процесс игры больше её результата [66; 101].

2. Алчущий игрок - садился за карточный стол в целях обогащения [13-15; 103].

3. Скучающий игрок - для таких игроков, как правило, пресыщенных жизнью, карты являлись средством развлечения [17; 66].

4. Страдающий игрок - искал в картах забвение от зла жизни [19].

5. Мстящий игрок - при помощи игры сводил счёты с человеком, осквернившим его ценности [18].

6. Игрок, налаживающий связи - играл с фигурами влиятельными, чтобы приобрести новых покровителей и прочные связи в обществе [86].

Основание для дифференциации шулеров составляет мир, к представителям которого они обращались за помощью в своей игре.

Шулер инфернальный - заручался поддержкой тёмных сил сверхъестественного мира [43; 103].

Шулер, не заглядывающий за грань реального мира - обычно производил свои махинации в составе компании. Изображение системы карточных мошенников требует тщательной разработки социально-психологического фона произведения, реализация которой не всегда возможна в рамках повести. Поэтому шулерская братия представлена, как правило, в романах. Отметим, что один человек мог реализовывать сразу несколько функций в процессе игры.

Главарь - предводитель шулерской компании. Ему подвластны роли и других собратьев по игре, например, лжесоратника (Удушьев из романа Бегичева «Семейство Холмских»).

Осведомитель - собирает информацию о людях обеспеченных (по преимуществу приезжих), стремится войти в контакт с ними или их слугами, иногда подкупая последних (Змейкин из романа Бегичева «Семейство Холмских»).

Лжесоратник - ищет расположения жертвы. Его задачи: предостеречь игрока от крупных ставок, пробудить азарт от побед в коммерческих играх (Змейкин, Удушьев из романа Бегичева «Семейство Холмских»).

Искуситель - заманивает игрока, ощутившего вкус лёгких денег от игры с умеренными ставками, в сети азартных игр. Тактика искушения представлена двумя вариантами. Убедить человека в его способности сорвать огромный куш (Вампиров из романа Бегичева «Семейство Холмских») или, напротив, отказаться составить с игроком партию, мотивируя это его опытностью и везением (Удавич из романа Булгарина «Иван Выжигин»).

«Вышибала» - принуждает игроков, не согласных со своим проигрышем, выплачивать деньги, при необходимости применяя для этого физическую силу (Плутоленский, Тонковорин из романа Булгарина «Иван Выжигин»).

«Сирена» - привлекательная женщина, которая искусством обольщения отвлекает игрока от карточных махинаций, производимых ей или другими участниками шулерской компании (баронесса фон Деринг из романа Крестовского «Петербургские трущобы»).

В качестве основных движущих сил, определяющих цель игры, выступают азарт и польза. Азарт как мотивация к игре характерен, прежде всего, для одержимого ей героя. Остальные разновидности честных игроков стремились извлечь из игры выгоду. Однако некоторые из них тоже могли быть подвержены азарту, например, алчущие игроки. Честные игроки в отличие от шулеров удовлетворяли при помощи игры не только материальные, но и психологические потребности.

Последствия от соприкосновения с миром игры зависели, в основном, от её конечного результата. Счастливый исход игры способствовал дальнейшему обращению к ней или, наоборот, прерыванию связей с данным миром [18; 19; 66]. Поражение игрока нередко влекло за собой его гибель духовную, выраженную, например, деградацией личности [13-15] или безумием [103].

VII. Обыватель (мир материальных ценностей).

В русской романтической повести феномен обывателя обладает сословной динамичностью. Нами было отмечено, что подавляющая часть персонажей данного типа принадлежит к дворянскому сословию. Однако сословный статус обывателя, способный влиять лишь на род занятий и внешний облик, - есть некая условность. Это подтверждают личностные качества и система ценностей, тождественные у всех обывателей.

