Типология героев в русской романтической литературе

Демонический персонаж помогает Алексею воплотить его мечту - жениться на возлюбленной Груше. Но счастье Алексея оказывается иллюзорным: всё это привиделось ему во сне. За грехом Алексея следует его покаяние Герой Гоголя был лишён покаяния. Как мы помним, в финале повести Петро страдает, но его муки не тождественны мукам совести. Вообще же мотив покаяния присутствует во многих народных сказаниях о человеке, согрешившем ради обогащения. Например, собрание сказок В. И. Даля содержит два варианта данного сюжета, который называется «Грех и покаяние».. «Грешная мысль, пришедшая мне во сне, тяжко лежала на душе у меня, и мне хотелось хоть сколько-нибудь очистить себя молитвой» [с. 23]. Несмотря на раскаяние, Алексея, как и героя Гоголя, неизбежно ждёт наказание. Таким образом, мы видим, что даже мысленный договор с дьяволом является страшным грехом, за который герою приходится расплачиваться.

Одно из традиционных свойств нечистой силы - искушать человека. В русской романтической повести антропоморфные ирреальные существа выступают, прежде всего, в роли искусителя. Нечистые духи могут искушать человека «зелёным змием», как, например, в повести М. Н. Загоскина «Нежданные гости» (1834). По народным поверьям, чёрт является изобретателем табака и вина См., например: Шапарова Н. С. Краткая энциклопедия славянской мифологии. М. : АСТ : Астрель : Русские словари, 2001. С. 539.. У бесов, явившихся на ужин к Фёдору Кольчугину в образе казаков, просматриваются некоторые зооморфные черты («нос крючком, как у филина», «маленькие, прищуренные глаза вертелись и сверкали, как глаза дикой кошки» Загоскин М. Н. Нежданные гости // Русская романтическая повесть. М. : Советская Россия, 1980. С. 485-486. ). Демоны, как им и подобает, не благочестивы. Они не только не перекрестились перед образом Спасителя, но «даже и не поглядели на него».

Как известно, фольклорная нечисть любит петь и плясать, да ещё и склонять к этому православных христиан. В быличках черти могут появляться в облике человека, играющего на музыкальном инструменте Черепанова О. А. Чёрт, бес (№ 267) // Мифологические рассказы и легенды Русского Севера / сост. и авт. коммент. О. А.Черепанова. СПб. : Изд-во Санкт-Петерб. ун-та, 1996. [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://www.booksite.ru/fulltext/mip/hol/ogi/che/skye/3.htm#7 - (Дата обращения: 14.10.2015). . В повести М. Загоскина казаки соблазняют героя не только алкогольными напитками, но и музыкой их бесовского оркестра, под которую герой вынужден танцевать.

Антропоморфный демонический персонаж искушает свою жертву материальными благами. Например, в повести А. И. Иваницкого «Неразменный червонец» (1839) представитель нечистой силы Геогений соблазняет Кручинина богатством и знатным положением в обществе. Вопрос о природе данного ирреального существа представляется спорным. Геогений соединяет в себе признаки домового и черта. В повести данные понятия используются как синонимичные.

«- Что он такое говорил: черти в кулачки не бились?

- Он рассказывал, будто встал сегодня, когда ещё все домовые спали» Иваницкий А. И. Неразменный червонец // Иваницкий А. И. Провинциальные мечтатели. Вологда : Сад-Огород, 2011. С. 18. Далее цитируем повесть по данному изданию, указывая страницы в тексте. .

Имя Геогений, в переводе с греческого означающее «рождённый от земли», указывает на связь героя с Духом Земли из трагедии И. В. Гёте «Фауст». Однако в большей мере он напоминает Мефистофеля, одетого «как франт». Но это сходство частичное и чисто внешнее. «Несмотря на зиму, он (Геогений. - прим. А. Т.) был без шинели: один только сюртучок, сшитый по последней моде, защищал его от холода; на голове - шляпа, не знаю Чуркина или Циммермана, но только также по последней моде» [с. 20].

Несмотря на человеческий облик, Геогений обладает и зооморфными чертами. «Кручинин остановился, изумлённый тем более, что на голове незнакомца заметил что-то необыкновенное» [с. 20]. Этим «необыкновенным» являются рога, поскольку на вопросительный жест Кручинина - «два раздвинутых пальца», приставленных ко лбу, Геогений отвечает утвердительно. Рога выдают Геогения, даже когда он принимает вид другого человека. «Он (Кручинин. - прим. А. Т.) тотчас возвратился на прежнее место, и, крепко схватясь одной рукой за спинку кресел старухи, другую <…> машинально остановил над её рогатым чепцом» [с. 55].

Геогений «по привычке» держит руки поблизости от горла Кручинина. По народным представлениям, домовой может душить человека во сне. «Если человек испытывает чувство тяжести ночью, стеснение дыхания, как бы чьё-то прикосновение - это, считается, наваливается и «гнетёт» домовой» Черепанова О. А. Домовой и дворовой // Мифологические рассказы и легенды Русского Севера / сост. и авт. коммент. О. А.Черепанова. СПб. : Изд-во Санкт-Петерб. ун-та, 1996. [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://www.booksite.ru/fulltext/mip/hol/ogi/che/skye/2.htm#6 - (Дата обращения: 14.10.2015).. Существуют и такие былички, в которых сон человека тревожит не домовой, а чёрт См., например: Былички о чёрте. № 604 // Былички и бывальщины Воронежского края. Воронеж, 2008. С. 233. [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://www.vantit.ru/bylichki-and-byvalschiny/260-bylichke-o-cherte-i-nechistoj-sile.html. - (Дата обращения: 14.10.2015).. В тексте повести по отношению к персонажу часто используют определение «лукавый» («лукавый друг», «лукавый Геогений»), которым, благодаря народным воззрениям, был награждён чёрт См.: Афанасьев А. Н. Нечистая сила // Афанасьев А. Н. Древо жизни : избранные статьи. М. : Современник, 1982. С. 325..

Лукавый дарует Кручинину червонец, который, «сколько бы раз его ни разменяли», всегда возвращается к своему владельцу. Вместо привычного для демона договора о продаже души Геогений побуждает искушаемого героя написать роман, который должен заключаться «маленьким, но блестящим торжеством порока и мошенничества» [с. 27]. Демонический персонаж обещает «отслужить» Кручинину. Таким образом, Геогений исполняет роль не только демона-искусителя, но и беса-слуги Образ беса-слуги известен, прежде всего, по древнерусской литературе: «Повесть о Савве Грудцыне», «Слово и сказание о некоем купце»..

