Типы преобразований словацких, чешских и английских пословиц в интернет-пространстве

Из исследованного материала напрашиваютя следующие выводы: результаты описанных выше СПЭ демонстрируют, что при выявлении общезнаемого пословичного ядра любого современного языка ошибочно было бы опираться лишь на классические источники прошлых столетий, так как пословичный фонд имеет тенденцию очень быстро обновляться, на что неоднократно обращал внимание в своих монографиях российский паремиолог В.М. Мокиенко. Комментируя работу Ф. Шиндлера «Sprichwort im heutigen Tschechischen: empirische Untersuchungen und semantische Beschreibung» (1993 г.), посвященную поискам чешского паремиологического минимума, В.М. Мокиенко доказывает существование различий между минимумом реальным и так называемым «максимальным минимумом» [Мокиенко 1996: 591]. По его словам, первое имеет отношение к «стерильным» вариантам паремий (наиболее частотные единицы), а второе - к многочисленным пословичным трансформам, которые зачастую настолько приживаются в речи, что начинают функционировать как самостоятельные единицы.

Далее, В.М. Мокиенко предупреждает ещё об одной опасности, неизбежно подстерегающей организаторов демоскопических исследований: ответы респондентов, в которых прослеживаются мутации общезнаемых ПЕ не стоит трактовать как «ложные» (к чему был склонен сам Ф. Шиндлер) только по той причине, что они ещё не зафиксированы лингвистами. Важно осознавать, что авторы таких трансформированных изречений намеренно преобразовали ту или иную известную всем единицу. Следовательно, перед современными паремиологами стоит, бесспорно, сложная, но гипотетически преодолимая задача - регистрация не только узуальных единиц, составляющих пословичную базу фольклора, но и тщательное изучение вариантных парадигм нормативных ПЕ. Иначе говоря, сбор трансформов - это весьма перспективная область актуальных паремиологических исследований. Конечно, в виду того, что старые пословицы исчезают из употребления и постепенно забываются, но в то же время язык пополняется новыми паремиями, с большой долей уверенности можно сказать, что не каждый специалист способен спрогнозировать, есть ли шансы у какого-то определенного пословичного преобразования перейти в разряд наиболее частотных паремиологических структур, но факт остается фактом - для заинтересованных исследователей каждый, пусть даже, на первый взгляд, самый индивидуальный случай пословичной трансформации, - на вес золота.

Так, многие лингвисты исследуют процессы обновления пословичных резервов современных языков (Ю.В. Бутько, Х. Вальтер, П. Дюрчо, Е.В. Иванова, А.Т. Литовкина, А.М. Мелерович, Й. Млацек, В.М. Мокиенко, Е.К. Николаева, Р. Петрова, З. Профантова, Е.И. Селиверстова, О.С. Сергиенко, Н.Н. Федорова и др.). Например, в некоторых штудиях уже упоминавшегося словацкого паремиолога Й. Млацека обсуждается тема появления в языке новых паремий. Автору представляется, что, с одной стороны, систематически речь носителей обогащают единицы, опирающиеся на существующие в языке ПЕ. А с другой стороны, иногда встречаются новообразования, которые никак не связаны с общеизвестными пословицами (и в данном контексте Й. Млацек указывает на трудности в разграничении собственно неологизмов от новых вариантов узуальных ПЕ). В своей статье «Sъиasnй premeny v paremiolуgii oиami textovej lingvistiky» [Mlacek 2008: 134] словацкий паремиолог выделяет два основных пути, по которым может происходить пополнение пословичного фонда.

Во-первых, новые единицы паремиологического уровня возникают вследствие досуговой деятельности человека (подразумеваются, прежде всего, веяния так называемой «популярной» культуры, а также современного искусства, науки, спорта и проч.), благодаря чему приобретают устойчивость разнообразные цитаты, отрывки из текстов популярных песен, названия известных произведений и т.д. При этом Й. Млацек акцентирует внимание на том, что такого рода новообразования еще не могут быть включены в основной паремиологический корпус, но определенно имеют потенциал в него войти. Далее, мы находим и иллюстративное подтверждение изложенным гипотезам. Автор приводит в пример следующие словацкие единицы: Pбsla kone na betуne; Sedн na konбri a je mi dobre и др., которые, как заметил исследователь, во многих контекстах уже функционируют в качестве настоящих паремий.

Во-вторых, существует гораздо более продуктивный способ, приводящий к обогащению речи пословичными неологизмами - это наполнение новым содержанием известных паремийных моделей/структур. Эта тенденция не является новой, она известна ещё с давних пор, и определяется данное явление термином «квазипословица» (слов. kvбzi(-)prнslovie). С квазипаремиями мы ежедневно встречаемся в медиа-текстах и разговорной речи. Например, Й. Млацеку удалось зафиксировать в этой категории такие единицы, как Akэ uиiteѕ, takб trieda; Akэ majster, takб dielтa; Akэ farбr, takб farnosќ и др.

Конечно же, аналогичное исследование уже существовало на фразеологическом материале и до Й Млацека. Здесь стоит упомянуть словарь индивидуально-авторских употреблений ФЕ в современном русском языке «Фразеологизмы в русской речи: Словарь», выпущенный отечественными исследователями А.М. Мелерович и В.М. Мокиенко [Мелерович, Мокиенко 1997], который представляет собой систематизированное лексикографическое описание особенностей семантической структуры русских поговорок в их вариантном многообразии и речевой динамике. Помимо фразеологизмов, составители включили в словарь 35 пословичных трансформов, однако, до сих пор ни в русском, ни в словацком, ни в чешском языке, не существует отдельного паремиографического источника индивидуально-авторских ПЕ.

