Типы преобразований словацких, чешских и английских пословиц в интернет-пространстве

Исследование вклада отечественных паремиологов в разработку современных методов изучения пословичного фонда языка. Анализ опыта паремиологических исследований на базе словацкого, чешского и английского языков. Характеристика пословичной парадигматики.

Рубрика Иностранные языки и языкознание
Вид дипломная работа
Язык русский
Дата добавления 24.10.2017
Размер файла 309,1 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Санкт-Петербургский государственный университет филологический факультет

Кафедра славянской филологии

Выпускная квалификационная работа

«Типы преобразований словацких, чешских и английских пословиц в интернет-пространстве»

Магистра

Тарараевой Ольги Николаевны,

cтудентки II курса профиля магистратуры

«Славяно-германская компаративистика»

Научный руководитель:

д.ф.н. проф. М.Ю. Котова

Рецензент:

к.ф.н. доц. Е.К. Николаева

Санкт-Петербург 2016

Оглавление

  • Введение
  • 1. Актуальные проблемы паремиологии
    • 1.1 Вклад отечественных паремиологов в разработку современных методов изучения пословичного фонда языка
      • 1.2 Опыт паремиологических исследований на базе словацкого, чешского и английского языков
  • 2. Синтаксическая и семантическая структура нормативных и вариантных ПЕ
    • 2.1 Пословичная парадигматика: нормативность и вариантность. Инвариант ПЕ
      • 2.2 Формальная структура словацких, чешских и английских пословиц
      • 2.3 Содержательная структура словацких, чешских и английских паремий
  • 3. Трансформированные ПЕ в массмедийном дискурсе
  • 3.1 Пословичные преобразования как объект изучения современной паремиологии
    • 3.2 Процесс трансформации ПЕ. Типология и реализация в интернет-дискурсе
  • Заключение
  • Список сокращений
  • Список литературы
  • Приложение

Введение

Зарождение новой виртуальной языковой среды в конце XX века вот уже несколько десятилетий продолжает задавать вектор современным исследованиям в рамках дисциплин филологического профиля. Нарастающий интерес профессионалов к изучению функционирования языковых единиц в Интернет-пространстве доказывают новейшие достижения в области медиалингвистики.

В связи с интенсивным развитием каналов массовой коммуникации, в научный лексикон все чаще стали входить понятия, содержащие в себе приставку медиа- (медиаведение, медиакультура, медиасоциология и т.д.). Не удивительно, что компьютерный мир, по сути ставший второй средой обитания человека XXI века, оказывает сильнейшее влияние не только на его образ жизни, поведение, психологию, мышление, но и коренным образом меняются складывавшиеся тысячелетиями основы взаимодействия с другими членами общества.

Широко известно, что язык как сложная знаковая система, естественно созданная человеком в целях осуществления коммуникации между индивидами, изначально предполагала сочетание вербальных и невербальных средств общения и традиционно являлась объектом изучения лингвистики. Медиатексты, будучи вторичной проекцией классических способов устной и письменной интеракции в реальном измерении на среду виртуальную, таким образом, становятся объектом описания медиалингвистики.

Нетрудно заметить такое существенное отличие коммуникативной обстановки в веб-пространстве от естественных условий речевого акта, как невозможность передачи эмоциональных компонентов общения, что активно компенсируется набором речевых средств. Вследствие этого в электронном контенте наблюдается яркая тенденция к неординарному использованию языковых ресурсов, их творческому переосмыслению и креативному обыгрыванию.

Новаторский стиль Интернет-текстов, вероятно, обусловлен тем, что «обезличенный» участник беседы в виртуальном сообществе стремится всяческими способами воспрепятствовать утрате собственной идентичности. Оказывается, единственная возможность сохранения своей самобытности в глобальной сети, которая фактически представляет собой мировое хранилище письменных текстов в электронной форме, - это развитие навыков языкотворчества.

Проведенный нами анализ продемонстрировал, что среди авторов веб-публикаций на словацком, чешском и английском языках присутствуют непревзойденные мастера слова и мысли. Подтверждением тому могут послужить, в том числе, всевозможные пословичные преобразования, которые свидетельствуют о процессах, происходящих на паремиологическом уровне в эру компьютеризации. С данным положением тесно связана актуальность предпринятого исследования, в ходе которого совмещались классические паремиологические методики и новейшие техники медиалингвистической обработки языкового материала. И, как следствие, практика привлечения поисковых онлайн-систем к выявлению употребительных пословиц и их контекстных реализаций положительно зарекомендовала себя в ходе работы. Автоматизированные Интернет-технологии XXI века, таким образом, способствуют, во-первых, значительному повышению качества паремиологических изысканий, и во-вторых, благоприятно сказываются на репрезентативности лексикографических источников, отображающих современное состояние пословичных фондов изучаемых языков.

Не менее актуален и сам выбор материала для магистерской ВКР. Словацкая часть работы базировалась на данных 100 анкет-опросников, заполненных информантами-носителями в ходе многоступенчатого социолингвистического паремиологического эксперимента (СПЭ) М.Ю. Котовой, проходившего в течение 2002/ 2003 учебного года в университете Я.А. Коменского в Братиславе. Представим некоторые сведения об участниках лингвистического опроса, а именно, распределение информантов по ниже перечисленным группам Материалы подсчета данных о респондентах СПЭ опубликованы М.Ю. Котовой в статье «K otбzce vymezenн rusko-иesko-slovenskйho paremiologickйho jбdra» [Kotova 2014: 47-48].:

*пол: 37 мужчин, 63 женщины;

*возраст: 82 информанта в возрасте от 17 до 29 лет, 8 человек представляют возрастную группу от 30 до 55 лет, 8 участников старше 55 лет, 2 человека свой возраст не указали;

*место проживания (до 17-летнего возраста): 29 инф. из центральной Словакии (Брезно (5 чел.), Банска-Бистрица (4 чел.), Лученец (2 чел.), Ружомберок (2 чел.), Свит (2 чел.), Вельки-Кртиш, Гнуштя, Гринёва, Липтовский Микулаш, Мартин, Мошовце, Наместово, Подбьел, Прьевидза, Себедражье, Спишске-Бистре, Трстена, Чадца, Шаги); 41 инф. из западной Словакии (Братислава (25 чел.), Топольчаны (3 чел.), Тренчин (3 чел.), Галанта (2 чел.), Нитра (2 чел.), Глоговец, Зогор, Пезинок, Сенец, Сеница, Трнава); 9 инф. из восточной Словакии (Михаловце (3 чел.), Вранов-над-Топлёу, Добшина, Кошице, Сачуров, Снина, Стропков); деревня (2 чел.); просто город (1 чел.); 17 человек не указали место жительства;

*род занятий: студенты (57 чел.), учителя (4 чел.), ассистенты (3 чел.), пенсионеры (3 чел.), переводчики (3 чел.), техники (3 чел.), охранники (2 чел.), педагоги (2 чел.), ассистент в ВУЗе, бухгалтер, заведующий складом, ИТ-специалист, менеджер, программист, служащий, работник администрации, служащий аэропорта, специалист транспортной службы, строитель, пекарь, школьник, юрист; 5 человек предпочли не указывать род своей деятельности.