Геогений боится чертополоха. По древним поверьям, многие растения обладают свойством отпугивать нечистую силу, например, чертополох, который в народе нередко называли «чертогон-трава», защищал человека от чертей. Кручинин избавляется от лукавого друга при помощи чертополоха и трефового туза. Отметим, что данную масть, которая представляет собой крест в виде трилистника, остерегается и чёрт Бубантес из повести О. И. Сенковского «Записки одного домового». Об этой повести упоминает слуга Кручинина, доказывая своему барину, что домовые существуют [с. 19].

По его собственному признанию, Геогений уже «семь тысяч лет» живёт за печкой. Ограничение пространственного мира Геогения домашними стенами указывает на его связь с бытовыми, повседневными явлениями. До искушения Кручинина деятельность Геогения носит приземлённый характер. Он участвует в кулачных боях, происходящих между бесами из-за спора о стилистической принадлежности слова «хвост». Да и само искушение Кручинина, основанное на увеличении денежных средств путём неразменного червонца, направлено на приобретение обывательского благополучия. Снижение потустороннего мира до уровня низменной действительности, представленное автором в юмористическом плане, свидетельствует об эволюции жанра фантастической повести в период позднего романтизма, к которому принадлежит «Неразменный червонец» Иваницкого.

Создавая образ антропоморфного представителя демонических сил, авторы романтической повести ориентировались не только на фольклор, но и на западноевропейскую литературу, в которой с XVII века наблюдается своеобразная реабилитация дьявольской персоны. Уродливый монстр Средневековья трансформируется в дьявола-денди, то есть в молодого человека с привлекательными чертами лица См. Минуа Ж. Дьявол. М. : АСТ : Астрель, 2004. С. 108. В книгах и юмористических журналах романтической эпохи появляется модно одетый юноша с пышной шевелюрой, которая словно скрывает маленькие рожки В 1833 году в журнале «Le Charivari» был опубликован рисунок французского карикатуриста и графика Поля Гаварни (настоящее имя Ипполит Сюльпис Гийом Шевалье) «Дьявол на прогулке». На рисунке одетый с иголочки молодой человек прогуливается под руки с двумя пылкими, чувственными девушками. В новелле «Онуфриус» (1832) Т. Готье описывает беса, изысканно одетого, с рыжеватыми усиками и ироническими складками вокруг губ, намекавший на присущий дьяволу этакий «раблезианский» смех. .

В западноевропейской романтической литературе условно можно выделить две модели демонического героя: демон, «несущий свет», и демон, «ненавидящий свет» Отметим, что под словом «свет» в данном случае мы будем понимать истинные, полезные для человека знания о мире. .

«Светоносный», «несущий свет» - именно так можно перевести имя Люцифер. Это гордый, непокорный, свободолюбивый бунтарь, стремящийся открыть человеку безграничное знание (Дж. Г. Байрон «Каин» Люцифер Байрона обнаруживает сходство с Люцифером из поэмы Д. Мильтона «Потерянный рай» (1667).).

«Ненавидящий свет» - один из возможных вариантов перевода имени Мефистофель. Он - дух отрицания и разрушения, язвительный, насмешливый скептик. Мефистофель ненавидит «свет», то есть истинные знания, поэтому его «наставления» вредны для человека (Гёте «Фауст»).

В рассмотренных нами русских романтических повестях была обнаружена реализация второй модели демонического героя. Демонический герой, близкий «несущему свет» Люциферу, встретился нам только в незавершённом драматическом произведении В. Ф. Одоевского «Сегелиель, или Дон-Кихот XIX столетия. Сказка для старых детей» (1832).

В отличие от фольклорной нечисти, демоническая личность, восходящая к образцам западноевропейской литературы, фигурирует, как правило, в качестве одного из главных героев, а не второстепенного персонажа.

В повести А. Иваницкого «Неразменный червонец» Геогений учит Кручинина, как, по его мнению, следует правильно жить. Однако знания, передаваемые им Кручинину, ложны, противостоят морально-нравственным ценностям и направлены на укрепление материальных, а не духовных основ жизни. «Геогений принялся со всем своим адским искусством раздувать в школьнике жажду к литературной славе и ассигнациям; а между тем <…> вырывались у него выходки против всех священных правил, в которых была воспитана душа юноши» [с. 28]. Таким образом, демонический персонаж данной повести демонстрирует синтез фольклорной и западноевропейской литературной традиции.

Образ «европеизированного» демонического героя, «ненавидящего свет», фигурирует и в повести В. П. Титова «Уединённый домик на Васильевском» (1829). Варфоломей - «степенный, тщательно одетый» человек. Он «был статен, имел лицо правильное; но это лицо не отражало души, подобно зеркалу» Титов В. П. Уединённый домик на Васильевском // Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820-1840 гг.). Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1991. С. 192. Далее цитируем повесть по данному изданию, указывая страницы в тексте. . У данного героя зооморфные признаки отсутствуют. Однако представители общества графини И., с которым Варфоломей знакомит Павла - одну из своих жертв, по-видимому, являются носителями зооморфных черт. Создаётся впечатление, что под своими костюмами персонажи скрывают дьявольскую сущность. Они «отличались высокими париками, шароварами огромной ширины и не скидали перчаток во весь вечер» [с. 194].

Как и положено демоническому герою, распространяющему свои знания, Варфоломей является прекрасным оратором. Он «имел искусство убеждать и силу нравиться» [с. 190]. Риторические приёмы Варфоломея испытывают на себе два персонажа. Павла он обучает навыку «жить в свете», который позволит молодому человеку приобрести покровителей и выгодные связи в обществе. У Веры, сестры Павла, демонический герой пытается искоренить уважение к православным традициям, например, к венчанию. Он «уверял, что это всё пустые обряды, что любящим не нужно их, звал её с собою в какое-то дальнее отечество, обещал там осыпать блеском княжеским» [с. 206].

Демонический герой оказал пагубное воздействие на жизнь своих жертв: больная мать Веры уходит в мир иной без покаяния, сама Вера, духовно сломленная, оканчивает земное существование, Павел слывёт среди соседей чудаком, безумцем и умирает, «далеко не дожив до старости».