Из лексикографического опыта паремиологов (напр., «Пословицы русского субстандарта» [Вальтер, Мокиенко 2001], «Антипословицы русского народа» [Вальтер, Мокиенко 2005], «Прикольный словарь (антипословицы и антиафоризмы)» [Мокиенко, Вальтер 2006]) также следует, что в последнее время всё большую популярность приобретает исследование и описание так называемых «антипословиц». В данном контексте необходимо упомянуть американского паремиолога немецкого происхождения, который ввёл в научный обиход сам термин antiproverb Вольфганга Мидера и его книгу «Proverbs Speak Louder Than Words» [Mieder 2008], название которой уже является трансформированной ПЕ и отсылает читателя к известной паремии Actions speak louder than words. Автор особенно подчеркивает, что пословицы, испокон веков считавшиеся непоколебимой универсальной мудростью, всё же переменчивы, как и сама жизнь. Они способны приспосабливаться к определенным условиям, которые задает им контекст. Как признается сам В. Мидер, на своих лекциях он всегда призывал студентов не бояться экспериментировать с пословицами: “If the proverb fits, use it, and if it doesn't, choose another one or change it” (“Если пословица подходит, используйте её, а если нет, выберите другую или измените её” - перевод О.Т.). Нетрудно заметить, что здесь паремиолог прибегнул к очередной трансформации общеизвестной ПЕ “If the shoe fits, wear it”, тем самым практически подтверждая свои теоретические концепции. В. Мидер не видит в этом ничего новаторского и сравнивает пословицы с монетой, у которой две стороны, а в зависимости от окружения способна проявится одна из них. Ведь пословица - это текст не статический, а динамический.

В третьей части под заголовком «Anti-proverbs and Mass Media: Interplay of Traditional and Innovative Folklore» монографии В. Мидера [Mieder 2008а] обсуждается вопрос современных вариаций ПЕ, употребление которых в большинстве своём является одноразовым. Другими словами, не все пословичные трансформы способны прижиться в языке. Среди паремий, удостоившихся почетного места в пословичном фонде английского языка, В. Мидер отмечает следующие единицы: Expedience (experience) is the best teacher, One man's trash (meat) is another man's treasure (poison), There is no such thing as a free lunch, Last hired, first fired и др. Американский паремиолог убежден, что верифицировать воспроизводимость перечисленных им языковых единиц можно в разнообразных масс-медийных ресурсах (газетах, популярных журналах, радио телевидении, в Интернет-пространстве).

При подготовке собственных изданий антипословиц В. Мидер (прежде всего имеется в виду «Antisprichworter» [Mieder 1982]) во многом опирался на коллекцию немецкого коллеги Л. Рёриха, вошедшую в монографию «Geba?rde, Metapher, Parodie: Studien zur Sprache und Volksdichtung» 1967 г. [Rцhrich 2006]. Подчеркнем, что В. Мидер черпал материал из литературных источников и СМИ, и выявленных ПЕ хватило ещё на два объемных тома антипаремий [Mieder 1985, 1989]. Однако на этом ученый не остановливается, а продолжает коллекционирование трансформированных англо-американских пословиц, которые он в дальнейшем описывает в научных эссе, где автор приводит контексты найденных анти-ПЕ и интерпретирует их функционирование. В. Мидер также дает отсылку на деятельность американского исследователя С. Гранта Лумиса [Loomis 1950, 1964] и его друга и коллеги Арчера Тейлора [Taylor 1985], чьи работы до сих пор являются классикой интернациональной паремиологии.

Наряду с вышеупомянутыми собраниями В. Мидера, большое количество антипословиц содержится в книге «American Proverbs: A Study of Text and Context» [Mieder 1990], воможность выхода в свет которой не была бы реализована без помощи русско-венгерской коллеги паремиолога Анны Литовкиной, прибывшей в США с целью работы в интернациональном архиве В. Мидера. Продуктивное сотрудничество способствовало изданию накануне миллениума совместного труда «Twisted Wisdom: Modern Anti-Proverbs» [Mieder, Litovkina 1999], фактически представляющего собой первое собрание «переделанных» английских ПЕ. В словаре содержится 3000 текстов, образованных от 320 англо-американских традиционных пословиц (напр., Eat, drink and be merry for tomorrow they may recall your credit card. Marry in haste, and pay alimony at leisure. Taste makes waist. A split personality is the only case where two can live as cheaply as one. All work and no play makes you a valued employee. Where there's a will there's a loophole. The lawyer agrees with the doctor that the best things in life are fees. Take care of your character and your reputation will take care of itself. If at first you don't succeed, you are fired. [там же]). Важно, что составителями приводятся и иллюстрации антипаремий из ресурсов СМИ.

Кульминацией совместной работы В. Мидера и А. Литовкиной стал их второй сборник под заглавием «Old Proverbs Never Die, They Just Diversify: A Collection of Anti-Proverbs», в которой находится 5000 пословиц-модификаций от 580 традиционных англо-американских паремий [Mieder, Litovkina 2006].

Более того, В. Мидер называет некоторые труды, посвященные антипословицам, которые несомненно в сумме образуют своего рода интернациональный фонд. Среди них перечислены: два венгерских собрания А. Литовкиной, К. Варги (2005 г.); два русских сборника русско-немецкого коллектива авторов В. М. Мокиенко, Г. Вальтера (2002, 2005 гг.); французские индексы антипословиц П. Барты (2005 г.), а также А. Гресиллона и Д. Майнгеноя; немецкоязычные антипословичные своды Э. Форгаш (1997 г.), Б. Ленц (1998 г.), Г.-М. Милица (1991, 1999 гг.), Л. Рёриха (1983 г.), Г. Ройфа (1989 г.), А. Саббан (1991 г.) и Б. Вотьак (1989 г.); болгарские антипаремии Х. Христовой-Готтхард (2006 г.); немецкие и польские индексы С. Прендоты (1994, 2002 гг.) и др. [Mieder 2008а: 89]. И вправду, любопытно, что паремиологи всего мира начинают уделять всё большее внимание компаративному изучению не только общеупотребительных паремий, но и антипословиц. Однако, по мнению В. Мидера, задача современных паремиографов - не просто фиксировать модифицированные паремии в контекстах и распределять их по тематическим группам, а стараться интерпретировать их использование и функцию.