Чешский материал также был получен в результате СПЭ М.Ю. Котовой (2003/ 2004 гг.), а сведения о 100 информантах суммированы соавтором второго выпуска «Тетрадей паремиографа» О.С. Сергиенко [Котова, Сергиенко 2013: 4]. Итак, в подготовке чешского корпуса ПЕ участвовали 22 мужчины, 77 женщин, 1 информант не указал свой пол. Возрастные показатели носителей чешского языка колеблются от 19 до 26 лет (87 чел.), от 32 до 44 лет (8 чел.) и от 56 до 68 лет (5 чел.).

Данные анкет демонстрируют, что первые 17 лет своей жизни опрошенная группа чешского населения проживала в таких городах, как Прага (2 чел.), Острава (10 чел.), Пльзень (9 чел.); Йиглава, Градец Кралове, Ческе Будейовице (2 чел.), Либерец, Чески Крумлов, Карловы Вары, Гавличкув Брод, Йиндржихув Градец, Табор, Литомнержице, Вишков-на-Мораве, Опав-Комаров, Грушовани-над-Евишковоу (Зноймо), Остравице, Фридек-Мистек (2 чел.), Всетин, Гронов (Наход) (2 чел.), Писек, Бехине, Милевско (2 чел.), Страконице, Голишов (Домажлице), Остров (Карловы Вары), Долни Немчи, Седлец, Вимперк, Нови-Йичин, Клатови, Домоуснице, Млада Болеслав, Собеслав (2 чел.), Тремошнице, Прибрам, Каплице, Боржейов, Рудольфов, Жатец, Горни Церекев, Границе, Стражнице, Кромнержиш, Ровенско-под-Тросками, Зруч-над-Сазавоу, Яновице-над-Углавоу, Прахатице, Хеб, Пелхржимов. 24 человека не конкретизировали свое место жительства.

Доминирующая часть респондентов на момент проведения СПЭ была представлена студентами (85 чел.), в эксперименте участвовали также экономисты (2 чел.), преподаватели (4 чел.), переводчики (2 чел.), библиотекарь на пенсии (1 чел.), преподаватель на пенсии (1 чел.), бухгалтер на пенсии (1 чел.), секретарь-референт (1 чел.), государственный служащий (1 чел.), инженер на пенсии (1 чел.), предприниматель (1 чел.).

Ввиду недостаточного объема информации от респондентов-носителей, английские пословицы черпались частично из «Русско-славянского словаря пословиц с английскими соответствиями» М.Ю. Котовой [РССПАС 2000] и зарубежных паремиографических коллекций (А. Дандеса, А. Крикмана, А. Литовкиной, В. Мидера, Г. Тайтелмана и др.), но главным источником английских ПЕ выступили электронные ресурсы Интернета.

Освоенные медиалингвистические техники позволили из доступного паремиологического материала выделить конкретный объект исследования. Исходя из принципов узуальности и воспроизводимости, особенно пристальное внимание в данной работе уделяется словацким, чешским и английским паремиям, которые присутствуют в «живой» речи носителей. То есть необходимо подчеркнуть, что речь идет о таких ПЕ (нормативных и преобразованных), которые прошли фильтрацию через ресурсы веб-пространства. Благодаря этому доказываются факты употребления тестируемых пословиц в реальных (а точнее, виртуальных) коммуникативных ситуациях. В свою очередь, предметом исследования является актуализация общеизвестных ПЕ и пословичных новообразований (в указанных выше языках) на страницах Интернет-сети. Наблюдение за процессами приспособления ПЕ под нужды конкретного речевого акта, реализованного в электронном контенте веба, описание особенностей функционирования модифицированных пословиц и их прагматической роли также входило в поле наших научных интересов.

Перед данным магистерским исследованием стоит основная цель: проанализировать наиболее распространенные типы преобразований ПЕ, зафиксированные на словацких, чешских и англоязычных Интернет-порталах, обязательно учитывая их тесную взаимосвязь с традиционными пословичными претекстами.

Достижению названной цели способствуют решения следующих задач:

· обзор накопленного опыта паремиологических изысканий;

· описание магистральных направлений дисциплины на современном этапе;

· обсуждение круга актуальных проблем, связанных с новейшими методиками зондирования пословичных корпусов в европейских языках;

· сопоставление традиционных и новаторских позиций, касающихся базовых аспектов пословичной парадигматики (вопросы нормативности и вариантности единиц паремиологического уровня) и последующее формирование собственного мнения относительно выявления нормативого ядра пословичного фонда;

· характеристика специфических признаков паремий с формальной и семантической точек зрения (так называемых «паремиологических универсалий» [Котова 2010: 18-23]) на словацких, чешских и английских примерах;

· установление взаимосвязи между ПЕ и её контекстным окружением;

· наблюдение за изменениями структурной организации и образной природы, а также прагматических функций пословиц, трансформированных в соответствии с условиями конкретной коммуникативной ситуации;

· выявление наиболее продуктивных пословичных моделей в изучаемых языках и распространенных типов преобразований традиционных ПЕ (по изначальной гипотезе самые продуктивные пословичные модели входят в ядро наиболее употребительных ПЕ в корпусе языка, которое также определялось автором ВКР для словацкого и чешского языков на основании данных анкет СПЭ М.Ю. Котовой);

· подбор и систематизация представительного иллюстративного материала из словацких, чешских и английских ресурсов веб-пространства и т.д.

Успешная реализация сформулированной цели и перечисленных задач невозможна без сочетания классических паремиологических и передовых медиалингвистических методик:

1) наблюдения и обобщения;

2) сплошной выборки (из лексикографических и иных источников);

3) автоматизированного сбора данных (с помощью поисковых онлайн-систем);

4) лингвистической экспертизы медиатекста;

5) дескриптивного, интерпретационного, дистрибутивного и ситуативно-контекстного анализа языковых фактов;

6) компонентного и сопоставительного описания пословиц;

7) трансформационного анализа паремических новообразований;

8) логического и структурно-семантического моделирования пословичных прототипов для модифицированных ПЕ;

9) когнитивно-прагматического подхода;

10) количественной обработки и статистического обобщения полученных данных и др.