«Ненавидящий свет» демон способен искушать своими лжепознаниями творческую личность. Доктор Сегелиель из повести В. Ф. Одоевского «Импровизатор» (1833) сулит поэту Киприяно безграничные возможности в сфере искусства, если тот согласен «всё видеть, всё знать, всё понимать». Сегелиель отказывается от свойственного бесу древнерусской литературы письменного «договора» с человеком См. «Повесть о Савве Грудцыне» (70-е годы XVII века), «Чудо святого Василия Великого о прельщённом отроке» (XVII век). , мотивируя тем, что «сказанного слова так же топором не вырубишь, как и писанного» Одоевский В. Импровизатор // Русская романтическая повесть. М. : Советская Россия, 1980. С. 191. Далее цитируем повесть по данному изданию, указывая страницы в тексте. . «Всезнанье» приводит Киприяно к проникновению не в духовную, а в материальную сущность окружающего мира. Возлюбленная героя представляется ему в анатомическом разрезе. «Киприяно видел, как трёхгранная артерия, называемая сердцем, затрепетала в его Шарлотте; как красная кровь, производила эту нежную белизну, которою он, бывало, так любовался…» Там же. С. 192. . Дар демонического героя приводит Киприяно к сумасшествию. «Я нашёл Киприяно в деревне одного степного помещика; там исправлял он должность - шута. В фризовой шинели, подпоясанный красным платком, он беспрестанно говорил стихи на каком-то языке, смешанном из всех языков» Там же. С. 196. .

Демон-искуситель ради соблазнения жертвы мог принимать вид знакомого ей человека. Такой способностью к оборотничеству обладает герой повести Н. А. Мельгунова «Кто же он?» (1831). Повествователю этот ирреальный герой напоминает покойного друга, перед Глафирой показывается в облике её возлюбленного (также умершего). Взгляд Вашиадана обладает неким магнетическим воздействием на окружающих. Он становится причиной обморока Глафиры. Глаза героя сверкают «необыкновенным светом». Вашиадан носит тёмные фиолетовые очки, чтобы люди не видели его «огненного взора». Вспоминается знаменитый «глаз Балора» из кельтской мифологии, который был всегда закрыт, чтобы не причинить никому вреда. Вашиадану удаётся похитить свою жертву. Он увозит Глафиру в «очаровательный замок», где по ночам принимает облик покойного возлюбленного Глафиры, а днём является в своём привычном виде.

Герой, ориентированный на указанную модель, выходит за рамки жанра повести. Например, он появляется в романе М. Н. Загоскина «Искуситель» (1838) Роман М. Н. Загоскина «Искуситель» злободневен в политическом отношении. В этом аспекте демонический герой олицетворял Зло, пришедшее из просвещённой Европы. Барон Брокен В примечании к роману указано: «Брокен - в этом имени автор явно обыгрывает название знаменитой горной вершины в Германии Броккен, на которой по преданиям проходил шабаш ведьм в Вальпургиеву ночь; аналог Лысой горы под Киевом». Гору Брокен в Вальпургиеву ночь посещают Фауст и Мефистофель. - «человек лет тридцати пяти в модном сюртуке с длинным висячим воротником, в круглой шляпе и щегольских сапогах с белыми кожаными отворотами» Загоскин М. Н. Искуситель // Загоскин М. Н. Аскольдова могила : романы, повести. М. : Современник, 1989. С. 407. Далее цитируем роман по данному изданию, указывая страницы в тексте. . Героя прямо сравнивают с гётевским Мефистофелем. «Он точно был демон, но, разумеется, нашего века: не с хвостом и рогами, а одетый по последней моде, остроумный, насмешливый, точь-в-точь такой, какого навязал себе на шею чернокнижник Фауст» [с. 290]. Наружность барона Брокена также сходна с мефистофелевской Традиционный облик Мефистофеля, как известно, таков: резкие угловатые черты, острый нос, скулы, бородка-эспаньолка. : «орлиный нос, рот до ушей и светло-серые блестящие глаза, на которые тяжело было смотреть» [с. 407]. «Рот до ушей», «насмешливое выражение лица и почти беспрерывная сардоническая улыбка» - здесь вспоминаются известные выражения «мефистофелевский хохот», «мефистофелевская улыбка».

Барон - истинный «дух отрицанья». Он высмеивает общечеловеческие ценности. Барон «смеялся над предрассудками и называл предрассудком всё, что я (Александр. - прим. А. Т.) привык с детства почитать святым» [с. 415]. Демонический барон-скептик выступает в роли искусителя. Он способствует развитию отношений между Александром, у которого есть невеста, и замужней Надиной. «Чистая, возвышенная, небесная» любовь Александра под воздействием барона Брокена постепенно обретает вещественную «форму». Знания барона, преподносимые главному герою, являются ложными, поскольку они постепенно ввергают Александра в грех. Однако барону Брокену не удаётся окончательно совратить с пути истинного Александра, которого ограждает от дурного влияния добродетельный Луцкий.

В русской романтической повести в качестве демонического героя может выступать не только нечистая сила, но и человек. В данном случае справедливым будет высказывание Р. Мюшембле, которое относится к определению демонического в западноевропейской культуре XIX-XX веков:

«Демон становится тёмной гранью человеческой натуры, личиной, скрывающей пустоту». Мюшембле Р. Очерки по истории дьявола: XII-XX вв. / пер. с фр. Е.В. Морозовой. М. : Новое лит. обозрение, 2005. С. 358. Такой герой обладает метафорической инфернальностью, происходящей от гипертрофии страстей. У демонического человека, в отличие от нечистой силы, социально-этическим идеалам реального мира противостоит его собственная воля. Такой герой представлен, прежде всего, в исторической повести, например, в ливонском цикле А. А. Бестужева-Марлинского и некоторых других его повестях («Изменник» (1825), «Латник» (1831)). Демонический герой данных повестей ориентирован на злодея готического романа и исторического романа В. Скотта, генетически связанного с литературой «тайн и ужасов» См. Вацуро В. Э. А. Бестужев-Марлинский. Ливонские повести // Вацуро В. Э. Готический роман в России. М. : Новое лит. обозрение, 2002. С. 351-371. . Архетип героя-злодея восходит, вероятно, к волшебной сказке, в которой происходит отчётливая дифференциация героев на добрых и злых. Демонический человек избирает в качестве наивысшей ценности собственные желания, чувства. «Для моей воли нет завета, ни препон - кроме гибели» Бестужев-Марлинский А. А. Замок Нейгаузен // Бестужев-Марлинский А. А. Романтические повести. Свердловск : Средне-Уральское книжное изд-во, 1984. С. 53.. Эта фраза Ромуальда фон Мея из повести «Замок Нейгаузен» могла быть произнесена любым злодеем исторических повестей Марлинского.