К основным качествам персонажей-обывателей относятся эгоизм, корыстолюбие, лицемерие, трусость. Система их ценностей строится на материальных благах, таких, как финансовое, сословное, служебное, гастрономическое, направленное на приобретение социальных связей и прочее. Понятие душа у обывателей материализуется, обозначая крепостного, находящегося в их собственности. Познавательная и творческая деятельность, в которой часто реализуют себя романтические герои, не интересует обывателей или воспринимается ими на аматерском уровне. Их увлечения носят меркантильный или узко гедонистический характер. Духовная опустошённость, фальшивость обывателя позволяла сравнивать его с существами неодушевлёнными, человекоподобными автоматами, поэтому в русской романтической повести возникают образы механизмов и кукол.

Благодаря своей многогранности, личность романтической повести могла совмещать в себе признаки разных типов героев. Так, например, в жизни героев-творцов значительное место могло быть отведено мечте - идеальному миру героев-мечтателей [1]. В ряде повестей фигурирует образ «гениального безумца», то есть героя, принадлежащего и к миру искусства, и к миру безумия [68; 79].

На протяжении повествования герой романтической повести вследствие каких-либо обстоятельств мог трансформироваться из одного типа в другой. Так, творцы, мечтатели, игроки, под воздействием различных обстоятельств становились безумцами [62; 96; 103], или временно страдали от психического расстройства [46].

Романтические герои, оказавшись под влиянием героев-антагонистов, в некоторых случаях деградировали до их уровня. Герой, пребывающий в мире стихийного духа, превращается в носителя обывательского сознания [75], сентиментальный мечтатель - в опустившегося игрока-шулера [13-15].

Подобные трансформации героев нередко носят дидактический характер, предостерегая читателей от пороков современного им общества. Это касается, прежде всего, произведений нравоописательного типа. В других случаях они свидетельствуют о зарождении реалистического направления, для которого данные «антиромантические» герои, эволюционируя в соответствии с идейно-эстетическими установками реализма, являются актуальными.

Итак, романтические герои демонстрируют проблему достижения идеала. Эта проблема, как и многие другие, остаётся открытой, поскольку романтизм как литературное направление не даёт однозначных, окончательных ответов. В романтическом произведении важным является само стремление, невыразимое томление по бесконечному идеалу, а не его воплощение, которое в реальном мире представляется невозможным. В тех редких случаях, когда идеал был достигнут, он приводил героя к гибели, либо оказывался ложным, приковывал его к миру обыденности, повседневности, иногда показывая тем самым авторскую иронию над романтическими принципами. Особенно это касается повестей конца 30-х-40-х годов, то есть периода позднего романтизма, когда это направление всё ещё остаётся жизнеспособным наряду с развивающимся реализмом.

Романтизм отчётливо реализует конфликт мечты и реальности. Изображение реального мира требует тщательной разработки социально-исторического контекста произведения, характерное для реализма. В позднем романтизме этот аспект усиливается, что неизбежно приводит к смене литературного направления.

Безусловно, что проблематика, обозначенная в данном исследовании, не исчерпывается проведённым анализом. В качестве перспектив дальнейшего исследования могут быть намечены следующие задачи:

1. Установление связи представленной типологии героев с разновидностями русской романтической повести, а, возможно, и с типологией русского романтизма вообще.

2. Определение количественного соотношения представителей каждого типа героя.

3. Включение типов героев в общую систему персонажей и установление художественно-эстетических связей между типами.

Продолжение ряда героев романтической прозы, выделенных на основании концепции двоемирия, и оперирование к большему количеству примеров для их анализа видится нам в дальнейшем изучении творчества «забытых» писателей 20-40-х годов XIX века, произведения которых были опубликованы только в периодической печати того времени и не вошли в антологии русской романтической повести.

Библиография

1. Аксаков, К. С. Вальтер Эйзенберг / К. С. Аксаков // Русская романтическая повесть / сост., вступ. ст. и примеч. В. И. Сахарова. - М. : Советская Россия, 1980. - С. 495-518.

2. Аксаков, К. С. Облако / К. С. Аксаков // Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820-1840 гг.) / сост. и авт. коммент. Карпов А. А., Иезуитова Р. В., Турьян М. А. - Л. : Изд-во Ленинград. ун-та, 1991. - С. 484-497.