Комбинирование названных приемов описания общеизвестных пословиц и продуктов паремиотворчества полностью отвечает последним веяниям в изучаемой дисциплине. Зарегистрированные в сети актуальные ПЕ представляют особую практическую ценность для обновления существующих и при создании новых лексикографических трудов, составители которых стремятся репрезентовать узуальные (или, напротив, индивидуально-авторские) пословицы, присутствующие в «живой» речи носителей трех языков, вынесенных в заглавие ВКР. Предлагаемый материал также может быть использован при написании программ университетских спецкурсов. Обсуждение традиционных элементов пословичных корпусов наряду с креативными единицами неопаремики стало бы выгодным преимуществом языковых семинаров и лекций, поскольку подобного рода навыки являются бесценным приобретением с точки зрения профессиональной компетентности учащихся.

Результаты сопоставительных исследований в паремиологии рекомендуется также применять на подготовительных этапах переводческой деятельности, чтобы продуктивно развивать языковое чутье и ассоциативное мышление, уметь в считанные секунды найти нужный пословичный эквивалент или удачно подобрать функциональный аналог в языке перевода.

Научная новизна предпринятого анализа заключается, прежде всего, в компаративном обозрении инновационных процессов в паремике на материале двух близкородственных славянских языков (словацкого и чешского), параллельно с которыми рассматриваются английские ПЕ. Детальная диагностика пословичного материала в данном ключе предоставляет возможность выделить общие феномены и расхождения в паремиологических системах языков разных строев, а также установить случаи взаимопроникновения иноязычных элементов в пословичные тексты. Более того, привлечение массмедийных контекстов позволяет выявить не описанные ранее способы оформления пословичных изречений (напр., через т.н. «хэштеги» в постах популярного приложения Instagram).

Подтверждением теоретической значимости магистерской работы служит верификация сведений от словацких и анлоязычных информантов-носителей, принявших участие в СПЭ М.Ю. Котовой, с помощью технологий Интернет-поиска. Таким путем удалось дифференцировать окказионально-авторские употребления ПЕ от пословичных вариантов и инвариантных единиц, что репрезентует активный паремический запас носителей этих языков. Добавим, что результаты компьютерного тестирования доказывают факты воспроизводимости пословиц, а значит, способны скорректировать или вовсе опровергнуть наши представления о центре и периферии изучаемого корпуса паремий.

Научно-методическую базу ВКР создали, в первую очередь, монументальные образцы отечественной и зарубежной паремиографии (В.И. Даля, А.П. Затурецкого, Ф.Л. Челаковского и др.), объектом описания которых являются традиционные пословичные тексты. Во-вторых, к исследованию привлекались недавно собранные коллекции (начиная с 2000-х гг.) элементов неопаремики (Х. Вальтера-В.М. Мокиенко, М.Ю. Котовой, А. Крикмана, В. Мидера - А. Литовкиной, А. Резникова и т.д.). В-третьих, паремиологические изыскания таких авторов, как О.Б. Абакумова, Ю.В. Бутько, Х. Вальтер, А.А. Константинова, М.Ю. Котова, В.М. Мокиенко, Е.К. Николаева, Г.Л. Пермяков, Е.И. Селиверстова, О.С. Сергиенко, З.К. Тарланов, Н.Н. Федорова, П. Дюрчо, А. Дандес, А. Литовкина, В. Мидер, Й. Млацек и З.Профантова, Я. Мукаржовский Ф. Чермак, и др., сформировали теоретический фундамент автора ВКР. И, в-четвертых, особое место в работе отводится обозрению популярных тематик, которые в наши дни обсуждаются научным сообществом паремиологов (на примере коллективных монографий, вышедших за текущий академический год, под ред. О.В. Ломакиной [Ломакина 2015], Х. Христовой-Готтхард [Hrisztova-Gotthardt 2015]).

Структура работы складывается из восьми частей: Введения, трех глав (включающих 2, 3 и 2 параграфа, соответственно), Заключения, Списка сокращений, Списка литературы (всего 136 наименований: 112 русско- и иноязычных источников, 24 лексикографических труда; Интернет-ресурсы) и Приложения (5 таблиц). Общий объем ВКР составляет 173 страницы, основной текст занимает 111 страниц.

1. Актуальные проблемы паремиологии

Невероятно пёстрая палитра паремиографических источников, сугубо хрестоматийных по своему характеру, долгое время задавала темп проводившимся исследованиям словацкого, чешского, английского и русского пословичных фондов. То есть в процессе составления словарей наблюдалась ярко выраженная тенденция максимально полно отражать на страницах лексикографических изданий разнообразные пословицы и поговорки, приметы и праностики, прибаутки и скороговорки, загадки и побасенки, крылатые выражения и афоризмы, а также многие другие типы устойчивых изречений, которые демонстрировали весь потенциал народного языкотворчества. Такого рода энциклопедичностью обладают классические образцы славянской паремиографии, какими являются сборники В.И. Даля, Ф.Л. Челаковского, А.П. Затурецкого и др. Богатейшее наследие подготовило плодородную почву для зарождения самостоятельной науки паремиологии, не зависимой от фразеологии и целого комплекса смежных дисциплин (фольклористики, культурологии, этнографии и проч.).

1.1 Вклад отечественных паремиологов в разработку современных методов изучения пословичного фонда языка

Обособление паремиологии датируется 70-ми гг. XX в., а решающую роль в этом сыграл выдающийся российский ученый Григорий Львович Пермяков (1919 - 1983 гг.). В качестве теоретической базы дисциплины служит концепция проф. Г.Л. Пермякова о синтаксической структуре пословиц, которые в отличие от других словесных образований, оформлены в виде предложения. И одним из ключевых аспектов является теория о паремиологическом уровне языка, к которому автор относит пословицы, выделяя их в самостоятельный класс языковых единиц по той причине, что они являются «знаками ситуаций или отношений между вещами», в то время как фразеологические обороты - это «знаки вещей или понятий» [Пермяков 1988: 85].

Новаторство Г.Л. Пермякова заключается в составлении первого паремиологического минимума. Его социолингвистический эксперимент, отвечающий именно этой цели, оказался совершенно уникальным явлением среди других демоскопических попыток современников, направленных преимущественно на изучение общественного мнения, выяснение этимологии пословиц, дифференциацию паремий и т.д.

