Комплексный анализ особенностей стилистического приёма литературной аллюзии в газетно-публицистическом дискурсе конца XX - начала XXI веков

Социокультурная и идеологическая компетенции, выделенные в индивидуально-личностной культуре автора аллюзии, выступают, на наш взгляд, фундаментом его профессионального мастерства.

Вторая составляющая общекультурного компонента литературной аллюзии - профессиональное мастерство адресанта, заключается в языковой компетенции (литературных способностях, знании лексики, словообразования, синтаксиса и т.д.), без которой создание информативной аллюзии невозможно (Засорина 1999; Нечепуренко 2003; Смелкова 2002).

Профессиональное мастерство автора соотносится с теми ипостасями человека в культуре, которые, как правило, не проявляет в печатных СМИ читатель: быть "производителем" и "транслятором" культуры. Эти функции реализовывать на газетной полосе может только журналист, занимающий с читателем полярные позиции: первый создает текст, второй его воспринимает и осмысливает.

Как "транслятор" культуры адресант воспроизводит прецедентные тексты, претексты которых являются образцами культурной жизни прошлого и настоящего. Так, например, в литературных аллюзиях "Не родись красивой, а ... родись мальчиком" (АиФ. 2000 №19) (о том, как девушка изменила себе пол), "Трое на орбите. Не считая корабля "Союз-ТМ-31" (РГ. 2000 №211) (о трех российских космонавтах, стартовавших с Байконура на космических кораблях "Союз-ТМ-31"), "Хроника пикирующего главкома ВВС" (Т. 2003 №216) (о том, какие претензии высказал президент России в адрес авиаторов), "Кто в России всех богаче?" (АиФ. 2004 №7) (о рейтинге самых богатых людей в России), можно определить прецедентные тексты, возникшие на русскую народную пословицу "Не родись красивым, а родись счастливым", на название книги Дж.К. Джерома "Трое в лодке, не считая собаки", на название кинофильма "Хроника пикирующего бомбардировщика" и на цитату из сказки А.С. Пушкина "Кто на свете всех милее, всех румяней и белее".

Как "производитель" культуры, публицист создает свои собственные произведения (литературные аллюзии), творчески видоизменяя готовые образцы культуры (прецедентные факты). Сообразно со сказанным, можно предположить, что процесс называния газетной статьи с помощью литературной аллюзии представляет собой создание "субъективно нового" (того, что уже существует в реальности, но воспринимается как впервые созданное) (Ким 2001; Лазутина 2000; ОТДЖ 2000).

Как отмечает Ю.В. Рождественский, "...любое новообразование в любой сфере деятельности возможно только тогда, когда оно входит в определенную традицию, которую ассоциируют со сложившейся в прошлом культурой, ... прошлое как бы подкрепляет сегодняшнее и будущее, но истоки новообразования все же лежат где-то в глубинах фантазии и интуиции" (Рождественский 1997, 7). Именно поэтому литературная аллюзия - это всегда творческий продукт, происхождение которого обусловлено фондом прецедентных текстов и авторским видением мира, поскольку адресант выступает всегда "субъективным центром, в соответствии с точкой зрения которого преломляется все сообщаемое" (ЗСС 1987, 10). То, каким он видит мир, навязывается массовой аудитории, но профессиональное мастерство адресанта как раз-таки и состоит в том, чтобы адресат не ощутил никакого "интеллектуального насилия", а, напротив, чувствовал, что пришёл к выводам самостоятельно (Басовская 2004).

Из сказанного следует, что создавать интересные по содержанию литературные аллюзии могут только образованные и культурные носители языка.

Третья составляющая общекультурного компонента литературной аллюзии (культурный облик массового адресата) выступает основополагающей, поскольку подчиняет себе индивидуально-личностную культуру и профессиональное мастерство автора, которые, в свою очередь, также влияют на выделенную составляющую (т.е. культурный облик массового читателя), т.к. публицистика в целом, по словам Г.Я. Солганика, "...призвана активно вмешиваться в жизнь, формировать общественное мнение" (Солганик 2001б, 204).

Высказанную мысль подтверждают исследования Е.Н. Басовской, Л.Р. Дускаевой (Дускаева 2004), Н.И. Клушиной (Клушина 2000), В.Г. Костомарова (Костомаров 1997), Г.Я. Солганика (Солганик 2001а), Л.В. Терентьевой (Терентьева 2003), С.В. Чечель (Чечель 2002), В.Н. Шапошникова (Шапошников 1998) и др., отмечающих, что в современном газетно-публицистическом дискурсе адресат благодаря изменениям, произошедшим в общественно-политической и экономической жизни нашей страны, имеет другой менталитет и культуру, чем это было в советскую эпоху (Романенко 2002), и представляет собой, во-первых, "среднего" человека, усвоившего программу средней школы, во-вторых, пользователя персонального компьютера, знакомящегося с газетными публикациями в сети Интернет (виртуальном пространстве). Обе категории массового читателя являются сегодня своеобразными соавторами текста, "зеркалом", в котором отражается адресант.

Поскольку автор при создании литературных аллюзий всегда опирается на уровень культуры массового читателя, это приводит к "усреднению", массовизации речевого стандарта и как следствие этого - "...адресат воспринимает "усредненный" узус СМИ как образец речевого этикета, эталон, которому надлежит следовать" (Крысин 2000; Нещименко 2001, 101). Примером сказанного служат большинство литературных аллюзиях, созданных на многократно транслируемом по радио, телевидению, употреблению в быту материале и использовании простых способов трансформации прецедентного факта, например: "Я инглиш бы выучил только за то, что им разговаривал Леннон" (КП. 2001 №77) (о том, как получить качественное образование в Англии) - "Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин". Денотатом первого порядка, который массовый читатель может и не вспомнить, выступает цитата из стихотворения В.В. Маяковского "Нашему юношеству").

Сложные, многофункциональные экспрессемы также присутствуют на газетных полосах, но их использование отмечается меньшей частотностью, что, по-нашему мнению, обусловлено недостаточностью знаний адресатом некоторых прецедентных текстов (например, литературные произведения советской эпохи практически не изучаются в современной школе; малоизвестны и высказывания тех времен), а также трудностями и длительностью раскодировки аллюзивного смысла в процессе осуществления когнитивной деятельности, т.е. деятельности по пониманию. Ведь если читателю неизвестен прецедентный текст, то, как отмечает Е.А. Земская, "... никакого диалога с автором не возникает. Он не видит "текста в тексте", а иной раз может испытывать недоумение и даже раздражение; возникает минус-эффект коммуникации" (Земская 2004, 555).

