Проблемы квалификации преступлений

Как известно, главное требование олигархического крупного бизнеса в России - невмешательство государства в предпринимательство. Корпоративные конфликты якобы должны решаться заинтересованными лицами в гражданско-правовом поле. А на нем допустимы приобретение недвижимого имущества или владение им по доверенности, не всегда даже нотариально заверенной (например, на пользование частным автотранспортом), заключение мировых сделок, которыми иногда укрываются преступления и пр. Не препятствует этому и Арбитражный процессуальный кодекс РФ. Если ГПК РФ сохранил норму прежнего Кодекса об обязанности суда по гражданскому делу о передаче материала в прокуратуру при обнаружении в нем состава преступления, то АПК такой нормы не содержит. Между тем именно арбитражные суды рассматривают дела по сотнитысячным и миллионным сделкам.

Государство действительно не должно вмешиваться в корпоративные споры гражданско-правового содержания. Но как только в них обнаруживается криминал, оно обязано вмешиваться и привлекать виновных в совершении преступлений к уголовной ответственности. Где проходит грань между составами преступления и УК, с одной стороны, и гражданскими деликтами и гражданским законодательством, с другой - основной вопрос при квалификации преступлений, граничащих с деликтами. Чаще всего он возникает как раз в рамках корпоративного права.

В самой общей форме можно ответить, прибегнув к правилу "definitio per negatio" ("определение через отрицание"): гражданский деликт не содержит криминообразующих признаков. К таковым УК, как не раз говорилось выше, относит крупный ущерб, умышленную вину, корыстные и иные низменные мотивы и цели, способы деяния - насильственный, обманный, групповой, с использованием служебного положения. При этом величина ущерба оказывается не всегда решающим разграничительным признаком. Форма вины и низменность мотивов подчас более значимы. Для размежевания составов преступлений и деликтов последовательность разграничительных критериев такова: прямой умысел, мотив и цель, насильственный и обманный способ, причинение вреда. Величина ущерба, конечно, не утрачивает своего универсального разграничительного свойства. Однако в отличие от административных и дисциплинарных правонарушений она учитывается в сочетании с другими криминообразующими признаками - субъективными (умысел, мотив) и объективными (насильственный и обманный способы причинения вреда).

Для конкретизации приведенных общих положений для разграничительной квалификации целесообразно сопоставить наиболее "стыкующиеся" деяния и нормы уголовного и гражданского законодательства.

Статьи 57 - 64 ГК регламентируют порядок реорганизации и ликвидации юридического лица. Слияние, присоединение, разделение, преобразование юридического лица может происходить по решению его учредителей (участников), органа юридического лица с согласия уполномоченных государственных органов, по решению суда. Обращает на себя внимание, что лишь в марте 2002 г. ФЗ N 31-ФЗ в ГК были внесены изменения, ужесточающие порядок ликвидации юридического лица. До этого времени в России успел сформироваться новый вид организованной преступности. Экономисты его называют мягко "недружественный захват" предприятий ("гринмейл") . Юристы оценивают насильственный захват как совокупность целого ряда преступлений, связанных с посягательствами на психическое (угрозы, вымогательство) и физическое причинение вреда здоровью и имущественным насилием (хищения, мошенничество, повреждения имущества), самоуправством, превышением должностных полномочий, неисполнением решения суда, сопротивлением представителю власти, другими предпринимательскими и служебными преступлениями, коррупцией.

В соответствии с отставанием ГК в регулировании незаконных захватов запоздало и создание соответствующих органов, занимающихся с ними. Так, Управление по экономической безопасности г. Москвы рассмотрело корпоративных конфликтов в виде силовых захватов в 2002 г. - 29 дел; 2003 - 151; 2004 - 177; на 1 августа 2005 г. - 67 дел. Подразделение УБЭП ГУВД г. Москвы по выявлению и пресечению преступлений, защите прав акционеров и собственников при корпоративных конфликтах было создано лишь в конце 2004 г. В Москве количество захватов наибольшее, ибо стоимость одного квадратного метра земли здесь достигает 2 тыс. долл. В России с июля 2004 г. по сентябрь 2005 г. выявленные корпоративные конфликты охватывают 60 предприятий со стоимостью вовлеченных в них активов 3916 млн. долл. В Петербурге годовой оборот недружественных поглощений составляет сотни миллионов долларов. Доходность рейдерских захватов собственности исчисляется в 1000%.

По данным СМИ и Интернета, стоимость захвата:

- неправомерное судебное решение в Москве - 50 - 200 тыс. долл.;

- неправомерное судебное решение в регионах России - 10 - 20 тыс. долл.;

- услуги каждого "бойца" в сутки - 100 - 200 долл.;

- подкуп руководства местной милиции, следственных органов и прокуратуры - 10 - 60 тыс. долл.;

- услуги судебного пристава - 10 тыс. долл.

На одном из персональных сайтов "Услуги и цены" расписаны расценки по этапам захватов. Первый этап - разведка бизнеса. На нем оцениваются экономические показатели работы предприятия, стоимость земли, зданий и оборудования. Стоимость от 5 до 20 тыс. долл. Второй этап - оценка способности защиты клиента и реакции на смену владельца. Стоимость от 3 до 10 тыс. долл. Третий этап - разработка схемы захвата объекта: с применением силы и без применения силы. Силовые захваты применяются при хорошей охране и возможных резких действиях прежних собственников. Изучается структура собственности объекта, место хранения и доступность реестра акционеров, стоимость нейтрализации местных судов, милиции, органов власти, обеспечение прикрытия акции. Стоимость от 10 до 30 тыс. долл. Четвертый этап - организация захвата. Стоимость: "договориться" с налоговым инспектором - 2 - 5 тыс. долл.; изменение записей в реестре - от 10 тыс. долл. в Москве и от 1 тыс. долл. в провинции; принятие судом решения (об обеспечительных мерах, аресте реестра, закрытии собрания акционеров, аннулировании результатов собрания акционеров и т.п.) - 10 - 20 тыс. долл. в регионе, 30 - 200 тыс. долл. в Москве; выполнение судебного решения службой судебных приставов в Москве - от 15 тыс. долл., в провинции - от 5 тыс. долл., удостоверение нотариусом подписи на документах - 3 - 10 тыс. долл.; получение копии нужного договора купли-продажи из регистрационной палаты в Москве - до 30 тыс. долл., в провинции - от 5 тыс. долл.; нейтрализация силовых ведомств (милиция, прокуратура) - 30 - 60 тыс. долл.; силовой захват - 300 - 500 долл. за штурм, 100 - 200 долл. в сутки за охрану на одного бойца; назначение министерством в кресло директора нужного человека - 150 - 200 тыс. долл.