Невозможно упустить из виду тот факт, что В. Мидер особенно интересуется научной деятельностью Алана Дандеса (1934 - 2005 гг.), непререкаемого авторитета интернациональной фольклористики, и пишет об этом исследователе отдельную статью под названием «The Proof of the Proverb is in the Probing': Alan Dundes as Pioneering Paremiologist» [Mieder 2007]. Как отмечает автор публикации, не важно с каким аспектом был связан тот или иной труд А. Дандеса, пословицы всегда играли важную роль в его исследованиях и рассматривались ученым как символ мировосприятия. Более того, А. Дандес активно обсуждал такие вопросы, как отражение этнических стереотипов в паремиях и восприятие ПЕ через призму национального характера.

Взгляд читателя в особенности приковывают объемные цитаты, которые приводит В. Мидер из книги «On the Structure of the Proverb» [Dundes 1975], чтобы поставить акцент на том, как А. Дандес толкует термин “proverb”:

“A proverb is a traditional saying that sums up a situation, passes judgment on a past matter, or recommends a course of action for the future. Some proverbs state a fact, such as “Honesty is the best policy”. Proverbs consist of at least one topic and one comment about that topic. They can have as few as two words: “Money talks”; “Time flies”. It is often supposed that proverbs are full of wisdom. In fact, a proverb has been defined as “the wisdom of many and the wit of one”. Proverbs fit certain situations. They are not always true for all time. Many proverbs, like certain folktales and folk songs, are truly international.” [Mieder 2008: 11]

(“Пословица - это традиционное изречение, в котором делается вывод о ситуации, оцениваются события из прошлого или даются рекомендации относительно будущих действий. Некоторые пословицы констатируют факт, например, “Honesty is the best policy”. Пословицы состоят, по меньшей мере, из одного утверждения и одного комментария к нему. Минимальный компонентный состав - два слова: “Money talks”; “Time flies”. Считается, что паремии наполнены мудростью. Фактически, пословицу часто определяют как «мудрость многих людей и остроумие одного человека». Паремии приспосабливаются к определенной ситуации, но они не являются универсальной истиной. Многие пословицы, подобно некоторым народным сказаниям и песням, являются интернациональными.”- перевод О. Т.)

Очевидно, что пословица согласно А. Дандесу - это прежде всего малый фольклорный жанр, по силе своего воздействия сравнимый с прочими произведениями народного творчества. Вместе с тем в паремии сосуществуют объективное и субъективное начала («мудрость многих людей и остроумие одного человека»). Таким образом, чрезвычайно важно максимально учитывать специфические свойства ПЕ при подборе эквивалентов. В. Мидер отмечает, что его коллега А. Дандес не отрицал саму возможность перевода паремий. Главное, чтом удастся сохранить при переложении на целевой язык и как изречение будет воспринято.

“The proverb text “Coffee boiled is coffee spoiled” may in theory be translated into any language, but the chances that the textural features of rhyme will survive translation are virtually nil. <…>The context of an item of folklore is the specific social situation in which that particular item is actually employed. It is necessary to distinguish context and function. Function is essentially an abstraction made on the basis of a number of contexts. Usually, function is an analyst's statement of what (he thinks) the use or purpose of a given genre of folklore is. Thus one of the functions of myth is to provide a sacred precedent for present action; one of the functions of proverbs is to provide a secular precedent for present action.” [Mieder 2008: 12]

(“Пословица “Coffee boiled is coffee spoiled”, по сути, может быть переведена на любой язык, но шанс того, что в переводе сохранится структура рифмы практически равен нулю. <…> Контекст фольклорной единицы - это конкретная социальная ситуация, к которой применима данная ПЕ. Важно различать контекст пословицы и её функционирование. Функция ПЕ может быть выведена на основании нескольких контекстов. Обычно функция определяется исследователем (по его собственным предположениям) исходя из причин и цели использования данного произведения фольклорного жанра. Таким образом, миф функционирует как своего рода священное описание происходящего, в то время как одна из функций пословиц - обеспечить обиходное толкование событий.” - перевод О. Т.)

В приведенном отрывке звучит весьма интересная мысль А. Дандеса: контекст пословичной единицы и её функционирование - это отнюдь не одно и то же. А следовательно, можно развить вывод В. Мидера, который считал, что задача современных паремиографов - не просто фиксировать модифицированные паремии в контекстах и распределять их по тематическим группам, а вместе с тем стараться интерпретировать их использование и функцию. Дополним данное суждение, опираясь на комментарии А. Дандеса: фиксировать модифицированные паремии необходимо сразу в нескольких контекстах. Только так можно рассчитывать на большую степень объективности во время наблюдения за функционированием ПЕ в её окружении.

По всей видимости, невозможно подвести итог деятельности А. Дандеса лучше, чем это сделал В. Мидер, который полагал, что если бы существовала Нобелевская премия за фольклористику, то ею бы непременно наградили его кумира (“If there were a Nobel Prize for folklore, Prof. Alan Dundes would be a most deserving candidate for that honor.” [Mieder 2008: 9]) Также В. Мидер признается, что его научные интересы во многом сформировались под воздействием работ А. Дандеса, который помимо прочего, являлся одновременно и учителем, и наставником, и другом В. Мидера.