Примером сложно построенных аллюзий может служить следующая: "Родина не балует нас финансовой стабильностью. Особенно почему-то летом. А хочется провести отпуск так, чтобы не было "мучительно больно" за брошенные на произвол судьбы кровно заработанные деньги" (АиФ.2000 №30). Не каждый массовый читатель сможет активизировать в своей памяти цитату Н. Островского из романа "Как закалялась сталь", ставшую прецедентным текстом: "Самое дорогое у человека - это жизнь. Она дается ему один раз и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы". Тем более трудно будет адресату установить содержательные различия двух текстов: в денотате второго порядка речь идет о философском толковании жизни вообще: о необходимости ставить в ней и достигать социально значимые цели; в аллюзии говорится о конкретном отрезке жизнедеятельности человека и его зависимости от экономической ситуации в стране. Еще сложнее для читателя интерпретировать аллюзивное высказывание, т.е. понять смысл экспрессемы: сожаление о том, что летний отпуск часто омрачается для многих россиян, выезжающих на отдых в южные регионы, материальными проблемами.

Следовательно, с содержательной стороны общекультурный компонент литературной аллюзии представляет собой её экстралингвистическое значение, которое за счёт отражения индивидуально-личностной культуры, профессионального мастерства автора и культурного облика адресата всегда субъективировано авторской позицией и объективировано уровнем компетенции читателя.

Функциональная сторона общекультурного компонента включает в себя механизм применения адресантом при создании литературной аллюзии своих индивидуально-личностной культуры и профессионального мастерства, а массовым адресатом - осуществление процесса восприятия литературной аллюзии и понимание её смысла сообразно своему культурном потенциалу. Указанные действия автор и читатель осуществляют в рамках газетно-публицистического дискурса, в котором первый "кодирует" сведения о современных событиях в мире в виде литературной аллюзии (преобразовывает информацию в систему маркеров, которые полностью или частично "угадываются" читателем, и антимаркеров - новых компонентов экспрессемы), а второй воспринимает и декодирует предложенный аллюзивный текст. Рассмотрим более подробно указанное взаимодействие.

Кодирование информации адресантом представляет собой сложный процесс, состоящий из трех взаимосвязанных и взаимозависимых видов деятельности: "познавательной, художественной и ценностно-осмысляющей" (Сметанина 2002, 15).

В ходе познавательной деятельности автором из многочисленных "запасов" литературного фонда выбирается один или несколько прецедентных текстов, наиболее удачно отвечающих замыслу и являющихся доступными для понимания читателем.

Осуществляя художественную деятельность, адресант продумывает тип кодирования, т.е. прорабатывает всевозможные способы трансформации прецедентного текста с помощью различных языковых и стилистических средств (антонимии, синонимии, омонимии, метафоризации и т.д.), ориентируясь на адресата, т.к. ". должен достаточно хорошо представлять себе систему текстов, мифов, субкультуру, традицию, к которой принадлежит реципиент" (http: Яцутко; Кондрашов 2004).

Ценностно-осмысляющая деятельность включает в себя планирование автором хода "раскодировки" аллюзивного ребуса читателем, что представляется нам особенно важным, т.к. для достижения необходимого эффекта автор должен всегда прогнозировать деятельность аудитории по восприятию и пониманию созданного им текста, ведь главная задача адресанта состоит в том, чтобы информация, заложенная в экспрессеме, и информация "воспринятая", оказались адекватными. Реализовать указанную задачу, как мы полагаем, автор аллюзии сможет лишь в том случае, если будет опираться на следующие факторы, выделенные нами на основе исследования Б.Н. Головина:

1) источник аллюзивной информации (прецедентный факт) у автора и адресата должен быть один и тот же;

2) сознание адресанта и реципиента должно эту ". информацию, идущую из одного и того же источника, одинаково ограничить в самом источнике", т.е. определить сходство в содержании прецедентного текста и экспрессемы;

оба сознания эту информацию должны одинаково осмыслить и выработать к ней одинаковое отношение, одинаково ее оценить;

оба сознания должны одинаково относиться к языку, его знакам и их значениям (Головин 1988, 35).

Так познакомившись с литературной аллюзией "Мы говорим - Любимов, подразумеваем "Таганка" (АиФ. 2000 №10) (о непрекращающихся спорах по поводу руководства театром на Таганке), адресат с помощью репрезентантов экспрессивной единицы (одинакового графического оформления и параллелизма синтаксических конструкций аллюзии и прецедентного текста) должен вспомнить прецедентное высказывание: "Мы говорим партия, подразумеваем Ленин". Подобным образом устанавливается источник информации (прецедентный текст). Между денотатом второго порядка и самой экспрессивной единицей возникает "ассоциативная связь, при которой "один из её компонентов - литературная аллюзия - (вставка наша - Н.Н.) находится в поле зрения человека; информацию о другом (тексте-реципиенте) (вставка наша - Н.Н.) он извлекает из воспоминаний" (Глазунова 2000, 36).

Итак, кодирование адресантом информации о реальной действительности в виде литературной аллюзии - очень многогранный (состоящий из трех видов деятельности) и субъективный процесс, поскольку автор экспрессемы сам выбирает необходимый ему прецедентный факт, сам устанавливает схему образования и смысл создаваемой экспрессемы, который сам же, ставя себя на место читателя, пытается "разгадать".

Осуществление газетно-публицистического дискурса, как мы отметили выше, включает в себя не только кодирование адресантом информации, но и ответную реакцию адресата (восприятие аллюзивного текста, его понимание и оценку).

Для массового читателя характерно "непрофессиональное, обывательское восприятие", представляющее собой процесс формирования в сознании образа текста, непосредственно воздействующего на зрительный анализатор, на основе соответствия, тождества или подобия с ранее созданными текстами под влиянием скрытого при помощи языковых средств отношения самого автора к описываемым явлениям (Демьянков 1983; Кайда 1989; Олешко 2002; ПСЗМ 1997).