Паремологический эксперимент проводился в два этапа. Сначала участники опроса выбирали из анкет (во вступительном слове к которым были сформулированы цели исследования Г.Л. Пермякова, а также приводились дополнительные инструкции относительно техники заполнения опросников) известные им выражения среди 1495 русских пословиц, которые самому ученому казались наиболее употребительными. Далее, анкетируемым предлагалось сообщить некоторые данные о своей личности (профессия, образование, место жительства до 18-20 лет). Следом, вторая группа информантов тестировалась на знание паремий, отобранных в ходе первого опроса. Участникам было предложено самостоятельно дописать концовки 538 ПЕ, обладающих наивысшей степенью известности (напр., Обещанного - ? … / Обещанного три года ждут/; Сказано - ? … /Сказано - сделано/; Тише едешь - ? … / Тише едешь - дальше будешь/ и т.д. [Иванов 2015: 49])

Оригинальная методика изучения количественного и качественного состава ПЕ языка до сих пор, спустя почти полвека, приковывает научные взгляды множества передовых исследователей. Лингвистическая значимость описанного выше паремиологического эксперимента проф. Г.Л. Пермякова состоит в том, что полученные статистические данные позволили определить минимальный состав паремий (в количестве 500 единиц), известных носителям русского языка, и стали эмпирической основой для проведения дальнейших исследований иных пословичных фондов на синхроническом уровне.

Однако несмотря на то, что методика паремиологического эксперимента, разработанная Г.Л. Пермяковым в 70-х гг. прошлого века, наилучшим образом продемонстрировала на практике свою простоту и вместе с тем масштабность, и обрела в кругу языковедов заслуженную популярность, все же впоследствии она столкнулась с волной критики.

При обсуждении самого процесса социолингвистического паремиологического эксперимента (СПЭ), предпринятого Г.Л. Пермяковым, часто обращают внимание на две очевидные проблемы: экстралингвистическую и собственно лингвистическую [Иванов 2015: 52-57]. Первую связывают с синхроническим аспектом изучения паремиологической подсистемы языка, т.е. выявленное экспериментальным методом ядро наиболее активно употребляемых ПЕ репрезентирует актуальное состояние пословичного корпуса и не отображает диахронической динамики языка. Таким образом, отдавая дань уважения столь масштабному и новаторскому исследованию, следует, однако, признать, что существует потребность не только дополнения и уточнения результатов паремиологического эксперимента Г.Л. Пермякова, но и главное, систематического обновления данных. Подобного рода меры позволят судить с научной достоверностью о качественном и количественном составе пословичного корпуса народа в разные периоды его истории.

Вторая, лингвистическая, проблема обнаруживает трудности идентификации формальных и структурных модификаций одной и той же пословицы. Очевидно, что с течением времени единицы паремиологического уровня языка претерпевают множество формальных (фонетических и/ или графических) и структурных (лексических, грамматических) изменений. В контексте данной работы особенно важно рассмотреть довольно сложный вопрос разграничения вариативных форм пословицы от её перефразирований, либо же случайных совпадений лексико-грамматических форм разных, генетически не связанных, ПЕ. Иными словами, релевантно отличать модифицированные паремии, сохранившие единство семантики (языковые варианты пословиц), от единиц, образовавшихся по схожим моделям, и между которыми не существует деривационных отношений, т.е. ПЕ с несовпадающими мотивировками (различные с этимологической точки зрения единицы). Поэтому весомым аргументом в пользу расширения географии СПЭ, а также привлечения информантов разных возрастных и социальных категорий, оказывается возможность обнаружения взаимосвязей между структурными и семантическими типами пословиц в данном языке. В итоге, у исследователей получится более объективно оценить соотношение единиц паремиологического минимума (синхронический срез) и основного пословичного фонда (учитывается как синхроническое, так и диахроническое состояние).

Кроме того, сама георгафия эксперимента Г.Л. Пермякова была узко локализована (тестировались только жители Москвы и Московской области), как справедливо отметил Е.Е. Иванов в своей статье “Паремиологический минимум и основной паремиологический фонд” [Иванов 2015]. В качестве недостатка исследованию Г.Л. Пермякова приписывают и количественную несбалансированность участников на двух этапах (300 информантов на первом, и лишь 100 - на втором). С объективной точки зрения, упомянутые недочеты определенным образом сказались на результатах опроса, а следовательно, полученные сведения могут быть лишь частично применимы для обобщенной оценки квантитативных и квалитативных характеристик паремологического резерва в языке в целом.

Обвинениям подверглась и субъективность отбора материала для использовавшихся в ходе опроса анкет, поскольку их составитель полагался лишь на собственное языковое чутьё. Хотя следует признать, что принцип антропоцентризма в процессе отбора языковых единиц при работе с паремиологическим материалом, где так много индивидуального и интуитивного, всегда был и до сих пор остается доминирующим. В качестве альтернативы субъективной выборки, которая импонирует множеству специалистов в области паремиологии, для установления употребительности пословиц можно использовать метод экспертной оценки (согласно В. Занглигеру в статье «Употребительность как важнейший критерий отбора пословичного минимума» [Занглигер 2008: 108-109]).

Как одно из возможных решений данной задачи рассматривается и практикуется доказавшее свою эффективность сопоставление различных списков и словарей при выявлении минимумов. В. Занглигер, обсуждая проблему субъективности отбора материала, утверждает, что показателем употребительности считается наличие той или иной пословицы в нескольких словарях, а большей объективности можно достигнуть исключительно в процессе проработки паремиографических источников небольшого объема. Ведь кажется логичным, что чем меньше словарь, тем тщательнее он отбирается. Вместе с тем важно осознавать, что ПЕ, попавшая в несколько сопоставляемых сборников, совсем не обязательно должна включаться в пословичный минимум. Значит, необходимо осуществление тщательного анализа по целому комплексу других показателей и критериев, чтобы максимально учесть лингвистические характеристики пословицы, а уже после этого решать вопрос о ее включении или исключении из основного корпуса паремий.

Высказываясь в защиту методики поиска пословичного минимума, разработанной Г.Л. Пермяковым, фразеолог и паремиолог В.М. Мокиенко обращает внимание на то, что идея научно обосновать и систематизировать самые известные пословицы в изучаемом языке сразу же вызвала большой резонанс в современной науке. Однако в статье упомянутого исследователя «Паремиологический минимум и паремиологические максимы современной русской жизни» [Мокиенко 2011] выдвигается и встречная точка зрения, согласно которой как такового общего минимума для всех носителей языка, видимо, не существует. Можно говорить лишь о «зоне узнавания», которая очерчивает более или менее условное ядро национальной паремиологии. В качестве альтернативного критерия пословичной «фондовой» частотности в данной теории постулируется подсчет фиксаций той или иной паремии в соответствующих источниках.