Пятый, последний этап - обеспечительные мероприятия: при возбуждении уголовного дела против определенного лица - от 50 тыс. долл. в Москве и от 20 тыс. долл. в регионе; закрытие любого уголовного дела - 30 тыс. долл. (МВД), 1,5 млн. (если дело решается в Генпрокуратуре) в Москве и 50 - 200 тыс. в регионе; прослушивание мобильного телефона без санкции суда - 1500 долл. в день, с санкции суда - 300 долл. в день; удержание лица с изоляцией от внешнего мира - от 20 тыс. долл.; депутатский запрос в Госдуме - 5 - 8 тыс. долл.; выпуск нужного постановления Правительства - от 500 тыс.; сюжет по центральному телевидению (1,5 - 2 млн.) - 5000 - 30000 долл.

Даже если посчитать приведенную в Интернете информацию "шуткой", то она не слишком далека от истины. Силовые захваты собственности сегодня - это вид организованной преступности. Коррупция - всеохватна. Даже суды открыто нарушают не только гражданское, но и уголовное законодательство. Еще три года назад Пленум Верховного Суда РФ запретил судам общей юрисдикции вмешательство в споры собственников. Однако они делают это до сих пор, грубо нарушая не только гражданское, но и уголовное законодательство. Председатель Верховного Суда обратился к членам генерального совета движения "Деловая Россия" с предложением: "Информируйте нас о неправосудных решениях, таким судьям место на скамье подсудимых". За один только 2004 г. было отстранено от работы 60 судей .

Специалисты называют три основных механизма незаконных поглощений. Первый - банкротство, широко использовавшееся в начале 1990-х гг., прежде всего в захватах столичных универмагов. Тогда появилась "Росбилдинг" - корпорация по захвату недвижимости. Действовавший тогда Закон о банкротстве позволял дешево и просто захватывать предприятия. И лишь десять лет спустя, в 2002 г., ввели новый Закон, который осложнял захваты. Количество дел о банкротстве сократилось на порядок. Повторилась история, похожая на приватизацию. Гражданские законы и подзаконные акты, ее регламентирующие, были написаны заведомо в интересах "прихватизаторов". Теперь, когда Счетная палата опубликовала данные о приватизации за десять лет - с 1993 по 2003 г., можно лишь удивляться структурам, которые принимали нормативные правовые акты о приватизации, что они не распознали их очевидную криминогенность и коррупционность. Бывшие тогдашние премьер-министр и министры пытаются сейчас доказать, что приватизация была легитимной, так как соответствовала действовавшему тогда гражданскому законодательству. Но они "забыли" об уголовном. Неюристу очевидно, что если государственное предприятие продается за бесценок, то это хищение в размере разницы между реальной ценой и приватизационной. Взяточничество и служебные злоупотребления никто не отменял. УК просто не применялся, хотя МВД и прокуратура вели учет и анализ приватизационной преступности. Однако ввиду отсутствия "политической воли" она оставалась фактически безнаказанной.

Силовые захваты ныне - средства передела собственности. За десять лет криминально захвачены десятки тысяч предприятий и соответственно сотни тысяч людей оказались безработными.

После 2002 г. появился второй механизм силового захвата - незаконная скупка акций. Рейдеры, оказывая психическое и физическое воздействие на акционеров, заставляли их продавать им акции. В УК РФ есть статья "Принуждение к совершению сделки или к отказу от ее совершения". Это не нормы ГК о недействительных и ничтожных сделках, которые оказались малоэффективными для защиты акционеров. Часть 2 ст. 179 УК за принуждение к продаже акций с применением насилия или организованной группой предусматривает лишение свободы от пяти до десяти лет. Однако неизвестны дела по этой статье УК, а они могли бы в зачатке подавить рейдерство, которое обоснованно называют "экономическим терроризмом".

Как, в частности, квалифицировать деятельность инвестиционной компании "Россия", инвестиционной компании "Росбилдинг" и сотен других фирм (только в Москве зарегистрировано около 30), которые занимались силовыми захватами предприятий? Кража реестров и других документов юридического лица образует состав незаконного получения сведений, составляющих коммерческую тайну (ст. 183 УК). Представление в регистрационные органы поддельных документов - это похищение документов и их подделка (ст. 324, 327). Нотариусы, заверившие поддельные документы, отвечают за соучастие в преступлениях, которые они "легализовали", за должностные преступления, в том числе халатность, частные нотариусы - по ст. 202, а также за коммерческий подкуп. Мошенничество и самоуправство, причинение вреда здоровью, сопротивление представителю власти, служебные злоупотребления - все это предусмотрено в УК РФ. Обоснованна квалификация и по ст. 210 УК о создании преступного сообщества для совершения тяжких и особо тяжких преступлений. К примеру, "Росбилдинг" был самой мощной в стране захватнической организацией. В 2002 г. стали возбуждаться уголовные дела в отношении этой инвестиционной компании. Они сделали письменное заявление в Управление экономической безопасности г. Москвы, что не будут использовать "черных" или "серых" технологий. Этого почему-то оказалось достаточно для непризнания в деятельности виновных составов преступлений.