В продолжении разговора об изучении паремий и антипословиц на базе английского языка, дополним информацию наработками ещё двух персоналий. Вопреки мнению американского исследователя Дж. Спирса, считавшего, что современная цивилизация не способна породить новых пословиц и поговорок, в 2003 г. в свет все же вышел словарь Г. Тайтелмана «American Popular Sayings» с привлечением большого числа контекстуальных примеров из художественной литературы и СМИ (1500 зафиксированных ПЕ и более 10000 разнообразных цитат-иллюстраций расположены в алфавитном порядке) [Titelman 2003].

Что касается англоязычных источников, в которые включены антипословицы, то здесь важно упомянуть социолингвистический словарь Андрея Резникова «Russian Anti-Proverbs of the 21st Century» (вышел в Берлингтоне, штат Вермонт) [Reznikov 2012]. По мнению А. Резникова, назрела необходимость собрать коллекцию таких паремий, которые бы отражали современное состояние «живого» русского антипословичного фонда. В предисловии автор критикует методику составления словарей его предшественников в области лексикографического описания пословичного материала. Поставленную цель создатель словаря достигает с помощью особых методов выявления материала, полагаясь только на Интернет-источники (о чем свидетельствует наличие ссылок после каждой ПЕ, её иллюстрации и толкования). Также составитель сопровождает словарные статьи замечаниями по поводу того, к какому типу пословичной трансформации относится тот или иной вариант. Поэтому автор названного паремиографического источника концентрируется не на количестве, а на качестве тех 200 единиц (отобранных из первоначальных 1000 паремий), которые он включил в словарь и которые породили многочисленные пословичные варианты (приблизительно каждая пятая ПЕ из списка А. Резникова обладает хотя бы одной видоизмененной формой).

Схематично структуру словарной статьи Словарные статьи в словаре А. Резникова «Russian Anti-Proverbs of the 21st Century» [Reznikov 2012] расположены в алфавитном порядке паремий, от которых образованы трансформы. А. Резников в своем сборнике представляет следующим образом:

Общезнаемая пословица

· Перевод на английский язык

· Значение буквальное и/ или фигуральное

· Эквивалент в английском языке

Антипословица № 1

· Перевод на английский язык

· Краткое описание контекста, который помогает читателю понять функционирование пословицы

· Лингвистические механизмы, использованные для создания данной антипословицы

· URL адрес страницы, на которой была выявлена цитата

Антипословица № 2, и т.д.

Комментарии к словарной статье

Релевантно, что в словаре А. Резникова мы имеем дело не просто с паремиями и антипословицами, а с теми единицами, которые активно употребляются в русской речи наших современников. Отметим, что многие идеи А. Резникова звучат в унисон с теоретическими положениями В. Мидера (напр., обоим специалистам кажется ошибочным отсутствие каких-либо комментариев к фиксируемым единицам в уже существующих паремиографических источниках В качестве исключения А. Резников приводит в пример словарь «Словарь русских пословиц» Х. Вальтера, В.М. Мокиенко (2002 г.), в который вошли 1000 активно употребляемых ПЕ с этимологическими комментариями и стилистическими характеристиками.; оба ученых считают необходимым выявление функции паремии на основе её контекстуального использования).

Тем не менее, согласно наблюдениям А. Резникова, далеко не все пословичные трансформы закрепляются в языке, более того, от некоторых до сих пор не образовано вариантов (или по крайней мере их наличие не установлено). Это явление паремиолог связывает с тем, что такие узуальные ПЕ способны звучать все так же актуально и не подстраиваясь под условия, продиктованные конкретным контекстом или специфической коммуникативной ситуацией. Подчеркнем, что это лишь одна из гипотез.

Наконец, А. Резников трактует выбор языкового материала для своего словаря. Русский язык осваивается западной аудиторией не настолько интенсивно, как хотелось бы. А значит, и в этом нет ни тени сомнения, присутствует потребность создания лексикографических источников, аналогичных «Russian Anti-Proverbs of the 21st Century». Ни в коем случае нельзя допустить абсолютного незнания паремийного богатства нации только потому, что изучению самого языка уделяется недостаточное внимание (сравним с масштабностью распространения английского языка). И тем более что уж говорить о таких малоизвестных языках, как чешский или словацкий. Таким образом, проблема составления качественных славянских паремиографических источников стоит ещё острее. Следовательно, подход А. Резникова, который в своем труде не просто собрал русское пословичные трансформы, но и способствовал их трансферу в европейскую культуру (посредством английского языка), имеет определенные перспективы в случае описания чешских и словацких нормативных ПЕ и антипословиц - при наличии англоязычных параллелей процесс освоения изучаемых паремиологических фондов будет протекать гораздо легче и быстрее.

Особенно справедливым кажется сформулированное предположение, если учитывать факт отсутствия исследований, посвященных выявлению наиболее употребительных словацких пословиц (исключение составляют наработки П. Дюрчо, Й. Млацека). Относительно чешского языка, согласно выводам паремиолога О.С. Сергиенко, сделавшей существенный вклад в изучение славянских пословичных трансформов в своей кандидатской диссертации под названием «Вариантность чешских и словацких пословиц» [Сергиенко 2009], «шаги, сделанные в этом направлении Д. Биттнеровой и Ф. Шиндлером на материале социолингвистического опроса 20 информантов, а также исследования, проводимые Ф. Чермаком на материале Чешского национального корпуса, нуждаются в обобщении и доработке» [там же: 11]. Эксперимент Биттнеровой-Шиндлера по выявлению узуальных чешских пословиц мы уже упоминали в магистерской ВКР ранее. Теперь остановимся подробнее на заслугах Франтишека Чермака (род. в 1940 г.) перед современной паремиологией.