Резюмируя вышесказанное, требуется обозначить насущную задачу паремиологии, ожидающую своего решения, - речь ведется о совершенствовании способов и приемов первой в истории науки попытки проф. Г.Л. Пермякова объективировать показатели степени распространенности пословиц, исходя только из анализа устной речи. Чем чаще и масштабнее будут проводиться социолингвистические эксперименты в области паремиологии, тем полноценнее станет наше представление о пословичных корпусах разных языков мира. Таким образом специалисты смогут подготовить базу для дальнейших сравнительно-исторических и типологических исследований на основе объективных лингвистических данных и пересмотреть традиционно сложившийся принцип максимальной полноты репрезентируемого материала, который долгое время составлял непоколебимый фундамент паремиографических источников.

Во многом благодаря теории пословичного минимума выдающегося российского ученого Г.Л. Пермякова сформировалось современное видение дисциплины. Перечень пятиста русских ПЕ, составленный Г.Л. Пермяковым, продолжает использоваться с целью создания словарей общеупотребительных пословиц, и уже обнаруживаются конкретные результаты этой работы. Пожалуй, наиболее яркой иллюстрацией является многоязычный «Русско-славянский словарь пословиц с английскими соответствиями» проф. М.Ю. Котовой [РССПАС 2000], уникальный в своем роде паремиографический источник, отличающийся особенной комплексностью. В словарь вошло 5289 пословиц на девяти языках: 500 русских, 652 белорусских, 628 болгарских, 465 польских, 670 сербских, 568 сло-вацких, 826 украинских, 508 чешских, 472 английских. Пословицы, включенные в РССПАС, маркированы согласно степени известности носителям языков, а тематический указатель в Приложении помогает читателю определить место паремии в русской языковой картине мира. Таким образом, РССПАС отражает одновременно несколько релевантных параметров, характеризующих ПЕ предельно точно (т.е. распространенность, тематическую принадлежность, потенциальные ситуации употребления, эквивалентность русской пословице и проч.), и особенно значимым является тот факт, что в словарь входят «живые» (узуальные, «общезнаемые» Термин Г.Л. Пермякова. и воспроизводимые) пословицы, собранные в результате многоступенчатого социолингвистического паремиологического эксперимента.

О широкомасштабности проведенного исследования свидетельствует сама цель руководителя СПЭ: «Прежде чем составить списки пословиц иностранных языков, была предпринята попытка создать предварительную базу для установления паремиологического минимума славянских языков», - как отмечает М.Ю. Котова в предисловии к лексикографическому труду [РССПАС 2000: 3-6]. В течение длительной подготовительной работы (1990 - 1998 гг.) носители семи славянских языков маркировали употребительность паремий (методом сплошной выборки) из монументального многоязычного словаря Ф.Л. Челаковского «Mudroslovн nбrodu slovanskйho ve pшнslovнch» (1852 г.) [Иelakovskэ 2000], а также фундаментального сборника словацких пословиц А.П. Затурецкого «Slovenskй prнslovia, porekadlб a ъslovia» (1897 г.) [Zбtureckэ 1975] и некоторых иных паремиографических источников. Из вступительного комментария к словарю известно, что русские пословицы взяты из паремиологического минимума Г.Л. Пермякова. Наряду с этим, привлекался материал из дополнительных ресурсов, например, проводилась запись устной речи, фиксация паремий в художественных произведениях, газетной публицистике и т.д. Важно отметить, что при обработке полученных списков славянских ПЕ, консультанты словаря (носители языков, свободно владеющие русским), подбирали пословичные параллели на основе полученной инструкции, согласно которой они опирались исключительно на собственный языковой опыт и не прибегали к помощи лексикорафических и прочих ресурсов.

Итоговая маркировка паремий и их иноязычных соответствий несколькими информантами по каждому языку позволила вывести финальные показатели степени узуальности единиц пословичного корпуса. Таким образом завершилась подготовка к следующему этапу тестирования: из полученной картотеки (более 71 000 примеров) предстояло отобрать общеизвестные пословицы-параллели, а при отсутствии таковых - включить малоупотребительные ПЕ и непословичные соответствия.

Впечатляют сведения о территориальной локализации СПЭ: богатую географию исследования демонстрируют данные о месте жительства информантов до 17-летнего возраста. В опросе участвовали выходцы из Слуцка (респонденты, чей родной язык - белорусский); Софии, Пловдива, Шумена (носители болгарского); Варшавы и Вроцлава (польскоговорящие участники); Никшича (носители сербского); Братиславы (жители Словакии); Брно, Градец-Кралове, Луже, Кладно (их чешские соседи); Житомира, Иваново-Франковска, Львова (говорящие на украинском информанты) и других городов.

Конкретизируя информацию об англоязычной части исследования, руководитель СПЭ проф. М.Ю. Котова, отмечает, что “принцип составления списка английских пословиц - тот же, что и славянских языков. Различие лишь в указании знаков употребительности. В английском списке присутствует только знак активной употребительности из-за недостатка сведений от информантов-носителей» [РССПАС 2000: 3-6].

В результате, такая глобальная и, вместе с тем, кропотливая работа, подарила современной науке комплексный паремиографический источник, в процессе создания которого были продуктивно использованы наработки предшественников, главным образом, автора первого СПЭ (осуществленного на базе русского языка) Г.Л. Пермякова, а также замечания критики, предложившей возможные способы совершенствования социопаремиологических методик.

После выхода словаря в свет началась вторая, корректировочная часть исследования, которая хронологически соответствует 2002-2004 гг. Каждый участник СПЭ получил анкету, в которую были включены ПЕ, не маркированные показателем частотности и редуцированные по принципу, апробированному Г.Л. Пермяковым (то есть, например, пословицы, организованные по типу сложного предложения, усекались за счет второго простого: ср., слов. Daj mu prst …? /Daj mu prst a chce celъ ruku/; чеш. Podej mu prst…? /Podej mu prst a utrhne ti celou ruku/; пол. Daj mu palec, a on…? /Daj mu palec, a on caі№ rкkк chwyta/; серб. Даj му прст…? /Даj му прст, он хоће цијелу руку/; белорус. Дай яму палец, ён …? /Дай яму палец, ён усю руку з'есць/; болг. Дай му пръст - той…? /Дай му пръст - той ръката ще ти отгризне/; англ. Give him an inch… /Give him an inch and he'll take a yard (mile)/ [РССПАС 2000: 110]).