Демонические герои Бестужева-Марлинского могут быть сходны с готическими злодеями по следующим признакам:

1. Наличие жертвы, притесняемой героем.

2. Свирепый внешний облик, в котором нередко просматривается сверхъестественность героя.

3. Однозначность характера, выражающаяся в наличии только отрицательных черт.

4. Биография героя представлена как цепь злодейств и преступлений.

5. Скрытый мотив инцеста, заключающийся в претензиях демонического героя на невесту своего родственника.

Рассмотрим образ демонического человека на примере

барона Бруно из повести «Кровь за кровь» («Замок Эйзен») (1825), в котором воплотились все перечисленные характеристики готического злодея. В портрете барона Бруно подчёркивается жестокость, даже некоторая сверхчеловечность героя, показанная через силу его взгляда. «Взгляд его был так свиреп и пронзителен, что убивал на лету ласточек» Бестужев-Марлинский А. А. Кровь за кровь // Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820-1840 гг.). Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1991. С. 100. Далее цитируем повесть по данному изданию, указывая страницы в тексте.

. Демонизм героя обнаруживается не только в его бесчисленных злодействах («даром <…> порубливали встречного и поперечного» [с. 100]), но и в опосредованной связи с потусторонним миром. «Ходила молва, будто латы его заговорены были - оно и статочное дело - барон много лет возился с египетскими чародеями» [с. 101]. Прошлое героя заключается в череде набегов, поджогов, убийств. «Заедет он далеко в Русь…врасплох… завидел деревню - подавай огня. <…> Кто противится - резать, кто кричит - того в пламя» [с. 100]. Свою прихоть он ценит выше, чем жизнь безвинного человека. Об этом свидетельствует убийство героем мельника, совершённое ради доказательства своей меткости.

Жертвами Бруно становятся племянник Регинальд и его невеста Луиза. Злодеяние Бруно против этих героев имеет имплицитно выраженный инцестуальный характер. Барон насильно женится на избраннице своего родственника. По отношению к своему племяннику Бруно выступает не только в качестве тирана, но и лженаставника. «Бруно <…> Регинальда помыкал вовсе не по-родственному и учил именно тому, чего знать не должно» [с. 103]. Сначала Регинальду удаётся противостоять пагубному воздействию дяди. Однако после женитьбы Бруно, «чтобы не отослал его дядя прочь - принуждён <…> стал угождать ему на счёт совести» [с. 106]. Притеснения барона приводят его жертв к бунту. С согласия возлюбленной Регинальд убивает кровного родственника. Таким образом, демонический герой не просто угнетает своих жертв. Он способствует нравственной деградации героев, превращая их в преступников, поскольку возмездие, совершённое людьми, а не Господом, является неправедным.

Демонический человек характерен и для других разновидностей повести, например, для светской. В повести Н. Ф. Павлова «Демон» (1839) таким героем является Андрей Иванович - обыкновенный небогатый чиновник с абсолютно недемонической внешностью: серые глаза, полные щёки, белокурые волосы с проседью. Он не имеет никаких связей со сверхъестественным миром. Несмотря на это, герой является носителем демонизма, который заключается в причинении жертве нравственного зла. Ради улучшения материального положения он торгует чувствами молодой жены, превращая её в любовницу своего начальника.

Итак, тип демонического героя зарождается в русской романтической прозе в 20-е годы в рамках повести фантастической (собственно демонический герой) и исторической (демонический человек). Пик популярности собственно демонического героя приходится на первую половину 1830-х годов, так как именно в это время доминирующей разновидностью романтической повести является фантастическая. В конце 30-х годов демонический герой продолжает фигурировать на страницах фантастической повести и романа. В 1840-х годах данный герой вместе с фантастической повестью теряет свою актуальность. Те немногие повести, в которых он встречается, как правило, являются стилизацией под фантастические повести 30-х годов, повторяют их темы и сюжеты [121].

Демонический человек фигурирует, прежде всего, в исторической повести 20-х годов [6; 7; 8; 10; 11]. Однако он присутствует и в других типах повести, например, в светской повести 30-х годов [82]. Здесь демонический человек теряет свои сверхъестественные черты, присущие ему в 20-х годах в исторической повести. Видимо, это связано с приближающейся эпохой реализма.

Идеальный мир для демонического героя образует инфернальное, то есть непосредственно связанное с тёмными силами ирреальной сферы, или вполне земное зло, направленное на его жертв, ложная философия, основанная на идеалах безнравственности, гипертрофия собственных, нередко низменных страстей, их приоритет над разумом.

Особенности демонического героя таковы:

1. Прямая или метафорическая связь с тёмной стороной потустороннего мира.

2. Инверсия добра и зла. Демонический герой сеет вокруг себя зло под маской добра.

3. Модель создания демонического героя. В русской романтической прозе 20-х-40-х годов XIX века демонический герой фигурирует в трёх ипостасях: фольклорной, западноевропейской и одной из её разновидностей - готической. На фольклорную модель ориентированы, как правило, собственно демонические герои, обладающие зооморфными чертами [23; 24; 28; 113; 114; 117; 118; 119; 120]. Западноевропейская модель свойственна преимущественно собственно демоническим героям в антропоморфном облике. Эту модель представляет демон, «ненавидящий свет» [38; 55; 62; 123]. Образ демонического героя может быть построен на синтезе фольклорной и западноевропейской традиции [43]. По модели готического романа созданы демонические люди исторической повести [6; 7; 8; 10; 11].

4. Роль демонического героя.

Вредитель - генетически связан с одноимённым персонажем волшебной сказки, исследованной В. Я. Проппом. Действия такого героя могут заключаться в мелком вреде или крупном нравственном/физическом зле, произведённом в открытую или исподтишка [6; 7; 8; 10; 11; 23; 24; 28; 113; 114; 116; 117; 118; 119; 120]. Самый распространённый вид вредительства такого героя - искушение [38; 43; 55; 62; 123].

Помощник - осуществляет помощь добровольно [43] или вынужденно [28]. Он может оказывать единовременную помощь или служить герою на протяжении некоторого количества времени. Служба героя осуществляется на определённых условиях договора, который, заключается не в письменной, а в устной форме, и определяет иную плату, нежели душа человека.