Наболее известны его исследования в области корпусной лингвистики, которая благодаря новейшим компьютерным технологиям позволяет применять усовершенствованные методы в процессе изучения активного паремиологического запаса с привлечением гораздо более представительного иллюстративного материала на основе электронного корпуса текстов.

По убеждениям Ф. Чермака, изложенным в его статье «Paremiological Minimum of Czech: The Corpus Evidence» [Иermбk 2003], корпусная лингвистика способна предложить современной паремиологии альтернативные способы выявления актуального пословичного запаса носителей. Сам Ф. Чермак апробировал данный метод в ходе исследования современных чешских паремий с помощью национального корпуса (http://ucnk.ff.cuni.cz), в состав которого входят 100 000 000 токенов (или словоупотреблений, от англ. tokens). Таким образом, CNC (Czech National Corpus) по праву считается одним из самых репрезентативных в Европе.

Корпус представляет собой электронное собрание текстов, организованное таким образом, чтобы в нем можно было с помощью системы поиска найти слова и конструкции с заданными грамматическими и другими интересными лингвисту свойствами. Преимущество национального корпуса текстов, по Ф. Чермаку, состоит в том, что, во-первых, он характеризуется сбалансированностью. И действительно, корпус содержит практически все типы письменных и устных текстов, переведенных в электронный вид, в пропорциональном соответствии: художественные, публицистические, научные, учебные, деловые, разговорные, диалектные и проч. К тому же, в корпусе присутствует дополнительная аннотация (разметка), которая предоставляет основную информацию о свойствах входящих в него текстов. Разметка (метатекстовая, морфологическая, акцентная, семантическя и синтаксическая) - это то, что отличает корпус от простых коллекций текстов, которыми пестрит Интернет [Сергиенко 2009: 42-43].

Использование такого передового ресурса, каким является чешский национальный корпус, позволил Ф. Чермаку подробнейшим образом изучить 241 чешские паремии. Причем, сам исследователь отмечает, что его результаты существенно отличаются, например, от уже упомянутого нами паремиологического минимума Ф. Шиндлера (1997, 2003 гг.).

В статистике автор приводит следующие показатели: средняя частотность пословиц в корпусе: 12 (т.е. 241 пословица фигурировала в 2776 текстах). Если посмотреть на эти сведения с другой стороны, то окажется, что 0,128% корпуса чешского языка состоит из паремий. При этом усредненный объем ПЕ составляет 4,6 слов в каждой отдельно взятой единице. Любопытно, что 4 самые короткие пословицы (среди изучаемых Ф. Чермаком) - это: Pravda vнtмzн (ср. англ. Truth will prevail), Sliby chyby (ср. англ. Fine words butter no parsnips), Pшнklady tбhnou (ср. англ. People learn by examples) and Penнze nesmrdн (ср. англ. Money do not stink). Как мы видим, они состоят всего из двух слов (по сравнению с их английскими соответствиями, которые подобраны Ф. Чермаком в «Paremiological Minimum of Czech: The Corpus Evidence»). В число самых длинных паремий входят Jak se do lesa volб, tak se z lesa ozэvб (ср. англ. You get as much as you give) и Tak dlouho se chodн se dћbбnem pro vodu, aћ se ucho utrhne (ср. англ. It's the last straw that breaks the camel's back), сформированные из 8 и 10 компонентов. 100 паремий, по результатам исследования Ф. Чермака, имеют двухчастную структуру. Причем, обе половины не равны: между ними прослеживаются отношения главного и зависимого (чаще одного или двух) [Иermбk 2003].

Далее, паремиолог констатирует, что 40% из 241 паремий, имеют варианты, и приводит собственную классификацию пословичных трансформов:

1) синтагматические (напр., редуцированные: Oko za oko, zub za zub => Oko za oko);

2) парадигматические (сформировавшиеся в следствии морфологических или лексических преобразований: Ъиel svмtн prostшedky =>Ъиel vћdy svмtil prostшedky);

3) смешанные (Boћн mlэny melou pomalu, ale jistм => Rбda se skrэvб za boћн mlэny s jejich pшнsloveиnou pomalostн).

Поскольку к самому большому преимуществу метода поиска паремиологического материала в национальном корпусе Ф. Чермак относит возможность анализирования пословиц в условиях контекста, то в рамках подобной деятельности чрезвычайно важно фиксировать, в каких именно текстах обнаруживается та или иная ПЕ. Согласно показателям, выявленным ученым, публицистический стиль является абсолютным лидером по встречаемости паремий (60% ПЕ). Вопреки ожиданиям самого Ф. Чермака, второстепенную позицию заняла художественная литература (15%). Затем следуют научные и научно-популярные тексты (14% и 11% соотвественно) [Иermбk 2003: 21].

Наряду с вышеперечисленным, Ф. Чермак называет четыре наиболее известные в чешском языке паремии: Bez prбce nejsou kolбиe; Jak si usteleљ, tak si lehneљ; Pro dobrotu na ћebrotu; Co Иech to muzikant. Автор также упоминает источники самых распространенных английских пословиц: К. Хигби и Р. Милларда «Visual Imagery and Familiarity Ratings for 203 Sayings» [Higbee, Millard 1983], в котором нет ни одного совпадения со списком Ф. Чермака; а также собрание Б. Вайтинга «Modern Proverbs and Proverbial Phrases» [Whiting 1989], из 33 единиц которого лишь 13% (или 4 ПЕ) имеют параллели и в чешском списке.