При восприятии литературной аллюзии адресат опирается на пресуппозицию (предварительные знания о мире, фоновые знания), - компонент смысла, который не выражен словесно, извлекается вне текста и не попадает в сферу отрицания (Бейкер 1985; Валгина 2003), а также - на своё массовое сознание (". совокупность представлений, установок и стереотипов, основывающихся на непосредственном опыте людей и доминирующих в социальной общности, каковой они принадлежат" (Улыбина 1997, 58)). Сказанное позволяет предположить, что при восприятии экспрессемы адресат осуществляет процесс мыследеятельности, включающий в себя три уровня: 1) когнитивное понимание; 2) структурно-семантизирующее понимание; 3) распредмечивающее понимание (Богин. Цит. по: Евсюкова 2001, 64).

На первом и втором уровнях мыследеятельности читатель интерпретирует знаковую форму компонентов аллюзии.

В процессе когнитивного понимания осуществляется установление при помощи маркеров, или репрезентантов, сходства в содержании прецедентного и аллюзивного текстов. Под содержанием в данном случае мы понимаем значение составляющих текст языковых единиц в их взаимодействии и соотнесении с фоновыми знаниями.

Так в экспрессеме "Хорошо иметь домик в деревне" (П. 2003 №34) (о жилищном вопросе в столице) часть фразы "Хорошо иметь домик в деревне" является маркером аллюзии, который выступает "данной" информацией (той, что, по предложению адресанта, известна читателю), и равен прецедентному тексту. В данном примере содержание денотата второго порядка, совпадающее с его буквальным значением, перешло в содержание литературной аллюзии.

В процессе структурно-семантизирующего понимания читатель с помощью антимаркеров, или трансформантов, выявляет релевантность в содержании аллюзии и содержании прецедентного текста. Трансформанты выступают "новой" информацией, представляющей собой "выведение в осознаваемую часть текущего сознания образов, определенных структур знания и/или репрезентацией" в результате возбуждения некоторых "участков мозга в актах мыслительной деятельности" (КСКТ 1997, 11).

В рассматриваемом нами примере указанные различия соответствуют разнице в значении сопоставляемых лексем "деревня" - "большая деревня": слово "деревня" является нейтральным и употреблено в прецедентном тексте в прямом значении - "крестьянское село" (Ожегов, Шведова 1999, 161); словосочетание "большая деревня" обладает коннотацией: "город, культура которого недостаточно высока" или "Москва в сопоставлении с Санкт-Петербургом".

Подобная коннотация известна практически каждому носителю русского языка, поскольку ". любая положительная или отрицательная коннотация, используемая для сравнения образов, складывается под воздействием существующих в данной этнической общности представлений, взглядов, стереотипов восприятия окружающей действительности" (Глазунова 2000, 47). Противопоставления "город" - "деревня" при указанной коннотации не наблюдается, что обусловлено существованием в сознании читателя ассоциативной связи: "Город - это большая деревня", однако оно явно прослеживается в сравнении содержании денотата второго порядка и аллюзии: "Хорошо иметь домик в деревне" - "Хорошо иметь домик в столичном городе (Москве)".

Декодирование знаковой формы литературной аллюзии можно считать состоявшимся при условии, что контекст, предполагаемый автором, и контекст, используемый адресатом в ходе интерпретации аллюзии, совпадают (Петрова 1988).

Третий уровень мыследеятельности, распредмечивающее понимание, включает в себя постижение внутреннего смысла аллюзивной ситуации при приближении ее к реальной действительности, или "актуализированного речевого значения" (КСКТ 1997, 32). В связи с тем, что смысл связан с пониманием и оценкой, всегда субъективен и порождается воспринимающим сознанием, можно сказать, что именно на этом уровне та или иная информация, закодированная в экспрессеме, вызывает у читателя ответную реакцию, которая в газетно-публицистическом типе дискурса носит имплицитный (скрытый) характер, поскольку сообщаемая автором газетной статьи информация "рассчитана не на реакцию адресата непосредственно в форме действий, а лишь на внутреннюю "интеллектуальную" реакцию (изменение в смысловом поле адресата)...." (Киселёва. Цит. По: Латышев 2003, 88).

Так, в рассматриваемой нами аллюзии внутренним смыслом является следующее утверждение, с которым читатель либо соглашается, либо нет: собственная жилплощадь в Москве - залог благополучия в экономической, культурной и социальной жизни. Уместно отметить, что мыследеятельность массового читателя по восприятию и пониманию аллюзивных газетных заголовков с факторами внимания и запоминания, стереотипными ассоциациями, клише, глубоко сидящими в памяти (Улыбина 1997; Федотова 1996), осуществляется интуитивно и неосознанно.

Общекультурный компонент, отраженный в аллюзивных газетных заголовках, с содержательной стороны включает в себя индивидуально-личностную культуру автора экспрессемы, его профессиональное мастерство и культурный облик массового читателя, а с функциональной - связан с осуществлением газетно-публицистического дискурса, в котором адресант кодирует сообщение в виде литературной аллюзии в ходе реализации трёх видов деятельности (познавательной, художественной и ценностно-осмысляющей), а адресат дешифрует его с опорой на три уровня мыследеятельности (когнитивное, структурно-семантизирующее и распредмечивающее понимание).

1.3 Претексты как аллюзивные денотаты первого порядка

Как мы установили в ходе нашего исследования, литературная аллюзия имеет два денотата: претекст - первоисточник или "текст-донор" (денотат первого порядка), и прецедентный текст - "текст-реципиент" (денотат второго порядка), каждый из которых в той или иной степени задаёт содержание экспрессемы.

Претексты, или тексты-доноры, создают основу для появления прецедентных фактов, являясь сырьём, предшествующим материалом, на который опирается любой тип дискурса, в том числе и газетно-публицистический, и потому могут называться "первичными" текстами (Квадратура смысла 1999, Рождественский 1997, 163). Подобными текстами считают любые семиотические образования, как вербальные, так и невербальные (ОТДЖ 2000), например: произведения словесной культуры, произведения различных видов искусства (музыки, архитектуры, кинематографии и т.д.).

Невербальными претекстами выступают динамические, представленные в движении (театр, кино), или статичные (живопись, ваяние, зодчество). Тексты, осуществляющие функцию денотата аллюзии не прямо, а опосредованно: через вербальный элемент (название) являются вербально-иконическими.