5. Внешний облик демонического героя. В повестях, ориентированных на фольклорную модель, чёрт мог появиться и в зооморфном, и в антропоморфном виде. «Западноевропейский» бес русских романтиков не показывается людям в своём истинном виде. Это респектабельный, уверенный в себе мужчина, обладающий приятной наружностью. Демонический герой отличается особым взглядом и улыбкой. Его взгляд обладает огромной магической силой, но силой отрицательной («острый», «огненный», «мертвящий» взор). Улыбка демонического героя, наряду с его смехом (иногда хохотом), злая, саркастическая, «мефистофелевская». Внешний облик демонического человека варьируется от обыкновенного, ничем не примечательного до «сверхъестественного».

6. Противопоставленность христианскому началу - основная черта всех разновидностей демонических героев, отделяющая их от возвышенного романтического героя.

7. Конфронтация демонического героя и его жертвы. В поединке человека и демонического героя нельзя определить постоянного победителя. Собственно демоническому герою в зооморфном облике, выступающему в роли вредителя, в большинстве случаев удавалось доминировать над человеком. Скорее всего, это объясняется фольклорной моделью, на которую был ориентирован данный герой. Его влиянию были подвержены, в основном, люди непривилегированных сословий (крестьяне, ремесленники), склонные к суевериям и страху перед нечистым. Реализация планов антропоморфного демонического героя относительно искушения своей жертвы не всегда доводилась до конца. Поражение данной разновидности демонического героя можно объяснить его генетической связью с западноевропейским демоном, «ненавидящим свет» (Гёте «Фауст»), которому не удалось получить душу человека, введённого им в грех. В отличие от произведения Гёте, в русской романтической прозе душа героя оказывается спасена не после смерти высшими силами, а при жизни, благодаря самому искушаемому или его наставникам. В битве между представителями реального мира побеждала, как правило, жертва демонического человека. Особенно это касается исторической повести, в которой демонический герой имеет сходство с готическим героем-злодеем. Как известно, в готическом романе добро торжествует, а зло остаётся наказанным. В русской исторической повести возмездие также ожидает всех творящих зло, даже жертв демонических героев, например, в случае их неправедной мести.

2.3 Хранительница

Романтический культ женственности объясняет появление в русской повести рассматриваемого периода хранительницы - героини, выполняющей по отношению к избранному ей человеку миссию ангела-хранителя. Подобные героини не становились предметом специального исследования. Некоторые, иногда фрагментарные сведения о женских образах, реализующих указанную функцию, содержатся в отдельных статьях См., например: Давидович М. Г. Женский портрет у русских романтиков первой половины XIX века // Русский романтизм : сб. статей / под ред. А. И. Белецкого. Л. : Academia, 1927. С. 88-144; Маркович В. М. Дыхание фантазии // Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820-1840 гг.). Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1991. С. 21-22. .

Хранительницы русской романтической повести по своей сущности дифференцируются на две разновидности: трансцендентные создания и представительницы реального мира. Трансцендентные героини-хранительницы обитают в различных сферах. Самым населённым локусом являются четыре первоосновы мира, выделенные античными философами: земля, вода, воздух, огонь. Как известно, в рассматриваемый период русская культура вступает в активный диалог с немецкой См., например: Ботникова А. Б. Немецкий романтизм диалог художественных форм. Воронеж : Аспект Пресс, 2005. 352 с. . Для немецкой романтической философии характерно одушевление природы, признание её творческого начала. Это, например, натурфилософия Шеллинга, развивающаяся в русле панпсихизма. В немецкой литературе, тесно, иногда неразрывно связанной с философией, получают воплощение образы стихийных духов, описанных Парацельсом в трактате «О нимфах, сильфах, пигмеях и прочих духах» (1536) и его последователями Учение Парацельса о стихийных существах излагает, например, Монфокон де Виллар в сочинении «Граф де Габалис, или Разговоры о тайных духах» (1670). . В немецкой романтической повести представлены духи всех четырёх стихий (Бр. Гримм «Домовые», Ф. Де Ла Мотт Фуке «Ундина», Л. Тик «Эльфы», Гофман «Стихийный дух»).

Опираясь на опыт средневековых мистиков и современников-единомышленников, русские романтики создавали в своих повестях образы стихийных духов. Обратимся, например, к повести В. Одоевского «Сильфида» (1837). Сильфида здесь - плод каббалистических экспериментов Михаила Платоновича. Брошенный в воду бирюзовый перстень превращается в розу, в чашечке которой зарождается новая жизнь. Женщина, которая покоится в чашечке цветка, является созданием прекрасным Следует отметить, что образ женщины-цветка был широко распространён в произведениях немецких романтиков (Например, Гофман «Повелитель блох», К. Брентано «Мирточка», бр. Гримм «Гвоздика», Новалис «Генрих фон Офтердинген»). Героини этих и других произведений немецкой литературы свидетельствуют о том, что женщина-цветок является воплощением красоты и совершенства. Возможно, преклонение немецких романтиков перед тем, что взрастила земля, объясняется их увлечением натурфилософским мистицизмом Я. Бёме, который утверждал: «Какое ты посеешь в землю семя, такое и взойдёт тебе, и вечно будет цвести, и приносить плоды» (Бёме Я. Аврора, или Утренняя заря в восхождении. СПб. : Азбука, 2000. C. 268). . Сильфида описывает Михаилу Платоновичу другой, неземной, мир. «У нас веет солнце, звучат цветы, благоухают звуки…» Одоевский В. Ф. Сильфида // Русская романтическая повесть. М. : Советская Россия, 1980. С. 235.. Здесь воплощается принцип синкретизма, близкий романтическому мироощущению. Например, синестезия искусства была характерна для немецкого романтизма, в котором к ней обращались и герои романтической литературы, как правило, художники «Это не пустой образ и не аллегория, когда музыкант говорит, что краски, запахи и лучи представляются ему в виде звуков, и в их сочетании видит он дивный концерт», - писал Гофман в «Крейслериане» (цит. по: Ванслов В. В. Эстетика романтизма. М. : Искусство, 1966. С. 247). , и её авторы А. В. Шлегель соотносил между собой буквы и цвета: «А - соответствует светлому, ясному, красному и означает молодость, дружбу и сияние. И - отвечает небесно-голубому, символизируя любовь и искренность. О - пурпурное, Ю - фиолетовое, У - ультрамарин» (Эйзенштейн С. М. Вертикальный монтаж // Эйзенштейн С. М. Избранные произведения : в 6 т. Т. 2. М. : Искусство, 1964. C. 115). .