Подведем итог: в передовых исследованиях по различным филологическим направлениям, в том числе в паремиологии, применение методов корпусной лингвистики, и в частности, наработок Ф. Чермака, является существенным подспорьем при поиске материала, ведь с помощью данной автоматизированной технологии становится возможным зарегистрировать и продиагностировать пословицу во всей полноте ее вариантности, что ранее было трудноразрешимой задачей.

К счастью, большинство крупных языков мира уже имеет свои национальные корпуса (правда, различающиеся по репрезентативности и уровню научной обработки текстов). Неподражаемым эталоном считается Британский национальный корпус (http://www.natcorp.ox.ac.uk/ - более 100 млн. токенов), на который ориентированы многие другие современные корпуса, напр. Национальный корпус русского языка (http://www.ruscorpora.ru/ - свыше 170 млн. словоупотреблений). Среди славянских корпусов, перечислим Чешский национальный корпус (http://ucnk.ff.cuni.cz), существование которого является заслугой Карлова университета в Праге. Назовем также Словацкий национальный корпус (http://korpus.juls.savba.sk - порядка 830 млн. токенов), Польский национальный корпус (http://korpus.ia.uni.lodz.pl/ - ок. 100 млн. словоупотреблений), Хорватский национальный корпус (http://www.hnk.ffzg.hr/ - примерно 215 млн. токенов) и многие другие.

Говоря о плюсах и минусах корпусной лингвистики в качестве эмпирического метода в паремиологии, отметим: поисковые запросы в корпусе позволяют хотя бы приблизительно вычислить частотность интересующей паремии. Но важно иметь в виду, что полученное число никогда не может быть абсолютным по причине вариабельности компонентного состава ПЕ. Предсказать все возможные комбинации элементов в рамках одного устойчивого изречения (особенно многосоставного) вряд ли является выполнимой операцией для компьютерного разума.

Суммируя изложенные сведения, касающиеся теории современной паремиологии, обобщим: совершенно очевидно, что в последние десятилетия (начиная с 70-х гг. XX в.) данная дисциплина неустанно прибавляет темпы своего развития. Об этом свидетельствует всё более нарастающий интерес лингвистов и фольклористов, которые вслед за Г.Л. Пермяковым, отдают все силы на выявление нормативного паремиологического ядра своих языков. По их мнению, этот фонд должны составлять узнаваемые («общезнаемые»), частотные, широкоупотребительные и воспроизводимые паремии. «Живые» пословицы, т.е. активные языковые единицы, всё чаще становятся объектом контрастивных исследований.

Тем не менее, ведущие паремиологи пришли к выводу о том, что при изучении пословичных корпусов, обязательно требуется учитывать мобильность и эластичность единиц паремиологического уровня языка, а значит, в современные словари паремий закономерно включать не только наиболее распространенные инварианты пословиц, но и ряд пословичных преобразований, но с соответствующими стилистическими и частотными пометами. Повторим, что подобный подход пришел на смену устаревшему принципу, согласно которому предшествующие коллекции паремий отражали максимальное количество ПЕ, существующих в языке. А поскольку лексикографам нашего времени социолингвистический паремиологический эксперимент кажется самым действенным способом сбора актуальных пословиц (Г.Л. Пермяков, М.Ю. Котова, П. Дюрчо, В. Мидер, Д. Биттнерова, Ф. Шиндлер и др.), то это позволяет приводить в словарях ещё и такие ценные сведения, как территориальные и социальные различия в статусе вариантов паремии, и их воспроизводимость в ресурсах сети Интернет.

В связи с мощной динамизацией языковой системы, которую во многом простимулировал резкий скачок в развитии современных массмедийных технологий, все большее число паремиологов начинает описывать в своих работах различные приемы модификаций пословиц, которые являются своего рода способом увеличения экспрессивного потенциала общеизвестных ПЕ с целью привлечения внимания читателя и усиления воздействия на него.

Наконец, можно было бы дополнить ряд вопросов, активно обсуждающихся на страницах современных периодических изданий (напр., журнал В. Мидера «Proverbium: Yearbook of International Proverb Scholarship», выпускается с 1985 г.) и коллективных монографий (напр., под ред. Х. Христовой-Готтхард «Введение в паремиологию» [Hrisztova-Gotthardt 2015] и под ред. О.В. Ломакиной «Паремиология в дискурсе» [Ломакина 2015]): сопоставительная паремиология и паремиография, этимология ПЕ, вопросы классификации пословиц и их вариантов, семиотика и семантика паремий, логические и синтаксические модели ПЕ, когнитивные аспекты в изучении устойчивых изречений, теория концептуальной метафоры Дж. Лакоффа и М. Джонсона и её связь с паремиологией; предметом дискуссий также становятся потенциальные эмпирические методы исследования пословичного фонда, значение достижений корпусной лингвистики для современной паремиологии; много внимания уделяется описанию функционирования пословиц и их трансформов в контексте (в частности, взаимовлиянию текстового окружения и паремии друг на друга, прагматическому воздействию на адресата); важное место занимает обсуждение вопросов паремиодидактики.

В заключении к Главе №1, коротко сформулируем круг рассмотренных тем: 1) были описаны передовые социопаремиологические способы сбора пословиц и работы с полученным материалом (этапы осуществления СПЭ в реальном и виртуальном пространстве, верификация данных в электронных ресурсах Интернета); 2) охарактеризованы основные паремиографические источники, послужившие опорой для новейших демоскопических исследований (СПЭ) на базе словацкого, чешского, английского и русского языков; 3) перечислены перспективные и оправдавшие себя прикладные технологии выявления воспроизводимых ПЕ (напр., поисковые разработки корпусной лингвистики); 4) отмечены основные преимущества и некоторые недостатки обсужденных эмпирических методов в паремиологии; 5) продемонстрирован нарастающий интерес к дисциплине в современном научном сообществе на примерах последних коллекций узуальных пословиц и их преобразований в изучаемых языках.