3. Баратынский, Е. А. Перстень / Е. А. Баратынский // Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820-1840 гг.) / сост. и авт. коммент. Карпов А. А., Иезуитова Р. В., Турьян М. А. - Л. : Изд-во Ленинград. ун-та, 1991. - С. 257-269.

4. Бестужев, Н. А. Гуго фон Брахт / Н. А. Бестужев // Русская историческая повесть : в 2 т. - М. : Художественная литература, 1988. - Т. 1. - 134-145.

5. Бестужев-Марлинский, А. А. Аммалат-Бек / А. А. Бестужев-Марлинский // Романтические повести / А. А. Бестужев-Марлинский. - Свердловск : Средне-Уральское книжное издательство, 1984. - С. 245-365.

6. Бестужев-Марлинский, А. А. Замок Венден [Электронный ресурс] / А. А. Бестужев-Марлинский. - Режим доступа: http://az.lib.ru/b/bestuzhewmarlins_a_a/text_0020.shtml - (Дата обращения: 14.10.2015).

7. Бестужев-Марлинский, А. А. Замок Нейгаузен / А. А. Бестужев-Марлинский // Романтические повести : повести, рассказы, были / А. А. Бестужев-Марлинский; сост. В. Ф. Турунтаев. - Свердловск : Средне-Уральское книжное издательство, 1984. - С. 50-75.

8. Бестужев-Марлинский, А. А. Изменник [Электронный ресурс] / А. А. Бестужев-Марлинский. - Режим доступа: http://az.lib.ru/b/bestuzhewmarlins_a_a/text_0020.shtml - (Дата обращения: 14.10.2015).

9. Бестужев-Марлинский, А. А. Испытание / А. А. Бестужев-Марлинский // Русская романтическая повесть / сост., вступ. ст. и примеч. В. И. Сахарова. - М. : Советская Россия, 1980, 1980. - С. 74-134.

10. Бестужев-Марлинский, А. А. Кровь за кровь (Замок Эйзен) / А. А. Бестужев-Марлинский // Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820-1840 гг.). - Л. : Изд-во Ленинград. ун-та, 1991. - С. 99-115.

11. Бестужев-Марлинский, А. А. Латник / А. А. Бестужев-Марлинский // Русская романтическая новелла / сост. А. Немзер. - М. : Художественная лит-ра, 1989. - С. 121-166.

12. Бестужев-Марлинский, А. А. Лейтенант Белозор / А. А. Бестужев-Марлинский // Романтические повести : повести, рассказы, были / А. А. Бестужев-Марлинский; сост. В. Ф. Турунтаев. - Свердловск : Средне-Уральское книжное издательство, 1984. - С. 168-244.

13. Бегичев, Д. Н. Семейство Холмских. Некоторые черты нравов и образа жизни семейной и одинокой, русских дворян : роман в шести частях. Ч. 1 / Д. Н. Бегичев. - М. : Тип. Николая Степанова, 1841. - 255 с.

14. Бегичев, Д. Н. Семейство Холмских. Некоторые черты нравов и образа жизни семейной и одинокой, русских дворян : роман в шести частях. Ч. 3 / Д. Н. Бегичев. - М. : Тип. Николая Степанова, 1841. - 312 с.

15. Бегичев, Д. Н. Семейство Холмских. Некоторые черты нравов и образа жизни семейной и одинокой, русских дворян : роман в шести частях. Ч. 5 / Д. Н. Бегичев. - М. : Тип. Николая Степанова, 1841. - 347 с.

16. Булгарин, Ф. В. Иван Выжигин / Ф. В. Булгарин // Булгарин Ф. В. Сочинения. - М. : Современник, 1990. - 702 с.

17. Вельтман, А. Ф. Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея / А. Ф. Вельтман. - М. : Правда, 1990. - 684 с.

18. Вельтман, А. Ф. Эротида / А. Ф. Вельтман // Русская романтическая повесть / сост., вступ. ст. и примеч. В. И. Сахарова. - М. : Советская Россия, 1980. - С. 281-308.