На состоявшемся 1 - 2 декабря 2005 г. Втором ежегодном национальном форуме "Слияние и поглощение в России" автор доклада "Использование уголовно-правового ресурса при защите компаний от недружественного поглощения" назвал в ряду основных видов преступлений, совершаемых в ходе захвата, мошенничество (ст. 159 УК РФ), подделку документов (ст. 327 УК), фальсификацию доказательств (ст. 303 УК), самоуправство (ст. 330), причинение ущерба без признаков хищения (ст. 165 УК РФ) .

На III форуме "Слияние и поглощение в России" (ноябрь 2006 г.) сообщалось, что в производстве следственного комитета МВД находятся 460 уголовных дел о криминальном рейдерстве, 70 дел передано в суд. В Москве за пять лет по фактам силовых захватов предприятий было возбуждено 675 уголовных дел, до суда дошли 12, осужденных - ни одного . В Московской области в результате преступных захватов сельхозугодий нанесен ущерб в 200 млн. долл., возбуждено в 2006 г. 19 уголовных дел, до суда дошло одно, 13 прекращены, по 5 продолжено расследование .

По восьми статьям УК практика научилась квалифицировать преступление захвата - 158, 159, 163, 303, 305, 315, 330 и даже по ст. 212 (массовые беспорядки) и 210 (организация преступного сообщества) . Предложение ряда юристов о введении в УК новой нормы о преступном рейдерстве не вызывается необходимостью.

Приведенная статистика наглядно демонстрирует распространенность при квалификации многоущербного рейдерства ошибки N 1 - "неквалификации", отказа в возбуждении дел и их прекращении в судебном производстве. Причина такого положения заключена в правоприменении, которое не квалифицирует силовые захваты по многочисленным статьям УК. Почему?

Аналогичное положение с другим институтом гражданского права - банкротством (ст. 65 ГК). В год арбитражные суды признают банкротами свыше 100 тыс. предпринимателей. До уголовного суда доходят единицы, осужденных практически нет. Так, ФСНП в 2000 г. возбудила по ст. 195 УК ("Неправомерные действия при банкротстве") 33 дела, направлено в суд 2 дела, из которых одно возвращено на доследование. По ст. 196 ("Преднамеренное банкротство") возбуждено 29 дел, в суд направлено 0 дел, по ст. 197 ("Фиктивное банкротство") возбуждено 4 дела - направлено в суд 0 дел . Количество публикаций об уголовно наказуемом банкротстве заметно превосходит число осуждений . Главные причины квалификационных ошибок в виде неприменения названных норм о банкротстве, полагаю, в законодательстве.

Историко-сравнительный метод позволяет зафиксировать аналогичную картину в России вековой давности. В среднем по дореволюционной России в год осуждалось за банкротство менее двух человек. А.Н. Трайнин еще в 1913 г. писал по этому поводу: "Это рисует банкротство вымирающим преступлением, вымирающим тогда, когда в жизни жалобы на злостные неплатежи растут с каждым днем. Объяснение такого необычайно высокого числа оправданных может быть только одно: следственный материал если и попадает от конкурсного управления к прокурорскому надзору, то в таком состоянии и так поздно, что выносить на основании этого материала обвинительный приговор оказывается невозможным" . Подобная процессуальная особенность дел о банкротстве существует и в современной России. До решения арбитражного суда о банкротстве прокуратура не может возбуждать уголовное дело. Должники и кредиторы на любой стадии конкурсного производства могут заключить мировое соглашение. Только после признания арбитражным судом должника банкротом возможно уголовное преследование. Процедура арбитражного судопроизводства может занимать год-два, а то и больше. За это время доказательственная база часто утрачивается и устаревает, поэтому такие дела не имеют, как правило, судебной перспективы.

Имеются и уголовно-правовые сложности размежевания криминального и гражданско-правового банкротства. Различие двух видов банкротств проходит по основным криминообразующим признакам: а) субъективная сторона - умысел, низменность мотивов и целей; б) причинение крупного ущерба; в) документный обман. Еще на заре становления института банкротства русское уголовное право считало банкротство умышленным и подложным преступлением.

Ущерб в криминальном банкротстве носит комплексный характер. Включает материальный вред (прямой и упущенная выгода), социальный - оставление без работы служащих обанкроченного предприятия, дезорганизацию в хозяйственной деятельности. Некоторые исследователи включают в банкротский ущерб самоубийство банкротов и вред здоровью акционеров, что неверно, ибо выходит за пределы объекта посягательства - интересы предпринимательства в бюджетной сфере . Комплексный ущерб не выражается в одном измерении, например рублевом по аналогии с крупным ущербом хищений, как иногда предлагается . Этого делать нельзя и потому, что экономическое состояние хозяйствующих субъектов весьма различно - мелкий, средний, крупный бизнес.

Выход из положения предлагается отдельными исследователями в виде исключения из составов преступного банкротства признака "крупный ущерб" . Предложение неудачное. Во-первых, потому, что без общественно опасных последствий не существует преступлений . Во-вторых, если исключить ущерб, падает граница между криминальным и административным банкротством. Статьи 14.12 и 14.13 КоАП РФ полностью воспроизводят диспозиции одноименных норм УК, но без указания на крупный ущерб. Тем самым ущерб признается единственным разграничительно-квалификационным признаком.

В ноябре 2002 г. принят новый, третий по счету ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)". Это своего рода кодекс с 233 статьями. В отличие от предшествующих одноименных законов его основная цель - оздоровление предприятия должника, недопущение его обанкрочивания, когда он еще не утратил полностью способность возврата долгов кредиторам. В нем четко прописаны права и обязанности арбитражных управляющих и комитета кредиторов, злоупотребления которых чаще всего были связаны с так называемыми заказными банкротствами в целях передела собственности. Способы те же, что и при силовом захвате чужой собственности: насильственная скупка акций, дополнительные эмиссии, хищения, злоупотребления по службе, коррупция и пр. Не столько само банкротство, т.е. признание арбитражным судом неспособности должника в полном объеме удовлетворить требования кредиторов по денежным обязательствам и (или) исполнять обязанность по уплате обязательных платежей, сколько его криминализация стали наносить предпринимателям, обществу и государству социально-экономический урон. По словам руководителя Федеральной службы по финансовому оздоровлению и банкротству (ФСФО) Т.И. Трефиловой, около 30% всех банкротств в России приходится на заказные банкротства. Прежний руководитель ФСФО Г. Таль говорил, что Закон о банкротстве (1998 г.) используется не для финансового оздоровления несостоятельных предприятий, а для передела собственности, для захвата финансовых потоков вполне платежеспособных предприятий. Президент РФ во время своего визита в Великобританию еще в апреле 2000 г. пообещал иностранным инвесторам: "Скоро мы поставим преграду на пути подобного рода "фальшивых" банкротств. К сожалению, в большинстве случаев они представляют собой всего лишь попытку прикрыть захват предприятия извне".