И вербальные, и вербально-иконические тексты-доноры отличаются от текстов-реципиентов рядом следующих особенностей:

претексты, как правило, имеют автора, например, аллюзия "Дама с бультерьером" (РГ. 2003 №247) имеет следующий денотат первого порядка -произведение А.П. Чехова "Дама с собачкой";

первоисточники, характеризуя определённую историческую эпоху, представляют собой достояние народа в целом и выступают преимущественно произведениями высокой, элитарной культуры, а значит, обладают культурно-исторической ценностью, например, в аллюзии "Явление Гришковца народу" (РГ. 2001 №238) претекстом является картина А.А. Иванова "Явление Христа народу";

тексты-доноры не всегда известны широкой аудитории, а знакомы, в основном, только заинтересованным в них людям (писателям, учёным, искусствоведам, литературоведам и т.д.).

В газетно-публицистическом дискурсе постмодернистской эпохи претексты зачастую осознаются читателями уже как продукты массовой культуры, приобретающие способность обладать "... рекламной привлекательностью предмета массового потребления для всех людей, в том числе не слишком художественно просвещенных" (Ильин 2001, 48). Переходя из элитарной в массовую культуру, тексты-доноры перестают быть таковыми и начинают функционировать уже как тексты-реципиенты.

Аллюзивные денотаты второго порядка дают претекстам вторую номинацию и потому называются "вторичными" или текстами-реципиентами. В этом случае значение первоисточника либо полностью утрачивается, либо несколько видоизменяется. Так, например, выражение "манна небесная", взятое из Библии, первоначально означало пищу, падавшую с неба для иудеев, странствовавших по пустыне (Ожегов, Шведова 1999, 342). Став прецедентным фактом, это выражение начало обозначать "нечто редкое, ценное" (Ашукин 1966, 376).

В нашем материале претексты, выступающие в литературных аллюзиях денотатами первого порядка и порождающие прецедентные тексты, в количественном отношении составили 599 единиц. Наибольшее число претекстов принадлежит вербальным текстам (413 единиц), среди которых в зависимости от той или иной сферы общения и деятельности мы выделили следующие группы: 1) произведения художественной литературы; 2) произведения устного народного творчества; 3) газетно-публицистические тексты; 4) крылатые слова и выражения, или афоризмы; 5) тексты официально-делового стиля; 6) произведения церковно-религиозного стиля; 7) научные тексты.

Произведения художественной литературы порождают прецедентные факты разных видов: цитаты, аллюзии и реминисценции, зачастую никак не соотносимые с претекстами. Общее количество подобных претекстов составило 178 единиц.

В зависимости от типов литературного творчества различают стихотворные и прозаические тексты-доноры. Так, из романа А.С. Пушкина "Евгений Онегин" появилось такое прецедентное высказывание: "Что день грядущий мне готовит?". Оно послужило основой для создания литературной аллюзии "Что год пришедший нам готовит?" (П. 2003 №3). Аналогично поэма Н.В. Гоголя "Мертвые души" стала источником многих "ходячих" фраз, например: "Какой же русский не любит быстрой езды" - "Какой же русский не любит вкусной еды" (КП. 2002 №31).

Промежуточное положение, на наш взгляд, среди стихотворных и прозаических произведений занимает басня, поскольку представляет собой "краткий рассказ, чаще всего стихотворный, имеющий иносказательный смысл" (курсив наш - Н.Н.) (Степанов 1974, 28). Например, в басне И.А. Крылова "Волк и ягненок" прецедентной считается фраза "Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать", которая впоследствии явилась денотатом второго порядка для аллюзии "Ты виноват уж тем, что русский по рождению" (РГ. 2000 №69).

Произведения устного народного творчества активно используются в речевой практике носителей русского литературного языка, поскольку фольклор представляет собой "коллективное сотворчество масс, зародившееся на древних стадиях цивилизации, существовавшее на протяжении многих веков в разных общественно-экономических формациях. в качестве своеобразной культурно-исторической памяти народов и формы её коммуникативного выражения" (Землянова 1995, 157; Аникин 2001). Среди произведений УНТ денотатами первого порядка в литературных аллюзиях, встречающихся в современных газетных заголовках, выступили фразеологические выражения, русские народные сказки и детские считалки. Общее количество данных претекстов составило 150 единиц.

Фразеологические выражения, представляющие собой "устойчивые фразы с переосмысленным содержанием" (СРЛЯ 2003, 255), употребляются носителями русского языка в тех или иных ситуациях общения. К фразеологическим выражениям, опираясь на классификацию В.В. Виноградова, мы относим пословицы и поговорки, называемые паремиями (там же).

Представляя собой "свод народной премудрости, и суемудрия, . стоны и вздохи, плачи и рыдания, радость и веселье, горе и утешение в лицах; . цвет народного ума, самобытной статьи, . своего рода судебник, никем не судимый" (Даль. Цит. по: Аникин 1974, 276), пословица чаще всего выступает одновременно и денотатом первого порядка, и денотатом второго порядка. Так, паремия "У страха глаза велики" служит основой для появления прецедентного текста "У страха глаза велики", являющегося цитатой. Непосредственно текст-реципиент участвует в создании литературной аллюзии "Глаза у страха велики: чего боимся, мужики?" (КП. 2001 №156). Аналогичная ситуация наблюдается и при появлении новых пословиц и поговорок, например: "Хочешь жить - умей вертеться". Подобные паремии мы будем считать одновременно и текстами-донорами, и текстами-реципиентами. Как мы видим, в данном случае аллюзивные денотаты первого и второго порядков совпадают.

Некоторые паремии появляются и в наши дни, на что обратили внимание Т.В. Зуева и Б.П. Кирдан: "Новые пословицы и поговорки возникают ... в результате изменения старых, существовавших ранее, которые наполнены новым содержанием" (Зуева 2002, 119). Так, например, пословица "Счастье не в деньгах, а в их количестве" образована на основе паремии "Не в деньгах счастье". В данном случае возникшая пословица с позиции интертекстуальности является аллюзией, т.е. прецедентным текстом, в дальнейшем ставшим денотатом второго порядка для экспрессемы "Счастье не в нефти, а в её количестве" (Т. 2004 №34). Поэтому денотатом первого порядка для названной аллюзии будет паремия "Не в деньгах счастье".