Выбрав идеальный мир, в который его приглашает стихийный дух, герой лишился бы своей материальной оболочки - тела, но обрёл бы вечную духовную жизнь в царстве Сильфиды, где доступно постижение высших истин. Он мог стать творцом нового, синкретического, искусства. «А может быть, я художник такого искусства, которое еще не существует, которое не есть ни поэзия, ни музыка, ни живопись, - искусство, которое я должен был открыть и которое, может быть, теперь замрёт на тысячу веков», - сообщает Михаил Платонович после своего принудительного «исцеления» окружающими Одоевский В.Ф. Указ. соч. С. 241..

Не все сверхъестественные существа позволяют человеку проникнуть в их идеальную сферу, как, например, героиня из повести К. С. Аксакова «Облако» (1836). Она изображается автором в двух ипостасях - это ирреальная девушка-облако и земная девушка Эльвира. Имена героини, на наш взгляд, имеют немаловажное значение при раскрытии её образа как типа «хранительница». Облако соотносится с небом, которое древние славяне воспринимали как «священный храм, где живут светлые боги» и посланники божьи - ангелы-хранители Афанасьев А. Н. Небо и земля // Афанасьев А. Н. Древо жизни : избранные статьи. М. : Современник, 1982. С. 122. . Эльвира в переводе с древнегерманского означает «защитница». Связь хранительницы и её подопечного выявляется не только на сюжетном, но и на языковом уровне. Семья, в которой воспитывается Эльвира, носит фамилию Линденбаум (Lindenbaum в переводе с немецкого означает «липа»). Фамилию Лотария можно перевести как «зелёное поле» (Grunenfeld). Такое сочетание напоминает о пробуждении природы, на лоне которой романтики искали гармонию и умиротворение.

Первое описание героини дано через восприятие десятилетнего Лотария Грюненфельда, который разглядывает плывущее по небу облачко. «Облачко плыло. Лотарий ещё явственнее различал в нём вид человека; ему показалось теперь, что видит в нём прекрасный женский образ: распущенные волосы, струящаяся одежда…» Аксаков К. С. Облако // Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820-1840 гг.). Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1991. С. 485. Далее цитируем повесть по данному изданию, указывая страницы в тексте. . Не случайно именно ребёнку позволено соприкоснуться с миром сверхъестественных сил. Один из постулатов романтиков гласил: «Только наивная и неискушённая детская душа может приблизиться к истине высшего порядка» Маркович В. М. Дыхание фантазии // Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820-1840 гг.). Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1991. С. 21.. Одоевский в «Психологических заметках» писал: «Ребёнок редко ошибается. Его ум и сердце ещё не испорчены» Одоевский В.Ф. Психологические заметки // Одоевский В.Ф. Сочинения : в 2 т. Т. 1. М. : Худож. лит., 1981. С. 277. . Героиня появляется перед маленьким Лотарием также и в образе «стройной, бледной девушки, в которой он <…> узнал своё облачко» [с. 485].

Эльвира, земное воплощение девушки-облака, «задумчиво и печально» наблюдает за двадцатилетним Лотарием, который из беззаботного, милого мальчика превратился в тщеславного юношу. «Грустный взор» бледной девушки смущает молодого человека, заставляет задуматься о своей «пустой, бесцветной» жизни. С появлением девушки-ангела душа Лотария обрела утраченную гармонию: «сердце его тихо наполнилось чувством, ум - мыслию» [с. 488]. Герой «оставил свет и его законы» [с. 491].

У Аксакова, в отличие от повести Одоевского, прямо указано на выполнение героиней-хранительницей функции божественного духа. Лотарий воспринимает знакомство с «бледной девушкой» как встречу, дарованную ему небесами. «О, это верно ангел-хранитель мой. Его желания будут моим законом, пусть будет она моим путеводителем в этой жизни» [с. 488]. Сама девушка-облако соотносит себя с посланницей Господа. «Я буду его ангелом-хранителем, буду невидимо осенять его, услаждать все часы его жизни» [с. 495].

При описании внешнего вида героини автор использует светлые, приближенные к белому цвета. Бледное лицо, русые волосы, белое платье - всё это придаёт некую эфирность, воздушность образу Эльвиры, подчёркивая её принадлежность к небесному миру. Кроме того, белый цвет, как известно, является символом чистоты и непорочности. Героине доступен мир искусства, при помощи которого она нравственно воздействует на своего подопечного. Песня Эльвиры, сопровождаемая её игрой на фортепиано, возвращает Лотарию утраченные воспоминания о детстве, очищающие душу героя [с. 489-490].

После знакомства с Эльвирой герой испытывает то, что немецкие романтики называли Sehnsucht. В это состояние Лотарий погружается, когда в сумерках выходит на дорогу и глядит вдаль. «Вы смотрите туда, где дорога сливается с небом, вы знаете, что она ещё всё тянется, туда, далеко, далеко, душа стремится за нею и летит, летит, а перед ней всё даль туманная, - это чудное состояние, какое-то безотчётное, безграничное стремление, какое-то Sehnsucht…» [с. 492]. Девушка-облако является для героя недостижимо прекрасным идеалом. «Лотарий чувствовал, что любит Эльвиру, и не желал никакого ответного чувства» [с. 494]. Облако как символ таинственного, волшебного, но ускользающего от человека явления, встречается в немецкой литературе (Гёте «Фауст», Новалис «Генрих фон Офтердинген», Гофман «Крошка Цахес»).

Неземная девушка скрывает от Лотария тайну своего происхождения. Однако герой, став невольным свидетелем разговора Эльвиры с отцом, узнаёт правду. Если оперировать терминами В. Я. Проппа, наблюдается ситуация: запрещение - нарушение запрета. Для Лотария «нарушение запрета» заканчивается «наказанием»: девушка-облако возвращается в своё отечество. «Прости, мой Лотарий, ты меня никогда не увидишь более здесь, но иногда по небу пронесётся облако, и ты узнаешь свою Эльвиру, которую знаешь и любишь ещё с детства» [с. 496]. Таким образом, героиня данной повести, осуществляющая охрану своего подопечного не в идеальном бытии, как Сильфида Одоевского, а в реальном мире, помогает Лотарию возродить нравственные ценности, утерянные им в юности.