В течение 2002-2003 учебного года опросники (100 экземпляров по каждому языку) были заполнены носителями соответствующих славянских языков в восьми европейских университетах, а затем членами паремиологической группы кафедры славянской филологии СПбГУ (Н.Е. Боевой, М.Ю. Котовой, М.А. Милютиной, О.В. Раина, О.С. Сергиенко, И.В. Ходаловой) была произведена компьютерная обработка заполненных анкет: а именно, в электронном виде были обобщены все варианты концовок пословиц, дописанных участниками СПЭ, выявлены наиболее широко известные ПЕ (первоначально на материале 30 заполненных анкет), суммированы сведения об информантах (пол, возраст, место проживания, род занятий). Результаты проведенного М.Ю. Котовой СПЭ легли в основу её докторской диссертации «Славянская паремиология», защищенной в СПбГУ, спустя год после завершения социолингвистического исследования [Котова 2004].

Но и на этом научная работа, уже в двух предыдущих фазах внесшая существенный вклад в развитие паремиологии, не останавливается. Более того, результаты социопаремиологического тестирования корректируются и обновляются до сих пор.

Так, с целью расширенного переиздания РССПАС осуществляется проверка ПЕ и их вариантов на наличие иллюстраций в Интернет-источниках (на данный момент такую обработку прошли болгарский, чешский и словацкий пословичные индексы). Опубликованные в 2013 г. «Тетради паремиографа» (Выпуск № 1 подготовлен на базе болгарского языка М.Ю. Котовой, А.А. Колпаковой, О.В. Раина [Котова, Колпакова, Раина 2013]; Выпуск № 2 составлен на чешских материалах М.Ю. Котовой, О.С. Сергиенко [Котова, Сергиенко 2013]) - два приложения к учебному пособию проф. М.Ю. Котовой «Лекции по сопоставительной славянской паремиологии» [Котова 2010]. В настоящее время ожидают выхода в свет словацкие «Тетради паремиографа», в частности, автор данного магистерского исследования принимала участие в проверке словацкого списка пословиц на наличие примеров в Интернет-ресурсах. «Тетради» - это рабочие материалы, которые станут основой для новых изданий русско-болгарского и болгарско-русского, а также русско-чешского и чешско-русского и других межъязыковых словарей паремий. Основная цель «Тетрадей паремиографа» - показать вариантность пословиц в речи, поэтому в них читатель обнаружит не только инославянские пословичные параллели к русским ПЕ, но и текстовые иллюстрации к паремиям из Интернет-источников.

Особо значимым в рамках настоящего исследования, посвященного типам преобразований словацких, чешских и английских пословиц в веб-пространстве является то, что в «Тетрадях паремиографа» авторы приводят все ответы участников СПЭ, включая те, которые являются окказионализмами. Другими словами, подобного рода сборники могут послужить незаменимым подспорьем при изучении пословичных трансформов, образующихся в языке как следствие творческого обыгрывания общеизвестных вариантов ПЕ.

Подводя итоги, можно заключить, что паремиология XXI века уже не может существовать и развиваться в традиционном русле и не испытывать влияния со стороны новых тенденций в науке о языке, актуальной составляющей которых являются социологические исследования, так результативно продемонстрировавшие себя в трудах отечественных лексикографов. С появлением указанных паремиографических источников создаются не только перспективы обновления методологических принципов современной паремиографии, но и открываются возможности для сопоставления пословичных минимумов разных языков. Поскольку данная работа нацелена на изучение функционирования нормативных ПЕ и их преобразований в словацком, чешском и английском языках, то было бы целесообразно наметить некоторые отправные точки: обозначить ключевые аспекты, которыми занимаются паремиологи, исследуя пословичные фонды указанных языков, а также приемы, которыми они пользуются для выявления узуальных пословиц в живой речи носителей.

1.2 Опыт паремиологических исследований на базе словацкого, чешского и английского языков

Апеллируя к выводам из предыдущего параграфа, отметим, что теория паремиологического минимума Г.Л. Пермякова показалась многообещающей не только российским ученым, но и зарубежным специалистам. Для подкрепления аргумента воспользуемся сведениями, обобщенными О.С. Сергиенко в её кандидатской диссертации «Вариантность чешских и словацких пословиц» [Сергиенко 2009], где приводятся примеры социолингвистических паремиологических экспериментов, которые реализовались (хоть и довольно спорадично) за пределами России: «Теория паремиологического минимума языка продолжает оказывать огромное влияние на развитие паремиологии и паремиографии (работы М. Ханзен, Х. Хаас, Г. Капчица, Л.А. Петровой, Д. Биттнеровой, Ф. Шиндлера, Ф. Чермака, Р. Блатны, В. Мидера и других). <…> Известный американский паремиолог и издатель международного журнала «Proverbium» Волфганг Мидер указывал в своих трудах, что выявление эмпирическим путем «знаемости» пословиц и паремиологического минимума языка является самой важной задачей современной паремиологии. В конце 1980-х проводились исследования по выявлению паремиологического минимума немецкого языка <…>, хорватского <…>, венгерского (Tуthnй-Litovkina 1992) и чешского (Schindler 1993, 1996)» [Сергиенко 2009: 37-38]. Что касается поисков единиц, образующих ядро словацкого пословичного фонда, то в этой области разработки ведутся такими паремиологами как Й. Млацек, З. Профантова, П. Дюрчо, и др.

Развивая тему современных исследований паремиологического корпуса словацкого народа, невозможно умолчать об одном из самых активных исследователей «живых» пословиц Йозефе Млацеке (р. 1937), в чью сферу интересов попали тематики, касающиеся современного словацкого языка (морфология, лексикология) и теории его преподавания, фразеологии, синтаксиса, стилистики, переводоведения и проч. В число его заслуг входит двухтомный паремиографический труд «Slovenskй prнslovia a porekadlб: Vэber zo zbierky A. P. Zбtureckйho», подготовленный совместно с Зузаной Профантовой (специалистом по этнографии и фольклористике) и изданный два десятилетия назад [Mlacek, Profantovб 1996]. Словарь фактически является обработанным переизданием опубликованного в Праге в конце 1890-х гг. фундаментального сборника «Slovenskб pшнslovн, poшekadla a ъslovн» [Zбtureckэ 1975] патриарха словацкой паремиографии Адольфа Петера Затурецкого (1837 - 1904 гг.). Отличие от оригинала А.П. Затурецкого (который до сих пор является самым полным собранием словацких пословиц и поговорок) заключается в том, что словарь Й. Млацека и З. Профантовой демонстрирует выборку ПЕ из первоисточника по критерию употребительности в наши дни. Такой подход к отбору описываемого материала особенно актуален в настоящее время, поскольку отражает синхронное состояние языка и, безусловно, имеет практическую значимость.