В подтверждение последнему тезису приведем факт наличия интернациональной пословичной базы данных, созданной финским профессором Матти Кууси, и доступную на странице http://lauhakan.home.cern.ch. Портал позволяет осуществлять поиск паремий (достаточно ввести лишь её часть) через английский язык. В результатах возможно проследить дистрибуцию финских пословиц (и других ПЕ в балтийских культурах) в прочих языках мира (европейских, африканских, азиатских и т.д.). Электронное хранилище вмещает в себя также индекс лексикографических трудов, изданных передовыми паремиологами из разных стран (к сожалению, нами замечено, что чешские и словацкие источники в базе представлены довольно скудно). Несмотря на то, что портал М. Кууси, очевидно, требует дальнейшей модернизации, напрашивается однозначный вывод: это одно из новейших достижений в изучаемой дисциплине.

2. Синтаксическая и семантическая структура нормативных и вариантных ПЕ

В качестве вступления ко второму разделу работы необходимо снова обратиться к исходному положению, на котором базируется данная магистерская ВКР. Речь идет, прежде всего, о паремиологическом уровне языка, существование которого убедительно доказано проф. Г.Л. Пермяковым. В состав паремиологической системы входят как узуальные, так и трансформированные пословичные единицы, в частности, объект нашего изучения представляют словацкие, чешские и английские.

Из вышесказанного следует, что паремии, будучи самостоятельным классом языковых единиц, обладают рядом специфических признаков, а именно паремиологическими универсалиями [Котова 2010: 18-25]. Закрытая синтаксическая структура (т.е. синтаксически завершенное предложение) и уникальная семантическая природа пословицы (коннотации ее семантики: “общезнаемость”, дидактичность, афористичность и функциональная тождественность крылатым словам и цитатам) относятся к самым ярким паремиологическим универсалиям.

«Живые» пословицы, функционирующие в современном языке, также обладают некоторыми другими, общими с фразеологизмами, свойствами: экспрессивностью, воспроизводимостью и относительной устойчивостью. Важно сакцентировать внимание на двух последних из перечисленных признаков, поскольку именно они релевантны при разграничении нормативных и факультативных пословичных единиц.

Занимая собственную языковую нишу, паремии способны вступать в парадигматические отношения, что наглядно демонстрируется чрезвычайно развитой пословичной вариантностью. Приведем конкретную иллюстрацию для подкрепления данного утверждения: в ходе работы над ВКР бакалавра по теме: «Контекстная реализация словацких пословиц в Интернет-пространстве» (СПбГУ, 2014 г.) автором настоящего исследования было подсчитано, что в результате социолингвистического паремиологического эксперимента М.Ю. Котовой, проводившегося в течение 2002/ 2003 учебного года, было собрано около 4 900 словацких паремий, включая пословичные варианты. Из названного числа около 550 ед. составляют исходные пословицы, оставшееся количество единиц - это следствие паремиотворчества, которое дает возможность обыграть существующие инварианты, преобразовать их компонентный состав или же вложить в традиционную паремию новый смысл. Самые удачные трансформы (неиссякаемым источником которых являются современные масс-медийные ресурсы) постепенно приживаются в языке, образуя вариантную парадигму общезнаемых ПЕ, и обогащают не только повседневную коммуникацию, но и пословичный фонд в целом. Именно благодаря семантической структуре пословиц прослеживается общая тематическая связь между нормативной пословицей и её вариантами, о которых речь пойдет в следующем параграфе.

• 2.1 Пословичная парадигматика: нормативность и вариантность. Инвариант ПЕ

Как следует из Главы №1. Актуальные проблемы паремиологии и вступления к данному разделу работы, теория паремиологического минимума продолжает задавать вектор пословичным исследованиям, и, по сути, формирует понятие языковой нормы в паремиологии.

В этом контексте невозможно не упомянуть, что ещё члены Пражского лингвистического кружка (1926 - 1952 гг., обновлен в 1990-х г.) говорили о нормативности языка на основе таких критериев как употребительность, моделируемость, воспроизводимость, и рассматривали языковую норму в тесной связи с узуальностью единиц.

Общетеоретическая база интердисциплинарных исследований была заложена в коллективном сборнике Б. Гавранека, Р. Якобсона, В. Матезиуса, Я. Мукаржовского и М. Вайнгарта «Литературный чешский язык и языковая культура» [Havrбnek, Weingart 1932]. Ключевую роль в формировании теории литературного языка, определении понятия языковой нормы, а также дифференциации терминов узус, кодификация, стабильность и вариантность языковых единиц и др. сыграла вошедшая в сборник статья «Задачи литературного языка и его культура» Б. Гавранека [Havrбnek 1932].

Понятие нормы трактовалось следующим образом: “…lidovэ jazyk… mб svou v1astnн normu, totiћ soubor jazykovэch prostшedkщ gramatickэch i lexikбlnнch (strukturбlnнch i mimostrukturбlnнch), pravidelnм uћнvanэch” [Havrбnek 1932: 33] («… у национального языка… есть своя норма, т.е. набор языковых средств, грамматических и лексических (как структурных и внесистемных), используемых регулярно» - пер. О.Т.). Иначе говоря, предлагалось подходить к лингвистическому анализу с функциональной точки зрения на синхроническом уровне. Научным коллективом ПЛК особое внимание уделялось новым элементам языковой структуры, присутствующим в живой речи.