Среди русских народных сказок денотатами первого порядка выступают все традиционно выделяемые их виды: а) сказки о животных, например: "Битый небитых везет. Доколе?" (П. 2004 №2) - "Битый небитого везёт" (сказка "Лиса и Волк"); б) социально-бытовые сказки, например: "Была у мальчика избушка лубяная, теперь она ледяная" (КП. 2000 №153) - "Была у меня избушка лубяная, а у лисы ледяная" (сказка "Заюшкина избушка"), в) волшебные сказки, например: "Молочные реки, десантные берега" (РГ. 2004 №64) - "Молочныереки, кисельные берега" (сказка "Гуси-лебеди").

Считалки относятся к самым распространённым жанрам детского фольклора, знание которых, как мы полагаем, характеризуется фрагментарностью, т.е. считалки сохраняются в памяти адресата только отрывками, фрагментами. В качестве аллюзивных денотатов первого порядка, как показывает анализ выборок, выступают "считалки-замены" - стихотворения, не имеющие счётных слов, обладающие забавной сценкой, картинкой (РЛД 1997, 58), например: "Каждый охотник желает знать, где сидит фазан" - "Каждый житель желает знать, в чём его права" (РГ. 2000 №64) (о центрах правовой информации для населения).

Газетно-публицистические тексты тесно связаны с понятием "общественный", означающим связь с обществом. Обслуживание данными текстами политических, экономических, культурных, спортивных и др. отношений обусловливает широту появления текстов-реципиентов на основе данных текстов-доноров. Общее количество подобных претекстов составило 32 единицы.

Среди газетно-публицистических первоисточников нами отмечены рекламы, например: "Голосуй, а то замёрзнешь" (П. 2001 №11) - "Голосуй, а то проиграешь" (рекламный ролик, посвященный выборам президента России), общественно-политические тексты, например: "Эти кадры решают всё" (КП. 2001 №12), и тексты газет и журналов, например: "Дело пахнет керосинками" (Т. 2001 №131) - "Дело пахнет керосином" (из фельетона М.Е. Кольцова "Всё в порядке" в газете "Правда" 1924 г.).

В группу газетно-публицистических претекстов мы отнесли и лозунги, т.к. считаем, что их появление и функционирование связано с какими-либо историческими или политическими событиями, происходящими в то или иное время в обществе, например: "Председатель Думы! Ты в ответе за всё!" (КП. 2000 №119) - "Пионер! Ты в ответе за всё!".

Афоризмы, или крылатые слова и выражения, под которыми большинство авторов понимает "меткие слова и выражения выдающихся людей разных эпох и народов..." (Афоризм, 1979; Былинский 1996, 243). В нашей работе мы называем афоризмами устные высказывания исторических и общественных деятелей и высказывания, появившиеся в результате какой-либо ситуации. В отличие от паремий крылатые выражения никогда не совпадают с аллюзивными денотатами второго порядка, например: "Хотели как лучше, а призывникам обидно" (КП. 2004 №54) - "Мы хотели как лучше, а получилось как всегда" (слова В.С. Черномырдина). Денотатом второго порядка является аллюзия "Хотели как лучше, а получилось как всегда". Общее количество подобных претекстов составило 29 единиц.

Среди претекстов официально-делового стиля, обслуживающих области права, власти, администрации, коммерции внутри- и межгосударственных отношений", мы выделили тексты-доноры юрисдикционного и административного подстилей, каждый из которых представлен в таких жанрах, как предписание, информирование и речевая ситуация. Общее количество подобных претекстов составило 13 единиц.

"Предписание - это функционально-смысловой тип речи, используемый для выражения директив, рекомендаций." и включающий в себя "законы, постановления, указы, приказы, разного рода инструкции" (Дускаева 2003а, 301), например: "Посторонним вход разрешён!" (АиФ. 2000 №26) -"Посторонним вход воспрещён!".

Информирование осуществляется как констатация, удостоверение, описание, перечисление чего-либо и т.д., например: "Осторожно: двери открываются" (РГ. 2001 №171) - "Осторожно: двери закрываются" (информация, передаваемая в электропоездах диспетчером пассажирам).

Речевыми ситуациями, выступающими в нашем исследовании претекстами литературных аллюзий, мы обозначили речевые взаимодействия людей в юрисдикционной области, в компетенцию которой, на наш взгляд, входит и функционирование военных учреждений, например: "Стой, кто летит?" (Т. 2000 №146) (о том, что боевая техника чеченским боевикам сбрасывается с самолётов) - "Стой, кто идёт?" (в ситуации караульной службы).

Тексты церковно-религиозного стиля относятся к церковно-религиозной общественной деятельности и включают в себя различные канонические богослужебные тексты, молитвы, песнопения, основанные на библейских текстах - древних текстов, канонизированных христианством в качестве "священного писания" (Библия 1999, 43; Крылова 2003). Небольшое количество подобных претекстов (10 единиц) обусловлено, на наш взгляд, узкой сферой их функционирования и ограниченностью использования человеком подобных первоисточников в своей жизнедеятельности, например:

"Всевидящее око северной столицы" (РГ. 2003 №101) - "Всевидящее око" (христианская символика из Ветхого Завета).

Среди научных текстов в нашем материале выделен только текст о переместительном свойстве умножения.

Вербально-иконические тексты, представляющие собой названия произведений различных видов зрелищных искусств (музыки, кино, изобразительного искусства), составляют меньшее количество (187 единиц). Данные тексты-доноры мы разбили на следующие группы: 1) произведения прикладного музыкального искусства; 2) произведения киноискусства; 3) произведения изобразительного искусства; 4) телевизионные и радиопередачи.

Произведения прикладного музыкального искусства, включающие в себя русские народные песни и произведения популярной музыки, представлены наибольшим количеством единиц (102 текста).

Русские народные песни существуют, как правило, в устной (бесписьменной) форме и передаются лишь исполнительскими традициями (Народная музыка 2003). В силу своей включённости в когда-то существующий быт людей подобные претексты известны читателям старшего поколения, исполняющих их, на различных застольях, например: "Я русского узнаю по походке..." (РГ. 2001 №121) - "А я милого узнаю по походке".