Таким образом, под камуфляжем банкротства почти десять лет наряду с "прихватизацией" и силовыми захватами предприятий происходил криминальный передел собственности посредством преступного банкротства. Гражданское законодательство этому, как оказалось, по существу не препятствовало. Арбитражный процессуальный кодекс РФ "случайно" не требует передачи материалов конкурсного производства в прокуратуру при обнаружении в поведении должников и кредиторов, арбитражных управляющих и их "заказчиков" признаков составов преступлений. ГПК 2002 г., как и прежде действовавший, в ч. 3 ст. 226 четко записал: "В случае, если при рассмотрении дела суд обнаружит в действиях стороны, других участников процесса, должностного или иного лица признаки преступления, суд сообщает об этом прокурору". Как правильно пишет П.А. Скобликов, "тем самым действующий АПК РФ узаконивает укрывательство судьями и попирает принцип неотвратимости наказания" .

Наиболее серьезные квалификационные ошибки в виде неприменения к реальным преступлениям УК, как представляется, могли бы быть сокращены при декриминализации банкротных преступлений. "Дымовая завеса" арбитражного производства о банкротстве развеялась бы, уголовные дела не разваливались из-за недоказуемости. Прокуратура и суды общей юрисдикции в обычном уголовно-процессуальном порядке, не дожидаясь иногда годами длящихся арбитражных решений, рассматривали бы дела о хищениях, служебных злоупотреблениях, подлогах, невозврате кредитов, причинении ущерба без признаков хищения, незаконном предпринимательстве с момента совершения этих и других преступлений. Как отмечалось, за время долголетних арбитражных производств о банкротстве теряются многие доказательства по делу, если уголовные дела возбуждать по их окончании. До признания же предприятия банкротом нельзя возбуждать дело о банкротских преступлениях.

Еще один "стык" гражданского и уголовного законодательства, заслуживающий внимания. Это квалификация мошенничества, граничащего с недействительными сделками. ГК предусматривает ряд таких сделок: ничтожные, совершенные с целью, противной основам правопорядка и нравственности, мнимые и притворные, совершенные за пределами правоспособности юридического лица, кабальные, совершенные под влиянием насилия, угрозы, злонамеренного соглашения, при стечении тяжелых обстоятельств одной из сторон (ст. 169 - 179 ГК). Опираясь на гражданско-правовой институт сделок, А.В. Наумов предложил в исковом порядке через суд возвращать государству незаконно приватизированную собственность, потому что взяточничество все равно не доказать, как и корыстный умысел приватизации . Иными словами, предлагается многомиллиардные хищения государственного имущества, взяточничество, злоупотребление служебным положением квалифицировать не как преступления, а как гражданские проступки. Довод приводится единственный - трудности доказательств. Довод не убеждает: трудности доказательства не служат аргументом в пользу той или иной квалификации содеянного, тем более для освобождения от уголовной ответственности за тяжкие преступления.

Спустя шесть лет "Литературная газета" оценила это предложение как простой, легальный и очень профессиональный способ выхода из тупиковой ситуации с ваучерной приватизацией . Вряд ли, однако, это действительно выход. Общественная опасность преступлений, граничащих с деликтами, не выше категории небольшой тяжести. Приватизационные преступления нанесли стране, как следует из отчета Счетной палаты РФ за десятилетний период - с 1993 по 2003 г., многомиллиардный ущерб. Можно ли их считать преступлениями небольшой тяжести, с которыми граничат проступки? Ответ очевиден, как и очевидны мотивы таких переводов тяжких и особо тяжких преступлений в ранг гражданских проступков по недействительным сделкам. Сейчас по таким сделкам сокращен срок давности до трех лет, так что "выход из тупика" состоялся и с этой стороны. "Революция" лишь в том, что посредством гражданского права беспрецедентно в советском и постсоветском законодательствах делаются попытки амнистировать тяжкую преступность. Уместно заметить, что этот прием весьма распространен у адвокатов, которые с постоянством, достойным лучшего применения, доказывают на суде, что содеянное - не экономическое преступление, а гражданский деликт.

Мировое соглашение по гражданским делам может стать прикрытием преступлений с обеих соглашающихся сторон. Так, в известном деле о мошенничестве медиамагната Гусинского, завершившемся мировым соглашением его и Газпрома, именно это и произошло. Поэтому понятно, что когда Генеральная прокуратура РФ запросила экстрадицию Гусинского в Россию, то греческие власти отказали в выдаче, так как такие деяния, которые Гусинский допустил до мирового соглашения, в Греции не преступны. Сделка с Газпромом, которому Гусинский продал свои акции на телевидение и СМИ, является согласно п. 2 ст. 170 ГК притворной, т.е. совершенной с целью прикрыть другие мошеннические сделки, поэтому признается ничтожной. Если таким образом толковать ст. 170 ГК, то большинство основанных на сделках предпринимательских преступлений придется признавать проступками.

В последние три года с явным опозданием Минприроды активизировало борьбу с самовольным строительством в природоохранной зоне Московской области. Выяснилось, что всего 3% домов возведены на законных основаниях, остальные - самострой. Статья 222 ГК дает понятие самовольной постройки, устанавливая, что такой застройщик не приобретает права собственности на строения. Самовольная постройка подлежит сносу осуществившим ее лицом либо за его счет. Право собственности на самовольную постройку не может быть признано, если сохранение постройки нарушает права и охраняемые законом интересы других лиц либо создает угрозу жизни и здоровью граждан. Самовольные постройки нарушают экологию природоохранных зон, загрязняют водоемы и землю. Право на них получено застройщиком у чиновников незаконно.