В повести В. Ф. Одоевского «Косморама» (1839), где возлюбленная героя появляется перед ним в виде белого облака, речь идёт уже не о духовном исцелении человека, а о его физическом спасении. Героиня выводит своего любимого из бушующего пламени. «В эту минуту только я заметил пред собою как будто белое облако... всматриваюсь... в этом облаке мелькает лицо Софьи... она грустно улыбалась, манила меня... Я невольно следовал за нею... Где пролетало видение, там пламя отгибалось, и свежий душистый воздух оживлял мое дыхание...» Одоевский В. Ф. Косморама // Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820-1840 гг.). Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1991. С. 347..

В повестях 40-х годов стихийные духи-хранительницы могут сочетать деятельность приземлённую и возвышенную. Например, ирреальная героиня из повести Ф. Фан-Дим (псевдоним Е. В. Кологривовой) «Хозяйка» (1843). За героиней прочно закреплено определение «хозяйка». Только один раз она названа сильфидой, что позволяет причислить её к стихийным духам воздуха. При раскрытии образа героини автор, подобно Аксакову, обращается к символике белого цвета. Ожидая встречи с прекрасным духом, Константин видит перед собой «белое Здесь и далее в рамках данного параграфа курсив наш. облачко, из которого с каждою новою струёю света всё более и более выказывались знакомые, милые черты; наконец облачко совершенно рассеялось, и хозяйка предстала перед художником во всём блеске своей красоты» Фан-Дим Ф. [Кологривова Е. В.] Хозяйка // Библиотека для чтения. 1843. Т. 56. С. 48. Далее цитируем повесть по данному изданию, указывая страницы в тексте. . Костюм героини соответствует воздушной стихии, из которой она появляется. «Одежда ее поражала тем белым матовым и вместе как бы прозрачным цветом, который восхищает нас только в чудной ткани облаков и до которого земная наша промышленность никак не может достигнуть» [с. 38]. Как и положено настоящей сильфиде, она имеет крылья. «Из-за прелестных плеч незнакомки выглядывали крошечные крылышки, белые, как пух лебяжий, и слегка окаймлённые нежным розовым оттенком» [с. 39]. Хозяйка Кологривовой - это красавица в миниатюре Вспомним «миниатюрную женщину» из повести В. Ф. Одоевского «Сильфида». . «Изумленному взору Константина предстала девушка очень небольшого роста, но красоты ослепительной, но стройная, как творческая мысль гениального художника-поэта» [с. 38]. Сильфида совершенна настолько, что даже её «слезинки» превращаются в «благоухающие листки розы» Как уже говорилось выше, немецкие романтики в своих произведениях нередко создавали образы женщины-цветка. Русские романтики, обращаясь к этой традиции, видоизменяют её, только уподобляя своих героинь цветкам. Излюбленной представительницей флоры была роза, с которой обычно сравнивается женский румянец. У Жанни из повести А. А. Бестужева-Марлинского «Лейтенант Белозор» «румянец на щечках подобился розам, плавающим на молоке» (Бестужев-Марлинский А. А. Лейтенант Белозор // Бестужев-Марлинский А. А. Романтические повести : повести, рассказы, были / сост. В. Ф. Турунтаев. Свердловск : Средне-Уральское книжное изд-во, 1984. С. 186). .

Героиня выступает в качестве не только хозяйки, наводящей порядок в мастерской художника, но и Музы, дарующей ему вдохновение и увеличивающей творческий потенциал. Хозяйка сама обладает творческим даром. Она создаёт картину, которая утром исчезает Хозяйка появляется перед героем дважды, и оба раза это происходит ночью.. «Но зато, когда он сам (Константин. - прим. А. Т.) принялся за работу, та же группа стала быстро ложиться под кистью как бы по контуру, проложенному мелом» [с. 45]. Под влиянием хозяйки герой становится более требовательным к своим творческим способностям. «Теперь он уже не был доволен тем, что прежде привело бы его в восторг; он нередко бросал в огонь работы, которые бы сделали славу любому из его товарищей; какой-то тайный голос шептал ему: «Ты можешь, ты должен сделать лучше!» [с. 46]. Ирреальной девушке подвластны и другие виды искусств. Танец хозяйки, исполняемый под музыкальное сопровождение, вызывает у Константина состояние, похожее на экстаз. «Константин слушал, смотрел, дрожал от восторга, изнемогал, замирал и оживал снова, и тогда его дыхание веяло пламенем. В нем наслаждение доходило до степени страдания; но с этим страданием он бы век не расставался, за него бы готов заплатить жизнью...» [с. 41]. Таким образом, героиня напоминает Константину, что настоящий художник Подробнее о толковании слова «художник» в рассматриваемый период см. в параграфе «Творец». - личность универсальная, сведущая не только в избранном, но и в других видах искусства.

Женщины-духи ревнивы. Они враждебно относятся к общению своего подопечного с другими особами противоположного пола Например, Монфокон де Виллар в указанном сочинении описывает следующий случай: «Некий философ, вступивший в связь с нимфой для того, чтобы обессмертить её, оказался довольно непорядочным человеком: взял да и влюбился в обычную женщину. И вот однажды, сидя за ужином со своей новой любовницей и несколькими друзьями, он увидел, как в воздухе перед ним возникла прелестнейшая на свете ляжка; незримая нимфа хотела таким образом показать его друзьям, какую оплошность он совершил, предпочтя ей простую представительницу прекрасного пола. После чего разгневанная нимфа умертвила его на месте». Монфокон де Виллар. Граф де Габалис, или Разговоры о тайных науках [Электронный ресурс] -Режим доступа: http://fanread.ru/book/5936021/?page=1. - (Дата обращения: 14.10.2015).. Воспоминание героя о поцелуе прекрасной Беппы оборачивается хаосом в его мастерской. «Вдруг в мастерской все возмутилось, зашумело, заскакало, <…> один из клинков выскочил из пялки, равендук покоробился, несколько пузырей с лучшими красками лопнули, муштабель упал и переломился; в живописном ящике заплясали кисти, и из одной перегородки в другую кусками стали перепрыгивать и мешаться краски» [с. 40]. Таким образом, хозяйка, выступая в качестве хранительницы Константина, наводит порядок в его мастерской и поддерживает творческие силы героя. Её протест против общения Константина с другими девушками - не просто ревность к соперницам, но защита художника от влияния всего земного, преходящего, в том числе и женского внимания. Внешность и характер героини соответствует стихийным духам в уже рассмотренных нами повестях. Однако, в отличие от этих повестей, сильфида занимается не только возвышенной, но и вполне земной деятельностью. Некоторое снижение образа сильфиды объясняется влиянием зарождающегося реалистического направления, повышением интереса к формам материального мира.