Произведения популярной музыки, охватывая совокупность "наиболее известных, часто исполняемых произведений концертного репертуара" (Популярная музыка 2003, 436), включают в себя следующие жанры: 1) песни поп-музыки; 2) песни, созданные для каких-либо фильмов 3) фронтовые песни; 4) бардовские песни; 5) революционные; 6) гимны; 7) романсы; 8) детские песни. Отметим особенности некоторых из них.

Песни поп-музыки охватывают "... разнообразные стили и жанры преимущественно развлекательного эстрадного музицирования 20 века" (там же), например: "Всё могут короли, когда на них корона" (РГ. 2000 №220) -"Всё могут короли" (песня А. Пугачёвой). Хотелось бы сразу отметить, что произведения поп-музыки не тождественны произведениям популярной музыки, а являются одним из её жанров.

Разновидностью поп-музыки, как отмечается в словаре В.А. Макаренко, является рок-музыка, произведения которой характеризуются "быстрыми ритмами, исполняются, как правило, на электронных и струнных инструментах", а в своем содержании имеют некоторый протест, иное видение окружающего мира (КССПТ 2000, 484), например: "Смотри, Америка, о. Где ты не будешь никогда!" (КП. 2001 №39) - "Гудбай, Америка!" (песня группы "Наутилус Помпилиус").

Песни, созданные для каких-либо фильмов, находятся на границе двух видов искусства: музыкального и кинематографического, однако мы относим данный тип претекстов к области прикладной музыки в силу того обстоятельства, что они могут исполняться и в концертном зале. Любая песня, прозвучавшая в том или ином кинофильме или мультфильме, становится своего рода их визитной карточкой, а потому легко запоминается, например, из "Песни о родине" к кинофильму "Цирк" прецедентной стала такая строка: "Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек" - "Я другой такой страны не знаю, где так льготно дышит человек" (КП. 2000 №210).

Среди фронтовых песен, посвященных военной тематике, нами выделены песни-баллады и песни-марши, например, из песни "Три танкиста" известным стал такой фрагмент: "На границе тучи ходят хмуро" - "Над Зимбабве тучи ходят хмуро" (Т. 2000 №74).

Произведения кинематографического искусства, тесным образом связанные с художественной литературой и представляющие собой "воплощение литературного произведения изобразительно-выразительными средствами телевидения" (Борецкий 1974, 401), составили 75 единиц. Среди основных жанров киноискусства (мелодрам, кинокомедий, кинодрам, кинороманов, детективных и приключенческих картин и др.) отметим особенности "мыльных опер" и фантастических триллеров, получивших в наши дни большую популярность.

"Мыльными операми" считаются сентиментальные сериалы, состоящие, как правило, из большого количества серий (КССПТ 2000, 235), например, название сериала "Богатые тоже плачут" послужило денотатом первого порядка для аллюзии "Богатые заплачут первыми" (РГ. 2001 №101) (о предстоящей 100%-ной оплате за жильё).

Фантастические триллеры или "фильмы ужасов" являются контаминацией детективных и приключенческих кинокартин, показывающих вымышленные, сверхъестественные события, как правило, "апокалиптического характера" (рассказывают о "конце света") и представляют собой "фильмы, основанные на нагнетании ужаса, страха" (Ожегов 1999, 26, 812, 848), например, название фильма "От заката до рассвета" является денотатом первого порядка для аллюзии "От заката к рассвету" (Т. 2000 №113).

Телевизионные и радиопередачи, относящиеся к газетно-публицистическому стилю, обладают особенностями технической трансляции: в радиопрограмме взаимодействуют вербальный текст с акустическим сопровождением", в телепередачах тесно связаны вербальный и визуальный текст (Дускаева 2003б, 646).

Благодаря указанным особенностям и происходит появление прецедентных фактов, например, название телепередачи "Сам себе режиссёр" послужило денотатом первого порядка для экспрессемы "Сам себе генерал" (Т. 2004 №74). Общее количество данных претекстов составило 6 единиц.

Среди произведений изобразительного искусства в качестве аллюзивных денотатов первого порядка выступают произведения живописи, например, название картины Х. ван Р. Рембранта "Возвращение блудного сына" является претекстом аллюзии "Возвращение секретного сына" (КП. 2001 №227).

Общее количество подобных претекстов составило 4 единицы.

Процентное соотношение различных классов претекстов друг с другом мы изобразили на рисунке 1:

Рис. 1. Сравнительная гистограмма классов аллюзивных денотатов первого порядка

Среди рассмотренных денотатов первого порядка в нашем материале наибольшее количество прецедентных текстов возникает на произведения, относящиеся к элитарной культуре (около 60%). Произведения массовой культуры выступают в роли аллюзивных претекстов в меньшей степени. Сказанное позволяет утверждать, что литературная аллюзия, являясь продуктом массовой культуры, генетически связана с элитарной.

Содержание текста-донора формирует содержание текста-реципиента, которое впоследствии в результате трансформации отображается в литературной аллюзии и тем самым определяет её "качество" и разновидности: текстовые экспрессемы имеют вербальные претексты, интермедиальные-вербально-иконические.

1.4 Аллюзивные денотаты второго порядка и их классификация по источнику

Претексты, являясь аллюзивными денотатами первого порядка, участвуют в построении экспрессем не прямо, а опосредованно, поскольку, как отмечает В.А. Лукин, происходит цитирование "... не из текста-донора, а из "культурного тезауруса" языковой личности, приобретшей опыт обращения с прецедентным текстом (курсив наш - Н.Н.) не только по причине знакомства с его исконной текстовой средой, но в результате собственной коммуникативной практики" (http: Лукин). Сообразно с этим можно утверждать, что в наделении литературной аллюзии как стилистического приёма тем или иным содержанием важная роль принадлежит денотатам второго порядка.

Денотатами второго порядка в литературных аллюзиях выступают прецедентные факты, исследованию которых в современной лингвистике посвящены работы К.А. Богданова (Богданов 2001), Н.Д. Бурвиковой, Ю.Н. Караулова (Караулов 1986, 1987), В.Г. Костомарова, К.П. Сидоренко (Сидоренко 1998) Г.Г. Слышкина (Слышкин 2000), Н.А. Фатеевой (Фатеева 2000), В.И. Шаховского (Шаховский 1998) и др.