Руководствуясь ст. 222 ГК, суд Истринского района Московской области вынес решение о сносе самовольных построек в деревне "Пятница". Как отмечалось, собственники устроили массовое сопротивление исполнению решения суда, насильственно сопротивлялись судебным исполнителям, которые прибыли в названную деревню для сноса самостроек. Дело обрело всероссийскую огласку через СМИ и телевидение. Верховный Суд оставил в силе решение суда, и только после этого начались отдельные добровольные сносы строений.

Между тем в данном инциденте имеется не только гражданское правонарушение. В зависимости от объема ущерба содеянное квалифицируется как преступление в виде самоуправства (ст. 330 УК), неисполнение решения суда (ст. 315), насилие в отношении представителей власти (ст. 318), загрязнение вод (ст. 250), порча земли (ст. 254). Природоохранной прокуратуре следовало возбудить уголовные дела в отношении конкретных виновников. После добровольного сноса самостроя виновные в преступлениях могли быть освобождены от наказания ввиду изменения обстановки, повлекшей утрату общественной опасности деяния и его субъектов (ст. 80.1 УК).

Как видим, гражданское дело прикрыло собой целую совокупность дел о преступлениях, ответственность за которые, следуя принципу законности, должна быть неотвратимой. Объявленная в августе 2006 г. так называемая "дачная амнистия", позволяющая легализовать гражданские деликты в виде самостроев и самозахватов земли, на преступления не распространяется, если не истекли сроки давности. Однако в СМИ и в выступлениях руководителей правоохранительных организаций эта оговорка не встречается.

Иногда возникает потребность в разграничении преступлений и деликтов в виде присвоения бесхозяйственных вещей, находок и беспризорных животных (ст. 228 - 241 ГК). Движимые вещи, от которых собственник отказался, могут быть обращены другими лицами в свою собственность. Гражданский кодекс подразделяет такие вещи на те, на которые можно обратить право собственности без судебного решения, и те, которые поступают в собственность лица после признания судом их бесхозяйственными. В первую группу входят вещи, которые в принципе могут быть предметами хищений. Таковы брошенный лом металлов, бракованная продукция, топляк от сплава, отвалы и сливы, образуемые при добыче полезных ископаемых, отходы производства и другие отходы. Эта норма позволяет не привлекать к ответственности за кражу лиц, которые присваивают вывезенные, например, на свалки продукты с истекшим сроком потребления, или использование полезных ископаемых в отвалах горнодобычи. В этой связи припоминается уголовное дело 1970-х гг. в г. Риге о незаконных валютных операциях в отношении горнорабочего, который из выброшенных в отвалы пород в домашних условиях производил их переплавку, получая платину и серебро. Он был осужден на длительный срок лишения свободы, что спорно.

По таким делам требуется доказать, что вещь действительно собственником брошена, а не потеряна или временно оставлена без присмотра. На практике встречаются случаи хищений якобы брошенных предметов.

Присвоение находки в прежнем уголовном законодательстве квалифицировалось как преступление. Ныне этот состав преступления обоснованно декриминализирован. Статьи 227 - 229 ГК подробно регламентируют правила законного приобретения права собственности на найденную вещь. Если через шесть месяцев после заявления о находке в милицию или орган местного самоуправления лицо, управомоченное получить найденную вещь, не будет установлено или само не заявит об утрате вещи, нашедший вещь приобретает право собственности на нее. При отказе нашедшего вещь от приобретения в собственность она поступает в муниципальную собственность. Регламентировано и вознаграждение собственнику за передачу находки.

Находку следует отличать от кражи и грабежа оброненных предметов. Если вещь была обронена и видевший это гражданин незаметно для собственника ее присваивает (брошь, перчатки, шарф, кошелек) - налицо кража. Если кто-то заведомо для субъекта видел эти махинации, то речь идет уже о грабеже. Такая вещь и по существу не потеряна, а обронена, временно вышла из владения собственника. Юридическая природа находки иная. Собственник находки неизвестен. Собственник оброненной, временно утраченной вещи присвоившему ее лицу известен хотя бы визуально. Если из кузова автомашины выпал перевозимый тюк с тканью и был тут же присвоен посторонними лицами, то квалифицируется содеянное не как присвоение находки, а как кража временно оброненной ценности. Если при получении зарплаты или сдачи за покупку вследствие ошибки бухгалтерии или кассира гражданин получил лишние деньги или товары и присвоил их, то это тоже не может квалифицироваться как находка. Однако квалификация кражи или грабежа тоже исключается. Если содеянное лишено признаков малозначительного деяния, не являющегося преступлением (ч. 2 ст. 14 УК РФ), то оно, как представляется, квалифицируется не как недействительная сделка, а как причинение имущественного ущерба путем обмана или злоупотребления доверием без признаков хищения (ст. 165 УК).

Присвоение находки следует отличать от присвоения клада. Статья 233 ГК определяет клад как "зарытые в землю или сокрытые иным способом деньги или ценные предметы, собственник которых не может быть установлен либо в силу закона утратил на них право, поступает в собственность лица, которому принадлежит имущество (земельный участок, строение и т.п.), где клад был сокрыт". Иные права и обязанности у обнаружившего клад, который содержит вещи, относящиеся к памятникам истории и культуры. Они подлежат передаче в государственную собственность за вознаграждение в размере 50% стоимости клада. Как квалифицировать умышленное присвоение памятников истории и культуры? По ст. 164 УК как хищение предметов, имеющих особую историческую, художественную или культурную ценность, независимо от способа хищения. Однако поскольку присвоивший клад с таким имуществом имеет право на вознаграждение в размере 50% стоимости предметов клада, то вменять ему в вину можно половину стоимости присвоенного. При этом, как справедливо оговаривает ГК, право 50% вознаграждения не распространяется на лиц, в круг трудовых или служебных обязанностей которых входило проведение раскопок и поиска, направленных на обнаружение клада. Думается, что данные ограничения распространяются и на все земляные, строительные, археологические работы. Хозяином обнаруженных кладов в этих случаях выступает муниципалитет. В Москве, как известно, такие клады бульдозеристы, строители и археологи находят по сей день. Присвоение их влечет при наличии соответствующих стоимостных размеров уголовную, а не гражданскую ответственность за причинение ущерба собственнику без признаков хищения или за хищение предметов, представляющих особую историческую и т.д. ценность.