Как известно, лингвисты Пражской школы пришли к пониманию того, что норма - это, с одной стороны, конкретные требования к употреблению языковых средств, преследующие кодификационные цели, а с другой стороны, это весь языковой материал, который регулярно используется носителями самопроизвольно, не зависимо от “правильности” или уместности. Таким образом, в лингвистике сложилось двоякая интерпретация нормы - это и совокупность функционирующих в системе правил (более раннее, традиционное представление), и, связанное с термином узус общепринятое говорящими на данном языке употребление речевых единиц. Узуальность одновременно противопоставляется и окказиональному (случайному, однократному, индивидуальному, обусловленному специфическим контекстом) употреблению, и языковой норме.

Что касается нормы в паремиологии, то на данном этапе ни один из указанных методов рассмотрения статуса единиц не является доминирующим. Можно говорить только о закрепившейся традиции отображать в паремиографических изданиях исключительно инварианты и не включать пословичные новообразования. Хотя в наши дни все более популярной становится тенденция обращаться, в том числе, к модификациям общеизвестных паремий, что значительно обогатило наши представления о границах пословичного фонда. Для проведения настоящего исследования выбран второй (узуальный) подход к изучению словацких, чешских и английских ПЕ. По ходу работы подводятся итоги, аргументирующие выбор автора ВКР.

Нужно подчеркнуть, что в связи с расширением горизонта паремиологических интересов, особенно актуальной становится проблема изучения пословичных вариантов. Трудно умолчать о том факте, что ранее специалисты, занимающиеся описанием образных изречений, чаще рассматривали такие единицы как устойчивые, что неизбежно навязывало восприятие пословиц как неизменяемых, клишированных выражений.

В действительности же, при более внимательном рассмотрении выясняется, что паремии обладают лишь относительной устойчивостью. Конечно, любая воспроизводимая и широко известная пословица может быть узнана и оказать воздействие на собеседника лишь тогда, когда в сознании носителей языка за ней закреплена какая-то общезнаемая коннотация, «которая поддерживает экспрессивность пословицы, укрепляет её коммуникативную функцию» [Котова 2010: 21]. В этом и заключается специфика коннотативного плана семантики паремий.

Бесспорно, в речевых произведениях формальная (а часто и образная) структура пословицы изменчива (под влиянием контекста), но за счет закрепленной за общеизвестной единицей коннотации у реципиента формируется ощущение относительной цельности, связанности текстового сегмента, представленного в виде ПЕ, даже если некоторые компоненты этой общезнаемой паремии заменены или частично реорганизована её синтаксическая (и/ или семантическая) структура. Доказательством узнаваемости модифицированных паремий служат слова одного из крупнейших исследователей синтаксиса русских пословиц З.К. Тарланова: «она (пословица) по своей природе не столько информативна, сколько нравоучительна, не столько рассказывает о чем-либо конкретном, сколько напоминает о типическом» [Тарланов 1982: 26].

Опираясь на изложенные выше рассуждения, можно предположить, что вариантная парадигма паремий развивается как раз благодаря тому, что пословицы, по Г.Л. Пермякову, - это лишь «знаки ситуаций» в отличие от фразеологизмов («знаки вещи»), которые в смысловом отношении эквивалентны слову [Пермяков, 1970: 19, 34]. Нормативная единица, таким образом, становится своего рода моделью, в которой могут заменяться уже присутствующие элементы, включаться дополнительные, либо же по её схеме способны образовываться новые ПЕ.

Далее рассмотрим вопросы критериев отнесения пословиц к разряду нормативных на материале словацкого списка пословиц, полученного в ходе социолингвистического паремиологического эксперимента М.Ю. Котовой и обработанного при участии автора магистерской работы. Прежде чем принять решение о статусе единицы (нормативная ПЕ/ вариант/ инвариант), предлагается учитывать следующие параметры: количество информантов (по данным из анкет), наряду с наличием или отсутствием примеров в Интернет-ресурсах (выявлялись О.Н. Тарараевой).

Сразу же стоит подчеркнуть, что безвариантные паремии, зафиксированные в процессе работы со словацким и чешским пословичными перечнями, представляют особый интерес в рамках изучения вопроса паремиологический нормы. На первый взгляд кажется, что именно эти паремии в большей степени подходят под понятие нормативных. Однако подобная гипотеза может оказаться ошибочной ввиду того, что оценка производится при учете лишь одного критерия, т.е. наличия/ отсутствия варианта(-ов) у пословицы. В ходе обработки словацкого списка было выявлено 42 единицы, не имеющие вариантов:

Таблица № 1

Таблица № 3 построена таким образом, что паремии, примеры употребления которых были выявлены на веб-страницах, помещены в левом столбце (35 ед.), случаи без иллюстраций расположены в колонке справа (7 ед.). Наполнение таблицы осуществлялось согласно степени употребительности единиц, т.е. по убыванию общего числа информантов. На основании полученных сведений можно сделать вывод, что не все пословицы, не имеющие вариантов, могут считаться нормативными. Так, например, нет достаточных оснований относить безвариантные паремии из правой части таблицы к разряду нормативных единиц по двум объективным причинам: 1) низкая степень употребительности (если опираться на количество респондентов, указанное в скобках); 2) отсутствие контекстной реализации в Интернете (а следовательно, факты воспроизводимости данных ПЕ не выявлены).

Если обратиться к левому столбцу Таблицы № 3, то содержащиеся в ней паремии обладают как минимум одним наглядным примером использования в контексте на хотя бы одном портале в глобальной сети Интернет. Однако статусом нормативности не обладают пословицы, помещенные в нижней части таблицы, поскольку небольшое число информантов заставляет усомниться в общезнаемости этих паремий.