Синтез обозначенных видов деятельности характерен и для духа огненной стихии из повести В. Ф. Одоевского «Саламандра» (1844). Подобно героине Аксакова, Саламандра предстаёт в двух обличьях - в виде простодушной девушки Эльсы с берегов Вуоксы и всемогущего духа огня. Изображая внешний облик героини в её земной ипостаси, Одоевский отдаёт предпочтение белому цвету, который подчёркивает её невинность и добродетель. «…Вошла Эльса; её кофта была едва застегнута, белые, как лен, локоны рассыпались по белой, полуоткрытой груди» [с. 170]. Однако на ассамблее девушка появляется в платье «ярко-красном, что ей очень нравилось» [с. 166]. Красный цвет напоминает о родственной Эльсе стихии огня.

В языках пламени Эльса видит двойника, своё неземное воплощение - Саламандру, которая манит её в огненный мир. Устами своей земной «сестрицы» Саламандра предупреждает Якко об опасности его нового, «европеизированного» образа жизни. «Беги отсюда, <…> здесь развлекут тебя, удалят тебя от меня, погасят, ты отвыкнешь понимать язык наш! На берегах Вуоксы люди не совратят тебя, там сосны и утесы безмолвны, луна светит своей живительной силой и духотворит грубое тело…» [с. 174]. Девушка и её второе, ирреальное, «я» разделяют заботу о своём возлюбленном. Эльса ведёт хозяйство Якко, взяв на себя все житейские заботы о его семействе. Саламандра помогает герою добыть «одну из низших степеней» философского камня. За свою услугу стихийный дух требует одного: «Будь моим, будь моим, Якко, клянись...» [с. 203].

Люди, препятствующие или предавшие стихийных духов, испытывают на себе их гнев. Супруга Якко - соперница Саламандры, сгорела, объятая каким-то внутренним, никому не видимым жаром. Саламандра мстит Якко, принявшему облик старика-алхимика, за его измену. «Стены дышат огнем, потолок разрушается, еще минута... и не стало ни алхимика, ни его печи, ни Эльсы!» [с. 219]. Таким образом, Эльса-Саламандра помогает герою и в обыденных, и в ирреальных занятиях, заботясь о его благополучии в духовной и материальной сфере. Охраняя любимого человека, героиня требует взамен, чтобы он принадлежал только ей.

Ирреальные героини-хранительницы пребывают и в сфере искусства. Например, созданные художником прекрасные девушки из повести К. С. Аксакова «Вальтер Эйзенберг» (1836). Подобно пигмалионовской Галатее, девушки оживают, но только для своего творца. Вальтера преследует Цецилия, олицетворяющая демоническое начало мироздания. Она напоминает таинственных героинь фантастических повестей немецких романтиков, которые вольно или невольно манипулируют сознанием близкого им человека (Олимпия из повести Гофмана «Песочный человек», фея из повести Л. Тика «Руненберг»).

Девушки помогают Эйзенбергу обрести утраченную с самим собой гармонию. «И вот они (девушки. - прим. А. Т.) спрыгнули с картины и сели возле него; два взяли его за руки, одна смотрела, улыбаясь, ему в глаза. Вальтеру показалось, что он освободился от тоски своей, которая уже два года преследовала его; он вздохнул так глубоко, так отрадно, вздохнул и взглянул на них» Аксаков К. С. Вальтер Эйзенберг // Русская романтическая повесть. М. : Советская Россия, 1980. С. 509. . Вальтер воспринимает героинь своей картины как неземных существ, которые принадлежат к божественным силам. «Меня утешают три девушки, три ангела» Там же. С. 511. . Но прекрасные девушки бессильны перед чарами Цецилии, которая требует, чтобы Вальтер сжёг картину. Картину удаётся спасти благодаря бунту самого Эйзенберга. Отказываясь повиноваться Цецилии, герой показывает, что он является достойным носителем своей фамилии. «Эйзенберг» (Eisenberg) в переводе с немецкого означает «железная гора».

Когда Вальтер признаётся, что хотел бы всегда быть вместе с идеальными созданиями, девушки зовут его в свой мир гармонии и красоты. Герой умирает для земного мира, чтобы воскреснуть и вечно жить в идеальной сфере искусства. Таким образом, хотя девушкам не удалось защитить художника от влияния демонической Цецилии, они возвратили ему душевное равновесие и помогли осознать, что мир искусства прекрасен и непреходящ. Однако, как и в некоторых фантастических повестях немецких романтиков, победа остаётся на стороне тёмных сил. В эпилоге автор сообщает, что родственник Эйзенберга, которому досталась картина, после посещения Цецилии сжег творение художника.

Хранительницы сверхъестественного происхождения могу быть одновременно связаны и с миром искусства, и с природными силами. Такова ирреальная героиня из повести И. В. Киреевского «Опал» (1831), полное имя которой - Музыка Солнца, прямо указывает на данную связь. Она - жительница таинственной планеты, помогающая сирийскому царю Нурредину обрести нравственно-эстетический идеал. Планете, как и самой девице Музыке, присущ синкретизм мира искусства и природных явлений. «Вместо ветра здесь веяла музыка, вместо солнца здесь светил сам воздух. Вместо облаков летали прозрачные образы богов и людей, как будто снятые волшебным жезлом с картины какого-нибудь великого мастера…» Киреевский И. В. Опал // Русская фантастическая проза эпохи романтизма (1820-1840 гг.). Л., 1991. С. 217. Далее цитируем повесть по данному изданию, указывая страницы в тексте. . На таинственной планете Нурредин впервые обращается к миру музыки. «Эти звуки, эти песни проникли до глубины души Нурредина. В первый раз испытал он, что такое восторг. Как будто сердце его, дотоле немое, <…> вдруг обрело слух и язык…» [с. 216]. Девица изъясняется с героем на языке, приближённом к музыке. «Голос её был между звуком и чувством» [с. 220]. Героиня открывает перед Нурредином небесную сферу. «Разостлав своё покрывало, девица обращала его в ковёр-самолёт, и они вместе взлетали на воздух, и купались, и плавали среди красивых облаков» [с. 220]. Дворец героини казался Нурредину «летучим облаком». Костюм девицы также свидетельствует о её причастности к воздушной стихии. Она была «в одежде из солнечных лучей, в венце из ярких звёзд, опоясанная радугой» [с. 218].