Дискуссию в уголовном праве поначалу вызвал вопрос о разграничительной квалификации дарения и взяточничества. Статья 575 ГК "Запрещение дарения" содержит перечень случаев, когда не допускаются дарения, "за исключением обычных подарков, стоимость которых не превышает пяти установленных законом минимальных размеров оплаты труда". Некоторые комментаторы уголовного закона поспешили истолковать эту норму так, что обычный подарок стоимостью не более пяти МРОТ является подарком, а свыше этой суммы - взяточничеством. Такое толкование подверглось обоснованной критике. Отмечалось, что дарение, с одной стороны, и взяточничество и поборы - с другой, разные виды передачи имущества или права на него. Взяточничество - подкуп и продажность. Дарение - позитивная сделка в отношении одариваемого. Поборы в 1960-х гг. признавались преступлениями, затем были декриминализированы. Гражданский кодекс признает запрещенным, опять-таки за исключением обычных подарков, дарение работникам лечебных, воспитательных учреждений, учреждений социальной защиты и других аналогичных учреждений гражданами, находящимися в них на лечении, содержании или воспитании, супругами и родственниками этих граждан. Запрещено аналогичное дарение государственным служащим и служащим муниципальных образований в связи с их должностными полномочиями или в связи с исполнением ими служебных обязанностей. Запрещено дарение между коммерческими организациями.

Гражданское законодательство достаточно точно "вычислило" наиболее коррупциогенные сделки и объявило их запрещенным дарением. Именно в названных сферах взяточничество, независимо от размеров, имеет массовидный характер. Уголовный кодекс квалифицирует как взяточничество получение и дачу материального вознаграждения должностным лицом или управляющим коммерческой организации. "За действия (бездействие) в пользу взяткодателя или представляемых им лиц, если такие действия (бездействие) входят в служебные обязанности должностного лица либо оно в силу должностного положения может способствовать таким действиям (бездействию), а равно за общее покровительство или попустительство по службе" (ст. 290 УК). Несколько уже, за вычетом конкретного влияния подкупаемого лица в виде покровительства и попустительства, сформулированы коммерческий подкуп (ст. 204) и получение лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации, денег, ценных бумаг, иного имущества, а равно незаконное пользование услугами имущественного характера за совершение действий (бездействия) в интересах дающего в связи с занимаемым этим лицом служебным положением.

Как видно из приведенного, дарение существенно отличается от взяточничества. Размеры коррупционного вознаграждения УК не считает криминообразующим признаком. Можно даже сказать, что, если должностное лицо или частный управляющий за мелкую мзду совершит серьезное незаконное действие, сумма подношения может считаться обстоятельством, отрицательно характеризующим личность мздоимца - "задешево" продал интересы государства и коммерческой организации. Уголовный кодекс в качестве квалифицирующего обстоятельства признает крупный размер получения взятки. Взяточничество - неимущественное преступление. Его общественная опасность в дезорганизации нормальной бескоррупционной системы исполнения служебных обязанностей. Степень такой дезорганизации определяет значимость последних. В связи с этим квалифицирующими признаками признаются занятие лицом государственной должности Российской Федерации, государственной должности субъектов РФ, главой органа местного самоуправления. Крупный размер взятки выступает одним из альтернативных особо квалифицирующих признаков, весьма актуальных в современной России, которая, по данным мировой неправительственной организации "Международная амнистия", в 2005 г. заняла 126-е место в мире, оказавшись в числе десяти наиболее коррумпированных стран мира, оставив позади даже Малайзию.

Нормативное урегулирование размеров подношений чиновникам, как это сделано в других государствах (удачно в США), весьма актуально для России. Оно, помимо прочего, поможет сократить количество разграничительно-квалификационных ошибок.

Проблемы разграничительной квалификации возникают довольно часто при оценке морального вреда, а именно является ли причинение такового гражданским деликтом либо его надо квалифицировать как уголовно наказуемое оскорбление или клевету?

Гражданский кодекс РФ предлагает довольно удачное определение морального вреда: физические или моральные страдания от действий, нарушающих личные неимущественные права либо посягающие на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага. При определении размеров компенсации морального вреда суд должен принимать во внимание степень вины нарушителя и иные заслуживающие внимания обстоятельства. Суд должен также учитывать степень физического и нравственного страданий, связанных с индивидуальными особенностями лица, которому причинен вред (ст. 151 ГК). Статья 152 раскрывает содержание нематериального блага - честь, достоинство и деловая репутация потерпевшего.

Похоже ли данное причинение морального вреда чести, достоинству или деловой репутации гражданина на оскорбление и клевету по ст. 129 и 130 УК РФ? Полагаю, нет. Для уголовно наказуемого оскорбления требуется "неприличная форма". Этот признак - главный криминообразующий. Состав клеветы предполагает распространение заведомо ложных измышлений. Унижение чести, достоинства, деловой репутации в приличной форме или без заведомой ложности распространяемой информации не квалифицируется как преступное оскорбление и клевета. Оно должно оцениваться как гражданское правонарушение - "причинение морального вреда".

На практике, впрочем, четкие границы квалификации таких деяний соблюдаются далеко не всегда. К примеру, на плакатах протестующих против так называемой монетизации социальных льгот можно было увидеть текст "Зурабов - вор", "Долой зурабовщину". На плакатах многочисленных в современной России протестных демонстраций можно увидеть надписи более жесткие и откровенные. Позиция правоохранительных органов верна: нет составов преступления в виде оскорбления представителя власти. У потерпевших имеется право на возмещение морального вреда в порядке гражданского судопроизводства. VIP-персоны ими практически не пользуются.