Так, Ю.Н. Караулов называет прецедентными тексты, значимые для той или иной личности в познавательном и эмоциональном отношениях, имеющие сверхличностный характер, т.е. хорошо известные окружению данной личности, включая и предшественников, и современников, и, наконец, такие, обращение, к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности" (Караулов 1987, 216). Основываясь на текстах предшествующих эпох (претекстах), явно или неявно цитируя их, осуществляя отсылку к ним, тексты-реципиенты разрушают привычные стереотипы людей и представляют собой одновременно конструкции "текст в тексте" и конструкции "текст о тексте".

Поэтому между прецедентным текстом и претекстом существует более тесная связь, чем между первоисточником и аллюзией. Так, М.Ю. Сидорова и В. С. Савельев отмечают, что значение прецедентного текста складывается из трех составляющих: "1) общеязыкового значения фразы (буквального); 2) контекстного смысла, унаследованного из текста-донора (содержания); 3) приобретенных смыслов, развившихся в процессе функционирования данного выражения в речи" (Сидорова, Савельев 2002, 347).

Например, в реминисценции "Что для Вяхирева - доход, то для Чубайса - расход" (РГ. 2000 №207) (о том, что главы РАО ЕЭС России и "Газпрома" не могут найти компромиссное решение по преодолению экономического кризиса в стране) текстом-донором и одновременно текстом-реципиентом является пословица "Что русскому здорово, то немцу - смерть". Значение реминисценции формируется следующим образом: 1) то, что приносит прибыль Вяхиреву, Чубайсу наносит убытки (буквальное значение фразы); 2) одно и то же средство не помогает одинаково всем (значение, пришедшее из текста-донора); 3) главы РАО "ЕЭС России" (А. Чубайс) и "Газпрома" (Р. Вяхирев) никак не могут прийти к компромиссному решению по преодолению экономического кризиса в России (новое значение).

Кодируя информацию об окружающем мире в виде литературной аллюзии автор, как мы отмечали выше, обращается к разным формам проявления интертекстуальности: цитатам, аллюзиям и реминисценциям, наиболее распространёнными из которых являются цитаты, например: "Как закалить сталь" (СР. 2003 №147-148) - цитата "Как закалялась сталь".

Цитаты порождают большое количество аллюзийных стереотипов второй степени, например: "Турист - находка для шпиона" (КП. 2001 №110) -"Болтун - находка для антихриста" (КП. 2001 №42) - цитата "Болтун -находка для шпиона".

В образовании аллюзийных стереотипов второй степени принимает участие и такая форма проявления интертекстуальности, как реминисценция, используемая автором не в чистом виде, а как цитата-реминисценция, представляющая собой контаминацию (от лат. соиГагшиайо - соприкосновение, смешение) этих двух прецедентных единиц (Контаминация 1979, 114), например: "К нам едет ревизор Квашнин" (КП. 2002 №166) - "К нам едет Коштуница" (Т. 2000 №202) - "К нам едет Раффарен. С "секретом" (РГ. 2003 №198). Во всех аллюзиях наблюдается включение известных читателям имен (генерала Квашнина, президента Югославии и главы французского правительства) в цитату "К нам едет ревизор".

Аллюзии как формы проявления интертекстуальности, называемые нами трансформированными цитатами, используются для создания экспрессем намного реже, например: "Хотели как суше, а получилось как всегда" (КП.2001 №87) - "Хотели как лучше, а получилось как всегда" (прецедентный текст) - "Мы хотели как лучше, а получилось как всегда" (претекст - слова В.С. Черномырдина). Именно эти денотаты второго порядка, как показывает наше исследование, порождают аллюзийные стереотипы первой степени, которые тиражируются в разных изданиях без изменений и функционируют как газетные прецедентные факты (см. п. например: "Кинокадры решают всё" (Т. 2000 №133) - "Кинокадры решают всё" (Т. 2005 №45) - цитата "Кадры решают всё".

Сознательные изменения адресантом общеизвестных стереотипизированных представлений читателя о том или ином прецедентном факте находят своё отражение в том, что аллюзийное высказывание приобретает одновременно несколько различных смыслов, называемых его вторым измерением или вертикальным контекстом, понимаемый как подтекст, несущий двуплановость (включает содержание денотата второго порядка) или многоплановость текста (включает содержание претекста). Именно вторым планом прецедентный текст связан с литературной аллюзией.

Например, в аллюзии "Вот вам, хлопцы, и Юлин день!" (Т. 2005 №13) (о назначении и.о. главы правительства в Украине Ю. Тимошенко, которую разыскивает Интерпол), построенной на основе прецедентного высказывания "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!", вертикальный контекст составляет следующее значение фразы: появление в мужском обществе женщины оказалось неожиданным для многих, что вызвало либо удивление, либо огорчение.

Подтекст аллюзии всегда отличен от прямого значения высказывания и восстанавливается на основе "социокультурного" или "историко-литературного" контекста (Санджи-Гаряева 2004), формируемого из значений прецедентных текстов. Эти тексты-реципиенты по-разному воспроизводятся в речи: одни из них "живут в сознании людей веками, вызывая одни и те же ассоциации" (пословицы, поговорки), например: "Один в поле не воин", "Язык до Киева доведет"; "другие за время своего существования то оживают, то уходят на периферию употребления" (слова политических и общественных деятелей, цитаты из кинофильмов и др.), например: "Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма" (цитата из работы К. Маркса и Ф. Энгельса)", третьи рождаются и умирают на наших глазах" (рекламные реплики, строки из популярных песен и т. п.), например: "Голосуй, а то проиграешь" - рекламный текст, "Я его слепила из того, что было" (строка из песни А. Апиной) (Сидорова, Савельев 2002, 349).

Как правило, прецедентные тексты относятся к "национальному культурному пространству" (форме существования культуры в сознании человека), поэтому отражают язык, культуру, историю и психологию того народа, в котором они создавались, и часто используются в коммуникации между людьми одной этнической группы (Красных 1997; Крысин 2003; Михельсон 1997; РКП 2004; Сидорова, Савельев 2002). Однако отдельные тексты-реципиенты являются либо интернациональными, известными многим народам (например, цитаты из Библии, из произведений Шекспира и т.д.), либо находятся в сфере употребления каких-либо отдельных социальных групп, либо выступают авторскими прецедентными текстами, либо представляют собой заимствованные, но воспринимаемые носителями русского языка как национальные прецедентные тексты, например: "Все новое - это хорошо забытое старое" - слова Р. Бертен (модистки Марии-Антуанетты), "Ярмарка тщеславия" - название произведения У. Теккеря, "Все понять - значит простить" - слова Ж. де Сталь и др.