Примечательно, что попытка совершенствовать сборник А.П. Затурецкого «Slovenskб pшнslovн, poшekadla a ъslovн», отфильтровав из него пословицы исключительно словацкого происхождения, была предпринята и до выхода в свет словаря Й. Млацека и З. Профантовой. Прежде всего речь идет о лексикографическом труде «Slovenskй ѕudovй prнslovia» [Melicherинk, Paulнny 1953], который составили и издали в Братиславе словацкие исследователи А. Мелихерчик и Е. Паулини. Если акцентировать внимание на том, что разграничение словацких и чешских ПЕ долгое время оставалось дискуссионным вопросом, то словарь А. Мелихерчика и Е. Паулини имеет особое значение с той точки зрения, что характеризуется избирательностью материала, поскольку уже из заглавия сборника очевидно, что объект описания значительно сузился и представляет собой лишь паремии словацкой народной этимологии.

Из истории взаимоотношений Чехии и Словакии известно, что эти два народа веками сосуществуют бок о бок в схожих климатических и географических условиях, постоянно вступая в политические, экономические, культурные и социальные контакты. А значит, историческое переплетение судеб в настоящее время уже двух отдельных государств не могло не отразиться в пословичных запасах очень близких друг другу языков. Следовательно, существует необходимость в сопоставительном анализе словацких и чешских единиц паремиологического уровня, чему ранее не уделялось должного внимания. Пожалуй, единственным таким компаративным исследованием словацко-чешской фразеологии за рубежом является труд «Konfrontaиni studium иeske a slovenske frazeologie» профессора Карлова университета Адольфа Камиша [Kamiљ 1982], чье имя известно словакистам и богемистам, прежде всего, по лексикографическому тому «Словацко-чешского словаря» 1967 года выпуска [Kamiљ 1986].

Среди иных словацких языковедов, в своих работах затронувших вопросы, связанные со сравнительной паремиологией, особенно стоит отметить Петера Дюрчо (р. 1954), германиста по специализации. Он провел небольшое по масштабу, но значимое по своей сути паремиологическое анкетирование в начале 2000-х гг. с помощью Интернет-ресурсов и подробно описал использованные методики, а также полученные результаты в своей статье «K vэskumu sъиasnej ћivej slovenskej paremiolуgie» [Пurиo 2002]. В ней паремиолог конкретизирует и цель социологического опроса, который был организован для того, чтобы четко разграничить, какие ПЕ, зарегистрированные существующими на тот момент лексикографическими источниками, в настоящее время на самом деле известны носителям словацкого языка. Эксперимент был осуществлен благодаря новшествам прикладной паремиологии, т.е. анкеты, составленные в электронном виде, были доступны информантам на сайте www.mathe-trainer.com/cruoohm/frazmin, где опросник могло скачать любое заинтересованное лицо. Участникам предлагалось заполнить некоторые данные о себе (возраст, пол, область проживания), а также сам формуляр с пословицами, где требовалось выбрать один из четырех вариантов ответа (1. Знаю, использую; 2. Знаю, но не использую; 3. Не знаю, но понимаю; 4. Не знаю, не использую). Респонденту предоставлялась возможность указать и альтернативную версию предложенной ему ПЕ, а также дописать и другие пословицы, которые не содержатся в анкете, но он их знает.

Из описания П. Дюрчо корпуса исследуемых словацких ПЕ мы узнаем, что в его СПЭ было задействовано 2834 единицы, отобранные из паремиографического труда Й. Млацека и З. Профантовой «Slovenskй prнslovia a porekadlб: Vэber zo zbierky A.P. Zбtureckйho» [Mlacek, Profantovб 1996], фразеологического словаря Е. Смьешковой [Smieљkovб 1974], а также из учебного пособия, изданного под ред. Ф. Мико «Frazeolуgia v љkole» [Miko 1989].

Несмотря на малое число респондентов (13 чел.) П. Дюрчо обработал имеющиеся данные и систематизировал предварительные результаты. Статистика показала, что самым популярным ответом в анкетах стал третий вариант («Не знаю, но понимаю»). Но даже в таком случае можно говорить о намечающемся паремиологическом минимуме, куда имеют потенциал войти порядка 40 пословиц. Словацкий филолог ставит в оппозицию выявленным узуальным единицам 38 паремий, не знакомые и не ясные информантам.

Потенциальное паремиологическое ядро словацкого языка (по версии П. Дюрчо)

1. Trpezlivosќ ruћe prinбљa.

2. Иo sa za mladi nauинљ, na starosќ akoby si naљiel.

3. Kaћdэ zaиiatok bэva ќaћkэ.

4. Иas sъ peniaze.

5. Иas je najlepљн lekбr.

6. Иo je veѕa, to je veѕa.

7. Boћie mlyny melъ pomaly, ale isto.

8. Bez prбce nie sъ kolбиe.

9. Komu niet rady, tomu niet pomoci.

10. Komu sa nelenн, tomu sa zelenн.

11. Kto druhйmu jamu kope, sбm do nej (s)padne.

12. Kto hѕadб, nбjde.

13. Kto prv (skфr) prнde, ten prv (skфr) melie.

14. Aj zajtra je deс.

15. Akб prбca, takб plбca.

16. Neљќastie nechodн po horбch (stromoch), ale po ѕuпoch.

17. Odvбћnemu љќastie praje.

18. Pomaly пalej zбjdeљ.

19. Kto sa bojн, nesmie do lesa.

20. Sѕuby sa sѕubujъ, blбzni sa radujъ.

21. Kaћdэ chvнѕku ќahб pнlku.

22. Palica mб dva konce.

23. Bliћљia koљeѕa ako kabбt.

24. S jedlom rastie chuќ.

25. Viac hlбv, viac rozumu.

26. Prнde na psa mrбz.

27. Kфт mб љtyri nohy, a predsa sa potkne.

28. Remeslo mб zlatй dno.

29. Podѕa seba sъdim teba.

30. Hovoriќ striebro, mlиaќ zlato.

31. Eљte nikdy nebolo tak zle, ћe by nemohlo byќ eљte horљie.

32. Eљte mu teиie mlieko po brade.

33. Priљlo na lбmanie chleba.

34. Priatelia buпme, dlhy si plaќme.

35. Uиenэ nikto z neba nespadol.

36. Nie je vљetko zlato, иo sa blyљtн.

37. Иert nikdy nespн.