Уместно заметить, что с начала реформы 1990-х гг. в стране нанесение морального вреда приобрело массовый характер. Если это "свобода слова", тогда что такое преступления и правонарушения, наносящие моральный вред сотням тысяч граждан? Иногда пресса позволяет себе публикации абсолютно недопустимые в психически нормальном обществе. Например, известный журналист Марк Дейч называл своего оппонента "нацистом и подонком" . Это уже должно квалифицироваться как преступная клевета, ибо заведомость ложности признаков "нациста" доказать несложно.

Новым и весьма положительным явлением стала в последние годы практика возмещения морального ущерба за незаконное отбывание лишения свободы невиновным осужденным. При этом размеры компенсации неуклонно возрастают. К примеру, незаконно осужденный за убийство Е. Лукин получил по 200 тыс. руб. за каждый день, проведенный в колонии строгого режима. За искалеченную жизнь потерпевший от неправосудного приговора попросил у государства 15 млн. руб. Суд удовлетворил его иск о возмещении морального ущерба в сумме, в 15 раз меньшей . Но это уже достижение для отечественного правосудия. В недалеком прошлом такая практика компенсации морального вреда исключалась.

Итак, можно сделать выводы:

1. При своеобразной конкуренции норм гражданского и уголовного права, обусловленной пограничной асоциальностью деликтов с общественной опасностью преступлений, приоритет в квалификации должен принадлежать гражданскому законодательству.

2. Возмещение имущественного и морального вреда в гражданско-правовом порядке или в порядке удовлетворения гражданского иска по уголовному делу должно происходить по принципу запрета двойной ответственности, что не исключает параллельности обоих видов квалификаций и по ГК, и по УК.

3. Размежевательная квалификация на этапе выбора норм должна исходить из возможной бланкетности норм. В этом случае надлежит руководствоваться предметами регулирования гражданским и уголовным правом. Если УК употребляет понятия, составляющие предмет ГК в ином смысле, это должно быть оговорено в примечаниях к соответствующим статьям уголовного закона.

4. При квалификации следует исходить из того, что преступления содержат криминообразующие элементы, составляющие общественную опасность, которых нет в гражданском деликте, прежде всего умысел, мотивы и цели на совершение преступлений, обманно-документный способ. Причинение физического или психического насилия исключает квалификацию содеянного как гражданско-правового проступка.

5. Если при гражданском производстве суд установит наличие в материалах дела признаков уголовно наказуемых деяний, то таковые подлежат обязательной передаче в прокуратуру в соответствии с прямыми предписаниями ГПК и Семейного кодекса РФ.

§4. Квалификация преступлений, граничащих с аморальными проступками

Сфера аморальных проступков шире, чем всех иных, вместе взятых, правонарушений, в их числе криминальных. В идеальной правовой системе каждое правонарушение аморально. Вместе с тем значительное число аморальных проступков по своей сути не регламентируется правом. Например, отношения любви и дружбы. Еще К. Маркс отмечал: "Если бы брак не был основой семьи, он также не являлся бы предметом законодательства, как, например, дружба" .

Проблема уголовного права и морали многоаспектна и достаточно сложна и для законодателя, и для правоприменителя. Какие аморальные проступки следует криминализировать, какие преступления целесообразно декриминализировать, признав их лишенными общественной опасности, но содержащими признаки аморализма? Правоприменителю не всегда просто размежевать по характеру и степени антисоциальности преступления и аморальные проступки, нелегко подчас квалифицировать "морализованные" и оценочные признаки деяния типа "неприличная форма", "общественная нравственность" и др. Решение таких квалификационных проблем зависит ни много ни мало от нравственного климата в обществе, от признания его членами соответствующих моральных ценностей. В 1990-х гг. Россия переживала глубокий системный, в том числе духовный, кризис, который еще не преодолен. Пореформенная духовность стала больше походить на бездуховность или морально-нравственную деградацию .

В 1967 г. вышла моя скромная плановая работа "Уголовное право и мораль" невиданным для сегодняшнего времени тиражом в 9500 экз. Прошло всего четыре десятилетия, и работа необратимо устарела. Ее нельзя рекомендовать студентам без подзаголовка "Утопия шестидесятников". Были прожекты коммунистических формаций социалистов-утопистов XVI - XVII вв. Сохранялись они и в середине XX в. Об этом красноречиво свидетельствует, например, заключительная глава этой книги "Последовательность замены уголовно-правовых норм нормами нравственности". В ней приводятся прогнозы по этому вопросу академиков и профессоров. Сначала, предсказывали они, вслед за ликвидацией частной собственности начнут отмирать преступления экономической направленности, затем бытовые, связанные, по выражению Б.С. Никифорова, с "эксцессами темперамента". Дольше всех продержатся неосторожные преступления. При коммунизме в соответствии с Моральным кодексом строителей коммунизма уголовно-правовые нормы о неосторожных преступлениях окажутся наиболее долговечными и не быстро трансформируются в нормы морали. Всего четыре десятилетия назад ни одному советскому академику в страшном сне не явилась бы Россия с криминально-олигархическим капитализмом и долей частной собственности в экономике России в 70% и более.

Аморальное поведение часто нормативно не урегулировано, а существует в традициях и нравах народов, больших и малых общностях. Нравственные санкции в них по вековым установлениям состоят чаще всего в бойкоте со стороны коллектива либо конкретного лица. Бойкот может быть устным и письменным в виде решений соответствующих коллективов. Аморальные проступки могут перечисляться в письменных моральных кодексах, но без четко прописанных санкций. Третью разновидность регламентации безнравственных проступков находим в морально-правовых кодексах профессиональной этики. К примеру, Кодекс профессиональной этики журналистов не содержит санкций за нарушение нравственных правил и не называет орган, правомочный налагать санкции. Отсутствуют моральные и морально-правовые санкции в Этическом кодексе депутатов Московской городской Думы 2005 г. Такие санкции и порядок их наложения имеются в Кодексах судейской этики и адвокатской этики. Кодексы профессиональной этики с санкциями за четко прописанные нарушения нравственно-деловых отношений называют не моральными, а морально-правовыми . Как раз они наиболее пригодны для отграничения преступлений и аморальных проступков.