В настоящем исследовании для нас представляют интерес национально-прецедентные тексты, функционирующие в сообществе носителей русского языка и русской культуры. До сих пор мы в своей работе называли денотаты второго порядка прецедентными фактами или прецедентными текстами. Опираясь на исследования И.С. Брилевой, Н.П. Вольской, Д.Б. Гудкова, И.В. Захаренко, В.С. Савельева, М.Ю. Сидоровой и др., во избежание тавтологии в определениях аллюзивные денотаты второго порядка мы будем называть прецедентными феноменами, поскольку понятие "прецедентный феномен" охватывает всю совокупность существующих прецедентных единиц, участвующих в образовании литературных аллюзий (Гудков 1997). Выделяют следующие виды прецедентных феноменов:

вербальные (разнообразные тексты как продукты речемыслительной деятельности): а) прецедентное имя - "индивидуальное имя, связанное или с широким известным текстом (например, Печорин, Тёркин) или с прецедентной ситуацией (например, Иван Сусанин, Стаханов)" (РКП 2004, 16-17), имеющее нарицательный характер и использующееся для подчеркивания сходства во внешности, чертах характера, поведении; б) прецедентное высказывание -"репродуцируемый продукт речемыслительной деятельности" (там же), к которому принадлежат цитаты (в традиционном понимании), названия произведений, пословицы;

"вербализуемые" (поддающиеся вербализации): а) прецедентный текст - "законченный и самодостаточный продукт речемыслительной деятельности...", обращение к которому "... многократно возобновляется в процессе коммуникации через связанные с этим текстом прецедентные высказывания и прецедентные имена" (там же), объединяющий в себе литературные произведения, песенные тексты, рекламы, анекдоты и т.п.; б) прецедентная ситуация - "некая "эталонная", "идеальная" ситуация, связанная с набором определенных коннотаций ...(например Ходынка, Смутное время)" (Красных 1997; Сметанина 2002).

Анализ собранного материала показывает, что литературные аллюзии строятся только на прецедентных высказываниях и прецедентных текстах; прецедентные имена и прецедентные ситуации служат денотатами второго порядка для исторических и смешанных аллюзий.

Национальные прецедентные феномены достаточно разнообразны: это и паремии, и цитаты из популярных песен, кинофильмов, и рекламные реплики, и анекдоты, и цитаты из художественных произведений, и мифы, и предания, и устно-поэтические произведения, и притчи, и легенды и т.п. Подобное многообразие прецедентных феноменов позволило нам составить классификацию аллюзивных денотатов второго порядка по источнику (тексту-донору). С этой целью мы применили "метод частотного анализа" (Квадратура смысла 1999), заключающийся в установление числа использования однотипной (по содержанию) языковой единицы (прецедентного феномена) для создания изучаемой экспрессемы, в сопоставлении с частотой других прецедентных единиц, участвующих в образовании литературных аллюзий, т.е. при составлении классификации в расчёт принималось количество экспрессем, построенных на основе того или иного денотата второго порядка (см. Приложение).

Основу классификации составило соотнесение прецедентных феноменов с теми или иными вербальными и вербально-иконическими претекстами, которые определялись нами на основе работ Н.С. Ашукина, М.Г. Ашукиной, К.В. Душенко, М.И. Михельсона, О.А. Хлебцовой, В.П. Фелицыной, Ю.Е. Прохорова, сборникам пословиц и поговорок, русских народных сказок и др.

Исходя из вышесказанного, тексты-реципиенты мы распределили в следующие классы: 1) тексты и высказывания из произведений художественной литературы; 2) высказывания из произведений устного народного творчества; 3) высказывания из области киноискусства; 4) песенные тексты; 5) прецедентные феномены из газетно-публицистических текстов; 6) крылатые слова и выражения; 7) официально-деловые ситуации и тексты; 8) названия произведений изобразительного искусства; 9) религиозные тексты; 10) научные тексты. Перечень литературных аллюзий, объединённых в классы, и прецедентных феноменов, коррелирующих с ними, приведён в Приложении. Для удобства описания мы указывали порядковые номера денотатов второго порядка, присвоенные им в данном перечне.

На первом месте в нашей классификации по степени частотности использования в образовании аллюзий находится класс "Тексты и высказывания из произведений художественной литературы" (№1-177, №600). Общее количество аллюзий, построенных на основе подобных денотатов в нашей картотеке составило 422 единицы. Это обусловлено, на наш взгляд, вопервых, особой образностью и выразительностью художественных произведений, а во-вторых, - частым цитированием литературных фрагментов в средствах массовой информации.

Рассматриваемый класс мы разбили на два подкласса прецедентных высказываний: 1) цитаты из произведений художественной литературы; 2) названия художественных произведений.

Прецедентные высказывания первого подкласса (№1-95) по сравнению с прецедентными высказываниями второго порядка характеризуются наибольшей частотой употребительности в сфере создания экспрессем (237 аллюзий). Подобные литературные факты легко активизируются в памяти читателей, т.к. школьная программа, домашние библиотеки, театральные постановки и экранизации так или иначе, способствуют запоминанию данных источников.

Для более точной систематизации изучаемого подкласса прецедентных феноменов мы подразделили их на две группы: 1) цитаты из стихотворных произведений; и 2) цитаты из прозаических произведений.

Цитаты из стихотворных произведений (№1-77) выступают самыми продуктивными в данном подклассе и участвовали в построении 186 экспрессивных единиц. Это связано, как мы полагаем, во-первых, с ритмической и звуковой организацией самих претекстов, благодаря чему обеспечивается легкость их запоминания и воспроизведения читателем, а, во-вторых, как отмечает Е.А. Земская, с тем, что "между газетным и стихотворным текстом наблюдается наибольший контраст" (Земская 2004, 556). Внутри указанной группы нами выделены следующие подгруппы текстов-реципиентов: 1) цитаты из собственно стихотворных произведений; 2) цитаты из басен.