38. Akб otбzka, takб odpoveп.

39. Kto nepracuje, nech neje.

40. Vљade dobre, ale doma najlepљie.

Bez vetra sa ani lнstok (list) (na strome) nepohne.

ПЕ, вышедшие из употребления в современном словацком языке (по результатам СПЭ П. Дюрчо)

1. Cigбn mu na zuby odkazuje.

2. Hasн hutu.

3. Inde, kvinde - niи nevynde.

4. Ak si nepokazнљ, nepopapбљ.

5. Biela hъska dobre sedн.

6. Krajинr, mlynбr a baиa najlepљн pљуres majъ.

7. Keп brбny oberбљ, vtedy do stodoly poberбљ.

8. Zolvica - brata polovica.

9. Sirota nevoѕnб! (Inэ dodбva): Ale sebevoѕnб.

10. Ja tu koreт, prakoreт, a ty priљ!

11. Nemeraj chlapa do korca.

12. Na starom i do mlyna i zo mlyna.

13. Kde jarmo, tam larmo.

14. Cez sito na koryto!

15. Potratila kalendбre.

16. Duљiиku polieva.

17. Chleba sa nenarodilo a kapustu zoћrali sъkennнci!

18. Иert na тom vбpno hasн.

19. Иertovi musнљ aj vo dne posvietiќ.

20. Vyћaloval si na иervenэ opasok.

21. Frajљtбk iљiel, Frajљtбk priљiel.

22. Obutб noha, bosэ љѕak.

23. Znakovitэ - mбloktorэ dobrэ.

24. Od zбbudku s maslom hrudku.

25. Netreba jej љoљovice.

26. Dal smrti maku.

27. Kto sa chce vydaќ, musн sa rydaќ.

28. Kde vlиura nestaин, podљi lнљkou.

29. Dobrб psu mucha a иloveku repa.

30. Latinskб kuchyтa najdrahљia.

31. Dieќa z ъhora.

32. Akэ koиeт, takэ fъz.

33. Chlapovi, иo mб biele pѕъca, ћeny mrъ.

34. Aj Nebojsa zhorela.

35. Љevkyni sviтa pred prahom zdochne.

36. Chystб sa do kъta.

37. Od vody sa vљi laћъ.

Filip nechcel, ale musel.

Таким образом, материалы первой таблицы могут послужить отправной точкой для проведения паремиологических исследований на синхроническом уровне. Однако, как признает сам руководитель эксперимента, данный СПЭ ожидает существенных дополнений и корректировок: как минимум требуется применение методики Г.Л. Пермякова (для проверки знаемости пословиц путем дополнения респондентами недостающей части усеченной ПЕ), а также привлечение большего количества информантов. Вторая же таблица имеет перспективу стать базой для работ по диахронным аспектам словацкой паремиологии. Называя собственную эмпирическую диагностику демоскопической, П. Дюрчо подчеркивает его ценность для развития не только самой науки, но и паремиодидактики, поскольку качественные учебные материалы, позволяющие ознакомиться с активным пословичным фондом словацкого языка, в настоящее время попросту отсутствуют.

Теория паремиологического минимума Г.Л. Пермякова, подхваченная как отечественными паремиологами, так и словацкими исследователями, в том числе привлекла внимание их чешской коллеги Даны Биттнеровой и немецкого ученого Франца Шиндлера. Результатом их сотрудничества стал СПЭ на базе чешского языка с привлечением 19 респондентов, завершившийся публикацией списка 5738 пословиц, в той или иной степени известных современным чешскоговорящим носителям. Сам процесс реализации социопаремиологического опроса протекал в режиме, аналогичном вышеупомянутым СПЭ (Г.Л. Пермякова, М.Ю. Котовой, П. Дюрчо): девятнадцати анкетируемым был предоставлен опросник, в котором содержалось 11 151 пословиц. Из данного списка, согласно инструкциям руководителей СПЭ, участники эксперимента исключали те изречения, которых они не знали. Уточним, что при составлении анкет Д. Биттнерова и Ф. Шиндлер черпали материал из уникального многоязычного словаря славянских пословиц «Mudroslovн nбrodu slovanskйho ve pшнslovнch» (Прага, 1852 г.) Ф.Л. Челаковского [Иelakovskэ 2000]; картотеки чешского поэта и фольклориста Йозефа Спилки, включающей 2733 единицы, собранные на территории Чехии, Моравии и Силезии; а также в опросники вошли и пословицы, записанные Д. Биттнеровой и Ф. Шиндлером из уст носителей чешского языка в 1980-90х гг. - 767 единиц.

По завершении социолингвистического эксперимента, когда напротив паремий, извлеченных из вышеуказанных источников, появились отметки употребительности, авторы опубликовали список чешских пословиц, который впоследствии явился базой для словаря Д. Биттнеровой и Ф. Шиндлера «Иeskб pшнslovн - Soudobэ stav konce 20. stoletн» (первое издание в 1997 г.). Фактически этот паремиографический труд стал первой попыткой выявления пословичного минимума современного чешского языка. Основным принципом организации материала в данном словаре является классификация по «знаемости» пословиц, т.е. по количеству информантов, продолживших данную паремию в процессе проведения СПЭ. Как сообщают сами составители в предисловии к своему перевыпущенному дважды словарю, данное собрание пословиц является основой для выявления паремий, входящих в современный чешский пословичный резерв [Bittnerovб, Schindler 2003].

Обсудим более подробно результаты эксперимента, организованного Д. Биттнеровой и Ф. Шиндлером. Так, наилучшие показатели отмечаются у списка ПЕ Биттнеровой-Шиндлера, предварительно сформированного на базе «живой» речи чехов: употребительность паремий оправдалась на 53,9%, т.е. эти пословицы были узнаны 50% респондентов. Что касается единиц, извлеченных из словаря Ф.Л. Челаковского и картотеки Й. Спилки, то их распространенность оказалась гораздо меньше (55,9% пословиц из паремиографического источника Ф.Л. Челаковского и 37,1% из фонда Й. Спилки абсолютно незнакомы всем 19 опрошенным).


Подобные документы

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.