Квалификация преступлений, граничащих с аморальными проступками судей

2 декабря 2004 г. на VI Съезде судей России был принят Кодекс судейской этики, сменивший Кодекс чести судьи 1993 г. Его особенность: сочетание правовых и моральных норм, за нарушение которых следует дисциплинарная ответственность, налагаемая квалификационными коллегиями судей - Высшей и субъектов Российской Федерации. Поскольку он принят не государственными органами, а судейским сообществом, решения о дисциплинарных взысканиях принимают органы этого сообщества, регламентируются им моральные качества судей и кандидатов в судьи, наконец, им урегулировано и внеслужебное поведение судей - Кодекс является этическим. Так как за его нарушение следуют дисциплинарные наказания, т.е. правовые санкции, он является юридическим Кодексом. Аналогичные дисциплинарные санкции предусматривает ФЗ "О статусе судей в Российской Федерации".

Такие особенности Кодекса судейской этики позволяют признавать его морально-правовым актом, а его нарушения морально-юридическими. В ст. 12 Кодекса судейской этики сказано, что "настоящий Кодекс устанавливает правила поведения судьи в профессиональной и во внеслужебной деятельности и обязателен для каждого судьи Российской Федерации, независимо от занимаемой должности, а также для судей, находящихся в отставке, но сохраняющих звание судьи и принадлежность к судейскому сообществу".

Комментаторы данной статьи пишут, что "правила поведения судьи, установленные Кодексом, обязательны для исполнения, т.е. носят императивный характер" . Императивность сближает этические правила с правовыми. Статья 11 Кодекса "Дисциплинарная ответственность судей" говорит: "1. За совершение дисциплинарного проступка (нарушение норм Закона Российской Федерации "О статусе судей в Российской Федерации" и положений настоящего Кодекса) на судью, за исключением судьи Конституционного Суда Российской Федерации, может быть наложено дисциплинарное взыскание в виде:

- предупреждения;

- досрочного прекращения полномочий судьи.

2. При решении вопроса о мере дисциплинарной ответственности судьи учитываются все обстоятельства совершенного проступка, ущерб, причиненный авторитету судебной власти и званию судьи, личность судьи и его отношение к совершенному проступку".

Процитированные положения определяют природу нарушений Кодекса судейской этики по существу как дисциплинарных проступков, фактически равнозначных дисциплинарным правонарушениям. Тем самым определяется сфера сопредельности преступлений и морально-дисциплинарных проступков судей при отправлении правосудия. Оценка бытового аморализма судей более дифференцирована.

За десять лет - с 1994 по 2003 г. - за совершение поступков, позорящих честь и достоинство судьи или умаляющих авторитет судебной власти, либо за дисциплинарные проступки прекращены полномочия 727 судей . За один год по решению Высшей квалификационной коллегии судей прекратили свои полномочия за совершение проступков, несовместимых с судейским статусом, 70 судей. Пятеро судей с согласия коллегии привлечены к уголовной ответственности. Еще 240 судей получили предупреждения (31% от общего числа правонарушений) за нарушения процессуального законодательства. Затем идет фальсификация судебных документов, волокита и нарушение трудовой дисциплины. В 2000 г. основаниями отрешения судей от должности явились волокита и грубые нарушения процессуального закона; фальсификация судебных документов, изготовление приговоров вне совещательной комнаты; прогулы и пьянство, недостойное поведение в быту; нарушение Кодекса чести судьи РФ . За неполный 2001 г. по аналогичным основаниям были прекращены полномочия 36 судей, 116 получили "последнее предупреждение" .

В 2004 г. лишились своего статуса за вынесение заведомо неправосудных решений 60 судей, в 2005 г. - более 50. Неправосудные приговоры были связаны не только с корыстью, но и с низкой квалификацией судей. 30% судей в 2004 г. не сдали экзамен для получения должности судьи. Несмотря на то что 15%, т.е. 3 тыс. судейских мест, пустует, квалификационные комиссии стремятся не снижать требований к кандидатам в судьи. Разработан законопроект, согласно которому претендентам на место судьи придется проходить серьезную психологическую диагностику, в том числе и через детектор лжи. Высказываются предложения о создании в судах службы собственной безопасности.

Принятие таких мер рассчитано на сокращение в действительности высокой латентности правонарушений, граничащих с преступлениями или таковыми являющихся, ошибочно оцениваемых как нарушение судейской профессиональной этики. К примеру, достаточно ли четко квалификационные коллегии разграничивают вынесение заведомо неправосудного решения как этико-трудового правонарушения от преступления (ст. 305 УК)? Установление корыстных мотивов говорит о заведомости. В случаях же допущенной судьей ошибки в квалификации преступления или наказания за него ввиду низкого профессионализма состав преступления отсутствует: нет признака заведомости. К сожалению, не единичны случаи, когда за преступления квалификационные комиссии лишают судейской мантии судей и отправляют их в отставку за нарушение судейской этики в порядке дисциплинарной санкции вместо уголовной ответственности.

В Европейский суд по правам человека с 1999 по 2005 г. россияне отправили 81 тыс. заявлений , к производству принято 1036. Из 105 исков, рассмотренных по существу, проиграно Россией 103. Такая статистика означает, что российское правосудие пока оставляет желать лучшего. И это при том внимании, которое государство уделяет материальному обеспечению судов: расходы федерального бюджета выросли за 2002 - 2005 гг. почти в три раза, зарплата судей выросла до 60 - 80 тыс. в месяц, а планируется в ближайшей перспективе до 100 тыс. (их учителя - профессора юридических вузов не могут и мечтать о такой). Европейский суд официально заявил, что если число исков граждан к России останется на нынешнем уровне, он может "захлебнуться".